Пламенный вихрь

Глава 13

Бретт чувствовал себя обиженным, что было просто нелепо. Он горел желанием ее увидеть, а ей это было абсолютно безразлично. Он не испытывал чувства обиды с тех пор, как мальчишкой жил на отцовской гасиенде, да и то только в первый год. Он был очень уязвим и всегда насторожен, не зная, чего ожидать от человека, который забрал его от матери. Осторожность оказалась не напрасной. После этого он научился никогда не обижаться на надменность и пренебрежение. Он научился подавлять чувство обиды, превращая его в гнев и жажду мести.

И то, что он сейчас испытывал, ему не нравилось, нисколько не нравилось. Это чувство слишком живо напоминало ему о тех днях, и все это только потому, что он с нетерпением ждал встречи со своей женой.

Неужели она все еще злится из-за его решения насчет брака? Ей просто придется примириться с этим, и он знал, что так оно и будет, как только он переспит с ней. Тогда она более чем примирится, он уверен в этом. Разделенная ими страсть переменит ее отношение, и он чувствовал, что эта страсть очень долго не угаснет. К тому времени Сторм станет старше, и они даже смогут стать друзьями. У них будут дети, и это еще сильнее свяжет их. Почему, черт побери, она не может вести себя разумно?

Бретт решил позволить ей дуться и не обращать внимания на ее неприязнь. Ему не терпелось сообщить ей, как великодушно он поступил, отказавшись от своей любовницы, но теперь он решил, что скажет только тогда, когда она это заслужит, — и кто знает, когда такое может случиться. Он был раздражен, и прежнее блаженное настроение исчезло.

Но когда несколькими часами позже она сошла вниз, он — понял, что ради обладания ею он готов перенести любое раздражение, и еще — что он не просто увлечен, а одержим ею. В своем золотистом платье с глубоким вырезом она выглядела принцессой из волшебной сказки — нет, скорее богиней, Венерой, сходящей на землю к ним, простым смертным. У него перехватило дыхание. «Сегодня, — подумал он, — я наконец-то овладею ею». И, судя по ее застывшему лицу, это будет не просто.

Но он был умелым соблазнителем.

Она молча остановилась у подножия лестницы. Таких синих, почти фиолетовых, глаз он в жизни не видел. Их взгляд был вызывающим. Он улыбнулся, переводя дух, и взял ее руку.

— Вы выглядите изумительно, — искренне воскликнул он, повернул се руку и поцеловал ладонь, касаясь нежной кожи кончиком языка. Когда он поднял голову, то увидел, что она смотрит с каменным видом. Он понял, что ему предстоит нелегкая задача. — Идем?

Она не ответила.

В экипаже она вела себя так же высокомерно.

— Рассказать вам о моей поездке? — вежливо спросил он. Сегодня ее волосы были забраны наверх и мягкими локонами уложены на макушке, и ему захотелось вытащить шпильки, одну за другой, и распустить их. Он представил, как она возлежит на нем и его укрывает каскад ее волос. За эротическими мыслями последовала острая физическая реакция.

Она холодно посмотрела на него и пожала плечами.

Он почувствовал, как в нем разгорается гнев.

— Вы намерены весь вечер наказывать меня своим молчанием?

— Конечно нет, — сказала она. — Просто, какую бы тему вы ни выбрали, мне вам нечего сказать, разве что обсудить аннулирование брака.

Его раздражение выплеснулось наружу.

— Я ведь уже сказал, что никакого аннулирования не будет.

Она отвернулась к окошку:

— Тогда нам нечего обсуждать.

— Отлично, — заключил он.

В честь дня рождения давали бал. Подъездную дорожку уже заполнили экипажи с ухоженными лошадьми, а внутри собралось около двухсот человек — все женщины в великолепных платьях и драгоценностях, мужчины в элегантных костюмах. Сторм сняла накидку, и Бретт, придерживая за локоть, провел ее в дом. При входе они на мгновение остановились, осматриваясь.

Бретт повел ее дальше, представляя присутствующим, и сразу же заметил бросаемые на них взгляды. Ошибиться было невозможно. Когда они стояли лицом к лицу с другими гостями, все были очень вежливы и милы, но за гладкими фасадами Бретт ощутил жгучий интерес. В чем дело, черт побери?

