Плывущие против течения

Глава третья
БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ В ОДЗИ

Там, где в Одзигаву впадает горный ручей, стоит в воде небольшая скала. Люди говорят, что эта скала - обломок Одзиямы, который в незапамятные времена оторвался от горы и скатился в реку. В течение многих столетий вода подтачивала скалу, и внутри её образовался небольшой сквозной грот.

Этот грот мальчики избрали своим пристанищем и назвали его «Гротом карпов».

Раньше в нём гнездились стаи птиц, и мальчикам пришлось выдержать не одно сражение с ними, прежде чем удалось выжить их оттуда.

«Грот карпов» был базой. В нём можно было прятать рыболовные снасти, котёл для варки рыбы, луки со стрелами, связки сосновых веток для факелов и прочие необходимые вещи. В гроте удобно было устраивать тайные сборы и разрабатывать планы военных походов против других мальчишек. В зависимости от времени года «карпы» пробирались к скале то вплавь, то вброд. В половодье, когда оба входа в грот совершенно скрывались под водой, приходилось даже нырять, чтобы выплыть в лагуне внутри изъеденной течением скалы.

Внутри грота всегда было сумрачно и тихо. Свет скудно проникал туда сквозь небольшие щели в скале и отражался в чёрной, как тушь, воде. Мальчики зажигали смоляные факелы, и тогда на стенах и низко нависшем неровном своде появлялись причудливые тени.

Масато сразу догадался, что «карпы» находятся в своём убежище: из щелей скалы медленно выбивались струйки сероватого дыма.

Подбегая к реке, Масато на ходу снял с себя одежду и, свернув её, вошёл в тёплую воду. Одзигаву в этом месте можно было перейти вброд - уровень воды у скалы доходил лишь до пояса.

Внезапное появление Масато в лагуне было встречено приветственными криками и свистом собравшихся. Масато ответил тем, что стал бить рукой по воде. От поднятых брызг зашипел очаг, сложенный в углу. Масато с удовольствием потянул носом, уловив в дымном воздухе аппетитный запах ухи. В чёрной от копоти кастрюле пенилось и булькало варево из рыбы. Как всё это было кстати! Ведь чашка бобового творога и несколько ломтиков солёной редьки не могут насытить человека даже на полдня…

Несмотря на царивший в гроте полумрак и едкий дым, от которого слезились глаза, там было очень уютно. Тихо плескалась вода, и, вторя ей, булькало в кастрюле варево. А главное, здесь были все его друзья - Дзиро, Сигеру, Такао, Котаро.

- Почему не был сегодня в школе, Масато?

- Где пропадал? Заболел?

- Сейчас, сейчас всё расскажу! - Масато торопливо пробрался к очагу. - Я не заболел. Я придумал, как спасти сенсея!

- Спасти сенсея? - переспросил его Дзиро, сидевший на корточках у очага. - Ну-ка, выкладывай.

- Уж Масато, наверно, такое придумал!.. - протянул с восхищением Котаро.

- Говори скорей, - крикнул Сигеру, - не тяни!

Масато поудобнее облокотился о Сигеру, который лежал на связке камышей, и начал:

- Прежде всего я выследил нового полицейского начальника, который каждый день ходит мимо нашего дома. Ровно в десять часов утра он идёт на работу, а возвращается уже затемно… Понятно?

Так как это вступление не произвело ожидаемого впечатления на слушателей, Масато пояснил:

- Очень важно знать, когда, куда и по какой дороге ходит человек, которого хотят похитить…

Сигеру при этих словах так пронзительно свистнул, что маленький Такао вздрогнул и заткнул уши.

- Кого же ты собираешься похищать? - спросил Котаро с недоумением.

- Как - кого? - удивился Масато. - Конечно, полицейского начальника!

В гроте наступило молчание. Дзиро спокойно размешивал уху палочками.

- Зачем нам твой полицейский начальник? - Сигеру фыркнул. - Подумаешь, драгоценность! Если он даже явится сам ко мне, я не стану пачкать об него свои руки.

- Как зачем? - уже неуверенно продолжал Масато. - А через него разве нельзя освободить сенсея?

Котаро захихикал:

- Вот ты ходил на эти американские картины… и решил стать Чёрным Бобом - похитителем людей.

Все захохотали, кроме Дзиро. Он попросил Масато изложить план до конца.

Смех друзей смутил Масато. Он был уверен, что все придут в восторг от его плана.

- Ну, говори, - сказал Дзиро. - Чего нахмурился?

Масато стал неохотно рассказывать о своём плане. Он сводился к следующему: они, «карпы», подстерегут ночью возвращающегося домой полицейского начальника, схватят его, свяжут и, запихав в мешок, приволокут в грот.

Здесь они заставят его написать приказ об освобождении учителя. Если начальник заартачится, можно будет попугать его чем-нибудь - например, накинуть ему на шею петлю. Как только он напишет приказ, сейчас же они освободят учителя и вместе с ним уедут из Одзи.

- Всё это хорошо, - заметил Сигеру вкрадчиво, - только как бы полицейский начальник не задохнулся в мешке…

Мальчики начали смеяться. Масато вскочил со сжатыми кулаками:

- Трусы! Кому дать оплеуху?

Дзиро спокойно подошёл к Масато и похлопал его по плечу:

- Конечно, план интересный, но больше подходит для Чёрного Боба, чем для нас. Но в одном ты прав. С сегодняшней ночи мы начнём причинять неприятности этому полицейскому начальнику и всем, кто хочет отнять у нас нашего учителя. - Усадив Масато у очага, Дзиро продолжал: - Мы тут без тебя уже кое-что решили. Я знаю, что ты согласишься с нами. То, что мы задумали, - тоже довольно опасное дело.

