По пути Синдбада

Глава 2. Малабарский берег

Лесоматериал для строительства кораблей оманцы издревле закупали на Малабарском берегу Индии, поскольку в Омане, большую часть территории которого занимает пустыня, материала для такого строительства не найти. Поэтому после разговора с Сайидом Файсалом я в последующие семь месяцев несколько раз ездил в Индию, чтобы приобрести необходимую мне древесину. Индия показалась мне страной прошлого, так и не вступившей в XX век. Несомненные красоты и богатства природы сочетались с нищетой населения, а высокие профессиональные навыки индийских мастеровых — с медлительностью в работе и волокитой.

В поездках по Индии меня сопровождали три человека, выделенные мне в помощь Министерством национального наследия и культуры Омана. Одним из них был Саид аль-Хатими, добродушный осанистый человек с окладистой бородой, неизменно носивший белоснежный тюрбан, принадлежность глубоко религиозного и ученого человека. За его ученость его называли шейхом. Одно время Саид работал учителем в Занзибаре; он говорил на безупречном английском с оксфордским произношением. Кроме того, у него был удивительный голос — настоящий бас-профундо. Саид был приставлен ко мне в качестве переводчика и представителя министерства. Вторым моим спутником был Худайд, кораблестроитель из Сура; его главная обязанность заключалась в том, чтобы отобрать в Индии материал, необходимый для строительства корабля. Это был высокий, довольно стеснительный человек, носивший неизменно дишдашу, как правило бежевую. Его улыбку украшала золотая коронка, которой, как мне казалось, он втайне гордился. Он был заядлым курильщиком, что никоим образом не согласовывалось с моралью благочестивого Саида аль-Хатими, и Худайду вечно приходилось искать закуток, где можно было беспрепятственно покурить, но и когда я замечал его за этим занятием, он неизменно конфузился, хотя ни слова не говорил, ибо, как ни старался, не мог освоить даже основ английского языка. Еще одним моим спутником был Дарамси Ненси, индийский баньян (купец). Несмотря на свой возраст — а ему было под семьдесят — это был энергичный, предприимчивый человек. Он родился в Герате, провел молодость в Индии, а последние сорок шесть лет жил в Омане, в Маскате, рядом с дворцом, держа большой магазин. Дарамси Ненси был поставщиком двора его величества султана Омана, поставляя во дворец, главным образом, бакалею. Однако, по мере того как росли запросы султана, богатевшего на продаже оманской нефти, ассортимент товаров, доставлявшихся купцом во дворец, расширялся, и наконец Дарамси стал выполнять любые заказы, начиная с «Роллс-ройса» и заканчивая фисташковыми орехами. Бизнес Дарамси настолько вырос, что ему пришлось нанять несколько клерков из числа своих соотечественников, индусов, чтобы вести бухгалтерию. Когда Сайид Файсал рассказал ему о моем проекте, Дарамси вызвался сопровождать меня в поездках по Индии, решив, что три его сына вполне заменят его в Маскате. В рубашке и набедренной повязке, из-под которой торчали длинные костлявые ноги, он представлял собой колоритную личность. Мы объяснялись с ним на странной смеси хинди, арабского и английского. Несмотря на свой возраст, Дарамси, казалось, не знал усталости, а в конце рабочего дня, иногда длившегося восемнадцать часов, неизменно открывал свою белую хлопчатобумажную сумку, казавшуюся волшебной. Эта сумка, размером восемь на десять дюймов, была немногим больше конверта, однако, словно демонстрируя ловкость рук, Дарамси доставал из нее билеты, газеты, записную книжку с пометками и наличные деньги, необходимые для покрытия предстоявших расходов.

Мы вчетвером представляли странную группу. Так, всякий раз, приходя в ресторан, мы приводили в замешательство его работников. По одежде и манерам Дарамси Ненси они мигом определяли, что он вегетарианец. Кроме того, они доподлинно знали, что арабы (а двух моих спутников выдавали тюрбаны) не употребляют в пищу свинину, а при еде пользуются руками, в то время как европеец (таковым считали меня) использует при еде вилку и нож. Поэтому всякий раз нас пытались посадить за разные столики, но мы, естественно, возражали и в итоге садились за один стол, выбирая еду по вкусу, а потом поглощая ее каждый на свой манер.

Большую часть времени мы проводили в пути, переезжая от порта к порту по Малабарскому берегу. Нередко мы пользовались такси, машинами, которым было самое место в музее автомобильного транспорта. На ухабистых разбитых дорогах эти машины дребезжали и тарахтели, но с этим можно было бы и мириться, если бы они не ломались в самый неподходящий момент, в результате чего мы нередко попадали под сильный дождь, ибо сидеть в машине, водитель которой не знал, что делать, было бессмысленно. Словом, порой я проклинал все на свете. Однако мои спутники нисколько не унывали. Вероятно, шейху Саиду преодолевать возникавшие трудности и невзгоды помогало его благочестие. Трижды в день он молился, вынуждая нас прерывать дела. Также стоит отметить, что Саид и Худайд в каждом городе непременно шли на базар, чтобы обзавестись сувенирами — на мой взгляд, никчемными безделушками. Но особенно — что мне казалось несколько странным — они проявляли интерес к парфюмерии. Однако при выборе этого специфического товара они полагались исключительно на меня. Мне приходилось заходить вместе с ними в парфюмерную лавку, заранее закатав рукава рубашки, чтобы нанести на руку пробу духов, одеколона или туалетной воды. Арабы неизменно казались владельцу лавки богатыми господами, которым прислуживают. И было забавно смотреть, как лицо продавца, изображавшее поначалу подобострастие и лучезарное обожание, вдруг принимало сонное выражение, когда Дарамси Ненси, наш казначей, отпускал на покупку ничтожные деньги.

