По следам большой смерти

21. НОЧЬ В ЭРМИТАЖЕ

Когда начальник стражи пришел проверить смену караула у президентских покоев, дежурный бодро доложил ему об отсутствии всяческих происшествий. Правда, тигр Лапочка вел себя немного нервно, топорщил усы и бродил взад-вперед внутри клетки, но лейтенант об этом докладывать не стал.

Он решил, что не так уж важно для проверяющего настроение тигра. Может, зверюга за ужином переела, или муха его укусила…

Майор ушел, затем появились сменщики. Четверо гвардейцев заняли посты у кабинета и спальни, четверо расположились у выхода на лестницу и вдоль высоких окон коридора. Лейтенант увел еще восьмерых, сменить караулы на крыше и в обеденной зале, под президентским кабинетом.

Всего главу государства постоянно охраняло шестнадцать человек. Не считая тигра, который подчинялся только хозяину, и двух летунов, облюбовавших себе теплое местечко над камином. Не считая четырех мобильных патрулей с собаками, круглосуточно обходивших дворец, и еще двадцати стражников, бдительно стерегущих выходы и запертые двери особо важных помещений. Не считая конных разъездов, четырех броневиков с пулеметами и ночного оцепления вокруг Дворцовой площади и на набережной.

После десяти вечера попасть в Зимний можно было только по специальному пропуску коменданта и только через служебный вход со стороны Мойки. Остальные двери перекрывались до шести утра, а подъездные пути блокировались колючей проволокой.

Лейтенант подкинул тигру кусок мяса и отошел покурить. В его обязанности не входило дожидаться возвращения президента, но сегодня он чувствовал себя как-то неспокойно. Начальник караула решил, что побудет здесь до часа, чтобы лично понаблюдать, как заступит вторая смена. На самом деле, он робел себе признаться, что не хочет возвращаться в казарму. Лейтенант искал, что же ему не нравится, вспоминал, какую мелочь он упустил сегодня, но не находил в собственных действиях никаких промахов.

Просто не спалось. И вдобавок эта вонь…

Лейтенант наконец-то осознал, что его так раздражает. Перед самыми покоями президента, откуда ни возьмись, разлилась противная болотная вонь. Кузнец приедет, по голове за такое не погладит!

Пахло нехорошо, неправильно пахло, но прокуренные гвардейцы ничего не замечали.

– Вы что тут, рыбу дохлую прячете? - набросился начальник на бойцов.

Но провести дознание не успел, поскольку снизу загремели шаги, раздалось лязганье оружия, и в сопровождении нескольких министров появился хозяин. Караульные вытянулись во фрунт, начальник браво отдал честь. Произошла секундная заминка у двери; как обычно, первым в апартаменты президента запустили тигра и ждали, пока он внутри всё обследует. Подобные меры предосторожности применяли в течение уже четырех лет, с тех пор как заговорщики спустили через каминную трубу бешеную крысу с ядовитыми зубами…

Лейтенант пожирал глазами начальство. Неожиданно он вспомнил, откуда ему знаком этот мерзкий аромат. Он мысленно окунулся в ту кошмарную ночь на Ладоге, когда их рота прочесывала прибрежные болота и добивала уцелевших Озерников. Была дана команда никого не оставлять в живых, кроме малых детей и пленниц в оковах. Пленниц тогда они не нашли, а несколько мелких мальчишек, обнаруженных в скитах, кусались и царапались, как дьяволята. Нашли кое-кого пострашнее волков и насмотрелись такого, что до сих пор мурашки по телу…

Лейтенанту вспомнился навес, под которым на груде прелого, пропитавшегося испражнениями сена сопели и хрюкали отвратительные существа. Одни были покрыты волосами и походили скорее на козлов, чем на людей. У других были человеческие туловища, но вели они себя хуже животных. Они ходили под себя, совокуплялись и грызли цепи. Капитан тогда приказал сжечь всю деревню и никого не щадить…

Прошло много времени, но стоило лейтенанту учуять вонь гниющей травы, как его начинало выворачивать, и он ничего не мог с этим поделать…

Лейтенанту показалось, что Кузнец тоже принюхался и поморщился, но министры продолжали болтать, размахивать бумажками, окуривали президента дымом своих трубок, и младший офицер не решился обратиться к президенту.

