Пламя любви

ГЛАВА 5

Дождь! Ледяной, пробирающий до самых костей дождь лил ей прямо на голову. Сара опять ехала позади Ночного Ястреба с завязанными вокруг его пояса руками. Ее трясло от холода, и она прижималась к своему похитителю, стараясь вобрать в себя хотя бы частичку его тепла. Не в первый раз ее удивляло, как это он ехал совсем голый и такой теплый, в то время как она посинела до кончиков пальцев. Ее голые ноги покрылись гусиной кожей. Как августовский дождь может пробирать так, до самых костей?

Ночной Ястреб мог бы рассказать ей, что и осень и зима рано наступают в краях его предков и что скоро снег толстым, доходящим до уздечки лошади слоем, как одеялом, укроет землю. Тем не менее дождь и впрямь был чересчур холоден для конца лета. Его гнал холодный северный ветер, предупреждавший о скором приходе зимы. Даже четыре воина-шайена, привыкшие к любым условиям, чувствовали себя не слишком-то комфортно. Их единственным желанием было поскорее добраться до родной деревни, и потому, несмотря на проливной дождь, они решили не искать крова.

Дождь делал поездку вдвойне опасной еще и потому, что шум дождя и ветра скрывал любые признаки приближавшегося врага. Он ухудшал видимость и замедлял скорость продвижения, превратив сухую землю в грязь. Индейцы вынуждены были двигаться дальше, оставляя за собой четко различимые следы.

В полдень чуть было не стряслась беда. Они приближались к перекрестку лесной дороги, когда Ночной Ястреб поднял руку, требуя тишины. Хорошо натренированные маленькие индейские лошади застыли в ожидании последующего приказа своих наездников. Четыре воина также застыли как вкопанные, напрягая свои глаза и уши, чтобы определить, откуда исходит опасность. С невероятным терпением они вслушивались в шум дождя.

И тут они услышали чавкающий звук ступающих по грязи копыт, позвякивание уздечек и тихое поскрипывание кожаных седел. Зная, что подобный шум исходит не от индейцев, а от белых, Ночной Ястреб отреагировал быстро и бесшумно. Не говоря ни слова, он развязал Пламени руки и, прежде чем она сообразила, что свободна, спрыгнул с лошади. Одной рукой он тут же закрыл ей рот, чтобы она не смогла закричать, а другой стащил ее вниз и повел под прикрытие деревьев, растущих у обочины дороги. Там он грубо заткнул ей кляпом рот, связал руки и ноги и прикрыл сверху мокрым коричневым одеялом, после чего присоединился к своим товарищам.

Сара была испугана и сбита с толку. Почему они остановились? И почему похититель вдруг стащил ее с лошади и спрятал в лесу? Пока она пыталась высвободиться из-под одеяла — что при связанных руках и ногах было совсем непростым делом, — она услышала едва уловимый топот лошадей. Они уезжали! О Боже! Они оставили ее здесь, в диком лесу, одну, со связанными руками и беспомощную! Как она желала в эту минуту убежать от них! Но прелести ситуации, в которую она попала, были с голь непредсказуемы1 Может, ее бросили здесь, чтобы она умерла от голода? Или чтобы ее нашли и съели дикие звери?

Безграничное отчаяние заставило ее с новыми усилиями броситься на борьбу с веревками, опутывающими ее руки и ноги. Ценой невероятных усилий ей удалось сбросить с лица одеяло, но сколько она ни старалась вытолкнуть кляп изо рта, у нее так ничего и не получилось. Слезы застилали ей глаза и сжимали горло, еще более затрудняя дыхание. Она была вынуждена прекратить брыкаться, чтобы перевести дух.

И тут до ее слуха вновь донесся топот лошадиных копыт. С огромным напряжением вслушиваясь в льющий как из ведра дождь, Сара решила, что это вернулись ее похитители. Зачем? Что могли они сделать за такое короткое время после того, как бросили ее здесь? Может, они решили напугать ее? Может, это просто какая-то жестокая игра?

Затем до Сары долетели звуки голосов — голосов людей, разговаривающих по-английски! О благословенные небеса! Это белые люди! Приподняв голову, она смогла сквозь деревья уловить что-то синее. Солдаты! Не было никаких сомнений в том, что она видела перед собой замечательную форму армии Соединенных Штатов! Мысль о том, что спасение близко, вызвала в ней новый прилив энергии. С каждым новым глотком воздуха Сара начинала кричать. Она вопила изо всех сил. Широко открытыми, неверящими глазами она в ужасе наблюдала, как солдаты проезжают мимо, так и не услышав ее. Она лежала от них всего в нескольких ярдах, но они не слышали ее! Один из них бросил коричневый окурок всего в футе от ее головы. Он даже посмотрел в ее сторону, но ничего не заметил.