Приобрести необходимые материалы для строительства корабля мы надеялись, главным образом, в Каликуте[11]. Арабские торговые корабли регулярно приходили сюда в течение по крайней мере семи веков до того, как Васко да Гама, первым из европейцев посетивший воды Индийского океана, бросил якорь в гавани Каликута (а случилось это в 1498 году). Да и в настоящее время арабские корабли (хотя и не так часто, как раньше) приходят в Каликут за лесоматериалом, пряностями и другими товарами. В прежние времена население Каликута во многом обеспечивало себя, выполняя работы, сопутствующие торговле с арабами: заказы поступали и корабельщикам, и парусникам, и тросовым мастерам. Не оставались внакладе и женщины Каликута из общины индусов, исповедующих ислам. Многие из них выходили замуж за приезжих арабов. Оказалось, что эта практика не изжила себя полностью, я в этом удостоверился. Когда мы ехали в Каликут, я обратил внимание на то, что Худайд захандрил, что было ему несвойственно. Причину его уныния у самого Худайда было не выяснить, и я обратился за разъяснениями к шейху Саиду. Саид глубоко вздохнул, покачал головой и, усмехнувшись, ответил:

— Худайд опасается, что в Каликуте его узнают. Дело в том, что у него жена в этом городе, он женился, когда был моряком. С тех пор прошло несколько лет, но за это время он в Каликуте не появлялся и не посылал денег жене, а по мусульманским законам он должен о ней заботиться. Если он столкнется с родственником жены, его заставят заплатить неустойку.

Однако, когда мы приехали в Каликут, Худайд предпочел не прятаться и в первый же вечер нашего пребывания в городе отправился к жене. Вернулся он только утром, усталый, но умиротворенный. Как мне позже сказал Саид, Худайд с женой расплатился.

В Каликуте торговлю с арабами вели два известных торговых дома: «Торговый дом Барами» и «Торговый дом Койя». Конторы этих компаний располагаются поблизости друг от друга на побережье и занимают похожие бунгало, одноэтажные постройки с верандой, обращенной в сторону моря. С тыльной стороны зданий под навесами хранятся самодельные якоря, ящики с гвоздями, собранные в бухты канаты, канистры с машинным маслом и многочисленные тюки с невесть какими товарами. Веранды обоих бунгало облюбовали купцы, больше всего их собиралось по вечерам. Одни сидели на деревянных скамьях, другие — в тростниковых шезлонгах; кто пил кофе, кто — чай, время от времени поглядывая на то, как волны Аравийского моря с шипением накатываются на берег.

Владельцы обоих торговых домов считались почтенными, уважаемыми людьми, имевшими в торговых кругах репутацию надежных партнеров. Абдул Кадер Барами, с которым мы встретились, действительно оказался знающим и опытным человеком. У него (по милости Аллаха) было семеро братьев, но все основные вопросы, связанные с торговлей, Абдул Кадер решал сам. Но и братья его, разумеется, без дела не оставались. Один из них руководил верфью в Бейпоре (городе в десяти милях от Каликута), где строили по заказу арабов современные дау, оснащенные двигателями. Другой отвечал за деловые связи с арабами; третий улаживал различного рода деловые вопросы с государственными чиновниками, для чего ездил в Дели. Остальные выполняли более мелкие поручения. Оказалось, что Абдул Кадер Барами хорошо знаком не только с торговлей лесом, но и с кораблестроением. Но, к моему огорчению, он расценил мои шансы закупить корабельный лес, а именно тиковые деревья больших размеров, как весьма незначительные. Свои слова он подтвердил распоряжением индийских властей, которое запрещало экспорт деревьев ценных пород, к которым причислялось и тиковое дерево. А сшивные корабли и вовсе вызвали у него неприятие. По словам Абдула Кадера, такие корабли ушли в прошлое, а с ними и мастера, умеющие их строить. Он посоветовал мне отказаться от мысли построить корабль в Омане, предложив при этом свои услуги. Он брался построить корабль за год, но только не сшивной, а построенный с использованием гвоздей. Наш разговор закончился тем, что Абдул Кадер, скептически улыбнувшись, проговорил, что мы, конечно, можем продолжить поиски корабельного леса, но вряд ли сможем купить нужный нам материал.

