5 глава

Смертельная опасность является эффективным противоядием от навязчивых идей.

Эрвин Роммель

Рантай-Толл.


— Я не знаю, что с ней не так! — Заливар швырнул на стол мешок с осколками печати и рухнул в кресло под грохот и перекатывание камешков.

На губах Артанны заиграла легкая усмешка. Наемница щедро плеснула себе воды и залпом осушила стакан, вызывая воспоминания о вкусе вина. Советник, провалиться ему в самый нижний подвал ада, теперь почти не давал ей выпивать.

— Что ты так бесишься? — флегматично спросила Сотница, расположившись напротив Заливара, и с наслаждением вытянула ноги. — Ты ждал возможности открыть эти врата полжизни — сам же говорил. Не суетись, снова покопайся в архивах. Где-то же должен быть намек на то, как работает тот механизм.

В глубине души Артанна мстительно радовалась очередному провалу Данша. Не столько потому, что все еще оставалась его пленницей, пусть ее темница и стала куда более комфортной. Не потому, что тщательно взращивала в себе ненависть к этому человеку, каждую секунду думая, как если не убить его, то хотя бы сбежать из Ваг Рана, предварительно призвав Шано к ответу за предательство и смерть бойцов «Сотни». Была причина поважнее.

Наемница своими глазами видела, сколь надежно спрятана тайна, которую Заливар решил вытащить на поверхность во что бы то ни стало. Они каждый день пытались отворить врата, перепробовали мыслимые и немыслимые способы, но треклятая дверь так и не поддалась. Что бы ни было спрятано за теми двумя каменными створками, теперь Артанна не чувствовала былого задора и сомневалась в своем желании увидеть это. Чем дальше, тем сильнее она начинала убеждаться в правоте первых Шано, потративших столько усилий, чтобы помешать потомкам сунуть носы не в свое дело.

Ибо вся эта история заставляла нервничать даже ее. Артанна не понимала причин своего страха и опиралась исключительно на развитую интуицию. Характерный для ее авантюрного нрава зуд в заднице в кои то веки умолк, тяга к приключениям поиссякла, уступив место желанию смыться из этого города как можно дальше.

— Я уже не знаю, где искать, — устало произнес Данш.

— Ты говорил, что мой отец организовывал экспедиции. Правильно ли я понимаю, что ученые ползали по всяким древним руинам не только здесь?

— Конечно! — советник в очередной раз возмутился невежеству наемницы. — Руфал сделал Рантай-Толл столицей, но это же не единственный в стране город! Как же Шаккор, Асеш, Ленгай?

— За первые два не скажу, но Ленгай вроде процветает и сейчас, — припомнила Артанна.

— Не особенно. С тех пор, как разросся порт в Варшуне, морские суда предпочитают прибывать туда. Порт в Ленгае переживает упадок.

Сотница это запомнила. Стремление вырваться на свободу постоянно заставляло ее продумывать многочисленные, но заведомо обреченные на неудачу планы побега. Выбор был невелик: три тоннеля, что вели в Хайлигланд, Освендис и Бельтеру, все еще оставались запечатанными по велению наспех созванного временного совета. Новая правящая верхушка состояла из наиболее лояльных Заливару ошметков Старших и Младших домов, с аппетитом проглотивших красивую ложь о заговоре. Север оставался недоступным: как Артанна сдюжит перебраться через высоченные горы, столь любезно передвинутые Руфалом для защиты Ваг Рана от рундов? Единственный относительно свободный путь из страны пролегал по морю, однако Сотница не сомневалась, что порт в Варшуне нынче был набит стражей, как бочка с сельдью. Джерта так и не поймали, а Данш не мог позволить уйти эннийцу, видевшему слишком много. И оттого напоминание о Ленгае отчасти воодушевило Сотницу. Там, следовало полагать, стража проявляла меньшую бдительность, но и шансы сесть на корабль были существенно ниже.

Это, впрочем, оставалось лишь грезой, ибо Артанна не могла даже выбраться из комнаты, где ее держали. Заливар пркурасно осознавал, что не мог доверять наемнице, и сделал все возможное, дабы не предоставить ей ни единого шанса на побег.

Артанне оставалось лишь ежедневно выслушивать его высокопарную болтовню о высоких идеалах, величайшем предназначении вагранийского народа и двери, которую она уже от всей души возненавидела. Впрочем, жаловаться было грешно, ибо в комплекте с вышеперечисленными неудобствами Сотнице достались мягкая перина и сухая одежда, а также регулярное питание и — невиданная роскошь — возможность справлять нужду не в ведро, а в специально отведенный нужник, куда ее, однако, непременно сопровождал конвой. Бывало и хуже.

Пребывание в гостях у Заливара могло бы сойти за курорт, кабы не надежно зарешеченное окно ее покоев, откуда открывался захватывающий вид на пугавшие ворон и горожан головы наемников «Сотни» в компании других лжезаговорщиков. Постоянное созерцание этого пейзажа спокойствия не внушало.

— Я не знаю, чем тебе помочь, Заливар. — Пользуясь гостеприимством и вынужденным бездействием, Артанна прибегала к единственному доступному ей способу убить скуку — курила хозяйский табак. Наемница потянулась к кувшину с водой и разочарованно заглянула в почти пустой сосуд. — Поищи в других городах, вдруг найдешь что-то полезное? И зачем ты продолжаешь меня здесь удерживать?

— Предпочитаешь вернуться в подземелье? — советник выгнул седую бровь. — Мне казалось, тебе там не нравилось.

— Я не об этом, — огрызнулась Артанна. — Раз уж я безвылазно сижу здесь, ты бы хоть пару книжонок принес из этого своего архива. Ну или бочку вина выкати — я тотчас ею займусь. Будь у меня веревка или ремень, ей богу, повесилась бы со скуки.

Шано наградил многозначительным взглядом пустой кувшин.

— Я наслышан о твоем неуемном пьянстве, и меня это не устраивает. Никакой выпивки. Ты мне еще пригодишься, и я рассчитываю видеть тебя в здравом уме, а не в луже блевотины.

Сотница оскалилась, отняв потухшую трубку от губ:

— Не то чтобы я отлынивала… Но мне кажется, для того фокуса с дверью сгодится любой фхетуш, не только я.

— Полагаю, ты права. Однако главная проблема заключается в том, что я не знаю никого, кто обладал бы таким же даром. Возможно, где-то они и есть, но зачем мне искать других, если ты находишься в моем распоряжении?

— Логично.

— Поэтому тебе придется посидеть здесь до тех пор, пока я не разберусь с деталями ритуала, — обрисовал ее судьбу Данш. — Позже решу, что с тобой делать.

Наемница перевернула кувшин вверх дном, напряженно наблюдая за тем, как остатки воды стекали в стакан капля за каплей. Табак люто сушил горло, но хотя бы успокаивал нервы.

— Тогда принеси книги, — напомнила она. — Что угодно, кроме молитвенников. Я уже даже согласна на поэзию. Всяко лучше, чем созерцать рожи моих компаньонов.

— Молчание есть добродетель. Тебе бы следовало у них поучиться.

Артанна подняла глаза и уставилась на одного из четырех гвардейцев, охранявших выход из ее покоев. Двое по обыкновению стояли снаружи, еще пара неусыпно дежурила внутри. За все дни, что Артанна пребывала в их обществе, они не обменялись с ней ни словом.

Не очень-то и хотелось.

Когда взгляд Артанны вернулся к Заливару, тот уже покинул кресло и был занят приведением своей одежды в порядок — тщательно разглаживал полы мантии зачем-то протер и без того сверкавшую пряжку пояса.

— Уходишь? — удивленно спросила наемница. Вопреки обыкновению проводить в компании Артанны довольно продолжительное время сегодня Данш избавил ее от своего общества поразительно быстро.

— Много дел, — лаконично ответил советник, забирая со стола мешок с камнями. — Возможно, я вернусь вечером, если будет время.

Артанна равнодушно пожала плечами.

— Тогда распорядись подать мне еще воды и курева, — попросила она и добавила, уже обращаясь к спине Шано, — И книги! Не забудь драные книги!

— Вилиша принесет, — через плечо бросил Заливар. — В знак моей доброй воли. Но ты начинаешь перегибать палку и дерзить, а я этого не люблю. Помни, что на площади остались свободные копья.

Когда дверь за спиной советника закрылась, наемница вскочила и нервно прошагала к окну. Пейзаж не менялся уже несколько дней: рваные облака на высоком небе, утыканное шпилями Святилище и головы ее братьев по оружию, которые, как Артанна была уверена, Заливар намеренно показывал ей, дабы она поскорее смирилась со своей участью.

Но чем дольше Сотница смотрела на них, тем ярче в ее душе разгоралась жажда мести.


Миссолен.


Демос рассеянно следил за руками жены, порхавшими вокруг арфы, как две неугомонные птицы. Оторвавшись от идиллической картины, он сосредоточил взгляд на свече — белобокая великанша роняла прозрачные слезы, скованная медными лапами ветвистого подсвечника.

«Здесь должна быть логика. Не может же мой дар зависеть от настроения, как у какой-нибудь капризной девицы!»

Он сконцентрировался на пламени, вспоминая события, вытащившие его колдовскую силу на свободу. Демос пытался вызвать в себе гнев, ярость или любую похожую по силе эмоцию. Пламя лишь пару раз дрогнуло, но не вспыхнуло, как хотелось канцлеру.

«Что я упускаю? Знать бы, с какого конца взяться за познание этого явления».

Демос внимательнее уставился на дрожащий огонек, отвлекшись от прекрасной музыки, лившейся из-под пальцев Виттории.

«Только ты и я, проклятая свечка. Ну давай, не заставляй меня нервничать. Просто вспыхни поярче».

Глаза заслезились, но Демос не позволял себе моргать, обратив все внимание на пламя. Виттория затянула песню, но он не слышал ни ее голоса, ни мелодии, ни стука собственного сердца. Канцлер не заметил, как изо всех сил сжал кулаки.

«Сейчас!»

Не отводя взгляда от огонька и не отдавая себе отчета о том, что делал, он резко раскрыл одну ладонь. Пламя вспыхнуло и вытянулось, словно пущенная в небо стрела.

«Так вот как оно работает!»

Демос откинулся на спинку дивана, продолжая держать ладонь раскрытой и не сводя глаз со свечи: огонь все еще тянулся к потолку, озаряя угол комнаты ярким светом.

«Так-то лучше».

Лишенная мизинца и все еще перебинтованная ладонь Виттории вновь пробежалась по струнам, а затем божественной красоты мелодия была прервана ужасающе фальшивой нотой.

— Дерьмо! — вскрикнула Виттория и вскочила с места. — Я не могу играть этот этюд девятью пальцами! Не успеваю.

Демос удивленно моргнул и молниеносно сжал ладонь в кулак. Пламя тут же потухло.

«Значит, все-таки дело не в настроении, а в концентрации. Пожалуй, я еще смогу научиться паре фокусов. Если успею».

Канцлер отвлекся и перевел взгляд на обеспокоенную жену.

— Если хочешь, я прикажу придворным музыкантам написать этюд для девяти пальцев, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал мягко.

Виттория фыркнула и принялась нервно кружить по комнате, заламывая беспалую руку.

— Я разучивала его два года! Сочинения Джевалли никому не даются просто, и семья настояла, чтобы меня обучал сам маэстро. Несносный старик с манией величия! — и все равно на губах гацонки играла легкая улыбка, когда она предавалась воспоминаниям. — Но я днями напролет оттачивала игру до совершенства и так гордилась успехами, когда он наконец-то снизошел до похвалы. А теперь…

«А теперь ты больше не можешь делать то, в чем была хороша. Так же у меня было с фехтованием и верховой ездой. Чертово падение превратило ловкого молодого человека в неуклюжую развалину, вынужденную гадать, не заболит ли в следующее мгновение старая рана. И отголоски этой травмы я чувствую постоянно. Интересно, если я попрошу тебя попытаться исцелить мою ногу, ты согласишься? Но стоит ли растрачивать твой бесценный дар на такие пустяки? Зато теперь я начал понимать, отчего его величество Энриге так резко сдал. Отправив дочь-целительницу прочь из Турфало, он обрек себя на медленную смерть. Чего не сделаешь ради детей…»

Канцлер, поморщившись от боли в колене, покинул кресло и подошел к расстроенной супруге.

— Зато ты все еще можешь петь, — он бережно взял ее руки в свои. — Насколько я помню, голосом ты владеешь не хуже, чем арфой.

— И все равно мне обидно. Обидно! — пылко ответила гацонка и отвернулась. — Столько времени потрачено впустую.

«Но ты жива. Все еще жива».

Демос слабо сжал здоровую ладонь жены.

— Я не Джевалли и вряд ли могу в полной мере оценить твое мастерство. Но мне нравится твоя игра, даже сейчас. Не останавливайся, найди более простые произведения. Напиши их сама, наконец! Но не прекращай играть, прошу.

— Конечно, я что-нибудь придумаю, — Виттория смахнула одинокую слезу, вздохнула и опустилась на кушетку. Канцлер расположился рядом с ней. — Сейчас все равно не до этого. Удалось узнать, кто стоял за покушением в приюте?

«Если бы все было так просто».

Демос задумчиво крутил в руках набалдашник трости, размышляя, строит ли делиться с Витторией всеми догадками.

— Ничего конкретного, — уклончиво сказал он. — Определенно, это был очень дерзкий шаг. Шаг отчаяния. Тот, кто решился на него, не видел иного выхода, хотя знал, что покушается на жизнь будущего императора.

Гацонка подняла голову и внимательно посмотрела на супруга:

— Кому именно ты можешь мешать?

— Проще сказать, кому я не мешаю, — усмехнулся Демос.

— Первый, кто приходит в голову — Умбердо.

— Многое в этой истории указывает на него. Например, яд, которым были снабжены убийцы. Я проверил твое предположение — некоторые наемные гильдии в Гацоне действительно переняли этот прием у эннийцев. Здравая и дальновидная предосторожность. Но почему твой брат покушался на меня, если угрозу для него представляешь ты?

Виттория пожала плечами.

— Меня это тоже удивило. Я была там и видела все своими глазами… Меня удерживали, но не имели намерения причинить вред. Либо же собирались сделать это после того, как расправятся с тобой.

— На месте Умбердо я бы начал с тебя. Значит, целью все же был я.

— Значит, кто-то очень не хочет видеть тебя на троне. Очень не хочет.

— Половина империи, если не больше! — воскликнул Деватон. — Волдхард считает меня смертельным врагом и обвиняет в покушении на жизнь своей латанийской возлюбленной.

«И я опять-таки не знаю, кто в тот раз меня подставил. Нет ли связи между этими событиями?»

— Думаешь, лорд Грегор мог пойти на это?

— Король Грегор, — ехидно уточнил Демос и отвесил шутливый поклон. — Он отрекся от церкви и Криасморского договора, а в довершение ко всему послал подальше всех несогласных. Есть ли на свете еще что-нибудь, чего он не сможет сделать? И если я смог раскинуть шпионскую сеть в Хайлигланде, что мешает ему иметь своих людей в Миссолене?

Виттория неуверенно кивнула.

— Резонно. И все же это совершенно не похоже на Грегора Волдхарда. Я несколько раз встречалась с ним, хорошо знакома с его сестрой Рейнхильдой — даже несколько лет переписывалась с ней и знаю, о чем говорю. Грегор привык решать любые конфликты открыто: даже если бы он подослал к тебе убийц, они бы сказали, от чьего имени действуют. Для такого, как Волдхард, важно заставить людей знать, за что они расплачиваются. То была бы истинная казнь, а не подлое покушение.

— Если убийцы были наемниками из какой-нибудь гильдии, коих в Гацоне и вольных городах в избытке, этой формальностью люди могли и пренебречь. Но это точно не Рех Герифас — отметин эннийских мастеров на трупах не было.

— Тогда остается Эклузум или кто-то другой, — заключила гацонка.

«Этот вывод и вправду напрашивается сам собой. А ты соображаешь, дорогая. Все чаще в этом убеждаюсь».

— Но зачем Эклузуму покушаться на меня, если спустя некоторое время люди от Ладария пришли ко мне за теми таинственными документами? С их стороны было бы логичнее сначала вытащить из меня все тайны и уж затем заставить замолчать навеки.

— А эти документы действительно существуют?

— Если они и есть, то уж точно не у меня, — и глазом не моргнув, солгал канцлер.

«Я хочу доверять тебе, очень хочу. Ты спасла мою жизнь, окружила заботой, не даешь повода сомневаться в своей преданности. Но я не могу вовлекать тебя в игру, правил которой сам не понимаю до конца».

— Тогда я теряюсь в догадках, — сдалась Виттория. — Одно ясно: покушение организовал некто, знавший, что ты отправишься в приют.

— Заполучить мой распорядок не составит труда. Канцелярия, прислуга — все в той или иной мере были осведомлены о моих планах.

«Ихраз божится, что никому не говорил. И на этот раз я ему верю. Но были и другие — от домочадцев до секретарей. У меня не хватит времени, чтобы проверить всех».

