Планета под следствием

Глава 9

Когда Мармион добралась до того здания (выкрашенного в действительно ужасающий тусклый темно-зеленый цвет), которое Мэттью Лузон сделал своей штаб-квартирой, она обнаружила там только пятерых его сотрудников. Все пятеро были погружены в работу, набирая на клавиатуре команды, в то время как на экранах высвечивались кривые, графики и колонки цифр. Мармион не любила статистику как класс: статистика доказывала только то, что хотел от нее человек. Отчеты о проделанной работе и перспективы развития, разумеется, относились к совершенно другой категории.

Им хватило хороших манер на то, чтобы подняться, когда она вошла в комнату; картинно оглядывая комнату, Мармион улыбнулась им.

— Я не вижу доктора Лузона, а я так хотела перекинуться с ним парой слов, — сказала она, одаривая ближайшего к ней молодого человека сияющей улыбкой. — Вы...

Она на секунду задумалась, припоминая, как Салли учила ее различать их по мелким деталям внешности.

— Иван, верно?

— Да, мэм.

— А где же доктор Лузон? — Мармион заметила отсутствие Брэддока Макема и начала осознавать, что недооценила фанатичность Мэттью. Как скверно.

— Или он отправился на просторы в поисках приключений, оставив вас здесь корпеть над скучными подробностями?

Один за другим крепкие молодые люди откашливались, прочищая горло.

— О! Вижу, именно так он и сделал — и это очень скверно с его стороны, потому что я уговорила капитана О'Ши отвезти всех нас в эту таинственную пещеру, чтобы мы могли исследовать ее на месте. Мэттью так любит исследования на месте, — изобразив на лице гримаску разочарования, проговорила она, — а это одно из самых важных, как уверял меня Виттэйкер Фиске...

Она умолкла, внутренне переживая свое разочарование, потом, просияв, с улыбкой оглядела молодых людей:

— Но это вовсе не значит, что вы не можете поехать со мной — ведь достать достаточно большой вертолет, чтобы отвезти туда нас всех, так тяжело! Мы и без того займем все свободное место... Ну, идемте. Сохраните все эти важные программы, ребята, берите свои куртки и едем...

Когда еще один молодой человек — да, припомнила она, самого светловолосого зовут Гансом, — открыл рот, чтобы возразить ей, Мармион немедленно остановила его:

— Нет-нет, Ганс, никаких отговорок! Это так же важно, как все ваши цифры: вы получите не объективную, а субъективную информацию, и комиссия убедится в том, как прилежно вы вели исследования, рассматривая все грани ситуации.

Салли и Миллард тихо проскользнули в помещение и теперь протягивали молодым людям верхнюю одежду, которую те приняли автоматически — в силу привычки подчиняться приказам начальства. Когда ассистенты Лузона сообразили наконец, что происходит, они уже покинули здание, сели в машину для персонала и проехали больше половины пути к тому месту, где стоял большой вертолет.

Рик О'Ши быстро впустил их на борт и рассадил так, чтобы сохранить равновесие.

— Здорово, ребята! Я рад, что вы нашли время для этой прогулки, потому как из “шаттла” не слишком-то многое увидишь. Только глазом моргнешь — а все интересное уже позади. Мисс Алджемен, садитесь на переднее сиденье... Эй, а где же доктор Лузон? — Рик огляделся; на его лице читалось удивление и разочарование. — Я-то думал, что именно он так хотел туда слетать...

Мармион была готова расцеловать молодого человека (который к тому же был весьма привлекателен), поскольку в этот момент Иван и Ганс как раз раздумывали, верно ли они поступают.

— Вот же черт! — Рик покачал головой, его лицо помрачнело, но потом внезапно прояснилось; он глубоко вздохнул. — Ну, по крайней мере, вы, ребята, можете дать ему полный отчет о том, что он пропустил. Так вот. А теперь — пристегнитесь.

Большой вертолет поднялся в воздух и плавно направился на север.

Салли втиснулась между Гансом и Марселем, Миллард устроился у окна напротив Ивана, Джорджа, Джека и Шимуса Рурка, которого Мармион представила как проводника экспедиции. Шимус участвовал в этом по предложению Клодах. “Во всем, что вам может потребоваться, он не хуже меня или Шона”, — уверяла Клодах.

— Вы часто бывали в этой пещере, мистер Рурк? — начала разговор Салли, едва заметив на загорелом лице Джека выражение сомнения — что-то вроде: “А правильно ли мы делаем?..” Мармион сидела впереди, и Салли чувствовала, что ее обязанность — сделать так, чтобы здесь, сзади, все было в порядке.

— Не в этой, мисс Салли, — охотно отозвался Шимус: ему было непривычно вот так сидеть, ничего не делая. — Я был в большинстве пещер восточного побережья — везде, куда нас приглашали на лэтчки. Принимаем друг друга в знак гостеприимства: мы — в Килкуле, они — на побережье, раз в год. Хорошая это штука, лэтчки, — продолжил он, заметив ее вопрошающий взгляд. — Приходит народ из разных селений — все, кому погода позволяет, — и решает проблемы, которые накопились. Песни поем хорошие... Жалко, что вас здесь не было во время последнего лэтчки. Майор Мэддок и молодой Диего пели отличные песни. Такие песни облегчают сердце и смягчают душу. Может, мы сумеем собрать еще один лэтчки — это будет что-то вроде вашей встречи с Сурсом, — прибавил он. — Из-за ранней оттепели мы собирались его устроить незадолго до начала июня, но, думаю, пока вы все здесь, почему бы не выказать вам, ребята, наше сурское гостеприимство? Любите танцевать, а?

В его голосе было столько скептицизма, что один из помощников Лузона просто вынужден был ответить:

— Полагаю, все мы это любим, сэр.

— Разумеется, мы не будем ждать от вас песен, — заметил Шимус и поспешно прибавил, опасаясь кого-нибудь обидеть, — конечно, если у вас не найдется песни, которой вы хотели бы поделиться с нами.

Помощники Лузона казались совершенно выбитыми из колеи. Салли и Миллард старались сохранить на лицах выражение внимания, но не решались смотреть друг на друга.

