Питерские тайны Владимира Яковлева

Осень 1999 года. В Доме приемов компании «Логоваз» самый могущественный на тот момент российский олигарх Борис Березовский собрал совещание своих соратников. Вернее, в старинный особняк в центре Москвы приехали несколько человек из принадлежавших олигарху средств массовой информации. Главным образом, это были ведущие и менеджеры Общественного российского телевидения — стратегического наступательного вооружения в арсенале Березовского.

Впрочем, совещанием в обычном смысле слова это мероприятие назвать нельзя. Последние месяцы Борис Абрамович собирал у себя людей и обсуждал ход парламентской избирательной кампании чуть ли не ежедневно. Встречи, телефонные переговоры, обмен идеями и материалами по кругу — «Логоваз», Кремль, Останкино, — политический процесс не прекращался ни на один день и напоминал оборонительную военную кампанию с последующим контрнаступлением по всем фронтам. Как обычно, решалась не просто судьба депутатских мандатов и обитателей кремлевских кабинетов, на кону стояла судьба России. За меньшие по масштабу и значению задачи Борис Абрамович никогда не брался.

Правда, в штаб-квартире Березовского планирование отдельных операций очередной политической войны проходило с особым комфортом. В Дом приемов «Логоваза» все всегда приезжали с удовольствием. Побывать в Доме — означало если не приобщиться, то хотя бы приблизиться к кругу избранных, посвященных в великие тайны самой загадочной компании России, а через нее — и к тайнам Кремля, секретным материалам большой российской политики. При этом обстановка Дома — роскошь интерьеров, антиквариат, предупредительный, вышколенный персонал — безотказно действовала на наиболее уязвимые участки головного мозга посетителей. Даже колокольчик, которым хозяин особняка вызывал официантов или секретарей, казался каким-то сказочным инструментом в нашей буйной пролетарской стране.

Особняк отреставрировали еще в 1991 году: Березовский с товарищами — кооператорами первыми из новых русских предпринимателей — вложили часть своих свежезаработанных денег в такой непонятный советскому человеку проект. На торжественном открытии Дома приемов и банкете генеральный директор Волжского автомобильного завода и по совместительству член совета директоров компании «Логоваз» Владимир Каданников был настолько поражен увиденным, что несколько раз повторял одну и ту же фразу: «Россия, действительно, удивительная страна: все вокруг воруют и все равно кое-что остается».

Березовский умел не только красиво жить, но и с удовольствием разрешал другим пользоваться окружавшим его комфортом. Поэтому слава и слухи о Доме приемов ходили по всей Москве. Внутри — ресторан и бар, где бесплатно кормили разными деликатесами и разрешалось безвозмездно (то есть даром) часами пить коньяк и виски, ожидая никогда не отличавшегося пунктуальностью и вечно откуда-то и куда-то спешившего Бориса Абрамовича. Халява действует на неокрепшую психику постсоветского человека, взращенного на дефиците материальных благ, безотказно, парализуя волю и снижая сопротивляемость организма к внешнему воздействию. Поэтому в Доме приемов народ толпился всегда. Особенно в критические для Родины моменты.

Итак, на этот раз на совещание к Березовскому собрались телевизионщики. Главная тема — губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев, третий номер в избирательном списке политического блока «Отечество — Вся Россия». До парламентских выборов остается всего-то месяц с небольшим, а ведомый Примаковым и Лужковым блок ОВР и примкнувший к ним Яковлев широким фронтом, напористо и самоуверенно наступают на политические позиции Кремля.

Защитники президента Ельцина от претензий Примакова и Лужкова отбивались активно. Эти два деятеля — политики с путаными биографиями и неоднозначной репутацией — у значительной части российских избирателей вызывали подозрение, раздражение и явную антипатию, поэтому бороться с ними было относительно просто. Стоило Лужкову выступить с каким-либо политическим заявлением или выехать в соседнюю страну с важной политической миссией, выходящей за рамки коммунального хозяйства Москвы, как сразу же возникало множество поводов для критики столичного мэра. Мрачный Примаков, по-моему, давно разучившийся публично говорить правду, в силу возраста стал все чаще путаться в собственных же византийских интригах и попадать впросак.

Но как нейтрализовать Яковлева и вывести его из политической игры? Обсуждали долго и нервно. Как подобраться к питерскому губернатору, который не лез на рожон и не предлагал реанимировать сомнительные прожекты, как то: поворот северных рек в Среднюю Азию? Перебирали разные варианты: в публичной политике он недавно, бизнесом никогда не занимался, жена цементными заводами не владеет. Зато вспомнили об убийстве Галины Старовойтовой: депутата Государственной Думы застрелили на лестничной клетке возле ее собственной квартиры в Санкт-Петербурге. Скандал? Однозначно! Газеты тогда писали: «Криминальная столица погубила сильную женщину и знаменитого политика». Сюжет просто просится на страницы захватывающего детектива. К тому же там, в Питере, убили еще парочку высокопоставленных местных чиновников. Даже Чубайс на похороны приезжал и клялся найти и наказать убийц. Какой все-таки страшный город! «Питер — криминальная столица»? Действительно, почему нет. В общем, отличная идея: страшный город, полный бардак. Кто виноват? Губернатор. Вы хотите криминальную страну? Тогда голосуйте за блок «Отечество — Вся Россия». Отлично! Так и запишем: «Питер — криминальная столица»! Массированная атака может вынудить Яковлева отказаться от участия в парламентских выборах, и тогда весь предвыборный блок ОВР, лишившись третьего номера из федерального списка для голосования, существенно ослабнет. По крайней мере, идея рабочая и конкретная. Стоит попробовать!

Не хватало фактов, доказательств, аргументации. Нужны имена, пароли и явки. Тут же созвонились с Петербургом, с разоблачителем оборотней и обличителем пороков Александром Невзоровым. Он должен был срочно вылететь в Москву и наполнить красивую формулу убийственным содержанием.

Владимир Яковлев к этому моменту уже три года руководил правительством Санкт-Петербурга.

Время практиков-демократов

К политической карьере он себя никогда не готовил и, как уже говорилось, сторонился публичности. Однако обстоятельства заставляли быстро набираться политического опыта. Победив на выборах губернатора в июне 1996 года, сразу же пришлось мобилизовывать горожан на поддержку Бориса Ельцина на президентских выборах.

Уставший и больной глава государства за несколько дней до голосования приезжал в северную столицу. Смотреть без ужаса и сострадания на Ельцина было невозможно. Избирательная кампания в Питере разваливалась: предыдущий глава городского правительства Анатолий Собчак чужими выборами, пусть и главы государства, заниматься не собирался, в столичном президентском штабе тоже плелись сложные интриги, на регионы просто не оглядывались. К тому же это в Москве носили коробки из-под ксероксов, набитые деньгами, а до окраин империи полноводная финансовая река не доходила, высыхая в пределах Московской кольцевой автодороги. В результате во втором по значению городе России первого демократически избранного президента явно ожидал провал. Ответил бы за это, конечно, новый глава города.

Но Владимир Яковлев политические интриги никогда не любил, привык действовать прямо и четко, поэтому открыто поддержал Бориса Ельцина. Похоже ли это на политика красно-коричневой ориентации, как пытались представить Яковлева во время выборов его оппоненты? Нет. Могло ли это испортить репутацию губернатора в глазах большинства его избирателей, ориентированных на коммунистов и их лидера Зюганова? Как нечего делать! Однако Яковлев как технократ просчитывает не политические и имиджевые, а реальные риски. Стабильность государства для него важнее собственного политического спокойствия. Этим принципом он обычно и руководствовался. «Собчак оставил политический след в истории Петербурга, а Яковлев оставил крепкий хозяйственный след, сначала стабилизировав экономическую ситуацию, а потом поставив ее на подъем. Он обладал колоссальной работоспособностью», — утверждает Вячеслав Щербаков, который отработал с губернатором фактически весь его первый срок.

Когда из управляющего строительным трестом Яковлев переходил в Ленжилуправление, никого из бывших сослуживцев на новое место не перетаскивал. Потом из управления с собой в мэрию забрал всего двоих подчиненных. (Позже, кстати, никого не агитировал вместе с собой ехать в Москву или Южный федеральный округ, куда в послепитерский период забросила карьера госслужащего.) Яковлев всегда подчеркивает, что для него важно сохранить стабильность той системы, из которой он уходит, потому что все равно придется работать или пересекаться с бывшими сослуживцами. «Мне важно, чтобы там, откуда я ушел, люди работали», — просто и ясно пояснял питерский губернатор. Именно по этой причине родственников или близких друзей Яковлева в администрации Санкт-Петербурга искать бесполезно.

Яковлев о том периоде своей работы рассказывает без особых эмоций. Следует признать, что новая команда не была готова к конкретным задачам по выводу Питера из кризиса, потому что до конца не представляла, насколько ухудшилась ситуация за время предвыборной кампании в городе. Но, быстро изучив ситуацию в городе, поняли, что без стратегического плана ничего сделать нельзя. Как ни странно, очень помог Анатолий Чубайс. Вместе с ним, Леонтьевским центром и Европейским банком реконструкции и развития начали работать над планом, проанализировали расходы бюджета и стали думать, за счет чего можно зарабатывать деньги. Работали очень тщательно: делали прогнозы, план прорабатывали по конкретным направлениям — по налогам, по инвестициям, по экономии расходов и так далее. В результате был сверстан новый бюджет на 1997 год. Он был, конечно, дефицитный, но уже реалистичный. Ведь остававшиеся социальные долги бюджета — долги предшественников, a по ним тоже надо было расплачиваться. Создали казначейскую систему. Ведь какая странная ситуация сложилась: одни и те же группы товаров для бюджетных организаций город закупал у разных поставщиков по разным ценам. Модный тогда термин — «договорные цены»: у одного поставщика лампочка стоит рубль, а у другого закупают по два. В Санкт-Петербурге введи казначейскую систему управления расходами городского хозяйства, это была внутренняя система, тогда еще в рамках всей страны казначейской системы не существовало. Сразу же сократили расходы процентов на тридцать. Уже никто ничего так просто на стороне купить не мог. Ввели систему госзаказа, определили порядок — если лампочка стоит рубль, то она для всех стоит рубль…

Затем ввели систему управления долгами, ту, которую позже российское правительство приняло в рамках всей страны. Это достаточно эффективная схема, которая позволила активно работать над сокращением долгов и перенаправлять освобождавшиеся средства на социальные проекты.

Дальше стало понятно, что нужны инвестиции, проекты, которые создавали бы новые рабочие места и приносили деньги в городской бюджет. Все, что изготовлено в Питере, — это дополнительные зарплаты на производстве, люди, в свою очередь, платят подоходный налог, больше денег тратят. Иными словами — две трети затраченных городом средств на инвестиционные проекты в той или иной форме возвращаются в городскую казну.

Но не так-то просто было определить, что же промышленность может сделать для городских нужд. Тогда осенью 1996 года провели первую выставку «Промышленность — городу». Оказалось, что многие чиновники и организации даже не знают, что производится на предприятиях Питера, пытаются все заказать за рубежом Когда это выяснилось, городское правительство разрешило размещать заказы за рубежом только в том случае, если это не изготавливается в Петербурге.

Достаточно быстро был разработан и стратегический план развития города. Приняли его после долгих обсуждений, но экономические приоритеты развития Питера все-таки были определены. Первый и главный — порт. Критики правительства утверждали, что это утопия, что порт в центре города не будет работать, что это нерентабельно. Однако специальная группа подготовила программу развития портов — «Большой порт Санкт-Петербурга», которая включала в себя инвестиции по нескольким направлениям одновременно: морской, лесной, рыболовецкий порты, порты Кронштадта и комплексы защитных сооружений.

Второй приоритет вытекал из географического положения Санкт-Петербурга. Все давно свыклись с тем, что это — «окно в Европу», только окно узенькое и перекошенное. Город находится в центре транспортных потоков из Европы в Россию, следовательно, надо развивать транспортную инфраструктуру — дороги, мосты, развязки, переходы и переезды. Поскольку Советский Союз почти сто лет отгораживался от мира «железным занавесом» и постоянно готовился к войне, дорожная система страны находилась в страшном запустении, видимо, чтобы враг увяз прямо у ворот. Восстановить ее стоило колоссальных денег, которых у Питера не было. Тем не менее Яковлев настоял на принятии большой дорожной программы. В активном дорожном строительстве были и плюсы и минусы: многие даже шутили, что город вновь оказался на блокадном положении, потому что все вокруг перерыли. Ходил даже анекдот, что как только улицу назовут красиво, ее сразу же Яковлев начинает перекапывать. Плодами той дорожной программы теперь с удовольствием пользуется Валентина Матвиенко, периодически перерезая красные ленточки и укрепляя тем самым свой управленческий авторитет. Да и грузоперевозчики, устав от таможенных поборов и государственного беспредела белорусских властей, перевели основные потоки из Европы в Россию на Ленинградское шоссе, а широкая «олимпийская трасса» Москва — Минск — Брест опустела.

Все перечисленные выше действия Яковлева опровергали опасения его оппонентов, что город зачахнет при новом главе. Он понимал городское хозяйство как сложную социально-экономическую систему и не боялся ее развивать, укрепляя этим и собственные позиции. Победив на выборах в тяжелой борьбе с минимальным перевесом, Яковлев знал, как правильно распорядиться полученной властью и не пытался тупо удерживать ее, лавируя между различными группировками и размениваясь на тактические и популистские ходы.

Зачистки среди коллег по городскому правительству времен Анатолия Собчака новый губернатор, как и обещал, не проводил. Сразу, в пылу предвыборной горячки, с азартом победителя он настаивал на возбуждении уголовных дел по нескольким случаям клеветы во время избирательной кампании и проведении проверки финансового управления, которое курировал Алексей Кудрин (ныне — министр финансов России). Но головокружение и упоение победой прошли очень быстро — реальный городской бюджет текущего года, вдобавок ко всему не утвержденный местным парламентом, представлял на тот момент один большой дефицит. Возникла необходимость ревизии всех средств и источников их поступления, поэтому первым решением нового губернатора стало решение о создании комиссии для проверки финансовой политики предыдущего правительства за первую половину 1996 года. Хватило всего трех недель, только поверхностного взгляда на состояние дел, чтобы понять: чужие долги придется отдавать еще долго. Вновь назначенный вице-губернатором Петербурга Вячеслав Щербаков назвал итоги работы комиссии по оценке состояния и использования имущественных и финансовых ресурсов города сенсационными. Городская экономика находится «в удручающем состоянии», ресурсная политика «уродлива», а имущественная отсутствует вовсе — таков приговор Щербакова. Наблюдатели, правда, считали эти выводы заранее предопределенными составом самой комиссии: большая часть ее членов когда-то работала вместе с Собчаком и по разным причинам ушла из правительства. А сейчас комиссия Щербакова выявила «три группы фактов».

Во-первых, необоснованный и стремительный накануне выборов рост задолженности города перед государственным бюджетом. Вторая группа фактов объединяла конкретные странные распоряжения бывшего мэра, которые требовали более детального изучения. Например, огромный кредит, который в 1989 году получило государственное предприятие «Ленхлебпром» на закупку оборудования. Позже хлебокомбинат преобразовали в акционерное общество «Петрохлеб», но проценты по кредиту по-прежнему платил город. И, наконец, данные по третьей группе факторов были переданы в правоохранительные органы — прокуратуру, налоговую полицию и ФСБ — для особого расследования. По утверждению Щербакова, комиссия обнаружила «заведомые нарушения законодательства». Наиболее удручающее впечатление на контр-адмирала произвела толстая папка предвыборных распоряжений Анатолия Собчака. Бюджетные деньги выделялись «кому попало» — фонду национальных культур, дирекции пасхального фестиваля, месячнику европейской культуры и далее по списку. Резюме: «Представленный комитетом экономики и финансов мэрии отчет об исполнении бюджета за 1995 год и данные о доходах города за 5 месяцев нельзя признать достоверными. Привлечение заемных средств для покрытия бюджетного дефицита осуществлялось крайне нерационально — в ущерб обеспечению потребностей бюджета и развития городского хозяйства».

Щербаков заявил, что на следующем этапе комиссия определит конкретных виновников «развала» экономики Петербурга и публично их назовет. Именно адмирал и второй заместитель Яковлева Игорь Артемьев настаивали на создании специальной комиссии для проведения финансовой ревизии. Они выступали категорически против даже гипотетической возможности продолжения работы в городском правительстве Алексея Кудрина, и выводы комиссии стали своеобразным приговором и обоснованием отстранения отдел бывшего главного финансиста города.