— И этот загадочный недоброжелатель пытался придать своему преступлению гацонский стиль. Значит, он должен был хоть немного понимать характер игры, затеянной между нами и Умбердо, — рассуждала Виттория. — Он знал о мотивах моего брата.

— Каждый, у кого есть мозги, может это понять.

— И много ли башковитых людей в империи? — съязвила супруга.

«Ха! Ты да я, да еще куча амбициозных сволочей».

— Быть может, кто-то из наследников дальней очереди, — предположил Демос. — Я не знаю, дорогая. Пока не знаю. Покушение было неудачным, и, судя по тому, что наш убийца затаился, он струсил либо ожидает более подходящего момента для повторного удара. В любом случае, ему было важно устранить меня до коронации. Не получилось, — он недобро оскалился. — И уже не получится.

Виттория хмыкнула.

— Проще заставить Ули течь вспять, чем добраться до тебя сейчас, — сказала она. — Сколько легионов ты пригнал в Миссолен?

Демос позволил себе короткий смешок.

— Всего один — в общей сложности. Но этого более чем достаточно, потому что теперь меня охраняют бельтерианцы. У этих людей есть причины защищать меня.

— Не все вассалы преданы своим сюзеренам, — в голосе Виттории канцлер отчетливо уловил сомнение.

«Разумеется. Но я сделал слишком много для армии Бельтеры, чтобы они так быстро об этом забыли. И я убедился, что они все еще благодарны».

— Осталось потерпеть всего ничего, — добавил Демос. — Коронация состоится через неделю. Это будет очень странное действо, но я твердо намерен пережить его, и потому здесь будет столько солдат и столько людей из моей личной Амеллонской гвардии, сколько потребуется.

«Полагаю, значительное численное превосходство убедит Эклузум сидеть смирно. Но что-то подсказывает, что Ладарий не сдастся просто так. И я хочу знать, к чему готовиться».

— Ихраз! — гаркнул канцлер.

Голова телохранителя протиснулась в приоткрытую дверь:

— Чем могу служить?

«Он, определенно, стал шелковым».

— Пойдем со мной, — приказал Демос, поспешно покидая кресло. — Мне понадобится твоя помощь.

Виттория обратила взор на супруга:

— Будут распоряжения для меня?

«Держаться подальше от моих грязных делишек?»

— Этюд для девяти пальцев, дорогая. Я буду рад его услышать.

* * *

После прощания с Лахель Ихраз окончательно переменился. Он сам нес ее на погребальный костер, завернутую в белый саван, умиротворенную и пугающе прекрасную, и сжег на высоком холме далеко за стенами Миссолена под лучами багрового закатного солнца. Никого, кроме безутешного брата и Демоса, на этой скромной церемонии не было. Прах похоронили под фруктовым деревом, ветви которого облюбовали маленькие певчие птицы. Ей должно было понравиться такое место, но разве теперь это имело значение?

Не было ни слез, ни долгих речей, ни погребальных песен. Ихраз и Демос едва ли перекинулись парой фраз, пока отправляли Лахель в последний путь. Нечего было говорить. И не о чем. Единственное, что они могли для нее сделать — заставить заплатить виновного.

Именно над этим сейчас работал канцлер.

— В Эклузуме все еще доверяют тебе? — спросил Демос, шагая по узкому коридору.

— Возможно, — кивнул энниец. — Ведь успех той затеи зависел не от меня, и меня им обвинить не в чем.

Демос наградил его скупой улыбкой.

— Очень хорошо, — удовлетворенно сказал он. — Мне нужно, чтобы так было и впредь. Узнай, чем ты можешь быть полезен церковникам.

— Что мне сказать о вас?

— Что я всецело поглощен подготовкой к предстоящей коронации, очевидно. Выведай их планы и доложи мне. Важна любая информация.

— Сделаю, что смогу.

Трость Демоса перегородила Ихразу дорогу, и энниец удивленно развернулся.

— Меня не устраивает такой ответ, — прошипел канцлер, приблизившись к слуге. — Слишком многое поставлено на карту, демон тебя сожри! Прыгни выше головы, наобещай с три короба, пытай и убивай, но принеси мне сведения о планах Ладария и его псов из Коллегии. Только так ты сможешь отомстить за Лахель. Только так.

С усилием отогнав болезненные воспоминания, Ихраз лишь коротко кивнул.

— Я не разочарую вас, господин.

«Смею надеяться».

— Я дал тебе второй шанс, — сказал Деватон, убирая трость. — Третьего не будет.

— Знаю.

Возле лестницы, спускавшейся к подвалам, канцлер отпустил Ихраза.

— У тебя есть дела поважнее. К ночи я жду новостей. Не опаздывай.

Энниец спешно покинул господина, скрывшись в закоулках извилистого коридора.


Рантай-Толл.


Джерт нетерпеливо барабанил пальцами по рукояти ятагана, прислонившись к стене. Спину приятно грели камни — раскаленная неумолимым дневным солнцем кладка остывала очень медленно.

— Долго нам его ждать?

— Ее, — уточнил Хариз. — Она придет.

Энниец удивленно взглянул на товарища.

— Ее… Что ж, тогда это все объясняет.

— Она придет, — раздраженно повторил наблюдатель. — Обещала.

Медяк высунулся из-за угла, напряженно всматриваясь в сторону дороги, и не увидел ничего нового, кроме оранжевой пелены, брошенной на местность клонившимся к закату небесным светилом. Условленное место встречи находилось за крепостной стеной в живописных древних руинах, сплошь облепленных ворсистым мхом. По подсчетам Джерта, они с Харизом прождали уже около часа.

— Кто она? — наконец отлипнув от стены, спросил Медяк.

— Служанка в доме Данша. Ей можно доверять.

— Ты уже говорил это. Мне интересно, с чего ты решил, что она нас не подведет.

Хариз достал курительные принадлежности и неторопливо раскурил трубку.

— У Вилиши давние счеты с Заливаром, — поведал он. — Шано Данш известен безумной приверженностью древним традициям. Еще в юности он понабирал себе в эскорт самых здоровых парней, лишил их языков и оскопил. Да, такое здесь раньше было в порядке вещей. Одним из везунчиков оказался сын Вилиши. Единственный сын. Сам знаешь — вагранийцы плодовитостью не отличаются. Видать, то плата за длинную жизнь.

Это вполне объясняло мотив шпионки Хариза, но спокойствия не внушало.

— Ну я бы тоже на ее месте разозлился, — кивнул Медяк. — А что сыночек?

— Несмотря на то, что сделал с ним Заливар, он предан ему как пес. Служба в личной охране советников считается престижным делом. Статус, поддержка семьи, содержание на старости лет… Немногие могут похвастаться такой заботой.

Плечи Джерта напряглись. Лишние помехи в этом деле были не нужны, а сын Вилиши мог их создать. Ибо фанатики любого сорта, что плюют даже на кровные узы, обычно становятся источниками неприятностей.

— Это выльется в проблему?

— Нет, — заверил наблюдатель. — Сегодня сан Вилиши сопровождает советника на заседание в Валг дун Шано. И ты должен управиться до их возвращения.

— С каждой минутой промедления шансы уменьшаются. Ты же объяснил ей, что мы затеяли все это не ради мести?

Хариз выдавил слабую улыбку:

— Она прекрасно осознает, что до Заливара ей самой не добраться — слишком велик риск. Жить-то хочет. Но, как Вилиша меня заверила, ей важно по-крупному насолить Даншу. Лучше всего — отнять что-то дорогое. А судя по тому, что Заливар носится с твоей Артанной, как продавец антиквариата с древнеимперским манускриптом, наша маленькая диверсия может здорово порадовать Вилишу. «Бабья месть хуже пожара» — так ведь говорят? А вагранийцы и без того по своей природе крайне мстительные создания. Так что да, у меня есть основания доверять Вилише, поскольку она больше, чем кто-либо заинтересована в успехе твоей затеи.

Джерт присел на гору камней рядом с Харизом и жестом попросил трубку. Небо постепенно окрашивалось в кроваво-оранжевую гамму, тени зловеще вытягивались и наползали на двоих эннийцев.

— Если информация, что ты получил из имения Данша правдива, навредим мы ему изрядно, — задумчиво проговорил Медяк. — И все же…

— Я знаю Вилишу много лет, — хмуро отрезал наблюдатель. — Она не подведет, я могу за это поручиться. Лучшего варианта все равно нет, согласись. Ты поставил мне такие сроки, что я был вынужден подвергнуть риску своего информатора. Знаешь, как долго я искал подходящего человека в имении Данша? Если она хоть как-то выдаст себя…

Медяк поднялся и принялся ходить туда-сюда, мрачно уставившись себе под ноги. Напряжение давало о себе знать. За последние несколько суток ему практически не удавалось заснуть — подготовка дерзкого и отчасти безумного проникновения в дом Заливара окончательно измотала Джерта. Более всего он бесился оттого, что план был насквозь дырявым и зависел от кучи других людей, в то время как он привык полагаться лишь на себя. Во всей этой затее Медяк мог рассчитывать только на Хариза, но понятия не имел, насколько люди наблюдателя были ему верны. Подлый голосок паранойи подвергал сомнению даже преданность старого друга, и это окончательно лишало покоя.

— Я понимаю, как ты рискуешь ради этого дела, — тихо проговорил Джерт. — Все это вообще не должно было стать твоей проблемой, и я не привлек бы тебя, имей я другой выход. Но вариантов у меня нет, и я благодарен за все, что ты сделал. Постараюсь сработать тихо и аккуратно.

Хариз насмешливо фыркнул.

— Тихо уж точно не получится. Шуго со своими ребятами повеселится там на славу.

Согласно плану, помощнику Хариза надлежало устроить серьезный пожар в здании. Джерт считал такой подход чрезмерно драматичным и неуправляемым, однако согласился с тем, что огонь мог стать прекрасным отвлекающим маневром.

— Я не прочь понаблюдать, как полыхает имение Дома Данш, — сказал Медяк. — Жаль, не будет возможности в полной мере насладиться картиной.

— Столп огня под кровавым небом? Надеюсь, это произведет незабываемое впечатление на Шано, — раздался низкий женский голос из-за деревьев.

Хариз резко обернулся и увидел, что Джерт уже стоял с обнаженным ятаганом подле женщины. Вагранийка уступала ростом Артанне и сложена была крепче. Седые косы женщины доставали почти до икр, давая исчерпывающее представление о ее возрасте. Впрочем, лицо все еще сохраняло остатки молодости и вполне могло казаться привлекательным. На вагранийский вкус.

— Здравствуй, сапожник, — негромко поприветствовала она.

Хариз коротко кивнул:

— Вилиша.

Джерт вернул ятаган в ножны, и вагранийка обернулась к эннийцу, оценивающе оглядев того с ног до головы:

— Так, значит, это ты пришел по душу девицы из Дома Толл.

— Насчет девицы я не уверен, — хмыкнул Медяк.

— Лично проверял? Мужа нет — значит, девица, — отрезала Вилиша. — А сдюжишь ли ты один против четырех стражников? И это лишь в покоях.

— На моих глазах он расправлялся и с большим количеством противников, — ответил Хариз, покосившись на товарища.

— К вашей Артанне тоже не пней неповоротливых приставили.

— И все же я справлюсь, — заверил Джерт. — Если ты мне поможешь.

Вагранийка нахмурилась и сбросила с плеча сумку:

— Переодевайся. С рожей твоей делать что-либо бесполезно — она, хоть сажей покрась, все равно выдаст в тебе имперца. И проклятые волосы, у нас с такими не рождаются. Но если будешь помалкивать и делать все, как я скажу, пройдем спокойно.

— Каким образом?

— Шано посадил девицу Толл под замок в восточном крыле, видать, чтобы она лишний раз не мозолила домочадцам глаза. Он держит ее присутствие в тайне: к ней допущены только стража, я и еще один слуга — Мосеш. С ним я разобралась.

Такое объяснение Джерта не удовлетворило.

— Как? — спросил он, не отводя взгляда от светлых глаз Вилиши.

— Мосеш — любитель выпить, хотя и скрывает эту привычку от господина, — пояснила она. — У меня была приготовлена для него бутылка с сонным порошком. Собственно, он уже к ней приложился и сейчас дрыхнет без задних ног в месте, где его найдут нескоро. Если найдут.

— Хорошо, — кивнул Медяк. — Как ты проведешь меня внутрь?

— Оденешься Мосешем. Это его одежды, — вагранийка пнула носком сапога сумку, приглашая Джерта поторопиться. — Будешь молчать и изредка покашливать — Мосеш простужен. Мы войдем с черного хода, со стороны кухни — там проще проскочить. По дороге сюда я припрятала пару корзин: мы заберем их и войдем во двор, притворившись, что были на рынке. Затем я подам знак твоим ребяткам, — Вилиша обернулась к Харизу. — Шуго вместе с помощниками уже там, все приготовили и ждут отмашки. Крепкие парни, мне понравились. Как только мы с рыженьким окажемся в восточном крыле, у челяди появится новая забота.

— Пожар.

— Он самый, — не без удовольствия подтвердила вагранийка. — Восточное крыло пустынно, а после того, как дом начнет гореть, людей там и вовсе не останется. Кроме стражи, понятное дело. Двое стоят с внешней стороны дверей, двое внутри.

— Не проблема, — ответил Джерт.

Он почти закончил натягивать уже знакомую ему одежду — длинную темно-синюю тунику, перехваченную широким тканым поясом. Поверх этого требовалось надеть накидку с капюшоном — такая уже спасла его в день, когда Артанну схватили. В складках этой хламиды можно было с успехом спрятать оружие: в карманы влезли затейливые порошки и ключи от подземного хода, столь любезно предоставленные Гуташем. Однако одежда оказалась на удивление жаркой.

— Как вы в этом не преете? — недовольно поморщившись, спросил Джерт.

— Экий неженка, — Вилиша наградила его презрительным взглядом. — Ты же энниец. У вас там еще жарче.

— Но не так влажно. В Эннии всегда сухо, а здесь дождь льет по три раза на дню. Мерзкий климат.

— Хватит ныть, — вагранийка тщательно расправила складки одеяния Медяка, скрывая оружие, и надвинула капюшон едва ли не до самого подбородка. — Почти одного роста с Мосешем, это хорошо. И поджарый, без пуза. Похож, — одобрила она. — Только голову наклоняй пониже, когда будем проходить мимо стражи. И, прошу тебя, молчи. Акцент выдает тебя с потрохами.

— Буду хранить безмолвие. Как долго нам добираться?

— Часа два, если сильно не повезет.

Джерт тут же принялся прикидывать время и расстояние:

— Плюс дорога обратно. По тоннелю…

— Я не ходила той дорогой — ключей у меня не было. Но, раз она выходит на поверхность уже за городом, то пробираться вам примерно столько же. Если не будете ранены.

Джерт обернулся к Харизу.

— Я буду ждать вас там, — напомнил наблюдатель. — Место уже расчищено, за ним приглядывают мои люди. Сюрпризов не будет.

Это радовало. Меньше всего Медяку были нужны сюрпризы еще и под конец этого дельца.

— Спасибо. И еще, — Медяк пожал руку старого друга и, наклонившись, прошептал ему на ухо, — если к полуночи я не появлюсь, сматывайся оттуда. Если не появлюсь до утра, забирай семью и уезжай из города. Не рискуй.

Хариз коротко кивнул.

— Я понял тебя. Удачи, Симуз.

И снова настоящее имя хлестнуло Джерта, как плеть. Воспоминания, что он прятал как можно дальше от себя и других, нахлынули угрожающе сильным потоком. Имя, данное ему людьми, давно покинувшими этот мир, всегда ему не нравилось. А воспоминания, связанные с ним, еще меньше.

— И тебе, — ответил Медяк и обернулся к Вилише. — Я готов.

— Давно пора, — буркнула вагранийка и надвинула свой капюшон на нос. — Шевелись, дружок. Настало время немного пошалить.

* * *

Ожидая спутницу, Джерт выбрал самый темный угол и вжался в стену, надвинув капюшон накидки до самого подбородка. Подавая условный сигнал Шуго, Вилиша использовала выражения, заставившие эннийца восхищенно заслушаться — столько отборных и ярких вагранийских ругательств он не слышал никогда. Что именно заставило его проводницу выбрать столь изощренный способ оповещения, он не знал, однако со стороны это выглядело как рядовая перебранка языкастых слуг.

Пока все шло гладко. Стражники равнодушно заглянули в заранее приготовленные Вилишей корзины с овощами и пропустили путников без лишних вопросов. Имение Дома Данш при дневном свете еще больше походило на настоящую крепость — мощные каменные стены шириной в три широких шага, воротные башни, собственная казарма для личной охраны Заливара. Не дом — истинный форт. Десятки слуг сновали туда-сюда по просторному внутреннему двору, обмениваясь короткими приветствиями и передавая указания. Здесь же был Шуго — рубил дрова и выжидал.