Полученная информация, хотя и была прискорбной, все же не отвратила меня от намерений достать необходимый мне материал и построить сшивной корабль. В одну из своих предыдущих поездок в Индию я побывал в Мангалоре, еще одном городе на побережье Аравийского моря. В тот раз я знакомился с парусниками индийской постройки. И вот на берегу одного из заливчиков, в тихом безлюдном месте, я набрел на целое кладбище кораблей. Три из них оказались сшивными кораблями, построенными по той же методе, что и арабские сшивные корабли, которые мне довелось видеть в Омане. Но между индийскими и арабскими кораблями обнаружилась существенная разница. Индийские сшивные корабли, на которые я наткнулся, были построены не из тикового дерева, а из айни. Айни, как я выяснил, сродни хлебному дереву, и его прочная древесина используется в строительстве, к примеру при изготовлении оконных рам и дверей. Но из этого дерева строят и корабли, правда, исключительно сшивные, ибо гвозди расщепляют древесину айни. Я также выяснил, что в волокнах айни содержится большая концентрация извести, и потому краска на этой древесине не держится. Но известь придавала айни и немаловажное полезное свойство: в кораблях, построенных из этих деревьев, не заводятся древоточцы. Немаловажным было и то, что древесина айни, как уверили меня индийские корабельщики, почти не уступает тикам по плотности. К тому же древесина айни стоила почти в два раза дешевле. И вот после разговора с Абдулом Кадером я решил для строительства корабля закупить айни. Решающим фактором, склонившим меня принять это решение, стало то обстоятельство, что индийские власти не включили айни в список деревьев, экспорт которых категорически запрещался.

После того как я принял это решение, я вместе с Худайдом, шейхом Саидом и Дарамси Ненси направился в Кочин, город, расположенный к югу от Каликута. Как мне сообщили, на холмах, находящихся вблизи Кочина, где во множестве растет айни, регулярно проводится рубка леса. Нам повезло: мы приехали как раз во время лесоповала. Устроившись в гостинице, мы отправились в лес, где нашли не только рабочих, но и торговцев лесом, которых наше вторжение, видно, вывело из обычного невозмутимого состояния. Торговцы эти, конечно, обрадовались появлению покупателей, собирающихся сделать большой заказ, но в то же время они пришли в немалое удивление, наблюдая как невесть откуда взявшиеся и такие разные люди бегают между деревьями, стучат по стволам топорами, чтобы по звуку выявить возможный дефект, а также определяют размеры айни, оглашая при этом воздух громкими восклицаниями.

Худайд, шейх Саид и Дарамси Ненси вскоре меня оставили, им нужно было возвращаться в Оман, а я продолжил начатую работу, отбирая айни для моего корабля и познавая хитрости торговли лесом. Как мне сообщили, местные продавцы леса — большие ловкачи и обманщики, которые, того и гляди, обведут вокруг пальца, и славой этой, оказывается, даже гордятся. Мне посоветовали на торговцев не полагаться, самому выстукивать каждое дерево, тщательно его замерять и обязательно проследить, чтобы на лесопилку доставили именно те деревья, которые я отобрал. Последовали и другие советы, которыми я не хочу утомлять читателя. Но вскоре я убедился в том, что и торговцы лесом не доверяют заказчику. Однажды в конторе, находившейся на краю леса, я показал торговцу свою новенькую рулетку. Торговец долго ее рассматривал, высказал одобрение и вроде бы положил ее обратно в коробку. Однако я вскоре обнаружил, что коробка пуста. Я нашел рулетку у одного из рабочих, который за домом в укромном месте, распустив ее по земле, тщательно изучал, пристроив рядом свою рулетку. Несомненно, торговец, с которым я имел дело, заподозрил, что моя рулетка поддельная, со специально увеличенными делениями.

Меня заинтересовала работа на лесоповале. Сначала лесорубы, ловко орудуя топорами, пробирались к намеченному месту через густой цепкий подлесок. Затем, очистив нужный участок леса, они принимались валить айни. Каждое дерево падало с ужасающим грохотом, после чего наступала тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и шуршанием сломанных веток, сыпавшихся на землю. Рабочим помогали слоны, которые оттаскивали поваленные деревья на чистые места. Я с удовольствием наблюдал за работой этих умных животных. Слон подходил к поваленному айни почти с кошачьей грацией и, шевеля ушами, терпеливо ждал, пока рабочий не обрубит ветки и не проделает в комле отверстие для тяговой цепи. Затем рабочий ударял слона палкой по пяткам, и животное подходило к поваленному айни. Заняв удобное положение, слон вытягивал хобот, его изогнутым кончиком подхватывал цепь и засовывал ее плоский мягкий конец в свои огромные челюсти. Потом слон, немного пошаркав, занимал новое удобное положение, после чего его хобот скользил вниз по цепи, словно черный питон, и оборачивался вокруг ее звеньев для удержания цепи под нужным углом. Затем слон откидывался назад, стараясь вложить весь свой вес в рывок дерева, закрывая при этом глаза, словно ребенок. Рывок — и бревно продвигалось на десять ярдов вперед. После этого слон вставал к бревну под другим углом. Еще один рывок — и бревно, развернувшись и подминая невырубленный подлесок, коряги и корневища, оказывалось на просеке.