- Опасное? - невольно перейдя на шепот, спросил Масато.

- Да. Мы пойдём ночью в храм.

- В храм?.. - протянул удивлённо Масато.

- Мы решили написать кое-что на воротах храма, - сказал Дзиро. - Сейчас я тебе всё расскажу. Но перед этим надо, по-моему, подкрепиться.

- Конечно, надо подкрепиться! - раздались весёлые голоса.

И шумная стайка «карпов» начала устраиваться вокруг кастрюли, над которой поднимался вкусно пахнущий пар.

Котаро уже пообедал и собирался бежать к товарищам, когда у дверей его дома появился одноклассник, маленький вежливый Масахико. Он передал его матери аккуратно заклеенное письмо и, молча поклонившись, вышел. Мать Котаро долго разглядывала конверт, стараясь догадаться, от кого письмо. Но на конверте не было ни почтового штемпеля, ни обратного адреса.

Котаро исподтишка наблюдал за матерью. Ему интересно было увидеть, какое впечатление произведёт на неё письмо-напоминание. Осторожно развернув вчетверо сложенный лист бумаги, она поднесла его поближе к свету.

Лицо её выразило удивление, сменившееся растерянностью. Она быстро оглянулась на сына:

- Что это, Котаро?

Она вся вдруг обмякла и беспомощно опустилась возле сына на цыновку. По её морщинистым впалым щекам скатились две крупные слёзы.

- Не надо, мамочка! - тихо сказал Котаро.

Почувствовав на спине ласковую руку сына, мать заплакала по-настоящему. Она вспомнила в эту минуту два других конверта, полученных ею во время войны. В одном было извещение о том, что отец Котаро, военный моряк, «осыпался, как цветок», в бою у берегов Австралии, а в другом письме сообщалось, что её младший брат, лётчик, «разбился, как яшма», у границ Индии.

- Ты тоже писал такие письма? - спросила мать.

- Нам хочется, чтоб все родители поставили свои подписи против войны, - тихо ответил Котаро. - Лучше ведь получить такое письмо, чем…

- Да ты у меня совсем ещё маленький, - улыбнулась сквозь слёзы мать.

Посмотрев на неё, Котаро вдруг отвернулся, снял очки и вытер их о рукав.

- Твои товарищи думают, что мы, матери, не хотим спасти своих тётей? И ты тоже так думаешь?

Она встала и, подойдя к лакированной шкатулке, стоящей на полке в стенной нише, выдвинула верхний ящичек и вытащила пачку продолговатых листков. На этих листках, украшенных изображением белого голубя, стояли подписи; некоторые из них были скреплены личными печатками и отпечатками пальцев.

- Видишь, Котаро, я не только подписалась, но п сама собираю подписи.

Мальчик долго перебирал исписанные листки, молча опустив голову.

Мать ласково наклонилась к нему и тихо спросила: - - Может быть, мой сын тоже хотел бы пойти с такими листками по домам нашего городка?

Вместо ответа Котаро схватил руку матери и прижал её к своему лицу.

Котаро бежал по улице, как на крыльях. В самодельной зелёной папке, завязанной тесёмочками, лежал бланк для подписей под обращением о мире. Он прижимал папку к груди, словно боялся, что её могут отнять у него.

Во всех домах его встречали с радостью. Хмурые лица людей теплели, и они пожимали ему руку, как взрослому.

В некоторых домах ставили подписи не только хозяин и хозяйка, но и взрослые дети и родственники. А иногда и гости.

Вот у него уже пятнадцать подписей!

Их могло быть и больше, если бы не отец Синдзо - этот противный Фудзита. Он даже не впустил Котаро за порог своего дома. «Какая война, откуда война? - за-махал он руками. - Иди, иди, мальчик!»

Котаро в раздумье остановился -перед бамбуковой изгородью, которая окружала прилепившуюся на самом краю оврага лачугу. Почерневшие от времени дощатые стены давно уже рассохлись и разошлись во швах. Свет, горевший внутри дома, жёлтыми пятнами пробивался наружу сквозь щели. От крошечной веранды, пристроенной к наружной раздвижной стене, остался только остов - несколько бамбуковых шестов.

Крытая прессованной соломой кровля дома уже давно сгнила и была испещрена светлыми заплатами - обрывками цыновок, накрест прибитых к крыше тонкими жердями.

В этой лачуге жила семья Хонды.

Котаро приходилось бывать здесь не один раз. Старший сын Хонды - Таро учился вместе с Котаро. Маленький, застенчивый, с непомерно большой головой и большими ушами, мальчик получил от школьников прозвище «Фукудзин» - бог счастья. Прозвище это было ему дано словно в насмешку, так как семья его жила в страшной нужде. По этой причине маленький Таро редко посещал школу. Зимой, когда наступали холода, он особенно часто оставался дома: мальчик не имел тёплой одежды. Кроме того, Таро приходилось помогать в работе отцу. Вся семья Хонды плела сандалии, соломенные мешки под рис и верёвки для продажи на рынок. Когда Таро долго не появлялся в школе, Сато-сенсей посылал Котаро проведать его. Отец Таро, не старый ещё, но сильно сгорбившийся угрюмый человек, встречал Котаро не очень дружелюбно.

- Иди, иди, мальчик, - говорил он. - Передай учителям, что прежде чем за книжку браться, надо чем-нибудь брюхо набить. Таро расписаться уже умеет, и на том спасибо…

Вот почему, стоя сейчас перед порогом дома Хонды, Котаро колебался. Кто знает, как его встретит сейчас угрюмый хозяин лачуги… Преодолев наконец свою робость, Котаро тихо открыл дверь и поздоровался. Изнутри кто-то глухо откликнулся.

