Следующая ночь – ясная, красивая и безветренная – совпала с датой прибытия мятежных самураев-оборотней в Волочаровск. По случаю торжества, называемого Праздником Возрождения, на мясокомбинате объявили санитарный день.
Притихший завод пустовал. Охранники дремали в проходной. Вездесущие камеры меня не обнаружили. Чувствуя вибрации их монотонного движения, я ускользал от попадания в объектив.
По вместительным пустотам между старой кирпичной и новой пеноблоковой стенами я пробрался в узкую вентиляционную шахту и, чудом не застревая в ней – малая польза от вынужденной диеты, пополз навстречу манящему запаху крови.
Вся здешняя еда – моя на законном основании. Никто ее у меня не отнимет.
Внизу раздался женский визг. За ним последовал остервенелый мат Джаника Саркисова. Я пополз быстрее. Визг превратился в мычание – пленнице заткнули рот. Она стучала каблуками по металлическому агрегату, пытаясь освободиться.
– Че, мало те, настырная тварь? – Джаник присвистнул, – Так мы добавим. За нами, ха… не заржавеет. Харе ломаться. Ставь закорючку на бумагу. Вот те ручка… ха… золоченая.
– Му-у-у! Му-у-му! – отрицательно промычала пленница.
– Привязывай ее к конвейеру, Седой, – распорядился Джаник. – А ты, Клоп, врубай аппаратуру. Щас твои мозги, кисуля, расплющит штамповка для котлет. Подписывай документ, красава.
Заглянув сквозь решетку вытяжки, я увидел красивую изящную шатенку в коротком желтом платье. Она визжала и дергалась в руках отставного полковника Глеба Ощепко по кличке Седой. Уложив девушку на конвейер, он потуже связал ее канатом. В это время его приятель Петр Клопиков по прозвищу Клоп, скудоумный здоровяк с искусственными мускулами, нажимал все подряд кнопки на пульте управления цехового оборудования.
Джаник Саркисов, небритый широконосый мужчина – коренастый, с выпирающим из распахнутого пиджака брюшком, стоял прямо подо мной, подбоченившись и сипло покашливая. Мне были отчетливо видны крошечные волосенки на лысеющем затылке и продольные полоски вен под влажной кожей засаленной шеи. От Саркисова разило застарелым потом и мужскими духами, но мой инстинкт все же считал его отличной добычей.
Джаник был неисправимым грязнулей, но питался не хуже, чем откармливаемый к празднику баран в хлеву Магомеда. Он владел рестораном, где подавали на стол блюда самой разной кухни – от армянской и немецкой до японской и запеченных по-скифски кроликов в день памяти древних цивилизаций. Тематические дни часто проводили для привлечения клиентов, и первым дегустатором был сам хозяин. Так что Саркисов неплохо подготовил себя к употреблению в пищу. Я не сомневался в изумительных гастрономических качествах его крови. У меня даже слюни потекли, и одна их капелька упала на голову намеченной жертвы. Спокойно почесав макушку, Джаник продолжил наблюдать за стараниями подчиненных и муками пленницы.
Во время нападения мне не следовало забывать о том, что разбойники неплохо вооружены, а их главарь недавно приобрел охотничий пистолет с разрывными пулями, заполненными осиновой смолой.
Пылающая во мне жажда крови отвела природную осторожность на дальний план, и я приготовился к атаке.
– Последний раз я полюбовно с тобой треплюсь, – Джаник, подпирая жирные бока, с усмешкой обратился к пленнице.
Я сорвал решетку и прыгнул ему на спину. Падая под моим весом, Саркисов вывихнул плечо и дико взвыл. Охотничий пистолет, вырванный из его подмышечной кобуры, я разбил об пол и поднял разбойника на ноги, удерживая его левой рукой за шею. Его вены стучали так близко… У меня едва хватило силы воли на отказ от немедленного укуса.