— Этих слонов я нанял, — пояснил мне торговец лесом, с которым я имел дело. — Выложил за них круглую сумму. Слов нет, стоящие помощники, но с ними много возни. Трижды в день их нужно купать, иначе у них чешется кожа и они не работают. Потом их надо кормить, а съедают они немало. И все же я сейчас сам покупаю слона. — Мистер Санни (так звали торговца) заулыбался. — Если слон не заболеет и не умрет, то он послужит и моим сыновьям. Слон лучше трактора. Здесь холмистая местность, а холмы с вечно скользкими склонами — тракторам их не осилить. К тому же у них часто выходит из строя двигатель, а кто его здесь починит? Да и с запасными частями морока. Слон лучше трактора.

С мистером Санни я постепенно свыкся, мне он даже стал нравиться, прежде всего — терпением, которое он проявлял к своему эксцентричному покупателю. Он никогда не отказывался свезти меня в лес, где бы я мог отобрать очередную партию айни, и лихо крутил баранку, ведя машину по разбитой грязной дороге. Однажды по моему настоянию он отвез меня в лес даже вечером: меня поджимало время, а деревья в нужном количестве были еще не отобраны. Правда, мистер Санни пытался отговорить меня от этой поездки.

— Вы можете в лесу ненароком наступить на змею, — сказал он тогда. — Они выползают вечером, ловят лягушек. Встречаются кобры, гадюки, да всех и не перечесть. В Индии около двухсот видов змей.

Но мне, видимо, повезло: ни одна змея на меня не напала, хотя я время от времени спотыкался и ступал в этих случаях куда попало.

Готовясь к строительству корабля, я составил реестр всех необходимых для этого досок, бруса и рам с указанием их размеров. Это стало возможным после того, как Колин Мьюди, превосходный специалист, в свое время спроектировавший «Брендан», сделал рабочие чертежи корабля, который я собирался строить. Сначала Колин, руководствуясь конструкцией сохранившихся бумов и материалами, которые я ему подобрал, сделал теоретический чертеж корабля, и я показал его разработку в Суре специалистам, строящим дау. Они дали свои замечания, и Колин, приняв их к сведению, изготовил рабочие чертежи. Все сошлись на том, что основополагающим элементом при строительстве бума является киль. Киль бума длинный, прямой и весьма массивный, и его размеры определяют остальные элементы конструкции, равно как и размер самого корабля. Европейские кораблестроители определяют размеры судна по его наибольшей длине или по ватерлинии, а арабские кораблестроители проектируют судно исходя из длины киля.

Длина киля моего корабля должна была равняться 52 футам при поперечном сечении 12 на 15 дюймов. Киль надлежало сделать идеально прямым, и Колин предлагал его изготовить из цельного дерева. Индийские продавцы леса качали в изумлении головой, услышав, что я ищу такое айни. Но в конце концов мои поиски увенчались успехом. В июле 1979 года я увидел громадное дерево, которое вполне подошло бы для изготовления киля. Это дерево находилось в частном владении, и ему было около полувека. В течение всего этого времени члены семьи, в чьей собственности находилось айни, удаляли его нижние ветви, и потому дерево вымахало прямым. Мне повезло: семья эта выдавала дочь замуж, невесте требовалось приданое, и потому мне продали дерево без уговоров с моей стороны.

Я купил это дерево на корню. Дерево валили трое рабочих. Двое подрубали айни, а третий, правя прикрепленной к стволу веревкой, клонил дерево к выбранному месту падения. Чтобы выволочь дерево на дорогу, пришлось задействовать двух слонов. Айни не надо сушить, и рабочие незамедлительно приступили к его обработке. Дерево уложили на козлы и обработали на квадрат двуручной пилой для продольной резки. Чтобы сделать из айни брус, будущий киль моего корабля, понадобилось целых четыре дня. Но вот брус с запасом в два фута был изготовлен. Его положили на грузовик, который тронулся к побережью в сопровождении нанятого слона, помогавшего грузовику при маневрах на крутых поворотах разбитой дороги.

В поездках по Индии мне, конечно, было не обойтись без помощников. Мне почти постоянно требовался водитель, не только ориентирующийся в замысловатой сети индийских дорог, но и умеющий устранять неисправности вечно ломающихся машин. Кроме того, мне был необходим плотник, способный говорить с лесорубами на одном языке. И, наконец, мне было не обойтись без хорошего переводчика, а вернее, без человека не только знакомого с местными языками, но и способного на множество других дел, начиная со сбережения моих денег при расчетах на базарах и в магазинах и заканчивая устройством нас на ночлег. Разъезжая в поисках нужных мне материалов между Кочином и Гоа, я нередко оказывался в таких глухих деревушках, где никогда не видели европейца. Поэтому мне нужен был человек не только знающий английский и местные языки, но и обладающий навыками общения с жителями индийского захолустья. И такой человек нашелся. Мне его рекомендовал один индийский биолог, который познакомился с ним, изучая фауну моря на Миникое, острове в 220 милях от полуострова Индостан. «Этот человек — настоящий уникум, — написал мне биолог, — он знает четырнадцать языков и обладает самыми разносторонними знаниями». Этого человека звали Али Маникфан, он был сыном последнего правителя Миникоя. Теперь он жил в Индии, посчитав, что остров слишком тесен для его разносторонних талантов. Маникфан действительно оказался высокообразованным — к примеру, он прекрасно разбирался в классической арабской литературе, а когда рассказывал о своем увлечении биологией, то и дело сыпал латинскими названиями обитателей моря. Но он не чурался и обычной работы: умел стряпать и шить, мог починить сломавшийся двигатель и, как настоящий островитянин, без труда управлял парусной лодкой. Как и Дарамси Ненси, Маникфан путешествовал налегке. Каждый раз, когда я приезжал в Индию, Али встречал меня с портфелем в руке, своим единственным багажом. На голове Маникфана красовалась белая шапочка с козырьком, под которым во всю ширь смуглого обветренного лица светилась доброжелательная улыбка.