Котаро невольно зажмурил глаза от нависшей в воздухе густой соломенной пыли.

Сквозь неё едва видны были люди - все одинаково серые, хмурые. Вся семья - взрослые и дети сидели на полу и плели соломенные сандалии. У самого входа на коленях стоял Таро и ожесточённо бил солому деревянным молотком. При появлении Котаро он покосился в сторону отца и смущённо поздоровался с приятелем.

Удивлённо вытаращили глазёнки на внезапно появившегося гостя и младшие сестрички и брат Таро.

- Ты опять за тем же, Котаро? - не отрываясь от дела, спросил Хонда.

- Нет, дядя Хонда. Я пришёл по другому, важному делу.

- «Важному делу»! - усмехнулся Хонда. - По какому же, позволь узнать?

Котаро раскрыл папку и вытащил оттуда бланк:

- Поглядите! Я хочу попросить вас и тётушку Хонду поставить свои подписи… Это для того, чтобы не было войны…

Хонда удивлённо покосился на мальчика и отложил в сторону сандалии, которые плёл.

У него было широкое жёлтое лицо с резко проступающими скулами и лихорадочно поблёскивающие глаза.

- Подписи, чтоб не было войны? - удивлённо переспросил Хонда и поднялся с пола.

Котаро читал текст обращения, а Хонда внимательно глядел в лицо мальчику.

Прекратили работу его жена и дети. Удивлённо приоткрыв рты, они не сводили глаз с мальчика в очках.

Густая соломенная пыль, висевшая жёлтой пеленой, медленно оседала на пол. Воздух становился всё чище, и люди, как показалось Котаро, словно приблизились к нему, посветлели и выглядели не столь уж сумрачными.

- Хорошее дело… - задумчиво сказал Хонда. Он развязал белый платок, повязанный вокруг лба, вытер им потное лицо и, вздохнув, добавил: - Я знаю, что такое война…

- И я знаю, дядя Хонда, - опустил голову Котаро, - что значит остаться без отца.

Лучше, если никто этого не испытает..

В комнате стало так тихо, что слышно было, как сидевший на корточках Таро задумчиво сгребает ладонью осевшую на пол пыль.

Хонда принял от сына кисточку и, обмакнув её в тушницу, старательно вывел свою фамилию и имя.

- Спасибо, - сказал Котаро и поклонился.

- А ей можно расписаться? - Хонда кивнул в сторону жены.

- Ну конечно, можно! Тогда будет двадцать две! Двадцать две подписи!

Котаро подпрыгнул несколько раз, но сразу же спохватился и принял солидный вид.

Он поправил очки, сползшие на кончик носа, и медленно поклонился.

Масато готовил уроки. В доме было тихо: отец еще не возвращался с работы, мать ушла на лесопилку за щепками, а сестра пошла к подружкам.

Вдруг с улицы донеслись крики и хохот.

Масато подошёл к дверям, ведущим на веранду, и раздвинул их. По улице шли, раскачиваясь, два пьяных американца. Один из них, маленький, коротконогий сержант, уже не шёл, а волочился, крепко вцепившись в пояс другого - огромного рыжего верзилы. Временами сержант падал, и тогда другой, чуть нагнувшись, хватал его за шиворот и ставил на ноги.

Глядя на них, Масато невольно улыбнулся. Чего только не вытворяют эти амеко - американцы! Вчера, например, рассказывал отец, к магазину Фудзиты подъехала грузовая машина.

Два американских шофёра предложили владельцу «Дома журавля и черепахи» ящик мясных консервов по недорогой цене. Один из них вытащил из кармана банку, вскрыл её и дал Фудзите попробовать. Тому консервы понравились, и он поспешил заплатить за все банки. Большой деревянный ящик втащили в магазин с помощью обоих американцев. На прощанье Фудзита поблагодарил шофёров и попросил в любое время дня и ночи привозить к нему такого рода товары. Когда шофёры уехали, Фудзита, усевшись на ящик, стал потирать руки от удовольствия.

Вдруг он вскочил, как ужаленный, и отбежал в сторону, не сводя испуганного взгляда с ящика.

- Мертвец! - прошептал бедный Фудзита, вытирая выступивший на лбу пот.

- Пожалуй, это не мертвец… - произнёс побледневший приказчик. - Кто-то хрипит…

Когда ящик наконец был вскрыт, оттуда вылез пьяный американский солдат. Увидев двух остолбеневших японцев, он пнул одного ногой, другому плюнул в лицо и ушёл пошатываясь.

Фудзита и приказчик и не подумали задержать амеко. Они были рады, что он жив.

Что было бы, если бы американец задохнулся?

История с покупкой американца в ящике стала известна всему городу.

Услышав стук калитки, Масато обернулся. Осэки вошла во дворик, поднялась на веранду и с шумом задвинула дверь.

Масато посмотрел в окно. Пьяные американцы стояли у ограды их дома и перешёптывались. Потом один из них, рыжий, высокий, вдруг толкнул ногой калитку и, пошатываясь, вошёл во дворик. За ним поплёлся и другой.

Пёс Маро выскочил из-под веранды и отрывисто залаял. Рыжий американец, подойдя к веранде, распахнул дверь. Увидев выскочившую из-за перегородки побледневшую Осэки, он подмигнул ей и прохрипел:

- Алло, бэби! Плиз!

