А я, кое-как подняв рюкзак, поплелся к дороге. Возле разбушевавшегося все равно уже закрутились несколько легионеров, наперебой говоря с ним успокаивающими голосами.
Время от времени я поглядывал на тащивших раненого. Парня я не знал, наверное, из третьей или четвертой шеренги, потому как точно не из нашей палатки. В голову влезла пугающая мысль о ране. Все-таки это самая серьезная за все время здесь, что, если случится заражение?
После плетей Альтор смазывал мне спину особой мазью, вонючей до рвотных спазмов, но благодаря ей раны не гноились. Трижды по пять ударов. Я был духовно сильнее Петра, но все равно отрекся. Отрекся после пятнадцатого свиста плети. От свободы и своей прошлой жизни.
На том месте, где мы приняли бой, было много людей. Одни ходили среди тел, наклонялись, трогали пульс на шее. Другие на плащах уносили мертвых и раненых. Кто-то тащил в лес туши тварей.
Оставшиеся в живых легионеры сидели и лежали у края дороги, часть, уткнув лица в колени, часть смотрела на меня, как я, хромая, шел им навстречу, куда глядели лежавшие, я не знал. Может, в небо, а может, и, закрыв глаза, внутрь себя, пытаясь справиться с «послевкусием» произошедшего. Я тоже начинал чувствовать его. Какое-то странное — смесь из спокойствия и остывшей злости, опустошенности и наполненности чем-то новым.
— Ант, тебе лекарь нужен, — увидев меня, проговорил Ниго.
— Что с Жиро? — спросил я.
Ниго показал местный жест, провел двумя пальцами по лицу, закрывая ими глаза. Я тяжело вздохнул, но все же переспросил:
— Точно?
— Точнее не бывает.
Отвечать было нечего, и я, стащив с головы шлем, молча поплелся к ближайшей телеге, на которой сидели двое парней из попавших под раздачу первых восьмидесяти человек колонны. Легкие ранения. Одного я узнал, тот, которому тварь впилась когтями в плечо. Рану ему уже обработали и перевязали, и выглядел он вполне жизнерадостно. Наверное, внутренне был на седьмом небе оттого, что остался жив. Ничего плохого в этом я лично не видел. Я тоже радовался, хотя и одновременно с этим мне было до охренения тяжело.
Лекарь, занимавшийся вторым раненым, заметил меня. На секунду его лицо вытянулось, но он тут же принял непринужденный вид и подозвал двух легионеров из нашего гурта. Один из них был Сваго.
— Чревл, нас не пустили, — зачем-то стал оправдываться он, помогая мне усесться на телегу. — Появился Сервий и стал орать, что не позволит положить весь первый гурт его легиона. Потом послал туда один из турмов. А мы с Лидом хотели…
— А Лид где? — перебил я его.
— Возле одного своего земляка. Ранен тот сильно. Он с вами в палатке был. Жиро, по-моему, зовут.
— Жиро? — удивился я.
— Ага, — кивнул Сваго. — Они из соседних деревень с ним, даже дрались в детстве деревня на деревню, — Сваго улыбнулся, но тут же торопливо стер улыбку с лица. — Его сначала в мертвяки определили, а он вдруг зашевелился, стонать стал.
— Ну слава Номану, — выдохнул я. — Этот парняга за моей спиной в гурте стоит. Я видел, как его заклинанием Тьмы зацепило.
Тем временем лекарь занялся моей раной. Для начала обтер ее мокрой тряпкой, от которой воняло чем-то навроде спирта, потом принялся обрабатывать магией. В ране запылало пламя, но я даже не отреагировал. Не впервой уже. А вот Сваго взирал на действия лекаря с благоговением, наверное, не видел ни разу. Я же смотрел на поле, а точнее, на ковылявших оттуда к дороге соратников. Насчитал взглядом два десятка. Значит, десяток точно погиб. Это там уже, а на самой дороге десятка три, не меньше. И раненые еще.
— Все, — развязав тугую повязку из перекрученной штанины, довольно выдохнул лекарь, и я почувствовал, как в начинавшую неметь ногу потекла «жизнь». — Края раны я сомкнул, но пока непрочно, для этого нужно несколько раз обрабатывать. Так что сильно шевелить ногой не стоит, чтобы снова не разошлись. Вам вон туда нужно, вас на телегу определят до самого лимеса. Понятно?
— А что ж тут непонятного. — Я дружески похлопал лекаря по плечу. Он был примерно моих лет, и поэтому я позволил себе такое проявление благодарности. — Спасибо.
Стал медленно спускаться с телеги, Сваго тут же подхватил меня под локоть.
