Пламенный вихрь

Глава 12

— Марси!

Сторм никогда в жизни никому так не радовалась.

— О, Сторм, милая моя! — Они обнялись.

— Привет, Сторм, — из-за спины жены произнес Грант. — Оправились после своего падения?

Зная о близости между Грантом и Бреттом, Сторм вспыхнула, но тем не менее позволила поцеловать себя в щеку.

— Да, — выдавила она.

— Я оставлю вас одних, — сказал Грант. — Где Бретт, в кабинете?

— Понятия не имею, — с оттенком горечи произнесла Сторм.

— Неважно, я найду его. — Грант вышел.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Марси.

Сторм было ненавистно напоминание о существовании Бретта. Кстати, где же он? Где он был последние два дня? Три, если считать сегодняшний, который уже шел к концу. Она велела ему оставить ее в покое, но она и понятия не имела, что станет от этого рассерженной и несчастной и вообще будет так скверно себя чувствовать. После их последней стычки он ни разу не зашел к ней — ни разу!

— Сядьте, Сторм, — сказала Марси, беря ее за руки и усаживая на диван. — Ну, вы прекрасно выглядите.

— Я и чувствую себя прекрасно. Но меня выпустят из дома еще только через три дня.

— К сотрясению мозга нельзя относиться легкомысленно.

— Я так рада, что вы приехали, — выпалила Сторм. — Вы — мой единственный друг!

— О, Сторм, это не так.

— Да. Пол солгал. Он меня предал. Он вынудил Бретта жениться на мне, и теперь мы оба несчастны. Вы мой единственный друг, Марси. — Ей стало очень жалко себя.

— А как же Бретт?

— Никогда не упоминайте при мне имени этого ублюдка. Марси нахмурилась:

— Сторм, как это вы умудрились упасть с лошади? Сторм не могла удержаться от смеха:

— Я не падала с лошади. Я упала с дерева!

— С дерева?

— Да. И угадайте, чье это было дерево? — Смех прекратился, и на ее глаза навернулись слезы.

— Чье же? — мягко спросила Марси.

— Его любовницы, — объявила Сторм.

— Что?

— Да, я за ним подглядывала, но ведь надо же мне было точно знать, куда он ходит по ночам, — и, можете мне поверить, я убедилась в этом. О, Марси, я видела их вместе. И она такая красивая!

Марси настолько разъярилась, что на мгновение потеряла дар речи. Она видела, что Сторм изо всех сил старается удержаться от слез, поэтому прижала ее голову к своей груди и стала гладить по волосам.

— Ничего, ничего, милая. Плачьте на здоровье.

— Я никогда не плачу, — поднимая голову, с пылом заявила Сторм. — Никогда. Но с тех пор, как я приехала сюда, я столько плакала… Не могу передать, как я его ненавижу.

— Вы так не думаете, — сказала Марси.

— Думаю. Вам известно, что в эти три дня я его ни разу не видела? Ни разу. Но я только рада, ведь мы все равно бы опять поссорились. Боже, я просто не могу дождаться, когда приедет папа и заберет меня домой!

Через полчаса Марси извинилась и решительно зашагала через весь дом в кабинет. Дверь была приоткрыта. Она коротко постучала и вошла, мельком взглянув на мужа. Потом перевела полный грома и молний взгляд на Бретта:

— Мне надо с вами поговорить, Бретт. Мужчины поднялись, и по лицу Бретта было видно, как поражен он ее тоном.

— Марси, привет…

— Как вы можете быть таким жестоким? Разве вы не понимаете, что Сторм всего семнадцать, она еще ребенок и совсем одна, без друзей, в чужом городе…

Бретт выпрямился. Удивление прошло, и его лицо окаменело.

— Вы вмешиваетесь не в свое дело, Марси.

— Она плачет там, в зале, черт побери. Бретт был поражен не только резкостью ее выражений но и тем, что она сказала.

— У нее что-то болит? — быстро спросил он.

— У нее болит душа. Почему бы вам хоть раз не подумать о ее чувствах, не только о своих? Неужели вы не можете на несколько дней оставить вашу чертову любовницу и поухаживать за собственной женой? Вас хоть сколько-нибудь волнует, жива она еще или нет?

— Вы заходите слишком далеко! — взорвался Бретт. — Моя любовница — не ваше дело, и мои отношения со Сторм вас не касаются!

— Я думаю, чем скорее отец приедет за ней, тем лучше, — крикнула в ответ Марси. — Вы три дня даже одним глазом не заглядывали в ее комнату. Мне так и хочется свернуть вашу чертову шею.