Почему «разоблачение» деятельности Собчака вызывало такой интерес? Почему даже за мелкие оплошности он достоин большего осуждения, чем какой-нибудь номенклатурщик советского разлива, пробравшийся потом на верхние этажи демократической иерархии? Слишком высоки были ожидания людей, обращенные к лидерам демократического движения в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века. Слишком много обычные граждане Советского Союза потеряли и многим пожертвовали ради демократического обновления и новой страны, ради того, сути чего до конца они не понимали. Всю свою предыдущую жизнь пришлось перечеркнуть, выживая во времена мирной, но все-таки революции. Поэтому так жестко и спрашивают с запутавшихся лидеров этой самой демократической революции, не прощают и вообще не скоро простят им естественные человеческие слабости и ошибки. Да, лидеры демократического движения делали великое дело, стремились превратить Россию в свободное государство, но сами при этом вели себя как бессмертные, словно перед ними — бесконечность для экспериментов и исправления ошибок. Оказалось, что они смертны, что у них такие же слабости, как и у их предшественников, что они подвержены порокам и с трудом противостоят соблазнам. Они не выдержали испытания ни славой, ни властью, ни деньгами, поэтому люди и не прощают. Лужкову в кепке — прощают, зная, что он «у кормушки» и ничем не лучше, а во много раз хуже и опаснее того же Собчака. Все равно прощают. Какой с него спрос? Он к новой жизни не призывал, революций не устраивал, он только на полную катушку воспользовался вновь открывшимися возможностями, прикрываясь разговорами о защите слабых, о порядке и справедливости. А Собчак призывал, обличал и проповедовал, поэтому и спрос с него многократно строже.

В общем, летом 1996 года в Питере все ждали «охоты на ведьм». Тем более что поводов для разоблачений хватало.

Например, громко обсуждали историю некой г-жи Маниловой — главного редактора газеты «Невское время». Во время выборов газета, рассказывают, напоминала кроссворд с одним словом «Собчак» и по горизонтали, и по вертикали. Пропаганда Собчака была настолько открытой, а воля Смольного в редакционной политике — настолько явной, что отдел политики — пять человек — заявил об уходе из газеты. Алла Манилова оправдывалась: она поддерживает Собчака чистосердечно и бескорыстно, потому что он — демократ.

Однако после выборов появились на свет документы, из которых следовало, что демократические убеждения бывшего мэра — не единственная причина сердечного отношения к нему со стороны г-жи Маниловой. За четыре дня до второго тура голосования, когда накал предвыборной борьбы достиг апогея, Алла Манилова направила губернатору письмо с просьбой выделить в центре города квартиру. Более всего г-жа редакторша сетовала на то, что вынуждена поздно вечером возвращаться домой в окраинный район Ржевки-Пороховых «с весьма специфическим социальным составом жителей», что «не лишено понятной опасности». Просительнице было известно, что мэр время от времени отдавал указания о продаже отдельным гражданам квартир из государственного жилфонда по цене, которая рассчитывалась по специальной методике и, как правило, оказывалась на порядок ниже по стоимости, чем аналогичная квартира на питерском жилищном рынке. В теории квартиры из государственного фонда должны продаваться на конкурсах и аукционах, но часто Собчак передавал квартиры «выдающимся деятелям», минуя усложненные процедуры. Так и случилось. «Согласен. Подыскать и продать в порядке исключения 2-комнатную квартиру», — наложил Собчак резолюцию, и уже через 10 дней г-жа Манилова въехала в просторную квартиру на улице с символическим названием — «улица Правды».

Кстати, демократ Собчак всегда держал прессу поблизости Смольного. Он брал редакторов ведущих газет в поездки за границу, приглашал для душевных бесед в Смольный. Он работал с прессой, и делал это тонко. При нем большинство газет получали деньги из городского бюджета. Поэтому в местной печати трудно найти критику Анатолия Собчака. При Яковлеве финансирование газет из бюджета постепенно прекратили, хотя все равно зависимость прессы от власти, пусть и в меньшей степени, сохранилась. Однако даже намека на подобную открытость и резкость со стороны журналистов, которую терпел и прощал Яковлев, трудно было представить при Собчаке и его страстной супруге, тем более это стало редкостью при Валентине Матвиенко — следующем губернаторе города.

Таким образом, пошумев в начале, как того и требуют традиции политической борьбы, немного поговорив о том, что трудно ждать быстрого улучшения экономической ситуации после провальной политики предшественника, Яковлев больше эту тему не педалировал, никого не разоблачал, не преследовал, и постепенно страсти утихли.

«Яковлев намного ярче, чем кажется со стороны. Он — человек с огромным потенциалом роста, став губернатором, этот потенциал реализовал», — считает Александр Запесоцкий. В первый раз они встретились уже после выборов. Запесоцкий, ректор Университета профсоюзов, пригласил губернатора не без опаски, потому что не скрывал своих симпатий к Собчаку и считал его бывшего заместителя предателем. Яковлева, правда, мало интересовали политические взгляды и симпатии ректора. Ему был интересен необычный Университет, который не только преодолел экономический кризис, вызванный распадом советской системы высшего образования, но и превратился в Санкт-Петербурге в один из наиболее успешных частных вузов, в котором каждый год проходят обучение несколько тысяч студентов. Губернатор провел в вузе пять часов, посмотрел все — от подвалов и учебных классов до студенческого общежития. В общежитии на одной из кухонь студентки готовили ужин, Яковлев попил с ними чаю и проговорил с полчаса о житье-бытье. Все это так не вязалось с образом губернатора, который пытались представить во время выборов его противники, что тот же ректор Запесоцкий признал свои опасения напрасными: «Как политик Яковлев крупнее Собчака и при этом не стремится к внешнему блеску».

Неожиданный вывод, который людям со стороны кажется парадоксальным: разве можно быть «крупнее» одного из самых известных политиков «демократической волны»? Однако известность и популярность — только внешние стороны политической деятельности, эффективность и перспективность — составляющие более важные. Возможно, Яковлев проигрывал многим российским политикам в эффектности жестов и яркости монологов, но он вызывал симпатии своими поступками и надежностью.

«Когда Яковлев пришел, то, конечно, не было никакого ощущения радости. Но он начал всех удивлять и даже потрясать уже через месяц работы. Это удивительно обучаемый и восприимчивый к людям человек», — вспоминает Татьяна Голубева, муж которой был главой Василеостровского района, где 59 % избирателей проголосовали на выборах за Анатолия Собчака. Это сейчас — он Друг Президента России Владимира Владимировича Путина (специально все слова начинаю с заглавных букв) и играет важную роль в компании «Газпром», а в 1996 году Яковлев мог запросто убрать его с дороги, заменив на более надежного чиновника. «Жесткой смены глав районов не произошло. Люди, которые работали в команде Собчака, остались при деле», — рассказывает Татьяна Голубева. Она тоже занимала ответственный пост в районной администрации — начальник департамента образования.

Новый губернатор не только не уволил их с работы, а даже повысил обоих: Татьяне Голубевой поручили все образование Санкт-Петербурга, а ее супруг в ранге заместителя губернатора возглавил Совет по туризму.

«Яковлев никого не выгонял, и многие из ключевых фигур прежнего правительства остались на своих местах. Кому-то, конечно, предложили уйти, выгонять — не выгоняли», — поясняет Юрий Новолодский, который в первые же дни после выборов подал прошение об отставке. Он пришел к Яковлеву официально, в строгом мундире начальника управления юстиции. Губернатор даже оторопел, поскольку никогда прежде Новолодского в мундире не видел. Уговорил остаться и спокойно работать. Юрий Михайлович остался, спокойно доработал до конца 1996 года, потом ушел и вместе с Анатолием Собчаком создал Балтийскую коллегию адвокатов, где до сих пор плодотворно трудится на ниве зашиты обиженных и оступившихся.

Официальные биографы Владимира Путина внятно не объясняют, каким образом тот оказался в Москве, в Управлении делами Президента России. Слухов и легенд много, все они вписываются в общепринятую концепцию трагической и печальной истории о несправедливо обиженном и затравленном светлом человеке и демократическом трибуне Анатолии Собчаке. И заместитель его, согласно этой концепции, естественно, тоже ходил по родному городу сам не свой, печальный, всеми гонимый и практически голодный. На самом деле никто Владимира Путина ниоткуда не гнал. Для чиновника подобного уровня выход в отставку только открывает горизонты и развязывает руки. У Путина было много вариантов трудоустройства, поскольку чиновником он был толковым, честным, взяток не брал — это признает даже Борис Березовский, истративший уйму денег на «разоблачение» преемника Бориса Ельцина.

Согласно народной легенде, Путина из Смольного изгнали с позором. Местный публицист, активист партии «ЯБЛОКО» и, по большому счету, автор легенды Борис Вишневский якобы слышал, как Яковлев грубо публично отозвался о своем бывшем коллеге. Вишневский утверждает: «Будущего президента выставили за дверь немедленно — причем в весьма оскорбительной форме». Тем не менее сложно поверить в эту версию, зная манеру Яковлева осторожно решать щепетильные вопросы и его сдержанность на публике.

Адмирал Щербаков, наоборот, утверждает, что Путина просили остаться в новой администрации. Дело в том, что Владимир Владимирович отвечал в Питере за избирательную кампанию Бориса Ельцина, контролировал организацию и финансирование предвыборных акций президента в городе, поэтому переподчинять это сложное дело другому человеку за несколько недель до голосования было нерационально. Вячеслав Щербаков присутствовал при разговоре двух бывших заместителей Собчака: «Они очень друг другу доверяли, дорожили мнением каждого, и разговор был спокойный и дружелюбный. Путин сказал, что поскольку есть коллективное решение об уходе в отставку в случае проигрыша Собчака, то он хотел бы передать все дела и уйти. «А ты куда спешишь? — спросил Яковлев. — У нас хорошие отношения, зачем нам прямо сейчас расставаться? Давай доведем выборы Ельцина до конца, а там посмотрим». Путин попросил пару дней на раздумье, но все-таки от предложения отказался. Поэтому версию Вишневского я не поддерживаю. Яковлев не такой простак, чтобы с кем-то в коридоре на ходу обсуждать кадровые вопросы».

Путин ушел из администрации без скандала. Возможно, он хотел уехать из города, поэтому из нескольких вариантов трудоустройства выбрал еще один из предложенных Яковлевым. Да, новоизбранный губернатор позвонил управляющему делами Президента России Павлу Бородину. Оба они строители и в какой-то степени — земляки, поскольку Яковлев родился в Якутии, а Бородин полжизни там проработал, поэтому и договорились помогать друг другу. Президентский завхоз забрал к себе Путина сначала на должность начальника отдела, потом довольно быстро перевел его в заместители и руководители управления.

Впрочем, по другой версии, продвижению Путина по службе способствовал глава президентской администрации Анатолий Чубайс, который забрал с собой в Москву нескольких питерских чиновников, например Кудрина. Фактом, однако, остается то, что через несколько месяцев после того, как Путин обжился в Москве, на должность начальника отдела к нему пришел Игорь Яковлев — единственный сын губернатора Санкт-Петербурга. Сына губернатор специально услал подальше от родного города, чтобы не было лишних разговоров, с одной стороны, и соблазнов у молодого человека — с другой. И мне этот факт кажется достаточным, чтобы не искать больше никаких доказательств того, что Яковлев и Путин остались в нормальных отношениях. «Путин — ученик не Собчака, а Яковлева, потому что он воспроизвел модель такого спокойного, консервативного, чиновничьего управления с постепенным приручением, например, средств массовой информации. Кстати, Путин это делает не так изящно, как Яковлев, который под конец позволил себе эпоху либерализма», — журналист Даниил Коцюбинский тоже не поддерживает распространенный в обществе миф о конфликте между двумя бывшими коллегами.

В августе 2005 года в интервью еженедельнику «КоммерсантЪ-Власть» Павел Бородин рассказал свою версию переезда в Москву второго президента России: «Это был 1994 год, по-моему. У меня дочь училась в Петербургском университете и заболела. Я позвонил Яковлеву. Это мой старый друг, отвечал в Ленинграде за ЖКХ. Его не было. Я говорю: «Кто есть?» Мне говорят: «Вот есть Собчак, есть Путин». Я говорю: «А кто Путин?» Мне сказали — зам. Я к нему обратился. Он помог. Я практически его не знал. После выборов в Петербурге пошел к Ельцину и сказал, что знаю Путина Владимира Владимировича как исключительно порядочного человека и прошу дать ему работу. Он говорит: «Ну вы с ним поговорите. Пал Палыч, что бы он хотел делать». Я его пригласил. Он приехал 27 или 28 мая 1996 года. (Эта дата осталась для нас загадкой: толи Павел Бородин ошибся, то ли Владимир Путин приехал в Москву устраивать свою судьбу заблаговременно — второй тур выборов в Санкт-Петербурге, на котором Анатолий Собчак проиграл Владимиру Яковлеву, состоялся 2 июня 1996 года. — «Власть») Я ему предложил должность своего зама по внешнеэкономической деятельности. Путин оказался, еще раз говорю, исключительно порядочным человеком. Он сказал: «Пал Палыч, я не хозяйственник. Я бы лучше работал в администрации президента». Я еще раз пошел к Ельцину. Он вызвал светлой памяти Егорова Николая Дмитриевича и сказал, что вот Бородин рекомендует человека, готовьте распоряжение о назначении Путина начальником контрольного управления. А когда пришел новый глава администрации и увидел визу Егорова и мою, то он порвал это распоряжение.

— Александр Волошин?

— Нет, Чубайс. Он порвал это распоряжение. Он почему-то считал Егорова и меня своими ярыми противниками. Хотя я к нему нормально относился. Я позвонил Владимиру Владимировичу и сказал, что там не получается, давайте ко мне замом управделами. Я его не хвалю, но он действительно сделал огромную работу за те девять месяцев, которые у нас проработал. Оформил российскую собственность в 50 с лишним странах. Из загранкомандировок не вылезал. А потом, когда господин Чубайс решил меня поменять, посмотрел мое окружение, и оказался только один питерский — Путин. Он решил его к себе взять, обкатать, а потом меня заменить. Но не получилось».

Но вернемся к Яковлеву. Действительно получается, что он пространство вокруг себя не зачищал. Во-первых, до выборов у него были прекрасные личные отношения практически со всеми чиновниками городской администрации. Во-вторых, он представлял, насколько сложное экономическое положение в городе, поэтому выгонять профессионалов из администрации в подобной ситуации означало — окончательно подорвать стабильность и шаткое равновесие. За редким исключением он всем предложил остаться, потому что не хотел решать важные кадровые вопросы в пылу политических баталий. «Он сделал предложение всем заместителям, за исключением только Кудрина. Поэтому и комиссия по финансам была затеяна, чтобы показать, что обстановка с финансами в городе безобразная, ведь Кудрин не хотел особо уходить, но я и Артемьев были категорически против него», — подтверждает Щербаков.

(Говорят, при Валентине Матвиенко постарались заменить не только ключевых чиновников, но даже водителей в гараже Смольного. Хотя, может, и зря наговаривают.)

Выполнил новый губернатор и все обязательства перед своими политическими сторонниками — в новое правительство вошли и адмирал Щербаков, и лидер питерских «яблочников» Артемьев, который получил пост местного министра финансов. Несколько лет они спокойно отработали вместе, потом накануне следующих выборов адмирал ушел в алмазную компанию «Алроса» главой представительства.

Губернатор Яковлев реализовал тогда принцип управления государством, характерный для западного общества. Речь идет о том, что представители победивших на выборах политических партий участвуют в формировании органов власти. Яковлев собрал на выборах политическую коалицию. После победы лидеры этой коалиции и вошли в городское правительство. Эта модель существенно отличается от российской политической традиции: сначала стань чиновником, потом сформируй под себя партию — «партию власти». Коалиционное правительство — головная боль для президента или губернатора, потому что чиновниками, делегированными партиями, всегда сложнее управлять. Их позиция постоянно меняется в зависимости от колебаний партийной линии. Они часто торгуются, увязывая решение тех или иных вопросов с целями и желаниями своих партийных лидеров и политической конъюнктурой. Но эти фундаментальные сложности — естественные издержки демократической системы управления. Губернатора Яковлева подобные сложности не пугали. Победа на выборах в 1996 году с минимальным перевесом оставила серьезную оппозицию, сохранила почву под ногами оппонентов, давала моральное право постоянно ставить под сомнение любые действия городской власти. Привлечь к управлению городом как можно более широкий круг политиков — единственный в подобной обстановке выход. Губернатор Яковлев с оппозицией не боролся. Например, местное отделение «ЯБЛОКА» мирно сосуществовало с городским правительством до следующих выборов в Законодательное собрание в 1998 году. Однако «яблочники» почувствовали силу и надеялись получить в парламенте большое количество мест. Первый тур эти надежды оправдывал, критика губернатора, казалось, давала отличные результаты. Хотя во втором туре — провал, единицы из списка «ЯБЛОКА» прошли в местный парламент. На этой волне Игорь Артемьев решил в 1999 году пойти на губернаторские выборы, заняв жесткую критическую позицию по отношению к губернатору, но — вновь неудача. В результате Артемьев перебрался в Москву, где, как и большинство «питерских», получил хорошую должность. Теперь противодействует монополизму в российской экономике в качестве руководителя антимонопольного министерства.