— Ну, вы всегда можете просто послушать, — продолжал Шимус, — и поесть действительно вкусной еды, и, конечно же, Клодах делает самое лучшее варево на Сурсе...

— Варево? — немедленно отреагировал Ганс.

— Варево — это здешняя традиция, — ответил Шимус, которого явно интересовала эта тема. — Его можно пить холодным, теплым, горячим — оно облегчает и согревает сердце. И не отнимает сознания, как ал-ко-голь... — он нахмурился, — и от него ни у кого никогда не было похмелья, как у тех ребят с космобазы, которые пьют эту свою дрянь. Можно сказать... — он задумался, подбирая слова, — что это тонизирующее средство от всего, что вас беспокоит. Дайте его детям, когда они чувствуют слабость, и на следующий день они будут бегать как ни в чем не бывало. Единственное, чего им нельзя лечить, так это обморожение, но я не удивлюсь, если вскоре Клодах и с этим что-нибудь придумает.

Салли и Миллард со значением переглянулись.

Мармион Алджемен должна будет узнать все это в подробностях.

— А это ваше.., варево от расстройства желудка помогает? — спросила Салли, решив, что это недомогание, одно из самых распространенных, лишних тревог не вызовет.

— Еще как! А еще оно хорошо для рожениц, чтобы снять боли, и при скоплении газов, и при изжоге, и вообще во всех случаях, когда болит живот, — уверил ее Шимус, повернувшись так, чтобы она увидела, что он подмигивает.

— Вы тут используете много.., местных средств, мистер Рурк? — спросил Иван, впившись взглядом в лицо пожилого мужчины.

— А у нас больше особо и нет ничего, парень, — ответил Шимус, засунув руки за пояс. — Не то чтобы я стал бранить ребят с космобазы за то, что они держат свои лекарства при себе... У нас есть свои средства, и нам они помогают. Сурс Вправду хорошо о нас заботится, знаете ли.

— Именно это мы и должны выяснить, — упрямо выдвинув вперед подбородок, объявил Ганс.

Салли издала внутренний стон. Может, выкрасть этих парней из-под строгой опеки Мэттью было вовсе не такой уж и хорошей идеей... Да и Шимус Рурк в качестве проводника начинал становиться подлинным бедствием — в особенности с того момента, как упомянул о неизвестных компонентах их “варева”... Конечно, его подмигивание могло означать и то, что он просто решил подшутить над ассистентами Мэттью, однако у таких людей, как Мэттью Лузон, нет чувства юмора: Салли прекрасно знала, что Лузон будет чрезвычайно рад узнать о “чудесных” свойствах местного варева и немедленно предложит вариант “галлюцинации, вызванной употреблением наркотиков”. Первое, что нужно будет сделать, когда она доберется до космобазы — это добыть себе немного этого варева и провести серию тестов. На всякий случай. Иногда даже самые безобидные компоненты в смеси дают сильный, если не смертельный эффект.

Взглянув на Милларда, Салли поняла, что и он сейчас думает о том же.

К счастью, прежде чем возникли другие опасные темы для разговора, вертолет завис и начал спускаться. Утес вырастал перед ними все выше, казалось, вертолету с трудом удается уворачиваться от когтей скал. Наконец Рик О'Ши посадил вертолет — судя по следам шасси на земле, в точности туда, где сажал его в последний раз.

Поднялась легкая неразбериха высадки: Рик и Миллард выдавали каждому ручные фонари, одеяла — “чтобы было на чем сидеть во время шоу” — и пакет с едой, так что у Салли не было времени рассказать все Мармион. Когда Шимус жизнерадостно предложил всем проследовать в пещеру, у Салли также не нашлось предлога отказаться или задержаться — в особенности потому, что Рик шел следом.

Один из помощников Лузона что-то наговаривал в портативный диктофон, но когда Салли удалось приблизиться настолько, чтобы слышать его, оказалось, что он просто рассказывал о составе скальных поверхностей и напоминал себе о необходимости просмотреть материалы по типам люминесцентных пород.

Внезапно вся группа оказалась в пещере, которая простиралась невероятно далеко во всех направлениях; Шимус немедленно предложил каждому найти местечко поудобнее — на тот случай, если придется немного подождать.

— Как? И никакого варева? — пробормотал один из молодых людей.

— В пещере никакого варева не требуется, парень, — жестко проговорил Шимус, фыркнул с отвращением и, присмотрев себе камень поудобнее, уселся.

— Что это за “варево”? — спросила у Салли Мармион.

— Это местный напиток, — начала Салли и тут заметила туманную дымку, поднимающуюся над водой; она принялась осматриваться. — О, Мармион! Это точь-в-точь похоже на...

Она умолкла, ощутив на своем локте руку Мармион.

— В точности то же самое, о чем докладывали Виттэйкер Фиске и этот Фома неверующий, его сын... Мы поговорим об этом позже.

Мармион всегда садилась очень прямо — даже сейчас, когда сидеть нужно было на жестком каменном полу пещеры; она скрестила ноги и положила руки на колени. Салли подумала о том, что древняя поза медитации как нельзя более подходит к случаю и села так же как раз в том момент, когда дымка начала сгущаться и заструилась вокруг них.

Она помнила, что глубоко вздохнула, размышляя о том, не содержится ли в самом воздухе пещеры какое-либо галлюциногенное вещество, однако, если такое и было, ни с чем подобным ей прежде нигде не приходилось сталкиваться. А ей довелось побывать везде, где бывали люди из Интергала...

Звук работающих винтов вертолета, разносящийся по всему Фьорду, услышали все. Яна выбежала из кухни, где она помогала резать овощи к ужину, и, прикрыв глаза от лучей заходящего солнца, увидела отблески света на вращающихся пропеллерах.