— Она потребовала, чтобы я не показывался ей на глаза, — в свою очередь выкрикнул Бретт. — Каждый раз, когда я пытаюсь доставить ей удовольствие, она оборачивает это против меня. Более неблагодарной маленькой негодницы… — Он заговорил спокойнее: — Я держался подальше из-за ее здоровья, а не потому, что мне безразлично. Как только мы оказываемся вместе — сразу начинаем ругаться. Почему она плачет?

— Потому что вы о ней забыли, — тихо проговорила Марси.

Он нахмурился:

— Это глупо. Она сама сказала мне оставить ее в покое.

— О Бретт, вы ничего не понимаете. Иногда женщина говорит одно, а имеет в виду совсем другое, особенно если она так горда, как Сторм.

Бретт уставился на нее, словно пытаясь уяснить нечто совершенно чуждое и недоступное пониманию:

— Вы действительно считаете, что она плачет из-за меня?

— Я знаю это наверняка.

Бретт задумчиво провел рукой по волосам. От этой мысли у него екнуло сердце. Последние несколько дней были для него сущим адом. Он держался подальше не потому, что она приказала это в приступе ярости, а потому, что опасался, как бы ей не стало хуже из-за их ссор. Но он по нескольку раз в день спрашивал у Питера и Бетси, все ли у нее в порядке и не надо ли ей чего-нибудь. Ночью, когда она засыпала, он заходил тайком взглянуть на нее, и это почему-то его успокаивало, словно без этого он мог проснуться и обнаружить, что Сторм в его жизни была всего лишь сном. Он посмотрел на Марси, уже не сердясь на нее, и торопливо вышел из комнаты.

В зале Сторм не было. Он легонько постучал в дверь ее спальни:

— Сторм! Это я, Бретт.

Ответа не последовало. Он распахнул дверь: Сторм совершенно неподвижно стояла у камина, но при его появлении повернула голову, словно вспугнутая лань. На ней было голубое шелковое платье скромного покроя, отделанное по вороту и у запястий кремовыми кружевами. Волосы были распущены и только прихвачены лентой в цвет платья. Она с опаской посмотрела на него. Бретт сумел изобразить улыбку, но его сердце бешено колотилось. Его охватило неодолимое желание заключить ее в объятия и просто держать. Никогда прежде ему не хотелось просто обнимать женщину. Он тихо прикрыл за собой дверь. С минуту оба молчали, просто разглядывая друг друга.

— Вы хорошо выглядите, — ласково произнес он и улыбнулся. — Это, конечно, преуменьшение. Вы потрясающи, как всегда.

К его удивлению, у нее задрожали губы и она отвела взгляд, глядя в огонь. Ее глаза подозрительно заблестели. Он шагнул к ней. Она снова так же испуганно взглянула на него и попятилась. Теперь она стояла у окна, он — у камина.

— В чем дело? — спросил он все тем же нежным голосом, таким чуждым его слуху.

— Что вам надо?

Он почувствовал, что она произнесла эти слова нарочита грубо. От этой мысли в нем вспыхнула искорка гнева, но он загасил ее.

— Марси сказала, что вы плакали.

— Предательница, — сказала она, сжимая кулаки.

— Скажите мне почему.

Она смотрела на него блестящими от волнения глазами.

— Отпустите меня домой сейчас же, Бретт. Я ужасно, просто ужасно скучаю по своей семье.

Он словно со стороны услышал свои слова:

— Я не могу.

— Я не позволю Полу разорить вас, я обещаю! Он поморщился:

— Дело не в этом.

— Пожалуйста!

Он шагнул к ней, и она еще отступила, опираясь на подоконник. Ее грудь бурно вздымалась — от страха, от волнения? Он остановился в нескольких дюймах от нее, настолько близко, что ощутил жар ее тела, и смотрел ей прямо в глаза, не давая отвести взгляд.

— Я не хочу аннулировать наш брак, — сказал он.

— Что?

Он поднял руку и приложил ладонь к ее щеке.

— Я не хочу аннулировать наш брак, — сипло повторил он. Другая ладонь коснулась второй щеки, и все в нем пело, пока он держал ее лицо в своих ладонях.

— Бретт… — Это был шепот, но испуганный или нет? Взгляд огромных сапфировых глаз дрогнул.

Они стояли так близко друг от друга. Ее полные губы цвета спелой вишни подрагивали. Он сам задрожал, начиная чувствовать силу своего всепоглощающего желания.