Жители Миникоя заслужили хорошую репутацию. Живя в изоляции на маленьком острове площадью 40 квадратных миль, они главным образом полагаются только на свои силы. Они строят дома, занимаются рыбным промыслом, из оболочек кокосов получают прочное волокно, идущее на изготовление тросов, пользующихся спросом у корабельщиков. Они и сами прекрасные моряки — как говорят, лучшие в Индии. Они легко устраиваются палубными матросами, даже на иностранные корабли. По этой причине многие миникойцы по многу лет не бывают дома. В Бомбее миникойцы считаются лучшими лоцманами — и не потому, что никогда не бастуют, довольствуясь, видимо, малым, а по праву, в силу высокой квалификации.

Миникой входит в состав Лаккадивских островов, на которых в Средневековье арабы закупали кокосовые тросы, использовавшиеся при строительстве кораблей, и, хотя экспорт этих изделий постепенно пошел на убыль, ими торговали еще в конце девятнадцатого столетия. Поэтому я посчитал разумным попытаться закупить кокосовые тросы, необходимые мне для строительства сшивного корабля, в том же месте, где такими тросами обзаводились арабы. Однако оказалось, что посещение иностранцами Лаккадивов запрещено распоряжением индийских властей, которые решили уберечь таким кардинальным способом самобытную культуру островитян от чужого и, надо думать, пагубного влияния. Вот тут-то Али Маникфан оказался тем единственным человеком, который сумел мне помочь. Выяснилось, что обитатели Лаккадивов регулярно приезжают на материк за рисом, сигаретами и другими товарами, которых на острове не достать. И вот, когда островитяне в очередной раз приехали за покупками, Али познакомил меня с жителем Агатти[12] по имени Куникойя. Этот островитянин был прекрасно знаком с технологией производства кокосовых тросов и даже сам принимал участие в строительстве сшивных кораблей. Куникойя мне сообщил, что для строительства подобного корабля требуются тросы особого качества, изготовленные из оболочек отборных кокосов. Оболочки этих орехов сначала замачивают в морской воде, чтобы получить волокно. Если их замачивать в пресной воде, то волокно получится недостаточно прочным. Волокно это сушат на солнце, а затем отбивают деревянными молотками. Металлические молотки не годятся — они ухудшают качество волокна. Тросы из готового волокна скручивают только вручную. Станки для этой цели опять-таки не годятся: тросы выйдут непрочными. Куникойя мне сообщил, что для строительства моего корабля потребуется сто пятьдесят бухт кокосовых тросов. Позже я подсчитал, что общая длина тросов составит четыре мили (~6,47 км). Цифра весьма внушительная, но время показало, что Куникойя был прав.

По предложению Куникойи мы вместе с Али отправились в деревушку, расположенную в глубине Малабарского берега, где делали тросы. Мастеровые встретили нас радушно, но это радушие не обмануло островитян. Когда Куникойе протянули образец троса (отрезок примерно с метр), он взял его за концы, переглянулся с Али, а затем, насмешливо усмехнувшись, быстрым вращательным движением распустил поданный ему образец на волокна. Конечно, для такой операции требовались мускулистые руки и, разумеется, навык. Изобразив на лице презрение, Куникойя бросил распавшиеся части на землю. Мастеровые заголосили, уверяя, что их тросы превосходного качества, а заготовки вымачивались в соленой воде. Куникойя хмыкнул и, подняв один из витков, взял его конец в рот и принялся усердно жевать. Не обнаружив и следа соли, он протянул виток мне. Отказаться было немыслимо, и я, взяв конец витка в рот, стал двигать челюстями не менее усердно, чем Куникойя, стараясь не думать о грязной заразной воде, в которой, скорее всего, и вымачивались оболочки кокосов.

В конце концов я пришел к заключению, что кокосовые тросы нужного качества лучше всего закупать на Лаккадивских островах, и попросил Куникойю этим заняться. Через четыре месяца я получил нужное количество бухт, однако с неудовольствием обнаружил, что часть тросов (правда, сравнительно небольшая) машинного производства. Исправить положение я не мог: Куникойя был далеко. Мне оставалось утешиться тем, что он уберег меня от более крупного надувательства.

