4

Почему я здесь. Почему это снова происходит. Я осматриваю пожилого мужчину, который хочет получить новое водительское удостоверение. Я выписываю больничный старшекласснику. Я отмечаю необходимые показатели в направлении на анализ крови, вношу данные в медкарты, открываю дверь и одного за другим вызываю пациентов, но я не отвечаю ни на одно из сообщений, которые то и дело всплывают на экране.

Почему я раньше не догадалась, что это так просто: нужно лишь перестать отвечать. Никаких дискуссий, никаких последствий. Я храню молчание всего сутки, но чувство такое, будто я давным-давно свернула с шумной дороги и теперь шагаю в одиночестве по пока еще различимой лесной тропе.

Здесь, в тишине, и возникают вопросы.

Когда это все началось? Как я здесь оказалась? И, что важно, в какой момент я могла сделать иной выбор?


Женщина 1989 года рождения приходит на гинекологический осмотр. Она ведет себя вполне нормально. В большинстве своем люди вообще нормальные. Они стараются вести себя прилично. Не правда ли, Туре? Мы все стараемся изо всех сил.

«Конечно, ведь под солнцем теплее, чем в тени», – отвечает Туре и на какое-то время замолкает.

Вполне логично считать, что все началось в ту самую пятницу ровно год назад, хотя много указывает, что все началось гораздо раньше, и то, что было приведено в движение в тот вечер, – на самом деле лишь крошечный фрагмент обширной сети всевозможных нитей и пересечений. И тем не менее все началось вполне конкретно, в тот момент, когда я, лежа на диване, нажала на кнопку в мобильном телефоне, наивно полагая, что это всего-навсего обыкновенный день в обыкновенной жизни. Как врач общей практики с многолетним стажем, я могла бы и догадаться, что не существует никаких обыкновенных дней и обыкновенных жизней.

Господи, подумала я, когда увидела лицо Бьёрна на экране. Неужели он жив? Мы не общались почти тридцать лет. Под его фотографией была какая-то кнопка, и, держа телефон в одной руке и винный бокал в другой – я купила себе бокал размером с небольшой аквариум, чтобы лишний раз не врать пациентам, говоря им, что бокал вина в день идет на пользу, ведь я тоже так делаю, – я нажала на нее. Тогда я понятия не имела, что сама отправляю этому человеку запрос на добавление в друзья. Я так плохо ориентировалась в «Фейсбуке» и прочих социальных сетях, что пребывала в полной уверенности, будто это Бьёрн добавил меня в друзья. Только когда я получила уведомление «Бьёрн принял ваше приглашение», до меня дошло, что случилось, но было слишком поздно.

Затем появилась картинка, изображающая машущую руку, и сообщение: «Бьёрн только что помахал вам». Рука махала туда-сюда как настоящая, и, чтобы угомонить ее, я нажала на кнопку «помахать в ответ».

«Так, значит, это ты первая вышла на связь, – говорит Туре. – Это ты заварила всю кашу?»

Туре делает вид, будто он впервые слышит об этом. В его голосе звучит наигранное удивление. Поначалу я пыталась убедить себя, что Туре – дружелюбный, заботливый персонаж, этакий старый и мудрый священник, но с каждым разом я убеждаюсь, что он вовсе не желает мне добра.

Но я не собиралась ничего начинать. Это просто недоразумение.

«Ты вполне могла бы его проигнорировать, – говорит Туре. Ты могла бы проигнорировать машущую руку».

Зачем? Я ведь сама его добавила в друзья, так что было бы странно не помахать в ответ.

«Ты могла бы притвориться, что ничего не смыслишь в социальных сетях, тем более что это правда. Но тебе было любопытно. В глубине души тебе хотелось знать, как дела у Бьёрна, чем он живет, к тому же его молниеносный ответ, будто все эти тридцать лет он только и ждал от тебя сигнала, заставил тебя вообразить, что у него в жизни какие-то проблемы. И тебе вздумалось проверить, угадала ты или нет. Вывод: тебя обуяло тщеславие, ведь ты решила убедиться в своей правоте».

Но не помахать в ответ было бы невежливым. Мы оба – взрослые люди, которые тридцать лет назад встречались на протяжении целого года, вот и все. Тех, кем мы были, давно не существовало, поскольку, помимо прочего, клетки любого тела полностью обновляются каждые семь лет. И откуда мне было знать, к чему это приведет? У любого из нас есть свое слабое место, своя мертвая зона, зона вне радаров. Зона, о которой мы даже не подозреваем, пока не ступим на ее территорию, а когда ступим, пути назад нет.

Туре не отвечает.

Разумеется, мне стоило проигнорировать Бьёрна с самого начала, проигнорировать все сообщения и машущие руки, но это все равно что, попав в аварию по вине пьяного водителя и оставшись калекой на всю жизнь, говорить: «Если бы только я остался дома в тот день». Если так рассуждать, то лучше вообще не вставать с постели, опустить шторы, выдернуть все электроприборы из розеток и не открывать, когда звонят в дверь.