Вагранийка провела эннийца мимо стены и грубо затолкала в одну из тенистых каменных ниш. Велев ему ждать, она отправилась подавать знак сообщникам. Стараясь не привлекать к себе внимания, Медяк озирался по сторонам, восстанавливая в памяти план здания. Во время последнего визита в дом Заливара ему здорово повезло легко выбраться, но Джерт не надеялся, что судьба расщедрится на второй подобный подарок.

— За мной, — внезапно появившись, скомандовала Вилиша. — Парни скоро начнут. Времени мало.

Медяк молча кивнул и последовал за служанкой на кухню забрать ужин для Артанны. Если все пройдет гладко, Сотнице предстояло некоторое время поголодать. Отчасти Джерту было жаль переводить продукты: судя по содержимому подноса, Артанну кормили почти по-королевски.

Такого поворота он не ожидал. Информаторы Хариза докладывали, что наемницу перевели из подземелья в более комфортные апартаменты, говорили они и о том, что относились к ней с заботой. Но никто так и не смог объяснить, почему.

— Неплохое меню, — Джерт принюхался и сглотнул слюну. — В последний раз я ел что-то подобное аж с полгода назад.

Вилиша быстро обернулась и раздраженно зашипела.

— Я же говорила тебе молчать! Быстрее, у нас мало времени.

Сориентироваться в столь горячо любимых вагранийцами лабиринтах узких ходов представлялось непростой задачей. Каждая лестница казалась одновременно знакомой и новой, а серые каменные коридоры, по которым, гремя посудой, торопливо шагали заговорщики, сбивали с толку абсолютным сходством друг с другом. Чтобы разобраться в хитросплетениях многочисленных ходов, требовалась подробная карта либо толковый проводник. Вилиша, несомненно, была настоящим подарком — озлобленная мстительная женщина, знавшая каждый угол имения. Пока что она прекрасно справлялась со своей задачей, безошибочно выбирая нужную развилку. Джерт мог только приблизительно прикидывать направление, в котором они двигались, и это его раздражало.

Ибо по опыту он знал: чем меньше конкретики в деле, тем больше шансов нарваться на неприятности. Карта, что ему удалось нарисовать со слов людей Хариза, не могла в полной мере утолить его любопытство. Оставалось надеяться только на Вилишу.

Впрочем, пока ему снова везло. Они с вагранийкой споро преодолели лабиринт первого этажа и поднялись на второй. Здесь, как припоминал Медяк, располагалась небольшая домашняя библиотека Заливара.

— Не сюда, — одернула Джерта вагранийка. — Выше.

То, что Артанну разместили на самом верху, усложняло задачу: путешествие от покоев узницы до подземного хода грозило затянуться, и по пути беглецы рисковали нарваться на толпу обезумевших от ужаса слуг или, что хуже, отряд гвардейцев. Впрочем, менять план было поздно, и Джерт молча шевелил ногами, намереваясь поскорее довести начатое до конца.

Когда они одолели последний лестничный пролет, Вилиша толкнула Медяка к стене и аккуратно выглянула из-за угла.

— Двое, как обычно, — прошептала она. — Вооружены.

— Мечами?

— Нет, остроумием! Я думала, ты знаешь, с кем имеешь дело.

Джерту хватило лишь мгновения, чтобы оценить ситуацию. Двое скучающих гвардейцев не должны были стать проблемой, но кто знал, какие распоряжения отдал охране Данш на случай, если за Артанной придут незваные гости? Следовало убрать эту парочку максимально тихо, чтобы ни один из них не смог позвать на помощь.

— Сможешь отвлечь хотя бы одного? — спросил энниец.

— Да я и обоих смогу, — вагранийка ухмыльнулась и крепче перехватила поднос. — Но ненадолго.

— Надолго и не нужно.

Джерт поправил свой балахон так, чтобы можно было быстро извлечь ятаган, но в коридоре он бы не пригодился. Куда больше толку было от кинжала, спрятанного в рукаве, и «лунного песка». Он положил в рот щепотку порошка и сделал глоток из кувшина с изрядно разбавленным вином.

— Шевелись, — поторапливала служанка.

Джерт знаком велел подождать. Когда «лунный песок» подействовал, он кивнул:

— Теперь иди. Отвлеки стоящего слева от дверей и постарайся закрыть ему обзор.

Вилиша кивнула и двинулась по направлению к стражникам. Джерт напряженно смотрел ей вслед, собирая последние остатки воли, чтобы отвести глаза второму гвардейцу. Он не любил работать в паре с кем-либо, но его случайная сообщница пока не доставила ни единой проблемы.

— Вилиша! — поприветствовал тот, что стоял слева. Шлема на нем не было, это облегчало Медяку задачу. Коротко стриженные седые волосы растрепались, и мужчина, подтянувшись, пригладил их пятерней. — Что-то ты сегодня позже обычного.

— Да все Мосеш, чтоб ему провалиться, — проворчала женщина. — Сказала ему взять кувшин разбавленного вина для гостьи, а он забыл. Ну или говорит, что забыл, а сам выпил. Ты же его знаешь…

— Вот оно что, — протянул стражник. — Ну если он тебя обижает или перед господином в дурном свете выставит, ты скажи. Мы с ним поговорим.

— Спасибо, цветик, — Вилиша кивнула на дверь. — Сегодня шумела?

— Нет, — ответил второй гвардеец. — Вроде читает.

Краем глаза вагранийка заметила тень: Джерт осторожно покинул укрытие и медленно приближался к гвардейцам.

— Ясно, — продолжала заговаривать зубы Вилиша. — Помогите-ка мне, ребятки. Ест эта девка за троих, а тощая, как жердь.

— Не в коня корм, — коротко хохотнул стражник и взял поднос с ужином. Женщина принялась копаться в складках платья и наконец вытянула длинную цепь с ключами.

— Ох, проклятье! — ключница грохнулась на пол, звякнув металлом о камень. — Сегодня все из рук валится. Погодите-ка.

Вилиша присела ровно в тот момент, когда в шею гвардейца вошел нож Джерта — по самую рукоять. Женщина вырвала поднос из рук начавшего сползать на пол стражника и аккуратно поставила еду у двери. Энниец подхватил истекавшего кровью вагранийца и бережно опустил на пол. Второй охранник, до этого отрешенно изучавший узор противоположной стены под воздействием маленького колдовства Медяка, наконец, все же обернулся, но не успел даже рта открыть — острие кинжала с пугающей точностью вонзилось прямо в глазницу стражника. Вилиша, покачав головой, опустила второе тело на пол.

— Недурно, — тихо сказала она, равнодушно взирая на результаты сражения, что закончилось, не успев начаться.

Энниец наспех спрятал тела в соседних дверных проемах и забрал меч одного из стражников. Он спрятал клинок под накидкой, полагая, что и Артанна, возможно, тоже захочет размять кости. По крайней мере, на ее месте Джерт непременно бы воспользовался случаем.

— Я же говорил тебе, что справлюсь, — прошелестел Медяк. — А ты не верила. Открывай дверь.

— Колдун, значит?

— Скорее, фокусник. Помнишь, о чем мы договаривались?

— Да.

Вилиша хмыкнула, медленно заворочала ключом в замке, после чего подняла поднос и стрела пальцем следы крови, попавшей на столовые приборы.

— Помоги, — попросила она, и Джерт открыл дверь, пропуская вагранийку вперед.

* * *

Артанна развалилась поперек кресла, куря трубку и болтая ногами в воздухе. На столе возле нее стоял уже опустошенный графин из-под воды с каплей молодого розового вина — на большее уговорить Заливара не получилось, рядом лежала раскрытая книга. Сотница лениво повернула голову к вошедшей Вилише, прищурила глаза и выпустила ровное кольцо дыма.

— Скажи, что ты принесла выпить.

— Кое-что получше, девочка, — оскалилась служанка. — Тебе понравится.

— Мне нравится, что ты не Мосеш. Он смердит.

Когда гвардейцы расступились, разрешая Вилише пройти в комнату, та фыркнула:

— Мосеш такой же пьяница, как и ты.

— Именно поэтому он мне не по душе, — пожала плечами Сотница. — Не терплю соперников.

Наемница безотрывно глядела на вагранийку, как раз демонстрировавшую безмолвным гвардейцам ужин, и вздрогнула, когда Вилиша резко подняла руки и что было силы ударила одного из них подносом.

— Сейчас! — скомандовала служанка.

За спиной Вилиши мелькнула тень.

— Что за… — Артанна вскочила, швырнув трубку на стол.

Гвардеец, получивший в лицо горячей миской с тушеной бараниной, тихо взвыл и инстинктивно поднял руки к глазам. Он ничего не видел — все залепила густая ароматная жижа. Второй стражник схватился за меч и развернулся к служанке, но был сбит с ног тенью, теперь, как разглядела наемница, приобретшей форму человека. Что-то неприятно хрустнуло, раздался глухой стон.

Кем бы он ни был, двигался этот незваный гость с поистине демонической быстротой.

Неужели это ее шанс? Времени на раздумья не оставалось, кровь кипела от ярости, подначиваемая не угасавшей все эти дни жаждой мести. Артанна понимала одно — как бы ни повернулось дело дальше, бездействовать она не сможет и не простит себе, если не воспользуется моментом.

Пока незнакомец разбирался со вторым гвардейцем, а Вилиша встала в дверях на страже, Артанна подбежала к первому, выхватила из его ножен меч, толкнула ногой, заставляя потерять равновесие. Тяжелое тело бухнулось на спину, одной рукой он попытался нашарить нож на поясе, но наемница с плохо скрываемым удовольствием наступила на его ладонь. Стражник открыл безъязыкий рот, мыча, вытянул шею, попытался встать, кривя испачканное лицо. Здоровой рукой он схватил Артанну за ногу и резко потянул на себя. Наемница взвизгнула, выронила меч и рухнула на гвардейца, беспомощно скользя сапогами по грязному полу. Она неловко отшатнулась от удара — кулак пролетел совсем рядом с ее щекой — и попыталась дотянуться до рукояти меча.

Это было ошибкой. Лишь на миг отвлекшись от стражника на оружие, она пропустила удар. Закованный в тяжелую перчатку кулак с хрустом треснул ее по лицу.

— Ах! — Артанна отлетела назад, рот наполнился солоноватой кровью. Что-то они зачастили с мордобоем, раз вкус металла на языке уже казался ей привычным. Стражник попытался встать, наемница тряхнула головой, подхватила меч и бросилась на противника. На ее счастье, подняться он так и не успел. Наоборот, даже помог ей, двигаясь навстречу собственному оружию. Ругнувшись, Сотница вложила всю оставшуюся силу в один удар. Меч вошел тяжело, но все же протиснулся в сочленения окованного пластинами нагрудника. Стражник дернулся, округлил глаза — с его ресниц все еще капал ароматный соус, дрыгнул ногами и наконец рухнул обратно на пол. Ослабевшая рука звучно шлепнулась в остатки баранины.

Артанна тяжело поднялась, вытащила клинок из раны, по привычке вытерла о скатерть стола. И застыла, когда незнакомец снял капюшон накидки.

— Твою ж мать, — выдохнула она. — Какого…

Джерт обнажил ряд белоснежных зубов в улыбке.

— Привет, командир. А я за тобой.

Наемница ошарашенно озиралась по сторонам, пытаясь переварить увиденное.

— Как…

— Я помогла, — Вилиша протиснулась в дверной проем. — Слышите? Началось. Нужно идти.

Медяк подошел к окну. Ветер принес запах гари, с западной стороны доносились крики. Имение полыхало — для надежности поджог устроили в нескольких местах.

— Шуго справился. И, полагаю, они с ребятами уже на пути к дому, — кивнул энниец и обернулся к Артанне. — Нам стоит последовать их примеру немедленно, сюда уже должны бежать гвардейцы.

К ногам наемницы упал сверток с одеждой.

— Немного скрытности все же не помешает, — заметила Вилиша.

— Торопись, командир.

Сотница застыла, невольно бросив взгляд в окно, на площадь, где, милостью Данша, жирные мухи откладывали яйца в глазницах ее товарищей. Уходить сейчас означало оставить бойцов неотмщенным. Сделать жертву, принесенную ими, совершенно бессмысленной. Обесценить их жизни. Оставить камень, который она поклялась беречь, Заливару — и тогда открытие той проклятой двери становилось лишь вопросом времени. Фхетуш встречались редко, но этот дар не был уникальным, и наемница не сомневалась, что рано или поздно советник непременно найдет ей замену. Он слишком многое поставил на карту, чтобы отступиться.

И если она трусливо сбежит сейчас, то уже точно не сможет помешать его планам.

— Чего ты ждешь? — нетерпеливо рыкнул Медяк и схватил Артанну за руку. — Нужно идти!

Наемница вцепилась эннийцу в плечо.

— Нельзя! У Заливара камень из моего браслета. Камень! Его нельзя оставлять!

— К демонам камень! — рявкнул Джерт. — Нет времени. Нас либо перебьют, либо мы сгорим здесь к чертовой матери! Идем!

Хватка Артанны ослабла, женщина покачнулась и едва не рухнула на колени, но Медяк удержал ее.

— Послушай, — взмолилась она. — Ты не понимаешь… Он не должен добраться… Не должен…

Джерт тяжело вздохнул, на миг прикрыл глаза и затем привел Сотницу в чувство единственным доступным в этих обстоятельствах способом — влепил ей крепкую оплеуху. Удар милосердно пришелся на здоровую часть лица. Артанна ойкнула и зашипела от боли.

— Почему все мужики непременно бьют меня по лицу, а? — спросила она, укоризненно глядя на Медяка. — В этом есть какой-то скрытый смысл?

— Раскисаешь сейчас? Серьезно? — зашипел он. — Соберись! Нужно немедленно уходить.

Энниец был прав, но Артанна не могла заставить себя подчиниться здравому смыслу. Джерт не выдержал и что было силы тряхнул ее за плечи:

— Мне ударить еще раз, чтобы до тебя дошло? Бежим, иначе нас всех перережут. А я шел сюда не ради этого.

Души бойцов, если они действительно отправлялись на небеса к Хранителю, сейчас, должно быть, ее проклинали. И сколько еще проклянут ее после того, как она добровольно отказалась хоть как-то отомстить Даншу?

— Хорошо, — едва слышно ответила наемница. — Идем.

Медяк недоверчиво покосился на командира:

— Я могу на тебя рассчитывать?

Артанна кивнула.

— Прелестно. Потому что ты должна понимать одну важную вещь. — Джерт крепко вздернул вверх подбородок Сотницы и уставился ей прямо в глаза. — Вломившись сюда, чтобы освободить тебя, я рискнул всем. Не только своей жизнью, но и жизнями кучи других людей. Невинных людей. Ты не представляешь, что мне пришлось сделать, дабы провернуть эту затею. И все это ради тебя, Артанна нар Толл. Все ради тебя. Докажи, что я не ошибся.

* * *

— Все, — Вилиша повернула ключ в замке и обернулась к Джерту. Энниец как раз вытаскивал клинок из тела привратника — того же, кто тогда вел их на бойню, устроенную гвардейцами Данша. — Дальше вы сами.

Джерт вернул оружие в ножны и отправил Артанну вперед. На пороге он обернулся.

— Я помню дорогу. Спасибо.

Вилиша довольно улыбнулась.

— В любом случае это уже будут не мои проблемы. Мне пора позаботиться о себе. — Вагранийка взглянула на Артанну, сжимавшую трофейный меч дрожащей рукой, и помрачнела. — Удачи, медноволосый. Видит бог, она вам понадобится.

И служанка с усилием захлопнула за ними дверь. В замке заерзал ключ.

— Знакомое местечко, — Артанна подняла факел выше, разгоняя темноту узкого коридора. — Куда дальше?

— Сегодня нам в другую сторону, — хмуро ответил Джерт. — Держись рядом.

Шанс встретить кого-нибудь на извилистых тропах подземного хода был мизерным, но Джерт из последних сил не позволял себе расслабляться. У эннийца не укладывалось в голове, что эта безумная и чрезмерно дерзкая даже для него затея все же увенчалась успехом. Он слыл мастером импровизации, но искренне ненавидел непродуманные схемы. И потому от всей души удивился, когда дырявый, как бельтерианский сыр, план Хариза все же начал с успехом претворяться в жизнь.

С удивлением Джерт осознал, что переживал за Вилишу: в смекалке у вагранийской служанки недостатка не было, однако и она могла где-то ошибиться. При таком раскладе Заливар смог бы вытянуть из нее сведения о Харизе. Наблюдателя следовало предупредить, хотя он, несомненно, прекрасно понимал ситуацию и риски. Но справляться с последствиями ему предстояло уже без помощи Медяка.

Ибо дело Джерта еще не было закончено.

Артанна, казалось, окончательно пришла в себя: шаги стали тверже, хватка — увереннее, но вагранийка погрузилась в собственные мысли и молчала всю дорогу, лишь изредка покачиваясь от слабости и задевая плечом заплесневелую стену. Джерт все никак не мог выкинуть из головы обрывочные фразы наемницы о двери, которую Заливару ни в коем случае не следовало открывать. Он мог бы списать это на пьяный бред, но Артанна была трезва. На миг ему подумалось, что Сотница помутилась рассудком от пережитого горя, но ее действия переубедили Джерта. Здесь было над чем подумать. Пообещав себе разобраться с загадочной дверью позже, Медяк быстро шагал по коридору.