— Я помогу.
Вдвоем мы доковыляли до целого обоза, предназначенного для раненых. Пока меня определяли, колонна двинулась дальше, но теперь впереди ее укрепили отрядом магов и двумя турмами. Я видел, как они спешно двигались к «голове» по краю дороги. А вот наш обоз пока оставался на месте, ожидая, чтобы пристроиться в хвосте.
Взобравшись при помощи Сваго на выделенную мне телегу, я улегся на жестком матрасе, набитом, судя по исходившему от него запаху, сеном, укрылся одеялом и стал смотреть на колонну. Сваго убежал к своим шеренгам, а ко мне подошел еще один лекарь. К моему удивлению, это была девушка лет двадцати пяти, довольно симпатичная. В сиреневом беретике, длинные волосы стянуты сзади узлом, лицо серьезное.
Нет, я знал, что женщины и боевыми магами бывают, взять хотя бы ту же Руну, настоящую, естественно, и среди лекарей их много, но все равно почему-то удивился. Улыбнулся ей, но девушка сохранила серьезность. Она быстро оглядела мою рану, потом задала несколько вопросов об общем самочувствии. Отвечая, я одновременно пытался зафлиртовать, но целительница никак на мои поползновения не отреагировала. Так и ушла с серьезным личиком, даже ни разу не улыбнувшись в ответ. Какая-то часть меня невольно возмутилась, как же так — я ж герой в конце концов! Могла бы и дернуть уголками губ вверх для приличия.
После ее ухода я достал из мешка запасные штаны и переоделся. Потом спустился с телеги и отер снегом сапоги, которые были в засохшей крови. Левый в моей, правый в черной азема. Появился кучер, завздыхал, начал нести какую-то чушь, но безобидно. Обычный ольджурский простолюдин.
Я снова улегся и натянул на себя одеяло. Хорошо, тепло. Через пару минут кучер запыхал самокруткой, окутывая меня запахом дешевого армака. Я закашлялся. Он тут же извинился и самокрутку затушил.
— Ну вот и двинулись, — проговорил он, беря в руки вожжи.
Первая телега нашего госпиталя на колесах и правда дернулась вперед, но тут же ее кучер закричал «хар-р» и натянул вожжи. Колонна резко остановилась, и я нервно приподнялся на локте, бросив взгляд в сторону ее «головы».
Минут десять ничего не происходило, отчего внутри напряжение только росло. Неужели опять?
Но вдруг мы снова двинулись, и мой кучер легонько прикрикнул на лога. Телега, покачавшись на степных кочках, как утлая лодочка на волнах, выехала на дорогу. Истошный скрип прекратился, и дальше она покатилась практически бесшумно.
Еще минут через десять стали понятны причины короткой остановки. Мимо нас в обратном направлении проехали три телеги, груженные телами. Они, конечно, были прикрыты плащами, но очертания этих плащей не оставляли простора для фантазии. Те самые «засранцы», о которых спрашивал сам себя Лостад, — сразу врубился я, припомнив десяток всадников, обогнавших нас с утра. Маленький разъезд, ушедший вперед в туманное марево на разведку. Моя догадка вскоре полностью подтвердилась. В степи на окровавленном снегу я увидел десять туш логов. Вокруг них суетились люди, сдирая шкуры.
К потерям можно дописать еще десять человек. И логов заодно, тоже все-таки боевые животины.
Отбросил от себя мысль, что, возможно, мясом этих логов нам придется сегодня ужинать, и стал размышлять о своих шрамах. Не многовато ли уже набралось? Я, конечно, понимаю, что шрамы мужчину украшают, но собирать на своем теле полную галерею не очень-то и хочется. Вспомнилось вдруг, что на несчастном левом бедре у меня уже вторая рана. В следующий раз нужно для симметрии правое подставлять.
Улыбнулся кисло и откинул и эту мысль. Если уж и думать сейчас, то лучше об отвлеченном. Магия?
Но размышления о структуре плетений быстро сморили, а может, виной тому было тихое поскрипывание тележного кузова. Правда, разбудили скоро, парнишка из наших «придатков». Он поставил рядом со мной приличных размеров узел и с полминуты шагал рядом с телегой. При этом его лицо было сильно напряжено, пару раз он многозначительно кашлял, видимо, хотел расспросить у меня о бое, но, так и не решившись, убежал вперед.