После он корил себя, что не прервал этих напыщенных стариков, и не находил себе оправдания…

Только к часу ночи Артур добрался до спальни. Залпом выпил кувшинчик кваса и, не раздеваясь, повалился на постель. Предстояли еще три дня думских заседаний, а он уже вымотался, словно весь день таскал на себе бочки. Засыпать тоже нельзя, пока черви не кормлены…

Он заставил себя раздеться, плюхнулся в горячую ванну, там же умял целую тарелку мяса с зеленью и овощами. Стало чуть полегче, головная боль слегка притупилась. Выбравшись из корыта, он с ненавистью поглядел на стол, куда секретарь уже набросал очередную стопку бумаг. Всё это надлежало просмотреть за ночь, потому что утром на этом месте возникнет свежая пачка документов.

"Будь оно неладно… Сам насочинял законов да инструкций, и сам же в них барахтаюсь. Хорошо сказано - бумажная могила…"

Коваль придвинул стул, щелкнул выключателем. Одна из трех лампочек недовольно пшикнула и сразу погасла, две другие тоже светили неровно. Инженер обещал к концу месяца отладить в подвале новый дизель, снятый с корабля, тогда можно будет по всем этажам включить свет круглосуточно. Пока что приходилось довольствоваться малым…

Артур быстро поставил десяток подписей. Повышения по службе, лицензии на поставки пороха, сукна и шерсти, квоты на порубки леса… Дальше шли скучные челобитные с пометками клерков на полях. Он по диагонали прочитывал корявые скачущие строчки, кое-что переносил к себе в блокнот, ставил визы для отправки конкретным чиновникам.

"Полный бардак… Сколько ни бьюсь, повсюду людей дурят, издеваются и норовят содрать три шкуры. Вешаешь этих клерков, ссылаешь - ничего не помогает. Всё к себе в карман тянут…"

Какое-то нехорошее предчувствие владело им сегодня вечером. Вроде бы день прошел неплохо, но что-то грызло изнутри. Как всегда в трудную минуту, он откинул шторку над столом и несколько минут пристально глядел на портрет жены с детьми.

Он отложил перо и занялся рукой. За последнюю неделю ранки превратились в незаживающие свищи; Артур каждый день намазывал их мазями и пил обезболивающий отвар, после которого чувствовал себя, как после упаковки аспирина…

Они выросли. Дракончики походили теперь не на мокрых дождевых червяков, а, скорее, на когтистых пятидюймовых пиявок. Приходилось открывать бочку очень осторожно, потому что позавчера у них начали резаться крылья. Они слушались хозяина, и с каждым днем становилось всё легче настраиваться на нужную волну, но это общение Артура немного настораживало. Красные черви подчинялись ему совсем не так, как драконы Прохора, собаки или лошади. Они оставались иностранцами и словно говорили с ним на разных языках. Они были злы, бесстрашны и чертовски энергичны. Стоило зазеваться, и проворные твари расползались по комнате, пробуя на зуб всё, что попадалось им на пути. Отважные летуны при этом забирались на люстру, судорожно шипели и махали хвостами. На хвостовых шипах у вампиров выступали капли яда, но летуны ни разу не посмели спуститься. Словно чувствовали, кто здесь настоящий хищник.

Артур надел на пальцы толстую кожаную перчатку и опустил руку в бочку. Их укусы с каждым днем становились всё болезненнее. Черви не желали сосать кровь, как пиявки, вместо этого отрастили зубы в круглых пастях. При каждом кормлении они норовили вырвать кусок мяса. Самый трудный момент в воспитании заключался в правильной кормежке.

Хозяин должен тренировать своих маленьких друзей, как служебных собак. Собака не имеет права взять из миски пищу, пока хозяин ей не разрешит. А хорошая, по-настоящему преданная собака должна позволять хозяину забирать у нее мясо во время трапезы. Ведь если хозяин боится забрать еду, значит, он сомневается в собственной власти…

Коваль думал, опустив руку в бочку. Он чувствовал, как черви роятся вокруг его незаживших ранок, как они сходят с ума от запаха и готовятся причинить ему новые страдания. Он сдерживал маленьких друзей, то позволяя их треугольным зубкам приблизиться, то, усилием воли, раскидывая их в стороны. После небольшой порции хозяйской крови драконов ждала настоящая еда - парное мясо, но на говядину они реагировали не так остро.