Во времена Яковлева партийная активность в городе оставалась очень высокой. Еще один нетипичный для современного российского чиновника взгляд на политическое устройство: Яковлев не боялся собирать коалиционное правительство из представителей победивших партий и групп, но также открыто критиковал выборы в парламент по партийным спискам, потому что избиратели должны видеть человека, которому доверяют решение своих проблем. Для Яковлева едва ли было важным, под каким флагом выступает человек. Решающим оставалось то, насколько успешно и профессионально этот человек разбирается в какой-либо конкретной сфере жизнедеятельности.

Довольно быстро Владимир Яковлев стал заметной фигурой среди российских губернаторов. Он возглавил Межрегиональную экономическую ассоциацию «Северо-Запад», которая объединяла 12 субъектов Российской Федерации. Это одна из существовавших тогда восьми межрегиональных экономических ассоциаций, охватывающих всю Россию, кроме Чечни, которые сложились в период с 1992-го по 1994 год на основе прежних «экономических районов». Значительно позже, уже при президенте Путине, принцип распределения регионов по разным ассоциациям, скорее всего, и лег в основу формирования семи федеральных округов.

Яковлев не превратился в тихого и незаметного провинциального чиновника. У него был четкий взгляд на взаимоотношения с Москвой, и он открыто защищал свою позицию. Вместе с Лужковым и Немцовым губернатор Санкт-Петербурга в специальном обращении предложил правительству «вести разумную таможенную политику, снизить в несколько раз тарифы в топливно-энергетическом комплексе, передать в управление субъектам РФ государственные пакеты акций предприятий, расположенных на их территории, если российский бюджет не финансирует федеральные программы на данной территории».

«Мы получили высокопрофессиональные кадры и шаткую, колеблющуюся на грани обрушения пирамиду краткосрочных обязательств. Огромные кредиты, которые надо было возвращать каждые три месяца. Блестяще проведенную приватизацию (сначала Сергеем Беляевым, а затем Михаилом Маневичем) и остродефицитный, непрозрачный бюджет, который в 1994–1995 годах состоял из трех — пяти страничек. Понять из него ничего было нельзя», — вспоминает Игорь Арметьев. Через два года удалось сделать нормальный — профицитный бюджет. Европейский банк реконструкции и развития дал долгосрочные кредиты. Даже после дефолта 1998 года город выполнил все финансовые обязательства. Уже в 1999 году было привлечено больше 1 млрд, долларов иностранных инвестиций, хотя раньше в Питер иностранцы вкладывали 50–70 млн. долларов в год. «Яковлев — это период созидания. При Собчаке мы больше занимались политикой, при Яковлеве — экономикой. Я стал первым вице-губернатором. Мне не тяжело было работать с Яковлевым. У нас были доверительные отношения все четыре года.

Да, у него не было серьезного фундаментального образования, он вырос в простой семье, но родители обеспечили его серьезными жизненными принципами. После выборов губернатора он резко пошел вверх, впитывал все, накапливал и рос. Он сам по себе — самородок, он талантливый и умный человек», — утверждает Вячеслав Щербаков.

Конечно, многие удачные экономические проекты, которые активно реализовывал Яковлев, задумывались еще при прежнем руководстве города. Однако именно Яковлев, задолго до массовой миграции с берегов Невы в Москву высокопоставленных жителей, начал отстаивать реальный, а не бутафорский вес Питера и его влияние. «Для нас неизменно положение, что Москва — столица России. Мы привыкли видеть ее такой, и никогда ни у кого сомнений на этот счет не было. Но если Москва — сердце России, то Петербург — ее разум. Мы никогда не считали, что Санкт-Петербург — областной город». Это фрагмент интервью «Независимой газете», состоявшегося в 1997 году. Предельно ясно Яковлев излагает свои мысли, нет никакой униженности перед Кремлем, трезвый взгляд на развитие страны. «В России надо развивать несколько центров. Один из них — Санкт-Петербург. Если будет развиваться только одна столица, это будет вызывать просто огромнейшую изжогу у всех остальных регионов».

Несмотря на отъезд активистов-либералов из команды Чубайса, и в первую очередь Алексея Кудрина, Петербург с точки зрения мировых финансовых институтов остался привлекательным для инвестиций городом: бюджет сделали бездефицитным, постепенно раскрутили жилищную реформу, налоги за 1997 год собрали едва ли не на 190 %, пенсии и заработную плату бюджетникам платят регулярно. Видимо, поэтому отношения Петербурга с Мировым банком и ЕБРР складываются почти идиллически и крупнейшие городские инвестиционные проекты в 1998 году осуществляются на деньги этих банков, например: строительство третьего терминала аэропорта Пулково и реконструкция центра города. Общая сумма инвестиций только в эти два проекта — 450 миллионов долларов. В 1998 году начали строительство кольцевой дороги вокруг Питера и расширение мощностей морского порта.

«Рассмотрели ситуацию, что надо сделать, дали по головам и по рукам тем, кто пытался нам все время в решении этих вопросов мешать, и все заработало. Этого запала хватило на полтора года. Далее мы четко определили налоговую политику, пошли на снижение местных налогов, хотя меня за это столько упрекали: «Что ж вы, мол, делаете, снижаете налоги, а каким образом будете выполнять бюджет?» Объясняю, что, сколько бы мы ни увеличивали налоги, ничего не получится. Зато, как только мы их снизили, получили 100 % их собираемости в бюджет города. Вокруг этого начинает выстраиваться вся остальная политика», — без намека на пафос объяснял Яковлев в «Независимой газете» политику городского правительства. Кстати, его часто критиковали за то, что трудно найти в его выступлениях важные и красивые слова о защите бедных. Красивых слов действительно нет, но по сути Яковлев сообщил о том, что власти взяли на себя ответственность еще и за 300 тысяч пенсионеров из Ленинградской области, в бюджете в два раза увеличили затраты на содержание театров и музеев, не разделяя их на федеральные и местные.

«У меня бюджет на образование вырос в три раза, — с ностальгией вспоминает Татьяна Голубева, заместитель губернатора по образованию. — В тот момент, когда я работала, он не заставил меня подписать ни одно здание ни в аренду, ни на продажу. Он ничего не принимал с чужих слов, но настолько нас всех уважал, что не предпринимал каких-либо силовых методов. Он не назначал мне заместителя три года, убеждая, что «этот человек не подходит и обязательно тебя опозорит». И, как позже выяснилось. оказался прав. Я не помню ни одного случая, чтобы я не могла возразить губернатору. Яковлев всегда находил для нас время и был в курсе событий».

«К нему хорошо относились и работники культуры, и образования. Он образованный человек. Трудно представить, сколько раз был в театре Собчак и сколько был Яковлев. Яковлев не пропускал ни одной премьеры в театре», — подтверждает Вячеслав Щербаков. При этом Яковлев в большей степени оставался в тени по сравнению и со своим предшественником Собчаком, и преемницей — Матвиенко.

Вспомним историю с похоронами останков расстрелянной царской семьи. Сколько было шума и скандалов. Губернатор Свердловской области что-то там требовал, московские политики на чем-то настаивали. Все спорят, стоит ли приезжать на церемонию погребения российскому президенту. Борис Ельцин все-таки приехал, и это был сильный по-человечески и по-президентски поступок. Яковлева словно бы и нет в этой истории, хотя теперь известно, что он задолго до официальных мероприятий знал все детали и настаивал на единственно верном сценарии символического для России события: «Я считаю, что захоронение будет в Питере. Всегда до 1917 года захоронения членов императорской семьи происходили там, где была столица. И этого императора, и его семью надо здесь хоронить. Только другой разговор, что не надо из этого сенсации делать. Это — убиенный царь, и он должен быть похоронен уже не по тем правилам, по которым похоронили бы человека, который умер обычной смертью. То есть совершенно по-другому должна быть организована процедура. У нас в Санкт-Петербурге находится федеральная геральдическая служба — то, чего нет в Москве, а есть только у нас. Мы проработали всю схему, каким образом должно происходить захоронение, от движения состава из Свердловска и до самого погребения».

Спокойствие и уверенность Яковлева были скорее проявлением его железного характера и манеры держаться, чем результатом благоприятной внешней конъюнктуры. Собчак пришел к власти как триумфатор. Возбужденная толпа сторонников внесла его после первых выборов в зал заседаний Ленсовета практически на руках, а популярная журналистка и теленачальник Белла Куркова встречала всенародного любимца огромным букетом белых роз. Но постепенно Собчак от своих избирателей отдалился и закономерно проиграл. Яковлев же, наоборот, придя во власть без любви, постепенно с горожанами сблизился, несмотря даже на то, что ломал и перестраивал устоявшиеся за несколько лет стереотипы городской жизни. «Яковлев был ближе питерцам, чем Собчак. Он стал губернатором, который во всех случаях — и на стройке, и на выставке, и в академии — смотрелся на уровне» — так объясняет Татьяна Голубева популярность губернатора, который от естественного популизма предвыборной кампании перешел к болезненным реформам городской жизни.

Собчак видел Петербург финансовым и туристическим центром России. «Окно в Европу» из поэтического образа начала XIX века к концу века XX превратилось в навязчивую идею, которая никак не соответствовала окружающей действительности. Единственным финансовым центром стала Москва. Туристические потоки в Петербург после празднования 300-летия существенно увеличились, но десять лет назад делать на это ставку было бессмысленно. Яковлев сделал акцент на промышленности и транспорте, разработав даже специальный стратегический план с определенными инвестиционными приоритетами и решением бюрократических проблем, неприятных для любого инвестора. До сих пор, несмотря на наличие «питерского клана» в руководстве страны, некорректным выглядит сравнение Москвы и Петербурга.

Петербург не может выбирать, пустить ли свободные деньги на жилищное строительство, на реставрацию уникального исторического центра или на поддержку малоимущих. Свободных средств нет, и деньги идут туда, где «прорыв». В итоге через год после выборов 1996-го питерские коммунисты, в сотрудничестве с которыми абсолютно голословно подозревали Яковлева, пытались провести референдум и развернули гневную кампанию за отставку губернатора, проводящего «антинародную» жилищно-коммунальную реформу.

Губернаторство Яковлева никогда не было спокойным. Политические оппоненты воспринимали его победу над Собчаком как роковую случайность, которую легко можно исправить. Переезжавшие в Москву питерцы, утвердившись на высоких постах в столице, считали своим долгом вмешиваться в дела родного города. Многие из них в будущем видели себя в кресле градоначальника, принимали бесконечных ходоков из Петербурга, обиженных губернатором, обделенных властью или деньгами «Они мутили воду и пытались свалить Яковлева все годы его правления», — признается один из ближайших к президенту Путину людей.

После назначения Путина премьер-министром России эта местечковая политическая муть Петербурга выплеснулась наружу, сдержать неофитов-государственников из северной столицы стало невозможно. В Москве они до поры до времени помалкивали, оглядывались и привыкали к бремени власти. Тот же Борис Грызлов, случайно оказавшись в новой партии «Единство» и возглавивший соответствующую фракцию в Государственной Думе, поначалу внятно не мог связать даже несколько предложений. Модератором и суфлером по общероссийским вопросам у него был заместитель главы кремлевской администрации Игорь Шабдурасулов. Однако по проблемам Петербурга Грызлов не только не стеснялся выступать, но и считал принципиально важным «достать» Яковлева.

«Грызлов поднялся на жгучей ненависти к Яковлеву. «Ну что, победит ваш?» — со злобой как-то он спросил у меня», — поясняет поведение нынешнего спикера Госдумы один из высокопоставленных чиновников Смольного. Когда же я пытался найти хотя бы одну внятную публикацию в прессе о Грызлове до того, как он перебрался в столицу, все мои попытки оказались безрезультатными. Не существовало в то время известного и тем более влиятельного политика с такой фамилией в Санкт-Петербурге.

Конечно, если бы Борис Ельцин в качестве своего преемника выбрал выходца не из Петербурга, а, например, из Саратова, то Яковлев оставался бы губернатором достаточно долго, по крайней мере, вторые выборы он выиграл с подавляющим перевесом, получив больше 70 % голосов. Однако попытки сместить Яковлева или существенно осложнить ему жизнь предпринимались постоянно и задолго до «петербургского периода» в новейшей российской истории. Кто-то объясняет это слабостью Яковлева, его неискушенностью в политических интригах и пренебрежением к обязательным политическим ритуалам. Кто-то, наоборот, считает это расцветом плюрализма в городе: «При Яковлеве всегда была оппозиция и ее не душили. Это время — пик местной демократии, сегодня все забыто и похоронено».

Нельзя сказать, что губернатор вообще игнорировал своих оппонентов или не пытался контролировать Законодательное собрание, но делал он это без большого энтузиазма и изобретательности. По большому счету, ему это не было нужно, что подтвердили и выборы в 2000 году. Хотя силы, которые претендовали на Смольный, были серьезные и давление их нарастало. Не забывали о Петербурге коммунисты, пытавшиеся провести референдум в городе. У них мог появиться свой сильный кандидат в лице Геннадия Селезнева, который провел в Ленинграде молодые годы и где начиналась его карьера. Селезнев как председатель Государственной Думы уже в октябре 1996 года сообщил в официальном письме Яковлеву, что в соответствии с постановлением парламента в Петербурге «создается постоянно действующая комиссия по проверке и анализу итогов приватизации в городе в период 1992–1996 годов… и ответственности за ее негативные последствия должностных лиц». «Должностными лицами» в тот период были Анатолий Чубайс, Альфред Кох, Сергей Беляев, Алексей Кудрин, Михаил Маневич и, разумеется, сам мэр Анатолий Собчак. Председателем комиссии назначили Юрия Шутова. Селезнев, работавший в 70-е годы главным редактором газеты «Смена» — органа Ленинградского обкома ВЛКСМ, говорят, лично знал сотрудника обкома КПСС Юрия Шутова. Правда, председателю комиссии не удалось плодотворно поработать, поскольку после первой отсидки в «Крестах» Шутов вновь оказался за решеткой.

Пытался взять реванш и Анатолий Собчак. Он давал разоблачительные интервью и обличал новую городскую администрацию. «Яковлев же поднял цену на жилье, и у него популярность была тогда 16 %, в принципе, ты его немножко ткни, и его можно было свалить. А Собчак соответственно начал проводить пресс-конференции с Нарусовой по поводу своей альтернативы», — уверен журналист Даниил Коцюбинский.

На одной из таких пресс-конференций бывший мэр пожелал новому хозяину Смольного учесть его, Собчака, ошибки и ни в коем случае не делать поблажек клеветникам. После его заявления, что губернатор связан с тамбовской преступной группировкой и «…сами «тамбовцы» не скрывают, что они уже во власти и что Яковлев — их человек», Яковлев решил советом воспользоваться и обратился в суд за защитой чести и достоинства. Собчак рассчитывал на шумный политический скандал местного масштаба, а получился очередной конфуз. Кроме того, уголовное дело против бывшего мэра по обвинению в махинациях с квартирами не утихало и развивалось, потому что в Москве сразу несколько политических групп стремились окончательно убрать Собчака из политического пространства страны и уж как минимум — выключить его из борьбы за Петербург. Анатолий Собчак тайно на частном санитарном самолете бежал во Францию. Операция была проведена молниеносно и довольно профессионально, что указывает на участие в этом специалистов. Но едва ли кто-то из Москвы прикрывал бегство бывшего мэра, хватило и местных питерских сил, поскольку на тот момент начальниками силовых структур оставались те же люди, которые работали и во времена Собчака. Людмила Нарусова обеспечивала мобилизацию всех, кого можно, главный врач Военно-медицинской академии Юрий Шевченко, ставший при Путине министром здравоохранения, подтвердил диагноз больного беглеца и собрал необходимые документы, а специальные службы наверняка делали коридор на границе. Владимир Яковлев бегству своего ярого противника не препятствовал. Скорее наоборот, рассчитывал, что с отъездом Собчака в городе станет спокойнее.

