Платина и шоколад

Глава 13

Она улыбалась Поттеру.

Херовому Золотому мальчику. Заглядывала тому в рот и хохотала над какой-то отпущенной им шуткой. Касалась сгиба его локтя, что-то говорила и смеялась. Поднимала своё лицо с порозовевшим от прохладного воздуха кончиком носа, такая открытая и будто-бы-искренняя. И глаза конечно-я-не-плакала-всю-ночь, не отрываясь, следили за выражением лица этого мудилы.

А Малфой кипел. Он кипел с самого пробуждения. И, наплевав на то, что картина этих обжимок только сильнее подогревала его, продолжал смотреть.

Она знала, что он смотрит.

Драко был уверен в этом — Грейнджер ни разу не взглянула в сторону слизеринцев потому что знала — встретится с его глазами. Трусливая сука.

И… однозначно, она сделала это специально.

Надела юбку.

Так, что всем были видны её чёртовы ноги. Несмотря на то, что ткань до колена скрывала их, но, блин, коленей было вполне достаточно, чтобы вспомнить, какая нежная у грязнокровки кожа.

Половина девчонок в школе носили юбки. Но почему-то именно её ноги притягивали внимание. Наверное, из-за того, что случилось вчера, подумал Драко, ёжась. К вечеру отпустит. А если не отпустит, я убью тебя. За то, что я думаю об этом. За то, что я смотрю на тебя и твои...

Ноги.

Взгляд Малфоя снова метнулся к ее ногам. Он не видел Грейнджер в юбке с… с… да гребаную тучу времени, с первого курса наверное, когда девочка в брюках — считалось не комильфо. А теперь она стоит, то и дело оправляя подол, явно чувствуя себя неуверенно.

Какого хера ты в юбке? Для кого?

В том, что она так вырядилась для чьих-то конкретных глаз, Драко даже не сомневался. Странный укол где-то внутри. Не для него. Он и так вчера увидел много. Слишком.

Блин, да он вчера её чуть не трахнул, прямо там, посреди её спальни, на полу. На голимом ковре. Так, чтобы она сегодня на ноги встать не смогла.

Ноги. Такие...

Явно не для него.

Поттер чуть нагнулся к подруге, коснулся её ладошки, в который раз дёрнувшей юбку вниз. Словно чувствующей, как взгляд Драко мысленно поднимает подол, дорисовывает линии бёдер. Распахнутых для него.

Малфой мотнул головой, сбрасывая наваждение и желание оторвать её дружку его грёбаную руку.

Ну, конечно.

Она же помирилась со своим Золотым мальчиком. Бегала утешаться в башню Гриффиндора? А теперь выставляет свои ноги напоказ, в открытый доступ сальным взглядам Поттера.

Что ты делал с ней вчера, а, Поттер?

Она так же жалась к тебе, как ко мне? Она позволила тебе вылизывать свою шею? Или, может быть, она позволила тебе добраться до трусов? Между этих своих херовых ног? Каково это — целовать её после меня? Почти прямо из-под меня. Отлизывать долбаной грязнокровке, мокрой из-за меня?

Из-за меня, блять.

Челюсть сжалась.

Блондин отвернулся, осознав, что слишком долго разглядывал веселившуюся парочку, и вперил равнодушный взгляд куда-то сквозь лицо Пэнси, которая жалась к его боку, активно переговариваясь с Дафной. Девушки вообще не замечали ничего вокруг — они обсуждали предстоящий бал в честь Хеллоуина, до которого, правда, оставалось немногим меньше двух недель, но слизеринок это совершенно не смущало.

Малфой не вслушивался. Судя по тому, что ведущими словами в этом разговоре были “невероятно”, “грандиозно”, “топлесс” и “огневиски” планировалась неплохая вечеринка после общего празднования.

— Людно сегодня, — сказал Забини, показательно игнорируя активные обсуждения. Мимо пронеслась галдящая стайка первокурсников.

Студенты разбились на кучки во дворе школы, покорно ожидая МакГонагалл, короткая речь которой перед каждым походом в Хогсмид стала уже практически ритуалом. Все кутались в мантии, натягивали капюшоны. Теперь не только Нотт щеголял в шарфе. Теперь это был он — и большая половина школы. Что крайне оскорбляло чувства Теодора. Даже сейчас он стоял, сложив руки на груди, и недовольно взирал на столпотворение исподлобья.

Погода была серой.

Серое небо, серый воздух, серая, пожухлая трава под ногами, серые клубы утреннего тумана, тянущегося из Запретного леса. Начались морозные ночи, и кое-где просматривался иней. Драко опустил взгляд, замечая присыпанный мёрзлой крошкой островок земли прямо под носком туфли и тут же наступил на него ногой.

Так же он бы наступил Поттеру на лицо.

Наступал бы снова. Снова. Снова…

— Н-да, — запоздало протянул он на реплику Забини и бросил на того быстрый взгляд. — Зато хоть какое-то развлечение для этого стада недоумков.

Блейз приподнял брови, ёжась и засовывая руки глубже в карманы.

— Всё нормально?

— Лучше не бывает.

И вчера тоже всё было нормально.

Когда он вошёл в свою спальню, проторчав в ванной до тех пор, пока рыдания из соседней комнаты не утихли, первое, что он увидел — эта рыжая пушистая скотина с круглыми жёлтыми глазами на его постели.

Как так и надо. Даже головы не поднял.

Первым побуждением было выкинуть кота, идиотскую кличку которого Малфой не произносил даже мысленно, в приоткрытое окно. Потом решил, что столь варварские способы снять собственное напряжение, которое весьма ощутимо оттопыривало штаны, были ему не свойственны. Потому ограничился тем, что спихнул животное с кровати и швырнул в ванную, брезгливо вычистив простыни “Тергео” перед тем, как лечь.

Закрыть глаза.

И думать о том, что только что он чуть не трахнул Грейнджер в её спальне. Думать. Вспоминать. В таких подробностях, что опадающая было эрекция, тут же снова стала каменной.

Отвращение к самому себе накрыло и привычно впиталось в грудную клетку, вызывая злость.

Взрыв смеха со стороны вшивой компашки красно-золотых галстуков моментально вернуло к этому состоянию. Воронка раздражения уверенно раскручивалась под рёбрами.

Малфой бросил на гриффиндорцев ещё один тяжёлый взгляд.

Просто реакция на шум.

Грейнджер шуточно пихнула очкарика в бок. Тот натянул капюшон грязнокровки до самого её носа. Снова смех и его рука на её плечах.

Скрип зубов Драко. Раздражение Блейза.

— Цирк уродов, — прокомментировал он, по-своему трактуя брошенный другом взгляд и замечая вышедшую на крыльцо МакГонагалл. — Ну неужто. Я думал, нас решили заморозить здесь на хрен.

Начал накрапывать дождь.

Малфой тяжело вздохнул, покачивая головой и переводя взгляд на старуху, которая уже достала пергамент с именами и зачитывала их своим сухим, нравоучительным тоном.

Появилось несколько минут времени, когда можно было просто помолчать.

Драко изучал взглядом притихших студентов, пытаясь отвлечься. На глаза почти сразу же попалась возвышающаяся над большей частью слизеринцев фигура Монтегю.

Грэхем избегал встреч с Малфоем, как мог. Сводил общение к минимуму и старался быть незаметным, что получалось у него довольно прозаично. Пэнси сказала, что когда Малфоя нет рядом, он ведёт себя совершенно иначе.

Ещё бы.

После случившегося они и общались-то — всего ничего. Только на тренировках по квиддичу, и то, когда возникала необходимость. Драко до сих пор испытывал неконтролируемую злость, когда капитан команды Слизерина появлялся в гостиной. Малфой не хотел думать, чем это вызвано.

Это не имело значения.

Словно почувствовав взгляд, Монтегю повернул голову. Встретился с Малфоем глазами на какой-то миг и тут же шарахнулся, нервно поправляя мантию и не мигая уставившись на МакГонагалл. Драко фыркнул.

Растерял былую прыть? Что же, бывают в жизни огорчения.

К слову об огорчениях.

Курт Миллер вальяжно опирался плечом о дерево, скрестив ноги. Фигов царь компашки когтевранцев, совершенно игнорирующий жадный взгляд той блондинки, которую драл вчера ночью у двери в кабинет. Он смотрел куда-то в толпу перед собой так, будто заметил пирожное на тарелке среди студентов.

Малфой проследил по направлению застывших глаз и едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Вниманием Курта завладела опять-таки-Грейнджер. А точнее, её аппетитная задница, прикрытая задорно торчащей из-за юбки мантией.

Мерлин.

Хогвартс сошёл с ума, если каждый второй начал засматриваться на эту дуру. Это даже не смешно, потому что она всегда была той самой последней-на-кого-упадёт-взгляд. И явно не захочется этим самым взглядом задержаться на её невыразительной фигурке.

А сейчас хотелось.

Действительно хотелось скользить по ней, изучать хотя бы на расстоянии. Обзавестись парой ментальных рук, чтобы прямо сейчас была возможность коснуться её. Чтобы она вздрогнула, ощутив прикосновение на своих ягодицах. Она бы поняла, обернулась, встретилась с Малфоем глазами, слегка откидывая голову. Облизала свои розовые губы, не отрывая взгляда, забив, что вокруг куча студентов. Могут увидеть. Но пофигу, потому что он бы забрался руками в её трусы, отодвинул бы их, проникая внутрь, наблюдая с расстояния в двадцать шагов. Обнимающий Пэнси и имеющий Грейнджер пальцами. А она бы задыхалась. Такая влажная, текущая, что просто… просто, блин… он терялся бы в этом, и…

— Драко, аллё.