Фингаард и еще несколько мужчин уже бежали вниз по дороге к широкой террасе, служившей взлетным полем. Шон в это утро ушел в море с рыбаками. Повернувшись спиной к приземляющемуся вертолету, Яна посмотрела на длинный, похожий на туннель в скалах Фьорд, надеясь различить вдали возвращающиеся рыбацкие лодки. Когда она впервые увидела эти суденышки, ее ужаснула их хрупкость: шкуры, натянутые на легкий деревянный каркас, и широкая доска с отверстием для тонкой мачты, оснащенной небольшим парусом, посередине. Течение уносило их в море вместе с приливом и возвращало назад во время отлива; если бы не оно, пришлось бы изрядно поработать веслами, особенно когда не было попутного ветра.

Увидев на горизонте приближающиеся черные точки с белыми треугольничками парусов, Яна вздохнула с облегчением и снова повернулась к заходящему на посадку вертолету. Однако она едва успела шагнуть на ступеньку, как дорогу ей преградил Нанук.

— Идем, Нанук, мне нужно перемолвиться словом с Джонни!

Большой черно-белый кот издал звук, равно похожий и на ворчание, и на приказ. Банни говорила, что Нанук может говорить с теми, кого выберет сам; однако его теперешнее “замечание” не нуждалось в словах — предупреждение прозвучало вполне ясно и отчетливо.

— Что-то не так с вертолетом, Нанук? — спросила Яна.

Нанук фыркнул и уселся на ступенях, по-прежнему преграждая ей путь.

Яна пригляделась повнимательнее и рассмотрела в кабине вертолета двух человек. И только одного из них ей действительно хотелось видеть.

— Ого! — Она развернулась и поспешила в дом. Нанук направился следом. Это удивило ее. — Я не выйду, если ты этого не хочешь, — сказала она ему.

Он снова фыркнул и уселся у очага.

— Ардис, не можешь ли ты как-нибудь намекнуть Джонни Грину, что я здесь, а Шон отправился ловить рыбу? Они вскоре войдут во Фьорд...

— Конечно, если это нужно, — улыбнулась Ардис, снимая фартук. — У Джонни как раз может оказаться для меня письмо от моей сестры, живущей в Нью-Бэрроу. Она снова ждет ребенка.

Последнюю кошку в Проходе Мак-Ги звали Тишь, потому что в молодости она была очень шумным котенком. Но эти дни давно миновали. Тишь осталась последней кошкой в этом поселении не потому, что ей не хватало осторожности. Она была тиха, как струйка дыма, быстра, как искра, и очень, очень осторожна. Она научилась осторожности вскоре после того, как Саток поселился среди этих людей. Череп на его посохе был когда-то головой отца Тиши.

Именно она передала кошкам Килкула, что люди Прохода Мак-Ги будут голосовать за продолжение разработок, как того хочет Саток. По чести сказать, она не знала, станут ли люди делать это; однако такие вести могли привести сюда кого-нибудь, кто бросит Сатоку вызов. Ох уж эти глупые кошки Килкула — прислать сюда котят-подростков!.. А теперь Саток схватил одну из них. Может быть, скоро он и из ее черепа сделает украшение...

Вся семья Тиши была убита. Что было еще хуже, с ее точки зрения, — были убиты все коты. Она пережила уже не одну течку, прячась в лесах, чтобы ее крики не достигли слуха Сатока. Крисак Коннелли ей сочувствовал, но всем остальным было сказано, что кошки — это шпионы; впрочем, так и было, разумеется, поскольку прятаться, следить и удовлетворять свое любопытство было для них вполне естественным.

До того, как она услышала кошек из Килкула, она думала, что осталась последней кошкой на Сурсе...

Ну, по крайней мере, единственной правильной кошкой. Разумеется, были еще рыси, серые и рыжие, а раз или два она слышала клич кота-охотника; но, как всегда наставляла Тишь ее мать, такие существа, если попасться им под горячую лапу или просто когда им нечем поделиться, запросто могут в мгновение ока сожрать тебя.

А потому Тишь оставалась одинокой долгие годы, сходя с ума, шпионя за жителями деревни и становясь невидимой всякий раз, когда поблизости появлялся Саток. Ей пришлось здорово постараться для того, чтобы привести людей килкулских кошек к пещере, однако она надеялась на то, что эти двое не склонятся перед Сатоком, поскольку пришли из другого поселения.

Когда девушка попалась, кричать было бесполезно. Собака лежала еле живая: Саток ударил ее своим страшным посохом, как бил когда-то семью Тишь. Крисак и парень из Килкула были в мертвом месте — а туда Тишь не пошла бы даже ради того, чтобы спасти своих котят...

И потому теперь Тишь уходила прочь: ей больше нечего было ждать. Завывающий холодный ветер грубо взъерошивал ее шерсть. Поздно ночью она нашла место, где следы лошадей и собаки пересекались с другими следами, среди которых были и те, что заставили ее приподнять уголки губ в подобии улыбки. Кот-охотник — скорее всего из Килкула, поскольку люди пришли оттуда. Большой. И еще лошадиные следы. Тишь поцарапала когтями следы кота, потерлась о них мордочкой, пометила их. По другим запахам, смешивавшимся с запахом большего кота, она поняла, что он жил среди подобных Тиши и вряд ли станет ее есть.

Решив, что эти новые пришельцы могли расположиться лагерем где-то впереди, она побежала по их следам. Но она была маленькой, а путь был долог, и Саток снова выиграл. Она громко замяукала, надеясь, что кошки из Килкула ее услышат, но ответа не было.

Наконец на рассвете она устроилась поспать на несколько часов, потом снова побежала вперед, хотя следы были оставлены уже давно и отыскивать их было нелегко. Но разве у нее был выбор?..

Мэттью Лузон был огорчен и раздосадован отношением к нему пилота. С самого начала он чувствовал, что капитан Грин не воспринимал ни самого Мэттью, ни его миссию с должной серьезностью. Он не выказывал расположения, а кроме того, оказался на редкость скверным пилотом, проваливаясь в каждую воздушную яму, то пролетая слишком низко над вершинами гор, то поднимаясь в облака.

И все это началось уже после того, как они отправились в путь. Вечность ушла на то, чтобы погрузить в грузовой отсек в хвостовой части вертолета все необходимое. Если бы не этот груз, места в вертолете вполне хватило бы для всех помощников Мэттью.