Эксперты все еще спорят, кто инициировал уголовное преследование Анатолия Собчака и насколько причастен к этому губернатор Петербурга. Но даже близкие соратники Собчака утверждают, что корни этой уголовной травли следует искать в Москве. Собчака не любили либералы и демократы из вышнего руководства за заносчивость и буйный нрав, его не поддерживали молодые московские олигархи, поскольку в свое время он не пускал их в Питер. Наконец, его ненавидели коммунисты и претендовавшие на власть консервативные силы, лидерами которых постепенно становились такие политики, как московский мэр Лужков. Оправившись от серии поражений и почти разгрома в начале 90-х годов, консерваторы поднимали голову, готовились к захвату власти и старались добить демократических кумиров. «Очень удобно приписывать это уголовное дело Яковлеву, переложив на него за это вину, но он здесь ни при чем», — считает Татьяна Голубева.

И, конечно, после неожиданного назначения Владимира Путина преемником первого российского президента летом 1999 года многие считали, что вернувшийся из эмиграции Собчак будет претендовать теперь на особое положение. Однако один из его близких партнеров вспоминает, как тот мучился своей невостребованностью и ревновал Путина к его новому окружению. Говорят, Собчак даже хотел возглавить процесс объединения России и Белоруссии и, возможно, стать главой союзного правительства. По другой версии, ему готовили должность руководителя юридической и кадровой службы при молодом президенте, на что никогда бы не согласились те, кто привел Путина к верховной власти.

Неожиданная и странная смерть Собчака в Калининграде сняла с повестки этот напряженный вопрос. На похоронах Анатолия Собчака присутствовали почти все известные российские политики, они произносили проникновенные речи, только почему-то никто из политиков при жизни не вписал Собчака ни в один из предвыборных списков — ни Союза правых сил, ни новой партии «Единство». Беспокойные тени шумного прошлого никому не были нужны.

Вернемся, однако, к будням северной столицы.

Отъезд за границу Собчака ослабил, но не снял политическое напряжение в Петербурге. У Владимира Яковлева тяжело складывались отношения с Законодательным собранием, значительное число мест в котором контролировали депутаты, избранные при активной помощи предыдущей городской администрации в 1994 году. Попалась мне на глаза статья в августовском номере «Независимой газеты» за 1997 год, написанная первым заместителем председателя Законодательного собрания Санкт-Петербурга Сергеем Михайловичем Мироновым. Статья содержит довольно характерные для отношений губернатора и его оппонентов оценки: «Яковлев пришел к власти под популистскими лозунгами. Он создал миф о том, что крепкий хозяйственник, этакий завхоз в кепке (как легендарный Юрий Лужков) может сделать больше на посту губернатора, чем «блестящий политик». Однако чуда не произошло. Губернатор оказался обыкновенным человеком, искренне стремящимся стабилизировать положение в городе, но неспособным сделать больше того, что позволяют внутренние ресурсы».

Почему я остановился на Миронове? Просто он — типичный представитель одной из многочисленных групп питерской политической тусовки — «оловянный солдатик президента Путина», трафаретно правильный, занудный, но легко уязвимый, амбициозный, но управляемый, дисциплинированный и настойчивый. Идеальный солдат для любой политической кампании. Чрезмерно, правда, образован, как-никак — четыре высших образования у человека: и техническое, и экономическое, и юридическое, да еще и диплом в области государственного управления. В 1997 году Миронов как раз окончил Российскую академию государственной службы и готовился получить диплом с отличием в Санкт-Петербургском университете. Видимо, поэтому в статье о Яковлеве есть пара абзацев, напоминающих фрагмент дипломной работы: «Приходящие к власти политические лидеры со своей командой, да и наши политические партии еще очень далеки от того, чтобы подняться до уровня современной профессиональной политической деятельности. Надо расстаться с мыслью о том, что политика — это просто борьба за власть между классами, группами, слоями. Политика есть деятельность по эффективному управлению обществом посредством власти. Политика — это наука о «производстве» и эксплуатации власти. И здесь, как в любой науке, идет изнурительная работа по открытию законов завоевания и удержания власти. И власть дается в руки не обязательно самым волевым, энергичным, а тем, кто открывает обществу новые проекты и модели более эффективного управления обществом и убеждает окружающих в правильности предлагаемого курса».

Больше двадцати лет Сергей Миронов проработал геофизиком и начальником геологической партии, разыскивая полезные для страны ископаемые в тайге Красноярского края или в степях Монголии. А кто такой начальник геологической партии? Это разведчик в тылу врага и миссионер-первооткрыватель в одном лице. У него пистолет, связь с центром и шифры, в его подчинении несколько рабочих (как правило, бывшие заключенные), которые долбят и таскают породу, у него в группе есть женщина, которая занимается обработкой и регистрацией образцов и помогает скрасить тяжелые будни экспедиции. Он и ученый, и комиссар — такой «человек без страха и упрека». Трудно посвятить этому делу двадцать лет жизни. Люди, подверженные рефлексиям и раздумьям о смысле жизни, так долго в экспедициях не выдерживают. В этой работе надо иметь девственно чистое сознание, несложно устроенный мозг и волю. И хобби Миронова под стать основной профессии — коллекционирование камней. Обычно о таких людях говорят — «человек без биографии». Но это, наверное, не про Миронова. Взял и в начале 90-х круто изменил жизнь, попытался заниматься ценными бумагами, даже получил специальный диплом в Министерстве финансов. Не важно, что у него незамутненное сомнениями сознание, как у ребенка, зато он искренен в каждом своем поступке. Миронов — человек-пенал, что вложишь в него, то он в себе и носит. Таких людей всегда отбирали для спецзаданий. Так, видимо, он в 1994 году и попал в Законодательное собрание Петербурга и, надо отдать ему должное, ни разу не подвел. Были, конечно, странные поступки: то в координаторы фракции «Законность» запишется, то увлечется движением «Воля Петербурга», то «Партию жизни» создаст. Злые языки утверждали, что Миронов всегда делал то, о чем просил его Владимир Путин и люди, близкие к Владимиру Путину. Хотя, с другой стороны, что здесь плохого? В официальной биографии Миронова — уже спикера Совета Федерации, соответственно, третьего лица в России, в самом конце, вместо привычного упоминания о семейном положении или увлечениях, специально подчеркнуто, что «трижды (в 2000, 2003 и 2005 годах) награжден именным оружием»…

Нет, Сергей Миронов — не солдафон, а именно — солдат. И романтик. Не удивлюсь, если он издаст когда-нибудь и сборник своих стихов. По крайней мере, нельзя без умиления читать о его любимце — коте Агате. Прочтите и вы фрагмент мемуаров Миронова — и сразу все поймете: «У нас с ним существует ритуал — когда я вечером или в выходные сажусь поработать дома за письменным столом, то обязательно минут через пятнадцать Агат, находящийся в соседней комнате, начнет громко мяукать, предвещая свой приход. Это значит, что мне пора убрать все бумаги и папки с правой стороны стола и очистить место, где он будет лежать. Затем Агат, мяукая, подходит к столу. Так как снизу не видно, свободно ли его место, Агат внимательно смотрит мне в глаза. Я киваю — все готово. Стол у меня высокий, но и кот не из слабых. Он точно прыгает на то место, которое ему подготовлено, затем обязательно подходит ко мне, становится прямо на документы, которые я читаю, лижет меня и укладывается на бумаги. По нашему ритуалу, я даю ему минуты две полежать, потом говорю:

«Агат, иди на место». Он важно встает и ложится на свой край стола хвостом ко мне, а головой к двери. И так мы можем работать несколько часов». Специально привожу такой большой отрывок, но учтите, что в оригинале рассказ третьего лица российского государства о его совместной работе с котом над документами раза в три длиннее.

Так же искренне Сергей Миронов противостоял и губернатору Яковлеву. Он видел в жизни Петербурга тревожные сигналы для всей России, продолжая заданную Анатолием Собчаком тему о «криминализации» города: «18 августа прямо на Невском проспекте был убит вице-губернатор Санкт-Петербурга, председатель комитета по управлению городским имуществом Михаил Маневич. Погиб последний из находящихся у власти в Петербурге реформаторов первого призыва. Пожалуй, со времени убийства Сергея Мироновича Кирова в 1934 году в нашем городе не звучали столь грозные и страшные возможными последствиями выстрелы. За ними стоит не просто борьба за передел собственности, за доступ к государственному имуществу, за ними слышится отрицание самой реформаторской экономической политики, которую последовательно проводил Маневич. Убийство Маневича — убийство политическое. Политика есть концентрированное выражение экономики. Кто-то очень хочет сменить демократические, рыночные, правовые модели государственного управления иными, «свойскими», а возможно, реакционными и диктаторскими».

Такое впечатление, что Миронов вообще плохо понимает суть процессов, которые описывает. Но сколько пафоса в каждом слове! Согласиться, однако, можно только с одним: убийство Маневича всех в городе повергло в шок и имело серьезные идеологические последствия для северной столицы.

Маневича убили утром 18 августа 1997 года. Киллер расстрелял машину заместителя главы администрации, когда тот ехал на работу. Стрельба велась с крайне неудобной позиции — с вертикальным отклонением около 60 градусов, приблизительно с 200 метров. (Примерно так же, с подстраховкой и поразительной точностью и кучностью стрельбы, был расстрелян в Москве у Краснопресненских бань авторитетный спортсмен и бизнесмен Отари Квантришвили.) Сразу появилось несколько версий убийства. Самая распространенная среди публики — «застрелили Маневича, но «метили» в его друга Чубайса». Еще один ближайший друг главы администрации Ельцина заместитель министра финансов России Алексей Кудрин в интервью одной из газет заявил, что не следует искать причину убийства в каком-либо конкретном случае: «Мы проанализировали вехи нашей совместной работы в последнее время. О каких-либо угрозах или предупреждениях Миша не говорил, хотя обычно он о них информировал. Когда такое случалось, Михаилу давали охрану, принимали меры предосторожности. Сейчас никаких сигналов не было. Я думаю, что тогда все упиралось конкретно в Маневича, он становился непреодолимым барьером для проталкивания каких-либо нечистоплотных решений».

Владимир Яковлев утверждал, что Маневич был для него незаменим. Он стал правой рукой губернатора, по крайней мере в вопросах управления городской недвижимостью. Маневич добивался пересмотра договоров со всеми арендаторами городских объектов и собирался навести порядок в этой области. Комитет по управлению городским имуществом подготовил проект закона «О порядке определения арендной платы за нежилые помещения», согласно которому рост арендных платежей в бюджет увеличивался в 2–3 раза, что существенно сокращало теневые доходы владельцев городской недвижимости.

Журналисты также увязывали расстрел чиновника с последовавшим вскоре убийством одного из руководителей финской фирмы «Несте» — Санкт-Петербург» Валерия Мандрыкина. Согласно постановлению губернатора, под патронажем его заместителя Маневича в городе проводился конкурс на постройку новых автозаправочных станций. Финская компания получила самое большое число мест — 62, что могло привести к дисбалансу на местном рынке и вызвать негодование преступных группировок, работающих в этой сфере.

А одна из самых скандальных версий указывала на бывшее руководство города. За несколько месяцев до убийства прокуратура арестовала сотрудницу городской администрации Ларису Харченко и начальника аппарата мэра Виктора Кручинина, переправила их в московский изолятор «Лефортово». Причиной ареста послужила их причастность к делу о махинациях с квартирами Анатолия Собчака. По этому же делу председатель питерского комитета по госимуществу Маневич должен был проходить в качестве свидетеля. Известно, что к нему специально приезжал личный представитель генерального прокурора страны Юрия Скуратова. Возможно, его шантажировали, убеждая дать показания против Собчака, угрожая в противном случае переквалифицировать из свидетелей в обвиняемые. Журналисты не исключали: Маневич мог предупредить представителя генпрокурора о том, что если будут копать под него, то он сдаст своего бывшего шефа — Собчака. В день убийства Маневич должен был лететь в Москву на встречу с Анатолием Чубайсом. Но как-то так получается, что убийство лишило следствие самого ценного свидетеля (после самого Собчака, естественно).

Первый вице-губернатор Вячеслав Щербаков высказывает еще одну версию убийства: «Собчак расплатился жизнью Маневича за невыполненные обязательства. Конечно, криминальные группировки были и есть, но они появились еще при Собчаке и расцвели при нем. Маневича убили за невыплаченные долги, потому что были заложены объекты собственности под какие-то обещания. А пришел Яковлев и сказал, что у него нет никаких обязательств».

Трагическая смерть Маневича вызвала серьезный резонанс в российском обществе. На похоронах друга Анатолий Чубайс поклялся найти и наказать заказчиков и исполнителей убийства. Спустя девять лет он сообщил, что все заказчики и исполнители установлены и их скоро постигнет жестокая кара. Эта смерть настолько быстро обросла самыми радикальными политическими версиями с далеко идущими выводами, что ее следует рассматривать как первый акт драмы под названием «Петербург — криминальная столица России». Вот что тогда писала местная пресса: «Отчеты о происшествиях, ложащиеся каждое утро на стол губернатора Петербурга Владимира Яковлева, напоминают сейчас сводки с поля боя. Кто-то застрелен за рулем джипа, кто-то — в подъезде дома, собственном кабинете или на даче. Очень неуютно чувствуют себя и владельцы ста двадцати пяти розданных за копейки, по балансовой стоимости, шикарных квартир в центральной части города — этот широкий жест сделал мэр Собчак незадолго перед тем, как покинуть свое кресло. И кто знает, какие фигуры окажутся на концах ниточек, потянутых следствием из этих квартир».

Имена, пароли, явки

История криминального Петербурга и появления нового бандитизма в 90-х годах прошлого века такая же простая и кровавая, как формирование преступного мира во всей стране. Питерская глава этой бандитской саги не выделяется ни размахом, ни жестокостью, ни какими-либо особыми схемами существования криминала в этом городе по сравнению с остальной Россией. В этом смысле Питер можно считать типичным регионом России, на примере которого можно и нужно, конечно, проследить появление, становление, усиление, расцвет и трансформацию новой российской организованной преступности, хотя точно так же логично и убедительно это выглядело бы и на примере Красноярска, Самары или Смоленска.

История же сотворения мифа «Петербург — криминальная столица», мифа, превратившегося в устойчивый стереотип общественного мнения, в общее место практически всех публикаций о Санкт-Петербурге, требует специального анализа. Эта история когда-нибудь обязательно войдет если не в учебники по криминалистике, то в пособия по политическим технологиям и манипуляции массовым сознанием.

Впервые словосочетание «бандитский Петербург» появилось в газете «Смена» осенью 1992 года. Ввел его в оборот молодой журналист Андрей Константинов. Константинов — литературный псевдоним Андрея Баконина. И в журналисты Андрей подался только в 1991 году, окончив до этого восточный факультет Ленинградского государственного университета по специальности историк-арабист и отслужив несколько лет в Советской армии военным переводчиком в странах Ближнего Востока. Жанр журналистского расследования тогда входил в моду, разоблачали всех и вся после десятилетий могильной тишины советской прессы, материал для работы появлялся лавинообразно, криминальные репортеры по популярности не уступали депутатам Верховного Совета. Андрей Баконин стал криминальным репортером газеты «Смена». И пошли серии статей о преступных городских группировках, о том, как они делят примерные сферы влияния, какая тактика и даже какие у лидеров клички. Как человек талантливый, выросший в семье научных работников, склонный к системной работе и попавший сначала в газету, а не на телевидение, Андрей под псевдонимом Константинов решил обобщить всю накопившуюся информацию, систематизировать ее и описать городскую преступность в историческом и идеологическом аспектах. Так появилась книга «Бандитский Петербург».

Наверное, подобную книгу мог бы написать и Александр Невзоров, звезда питерской криминальной телевизионной хроники. Но телевизионные журналисты — это внебрачные дети шоу-бизнеса, для которых эффектность изображения и драматургия сюжета важнее обобщений и аналитических выкладок. Однако Невзоров создавал сумасшедший по накалу общественный фон вокруг криминальной темы, едва ли не ежедневно он взрывал мозг обывателя своими сюжетами о бандах, убийцах и прочих негодяях. Криминальный апокалипсис на экранах телевизора требовал скрупулезного описания, спокойного осмысления и трезвого анализа. С этой задачей прекрасно справился Андрей Константинов. Он аргументированно объясняет, почему назвал свою книгу именно «Бандитский Петербург», а не «криминальный» или «кровавый»: «На тот момент очень четко обозначились две основные ветки организованной преступности в нашей стране. Одна ветвь — это организованная преступность со старыми традициями и принципами функционирования, уголовная, «блатная» преступность во главе с ворами в законе, которые, в свою очередь, что-то брали из дореволюционных уголовных порядков. Москва, например, была как раз абсолютно воровская на тот момент. И когда вышла книга «Москва бандитская», я еще смеялся и говорил, что это неправильное название, потому что оно не отражает истинного концептуального расклада сил. Потому что в Питере воры никогда не были сильны, их всегда было очень мало и они здесь не пользовались особым авторитетом. В нашем городе сложилась новая бандитско-гангстерско-спортивная преступность, и она в середине восьмидесятых годов реально взяла власть».

