Плохой Волк

Глава 51

Глава 51

Рита

— И, кажется, ты забыла, что в себе держать нельзя. Зря ты думаешь, что Гоша Савелию все его выкрутасы с рук спускает. Иногда только Гоша его и может одернуть, встряхнуть так хорошенько. Поэтому, если что-то случилось, он должен знать.

— Если Гоша переживает за Волка, пусть обратит внимание, чем он закидывается. Какими таблетками. Совсем невменяемый, боже! — выдавила я из себя. — И я не знаю, как об этом сказать так, чтобы не привлечь к себе внимания.

— Кажется, теперь я поняла, — пробормотала Мартина. — О каком лечении идет речь. Черт, я-то думала, что это из-за того, что Волка избили сильно, но, думаю, Гоша говорил про другое лечение.

— Избили? — переспросила я.

Внутри что-то шевельнулось. Трепыхалось в знак протеста.

— Избили, — закивала Мартина. — Гоша всех на уши поднял, все связи, чтобы сменить начальника и надзирателей заведения, где держат Волка. Опять же, Гоша не говорил, я сама услышала.

— Случайно, я так понимаю, да?

— Ну, может быть, не совсем случайно, может быть, Гоша просто думал, что я у него головой на коленях уснула, а сам вполголоса разговаривал. Избили Волка по-страшному. Переломали ему ребра, челюсть, руку. Внутри повредили что-то. Еле на своих двоих передвигается. Давно я не видела Гошу таким злым…

Черт, ругнулась про себя, а об избиении Волкова стоит у Дани спросить. У моего нового лучшего друга, улыбчивого Дани…

Он не говорил, а я не думала, что такое можно сделать.

— Может быть, Волк сам нарвался? Он борзый!

— Нет, — отрезала Мартина. — Хотели, чтобы он сознался. Давно на Саву всякое повесить хотят, не получается. Дорвались и решили развязать ему язык. Как понимаешь, не вышло.

Значит, Гоша старается изо всех сил, чтобы Волкова выпустили? Тогда мне точно стоит пожить в другом месте.

А я тут только обосноваться решила.

Боязно стало, что Савелий, если его выпустят, захочет отомстить мне, за все отыграться!

Ведь по моей наводке его задержали, и в друзьях у меня ходил мент, желающий упечь Волка за решетку надолго. Савелий вообще уверен, что это — мой любовник.

Боже, как сложно!

Только начала устраиваться, мысленно уже покупала вещички и игрушки своему волчонку, а тут такие новости!

— У тебя взгляд такой, — тихо шепнула Мартина. — Рит, не пори горячку, а? Куда тебе переезжать! Зачем? О ребенке подумай. Слово даю, Савелий тебя не обидит за то, что ты решила связать жизнь с другим мужчиной, так?

— Так.

Вру.

Вру.

Вру…

Закапываюсь, маленький, да? Обратилась к волчонку.

Нет, не закапываюсь. Рою окопы. На всякий случай… Лучше быть готовой ко всему.

И, честно говоря, узнав, как у Волкова обстоят дела, я испытала смешанные чувства.

Я хотела, чтобы он больше никогда-никогда не делал больно мне и сыночку.

Но в то же время выдохнула с облегчением, что у него есть друзья, которые приглядывают и помогают.

Нехорошо, что Волкова исподтишка до состояния фарша измолотили, когда он был в клетке и точно не мог бы дать отпор надзирателям.

Нехорошо это.

Нечестно…

Сейчас рядом с Савой — Гоша Декабрь, а это такой монумент, который сложно сдвинуть с места. Он за своих — горой.

Пусть бы он помог другу, и… пусть Савелий будет счастлив.

Счастлив как можно дальше от меня с волчонком.

***

Волков

Очередное свидание.

Снова Декабрь пожаловал, кивнул в знак приветствия. Я уже смог более отчетливо что-то говорить и ссал не кровью. Живучий, говорю же!

— Садись, — потребовал Декабрь. — Разговор есть. Это, кажется, твое, да?

Он с презрением швырнул на стол пакетик с таблетками. Без риска, продолговатые. Белые с голубоватым отливом. Красный тарантул в левом верхнем углу пакетика — знак того, кто варит эту забористую дурь.

— Совсем охренел? — спросил Гоша тихо. — Давай, возьми. Возьми, и я тебе в рожу плюну.

— Ты не понимаешь, — облазнул пересохшие губы.