– Бросьте оружие! – вспоминая фразы из современных фильмов, я закричал, сверкая глазами во все стороны. – И отпустите девушку! Не то я разорву ему глотку, – я щелкнул клыками над ухом Джаника.
Его заячье сердце едва не остановилось. Он громко икнул от страха.
Бандиты замерли как вкопанные и побросали бесполезное против меня вооружение.
– Давненько не кушал человеческой крови, – процедил я сквозь клыки, поглаживая колючую шею Джаника. – Ты подарил мне редкую возможность поужинать на славу и избежать гнева Смолина. Я сотворю благое дело, ежели высушу тебя и твоих дружков. За спасение хозяйки мясокомбината меня никто не осудит.
– Отвязывай девку, Седой, – Джаник скосился на пленницу. – Я говорю.
Ощепко поспешно освободил девушку, и она спряталась за широкой серой трубой.
– Может, и затейлив ты на вкус, Дырявый Джо, да шибко вонючий, – я пинком отбросил Джаника к закрытому железному чану.
Столкнувшись с чаном, Саркисов повредил плечо и руку. Вместо того, чтобы броситься на выручку главарю, Клоп и Седой понеслись к запертым дверям. Отрезав им путь к отступлению, я разбросал их по агрегатам, немного сдерживая силу, чтобы все остались в живых, и снова прыгнул на Джаника.
– А это чтобы неповадно было разбойничать, – я открыл чан, запихнул безвольно поникшего Саркисова в холодный фарш, и отошел посмотреть, как он выкарабкивается наружу.
Голод застилал разум. Казалось, я вот-вот проглочу язык или подавлюсь слюной. Окрасившиеся кровью пальцы дрожали. Мне было слишком скверно, и я не мог гарантировать того, что бандиты выберутся из цеха живыми.
Мимо со стоном прополз на четвереньках Джаник, перепачканный кровью. Я зашипел, едва удерживаясь от броска. Клоп и Седой ретировались быстрее.
Захлопнув за ними широкие двери, черные и страшные будто адские врата, я медленно приблизился к трубе, из-за которой выглядывала испуганная девушка.
Я не хотел ограничиваться ее убийством, просто подстроить, будто она умерла от страха. Меня привлекала неведомая могущественная сила, хранящаяся в ее крови. Даже при моей многолетней идеальной выдержке трудно было устоять перед соблазном, упустить возможность попробовать на вкус исчадие ада.
Облизав клыки, я заглянул в ее большие карие глаза – последний предупреждающий взгляд.
– Привет, – доверчиво протянула девушка. – Ты, наверное, Тихон?.. Ти-ша… Приятное имя. От него прямо-таки веет штилем.
Обида за умирающий русский язык, воспетый моим кумиром Пушкиным, ненадолго затмила жажду крови. Пытаясь вообразить, как может веять штилем, если слово “штиль” означает полное отсутствие воздушных движений, я отклонился от намеченного плана.
– Меня Лизой зовут, – девушка подала мне руку.
Я отступил, избегая ее прикосновения.
“Ей будет дарована особая власть над вампирами”, – пророческие слова Шениглы зашуршали в моей голове.
– Спасибо, что встал на мою сторону. И.. можно нескромное уточнение… Я не фанатка вампиров… По-правде, я слабо представляю, что ты такое.
– Не что, а кто, сударыня, – я почтительно кивнул. – Разумное живое существо, как и вы.
– Давай сразу на “ты”, существо, – задорно улыбнулась Лиза. – Тебе, наверное, триста лет.
Она немного побаивалась говорить со мной.
– Ошибаешь-ся, – тяжело произнес я, вытягивая улыбку. – Мне пока и двухсот не стукнуло.
– Прости, я совсем тебя заболтала. Для меня это все так неожиданно, Тиша. А ты, похоже… – ее взгляд пробежал по моим глазам и зубам, – голоден.