Правой рукой он вытащил из кармана несколько бумажек и помахал ими. Его оттолкнул другой, с нашивками сержанта на рукаве. При виде Осэки его пухлая физиономия расплылась в улыбке. Но рыжий схватил его за шиворот и стал оттаскивать от веранды.

- Как вы смеете врываться в чужие дома? - крикнула Осэки. - Уходите!

Рыжий поднялся на веранду.

Масато крикнул сестре:

- Убегай через кухню к соседям!

Надо было дать Осэки время, чтобы она успела добежать к соседям. Мальчик решительно преградил дорогу рыжему американцу.

Одутловатое лицо рыжего исказилось от злобы. Бледные, водянистые глаза его стали колючими. Он заложил руки за спину и приподнял ногу, чтобы пнуть ею мальчика. Но в этот момент Масато тихо свистнул, и разъярённый Маро, вскочив на веранду, вцепился в ногу амеко. Ухватив собаку за загривок, американец швырнул её во дворик. Но в этот момент Масато, наклонив голову вперёд, бросился на рыжего.

Этого прыжка амеко никак не ожидал. Масато попал головой в подбородок рыжего и одновременно ударил его коленом в живот. Тот охнул и покачнулся. Второй американец набросился на Масато.

Мальчику показалось, что на его затылок обрушился большой камень. В глазах вспыхнуло оранжево-красное пламя, и он почувствовал, что проваливается в пропасть. Откуда-то издалека он слышал пронзительный крик Осэки: «Помогите!»

Когда он очнулся, перед ним сидела на цыновке заплаканная сестра. Она гладила его голову и отгоняла взвизгивающего от радости Маро. На лбу Масато лежал пузырь со льдом.

Вокруг тюфяка Масато сидели соседи - мужчины, женщины и дети. Они вполголоса переговаривались между собой. Какая-то женщина вздохнула:

- Нет на них управы… Нельзя выходить на улицу!

- Надо сидеть дома! - сердито ответил кто-то.

- И в дома врываются, - сказал женский голос.

Широкоплечий кузнец сказал сидевшему рядом сгорбленному старичку, своему отцу:

- Наша полиция не принимает жалоб на амеко.

- Надо пожаловаться их начальнику. Может быть, он.. - - Что ты, отец! - усмехнулся кузнец. - Это всё равно что жаловаться тигру на его тигрят.

- Что же тогда делать? - недоумённо оглядывая присутствующих, спросил старичок.

- Значит, будут входить к нам в дом и безобразничать, а мы будем молчать?

- Не надо молчать! - вдруг крикнул Масато. - Амеко не знают приёмов джиу-джитсу… - Он взмахнул рукой, но сморщился от боли и простонал.

Кузнец наклонился над мальчиком:

- Лежи, лежи! Ишь, какой боевой! Конечно, не надо молчать. Надо нам держаться дружнее и теснее. И этим амеко надо дать понять, что им пора убираться домой.

- А пока что наш учитель сидит в тюрьме… - сказал Масато и мотнул головой.

- Сато-сан будет с нами! - Кузнец поправил пузырь со льдом на лбу мальчика. - Добьёмся!

Учительница английского языка мисс Уитни осталась довольна ответом Синдзо.

Толстяк скороговоркой произнёс по-английски:

- Як вашим услугам, май леди, готов выполнить ваши приказания.

Выговорив эту фразу, он заглянул в глаза учительнице.

Сын владельца магазина всеми силами добивался расположения мисс Уитни. За сто баллов по английскому языку отец обещал ему купить велосипед.

«Главное, - внушал Фудзита своему наследнику, - это английский язык. Всему остальному отец тебя сам со временем научит. А тот, кто не знает английского языка, теперь не человек».

- Хорошо, Фудзита, уэлл!

Мисс Уитни кивнула головой и сунула пальцы в накладной карман серой коротенькой юбки. Школьники знали, что в нём учительница хранит жевательную резинку и леденцы.

- Вот, мальчики, как надо заучивать слова и предложения!.. Лови, Фудзита!

Пунцовый от радости Синдзо на лету поймал продолговатую коробочку с жевательной резинкой и торжествующе оглядел класс.

Мисс Уитни поднялась на кафедру:

- Теперь, мальчики, раскройте учебник. Будем хором учить новые предложения из урока «Гостиница».

Учительница раскрыла учебник и сама прочитала несколько предложений.

- Понятно, мальчики?

- Понятно! - хором ответили школьники.

- Тогда начинайте!

И мисс Уитни, окинув взглядом класс, занялась чтением какой-то книги.

Школьники, сидевшие на передних партах, прилежно выкрикивали английские слова, не жалея ни сил, ни глотки. Сидящие во втором ряду могли уже так не стараться. В самом выгодном положении находились сидевшие позади. Эти молчали и, только лишь когда мисс Уитни поднимала глаза от книги, начинали беззвучно шевелить губами.

До звонка оставалось не более десяти минут, когда мисс Уитни отложила книгу и обратилась к классу:

- Сейчас, мальчики, мы вместе повторим ещё раз все предложения.

Она прохаживалась между рядами парт и следила за тем, чтобы все повторяли за ней:

- «Пожалуйста, сэр, вот ваша шляпа!», «О, мадам, вы очень великодушны! Премного благодарен», «Разрешите, я отнесу ваш чемодан в номер», «Вам угодно выгладить костюм?»

Мисс Уитни вдруг остановилась возле парты, где сидел Сигеру.

- Очень хорошо, - процедила она сквозь зубы. - Ты даже рта не раскрываешь!

Сигеру мгновенно изобразил на своём лукавом лице страдальческую гримасу:

- У меня зубы болят, госпожа учительница.