Малфой моргнул, резко отвернувшись от грязнокровки и уставившись на Блейза, который озадаченно хмурил брови, очевидно, пытаясь дозваться до друга уже не в первый раз.

— А?

— Идём, говорю. Пока толкучка не началась.

Драко какую-то секунду смотрел на Забини, возвращаясь из своих фантазий на школьный двор и встречая на себе вопросительный взгляд Пэнси. Тео и Крэбб с Гойлом уже шагали в сторону подъездной дороги, оборачиваясь на ходу. МакГонагалл закончила свою речь, судя по всему.

— Да, идём, — он прикусил губу, закидывая руку на плечо Паркинсон и с ужасом понимая, что начал возбуждаться от терзающих голову мыслей. Нужно было срочно переключиться на что-то отвлекающее.

На… на ту, что под боком, к примеру. Ту, что не откажет никогда. И никому, наверное. Но привычные привилегии для Малфоя были в счёт, конечно. Поэтому он, неожиданно даже для самого себя, привлёк слизеринку крепче к себе, останавливая и прижимаясь к её рту — своим. Снова ловя на себе удивлённый взгляд Забини, который посчитал нужным промолчать, слава Мерлину. Чтобы блондин не разуверился окончательно в том, что то, что он сейчас делает — лишнее и фальшивое. Несмотря на то, что вчера утром они с Пэнси трахались перед прорицаниями. В туалете на третьем этаже. И было неплохо, действительно.

А сейчас...

Драко следил за её дрожащими накрашенными ресницами из-под полуприкрытых век, целуя.

Целуя и задаваясь вопросом — почему… ничего?

Раздвигая языком пухлые губы, проникая в изученный уже вдоль и поперёк рот, недоумевая. Удивляясь.

Пусто.

Какого хера пусто?

Переводя взгляд на сдвинувшуюся с места толпу и замечая взгляд карих глаз. Сердце на секунду подскакивает в кульбите. А потом эти глаза исчезают в кагале красно-золотых галстуков.

По крайней мере, она посмотрела на него. Пусть даже это были колючие и такие голые глаза, в которые он не успел всмотреться настолько глубоко, чтобы понять, что он увидел.

Малфой оторвался от прохладных губ и почти сразу отвернулся, заметив удивлённое выражение лица Паркинсон. Их быстрые переглядки с Забини.

Пусть. Сейчас было как-то похер, что они подумают. Драко уже практически слышал, как Пэнс рассказывает Дафне о своих восторженных идеях, что “он наконец-то образумился, решил сам делать шаги навстречу” и от этих мыслей становилось тошно.

Он снова закинул руку девушке на шею и повёл за собой, чувствуя послушно обхватывающую его талию руку.

Слизеринки вновь начали переговариваться между собой, а Блейз шёл рядом, какой-то задумчиво тихий, переплетя пальцы с пальцами Дафны.

Не прошло и нескольких минут, как удалось догнать ушедших вперёд Тео, Винсента и Грегори. Обстановка практически сразу разрядилась. По крайней мере, девушки начали трещать, не переставая, и, забросив попытки погрузиться в собственные мысли, Малфой против воли начал вникать в разговор.

— ...это будет фея!

— Фея? — переспросил Забини, приподнимая брови, и Пэнс закивала так, что её волосы запрыгали по плечам.

— Да! Это нечто! Это самое шикарное платье, что я видела в своей жизни!

— Платье? Ты не забыла, что это Хеллоуин, а не конкурс “Мисс Хогвартс”? — протянул Нотт, оборачиваясь через плечо. — Костюмы должны иметь образ, а не просто… просто.

— О. Здравая, хоть и несколько сбитая мысль от Теодора, — Драко скривил губы в фальшивой улыбочке. — Избавьте меня от этого.

— И что? — фыркнула Паркинсон, крепче цепляясь за руку Малфоя и игнорируя брошенные им слова. — Это не значит, что я должна быть страшной. Для этого есть вы, а я буду красоткой. Вот увидишь, Тео, у тебя слюнки у первого потекут, могу поспорить.

— А можно я буду твоей Золушкой, а, Фея? — продолжал глумиться Нотт.

— Это просьба наколдовать тебе прекрасного принца? — уточнила Пэнси. — Ну, можно попробовать, конечно. Монтегю сойдет?

— А что, у нас в этом году разве не Малфой прекрасный принц? — поинтересовался Блейз, тоже закидывая руку на плечи Дафны и легко зарываясь пальцами в тёмные волосы девушки, чуть намокшие от мелкого моросящего дождя.

— Идите на хер, — лениво послал друзей Драко. — Не делайте этот день ещё более тошнотворным, чем он есть.

На минуту все замолчали, слушая общий гул вышагивающих по дороге студентов. Молчание нарушил Нотт:

— А насчёт Грэхема я подумаю, — подмигнул он через плечо. — У него такие… сильные руки. И вообще, он сладенький, по-моему.

Грегори заржал, однако опасливо сделал шаг вбок от однокурсника. Тео только передёрнул плечами, покосившись на Даф.

После неоднократных шуточек о его ориентации из-за ярко-зелёного шарфа, щедро отпускаемых Блейзом и Малфоем все недели со времён похолодания, он самозабвенно издевался над товарищами, получая истинное удовольствие от их реакций и беря на себя временную роль клоуна. Но Драко заметил, что после каждого такого пидорского отступления Теодор поглядывал на Гринграсс, будто проверяя, поверила она в его фарс, или нет. Дафна же только забавно морщила нос от смеха и качала головой.

Ладно, это его точно не интересует, решил Драко, отворачиваясь. Наблюдая за тем, как студенты, идущие первыми, уже разбредаются по Хогсмиду.

— Идёмте в паб. Собачий, блин, холод, — Крэбб хлопнул себя по плотным бокам, ускоряя шаг.

— Понёсся, понёсся… — прокомментировал Нотт. — Это мы, худенькие, бежать должны. А ты хоть весь день во льду просидишь — не замёрзнешь.

— Кто тебе виноват, что ты такой тощий, хлюпик?

— Я не тощий, я подтянутый.

Винсент рассмеялся, и у него изо рта вырвалось облачко пара.

— Ага. Обтянутый. Кожей, — и снова ускорил шаг, а Тео только закатил глаза, бубня что-то себе в шарф.

Пэнси зябко жалась к руке Малфоя, никак не реагируя на однокурсников. Тяжело вздохнула и упёрлась подбородком в плечо блондина. Тот приподнял брови в немом вопросе, поворачивая голову.

— Хочешь посмотреть платье?

Всё, чего ему хотелось — это накормить дерьмом Поттера.

— Да.

— Идём! — и она потащила его за руку в сторону тулившихся друг к другу домишек с острыми крышами.

Достаточно было одного взгляда, чтобы Блейз со вздохом покачал головой и пошёл следом, переглянувшись с усмехающейся Дафной.

* * *

— Попалась!

И чьи-то руки подхватили её под мышки, отрывая от земли.

Гермиона вскрикнула — вывески магазинов, витрины и удивлённые лица студентов — всё завертелось калейдоскопом перед глазами, но ноги почти тут же снова оказались на земле. Девушка отскочила, резко одёргивая юбку, и обернулась в негодовании.

— Что ещё за шутк… Курт?

Миллер стоял, как всегда блистая своей широкой улыбкой.

— Здравствуй, староста девочек. Ты сегодня отлично выглядишь.

Он выглядел уставшим. Несмотря на то, что он улыбался, глаза были какими-то пустыми.

— Куда ты пропал? — вопрос вырвался сам собой, и Гермиона поджала губы, удивляясь собственному несдержанному любопытству. — Прости. Я хотела сказать, привет.

Курт пожал плечами, запуская пятерню в волосы, которые сегодня не стягивала резинка, свободно спускавшиеся до воротника рубашки.

— Дома были проблемы, — он махнул рукой. — Я даже предупредить не успел, всё так быстро случилось.

— Ничего страшного, — быстро произнесла она прежде, чем он начал оправдываться. — Я понимаю. Правда, я думала, что ты с Лори Доретт.

И внезапно прямой взгляд едва не просверлил лицо Гермионы.

— С чего бы?

— Ну… — она поборола желание поёжиться от внезапной прохлады в голосе молодого человека. — Вы ведь вроде как вместе.

— Нет.

Девушка вспомнила страстный поцелуй пары под дождём и слегка нахмурилась, но лишь пожала плечами. Нет, значит нет. Ей не хотелось вникать в личную жизнь Миллера. Просто хорошо, что он вернулся.

— Прости, наверное, я просто неправильно поняла.

— Хогвартс так быстро распространяет глупые слухи, — он снова отмахнулся, а в следующий момент из-за угла вышли Гарри и Рон, которые забегали в “Три метлы” проверить, есть ли там ещё свободные места. Уже издали были видны их недовольные мины. Гермиона махнула им рукой и те ускорили шаг, переглядываясь. Курт обернулся через плечо.

— А. Твои друзья. Я могу уйти, — он посмотрел на девушку, но та лишь уверенно покачала головой.