— Послушайте, разве вот это нельзя оставить? — спросил он, когда его терпение было почти на исходе; однако пилот только улыбнулся и ответил:

— Никак нельзя, сэр. Поселенцам во Фьорде это нужно. Я мигом все закончу, сэр.

Потом начался этот кошмарный полет, и Брэддока тошнило так, что весь пол оказался изгваздан до неузнаваемости, и всю первую часть перелета им пришлось дышать этой вонью.

Когда вертолет приземлился во Фьорде Гаррисона, Мэттью вылез наружу, предоставив Брэддоку самому убирать всю эту грязь, и, найдя камень с наветренной стороны, пристроился на нем, чтобы продолжить свои заметки. Пилот тем временем открыл все двери и иллюминаторы, чтобы выветрился запах.

— Надо разгрузиться, доктор Лузон, — заявил он, несмотря на то, что мало кто рискнул бы потревожить Мэттью в такой момент. — И подзаправиться не помешает. Может, отсюда тоже кое-что надо будет забрать.

Тут пилот понизил голос, чтобы следующие его слова не донеслись до Брэддока, который, скорчившись, подтянув колени к животу, лежал на поросшей мхом земле:

— Здесь отлично жарят рыбу.

Мэттью только рукой махнул при упоминании о жирной пище.

— И еще, — продолжил пилот, указывая на Брэддока, — дали бы вы ему таблетку от тошноты. Он должен был сказать об этой своей проблеме до того, как мы взлетели.

Мэттью кивнул, недоумевая, почему пилот сам не спросил об этом до того, как они покинули космобазу. Потом пришли жители селения, чтобы помочь с разгрузкой, и пилот пошел здороваться с единственной женщиной среди них. Она принадлежала к несколько иному типу женщин-селянок, чем те, которых Мэттью встречал в Килкуле. Женщина жизнерадостно болтала с пилотом, в то время как он вместе с остальными мужчинами разгружал вертолет. Мэттью написал о перенесенных им в полете трудностях, чтобы это было поставлено пилоту на вид. Он заметил, что кто-то дал Брэддоку одеяло — тот дрожал под ветром, поднятым винтами вертолета.

Оглядывая поселение, Мэттью понял, что основным занятием его жителей было рыболовство. Несомненно, здесь существовала субкультура, исследование которой принесло бы богатые плоды, поскольку люди, населявшие побережье, то есть места с более умеренным климатом, имели обычаи, отличающиеся от континентальных. Он сделал пометку, чтобы вернуться к этому вопросу позднее, поскольку сейчас Брэддок был не в том состоянии, чтобы писать под диктовку.

Еще раз оглядев поселение, прежде чем подняться на борт уже разгруженного вертолета, он с удивлением заметил сидящую на пороге дома и греющуюся на солнце кошку. Очень большую кошку. Размерами она была примерно с пантеру, но уступала этим гибким хищным зверям, сейчас почти вымершим, в стройности. Она скорее напоминала огромную домашнюю кошку совершенно обычного черно-белого окраса. Возможно, это и есть один из котов-охотников, о которых столько раз слышал Мэттью: один из тех чудесных зверей, которые помогли спасти Фиске и способствовали исцелению Фрэнка Метаксоса.

Мэттью поднялся, закрыл блокнот и задумался о том, разумно ли будет подойти к этому зверю. Непохоже было, чтобы он был чьим-то. Если же этот зверь окажется бродячим, то его можно забрать в лабораторию и тщательно исследовать. Он уже собирался приказать пилоту загнать зверя в клетку и запереть его там, пока у Мэттью не найдется на него времени, когда пилот спешно подозвал его и без всяких церемоний отправил назад на борт вертолета. Брэддок уже был там, надежно пристегнутый ремнями; по счастью, он выглядел сонным, и непохоже было, что его снова будет тошнить. Прежде чем Мэттью успел упомянуть о коте или возразить против их поспешного отлета, винты заработали, и вертолет поднялся над глубокими водами Фьорда, высоко над мачтами какого-то примитивного кораблика...

Как ни странно, полет к южному континенту прошел без провалов в воздушные ямы, которые так изматывали их над землей. Мэттью пытался кричать, перекрывая шум, пытался задавать вопросы о поселении, которое они недавно покинули... Наконец он решился дотронуться до плеча Грина, чтобы обратить на себя внимание. Тот только улыбнулся любезно, постучал по своим наушникам и пожал плечами. Мэттью опустился в кресло и сильно затянул ремень безопасности, но почти тут же слегка ослабил его, чтобы не мешать циркуляции крови. Ему не нравилась эта вынужденная изоляция, равно как и прочие неудобства путешествия; кроме того, ему было странно, что в вертолете были только одни работающие наушники. Однако он постарался успокоиться и смириться с мыслью о долгом и скучном путешествии, что, правда, стоило ему немалых усилий. По счастью, холодный воздух и запах машинного масла забивали слабый аромат “излияний” Брэддока.

Каждый раз во время перелетов в одном из подобных транспортных средств Мэттью начинал думать о том, чтобы брать уроки вождения вертолета — весь процесс управления казался до смешного простым; однако же у него никогда не находилось времени для того, чтобы заниматься на курсах. Когда-то один из его бывших ассистентов, молодой человек, возможно, слишком сильно поддававшийся чужому влиянию, выказал способности в этом отношении. К сожалению, как только молодой человек научился летать, он сильно переменился и не проявлял более непоколебимой верности и беспрекословного повиновения, которые, по мнению Мэттью, являлись необходимыми качествами для каждого из его ассистентов.

Мэттью подозревал, что пилот этого вертолета также не обладает этими качествами. Он утвердился в этом мнении, когда, доставая отчет, обнаружил под сиденьем пару наушников, которые Грин должен был бы немедленно ему предложить. Мэттью немедленно вставил штекер наушников в разъем, находившийся на подлокотнике сиденья, и надел их, однако громкий треск электрических разрядов заставил его немедленно избавиться от наушников.

Повелительно постучав пилота по плечу, он указал на наушники. Ухмыльнувшись, тот покачал головой, отвел в сторону микрофон и, наклонившись к Мэттью, прокричал:

— Не работают!