С помощью Куникойи я закупил и ряд других материалов, необходимых для строительства моего корабля: 50 000 оболочек кокосов и 40 вязанок корней мангрового дерева. Это дерево очень крепкое, и Куникойя меня уверил, что оно пойдет на гандшпуги[13], которые понадобятся строителям, когда они станут стягивать тросы. Также, по настоянию Куникойи, я закупил четверть тонны чундруз, натуральной камеди, которую обычно используют для приготовления дешевого ладана. Куникойя мне пояснил, что без камеди не обойтись: ее наносят на стыки досок при строительстве корабля. Чтобы убедиться в негорючести чундруз, Куникойя провел настоящее испытание, взяв на пробу пригоршню гранул. Испытания удовлетворили его, и мы купили шесть мешков камеди, которые, опечатав, отправили на хранение на таможенный склад. Однако когда я получил эти мешки в Омане, в двух третях из них вместо чундруз оказалась галька.

Куникойя также предложил мне приобрести полдюжины баррелей рыбьего жира, который, смешав с растопленным сахаром, наносят снаружи на корпус судна. Рыбий жир мы купили в деревне близ Мангалора. Этот жир добывают из маленьких рыбок путем вытапливания его в котлах, обогреваемых паром. В тот же день мы купили полтонны извести, предотвращающей обрастание подводной части корабля. Известь изготовляли в длинном низеньком домике с крышей из пальмовых листьев. Из отверстия в крыше курился дымок. К домику одна за другой подходили женщины с бадьями на голове, полными морских ракушек. Подойдя к домику, они сваливали ракушки в кучу. Мы вошли внутрь, и мне показалось, что мы очутились в аду. В комнате у печи для обжига извести сидел старик — кожа да кости. Он крутил ногой колесо, нагнетая в печь воздух. Печь отапливалась древесным углем. Старику помогали несколько изможденных мужчин, похожих, как и он, на скелеты. Орудуя деревянными лопатами, они помешивали содержимое чанов, установленных на печи. По помещению сновали два мальчика, подбрасывавшие ракушки в чаны. У всех слезились глаза, с лиц катил пот, а когда ветер менял направление, перекрывая доступ дыма в отведенное ему отверстие в крыше, все принимались кашлять.

Постепенно я сделал и другие закупки, необходимые, по разумению Куникойи, для строительства сшивного корабля. Я купил бухту льняного троса, рычажные весы, два кузнечных молота, четыре лома, шесть буравов, несколько резцов и другие инструменты. Незадача вышла с хвостами скатов — их не оказалось в продаже. Естественно, перед тем как заняться их поиском, я спросил Куникойю:

— А зачем нужны хвосты скатов?

— Они пригодятся, когда в досках станут делать отверстия для прохождения тросов. Хвосты скатов используют для зачистки отверстий. Если отверстия не зачистить, тросы могут перетереться, и сшитые ими доски тогда разойдутся.

До меня дошло: обитатели островов живут в такой изоляции, что, вероятно, не ведают о существовании инструментов, давно привычных для основной массы людей, и потому вместо рашпилей используют хвосты скатов. Я все же попытался найти эти «первобытные инструменты», но, потерпев неудачу, купил обыкновенные металлические напильники.

Приобретя необходимые материалы и инструмент, мы вернулись в Бейпор, чтобы закупить лесоматериал для рангоута — прежде всего для мачт. Мне требовались деревья, которые индусы называют пунами. Пуны — исключительно прямые деревья, словно древко копья. Нередко ветви у этих деревьев вырастают лишь после того, как пун наберет высоту в пятьдесят футов. Из пунов издревле делают мачты. Даже ВМС Великобритании закупали в Индии пуны для строительства парусных кораблей. Обычно эти деревья, в отличие от айни, растут по одному, и заготовить их большое количество весьма затруднительно. В наше время их обычно отправляют на фанерные фабрики, но лесорубы, работающие в окрестностях Бейпора, поступают с пунами по-другому. Их сплавляют по рекам до какой-нибудь тихой заводи, где деревья ожидают своего часа, чтобы быть проданными по хорошей цене строителям парусных кораблей.

К одной из таких заводей нас троих привели двое индусов, представлявших интересы торговцев лесом. Сбитые в плоты пуны, полупогруженные в воду, напоминали компанию крокодилов, сонно греющихся на солнце. Вода была мутная, с нечистотами, которые сливали в реку окрестные жители. Жаркий воздух был насыщен удушливыми испарениями. Стояло зловоние. Однако такие ужасные условия работы моих спутников не смутили. Куникойя с ловкостью белки перепрыгивал с плота на плот, держа в руке небольшой топорик, которым на каждом пуне делал зарубку, чтобы проверить, не гнилое ли дерево. За ним следовал один из индусов, тогда как другой индус замерял рулеткой длину уже опробованных деревьев. Неожиданно я припомнил, как однажды проверяли мою собственную рулетку, чтобы убедиться в том, что она не поддельная. Я решил заняться такой же проверкой и попросил показать мне рулетку. Я поинтересовался ею не зря: у рулетки не оказалось первых трех футов ее длины. Если бы не усвоенный мною урок, мне пришлось бы переплатить за каждое дерево, оплатив лишний ярд каждого пуна. Индусов мое открытие не смутило, они сказали, что кончик рулетки сгнил от сырости при постоянном соприкосновении с водой. Моя смекалка, видимо, насторожила индусов, и когда после сделанного мною открытия я взбирался на плот, чтобы рассмотреть деревья вблизи, следом за мной на плот взбирался и один из индусов, принимавшийся в очередной раз расхваливать свой товар. Свою речь он сопровождал бурной жестикуляцией, с чем еще можно было мириться, но он еще и притопывал, заставляя плот угрожающе накреняться, так что мне пришлось отказаться от близкого осмотра деревьев, чтобы не свалиться в зловонную воду.