Книга выдержала несколько переизданий. Читатели в большинстве своем не видели фундаментального, научного смысла в словосочетании «бандитский Петербург», а воспринимали его как диагноз, констатацию неприятного факта: город захлестнула преступность и он превратился в «бандитский». Насколько прямой была связь между активностью ОПГ и деятельностью Собчака или Яковлева? Насколько справедлив упрек Яковлеву в том, что при нем город превратился в криминальный анклав?

Естественно, все начиналось еще во времена Анатолия Собчака. «Все эти казино и игровые автоматы — детище Собчака, а не Яковлева. И бензиновый бизнес развивался при нем. Яковлев как умный человек понимал, что поломать это нельзя, а лучше управлять этим осторожно. Россия вся такая, только на примере Москвы никто бы не позволил это так ярко описать, а на примере Питера, который даже более привлекателен для иностранцев, — пожалуйста. Ну, а стрелочником выбрали Яковлева. Собчак к тому времени умер, у нас не принято пинать ушедших из жизни», — так считает адмирал Щербаков.

Заведующий кафедрой социологии питерского филиала Высшей школы экономики Вадим Волков в своей книге «Силовое предпринимательство» подробно проанализировал историю появления, развития и трансформации в России организованных преступных группировок и их влияние на политическую жизнь регионов. Он уверен, что закрытые губернаторские экономики, против которых боролись крупный московский капитал и Кремль, во многом держались на связке губернаторов с крупными ОПГ, ставшими доверенными инвесторами и неформальными агентами регионального протекционизма. Но Питер не выделялся особым размахом этих ОПГ на фоне других регионов: «Скрытые, а иногда и открыто декларируемые сделки между местными властями и финансово-промышленными группами, выросшими из ОПГ, заключались во многих других регионах Российской Федерации, в том числе и в Москве. Незадолго до своего ареста в Швейцарии осенью 1996 г. Сергей Михайлов, считавшийся правоохранительными органами лидером солнцевской ОПГ, выиграл тендер на модернизацию московской системы водоснабжения и принял участие в проекте строительства газопровода из Туркменистана на Украину».

Собчак очень нервно реагировал на публикации в местной прессе на эту тему и периодически устраивал шумные совещания с представителями правоохранительных органов города. На одном из них в 1993 году в качестве эффективной меры противодействия преступности он предлагал отключать газ, свет и канализацию в квартирах лидеров и главарей ОПГ. Отсюда, возможно, и значительно более поздняя идея президента России террористов «мочить в сортире». Но подобные нестандартные приемы борьбы с преступностью не давали никаких результатов. Город, как и вся Россия, в момент распада советской империи погружался в кровавое болото криминального передела.

«Помните эти «Игры доброй воли», которые здесь называли «Играми доброго Толи», потому что они дали сильный импульс развитию криминального мира. Вокруг этого целые битвы разгорелись, кладбища возникли. Тогда американское консульство дало свое экспертное заключение: не рекомендовать гражданам посещать Петербург, поскольку Петербург является зоной криминального бедствия», — вспоминает Андрей Константинов. Злой воли Собчака здесь, конечно, не было, хотя в начале 90-х годов городская администрация наделала немало глупостей в отношении криминальных группировок. Просто от непонимания новых тенденций и невозможности их контролировать.

Еще в самом начале 90-х годов в мэрию приходили делегаты теневого сектора — молодые люди выразительной внешности — и открыто предлагали заключить с руководством города сделку: «Давайте поделим город на зоны, наведем порядок, мы берем все на себя, вы бы нас курировали». Закончились ли переговоры каким-либо пактом о ненападении, неизвестно. Через несколько лет ОПГ настолько окрепли, что в союзе с властью уже и не нуждались. «Дело в том, что у всех были связи с криминальным миром. И у Собчака были связи с криминальным миром, если так говорить. Просто, что понимать под криминальным миром. Собчак был знаком со многими людьми, в том числе с теми, которые впоследствии были осуждены за тяжкие преступления. Потом, бандиты того времени — погибший сейчас на Кипре Шевченко, скрывающийся за границей Хохол, Монастырский… Это я назвал вам имена людей хорошо известных и авторитетных в криминальном мире, которые были просто депутатами Государственной Думы, а депутаты Государственной Думы имеют ранг федерального министра? Интересно, какой политик может позволить себе игнорировать федерального министра. Они и к начальнику ГУВД заходили и орали на него. Он прекрасно понимал, кто они такие, но как он может не принять депутата Государственной Думы. Так что здесь очень тонкая ситуация, которую очень легко передернуть», — говорит Андрей Константинов.

А вот адвокат Новолодский раздраженно комментирует книгу о криминальной истории города, говорит — «полная чушь», а определение «бандитский Петербург» признает только как художественную метафору, далекую от истины: «Никаких связей с криминалом не было у Собчака, и так же криминальные истории использовались во время выборов 1998—99 годов как антияковлевский ход».

Если при Собчаке криминал быстро набирал силу и закреплял за собой жизненное пространство, то Яковлеву достались уже мощные, легализованные, сросшиеся со структурами власти практически на всех уровнях финансово-промышленные группы, выросшие из уличных банд. ОПГ обросли собственностью, игнорировать их или бороться при помощи слабой милиции стало невозможно. Москва, по статистике, была опаснее Питера с точки зрения криминальных разборок и количества заказных убийств, однако лейбл «криминальная столица России» достался именно городу на Неве. Сегодня ни у кого нет сомнения, что эту историю разыграли как политическую карту против Яковлева.

Любая власть в новой России на среднем уровне в той или иной степени пересекается или срастается с криминальным миром. В случае, если возникает ощущение, что сама власть нестабильна и скоро сменится, криминальные группировки начинают расчищать площадку, чтобы убрать конкурентов, словить удобный момент и получить шанс на дележ портфелей и денег. «Когда Яковлев пришел к власти, это для российских условий было по-настоящему демократической сменой власти. В городе в результате сформировалось довольно сложное пространство — не такое однородное, как в Москве, сложилась федеративная анархическая модель, когда власть вынуждена учитывать интересы разных криминальных, полукриминальных, финансовых и прочих группировок и лавировать между ними, сохраняя все-таки контрольный пакет акций в этой ситуации. Соответственно, эти структуры тоже боролись между собой за степень влиятельности. Люди, которые оказывались на гребне этих процессов, сильно рисковали и часто погибали», — отмечал журналист Даниил Коцюбинский, считая, что местные политические деятели подогревали разборки среди бизнесменов и их криминальных партнеров.

Эксперты-криминалисты уверены, что серия убийств уголовных авторитетов в городе в 1999–2000 годах, а потом и в 2003-м была спровоцирована ожиданиями и прогнозами об уходе Яковлева с поста губернатора. «То же самое произойдет, когда станет ясно, что Лужкова меняют.

Кроме одного нюанса: если меняют на преемника, то стрелять не будут, когда меняют на нового человека, не связанного с прежней властью, — стрельбы не избежать», — поясняет свою теорию известный российский адвокат, пожелавший остаться в этой книге неназванным.

К 1996 году целые отрасли городского хозяйства контролировали структуры, близкие к криминальному миру. Например, авторитетный предприниматель контролирует значительную часть рынка энергоносителей, в городе его считают чуть ли не «крестным отцом мафии». Может ли городской голова полностью игнорировать этого человека, стоит ли ему вообще обращать на него внимание? Почему он должен решать с ним вопросы, от которых зависит экономика региона? Избежать подобных проблем невозможно, потому что вирус криминализации поразил всю страну.

Александр Невзоров вообще выдвинул двусмысленный тезис о том, что настоящий политик в современной России обязан контактировать с криминальным миром: «Политик, который не имеет никакой связи с криминальным миром, это не очень хороший политик, потому что сейчас криминал — это огромная часть общества. Политик должен контролировать криминальный мир и иметь возможность прямого, порой неформального диалога с ним». Конечно, контактировать и контролировать в контексте отношений власти и криминала — глаголы разного политического смысла, и черта, за которой эти различия теряются, размыта и опасна. Тем не менее даже такой осторожный и щепетильный чиновник, как Вячеслав Щербаков, честно признался, что ему в качестве вице-губернатора приходилось привлекать к решению городских проблем предпринимателей, о которых принято говорить вместе с приставкой-намеком «авторитетный»: «Да, я привлек Константина Мирилашвили к выплате пенсий. Он обратился с какой-то просьбой, ничего странного или сомнительного там не было. Меня потом на всех углах поливали и топтали за это. Но с пенсиями тогда было плохо, фактически катастрофа. Я его пригласил и предложил, что он будет каждый месяц доплачивать по 1000 рублей Героям Советского Союза и по 500 рублей Героям Социалистического Труда. Все шло официально, по ведомостям. Потом и ветеранам Ленинградской области он пенсии доплачивал. Меня упрекали, как же так — криминал!.. Я отвечал, что если покажете, где взять деньги в другом месте, то с радостью возьму. Собрал ветеранский президиум, объяснил им и все показал, спросил у них разрешения. Где он взял деньги? У него была фирма, совершенно официально торговавшая продуктами, прибыли большие. Ветераны не возражали».

Жители Петербурга до сих пор возмущаются тем, что на их город повесили ярлык «криминальной столицы». «Смешно сравнивать Питер с Москвой не только в плане того, по каким деньгам работает эта организованная преступность. Конечно, и «белых денег», и их отражения — «черных денег» больше в Москве. Но и по степени сращивания власти с теневым капиталом, и по степени коррумпированности власти Москва впереди. Бесконечные скандалы с генеральными прокурорами разворачивались в Москве, но никак не в Питере. У нас здесь калибр был всегда поменьше», — объясняет Константинов.

Стреляли в России повсюду, дерзко и безжалостно. Но в Санкт-Петербурге оказался талантливый и активный летописец этих бандитских разборок. Десяток детективных романов, «Агентство журналистских расследований», специализированная газета, документальный труд в двух томах по истории криминала в городе, — с легкой руки Константинова «Бандитский Петербург» превратился в хорошо продаваемый бренд. Окончательно он закрепился в умах российских граждан после выхода на телеэкраны художественного сериала по мотивам написанных ранее детективов. В процессе съемок общего названия не было, и режиссер предложил использовать название документальной книги — звучит коротко и хлестко. Так «Бандитский Петербург» стал известен всей стране.

По иронии судьбы, съемочной группе помогал губернатор города Владимир Яковлев. «Он не давал нам денег, но помогал административным ресурсом. Он разрешил снимать на госдачах, в резиденциях. Причем это был сознательный и мужественный шаг, потому что он не сомневался, что фильм будет использован против него. Мы ему: «Ну что вы, ни в коем случае». А он: «Я знаю, как будет, но я читал ваши книги, они мне нравятся, поэтому я вам несмотря ни на что помогу». И когда мы поставили в титрах благодарность Яковлеву, все московские газеты и телеканалы потом оттоптались, что это была издевка, ирония, что авторы благодарят губернатора за превращение города в бандитский и так далее. Нет, это была действительно искренняя благодарность за его мужской поступок», — вспоминает Андрей Константинов.

Премьеру фильма на телеканале НТВ назначили за неделю до очередных губернаторских выборов. Рекламные ролики сериала строились на раскрутке нового общественного стереотипа — «Петербург называют криминальной столицей». Это придавало сериалу особую значимость — не просто фильм о каких-то там бандитах, это фильм о самых безжалостных бандитах в самом опасном городе страны, в криминальной столице России. На торжественную премьеру фильма «Бандитский Петербург» в Москву почему-то ни автора сценария, ни режиссера не позвали. Миф уже жил самостоятельной жизнью, отдельно от своих авторов. «Когда родился бренд «Петербург — криминальная столица», я спустя короткое время стал думать о том, чтобы записать специальный диск «Петербург — не криминальная столица», потому что я давал огромное количество интервью на эту тему. В Питере все понимали, что никакая это не криминальная столица, но у нас уже не было выхода на федеральные СМИ. Меня никуда не приглашали, и мое мнение никого не интересовало» — так писатель и исследователь Андрей Константинов невольно превратился в инструмент политической дискредитации своего родного города. Фильм вышел в 2000 году, многие люди его воспринимали как современный, актуальный, о последних событиях, а в нем на самом деле рассказывается о 1993 годе. В романе определено очень четко: история начинается в 1992 году, заканчивается в 1993-м. Кстати говоря, во времена Собчака. Но зрители на этот исторический аспект внимания не обращали.

Константинов со смехом вспоминает попытку прокуратуры и МВД спасти город от бандитов: «Сюда приехала половина сыщиков России, и это был такой кошмар, когда сюда приехали из Сибири, с Урала, из Москвы… Собрались все в ГУВД, пошумели, водки попили, походили по городу: агентуры своей нет, реальной информации — тоже. Ну и разъехались тихонько».

Отмечу, однако, и то, что раскручивание криминальной темы и превращение Петербурга в «российский Чикаго» — американскую гангстерскую столицу начала XX века — многие объясняют не только борьбой с губернатором Яковлевым. Адмирал Щербаков уверен, что это была лишь одна из локальных тем глобального плана по дискредитации России: «Тут надо шире смотреть. Это была не только борьба с Яковлевым. Петербург входит в десятку наиболее привлекательных с точки зрения туризма городов Европы. Поэтому нарисовать город как бандитский было выгодно не только политическим противникам Яковлева, но и некоторым мировым туристическим операторам. Как-то мы в Питере ночью гуляли по набережным, сидели в кафе и пили пиво с шефом полиции Лондона. Он потом мне признался, что в Лондоне ночью так спокойно не погуляешь. Конечно, «Бандитский Петербург» — интересная книга, но это не значит, что бандитизм — суть нашего города. В этом смысле мы сами немного виноваты, что не думали об имидже города настолько серьезно, как следовало бы. Словосочетание броское — «бандитский Петербург», «криминальная Россия». Звучит мощно, легко переводится на любой язык». Звучит, действительно, мощно, образ сильный, и, главное, объяснять и убеждать никого на Западе, что все это соответствует действительности, не надо. На Западе давно уверены, что Россия — это мороз, водка, бандитизм, КГБ и немного балета.

Ректор Университета профсоюзов Александр Запесоцкий подозревает, что слишком внимательное изучение криминальной ситуации в городе приезжими журналистами и чрезвычайно эмоциональное описание этого являлось всего лишь ответом Москвы на вызов, который Петербург невольно бросил, провозгласив себя «культурной столицей» страны. И приставка «бандитский», и приговор — «криминальная столица» были инспирированы из Москвы как «асимметричный ответ». «Ничего реального за утверждением, что Питер — криминальная столица, нет. К кому в России в начале 90-х годов не приезжали бандиты? Даже к нам в университет приезжали. Однако последствия всех этих публикаций для города были более ужасными, чем все пресловутые бандитские разборки. Примерно в ста американских газетах упоминалось определение «бандитский Петербург». Это был конец инвестициям и туризму», — поясняет Александр Запесоцкий.

Андрея Константинова возможные последствия его исследования беспокоили еще до написания первой книги. По крайней мере, у него были сомнения, не оттолкнут ли иностранцев от Питера подобные расследования, но шведский журналист, в соавторстве с которым первая книга и задумывалась, убедил, что бояться здесь нечего: «Он мне привел очень интересный аргумент, что, наоборот, западные предприниматели — люди смелые, они работают и в Юго-Восточной Азии, и в Колумбии, и где угодно. Там гораздо более страшные криминальные структуры действуют, но там они знают правила игры и немножко понимают расклад и поэтому не боятся туда соваться. В России же сплошные секреты, абсолютная непрозрачность, муть. И какая-то информация, она, наоборот, будет способствовать пониманию того, что не так страшен зверь».

Логически аргумент выстроен безупречно, если рассматривать темы бандитизма только в контексте бизнес-планирования, причем без упоминания времени и места действия: распад коммунистической империи, всемирные страхи и идеологические штампы «холодной войны», запутанная политическая ситуация в демократической России и так далее. В силу именно этих, вроде бы несущественных параметров логически безупречной схемы в России никто и не собирался детально анализировать замысел автора бренда «бандитский Петербург». Бренд — это когда не надо задумываться над его сутью, потому что он живет в подсознании человека, он существует отдельно от создателей и распространяется, словно вирус. Даже сотрудники правоохранительных органов, включая генерального прокурора страны, начали повторять и убеждать себя и других в том, что Питер — действительно криминальная столица.