Наконец они дошли до лестницы. Артанна взяла протянутый ей факел и вопросительно глянула на спутника. Энниец поднялся по скользким ступеням и выудил из кармана последний подарок Гуташа — путевку на поверхность за пределами Рантай-Толла. Дверной замок являл собой произведение искусства — сложнейший механизм, способный привести в замешательство даже умелого домушника. Ключ повернулся с тихим скрипом, Артанна вздрогнула и, повинуясь выработанному с годами рефлексу, тут же положила руку на меч. Трусила, нервничала, шугалась каждой тени. На всякий случай Джерт последовал ее примеру, извлек из ножен ятаган и толкнул дверь.

Внутри горел свет — чадила масляная лампа. Артанна легкой поступью следовала за Джертом, разбрасывая по сторонам настороженные взгляды. Медяк прислонился к стене и продвигался боком до тех пор, пока не достиг угла. Он осторожно выглянул и вздохнул с ощутимым облегчением, узнав широкие плечи Хариза, сидевшего возле лампы.

— Хвоста нет? — первым делом спросил наблюдатель, когда Медяк вышел из тени и потащил за собой Артанну.

Джерт отрицательно помотал головой.

— Так, значит, из-за нее весь сыр-бор? — Хариз оценивающе посмотрел на Сотницу, и она ответила ему угрюмым взглядом.

— Ага, — кивнул Джерт и бросил ключи Гуташа наблюдателю. — Тебе могут пригодиться.

Он торопливо сбросил накидку и стянул мантию Мосеша через голову. Артанна тоже с остервенением избавлялась от ненавистной ей темно-синей робы.

— Пригодятся, не сомневаюсь, — согласился Хариз. — Лошади ждут. Быстрее уходите и старайтесь избегать Восточного тракта. Там вас будут искать в самую первую очередь.

— Тебе бы тоже залечь на дно, — Джерт проследовал к выходу, все еще не отнимая руки от оружия. Напряжение, в котором он пребывал последние несколько дней, начинало давить на плечи и отдавалось дрожью в позвоночнике, руки тряслись после «лунного песка», хотелось пить, спать, жрать и наконец-то облегчить мочевой пузырь. Но Медяк спешил убраться из Рантай-Толла как можно быстрее. — Если Вилишу поймают…

— Она знает, что ее будут пытать. Поэтому я дал ей яд на случай, если Данш окажется сообразительнее, чем мы ожидаем. Умрет в один миг, если успеет его принять.

Джерта передернуло. Он невольно посмотрел на Артанну — осунувшуюся, подавленную и сломленную, задаваясь вопросом, правильно ли сделал, что вытащил эту безвольную пьяницу из-под носа Данша, поставив под удар столько людей. Можно было попробовать провернуть все в одиночку — это заняло бы куда больше времени, потребовало предельной концентрации и горы «лунного песка», зато Хариз и его люди были бы в безопасности.

Но он решил поторопиться. Сдавали нервы, прорвалась усталость, накопленная годами работы на износ, и Джерт бросил все силы на это дело, подставив под удар тех, чье существование обязался хранить в тайне. Господин отдал только один короткий приказ, а средства достижения цели полностью отдал на откуп исполнителю. На этот раз от Джерта требовался только результат, и его следовало достигнуть любой ценой. Но Медяк не был готов жертвовать Харизом. Кроме того, интуиция подсказывала ему, что господину все равно не понравится кровавый след, протянувшийся за его слугой через половину материка. Слишком много ошибок, слишком много непредвиденных обстоятельств, слишком многое пошло наперекосяк.

Впрочем, об этом он мог подумать и позже. Сейчас нужно было бежать.

— Надеюсь, до этого не дойдет, и Вилиша не пострадает, — хрипло проговорил Джерт. — Она очень помогла. Будет жаль ее потерять.

— И я надеюсь. — Хариз выпрямился, потушил факел и лампу, затем отодвинул засов и распахнул дверь. На Медяка хлынул аромат луговых трав, и он с наслаждением втянул ноздрями свежий воздух. Рядом тихо заржала лошадь. Наблюдатель толкнул товарища в спину. — Убирайтесь как можно дальше.

Они вышли. Луна ярко сияла начищенным серебряным блюдцем на темном небе, вокруг стояла неестественная густая тишина. Двое людей Хариза коротко кивнули в знак приветствия и скрылись в тени, ожидая указаний. Джерт жестом велел Артанне отправляться к лошадям и, оставшись со старым товарищем наедине, пожал ему руку:

— Я помню об обещании и вытащу тебя отсюда. Только доживи.

Наблюдатель слабо улыбнулся.

— Постараюсь. Передавай мое почтение господину.

— Непременно.

— Прощай, Симуз.

Хариз отвернулся и медленно зашагал прочь, не оборачиваясь. Две безмолвные тени охранников отделились от стены дома и бесшумно к нему присоединились. Через несколько долгих мгновений их силуэты потерялись в роще молодых деревьев.

— Ничего не понимаю, — проговорила Артанна. — Кто это был?

— Старый знакомый.

— У тебя, однако, весьма интересные друзья, раз смогли залезть к Даншу за пазуху.

Джерт пожал плечами и подошел к лошади. Кобыла тихонько заржала, и он успокоил ее, дав похрустеть маленьким диким яблоком, которые в избытке валялись на поляне.

— Благодаря тебе у меня появились еще более интересные враги, — сказал Медяк и забрался в седло. Поехали, отдохнем позже.

— Угу, — отозвалась Артанна. — Только куда мы едем?

— В порт. — Джерт ударил по бокам лошади. — Больше некуда.

— В Варшуне сейчас половина вагранийской армии — ищут тебя.

Медяк загадочно улыбнулся:

— А мы направляемся не в Варшун.

— Ленгай?

— Умница.

— А дальше?

— Знаешь, после того, как вас с ребятами схватили, у меня было немного времени, чтобы пообщаться с Гуташем и покопаться в твоем барахле. И я нашел одну удивительную бумагу…

— Письмо Сефино Ганцо? — предположила Артанна. — Других удивительных бумаг у меня с собой не было.

— Именно. Подарочек от купца. К слову, весьма своевременный.

Наемница вновь остановилась и нерешительно озиралась по сторонам, заставив Джерта раздраженно обернуться.

— Что еще? — нетерпеливо спросил он.

— Почему? Почему ты меня вытащил, Медяк?

Энниец тихо усмехнулся.

— Помнишь, тогда в Эллисдоре герцог был готов казнить меня, не разобравшись в ситуации? Ты меня вытащила, хотя сама подставилась под удар. Считай, что я отдал тебе долг. Такой ответ устроит?

Сотница на мгновение задумалась, а затем снова направила лошадь вперед.

— Вполне, — кивнув собственным мыслям, сказала она. — Значит, вон из страны?

— Ага. В Ленгае сможем попасть на корабль до Эннии.

— Ты же сбежал оттуда, — удивилась Артанна. — Разумно ли возвращаться?

— Не сбежал, а на время покинул разворошенное осиное гнездо, — уточнил Медяк, отметив про себя, что хотя бы на этот раз не солгал. — Энния большая, а я маленький — затеряемся.

Он видел сомнения и борьбу на ее лице. Решение сбежать давалось Артанне нелегко, и Джерт не мог ее за это винить. Но времени рыдать и сокрушаться не было.

— Ладно, — сдалась Сотница. — В пекло их всех. Данша, Рантай-Толл и весь Ваг Ран в придачу. И Грегора туда же. Мне больше некуда идти, и я пойду за тобой. — Она по привычке прикоснулась к запястью, где раньше носила браслет. — Но учти, за душой у меня ничего нет, ведь я умудрилась просрать даже последнюю часть своего наследства.

Джерт закатил глаза, но наемница этого не увидела.

— Да забудь ты уже о той стекляшке, — проворчал он. — Ты хотя бы жива, а это уже неплохой расклад.

— И не поспоришь, — мрачно отозвалась Артанна. — Значит, Энния.

— Энния. Там хороший климат, тебе понравится.

Артанна подстегнула лошадь и поравнялась с Джертом.

— Уговорил. Сефино не раз предлагал мне перебраться на юг. Быть может, все это время он был прав.

Медяк покосился на Сотницу и молча пустил кобылу рысью по залитой холодным светом дороге. По обеим сторонам тракта стелились луга — следовало преодолеть их до рассвета, чтобы затем найти убежище в тени лесов. Лунный свет серебрил растрепавшиеся волосы Артанны, рисовал на ее осунувшемся лице глубокие тени, отражался каскадом бледных искр в камне на ее перстне. Каким-то чудом ей удалось его сберечь. Джерт и раньше знал, что Сотнице перевалило за полвека, но только сейчас смог отчетливо это осознать.

Пока широкая дорога позволяла, они передвигались со всей возможной скоростью. Сотница убегала — от прошлого, от совершенных ошибок, от возмездия. Корила себя за трусость, но рвалась вперед, навстречу неизвестности, пугающей и манящей одновременно. Сейчас она не могла ничего — ни отомстить Чирони за резню в Гивое, ни влепить по зубам Волдхарду за то, что продал ее, ни разорвать в клочья Данша за то, что лишил ее надежды восстановить утраченное величие ее Дома и убил последних близких ей людей.

Больше Артанну ничто не удерживало — она освободилась ото всех обязательств. Однако эта пустота приносила лишь боль. Джерт был рядом, непривычно сосредоточенный и молчаливый. И все же его присутствие возвращало Сотнице душевное равновесие, утерянное, как ей уже казалось, навсегда. Она просто направляла лошадь вперед, стараясь не думать о том, что принесет новое утро.


Миссолен.


«Сколько раз он улыбался за всю свою жизнь? Пять? Семь?»

В прищуренных глазах Ихраза плясали веселые и потому тревожные огоньки. Энниец ждал господина в полутемном коридоре и оскалился еще шире, когда Демос вышел к нему, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Что тебя так развеселило?

— У меня есть основания утверждать, что я нашел вдохновителя убийц, продырявивших вас в приюте.

«Неужели хоть где-то мы преуспеем? Это было бы приятным разнообразием».

— Я слушаю.

— Ответ вас разочарует. И очень сильно разозлит.

— Не томи.

Энниец наклонился к уху Демоса:

— Линдр Деватон, граф Вилатан. Ваш горячо любимый брат, осеменивший половину бельтерианского двора.

Канцлер удивленно моргнул.

— Быть того не может.

— У меня есть доказательства. Они сидят в камере в десятке шагов от вас.

«Линдр? Этот тупица, чья голова может служить разве что болванчиком для шляпы?»

— Объясни, — приказал Демос. — Сейчас же.

Ихраз снова улыбнулся, и канцлеру стало не по себе от резкой перемены в поведении слуги. Всего за одну ночь этот неудачливый предатель превратился в одержимого местью безумца. Однако его все еще можно было контролировать.

«Надеюсь. Правда, нет гарантий, что после того, как он разделается с Ладарием — если разделается, Ихраз не припомнит мне старые обиды».

— Я отправился в Эклузум, как и было приказано, — доложил энниец. — Многого добиться от человека, через которого я ранее получал указания, не удалось. Впрочем, теперь агенты его святейшества уверены, что вы всецело поглощены подготовкой к предстоящей коронации.

«Не думаю, что Ладарий так просто в это поверит. Он слишком хорошо меня изучил».

Демос недоверчиво посмотрел на слугу:

— И только? Они не задавали тебе вопросов? Не спрашивали о моем состоянии, самочувствии? О том, что произошло той ночью? О документах, наконец.

— Нет.

«Значит, тебе уже не доверяют. Будь ты вхож в ближний круг, обязательно бы прослышал что-нибудь о колдовстве, огне и других неприятных фактах моей биографии. Жаль».

— И ты, разумеется, ничего не знаешь о судьбе сбежавшего агента Коллегии?

— Этой информацией со мной не делились. И это странно.

«По крайней мере, твоя голова все еще работает».

— Конечно, странно! — возмутился Демос. — Мне нужно знать причину.

— Мне сказали, что все это более не имеет значения.

— Даже документы?

Ихраз утвердительно кивнул.

— И они в том числе.

«Что вызывает у меня еще больше вопросов. Как бы то ни было, развитие событий неутешительное. Теперь Ладарий знает о моей маленькой, но очень опасной тайне. С его стороны будет большим упущением не воспользоваться ситуацией. И что именно церковники имели в виду, когда говорили, что мое дело больше не имеет значения? Меня списали со счетов? Уже готовят костер для Горелого лорда?»

Демос устало оперся на трость.

— Одно из двух: либо случилось нечто, в сравнении с чем Демос Деватон и его амбиции потеряли всякое значение, либо тебя водят за нос, Ихраз.

— Скорее, второе.

«Но если первое? Что могло произойти? Что могло отвлечь Ладария от долгожданной расправы над хамом, безбожником, изменником и колдуном в одном лице?»

— Ладно, с этим разберемся позже, если успеем, — отмахнулся канцлер. — Каким же образом ты умудрился выйти на след моего брата?

— Увидел поверенного графа Линдра в Эклузуме.

— Эжена Принэ?

— Собственной персоной, — подтвердил энниец.

Демос тоненько присвистнул.

«С каких пор этот напыщенный павлин захаживает в гости к его святейшеству? Не каяться же в грехах, в самом-то деле?»

— Подробнее, — скомандовал Демос.

— Мы столкнулись в коридорах резиденции его святейшества. Принэ, впрочем, не успел меня заметить. Мне же его присутствие в этом месте показалось странным, ведь ваш брат должен приехать в Миссолен только через три дня, а Эжен всегда сопровождает его в таких поездках. Они путешествуют в одном экипаже — это общеизвестный факт.

— Семья Линдра уже в столице — гостит у нас, — заметил Демос. — Быть может, он прибыл вместе с графиней и детьми? Но почему в таком случае не появился у нас на пороге?

Ихраз обнажил ряд ровных белых зубов в улыбке.

— У месье Принэ было другое поручение. Аудиенция у его святейшества. Личная.

Демос едва не выронил трость, и слуга вовремя уберег его от падения.

«Гилленаевы подштанники! Сколько же он ее добивался? И как обратил на себя внимание такого занятого человека?»

Канцлер кивком показал на дверь одной из камер.

«О таких вещах в коридорах не разговаривают».

Он торопливо доковылял до кучи сваленных в углу кладовки ящиков и сел на показавшийся ему наиболее надежным, продолжая нервно крутить в руках набалдашник трости.

— Ты выяснил, зачем он там был? — спросил он, убедившись, что Ихраз плотно закрыл дверь.

— Конечно. Я дождался, пока Принэ покинет Эклузум, затем проследил за ним. Вопреки привычке пользоваться гостеприимством вашей матушки, он остановился на постоялом дворе. Как мне удалось узнать позже, Принэ должен был скрывать свое присутствие в Миссолене до официального приезда графа Линдра. Я навестил поверенного в его роскошных апартаментах, выяснил несколько деталей и убедил проследовать сюда для беседы.

«Убедил? Для беседы? Какая деликатная формулировка».

— Теперь это так называется? — не удержался от сарказма Демос.

Энниец равнодушно пожал плечами.

— Беседу можно вести по-разному.

— Так что ты выяснил?

— Быть может, есть смысл расспросить самого месье Принэ?

Деватон отрицательно замотал головой.

— У меня еще будет время поболтать с ним. Позже. Сейчас мне нужно знать ключевые факты. Докладывай.

— Выражаясь кратко, ваш брат сообразил, что поскольку Грегора Волдхарда лишили права претендовать на трон империи, приоритет в вопросе престолонаследия был отдан Деватонам. Далее ему показалось, что он мог бы стать более способным правителем, чем вы… Однако ему требовалась поддержка его святейшества, поскольку в Бельтере сердца людей по-прежнему принадлежат вам.

«Ему показалось, что он будет более способным кем? Правителем? Мой брат? Да это форменное издевательство! У него же мозгов, как у голубя».

— И он решил от меня избавиться, — заключил Демос.

Ихраз щелкнул пальцами, выражая согласие.

— Поскольку граф был вхож в ваш ближний круг, ему было известно о положении леди Виттории в Гацоне. Полагаю, он услышал это от вашей матери либо просто хорошо собирал слухи. Так или иначе, именно месье Принэ выпала честь подстроить покушение на вас. Он выбрал гацонский стиль.

«Исполнено весьма талантливо — я ведь в действительности грешил на Умбердо».

— Полагаю, наемники оказались настоящими гацонцами?

— Именно так.

— Но чего, интересно, ожидал Линдр? Неужели брат думал, что меня так легко убить?

— Напомню, что заговорщикам это почти удалось, ведь вы чудом выжили, — сказал энниец. — Ваг брат знал, что в приют вы поедете практически без охраны. Также он был осведомлен об условно формальном характере вашего визита. Ему не составило труда подготовиться. К слову, я ничего не знал об этом заговоре. И Арчелла. А это дорогого стоит.

«Идея Принэ, разумеется. Целиком и полностью. Линдр бы не додумался».