К ним подошел Рандольф Фарлейн и поздоровался, почти не глядя на Бретта, но пожирая глазами Сторм. Бретт мгновенно разозлился.

— Здравствуй, Рандольф, — коротко ответил он.

— Привет, — сказала Сторм, и лицо ее осветилось удовольствием, что еще больше разозлило Бретта. — Рандольф, почему вы ни разу не навестили меня?

Он улыбнулся, глядя ей в глаза. Бретт стоял рядом, чувствуя себя посторонним.

— Я счел это неприличным, поскольку вы совсем недавно вышли замуж.

— О, какая нелепость. Бретту совершенно все равно, верно? Бретт уставился на нее:

— Вы хотите сказать, что я не буду возражать, если Рандольф навестит вас? Конечно нет.

— Вот видите. Кроме того, Бретт уезжал из города на три дня. Я была бы рада вашему обществу. Рандольф радостно улыбнулся:

— Я заеду завтра, — потом взглянул на Бретта: — С вашего позволения, конечно.

Подумав о предстоящей ночи любви и о том, что она, несомненно, растянется и на следующий день, Бретт едва заметно улыбнулся:

— Только не завтра, Рандольф. В другой раз. Завтра Сторм будет занята.

— Чем? — вызывающе осведомилась она.

— Мной, — ответил он.

Она бросила на него испепеляющий взгляд, потом, пробормотав что-то себе под нос — Бретт не расслышал что, но понял: что-то уничижительное, — взяла Рандольфа под руку

— Потанцуем, Бретт не возражает.

Рандольф взглянул на Бретта, который на самом деле с каждой минутой готов был возражать все больше.

— Конечно, — произнес тот, поскольку ответить иначе было бы грубостью. Он смотрел, как они прошли к месту для танцев, смотрел, как она улыбнулась Рандольфу и как тот улыбался ей, смотрел, не слишком ли они прижимаются друг к другу, — и испытывал величайшее раздражение.

Он выпил шампанского. Танец почти окончился. Он понял, что слишком явно следит за своей женой, и отвернулся. Мужчина, с которым он был едва знаком, остановился рядом, чтобы представить свою кузину. Она вспыхнула, когда Бретт ей улыбнулся. Начался новый танец, и когда Бретт отыскал жену, то обнаружил, что она снова танцует, на этот раз в объятиях Ли Скотта. Нахмурившись, он взял еще бокал шампанского.

— Здравствуйте, Бретт.

У него не было никакого желания разговаривать с Леанной, но он коротко улыбнулся ей:

— Леанна! Как поживаете?

— Просто превосходно, — сияя, ответила она, беря его руку и прижимая к себе. — Потанцуем или вы собираетесь всю ночь следить за своей женой?

Истинный джентльмен, Бретт допил шампанское и отставил бокал. Думая, случайно или нет Леанна подчеркнула слово «жена», он провел ее на место для танцев и сразу же стал высматривать Сторм. Она и Ли смеялись, явно получая удовольствие от танца. Сторм никогда не смеялась в его, Бретта, присутствии. Черт, она даже ни разу не улыбнулась ему!

Леанна без умолку болтала, Бретт отвечал, не обращая на нее особого внимания, просто неспособный на это, потому что мысли его были полностью заняты женой — и предвкушением грядущей ночи. Он решил предъявить на Сторм свои права, как только кончится этот танец, но Леанна не хотела его отпускать и настояла на том, чтобы познакомить его со своим кузеном, недавно приехавшим из Филадельфии. Теперь Сторм танцевала с Робертом, еще одним бывшим поклонником, и Бретт был уже не просто, раздражен, он весь кипел.

Он подумал, не пытается ли она вызвать его ревность. Если так, из этого наверняка ничего не выйдет, потому что он определенно не ревнив. Он схватил ее руку в начале следующего танца, невежливо бросив кузена из Филадельфии на середине фразы.

— Моя очередь, милая жена, — сказал он.

— К сожалению, у меня разболелись ноги, — сообщила Сторм, поднимая на него огромные синие глаза. — И я очень хочу пить.

