По дедовским рецептам

КАЛЕНДАРЬ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦА

Читатель, вероятно, уже обратил внимание, что в предыдущих главах этой книги основным источником сведений о применении растений, откуда мы и черпали «дедовские рецепты», служили преимущественно печатные или письменные документы — мемуары путешественников, выдержки из летописей, лечебников, приказных книг и грамот, а также результаты археологических изысканий — материальные, вещественные свидетельства, добытые при раскопках древних поселений. Теперь, в заключительной главе, самое время обратиться к иному — устному — народному творчеству, фольклору.

Фольклор как источник надежных фактов? Еще сравнительно недавно подобная мысль могла показаться представителям точных, естественных наук более чем сомнительной. В самом деле, какую достоверную (подчеркнем, именно достоверную) информацию можно извлечь из пословиц, поговорок, загадок, песен, сказок, преданий, поверий — словом, из всей той массы народной фантазии, предназначенной, по мнению многих, лили, для простого развлечения, приятного времяпровождения, веселой потехи? На первый взгляд, никакую. Ведь не примешь же всерьез сейчас поверье, что шалфей, рута и трава тирлич — любимые растения ведьм, а полынь-чернобыльник, напротив, им весьма противна. Столь же бесполезно, с точки зрения ботаника, описание, скажем, цветения папоротника в ночь на Ивана Купалу.

Но давайте не будем заведомо категоричны и обратимся к уже однажды упомянутой нами интереснейшей книге, вышедшей в 1880 году, под названием»0 поверьях, суевериях и предрассудках русского народа». Автор ее, известный фольклорист, писатель, врач и ученый-филолог Владимир Иванович Даль приводит подробнейший анализ собранных материалов. По его мнению, их можно разделить на шесть неравноценных разрядов, причем «поверья третьего разряда в сущности своей основаны на деле, на опытах и замечаниях. Поэтому их неправильно называть суевериями; они верны и справедливы, составляют опытную мудрость народа, а потому знать их и сообразовываться с ними полезно. Эти поверья, бесспорно, должны быть все объяснимы из общих законов природы, но некоторые представляются до времени странными и темными».

Вдумайтесь в эти слова. Сказанные более столетия назад, они не потеряли значимости и по сей день. В них весьма недвусмысленно звучит призыв отделять выдумку, сказку, мистику от рационального, накопленного тысячелетиями опыта общения человека с природой. К этому третьему разряду поверий В.И. Даль относит прежде всего народные приметы,. составляющие так называемый календарь земледельца. Но сначала вспомним в целом о развитии и видоизменении системы счисления времени на Руси, так сказать, календаря общего пользования.

Неизвестно, каким образом вели летоисчисление древние славяне до принятия христианства в 988 году. С этого события в качестве исходной вехи и отсчета времени было принято божественное сотворение мира — 5508 год до нашей эры. Однако начальная точка самого года — собственно праздник Нового года — приходилась на разные месяцы. На Руси параллельно существовали как бы два календаря: церковный, в котором год начинался с 1 марта, и светский (гражданский), отсчитывающий месяцы с 1 сентября.

В народном календаре долгое время сохранялись и старославянские названия месяцев: январь — просинец (видимо, по чистоте и глубине зимнего неба), февраль сечень (возможно, сказались секущие лицо метели на исхода зимы). Причем в летописях XV века эти месяцы носили еще объединительное название свадеб, потому что тогда, в свободное от полевых работ время, чаще всего игрались свадьбы. Март звался сухий, апрель березозоль (говорят, из березы готовили золу для щелока), май — травный, июнь — изок или высок, июль червень, август — зарев, сентябрь — рюень, октябрь листопад, ноябрь — грудень, декабрь — студеный. Расшифровке названий помогает знание некоторых старославянских слов: изок значит кузнечик, поющий в луговых травах. Считают, что рюень созвучен старинному глаголу рюмить, то есть плакать: рюмят осенние дожди, рюмит зяблик к перемене погоды. Немудрено, ведь осень, действительно, грустная пора. Кстати, часть этих слов сохранилась до сих пор в названиях месяцев в украинском языке, только они теперь как бы сдвинуты по времени: сечень — январь, листопад — ноябрь.

Славянские месяцы постепенно сменялись римскими. Их упоминания встречаются уже в договоре князя Олега с византийцами (911 год) и в «Повестях временных лет» XI века.