Неожиданно отряд остановился, и Сара, чуть было не потеряв сознание, с облегчением вздохнула. Должно быть, они наконец заметили ее! О, благодарю тебя, Господи! Ее вот-вот освободят! Но никто не направился в ее сторону. Чего же они ждали? Она напрягла слух, чтобы услышать, о чем они говорят.

— Неподкованные лошади, капитан, — раздался мужской голос. — Их четверо. Скорее всего, индейцы. И следы совсем свежие.

— Похоже, они услышали, что мы приближаемся, и поспешили убраться, — ответил ему другой.

— Будем преследовать их, сэр? — спросил третий. — Нас — двенадцать, а их — лишь четверо.

— Я и не знал, что ты так хорошо считаешь, Смитти, — раздался еще один, лукавый голос, заставивший всех рассмеяться.

Смитти обиделся:

— Эх-х! Может, я и не получил такого образования, какое получил ты, мистер Чертова Задница, но зато я хорошо знаю, что такое индейцы, и, между прочим, до сих пор жив. А твои рыжие волосы в один прекрасный день будут болтаться на кончике ножа у одного из них, потому что Бог не дал тебе ума, городской мальчик!

— Ну, хватит, вы оба! — резкий голос командира оборвал спор. — У нас достаточно проблем и без того, чтобы вы еще нападали друг на друга. Скорее всего, эти индейцы где-то неподалеку, поэтому я требую, чтобы каждый из вас был предельно внимателен, смотрел в оба и закрыл рот. Нам повезет, если окажется, что это индейцы из дружественного нам племени. Похоже, они стараются избежать столкновения с нами. Это совпадает с нашим желанием. Поэтому уходим.

Сара не могла поверить своим ушам. Они уезжают! Они просто не заметили ее! Едва не потеряв от отчаяния рассудок, она заметалась, забила ногами о землю, закричала так сильно, что чуть было не сорвала голос. Ей следовало во что бы то ни стало привлечь их внимание! Почему они не слышат ее? Ведь она кричит так громко! Если бы хоть один из них взглянул в ее сторону! Несомненно, они бы увидели ее. И в этот же миг, словно для того, чтобы дать ей понять, как жестоко она ошибается, один из солдат обернулся в седле и посмотрел прямо на нее. Он был настолько близко, что Сара даже разглядела цвет его глаз. И тем не менее солдат ничего не заметил и отвернулся вновь.

Отряд, не спеша, удалялся, а Саре хотелось умереть от отчаяния и досады. Глаза ее наполнились слезами. Она провожала взглядом последний синий мундир, пока тот окончательно не исчез из виду. Так близко! Быть так близко к освобождению! Ну почему, почему? Страшное разочарование, словно осколок стекла, пронзило ее сердце. И когда последние чавкающие звуки копыт затихли в отдалении, Сара положила голову прямо в грязь и разрыдалась.

Глупые, глупые люди! Если они заметили следы лошадей, почему же они не обратили никакого внимания на следы, оставленные ее похитителями, следы, которые вели в сторону от лесной дорожки? И в этот момент — момент отчаяния и досады — Сара пожелала им смерти — за их глупость, из-за которой не состоялось ее освобождение. Девушка даже не могла предположить, что ее страшное пожелание вскоре исполнится. Если бы она не рыдала так громко, то через несколько минут услышала бы пронзительные крики и короткие ружейные выстрелы.

Сара не знала, сколько она пролежала вот так, рыдая горькими слезами. Ей показалось, что прошла целая вечность. Выплакав же все слезы, какие у нее были, она предалась своим мрачным мыслям. Теперь, когда надежда на освобождение растаяла как дым, к ней вернулся страх того, что ее бросили здесь одну. Выползшие на поверхность земли корни дерева больно впивались ей в бок, но у нее уже не было сил, чтобы отодвинуться. Она лежала, одинокая и несчастная, а холодный ливень все лил и лил ей на голову. Через некоторое время он поутих и перешел в моросящий дождичек. Неожиданно Сара услышала рычание каких-то животных, пробиравшихся сквозь кустарник. Чем дольше она лежала, тем страшнее ей становилось. Что, если больше никто не приедет за ней? Никогда?

