Холодно и ужасно хочется пить.
Нельзя было вчера давать себе слабину и пить в одиночку. Лучше бы сериал какой-нибудь посмотрела. Возможно, не выспалась бы, но хотя бы не чувствовала бы себя сейчас попавшей под поезд.
Высунув голову из-под одеяла, первое, что я почувствовала, — посторонний запах. Так не пахнет в моей новой квартире. Может, я во сне сожгла обои перегаром?
Кошмар. Хорошо, что сын не видел меня в таком состоянии.
С кряхтением я перекатилась на спину и только сейчас позволила себе открыть глаза, чтобы мгновенно почувствовать остановку сердца, увидев потолок не своей квартиры.
Вчерашний вечер короткой вспышкой пролетел перед глазами.
Я пила вино, отшивала мальчиков с пушком вместо полноценной бородки или щетины, а потом… Славик?!
— Твою мать! — выдохнула я хрипло и спрятала лицо в ладонях. — Нет, нет, нет! Я не могла…
Порывисто сев в постели, я заглянула под одеяло, надеясь увидеть на себе трусы.
К счастью, они были на месте. А вот вместо платья на мне была футболка. Явно мужская.
Вновь прижав одеяло к груди, я осмотрелась, стараясь подавить панику, подступающую к горлу вместе со рвотой.
Черно-белый шкаф с зеркалом-мозаикой; тумбочки у кровати, похожие на пеньки деревьев; черные шторы; рабочий стол с ноутбуком и канцелярией в углу комнаты, и я под серым постельным бельём.
Я точно не у себя дома и точно у какого-то мужчины.
Каким ветром у меня сорвало крышу, что я совершила такое?
— Натах, — раздавшийся голос заставил меня вздрогнуть и замереть, не глядя в сторону Славика, будто так я стану невидимой для него. — Завтрак почти готов. Ставлю чайник, жду тебя.
— Угу, — выдохнула я, так и не посмотрев в его сторону.
Только по удаляющимся шагам поняла, что он ушёл из комнаты и оставил меня наедине с моей внутренней истерикой.
Классно, Натаха, ты провела вчерашний вечер. Мало того, что в твоей жизни и так всё перевернулось и изменилось, теперь тебя ещё и с работы погонят. Едва ли Смертин оставит меня при должности после того, как мы переспали. Даже если я пообещаю ему, что ничего никому не скажу, в фирме мне места все равно уже нет.
Так! Нужно взять себя в руки. Сама, дура, виновата.
Я скинула с себя одеяло, подобралась к краю постели и опустила ступни на пол. Теплый, к слову, пол. Встала на ноги, пошатнулась и оперлась пальцами о край тумбочки, чтобы удержать равновесие. На стуле за рабочим столом я обнаружила свои вещи: платье, колготки, бюстгальтер.
Страсть нас, похоже, не обуяла, да и я разделась культурно, как для гинекологического осмотра. По всей видимости, вчера имело место быть культурное соитие с деловыми нотками.
Кошмар…
Обняв себя за плечи, я практически на цыпочках пошла в сторону, откуда доносились звуки готовки и аромат кофе.
— Садись. Не стесняйся, — Смертин кивнул в сторону стола, а сам отвернулся к гарнитуру, чтобы налить кофе.
Шумно сглотнув, я постаралась не акцентировать внимание на том, что сам Смертин был по пояс голым, расхаживая передо мной в одних только спортивных штанах.
Он нисколько не был смущён нашим положением. И в целом вёл себя так, будто мы всё ещё в офисе, в его кабинете, и я вот-вот подложу ему бумаги на подпись.
— Сахар? — поинтересовался Смертин, показав мне сахарницу.
— Угу.
Я обняла поставленную передо мной кружку ладонями и сосредоточила взгляд на черной жидкости в ней.
Ну, я и дура…
— Расслабься, — вдруг произнес Смертин. — Не было у нас ничего. Ты напилась в моём клубе, мне позвонил сын, и я привёз тебя к себе, чтобы тебя во вчерашнем состоянии не увидел твой сын. Спал я на диване. Трусов твоих не видел.
Взгляд голубых глаз насмешливо сверкнул.