Бретт едва сдержался.

— Позвольте принести вам шампанского, — чопорно произнес он.

— Спасибо, — пробормотала она.

Вечер складывался не так, как он рассчитывал.

Когда он вернулся с двумя бокалами шампанского, она стояла в окружении Рандольфа, Ли и Роберта, отвечая им теми же телячьими взглядами, какие они бросали на нее. Бретт уже готов был растолкать их, чтобы подобраться к ней, но сообразил, как глупо это будет выглядеть. Ему не требовалось соперничать с ними. Она — его жена.

— Вот, — сказал он, подавая ей бокал, и отошел, решив сам немного пофлиртовать.

Но флиртовать оказалось не так-то просто, будучи женатым и одержимым собственной женой. Сторм пропустила танец, на который Бретт ее приглашал, после чего протанцевала весь следующий час без перерыва. Бретт так разъярился на нее — за то, что солгала про ноги, за то, что унизила его на людях, — что стоял, бросая мрачные взгляды, и пил шампанское, время от времени вальсируя с какой-нибудь дамой. Для него вечер тянулся ужасно, в то время как Сторм казалась довольной, как никогда.

— Это правда?

Бретт повернулся к Полу Лангдону и сразу заметил, что тот мрачен и рассержен:

— Хелло, Пол.

Пол мельком взглянул в сторону Сторм:

— Это правда, Бретт?

— Что правда?

— Вы что, и вправду не знаете? Да весь зал только и обсуждает чертов слух, что вы собираетесь аннулировать брак!

Бретт ошарашенно уставился на него, ощущая накатывающую слепую ярость. Ничего удивительного, что на них смотрели так странно. Он никому не говорил об этом. Знали только Марси и Грант, и они оба также знали, что он передумал. Значит… Он взглянул на Сторм, от всей души желая придушить ее.

— Нет, Пол, это неправда.

Пол облегченно вздохнул:

— Кто, черт побери, распустил этот слух?

— Понятия не имею, — мрачно ответил Бретт и выпил еще шампанского. Он начинал пьянеть. Это хорошо, потому что теперь ему только и остается, что утащить ее домой. Утащить домой, соблазнить и сделать своей навсегда. Потом он сообразил, что такой внезапный уход только добавит масла в огонь. Так что он стоял попивая шампанское и притворяясь, что всем доволен и поведение жены его нисколько не беспокоит. Наконец он решил, что с него хватит и что теперь его черед танцевать с ней.

Как мог беззаботнее, он перебил танец у Рандольфа, танцевавшего с ней в третий раз. Сторм тут же перестала улыбаться и застыла в его объятиях.

— Улыбайтесь, ma chere, — сам улыбаясь, сказал он, — или я сверну вам шею.

Неплохое начало для соблазнителя.

Ему хотелось пнуть себя.

Сторм ахнула. Угроза в его голосе напугала ее, так же как и едва сдерживаемое напряжение, пронизывавшее все его тело. Она попыталась улыбнуться. Он тесно прижал ее к себе, скользнув рукой с талии на бедро, гораздо ниже, чем было прилично.

— Бретт, перестаньте, — взмолилась она, остро ощущая их физическую близость. Может, он хочет ее унизить на глазах у всего зала?

— Если вы не будете улыбаться… — сказал он и не закончил фразу. Он опустил голову и поцеловал ее тут же, у все на глазах. Поцелуй был крепким, не грубым, но совершенно непреклонным Он заставил ее приоткрыть рот и проник туда языком. Сторм почувствовала, как кровь вскипает в жилах, и застыла, пытаясь успокоиться, не поддаваться ему. Что-то было не так. Он рассердился, она ощущала это по напряженности его тела, по тому, как он едва сдерживается, целуя ее. Проявленное им умение владеть собой пробудило в нем инстинкт самосохранения, но она не смела оттолкнуть его здесь, на людях.

Удовлетворенно улыбаясь, он поднял голову и снова закружил ее в танце.

— Это даст им новую тему для разговоров, — улыбнулся он.

— Вы пьяны? — осведомилась она, не вполне уверенная, чем объяснить его прерывистый голос — состоянием его нервов или ее собственным воображением.