— Но вряд ли все это придумал мой брат.

— Месье Принэ, очевидно. По крайней мере, он утверждает, что план — его работа.

— И, конечно же, наши заговорщики предварительно договорились с Великим наставником.

— Полагаю, они получили его одобрение, — кивнул Ихраз. — Или благословение.

«Еще бы он не одобрил! Избавиться от меня чужими руками и посадить на трон этого кретина, озабоченного лишь беготней за каждой юбкой? Да достигни Линдр успеха в своем безумном начинании, он бы оказался идеальной марионеткой для этого сборища благочестивых мальчиколюбов!»

Демос поднялся и сморщился от щелчка в колене.

— Ладно, я передумал. Веди меня к Принэ.

— Я считаю своим долгом предупредить, что поверенный вашего брата пребывает в ужасном состоянии.

«Ну и пусть. Главное, чтобы мог членораздельно говорить».

— Надеюсь, язык и зубы на месте?

— Не беспокойтесь. Пришлось немного повозиться, но я был аккуратен, — зловеще ухмыльнулся энниец. — Удивительно преданный человек. Впрочем, граф Линдр обещал ему пост канцлера, так что я вполне могу понять желание Принэ прикрыть спину своего покровителя.

«Я ужасен, но мои слуги — еще ужаснее. Ведь Ихраз еще изволит шутить над всем этим. Кажется, я порождаю чудовищ».

— Он в состоянии говорить? — спросил Демос с притворной заботой.

Ихраз прыснул.

— О, ваша светлость, под конец он пел! Наш гость даже любезно рассказал мне обо всех детских проделках, которых до сих пор стыдится. Как выяснилось, особенно Эжен Принэ страдает из-за сломанной деревянной лошадки своего младшего брата, ибо вину за сей проступок он скинул на одного из пажей отца. Тот получил двадцать плетей.

— Какая очаровательная сентиментальность.

— Да, весьма тонкая и чувствительная натура. Если знаешь, с какой стороны нажать.

«Раньше ты не любил пытать людей. Смерть Лахель изрядно ожесточила тебя, и не думаю, что теперь тебя пропустят в Хрустальный чертог. Впрочем, новый Ихраз мне даже нравится — еще больше пользы для дела. И все же я готов многое отдать, чтобы вернуть все на круги своя. Что же с нами сделала эта мерзкая политика? Со всеми нами».


Эллисдор.


Лошадка Эльги всхрапнула, когда девушка мягко ударила пятками по бокам усталого животного. Перед путниками простирался мост, соединявший Нижний город с холмом Эллисдорского замка.

— Держись, Пятнышко, — ласково обратилась к кобыле Эльга. — Совсем скоро приедем, а там отдохнешь, пока я буду искать барона и канцеляриев. Потерпи немного.

Река лениво несла темные воды на юг, отражая в ряби волн осколки плотных свинцовых облаков. Староста Гайльбро, недавно отпраздновавшая шестнадцатилетие, плотнее запахнула шерстяную накидку, поежилась от промозглого ветра и потянулась в карман за сухарем.

— Вот и лето закончилось. Как всегда, слишком быстро, — с грустью заключила она, взглянув на громадину серого камня, возвышавшуюся перед ней. — Надеюсь, барон Альдор в замке.

Рыцарь-капитан Фастред молча покосился на свою спутницу и в очередной раз поправил меч. Она могла и не ехать в Эллисдор сама: во власти Эльги было отправить бумагу с любым надежным человеком. Хотя бы и с самим Фастредом, раз уж он все равно собирался в эти края. Но староста горячо настаивала на собственном участии в обсуждении вопроса. Настолько рьяно, что брат-протектор начал подозревать скрытые мотивы в действиях девушки. И раз уж весь сыр-бор крутился вокруг барона и канцелярии…

В любом случае это было не его монашье дело.

Края белого сюрко рыцаря-капитана, надетого поверх доспехов и богохульно заляпанного дорожной грязью, безжалостно трепал ветер. Громоздкий серебряный диск с выгравированным на нем длинным мечом бился на толстой цепи о металлический панцирь, издавая ритмичный лязг в такт цокоту копыт.

Эльга повернула голову к спутнику:

— Вы уверены, что приняли верное решение?

Фастред помедлил с ответом, не видя смысла комментировать позицию, которую он неоднократно излагал девчонке по дороге.

— Мы уже говорили об этом. Верное оно или нет, покажет время.

Староста что-то пробубнила себе под нос и откинула косы за спину. Голубые ленты, вплетенные в пшеничные пряди, явно пришлись по вкусу негостеприимному столичному ветру: стихия то и дело подхватывала их, заставляя трепетать, словно флаги на башне ратуши.

— Я не против, вы не подумайте чего дурного, — тут же пошла на попятную Эльга. — Но мне будет не хватать вас в Гайльбро. Особенно сейчас, когда отношения с обителью наконец-то наладились.

Фастред пожал плечами, сосредоточив внимание на воротах, возле которых скопилась очередь просителей, донимавших замковую стражу. Но все же он посчитал нужным успокоить свою спутницу.

— Брат Вилфрид так же верен решению его величества, как и я. Жителям Гайльбро и вам лично не о чем горевать.

— А я и не горюю, — буркнула девушка. — Это я к тому, что вас — лично вас — я знаю. Вы — хороший и порядочный человек, преданный королю и вере. А этот ваш брат Вилфрид или как его там величать — человек мне неизвестный, и доверять ему я пока не могу. Вы уж простите меня за такие слова, я ж не со зла… Но опыт общения с вашей братией у меня сами знаете какой.

Брат-протектор смягчился, вспомнив, через что пришлось пройти Эльге по вине прежних настоятеля и рыцаря-капитана.

— Я знаю Вилфрида много лет и готов за него поручиться, — выдавив из себя улыбку, заверил Фастред. — Он верен божьему делу и королю.

Эльга нехотя смирилась.

— Ну раз вы так говорите… И все же мне жаль с вами расставаться.

Воинствующий монах только пожал плечами:

— Пока рано для прощаний. Мне еще могут отказать.

— Вам? После того, что вы сделали для короля? — усмехнулась девушка. — Никогда.

— Ваши слова да богу в уши, — проговорил Фастред и пришпорил коня, обгоняя очередь.

Эльга тяжело вздохнула и приложила руку к груди, где под слегка промокшим плащом была спрятана бумага, способная изменить судьбу Гайльбро.

— Хранитель может сколько угодно слушать, — тихо сказала она и поспешила догнать своего спутника. — Да только есть ли ему до нас дело?

* * *

— Ты меня вообще слушаешь, дубина? — взвизгнула Эльга, тыча в лицо стражнику свитком. — Это приказ самого барона Альдора! Там говорится, что я, Эльга из Гайльбро, имею право просить этой, как ее… адуенции, нет… Адиенции! В любое время. В любое, чтоб тебе пусто было! А ну пропусти!

Непроницаемое лицо стражника даже не дрогнуло, а рука, закованная в тяжелую перчатку, продолжала перегораживать дорогу.

— Не положено, я тебе говорю, — сдерживая раздражение, снова отказал он и, встретившись взглядом со своим коллегой, снова замотал головой. — Прохода нет.

Эльга бушевала, как осенняя гроза.

— Да чирей тебе на задницу! — вопила она. — Вот документ. Сам почитай!

— Да не умею я читать, чего ты прицепилась? Сказал же тебе: барона в замке нет, сегодня канцелярия просителей не принимает. Коли не хворая, делать тебе здесь нечего! С прошением иди в ратушу.

Фастред, наблюдавший за упорными, но безрезультатными попытками своей спутницы пробиться внутрь, возвел глаза к небу, тяжело вздохнул и спешился. Бойкая девчонка, конечно, проявила недюжинное упрямство, но тягаться с замковой стражей ей было не по силам. Дело самого Фастреда не требовало немедленного решения. Откровенно говоря, он вообще не верил в успех своей затеи и потому не видел смысла торопиться. Однако дорога, шум большого города, через который пришлось проталкиваться едва ли не с боем, и перебранка у ворот вконец утомили монаха. Только желание как можно скорее оказаться в тихом успокаивающем полумраке Святилища заставило брата-протектора покинуть седло и взять решение проблемы в свои руки.

— У меня дело к брату Аристиду, — громогласно оповестил он, отодвигая Эльгу в сторону. — Святой брат здесь или уехал вместе с королем?

— Здесь он, — кивнул стражник. — А вы кем будете?

— Глаза разуй, идиот! — рявкнула староста. — Это сам рыцарь-капитан Фастред из обители Гнатия Смиренного! Меня пускать не хочешь — и хрен с тобой. Но бога-то побойся!

По толпе прошел тихий ропот — о некогда тихой деревушке Гайльбро и обители Гнатия Смиренного теперь не знал только глухой. Слухи распространились на удивление быстро, чему не в последнюю очередь поспособствовали странствующие менестрели. Фастред подозревал, что события, произошедшие в монастыре, были несколько приукрашены охочими до красного словца певунами.

— Хм, — задумался стражник и, запрокинув голову наверх, гаркнул, — Эйс! Ну-ка позови сюда капитана! Скажи, срочно.

— В этом нет необходимости. — Из тени ворот выступил брат Аристид, как всегда сияя лучезарнейшей из улыбок. — Пожалуйста, пропустите этих людей.

Стража и просители осенили себя знаменем Хранителя, Эльга самодовольно улыбнулась, а Фастред бухнулся на колени и протянул руки, чтобы поцеловать подол монашеской робы Аристида.

— Благословите, святой брат! — громким шепотом взмолился рыцарь-капитан.

— Благословляю тебя и всех вас, — Аристид обвел толпу взглядом и начертил в воздухе круг. — Да пребудет с вами милость Хранителя. К сожалению, сегодня канцелярия действительно не принимает просителей. Если вы не пришли за лечением, то, увы, я ничем не смогу вам помочь. Ступайте по домам и попробуйте прийти завтра пораньше. А вас, — Аристид взглянул на Эльгу и коленопреклоненного Фастреда, — я прошу следовать за мной.

Перечить монаху, обладавшему практически сверхъестественным даром вселять в окружающих людей спокойствие, никто не стал. Очередь медленно таяла под аккомпанемент тихих роптаний просителей, расходившихся ни с чем. Эльга взяла их с Фастредом лошадей под уздцы и, подмигнув упрямому стражнику, гордо проследовала в замок.

— То-то же, — удовлетворенно проворчала девушка.

— Я безмерно рад видеть в Эллисдоре вас обоих, — спокойный голос Аристида лился, словно музыка. — Но что привело вас в столицу? Неужели в Гайльбро произошло какое-то несчастье?

— Слава Хранителю, нет, — поспешил заверить Фастред. — Староста приехала подать королю прошение о предоставлении Гайльбро лицензии на открытие рынка. Я же вызвался сопроводить ее.

— Очень благородно с его стороны, — добавила Эльга. — Но у рыцаря-капитана есть еще одно дело. Лично к вам.

Аристид с любопытством взглянул на воинствующего монаха.

— Я всегда рад помочь брату по вере, — с любезной улыбкой проговорил он. Фастред вспомнил, что по дороге Эльга неоднократно задавалась вопросом, не сводило ли у Аристида челюсти от постоянной демонстрации дружелюбия. — Это связано с обителью?

Рыцарь-капитан недовольно покосился на ухмыльнувшуюся девушку, преждевременно выдавшую его планы. Но отступать было некуда.

— Отчасти это касается и монастыря. Но, в первую очередь, меня самого.

— Тогда, полагаю, нам следует обсудить его наедине, — Аристид кивнул Эльге, вручившей поводья конюху. — Достопочтенная староста согласится немного подождать с прошением?

Девушка пожала плечами и, подобрав юбки, уселась на широкий пень.

— Конечно подожду. Только вы не сильно долго, а то я кушать хочу, аж животики сводит! А от сухарей уже подташнивает.

Брат Аристид просиял.

— Я позову Ганса, помощника барона Альдора, из канцелярии. Он позаботится о вас и поможет подготовить документы. Также Ганс распорядится насчет ночлега. А теперь прошу нас извинить.

Эльга изобразила неуклюжий поклон и сунула руку в карман — за сухарями.

— Угу, — сказала она и отправила кусок черствого хлеба в рот, потеряв всякий интерес к делам церковников.

Монахи, шлепая по лужам, зашагали к Святилищу.

— Новая староста справляется со своими обязанностями? — спросил Аристид, когда они отошли на достаточное расстояние, чтобы Эльга не смогла их расслышать. Рыцарь-капитан обернулся и с удовлетворением заметил, что девушка была погружена в трапезу и жевала свои сухари так, что за ушами трещало, вероятно, на время позабыв о тошноте.

Фастред задумчиво кивнул.

— Эльга весьма талантлива, хотя и возмутительно молода для столь ответственного поста. Кроме того, ее поддерживает вся деревня. А когда староста предложила попробовать устроить королевский рынок…

— Думаю, это было поддержано с воодушевлением.

— Мягко сказано. Если позволить вырасти новому рынку, на местных жителях это отразится самым благоприятным образом.

— Не вижу причин отказывать им в попытке улучшить свое положение. Времена грядут суровые, — сказал Аристид, жестом веля Фастреду войти в полутемный зал маленького Святилища. — Я прослежу, чтобы прошение старосты попало лично в руки барону Альдору, когда он вернется с севера. Но в данный момент я бы хотел разобраться с тем, что беспокоит вашу душу, рыцарь-капитан.

Фастред по привычке преклонил колени перед алтарной статуей, прочитал молитву над горящей свечой и, поцеловав серебряный диск, зажатый в каменных руках Гилленая, опустился на скамью рядом с Аристидом. Последний сын Хранителя равнодушно взирал на церковников пустым взглядом.

— Как вы уже знаете, после суда над настоятелем Хелирием власть в обители сменилась. Мирные монахи выбрали своим главой брата Янника, а братья-протекторы — меня, — доложил Фастред.

Аристид коротко кивнул:

— Да, я уже знаю об этом. Полагаю, для вас это заслуженная награда.

Лицо рыцаря-капитана помрачнело.

— Но я не желал этого. Уговаривая людей в обители сдаться королю миром, я думал лишь об очищении совести перед богом, — Фастред на миг помедлил, собираясь с мыслями. — Я много грешил, и кровавый след от жизни, которую я вел до вступления в Орден, тянется за мной до сих пор. Однако среди моих грехов никогда не было жажды власти и тщеславия. Я не хотел занимать место брата Ламмерта и сейчас чувствую себя… вором.

Аристид мягко улыбнулся и покачал головой, разметав длинные седеющие волосы по плечам.

— Мой опыт подсказывает, что тем, кто слишком настойчиво добивается власти, нужно давать ее в самую последнюю очередь, — утешил он. — Вы достойны поста рыцаря-капитана хотя бы потому, что честны перед собой, людьми и всемилостивым Хранителем.

— И все же я приехал просить вас освободить меня от этой должности. Мои братья и слышать не хотят об отказе. Но я не могу, я не чувствую себя… Мое место не там.

— Где же оно, по-вашему?

Рыцарь-капитан указал на свой меч:

— Я не наставник, но орудие божьей воли. Я умею обращаться со сталью и искренне верю в то, что вы строите вместе с королем. Мне близки многие утверждения из того, что его величество говорил тогда, в Святилище Нижнего города. Я читал и ваши труды и во многом соглашался с тезисами, что вы излагали… И по понятным вам причинам очень долго боялся говорить об этом вслух. — Аристид понимающе кивнул и снова застыл в ожидании. — Но ваша трактовка веры, как бы ни поддерживали ее хайлигландцы, добавила вам еще больше врагов. Могущественных врагов, ведь Эклузум считает всех нас еретиками.

— Увы, это так, — согласился монах.

— Поразмыслив, я пришел к выводу, что вам нужна защита. И потому я прошу предоставить мне возможность доказать свою верность делом, которое я знаю лучше всего — мечом и щитом. Я хочу быть вашим заступником.

Фастред выпалил последнюю фразу и, покраснев, как набедокуривший школяр, замер, ожидая своей участи.

— Я очень тронут вашей заботой, дражайший брат, — склонив голову набок, тихо сказал Аристид. — Но меня защищает Хранитель. Только его милостью я все еще жив, ибо на все его воля.

— Его милостью и собственной осторожностью, — напомнил брат-протектор. — Охота на вас велась много лет, но теперь у Эклузума еще меньше причин оставлять вас в покое. Вы и сами знаете, что Великому наставнику вовсе не чужд грех зависти и гордыни.

На лице монаха снова заиграла легкая отчужденная улыбка, словно его мысли витали далеко от маленького Святилища.

— В ваших словах, несомненно, есть истина, — наконец ответил он. — И все же я привык заботиться о себе самостоятельно. К тому же, меня защищают верные гвардейцы его величества.

Фастред не отступал:

— Они понадобятся ему самому, ведь король Грегор тоже перешел дорогу империи. Я же буду верен лично вам и стану вашим помощником. Я смогу защитить вас там, где гвардейцы его величества будут бессильны.

Аристид наградил собеседника долгим испытующим взглядом и затем поднялся со скамьи.