Похоже, не врёт, но не поглумиться над моим незавидным положением — грех.
— Спасибо, — я попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. Скорее, инсульт, чем улыбка.
— За то, что у нас ничего не было?
— Угу.
— Можно было бы, конечно, раз-раз и на матрас, но я предпочитаю трахаться с бабами, которые в своём уме и сознании, — усмехнулся Смертин и отвернулся к плите, на которой стояла сковорода. — Омлет?
— Немного.
Смертин поставил передо мной тарелку, положил рядом вилку и отвернулся, чтобы налить кофе и себе тоже.
А я смотрела на его спину и пыталась понять, как выйти из сложившейся ситуации не побитой собакой, а вполне достойно. Всем же свойственно иногда уходить в отрыв, да? А разведенкам?
Пока я размышляла о том, как моя жизнь пошла под откос, в квартиру кто-то вошёл. Будто специально хлопнул дверью погромче, чтобы у меня надвое треснула голова, а затем прокричал:
— Надеюсь, все одеты?
— Если приехал пожрать, то молча, — крикнул в ответ Смертин.
— Наталья, моё почтение, — в кухне появился парень в кожаной куртке, порванных джинсах и с очень хитрой улыбкой на молодом лице, так похожем на Смертина старшего. Я помнила его из клуба. Он улыбался мне широко и искренно. Чувствуя неловкость, я оттянула край футболки побольше на колени, но, к счастью, парень не стал меня разглядывать. Сильнее всего его заинтересовало содержимое сковороды на плите. — Люблю возвращаться домой утром. Пахнет кофе, моя уже готовит, — сказав это, парень смачно шлёпнул Смертина по заднице, отчего я едва не выплюнула кофе носом.
— Пизда тебе, — буркнул Смертин и мгновенно ринулся к парню, который побежал от него, смеясь.
Я обеими руками схватилась за стол, боясь, что они его опрокинут, но эти двое выбежали вон из кухни, и дальше я слышала только топот по квартире и периодические вспышки смеха обоих.
— Всё, блядь! Ты выиграл, бать! — завопил парень.
Через несколько секунд отец и сын вошли обратно в кухню, продолжая вяло толкаться до самой плиты.
— Мой сын Роберт, — коротко пояснил Смертин.
— Приятно… познакомиться, — кивнула я, глотая кофе. Глядя на Смертина, я пыталась найти в нём того человека, к которому привыкла в офисе, но видела совершенно другого мужчину. Более легкого, более понятного, более земного и простого в своих домашних штанах и в простых и уютных приколах с сыном.
Роберт ушёл в прихожую, из которой вернулся почти сразу, но уже без куртки. Сцепив пальцы в замок, он зафиксировал их на затылке и наблюдал за тем, как его отец готовил ему завтрак. Периодически парень поглядывал на меня, чем катастрофически смущал.
— А я вам точно не помешал? — спросил он вдруг.
— С чего ты взял? — между делом поинтересовался Смертин.
— Что-то вы подозрительно молчите. Будто я что-то прервал, и теперь вы ждёте, когда я пожру и свалю.
— Жри и вали, конечно, — Смертин переложил омлет из сковороды в тарелку и вручил сыну. — Хлеб нарежь.
— Огурчики? Помидорчики? Наталья, что предпочитаете? — голубые глаза с хитрым блеском застыли на мне.
— Ничего. Спасибо, — дёрнула я уголками губ в вялой попытке улыбнуться.
— Рассол от огурцов Натахе оставь. Ей сейчас лишним не будет, — строго бросил Смертин.
— Ничё, что я в рассоле только что пальцы искупал? — невинно вопросил Роберт, выглянув из холодильника уже с рукой в банке огурцов.
— Дал же Бог наследничка, — тяжело вздохнул Смертин и начал уже для себя готовить обычную глазунью. — Хлеб нарежь. И хоть в него постарайся ничего не сунуть.
С улыбкой довольного тем, что шалость удалась, школьника, Роберт взял разделочную доску, положил на неё буханку хлеба и, прихватив нож, аккуратно нарезал.