В конце концов мы отобрали подходящие деревья, после чего Куникойя своим топориком сделал на них отметку. Нам только не удалось найти дерева для грот-мачты. Поэтому во второй половине дня мы, отпустив индусов, обошли ближайшие лесопилки, но и там нужного дерева не нашли. Мы вернулись к реке, и наконец нам повезло. Прямо на берегу лежал сваленный пун шестидесяти пяти футов длиной. То, что нужно! Куникойя проверил дерево и сделал на нем отметину. Мы собрались уходить, когда вдруг из леса на берег, оглашая воздух громкими криками, выбежала группа индусов, у некоторых в руках были палки. Увидев нас, размахивая палками и еще громче крича, они бросились к нам. Я удивился: что такое мы сделали, чтобы вызвать неистовство местных жителей? Оказалось, им нужен лишь Куникойя, на нас с Али индусы не обратили никакого внимания. Схватив Куникойю под руки, они поволокли его за собой. Я было хотел за него вступиться, но меня остановил раскатистый смех Али.

— Что случилось? — недоуменно произнес я.

— Ничего страшного. Куникойю узнали родственники его дражайшей супруги. Он женился на этой женщине в Каликуте, а потом оставил, уехав к себе на Лаккадивские острова. Теперь Куникойя предстанет перед судом, и его обяжут уплатить жене неустойку за все время, что он о ней не заботился.

Выходило, что, хоть и косвенно, я содействовал возвращению сбежавших мужей к покинутым ими женам: сначала к жене вернулся Худайд, теперь — Куникойя. «Возможно, — подумал я, усмехнувшись, — я преуспею на этой ниве и в будущем». Мысль моя оказалась пророческой, в чем я уверился год спустя.

Находясь в Индии, я не только занимался закупкой строительных материалов, но и пытался нанять рабочих — плотников и сборщиков кораблей, которые смогли бы отправиться на работу в Оман. В Омане судовладельцы мне говорили, что они нанимают корабельных плотников в Индии, работников, хорошо зарекомендовавших себя и не претендующих на высокие заработки. К тому же я понял, что мне не найти в Омане рабочих, которые построят корабль в намеченный мною срок — за шесть месяцев. Местные плотники были наперечет и уже имели работу. За последние десять лет в Омане не построили ни одного корабля океанского плавания. По заказу арабов такие корабли строили в Индии — главным образом в Бейпоре. На верфях этого города я встречал людей, одетых в дишдаши (приезжих из Омана, Бахрейна и других стран арабского мира), наблюдавших за строительство заказанных ими дау. Меня также прельщала мысль окунуться в те времена, когда арабы, индусы и занзибарцы, работая вместе, строили парусники в Омане, и в частности в Суре, где я собирался строить корабль.

Нанять в Индии судосборщиков оказалось нетрудным делом, но мне были нужны не обычные судосборщики, а люди, умеющие строить сшивной корабль. Абдул Кадер Барами мне говорил, что таких мастеров на Малабарском берегу не найти. И все же я не отчаивался. В Каликуте я распространил информацию: для работы в Омане набираю людей, имеющих опыт строительства сшивных кораблей. Желающих нашлось много, и каждый уверял с пеной у рта, что имеет солидный опыт такой работы и готов отправиться в Оман в любую минуту. Претендентам на рабочее место я устраивал проверку, найдя на берегу моря подходящий участок. Каждому предлагалось сшить несколько досок. Результаты оказались катастрофическими: неаккуратные немыслимые стежки и щели между сшитыми досками. Когда я в очередной раз пришел на участок понаблюдать за людьми, «имеющими опыт строительства сшивных кораблей», я заметил поблизости смуглого сухопарого человека, смолившего сигарету и невозмутимо следившего за работой. Я предложил ему испробовать свои силы. Отобрав себе в помощь несколько человек, он в скором времени прекрасно сшил две доски. Оказалось, что этот умелец с острова Четлат[14], а в Индию приехал всего на несколько дней. Я предложил ему работу в Омане. Островитянин покачал головой и наотрез отказался, сообщив, что впервые приехал на материк, где убедился собственными глазами, что островитян постоянно обманывают и нещадно эксплуатируют. Нанимая их на работу, им обещают хороший заработок, а выплачивают ничтожные деньги, а бывает — и вообще ничего не платят. Беднягам лишь остается вернуться к себе на остров.