Каша с мясом, хлеб, сыр, маленький, на пол-литра бурдючок с вином. Надо же, с чего это? Спиртное легионерам запрещено, по крайней мере, в открытую никто его не хлещет. Видел я несколько раз обычных гуртовиков в «обозе» за кружечкой хорского, но пили они его торопясь, настороженно оглядываясь по сторонам, а после запихивали в рот целую жменю листков местного аналога мяты.
Обильный ужин, да еще и с вином, сморил сильнее, чем однообразный скрип телеги. Я, впрочем, и не сопротивлялся, сон, как известно — лучшее лекарство.
Второй раз меня разбудил кучер, с чего-то решив, что мне будет крайне любопытно увидеть лимес-лагерь. Хотя он был и не слишком не прав.
— А вона Кромь, где деревья. Видите? — полуобернувшись ко мне, тыкал мужичок куда-то вперед указательным пальцем. — Там она вона начинается. А вона форт, — он повел рукой правее. — Тама лимесские легионеры на постоянке. Ух, и лютые парни.
Я приподнялся, уставился в указанном направлении.
Кромь меня разочаровала. Я ожидал увидеть нечто большее, загадочное, необычное, и возможно, даже пугающее, а тут обычный лес. Длинная — от одного края до другого — черная полоса. Деревья точно такие же, как и медленно проплывающие слева.
— Да чревл тебя раздери! — вскричал вдруг мой кучер и потянул на себя поводья, заодно и залихватски отклоняясь назад. — Хар-р, твою сурдетскую! Ишь ты!
В какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас завалится в кузов, и я на всякий случай приготовился его ловить. Не для его блага, разумеется, а чтобы он на раненую ногу не грохнулся.
Оказалось, пока он указывал мне на местные «достопримечательности», идущая перед нами телега резко затормозила, и дремлющий на ходу лог ткнулся мордой в ее задний борт. Это его напугало, и он, резко проснувшись, хотел немного «сбежать» вправо. Но бравый кучер задержал его.
Сон, видимо, придал мне сил и вернул настроение, поэтому я смог улыбнуться этому маленькому происшествию.
Пока мы съезжали на луг, я продолжил рассматривать место прибытия. Как и Кромь, форт тоже не произвел особого впечатления. Выстроен из дерева, высота стен всего чуть больше двух метров. Такие же стены расходятся в разные стороны, однако через четверть риги обрываются и дальше только деревья. На самом форте штандарт с красным крестом храмовников, вокруг которого обвился…
Я задрал голову, услышав над собой знакомый вскрик. Похоже кричат канюки, с некоторой жалостью, но в то же время чувствуется хищническая сила. Расправив черные крылья, высоко в небе грациозно парили два виара.
— Красавцы, — кучер причмокнул. — Вот же ж животина сильная, а?! Лога утащить может. Я сам не видал, конечно, но люди сказывают…
Пока он ставил телегу в указанное каким-то мужиком место, успел поведать мне пару баек. Наконец он замолк и отпустил вожжи, аккуратно уложив их на облучок.
— Ну и приехали. И хорошо.
Он слез с телеги и зашагал к кучке своих коллег, а я стал осматриваться по сторонам. С той, откуда мы прибыли сюда, продолжалось броуновское движение — ехали, останавливались, разворачивались телеги и повозки, как я понял — это обозники, стоявшие возле Шана. Большая часть их, разумеется, ушла в северном и южном направлении, где можно подзаработать больше, но кто-то все же решил отправиться и с нами. С десяти тысяч человек тоже можно неплохо поиметь.
С другой стороны на глазах рос палаточный городок.
— Ну как рана?
Я обернулся. Правый краешек губ скользнул вверх. Надо же, как незаметно подошла.
— На месте, ваше лекарское сиятельство, — ответил, и девушка не смогла сдержать улыбки, хотя тут же спрятала ее в напускной серьезности.
— Я оценила вашу шутку, легионер, — проговорила она с легким сарказмом и, ничуть не смутившись, потребовала снять штаны. Я хотел было ляпнуть глупую шутку — мол, не быстро ли все у нас происходит? И не стоит ли для начала хотя бы познакомиться? — но вовремя передумал. Грубая и пошлая шутка. Да и заезженная, наверное. Даже в Отуме.
Поэтому штаны стягивал молча, разглядывая ее симпатичное личико.
Слегка кругловатое из-за пухлых щек, но это его не портит, а даже наоборот. Оно какое-то доброе, несмотря на напускную серьезность. Наверное, на этих щечках есть ямочки, уверен, что есть, вот только для этого нужно рассмешить эту царевну Несмеяну. Губки правильные, приоткрыты. И кончик язычка между ними, видимо, от усердия.