Владимир Яковлев, конечно, переживал, что из-за политических войн Питеру уготована судьба, схожая с Чикаго, который тоже все называют гангстерским городом. Он давным-давно и не гангстерский, там давным-давно на прошлых страхах деньги зарабатывают, экскурсии проводят по местам реальных, а по большей части выдуманных бандитских войн, но туристы, отправляясь в Чикаго на отдых или по делам, всегда слышат напутствие — предостережение быть внимательнее на улицах этого города. Но чтобы подобное произошло с Питером?! В это было просто невозможно поверить. Причем в момент, когда, по мнению ученого и автора книги «Силовое предпринимательство» Вадима Волкова, в криминальном мире происходила серьезная трансформация: «Для многих авторитетов участие в организованной преступности стало средством быстрого повышения социального статуса в пределах одного поколения. Что происходит с самими ОПГ, когда их лидеры переходят в легальный бизнес? Переориентация на легальный бизнес сопровождается привлечением кадров из государственных правоохранительных органов и специальных служб для охраны собственности, а также наймом юристов для правового оформления деятельности или решения имущественных споров. По мере того как лидеры экономически успешных ОПГ развивали отношения с законными властями и интегрировались в легальный бизнес, члены среднего и низшего звена группировок становились ненужными. Многие из них теперь пополняют ряды обычной, неорганизованной преступности. Этот процесс можно назвать вертикальной дезинтеграцией».

Как бы то ни было, громкое убийство Михаила Маневича. руководителя комитета по управлению госимуществом, к серьезным изменениям в политике городского правительства не привело. На место погибшего либерала-реформатора Владимир Яковлев назначил еще более молодого и не менее либерального Германа Грефа. «Меня можно считать и человеком Чубайса, и человеком Яковлева, и человеком Немцова, они все за реформы, и я за них», — с места в карьер начал молодой чиновник. Причем, опровергая слухи, он заявил, что первым занять эту должность ему предложил именно Яковлев и только потом в Москве по этому же поводу он встречался с Анатолием Чубайсом. Главная задача — продолжение реформ в сфере жилищно-коммунального хозяйства и завершение масштабных аудиторских проверок ведущих петербургских монополистов — «Ленэнерго» и «Ленгаза», а затем петербургской телефонной сети и метрополитена. Учитывая, что монополисты никогда не сдаются без боя, Греф выразил надежду, что люди поддержат в этом бою администрацию Санкт-Петербурга. Он вообще собирался провести реформу так, как задумывал это Михаил Маневич, невзирая на разного уровня монополистов. Осознавая, чем это чревато, Герман Греф на первой же встрече с журналистами признал, что «ничего не боятся только дураки», но если строго следовать букве закона, то «все претензии к властям сами собой станут несостоятельными». Правда, жесткая риторика 33-летнего чиновника Смольного как-то не вязалась с его мажорным, даже слегка пижонским внешним видом. Позже, перебравшись в Москву и став одним из ключевых разработчиков экономической политики при президенте Путине, Греф продолжит шокировать всех своей провокационной бородкой и яркими галстуками. Наиболее консервативные аналитики искали в его внешнем виде тайные умыслы. Но люди, знающие Грефа давно, подчеркивают его колоссальную работоспособность и «упертость». В Смольном он проводил и субботы, и воскресенья.

Кстати, родители готовили ему совершенно другую дорогу по жизни, они мечтали сделать из него музыканта, великого пианиста. Говорят, чтобы Герман упорно занимался и не тратил времени зря, родители привязывали его ноги к стулу, а он все равно умудрялся убегать из дому. В школе над ним часто издевались, поскольку он был из интеллигентной семьи, при этом еще и немецкой. Тогда Греф тайком от родителей записался в секцию бокса, потом также тайно вместо консерватории пошел служить в армию и попал в спецназ. Так что с Грефом следует себя вести осторожно, а то еще, как заправский инструктор по рукопашному бою, применит какой-нибудь удушающий захват.

Впрочем, если без отступлений, то, назначив Германа Грефа, Яковлев продолжил кардинальные изменения в экономике Петербурга, а все крупнейшие инвесторы, в том числе и иностранные, подтвердили свои обязательства перед городом.

Петербург иностранные инвесторы называли самым реформируемым городом России, его бюджет считали более прозрачным и понятным, чем московский. Борис Ельцин летом 1997 года подписал специальное постановление о присвоении городу статуса «культурной столицы России». Яковлев при этом свои заслуги не выпячивал, но и не боялся экспериментировать, предлагать неожиданные идеи. Например, в Петербурге разрабатывали программу «Зеленые каски». До сих пор в нашей стране нежелание служить в армии приводит к уголовной ответственности, поиску выдуманных болезней и бесконечному стрессу для призывников, их родителей и проблемам для государства. Только в 2004 году с горем пополам начали формировать альтернативную службу. А в Санкт-Петербурге еще в 1997 году собирались в порядке эксперимента создать подразделения, которые занимались бы решением важных хозяйственных проблем города, охраной музеев, их реконструкцией и прочее. И тогда, и сейчас милитаризованное российское общество и в большей степени российское военно-политическое лобби не очень приветствовали подобные эксперименты, но Яковлева это не останавливало.

Он выступал против выборов в парламент по партийным спискам, и это тоже не вписывалось в его образ чиновника-консерватора.

Задолго до всяких монетизаций льгот петербургский губернатор говорил о необходимости изменений порочной практики раздачи бесконечных, финансово никак не подкрепленных льгот. Вот цитата из его интервью журналу «Профиль» в 1997 году: «К сожалению, многое из принятого носит популистский характер. Взять закон о ветеранах. Все прекрасно понимают, что его не исполнить. Ну, зачем принимать?! А принимают. Перекидывают на регионы. Регионы не в состоянии выполнить. Тогда высшая власть говорит, что это ребята там виноваты, на месте. Или указ о бесплатном проезде. У нас в городе бесплатно ездят два с половиной миллиона человек. Где региону найти на это деньги? А чуть что — сразу находится желающий заработать политический капитал. И давай народ баламутить. Мол, власть избрана, так надо ей обязательно под коленки поддавать. Это наша беда, российская».

Звучит очень актуально и сегодня.

«Мы создали инфраструктуру социального обеспечения, которой не было равных в России. В Москве денег много, их девать некуда, а у нас все время был дефицит средств. Несмотря на постоянное противостояние с Законодательным собранием по поводу устава города и прочего, мы сделали очень много, решили много хозяйственных проблем, — адмирал Щербаков доволен тем, как работало городское правительство при Яковлеве. Он называет губернатора первым чиновником, который понял, что такое социально-ориентированная экономика. — Мы стабильно повышали зарплату учителям, врачам и не на 8 процентов, мы меньше чем на 20 процентов никогда не повышали, и по 40 процентов поднимали зарплату. Нет денег, а мы с Артемьевым искали средства в бюджете, потому что там всегда есть омертвленные деньги, надо только умело ими воспользоваться».

Не следует считать Яковлева наивным и политически неопытным игроком. В нем коварства не меньше, чем у самых искушенных политиков. Он предельно конкретен при обсуждении реальных проблем жизни. Он не боится брать удар на себя и отвечать за свои слова и поступки: «Метро — техногенная катастрофа. Я бы мог и не заниматься метро — ну, нет технического решения, и все. Но мы восстановили метро. Да, позже на несколько лет, чем я обещал на выборах, но сделали. Проектные работы затормозились, денег из федерального бюджета не перечислили ни копейки, итальянский щит не закупить. Но все это с трудом мы сделали».

Простая манера держаться и наигранно наивное поведение петербургского губернатора вводили в заблуждение опытных «московских волков». Питер буквально атаковали московские олигархические группы в стремлении поделить жирные куски местной собственности. Борис Березовский даже предлагал назначить заместителем губернатора по финансам своего партнера Бадри Патакарцишвили. Питерские газеты печатали один жуткий прогноз за другим под общим лозунгом «Яковлев продаст город Москве», поскольку одной из причин трагического финала политической карьеры Анатолия Собчака называли то, что тот не пускал в город московский капитал. Однако реальность прогнозы не подтверждала. «Когда я сравниваю Собчака с Яковлевым, то понимаю, что они продолжали друг друга, они были из одной команды, — неожиданно признает Татьяна Голубева. — Яковлев становился для Москвы еще более неудобен, чем Собчак, потому что он так «впитал» город, что даже слился с ним. Яковлев не давал продать город, и Москва начала его потихоньку съедать».

Первый вице-губернатор Щербаков тоже считает, что Яковлев защищал интересы местных предпринимателей, чего уже при нынешнем главе города Валентине Матвиенко не наблюдается: «Яковлев считал, что сначала питерские фирмы должны получить максимум заказов, но если местного потенциала не хватало, то надо привлекать компании из Москвы. Это и стало причиной охлаждения отношений между ним и Лужковым. Москвичи хотели все взять под себя и нас сделать только исполнителями, мы с этим не согласились. Яковлев не сдавал Питер Москве, и в этом он — полная противоположность Матвиенко. Это люди с подходами, которые разнятся, как день и ночь: сегодня нас заполонили московские фирмы».

Когда анализируешь политическую жизнь Санкт-Петербурга в середине и конце прошлого десятилетия, постоянно возникает ощущение нестыковок в действиях разных ключевых персонажей, логических неувязок между их декларациями и поступками, между их воспоминаниями и хронологией событий. При этом постоянно вмешиваются статисты, неожиданно получившие высокие должности в Москве и, следовательно, возможность высказываться на всю страну. Фундаментальной ошибкой является попытка рассматривать питерские события в отрыве от общероссийского и, главным образом, московского контекста. Петербург всегда тесно связан с московскими политическими интригами. Происшествия в Кремле и вокруг Кремля влияли и на события на берегах Невы. Часто местную питерскую элиту московские товарищи использовали «втемную», не раскрывая далеко идущих замыслов.

Не успели затихнуть страсти по поводу нового устава города и только между губернатором и Законодательным собранием наступило короткое перемирие, как в стране обвалилась пирамида государственных финансовых обязательств, похоронив шаткий мир и спокойствие. Экономический кризис повлек автоматически обострение политической ситуации повсюду. На Бориса Ельцина вновь смотрели как на обреченного. Попытки утвердить в Государственной Думе кандидатуру Виктора Черномырдина в качестве премьера-спасителя с треском провалились. Кремль задействовал все имеющиеся ресурсы — и финансовые, и информационные, но сломать упорство оппозиции не смог. Компромиссный вариант — назначение премьер-министром Евгения Примакова — считали началом конца Ельцина. Противники российского президента не рассматривали назначение Примакова в качестве компромисса, они видели в этом слабость Ельцина и свою силу. Причем опасность для власти представляли не коммунисты, поскольку в их действиях не было ничего нового, их лидер Геннадий Зюганов — вечный «второй» — начал утомлять избирателей своей серостью и нерешительностью. В этот момент появилась новая серьезная сила.

Московский клан, собранный и сцементированный мэром столицы Юрием «Лужковым, решился атаковать политическую вершину страны. Их даже не смущала опасность фальстарта, они методично готовили свою триумфальную победу, нанося удары по ближайшему окружению российского президента. Борис Березовский испытал на себе прессинг московского клана одним из первых: «Все-таки Ельцин значимое время проспал в этом смысле и достаточно поздно озаботился преемственностью власти как таковой. В это время многим казалось, что президент совсем дряхлый, что он уже все потерял. А Лужков с Примаковым просто поднимались».

Задрожало окружение президента, кто-то (как пресс-секретарь Сергей Ястржембский) даже переметнулся в лагерь Лужкова; заколебались олигархи, и медиа-магнат Владимир Гусинский делал ставку на альянс с московским мэром и премьер-министром.

Поднимался не только московский клан, рос по карьерной лестнице и Владимир Путин. Движение его едва заметно, действия — непонятны и скрытны, однако направление неизменно — наверх и только наверх. В мае 1998 года его назначают первым заместителем главы Администрации президента, в июле 1998 года Путин — уже директор Федеральной службы безопасности, а с марта 1999 года — еще и секретарь Совета безопасности. Очень долго Ельцин не задумывался о преемнике, вернее, это не оформлялось у него в конкретный план действий, президент просто перетасовывал колоду политиков, выбрасывая-вбрасывая в зависимости от настроения и обстановки то одну кандидатуру, то другую. Однако к началу 1999 года медлить было уже нельзя. Государственная Дума, ведомая коммунистами, готовилась объявить президенту импичмент.

Финансовый кризис 1998 года, война американцев против Югославии — все это создавало крайне мрачный фон для политики Кремля. Неизвестно, когда и у кого созрел четкий план операции «Преемник», какая роль отводилась в ней скромному и надежному директору ФСБ Путину. Мы еще не скоро узнаем подробности, поскольку никто из активных участников событий по разным причинам не хочет пока говорить правду или вообще распространяться на эту тему. Но не это является предметом нашего исследования. Ясно одно: к началу 1999 года такой план появился, и Владимир Путин в нем присутствовал. Это видно из неожиданных перемещений отдельных питерских чиновников из кабинетов Смольного в кабинеты в Москве.

Мы уже упоминали, что после проигрыша Анатолия Собчака на выборах 1996 года из администрации Санкт-Петербурга ушли единицы, большинство чиновников остались и спокойно работали дальше. Кого-то Яковлев даже повысил. Как, например, Дмитрия Козака, который возглавил в Смольном юридический комитет. Хотя в современной интерпретации Козак остался, уступив просьбам и доводам друзей, чтобы помочь городу и не бросать его на произвол судьбы.

Дмитрий Козак считается автором городского устава, который был принят в Питере едва ли не позже всей остальной России. За разработку главного документа Питера в 1997 году Козак был удостоен премии «За достижения в осуществлении правовой! реформы», учрежденной Фондом развития юридического факультета Санкт-Петербургского университета. Устав, правда, принимали с боями, тяжело шел поиск компромисса между губернатором и Законодательным собранием. Возможно, многолетняя работа с местными депутатами утомила Дмитрия Козака или отношения с губернатором охладились после сложного процесса утверждения городского устава, но в январе 1999 года главный юрист Смольного подал в отставку. Как раз в момент обострения войны между председателем Законодательного собрания города Юрием Кравцовым и губернатором. С обоими из них у Козака были прекрасные отношения, видимо, он решил своим уходом из Смольного подчеркнуть собственный нейтралитет в этом столкновении. Вячеслав Щербаков, правда, считает, что не следует искать здесь конфликт: «У Козака были добрые и даже приятельские отношения с губернатором, он часто бывал у них дома. Никуда Козак не сбежал из Питера. Я не могу себе представить его оппонентом Яковлева. Он просто почувствовал, что готов для более высокой работы, а Путин его подогревал».

Козак несколько месяцев не устраивался на новую работу. Он спокойно жил в Петербурге и отказывался от всех предложений, словно чего-то ждал. Один известный питерский адвокат вспоминает, что Козак говорил какими-то загадками и на предложение о совместной работе отвечал неубедительно, уклончиво. В конце марта 1999 года главой Администрации Президента России становится близкий к Борису Березовскому Александр Волошин, в это же время Путин возглавляет Совет безопасности и все чаще появляется на телеэкранах как публичная фигура. Будущий президент, видимо, и сосватал своего старого знакомого Дмитрия Козака, с которым они вместе плотно «работали» с Законодательным собранием Петербурга, на должность заместителя Волошина по правовым вопросам. Как только Путин становится премьер-министром России, Козака из Администрации президента переводят на должность руководителя аппарата правительства.

Конечно, у разных групп влияния в Кремле был свой план, своя схема передачи власти от Бориса Ельцина и свои кадровый состав и резерв. Но также очевидно, что к президентским выборам готовился и Владимир Путин. Березовского, который пережил при Примакове весной 1999-го мощную атаку, многие считали обреченным и боялись с ним общаться, ожидая со дня на день уничтожения могущественного и сильно демонизированного олигарха. На день рождения к жене Березовского Елене боялись приехать многие старые знакомые. Тем более не ожидали в гости директора ФСБ. Но Владимир Владимирович приехал с букетом роз, поздравил. С некоторой ностальгией и даже симпатией Борис Абрамович, уже находясь в Лондоне, вспоминал тот подмосковный вечер с Путиным, рассказывал, что того сильно беспокоила активность дуэта Лужков — Примаков и он не сомневался, что их победа на парламентских выборах приведет к большим проблемам. Он готовился защищаться.