— Меня околдовали, — сказал он и приник к ее губам.

Она не шевельнулась. Он поцеловал ее очень мягко, очень нежно, с теплой, настойчивой лаской. Его язык снова и снова поглаживал ее полную нижнюю губу. По ее телу прошла дрожь. Он скользнул языком внутрь, легонько касаясь зубов, десен, внутренней поверхности щек. Он крепче сжал ее лицо в ладонях, продвигаясь все глубже и глубже. Когда се язык робко приподнялся, встречая его язык, он весь содрогнулся от желания. Невероятным усилием коли он чуть отодвинулся от нее, все еще не выпуская из ладоней ее лица. Глаза ее были закрыты, темные ресницы, длинные, с заостренными кончиками, веером лежали на золотистой коже. Чуть припухшие губы были приоткрыты, как будто в ожидании поцелуя. Ноздри безукоризненной формы носа чуть раздулись. Он никогда не встречал такого удивительного совершенства в женщине. Она открыла глаза.

Он улыбнулся, от уголков глаз разбежались морщинки.

— Мне не следует волновать вас, ma chere.

Она напряженно вглядывалась в него, отчего его желание разгоралось все сильнее. Боже, как он хотел ее, сейчас, прямо сейчас. Он отпустил ее.

— Молчите, молчите, — сказал он, боясь, что она может испортить это мгновение. Он снова улыбнулся, потом повернулся и вышел.

Она замерла, пораженная не столько его словами, сколько реакцией своего тела на его поцелуи, — ощущением покалывания в губах, восхитительно-жгучими токами, пронизавшими всю ее до самого лона. Постепенно пришло понимание. Все еще стоя у окна, она вдруг осознала смысл сказанного им. «Я не хочу аннулировать наш брак».

Все в ней застыло. Он не хочет аннулировать брак, а она не в счет! Это было так характерно, так чертовски характерно для Бретта; он один принял решение, которое касалось их обоих, которое определит всю их будущую жизнь. Как он смел!

И почему в каком-то уголке ее разума затаилось радостное предвкушение? Она отмахнулась от этого непрошеного чувства, и оно исчезло, вытесненное злостью на произвол, с которым он все решал за нее. Отправил ли он родителям это проклятое письмо? Ей почему-то казалось, что нет.

Сторм расхаживала из угла в угол, все больше разжигая в себе ярость в ожидании момента, когда он поднимется наверх, чтобы лечь спать. Она не могла себе представить, как сможет провести остаток жизни с Бреттом. Почему он передумал? Минутная прихоть? Потом ей на ум неожиданно пришла еще одна мысль. Если он не собирается аннулировать брак, значит, этот поцелуй — только предвестник всего остального, предвестник совершения брака. От этой мысли у нее перехватило дыхание, и ее сердце на мгновение замерло. Она заново ощутила прикосновение его ладоней, прикосновение его губ к своей груди… Какая же я бесстыдница, подумала она.

Она слышала, что отец до женитьбы на ее матери был изрядным повесой. И Ник такой же. Похоже, это наследственное, думала она, но ведь женщине неприлично быть такой распутной. Ей отчаянно захотелось снова стать прежней Сторм, той, что подбила глаз Ленни Уиллису, когда тот осмелился поцеловать ее, той, чье тело целиком и полностью принадлежало ей самой. Она не желала оставаться этой незнакомкой в нелепых нарядах, замужем за незнакомцем, которого она презирала… и к которому вожделела.

Погруженная в свои мысли, она сразу поняла, что Бретт уже вернулся к себе. Набрав для храбрости полную грудь воздуха, она открыла соединявшую спальни дверь и вошла в его комнату. Он стоял около кровати, уже без рубашки. Услышав ее, он вздернул голову и повернулся. В его глазах вспыхнуло пламя. У Сторм мгновенно вылетело из головы все, что она хотела сказать, и она молча уставилась на него.

У него были широкие плечи и мускулистая грудь, густо заросшая темными волосами. В нем не было и унции жира. Темные курчавые волосы спускались сужающимся треугольником, исчезая за поясом брюк. Ей доводилось и раньше видеть мужчин без рубашки, и даже обнаженных, к примеру Рейза и Ника, когда они были мальчишками. Никогда это зрелище так на нее не действовало, совершенно лишая разума, заставляя сам окружающий воздух трещать и, сыпать искрами.

— Сторм, вам не следовало заходить сюда, — хрипло сказал он.