А выполняла она свое дело и действительно со всей ответственностью. Ух. Попадались мне подобные девушки, правильные и серьезные настолько, что быстрых отношений с ними ну никак не завязать, даже пустив в ход весь стратегический запас обаяния. Но тем они и интересны, держат на расстоянии вытянутой руки и, главное, ведь не оттого, что им не хочется это расстояние уменьшить, а в силу своего характера. Вот правильный он у них такой, ни одной ошибочки за жизнь не совершили, все делали, как папенька с маменькой велели. И еще одна особенность таких — даже во время страстной прелюдии могут вдруг остановиться, сказать свое испуганное, но твердое — нет. Причем откровенно, без ужимок, на самом деле всего лишь намекающих, чтобы ты усилил натиск.
На секунду замешкался. Стоять тут три дня максимум, ничего такого не успеть, но природный механизм, который действует независимо от мозга, опередил меня.
— Знаете, меня мучает один вопрос, — проговорил я серьезно, делая вид, что разглядываю рану.
— Спрашивайте, — все тем же «профессиональным» тоном врача.
— А вдруг вы не ответите?
— Я целительница, я обязана ответить больному на его вопросы.
— Ладно. Вопрос касается вашего ремесла как такового.
— Я вас слушаю.
— Скажите мне, — я сделал малюсенькую паузу, — а на щечках красивых целительниц появляются ямочки, когда они улыбаются?
Она перестала водить руками над раной и рассеянно посмотрела на меня. Секунда, вторая… губы расплылись в улыбке, но тут же сжались.
— Слишком мимолетно, не рассмотреть, — я сделал огорченное лицо.
Улыбка появилась снова, наши глаза на секунду встретились, и она, тут же опустив голову, продолжила врачевать с утроенным усердием.
Но улыбка осталась, едва приметная, блуждающая.
— Извиняюсь, если смутил, — продолжил я в том же тоне. — Но мне кажется, этот вопрос весьма важен. Я заметил, что если у целительниц есть ямочки на щеках, то раны заживают быстрее.
— Легионер, перестаньте…
Но голос уже совсем другой, в нем тонкие нотки волнения, внутри затаившийся интерес. Нет больше той напускной суровости, хотя все еще хрупко, одно неправильное слово — и она вернется в прежнее состояние. И второй раз ее оттуда не извлечь.
— Не могу.
Секундная пауза.
— Почему не можете?
— Потому что вы мне очень нравитесь.
Руки задвигались быстрей, рывками, рану обожгло чуть сильней. Стиснул на миг зубы.
— Я понимаю — какой-то обычный легионер, не аржант, не из штурмового отряда, не из благородных, а вы, наверное, привыкли к другому обществу. Красивая девушка, целительница… Но я все же спрошу. Не согласитесь ли вы провести завтрашний вечер в обществе простого легионера?
Снова пауза. Губы на секунду поджались, тут же легонько улыбнулись.
— И что мы с вами будем делать?
— Мы прогуляемся вдоль Кроми, болтая о всякой чепухе, а потом отправимся в обоз, где выпьем по кружечке айкаса. Вы какой любите больше — южнодоргонский или северодоргонский?
— Странный ты… — она запнулась. — Вы…
— Можно и «ты». Я непротив. Меня зовут Ант.
— Я знаю, — она улыбнулась, но глаз не подняла. — И не такой уж ты простой легионер, а маг-легионер. У нас все записано, по каждому раненому.
— Так нечестно, — я наигранно округлил глаза. — Ты знаешь обо мне все, а я о тебе ничего.
— Так уж и все, — она хихикнула.
— Но если учитывать, что я даже имени твоего…
— Лиона.
— Ну слава Номану, — я наигранно вздохнул. — А то думал это какой-то секрет.
— Никакого секрета. Так, все, — она отвела руки от моего бедра. — Еще один раз обработать заклинанием, и будешь как новенький. Можешь одеваться.
— Я немного так посижу. Пусть чуть остынет. Так что насчет завтрашней встречи?
— Я пока не решила.
— Но…
— Придешь завтра с утра на третью обработку, а сейчас меня ждут другие раненые.
— Так я могу идти в лагерь?
Она кивнула, развернулась и торопливо поспешила к другой телеге. Я несколько секунд пялился на ее… фигуру. Рассмотреть что-то большее возможности не было. Длинное, до самых пят, синее зауженное блио из толстой ткани, поверх него темный плащ до икр, но даже это не лишало ее сексапильности.
А все-таки я предусмотрительно прикрыл скомканными штанами «опасное место» — от ее близости в моем организме произошла естественная метаморфоза. Так что насчет чуть остыть я почти не соврал. Посидев пару минут, натянул штаны и слез с телеги.