То, что испытал при этих словах Мэттью, было смесью изумления, гнева, отчаяния и сугубого отвращения, вызванного недобросовестностью и безразличием обитателей этого мира. Люди были разбросаны по всей вселенной, некоторые жили в высокотехнологичной среде, которую обеспечивал Интергал. А ему было суждено оказаться на невероятно примитивной планете с наушниками, подобными тысячам других, но при этом неработающими, хотя их наверняка можно было легко исправить.

Разумеется, подобный воздушный транспорт был немногим лучше своего древнего предшественника. У старинных моделей скорость и дальность перелета были ограниченны; кроме того, они не могли подняться на большую высоту. Этот конкретный экземпляр со всеми своими неполадками ни в коем случае не был совершенством: он не мог подняться над атмосферой планеты, а кроме того создавал массу шума.

Однако же этому вертолету требовалось мало места для посадки; он мог зависнуть в воздухе и мог приземлиться ночью без посадочных огней. Изучая карту, высветившуюся на экране портативного компьютера, Мэтью подумал о том, что это последнее может оказаться крайне необходимым.

Он хотел спросить пилота, часты ли полеты на южный материк. Разумеется, туда должны летать часто. Эта планета, как в северной, так и в южной своей части, давно использовалась для рекрутирования солдат в войска Компании — и так называемая “разумная” планета, судя по всему, вовсе не возражала против этого. Он вспомнил свои записи: рекрутами становилась молодежь, те, у кого токсины, содержавшиеся в почве планеты, еще не вызвали мутации желез, у кого еще не возник запас бурого жира, по всей вероятности, позволявшего старшим представителям популяции легче переносить экстремальные температуры.

Ближайшим к Фьорду Гаррисона поселением южного континента была Богота, находившаяся у устья реки Лакримас. Довольно больших размеров полуостров, на котором располагался поселок, выдавался в море как гигантский корявый палец. Разумеется, Мэттью изучил карты этого региона, в котором сейчас наступал зимний сезон. Большинство населенных пунктов, которые навряд ли можно было назвать городами, было расположено на прибрежных равнинах у крупнейших рек материка: Богота стояла на реке Лакримас, Кабул — на восточном притоке Нового Ганга, а Лхаса — на Сьерра-Сангре. Еще одна деревня, носившая название Сьерра-Падре, находилась выше по течению Сьерра-Сангре, у подножия гор Сьерра-Падре. Поселок Катманду был отделен от остальных селений горным хребтом, который какой-то оптимист назвал Шамбалой.

Катманду казался Мэттью именно тем местом, где можно будет обнаружить культуру, не затронутую безумными мистическими теориями северного материка. В Боготу, самый крупный и доступный населенный пункт, эти теории скорее всего уже добрались...

В течение долгих часов, прошедших с того момента, как они оставили теплую гавань Фьорда Гаррисона, с обеих сторон окруженную ледяными берегами северного материка, под ними простиралась только серая поверхность холодного океан, что, впрочем, не особо расстраивало Мэттью, поскольку именно такой холодный серый цвет был одним из его любимых цветов. В этих водах дрейфовали огромные льдины размерами с остров, если не с целый континент. По предварительным отчетам, на южном побережье северного материка было множество ледников, сползавших в океаны планеты.

Солнце заставило сколы льда искриться подобно сапфирам; из соленых серых вод взлетали серебристые рыбы. Стаи дельфинов следовали за тенью вертолета, скользящей по океанской глади. Мэттью не обращал на них внимания, равно как и на фонтаны “пробирочных” китов Сурса, названных так потому, что их предки были воссозданы из замороженных и затем выращенных в пробирках клеток. Выращенные под тщательным наблюдением в строго контролируемой среде, эти огромные сильные млекопитающие затем были выпущены в только что созданные океаны планеты. Судя по всему, китов, как и дельфинов, привлекал вертолет, бывший для них явлением новым и необычным.

Наконец, ближе к вечеру, вдали появился южный берег. Зрелище было столь грандиозным, что даже Мэттью был вынужден признать это.

Хотя вода в гавани, как и во Фьорде Гаррисона, подогревалась геотермальными источниками и реками, которые, казалось, подчинялись воле планеты, остальная линия берега была покрыта льдом. Высокие ледяные утесы сияли белизной или сверкали как бриллианты; в глубине они были глубокого темно-синего цвета, а в трещинах отливали васильковым. Языки ледников сползали к морю, от них с грохотом откалывались огромные куски и в брызгах соленой пены рушились в волны и медленно, величаво плыли вдаль, в открытое море.

Когда вертолет подлетал к южному континенту, солнце начинало клониться к закату, окрашивая землю и море в алые и оранжевые тона.

Подлетев еще ближе, они увидели стада оленей-карибу, бегущих по прибрежным равнинам, огромных белых медведей, бредущих по льду или купающихся в озерах, которые были разбросаны по равнине подобно осколкам зеркала.

После этих величественных зрелищ вид Боготы сильно разочаровывал.

Поселок состоял из двух рядов зданий, весьма напоминающих бараки, длиной не более километра; в опасной близости от них расположилась взлетно-посадочная полоса, отмеченная горой топливных баков; на берегу можно было разглядеть несколько небольших лодок, очень похожих на те, которые Мэттью уже видел во Фьорде Гаррисона. Вертолет пролетал над городом достаточно низко для того, чтобы можно было разглядеть разгуливавших по улице жителей. Судя по всему, национальный костюм здесь состоял по преимуществу из частей списанной униформы Компании. Особого оживления прилет вертолета здесь не вызвал: мало кто даже обернулся, чтобы взглянуть на него.

С огромной осторожностью пилот посадил вертолет непосредственно позади топливных баков, выключил моторы, без единого лишнего слова выбрался из кабины и занялся заправкой. Как ни странно, никто не пришел проверить груз вертолета, хотя менее чем в ста метрах Мэттью видел людей, которые наблюдали за ними. Пока Грин заправлялся, Мэттью также выбрался наружу, теперь наконец он мог требовать ответов на свои вопросы — Грин не мог больше делать вид, что не слышит его.

— Разве вас никто не должен проверять, Грин?