Отец и сын были заняты завтраком, перебрасывались иногда короткими фразами, прыгая от веселья к тотальной серьёзности буквально за секунду.
Затем они оба сели за стол напротив меня, будто испытывая на прочность моё похмелье и чувство стыда после вчерашнего.
Смертин выглядел, как крепкий взрослый мужчина. Не пузан, но и не сухой дрыщ. Его сын тоже выглядел крепко, но казался суховатым. Хотя, для его возраста и высокого роста он выглядел вполне нормально.
А напротив них сидела я: лохматая, помятая, источающая перегар, и, наверняка, с темными кругами под глазами от потекшей туши.
— Ну, ладно. Спасибо, бать. Я спать, — отчитался Роберт и вышел из-за стола, широко пошагав в одну из комнат.
— Рубик, — это имя из уст Смертина было грому подобно.
— Да, бля… — выдохнул парень сокрушенно и вернулся в кухню. Взяв свою тарелку, он быстро её помыл вместе с вилкой и кружкой. А затем внезапно обратился ко мне. — Вы бы не велись на его эти красивые голубые глазки. Так-то он тот ещё садюга. Дрочит по страшному.
— Да он и на работе, в общем-то… — начала я лепетать.
— Тоже дрочит? — хохотнул парень, отряхивая руки от капель воды.
— В некотором роде, — пришлось спрятать улыбку за ободком кружки с кофе, потому что «красивые голубые глазки» вот-вот во мне выжгут дыру. Роберт ехидно похихикал, а затем предпочёл быстренько ретироваться, очевидно, в свою комнату. — Интересный он у вас, — произнесла я, чтобы разбавить молчание, в котором Смертин макал кусок хлеба в жидкий желток.
Эх, я бы тоже лучше глазунью съела, чем омлет. Ну, да ладно…
— Угу, — кивал Смертин, продолжая смотреть в свою тарелку. — Я развёлся, думал он с мамкой останется, квартиру ему потом отдельную купил, а он всё со мной живёт.
— Это, наверное, о многом говорит. Видимо, вы хороший папа.
— Наверное, — мужчина скромно повёл плечами.
— И давно вы в разводе? Простите, что спрашиваю…
— Восемь лет.
— Была серьёзная причина или поняли, что не ваше?
Да, мне было любопытно услышать мнение о жизни после развода у уже давно разведенного человека.
— Мы сошлись на почве залёта. Порвался гондон, получился Рубик. Гусар, бля… — эпично вздохнул Смертин. — Не скажу ничего плохого. Это было отличное время, мы научились жить настоящей семьёй. Было и счастье, и любовь, и всё было… Но оказалось недолговечным. Рубику было четырнадцать, когда мы поняли, что начали уже просто сожительствовать, как соседи по коммуналке. И решили разбежаться, пока окончательно не засрали друг другу жизнь. У бывшей давно своя семья, дети, а у меня Рубик.
— В четырнадцать ему, наверное, уже проще было объяснить, почему так получилось?
— Ага, — саркастично фыркнул Смертин, отпив кофе. — В четырнадцать лет они еще говнистее, чем в десять. Хрен ты там что объяснишь. У них же на всё появляется своё исключительное мнение. К годам шестнадцати до него только начало что-то доходить.
— А вы неплохо справляетесь один, — я огляделась, оценивая обстановку. Всё чистенько, аккуратно.
— Придрочился. За годы холостяцкой жизни понял, что тарелку после гречки лучше мыть сразу. Это же правило работает не только с гречкой.
— Я ведь хорошо себя вела? Ну, в своём вчерашнем состоянии… — задавая этот вопрос, я старалась не смотреть Смертину в глаза. Чувство стыда, всё же, никто не отменял.
— Как библиотекарша.
— То есть? Читала и просила не шуметь?
— Тихо и скромно. Шуршала периодически, — усмехнулся Смертин.
— Ну, и хорошо, — я выдохнула с облегчением, а затем отвалилась на спинку стула.
После выпитой чашки кофе похмелье начало плавно сдавать свои позиции. Голова ещё болела, но уже не в таком состоянии, когда даже моргать было больно.