Лихорадило и Санкт-Петербург. Экономический кризис с трудом, но преодолели, а выборы в местный парламент осенью 1998 года получились драматичными. 20 ноября в подъезде своего дома на канале Грибоедова расстреляли депутата Государственной Думы Галину Старовойтову. Огнестрельное ранение получил ее помощник Руслан Линьков, он чудом остался в живых. Правоохранительные органы настаивают на том, что удалось найти исполнителей этого демонстративного и жестокого убийства. По крайней мере на момент написания этой книги в Санкт-Петербурге их судили. Это Юрий Колчин по кличке Юра Брянский (на момент совершения преступления — сотрудник Главного разведывательного управления и параллельно охранного предприятия «Святой благоверный князь Александр Невский»), Игорь Лелявин, Виталий Акишин, Алексей Горонин, Юрий Ионов и ранее судимый Игорь Краснов. Все обвиняемые были арестованы в ноябре 2002 года. Пятеро подсудимых не признали своей вины, Алексей Воронин признал свою вину частично. В ходе следствия были арестованы шесть человек, еще четверо были объявлены в розыск. Один из них — Павел Стехновский был задержан 26 мая 2004 года по оперативному международному поручению из России правоохранительными органами Бельгии. По информации пресс-службы УФСБ, за время следствия допрошено более 1000 свидетелей, проведено 40 обысков, 26 выемок, 62 осмотра, 104 экспертизы предметов, документов, отпечатков, а также 3 следственных эксперимента и 19 опознаний по фотографиям. Суд приговорил к 23 годам заключения в колонии строгого режима Виталия Акишина, признав его исполнителем убийства, и к 20 годам — Юрия Колчина, названного организатором. Были оправданы Игорь Краснов и Юрий Ионов, которых следствие считало пособниками преступления. Дело в отношении Игоря «Лелявииа и Алексея Воронина прекращено в связи с истечением срока давности. Еще трое предполагаемых соучастников убийства до сих пор числятся в розыске. Однако на главный вопрос, кто же заказчик убийства, ответа до сих пор нет. Версий много, и они довольно противоречивы. На суд предлагали вызвать в качестве свидетеля даже президента страны Владимира Путина, который после убийства Старовойтовой приходил в больницу к ее раненому помощнику и о чем-то с ним беседовал. Говорят о финансовой подоплеке убийства, ищут намеки на заказчиков в личной жизни этой незаурядной женщины и политика, обсуждают ее конфликт и угрозу разоблачения Геннадия Селезнева, который баллотировался в депутаты Государственной Думы по одному из питерских округов. Главная версия убийства упирается в выборы в Законодательное собрание, созданный Старовойтовой блок «Северная столица» и вероятный конфликт с тамбовской преступной группировкой, которая продвигала своих кандидатов. Тогда впервые в эфире федеральных телеканалов прозвучали определения — «бандитский Петербург, криминальная столица». «Накал истерии был настолько высок, что этот слоган немедленно подхватили. Была определенная пиаровская установка, потому что нарастало противостояние между московскими и питерцами, на тот момент яковлевской командой. С другой стороны, выборы в Законодательное собрание. И подача была очень простой — культурная столица превращается в столицу криминальную. Граждане, что же это такое делается на ваших глазах», — вспоминает криминальный репортер Андрей Константинов.

Те выборы вообще были запредельно скандальными и запомнились волной компромата, который выплескивали друг на друга соперники, огромным количеством двойников известных политиков — кандидатов в депутаты, извращенными выдумками и акциями политтехнологов. Трудно излечимая беда новой российской политической традиции, когда каждый технолог мыслит себя великим политиком и берется вершить судьбы родины. В том, что творилось тогда в Питере, конечно, есть определенная доля вины и губернатора Яковлева. Он. естественно, хотел, чтобы в ЗакС прошло максимальное число его сторонников, но чрезмерно доверял своим советникам и особо в предвыборные дела не вмешивался. «Его все время пытались втянуть в какие-либо политические скандалы. Его тащили в политику. Трудно топтать губернатора Петербурга, это самодостаточный город. Он не пытался вести политические игры, он все время подчеркивал, что он — хозяйственник и «не мешайте мне работать», — описывает позицию губернатора один из бывших его помощников. Поэтому Яковлев и не сформировал монолитный блок своих соратников, не брал ни с кого клятв верности и не связывал депутатов никакими узами, финансовыми или организационными, в отличие, например, от Москвы. «Петербургский список» так и не превратился в мощную фракцию местного парламента, и Яковлев признал в этом в том числе и свою ошибку: «Список появился абсолютно случайно. Я в это время находился в Москве. Мне позвонили, что вот есть список достаточно авторитетных людей, которые могут поработать и которые действительно представляют интерес для города. Не оговаривали принципиально, кто в этом списке будет. Я поддержал идею списка. Я поступил так, как следовало поступить. Те, кто, может быть, готовили список, поступили немного легкомысленно».

Безусловно, в Санкт-Петербурге есть несколько основных кланов, которые и определяют ситуацию в городе. Они самостоятельны и самодостаточны, они конкурируют между собой, их всегда поддерживали перебравшиеся в Москву влиятельные друзья. Наконец, в Питере еще с конца 80-х годов сложилась сильная политическая традиция плюрализма и никогда не было единодушия или «любви взахлеб» между разными ветвями власти.

После выборов в Законодательное собрание все стали готовиться к будущим губернаторским выборам, тем более что Яковлев хотел перенести день голосования с весны 2000-го на декабрь 1999-го и совместить местные выборы с общероссийскими. Взыграли амбиции у Игоря Артемьева. Подогреваемый соратниками по партии «ЯБЛОКО», позиции которой в городе традиционно сильны, он вдруг выступил против губернатора, со скандалом ушел из Смольного и превратился в бескомпромиссного критика. Вячеслав Щербаков пытался остановить своего молодого коллегу по правительству: «Артемьеву я говорил, не спеши, ты станешь губернатором, подожди, тебе Яковлев сам предложит, третий срок будет твой, но «ЯБЛОКО» переоценило свои возможности и влияние. Я ему говорил: пустое это дело, не конфликтуй с Яковлевым, но он «закусил удила». Возможно, Игорю Артемьеву передался общий политический психоз, которому оказались подвержены в 1999 году политики как в Москве, так и в Питере.

В столице нарастало противостояние Ельцина и Государственной Думы, мутил воду своими византийскими интригами премьер Примаков, а в Питере бесновались депутаты Законодательного собрания. Шутка ли, в крошечном местном парламенте действовало 7 фракций и 2 блока! Полтора года не удавалось избрать председателя Законодательного собрания.

Весной 1999 года Борис Ельцин перешел в наступление. Упреждая Госдуму в ее попытке объявить импичмент, президент снял с должности Евгения Примакова и назначил премьер-министром Сергея Степашина. Причем это не являлось началом операции «Преемник», поскольку единства по кандидатуре следующего президента страны в ближайшем окружении Ельцина не было.

Все помнят, как Степашин с минимальным перевесом опередил руководителя российских железных дорог Николая Аксененко в борьбе за кресло премьера. Кстати, этот конфликт стоил Аксененко позже и должности и жизни. Отстраненный от руководства железными дорогами и обвиненный в коррупции, Аксененко несколько лет держал глухую оборону от следователей Генеральной прокуратуры. Обвинения в результате не подтвердились, но это стоило ему здоровья. Аксененко заболел раком, на носилках его из России перевезли в Германию, где почти два года он провел в специальной клинике. Его не спасла даже пересадка костного мозга, и летом 2005 года Николай Аксененко, отличавшийся всегда дикой работоспособностью и никогда не принимавший никаких таблеток, скончался.

Достаточно быстро стало понятно, что Степашин не может держать удар и пытается лавировать между разными политическими силами и группировками, играя роль миротворца и миролюбца. А времена настали иные. Лужков и примкнувший к нему Примаков вместе с предвыборным блоком «Отечество» не скрывали своих амбиций и не стеснялись ослабленного президента. Блок Лужкова шел, словно танковая колонна. У него было мощное информационное обеспечение не только в виде телеканала ТВЦ. На сторону Лужкова и Примакова перешел Владимир Гусинский, который обрушил на своих соперников весь творческий потенциал НТВ и принадлежащих холдингу газет и радио. Примаков был безусловным лидером всех социологических опросов, что еженедельно проводились среди россиян на предмет, за кого бы они проголосовали, если бы выборы президента состоялись в ближайшие выходные. Второе место традиционно удерживал лидер коммунистов Геннадий Зюганов, а третьим шел московский мэр. Медленно, но рос и рейтинг Степашина. Премьер предпринял в июле «кругосветное путешествие» из Москвы на Дальний Восток с остановками в ключевых регионах страны. Затем перелет в США и — активные и эффектные переговоры с американским руководством. На обратном пути, в Европе, Степашин участвовал в мировом саммите глав государств и правительств. Ни у кого из наблюдателей не возникало сомнений, что это — яркая предвыборная поездка. Рейтинг российского премьера продолжал идти вверх, но крайне медленно. В начале августа 1999 года Лужкову удалось уговорить губернаторов из политического блока «Вся Россия» объединиться. И появление избирательного блока «Отечество — Вся Россия» радикальным образом изменило расстановку политических сил в стране накануне парламентских выборов.

Новый блок становится серьезной проблемой и для Кремля, и для других политических партий, поскольку лидеры движения «Отечество — Вся Россия» рассчитывали получить большинство мест в новом парламенте. Фактически это ставило крест на будущем существовавшей партии власти «Наш дом — Россия», которая опиралась на административный ресурс местных князьков. «Они в тот момент почувствовали, им показалось, что Ельцин слаб настолько, что не может уже возражать. Лужков и Примаков выстраивали альтернативу Кремлю, они тоже использовали власть, но власть региональную. Они считали, что эта власть сможет отдалить власть центральную. Эксперимент показал, что это — ошибка», — Борис Березовский считается одним из авторов политического контрудара со стороны Кремля. Несмотря на то что оригинальных и красивых политических идей у блока не было, ярких харизматических лидеров, популярных среди российских избирателей — тоже (за исключением Юрия Лужкова), тем не менее это вызвало переполох в политической элите. В движение «Отечество — Вся Россия» объединилась номенклатура, причем та ее часть, которая держит в своих руках рычаги власти в регионах.

В Кремле обстановка была близка к панике. Степашин осторожничал, а многие высокопоставленные чиновники дрогнули и искали повод подстраховаться на случай кардинальных смен в Кремле. Промедление означало проигрыш и катастрофу для Ельцина и «семьи» — так тогда называли достаточно широкий круг приближенных к Кремлю чиновников и олигархов. Степашин оказался вне большой игры, он явно мало о чем знал и еще меньше понимал, потому всего за день до своей отставки в интервью программе «Время» убеждал, что его позиции крепки и президент не собирается менять его на кого-либо другого.

Однако смена правительства вызвала не меньший ажиотаж, чем консолидация противников Кремля. Президент не назвал веских причин отставки Сергея Степашина. Зато впервые Борис Ельцин открыто и прямо назвал имя своего возможного преемника на посту президента. Причем никто не ожидал, что президент выберет председателя ФСБ Владимира Путина. Многим, правда, казалось, что и этот выбор не окончательный, поскольку разговоры о преемнике Бориса Ельцина велись несколько лет.

Впервые тему передачи власти Борис Ельцин затронул в начале 1997 года. Тогда в одном из своих радиообращений президент заявил, что высшую власть в стране необходимо уступить молодым. Летом того же года Ельцин уточняет образ человека, которого хотел бы видеть своим преемником: «Твои два срока пройдут, значит, будем надеяться ожидать, что будет молодой и такой же энергичный боевой демократ». Самыми молодыми и перспективными политиками в окружении президента в тот момент считались Борис Немцов и Анатолий Чубайс, и у обоих были серьезные политические амбиции. Их стали называть главными преемниками президента. Борис Ельцин не скрывал своих симпатий к молодым демократам, пообещав защищать их: «До 2000 года оба останутся работать. Если они сами удержатся, я всех остальных, которые на них напирают, оттолкну». Но весной 1998 года у президента появился новый избранник — Виктор Черномырдин. Отправляя в отставку правительство Черномырдина, Ельцин ставит перед бывшим главой кабинета новые политические задачи: «Решение принял я — об отставке правительства. Но одновременно, имея в виду, что президентскую кампанию по выборам президента-2000 возглавит он. Нам нужен сильный руководитель, а, учитывая, что я выпадаю из выборов, нам надо закрепить. Вот мы и сделали такую рокировочку сильную».

Но о Черномырдине как о преемнике президента достаточно быстро забыли. В мае 1998 года на саммите восьмерки в Бирмингеме Ельцин в качестве возможного будущего президента представил Биллу Клинтону губернатора Саратовской области Дмитрия Аяцкого: «Аяцков — могучий человек. Он готовится стать уже президентом». «Он похож на президента настоящего», — заметил американский президент Билл Клинтон. «Это точно!» — согласился Ельцин. Скорее всего, это был типичный для российского лидера экспромт с сильной долей иронии. И постепенно политики устали гадать, кто же станет основным кандидатом от партии власти на предстоящих президентских выборах. И вот Ельцин прямо называет имя своего преемника — Владимир Путин. «Я в нем уверен!» — говорит Ельцин.

Абсолютно неожиданный ход Кремля. Он застиг врасплох, многие авторитетные политики и олигархи не восприняли кандидатуру преемника всерьез, не верили в успех очередной кремлевской «рокировочки» и по инерции продолжали двигаться выбранным курсом в фарватере лужковско-примаковского блока.

Некоторые, как Владимир Гусинский, вообще вели себя вызывающе дерзко. Рассказывают, что владелец холдинга «Медиа-Мост» приехал в Дом правительства, встретился с премьер-министром Путиным и в лоб заявил, что тот никогда не станет президентом, потому что этого не допустит он — Владимир Гусинский. Он, Гусинский, повернет всю мощь своего меди а-холдинга против избранника Ельцина. Березовский, когда узнал об этом инциденте, слегка оторопел от подобной наглости и поинтересовался, почему Путин не вызвал тут же охрану и не наказал зарвавшегося олигарха.

Это происходило осенью 1999 года, и многие уже забыли обстановку в России накануне ухода Бориса Ельцина. Сейчас невозможно узнать в притихших и сереньких функционерах тех самоуверенных и даже обнаглевших политиков, каковыми они были. Например, депутат Государственной Думы молодой человек Георгий Боос, близкий к столичному градоначальнику, позволил себе напомнить Ельцину судьбу Чаушеску. Боос, он руководил предвыборным штабом блока «Отечество — Вся Россия», потом даже судился со мной за то, что я назвал его выпад против президента угрозой, за которую надо наказывать и уж точно не пускать на порог любого приличного дома. Обстановка тогда была крайне напряженной.

Кроме Владимира Путина появилась еще и партия «Единство», инициатором создания которой как раз и стал Березовский. Причем проект появился очень поздно, буквально за два с половиной месяца до парламентских выборов. До этого перебрали несколько идей. К примеру, хотели создать блок «Мужики» со странным набором первых лиц. В перспективы «Единства» тоже мало кто верил, по крайней мере, никто не прогнозировал внушительную победу блока на парламентских выборах.

Учредительный съезд нового движения прошел только 3 октября. Лидером избрали министра по чрезвычайным ситуациям Сергея Шойгу. Созданию блока предшествовало коллективное заявление 39 губернаторов, которые выражали недовольство тем, как ведется избирательная кампания, и призывали к честным выборам. Текст этого заявления был неопределенным и обтекаемым, но становилось понятно, что возмущены губернаторы действиями и заявлениями лидеров блока «Отечество — Вся Россия». Одновременно губернатор Чукотки Назаров объявил, что группа губернаторов будет создавать новый избирательный блок. Это привело к возникновению слухов о «блоке 39 губернаторов», противостоящем ОВР.

24 сентября 1999 года министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу принял предложение группы Назарова возглавить новый «блок губернаторов» с официальным названием «Межрегиональное движение «Единство». 32 губернатора подписали заявление о намерении «своим авторитетом и властью помочь лидеру блока «Межрегиональное движение «Единство» Сергею Шойгу, человеку безупречной честности и отваги, собрать силу, способную победить на декабрьских выборах». Вторым в списке «Единства» был объявлен Александр Карелин — знаменитый борец, неоднократный олимпийский чемпион. Замыкал первую тройку предвыборного списка милицейский генерал, борец с мафией Гуров. Таким образом, в финальной части этих скандальных выборов «Единство» заменило партии, созданные в разное время при поддержке Кремля и в том числе переметнувшийся на сторону «противника» блок «Вся Россия».