— Не стоит, я вас познакомлю.

Снова улыбка растянула губы когтевранца, и они уже вдвоём наблюдали за приближением молодых людей.

— Ни одного свободного места, блин. Придётся ждать, шататься по магазинчикам или… привет? — рыжий запнулся, наткнувшись взглядом на Миллера.

— Ребята, это Курт Миллер, я говорила вам о нём, — быстро представила Грейнджер, стараясь поскорее покончить с официальной частью. — Это Гарри и Рон.

— Гермиона немало говорила о тебе, — Поттер протянул руку для пожатия, беспрекословно покупаясь на открытую улыбку, вновь сияющую на лице нового знакомого.

— Да? — тот хитро взглянул на девушку, опустившую взгляд, лихорадочно пытающуюся вспомнить, что же она такого говорила о Курте? Разве что…

— А, тот самый парень, который облил её Аугаменти с ног до головы! — Рон крепко сжал предложенную ладонь и основательно потряс. — Рад видеть живым после подобной выходки. Нас бы она убила.

Когтевранец рассмеялся, поворачиваясь к девушке.

— Надо же, вот, кто рассказывает о моём позоре всей школе.

Гермиона только вежливо растягивала губы, чувствуя себя отчего-то настолько несчастной, что впору зарыться в землю и сидеть там до конца года. Мерлин, последнее, чего она хотела — это выслушивать подколы.

После бессонной ночи у неё так болела голова, что, казалось, вот-вот череп разорвётся на части. А собирающиеся дождевые тучи только усугубляли её состояние.

— В “Мётлах” очень людно? — осторожно поинтересовалась, пытаясь ненавязчиво отвести тему разговора от собственной персоны.

— Да, — Гарри недовольно поморщился. — Все столики заняты, кроме одного. Тот, что возле змеиного.

— Я не собираюсь там садиться, — поддакнул Рон и тут же бросил на Гермиону извиняющийся взгляд. — Они испортят мне аппетит. И визги этой Паркинсон… — он перевёл взгляд на Миллера. — Истерику устроила из-за того, что их не пустили, видите ли, в магазин нарядов.

— Магазин нарядов? — Грейнджер приподняла брови. — Очень оригинально: обновлять гардероб в Хогсмиде.

Три пары глаз взглянули на неё озадаченно.

— Что? — она нахмурилась.

— Хеллоуин, — протянул Поттер. — Ты же помнишь, правда?

Годрик милостивый!

Конечно, она помнила. Естественно, помнила. Какое сегодня число?

— Ах, да… — и слабо улыбнулась, прищёлкнув пальцами. — Ещё целых две недели до него.

— Герми, ты забыла про бал?

— Нет, — девушка сжала губы.

— Тогда ты уже придумала костюм, наверное? — Гарри взглянул на Курта. — У неё привычка делать всё заранее, знаешь…

— Я… ещё не совсем, конечно. Я как раз собиралась… сегодня.

Она быстро подсчитала в уме свои средства. Родители как раз выслали ей немного денег, которые она рассчитывала потратить на некоторые школьные принадлежности.

Так, стоп. Тратить деньги на костюм было поистине кощунством, она совершенно точно не собиралась этого делать.

— И что же это будет? — не унимался Поттер.

— Я не знаю, — сдалась Гермиона, стушёвываясь под пристальным взглядом за стеклом очков. — Ладно. У меня нет костюма. Может быть, надену прошлогодний. Помнишь… тот, который с летучими мышами на подоле и…

— Это скучно.

— Что, Рональд?

— Во-первых, ты надеваешь его уже второй год, — морща лоб произнёс Рон. — А во-вторых, это… скучно.

Гарри усмехнулся, покачивая головой. В этом выражении лица девушка заметила что-то… что обычно предпочитала не замечать в глазах друзей. Этот взгляд. Он будто говорил: “Оставь это, она никогда не осмелится ни на что, выходящее за рамки”. Да, она не собиралась выходить за рамки. И до недавнего времени всех это устраивало.

На седьмом курсе стало иначе. Кто активировал этот пусковой механизм? Верните, как было, ради Мерлина. Если это и называется — взросление, то Гермионе поскорее хотелось перешагнуть этот этап. У неё тоже была своя скорлупа. И она не обязана выбираться наружу.

Несколько минут она помолчала, а друзья уже переключились на разговор между собой. Курт им явно приглянулся.

Ну, конечно. Здорово. Хотя бы чем-то она им удружила.

Девушка закатила глаза, чувствуя, что еще чуть-чуть, и терпение окончательно покинет её, потому молча направилась вверх по улице, туда, откуда доносилась негромкая музыка. По субботам здесь выступали приезжие артисты у открытого кафе. Молодые люди поторопились за ней.

— Слушай, я прав, ты не можешь не признать этого, — Уизли привычно обхватил её плечи, догнав подругу, и предоставив Гарри и Курта увлечённой беседе. Сам же, судя по всему, чувствовал себя виноватым.

Как обычно.

— Просто позволь мне самой выбрать свой костюм, — она расправила плечи. — Я не собираюсь выряжаться, как эти… как все эти…

— Девушки.

— Да. Нет! — Грейнджер метнула на рыжего быстрый взгляд. — Я не это имела в виду. Я хотела сказать, что считаю подобные затраты лишними, когда лучше экономить деньги, ведь неизвестно, когда они могут понадобиться. А ещё я считаю, что это смешно — придавать такое значение своей одежде.

Рон немного помолчал.

Они прошли мимо небольшой толпы, собравшейся вокруг музыкантов. Открытое кафе пустовало. Из-за погоды, наверное. На деревянных четырехместных столиках собрались небольшие лужицы. Да уж, под моросящим дождём не многие захотят отдыхать.

— Да ладно тебе, — наконец сказал он, засовывая руки в карманы и сутуля плечи. — Можешь прийти на бал в школьной форме и никто…

— Никто не удивится, да?

— Мы ведь не осуждаем тебя.

Они не осуждали.

Просто улыбались в кулаки её предсказуемости и скучности. Как сказал Малфой? Деревянность. Она — книжная полка. И неужели, неужели, блин, они все правы?

— Скажи уже, Рон.

— А? — не понял рыжий, опасливо встречаясь с ней взглядом.

— Скажи, что я скучная и консервативная, не умеющая веселиться.

— Но я так не думаю… ты умеешь, и…

— Хм.

— Что “хм”?

— У тебя на лбу совершенно другое написано.

— Это не я написал, — Рон быстро отвернулся, и Гермиона заметила, как руки в карманах у него сжались, натянув ткань мантии. Он всегда так делал, когда нервничал.

— Слушай, это нормально — иметь своё мнение. Это даже похвально, когда оно исходит именно от тебя, а не от Гарри через тебя.

— Я не понял, — честно признался он. А когда она уже открыла рот, чтобы пояснить свою мысль, рыжий вдруг остановился. — Герми, смотри. Это тот магазинчик одежды.

Взгляд гриффиндорки нехотя переместился с затылка Рона на витрину, где за тонким стеклом на вальяжно глядящих по сторонам манекенах ожидали покупательниц прекрасные платья. Помимо воли у девушки захватило дух — действительно прекрасные. Шёлковые, дрожащие словно от ветерка подолы, изящные, присобранные рукава — длинные и не очень. Цвета радовали: пурпурный, изумрудный, бежевый, кремовый. Их было столько, что глаз не оторвать.

Один из манекенов заметил пристальное внимание гриффиндорцев и поманил их пальцем.

— Чего это вы остановились? — спросил Гарри, когда они с Миллером едва не врезались в невольно приоткрывшую рот Гермиону.

— Да вот… — Рон сделал какое-то неопределённое движение головой, а потом махнул рукой и резко повернулся к Грейнджер. — Идём, подберём тебе что-то!

— С ума сошёл? Ты представляешь себе, сколько это стоит?

— Не имею понятия, но я не я, если мы сейчас же не узнаем.

— Рон, нет!

— Перестань, даже я вижу тебя в одном из этих платьев, — рыжий возмущённо хмурил лоб. — Скажи ей, Гарри!

Поттер послушно закивал, тут же подхватывая инициативу. Он всегда подхватывал инициативу:

— Да. Он видит.

Гермиона вперила в него недовольный взгляд.

— Идём. Мы просто посмотрим.

— Я сказала — нет.

— Мне бы тоже было интересно взглянуть, — вдруг вклинился в спор Курт.

— Взглянуть на платья? — гриффиндорка сдаваться не собиралась и лишь расправила плечи. — Вы, мальчики, меня пугаете.

— Взглянуть на тебя в платьях.

Она сложила руки на груди, сверля глазами каждого по очереди из стоящих перед ней. Потом вновь невольно взглянула на витрину. Манекен в пурпурном задорно ей подмигнул.

— Рон сказал, что Пэнси сказала, что их не пустили сюда.

— Она сказала, что продавец был очень занят, но начинался дождь, и слизеринцам пришлось переться в “Мётлы” и занять столик, чтобы не мокнуть, — терпеливо пояснил Рон, прикрывая глаза.

— Ещё лучше. Я не хочу встретиться с ними в магазине одежды, когда они поймут, что дождь закончился.

— Они обычно сидят там до посинения. Ты знаешь об этом.

Дверь магазинчика со скрипом приоткрылась, и в проёме показалась лохматая седовласая голова продавца.