– Как известно, человеческий голод – не тетка, а вампирский голод – даже и не дядька…, гораздо страшнее, – я сделал виноватую гримасу.
Зачем говорить с ней?
– И тебе нужна кровь?
– Это мой хлеб насущный.
– Нет проблем. Идем, – Лиза поманила меня в соседний цех. – Если ты чуток потерпишь и не съешь меня по пути, я тебя накормлю.
– Не переживайте, я вас не съем, милая барышня. Я раб совести. Она не позволяет мне пить человеческую кровь.
Нет, я разговаривал не с порождением Тьмы. Шенигла нарочно выдумала пророчество, чтобы я убил невинное создание.
Мы преодолевали череду бесшумных полутемных цехов. Я плавно двигался сбоку от хозяйки мясокомбината, выдерживая почтительную дистанцию, чтобы не напугать ее.
– А у меня нет совести, – глубоко вздохнула Лиза.
– Почему ты так думаешь? – удивился я.
Неужели предсказание пернатой ведьмы сбылось?
– Я учусь на адвоката, – шутливо вскрикнула Лиза. – Всем известно, что адвокаты – самые бессовестные люди, – она немного помолчала, робко опустив глаза. – Прости меня за то, что запретила тебя кормить. Не знала, что ты существуешь. Думала, все надо мной прикалываются. Скажи честно, ты сердишься? – она внимательно посмотрела на меня. – Правда, мне очень стыдно!
Ее широкие губы слегка вывернулись.
– Можно ли сердиться на радушную хозяюшку? – я остановился.
– Я компенсирую неустойку, – Лиза закрутилась, раскинув руки. – Поверь, ты будешь купаться в крови.
– Но я вовсе не испытываю желания в ней купаться, Лизонька. Мне бы только наполнить живот.
– Ну почему, Тиша? Искупаться было бы прикольно, – девушка мимолетно коснулась моих холодных пальцев и спрятала руку за спиной.
Мы продолжили путь.
– А тебе хотелось бы поплавать в холодном борще? – в моем голосе проклюнулся зародыш раздражения. – Лично я считаю: еда создана для того, чтобы ею питаться, а реки с морями и озерами созданы для того, чтобы в них купаться.
– С тобой интересно болтать, – Лиза мельком обернулась. – Нет, правда.
– Благодарю за комплимент, – я придержал перед ней дверь прохладного цеха, занятого разобранными механизмами.
– Здесь, уж извини, Тиша, не свежатинка. Это мы приберегли на кровяную колбасу, – Лиза подошла к пластмассовому баку и похлопала его по крышке. – С рогаликов… Мы так зовем крупный рогатый скот, если ты не в курсе. Короче, тут все твое, – она обезоруживающе заглянула в мои глаза. – Ешь. Приятного аппетита. Не буду стоять у тебя над душой и портить тебе настроение.
Девушка отступила на пару шагов и прислонилась к конвейеру.
Неудобно было питаться в ее присутствии. Но и выгнать ее из цеха я не посмел, а на борьбу с голодом не осталось сил.
Я отвернул крышку бака, наклонил его и, задержав дыхание, глотнул содержимого. В то же мгновение голод окончательно меня поработил. Угощение показалось достаточно вкусным, несмотря на то, что кровь некоторое время находилась вне холодильной камеры. Я был счастлив получить и такую пищу, инстинкт выживания поборол дворянскую привередливость.
Не производя над собой усилий, чтобы оторваться от пластмассовой жертвы, я долго пил кровь. Мои редкие мысли отражали процесс питания. Я старался прислушиваться только к себе – к равномерным вдохам и выдохам, к учащающемуся сердцебиению, к разливающемуся по телу теплу жизни, согревающему прохладную жидкость, которой во мне становилось все больше. Присутствие рядом постороннего существа раздражало. Я не заострял внимания на девушке, стоящей недопустимо близко, но ощущал на себе ее внимательный взгляд. Хозяйка мясокомбината наблюдала за мной…