Ставка на губернаторов делалась давно. Практически сразу же после президентских выборов 1996 года среди политической элиты и политологической тусовки возникла и укрепилась идея, что следующим президентом страны станет обязательно какой-либо губернатор, что поход на Кремль необходимо начинать из региона. Эта идея стала еще более популярной после избрания губернатором Красноярского края знаменитого генерала-десантника Александра Лебедя. Поэтому накануне выборов 1999 года начали экспериментировать с губернаторскими блоками и движениями.

Инициативная группа по созданию общественно-политического блока «Вся Россия» сложилась в апреле 1999 года. Формально отцами-основателями блока считались президенты Татарстана Мейтимир Шаймиев и Башкирии Муртаза Рахимов, но в инициативную группу вошли губернаторы и председатели местных парламентов едва ли не половины российских регионов. 22 апреля 1999 года в Москве, в «Президент-Отеле», прошло первое заседание организационного комитета. А уже 22 мая в Санкт-Петербурге состоялся съезд блока «Вся Россия». Три месяца с переменным успехом велись переговоры о союзе между «Всей Россией» и «Отечеством»: объединению препятствовало недоброжелательное отношение к московскому мэру Администрации президента. Но к августу у большинства членов «номенклатурного» блока победило убеждение, что Кремль не одержит больше победу на выборах. В результате 17 августа 1999-го было объявлено о создании объединенного блока «Отечество — Вся Россия». Сопредседателями нового предвыборного объединения были избраны мэр Москвы Юрий Лужков и губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев.

Эксперты утверждали, что первоначально «Вся Россия» создавалась с одобрения Кремля, что все делалось не спонтанно, а продуманно близкими к власти политтехнологами. И не были самостоятельны губернаторы в своих поступках. На объединительном съезде в Уфе шли жаркие споры, вступать ли в открытую конфронтацию с Кремлем или сохранять нейтралитет. Умеренные или трусливые губернаторы из «Всей России», коварные лидеры азиатской части страны убедили Владимира Яковлева как председателя их движения стать третьим номером общего избирательного списка. Подругой версии, это Кремль попросил Яковлева возглавить движение «Вся Россия», чтобы «поправлять» «азиатских губернаторов». Сегодня эти губернаторы убеждают всех, что и тогда «Вся Россия» не была антипрезидентским блоком. Но, по большому счету, губернаторы просто подставляли под удар питерского коллегу. И действительно, съезд в Уфе еще не успел завершиться, а по телеканалам уже передавали, что появилась непроверенная информация об аресте супруги питерского губернатора.

Противодействовать натиску Примакова и Лужкова было достаточно легко, биографии этих политиков, их деятельность и противоречивые заявления давали богатую почву для анализа и комментариев. Добиться правды в московских судах очень сложно, защитить свой бизнес от коррумпированных московских чиновников довольно трудно, но вскрыть лицемерие лидеров не представляло большого труда. Борис Березовский, вынужденный теперь скрываться в Лондоне и жить под защитой английского правосудия, все же считает, что победа на выборах Юрия Лужкова имела бы для России еще худшие последствия.

«Не было никаких проблем показать, что Юрий Михайлович представляет криминальные деньги, — говорит Березовский. — У всех олигархов вначале был капитал, а потом была власть, если вообще была. А у Юрия Михайловича сначала была власть, а потом появились деньги. Последовательность имеет колоссальное значение. Лужков — это абсолютно коррумпированный капитал. Понятно, что он может кивать на свою жену, но мы же не говорим о том, какой из себя бизнесмен Елена Батурина. Понятно, что лоббирование семейных интересов позволило Юрию Михайловичу и его семье заработать деньги. Юрий Михайлович такой же бизнесмен, как Путин водитель».

По Лужкову наносили консолидированный удар с разных сторон, подсчитывали, сколько денег в Москве разворовывается во время строительства грандиозных проектов, замеряли ширину Московской кольцевой автодороги и пытались определить, на сколько сантиметров она короче, чем предполагалось по проекту. Бывший премьер-министр Сергей Кириенко выставлял свою кандидатуру в качестве альтернативы московскому мэру и так далее. А Примакову припомнили пренебрежительное отношение к журналистам и демократическим свободам в целом.

Но надо отдать должное и пропагандистам ОВР, потому что столько грязи и откровенных оскорблений, сколько они вылили на российского президента и его преемника за несколько месяцев предвыборной лихорадки, не появлялось за все годы правления Бориса Ельцина. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Прошло столько лет, а последствия раскола в элитах, в некоторых профессиональных сообществах, в частности среди журналистов, не преодолены до сих пор. Отголоски тех пресловутых информационных войн все еще слышны, дым над пепелищем не рассеялся.

Ожесточенная борьба продолжалась буквально до дня голосования. Идеи ударов и контрударов возникали каждый день. Примерно за месяц до даты голосования кто-то заявил, что в случае снятия с предвыборной гонки какого-либо политика из заявленной тройки лидеров избирательного блока с выборов автоматически снимается весь блок. Авторство этого инструмента предвыборной борьбы так и не удалось установить, но вариант тогда показался интересным. Из главной тройки блока «Отечество — Вся Россия» серьезной атаке не подвергался пока только Владимир Яковлев. Эту оплошность решили срочно исправить. Тогда-то политтехнологи и реанимировали художественно-публицистический бренд «Петербург — криминальная столица». Расчет делался на то, что губернатор северной столицы не выдержит публичного позора и всероссийской славы «крестного отца», махнет рукой на московские политические игры и откажется от участия в выборах. А после демарша Яковлева появились бы юридические основания и для снятия с дистанции всего блока губернаторов-бунтовщиков.

Застрельщиком атаки выступил ведущий авторской программы на ОРТ Сергей Доренко, вброшенную им тему подхватили основные СМИ прокремлевского пула. За идеологическое наполнение «убойной» схемы отвечал Александр Невзоров, он как непререкаемый эксперт по питерской криминальной истории комментировал ужасные «открытия» московских журналистов в субботней аналитической программе «Время», ведущим которой в то время пришлось выступать мне. Единственное, от чего Невзоров категорически отказывался, так это увязывать криминальные разборки в Петербурге с губернатором Яковлевым, и в ходе наших с ним еженедельных перекличек в аналитической программе «Время» никогда не критиковал губернатора: «Яковлев — жертва тех чудовищных обстоятельств, в которых оказался Петербург.

У нас достаточно много других очень высокопоставленных чиновников, которые напрямую связаны с криминальным миром. Например, в Петербурге постоянным членом комиссии по законности в городском парламенте был организатор семи живописнейших убийств. Дело не в том, что я здесь живу или мне симпатичен Яковлев, дело в том, что никто не схватил его за руку и не доказал эту точку зрения».

Самое смешное, что к моменту раскрутки темы в федеральных средствах массовой информации накал криминальных разборок в Петербурге пошел на спад. «Когда меня спрашивают о тамбовской группировке, это напоминает вопрос о здоровье детей. А дети давно уже выросли. Тамбовской группировки как таковой уже не существует, казанская группировка разгромлена. Тамбовские приобрели другой социальный статус», — смеется Невзоров. Тот же Андрей Константинов связывал это с естественным процессом легализации и перерождения криминального мира: «Костер догорел. Это не заслуга ни правоохранительных органов, ни Яковлева. Это — природное явление. Люди, которые гнались за деньгами, их получили, начали деньги осваивать, у них меняется внутренняя психология, они сами себя начинают считать собственниками, которые поделили пирог. Войны перестают быть войнами, наступает время великой бандитской демобилизации, когда распускаются армии, потому что уже не ездят по десять машин на разборки, потому что вместо «быков» нужны менеджеры или юристы».

Однако суть происходивших в городе процессов никого не интересовала, главное было одержать победу в борьбе за власть, сначала через выборы в Государственную Думу, а затем — убрав с дороги возможных конкурентов преемника Ельцина. Борис Березовский никогда и не скрывал, что история «Петербург — криминальная столица» раскручивалась только как элемент большой политической войны «Каждая сторона пытается использовать максимально объективные аргументы. Не было бы этой истории, придумали бы что-нибудь другое. Так же как если бы наши оппоненты не придумали историю про старого Ельцина, то придумали бы историю про Ельцина, психически ненормального. Но история «старый Ельцин» сработала против самого Примакова. Доренко показал на экране, как Примакову оперируют ногу, и сказал, что какой же Ельцин старый, вот Примаков действительно старый. Поэтому «криминальная столица, не криминальная столица», — просто использовались те аргументы, которые были под рукой».

Как раз в разгар избирательной кампании в Петербурге убили депутата ЗакСа Виктора Новоселова. Причем убили довольно изощренным способом. Переживший до этого несколько покушений депутат и так передвигался на инвалидной коляске и представлял собой довольно простую мишень. Убили же его, положив на крышу автомобиля, в котором он ехал, магнитную мину. Виктору Новоселову оторвало голову. Версий убийства было множество, правда, на этот раз никто из политиков федерального уровня бурно на происшествие не реагировал и не клялся найти и покарать убийц. А после выборов об убийстве депутата постепенно забыли.

Спустя пять лет основные участники или свидетели той яростной политической битвы вспоминают детали эпизода «Петербург — криминальная столица» неохотно, путаясь в обстоятельствах и аргументах. Борис Березовский невольно признает, что по отношению к Яковлеву были по большому счету несправедливы, по крайней мере, опальный олигарх не испытывает к питерскому губернатору таких же сильных чувств, как к московскому мэру Юрию Лужкову. Более того, Березовский делает неожиданные выводы из «объективных обстоятельств» избирательной кампании 1999 года: «Яковлев достаточно адекватный был губернатор. Он, безусловно, более прагматичный, чем Собчак, с точки зрения хозяйственника. Питер, конечно, превзошел всех по количеству громких заказных убийств. Но другое дело, что сейчас, после переезда Путина в Москву, криминальный Питер, бандитский Петербург вырос в криминальную Россию». Бывшие союзники стали врагами, а те, кого когда-то совместными усилиями пытались одолеть, оказываются не такими уж и монстрами. Правда, тезис о криминализации Петербурга настолько мощно вбит в подсознание россиян, что и спустя пять лет вырывается наружу.

Рассказали мне смешную байку. Как-то в Смольном при Валентине Матвиенко проводили совещание по поводу очередного праздника. Долго обсуждали место, где этот праздник следует провести, спорили. Кто-то предложил: «Давайте на Стрелке». Ответственная в правительстве Валентины Ивановны за культуру гранд-дама, приехавшая управлять Петербургом из Москвы, резко возразила: «Да бросьте вы свои питерские замашки!» Она просто не поняла, что имелась в виду стрелка Васильевского острова, а не бандитская разборка посреди «криминальной столицы».

Общероссийская избирательная кампания 1999 года завершилась фактически провалом «Отечества» Лужкова и Примакова и триумфом «Единства», если сопоставлять амбиции, стартовые условия, затраченные ресурсы и конечный результат. Блок «Отчество — Вся Россия», от которого накануне выборов ждали убедительной победы за места в Государственной Думе, проиграл и коммунистам, и «Единству». «Медведи», собранные при участии Кремля буквально в последний момент перед выборами, опровергли большинство пессимистических прогнозов и стали самой успешной «партией власти» за всю новейшую историю России. Для всех была очевидна будущая победа на президентских выборах Владимира Путина, поэтому грозный мэр Лужков очень быстро побежал в Кремль замаливать грехи и вымаливать прощение, Евгений Примаков неожиданно отказался от президентских амбиций, притихли губернаторы. И только Владимиру Яковлеву отступать было некуда, поскольку весной 2000 года должны были состояться выборы губернатора Санкт-Петербурга.

По инерции накат на Яковлева не ослабевал, наоборот, давление усиливалось со стороны окрыленных успехами сторонников «Единства». В блок «Медведей» записывались не по идеологическим соображениям, а исходя из причастности к определенным влиятельным группам и личной преданности конкретным политикам. По такому же принципу формировалось и движение «Отечество — Вся Россия». Соответственно, по такому же принципу определяли и своих противников. В результате главные выборы, из-за которых все и затевалось, прошли, но зачистка пространства продолжалась. Причем на выборах губернатора Петербурга сложилась вообще запутанная ситуация. Некоторые лидеры «Отечества» вдруг заявили, что не намерены поддерживать своего недавнего соратника Владимира Яковлева, а собираются помогать Валентине Матвиенко, которая неожиданно с подачи Путина захотела вернуться из Москвы в родной город с должности вице-премьера правительства — на место губернатора.

Дрогнули и начали искать отходные пути и многие депутаты питерского парламента, прошедшие в него в свое время как сторонники губернатора. Оглядываться по сторонам они стали заранее, по сути проигнорировав предложение Яковлева о переносе выборов губернатора с весны 2000-го на декабрь 1999-го. Необходимое для принятия решения количество голосов в ЗакСе предложение губернатора набрало, однако процедуру голосования удалось поставить под сомнение, и партия «ЯБЛОКО» опротестовала решение ЗакСа о переносе губернаторских выборов в суде. Игорь Артемьев назвал это «торжеством справедливости и закона и тяжелым политическим поражением губернатора Яковлева и всего движения «Отечество — Вся Россия». Артемьев рассчитывал повторить успех Яковлева в 1996 году и обыграть на предстоящих выборах своего недавнего начальника.

Почуяв неладное, отползали тихонько в сторонку и некоторые чиновники Смольного. Вице-губернатор Вячеслав Щербаков посчитал, что место главы представительства алмазной компании «Алроса» надежнее и подал в отставку. Он и не скрывает, что испугался давления новых сил: «Мне стукнуло 60 лет. По закону, я должен был просить разрешения Законодательного собрания на заключение контракта. Это болото мне опротивело, ходить туда и просить разрешения я не хотел. Многие, которые прошли якобы по списку Яковлева, первыми и переметнулись. Начались политические атаки из Москвы на Яковлева через ЗакС, я решил не ходить, не просить и не унижаться. Появилась усталость от противостояния с Москвой».

Но Яковлев сдаваться не собирался. От сердобольных предложений уйти в отставку добровольно, по-хорошему, категорически отказался. Как раз достроили огромный Ледовый дворец. Город принимал там Чемпионат мира по хоккею. На фоне политических дрязг и истерии на тему криминальной столицы это выглядело явным достижением губернатора: «Никто не верил, что мы построим Ледовый дворец. Артемьев, который жид напротив, постоянно давал интервью, предсказывая, что, кроме фундамента, ничего не построят, потом — что выше первого этажа не поднимутся, и так далее. А мы в 2000 году дворец открыли. Другое дело, что наши в пух и прах проиграли, но это не моя вина, если бы мне поручили нашу сборную, то они бы выиграли».

У соперников Яковлева было мало шансов вытеснить его из кресла губернатора. И хотя в Кремле уже тогда попытались подбросить в предвыборную колоду джокер по имени Валентина Матвиенко, но, тем не менее, понимали, что победить питерского губернатора невозможно. Социологические замеры показывали ничтожно маленький рейтинг популярности Матвиенко, несмотря на ее активное продвижение на телеэкранах и в газетах. Горожане воспринимали ее как навязываемый Москвой сомнительный подарок с подвохом. И уж совсем раздражали жителей Петербурга «страшилки» про бандитов. Андрей Константинов уверен, что неуклюжей пропагандистской кампанией московские политтехнологи помогли Яковлеву повторно победить на выборах: «Яковлева никогда особенно взахлеб, с рыданиями не любили, как Собчака, кстати, поначалу. На Собчака женщины реагировали так же, как в свое время на Керенского. Яковлев в этом смысле был менее презентабельным человеком, но более деятельным, он что-то делал и очень спокойно реагировал на всю эту ерунду с криминальной столицей. Поэтому его потрясающая победа на выборах — это реакция людей на несправедливость. Вот вы идете по улице и видите, что один дерется против пятерых, у вас инстинктивно симпатии на его стороне оказываются, психология срабатывает. Это была защитная реакция против московской кампании: что же вы врете-то так, мы пойдем и проголосуем за Яковлева».

Во время вторых выборов Яковлев практически не вел избирательную кампанию, а тем более не боролся ни с Матвиенко, ни с кем-либо еще. Выбрали очень точный лозунг: «К хорошему привыкаешь быстро, хорошее быстро забывают!» Помимо этого два раза в день (всего!) показывали по местному телеканалу рекламный ролик с таким же незамысловатым сюжетом: Петербург «до» прихода Яковлева в Смольный — дворы, порты, дороги и так далее и все то же самое «после». Сравнение выглядело явно в пользу действующего губернатора. Владимир Яковлев победил в первом же туре с подавляющим перевесом, набрав больше 70 % голосов. Никто из оппонентов не стал даже оспаривать результаты голосования.