Настоятель Вонг предупреждал, что твари сходят с ума от биения живого сердца…

Коваль думал о том, что осталось совсем немного, максимум неделя, потом его мучения прекратятся. Зато придется срочно выехать в деревню и снять драконам ограничения в еде. Они будут сжирать по свинье в день, гоняться за всем, что летает, и точить когти о деревья. Они будут кататься в траве, отсыпаться и отращивать зубы. Они будут расти. Тогда за каких-то двадцать дней они вымахают до половины своего роста.

Бездумные камикадзе, которые в нужный момент умрут за императора…

От раздумий его отвлек нарастающий свист, очень быстро сменившийся жутким грохотом.

Со стены сорвались две иконки, где-то со звоном вылетели оконные стекла, с потолка посыпалась штукатурка. Взрыв прогремел наверху, как раз там, где абсолютно нечему было взрываться. На ходу бинтуя руку, Коваль выскочил в коридор.

В приемной несло какой-то дрянью, но свет не погас, и стража оставалась на местах. Лапочка метался в клетке из угла в угол, нервно урча.

– Поводок! - крикнул Артур подбежавшему секретарю. Следом за Мишкой Рубенсом уже мчались, перепрыгивая через три ступеньки, начальник караула и дежурный офицер охраны. Повсюду открывались двери, на крыше били в колокол.

Артур затянул ошейник на морщинистой шее тигра, хотя это была пустая формальность. Когда Лапочка увлекался дракой, его не могли остановить никакие путы.

– Господин, не выходите, мы должны сначала проверить! - Офицеры встали стеной, не выпуская хозяина с лестничной площадки.

Коваль открыл рот, чтобы ответить, но не успел.

Дворец сотрясся от второго взрыва, на сей раз шарахнуло на втором этаже. Этот был гораздо мощнее предыдущего. Коваль ощущал, как по переходам катится ударная волна. Ему показалось, что дворец обстреливают с Невы из корабельных орудий.

Двери в приемную распахнулись. В лицо президенту пыхнуло застоявшимся кислым жаром. Серые хлопья золы вырвались из камина и осели на ковре. Дежурный яростно накручивал телефон. Из караулки высыпали сонные полуодетые телохранители.

– Где это?!

– Никак, в парадной столовой жахнуло!

– Господин, кольчугу наденьте!

Артур позволил нацепить на себя звенящую металлическую сеть. Он внимательно прислушивался, принюхивался, но не чуял запаха гари. Лейтенант протянул ему телефонную трубку:

– Господин, комендант докладает, што баба чернявая с бомбой…

– Что ты сказал?!

У Коваля екнуло в груди. Из памяти выплывало, но никак не могло оформиться, что-то давно забытое, связанное совсем с другими событиями и временами…

В приемную, едва не напоровшись на сабли охранников, ворвался пожилой человек в разорванной одежде с окровавленным лицом. За ним спешили еще трое, такие же помятые. Артур с трудом узнал в них польских фабрикантов, гостивших в Зимнем. Гостям были отведены недавно отремонтированные покои с видом на Дворцовую набережную.

– Панове, кобета в черном…

– Чародейство, спаси нас Матерь Божья!..

– Она чекала, пока хлопцы не окружили…

– А потом как рванет…

– Двенаштя чловек разом… Ниц не осталось!..

Коваль уже не слушал, он бежал со всех ног, едва не обгоняя скачущего тигра. Чингисы с ружьями вырвались вперед, расталкивая всклокоченных со сна министров. С каждой секундой в коридорах прибывало народу. Очумевшие люди метались, запутываясь в неосвещенных переходах, создавали давку на лестницах. Никто не понимал, что происходит, но каждый стремился к выходу. Немедленно распространился слух, что весь Зимний заминирован и сейчас взлетит на воздух. Истошно голосили женщины, плакали дети. Караульные не получили приказа открыть ворота, и в холлах образовались заторы. В какой-то момент давление толпы достигло предела, гражданские снесли ночную баррикаду на северном выходе и вырвались на набережную. Полицейские в броневике на мосту наблюдали, как десятки полураздетых начальников с женами и детьми бегут по снегу прочь от собственной резиденции и скапливаются возле костров. Снег шел всё сильнее, с залива задувал ветер, а многие обитатели Эрмитажа выскочили в декабрьскую ночь босиком…

Артур издалека увидел, что произошло в резиденции польского посла. Картина его потрясла. Пространство внутри трех парадных залов сжалось, точно в одно мгновение лишилось воздуха. Из голых стен сыпалась замазка, кое-где из косяков вывернуло кирпичи. Накладные панели, кафельная плитка, позолота, украшения - всё превратилось в пыль. От людей вообще ничего не осталось.

