Ему доложили, что с карандашной фабрикой дела плохи. Никак она не сносится. Не желает. Особенно труба. Строили фабрику давно и чрезвычайно крепко. Отбойные молотки от нее отпрыгивали, а чугунные бабы разбивались в порошок.
— И вообще, проще построить два новых здания, чем снести одно старое. Это будет лучше всего, — сказал председателю заместитель.
— Будет лучше всего, если мы, наконец, научимся сдерживать свои слова и решения, — ответил железный председатель своему рассыпчатому заместителю. — Фабрика будет сломана, а небо будет чистым.
Однажды университет из одной старой лабораторий сделал спортивный зал.
А тренеры университету не положены. Тогда взяли и двух тренеров оформили исполняющими обязанности лаборантов.
Когда же понадобились лаборанты, их места были заняты. Но были свободны, места истопников — дело было летом. И лаборантов взяли как исполняющих истопнические обязанности.
Зимой ушел на пенсию профессор и срочно нашли человека на должность профессора, чтобы он исполнял обязанности истопника.
И вот так, чем дальше в лес, тем больше все запутывалось. В конце концов все перестали понимать кто есть кто. Кто академик, кто истопник, кто плотник и кто какие обязанности исполняет.
Вечером в вагоне сильно бушевал один пьяный хулиган. Он приставал к женщинам. Ругался. Курил. И клал грязные ноги на противоположную лавку.
— Уважаемый, прекратите буянить! — сказал ему Константин Михайлович.
— Ах ты, древность! Антиквариат! Село! — возмущался пьяный. — Я сейчас тебе начищу. Будешь сверкать. А твоему велосипеду ножки приделаем!
— Ему самое место за решеткой! — сказал Володя.
Константин Михайлович проглотил таблетку и…
И вокруг буяна стала вырисовываться отличная решетка. Крепкая и напоминающая попугайскую клетку.
— Караул! Замуровали! — кричал хулиган, бегая внутри. — Пройти невозможно стало!
Так его в этой клетке и вынесли милиционеры на перрон.
В эту ночь пластмассовый дедушка спал крепко. Притомился.
В соседнюю комнату вошел Карцев-старший и просунул руку в бетонную залогуевскую дыру. Покрутил кистью в шкафу и вытащил золотую папочку с таблетками.
Высыпал на ладонь три таблетки, закрыл коробочку и сунул ее назад во внутренний карман пиджака пластмассового Константина Михайловича.
Доброметр в шкафу верещал отчаянно. Но после свежего воздуха и велосипедов дедушка ничего не слышал.
Он со своей крыши смотрел на интуристовскую гостиницу через специальный бинокль ночного видения.
— Во папаня дает! Хитрый бес. В карман залез! Никуда не денется, а со мной поделится!
Это, наверное, от большой луны его потянуло на большую поэзию. А пятнадцатая армия уже была близко.