- А ты? - обратилась она к рядом сидящему Масато.

Масато привстал, опустив глаза.

- Почему не отвечаешь? Не нравится английский язык?

Масато поднял голову и в упор посмотрел на учительницу. Она стояла совсем рядом, и он увидел, что рот у неё далеко не такой пунцовый, как кажется издали.

Небрежно наведённая на него краска не коснулась серо-фиолетовых кончиков губ.

Слипшаяся от духоты пудра сползла со щёк и обнажила у рта мелкую сетку морщин.

Только глаза у неё были естественные - светло-серые, холодные, выпуклые.

- Мне нравится английский язык, госпожа учительница, - сказал Масато.

- Если нравится, то почему же ты не учишь его?

Масато скосил глаза в сторону Дзиро, словно ища у него поддержки. Дзиро сидел насупившись.

- Не язык, а эти фразы мне не нравятся, - тихо произнёс Масато. - Как будто всех нас готовят быть лакеями, чистильщиками сапог и рикшами.

- Вот ты какой! - Мисс Уитни вскинула брови. - А кем же ты собираешься стать в будущем? Может быть, доктором или инженером?

Масато наморщил лоб и угрюмо пробормотал:

- Не знаю, кем я буду, но только не лакеем.

Учительница пристально посмотрела на Масато и стала говорить, отчеканивая каждое слово:

- Всякий человек должен быть доволен своим положением и своим заработком. А тот, кто недоволен и стремится нарушить установленный порядок, делается бунтовщиком, и тогда ему надевают наручники. Понятно?

- Всё равно не хочу быть лакеем! - буркнул Масато.

- Ты с кем споришь, грубиян! - Мисс Уитни топнула ногой. - Будешь тем, кем тебе прикажут быть! Вон из класса!

Класс затих, и слышно было лишь прерывистое дыхание Масато. Он торопливо собирал свои книжки.

- Сядь, - внезапно переменила своё решение мисс Уитни. - Останешься после уроков и напишешь на доске пятьдесят раз фразу: «Я никогда не буду джентльменом», и пятьдесят раз эту же фразу наоборот. Пока не напишешь, не уйдёшь!

Масато молча уселся за парту.

Но учительница уже не могла успокоиться. Заложив руки за спину, она подходила то к одному, то к другому ученику.

- Ты? - ткнула она пальцем в Котаро, чуть не попав ему в очки. - Может быть, ты хочешь быть инженером?

Котаро смущённо погладил затылок.

- Нет, госпожа учительница. Я не хочу быть инженером.

- А кем?

- Я хочу сочинять стихи.

- Сочинять стихи? - Мисс Уитни захохотала. - А ты, Дзиро?

- Ещё не знаю кем, - ответил Дзиро, глядя прямо в глаза американке. - Но только не лакеем у иностранцев и не полицейским.

У мисс Уитни задёргались губы.

- Ты будешь красным. - Она сплела пальцы, изображая решётку: - Вот где ты будешь!

Учительница подошла к Синдзо:

- А ты кем собираешься стать, когда вырастешь?

Синдзо вскочил и растерянно оглянулся. На него были устремлены любопытные глаза товарищей. Ещё ответишь невпопад - засмеют.

- Я, мисс учительница, - ответил с поклоном Синдзо, - к вашим услугам, пожалуйста… то-есть, простите… - Съёжившись под холодным взглядом учительницы, Синдзо ещё раз поклонился: - Я буду тем, кем вы мне посоветуете… если вам будет угодно…

Послышался приглушённый смех, и в тот же момент за дверью раздался спасительный звонок.

Исписав всю доску фразами: «Я никогда не буду джентльменом» и «Джентльменом буду не никогда я», Масато с разболевшейся головой вышел из школы. Идти домой не хотелось, и мальчик отправился в школьный сад, к дедушке Симуре.

Вместе со школьным сторожем он долго очищал от сорняков цветочные клумбы. Потом опустошил предложенную ему кастрюльку с бобовым супом и отвёл душу, рассказав старику о том, что произошло на уроке.

Домой Масато возвращался, когда уже стемнело.

На небе зажглись звёзды. В воздухе чувствовалась осенняя свежесть. Пахло влажными травами и скошенным сеном.

«Почему это иностранцы хозяйничают на нашей земле, как им вздумается? Почему из тюрьмы до сих пор не выпускают Сато-сенсея? У кого и где японцам искать защиты?»

Масато сжал кулаки. Как жаль, что он ещё не взрослый. Почувствовали бы они тогда и его силу!

Он завернул за угол и прошёл мимо ярко освещённого двухэтажного дома Такахаси.

Здесь обычно собирались иностранные офицеры, чьи подразделения стояли вблизи Одзи. Из открытых окон второго этажа неслась музыка, слышались женский смех и громкие голоса.

Масато захотелось посмотреть, как проводят вечера у них в Одзи эти надменные чужеземцы. Он оглянулся. На площади перед домом никого не было, только у главного подъезда стояли американские «джипы».

Сквозь стекло парадной двери мальчик увидел дремавшего на стуле японца-швейцара.

Мимо него сновали молодые японки в белых колпачках и передниках, толкая перед собой никелированные столики на колёсах. Столики были уставлены бутылками и тарелками с едой.

Масато тихо взобрался на выступ стены и заглянул в окно. В щель занавеса он увидел небольшой зал с большим столом посередине, за которым сидели американские военные. Они играли в карты. Масато собрался было спрыгнуть с выступа, когда его внимание привлекла одна из чужеземок. Она стояла, опираясь на спинку стула около радиолы, и курила. В её движениях, в том, как она вскидывала голову, мальчику почудилось что-то знакомое.. К ней подкатили столик с бокалами, наполненными вином. Она взяла бокал и, вставив в него соломинку, стала пить. Масато узнал её: это была мисс Уитни. «Вот так учительница!» - подумал он.