"Вот дьявол, словно вакуумный заряд…"

– Двенадцать человек, господин президент! Она появилась ниоткуда и начала хохотать. А когда хлопцы ее обступили с оружием, превратилась в тучу!

– Нет, не в тучу, а в ураган… И взорвалась. Вот что от нее осталось, бумага с колдовскими письменами! Мы спаслись за мраморным столом…

"Так не бывает, - думал Артур, разглядывая размашистые строчки арабской вязи. - Скорее всего, здесь не разгадка, а угроза…"

Листочек не обуглился, даже не потемнел.

По осколкам он обошел дымящуюся воронку и выглянул в окно. На набережной суетились солдаты с факелами, спешно выстраивая оцепление. Вокруг двух больших костров сгрудились гражданские. Люди всё прибывали, многие показывали пальцами наверх. Судя по всему, выбило не меньше десятка окон вместе с решетками и массивными деревянными рамами. Обломки вылетели за парапет, усеяв прибрежный лед в радиусе трех десятков метров.

В большой столовой стонали двое раненых, придавленные упавшим на них дубовым шкафом. Прочая ценная мебель посольских покоев превратилась в груду щепок.

– Коменданта ко мне! Ты - срочно беги в интернат, выводите наружу детей! Ты - галопом в госпиталь, лекарей сюда и носилки! Начальник караула?!

– Я здесь, господин!

– Вскрыть склад, раздать людям фонари.

– Уже сделано! Прочесываем!

– Отлично! На чердаке, начиная…

Договорить он не успел. Послышался нарастающий вой, пол затрясся, и грянул третий взрыв, на этот раз со стороны Эрмитажного театра. В ответ тут же раздался хор женских визгливых голосов. Гвардейцы инстинктивно присели.

– Мама родная! - прошептал лейтенант. - Там же детский сад…

Президент сбежал вниз, прыгая через четыре ступеньки, врезался в толпу, хаотично кружащую на перекрестке. Телохранители с трудом пробивали дорогу; навстречу бегом тащили носилки с ранеными, клерки спасали сейфы с бумагами, кто-то кричал о пожаре… На парадной лестнице Коваль заметил рыжую шевелюру Христофора. Сын Красной луны держал в руке такой же скатанный в трубку листок и что-то кричал, но в общем гомоне расслышать было невозможно.

Детский сад и интернат Качальщиков почти не пострадали, но стало очевидно, что третья ведьма стремилась именно туда. Нашлись очевидцы, видевшие, как женщина в капюшоне вышла из подвала. Потом там обнаружили открытый канализационный люк, хотя имелось строжайшее указание заварить все технологические отверстия. Тетку пытались догнать, но смогли окружить только на подступах к детской игровой площадке. Убедившись, что скрыться не удастся, ведьма превратилась в смерч и унесла с собой жизни восьмерых взрослых. Еще десять взрослых из обслуги буфетов и шестеро детей были ранены в соседних комнатах. По соседству, в прачечной, сохли перины; теперь из всех щелей летели перья и оседали у солдат на волосах. А когда упала перекосившаяся дверь, началась настоящая пуховая метель. От игровой площадки осталась куча мусора. На куче лежало свернутое письмо на арабском языке… Появился старший Рубенс и мгновенно включился в работу. Артур был ему очень благодарен: губернатор взял на себя спасение высокопоставленных гостей и отправку раненых в госпиталь. Рубенс оперативно провел дознание, и не успел президент добраться до интерната, как уже стало известно об измене. Внизу, на уровне водозаборов, оказались перепилены решетки, а двое караульных, охранявших коллектор, были найдены с перерезанными глотками.