Туре по-прежнему не отвечает. Да ему и нечего утруждать себя, ведь он знает, что уже сейчас, когда я сижу с медицинским зеркалом в одной руке и с тампоном в другой, когда мое лицо находится в тридцати сантиметрах от влагалища женщины 1989 года рождения, а мой мозг судорожно ищет какие-то оправдания, когда мой пульс зашкаливает и мне явно нездоровится, в этот самый момент его цель уже достигнута.

Я нажала на кнопку «помахать в ответ», и через две секунды пришло сообщение от Бьёрна:

привет

Даже точку не поставил. Я взглянула на это коротенькое слово и почувствовала, будто у меня на плече вдруг почему-то оказалась тяжелая лапа.

Думаю, никто случайно таких бессмысленных сообщений не посылает. Они хотят показать, что они небрежно набрали сообщение, поскольку у них есть дела поважнее. Вот ведь как бывает: мы притворяемся, будто нам важно то, что на самом деле нам безразлично, и делаем вид, что нам безразлично то, что нам на самом деле важно.

Ну уж нет, Бьёрн, так дело не пойдет, подумала я и тут же написала в ответ:

Вот это да! Бьёрн, привет! Ты по-прежнему живешь во Фредрикстаде?

Полноценные предложения. С заглавными и строчными буквами, с запятой, восклицательным и вопросительным знаками. Вот как это делается.

Я отключила звук, отложила телефон на журнальный стол и тут же пожалела о содеянном. Зачем я вообще все это написала? Я спросила себя, откуда у меня это извечное ощущение того, что я в минусе? Не только в том, что касается денег, пациентов, Акселя, дочерей, но и во всей моей социальной бухгалтерии. Именно это ощущение только что заставило меня ответить на вялое и безразличное сообщение, ответить слишком многословно и с чрезмерным энтузиазмом. Следовало бы отправить в ответ столь же равнодушное привет. Но вместо этого мои пальцы сами собой застучали по клавиатуре.

Я сделала несколько больших глотков вина. Да кому какое дело до этих соцсетей, это же просто детский сад какой-то. Я вдруг вспомнила, как в начальных классах мы вели дневники и обменивались записками на уроках. Зарегистрироваться на «Фейсбуке» меня убедили дочери, но мне было не по себе от всех этих фотографий давнишних знакомых, которые, казалось бы, давно должны быть на том свете, ведь о людях из своего прошлого легче всего думать именно так. Поскольку последний раз ты их видел несколько десятилетий назад, невозможно представить, что они, так же как ты сам, живут своей жизнью в этом же городе. Когда некоторые особенно бестактные пациенты стали писать мне по поводу рецептов на лекарства и спрашивать совета, я и вовсе забросила соцсети. «Фейсбук» и «Инстаграм» находились за пределами моего горизонта; то был искусственный, неинтересный, зацикленный на себе мир.

Между пациентами я замечаю, что от Бьёрна пришло несколько сообщений. Я читаю только последнее. Если ты не прочтешь это до половины двенадцатого, лучше не отвечай. Вот он сидит в своем Фредрикстаде, на своей работе в сфере информационных технологий, и потеет, глядя на экран и гадая, почему я не отвечаю. Ведь до сих пор я всегда отвечала. Может, он думает, что я умерла.

Скоро он пойдет на обед с Линдой, по пятницам они всегда обедают вместе. Наверное, именно поэтому он не хочет, чтобы я отвечала после половины двенадцатого, поскольку, что касается социальных сетей, Линда – как это ни странно, ведь Бьёрн работает в сфере IT – гораздо более сведущая, и он не хочет, чтобы от меня приходили сообщения, когда они обедают, сидя друг напротив друга в его или ее столовой.

Вечером, как обычно по пятницам, у него по плану внуки, и сейчас мне не верится, что когда-то его жизнь могла меня чем-то заинтересовать. Я чувствую, что эта ненасытная жажда информации, жажда вопросов, ответов, криков и шума наконец оставляет меня. Прежде чем вызвать следующего пациента, женщину 1999 года рождения, чтобы не потерять почву под ногами, я все-таки читаю последнее сообщение от Бьёрна.

Я беспокоюсь. Подай хоть какой-нибудь знак, чтобы я знал, что ты в порядке.

Но ничего не в порядке. Жизнь давно не в порядке. Одни его формулировки чего стоят. Кто этот человек, ради которого я разрушила свою жизнь, который так извращенно выражает свои мысли? В одном из американских сериалов, которыми я когда-то увлекалась, герои без конца спрашивали друг друга: Are you ok? [8] Женщина стоит на пепелище своего дома, окруженная трупами родных, а кто-то ее спрашивает: Are you ok?

На такие вопросы не существует ответов. И я не отвечаю.

Загрузка...