Но в комнате были не только чужеземцы. Масато увидел Кадзуо, сына владельца лесопилки Ямады, военного переводчика Суму и старшего брата Тада Хитоси. Они сидели в креслах с американскими офицерами и курили сигары.

Вдруг что-то зашуршало внизу. Масато соскочил с вы ступа и оглянулся. Он увидел за углом дома сидящего на корточках Тэйкити. В руке он держал длинные щипцы из бамбука.

- А я думал… что собака, - прошептал Масато, - или американский полицейский.

Ты почему так поздно здесь ходишь?

- Собираю… - тихо сказал Тэйкити.

- А что собираешь?

- Около этого дома иногда можно кое-что подобрать… Иногда они выбрасывают в окно…

Заметив в траве пустую консервную банку, он привычным движением зажал её щипцами и бросил в плетёнку, затем подобрал кожуру бананов и пробормотал:

- Плохо, что во двор к ним нельзя… там около кухни большой цинковый ящик… Да во дворе бегают собаки: в прошлый раз порвали мне халат…

Тэйкити встал и, взяв подмышку плетёнку, пошёл к соседнему дому - там тоже жили американские офицеры.

Масато молча проводил взглядом сгорбленную фигурку в коротеньком халате.

Ещё в прошлом году ветер сорвал с крыши дома вдовы Уэды Тоёко кусок полусгнившей кровли, и в этом месте сейчас зияла дыра. Когда шёл дождь, вдова обычно подставляла под неё деревянное ведро. Но сегодня дождь начался на рассвете, когда все, кроме маленькой Умэ-тян, спали.

Шестилетняя Умэ-тян, вдоволь отсыпавшаяся днём, услышала мягкие звуки падающих на цыновку капель.

Скованная тяжёлым недугом, она не поднималась со своего дзабутона - подушки для сиденья, - на котором свободно умещалось всё её маленькое, истощённое тельце.

Дзабутон этот был очень стар, из его давно порвавшейся зеленоватой обивки во все стороны вылезали клочья потемневшей ваты.

Сумрачный рассвет уже пробивался в дом сквозь натянутую на окно бумагу, и Умэ-тян увидела на полу маленькую лужицу.

Сначала она была почти незаметна на темно-желтой цыновке. Капля за каплей лужица всё увеличивалась и наконец пустила крошечный ручеёк. Он весело побежал по ложбинке между двумя цыновками к спящему Тэйкити.

Брат Умэ-тян спал прямо на цыновке, подложив под голову подушку, набитую бобовой шелухой. И мама тоже спала. Вот уже несколько дней, как ей стало совсем плохо; ночью она часто жалобно стонала и всхлипывала.

Умэ-тян с трудом дотянулась до руки Тэйкити. Он сразу же проснулся и, увидев лужицу, взял тряпку - остатки изодранного на днях собаками халата - и вытер цыновки. Но мать продолжала лежать в постели. Это было необычным для неё: она всегда поднималась раньше всех. Тэйкити подсел к её тюфяку. Лицо матери пылало нездоровым румянцем.

- Мама, мамочка! - тихо окликнул её Тэйкити.

Она с трудом приподняла опухшие веки и посмотрела на сына тяжёлым, затуманенным взором.

- Воды… - с трудом сказала мать.

Она попыталась приподняться, но тут же снова легла и закрыла глаза.

Тэйкити молчал. Он смотрел на мать, и ему казалось, что её маленькое лицо стало ещё меньше, дыхание у неё было прерывистое, в горле что-то булькало.

Тэйкити бросил взгляд в сторону сестрёнок Фуми и Умэ. Фуми спала, спрятав голову под рваным одеяльцем. Умэ, приоткрыв рот, прижалась щекой к своей любимой глиняной куколке. Бледная кожа на осунувшемся личике Умэ-тян словно просвечивала.

В комнате было тихо. За окном продолжал идти дождь. Ветер врывался в комнату сквозь дыры в бумаге на окнах и входной двери. В углу над нишей обвалилась штукатурка, отверстие было заткнуто соломой; она тоже пропускала ветер.

«Чем же их покормить сегодня! - подумал Тэйкити. - Вчера ночью ничего не удалось собрать… ничего, кроме одной банки с остатками паштета. Но его оказалось на дне слишком мало, а кожура бананов была испачкана табачным пеплом. Если мама заболела и не пойдёт стирать бельё, то в доме сегодня не будет никакой еды.

Остаётся одно: пойти к Фудзите и попросить взаймы что-нибудь».

Вспомнив маленькие, колючие глазки владельца «Дома журавля и черепахи», мальчик поёжился: «Обязательно выгонит. Что тогда делать?»

Он ещё раз взглянул на пылающее жаром лицо матери и на сестрёнок и, потуже затянув пояс на халатике, вышел из дома.

Небо над посёлком было обложено низко нависшими тучами. Они укрыли всю вершину Одзиямы, и сейчас, из-за тонкой сетки моросящего дождя, еле проступали обесцвеченные склоны гор.

Прежде чем войти в магазин Фудзиты, Тэйкити долго топтался у входа. Чем бы разжалобить отца Синдзо?

Толстого, коротконогого, краснолицего Фудзиту мало кто любил в Одзи. Особенно не любила его детвора бедняков, которую обычно посылали к Фудзите перед получкой попросить в долг бадейку соевого теста или бобов.