"Вот тебе и колдовство! Элементарный подкуп! - зло рассуждал Артур. - Пригрели змей! Чем только Тайный трибунал занимается? Разгоню всех к чертовой матери…"

Маленькие Качальщики уже давно проснулись. В спальнях особой паники не наблюдалось, хотя упало всё, что могло упасть, взрывной волной вышибло несколько дверей и прорвало трубу отопления. Теперь столовая и учебные классы тонули в клубах пара, горячая вода стояла по щиколотку: в ней плавали обувь, одежда и мокли с таким трудом отпечатанные учебники. В находящемся по соседству круглосуточном детском саду ситуация была не лучше. Как раз недавно там приютили несколько десятков детей офицеров, ушедших на фронт. Многие поранили ноги о стеклянную крошку, кто-то серьезно ошпарился - искореженные батареи фонтанировали кипятком. Вода попала на электрощит; в результате короткого замыкания вспыхнули обои и занялись дрова, заготовленные на случай аварии котельной. Заслонки каминных труб оказались перекрыты, и дым начал заполнять спальни…

Рубенс послал вестового в гараж с приказом срочно подогнать на Миллионную три бронированных фургона. Дошкольников и младших кадетов из верхней казармы выводили по лестницам. Их следовало погрузить и отправить в Мариинский или в Лавру под присмотр патриарха. К счастью, далеко не все чиновники поддались панике и покинули дворец. Не дожидаясь указаний, мужчины и женщины скидывали обувь, выстраивались в цепочку по щиколотку в воде и на руках передавали малышей наружу, на лестничную клетку.

– Господин Кузнец! - К президенту протолкался запыхавшийся Христофор. - Надо быстро, но быстро нельзя…

– Почему нельзя?

– Они здесь, я слышу…

– Да кто "они"?!

– Пустотелые, господин. Озерное колдовство, я слышу… Остались еще две, прячутся внизу.

– Как их остановить? - Рубенс тряхнул Христофора за грудки. - Говори же, черт тебя подрал!

Дети уже спускались по двум параллельным лестницам. Многие не успели одеться и шли, завернувшись в одеяла. Впереди под охраной солдат няньки несли на руках самых маленьких. Сержанты надрывали глотки, но из-за многоголосого плача не могли докричаться до своих подчиненных. Помимо двух десятков Качальщиков, здесь было почти сорок малышей из детского сада, все дети и внуки сановников. На верхней площадке строились заспанные десятилетние кадеты, сыновья погибших при исполнении офицеров.

Коваль с ужасом подумал, что будет, если ведьма взорвет бомбу в нижнем холле, прямо возле ворот.

– Все назад! - Он разглядел над толпой мощный торс Карапуза. - Митя, бери своих котов - и вниз!

– Назад! Назад!

Толпа заволновалась, задние давили на передних. Из спальни, по колено в горячей воде, выскочил комендант. На майора было страшно смотреть.

– Господин президент, многие уже выбежали вниз через черный ход! Вы же сами приказали!

– Так останови их! А вы что стоите? - набросился Коваль на собственную охрану. - Живо за ним! Всех ребят вернуть сюда! Где связисты? Телефон мне, живо! Почему связист не на месте?!

"Вот так всегда… Молодцы мы на войне, а случись что дома - так полный бардак!.."

– Кадетам - команду "разойдись!" Всем рассеяться!

Сквозь разбитые окна в искалеченную игровую залу врывались клубы морозного пара. Никем не остановленный огонь сожрал дрова и с бешеной скоростью расползался по учебным классам. С площади доносилось низкое гудение. На обледенелом расчищенном пятачке разворачивались паровики, один за другим вспыхивали фонари. Завыла пожарная сирена. От парадного входа отъезжали кареты с ранеными, а навстречу им уже спешили десятки разбуженных горожан и автомобили депутатов съезда.

– Господин губернатор, на третьем этаже никого чужих! На втором тоже чисто! - один за другим докладывали Рубенсу посыльные. - Кладовки тоже вскрывать?

– Всё вскрывайте! Майор, ты послал людей в подвалы?

– Так точно, господин губернатор! Взяли из питомника всех собак и котов, никто не укроется!

Артур повернулся к Христофору. Сына Красной луны трясло; казалось - еще немного, и он свалится в обморок.

– Где она, Христя? Найди ее, ты сумеешь!

– Это не человек, это Пустотелая, - заговорил, наконец, сын Красной луны. - Красный Дед умел их вызывать, но остановить Пустотелых почти невозможно…

– Рассказывай дальше! - Коваль едва ли не силой волок Христофора за собой.