— Вы заходить-то будете?

Мальчики обернулись, Гермиона скрипнула зубами, опуская голову. Ей до жжения в затылке было интересно взглянуть на себя в прекрасном платье. Просто взглянуть, один разочек. Ведь она никогда не позволит себе купить что-то подобное.

— Ладно, — прошипела она с деланным недовольством. — Вы как клещи. Вцепились и не отцепишь. Я зайду туда на пять минут, только посмотрю, и всё.

Девушка всё ещё цедила слова, когда её плечи обхватили руки Гарри и потащили внутрь. Продавец исчез, тут же возникая за прилавком:

— Я подскажу вам с удовольствием. У вас предпочтения есть?

— Я… не знаю, — Гермиона жадно осматривала магазин. Она ни разу за все посещения Хогсмида не заходила сюда, и почему-то людей здесь почти не было — пара пуффендуек с шестого курса, восторженно перешёптывающихся между собой.

В помещении пахло тёплой тканью и яблоками. Этот запах дразнился, так и просясь, чтобы его вдохнули поглубже. Манекены стояли у стен в тесные ряды. Справа — шикарные платья, обшитые жемчужинами и бисером. Слева — поскромнее, но столь же нарядные, пастельных цветов. Ленты, спускающиеся с рукавов и подолов извивались волшебными разноцветными змейками. Тонкие эфемерные руки безликих манекенов то и дело, дразня, поправляли юбки и оборки.

— Вау, — протянул Гарри, оглядываясь по сторонам. — Это… впечатляет.

— Да, и мы здесь смотримся достаточно странно, — добавил Рон, посмеиваясь.

Курт только усмехнулся, поглядывая на Гермиону, которая уже делала несколько осторожных шагов к платьям.

— Кажется, нам лучше её не отвлекать, — услышала девушка негромкий голос Уизли и решила, только сейчас, конечно же, проигнорировать его — пальцы уже касались нежного шёлка ближайшего наряда, наматывая лёгкую ленту на палец.

— Вы ищете что-то определённое? — Девушка не успела удивиться столь быстрым перемещениям шустрого старикашки в тёмно-синей мантии, скреплённой на поясе крупной брошью, когда он уже стоял рядом. — У нас есть отличные костюмы для наступающего праздника.

— Я только смотрю.

— Нравится?

— Это прекрасно.

— Да, — продавец с какой-то странной гордостью протянул руку и легко отвёл подол платья елового цвета вбок, отчего из мягких складок ткани, разбиваясь друг о друга и тая, посыпались мутные звёзды янтарных искр. — Каждое из платьев для меня бесценно, как дитя.

— Зачем же вы их продаёте?

Старик отпустил ткань, и пол усеяли мерцающие крупицы. Гермиона наблюдала за ними, зачарованно закусив губу.

— Всё прекрасное должно идти в люди, мисс. Если оно будет сиять лишь для одних глаз, оно станет обесцененным.

Девушка подняла взгляд на покрытое морщинами улыбающееся лицо.

— Меня зовут Грэнт, — представился он.

— Просто Грэнт?

— Прошу, да. Я ещё не так стар, — продавец рассмеялся, и Грейнджер тоже улыбнулась — на вид ему было лет восемьдесят. — Показать вам карнавальные костюмы?

Девушка несколько мгновений смотрела прямо на Грэнта, потом перевела сомневающийся взгляд на друзей. Рон закивал, активно жестикулируя. Конечно, мол, показать.

— Да, — решилась она, вновь обращаясь к старику. — Но я только посмотрю.

— Конечно. Идёмте, — и тот направился в глубину магазина, взглянув на молодых людей, которые неуверенно топтались посреди зала. — Вы пойдёте с нами или подождёте?

Гарри и Рон переглянулись. Курт вызвался добровольцем, делая шаг вперёд:

— Я пойду, если ты не против, — он смотрел на Гермиону, которая лишь сдержанно кивнула, пытаясь скрыть желание поскорее увидеть костюмы.

— Мы подождём вас на улице. Там, вроде бы, солнце вышло, — подал голос Гарри. Грейнджер осталось только снова кивнуть, а в следующую минуту она уже забыла, что находится здесь не одна.

Мерлин.

Второй зал был сказкой. Она действительно попала в другой мир, стоило проследовать за Грэнтом в витую арку, которую любезно открыла взгляду ожившая плотная шторка. Никогда в жизни Гермионе не приходилось видеть такого количества ярких, почти пылающих костюмов.

Манекены стояли в четыре широких ряда.

Здесь было всё.

От коротких шорт с золотой пыльцой по краям, переходящей в такие же короткие полупрозрачные рукава и лёгкую ткань рубашки, едва заметную, до шикарных, пышных платьев, достойных, наверное, самой королевы. Огненного цвета, с огромными рубинами на поясе и мечущимися языками света на подоле.

— Боже, вот это да, — выдох Курта откуда-то из-за спины. Грэнт самодовольно наблюдал за реакцией своих потенциальных покупателей.

— Это невероятно! — Гермиона не могла оторвать глаз, выхватывая взглядом то один костюм, то второй, и каждый был лучше прежнего. — Почему у вас так мало покупателей, если здесь такая... красота?

— Вопрос цены, — протянул старик, присаживаясь на небольшой диванчик и вздыхая. — Можете пройти и рассмотреть их поближе. Наряды на Хеллоуин в последнем ряду.

Девушка двинулась в глубину помещения, жадно рассматривая каждое одеяние, мимо которого проходила. Последний ряд начинала русалка с шикарным шлейфом, оборачивающимся вокруг манекена. Ткань будто была настоящей, влажной, блестящей чешуёй, по которой время от времени проходила рябь и блики, словно смотришь на солнце из глубины Чёрного Озера.

Следующим оказался костюм паука, шевелящий своими тонкими, костлявыми, изогнутыми лапками, образующими вокруг длинной и ровной юбки в пол что-то на подобии замкнутой сферы, перебирающий ими, скребущими по полу. Тёмная ткань складывалась в узор, разукрашивающий плотно стягивающую корсетом грудь и облепляющую манекену горло. На подоле можно было увидеть тысячи блестящих чёрных паучьих глаз, следящих за каждым движением проходящей мимо гриффиндорки. Ей даже послышалось тихое шипение, и по коже пробежали прохладные мурашки.

Дальше — костюм драконицы, сияющий неподъемными на вид пластинами, облепляющий практически все открытые участки тела, оставляющий голыми лишь кончики пальцев в вырезах облегающих перчаток и лицо. Каёмку волос скрывал капюшон с выдающимися гребнями по обе стороны головы. Не сдержав любопытства, девушка протянула руку и легко коснулась этих гребней, отчего пластины вдруг тихо задрожали, будто бы манекен зашевелился, и начали менять цвет от точки прикосновения, расходясь плавными кругами — от тёмно-золотого в кричаще-синий и обратно, переливаясь и в конце-концов успокаиваясь.

— Мерлин, я никогда не видела ничего подобного, — прошептала Гермиона, оборачиваясь и глядя на Курта, который уже, видимо, насмотрелся на костюмы и теперь наблюдал за восхищением в глазах гриффиндорки, идя следом.

Кивнул в подтверждение её слов и указал взглядом на следующий костюм, который она ещё не успела увидеть.

А когда увидела, сердце зашлось и остановилось.

Это было будто бы просто платье.

Будто ничего особенного — не было пышности, вычурности, кричащих штрихов. Но оно было самым идеальным из всех, что ютились в этом магазине. Будто сгусток ожившего серебра, перетекающий по эфемерным формам. Практически полностью обтягивающее, без рукавов, подхватывающее грудь и уходящее за спину, а там — резко ныряющее вниз так, что еще немного — и будут видны ямочки на пояснице. Открытая спина отделана невесомой серебряной пылью, призрачным плащом просачивающимся сквозь пальцы, когда Гермиона протянула руку и погладила прохладное изделие спины застывшего манекена, беспрепятственно пройдя сквозь почти невидимую преграду. На тонкой шее замер маленький воротничок, отдельный от всего наряда, отделанный мелкими камушками, внутри которых сияли крохи изумрудных звёзд, по острому краю, изогнутого лёгкой волной и касающегося двумя острыми уголками ключиц.

Подол заканчивался примерно на одну ладонь выше колена, а вниз опадало уже марево из серебристого и совершенно невесомого тумана, закручиваясь вокруг ног. Сквозь него можно было легко провести рукой и не ощутить ничего, кроме трепетной прохлады на коже.

По бокам спины, там, где обозначалась граница ткани и кожи, дрожали лёгкие, прозрачные и пронизанные хрупкими жилками крылышки, какие бывали лишь у диких фей.

Это было самое прекрасное платье, какое Гермионе доводилось видеть, и она шумно выдохнула, сообразив, что затаила дыхание, пока несколько раз медленно обходила наряд вокруг.

— Пятьдесят пять галлеонов — и оно ваше, — тихо произнёс голос Грэнта, но в голову Грейнджер эти слова влетели ледяными стрелами, разрушая сказку и выдёргивая из мечтаний в привычную рациональность. Девушка вздрогнула. Шаг в сторону. Затем ещё один, и ещё, пока она не поняла, что почти бегом направляется к выходу, шепнув удивлённому старику короткое “спасибо”.

Отдёргивая в сторону не успевшую отодвинуться шторку и вылетая в зал.