В таких случаях владелец магазина никогда не забывал напомнить маленькому просителю о том, что по вине должников он терпит сплошные убытки и что все они неблагодарные свиньи и скоты…

Фудзита был очень предприимчивым человеком. Он тайно покупал у солдат и офицеров иностранного гарнизона пайковые консервы и сигареты и продавал их втридорога японцам. Кроме торговых операций, он извлекал большие барыши от посредничества по поставке детей владельцам текстильных фабрик, которым требовались такие рабочие, которым можно было бы платить вдвое меньше, чем взрослым.

Фудзиты не оказалось в магазине. Приказчик, не удостоив мальчика взглядом, буркнул, что хозяин во дворе на складе.

Переступив порог большого оцинкованного склада, Тэйкити в изумлении остановился.

Все сказки, в которых рисовались богатство и изобилие, меркли перед тем, что предстало перед его взором.

На полках вдоль стен всеми цветами радуги переливались консервные банки с иностранными этикетками, висели связки сушёных каракатиц и морской капусты, а кадки были наполнены пропитанными соей мелкими устрицами, лангустами и тонко нарезанными ломтиками баклажанов и редьки. А сколько здесь было такого, что Тэйкити видел впервые в жизни и не знал даже, как оно называется! Ему показалось, что он попал в сказочный дворец изобилия, огромный и бесконечный, как мир…

Тэйкити жадно проглотил слюну. Только бы получить маленькую частицу того, что есть в этом складе, и тогда каким бы счастьем озарился их дом! Может быть, и маленькая Умэ-тян встала бы тогда на ноги. Ведь говорила же мама, что Умэ-тян может вылечить хорошее питание..

- Чего тебе? - услышал он тонкий голос Фудзиты.

Тэйкити вздрогнул и повернул голову. В глубине склада, за столиком, он увидел хозяина этих несметных сокровищ. Рядом с ним сидел какой-то незнакомый, хорошо одетый господин.

- Добрый день, Фудзита-сан! - Мальчик отвесил низкий поклон. - Я Уэда Тэйкити…

- Что нужно?

- Мама моя очень больна. Два дня, как мы почти ничего в рот не брали. Сестрёнка моя Умэ тоже больна… - Тэйкити немного помедлил, собираясь с силами, чтобы сказать главное. Он ещё раз поклонился: - Мама очень просила в долг немного бобов… Как только она встанет, Фудзита-сан, обязательно отдаст наш долг…

Тэйкити с замиранием сердца ждал ответа. Фудзита отвернулся, отсчитывая что-то на счётах.

- Ничего не отпущу, - сказал он. - Так и передай своей матери. Иди. Видишь, я занят.

Тэйкити постоял некоторое время, опустив голову, по-том медленно пошёл к выходу.

- Подожди-ка! - вдруг раздался голос за его спиной.

Фудзита начал что-то нашёптывать незнакомому господину. Тот молчаливо кивал головой и не спускал глаз с мальчика.

- Подойди сюда, мальчик! - сказал незнакомец.

Мальчик нерешительно подошёл к столу.

- Сколько тебе лет?

- Десятый год, господин.

- Здоров? Трахомы нет?

- Нет… Меня в школе осматривали недавно. Здоров.

- Его мать вдова? - спросил незнакомец у Фудзиты.

Тот молча кивнул головой.

Незнакомый господин оглядел Тэйкити с головы до ног и покачал головой:

- Уж очень тощ мальчонка. Явный дистрофик. А впрочем… - Он побарабанил пальцами по столу. - Да… Очень, конечно, плохо, когда отца нет и есть нечего.

Вот что, Фудзита-сан, - незнакомец небрежно облокотился на стол: - отпустите малышу, что просит. Я заплачу.

От неожиданности Тэйкити растерялся. Он даже забыл поблагодарить благодетеля.

Когда Фудзита сунул мальчику записку к приказчику, на глазах у Тэйкити появились слёзы:

- Большое спасибо, господин! Никогда не забудем вашей доброты! Спасибо!

На глубокий поклон Тэйкити незнакомец ответил улыбкой, показав золотые зубы.

- Иди, иди. Я проведаю твою больную мать. Может быть, смогу чем-нибудь помочь.

- Вы неплохо обделываете свои дела, Нисио-сан! - заметил Фудзита после ухода мальчика.

- Думаю, что вдове надо помочь.. Как вы считаете, согласится она уступить малыша?

- Не сомневаюсь! - И владелец магазина восхищённо щёлкнул языком. - Против вашего уменья уговаривать не устоит даже статуя будды.

- Такая уж у меня работа, - вздохнул Нисио. - Спрос на малышей всё увеличивается. Многие владельцы предприятий и помещики предпочитают малышей, потому что эти не будут учреждать профсоюзы и не решатся бастовать. Кстати, вы обещали порекомендовать мне ещё несколько мальчиков и девочек.

- Сделаем, - сказал Фудзита, стуча счётами. - Всё сделаем, дорогой Нисио-сан! Не забудьте лишь о комиссионных!

- За этим дело не станет! - Нисио кивнул головой.

- Прошу только платить по твёрдому курсу, то-есть долларами. Обязательно долларами…

Вечером директор школы направился в гости к своему другу Ямаде, владельцу лесопилки.

«Живёшь как в кратере вулкана, - думал он. - Каждый день засыпаешь без уверенности в том, что не проснешься среди внезапного грохота извержения… Классный наставник Гото стоит за крутые и решительные меры,- заведующий учебной частью Ивамацу рекомендует осторожность…

Послушать мисс Уитни, так надо вставить решётки в школьные окна и использовать учеников для слежки за их родителями. А все остальные учителя ненадёжны и, судя по всему, на стороне Сато. Как быть?»