Они проталкивались сквозь строй подростков, спешивших наверх. Очутившись на нижних ступеньках, президент облегченно перевел дух. Дети успели вернуться, в прихожей оставались только гвардейцы и взвод личной охраны Карапуза. Солдаты перекликались, заглядывая в ниши, пихали в дыры факелы, но выглядели не слишком отважными. Электричество бездействовало; комендант добрался, наконец, до центрального рубильника и обесточил всё восточное крыло. Типография, прачечная, оружейные склады - всё погрузилось в темноту. Бойцы развешивали на стенах масляные фонари. Наружные двери были распахнуты настежь, в тамбуре вихрилась поземка; раскаленные дровяные печи, установленные по бокам от выхода, не справлялись с морозом.

– Мы видели ее, командир!

– Видели двоих, но не смогли догнать! - Сотник чингисов, смуглый усач, весь покрытый шрамами, чуть не плакал от досады. - По стене взобралась, шасть - и нет!

– А в другую трижды стреляли, хохочет только! Сеть накинули - порвала и ушла, - пожаловался другой взмыленный офицер. - Господин губернатор, прикажите святош привести, пущай святой водой побрызгают, а то парни крестятся. Против бесов-то как воевать?..

– Христя, где они?!

Президенту показалось, что со Старшиной соборников происходит что-то неладное. У Христофора дергались губы, в глазах полопались сосуды, отчего белки стали густо-розового цвета. Обычно невозмутимый, он не мог держать руки в покое. Чуть не оторвал себе ворот, потом сцепил ладони за спиной, потер щеки, принялся раскачиваться из стороны в сторону.

– Что с ним? - испугался Рубенс. - Эй, парень, очнись!!

Наконец, глаза молодого Старшины прояснились, он несколько раз сглотнул и, ни слова не говоря, устремился в один из коридоров. Ковалю некогда было разбираться, он решил, что странное поведение Христофора объясняется страхом, и махнул рукой чингису, чтоб не отставал. Митя свистом призвал подчиненных, и минуту спустя вслед за сыном Красной луны уже мчались тридцать человек.

– Пустотелые… - на бегу твердил Христофор. - Я просил тебя, господин, забери меня оттуда, с Озера. Я не мог убежать, я видел обряды Белого Деда, я лизал его посох вместе с другими…

– Ну и что с того?

– Я никогда не присягал тебе, но я вынужден был присягнуть там. Тебе непонятно? Конечно, откуда тебе понять, что значит дать клятву чести… Ты вообще никогда не понимал, чего хотят Озерники. Для вас они - банда душегубов… Я заразился, это как желтуха… Я просил тебя не пытать Белого Деда, он проклял меня и подарил мне свою боль… Теперь мне худо, господин, очень худо. Пустотелые принесли с собой муку и гнев. Эти женщины… Дед находил их далеко на юге по приказу Карамаза… Таких, кого насиловали твои солдаты, таких, у которых убили всю семью… Тебя сто раз предупреждали, что нельзя посылать гарнизоны туда, где не ждут русских… В тех краях, где гарнизоны усмиряли бунты и жгли деревни, всегда можно найти отчаянных женщин, особенно из южных племен. Белый Дед говорил, что лучше всего превращать дочерей Полумесяца: они не дорожат жизнью, если отнять у них честь… Тайное восточное волшебство, здесь таким не владеют… Находят человека, внутри которого не осталось ничего, кроме отчаяния, и высасывают из него плоть. Это долго и опасно, колдун сам может погибнуть, если неверно проведет обряд… А когда человек становится Пустотелым, внутри него можно поселить всё что угодно. Можно поселить месть и ярость, можно поселить веру в счастливое спасение души… И не надейся, твои Качальщики не справятся. Потому что для них важно лишь одно - чтобы была довольна мать-земля. А на людей им наплевать, для них все люди - просто насекомые…

Христофор перевел дух. Пот градом катился у него со лба, льняная рубаха на спине насквозь промокла, волосы слиплись. Он шел, покачиваясь, опираясь на руку Рубенса, но каким-то образом держал направление. Губернатор смотрел на разговорившегося Старшину, как на выходца с того света. Он вообще не знал, как реагировать на крамольные речи, но президент почему-то не приструнил безумца.

Коваль заставлял себя молчать. Сколько он ни прислушивался, никаких вражеских сил вблизи не чувствовал. Президент слышал, как весь Эрмитаж ходит ходуном, различал, как солдаты пробираются по трубам в подвале, как обыскивают чердаки, ощущал дрожь десятков женщин, укрывшихся в фургонах или жмущихся у костров на улице, но Пустотелые оставались для него недосягаемыми.