— Оставьте оружие и идите за мной. Я хочу вам кое-что показать.

Брат-протектор недоумевающе моргнул:

— Но…

— Поверьте, там, куда мы пойдем, оно вам не понадобится.

Фастреду это не понравилось, но, не желая усугублять ситуацию, он покорился воле монаха и послушно отстегнул перевязь. В конце концов, смирение было одним из столпов веры, которую он принял много лет назад. Аристид ждал его у выхода.

— Если вы хотите стать моим помощником, то должны осознавать все риски, которым себя подвергнете. Вы были честны со мной, брат Фастред, и я буду честен в ответ.

Рыцарь-капитан молча проследовал за монахом. Они вышли из Святилища — в глаза ударил яркий свет, на миг ослепивший обоих. Аристид обошел церковное здание и быстро пересек маленький дворик, отделенный забором от казарм.

— Сюда, — монах указал на вытянутую постройку, новую и возведенную наскоро — сруб дерева был еще свежим.

— Что это?

— Лазарет, — коротко ответил монах. — Здесь я лечу людей.

— Но в Нижнем городе уже есть один, — вспомнил Фастред.

Брат Аристид утвердительно кивнул.

— Как и в замке. Но этот — особенный.

— Чем же он отличается?

Монах отворил дверь и вошел первым. Вокруг царил полумрак, лишенная окон постройка освещалась лишь несколькими чадящими свечами. Пространство лазарета было разделено деревянными перегородками на несколько комнатушек.

— Я подсмотрел эту идею, когда путешествовал по Эннии, — вещал Аристид с видом хранителя редчайшей коллекции ценностей, решившего поделиться тайными знаниями с сыновьями-оболтусами. — В империи лекари отправляют в лазареты всех без разбора. Ранения от стрел и ножей, ушибы, удары, холера, чума — всех помещают в один сарай. Эннийцы же, напротив, разделяют больных, что представляется мне более разумным. Ведь так одни не могут заразить других.

По позвоночнику Фастреда пробежали ледяные искры.

— И чем больны те, кто находится здесь? — хрипло спросил он, уже страшась ответа.

— О, эти люди практически здоровы. Но они любезно согласились заболеть ради милости Хранителя и всеобщего блага.

Брат-протектор напряженно озирался по сторонам, хотя и осознавал, что от хвори, какой бы она ни была, спрятаться уже вряд ли сможет.

— Простите, брат Аристид, я не совсем понимаю…

— Я пытаюсь найти лечение оспы, — пояснил монах. — В Эннии меня заинтересовала удивительная практика тамошних лекарей. В то время оспа бушевала в Ладумесе, и я видел своими глазами, какие ужасы оставляла после себя эта болезнь. И все же врачам, кажется, удалось найти лечение. Рискованное и ненадежное, разумеется, но результат меня поразил.

— Колдовство? — с ужасом предположил Фастред.

Глаза Аристида расширились, и он осенил себя святым знаменем.

— Что вы? — воскликнул монах. — Никогда в этих стенах не будут пользоваться проклятыми дарами Арзимат! Никакого колдовства, только медицина. Наука! Суть лечения эннийцев заключалась в том, чтобы ввести здоровому человеку небольшое количество гноя из оспенной пустулы, тем самым заразив его.

— Милостивый Хранитель! — опешил Фастред. — Но это же…

Аристид поспешил успокоить брата-протектора.

— В очень малой дозе, конечно же! Так зараза попадает в тело человека, развивается там, но в большинстве случаев это не заканчивается смертью. Впрочем, данный метод все же несовершенен: из сотни умирают около десяти человек. Слабый организм может не выдержать подобного вмешательства.

— Десятая доля — это гораздо лучше, чем половина или две трети деревни, — прикинул брат-протектор, вспоминая, как вспышка оспы практически опустошила его родной край.

— Мне тоже так кажется, — Аристид улыбнулся и открыл дверь в одну из каморок. — Вы болели оспой, брат Фастред?

— Кто же не болел ею в Хайлигланде?

— В таком случае у вас меньше шансов заразиться. И все же эта болезнь непредсказуема. Я не могу заставить вас рисковать жизнью…

Фастред решительно перешагнул порог.

— Я не смогу защитить вас от оспы, святой брат. От меча и дурного умысла — да, но не от болезни. Но тогда я хотя бы приму эту участь вместе с вами.

— Этого не потребуется. Я был настолько впечатлен достижениями эннийских лекарей, что попросил их проделать такую процедуру и со мной. С тех пор эта хворь ко мне не липнет. — Аристид кивнул в сторону полутемного угла комнатки. — Познакомьтесь с Келебом, брат Фастред.

Только сейчас брат-протектор заметил худого человечка, скрючившегося на койке в позе зародыша. Келеб был южанином, похож на гацонца или выходца с границ Бельтеры и Рикенаара — догадку подтверждали ввалившиеся темные глаза, тронутая бронзой кожа и острый нос, резко выделявшийся на осунувшемся лице.

— Брат Аристид, — слабо отозвался пациент и улыбнулся. Фастред заметил, что он был молод — не мужчина, еще мальчишка, отрок, которому от силы стукнуло лет четырнадцать. — Вас давно не было. Вы пришли меня уколоть, как обещали?

Монах сел на койку и бегло осмотрел Келеба.

— Нет, боюсь, ты еще слишком слаб. Болезнь с большой долей вероятности погубит истощенное тело. Сегодня ты ел что-нибудь?

— Приносили, — паренек покосился на стол с почти нетронутой пищей. — Мне хочется, но я боюсь…

Монах вздохнул и положил парнишке руку на плечо:

— Это никуда не годится. Тебе нужно питаться ради милости Хранителя и блага для наших братьев и сестер. Ты же согласился помочь мне. — Келеб виновато кивнул, не выдержав укора в голосе своего благодетеля. — Так почему же продолжаешь упорно отвергать мои просьбы?

В ответ пациент лишь пожал плечами и уставился в точку на полу, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Аристид обернулся к Фастреду.

— Келеб из беженцев, — пояснил он. — Он едва держался на ногах, когда добрался до Эллисдора. Я увидел его в Нижнем городе и не смог пройти мимо — слишком уж он был истощен. А затем я предложил ему помочь мне.

— Я помогу! — оживился юноша. — Обязательно помогу! Просто боюсь, что после голода кишки скрутит.

— Не скрутит, если будешь есть потихоньку и тщательно жевать. Сейчас ты готов поесть? Я буду рядом и прослежу, чтобы все прошло хорошо, — успокаивал мальчишку монах, и у Фастреда сжалось сердце от проявления столь редкого в этих краях милосердия. — Договорились?

— Угу, — кивнул Келеб.

— Замечательно, — Аристид подошел к шаткому столу и скривился, изучив содержимое подноса. — Я же говорил им не класть жирного, а они положили свиную брюшину в подливе! Ладно, придется начать с хлеба и сыра. Как раз немного подсох.

Монах разорвал руками мякиш и подал Келебу:

— Только не торопись, — напомнил он. — Жуй тщательно.

Пока мальчишка аккуратно двигал челюстями, Аристид нарезал несколько ломтей сыра. Заглянув в кувшин, он поморщился:

— Вода протухла. Брат Фастред, я могу попросить вас принести новую из бочки, что стоит возле входа? Она должна быть свежей.

— Конечно.

Брат-протектор торопливо покинул комнату, радуясь возможности ненадолго вернуться на улицу. Дождь продолжал мелко моросить, а сильный ветер и вовсе превращал его в водяную пыль. Но сейчас это ощущение было лишь в радость и помогло прийти в себя после увиденного. Тайное занятие брата Аристида одновременно пугало и восхищало. Монах рисковал собственной жизнью ради спасения тысяч других, но Фастред не мог отделаться от сковавшего позвоночник суеверного ужаса — эннийские ритуалы, здесь, в Эллисдоре? Как Хранитель мог допустить такое?

С другой стороны, если это работало и не требовало применения запретных знаний, то что было плохого в желании святого брата принести пользу людям? Ведь раз Хранитель не препятствовал работе брата Аристида, значит такова была божья воля.

Успокоив себя этой мыслью, Фастред выплеснул содержимое кувшина, зачерпнул свежей воды и поторопился обратно. Лазарет вселял в брата-протектора необъяснимую тревогу, а Фастред привык доверять своей интуиции. И все же пока он не мог понять, что же было не так с этим мрачным местом.

Войдя внутрь, Фастред прислушался. Со стороны каморки, где держали Келеба, доносились приглушенный шум и сдавленные звуки. Брат-протектор инстинктивно потянулся к мечу и едва не извергнул богохульное проклятие, когда вспомнил, что оставил оружие в храме. Бежать обратно смысла не было — Фастред мог опоздать. Не имея времени для раздумий, он просто распахнул дверь и, застыв только на мгновение, выронил свою ношу на выстланный соломой пол.

— Отпусти его! — рявкнул Фастред, снова потянувшись к поясу.

Келеб, как оказалось, вовсе не являлся слабаком. В противном случае парнишка не смог бы заключить Аристида в смертельные объятия. Пациент душил монаха, крепко обхватив его сзади, и не отреагировал на приказ.

Все, что случилось дальше, Фастред помнил смутно. На секунду он почувствовал страх — не за себя, но за жизнь человека, которого так стремился защитить. Мгновение спустя это прошло, уступив место привычке. В Ордене учили реагировать на опасность быстро, да и бурная молодость давала о себе знать.

Брат-протектор метнул взгляд на стол, где Аристид резал сыр. Нож был там, валялся между миской с жирным мясом и половиной краюхи хлеба. Не отдавая себе отчета в том, что делал, Фастред одним прыжком оказался возле стола, схватил клинок, плотнее сжал мокрые от дождя пальцы на рукояти и бросился к Келебу. Лицо Аристида начинало приобретать характерный оттенок, монах мычал, молотил ногами воздух и пытался сопротивляться, протягивая пальцы к лицу мучителя. Следовало отдать должное парнишке, он не обратил ни малейшего внимания на появление Фастреда и продолжал свое черное дело, однако с самого начала допустил серьезную ошибку.

Ибо зачем душить человека, если можно взять нож и сделать дело быстро? Рыцарю-капитану, впрочем, это было только на руку.

Не имея возможности для маневра в узкой деревянной комнатушке, он ударил куда смог. Отсутствие меткости было компенсировано силой удара — нож вошел глубоко в правый бок, царапнул ребра, и Фастред понадеялся, что задел печень. Раненый заморыш взвыл и наконец-то разжал пальцы, позволив Аристиду освободиться. Монах с хрипом рухнул на колени и повалился на пол, держась за опасно пошатнувшийся стол.

— Вы в порядке? — спросил Фастред, обратившись к Аристиду. Все его нутро требовало броситься на помощь пострадавшему святому брату, но разум заставил остаться подле напавшего мальчишки, все еще представлявшего угрозу.

Келеб побледнел. Рана сочилась темной блестящей кровью, и брат-протектор не стал вынимать из нее ножа. Впрочем, вряд ли это было способно надолго продлить жизнь паренька.

— Да, — хрипло ответил Аристид и, пошатываясь, поднялся на ноги. — За что, Келеб? Я же помог тебе!

Юноша дернулся, и Фастред поежился от ярости, вспыхнувшей в его глазах. Так смотрели на хайлигландских солдат безумные воины рундов, отправлявшиеся в бой с обнаженной грудью и вооруженные лишь секирами. Такая ярость пылала в глазах у немногих братьев Ордена, принимавших самые строгие обеты. С такой же яростью вещали на проповедях наиболее преданные делу церкви наставники. Эта голодная страсть, разрушительная жажда, была присуща только фанатикам всех сортов и вероисповеданий — Фастред достаточно их повидал на своем веку.

— Еретик! — подтверждая догадку рыцаря-капитана, выплюнул Келеб с перекошенным от боли лицом. — Смерть еретику!

Брат-протектор многозначительно приподнял бровь и покосился на монаха:

— Не самое удачное время для напоминаний, но…

— Но руки врагов оказались длиннее, чем я ожидал, — кивнул все еще пытавшийся выровнять дыхание Аристид. — Вы были правы, брат Фастред. Я ошибался.

Келеб метался по кровати, кривя лицо и сжимая обманчиво тонкими и слабыми пальцами смятые окровавленные простыни. Рыцарь-капитан сокрушенно покачал головой: не требовалось быть лекарем, чтобы понять — пареньку осталось недолго, и эти минуты окажутся самыми мучительными в его короткой жизни.

— Меня благословили на это… Мне… Мне отпустили этот грех, — шептал юноша. — Я попаду в Хрустальный чертог и встречусь с ними… Со всеми ними…

Фастред не сводил глаз с метавшегося в агонии отрока.

— Только Великий наставник может отпустить грех убийства, — сказал он. — Но отправлять на это ребенка… Он же еще совсем мальчишка…

— Ладарий знал, что я сочувствую сиротам, ибо сам в раннем возрасте остался без родителей и лишь милостью Хранителя оказался воспитанником церкви. Когда-то я даже покровительствовал одному приюту.

— Умно, но все же такое коварство от самого Великого наставника…

Монах прислонился к стене, приложив руки ко лбу.

— Ладарий не идиот, — отозвался он. — Глупцы на его посту долго не задерживаются.

Аристид болезненно поморщился, когда Келеб в последний раз дернулся в агонии и затих. Измученное лицо паренька разгладилось, пальцы разжались. Монах осенил тело знаком Хранителя и прочел краткую молитву. Фастред ему вторил. Неудачливый убийца скончался на удивление быстро.

— Еще одна невинная душа пала в нашей с Ладарием борьбе, — Аристид мрачно оглядел комнату и поежился. — Вам не следовало убивать его, но я не виню вас, Фастред.

Брат-протектор еще долго не мог отвести взгляд от безмятежного лица убитого.

— Я защищал вас, — наконец проговорил он. — Орден воинствующих монахов предписывает уничтожать врагов, а не утешать их.

— Разумеется, — брат Аристид аккуратно извлек нож из раны. — Келеб и так во всем признался перед смертью, но обсудить его намерения более предметно не было бы лишним. Однако все это уже не имеет значения. Да смилуется над ним Хранитель. — Он повернулся к Фастреду, натянув привычную улыбку, но брат-протектор заметил, что тепла в ней было столько же, сколько в горном ручье. — Господь подал мне недвусмысленный знак. Я с радостью принимаю вашу просьбу и буду рад видеть вас рядом в качестве постоянного спутника. Боюсь, Великий наставник не остановится в своем желании избавить мир от моего существования.

Фастред преклонил колени и прислонился лбом к серебряному диску Аристида.

— Я клянусь смиренно служить вам и защищать от всякой угрозы.

Монах жестом попросил рыцаря подняться.

— Однако мне понадобится не только ваш щит, но и меч. Боюсь, однажды может настать момент, когда я потребую от вас не только защищать меня, но и карать моих врагов, как вы сделали это сегодня. Пойдете ли вы на это, брат Фастред? Станете ли разящей рукой, если того потребует Хранитель?

Брат-протектор встретился глазами с монахом и удивленно моргнул, увидев неприкрытую жестокость на лице человека, которого только что поклялся защищать.

— Пойдете ли вы на все это? — повторил монах.

— Да, святой брат, — глухо откликнулся Фастред.

— Да будет исполнена его воля. — Аристид круто развернулся, взметнув грязные полы своего одеяния, и вышел из лазарета. — Великий наставник совершил колоссальную ошибку, за которую ему придется отвечать лично перед богом. И да поможет нам Хранитель призвать его к ответу как можно быстрее.

Брат-протектор бросил последний взгляд на тело Келеба и невольно поежился. Если первый день его службы Аристиду начался с убийства ребенка, то чего же стоило ожидать дальше?


Шаккор.


Джерт устало привалился к стволу дерева и расправил карту, нацарапанную Харизом на лоскуте кожи. И хотя наблюдатель придумал весьма противоречивый план по вызволению Артанны из заточения, в дорогу он собрал беглецов обстоятельно. Впрочем, с картой Хариз переборщил — Джерт знал, в каком направлении двигаться, и без его помощи.

И все же ему было приятно. Дружеская взаимовыручка встречалась в его деле гораздо реже, чем колдовство.

За три дня они с Артанной преодолели большую часть пути и этим утром покинули окрестности Шаккора. Прятаться было несложно — Джерт всю жизнь только этим и занимался. В город беглецы не заходили, от основного тракта держались подальше, поэтому смогли разглядеть лишь погруженные в густой туман силуэты угрожающе высоких крепостных стен. Несколько раз путникам встречались шедшие навстречу крестьяне, но они не проявили к ним интереса.

Смеркалось и холодало. Джерт с Артанной углубились в лес и нашли узкий ручей. Ледяная вода сводила зубы, но здорово бодрила. Беглецы умылись, наполнили меха водой и устроили ночлег на небольшой поляне, окруженной густыми зарослями вечнозеленого кустарника.

Артанна угрюмо жевала жесткий, как подошва, кусок вяленого мяса, пристроив зад на покрытом мхом поваленном дереве. Ветер шуршал листьями на высоких кронах, внизу журчала вода. Лошади безмятежно щипали траву, лишь изредка прерывая тишину тихим ржанием. Костер, как обычно, решили не разводить.