— Не совсем, — ответил он намеренно любезным — слишком любезным — тоном.

Когда танец окончился, он взял ее руку:

— Спасибо, радость моя. — Поднял руку и поцеловал ладонь.

Он властно сжимал ее локоть, а когда она запротестовала и попыталась высвободиться, он сжал ее еще сильнее. С бьющимся сердцем Сторм скованно откинулась на сиденье экипажа, не глядя на него. Он тоже не смотрел на нее и не заговаривал, и отлично. Ей нечего сказать ему. Она решила не обращать внимание на него и на его плохое настроение. Хорошо бы экипаж был попросторнее, чтобы Бретт не сидел так близко, касаясь коленями ее коленей.

Ее ноги невыносимо болели от нескольких часов непрерывных танцев. Она хотела отомстить ему за визит к любовнице, и, похоже, ей это удалось. Хотя Бретту она и безразлична, она знала, что ему будет невыносимо видеть, как его жена вовсю флиртует у всех на виду. Она крепко сжала руки перед собой.

Добравшись до дома, Бретт заботливо помог ей выйти из экипажа и провел по дорожке к дому. Заметив, что она еле поспевает за ним, он замедлил шаг. Бетси и Питер ждали их, но Бретт отпустил их и неторопливо повернулся к Сторм.

Она мгновенно поняла, что ее ждут неприятности.

— Я устала, — начала было она, положив руку на перила лестницы.

Его ладонь накрыла ее запястье.

— Скажите, chere, кому именно вы говорили об аннулировании нашего брака?

Она сглотнула, понимая, что придется солгать:

— Никому.

— Тогда как же это могло стать предметом всеобщего обсуждения сегодня вечером?

Она почувствовала, что лицо ее предательски вспыхнуло.

— Не знаю, — дрожащим голосом произнесла она.

— Ну, это не так важно, — беспечно сказал он. — Нам просто придется исправить это недоразумение. — Он повернулся и широкими шагами направился в кабинет.

Она взлетела по лестнице, полная дурных предчувствий. Она поняла, что совершила ошибку, сразу же, как только поведала об этом дамочкам Сен-Клер. Так он злился из-за этого? Потому что его выставили на посмешище? Вот и хорошо! А как же она выглядела, когда он ездил к своей любовнице, а они и неделю не были женаты? И почему он старается скрыть злость под этой вежливостью, когда ему полагалось бы рвать и метать?

— Мы еще поглядим насчет «исправить это недоразумение», — пробормотала Сторм себе под нос.

Переодевшись на ночь в синий шелковый халат с высоким воротом, тонкий и облегающий, но все же не такой открытый, как некоторые другие из ее ночных одеяний, она отпустила Бетси и забралась в кровать. Она чувствовала себя совершенно изможденной как физически, так и душевно. Она едва успела закрыть глаза, как через соединявшую спальни дверь в комнату вошел Бретт. Когда он зажег прикроватную лампу, Сторм рывком уселась на постели. По тому, как он посмотрел на нее, она поняла цель его визита и прижалась к изголовью кровати. Пояс его темно-синего шелкового халата был затянут так небрежно, что были видны пупок и чуть ниже — курчавые волосы.

— Бретт, я не хочу сейчас ничего обсуждать, — в замешательстве выговорила она.

— Это хорошо. И я тоже.

Она уловила мерцающий огонек в его глазах.

— Уйдите.

Он оперся коленом о кровать. Сторм подтянула покрывало повыше, кровать прогнулась; он навалился на нее, обхватив крупными сильными ладонями за плечи и подминая под себя.

— Нет, — едва выдохнула она.

Огонь в его глазах разгорался все сильнее. Он подвинулся и вытащил разделявшее их покрывало.

— Сторм, — хрипло простонал он, обхватывая ее ладонями.

Его поцелуй оказался неожиданно мягким и нежным. Легонько касаясь губами ее губ, он вдвинул колено между ее бедер, раздвигая их, и Сторм вдруг ощутила жар его восставшей плоти. Она попыталась вывернуться из-под него.