Петр I указами от 15 и 19 декабря 1699 года ввел в России так называемый григорианский календарь, принятый в Западной Европе столетием ранее. Наступающий новый год стал 1700-м от Рождества Христова и начинался 1 января.

Но одновременно с гражданским, светским, как уже было сказано, существовал еще календарь церковный, где практически каждый день был связан или с именем какого-либо святого или с неким событием из Священного Писания. Запечатлен этот календарь был в святцах — помесячном списке церковных праздников. В отличие от гражданского такой месяцеслов сложнее, поскольку праздники в нем делятся на неподвижные, то есть приуроченные к строго постоянным датам, и подвижные, исчисляемые по отношению к Пасхе. Дата самой Пасхи меняется: отмечают ее в первое воскресенье по полнолунию, считая от мартовского равноденствия, следовательно, за основу здесь принят не солнечный, а лунный календарь.

В жизни наших предков очень многое было связано со святцами. По ним крестили младенцев, к определенным дням святых приурочивали то или иное начинание, планировали конкретное дело. Да и, правду сказать, куда удобнее было запоминать не безликую абстрактную дату, а название вполне конкретного праздника. Так рождался своеобразный календарь сельскохозяйственных работ, основанный, с одной стороны, на многовековом народном опыте, с другой — на церковном месяцеслове. При этом имена православных святых наделялись «деловыми» прозвищами (например, Ирина-рассадница, Акулина-гречишница, Авдотья-малиновка).

Итак, календарь земледельца. В чем его суть? Прежде всего в него входили приметы, по которым определяли лучшие сроки полевых работ: обработки земли, посева и посадки растений, сенокоса, уборки урожая, заготовок дикорастущих растений и многого другого.

Анализируя эту часть календаря, можно сделать несколько вполне определенных выводов. Во-первых, по сельскохозяйственным работам нет примет «вообще». У всех них — конкретное географическое приложение. Они «работают» там, где родились, поэтому попытки их использования в иных местах часто приводили к неудачам, что порой рождало недоверие к приметам. Чтобы избежать подобных недоразумений, собиратели примет обязательно давали после каждой разъяснение — нижегородская, симбирская, ярославская и т. д. Вторая закономерность такая: наибольшее число примет приходится на самые старые культуры (о них рассказано в первой главе нашей книги). По сравнительно же молодым, например по картофелю, примет мало или нет совсем.

В ряде случаев народный календарь давал достаточно точные даты приуроченности работ — по святцам. Например, «Морковь и свеклу сей на Козьму», — говорили в Московской губернии и на Валдае. День святого Кузьмы приходится на 18 апреля (1 мая)[2]. В день Ирины (или Арины)-рассадницы — 5 (18) мая — сеяли капусту, 14 (27) мая — на святого Исидора (в простонародье Сидора-огуречника) — подходил срок сажать огурцы. В других местностях, где случаются весенние заморозки, «огуречными» считались иные дни, например Иван долгий 19 мая (1 июня) и Левон-огуречник — 23 мая (6 июня). День 3(16) мая назывался Мавра-зеленые щи — тогда на столе появлялись похлебки и ботвиньи из первых весенних растений (и не обязательно огородных — крапивы, щавеля, медуницы, лебеды). На Иова-горошника — 6 (19) мая — советовали сеять горох. На Николу вешнего — 9 (22) мая — сажать картофель. День Иоанна Богослова, или попросту Ивана-Пшеничника, — 8 (21) мая открывал весенний сев пшеницы. 18 (31) мая — день Семи дев — первое указание к посеву льна. Дальше следовал Оленин день — 21 мая (3 июня), когда в Нижегородской и Симбирской губерниях приступали к севу яровой пшеницы, льна, гречихи, ячменя. В других местах лен и гречу сеяли позже — «с Митрофанья»- 4 (17) июня или с Акулины-гречишницы — 13 (26) июня. А 25 августа (7 сентября) приходил «Варфоломей — жито на зиму сей».

Регламентировались и сроки уборочной страды. 8 (21) июля — в день Прокофья-жатвенника — зажинали (начинали жать) рожь, а 15 (28) августа, на Успенье, связывался последний сноп; жатва, как правило, подходила к концу. «Именинник овин» — так величали 24 сентября (7 октября), когда начиналась молотьба хлебов. Эти даты, конечно же, были известны и тому жнецу, который изображен на прекрасной миниатюре XV века.