И вдруг по обе стороны от ее головы появились ноги, обутые в мокасины. От неожиданности Сара дернулась, но тут же чувство облегчения охватило ее душу. Однако в следующий момент новая мысль тревогой отозвалась в ее сердце. А если это не ее похититель, а какой-нибудь другой индеец? У нее перехватило дыхание. Эта мысль привела ее в ужас, хотя Сара даже и не пыталась определить, почему она предпочла бы одного дикого похитителя другому. Два дня путешествия с Ночным Ястребом все-таки как-то сблизили их. Хотя она по-прежнему боялась его, а также того, что он может с ней сделать, для ее совершенно сбитого с толку сознания он был предпочтительнее любого другого дикаря.

Трясясь от ужаса, она посмотрела сначала на ноги, потом на кожаную набедренную повязку, затем на широкую голую грудь. Наконец она осмелилась взглянуть ему в лицо — и испустила вздох облегчения. Это был он! Это был ее индеец.

Ночной Ястреб взглянул на ее грязное, с дорожками от слез лицо, покрасневшие глаза и почувствовал вдруг к этой несчастной женщине какую-то особую жалость. Он мог только догадываться, насколько она была напугана, — совершенно одинокая, абсолютно беспомощная, не понимающая, что происходит. Но ничего не поделаешь. Ему было бы интересно узнать, слышала ли она проехавших мимо нее солдат и что она пережила, будучи не в состоянии дозваться.

Он прекрасно знал, что те ее не заметили — иначе сейчас она была бы с ними. Четыре индейца вернулись немного назад по дороге, затем спрятались в укрытие и стали ждать. Если бы один из солдат не заметил Красное Перо, отряд проехал бы мимо и ничего не случилось бы. Но молодой белый при виде храброго шайена запаниковал и попытался застрелить Красное Перо. Другие солдаты тоже вступили в бой, что-то выкрикивая и стреляя в панике в разные стороны. И командир не смог остановить их.

Бой был коротким. В создавшейся неразберихе для воинов-шайенов, находившихся в укрытии, было проще ориентироваться в ситуации. Один за другим синие мундиры валились на землю с вонзившимися в их белые тела стрелами. Лишь два солдата успели достаточно быстро убраться, избежав смерти. Индейцы позволили им уйти. Не стоило тратить время на их преследование. Когда они вернутся сюда с подкреплением, шайены уже покинут это место. А там, куда они направляются, солдаты уже не смогут их преследовать. Пусть белые придут и заберут своих убитых. Пусть увидят смерть, которая ждет каждого, кто посягнет на индейские земли. И пусть она послужит предостережением всем, кто осмелится сделать это.

Ночной Ястреб наклонился и срезал ремни с рук и коленей Пламени. Он вздрогнул, увидев, как повредила она свою нежную кожу, пытаясь освободиться от пут. Свежие красные полосы остались на ее теле, в некоторых местах даже кровоточащие. Глупая женщина! Зачем она сделала такое с собой? Если бы она лежала тихонько, то не причинила бы себе такой боли. Неужели она не понимала, что он непременно вернется за ней?

Ночной Ястреб был слишком раздосадован видом ее израненного тела и потому поднял ее на ноги несколько грубее, чем намеревался. Из ее заткнутого тряпкой рта вырвался крик отчаяния. Ноги отказались удерживать ее, и она в поисках опоры повалилась на своего похитителя. Ни минуты не раздумывая, тот прижал ее к себе, поближе к сердцу, и долго не отпускал. Затем, вспомнив, что товарищи ждут его на дорожке, он отстранился от нее и вытащил тряпку, горчащую между трясущимися губами пленницы.

Слезы градом катились по лицу Сары. Она презирала себя за слабость, но ничего не могла поделать. Руки и ноги ее так долго были связаны, что теперь онемели и отказывались слушаться.

Правда, испуг ее уже прошел, зато с новой силой взыграл темперамент. Едва лишь воин освободил ее рот от кляпа, она завопила:

— Ты — гнусное животное!

Она хотела накричать на него, но не смогла, поскольку сорвала себе голос, пытаясь докричаться до солдат. Однако это ее не остановило. Ей не терпелось высказать все, что в ней накопилось.

— Ты — паршивый язычник! Как ты посмел сделать со мной такое! Как ты посмел!

Индеец схватил ее слабые кулачки прежде, чем те успели добраться до его лица.