— Будешь? — вагранийка кивнула на мешок со съестными припасами.

— Давай.

Джерт ловко поймал брошенный ломоть солонины и вгрызся зубами в неподатливую высушенную плоть.

— Послезавтра будем в Ленгае, если повезет, — прожевав, сказал он.

— Нужно придумать хотя бы одну правдоподобную ложь, чтобы нас пропустили в город.

Медяк вытащил из кармана небольшой мешок и встряхнул его. Сладкий звук, который издавали монеты, нельзя было перепутать ни с чем.

— Этот трюк в Ваг Ране может не сработать, — сомневалась наемница. — За мздоимство здесь наказывают весьма сурово.

Джерт усмехнулся и убрал кошель обратно.

— Но на моей памяти это не остановило ни одного вагранийца, — заметил он.

Артанна хотела было отгрызть еще один кусок мяса, но передумала и завернула недоеденный ломоть в тряпицу. Постоянное напряжение напрочь отбивало аппетит.

— Готова поспорить, что там нас уже поджидает парочка шпионов Заливара, — предположила она. — Шано не дурак.

— Хариз тоже не так прост. Еще до того, как мы с тобой покинули Рантай-Толл, он отправил несколько человек в Ленгай — предупредить друзей в порту. Они должны нам помочь.

Сотница раскатала свою постель рядом с Джертом и легла на спину, положив меч под бок. Первым часовым, согласно установившейся традиции, был Медяк.

— Расскажешь мне о своем старом приятеле? — устроившись поудобнее, попросила наемница. — А то я все не могу взять в толк, с какой радости он расшибается в лепешку, чтобы помочь нам выкарабкаться из этого дерьма.

Джерт вытянул ноги и с удовольствием хрустнул пальцами.

— Когда-то мы работали вместе. Веселое было время.

— А потом?

— Пути разошлись. Признаться, я уже не надеялся увидеть его снова. Повезло.

Энниец замолчал, давая Артанне понять, что углубляться в детали он не собирался.

— И чем же Хариз занимается в Рантай-Толле, раз отрастил такие длинные руки?

Медяк на миг помедлил, подбирая правильные слова. Его спутнице было незачем знать о господине. По крайней мере, пока.

— Собирает слухи и продает заинтересованным лицам, — наконец поведал он. — Дорого.

Артанна кивнула:

— Это многое объясняет. Но неужели он просто помогает тебе по старой дружбе?

— За мной будет должок.

— И как ты собираешься отдавать его, находясь в Эннии?

Этого ей тоже не следовало знать.

— Я что-нибудь придумаю, — Джерт улыбнулся, зловеще сверкнув зубами.

— Вот как?

— Именно так.

Разговор снова не клеился. Так было всегда, когда Артанна пыталась выудить у Медяка даже самые незначительные подробности о его прошлом — что в Гивое, что в Эллисдоре, что сейчас. Энниец чрезвычайно бережно оберегал свой внутренний мир от посягательств извне.

Наемница положила голову на скатанный в рулон плащ. Трава успела покрыться бусинками росы.

— Похолодало, — озвучила очевидное Артанна.

— Спи.

— Я бы с радостью, но вот уже который день мне снятся покойники. Это, знаешь ли, мешает.

— Малыш?

— Шрайн, Дачс со своими головорезами, Фестер, Йон… — наемница загибала пальцы. — Все они. Ты видел, что с ними сделал Заливар?

Медяк кивнул.

— Видел. И, признаться, был очень рад, когда не обнаружил твоей головы среди той жутковатой коллекции на площади.

— Чего-то ты не договариваешь, Джерт, — Артанна приподнялась на локтях. — Нет, я допускаю, что ты чувствовал себя обязанным после того, как я вытащила тебя из темницы в Эллисдоре. Но лезть в самое пекло и вытаскивать меня прямо из-под носа Данша только благодарности?

Наемница уставилась Медяку прямо в глаза, но он спокойно выдержал ее взгляд.

— Что, не ожидала от меня подобного? — с легкой ухмылкой спросил он и поскреб острый подбородок. Энниец побрился в Рантай-Толле, но сейчас на его щеках снова пробивалась заметная щетина, явно раздражавшая владельца.

— Честно? Нет, — ответила Сотница. — Ты не производишь впечатление порядочного человека.

Джерт подмигнул:

— Может я влюблен в тебя по уши!

— Врешь, — отмахнулась Артанна. — Однако свой долг ты вернул сторицей. В Эллисдоре мне не стоило больших усилий вытащить тебя из темницы. Да, Грегор тогда расшумелся, но я знала, что смогу переубедить его, — наемница размышляла, глядя на темное небо, затянутое низкими тяжелыми облаками. — Ты же в этот раз рискнул всем, чтобы меня вытащить. Сам же так сказал.

— И что?

Сотница нахмурилась.

— Должна я тебе, вот что! — выпалила она. — И не знаю, как расплачиваться. У меня ничего нет, кроме перстня Гвиро.

Медяк без энтузиазма взглянул на блеснувший в тусклом звездном цвете алмаз и отмахнулся:

— Оставь цацку себе. Она много для тебя значит. Быть может когда-нибудь я попрошу тебя об услуге, и ты сможешь успокоить совесть.

Артанна недоверчиво покосилась на Джерта, по привычке посмотрела по сторонам, хотя прекрасно знала, что никого, кроме них с эннийцем да лошадей, на этой поляне не было.

— И вновь никакой конкретики, — вздохнула она. — Впрочем, можно кое-что устроить. В счет уплаты, так сказать.

Джерт вздрогнул, когда ее рука заползла ему в штаны.

— Ты рехнулась? — ошарашенно прошипел он и с силой сжал ее запястье. Наемница с трудом скрыла улыбку — застать Медяка врасплох дорогого стоило.

— А что?

— Шутки шуточками, но…

— Когда я говорила, что твоя задница меня смешит, это не означало, что она мне не нравится. — Сотница ловко освободилась от захвата и внезапно помрачнела. Мимолетную игривость как волной смыло. — Знаю, что ты обо мне думаешь, Медяк. Ничего хорошего. Мне положено оплакивать своих бойцов и все, что я потеряла. Но горевать есть смысл, только если остается шанс что-то вернуть, а я потеряла все. У меня осталась лишь собственная жизнь, да и ту я взяла у тебя взаймы. И вместо того, чтобы убиваться по тем, кому я уже не смогу помочь, лучше думать, что делать дальше.

Джерт молчал, пока Артанна говорила, стиснув железной хваткой его руку.

— С самого Гивоя меня преследует только смерть, — продолжала она. — И я помню каждого бойца «Сотни», погибшего в этой резне. Каждое лицо, каждое имя. Иногда во сне они зовут меня, и везет, если только зовут. Обычно обвиняют, а мне нечего им ответить. Я даже не могу написать их семьям и рассказать, какого рожна не уберегла ребят! Смерть ходит за мной по пятам, дышит в затылок. Скорбь уже прожгла у меня в груди дыру размером с диск Гилленая. — Артанна еще сильнее вцепилась в ладонь Джерта и горько усмехнулась. — Думаю, те, кто остался в Эллисдоре, уже нас похоронили. Казалось бы, мне пора привыкнуть к этому после плена — тогда меня тоже считали погибшей и здорово удивились, увидев в добром здравии спустя полгода. Но привыкнуть не получается. Хреново чувствовать себя призраком, Медяк. Вроде дышишь, ходишь, ешь, а человеком себя не ощущаешь, потому что все, чем ты дорожил, мертво. Держаться не за что. А я очень хочу почувствовать себя живой, — голос Артанны надломился. — Хотя бы ненадолго. Прости, если мое предложение тебя смутило. Это не повторится.

Она отпустила руку Джерта и поднялась на ноги. Ругая себя за порывистость, наемница направилась к дальнему краю поляны, где стояли лошади, и принялась копаться в седельной сумке. Хотелось курить, и пусть Медяк провалится, но она набьет трубку и от души подымит, раз уж выпивки в его запасах не нашлось.

Артанна скорее ощутила его присутствие за спиной, а не услышала звук шагов.

— Эй, — теплая ладонь эннийца легко коснулась ее плеча.

Вагранийка нехотя повернулась, чувствуя еще большую неловкость.

— Я уже извинилась, — пряча глаза, напомнила она. — Дала слабину, Медяк. Больше не буду, обещаю.

Сотница ожидала услышать очередную насмешку, но Джерт был серьезен.

— Я понимаю тебя, — сказал он, и Артанна догадалась, что это признание далось ему нелегко. — Лучше, чем ты можешь представить.

— Тогда горе нам обоим, — она пожала плечами и снова отвернулась. Джерт притянул ее к себе и кивнул на промокшие от росы лежаки:

— Пойдем.

Артанна подняла взгляд на Медяка, выжала из себя мрачную улыбку и сделала шаг, но уголки ее губ тут же опустились, а глаза недоверчиво прищурились. Только сейчас она заметила, что птицы перестали галдеть.

— Погоди, — Сотница смотрела в сторону кустарника, гадая, не показалось ли ей, что ветви пришли в движение.

В следующее мгновение ее плечо прошила стрела.

* * *

— Черт! — Артанна пошатнулась, но устояла на ногах и тут же припала к земле, надеясь доползти до меча.

Джерт отскочил, выхватив ятаган. Он заметил лучника — тот торопливо отбросил колчан и потянулся к рукояти длинного ножа. Сбоку от эннийца послышался новый шорох — второй человек пытался зайти с фланга. Сотница уже схлестнулась с третьим.

Медяк отрешенно подумал, что порция «лунного песка» сейчас бы не помешала, но возможности залезть в карман не было. Трое нападавших одновременно выбрались из кустов, рубя цепкие ветви. Не самый худший расклад. Побледневшая Артанна уложила одного колющим ударом, пока тот продирался сквозь заросли. Меч, конфискованный у гвардейца во время бегства из имения Данша, глубоко вошел в открытый бок противника — он успел только замахнуться для ответного удара, но пошатнулся и повалился на землю. Артанна для надежности снова вонзила клинок ему в грудь и развернулась, скривившись от резкой боли. Ругнувшись, она обломила древко стрелы. Туника пропиталась горячей кровью.

— Ублюдок мой, — оповестила наемница, двинувшись на лучника. Джерт заметил, что ее рука дрожала.

Медяк ушел в сторону от выпада противника, благодаря росу. Ваграниец сверкнул глазами и поскользнулся на мокрой траве, упал, но тут же перевернулся на спину и жестко встретил рубящий удар. Джерт отскочил, увернувшись от пинка и сам едва не распластался на земле. Противник снова поднимался, держа клинок перед собой.

— Добегался, шраз, — сказал ваграниец и пошел в атаку.

* * *

Левое плечо горело. Артанна изо всех сил старалась игнорировать боль, но с каждым мгновением та лишь усиливалась. Рана кровоточила, любое движение правой руки давалось с трудом, но ублюдок должен был умереть.

— Женщину брать живой! — скомандовал сражавшийся с Джертом человек, однако его крик захлебнулся после очередной атаки эннийца.

Лучник обнажил длинный узкий клинок, и Артанна почувствовала угол ностальгии, смешанный с завистью: ее любимые вагранийские ножи остались у Заливара, и она здорово по ним скучала. Крепче сжав слабеющие пальцы на рукояти меча, Сотница сделала выпад. Ваграниец оказался шустрым — ловко отклонился и тут же контратаковал. Это неминуемо закончилось бы для него успехом, но спасла длина клинка Артанны. Гвардейская железка была тяжелой, но могла удерживать противника на достаточном расстоянии. Противник попытался поднырнуть сбоку, наемница развернулась, закрыла брешь, но оступилась. Нога медленно поехала с обрыва к ручью; Артанна попыталась ухватиться свободной рукой за ствол дерева, но тут же осознала свою ошибку: от резкого движения раненое плечо взорвалось пронзительной болью.

— Ох! — сапог наемницы соскользнул с кочки, и Сотница потеряла равновесие, сорвавшись вниз.

Она катилась по пологому склону, издавая сдавленные стоны. Перед глазами мелькали листья, ветки, небо, трава — окружающая действительность смешивалась в кровавом калейдоскопе боли.

Приземлившись, Артанна поняла, что выронила оружие и потянулась за прикрепленным к поясу ножом. Лучник ловко спрыгнул и, все еще угрожая ей клинком, подошел ближе.

— Тебе незачем сопротивляться, — сказал он по-вагранийски.

Сотница медленно поднялась, спрятав нож в рукаве.

— Кто нас выдал?

— Деревенщины. Шано очень расстроился, когда ты сбежала. Он хочет тебя вернуть. Пойдем со мной, и я не причиню тебе вреда.

— Правда? — Артанна осклабилась и показала на раненое плечо. — Не представляю, что же тогда, по-твоему, вред.

— Маленькие тонкие ножи с изогнутыми лезвиями, лоскуты кожи…Тебе не захочется знать.

Она пятилась назад пока, наконец, не дошла до ручья. Плеск воды за спиной красноречиво свидетельствовал, что дальше бежать было некуда. Лучник сделал еще шаг, и Артанна из последних сил вскинула нож:

— Только попробуй.

Еще шаг. Наемница двинулась вбок и аккуратно ступала вдоль кромки берега.

— Мне начинает надоедать, — сказал ваграниец. — Чего ты ждешь?

Из-за спины лучника возник Джерт и рубанул его ятаганом под коленями, изувечив сухожилия и заставив упасть. Ваграниец истошно завопил. Снова сверкнуло лезвие, и на шее побежденного врага появилась вторая улыбка.

— Вот этого, — выдохнула Артанна и рухнула на землю рядом с ним.

Медяк кисло улыбнулся и подал ей руку.

— Ранена?

— Только плечо.

Энниец вывел ее на поляну, где сквозь ветви деревьев проникало больше света, и осмотрел рану.

— Навылет, — констатировал он и полез в сумку за чистой тряпкой. — Это хорошо.

— Угу.

— Ну что, теперь чувствуешь себя живой?

— Пошел ты, — поблагодарила за помощь Артанна и развернулась к нему спиной, предоставляя честь вытащить остаток древка из раны. — Видать, моя судьба — ловить стрелы за негодяев.


Миссолен.


— Идиот!

Породистое лицо графа Линдра Деватона исказилось гримасой боли, когда ему досталась очередная затрещина. Демос усмехнулся.

«Кто бы мог подумать, что хрупкое тело моей матушки способно вмещать такую сокрушительную ярость?»

Брат дернулся, когда леди Эльтиния, отвесила ему новую пощечину.

— Болван! Сволочь! Тупица! — не прекращала вопить мать.

«Нужно остановить ее, пока она не убила собственного сына. Или не стоит мешать свершению справедливого возмездия?»

— Тише, прошу тебя, — Демос на перехватил унизанную браслетами руку матери. Эльтиния смерила его гневным взглядом. — Я не смогу поговорить с ним, если ты его убьешь.

— Я не собираюсь его убивать, — огрызнулась вдовствующая герцогиня. — Лишь вымещаю злобу. Он заслужил.

«Безусловно, заслужил. Будь на то моя воля, Линдр превратился бы в факел сразу по прибытии в Миссолен».

Однако обстоятельства вынуждали Демоса проявлять миролюбие.

— Полно тебе, матушка, — почти ласково сказал канцлер и покосился на брата. — Ведь он все еще твой сын.

Мать презрительно фыркнула. Ее тонкие руки все еще дрожали от с трудом сдерживаемого гнева.

— К сожалению, он совершенно точно вышел из моего чрева, — заявила она. — Хотела бы я назвать его ублюдком, но Линдр, определенно, стал плодом наших с лордом Теннием стараний на брачном ложе.

«И от кого же моему братцу досталась эта дурная кровь? Небось, впитал худшее от обоих Домов, ибо, не сомневаюсь, сволочей и предателей было в избытке что среди Таллонидов, что среди Флавиесов. В итоге мы получили глупого, недальновидного и амбициозного человека, чьи замыслы и хитрости шиты белыми нитками. Ему удалось достичь успеха лишь однажды и только потому, что я не ожидал от него столь подлого удара в спину. И недооценил Принэ. Но больше я не повторю этой ошибки. Впрочем, и Линдр не совершит ничего подобного. Об этом мы позаботимся».

Отвлекшийся на размышления Демос не заметил, как леди Эльтиния снова влепила среднему сыну звонкую пощечину.

— Хватит! — взревел канцлер, и мать наконец-то испуганно отшатнулась. — Я сказал тебе прекратить. Немедленно отойди от него!

«О, так теперь она меня боится?»

Всего на миг Демос позволил себе насладиться моментом и произведенным впечатлением. Впрочем, леди Эльтиния тут же взяла себя в руки и снова приблизилась к нерадивому сыну.

— Он не достоин имени Деватон! — гневно взвизгнула она, но на этот раз обошлась без рукоприкладства.