Но это в поле, а в саду, на огороде, в лесу? 4 (17) августа — на Авдотью-малиновку, она же Евдокея-огуречница — поспевала малина и появлялись огурцы. Яблочный Спас — 6 (19) августа — день, когда разрешалось, наконец, первый раз в году собирать и есть яблоки. В.И. Даль очень мудро разъясняет смысл запрета тем, что»до сих сроков яблоки… редко вызревают и что ребятишек трудно удержать от незрелого, нездорового лакомства, если не настращать их». Как видим, причина вполне бытовая, самая прозаичная.

В Ярославской и Вологодской губерниях 1 (14) сентября считалось «луковым днем» — начиналась уборка лука и чеснока с гряд. А через две недели наступало Воздвиженье — конец сбора капусты: «У доброго мужика на Воздвиженьев день — пирог с капустой», «На Здвиженье у доброго молодца капуста у крыльца». Тогда же по деревням разносился перестук ножей и сечек — это рубили капусту для квашения. Такие вечера-капустники объединяли всех за общей работой. 15 (28) сентября Никита-репорез — убирают репу (»Не дремли, бабка, на репорезов день!»). Наконец, на Покров — 1 (14) октября — собирали последние дары земли.

Так, сообразно с датами святцев, действовала проверенная веками сельскохозяйственная практика. Но переменчивая погода требовала определенных корректировок. Ведь, как говорится, год на год не приходится каждый сезон может существенно отличаться от предыдущих по температурному режиму, осадкам, продолжительности того или иного периода и пр. Необходимую корректировку позволяли сделать народные приметы сконцентрированный в очень компактной, доступной и запоминающейся форме многовековой народный опыт.

До сих пор не проведен детальный научный анализ примет, связанных с сельским трудом. А жаль! Ведь по своему назначению они очень разнообразны: во-первых, помогают, как уже говорилось, провести работы в поле, в саду и на огороде в оптимальные, по современной терминологии, сроки; во-вторых, дают возможность прогнозировать урожай, развитие и зимовку культур. Не оставлены без внимания и особенности почв (где растет черноголовник, там хорошо родится лен, — подметили, скажем, в Симбирской губернии). Одни приметы универсальны, другие справедливы для определенных культур и только в конкретных условиях. Наиболее же часто встречаются приметы, связанные со своеобразными природными индикаторами, например, с местными дикорастущими деревьями и травами, животным миром. А для этого нужно было обладать острым глазом, хорошей памятью, способностью обнаруживать и анализировать зависимость между наблюдаемыми явлениями природы и развитием культивируемых растений.

Вот лишь неполный набор народных примет об одной только культуре и одной операции — севе овса. Прежде всего — о влажности почвы: «Сей в грязь — будешь князь!» — значит, сеять надо только в хорошо пропитавшуюся влагой землю. Дальше — о температуре: «Сей, когда босая нога на пашне не зябнет». Не правда ли, легко определяется и запоминается? К этому еще стоит присоединить показания различных природных «индикаторов». «Сей овес, як расцветает козелец», — советуют на Смоленщине. «Сей овес до распускания осины», говорят ярославцы. Ориентируются и на поведение животных: «Лягушка с голосом (то есть начинает давать «концерты». — Авт.) — сей овес» или иначе: «Лягушка квачет — овес скачет». Приметы же называли и самые поздние сроки сева овса: «когда с вербы пух летит», «когда лист на дубу развернется с заячье ухо» (видимо, по форме, а не по величине. — Авт.), «когда зацветут яблони». А вот в Ярославской губернии считали так: «Земляника красна — не сей овса напрасно!»

Иногда сроки работ с одной культурой соотносили с развитием других растений. Так, сеять ячмень предлагалось, когда рожь цветет, чуть цвет покажется (тычинки выглянут из чешуи). И сроки уборки урожая тоже сверяли по местным приметам. Коли брусника созрела ко дню Луппа-брусничника — 23 августа (5 сентября), то и овес дошел, — говорили в народе.

А вот примеры народного прогноза. Самые ранние грибы — сморчки — могут, оказывается, многое поведать о просе и грече: как замечено в Пензенской губернии, хороший урожай сморчков — к доброму урожаю и этих культур. Интересно, что аналогичные приметы есть у других народов — болгар, поляков, немцев. Словом, «коли грибовно, то и хлебовно» — таков общий итог подобного рода наблюдений.

