По джунглям Конго (Записки геолога)

НА РЕКЕ ДЖУЭЛИ

После Комоно нам предстояло обследовать водораздел рек Огове и Джуэли, к северу от селения Занага.

Загрузив до отказа газик, мчимся в Занага. Мы выехали в шесть часов утра и были удивлены, что жители деревень, через которые проезжали, уже сидели у костров. По-видимому, холод выгнал их так рано из хижин. Грунтовые дороги в сентябре в этой части Конго обильно покрыты пылью (уже несколько месяцев продолжается сухой сезон), поэтому за машиной тянется пыльный хвост. Придорожные кусты, пальмы — красные от осевшей пыли. И мы, сидящие в машине, с ног до головы покрыты пылью. Она набивается в уши, в волосы, лезет в глаза. Неприятная эта штука — пыль! Но в это время не застрянешь в грязи, которая образуется на дорогах в дождливый сезон.

Дорога от Сибити до Занага очень узкая и сильно петляет. Нужно почти беспрерывно сигналить, чтобы не столкнуться со встречной машиной, которую из-за крутых поворотов не видно иногда за пять метров. Мы чуть-чуть не столкнулись с машиной, груженной песком.

В Занага наш газик в мгновение ока окружили школьники, шумевшие на все лады. Над головами носились ткачики — красивые птички размером с воробья. У ткачика темная с желтыми пятнами спинка и ярко-желтое брюшко. Ткачики живут колониями на масличных пальмах. На одной пальмовой ветке умещается до десятка гнезд. Их гнезда по своей форме напоминают валенок, у которого отрезано голенище. Гнезда подвешены отверстием вниз. Им не страшны ливни: ни одна капля дождя не проникает в гнездо. В центре поселка красуется дерево равенала[12], крона которого напоминает павлиний хвост. Листья кроны длиной два-три метра располагаются в одной плоскости. В расширениях длинных черешков листьев скапливается вода, до одного литра в каждом черешке. Ею можно напоить двух путешественников. Поэтому равеналу называют деревом путешественников. Оно культивируется как декоративное растение. От Занага около 12 километров до верховьев реки Огове, через которую мы должны переправиться. Вот и река.

Почти сто лет назад по ней здесь прошел Саворньян де Бразза. В октябре 1875 года он начал подниматься по реке Огове из Либревиля (Габон). В пути его надолго останавливали воинственные племена, обитавшие по реке. Поэтому он достиг верховьев реки только в июле 1877 года, т. е. через год и девять месяцев. Бразза предположил, что если отсюда двигаться через водораздел, то можно достичь верховьев других рек, текущих в противоположном Огове направлении. Он покидает реку и с носильщиками пробирается через тропический лес. Его упорство было вознаграждено: Бразза попал в верховья реки Алима, правого притока Конго, и стал спускаться по ней на пироге. Когда прошли по реке около сотни километров, их окружили агрессивно настроенные племена апфуру. Бразза уговаривал их пропустить его, но тщетно. Несколькими месяцами раньше эти племена встречали экспедицию Стенли, которая с ними жестоко обошлась. Поэтому они были враждебно настроены и к европейцам. Ночью Бразза вышел из окружения и стал пробираться к реке Огове. В августе 1878 года он снова достиг реки Огове, а потом Либревиля. Это было первое его путешествие.

Вещи через Огове переправляем на правый берег на пироге, а сами идем по мосту, сплетенному из лиан. Он раскачивается в разные стороны. Многие испытывали страх, боясь оказаться в реке с крокодилами и бегемотами. Я увидел, как переходил через мост местный житель. Прежде чем ступить на него, он молился богу, вероятно, затем, чтобы благополучно добраться до противоположного берега.

Идя по мосту, я не испытывал страха. Мне вспомнились памирские овринги, по сравнению с которыми этот мост показался детской забавой. Даже сейчас, по прошествии многих лет, при воспоминании о них по коже пробегает неприятный холодок и появляется дрожь в ногах.