Она не могла себе позволить даже половину суммы, названной продавцом. Чёрт возьми, а на что она надеялась, когда поплелась за ним рассматривать наряды? На то, что галлеоны посыпятся на неё с неба?

— Ну как? Нашлось что-то интересное? — голос Рона прошёл словно сквозь, не задержавшись в голове. Как и факт того, что мальчики остались в магазине, а не ушли.

Гермиона яростно прошагала мимо них, слыша тихий звон из кармана. Сорок сиклей стали вдруг такими тяжелыми, будто вот-вот просто разорвут ткань мантии и посыпятся на пол. Сорок сиклей. Пятьдесят пять галлеонов.

Она почувствовала себя нищебродкой и моментально возненавидела это чувство.

— Эй, что это с ней?

Ответ Гарри она не услышала, потому что дёрнула на себя входную дверь и яростно ударила срезом по висящему над ней колокольчику.

Дилинь-дилинь, запел он, разбиваясь этими резкими звуками о спину застывшей посреди улицы гриффиндорки. Тучи действительно стали светлее, кое-где просматривалась прохладная и далёкая голубизна неба.

Действительно — что с ней? Ничего.

Просто только что она увидела первый в своей жизни идеал.

Или нет. Второй.

Но об этом не хотелось думать.

Оба эти идеала шли в полный резонанс с ней самой. И при столкновении это, чёрт возьми, так выбивало из колеи. Так выбивало.

Дилинь-дилинь.

— Герми, что случилось? — всегда взволнованный голос Рона. Обеспокоенный взгляд Гарри. Вот они. Здесь.

Дорогие, единственные, какие бы ни были не-идеальные. И губы растянула улыбка.

— Всё в порядке.

— Точно? — это уже голос Курта. В следующий миг он вышел из-за её спины. — Ты расстроилась, что оно такое дорогое?

Щёки вспыхнули.

— Что ты, конечно нет. Такая мелочь, пфф, я уже говорила Рону, что давать одежде влиять на свое настроение просто глупо и смешно.

— Поэтому ты улыбаешься?

Улыбка примёрзла к лицу, а брови полезли по лбу вверх, собирая кожу в морщины.

— Совсем нет.

— Знаешь, Герми, мы ведь могли бы добавить, если что, — Уизли заискивающе посмотрел в глаза подруги, но встретил такой жёсткий взгляд, что поневоле осёкся, не договорив.

На улице прибавилось народу, стоило первым за день солнечным лучам коснуться острых крыш. А может быть, дело было в другом: откуда-то сбоку доносился шум и улюлюканье.

— Рон! — Гарри пихнул друга в плечо. — Это же Шустрые Мётлы Брай!

Рыжий вскинулся, озираясь по сторонам.

Да. Это то, чего оба ждали всё лето, Гермиона знала. Практически все разговоры, о чём бы они не велись, сводились к Мётлам Брай — новая команда, которая выиграла в июле чемпионат экстремальных гонок на мётлах.

— Годрик, они здесь! — Рон едва ли не подскочил на месте, наткнувшись взглядом на толпу, собравшуюся вокруг площади с фонтаном. — Мерлин милостивый, посмотри, это же Брай! Капитан команды! Взгляни на него! Скорее, идём!

И в следующий момент оба уже мчались в сторону толпы, оборачиваясь на ходу.

— Ну же, идёмте! Гермиона!

— Я прогуляюсь лучше, — крикнула она в ответ.

Мальчики знали, что она не была фанаткой этого спорта, в особенности после того, как товарищ Джорджа свернул себе шею, проходя отборочный тур при наборе в команду, не вписавшись в воздушное препятствие. Гермиона даже подумывала создать очередное движение в стиле Грейнджер: Первая Ассоциация Против Опасных Полётов, но близнецы отговорили её от этой затеи — в любом случае, дело бы прогорело. Полёты бы не прекратились в виду того, что гонки начали вытягивать немалые сборы и собрали уже много фанатов. Да и аббревиатура Ассоциации, прямо сказать, получилась бы не ахти.

— Ты не пойдёшь? — гриффиндорка перевела взгляд на Курта, который, вытянув шею, смотрел в сторону убегающих Гарри и Рона, что уже слились с толпой.

— Нет. Мне это не очень интересно. Я лучше прогуляюсь с тобой.

— Но ты играешь в квиддич, — с улыбкой заметила девушка.

Миллер только покачал головой, закидывая руку ей на плечо, будто копируя излюбленное движение мальчишек, и повёл вниз по улице, в противоположную от шумихи сторону, ничего не сказав. Чужая ладонь на спине чувствовалась непривычным и каким-то ненужным грузом, но это отвлекало от всего, что ревело под тонким стеклом, отгораживающим её показной покой от бури внутри.

Они возвращались к “Трём мётлам”, практически не разговаривая и Гермиона в очередной раз удивилась — как можно так спокойно молчать с человеком? Наверное, Миллер обладает особенным даром вызывать доверие и расположение к себе — во всём виноваты эти тёплые и добрые глаза с морщинками в уголках.

Минута за минутой — они обменялись всего парой фраз. Солнце начало увереннее распространять по земле свои лучи, и девушка с удовольствием прикрывала глаза, стоило им заскакать по лицу. Но недолго она пребывала в этом иллюзорном покое: заметив в широкой витрине паба компанию слизеринцев в полном сборе сидящую за излюбленным столом у самого окна, Грейнджер резко остановилась. Миллер взглянул ей в лицо.

— Что?

— Ничего. Я не хочу идти в “Мётлы”, — она опустила взгляд, сжимаясь, словно стараясь стать невидимкой. А затем вдруг широко открыла глаза, уставившись на землю под ногами.

Там Малфой.

Конечно, он там. Сидит попивает сливочное пиво, или ещё что. Зажимает Пэнси, которую так решительно поцеловал сегодня на школьном дворе. И, даже поймав гермионин скользнувший по ним взгляд, не остановился, не отстранился.

А должен был?

Её бесило, что стоило слизеринцу вспыхнуть в мыслях, как из сознания тут же сыпались все эти не требующие ответов, очевидные вопросы. Мерлин, что делать, если даже твоя собственная голова тебя не понимает, заваливая нерешаемыми задачками?

Ничего не делать.

Вдруг вспомнился его нелепый запрет, и ей захотелось расхохотаться блондину в лицо.

Смотри.

Смотри, я общаюсь со своим “женишком”. Наплевав на твой приказ.

Ну, как тебе?

Если плохо видно, мы можем встать поближе. Или...

Гермиона подняла улыбающийся взгляд на Курта.

— Идём. Я проголодалась.

И потащила его, удивлённого, на другую сторону узкой улицы, под навес, где не так давно стояли они с Гарри, прячась от дождя. Только теперь там расположилось очередное открытое кафе: плетёные милые кресла и круглые столики на двоих, максимум троих, человек. Прямо на это место выходило окно “Трёх мётел”.

Он мог видеть.

Он отлично видел. А она получала от этого почти нездоровое удовольствие, подводя Миллера к ближайшему свободному столику. Какая удача. Как раз напротив.

Гермиона с трудом сдержала рвущихся наружу из грудной клетки бесенят, пляшущих под собственные задорные дудки и едва не выскакивающих из глаз.

Она села лицом к пабу, закинув ногу на ногу и придвинув своё кресло к креслу Курта, — озадаченного, но невообразимо довольного — безошибочно находя взглядом платиновые волосы из компании за стеклом.

Посмотрим, Малфой, что ты сделаешь.

А точнее — чего не сделаешь. Гермиона усмехнулась, раскрывая лежащую перед ней карточку меню. Сердце в волнении вылетало из груди. Мерлин, это просто…

— Охуение! — Нотт даже не потрудился понизить тон, когда вдруг вытаращился в окно, пихая Малфоя под рёбра.

Дурацкая привычка, — мрачно подумал тот, поднимая глаза от своего бокала с грогом.

— Чего тебе? — у него было не то настроение, чтобы вестись на шуточки Теодора, который сегодня был явно в ударе. И, если бы не выражение лица Блейза, Малфой бы, наверное, даже не соизволил перевести взгляд на улицу, лениво поднося высокий бокал с только что принесённым горячим напитком к губам.

Слава Салазару, что он не успел сделать глоток.

Из глубины груди едва не вырвалось утробное рычание, стоило ему увидеть… уставиться на грязнокровку, которая, как так и надо, ворковала с развалившимся в кресле за столиком Миллером.

— Да перед нами тут бесплатное шоу начинается, ребята. Всем устроиться поудобнее, — заржал Тео, откидываясь на спинку стула. — Ставлю пять сиклей, что он выдерет её сегодня, как козочку.

— Десять на то, что не выдерет, — отрезал Винсент. — Прикоснуться к Святой Грейнджер?

— Святой у нас Поттер, — тут же исправил Гойл друга. — А Грейнджер — гриффиндорская блядь.

— Конечно, выдерет, — Нотт закивал, поддерживая Грегори. — На неё позарился кто-то, кроме Вислого. Да она, наверное, и счастью-то своему поверить не может.

Блейз наблюдал за Малфоем, не говоря ни слова.

Тот же продолжал молча смотреть в окно, безостановочно сжимая и разжимая челюсть. На щеках ходили желваки, и оставалось только удивляться, как тонкое стекло ещё не разорвалось на части или не покрылось слоем инея толщиной в палец.