Смертин напротив доел свой завтрак, собрал всю грязную посуду вместе с моей тарелкой и закинул всё в раковину, начав мыть. Мне осталось только смотреть на его обнаженную спину с рельефными мышцами особенно в районе лопаток, и попытаться понять, как так сложилось, что именно Смертин последнее время всегда оказывается рядом. В самое нужное время, в самом нужном месте — он рядом. Ворчит, материться, всем своим видом показывает, что ему плевать на всё, что меня тревожит, но продолжает помогать.
Я ему нравлюсь?
Что-то сильно сомневаюсь. За годы, что я работаю в его фирме, я пару раз видела девушек, с которыми он отправлялся в такси после корпоратива в неизвестном направлении. И это были молодые красотки, ни одна из которых, кстати, не работала в фирме. И ни одна из них не выглядела старше двадцати пяти лет. А на корпоративах они появлялись только потому, что их туда притаскивал Смертин. Видимо, чтобы со своими сотрудниками ему скучно не было.
Он привлекательный мужчина. Состоятельный. Желающих прыгнуть к нему на колени девиц, наверняка, хоть палкой отгоняй.
— Натах.
— М?
Я почувствовала, как моих щёк коснулся румянец, потому что в своих размышлениях я не сразу заметила, что Смертин уже домыл посуду и повернулся ко мне лицом, демонстрируя подтянутый торс, на который, так уж вышло, я пялилась.
— В приставку зарубимся?
У меня даже брови от удивления подлетели.
— Честно говоря, я ничего не понимаю в современных приставках. Я пробовала играть с сыном, но…
— Да современные приставки — это хуйня, — отмахнулся Славик поморщившись. — У меня покруче есть. Давай за мной.
— Ну… ладно, — выронила я и, выйдя из-за стола, оправила край футболки и последовала за Славиком, который, как маленький мальчишка, желающий поскорее показать мне все свои сокровища, взял меня за руку и повел за собой в гостиную к телевизору.
— Садись, — бросил он коротко, усадив меня на диван. А сам встал на колени перед тумбой под огромной плазмой, достав из неё такую знакомую мне «Дэнди».
— Да, ладно?! — я глазам своим не поверила. Соскользнула с дивана и тоже припала рядом со Славиком на колени. — Это же прямиком из моего детства! Как вам удалось её сохранить?
— Свою приставку я ещё в шестнадцать раздолбал, а эту мне Рубик на день рождения подарил. Прикинь? Сейчас что только не делают…
— Это очень крутой подарок! — я взяла джойстик и понажимала кнопочки, вспоминая детство. — И даже пистолет есть?!
— Зарубимся? — азартный блеск голубых глаз зажёг и во мне искорку авантюризма.
— А давайте, — кивнула я бодро и устроилась поудобнее на коленях, наблюдая за тем, как Славик подключал приставку, а затем выбирал для себя более «везучий» джойстик.
— Держи, — вручил он мне второй джойстик. — Во что рубанёмся?
— Давайте в «Танчики», для начала.
— Пизда тебе, Натах, — выдал Славик самоуверенно и устроился рядом со мной на задницу в позе лотоса, прижавшись коленом к моей ноге.
— Не-не, она вам… Славик.
— Да хуй там.
— И он тоже. Начнём?
— Ты где-то мухлюешь, ведьма? — возмутился Славик уже через полчаса игры, в которой ему удалось выиграть лишь один раз. — Ну-к, дай сюда, — он поменял наши джойстики и снова проиграл мне через пять минут.
— Меня ещё никто и никогда не выигрывал в «Танчики». У вас шансов изначально не было.
— Предупреждать надо было, — кажется, всерьёз обиделся Славик.
— Так я вам сразу и сказала, что вам… Ну, вы поняли.
Славик ничего не ответил. Хмуро смотрел на экран и, наверное, планировал меня уволить.
— Ну, не дуйтесь, — я мягко толкнула его плечом в плечо, и только после этого мужчина соизволил на меня посмотреть. Смешной такой, обиженный. Брови нахмурил, губы надул.
— В «Марио» шансов не будет у тебя, — произнес он угрожающе.
— Потом не плачьте, когда опять проиграете.