Пленник золотой любви

Глава 8. В поисках крови

Прибытие в город наследницы Филиппа перечеркнуло планы самураев. Напрасно Даппо, Сатибо и Юми паковали чемоданы и приобретали авиабилеты. Несладко пришлось и тем заводским работникам, которые не планировали уезжать.

Новая властительница разбила вековые устои, ввела странные порядки и перевернула карьерную лестницу. Опытное старое поколение, за исключением Даппо, посвящавшего ее в тонкости ведения бизнеса, оказалось в опале, а неумелая молодежь – в фаворе. Четверых самураев Лиза повысила в должности и определила в личные телохранители. Счастливые лоты достались пронырливым Яматори, а также их скромным лисьим друзьям – парню Мираи Миядзаки и девушке Ичи Камири.

Я держался на порядочной дистанции от них, проводил тщательную разведку. Понимал, чтобы убить наследницу зла, нужно близко подобраться к ней, когда рядом не будет охраны. Хитрые самураи круглосуточно оберегали ее. Работники завода тем временем величали ее исчадием ада, стервой, ведьмой и шлюхой. Как тут было не поверить в пророчество Адской Птицы!

Такая волокита продолжалась до одной промозглой хмурой ночи. Изрядно проголодавшись, я пришел за едой на мясокомбинат и встретился в проходной с печальным исполнительным директором.

– Сочувствую, Тихон, – поежился сгорбленный Даппо. – Придется тебе идти в лес. Хозяйка запретила тебя кормить.

– Меня самого съедят в лесу, – в расстройстве я уронил сумки с пустыми “бадейками”. – Помилуйте, Сэнсэй. Поговорите с хозяйкой. Намекните ей, что я полезен.

– Говорил я с ней! И намекал. Она меня обматерила. На том разговор и закончился. Что за напасть на мою бедную седину?! – Даппо обхватил голову руками. – Хозяин был строг, а хозяйка и подавно сущий дьявол в юбке. Не видать мне Тибета до конца дней. А ты шел бы в лес, Тихон. Не то хозяйка чего хуже для тебя выдумает. Она приказала везде понаставить видеокамеры. Сегодня я заключил договор с подрядной организацией на установку ста пятидесяти видеоточек на территории мясокомбината. Сумасшедшее количество, – он побродил глазами под низким потолком. – Уходи, Тихон. Вот мой добрый совет.

– Благодарствую, Сэнсэй, – обиженно процедил я, кланяясь.

Даппо ответил низким поклоном.

Печальный и мрачный, словно математик, признавший неспособность доказать собственную теорему, я побрел к выходу. Сумки с пустыми бутылями оставил в проходной. В одночасье они стали бесполезным, ненужным багажом.

Вероятно, я должен был убедить Даппо мне помочь, попросить его рассказать Лизе, благодаря чьим стараниям она получила отцовское наследство. Нет, эти разговоры стали бы пустой тратой времени. Лаврентий сказочно разбогател благодаря мне, и как он меня отблагодарил?

– Ариведерчи, – засмеялась Юми.

Обернувшись, я увидел ее стоящей на крыше складского помещения в компании злобно ухмыляющегося брата. Для услады хозяйкиных глаз Яматори надели стерильные форменные костюмы темно-синего цвета и убрали волосы под специальные шапочки.

– Ресторан для вампиров закрыт, – по-гиенски хохотнул Сатибо.

– Гуляй на свежем воздухе! Лови зверье в лесу! – Юми отправила мне воздушный поцелуй и снова залилась язвительным смехом.

Я воздержался от ответных колкостей.

Несколько ночей подряд я оправдывал прозвище Бродячий Пес. Ходил вокруг бетонной крепостной стены мясокомбината с несчастным видом голодной дворняжки, жалобным взором заглядывая в объективы поселившихся на заборе видеокамер.

Наивно было уповать на милосердие дьяволицы. И все же надеялся, что мои печальные светящиеся в ночи глаза и невтягивающиеся от голода клыки, порой мелькавшие в скорбной улыбке, расшевелят в ее безжалостной душе потухший уголек человечности. Надежда умерла в ту ночь, когда впервые ощутимо свело от голода живот и перестали согреваться руки. Тогда я решил последовать совету мудрого Сэнсэя поискать ужин в лесу.