Обычно же индикаторами урожая служат цветковые растения. «Если на осине сильный цвет — ячмень будет хорош», — говорят калужане. «Сильный цвет черемухи к урожаю гречи», «Рясная малина — урожай на хлеб», утверждали жители Смоленской губернии. Рябина цветет рясно — будет много овса, — подметили пензенские крестьяне. «Много черники — льны будут хороши», — это уже примета из-под Архангельска. Изобилие желудей на дубе считалось предвестием теплой зимы и плодородного лета. Большое число «шишек» на весенней ольхе весной давало владимирцам надежду на хороший урожай гороха. Была и такая примета: если до Ивана Купалы — 24 июня (7 июля) - «просо с ложку (высотой. - Авт.), то будет и в ложку».

Но были и приметы безрадостные. На Смоленщине, например, считали, что, если березовик (березовый сок) замерзает — жди захвата (подмерзания) хлебов во время цветения. Поздний и недружный листопад затяжной осенью предвещал суровую зиму и неурожайный год. «Волнушки раньше рыжиков пошли — не жди грибов», — сетовали жители Русского Севера.

Теперь о приметах, позволяющих по состоянию погоды в определенные дни судить о видах на будущий урожай не только культурных растений, но и дикорастущих трав, плодов и грибов, то есть давать, как бы мы теперь сказали, долгосрочные прогнозы погоды. От верности таких прогнозов многое зависело в крестьянской жизни. Вот краткий перечень подобного рода примет, собранных в начале нашего века этнографом А.Е. Бурцевым.

2 (15) марта: на Федота нанос (сугробы) — все сено снесет (значит, долго травы не будет).

12 (25) марта: на Феофана туман — урожай на лен и коноплю.

25 марта (7 апреля): Благовещенье. Мороз — урожай на грузди, гроза — к теплому лету и урожаю орехов, мокро — к грибам.

23 апреля (6 мая): Егорий вешний. Если в этот день снег или крупа — будет урожай на гречу, если холодно можно ждать, что хорошо уродятся просо и овес.

18 (31) мая: Федот-овсяник. Про этот день говорят: на дубу макушка с опушкой — будешь мерить овес кадушкой.

1 (14) июня: Устинов день. Если он дождливый и пасмурный — удадутся хороши лен и конопля.

26 июня (9 июля): Давид-земляничник. Сильная роса — к урожаю огурцов.

27 июня (10 июля): Самсон-сеногной. Если в этот день пойдет дождь, то дождливая погода продлится еще семь недель. «На Самсона дождь — до бабьего лета мокро».

19 июля (1 августа): день преподобной Мокрины, перекрещенной простонародьем в Макрицу: «Макрица мокра — и осень мокра».

25 июля (7 августа): Анна — холодные утренники. Пойдут с этого дня холодные утра, и зима будет холодная.

29 июля (11 августа): Калиник. «На Калиника туманы — припасай закром на овес с ячменем».

2 (15) августа: Степан-сеновал. Каков этот день, таков и сентябрь.

3 (16) августа: Исакий-малинник. До погоде на Исакия судили о том, каков будет октябрь.

10-(23) августа: «Коли на Лаврентия вода тиха, то и осень будет тиха и зима невьюжная».

21 августа (3 сентября): Ясный день на Фаддея четыре недели за ним будут с хорошей погодой.

1 (14) сентября: Семен-летопровод, начало двухнедельного бабьего лета, последнего отголоска летних погожих дней. Если же оно было ненастно, это сулило сухую осень.

25 сентября (8 октября): Сергий-капустник. По этому дню судили о том, какая будет зима. Если выпадет снег, зима установится в Михайлов день — 8 (21) ноября, 4 зимний санный путь — через четыре семины (недели).

Многое в календаре земледельца выражено в форме пословицы — законченного суждения, которое В.И. Даль образно назвал «ягодкой». «Кто ее сочинил, — писал В.И. Даль о пословице, — неведомо никому, но все ей знают и ей покоряются. Это сочинение и достояние общее, как и сама радость и горе, как выстраданная целым поколением опытная мудрость, высказавшаяся таким приговором».

Краткость, емкость, образность — все это вобрала в себя пословица, и все способствует ее быстрому запоминанию, ее использованию, передаче из уст в уста. А уж что касается растений и их употребления, здесь пословицы — настоящий кладезь.