Линдр, крепко привязанный к стулу, вздохнул с облегчением. Просторный подвал имения встретил графа сыростью и прохладой. Ихраз сторожил в дверях, Демос и Эльтиния измеряли шагами хорошо освещенную камеру — можно было рассмотреть каждый каменный стык, а Линдр, не имея возможности пошевелиться и вытереть разбитую губу, пускал кровавые пузыри и сплевывал розовую слюну. На гладко выбритой щеке графа красовался глубокий рваный порез, оставленный одним из многочисленных перстней матери. Темные волосы разметались по плечам, искусно расшитый шаперон съехал набок, в глазах застыл ужас, вызванный мучительным ожиданием приговора глав семейства.

Он не отпирался и выложил все как на духу, едва очутился в этом отсыревшем каменном мешке. То ли эффект внезапности, то ли зловещее молчание Ихраза, или же увиденные воочию последствия допроса месье Принэ послужили тому причиной, но граф быстро сдался.

Демос умел убеждать.

«Вероятно, Линдр понял, что рано или поздно я вытащу из него признание. Но неужели он рассчитывал на то, что добровольное, хотя и запоздалое откровение смягчит мое сердце? Следовало думать раньше. Впрочем, вряд ли он вообще способен думать на пару шагов вперед. Амбиции окончательно ослепили его и лишили остатков предосторожности. Хорошо, что Ренар ни о чем не знает — пусть молится своему Хранителю и пребывает в дальнейшем неведении. Не знаю, как он переживет известие о предательстве собственного брата».

Демос сел на слегка пошатывающуюся табуретку напротив брата и положил трость на стол, все еще хранивший следы крови месье Принэ.

«Должно быть, и этот эффектный антураж произвел на тебя впечатление. Не зря же мы тащили сюда столько свечей».

Леди Эльтиния прислонилась к стене, сложив руки на груди.

— Итак, милый братец, — улыбнулся канцлер, намеренно повернувшись к Линдру обезображенной стороной своего лица. — Принэ уже поведал нам захватывающую историю, а ты, следует отметить, добавил в нее еще больше красок. Признание твоего поверенного, подписанное его рукой при свидетелях, у нас. Ты же понимаешь, какое наказание тебе грозит?

Линдр кивнул, громко сглотнув. Мокрые от пота волосы облепили его окровавленное лицо и присохли к щекам.

«Какое жалкое зрелище».

— Задумай ты просто избавиться от меня, чтобы стать главой Дома, наказание было бы менее суровым, — продолжил Демос. — Однако ты покушался на жизнь будущего императора. Императора, Линдр! Не просто старшего брата и главы своего Дома, но без пяти минут правителя всей империи. А это совершенно меняет дело.

— Я…

— Молчать! — рявкнул канцлер и треснул тростью по столу. Линдр подпрыгнул от оглушительного крика и грохота, прокатившихся под низким сводом камеры. — То, что ты совершил, называется предательством. Любой суд вменит тебе заговор, государственную измену и попытку братоубийства.

«Смертная казнь. Публичная. Боюсь представить, что придумает палач для столь запущенного случая. Ведь четвертуют за куда менее дерзкие проступки».

— Но Великий наставник… — прохрипел было Линдр и тут же умолк под ледяным взглядом матери.

Леди Эльтиния хохотнула.

— Благословил тебя? — прошипела она. — Демос — единственный, кто способен противостоять Ладарию. Последняя серьезная политическая сила во всей империи с тех пор, как почил лорд Ирвинг! Разумеется, церковник подстрекал тебя и благословил на преступление, ведь это гораздо удобнее, чем марать собственные ручки в белых перчатках. Я всегда знала, что ты болван и тупица, но надеялась, что в тебе осталась хоть толика здравого смысла. Ты позволил сладкоголосым церковникам облапошить себя. Ты пошел против нас и предал свой Дом, Линдр. Ты мне больше не сын.

«Ах, эта эннийская страсть!»

— Тише, матушка, — Демос примирительно улыбнулся. — Пока рано для подобных заявлений. Линдр — дубина, но он уже осознал свою ошибку, — канцлер выжидающе посмотрел на предателя. — Ведь так, братец?

Граф обреченно кивнул и прикрыл глаза.

— Тем лучше, — улыбнулся Демос. — Каким бы он ни был идиотом, но он — наш идиот. Наша кровь. И потому я хочу дать ему шанс.

Ихраз тихо фыркнул.

«Что-то в последнее время я слишком часто прощаю людей. Однако от Линдра, в отличие от Ихраза, толку будет маловато. И все же я не хочу его убивать лишь из-за того, что он оказался дураком».

— Чего ты хочешь? — прошептал брат.

Демос качнулся на табуретке и ухватился за край стола, возвращая равновесие.

«Черт бы побрал эту старую мебель».

— Ничего нового, — спокойно ответил канцлер. — Я хочу, чтобы после моей коронации ты вернулся в свое графство и превратил вверенные твоему правлению земли в образец для подражания. Я хочу, чтобы ты поддерживал каждое мое решение в Совете и заботился о благополучии нашего Дома до тех пор, пока среди моих наследников не появится новый Деватон. Я не сделаю тебя канцлером, не надейся, но дам тебе возможность проявить себя в качестве главы нашего Дома, — Демос покосился на Эльтинию и почтительно кивнул. — Под неусыпным контролем матери, разумеется.

Вдовствующая герцогиня обескураженно уставилась на старшего сына:

— Ты так просто его простишь?

«Разумеется, нет! Я избавлюсь от него, как только укреплю династию. Но пока он нужен мне в качестве страховки. Ренар дал обет безбрачия».

— Прощу, конечно, — елейным тоном ответил Демос. — Но мое прощение нужно заслужить. Ты же хочешь, чтобы все стало как раньше, братец? Хочешь быть любимым сыном, лишенным забот?

Темные, как у всех детей Эльтинии, глаза Линдра наполнились надеждой.

— Чего ты от меня потребуешь? Я готов на все! На все! — тараторил он. — Я заработаю ваше прощение! Я клянусь! Я…

«Ну что за слабовольное ничтожество — никакого достоинства! Почему, почему вторым родился не Ренар? Почему природа решила отдохнуть именно в тот момент, когда родители зачинали второго сына?»

Канцлер подался вперед и, поставив локти на стол, положил подбородок на сложенные домиком ладони.

— О, я не стану ничего от тебя требовать. Свою просьбу я уже изложил, и ты ее обязательно выполнишь, братец. Сейчас я объясню, почему ты сделаешь все именно так, как я скажу. — Мать удивленно вскинула тонкую бровь, но промолчала, внимательно слушая Демоса. — Несколькими днями ранее твоя супруга и четверо очаровательных детей были взяты под мою опеку. Их очень хорошо охраняют, поверь мне. Лучшие из моих особенных слуг. Ты же понимаешь, о чем я… Твои отпрыски останутся в Миссолене, даже когда ты покинешь столицу после моей коронации. С этими чудесными детьми, которые, как я надеюсь, не унаследовали твоих ума и характера, будут обращаться соответственно их положению, защищать и оберегать. Они вырастут здесь, получат лучшее образование и со временем даже будут представлены ко двору официально. И эта идиллическая картина не изменится, пока ты снова не попытаешься воспротивиться мне.

Линдр побледнел, поняв, к чему клонил Демос.

«О, забрезжили проблески сознания! Наконец-то. А то я уже думал, что придется все разжевывать дословно, как для пьяного серва».

— Если я узнаю, а я узнаю, что ты снова вляпался в какой-то заговор, о прощении можешь забыть. Я уничтожу каждого, кто носит хоть капельку твоего дурного семени. И сделаю это со всей возможной жестокостью прямо у тебя на глазах. Я добр к своим друзьям, но враги… — Демос одарил брата многозначительным взглядом. — Надеюсь, я изъяснился вполне понятно.

Эльтиния одобрительно кивнула, скрыв жестокую улыбку в уголках тонких губ.

«Кто бы мог подумать, что матушка меня похвалит за такое?»

— Но как…

— Ты понял меня, Линдр? — Демос двумя пальцами, словно брезговал прикасаться к брату, вздернул его подбородок. — Тебе все ясно?

— Д-да, конечно… Я никогда…

«Хотя бы во имя жизни собственных детей обуздай эти имбецильные порывы».

Канцлер отнял руку и вытер окровавленные пальцы о край туники.

— Великолепно, — заключил он и повернулся к эннийцу. — Ихраз, пожалуйста, проводи графа в его покои и убедись, что до него дошел смысл сказанного.

Слуга подошел к стулу Линдра и несколькими движениями ножа разрезал веревки, которыми тот был связан. Граф едва не рухнул на пол, но энниец ловко поймал его под мышки и поставил на ноги.

— Извольте, ваше сиятельство, — с подчеркнутой вежливостью сказал он. — Вам следует принять ванну и сменить одежду.

«Твои яйца у меня в руках, братец. Только дай повод — запеку в мешочке».

Демос молча проводил взглядом Линдра, неловко навалившегося на локоть высокого эннийца. Когда за ними затворилась дверь, и канцлер с матерью остались одни, Деватон рухнул на табурет, лишенный сил.

— Порой я ощущаю себя единственным нормальным человеком на ярмарке уродцев, — устало сказал он.

Леди Эльтиния грациозно устроилась напротив и положила руки на стол, испачкав рукава о грязь и свежие пятна крови.

— В тебе куда больше от Флавиесов, чем я даже смела надеяться, — сказала она, скользнув взглядом по лицу Демоса. — Гораздо больше.

«Что это было? Комплимент?»

Канцлер сунул руку в карман и вытащил трубку. Плотно набив табак, он сосредоточил волю и ощутил, как едва заметная волна жара пробежала от его пальцев по тонкому костяному мундштуку. Через пару мгновений табак начал тлеть и задымился.

«А вот это в действительности полезно! Не зря тренировался столько дней».

— Вот чего я не могу понять, — сказал Демос, выдохнув дым. — Как же так получилось, что ты, потомок могущественных эннийских колдунов, оказалась женой брата самого императора? Я изучал документы, но не нашел сколько-нибудь очевидного объяснения, ведь церковь не должна была одобрить такой брак. Либо я смотрел не туда.

Эльтиния жестом попросила у сына трубку, немало удивив его. Пожевав мундштук, она улыбнулась:

— Вполне справедливый вопрос. Но, как ты думаешь, Демос, откуда взялась традиция императоров Криасмора жениться на латанийках именно раз в пять поколений?

— Дань прошлому. Латандаль же помог Таллонию объединить земли. Нужно чем-то подкреплять союз, — предположил канцлер.

— Все верно, — кивнула мать. — Но латанийцы полагают, что дар или любой талант способен выродиться именно за пять поколений. Таллониды веками были уверены, что благоденствие их династии продлится до тех пор, пока в их венах течет кровь латанийцев. Кажется, виной тому было пророчество, которое озвучила Гинтаре из Тальдора Таллонию Великому, когда у того родился первенец. Именно после этого император женил своего сына на латанийке. Что было дальше, знаешь сам. На редкость крепкая традиция, и она захватила умы не только императорского Дома.

«О, я знаю! Церковники изобрели крайне сложную для понимания схему оценки возможности заключения того или иного брака между дальними родственниками. Все для блага аристократии, дабы сильнейшие Дома империи не погрязли во грехе кровосмешения и ненароком не наплодили слабоумных дураков вроде моего братца».

Демос невольно вздрогнул, вспоминая часы, проведенные над документом, разъяснявшем тонкости заключения династических браков.

— Церковь не могла не знать, из какого рода ты происходишь, — напомнил канцлер. — Флавиесы никогда этого не скрывали. Наоборот, гордились великими предками.

— Именно, — подтвердила Эльтиния, снова взявшись за трубку. — Брак разрешили лишь потому, что на протяжении шести поколений в роду Флавиесов не родилось ни одного магуса. Впрочем, похожая ситуация наблюдалась во всех семьях Магистрата — сила покидает материк, дар проявляется все реже. И это происходит повсеместно, даже в Ваг Ране, славящимся редкими, но могущественными колдунами. Так что предшественник Ладария посчитал меня неопасной.

— И ошибся.

Мать криво улыбнулась и отняла мундштук от губ.

— У меня действительно нет дара. Более того, Флавиесы уже не надеялись на его возвращение. Но ты преподнес всем нам удивительный и радостный сюрприз. Жаль лишь, что не рассказал об этом раньше.

«Возможно. Но я, однозначно, не расскажу тебе о тайнах Виттории. Сейчас мы с тобой в одной лодке — пока что. Однако амбиции Линдр унаследовал именно от тебя, и с моей стороны было бы по меньшей мере неразумно раскрывать перед тобой все карты. Кто знает, какой план взбредет в твою седую голову?»

— Ты не особенно рвалась следить за моей жизнью. Либо проявляла свою излишне назойливую заботу совершенно не там, где требовалось.

Эльтиния равнодушно пожала плечами, словно укор ее не задел.

«Вполне вероятно, что ты действительно не чувствуешь вины».

— Ты был моим первенцем, — сказала мать. — Увы, первым детям достается большинство родительских ошибок.

— Я не заметил, чтобы ты учла печальный опыт при воспитании Линдра.

— Линдр пошел в моего дядюшку. Мозгов нет, но самомнения — до одури. Ему ничто не поможет. Жаль, Ренара пришлось отдать церковникам. Из младшего бы вышел толк, но какая нам от этого польза, если он сидит в своем Эклузуме, распевая хвалебные гимны? К слову, воспитание одного из отпрысков в лоне церкви было обязательным условием, поставленным Великим наставником при заключении моего брака. Мир между империей и Эннией тогда оставался шатким, обе стороны понимали необходимость укрепления отношений — так сложился наш с лордом Теннием брак. Брак, которого никто по-настоящему не желал. Брак, у которого было множество условий и ограничений. — Демос поднял глаза матери и в кои то веки увидел нескрываемую печаль. — Но я сделала все, что от меня потребовалось, и теперь Энния в долгу у нашего рода.

«Думаю, там был целый список условий — хватит, чтобы растянуть свиток от Гацоны до Освендиса через все Лутинское море. Империи было необходимо прекращение конфликта с Эннией за Рикенаар. Криасмор получил свой довесок обратно, но что досталось Магистрату? Смогу ли я когда-нибудь узнать это?»

— Выходит, латанийцы ошибались, — проговорил Демос и вдохнул пряный дым.

— Вся их теория, основанная на бессвязном лепете полубезумной прорицательницы, лишена смысла. И ты это подтвердил уже одним своим существованием.

«Я должен был взять в жены латанийку, ибо на меня и приходится пятое поколение правителей. Однако я этого не сделаю. Прямая ветвь Таллонидов прерывается. Выходит, эта Гинтара из Тальдора отчасти была права. Но меня беспокоит другое».

— Ладарий знает, кто я, матушка. Один человек сбежал, а он был свидетелем того, что я устроил в брачную ночь. Людей прислал Великий наставник, и они были агентами Коллегии.

— Зачем они приходили? Ты так и не сказал.

«И не скажу».

— Искали какие-то бумаги, о существовании которых я даже не слышал, — легко солгал Демос. — Что-то, связанное с работой Аллантайна.

Эльтинию такой ответ, казалось, устроил.

— Ладарий всегда был той еще занозой, но сейчас он в действительности может стать источником проблем, — сказала она.

— Он ведет себя очень странно. За нами была слежка — аккуратная, ненавязчивая, организованная с филигранной точностью. Ихраз и лорд-протектор Анси позволяли работать людям Коллегии до тех пор, пока те не перешли границы. Но после той ночи все изменилось.

Мать рассеяно кивнула, погруженная в размышления:

— Всех убрали. Я знаю.

— Это не внушает мне спокойствия.

— Вряд ли Ладарий признал поражение.

Демос фыркнул.

— Конечно, нет! Эта старая перечница скорее сожрет свою корону, чем отступится от цели.

— И что ты думаешь на этот счет?

Канцлер расправил золотую цепь и пристально посмотрел матери в глаза.

— Это затишье перед бурей, — тихо сказал он. — Ладарий отступил сейчас, поскольку занят чем-то более важным, нежели банальная слежка. Чем-то, что, по его мнению, размажет нас по всей площади перед Эклузумом. И это не сулит нам ничего хорошего.

— В таком случае мы должны ударить первыми.

«Если бы это было так просто».

Демос покачал головой.

— Не думал, что когда-нибудь воспользуюсь этим правом, но… Напиши дяде в Сифарес, — попросил он. — Расскажи новости обо мне. Ты же сама говорила, что Энния у тебя в долгу.

Эльтиния удивленно моргнула.

— Я уже давно сделала это.

— Тем лучше. Возможно, нам понадобится его помощь.

— Военное присутствие в Миссолене? Эннийцев?

Демос сунул потухшую трубку в карман и поднялся, крепко ухватившись за трость — последний подарок Лахель, с которым теперь не собирался расставаться.

— Нет, матушка, — отозвался он, направляясь к выходу. — Если дядя Эсмий в действительности обрадуется родственнику-колдуну, возможно, любезно предоставит нам защиту. Она может нам понадобиться.

«Потому что, чем бы ни закончилось наше с Ладарием противостояние, я не позволю ему добраться до моей семьи. Пришло время стать истинным главой своего Дома».

Загрузка...