По образу дракона (ЛП)

Пленники дождя

Они продвигались невыносимо медленно, словно пара стариков. Боа правой рукой опиралась на плечо Ната, и молодой человек задавался вопросом: не является ли подлинной целью этого жеста пресечь всякую попытку бегства с его стороны? В кулаке левой руки, спрятанном между грудями, рабыня сжимала шарик желатина, который она сама, невзирая на свои раны, с трудом отлепила от статуи.

Они поднялись по ступеням храма и очутились на просторной террасе, откуда открывался вид до самого горизонта. В нескольких десятках километров равносторонними треугольниками вырисовывались контуры священных пирамид. Намного дальше солнце изо всех сил пыталось рассеять туман, но плачевный исход этой борьбы уже был очевиден. Даже солнечные лучи теперь казались едва теплыми, неприятными. В глазах Боа пылал безумный огонь, ее ноздри расширялись и сужались со все ускоряющимся ритмом. Подражая своему хозяину, она осматривала горизонт, вглядывалась в объекты, стремясь проникнуться важностью момента. Ее черты горели мрачной страстью, словно всю свою жизнь она жила только ради этой последней минуты.

Нат вздохнул. Теперь причина непонятного упорства девушки явилась ему во всей абсурдности: она жила только для того, чтобы умереть! Только для того, чтобы разделить смерть с рыцарем-искателем, и благодаря этому подняться на ступень вверх в общественной лестнице! Простая рабыня, которую ждал ужасный конец всех женщин-губок, обрела, благодаря Рацце, смысл жизни: добиться величия, что перечеркнет ее униженное положение служанки. В том взрыве, который вскоре поглотит их обоих, она станет равной своему хозяину.

Нат расстегнул подбородный ремень шлема и освободил лицо от резинового забрала. В воздухе не ощущалось никаких особенных запахов (вопреки рассказам, что приближение смерти в разы обостряет чувства). Он понадежнее закрепил меч на бедре и поднес свисток к губам…

Почему он продолжает действовать, словно марионетка? Почему не может разорвать колдовской круг, отказаться принимать эту нелепую смерть? Ну конечно, внушение… Урок, повторенный много раз за прошедшие годы; он укоренился в его мозгу и стал гораздо сильнее, чем его собственный рассудок, сильнее, чем его воля. Урок Раццы.

У него не было силы противостоять ему, его бунт рассыпался под угрозой святотатства. Он вновь превращался в ребенка с его детскими страхами. Словно некие оковы парализовали его мыслительные процессы, и он покорно шел, увлекаемый ложной очевидностью. Он был бессилен…

Боа разминала в пальцах желатиновый шарик. Когда он превратился в рыхлую массу, она, следуя установленному ритуалу, поднесла его ко рту и зажала в зубах. Потом встала на колени у ног Ната, уперлась лбом ему в живот и обвила его руками.

Нат опустил ладони на голову рабыни, и тут же ее напряженные пряди волос выпрямились и обвились вокруг его запястий. Теперь вместе они являли собой единое спаянное ядро разрушительного заряда. Больше ждать было нечего; страх покинул сердце юноши, уступив место оцепенению. Его губы, сжимавшие раствор смертоносной флейты, начали неметь. Голова была пуста; ни единый образ не возникал перед его мысленным взором. Время…

Он задумался, не закрыть ли глаза, после чего сделал вдох. Вдалеке солнце окончательно проиграло битву, и туман превратился в клубящуюся тучу. Авангард армии облаков ступил на завоеванное небо.

«Теперь точно конец!» — подумал Нат.

Руки Боа вокруг его талии усилили свою хватку. Она проявляла нетерпение. Нат закрыл глаза и выдохнул, едва не разрывая себе сонную артерию. Пронзительная нота разорвала пространство, разнеслась далеко по равнине, вызвала гулкое эхо под сводами зданий, прокатилась по безлюдным улицам и затерялась в пустыне.

Ничего не произошло.

Все еще застывший как изваяние, Нат повторил свое действие, породив еще один звук, но взрывчатка в зубах Боа по-прежнему не реагировала. Только теперь Нат понял: Ольмар соврал. Заявив, что сознательно сохранил Нату жизнь, когда тот держал в руках порцию желатина, Ольмар просто заговаривал ему зубы. Он ничего не мог против Ната, поскольку его свисток пришел в негодность. Теперь, будь ты хоть тысячу раз бесстрашен, с этим ничего нельзя поделать. Незаметная невооруженным глазом трещина изменила тембр маленькой флейты, сделав ее бесполезной! Ольмар не свистнул за спиной бывшего соученика, потому что его свисток ни на что больше не годился!

Ольмар, старый прохвост, который — сам того не зная — только что спас ему жизнь!

Нат расхохотался как безумный; затем смех перерос в приступ икоты, который он, как ни старался, не мог подавить. Ольмар соврал! Ольмар разыгрывал перед ним комедию; друг, исполненный сострадания: «Я сохранил тебе жизнь, а теперь ты сохрани мою!».

Ольмар, каналья!