— Зачем? Они знают вертолет, знают, что на нем летаю я... Если бы у меня был груз, который я должен был бы выгрузить здесь, я бы включил огни и кто-нибудь пришел бы, чтобы принять у меня груз.

Мэттью задумался над этим объяснением. Вот еще один пример небрежности и безразличия, которые пышным цветом расцветали на этой планете и которые должно было искоренить.

— И это что, весь поселок? — Мэттью жестом обвел посадочную полосу и два ряда зданий.

— Богота? Да, сэр. В Боготе мало кто живет.

— Почему?

— Здесь ненадежно, сэр. Вы же видели ледники. Здесь земля всегда двигается; на ночь вас вроде как укачивает — иногда слабее, иногда сильнее. Потом тут медведи. Они все больше рыбой питаются, но, ежели им придет в голову разнообразить меню, не побрезгуют ничем, включая и человечину...

Из вертолета выбрался Брэддок, судя по всему, действие таблеток прошло, и его снова подташнивало. С видимым усилием он постарался снова вступить в обязанности помощника.

— Вы предлагаете использовать это место в качестве нашей штаб-квартиры?

Пилот поскреб в затылке, надвинул фуражку на лоб.

— Ну что ж, это место не хуже любого другого на этом континенте. Оно считается базой, хотя здесь явно недостает оборудования, которое имеется на космобазе. Большей частью сюда прилетают для того, чтобы набрать рекрутов или чтобы привезти назад демобилизовавшихся солдат из этих мест. Я здесь особо не летал, честно говоря: бывал только в Боготе и в Сьерра-Падре. Летом от разлива теплых рек земля становится влажной, создается сильная турбуленция, и летать тяжело — того и гляди в гору врежешься. Сьерра-Падре немного побольше, житье в ней поудобнее: ее называют домом многие южане. Конечно, вы понимаете, многие на самом деле не живут оседло все время, а в зависимости от времени года перебираются из охотничьих лагерей в рыбацкие и наоборот.

— Благодарю вас, капитан Грин, — ответил Мэттью. — В таком случае нам незачем терять время: нужно добраться до Сьерра-Падре, пока не стемнело. Поднимайтесь на борт; продолжим наш полет.

Брэддок едва не застонал от отчаяния; Мэттью одарил его осуждающим взглядом. Он-то полагал, что его главный помощник сделан из более прочного материала.

— Что ж, сэр, — сказал Джонни Грин, — должен, вам признаться, что из-за этого у меня будут проблемы в штабе. Я должен был выполнить еще одно задание, как только вернусь.

— Смею вам напомнить, что в настоящее время вашим заданием являюсь я, капитан: мои дела являются наивысшим приоритетом.

— Так точно, сэр! В таком случае отправляемся немедленно: сначала заброшу вас в Сьерра-Падре, а потом отправлюсь назад.

— Я полагал, что вы останетесь при мне и будете работать с нами, пока мы не окончим эту важнейшую исследовательскую миссию.

— Я получил приказ доставить вас сюда, сэр, и вернуться на север для выполнения следующего задания. Однако ж вот что я вам скажу: это задание не займет много времени. Вы пока могли бы расположиться в Сьерра-Падре, проехаться на снегоходе, поговорить с разными людьми, а через несколько дней я вернусь и заберу вас.

— Я бы предпочел получить более точную информацию, капитан.

— Да, сэр, я тоже. Но сейчас все еще слишком неопределенно. У вас с собой есть портативное устройство связи, не так ли?

— Оно есть у Брэддока. Разумеется.

— Тогда если к тому времени, как вы будете готовы отправиться в какое-нибудь другое поселение, вы просто свяжетесь с космобазой, меня или кого другого тут же отправят к вам.

— В случае необходимости я готов смириться с этими вопиющими неудобствами, капитан Грин. Однако вашей и только вашей обязанностью является доставить меня в следующий пункт назначения в течение трех дней. Если ваше отсутствие будет создавать мне слишком большие неудобства, единственным летным транспортом, которым вы сможете управлять, станут бумажные самолетики. Полагаю, я достаточно ясно выразился?

— О да, сэр, я знаю, как глупо было бы с моей стороны перечить такому важному человеку, как вы, сэр, — ответил Грин, однако в его голосе явно недоставало почтения и смирения.

— Подождите минутку, — внезапно подал голос Брэддок. — Грин? Как ваше имя?

— Джонни, дорогуша. А твое? — Грин одарил Брэддока издевательским и до крайности нахальным взглядом.

— Сэр, — Брэддок повернулся к Мэттью, — не тот ли это капитан Джон Грин, который был пилотом у доктора Фиске, когда тот попал в катастрофу в зоне вулканической активности?

Мэттью ощутил огромное облегчение. Все-таки он был прав, взяв с собой именно Брэддока. Мальчик может скулить и жаловаться, его может тошнить, но умственные способности его от этого не страдают. Мэттью и сам вспомнил бы это имя, если бы не был так занят сбором новых данных.

Однако прежде чем он успел сформулировать вопрос, капитан заговорил снова:

— Так точно, сэр, это я, и, сказать по правде, доктор Фиске вроде как одолжил меня вам из любезности. Обычно я работаю только на него.

Мэттью улыбнулся:

— Ну что ж, капитан Грин, я прошу вас поблагодарить моего старинного друга Виттэйкера за его любезность и сообщить ему, что я хотел бы воспользоваться ею на несколько более длительный срок, дабы вы помогли мне в моем расследовании. Если вы, со своей стороны, будете так любезны, что доставите нас в Сьерра-Падре, мы, по крайней мере, сможем с пользой распорядиться своим временем, дабы продвинуться в расследовании. Однако же вы должны вернуться непременно!

Грин отдал ему честь.

Тишь проснулась и, перед тем как снова двинуться по следу лошадей и кота из Килкула, убила и съела полевку. Она давно покинула свою территорию и находилась теперь среди диких зверей, которые могли убить и съесть ее так же легко, как она убила и съела мышь, и все-таки чем дальше она продвигалась вперед, тем лучше себя чувствовала. Даже грязь и снег под ее лапами словно бы наполняли ее силой, делали ее шаг легче, а бег — быстрее.