Боль, причиненная его сильными пальцами, еще больше ожесточила девушку.

— Меня могли сожрать какие-нибудь дикие звери, да будет тебе известно! — продолжала она с не меньшей яростью. — Зачем ты оставил меня здесь одну? Неужели у тебя совсем нет сердца?

Ночной Ястреб понял, что девушка перепугана и поэтому так зла на него. Его собственный гнев тут же смягчился. Теперь Ночной Ястреб терпеливо ждал, когда иссякнет и ее гнев. Он стоял тихо, держа ее за руки и ожидая, когда она успокоится. Если бы Пламя не была так решительно настроена ударить его, он бы не держал ее за руки. Ему не хотелось больше наказывать ее за неповиновение. Ей и без того еще достанется в ближайшие дни.

Ее бунт вскоре сам собой вылился в рыдания. Ночной Ястреб взял ее на руки и отнес к лошади. Они снова сели верхом. Затем, как и прежде, индеец обвязал ее руки вокруг своего пояса. И вдруг Сара увидела болтающиеся на поясе у Кривой Стрелы свежие скальпы. У нее и безного было сухо во рту, а тут пересохло еще больше. Глаза ее расширились до предела при виде этого зрелища, Ее остекленевший взгляд останавливался то на одном, то на другом воине, пока наконец не упал на Ночного Ястреба. У каждого из индейцев на поясе болталось по нескольку окровавленных скальпов.

Сара в ужасе отпрянула. На поясе у Ночного Ястреба, буквально в нескольких дюймах от ее рук, висели три свежих скальпа! Она сглотнула подступившую к горлу горечь, насчитав всего десять скальпов. Один, болтавшийся у самых ее ног, принадлежал светлому блондину.

Солдаты! Они убили солдат! Ее охватило чувство отвращения. Ей вспомнилось, как совсем недавно она сама пожелала им смерти, и чувство вины когтями вонзилось ей в сердце. Неужели это она каким-то образом накликала на них беду? Как и ее странные сны, которые в свое время предсказали ее будущее? Может ли она считать себя виноватой? Неужели кровь этих ничего не подозревавших людей — на ее руках?

Сара буквально обезумела. Она дергалась изо всех сил, да так, что чуть было не сбросила себя и своего похитителя с лошади. Дикие безумные крики вырывались из ее охрипшего горла, отдаваясь эхом в спокойном лесном воздухе. Не имея другой возможности оказать сопротивление, она снова и снова билась головой о спину Ночного Ястреба. Когда же он, наконец, развязал ей руки, чтобы встряхнуть ее и заставить прийти в себя, она испустила вздох и потеряла сознание.

Их путешествие продолжалось еще два бесконечно долгих дня. Они находились в дороге от рассвета до заката. И Сара невольно восхищалась жизнестойкостью этих индейцев. Сама же она чувствовала себя куклой, из которой вытряхнули все содержимое. Правда, отчасти в этом была виновата она сама, поскольку наотрез отказалась от еды с того момента, как увидела эти ужасные скальпы. Теперь она только пила воду, чтоб утолить жажду, и теряла последние жизненные силы.

Индеец не заставлял ее есть, хотя она знала, что он хотел бы это сделать. Она отдавала себе отчет в том, что терпению его скоро наступит конец, поэтому только удивлялась, почему он до сих пор не начал заставлять ее есть. Сара не сомневалась, что если будет нужно, индеец найдет способ, как это сделать. Она видела, каким демоническим огнем сверкали в гневе его глаза, когда она отворачивалась от бурдюка с водой, который он подносил к ее губам. Пока каждое утро и каждый вечер он предлагал ей поесть, но, когда она отказывалась, спокойно отходил, оставляя ее дуться и страдать в одиночестве.

Со дня убийства солдат Сара не произнесла ни единого слова. Ее выразительные синие глаза как кинжалом пронзали всех четырех воинов, но она не считала нужным утруждать себя объяснениями с ними. Чему это может помочь? Они поймут ее не больше, чем она их, так что незачем понапрасну тратить силы, в особенности тогда, когда ее руки остаются связанными почти постоянно. Единственная возможность сопротивления похитителям, которая у нее еще осталась, — это полное их игнорирование, что она и делала с нескрываемым ожесточением. Когда ее похититель говорил с ней или приказывал что-либо сделать, она просто глядела на него глазами, полными ненависти, повинуясь его приказам ровно настолько, насколько это было необходимо, чтобы избежать наказания. И при этом всякий раз с молчаливым отвращением. Один раз, когда ей уже почти удалось избавиться от пут, чтобы иметь возможность общаться посредством жестов, похититель ужасно на нее разозлился. Сара испугалась, что он ее ударит, — таким гневом сверкали его темные глаза, — но он не ударил, а лишь отчитал на своем незнакомом языке и снова связал ей руки, только намного крепче, чем раньше, — почти полностью пережав вены.