С лесной охотой у меня сразу не заладилось. Как довелось выяснить на горьком опыте, если сражения с себе подобными или пробежка длиной километра в два на нелюбимой чумовой скорости у меня еще получались неплохо, то к длительному преследованию увертливой добычи я оказался не очень-то пригоден. Хоть память и хранила сцены давних охот, а прыть оказалась уже не та, да и сноровка оставляла желать лучшего. Примерно на третьем километре я неизбежно выдыхался и падал ниц, хватая воздух ртом. Был готов пить из мутной лужи, только чтобы смочить пересохшее горло.

Погожим теплым утром удача мне почти что улыбнулась. Добрая “бадейка” свежей теплой крови находилась от меня на расстоянии вытянутой руки, и, вот досада, ускользнула.

Еще затемно я преследовал в густой роще верткую косулю. Прокладывал руками, а чаще головой, плечами или грудью, путь в подлеске из тонких берез и лип, создавая не меньше шума, чем кабан или медведь. Усталости старался не замечать, но она напоминала о себе все настойчивее.

Темные бока упитанной косули и ее задранный белый хвост мельтешили перед глазами расплывчатыми кляксами. Исхлестанный ветками, изнуренный, однако не потерявший надежды на чудо, я выгнал косулю на земляничную поляну. Прибавив на просторе скорости, мигом сократил расстояние между мной и добычей. Сконцентрировав остаток сил, собрался вложить его в решающий прыжок. Уже прицелился, оскалился, и тут откуда ни возьмись мне под ноги бросились перевертные волки.

Я споткнулся об их лохматые скользкие холки, перелетел через них кувырком и шлепнулся на спину. Повернув голову в сторону ускользнувшей добычи, я увидел, как высоким прыжком косуля влетела в лесную чащу.

Мне и так было трудно дышать, а тут еще бурый, с черным треугольником на спине, перевертный волк встал передними лапами на мою грудь, несдержанно рыча. В нем я узнал жениха Альбины.

– Кого-то мы сглазили. Кому-то захотелось разнообразия в рационе, – усмехнулась белая волчица, заглянув мне в глаза.

Не отпуская меня, Федор свернул уши.

– Вы сделали неправильный вывод, господа. Я тренируюсь. Стараюсь держать себя в спортивной форме. Заодно приучаю лесную животину к бдительности, – не сумев втянуть клыки, я спрятал их под губами.

– Лесные звери и птицы – наши друзья. Мы – Зеленый Патруль. Появишься здесь еще раз – проблем не оберешься, – предупредила Альбина.

– Больше не заходи в лес. Понял? – щелкнул зубами Федор, – Чего мы терпим этого вампира? Пора его кончать.

– Отпусти его, – приказала Альбина. – Пусть возвращается в свою будку на пустыре рядом с любимым мясокомбинатом, которого ему, оказывается, мало для кулинарного счастья.

– Р-р-р, – сказала она мне напоследок.

“Я была о тебе лучшего мнения. Ты разочаровал меня, Тихон”, – прочел в ее сердитом взгляде.

Я мог бы шепнуть Альбине на ушко, что мне теперь не выдают еды, но испугался навести на мысль, что меня пора прикончить, пока не начал кусать людей от голода.

Волки проводили меня до избы.

Дома я растворил столовую ложку соли в двухлитровой банке с водой, но и пары глотков не сделал. Минеральная вода из подземного источника в горах помогала некоторое время перебиваться без крови, но вход в ту пещеру завалило камнями во время землетрясения. Доступ к спасительной воде был закрыт. Лизать соль мне тоже не понравилось. Все-таки я не олень.

Сладкий чай на пустой желудок я счел издевательством над личностью. Обычной воды в меня не вошло больше кружки. Внутренность умоляла залить в нее кровь и отказывалась принимать другие вещества.

Убежавшая косуля принесла некоторую пользу. Она так меня загоняла, что я быстро заснул. Приснился мне один из самых кошмарных снов для вампира (хуже только во сне пережить смерть от осиновой смолы или встретить апокалипсис) – я ел мышей. При этом каждая пойманная мышь доставляла мне истинное гастрономическое удовольствие.

В былые времена я легче переносил голод. Он был менее требовательным, от него удавалось на время отвлечься. И раньше он вызывал в сознании живые образы жертв. Теперь, не считая пакостного сна, в мыслях всплывала кровь, разлитая по пластмассовым бутылям и кружкам. Я стал похож на глупого ребенка, считающего, что хлебные батоны и сосисочные гирлянды растут на деревьях. Да и наследственная барская лень препятствовала возвращению в дикую природу. Но голод все громче диктовал условия, и скоро он вытолкнул меня из теплого жилища.

В качестве столовой я выбрал голубятню знаменитого гонщика Николая Колончука.