Нат хохотал, опираясь на свой меч, словно на трость, чтобы не упасть на колени. Боа поднялась; ее глаза сверкали от разочарования. Нат увидел, как она вынула изо рта взрывчатку и спрятала ее в свою набедренную повязку, после чего повернулась к нему спиной и направилась в сторону лестницы. Тогда юноша бессильно упал на каменные плиты, еще два-три раза икнул, затем его веселость сменилась приступом кашля.

Внизу рабыня суетилась с горячностью муравья. Встав на колени возле статуи, она обеими руками разрывала песок, подняв облако желтоватой пыли. На мгновение Нат подумал, что она потеряла рассудок; затем он увидел, как она склонилась над наполовину выкопанным трупом. Он содрогнулся от отвращения. Сумасшедшая! Она сошла с ума! Она собиралась вскрыть могилы, несмотря на зловоние, которое вырывалось из них: а вдруг на телах похороненных ренегатов отыщется свисток на замену? О, боги-карлики! Она никогда не простит ему, что по его вине она упустила свою смерть!

Нат лег на живот, скрестил руки и спрятал в них лицо. Он так устал… Ему хотелось только спать. Небо над ним наливалось серым.

Ближе к вечеру Боа поднялась к нему. Вид у нее был потерянный, а глаза — безумные. Она уселась на корточки возле одной из колонн — отрешенная, колени подняты к подбородку, руки обнимают плечи. Тут Нат заметил, что ее раны открылись и кровотечение возобновилось. Он был немного озадачен тем оборотом, который приняли события, но не сказать, что очень опечален. Горечь вины, донимавшая его вначале, испарилась с наступлением вечера.

— Не отчаивайся! — бросил он Боа. — Есть еще вот что: если гулинь гнездится где-нибудь поблизости, он запросто может запеть и прямиком препроводить нас в рай искателей!

В глазах служанки тут же зажегся слабый свет надежды, и Нат удрученно понял, что она приняла его шутку за чистую монету. Не имея смелости разочаровать ее, он перевернулся на спину и закрыл глаза.

Сквозь сон Нат почувствовал, что Боа улеглась рядом, прильнув к нему стройным телом. Она прижалась животом к его бедру, обтянутому каучуком, а ее правая рука опустилась на грудь юноши. Все это напоминало любовное объятие. Удивленный ее порывом, Нат открыл глаза. На его груди, защищенной кирасой, лежал кулак Боа, в котором, несмотря на предзимние сумерки, нетрудно было различить светлый шарик взрывчатки, зажатый в пальцах. Твердо решив не отступать, Боа теперь ждала крика гулиня!

Так они провели утро следующего дня: распростершись, словно две фигуры на надгробии, соперничая в неподвижности с окружающими статуями. Погода становилась все хуже, и бессильное солнце угадывалось лишь по туманному свечению, пробивающемуся сквозь мрачную пелену облаков.

Около полудня небо содрогнулось от нового удара грома, совсем близко, и между пирамидами вспыхнул и исчез огненный зигзаг. Собирался дождь. Нат поднялся. Что же, гулиню был предоставлен шанс — он им не воспользовался. А теперь слишком поздно: он, Нат, больше не имеет желания умирать во исполнение чьего-то невнятного замысла. В нем поселилось сомнение; тысячи вопросов рвались из него, требуя ответа. И пока ответы не будут получены, миссию поиска придется приостановить. До выяснения подробностей. На этом он будет стоять твердо. Ну, а сейчас самым срочным является найти убежище вне стен города. На пирамиды можно даже не смотреть: ренегаты встретят его там ударом топора. К тому же, ему претила философия отступников. У Ната не было цели выжить любой ценой, он просто не хотел умереть одураченным. Он желал знать, что скрывается за тем образом дракона, который его научили ненавидеть.

Боа вцепилась фалды его доспехов, пытаясь удержать. Нат оттолкнул ее; как еще поступить с безумной, путающей самоубийство и возвышение по социальной лестнице?

Ему понадобилось около часа, чтобы покинуть город и добраться до каменных насыпей, обозначающих границу, за которой начинается пустыня. События последних дней настолько выбили его из колеи, что он почти не отдавал себе отчета в своих действиях. Боа следовала за ним на расстоянии, не способная — несмотря на открытый мятеж «хозяина» — разорвать нити подчинения, которыми их соединил Рацца.

За то время, пока они петляли среди нагромождения камней, вдалеке трижды прогремели громовые раскаты. Температура упала. Для сына солнца, привыкшего в 80-градусной жаре, теперь было почти холодно.

Наконец Нат нашел то, на что надеялся: узкий проход, расположенный высоко над землей. Он вел в сердцевину природного обелиска, напоминающего дольмен. Оставалась вероятность, хоть и небольшая, что эта нора не будет затоплена первыми ливнями. Нат остановился и выдохнул. Боа с мрачным видом догнала его.

— Послушай, — обратился он к ней, пытаясь говорить спокойным тоном, — твой молоток еще при тебе?

И, заметив недоуменное выражение на лице девушки, уточнил:

— Нам нужен заложник, понимаешь? Я потом тебе объясню. А сейчас нам нужен хамелеон, гибернант маленького роста, который поместится вместе с нами в этой норе. Возможно, женщина. Пойдем, у нас мало времени.