Мне пришлось побывать на оврингах Ванча, Язгулема и Бартанга. Особенно они страшны на Бартанге. Существует даже поговорка: «Кто на Бартанге не бывал, тот Памира не видал». Как бы красноречиво ни описывались они — все это малая толика того, что есть на самом деле. Овринги надо увидеть, их надо ощутить. Представьте себе бурлящий поток в скалистых, почти отвесных берегах… И вот высоко-высоко над потоком в скале змеится тропа. Она то круто спускается вниз, то почти вертикально поднимается вверх, то сменяется шаткими мостками из прутьев, а под ногами — бездна с кипящим потоком… Этнограф И. И. Зарубин так писал об оврингах: «…это соединение в одном месте всех трудностей и опасностей пути, встречаемых обыкновенно порознь. Они [овринги] отличаются друг от друга только различными сочетаниями и степенью этих трудностей. Приближающемуся к оврингу кажется, что дальше идти нет никакой возможности. Но после внимательного осмотра он находит впереди какой-нибудь выступ, на который можно перешагнуть, хотя с большим трудом; дальше виден какой-нибудь колышек, заменяющий ступеньку, колеблющаяся висячая лестница из прутьев, балкон, громадный утес, на который можно взобраться, прижимаясь к нему всем телом и едва-едва схватившись руками за верхний выступ… Вернуться назад нельзя: сзади идут другие, а разойтись немыслимо. Идущие впереди, более опытные, указывают, на какой выступ какую ногу нужно поставить и за какой камень держаться: если поставить ногу немного ближе, чем нужно, то при следующем шаге нельзя будет достать ногой до другого выступа. При этом все овринги расположены на очень большой высоте над рекой…»

Вскоре отряд собрался на правом берегу Огове. Обмениваемся приветствиями с шоферами (они будут ждать нашего возвращения) и трогаемся в путь, на север. Открытые выжженные солнцем участки саванны перемежаются с лесом. По открытым местам идти трудно: солнце жжет немилосердно. Тяжестью наливаются шея, плечи, голова. Еще хорошо, что рельеф равнинный. Когда заходим в лес, испытываем настоящее блаженство. Он здесь не густой, шагаешь по нему, словно по парку в Сокольниках! Около деревень видны кофейные плантации.

Через несколько часов пути достигли заброшенного лагеря. Низкие травяные хижины с множеством гигантских пауков. Пришлось применить хлорамин, чтобы избавиться от неприятных соседей. Поставили еще несколько палаток, и жилищная проблема была решена.

Лагерь стоит на открытом месте. Нас это вполне устраивает, так как сумрак джунглей нам изрядно надоел. Днем жарковато, но вместе с ночью спускается приятная прохлада, и спится хорошо. Вокруг лагеря торчат темно-серые термитники разной величины и формы. Чаще встречаются термитники грибообразной формы с одной, реже с двумя и еще реже с тремя шляпками до одного метра в поперечнике. Их высота не превышает полуметра. Другие термитники напоминают придорожные надолбы. Среди них стоят светло-серые термитники конической формы до полутора метров, чем-то схожие с бивнями слонов; видны «термитники-замки», состоящие из общего основания с несколькими башенками наверху. Вероятно, маленькие термитники построены из кусочков самой верхней, темной части почвы, покрупнее — из более глубоких горизонтов, имеющих светло-серую окраску. Термиты, строя свои жилища, перерабатывают кусочки почвы челюстями и смачивают слюной, прочно их цементирующей. Поэтому стенки термитников крепки, как кирпич. Преобразованная термитами почва становится лучше, плодороднее. Термиты поедают упавшие гнилые деревья, выполняя роль лесных санитаров. Но и вред от термитов велик: они разрушают дома, поедают деревянные железнодорожные шпалы, уничтожают плантации культурных растений, в частности эвкалиптов.

У нас новый проводник отряда — житель Занага, охотник и искатель алмазов — Лоран Эндому. Его порекомендовал нам сам супрефект Занага. Лоран, обрадованный оказанным ему доверием, с удовольствием показывал свои «владения», шагая с ружьем за плечом впереди. Расспрашивает, как надо искать, чтобы найти много алмазов. Он с товарищами перерыл горы земли, а нашел всего два небольших алмаза. Когда из первой же канавы на ручье Нгуниунгу мы извлекли сразу пять алмазов, его восторгу не было конца. Лоран Эндому поверил нам как специалистам-алмазникам.