Сообщение островитянина меня не обрадовало. Убедившись, что в Каликуте нужных рабочих мне не набрать, я возлагал надежды на островитян, хотя, как мне сообщили, на Лаккадивах вряд ли найдется нужное мне количество судосборщиков, знакомых со строительством сшивных кораблей. Такие корабли ушли в прошлое, и технология их постройки начала забываться. Четыре года назад на Лаккадивах начали строить два сшивных корабля, но они стоят недостроенными: кончились материалы, да и заказчики, видно, потеряли интерес к своему начинанию. Однако надежды я не терял и отправил Али на Лаккадивские острова. Он вернулся со списком из двенадцати человек, опытных сборщиков сшивных кораблей, которые пообещали ему приехать в скором времени в Каликут. Но я дождался только десяти человек, да и то двое из них приехали в Индию, видимо, с экскурсионными целями, воспользовавшись оплаченными мною расходами. В то время я чувствовал себя офицером XVIII столетия, собравшимся пополнить свой полк и представлял, что Али — мой сержант, уполномоченный набирать рекрутов любыми доступными ему способами.

Хотя островитяне, набранные Али, и приехали в Каликут, что, казалось, говорило о том, что они согласны отправиться в Сур на строительство корабля, я потратил немало времени, чтобы их на это уговорить. Эти люди никогда не были за границей, во всем сомневались и даже побаивались, что на чужбине попадут в рабство. В конце концов мне удалось развеять их опасения. Для этого мне пришлось выплатить им аванс, уверить их в том, что за билеты на самолет я заплачу из собственного кармана, а также твердо пообещать, что в Суре они будут жить в приличных условиях, не имея ни в чем нужды. Вместе с тем, что скрывать, островитяне вызывали у меня определенные опасения. Один из них был столь преклонного возраста, что мог и не добраться до Сура. Другой, одноглазый, представлялся мне — скажем так — простаком: к его лицу, казалось, прилипла блаженная бессмысленная улыбка. Но самое главное — судосборщиков было мало. Меня выручил Куникойя. Он пообещал, что его брат Абдуллакойя наберет судосборщиков из числа островитян, временно обосновавшихся в Индии, и привезет их в Оман. Но сначала эти люди вернутся к себе домой, выправят паспорта, заберут нужные инструменты, попрощаются с семьями, а потом снова приедут в Индию, чтобы лететь в Оман из Бомбея. Обеспокоенный тем, что эти островитяне потеряют друг друга в людном Бомбейском аэропорту, я купил два десятка ярко-зеленых рубашек и попросил передать их рабочим.

Оставалась последняя, но непростая проблема, которую мне следовало решить, находясь в Индии, — перевезти в Сур 140 тонн строительных материалов. Регулярное судоходство между Индией и Оманом осталось в далеком прошлом. Это во времена расцвета арабского мореплавания, сопровождавшегося строительством кораблей, арабы закупали лес в Индии и возили его в Оман. Мне оставалось найти и зафрахтовать индийское судно. Когда я поговорил об этом с торговцами лесом, они (и сами-то изрядные проходимцы) закатили глаза от ужаса. Да где же я найду порядочного судовладельца?

Если кто и возьмется перевезти груз, то он или отрядит для этого судно, которое едва держится на плаву и непременно потонет, принеся владельцу страховку, или судовладелец обманет меня иным, не менее проверенным способом. К примеру, корабль с грузом отойдет на несколько миль от берега, где в назначенном месте встречи груз перевалят на небольшие суденышки, которые растворятся в просторах моря. Корабль продолжит рейс и даже прибудет в порт назначения, и капитан с прискорбием на лице расскажет о том, что его корабль попал в чудовищный шторм и, чтобы спастись от неминуемой гибели, пришлось выбросить груз за борт. Я навел справки. Подобные истории случались не раз. Что было делать? Оставалось пойти на риск.

Рисунок из «Книги тысячи и одной ночи», опубликованной в 1877 г. в переводе Эдварда Уильяма Лейна

После длительных поисков я нашел судовладельца, согласившегося отправить корабль в Сур. Он принял меня в конторе, располагавшейся рядом с товарным складом, около которого кипела работа: обливавшиеся потом кули таскали какие-то ящики и тюки. Судовладелец был черноволосым мужчиной со свернутым набок подбородком и маленькими блестящими глазками, дерзко поглядывавшими на мир из-под длинных ресниц. Пожалуй, он походил на опереточного злодея. Судовладелец потребовал плату вперед. Я поторговался, немного сбив цену, и в тот же день осмотрел корабль, показавшийся мне надежным и вовсе не собиравшимся пойти ко дну в ближайшее время. И все же я шел на огромный риск, так как выбора у меня не было. Правда, мне удалось предпринять некоторые меры предосторожности. Я договорился с судовладельцем, что груз будет сопровождать мой человек, содержание которого я оплачу. В рейс отправился островитянин, земляк Али. Лесоматериалы, камедь, 50 000 оболочек кокосов, рыбий жир, тюки с известью и все прочие закупленные мною товары, казалось, погрузили на судно. Мне предъявили счет, в котором, к моему удивлению, в качестве одной из статей расходов числилась взятка местному боссу профсоюза докеров. Я оплатил счет, и вскоре корабль с моим представителем на борту вышел в море и направился в Сур.