— Расслабься, chere, — прошептал он. Его теплое дыхание действовало возбуждающе. Он провел ладонью вдоль ее руки, вызывая в ее прикрытой шелком коже изысканно восхитительное ощущение. Сторм заметила на его лице легкую улыбку и отвернула губы от его поцелуя. Бретт гортанно рассмеялся и принялся губами покусывать ее шею. Кровь бежала по жилам обжигающими толчками, волна неистового желания захлестнула Сторм. Когда его язык с бесконечной нежностью коснулся мочки ее уха, она ахнула.

Его ладони охватили ее грудь, чуть касаясь ее через шелк: под легкими поглаживаниями соски напряглись, отвердели. От ощущения его губ и дыхания на своем ухе она совершенно потеряла способность владеть собой. Сторм услышала постанывания и поняла, что это стонет она сама.

— Вот так, chere, — шептал он. — Так, дай себе волю — ради меня, Сторм, ради меня.

Она, вопреки разуму, слушалась его. Его прикосновения были необыкновенны. Искушенный в любовных утехах, он использовал все свое до совершенства доведенное умение, чтобы соблазнить ее, и она не могла не поддаться. Он снова приблизил губы к ее губам, легонько касаясь языком разделяющей их линии. Одна его ладонь пробралась ниже, охватывая ее ягодицу, другая продолжала ласкать сосок. Сторм была вся в огне, но упорно не открывала рта.

Она была в бешенстве.

— Открой губы, Сторм, пусти меня, — выдохнул Бретт, теперь уже обхватив обе ее ягодицы, приподнимая ее, прижимая к своему напрягшемуся члену.

— Нет, — прошептала Сторм, и это было ошибкой.

Его язык вторгся в ее рот страстно, стремительно. Разум приказывал ей снова сказать «нет», но тело выходило из повиновения, и пальцы сами обхватили его плечи, сплелись в коротких волосах на затылке. Бретт застонал, и как бы в ответ на это тело Сторм запульсировало — томительно, сладостно. Ее ладони сами нашли его мощные ягодицы. Бретт охнул, сдвигая свои ладони выше.

— Боже, Сторм, как я хочу тебя…

— Да, — задыхалась она, прижимая его бедра к своим, обвивая ногами его ноги. — Да, Бретт, да.

Он простонал в ответ, и она вдруг ощутила жар его набухшего члена, скользнувшего между ее бедер. По телу ее пробежала судорога, и она выгнулась, стараясь крепче прижаться к нему, издавая стоны, отвечая на его поцелуи, покусывая его губу. Ее язык выскользнул наружу, обводя контуры его рта. Ладони Бретта пробежали по ее телу вверх и обхватили груди, сжимая и поглаживая их.

Она прижалась своей важной плотью к его бедрам. Его руки скользнули вниз по ее спине, удерживая ее, пока губы прокладывали дорожку вниз по шее к ключицам. Он приник губами к ее роскошным грудям — снова и снова со стоном повторяя ее имя, — осыпая поцелуями сначала одну, потом другую. Он накрыл губами отвердевший сосок, потягивая его, прикусывая зубами, проводя по нему языком. Она вскрикнула.

Его член, горячий, твердый и скользкий, прижимался к ней, снова и снова потирая ее влажную, набухшую плоть. Сторм казалось, что она сейчас умрет. Наверняка умрет. Она лежала раскинувшись, влажная, в ожидании.

— Пожалуйста, — стонала она. — Пожалуйста, прошу тебя, Бретт.

Его руки сжимали ей ягодицы, приподнимая ее.

Бретт вторгся в нее, мгновенно прорывая ее тонкую преграду. От неожиданной боли Сторм охнула, и Бретт, глубоко в ней, сразу замер.

Постепенно боль прошла. Сторм сжала огромный орган внутри себя, и Бретт ахнул. Он начал двигаться, сначала медленно, нежно, короткими легкими толчками. Сторм, издавая стоны, двигалась вместе с ним — легко, естественно, стискивая его ягодицы, стремясь получить как можно больше его. Он задвигался быстрее, сильнее. Она ахнула, тихо постанывая. Его толчки стали настойчивее, решительнее, все быстрее и быстрее. Сторм казалось, что она больше не вынесет. Наслаждение стало почти мучительным. А потом все в ней взорвалось в яростном, сокрушающем порыве облегчения; и она услышала собственный крик — крик наслаждения.