«Земля — тарелка: что положишь, то и возмешь», — в этом изречении заключена основа крестьянской морали* круто замешенной на отношении к земле, к живой и неживой природе. «Овес и сквозь лапоть прорастет», одновременно и свидетельство о дружных всходах неприхотливого растения, и образный намек на то, что какое-то дело не требует большой заботы — само сделается. Последнее, разумеется, не относится к заботам земледельца, о них — другие пословицы. «Не хвались травой, хвались сеном», — напоминание о том, что урожай хорош, когда он уже в амбаре, в погребе или на сеновале. «Репьем осеешься — не жито взойдет!» — это уже заключение о качестве семян для посева. Или: «Старый хлеб семена переводит», — зерно последнего урожая предпочтительнее пролежавшего в закромах много лет и заметно потерявшего всхожесть. Были пословицы и о необходимости севооборотов: «Хлеб на хлеб сеять — ни молотить, ни веять»; о сочетаемости культур: «Жито паруется с пшеницею, горох с чечевицею, а овес — удовец» (вдовец, нет ему пары).

Что выращено, собрано, заложено на хранение пойдет к столу, а потому немало пословиц относится к русской кухне. «Гречневая каша — матушка наша, а хлебец ржаной — отец наш родной». «Красно гумно стогами, а стол — пирогами». «Кисель зубов не портит». «Где кисель, тут и сел; где пирог, тут и прилег». «Ельник, березник — чем не дрова, хрен да капуста — чем не еда!» — находим мы среди более чем 30 тысяч пословиц, собранных в прошлом веке В.И. Далем. Встречаются у него и упоминания о редких теперь блюдах. «Кулажка не бражка: упарена, уквашена, да не хмельна, ешь вволю!» Когда-то лакомое кушанье — кулажку — готовили из пареного соложеного теста с калиной. А вот и знакомая нам солянка-калья: «Где калья, там и я!» И схожее по смыслу: «Где щи, тут и нас ищи!» В трудные, неурожайные годы выручала крестьянскую семью хоть какая-нибудь удавшаяся культура: «Семь перемен, а все одна редька: редька триха, редька ломтиха, редька с квасом, редька с маслом, редька в кусочках, редька в брусочках да редька целиком». Но многое, конечно, зависело от мастерства хозяйки: «Какова Устинья, такова у ней ботвинья».

Удивительные миниатюры с участием растений — это народные загадки. Их сравнительно мало, но они настолько ярки и остроумны, что без труда выделяются даже в общем многоцветье русского фольклора.

Начнем с наиболее обычных, известных многим с детства: «Без окон, без дверей — полна горница (в старину говорили «храмина». — Авт.) людей» и «Сам алый, сахарный, кафтан зеленый, бархатный». Если арбуз узнается без труда, то признаки огурца весьма и весьма общи: под них могут подходить любые ягоды, начиная с того же самого арбуза (да, плод его, по классификации ботаников, ягодообразный) и кончая крыжовником.

Так и остальные загадки, одни весьма прозрачны, в других отгадки намечены каким-нибудь характерным, чаще всего довольно забавным штрихом. Вот, например, загадки о репе: «Кругла, да не девка, с хвостом, да не мышь», «Под дубком, под кустиком-кустом свилась клубком да и с хвостиком», «Кругло, кругло, да не месячно (не месяц, не луна. — Авт.), востро, востро, да не мышиный хвост; зелено, зелено, да не сорочий хвост». А чтобы отгадать загадку о льне, нужно знать уже не внешние признаки этого растения, а технологию и конечный результат его переработки: «Били меня, колотили меня, во все чины производили и на стол посадили». Обратите внимание: не за стол, а именно на стол — в виде скатерти и салфеток. Или еще: «Голову едят, кожу носят, а мяса и собаки не едят».

Приведем еще несколько весьма остроумных и образных «растительных» загадок. «Стоит попок, сам низок, сто на нем ризок» (капуста). «На поле Нагайском, на рубеже татарском стоят столбы точеные, головки золоченые» (рожь). «Весной растет, летом вьется, осенью цветет, зимой в дело идет» (хмель). «Под ярусом, ярусом висит зипун с красным гарусом» (рябина). «Чем больше ешь, тем больше остается» (орехи). «Не сеяно, не молочено, в воде обмочено, камнем пригнетено, к зиме приблюдено» (грибы волнушки).