– Тебе не понять, господин… - Христофор неприятно хохотнул, и Коваль невольно вздрогнул. Ему внезапно показалось, что сам Белый Дед встал из могилы и смеется над ним. - Тебе не понять… Это честь, это законы рода, они сильнее твоей жадности и твоего государства…

Артур переглянулся с Рубенсом. Тот пожал плечами, давая понять, что сам изумлен поведением бывшего колдунчика.

– Мы далеко? - чтобы сменить тему, спросил Артур. - Ты слышишь их?

– Уже скоро… Они не прячутся, они ждут… - Христофор споткнулся, упал на колени, и вдруг его начало тошнить.

Старый Рубенс придерживал Старшину за плечи, пока тому не полегчало. Чингисы и гвардейцы обступили начальство плотным кольцом, ощетинились ружьями и арбалетами. Со стен очередного зала на бестолковых потомков грустно смотрели вельможи и фрейлины.

Наконец сын Красной луны отдышался и встал на ноги. Его подбородок был в крови, на висках появились седые пряди, но парень улыбался.

Артур вздрогнул, увидев эту улыбку. С Христофором на глазах происходили удивительные перемены. Он за полчаса словно стал ниже ростом и постарел лет на двадцать; лоб прорезали морщины, кожа на щеках обвисла, губы обветрились и покрылись трещинами.

– Свят, свят, свят… - прошептал кто-то из солдат.

– Можа, оставим его здесь? - предложил Карапуз. - Братишка, ты это вот, тока скажи нам, где ее искать, ведьму-то…

– Без меня вы их не найдете! - помотал головой колдун. - Они… это - зерна… Разве непонятно, господин? Это зерна, а всходы будут позже. Там две самые опасные. В сто раз сильнее остальных…

– Он прав, мы их не найдем, - сказал президент, раздумывая над последними словами Христофора. - Берите его под руки и тащите!

Артур слышал, как чингисов догнало отделение его собственной охраны. Гвардейцы прихватили болотных котов, сквозь топот кованых сапог прорывалось злобное мяуканье. Кошки не терпели тесноты и вони горящей нефти.

Миновали типографию, книжный склад, промчались по галерее мимо рядов античных статуй. У заколоченного выхода во внутренний двор Христофор остановился. В одной из форточек зияла дыра.

– Они там? - Артур пытался разглядеть колодец двора сквозь плотные ставни, но видел только вершины наметенных сугробов и огоньки в окнах лестничных площадок.

За спиной быстро распоряжался Рубенс. Губернатор вырос в Эрмитаже и гораздо лучше любого коменданта умел наводить здесь порядок. Вестовые метались, как угорелые, докладывая и принимая новые указания. Из Петропавловки подоспела пехотная рота, охранявшая арсенал; бойцы занимали позиции во всех коридорах по соседству. Где-то высоко наверху по обледенелой крыше загромыхали десятки ног, заполыхали факелы.

Дворик был окружен.

– Они ждут, чтобы на них напали…

– Что за чушь?

– Так завещано… Если Пустотелая не унесет с собой жизнь врага, она не достигнет священных врат. Она обречена вечно страдать между небом и землей…

– Салям, господин! - Из-за двухметровой амфоры выбрался бородатый мужик в лисьей шапке и шубе на голое тело.

Коваль узнал постоянного представителя казанского хана в Питере. Видимо, гвардейцы перестарались и выдернули посла прямо из постели, не позаботившись об этикете. Но татарин всячески давал понять, что нисколько не возмущен, а наоборот, рад хоть чем-то помочь в беде. Рядом с ним щурился на свет еще один, незнакомый, смуглый, в тяжелой каракулевой бурке.

– Салям, Мурат! - поприветствовал президент, удерживая любопытного тигра забинтованной рукой. Он заметил, что из-под повязки сочилась кровь, что все обращают внимание, но заниматься собой было некогда.

– Я привел толмача, - сообщил татарин. - Дед научил его читать по древним книгам.

– Ну и что там?

– Там сказано… - Мурат на секунду замялся, комкая в кулаке свиток. - Не для чужих ушей.

– Ну-ка, расступитесь! - рявкнул Коваль на охрану. - Говори, Мурат, не бойся!

– А я не боюсь, - осклабился бородач. - Не мне надо бояться. В послании сказано, что Объединенный халифат объявляет тебе священную войну.