Когда его сердце начало биться спокойнее, к нему стала возвращаться способность размышлять. Бретт полнее осознал близость женщины, с которой он сейчас составлял единое целое. Боже милостивый, думал он, потрясенный силой их страсти, ощущая внезапную нежность и ликование. На мгновение он крепче прижал ее к себе, втягивая в себя ее аромат. И тут же его переполнило чувство торжества, восторг обладания. Он улыбнулся.

Он высвободился и улегся рядом с ней, уже предвкушая, как снова займется с ней любовью. При этой мысли он снова улыбнулся и посмотрел на нее, проводя ладонью вдоль ее руки, наслаждаясь шелковистостью кожи. Халатик задрался ей на талию, и открывшееся зрелище привело его в восторг. Но тут она бросила на него взгляд, от которого его сердце дрогнуло, и отвернулась от него так резко, что кровать покачнулась. Бретт весь напрягся, раздумывая, что бы могли означать эти новые штучки. Он провел ладонью по ее спине, и его чресла снова стало наполнять желание.

— Нет, — воскликнула она, и ее плечи задрожали. Мгновение Бретт не мог в это поверить: она плакала.

— Сторм!

— Уйдите, — умоляюще простонала она. — Сейчас же уйдите.

Он замер, глядя на ее спину. Почему она так расстроилась? Она хотела его так же сильно, как он хотел ее. Она разделяла его страсть, он знал это. Нахмурившись, он тронул ее талию:

— Сторм!

Ее тело застыло, словно его прикосновение было ей противно. Он убрал руку, ощущая биение своего сердца.

— Почему ты плачешь?

В ответ лишь слышались приглушенные рыдания.

Его разум лихорадочно искал объяснений. Проклятие! Неужели он был слишком груб? Он не хотел этого. Он почувствовал прилив страха.

— Я сделал тебе больно? Сторм! — Проклятие.

— Уходите, — сказала она прерывающимся от слез голосом. — Пожалуйста, пожалуйста, уйдите.

«Я сделал ей больно», — подумал он, и все в нем сжалось.

— Простите меня, — услышал он свой необычно виноватый голос.

Она заплакала громче.

Ему хотелось утешить ее, обнять и убаюкать, но теперь он боялся к ней прикоснуться. Он непроизвольно протянул руку и коснулся ее волос. Ее тело застыло.

— Сторм, — неуверенно начал Бретт. — Я… это ничего. — Он погладил ее великолепные волосы. — Мне очень жаль. Больно бывает только в первый раз. В следующий раз будет совсем не больно.

Она резко села, и он увидел, что она в ярости.

— В следующий раз? Следующий раз! Никакого следующего раза не будет! Он уставился на нее.

— Вы одурачили меня, — кричала она. — Вы меня соблазнили, ублюдок, вы отлично знаете, что я не желаю продолжения этого брака. И вас я не хочу — это вы тоже знаете. Я вас презираю, вы ублюдок… — Она снова заплакала, от обиды и от злости вместе.

Его рука замерла — все его существо замерло. Он неловко встал с кровати. Она не хотела его. Эти слова прозвучали эхом, более чем эхом — жестоким напоминанием из другого времени. Он почувствовал себя почти больным, неуверенным в себе. Только что он отдал ей всю страсть, на которую был способен, о существовании которой в себе даже не подозревал, а она — она не хотела его. Она его презирала. И он ведь всегда это знал. Как мог он забыть?

Проходя по комнате, он бросил взгляд на свое отражение в зеркале, увидел застывшее, мрачное выражение на своем лице. Она с самого начала не хотела его, и не хотела его теперь. Он мог заставить ее тело откликаться на его ласки, но победа оказалась пустой, бессмысленной, больше похожей не поражение.

Он не сводил глаз с ее отражения и был рад, что она отвернулась, так что он не мог видеть ее лицо.

— Это никогда больше не повторится, — сказал он голосом, даже в его ушах прозвучавшим горько и обиженно. — Клянусь вам.