Вскоре после того, как Тишь снова отправилась в путь, она наткнулась на место, где явно останавливались на привал люди: остывший пепел костра, утоптанный снег, разбросанные по земле травинки — остатки лошадиной трапезы, несколько маленьких косточек — остатки кошачьей... Тишь осторожно и опасливо принюхалась, но тут же успокоилась: это были кости кролика, а не кошки. Она обнюхала метку, оставленную котом-охотником, и снова побежала вперед.

На ходу она думала о Сатоке, о своем уничтоженном народе и о девушке; однако же нужно было быть осторожной и не погружаться в воспоминания и раздумья слишком глубоко. Один раз она едва успела заметить, что из кустов за ней следит волк. По счастью, в отличие от кошек, волки не умеют лазать по деревьям. В ту ночь ей пришлось спать на дереве, а утром она снова отправилась в дорогу.

На следующую ночь, выслеживая белку, она успела прыгнуть высоко в воздух как раз вовремя, чтобы уловить запах лисицы, прятавшейся всего в нескольких шагах от нее. Тишь отвлеклась, и белка бросилась в свое убежище среди древесных корней;

Тишь метнулась за ней, буквально повиснув на хвосте у маленького зверька, и вовремя: как раз в этот момент у норки появилась лиса.

Тишь забилась в нору, тяжело дыша и не обращая внимания на белку, прятавшуюся тут же. Ей хотелось выть. Ей было так трудно, она была так далеко от дома, вокруг было столько тех, кто хотел съесть ее, а она была совсем одна... Кроме того, у Тиши было ощущение, что скоро у нее снова начнется течка.

— Я совсем одна, — крикнула она. И что-то ответило ей:

— Но ты была создана быть одинокой...

— Не все время, — возразила она. И что-то ответило ей:

— Не все.

— Я боюсь, — крикнула она. — Человек убьет меня, звери съедят меня, а кошки Килкула так далеко, а их люди стали добычей Сатока...

— Кто говорил о кошках Килкула? — спросил новый голос. Другой голос, громкий — голос кота, но кота большого, гораздо больше ее самой. — Кто ты, маленькая сестра ?

— Я Тишь, последняя из моего народа, жившего в Проходе Мак-Ги, — ответила она. — Кто ты?

— Нанук. Что ты знаешь о людях, которые находятся под защитой кошек Килкула?

— Я знаю, что они в опасности. Саток убьет их, как убил нас. Он забрал девочку. Он наверняка убьет мальчика или заставит его подчиняться, как заставил всех тех, кто под моей защитой.

— Ясно. А собака? Была с ними собака? Она вполне ничего для собаки.

— Она мертва. А ты.., далеко? — спросила Тишь.

— Два дня дороги от того места, где мы оставили мальчика и девочку.

— Я в пути уже два дня.

— У тебя короткие лапы.

— Я боюсь. Я одна.

— Я иду, — ответил голос Нанука. И чуть позже добавил:

— И нет, я не ем моих маленьких родственниц.

Банни и Диего видели следы кошки на снегу, но были слишком заняты, чтобы обратить на это внимание. Они оба плохо спали. Выбравшись из деревни, Диего погрузился в раздумья, а Банни болтала без умолку.

Диего достаточно хорошо знал девушку, чтобы заметить, что ее руки дрожат. Ее лицо, как и лицо самого Диего, было покрыто синяками и царапинами, губы распухли. Диего казалось, что у него в голове стучат кузнечные молоты; возможно, думал он, и Банни чувствует то же, что и он. Однако, несмотря на то, что девушка все время говорила, она не сказала ни слова о головной боли, да и вообще не жаловалась: большей частью она была разгневана. Как могли эти люди позволить Сатоку сделать такое!.. Как он сумел сделать такое с людьми — и с планетой?!.

Диего не отвечал Банни. Он слушал ее вполуха, поскольку в основном был занят тем, что слагал песню. Снова он пожалел о том, что у него нет инструмента: ему хотелось создать для песни гневную музыку, и он чувствовал, что даже самый большой барабан ему тут не поможет.

Когда молодые люди сделали привал на ночь, Диего начал записывать свою песню; Банни смотрела на него с интересом, не прекращая говорить. Теперь ее голос звучал, как шорох дождя или урчание мотора. Диего кивал и хмыкал, однако все его мысли были заняты песней.

Диего прекратил писать. Планета должна услышать песню об этой убитой ее части, но песня была еще не завершена, что-то в ней было неверно. Здесь нужна была песня лучше, чем эта. Диего спел Банни то, что у него сложилось. Девушке песня понравилась, но Диего напомнил себе, что она гордилась и тем, какой шум был поднят вокруг ее лицензии на вождение снегохода. Нет, эта песня должна быть самой лучшей, потому что в ней рассказывается о страшных ранах, нуждающихся в исцелении...

На следующее утро по дороге к Фьорду Гаррисона оба молчали.

— Ты не котенок и не можешь вечно жить со мной в Доме, — сообщила Коакстл девочке по имени Козий Навоз.

— Я понимаю, почему ты меня прогоняешь, — ответила Козий Навоз, — потому что я ничто и никто. Но если я не могу жить с тобой, тогда давай съешь меня прямо сейчас, потому что пусть лучше меня съест друг, чем страшные дикие твари, а к Пастырю Вопиющему я не вернусь.

— Разве я говорила, что ты должна это делать, глупая малышка? Но в деревне у устья этой реки есть и другие...

— Они заставят меня вернуться, — дрожа от страха, проговорила девочка; но Коакстл сказала, что она будет ждать и наблюдать и что, если девочку попытаются вернуть, она убьет этих людей, а девочку отведет в другую деревню, подальше.

Делать было нечего. Козий Навоз подчинилась воле кошки, как подчинялась воле других людей — во всех случаях, кроме одного. Коакстл шла рядом с девочкой, но, когда они вышли на открытое место, Козий Навоз легла на спину гигантской кошки, сжала коленями ее бока и вцепилась руками в гриву — так они двигались быстрее.