Опомнившись и выйдя из оцепенения, она взглянула ему в лицо. Это было ошибкой. Она заметила голод в его глазах, увидела, как быстро бьется пульс на его горле, и поняла, что он весь во власти желания. От этой мысли ее бросило в дрожь.

— Бретт, вы не можете в одиночку принимать решение, которое касается и меня тоже.

Он уставился на нее с удивлением, которое быстро сменилось раздражением.

— Насколько я понимаю, вы имеете в виду аннулирование брака?

— Да. — Она вздернула подбородок: — Я все еще хочу этого. Я не собираюсь оставаться вашей женой до самой своей смерти. Несколько дней еще куда ни шло, но навечно — нет уж, ни за что.

Он резко выдохнул, и она поняла, что он едва сдерживает гнев.

— Тем хуже для вас, — наконец негромко сказал он. Она не верила своим ушам.

— Тем хуже? Вы хотите сказать, что вам безразличны мои чувства? Безразлично, что я вас презираю? Вы заставите меня быть вашей женой против моей воли? — Когда он ничего не ответил, она сказала: — Я сбегу от вас.

Он стиснул зубы, потом с видимым усилием расслабился:

— О, в этом я сомневаюсь, Сторм. Думаю, что смогу вызвать у вас желание остаться. — Он улыбнулся: — Знаю, что смогу.

В его соблазняющем тоне явно слышался намек на сексуальные удовольствия,

— Вы просто отвратительны, — сказала она. — Почему? Почему вы передумали?

— Потому что хочу вас, и если цена этому — брак, я готов заплатить ее.

Она не могла этому поверить. Не находя слов, она мгновение молчала, потом взорвалась:

— Но я-то вас не хочу!

Он улыбнулся, как будто его позабавила ее вспышка: — И хотите, и будете хотеть, можете мне поверить. — Его тон показывал, что разговор окончен.

Бретт уехал из города, и без него все стало совершенно другим. Сторм стояла посреди его кабинета, почти физически ощущая его присутствие. Слегка пахло сигарами и кожей. Запах был очень слабым, почти незаметным. Сегодня Бретт должен вернуться.

Он уехал рано, на следующее утро после того странно нежного поцелуя и объявления, что он больше не желает аннулировать брак. Он сказал, что у него дела в Сакраменто и он вернется через три дня. В вечер своего возвращения он собирался повезти ее на вечеринку по случаю дня рождения. Хозяйка была немногим старше Сторм, и Бретт считал, что они должны понравиться друг другу.

Сторм обошла большой стол красного дерева с обитым черной кожей верхом и уселась за него. Она представила себе, что именно в этот момент входит Бретт; скорее всего он впал бы в один из своих приступов ярости, думая, что она роется в его бумагах или что-нибудь в этом роде. Но надо признаться, ей в самом деле было любопытно.

Последние три дня заточения были такими мирными. Безмятежными. Спокойными.

Занудными, мрачно подумала она.

Надо отдать должное Бретту — с ним жизнь никогда не бывала занудной.

Не то чтобы она по нему соскучилась или с нетерпением ждала его возвращения. Она не собиралась уступать в вопросе об аннулировании брака. Он хотел, чтобы она познакомилась с женщиной, у которой день рождения, как будто это что-то значило, будто она, Сторм, не собиралась отсюда уехать. Что она действительно не собиралась — так это провести остаток дней своих в качестве миссис Бретт д'Арченд. Ужасно было даже подумать об этом. Ее всю передернуло.

Но какая-то чужая, предательская ее часть вся трепетала от его предстоящего возвращения. Это было просто нелепо. Бретт высокомерный, эгоистичный, требовательный, властный, своевольный и нетерпимый. И у него совершенно отвратительный характер. Единственное, что было в нем хорошего, — это его невероятно привлекательная внешность, но ведь это не главное.

Нет, она вовсе не ждала с нетерпением его возвращения, вовсе нет.

Ужаснувшись тому, какая же она лицемерка, Сторм встала и торопливо вышла из кабинета.

Бретт не мог не признаться самому себе, что очень взволнован.

Шагая вдоль пристани, на которую он только что сошел с корабля, он поймал себя на том, что насвистывает. Его хорошее настроение не имело никакого отношения к результатам поездки, бывшей в основном лишь предлогом уехать из дома на три дня, поскольку он не мог ручаться за себя, если бы остался, особенно с того момента, как он решил оставаться женатым со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Сайен поджидал его, держа Кинга, и Бретт сразу накинулся на него с вопросами: «Сторм не выходила из дома? А не пыталась она выйти, проехаться верхом? Хорошо ли она выглядит?» Ответы его удовлетворили, и он отправил Сайена домой, а сам поехал прямо к белому деревянному домику Одри.