Боа встряхнулась и подчинилась; язык приказов был единственным языком, который она еще могла понимать. Они вернулись по своим следам, но не пошли дальше пригорода. Здесь Боа принялась обследовать статуи, окаймлявшие аллеи; с закрытыми глазами она вслушивалась в эхо, рождаемое ударами молотка. Нат переступал ногами от нетерпения. Горизонт казался дымно-черным, солнце потонуло в клубах копоти, что прибывали волна за волной.

Заложник… Должно быть, он сошел с ума. Что он с ним будет делать? Нат сам еще не знал, но шестое чувство кричало ему: не пренебрегай этой возможностью.

После получаса колебаний, Боа остановила свой выбор на молодой женщине, играющей на свирели. Миниатюрная, малахитового цвета, она склонила на плечо миловидное личико.

Нат уже терял терпение.

— Она живая, ты уверена? Это не кусок камня?

Боа равнодушно пожала плечами. Поняв, что настаивать бесполезно, Нат напряг все свои силы, обхватил «скульптуру» за бедра и столкнул ее с пьедестала. Она весила ничуть не больше, чем настоящая женщина, но по твердости не уступала камню.

Взвалив пленницу на спину, он направился обратно к гроту. Шел он с трудом, проваливаясь в мягкий песок по самые щиколотки. Боа плелась позади, не делая ничего, чтобы ему помочь.

Тем временем еще сильнее стемнело, и хотя до вечера было еще далеко, казалось, наступили сумерки. Нат задыхался, его пальцы скользили по зеленому камню, ломая ногти, он едва удерживал свою ношу. В конце концов он упал на колени, и остаток пути вынужден был тащить нимфу, ухватив ее за подмышки, будто труп. Он продвигался спиной вперед, шаг за шагом, оставляя глубокую борозду в песке пустыни — жалкий пахарь, прикованный к самому странному из плугов.

Наконец его плечи уперлись в стену дольмена. Ему пришлось затаскивать пленницу внутрь каменного прохода, куда она провалилась с гулким скрежетом. В изнеможении Нат упал у подножия скалы. Шлем душил его. Он хотел было освободиться от доспехов, стянуть их с себя часть за частью, почувствовать себя легким, обнаженным, но новая небесная канонада заставила его подавить этот импульс. Нат развернулся и замахал руками в сторону Боа, которая бесцельно блуждала среди камней.

— Гроза! — закричал он. — Поторопись! Скорее в убежище!

Рабыня соизволила присоединиться к нему только когда туча, огромная как материк, полностью накрыла их. Нат схватил девушку за талию, бесцеремонно втолкнул ее в лаз, а затем последовал за ней. Подтянувшись на руках, он вниз головой свалился в узкий проход, больно ударившись боками о выступы статуи, оказавшейся там минутой раньше.

Боа протиснулась вглубь туннеля и съежилась там со своим обычным в последние дни безучастным видом. Темно было почти как ночью. Черные как сажа тучи накрыли землю непроницаемой завесой, погрузив ее во тьму. Нат сжал челюсти, чтобы не стучать зубами.

Десять минут спустя разразилась гроза. На пустыню обрушился потоп, размывая песок, прорезая в нем рытвины и каналы. Настоящая стена воды заволокла горизонт и все видимое пространство. Треск стоял, словно миллиарды стальных шариков беспрерывно ударялись о гонг. Никогда прежде Нату не доводилось слышать более ужасного грохота.

Час спустя залп дождя поутих, и сквозь водяную стену вновь стали видны очертания города. К счастью, капли падали перпендикулярно земле, и их нора избежала плотного обстрела стихией. Нату удалось взять себя в руки. Но он по-прежнему дрожал от холода — градусов сорок, едва ли больше. Как можно жить в подобном леднике?

Он подполз к Боа и прислонился к каменной стене. Девушка укуталась в свои густые волосами, как в одеяло. Снова перед ней возник этот кошмар — сырость! Снова явился призрак позорной смерти, ожидающей женщин-губок. Она думала, что смогла избежать проклятия, тяготеющего над ее расой — и вот, судьба ее настигла. Ей не выпадет счастья умереть в сверкающем взрыве, как рыцарям-искателям, нет, ей придется до конца выполнять свою «работу» по впитыванию влаги, раздуваться, растягиваться… пока ее органы не взорвутся от перенасыщения… При одной этой мысли Боа чувствовала, как ее мозг сдавливает черная рука безумия.

Нат расслабил напряженные мускулы и попытался спокойно, не поддаваясь панике, обдумать свое положение. Ситуация складывалась отнюдь не блестяще. Они оказались отрезаны от всех, без какой-либо возможности развести огонь, без самого маленького светоусиливающего камешка. Стремительное развитие событий не позволило им даже раздобыть каких-нибудь припасов. Сейчас в их железах содержится достаточно питательной энергии, чтобы продержаться немного, но в таких условиях запасы организма скоро исчерпаются, и что тогда с ними будет?

Нат втянул голову в плечи. «Возможно, было бы лучше, если бы свисток Ольмара не был испорчен?» — прошептал голос глубоко в его сознании.