Боли не ощущалось, и я, собрав свой хабар и нацепив на себя, поплелся в сторону лагеря. На пересекающей поле гравийке остановил какого-то адьюта и спросил, где первый гурт тринадцатого. Тот указал, с почтением глядя на мои заляпанные сюрко и плащ, а я заодно подумал, что стирать их теперь придется самому.
На стоянке первым делом встретил Лостада, он был уже в чистой одежде, и ничто в нем не говорило об утреннем бое. Спокоен и подтянут. Он стал расспрашивать о раненых парнях, но я мог сказать только одно — Жиро жив, а про остальных ни слухом ни духом. Аржант кивнул, похлопал меня по плечу и не стал задерживать, за что я ему был благодарен. Рана не болела, но вот переход от госпиталя до лагеря здорово вымотал. Губы онемели, во рту пересохло, а по лицу бежал холодок, который я каким-то образом чувствовал поверх наползающего вечернего морозца. Наверное, сказывалась потеря крови, ну и поужинать не мешало бы.
Миску с кашей и кусками мяса, накрытую второй перевернутой миской, я нашел на своем лежаке. Пересыпал еду в свою тару и стал неторопливо жевать. Те парни, что были в палатке, посматривали на меня молча, я сразу и не сообразил, что это другие парни. Из других шеренг. Вон того пухлого и розовощекого я помню, он в самом хвосте стоит, весельчак.
— А Линк где? — спросил я, проглотив очередную тщательно разжеванную порцию. Сейчас мне было необходимо экономить даже на этом, чтобы желудок тратил как можно меньше энергии.
— Вышел куда-то, — ответил один из парней.
— А остальные?
— Остальных всего семеро, Ант, — услышал я голос Ниго из угла и чуть не подавился.
— Как это?
— Вот так. Из нашей палатки двадцать пять легионеров отправились в гости к Великому Номану, шестеро ранены.
— Двадцать четыре. Жиро живой.
— Точно? — спросил один из наших. Из сорока человек всех запомнить я не мог, а вот теперь, думаю, запомню каждого из оставшихся.
— Мне Сваго сказал, что видел его.
— Это маг с «хвоста»? — поинтересовался Ниго.
— Он самый, — я поднес ложку ко рту, а в палатку заглянул Линк.
— Парни, кто из бившихся. Лостад зовет.
— Зачем? — спросил я. Подниматься, а тем более куда-то идти, категорически не хотелось. Начавший расщеплять пищу желудок стырил последнюю энергию.
— Я б на твоем месте подольше в госпитале оставался. Там иногда такие целительницы попадаются, — Линк присвистнул и тут же добавил: — Причем дают бесплатно.
Я, не удержавшись, хохотнул. Судя по всему, мыслей у этого здоровяка всего две — надо бы понихтиться и надо бы сделать это как можно дешевле, в идеале — даром.
— Тебе не попалась такая? — самым серьезным тоном спросил он.
— Мне не повезло, дружище. Меня лечила старая скрюченная бабулька с огромной бородавкой на носу.
— Да-а, не повезло, — согласился он. — Ладно, парни, идем. Лег-аржант сказал, чтоб быстрей.
Пришлось подниматься, отставив в сторону миску с едой. Выбравшись из палатки, я с удивлением увидел Сервия. Он восседал на своем логе и смотрел на нас почти с отцовской заботой.
— Парни, стройсь! — скомандовал Лостад.
Мы выстроились перед архлегом нашего легиона. Девять человек. Из второй палатки показались еще легионеры. Две десятицы. Итого из восьмидесяти принявших бой первыми осталось в строю всего двадцать четыре воина.
— Какие потери в остальных шеренгах, вступивших в бой? — спросил Сервий у Лостада.
— Там восемь, двое убитых, шестеро раненых.
Сервий молча кивнул, потом медленно обвел нас взглядом.
— Воины! — заговорил он спокойным глубоким голосом. — Так получилось, что вам пришлось принять боевое крещение первыми. Вы справились, парни. Линк'Ург и Ант из Сухины, я сегодня отправлял в полевой штаб приказ о присвоении вам звания — жант, и сегодня же он был подписан. Вдобавок вы будете произведены в риттеры из милости, это отдельное постановление штаба.
Мы с Линком переглянулись.
— А также каждый из вас, — Сервий провел взглядом по двум коротким шеренгам, — получит по двадцать золотых.
Секунда молчания — и следом «гра, гра, гра!». Негромко, коротко. Но звучит намного тяжелей и убедительней, чем звучало прежде.