В передней Фурукаву встретила жена Ямады. На ней был парадный халат с фамильными гербами. Снимая обувь, перед тем как войти в дом, он услышал мощный бас хозяина, донёсшийся из столовой:

- Фурукава-сан, пожалуйте!

Толстый, с бритой головой Ямада восседал на подушке важно, как будда. Рядом с ним сидел незнакомый пожилой человек с широким, открытым лицом, умными, проницательными глазами и с коротко остриженной седой головой. При входе Фурукавы он вежливо поклонился, положив руки на колени. Ямада представил его:

- Брат моей жены, господин Тояма, владелец текстильной фабрики в Ниигата.

Знакомьтесь, пожалуйста!

В комнате царил полумрак. В нише висела знакомая картина на шёлку - озеро и грустно склонившаяся к воде растрёпанная ветром ива. Перед картиной на бронзовой подставке - ваза с цветами.

Хозяйка зажгла настольную электрическую лампу с абажуром в виде крохотного разрисованного зонтика.

Тишина и уют, царившие в доме владельца лесопилки, а также невозмутимое спокойствие самого хозяина благотворно подействовали на Фурукаву.

Узнав от Фурукавы о том, что произошло в школе, Ямада покачал головой:

- Да, мы сейчас все ходим на острие ножа. Япония - страна землетрясений. Но, кажется, сейчас начинается самое большое землетрясение. И боюсь, что мы не удержимся на земле…

- Время тревожное, - вздохнул Фурукава. - Но я думаю, что надо сохранить твёрдость духа. Я подавлю бунт! Выгоню зачинщиков!

Директор выжидающе взглянул на владельца лесопилки. Ему хотелось узнать его мнение.

- Сейчас пока воздержитесь от крутых мер, - сказал Ямада, посмотрев на Тояму. - Возьмите их на заметку, чтобы расправиться в более удобный момент.

- А почему сейчас это неудобно? - удивился Фурукава. - Ведь они портят всю мою школу!

- Потому, что Япония сейчас далеко уже не та, которой была в недалёком прошлом.

Разве вы не видите, что она бурлит, как кипяток! А кому хочется подставлять лицо под горячие брызги?

Госпожа Ямада бесшумно вошла в комнату. Опустившись на колени перед низким лакированным столиком, она взяла у.горничной поднос с тарелками и лакированными деревянными чашками.

- Мне не совсем понятно, при чём тут моя школа? - недоумённо пожал плечами Фурукава.

- Извольте, я объясню… Кушайте, пожалуйста!

Взглянув на золотистую форель, жаренную на углях, хозяин чмокнул губами и взял костяные палочки для еды.

- Дело в том, - продолжал он, - что неприятности, которые причиняет вам этот Сато, касаются не только вашей школы. Рабочие на моём предприятии уже грозят мне забастовкой, требуя освободить Сато. Имейте в виду, что наш городок Одзи тоже стал другим. Красные и здесь свили себе гнездо. Вы ведь знаете, что Одзи стоит на одном из первых мест в префектуре по количеству собранных подписей за мир. И не хватает только, чтобы неосторожными действиями вы ещё больше обозлили родителей этих выкормышей Сато… - Помолчав немного, Ямада добавил: - Это движение за мир грозит нам серьёзными неприятностями…

- Движение одураченных! - фыркнул директор школы. - Нечего опасаться баранов, не имеющих своего мнения.

Тояма, до сих пор не проронивший ни слова, усмехнулся:

- Ну, а меня, потомственного самурая, окончившего императорский университет в Киото, вы тоже назовёте бараном?

Фурукава вопросительно взглянул на Ямаду, а тот сокрушённо развёл руками:

- Да, действительно, как это ни прискорбно, наш уважаемый Тояма-сан - сторонник мира. Он не только сам подписался под воззванием, но и других агитирует! На Новый год он разослал всем знакомым свою визитную карточку с изображением белого голубя. Вы только послушайте, как он отзывается о коммунистах! Он считает их единственными спасителями национальной независимости Японии.

- Да, - сказал Тояма. - Мне очень жаль, но это действительно так. В нашем ещё недавно столь славном отечестве подлинно патриотической партией оказалась сегодня партия коммунистов. - Тояма повысил голос: - Вы, господин Фурукава, разбираетесь в политических вопросах не лучше ваших школьников! А господину Ямаде не дорого наше отечество. Деньги - вот его отечество…

- Слышите? - хихикнул Ямада, кивая головой в сторону родственника. - И это говорит хозяин текстильной фабрики! Он хотел торговать с Китаем, а американцы не разрешают. Вот он и стал почитателем белого голубя…

Фурукава возвращался от владельца лесопилки с ещё более невесёлыми мыслями.

Он быстрыми, неровными шагами шёл по узким пустынным улицам. В домах было темно, только горели на воротах фонари с фамилиями домовладельцев. Было тихо, и лишь когда налетал ветер со стороны Одзиямы, тревожно шелестели кроны деревьев.

В доме Фурукавы горел свет. Когда он остановился у ворот, порыв ветра качнул низко свисавшую ветку сосны. Директор школы испуганно вздрогнул.

«Нервы не в порядке», - мелькнуло у него в голове.

Он вошёл во двор и постучал головкой трости в решётчатую дверь. И в этот момент он увидел на стене какую-то надпись. Он зажёг спичку и прочитал написанное мелом:

«Сато-сенсей стоит за мир и за счастье Японии. Мы требуем: освободите нашего сенсея!»