Она вошла в гостиную сразу же, как только горничная впустила его. По выражению ее лица он понял, что она очень рада его приходу: они не виделись с той ночи, когда Сторм упала с дерева.

— Бретт!

Она обхватила его за плечи и поцеловала. Бретт не стал уклоняться от поцелуя, но не позволил ей прижаться к его груди и оборвал поцелуй до того, как он мог вылиться в чересчур продолжительный. С минуту она стояла в нескольких дюймах от него, сдвинув ладони ему на талию и испытующе глядя в глаза, потом сказала:

— Понятно.

— Ты всегда была понятливой, — с благодарностью сказал Бретт. — Я намерен попытаться сохранить этот брак, Одри. Сторм ужасно гордая. И именно сейчас мне не годится иметь любовницу.

— Ты влюблен в нее, — сказала Одри. — Я поняла это в ту ночь.

Бретт улыбнулся:

— А на этот раз интуиция тебя подвела. Нет, милая, я не влюблен в нее, но я ее хочу. Знаешь, это находит внезапно, спонтанно. Завтра я положу на твой счет приличную сумму. Этого будет более чем достаточно, пока ты не найдешь себе другого покровителя.

Она коснулась его щеки:

— Бретт, у меня есть несколько потенциальных покровителей, которые только и ждут своего часа. Этот подарок вовсе не обязателен.

— Тогда купи себе что хочется.

— Спасибо, — просто сказала она. На ней была атласная накидка, отделанная горностаем, и под ней — полупрозрачное шелковое платье. Она соблазняюще глянула на него: — Как насчет последнего раза, отметить расставание?

Бретт отрицательно покачал головой. Она, конечно, шикарная женщина, и тело ее великолепно гармонировало с его телом, но он не испытывал ни малейшего искушения, даже сейчас, когда она стояла перед ним, демонстрируя все свои прелести. Сегодня вечером, подумал он, и удивительное, щекочущее возбуждение заструилось в его жилах. Сегодня он сделает Сторм своей настоящей женой.

— Думаю, не стоит, Одри. Она проводила его до двери:

— Сторм очень повезло. Интересно, догадывается ли она об этом.

Он засмеялся:

— Хотел бы я, чтобы кто-нибудь ей это сказал. Она презирает меня.

Одри ушам своим не верила.

— Брак по необходимости — не лучшее начало, — сказал он.

— Да, но все-таки. Ведь ты лучшая… был лучшей партией в городе. Эта девушка просто сумасшедшая. Они снова поцеловались — платонически.

— Бретт, если ты передумаешь, я всегда в твоем распоряжении. Даже если всего на одну ночь.

Бретт улыбнулся, в его глазах плясали искорки:

— Ты льстишь моему самолюбию, Одри. И кто знает, может, когда-нибудь я поймаю тебя на слове.

— Миссис и мисс Сен-Клер хотели бы вас видеть, мадам, — по всем правилам возвестил Питер.

Нахмурившись, — зачем они приехали? — Сторм приподняла юбки и поспешила вниз по лестнице. Она примеряла золотистое атласное платье, которое собиралась надеть вечером. Марси сказала, что при ее цвете лица и волос золотое ей непременно пойдет. Сторм хотелось сегодня выглядеть как можно лучше, хотя она и злилась на себя за то, что все это только ради Бретта.

— Здравствуйте, Сторм. Ну, вы совсем не выглядите больной, — сказала миссис Сен-Клер.

— Элен, Леанна, здравствуйте. Питер, пожалуйста, позаботьтесь об угощении. — Сторм даже не заметила, как величественно это прозвучало. — Прошу вас. — Она жестом пригласила их сесть.

Леанна выглядела сногсшибательно в светло-розовом платье для прогулок, и Сторм с унынием вспомнила, что Бретт ухаживал за Леанной по крайней мере месяцев шесть до того, как она сама прибыла в город. Сторм чувствовала себя неуклюжей, слишком высокой, совсем не хорошенькой. Она неловко уселась на стул.

— У нас не было возможности нанести вам визит раньше, Сторм, — сказала Леанна. — Хотя мы знали о несчастном случае, — добавила она. — Я до того рада, что вес обошлось.

Спорим, что нет, подумала Сторм, но улыбнулась в ответ.

