Питер Снелл. Без труб, без барабанов

Разрыв с Артуром

Конец поездки был, к сожалению, испорчен разрывом с Артуром. Это событие широко освещалось в прессе.

Как только я прибыл в Окленд, передо мной положили газету, в которой заглавными буквами утверждалось, что Артур не намерен больше работать со мной.

Такому состоянию дел я был в значительной степени обязан одному репортеру — любителю сенсаций, который обратил внимание Артура на статью в известном американском спортивном журнале. В этой статье было сказано, что я будто бы лишь подыгрываю Артуру в его тренировочной методике, хотя теперь уже знаю о тренировке на средние дистанции больше, чем он сам. Оскорбленный Артур, будучи Артуром, безоговорочно заявил, что не желает более со мной сотрудничать.

В этот разрыв, грозивший положить конец нашей столь плодотворной связи, несомненно, внесли свой вклад и мелкие инциденты, которые возникали у нас и прежде.

Нельзя было не признать, что Артур переменился в последние годы. Я также переменился. Естественно, наши отношения не могли быть такими же, какими они были с самого начала. У меня было свое «я», и временами очень обижало то, что я не мог его проявить, Артур, по-видимому, либо не понимал, либо игнорировал это.

Я сказал в том злополучном интервью в Америке, что я очень благодарен Артуру за преподанные мне основы тренировки в беге на выносливость, развитие которой есть основа системы Лидьярда. Я сказал также, что, выполняя скоростную работу, я знаю ее последствия для себя, и что касается лично моей тренировки, то знаю о ней немножко больше, чем он. Одна из причин, почему я так сказал, заключалась в том, что Артур раньше включал в наш тренировочный план три месяца работы на дорожке. На опыте своих спортсменов теперь он снизил этот срок до двух месяцев.

Мы с Артуром хорошо ладили, пока он был только учителем, а я только учеником. С этого мы начали. Наши характеры были весьма различны, и это было ясно с самого начала, однако всякие трения исключались, потому что мне было нужно у него научиться всему, что он знал. Собственных взглядов на тренировку я в то время не имел.

Однако даже тогда, когда я научился настолько, что почувствовал себя в состоянии принимать собственные решения, Артур, мне кажется, продолжал видеть во мне только ученика. Он не хотел замечать, что я завоевал независимость. Я уверен, что во многих отношениях мы не подходили друг к другу. Мюррей говорит, что мы с Артуром подобны двум полюсам, и, вероятно, это правильно. То обстоятельство, что мы оба стали иными, не изменило картины. На заре нашего сотрудничества я доводил себя до изнеможения, потому что так нужно было Артуру, но теперь, когда я встал на ноги и обрел независимость, это нужно было мне.

Возвращаясь к упомянутой проблеме скоростной работы, я должен объяснить, что Артур, разработав наиболее приемлемый способ приобретения общефизической подготовленности и выносливости, после различных экспериментов включил в свою тренировочную систему программу скоростного бега, и именно эту программу я лично считаю гораздо менее важной и ценной, чем та часть его системы, которая дает общефизическую подготовленность и выносливость.

Тренеры за границей склонны до деталей входить во все аспекты скоростной работы, видя в них ключ к успеху, однако я считаю, что на самом деле любая форма скоростного бега, приучающая к темпу соревнований на специфическую дистанцию, годится для приведения бегуна в форму. Если, конечно, фундамент общефизической подготовленности и выносливости уже заложен. Естественно, спортсмен должен понимать, что с ним происходит, когда он выполняет эту работу.

Я убедился в своей правоте на опыте подготовок к сезону 1962 года, когда уже в первую неделю скоростной работы и только после двух недель тренировки по кругу я был в состоянии пробежать три четверти мили за 3.04,0. А после трех недель тренировок, прерываемых состязаниями, я пробегал милю за 4.01,5.

Когда Артур впервые выдвинул свои тренировочные методы, они резко расходились с общепринятыми. Тогда считали, что тренировка должна быть легкой и не перегружать организм бегуна. Часто такая ненаправленная работа заканчивалась бутылкой крепкого портера. Конечно, в то время многие скептически относились к идеям Артура. Я же, несмотря на свои расхождения с ним, нисколько не сомневаюсь в исключительной ценности его системы. Я заявляю только, что поскольку эта система касается лично меня, то приспособление ее к моим особенностям делает ее еще эффективней.