Холодные глаза следили за тем, как грязнокровка наклоняется к Миллеру, смеётся, касаясь его рукава. А когтевранец смотрит на неё, как на светоч.

Драко стискивал бокал с горячим напитком, от которого поднимался невесомый пар, всей рукой, так и не донеся его до рта, и Забини видел, как краснеет обожжённая кожа светлых пальцев.

— Фу, — протянула Пэнси, уткнувшись носом ему в плечо. — За ним девушки сохнут со всей школы… а он с этой уродиной. Жалкое зрелище.

— Заткнись, Пэнс, — Малфой резко подался вбок, отчего мордашка слизеринки мазнула по воздуху, потеряв опору.

— Эй, ты что? — она озадаченно уставилась на Драко, затем на Блейза. — Чего он бесится?

— Забей.

Малфой со стуком поставил бокал на стол и сжал обожжённую ладонь в кулак. Поднял взгляд на однокурсников. Нотт смотрел недоверчиво. Забини кашлянул, потянулся. Хрустнул шейными позвонками.

— Ну, что вы позатыкались? — мулат встал, поправляя мантию. — Кому ещё взять?

Дафна тут же оживилась.

Малфой только покачал головой, кивнув на полный бокал грога, когда Забини вопросительно взглянул на друга. В ответ пожал плечами — нет так нет — и отправился с Гринграсс в сторону барной стойки.

— Малыш, что с тобой? Ты бесишься, что эта идиотка позорит тебя, зажимаясь со своими хахалями перед всей школой? — Пэнс примирительно погладила предплечье Драко, заглядывая в хмурое лицо. Тот лишь скривил губы.

— Она вообще ко мне отношения не имеет, ясно?

Паркинсон кивнула.

Ничего ей не было ясно.

Он грубо вырвал локоть из её пальцев и резко отодвинул свой стул, который едва с грохотом не откинулся спинкой на пол, не придержи его в последний момент Гойл.

— Куда ты? — поднял брови Грегори.

— Сейчас вернусь, — буркнул, широким шагом следуя к выходу из паба.

Открывая дверь и останавливаясь на пороге. Чувствуя, как осенний воздух медленно втягивается в лёгкие. Зябкий, ещё сырой после дождя.

Взгляд сам приковался к сидящей за столиком парочке. И тут же пересёкся со взглядом Грейнджер, которая будто только и ждала появления Малфоя.

Ладошка гриффиндорки, словно невзначай скользнула по руке Миллера вверх, робко коснулась его щеки и, чуть дрогнув, зарылась в волосы, привлекая к себе.

Что она, нафиг...

Уговаривать когтевранца не пришлось. Парень прекрасно понял, чего хочет Гермиона, и судя по тому, как он почти с ходу врезался в её губы, был совершенно не против. По-хозяйски сминая её рот, едва ли не причиняя боль.

Сокращая расстояние. Нахально лапая открытые ноги девушки своими руками.

Урод.

Драко не отрываясь смотрел на них, пытаясь понять, кого сейчас ненавидит сильнее. Кулаки сжались сами собой. Он сделал шаг в сторону открытого кафе, отмечая, что поцелуй становится глубже, а грязнокровка явно увлеклась своим дружком.

Она закрыла глаза.

Блять.

Секунду назад её взгляд был прикован к Малфою. Но вот уже веки демонстративно опустились, прерывая зрительный контакт, и девушка только ближе придвинулась к Миллеру, позволяя тому огладить её бедро.

От следующего шага в сторону целующейся парочки его удержала только ладонь Блейза, опустившаяся Драко на плечо и вернувшая в сознание голос разума.

Нахер. Эта шлюха его не касается.

Пусть лижется хоть до посинения с кем угодно. Наверное, Нотт прав. Нужно будет поставить на Миллера. Грейнджер уже сейчас почти раздвинула ноги перед ним. За этим ёбарем дело не станет. Натянет, без сомнений, за ближайшим углом.

Малфой обернулся и взглянул на Забини, который спокойно наблюдал за реакцией друга на открывшуюся картину.

— Всё нормально, — Драко ещё раз вздохнул, прикрывая глаза. — Пошли. Пока грог не остыл.

Стерпев похлопывания по плечу от всепонимающего Блейза, он вернулся в “Три метлы”, а когда сел за своё место и поднял взгляд в окно, парочки через дорогу уже не было.

Воображение сразу услужливо нарисовало несколько ярких картин, в которых Миллер зажимал грязнокровку в каком-нибудь пустом переулке и вовсю шарил у той под юбкой.

Действительно. Не зря же надела.

Дешёвка херова.

* * *

Тишина библиотеки всегда успокаивала нервы Гермионы.

Особенно если время уже заходило за десять вечера. Когда Ирма Пинс, как обычно, дремала за своим рабочим местом, склонив голову над одним из любимых талмудов, а в лабиринте из шкафов и столов, освещённом только тусклым светом свечей и нескольких ламп не было ни одной живой души.

Это место всегда погружало в состояние умиротворения. Всегда, но не сегодня.

Грейнджер уже почти привычно не воспринимала ни единого слова из раскрытой перед носом книги. Так бывало всегда, когда мысли забредали не в ту степь. Она размышляла о том, как завтра вести себя с Куртом, от которого сегодня ей едва удалось отделаться. Кажется, он всерьез полагал, что девушка настроена пригласить его к себе в спальню.

От этого осознания щёки Гермионы налились румянцем.

То представление, что они провернули… что она провернула перед Малфоем теперь казалось ей глупой и бессмысленной затеей. Но, по крайней мере, этот кретин понял, каково это — смотреть на подобные поцелуи со стороны. Как их с Пэнси.

На сегодняшнем ужине он так самозабвенно вылизывал рот Паркинсон изнутри, что Гермиона какое-то время просто сидела, позабыв о еде, не имея сил оторвать от этой картины глаз. Благо, Рон и Гарри ничего не заметили — остаток дня они посвятили страстному обсуждению встречи с Шустрыми Мётлами Брай. И от этой беседы ребят было не оторвать даже кричалкой, сообщающей, что их подруга за последние сутки позволила попробовать себя двум чужим языкам — притом один из них был малфоевским. Снова.

Она закрыла глаза.

Мерлин.

Не хотелось его ни знать, ни видеть. Если Миллер обладал умением внушать доверие и уверенность, то Малфой имел чудесный талант говорить вещи, от которых любая выдержка за минуту срывалась и летела к чертям. Вместе с ним самим.

Да чтоб его.

Под веками заплясала картинка, жутко смутившая её в Хогсмиде — прикрытые тёмными ресницами глаза Курта, странно-неправильные губы, слишком мягкие, слишком прижимающиеся к её рту, душащие.

Она провела кончиками пальцев по шероховатой странице учебника и вспомнила жёсткие волосы, в которых путалась руками, сидя за столиком в открытом кафе. Слишком длинные. Слишком не-такие. И не спасал даже факт того, что в сознании в момент поцелуя стоял совершенно другой человек.

На которого она смотрела до того, как Курт прижался к ней. Взгляд Драко был таким ядовитым, будто его вот-вот вырвет. Сначала он сверлил её своими глазами из-за столика, а затем и вовсе вышел на улицу, и Гермионе показалось, что он сейчас сделает шаг к ним, чтобы... чтобы — что? Оттащить Курта от неё, который слишком увлёкся?

С Куртом тоже было много “слишком”, но не того, что горело, казалось, в самих костях с Малфоем. И от осознания, что она произнесла, действительно мысленно произнесла это, глаза чуть не распахнулись. Гермиона не позволила. Только плотнее зажмурилась, не желая возвращаться в настоящее время.

Теперь она не понимала, что было легче — думать об этом постоянно или не думать вообще. А иначе не получалось. И поэтому она позволила воспоминаниям утащить её во вчерашний день. Да даже если бы не позволила — обычно они не спрашивали разрешения. Просто ложились вдруг на плечи, касаясь шеи и проникая в каждый позвонок, спускаясь по спине вниз, к бокам и животу, заставляя дыхание сбиваться, а мозг — лихорадочно вспоминать.

Додумывать. Представлять. Воскрешать в памяти горячие руки и губы.

Не те, совсем не те, что были сегодня.

Другие. Его.

Вспоминать лихорадочный поток собственной мысли, почти отсутствующей, когда жарко дышащий рот прижимался к её подставленной шее. Его шёпот и осознание: это Гермиона довела его до состояния, когда Малфой мог лишь безостановочно дрожать, выдавливая из себя нечленораздельное.

Задушенное. Хриплое. Такое нужное.

Такое... привычное.

И от этой нужды, которая вдруг становилась настолько огромной, что просто перекрывала собой все остальные чувства, Грейнджер готова была падать на колени.

Перед ним?

Действительно — перед ним. Покрывать влажными поцелуями его живот. Обнажённый, как вчера. Ночью. С едва заметным следом от резинки пижамных штанов. Касаться неровности кончиком языка, ощущая, как дрожит его кожа, а руки зарываются в волосы. Представлять, как он напрягается от её ласк. Твердеет.

Руки Гермионы соскользнули со стола, будто в поисках более значимого ориентира, чем учебник по травологии, и вцепились в деревянные подлокотники кресла, сжимая их, откидываясь на спинку сидения, отрываясь от реальности и ныряя в омут воспоминаний.