— Не понимаю? Нет, это, кажется, ты не понимаешь, что теперь здесь кругом — мои люди. И как только происходят некие шевления, касающиеся тебя, я об этом узнаю первым. В любое время дня и ночи на пульсе руку держу, ясно? И когда мне сказали, что ты интересуешься… Я сначала поверить не мог. Думал, подстава со стороны ментов, чтобы закопать тебя хотя бы так, потому что иначе не получается. Но нет же… Никакой подставы. Кроме самого тебя. Как ты это объяснишь? Ну?

— Никак, наверное. Просто…

— Ты падаешь на дно, вот что я тебе скажу. Но я тебе не позволю. Ясно? Для этого и есть друзья.

— Да ну?

— Да. Когда я захотел из бизнеса уйти, ты мне помог, взял на себя кое-что, самое грязное и сложное. Без этого я бы завязать с криминалом не смог. Не уходят просто так… Теперь моя очередь подставить тебе плечо.

— Забей. Забей, бро…

Тянуться к таблеткам уже не хотелось, но голову накрывало. Накатывало. Как будто меня изнутри кто-то жрал, откусывал, пировал.

— Я даже знаю, почему ты на эту хрень подсел, — заявил Гоша, смел пакетик со стола в урну. — Как ни странно, но в этом и твоя погибель, и спасение.

— Что? Говори проще, Декабрь. Знаешь же, я не культурный. Необразованный от слова совсем. Даже аттестата о школьном образовании нет.

— Не прибедняйся, начитанный наш. Скоро будет суд.

— Скоро? Так быстро? Я же знаю, как дела готовятся — годами, а тут всего несколько месяцев? И уже суд.

— Да. Я поднял все связи. Суд будет быстрым. Прокурору предъявить почти нечего. К тому же он настроен сейчас более чем лояльно. Приговор я тоже знаю, задолго до суда. Два с половиной.

— Два с половиной. Надо же…

— Учитывая обстоятельства, жестокое обращение и состояние твоего здоровья, тебя выпускают в лечебное учреждение закрытого типа.

— А переведи на нормальный.

— Закрытый рехаб плюс клиника. Пока на территории матушки-родины. Где, не скажу. Никто не скажет. Адвокат будет работать, чтобы позволили лечение за границей. Если врачи вынесут вердикт, что операцию тебе здесь сделать не смогут, то…

— Никакой операции. Не тронь мою башку. Один раз чудо уже случилось. Второго раза может и не быть. Все. Нет, я не согласен! Не согласен, слышишь? Да в жопу твои рехабы и укороченные сроки. Я лучше полный срок мотать буду. Эй, конвоир! Конвоир, у меня сведения ценные! Зови этого… мудака! Зови его!

— Не старайся, сделка уже закрыта. Твои показания роли уже не сыграют. Я обо всем договорился! — Декабрь поднялся. — Хочешь или не хочешь, тебя скрутят и разместят, куда надо.

— Вот так, значит? А если я сдохну? Ну? Сдохну на операционном? Или еще хуже…

— Значит, сдохнешь, и мы все будем по тебе скучать.

— Ты мне надгробье уже, случаем, не придумал? Не придумал, а? — начал беситься. — Напиши вот что…

Я начал перебирать варианты. Один другого похабнее.

Декабрь рассмеялся.

— Надо же. Тебя проняло. Я думал, тебя больше ничего не берет. Хоть на человека стал похож.

— Постой. Декабрь. Я серьезно. Серьезно тебе говорю. Давай без этой операции? Ну? — залихорадило. — Мою дурную черепушку вскрывать нельзя. Нельзя.

— Врачи говорят, шансы на успешный исход — довольно неплохие.

— Неплохие, блять. Даже не “хорошие”, а просто “неплохие”. Это градация — дно. В курсе же? А гарантии — какие?

— Никаких! — вытянулся и улыбнулся скупо. — Проверим, насколько ты фартовый.

— Вот и пиздец, приехали. Я столько раз фарт ловил, что по закону подлости, сейчас не повезет. И не положено мне, — добавил про себя последнее.

Не положено! За все, что сделал. Что чуть не угрохал ту, о которой все мысли. Рите не до меня. Рита сказала, я шакал.

Гоша хмыкнул, что я начитанный. В голове мелькнуло, что пары у шакалов на всю жизнь образуются. Моя голова сейчас — как дуршлаг с набором случайных фактов и никчемных знаний. Ну, какая из меня и Риты — пара, а?

У нее там ребенок и лав-стори с ментом, который меня сюда упек. Не моя лав-стори и детеныш — тоже не мой.

— Если фарт тебе не положен, значит, молись. Что еще остается?