Очередной маршрут. Шедший впереди нас по тропе Лоран внезапно прыгнул назад и закричал: «Змея, змея!» На тропе метрах в пяти от нас лежала змея. Она уже подняла голову. Лоран хотел прикончить ее мачете, но это было небезопасно, и я попросил его стрелять.

— У меня мало патронов, и мне не хотелось бы тратить патрон на змею, — заметил Лоран.

Когда я пообещал ему вернуть патрон, он снял ружье и прицелился. Раздался выстрел, змея отлетела на два метра в сторону и шлепнулась в воду. Один из рабочих достал ее палкой из воды и положил на тропу. Это была гадюка длиной сантиметров восемьдесят и толщиной с детскую руку.

Мы уже четыре месяца провели в джунглях, а эта наша первая встреча со змеей напомнила мне про сыворотку «Антигюрза», которая до сих пор покоилась в аптечке. Надо достать ее и носить с собой!

На другой стороне ручья на песчаном берегу мы увидели четкие отпечатки львиных лап…

Поднимаемся вверх по узкой долине реки Нгулянгали, притока Огове. Вдруг из-под наших ног выскакивает красная антилопа и в испуге бросается на левый обрывистый берег. Но, запутавшись ногами в лианах, повисает. К ней стремительно подбегает топограф Гома Бернар. Антилопа падает ему под ноги, проскакивает между ними (в это время Бернар успевает стукнуть ее геологическим молотком) и со всех ног устремляется в лес. Шедший позади рабочий кинул вдогонку ей мачете, но промахнулся. Все были сильно возбуждены и разочарованы тем, что упустили так много мяса. Но конголезцы — народ веселый и жизнерадостный. Любят пошутить. Рабочие потом не раз вспоминали случай с антилопой. Один из них зажимал между ног другого, махал над ним геологическим молотком и кричал: «Гома Бернар, Гома Бернар». Когда на зов выходил Бернар, рабочий, изображавший антилопу, стремительно выскальзывал и бросался наутек. Все присутствовавшие дружно хохотали, в том числе и Бернар.

Продолжаем маршрут по реке. Вскоре на пути встретился завал, перегородивший реку словно плотина. Обходить его стороной не хотелось, и мы решили пробраться через него. Только ступил я на одну из коряг, как перед самым носом пронеслась, извиваясь, змея и упала в воду. Стоило мне чуть быстрее проделать все это, и змея свалилась бы мне на голову.

— Маршрут сплошных сюрпризов, — подумал я.

Кончался четвертый день нашего пребывания на новом месте. Я только что вернулся из маршрута и с удовольствием сидел на бревне, снимая резиновые сапоги.

Они с трудом поддавались моим усилиям: набухшие портянки «заклинили» ноги. Сняв один сапог, принялся за другой. Вдруг над самой моей головой раздался радостный женский крик: «Вася, Вася!» Поднял голову и не поверил своим глазам: рядом со мной стояла улыбающаяся жена, а поодаль жена Потапова и Георгий Михайлович Сластушенский, главный геолог группы советских специалистов. Казалось невероятным, что они смогли разыскать нас в такой глуши.

— Как бы далеко ни забирались, все равно найдем, — сказал, улыбаясь, Сластушенский.

Десять месяцев не виделся я с женой, тоже геологом. Я ходил по джунглям Конго, а она — по берегу Ледовитого океана на Чукотке. Вернувшись в Москву и пробыв в ней немногим более недели, она вылетела в Конго, чтобы заняться исследованием шлихов. Приехав в Пуэнт-Нуар и не застав меня, собиралась уже засесть за микроскоп, не надеясь на скорую встречу. Что ж поделаешь! Такова профессия геолога: разлуки, ожидания, радости встреч и долгие рассказы о виденном, о пережитых трудностях — обычные явления в семейной жизни изыскателей.

Увидеться со мной ей помог случай. Сластушенский собрался к нам в отряд и захватил наших жен.