Еще одна загадка про те же волнушки: «Не брусница, не клюква, не репа, не брюква, не семенами садилась, а так уродилась — в великий сочельник, в Петров понедельник, хлебу замена, грибам перемена». Тут, видимо, необходимы пояснения. Действительно, почему волнушка — грибам перемена? Ведь она сама — гриб! Все дело в том, что в старину наряду со словом «грибы» бытовало еще и другое — «губы». В число первых включали только те, которые шли на сушку: белые, подосиновики, подберезовики. Остальные, годные прежде всего на солку и жарку (грузди, рыжики, сыроежки, волнушки), относили к губам. Те, в свою очередь, делили по виду принятой их переработки на отварухи, мочухи и солонухи. Теперь понятно, почему волнушки в приведенной загадке противопоставлены грибам, то есть категории, если хотите, более благородной.

И наконец, старинные русские песни. Конечно, нужно быть уж слишком прагматичным, чтобы подходить к ним только лишь как к источнику этноботанической информации. Этот вид фольклора как ничто больше передает тот эмоциональный настрой, которым пронизаны все народные песни. Здесь и удаль, и юмор, и безысходная печаль, и сострадание, и психологически тонко построенное повествование, в которое песня вовлекает всех. Образы цветов, трав, деревьев в них лишь помогают создать настроение, пробудить тонкие ассоциации. Они понятны каждому, не требуют объяснений, их воспринимают сердцем и душой.

»Мне не жалко было бросить свою сторону, разжальчее мне всего батюшкин зеленый сад», — это песня XVI века. «Э-ой, в зеленом-то саду цветы лазурьевы цветут-растут», — как бы вторит ей другая. С цветами, деревьями, травами сравнивают песнетворцы своих любимых: «Третье деревцо — грушица зеленая, эта грушица — вроде моей душечки молодой жены», «Молоденек мой братец, как ягодка вишенка».

И в эту вязь символов и образов естественно вплетаются обыденные, вполне бытовые мотивы, как, например, в одной из песен из сборника Н.П. Рыбникова, изданного в 1910 году: “Только лих на меня мужик садовник: он почасту в зеленый сад гуляет, и глубокие борозды копает, а навозом и соломой застилает». Ну, чем, скажите, не «рецепт»?

А вот известная всем»Во поле береза стояла». Мы уже познакомились со старинными деревянными музыкальными инструментами, но все равно возникает вопрос, как из березы сделать «три гудочка». Ведь кора с нее не в пример иве или тополю вроде бы не снимается чулком так легко. Возможно, что речь здесь идет не о духовом инструменте, а о смычковом, для которого береза уже более пригодна. Но с другой стороны: как сделать такой инструмент всего лишь из пруточка? Загадка…

А в завершение приведем одну из чудесных русских загадок — о хлебе. Это маленькая картинка, в которой буквально все проникнуто мягкой и светлой любовью к этому древнейшему и самому насущному продукту земли. «Комовато, ноздревато, и губасто, и горбато, и тяскло, и кисло, и пресно, и вкусно, и красно, и кругло, и легко, и мягко, и твердо, и ломко, и черно, и бело, и всем людям мило».

Заканчивая рассказ о русском народном опыте «общения» с царством растений, отметим с сожалением, что о многом в нашей книге говорится в прошедшем времени — и отнюдь не только потому, что события отдалены от нас столетиями. Дело в ином. Трудно определить, сколько «дедовских рецептов» — этого бесценного народного знания и опыта — не сохранилось или дошло до потомков в неполном, либо в искаженном виде, словом, по сути так и осталось достоянием лишь прошлого. Увы, примеров тут множество. Канули в небытие многие сорта народной селекции — мы знаем их в лучшем случае лишь по именам. Растерян богатый опыт зимней выгонки самых разнообразных культур. А растения-целители? Одни исчезли из нашей памяти, другие вовсе с земли. Энтузиасты набирающей сейчас силу фитотерапии — лечения растительными лекарственными средствами — буквально по крохам восстанавливают древний опыт народного травоврачевания.

Теряя знания наших отцов, дедов и прадедов о растительном мире России, мы теряем и частицу отечественной истории, поскольку накопление этих знаний закономерный исторический процесс, тесно связанный с жизнью народа, страны, общества.

«Экологию нельзя ограничивать только задачами сохранения природной экологической среды, — писал академик Д.С. Лихачев, — для жизни человека не менее важна среда, созданная культурой его предков и им самим. Сохранение культурной среды — задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы». И совсем не случайно в столь небольшой цитате трижды прозвучало слово «сохранение». Это наш долг — сохранить завещанное дедами и прадедами. Не жалеть сил, средств, времени и, главное, пыла своей души, чтобы вернуть, воссоздать наше утраченное культурное наследие, сберечь то, что мы пока имеем.