По обе стороны Днестра

XVIII

Стоял поздний вечер, однако никто из обитателей ремесленного училища не спал. То тут, то там возникали и распадались группки. Люди возбужденно шептались, оглядываясь по сторонам.

Самая многочисленная кучка, в которой были Думитру Затыка и Николай Потынга, сбилась в углу, возле нар Симиона, который только что пришел из города и был немного под хмельком.

— Это что ж такое получается, люди добрые? — горячился Симион. — У кого и там, за Днестром, была земля, тому и здесь дадут, а мы, безземельные, куда денемся?

— На фабрику, сказывают, работать пошлют. И карнеты какие-то выдадут. Заместо паспорта.

— Да на кой… — Симион выругался, — мне их карнет? Мне земля нужна. На фабрике или заводе могли и дома работать.

— Правильно говоришь, Симион! Какой хозяин с этим карнетом на фабрику возьмет? Своих безработных девать некуда. И делать мы ничего на этой фабрике не умеем. Видели, как рабочие у них живут. В магазине, на базаре всего полно, а покупателей не видно. Денег нет у людей.

— В том-то и дело, люди добрые! — все больше распалялся Симион. Обманули нас, дураков, словно детей неразумных. — Он уже почти кричал, забыв об осторожности.

На какой-то миг стало тихо, и в тишине отчетливо раздалось:

— Не слушайте его, добрые люди, не верьте ему, он продался большевикам, я давно его хотел вывести на чистую воду. Такие, как этот большевистский смутьян, заодно с другими врагами великой Румынии — жидами, венграми и болгарами — продают нашу родину. Бейте большевистского шпиона!

Никто не тронулся с места. Все только повернули голову в сторону невесть откуда подкравшегося Марчела. Первым пришел в себя Симион. Он шагнул к Марчелу, рванув на груди рубаху.

— На, стреляй, гад! — он подошел почти вплотную. Марчел попятился. Испугался?! А стрелять в наших людей там, на Днестре, не боялся? Я же все видел, пусть мои глаза лопнут, если вру! Это он убил наших, а не советские пограничники. Он!

На крики Симиона со всех концов большой комнаты сходились остальные. Растерянный, оцепеневший от страха, Марчел оказался в плотном людском кольце. Опомнившись, открыл было рот, чтобы ответить, но его опередили громкие, исполненные ненависти голоса:

— Так это ты, гад, убил мою жену!

— И мой Павелаш… сынок, тоже там остался… на льду…

— Брат мой погиб.

Марчел затравленно озирался. Углядев небольшую брешь, он метнулся туда, но люди сомкнулись, и он так и остался в кольце. Страшный удар вскинул ему голову, он сделал еще одну попытку вырваться, но тщетно. Со всех сторон обрушились удары. Били куда попало, не разбирая, давая выход отчаянию, безысходности, гневу. Марчел жалобно охал, потом повалился на пол, прикрывая руками голову. Пошли в ход тяжелые башмаки. Он затих, бессильно раскинув руки и закатив глаза. Все молча, загипнотизированно смотрели, как струйка алой крови медленно вытекала из полуоткрытого рта и стекала на грязный, заплеванный пол.

— Мы же его убили. Мы пропали, люди, — послышался в тишине голос.

— Собаке — собачья смерть, — жестко, без сожаления сказал Симион. Туда ему и дорога.

— Теперь уже ничего не исправишь. Надо уходить, скорее, пока они не спохватились, скорее, — торопил Думитру Затыка.

— А куда? Они же везде нас найдут, — раздались неуверенные голоса.

— Домой, за Днестр, больше некуда. Там они нас не достанут. Только быстро, немедленно, — повторял он. — Уходим по два-три человека.

— Вы что, совсем с ума сошли? — раздался злой голос Федора Круду. — В Сибирь захотели?

— Врешь ты все про Сибирь, кулацкое отродье. — Думитру снова поторопил группу замешкавшихся было односельчан. — Скажем, что обманули нас такие, как этот, — он ткнул пальцем в сторону Круду.

В ту же ночь им удалось проскользнуть мимо румынских пограничников и перейти Днестр по еще крепкому льду.