Сара больше не лила слез — ни из-за себя, ни из-за убитых солдат. Чувство вины по-прежнему тяжелым камнем лежало у нее на сердце, но она уже не могла изменить того, что было сделано. Сара не могла вернуть к жизни этих людей. После того как она по тысяче раз в день желала смерти своим похитителям, ей в голову пришла мысль, что смерть солдат не является ее виной. Если бы в ее власти было решать вопросы жизни и смерти, то эти четыре дикаря давно бы уже лежали на земле бездыханными и терзаемыми лесным зверьем.

Нет, Сара больше не плакала. Хотя у нее частенько перехватывало горло от желания зарыдать, но она не плакала, ей казалось, что она уже выплакала все слезы. Ее сердце надрывалось, душа стонала, но слез больше не было. Ее глаза горели ненавистью и глубокой печалью, но оставались сухими.

Сару удивляло то, что ее похититель до сих пор не предпринимал в отношении ее никаких поползновений. Даже пальцем не тронул. Она могла только надеяться, что тот единственный поцелуй первой ночи показался индейцу таким же безвкусным, как и ей самой. Хотя похититель по-прежнему настаивал на том, чтобы каждую ночь она ложилась под одеяло вместе с ним, Сара была уверена, что делает он это лишь для того, чтобы быть уверенным, что ночью его пленница не сбежит.

Теперь они ехали уже по территории Блэк Хиллз, которая была расположена за много-много миль от форта Ларами. С каждым днем Сара становилась все мрачней и мрачней. Где сейчас ее отец? По идее, он уже давным-давно должен был схватить этих индейцев. Неужели он не может напасть на их след? Или индейцы так тщательно скрывают свои следы, что кавалерия не может их обнаружить? Были ли солдаты, убитые ее похитителями, людьми, посланными на поиски ее отцом? Удалось ли кому-нибудь из них спастись, чтобы доложить отцу о произошедшем?

Эти и без того нелегкие мысли сменились еще более тяжкими. Если даже кому-то из них удалось вернуться в форт, они все равно ничего не смогут сообщить отцу о ее местонахождении, поскольку никто из солдат не увидел ее тогда. Они смогут доложить только о нападении индейцев — и ни о чем больше.

В эту ночь Сара тихо лежала в объятиях своего похитителя, глядела на звезды и пыталась угадать, что же с ней будет дальше. Неужели таким образом она проведет всю оставшуюся жизнь? Неужели ее похититель никогда не отпустит ее восвояси? А если отпустит, то позволит ли просто уйти или передаст какому-либо другому воину? Было ли это причиной того, что он не стал брать ее силой? Или она удостоена сомнительной чести быть похищенной для кого-то другого?

Сара была почти уверена, что индейцы везут ее в свою деревню. Интересно, что произойдет дальше? Будут ли ее бить? Изнасилуют? Будут пытать и убьют? Может, ей удастся сбежать раньше, чем они доберутся до индейского поселения? Почувствует ли она когда-нибудь себя снова в чистоте и безопасности?

Казалось почти невероятным, что жизнь ее за такой короткий промежуток времени изменилась столь жутким образом. Всего несколько дней назад, — а может, это было в другой жизни? — самой большой для нее проблемой было найти горячую воду для ванны, а самым большим беспокойством — беспокойство из-за смятой одежды. В настоящий момент ее единственной одеждой была рваная потрепанная ночная рубашка. Кроме того, Сара не мылась уже несколько дней. Проблемы, волновавшие ее всего лишь несколько дней тому назад, казались ей теперь мелкими и ничего не значащими. Как могла она так громко жаловаться на столь незначительные неудобства? Если бы у нее появился шанс, она бы с радостью поменяла ситуацию, в которую угодила, на те маленькие огорчения и никогда-никогда не стала бы жаловаться вновь, если бы только Господь исполнил это ее единственное желание. Сара обратила к небу полные страдания глаза и принялась молиться так неистово, как не молилась никогда прежде…