“Конечно, голубь – не курица, а тем паче – не корова, однако и не мышь. Во времена моей юности голубятина считалась деликатесом”, – рассуждал я, пересчитывая спящих на насестах почтарей. Насчитал два десятка жирных птиц. Неплохая закуска.

Хозяева дома – гонщик Николай и его жена Елена, смотрели телевизор на кухне. Рыжего цербера по кличке Рекс они пускали на ночь домой, где он спал на диване в дальней собачьей комнате, бывшей детской. Сын гонщика обитал с женой и маленькой дочкой в многоэтажной новостройке. Он привозил семейство в дом-музей только летом, как на дачу.

Взобравшись на высокую лещину у забора, я прыгнул на решетчатую дверь голубятни и повис на ней, для надежности просунув пальцы в частую сетку. Опоры голубятни заскрипели, она накренилась Пизанской Башней к южной стене дома. Дверца открылась. Перепуганные голуби разлетелись по садовым деревьям. Я попытался спрыгнуть на облепленный наклейками гараж, но пальцы застряли в решетке. Разгибая металлическую проволоку, я дернулся всем телом. Непрочная дверца слетела с двух петель, повисла на третьей, и сразу же, не успел я вырваться из плена, голубятня обрушилась на верхний этаж дома.

Спиной я пробил дорогой стеклопакет окна и налетел на высокий стеллаж. С полок посыпались кубки и статуэтки. Медная модель гоночного мотоцикла шарахнула меня по голове. Не будь я живучим от природы созданием, мне пришлось бы туго.

Собрав разлетевшиеся от удара мысли, я освободил руки и выбежал из комнаты. Окно загораживали остатки голубятни и сорванного с крыши козырька. Внизу лаял с подвывом цербер. Едва ли не громче пса надрывалась жена гонщика:

– Коля! Держи Рекса! Он того гляди у меня вырвется, и вампир его сцапает!

Я удивился и обрадовался, что трехглавого сторожа, призванного кусать вампиров, самого защищают от моего укуса.

Преодолевая узкое пространство между высокими перилами лестницы и стеллажом, я зацепил ногой белый провод. Каждый штепсель удлинителя был занят розеткой новомодной техники. Все эти заискрившиеся устройства, точно осенние листья при сильном ветре, опали позади меня с полок и стены.

Внизу лестницы мелькнул вооруженный шваброй гонщик. Освободив ногу от провода, я перелетел с лестничной площадки на оранжерейный стол в гостиной. Что стало с цветочными горшками на столе, объяснять не нужно. Высадив второй на сегодня стеклопакет, я чуть не попал в зубы церберу, волочившему за собой хозяйку. Шнурок синей шлейки обвился удавом вокруг ее руки. Женщина ехала на животе за разъяренным псом по цветнику, тем самым для моего блага сдерживая его прыть. Домчавшись до скамейки у забора, я взлетел на ее спинку и оттуда совершил рискованный прыжок через высокий забор.

Убегая по залитой оконным светом улице, я расслышал за лаем цербера несколько фраз.

– Это был вампир! – паниковала жена гонщика.

– Нет, Ленок, – вдумчиво проговорил гонщик. – Вампир не разнес бы вдрабадан половину дома. Видимо, какой-то колдун позарился на медали и кубки и прилетел сюда на метле.

– Говорила я тебе, не занимайся показухой, – заворчала Елена. – Дохвастался. Тоже мне, звезда Большого Театра.

Трое суток я провел в непрестанном и безуспешном поиске еды, перебиваясь магазинной минералкой. От встречных людей шарахался – не только от жажды их крови, но еще от черной зависти их сытой комфортной жизни.

– На помойке все спокойно… все спокойно… все спокойно, – примерно такую песню насвистывали лоснящиеся в лунном свете крысы, перебирая фантики от шоколадных конфет.

Я подкрадывался к мусорному баку на четвереньках, низко пригнувшись к земле.

Дворовому коту легче подобраться к добыче, ведь он проворен и мал. Но неужели я напрасно прожил лесной век? Нет. Из библиотеки вампирской памяти не пропадает ни страницы. Тогда почему мне до сих пор не везло на охоте? И повезет ли на этот раз?

Я упустил важный урок из прошлого опыта – усомнился в своих силах. Прыгнув за добычей, провалился в мусорный бак, застрял в нем и долго катался по асфальтовым кочкам. Грохот распугал всех обитавших на помойке крыс. Из бака я выбрался облепленный зловонными отходами. Сняв с головы рваный сапог, поплелся домой. Меня так сильно тошнило, что я больше не мог думать о еде.