На следующее утро Бретт проснулся рано, в состоянии легкого похмелья от недостатка сна и избытка шампанского. Первая его мысль после пробуждения была о Сторм, и тут же его затопила волна обиды и жалости к себе. Он встал и собрался одеваться. Нет никакого смысла переживать случившееся, решил он. Что сделано, то сделано, этого больше не случится. Ей придется самой прийти к нему. Он определенно не собирался ставить себя в дурацкое положение, вымаливая благосклонность собственной жены.

Он умылся и оделся, потом с неосознанной тревогой постучался в дверь Сторм. Он не пытался понять, почему ему хотелось ее видеть, проверить, все ли с ней в порядке. Ответа не было, — вероятно, она еще спала. Он не станет ее будить. Он спустился вниз к завтраку.

В восемь утра, когда он уже заканчивал завтракать, в столовую вошел Сайен. Он нерешительно мялся у двери, теребя в руках кепи. Бретт жестом подозвал его ближе:

— В чем дело, Сайен?

— Сэр, я не знаю, как это могло случиться, но Демон исчез.

Бретт поставил чашку:

— Что?

— Да, сэр. Я пошел задать корм лошадям и, когда добрался до его стойла, увидел, что его там нет. Ни его, ни упряжи, сэр.

Бретт вскочил, пронзенный ужасным предчувствием.

— Оседлай Кинга, Сайен, — приказал он.

Он взлетел по лестнице и без стука ворвался в комнату Сторм. Ее не было. Кровать не была застелена, на белых простынях виднелось алое пятно — еще одно напоминание… Он мгновенно заметил, что шкаф открыт и одежда разбросана по полу, словно она в спешке искала что-то определенное.

— Бетси, — взревел он.

Она тут же вбежала в комнату:

— Сэр?

— Где Сторм?

— Я… я думала, что она спит, — проговорила Бетси, округлившимися глазами оглядывая пустую комнату и неприбранную кровать.

— Чего не хватает? — рявкнул он. Она стала просматривать гардероб:

— Этой ее гадкой одежды из оленьей кожи, и грязных ботинок, и старой шляпы. Она не позволила мне их выбросить.

Сердце Бретта готово было выскочить из груди. Она сбежала — но когда? Он ушел из ее комнаты примерно в час или полвторого, но не ложился до трех, так как не мог спать. Если она уехала сразу после этого, то опередила его часов на пять… Проклятие!

Может быть, она просто поехала к Фарлейнам или к Полу? Ну, дай ему только до нее добраться… Боже! Поехать ночью, одной… Его охватила паника.

Первым делом он заехал к Фарлейнам. Было уже восемь двадцать. Вне себя от беспокойства он спешился и взбежал по ступенькам. Марси и Грант были в столовой.

— Доброе утро, — вставая, сказал Грант. — Бретт…

— Сторм у вас? — выкрикнул Бретт. Марси тоже встала:

— Нет, здесь ее нет. Что случилось?

— Проклятие! Она сбежала.

— О Боже, — воскликнула Марси. — Вы уверены?

— Демона нет, и она надела свою оленью кожу. Грант?

— Можешь на меня рассчитывать. Марси остановила Бретта у дверей:

— Может быть, она просто захотела покататься, Бретт. Он подавленно смотрел на нее:

— Нет, Марси, после этой ночи — нет. Боже, если только…

Марси сжала его руку. Они вышли.

— Куда поедем? — спросил Грант, приказав подать себе лошадь.

— Лучше нам разделиться, Грант, на случай, если она где-то в городе. — Бретт посмотрел ему в глаза: — Но я знаю, что она поехала домой, в Техас. Значит, она направилась к югу, в сторону Сан-Диего. Я в этом уверен. Я поеду домой взять еще одну лошадь и, если надо будет, загоню обеих до смерти, лишь бы ее догнать. Ты прочеши город. Если вдруг я ошибаюсь и ты найдешь ее, дай мне знать.

Грант сжал его руку:

— Обязательно. Бретт, с ней будет все в порядке. Бретт был вне себя от беспокойства:

— Она где-то там, одна. Ей всего семнадцать. Грант сочувственно смотрел на него.

— Я должен найти ее, — не унимался Бретт. — Это я во всем виноват.