— Георгий Михайлович взял нас с собой, — заметила жена, — с одним условием, что всю дорогу мы будем петь.

— Ну и выполнили вы обещание?

За жену ответил Георгий Михайлович:

— Пели они много и хорошо. Особенно приятно было слушать русские народные песни. На какое-то время я даже забывал, что нахожусь в Конго. Казалось, мы едем по донским степям.

— Да, — думал я, глядя на жену, — во всем оказалась «виновата» профессия, нас соединившая. Учились вместе в Московском геологоразведочном институте. Кивали друг другу при встречах, обменивались взглядами, но… не больше. После окончания института меня направили в Актюбинск — искать полезные ископаемые на просторах казахстанских степей. Краем уха слышал, что и ее направили туда же.

И ничего бы у нас не было, если бы… не необычная встреча. Вспомнились мугоджарские степи… Простор без конца и края. Ширь такая — глаз не оторвешь. Жара днем и прохлада вечером. Трава высотой в слоновую.

А степной и водоплавающей дичи такое изобилие, словно мы попали в заповедный край.

Сидя в палатке, услышал шум машины. «Наша машина возвращается из Актюбинска с продуктами», — мелькнула радостная мысль. Но, выйдя из палатки, понял, что ошибся. Машина — это был «форд» — приближалась к лагерю совсем с другой стороны. И когда до лагеря оставалось метров триста, «форд» внезапно накренился на большой скорости и повалился набок. Перепуганный, бегу к газику (он стоял около палатки) и мчусь к перевернувшейся машине. Вижу: из ее кузова с трудом вылезает бледная женщина и говорит: «Там, прижатая бочкой с бензином, лежит Тоня Петрова. Не знаю, жива ли?»

Вначале не дошло до сознания — кто такая Тоня? Первая мысль — помочь человеку. Вскакиваю в кузов, с трудом откатываю бочку с бензином и освобождаю пленницу, втиснутую между вьючными ящиками и спальными мешками. И не верю глазам: моя знакомая по институту Тоня. Бледная, перепуганная, но только слегка ушибленная и поцарапанная.

Между тем из кабины «форда» вылезли главный геолог Управления Григорий Иванович Водорезов и шофер. Последний заметил: «До чего же неустойчивая техника у американцев». Оба они были в кровоподтеках, но способные передвигаться на собственных ногах. Я был несказанно рад, что все обошлось благополучно.

За ужином, после того как пострадавшие пришли в себя, Водорезов сказал, обращаясь ко мне: «Вы просили в партию геолога, я вам его привез. Принимайте Тоню. Правда, чуть-чуть ее не угробил. Но все хорошо, что хорошо кончается». С этого случая все и началось…

Вскоре вернулись Потапов и Богатиков, и мы всей компанией отправились купаться на реку Джуэли, заказав Шарлю праздничный ужин. Вот и Джуэли, стекающая с песчаного плато Батеке и впадающая в Огове. По реке плывут листья, ветки, на дне лежит много деревьев: вода прозрачная, и их хорошо видно. Дно песчаное, но ноги вязнут, словно в иле. Всласть поплавали и вернулись в лагерь. Нас ждал ужин. Но всем очень хотелось пить, а чай не был готов. Попросили Франсуа побыстрее сварить чай. Прошло совсем немного времени, и мы разливали по кружкам чай. Но он оказался почему-то не горячим, а теплым.

— Чай кипел? — поинтересовался я.

— Нет, — бесхитростно ответил Франсуа.

— Почему ж ты его подал?

— Но вы же просили побыстрее, — парировал он. Принялись за суп, а чайник Франсуа снова водрузил на огонь. Потом мы лакомились нежным антилопьим мясом. За разговором мы не заметили, как наступила ночь. Стало прохладно. Пора расходиться по палаткам. Когда поднимались из-за стола, желая друг другу спокойной ночи, услышали истошный крик шимпанзе. Этот внезапный крик несколько поубавил наше радостное настроение и как бы напомнил нам о том, что лес полон неожиданностей. Не прошли и сутки — мы в этом убедились.