Ярких, почти реальных.

Ей хотелось снова почувствовать эту твёрдость в своей ладони, поглаживающей сейчас прохладную гладкость дерева. Пальцы правой руки неосознанно сжались сильнее, а спина выгнулась, отчего бёдра, скрытые юбкой, чуть раздвинулись, позволяя прохладному воздуху скользнуть по влажной коже.

Она сама не уловила момент, когда завелась от воспоминаний так, что захотелось спустить трусики и коснуться себя.

Чёрт, нет. Грейнджер, не будь дурёхой... Это же так грязно — хотеть его. До боли хотеть, проживая вновь и вновь прикосновение горячих рук к груди и сжимающиеся на сосках пальцы.

С губ сорвался рваный выдох, когда одна её ладонь накрыла грудь прямо через рубашку. Слегка. Чтобы создать нужную иллюзию. Библиотека тут же исчезла — так чётко вспомнились прикосновения Драко. Но нет. Этого мало.

Нужны были его руки, его пальцы.

Беспрепятственно скользящие, умелые, знающие, как надо, как будет приятно, хорошо…

Она задохнулась, лихорадочно облизывая губы, прислушиваясь к пульсации внутри себя и грохоту в ушах. Упёрлась затылком в спинку кресла, ещё больше выгибаясь навстречу воображаемой ладони.

Не замечая колебания воздуха так близко от своего разгорячённого лица. Господи, да она не заметила бы, даже если бы ей на голову прямо сейчас свалился наргл, потому что сердце вылетало из груди, а дыхание было таким быстрым, что казалось, будто его и вовсе нет.

Не сдерживая стона от ощущения движущейся вверх по голой ноге руки. Ещё шире раздвигая бёдра, приглашая коснуться дальше. Это была магия, не иначе. Она ощущала руку, сухую ладонь, скользящую, дразнящую... пальцы достигли мокрой ткани трусов, костяшками поглаживая материю. И это прикосновение заставило распахнуть глаза. Встретиться с серыми глазами напротив и тут же обомлеть от ужаса.

Его ухмылки. Мягкого движения головы — вниз.

И ощущения жарких губ на своей шее. И новый выдох вырвался из груди, когда он слегка прикусил мочку. Чуть подул на повлажневшую кожу.

— Обо мне думаешь, грязнокровка? — низким и хриплым голосом, не отнимая руки от влажной ткани её белья.

Вспоминая, как делал почти то же самое на школьном дворе, утром. Входил в неё.

Имел пальцами — горячую и мокрую, как сейчас. Только мысленно.

Он застал Грейнджер в библиотеке совершенно случайно. Внимание привлекло частое и сбитое дыхание, переходящее в стоны. Воображение зашлось в предвкушении, когда Малфой понял, что это она.

Он сразу понял.

Выучил каждое выражение её вдохов и выдохов. Грейнджер была возбуждена, и ноги сами понесли его к ней. На колени перед ней. Рукой под юбку, к призывно раздвинутым бёдрам. К насквозь уже мокрым трусам.

Она текла. Так бесстыже, так не-по-грейнджерски. Так…

Так, что захотелось почувствовать её под собой, и он почти толкнулся вперёд, между раскинутых ног. Вжимаясь напряжённым членом в мягкую обивку кресла и сдерживая глухой стон сквозь стиснутые зубы. Подаваясь к ней вместе с осторожными движениями пальцев снова и снова.

Срываясь на рычание.

Балансируя на границе, за которой мозг уже почти не соображал. За которой было только рваное дыхание и сбитые рывки. Лихорадочный шёпот. Его имя.

Он был готов сделать что угодно, чтобы почувствовать её, сокращающуюся вокруг его члена. У него ехала крыша от ощущения трения о кресло, когда рядом была она, задыхающаяся, мокрая. Принадлежащая ему. Полностью — ему.

Был готов признать, что стоит перед ней на коленях, на полу. Между её бёдер. Жадно вдыхая терпкий запах. Даже то, что насрал на собственную уверенность — после того, что было в Хогсмиде, он к ней не подойдёт. Не посмотрит. И — вот он, Драко Малфой, на чёрт-возьми-коленях. Вжимается эрекцией в обивку кресла, наслаждаясь тем, как её бёдра судорожно пытаются сжаться, сжимая только его бока.

Ещё секунда — и он рванул бы ткань трусов с её ног. Как вдруг встретился взглядом с распахнутыми глазами.

Стоило задать один единственный вопрос, и Грейнджер будто рухнула с небес на землю.

Малфой замер в нескольких миллиметрах от её лица, вглядываясь в мечущиеся глаза. Узнавая взгляд, полный накатывающей паники, пылающий желанием и необходимостью, терзающей их обоих.

Он не отстранялся. Был слишком близко, чтобы дать ей прийти в себя.

— Так что? — голос глухой. — Обо мне, или нет?

Проходит несколько мгновений, и она резким движением толкает его плечи, отстраняясь, захлопываясь, закрываясь. И если бы не огонь в тёмных глазах, Драко мог бы поклясться, что это не она только что извивалась в кресле, заходясь в собственных вдохах и выдохах. Пальцы всё ещё чувствовали под собой прикосновение ткани и горячую влажность.

Малфой сжал руку в кулак, уверенно упираясь локтями в деревянные подлокотники, загоняя трясущуюся Грейнджер в ловушку.

— Не молчи, — он прищурился, почти касаясь кончиком носа её щеки. — Я знаю ответ.

Она сжала губы, пробегая взглядом по лицу Малфоя.

— Встань.

Драко поморщился, когда она снова толкнула его, но с места не двинулся.

— Не слышу, Грейнджер.

— Встань немедленно, слышишь? — её голос прерывается.

Он чувствует, как пальцы, всё ещё влажные, становятся прохладными от воздуха библиотеки. Изо всех сил перебарывая какое-то ненормальное желание поднести руку ко рту и попробовать грязнокровку на вкус, он облизывает губы.

— Для кого было всё это представление?

— Пошёл ты! — тихий голос почти неузнаваем. Дрожит и дёргается так, будто собственный язык жжёт её. — Не думай, что ты имеешь хотя бы... к чему-то из этого отношение!

А слова раскалёнными печатями влетают в мозг Драко, оставаясь внутри.

Наверное, навсегда.

Это немного отрезвляет, и он на миг угрожающе сжимает подлокотники кресла, но в следующую секунду подаётся назад, замечая, что Грейнджер делает судорожный вдох, стоит ему покинуть её личное пространство. Словно сожалея.

И снова вспышка перед глазами, преследующая его целый вечер: она, зарывающаяся в волосы когтевранца руками, открывающая рот навстречу его губам.

Малфой бросает на неё быстрый взгляд, поднимается на ноги, отходит на несколько шагов и упирается бедром в край стола, удерживая на лице безразличное выражение. Что было довольно тяжело, если учесть, что он только что делал с ней, сжавшейся в своём кресле.

— Я запретил тебе общаться с ним.

Гермиона подняла брови, постепенно возвращаясь из разгоряченной девушки в гриффиндорскую гордячку.

— Я не твоя собственность.

Надо же, как разительно быстро поменялся голос. Он сжал зубы, чувствуя уверенный толчок раздражения в груди. Немного наклонился, сверля её взглядом.

— Мне кажется, ты чего-то не поняла, Грейнджер. Я запретил. Тебе. Общаться с ним.

— Ты и личную жизнь мою собрался обустраивать? — бросила Гермиона ему в лицо, окончательно приходя в себя.

— Что ты несёшь? Я не собираюсь пачкаться о твою личную грёбаную жизнь.

Конечно, Мерлин, он не собирается!

— Тогда объясни мне, почему тебя волнует… — она осеклась, не решаясь произнести слишком не те слова для её губ. — О ком я...

Трусиха. Слизеринец зло усмехнулся.

— Я знаю о ком, Грейнджер. Часто кончаешь, воображая себя со мной?

Она открыла рот.

Потом закрыла его, не найдя, видимо, достойного ответа. Только залилась таким румянцем, что пятнышко на скуле практически слилось с ним. Малфою это понравилось.

— Что ты сейчас представляла? Мою руку там или мой язык? — он поднял ладонь, которой несколько минут назад ласкал её и медленно, не отрывая глаз от её лица, облизал подушечки пальцев, наслаждаясь тем, как она съедает невесомые влажные движения взглядом. — Признайся, ты хочешь, чтобы я задрал твою юбку, раздвинул тебе ноги и лизал, прямо через трусы, пока ты не...

— Заткнись, Малфой! Просто заткнись!

Щёки грязнокровки вспыхнули ещё ярче, а ладони судорожно прижались к ушам.

— Если бы не моя рука, ты бы трахала себя сейчас сама. Пальцами. Мечтая обо мне. Вспоминая, как дрочила мне. Еще бы чуть-чуть, Грейнджер, и ты бы встала тогда передо мной на колени. Знаешь, что было бы дальше? Сказать тебе? Ты это себе представляла. Как ты сосёшь у меня.

— Заткнись, к чёртовой матери!

Она вскочила на ноги, не скрывая тяжёлого дыхания, сверля его таким взглядом, что Драко почти ощутил его копошение в голове. Её глаза безотчётно стрельнули вниз, на его пах.

Малфой даже не подумал скрывать собственное возбуждение.

Пусть смотрит.