Все же спустя некоторое время после этого публичного разрыва мы с Артуром совершили двухнедельное турне по Новой Зеландии с чтением лекций. Повсюду сильно удивлялись, что мы не собираемся бросаться друг на друга с кулаками.

Это совместное турне многим прояснило существо дела, и люди поняли, что наши недоразумения были раздуты прессой. Полного согласия между нами не было, но не было и столь больших расхождений, как большинство полагало.

Это турне, в котором мы выступали по нескольку раз в день в различных городах и на различных собраниях, плохо увязывалось с тренировкой. Ритм моей жизни был нарушен, а вместе с ним были расстроены и тренировочные планы. Правда, мне удалось уже однажды в спешном порядке войти в форму — к соревнованиям в США, однако в настоящее время я уже не чувствовал себя подготовленным. В те дни я не оценил в должной степени необходимость снова пройти фундаментальную подготовку. Я даже соблазнился возможностью защитить свое звание чемпиона страны по кроссу, однако эту идею пришлось выбросить из головы, когда я на ежегодных командных состязаниях по кроссу пришел тридцатым. Год назад я в этом соревновании был победителем.

Моя тренировка была эпизодической частью из-за необходимости приспосабливаться к семейной жизни, частью из-за разрыва с Артуром и, наконец, из-за перерывов в ежедневной тренировочной программе, поддерживать которую в напряженной тренировке очень важно для спортсмена.

Сезон 1964 года начался для меня 21 октября 1963 го да выступлением на милю в Местертоне. В то время моя тренировка по холмам была в самом разгаре. Миля в Местертоне была организована с участием австралийца Рона Кларка, Джона Дэвиса и обещала быть крупным соревнованием. В этом состязании особенно отличился Джон, а я был единственным бегуном, не показавшим ничего хорошего.

Джон выиграл забег с отличным для начала сезона временем — 4.06,0, на 20 ярдов впереди Рона (4.09,0) и на 40 впереди меня (4.12,0). К счастью, перед началом соревнований я оставил для себя лазейку, сказав, что надеюсь показать 4.15,0, или лучше и что вне зависимости от исхода встречи я рассматриваю ее как часть своей тренировки. Я продемонстрировал искренность своего за явления, проделав сразу же после состязания хорошую 15-мильную пробежку.

Рон, пробежавший после мили еще три мили с хорошим временем — 13.48,0, присоединился ко мне на следующий день. Мы пробежали 20 миль. Я не думал тогда, что вскоре, в том же сезоне, Рон станет мировым рекордсменом на 10 000 м и 6 миль, а позднее на три мили и 5000 м.

Тем временем Джон организовал встречу в Токороа, центре знаменитых лесных участков острова Северный. Эту встречу финансировала «Нью Зиленд Форест продактс», компания, где Джон работал. Чтобы придать соревнованиям международный характер, из Австралии был приглашен Тревор Винсент, хорошо подготовленный на милю, хотя более известный как бегун на 3000 м с препятствиями.

Погода не благоприятствовала состязанию и в особенности не годилась для меня. Моя сила — в энергичном толчке, благодаря которому я могу бежать размашистым шагом. На твердой поверхности я чувствую себя точно на пружинах, но на сырой я увязаю. Соревнование выиграл снова Джон Дэвис, и на этот раз я отстал от него на целую прямую. Даже учитывая, что погода была более неблагоприятной для меня, чем для Дэвиса, я не мог не чувствовать его превосходства в тот вечер, когда он, хорошо подготовленный, бежал перед своей публикой.

Это поражение вместе с неудачей в Местертоне создало для меня значительные трудности. Сторонники Артура, намекая на наш разрыв, уже многозначительно говорили «ага».

Спустя десять дней я снова стоял на старте рядом с уверенным в себе Джоном. На этот раз соревнования были организованы «Краун Линн Поттериз». Теперь у меня было немножко больше шансов на победу, чем у Джона, потому что мы состязались на 1000 м. На стадионе собралась огромная толпа, и я думаю, что большая часть публики пришла, чтобы приветствовать нового чемпиона.

Мы прошли половину мили за 1.50,0, довольно близко к графику мирового рекорда. Перед состязанием было объявлено, что мировой рекорд может пасть. Джон вел бег и, как только мы прошли полмили, начал спринт.