Небо на западе все еще было бледно-розовым, когда над их головами раздался размеренный шум мотора одного из летающих кораблей Компании. Коакстл хотела было убежать прочь, но равнина была велика, а воздушный корабль двигался быстрее, чем гигантская кошка.

Козий Навоз следила за приближением летучего корабля с благоговейным ужасом. Она уже видела раньше другие летающие машины. Пастырь говорил, что это Ангелы-Хранители Праведных, посланные Компанией, дабы наблюдать за жителями Долины Слез. Вблизи такую гудящую птицу ей довелось видеть только однажды — когда в особенно суровую зиму небольшой отряд отправился в Боготу в поисках помощи и в ответ в Долину была послана летающая машина с запасом продовольствия. Пастырь Вопиющий неохотно согласился принять эту помощь — Козий Навоз слышала, как он ругается со своими советниками; однако ясно было, что без помощи все жители Долины умрут. Когда прилетел воздушный корабль, это было настоящим чудом: еда — больше, чем у них было за много месяцев, и теплая одежда, и даже игрушки для детей...

Поэтому-то Козий Навоз и не испугалась, когда над ними повис воздушный корабль — так близко, что можно было разглядеть через стеклянный пузырь, казавшийся единственным глазом гудящей птицы, двух мужчин, явно о чем-то споривших.

Девочка слезла со спины Коакстл. Сквозь прорехи в ее одежде просвечивало голое тело, она кожей ощущала мягкое тепло меха Коакстл. Ноги девочки были обернуты в невыделанные кроличьи шкурки мехом внутрь, шкурки воняли, но ногам было тепло. Как завороженная наблюдала Козий Навоз за приземлением воздушного корабля.

— Разве это не замечательно, Коакстл? — спросила она у кошки. Ответа не последовало, и, обернувшись, девочка обнаружила, что кошка удаляется прочь по тундре.

Издали до нее донеслась мысль, похожая на тихий шепот:

— Здесь твой народ. Доброй охоты и теплого логова, малыш.

— Доброй охоты и теплого логова, Коакстл, — почти неслышно прошептала она в ответ; но взгляд ее уже был устремлен на красивого пилота, вылезавшего из кабины воздушного судна, и на худого длинного человека с высоким лбом и длинными белыми волосами, собранными в хвост, направляющегося прямо к ней. Еще один мужчина задержался у второй двери воздушного корабля.

— Поразительно! — сказал беловолосый, разглядывая Козий Навоз. — Посмотрите на ее одежду! Она наверняка замерзла. Кроме того, она здесь совершенно одна — если не считать того дикого зверя, который, несомненно, проголодавшись, съел бы ее. Удивительно! Впрочем, я хотел бы поближе посмотреть на эту кошку. Как мне кажется, она совершенно не похожа на всех прочих, виденных мной.

На это пилот не ответил ничего; он просто подошел к девочке и опустился перед ней на колени. Перед ней, недостойной, ничем не заслужившей такого почтения! Он даже посмотрел ей в глаза и заговорил с ней — заговорил таким ласковым голосом, что она едва не расплакалась:

— Похоже, ты забрела далеко от дома, аланна. Ты потерялась? Тот большой кот — он что, из тех, которых у вас здесь используют как следопытов?

Козий Навоз встала перед ним на колени и склонила голову:

— Прошу простить спутницу сего недостойного и невежественного ребенка, о Капитан Ангелов. Коакстл стала моим другом из жалости, но теперь, когда здесь те, кто из моего народа, она бежала из страха перед праведными. Ибо разве не должно всем зверям служить людям Компании, дабы те имели мясо и меха?

— Где ты наслушалась этой чуши? — с отвращением проговорил капитан.

Этого Козий Навоз не ожидала.

— Я что-то не так поняла? — испуганно спросила она. — Простите меня, если я неверно запомнила и повторила слова Пастыря Вопиющего. Я самая глупая из девочек, как это часто обо мне говорят...

— Если хочешь знать мое мнение, ты самая счастливая из всех детей, — ответил пилот. — А нам повезло, что мы нашли тебя, прежде чем ты успела замерзнуть до смерти. А теперь полезай на борт, дорогуша, да перестань трястись. Поверь, теперь тебе никто не причинит вреда.

С этими словами он обернулся и посмотрел на беловолосого; выражения его лица в сумерках Козий Навоз различить не сумела.

— Разумеется, дитя мое, — проговорил беловолосый, — тебя никто не тронет.

Пилот не стал касаться такой грязи, как она, и был, по мнению девочки, абсолютно прав в этом; однако беловолосый взял ее руки в свои, а потом поднял и понес девочку к летающему кораблю на руках:

— Ты отправишься с нами в Сьерра-Падре.

— Вы не заставите меня вернуться в Долину Слез?

— Нет, если именно там тебя научили так говорить о себе. А если ты сбежала из-за всех тех синяков и шрамов, которые я у тебя вижу, тем более мы тебя туда не отправим, — заверил ее пилот.

— Что такое эта Долина Слез и где она находится? — спросил беловолосый.

— Вы ведь не заставите меня вернуться туда, сэр? Я не заслужила этого. Я бежала потому, что должна была стать женой Пастыря Вопиющего.

— Женой?.. Но ведь ты же еще ребенок! — Кажется, это привело пилота в ярость.

— Сейчас мы направляемся в Сьерра-Падре, — заговорил беловолосый, — где я начну свою работу, а ты, дорогая, получишь горячую ванну, чистую одежду, приличную еду, а потом хорошенько выспишься.

— Разумеется, — откликнулся пилот. — В Сьерра-Падре живет моя старинная сослуживица, Лонсиана Онделаси, со своими детьми и внуками. Лон-си будет рада принять эту малышку.

Беловолосый улыбнулся девочке, помог ей забраться в воздушный корабль и усадил рядом с третьим мужчиной. Тот не улыбался. Это успокоило девочку больше, чем все сказанное пилотом: ведь это было правильно, она не заслуживала того, чтобы ей улыбались. А потом поднялся ветер и шум, и Капитан Ангелов вместе с беловолосым патриархом подняли гудящую птицу в небо, где сегодня было так чудесно и волшебно, как в том будущем, которое пообещали девочке...