— Замужняя жизнь, похоже, идет вам на пользу, милая, — лучезарно улыбаясь, сказала Элен. — Конечно, Бретт пошел бы на пользу почти любой женщине.

Сторм удалось снова выдавить улыбку. Она не совсем поняла, комплимент ли это, но ее охватило томительное предчувствие чего-то ужасного.

— Вы едете сегодня на вечер к Вейнскоттам? Сегодня день рождения Сюзанны. Вы знакомы с Сюзанной? — оживленно спросила Леанна.

— Нет, я с ней не знакома, но Бретт сказал, что мы поедем. — Сторм с чувством облегчения повернулась к Питеру, который поставил на стол поднос. — Бретт уезжал из города на несколько дней, но сегодня он вернется. — Разливая лимонад, она ощутила последовавшее за ее словами напряженное молчание. Она передала Леанне и ее матери бокалы, испытывая нарастающее чувство беспокойства. Уж слишком они были довольны собой.

— О, Бретт уже вернулся, — радостно объявила Леанна. — Мы его видели сегодня днем.

В предчувствии чего-то ужасного, Сторм осторожно поставила свой бокал, деланно улыбаясь.

— Он поднимался по ступенькам хорошенького белого домика с очаровательным частоколом. Тридцать три по Саттер-стрит, — весело сказала Леанна.

Сторм вдруг почувствовала тошноту — в это мгновение весь ее мир рухнул.

— Как великодушно с вашей стороны, милая, позволять Бретту иметь любовницу, даже не скрывая этого, — сладким голосом пропела Элен Сен-Клер. — Конечно, так уж устроен мир: у всех мужчин есть любовницы.

— Ну, когда я выйду замуж, у моего мужа любовницы не будет, — скачала Леанна. — И у Гранта Фарлейна нет любовницы. Но разве это не странно, что Бретт, вернувшись из поездки, поехал сначала к ней, а не к вам?

— Бретт волен поступать как ему угодно, — отрезала Сторм, боясь, что вот-вот разразится слезами. — Мы собираемся аннулировать брак. — Она так разозлилась, что нарочно сообщила об этом, зная, что через несколько минут после ухода гостей эта новость облетит весь город, и тут же спохватилась, не зашла ли она слишком далеко. Она с трудом могла дышать.

— Аннулировать! — ахнула Элен. — Да, вот это действительно новость!

Через несколько минут они ушли, причем Элен не забыла заботливо заметить, что Сторм неважно выглядит, и посоветовала ей прилечь. Сторм сумела проводить их до парадной двери, после чего очутилась снова в гостиной. Ничего не видя, она уставилась через застекленные двери на прелестный сад с его буйством розового и фиолетового, белого и желтого.

— Я не буду плакать, — сказала она. Она уже знала о существовании Одри, так почему же ей так ужасно больно, словно от смертельной раны? Ездил ли он вообще в Сакраменто? Боже милостивый! Что если все эти три дня он провел с ней?

Одинокая слезинка медленно скатилась по ее щеке.

Сторм понятия не имела, долго ли она стояла уставясь в стеклянную дверь, но, когда открылась и закрылась дверь гостиной, она даже не глядя почувствовала его присутствие. Она не обернулась, даже когда он тепло и нежно окликнул ее:

— Сторм.

Словно приласкал.

Сторм продолжала смотреть в сад, стараясь справиться с этой ужасной болью. Она сосредоточила взгляд на розовых азалиях, на фиолетовых гибискусах. Она снова услышала свое имя, на этот раз произнесенное не так нежно, с некоторой досадой. Она не шевельнулась. Уйди, молча умоляла она, только уйди.

Она услышала его приближение и застыла. Он рывком повернул ее лицом к себе.

— Я очень тронут, что вы так рады меня видеть, — угрюмо произнес он.

— С чего бы мне радоваться, по-вашему? — злобно проговорила она. Он уставился на нее:

— В чем дело?

— Мне надо одеться к вечеру, — сказала она, пытаясь освободиться.

Он удержал ее:

— Нам нужно выехать не раньше семи. Она избегала его взгляда.

— Мне нужно принять ванну и вымыть волосы. Пожалуйста, отпустите меня.

Он все еще не отпускал ее, и она вцепилась ему в запястье.

— Не трогайте меня, — выкрикнула она, не в состоянии вынести мысли о том, что еще совсем недавно его руки касались тела другой женщины. Он сразу же отпустил ее, и Сторм выбежала из комнаты. Взбегая по лестнице, она ощущала спиной его взгляд.