Я бежал вплотную к его плечу, готовый к поединку на последней прямой, как вдруг неожиданно моя левая рука задела его ногу, и Джон растянулся на земле, почти на том же самом место, что и Ривз в свое время.

По инерции я прошел мимо него, но тут же импульсивно сбавил скорость бега, сознавая, что Джон лежит на дорожке по моей вине. Джон поднялся, продолжил бег и выиграл соревнование. Я пришел на финиш трусцой вслед за Бобом Гамильтоном. Само собой разумеется, о хороших результатах не могло быть и речи.

Хотя вплоть до несчастного падения темп бега был довольно высок, я все же не чувствовал себя в форме. Это подтвердилось и в Нельсоне, где я пробежал полмили всего за 1.52,0. Однако у меня не оставалось времени раздумывать над своим состоянием, потому что был уже конец января и в Новую Зеландию приехала американская команда бегунов — Кэри Вейзигер, С. К. Янг и Даррил Хорн. Ее турне начиналось соревнованиями в Вангануи.

В Вангануи я пробежал милю практически в одиночестве, показав 3.57,6. Мой старый соперник Билл Бейли смог удержаться за мной почти до самого финиша и впервые за свою долгую спортивную карьеру выбежал из четырех минут. В то время ему было 29 лет. Вейзигер пришел третьим, и было очевидно, что ему придется еще пробежать один-два раза, прежде чем он войдет в форму.

Неожиданно я наконец обрел себя. Эта миля привела меня в норму. Спустя два дня я отправился в Гисборн на ленч в «Ротари-Клуб». До этого я согласился принять участие в еженедельной клубной встрече и сказал, что, возможно, проведу показательное выступление. Я рассчитывал провести бег без особого напряжения, так как через два дня после этого мне предстояли новые международные состязания.

Однако когда я прибыл в оклендский аэропорт и увидел там барьеристку Эвис Макинтош, у меня возникло тяжелое предчувствие. Она сказала мне, что тоже летит на соревнования в Гисборн. Это показалось мне странным. Мой проезд оплачивался ассоциацией в Нейпире, потому что из Гисборна я должен был поехать туда на международную встречу. Но каким образом, размышлял я, Гисборн может платить за проезд Эвис, если это только соревнования местного клуба?

Мои сомнения усилились, когда мы прибыли в Гисборн и я увидел выставленные в витринах магазинов афиши, приглашающие зрителей на соревнования.

Когда же я увидел пятитысячную толпу на стадионе, мне стало ясно, что это за «клубная встреча». Такая реклама и такая толпа зрителей означали, что я должен был распроститься с намерением совершить легкую пробежку, скажем, за 1.56,0.

Забег был гандикапированный, и мне пришлось пробежать первый круг за 54 секунды, прежде чем я достал лидеров. Затем я несколько сбавил темп, но за 220 ярдов до финиша сделал энергичный рывок и пришел к ленточке с результатом 1.50,8. После всех моих сомнений и предчувствий я был доволен, что бег оказался для меня легким.

На следующее утро я отправился поездом в Вейроа, чтобы присутствовать на другой клубной встрече. Здесь мне также предстояло показательное выступление. Я снова был настроен провести состязание с как можно меньшей затратой сил, но, поскольку местные бегуны были полны решимости бороться со мной, мне пришлось сначала пробежать 100 ярдов за 10,2 (мой лучший результат на эту дистанцию), а затем полмили за 1.54,0.

Во время этого забега я довольно плохо почувствовал себя на втором круге. Я отнес это недомогание на счет предшествующего выступления в Гисборне и больше о нем не думал. Прилетел в Нейпир, сделал пробежку и отправился отдыхать в отель. Около 6 часов вечера меня опять начало поташнивать, как и во время пробежки в Вейроа, но на этот раз у меня быстро развились все симптомы легкой дизентерии. Хозяин отеля рекомендовал мне брэнди и портвейн, но эти средства, может быть и хорошие для других, на меня не оказали никакого действия.

Я должен был выступать на полмили против Кэри и Джона. Я спустился на дорожку и объяснил судьям, что чувствую себя плохо и если во время разминки мне не станет лучше, то участвовать в соревновании не смогу. Разминку я начал чувствуя крайнюю слабость, а в конце ее мне стало еще хуже. Незадолго до старта я решил, что мне лучше не бежать, и подошел сказать об этом организатору соревнований. «Конечно, — ответил он, — Однако мы должны вызвать доктора, чтобы снять с себя ответственность за ваш отказ».