Но через секунду она уже отдёрнула от него своё внимание, лихорадочный взгляд переместился на учебник, оставшийся на столе, а дрожащие руки принялись собирать рассыпанные по столешнице пергаменты. Грейнджер лихорадочно оглядывалась в поисках сумки, которая валялась за креслом.

Драко наблюдал за её молчаливой паникой, по прежнему сложив на груди руки. Перебарывая раздражение и... ещё что-то. Глубоко внутри. А затем услышал свой собственный вопрос:

— Зачем ты сделала это?

— Сделала что? — рявкнула она, яростно шипя: один пергамент упал на пол.

— Сегодня. В Хогсмиде. Чуть не сожрала его за столиком в кафе. На моих… на наших глазах.

— Не твоё дело, — поднятый лист полетел на стол. — Прекрати, Малфой.

— Специально, да? — он не мог остановить взгляд, который бегал по ней, будто пытаясь уличить во лжи. В правде. Да хотя бы в чём-нибудь, Салазар её дери.

— Нет. Хотелось, ясно? Я хотела поцеловать его, — кинулась к своей сумке, швырнула её на стол и сгребла пергаменты, засовывая их внутрь. Бумага мялась и хрустела. Грейнджер зарычала, всплёскивая руками. Резко поворачиваясь к нему. Малфой сверлил её напряжённым взглядом. — Уясни уже своей головой, что мир не крутится вокруг таких, как ты.

— Вокруг грязнокровок, значит, крутится, — прорычал он, на что она только фыркнула, кривя губы. Совсем как он.

Совсем, блять, как он.

— Ты сам это сказал. Никто за язык не тянул.

О, твой язык, Грейнджер. Твой грязный язык. Который годится лишь для того, чтобы облизывать мой член. Только мой, запомни это. Да, я бы с удовольствием трахнул тебя в рот. Чтобы слышать, как ты будешь давиться и стонать. От ощущения меня у себя в глотке.

И снова эта осада мыслей, от которой стоять на месте, чувствуя её запах, оказалось довольно сложно.

— Правильно, лучше помолчи немного. И подумай, что за бред ты говоришь.

Знала бы ты, грязнокровка. Как громко я молчу.

— Я хочу, чтобы ты держалась от этого патлатого кретина подальше, ясно? — произнёс Малфой, пытаясь навести порядок в пульсирующих мозгах.

— Поздно.

В библиотеке на несколько мгновений повисла тишина. И даже мысли, гремящие в голове, заткнулись.

— В каком смысле? — почти ласково спросил он.

— Хм, — Грейнджер расправила плечи, складывая руки под грудью и вздёргивая подбородок. — Я думаю, вы знатно повеселились, наблюдая за тем, как я и Курт... отдыхали за столиком напротив, не так ли?

— Ты этого и добивалась, да?

— Я уверена, что ты подначивал их на любые гадостные слова в нашу сторону.

— Ты ебнутая дура, — рявкнул он, не сдержавшись. — Я бы и не заметил тебя, если бы они не начали... Они спорили. Засадит он тебе, или нет.

— И кто ставил на то, что... да?

— Нотт, — ответил почти против воли, случайно. Просто не успел захлопнуть рот. А потом вдруг заметил... её.

Эту улыбку.

Которая чуть не разодрала его глотку и бронхи.

Лёгкие и сердце. Чуть не разорвала на части его самого.

Нет...

Нет, блять. Я неповедусьнаэто, Грейнджер, НЕТ!

Он стиснул зубы.

— Трахнул, значит?

Под кожей вдруг стало совсем тихо. Будто он сдох. Наконец-то сдох.

Но продолжал ждать её ответа.

Молчала.

Он так ненавидел, когда она молчала. Ненавидел до раздирающего воя. До сорванной глотки.

Скажи уже что-нибудь, блять.

Скажи, что он выебал тебя. Грязно, быстро. Кончил в твою дырку, отчего ты стала ещё гаже. И его херова сперма до сих пор там, внутри. Скажи, что ты ловила оргазмы один за другим от этой блядской, тошнотворной ебли. Скажи мне.

Пожалуйста.

Скажи, что ты никогда не позволила бы ему коснуться себя.

— А если и да? — произнесла так убийственно-спокойно, что...

Что ничего.

Просто под рёбрами вдруг что-то оборвалось.

Рухнуло.

Он сжал руки, впился короткими ногтями в ладони, чтобы не сорваться, не заорать, не убить её, не рухнуть на пол, не затрястись перед ней, как щенок, не… не…

Такая шлюха. Грязная, сраная шлюха.

Он верил: то, что сейчас отрезало куски мяса от его тела изнутри — это ненависть. Ненависть к ней. Привычная. Тягучая. Густая, словно патока. Снова правильная. Такая, какая и должна быть.

Ему хотелось уйти и заткнуть эти кровоточащие язвы ладонями. Чтобы кровь прекратила хлестать. Его чистая, кристальная кровь.

И он сделал единственное, что мог позволить себе сделать, чувствуя её испытующий взгляд прямо в глаза. Прямо в себя.

Он рассмеялся.

Что ты ищешь, Грейнджер? Там уже ничего нет.

Видишь, сука. Мне смешно. Ты совсем не задела меня.

Грязнокровка смотрела на его улыбающиеся губы, недоверчиво щуря глаза.

Что, маленькая дрянь, не та реакция, которой ты ожидала? Интересно, на что ты рассчитывала? Что я буду психовать из-за такой подстилки, как ты? Зачем? Проще показать тебе твоё место.

Сжатые зубы разомкнулись и он оттолкнулся от стола.

— Если да, то, думаю, ты не будешь против.

— Против чего? — не поняла она, напрягаясь, когда его рука потянулась к зелёному галстуку. — Малфой?

Тон её стал звенящим, словно разбитый бокал.

— Ещё одного траха, Грейнджер. На этот раз со мной.

— Что?!

Она смотрела, как он развязывает узел под шеей, слегка наклоняя голову набок. Эта его привычка сейчас показалась ей особенно пугающей. Девушка нервно сглотнула, попятившись и уткнувшись коленями в кресло.

— Слушай, если ты думаешь, что это смешно...

Он же не станет раздеваться. Конечно, не станет.

Просто шутит.

Тёплый, нагретый от его кожи галстук скользнул по воздуху и свернулся змейкой на столе. Пальцы Драко потянулись к пуговицам и начали расстёгивать рубашку. Гермиона наблюдала за ним, чувствуя, что тело начинает прошибать нервная дрожь.

Сейчас он остановится. Это не может быть по-настоящему.

— Малфой, что ты задумал? — язык едва ворочался во рту, а голос дрожал так, будто кто-то тряс её за плечи.

— Я ясно выразился, Грейнджер. Я трахну тебя. Разве не этого ты хотела пять минут назад?

Гермиона обошла кресло, пятясь. Попыталась сморгнуть туман, наползающий на глаза. В животе закрутился такой ледяной узел, что не хватало дыхания.

— Прекрати, — почти шёпот дрожащими губами.

Расстёгнутая рубашка осталась на нём, прикрывая плечи. Малфой поднял брови:

— В чём дело? Ага, мы не договорились о цене, видимо, — он сделал медленный шаг в сторону грязнокровки, которая уже подпирала спиной книжный шкаф. — Кнатами берёшь? Или сразу галлеонами? Сколько ты стоишь, Грейнджер, а?

Он так откровенно не издевался ещё никогда.

— Малфой, хватит!

Крик заставил вздрогнуть даже огоньки свечей, наверное.

Драко остановился в нескольких шагах от неё. Глядя прямо в глаза. Она видела, как насмешка исчезает из его взгляда. Остались только сжимающиеся губы и желваки, ожившие на щеках. И ещё что-то, на самом дне глаз.

В полутьме библиотеки он казался ей самым потрясающим и самым жутким творением этого мира. Этого и всех остальных вместе взятых. В белоснежной рубашке, подчёркивающей бледность идеальной кожи, с платиновыми волосами, слегка спадающими на лоб. Взглядом. Кричащим и молчавшим одновременно.

Шли минуты, а Драко стоял и молчал. Только “что-то” закипало в ледяных радужках. Медленно, набирая силу. И когда ему, кажется, уже не куда было деваться, Гермиона поняла, узнала. Увидела.

Боль. Закрытая в нём, застывшая, непризнанная.

Знал ли он, какие голые сейчас у него глаза? Мерлин, наверняка нет, потому что если бы знал — отвернулся бы, не позволяя смотреть настолько глубоко.

Сейчас он открыт перед ней.

На одно мгновение он перед ней открыт, и за это мгновение Гермиона готова была заплатить ему любую цену. Даже ту, что Малфой запрашивал, сам того не зная.

Что-то случилось. Оба почувствовали это. В глазах обоих отразилась такая острая и тяжёлая усталость, что, наверное, она заполнила каждый уголок библиотеки, рванувшись из них навстречу друг другу и внезапно — объединила две крайности.

На один миг. Но и этого хватило.

И когда девушка открыла рот, чтобы сказать, просто сказать хотя бы что-то, его голос пронёсся, отражаясь от пыльных полок и книжных корешков тихим и оглушающим шёпотом одновременно:

— Мы в полном дерьме, Грейнджер.

И одно единственное слово ревущим набатом разорвалось в сознании.

“Мы. Мы, мы.”

А в следующую секунду он сделал шаг.

К ней.