Позвали врача, и тот, осмотрев меня, взялся прощупать мой пульс. К тому времени я уже размялся и поэтому немало подивился, размышляя, что может сказать доктору мой пульс. Я объяснил свое самочувствие и признаки болезни и был ошарашен, когда он сделал предположение, что мое недомогание — результат естественного волнения перед стартом. «Не будет абсолютно никакого вреда, — добавил он, — если вы возьмете старт. В конце концов, если появится недомогание, можно прекратить бег».

Приговор был вынесен в присутствии организатора, и мне не оставалось ничего другого, как согласиться на предложение. Тем не менее я решительно заявил, что стартую против своей вопи.

Мне удалось продержаться первую половину дистанции, а затем меня так скрутило, что я едва закончил бег. Я с трудом выиграл у местного бегуна… предпоследнее место. Мой результат был 1.55,7.

Организатор соревнования решил объяснить ситуацию публике через микрофон. Желая угодить одновременно и мне и публике, он совершенно испортил все дело, заявив, что я чувствовал себя крайне плохо и согласился бежать лишь только для того «чтобы не обидеть дорогих зрителей».

Немедленная реакция стадиона была такова: «Снелл — идиот».

Мне потребовался не один день, чтобы избавиться от последствий этого неосторожного поступка.

Мой врач в Окленде, узнав от меня всю историю, всплеснул руками. «Бежать в этом состоянии, — сказал он, — было самым худшим из всего, что можно было подумать».

Лечение, в котором я нуждался, было как раз противоположным — полный покой.

Следующее важное состязание состоялось на милю в Окленде спустя полторы недели. Из-за того, что в этом сезоне я еще не имел удовольствия побить Джона, я, понадеявшись на полное выздоровление, согласился бежать. С приближением соревнования в прессе стали много писать о нем, и теперь пути назад уже не было. Однако все, что я мог себе позволить, был бег трусцой. Я избегал напряженной тренировки, отчаянно надеясь на то, что все будет в порядке. Но мои надежды не сбылись.

Это было еще одно соревнование, в котором мне не следовало участвовать, хотя в известном смысле оно пошло мне на пользу. Оклендцы никогда не видели меня побитым в крупных соревнованиях, но на этот раз 25 тысяч человек стали свидетелями моего поражения. До них дошло наконец, что я только человек, а не машина. Однако было очень неприятно видеть на финише фоторепортеров, лихорадочно фиксирующих на финише порядок прибытия бегунов. Я закончил бег далеко позади Джона и Кэри. Было горько сознавать, что я впервые в жизни не смог победить перед столь многочисленной толпой собственных болельщиков.

В тот день стояла жара, и после первых 220 ярдов я понял, что поражение неизбежно. Я надеялся, что в условиях состязания смогу подстегнуть себя, но этого не случилось. Я с трудом волочил ноги, в то время как другие увеличивали темп бега. Наконец я совсем сдал. Я больше ничем не мог подстегнуть себя. Мой результат 4.07,9 был на десятую секунды хуже, чем в Токороа.

Я выиграл чемпионат Окленда на полмили и удержал свое звание чемпиона на первенстве страны, показав 1.53,8. На финишной прямой я с трудом не дал себя обойти. Это была самая бесцветная из моих побед.

Эти результаты были причиной того, что мои шансы не предстоящих в конце сезона Олимпийских играх котировались очень низко. Я знал, что за рубежом будут судить обо мне по результатам и по местам, которые я занимаю на соревнованиях. А что касается таких факторов, как заболевание или недостаточная подготовленность, то они даже в Новой Зеландии не очень-то принимались в расчет.

Джон, хотя и не показавший во время турне результата лучше четырех минут на милю, считался бегуном, за которым будущее, моим преемником и новой надеждой страны на Олимпиаде в Токио.

Такие вещи весьма обычны для спорта. Публика склонна очень быстро забыть или презреть тех спортсменов, которые не оправдали ее надежд. Как только вы перестаете побеждать, о вас забывают. Вас смахивают со счета. Во мне такая реакция породила безудержную решимость доказать, что люди заблуждаются относительно меня. Пусть Джон продолжает быть олимпийской надеждой.

Но я еще не сошел со сцены.