По стезе Номана

ГЛАВА 28

А назад я возвращался часов через шесть, дважды удовлетворив свою физическую сущность и один раз интеллектуальную. Плелся задумчиво сквозь ночную мглу, прокручивая в голове весь этот вечер.

На небе стыдливо перемигивались меж собой звездочки, выглядывая сквозь прорехи облаков. Из земной бездны, там, где была Кромь, отвечал им нескромным желтоватым сиянием мегалит. Словно маяк, он указывал путь, но вел этот путь не к спасительному берегу, а, наоборот, — в место, где спасение было последним, что нас ожидало. Не сегодня-завтра Вздох… но я думал о другом.

Думал — зачем было притворяться недотрогой? Зачем, если потом так легко отступила? Да, неопытная — вначале чувствовалась скованность, но скованность была похожа на кокон, через который иногда прорывалась истинная ее натура, страстная и жаждущая. Словно протуберанцы на солнце, вырвутся с дикой силой, выгнутся дугой и снова исчезают в глубине ядра…

Сказала, будет ждать… вот так вот сразу?..

Придя к указанной повозке, Лиону я не обнаружил и присел на стоявшую недалеко колоду. Десять минут, пятнадцать… Уже собирался плюнуть и уйти, но показалась она. Вышла из-за одной из повозок и зашагала навстречу. Прищурилась, потом распахнула глаза, удивляясь.

— Жант?

Остановилась в паре шагов в непонятном смущении, как будто увидела перед собой как минимум архлега.

— Угу, — подтвердил я. — И риттер еще.

Она сделала такое лицо, словно я ее в чем-то обманул, но быстро справилась с собой и улыбнулась.

— И куда пойдем?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Как насчет прогуляться вдоль Кроми?

— Может, лучше сразу в обоз?

— Можно и в обоз.

Ее решение слегка расстроило, такое ощущение, что ей просто заранее неинтересно идти рядом со мной и общаться. Может, считает, что я в сравнении с нею неуч? Да и вообще, предполагаемого блицкрига явно не получилось, как-то смазался момент.

В обозе мы отыскали неплохую таверну, очень похожую на таверну Адулино возле Шана, я заказал две кружки айкаса и полдюжины бизелье. За столиком Лиона тоже вела себя странновато, оглядывалась по сторонам, и до меня наконец дошло — она меня стесняется. Может, у них, у целителей, принято только друг с другом знакомства водить? Вроде как местная элита, а мы так — быдло.

— Тебя что-то беспокоит? — не стал спрашивать напрямую.

Она замялась, пригубила айкас, я терпеливо ждал. Наконец отняла кружку от губ, улыбнулась, как будто извиняясь.

— Ты скажи, если что не так, — надавил я.

— Дело не в тебе, — смутившись, быстро заговорила она. — Просто у меня есть жених, вот я и боюсь…

— А, вон оно что. — Я почувствовал, как с плеч упала целая Джомолунгма, и вздохнул свободней. — Насчет этого ты не переживай, если что — я с ним поговорю.

Браво акцентировал на последнем слове, она сразу же испуганно замахала незанятой рукой.

— Ант, не нужно. Он хороший… Наши отцы дружили и договорились…

— Что вы станете мужем и женой, когда вырастете, — перебил я. — Знакомая история.

Почему ляпнул последнюю фразу — и сам не понял, наверное, имел в виду что-то книжное. Помню, читал о чем-то подобном.

— У тебя тоже есть невеста? — неверно истолковала она мои слова и слегка расстроилась. Но тут же заговорила с жаром: — Как же надоели эти пережитки прошлого. Почему я обязана ждать, когда он станет магистром целительства? Мне уже двадцать четыре года, и к тому же я сама хочу выбирать себе мужа. А мой отец не понимает. Он, наверное, думает, что мне легко быть все время одной.

Смутилась своей откровенности, снова припала к кружке, уставилась на айкас. Я тоже поднял кружку, пригубил осторожно.

Как ни странно, на плантациях я только о том и думал, как однажды стану пить эту хрень по два раза на день. Наверное, оттого, что видел эти чертовы зерна каждый божий час, держал их в руках, но ни разу не пробовал сделанный из них напиток. На Земле все было как раз по-другому, я пил, ел, да и вообще пользовался всем тем, о производстве чего был ни сном ни духом. Нет, знал, конечно, что тот же кофе где-то там выращивают в виде кустиков, но чтобы так… собственными руками прочувствовать это чревлово производство и не попробовать…

Однако после того как «вырвался» на свободу, я айкас так ни разу и не попил. И вот теперь делал первый глоток.

Ничего особенного, мать твою. И чего два года парился?

— Бери бизелье, — подвинул тарелочку ближе к Лионе.

Помотала головой, потом добавила:

— Спасибо, не хочу.

Понятно, фигуру бережет.

— А твой отец тут? — спросил, чтобы не затягивались паузы, да и интересно в принципе стало.

Она хихикнула как-то победоносно.

— Если бы он был тут, я бы сюда не пришла. Папа у меня очень строгий. А сейчас он на Северных воротах. Там хорошие целители важнее.

Пока она говорила, я едва сдерживался, чтоб не засмеяться. Слово «папа» она произнесла с ударением на второй слог, отчего получалось совсем уж смешно, даже для этого мира.

Светило уже зашло за Кромь, и хозяин таверны «включил» два магических светильника, прикрепленных к длинным жердям. Сами жерди были приставлены к повозкам и привязаны к большим колесам снизу и сверху обода.

В размытом желтовато-белом сиянии Лиона смотрелась очень возбуждающе, и я тут же пожалел, что, скорее всего, ничего такого не будет. Слишком она правильная девочка. Поэтому, когда провожал ее, напрочь выкинул из головы все пошлые мысли, отчего был застигнут врасплох.

Лиона буквально повисла на мне, едва мы подошли к ее повозке. Прижалась своим стройным телом с такой силой, что я на некоторое время опешил. И откуда столько силы у девушки? Казалось, попробуй я сейчас оторвать ее от себя, и у меня ничего бы не получилось. Да и не было у меня желания отрывать.

Наоборот, прижал еще сильнее, в полумраке нашел губами ее губы и впился в них, словно вампир в шею жертвы. Потом поднял на руки, подсадил и следом сам полез в повозку, расстегивая на ходу ремень с ножнами. Снова поцелуй, быстрый и сильный, лишенный признаков нежности. Только животная страсть.

Но попутно отметил ее неумелость, такое ощущение, что она спешила отдаться, чтобы скрыть свою неуклюжесть в этом деле. В какой-то момент я даже подумал, что она еще девственница. Но оказалось — нет.

Я быстро стащил с нее все эти юбки и кружевные панталончики, расстегнул брюки, она в этот миг как-то напряглась, замерла. Потом вдруг выдохнула спешно:

— Меня в шестнадцать изнасиловали.

Хотел было ответить что-то утешающее, но промолчал и снова стал целовать. Она вроде расслабилась, но не полностью. Все ждала, видимо, как я отреагирую на ее банальное заявление, но потом вдруг резко скинула напряжение, стала податливой, задышала прерывисто…

Сколько все это продолжалось, определить было трудно, полностью отдался ощущениям, выключив мозг. Когда все закончилось, повалился на спину и закрыл глаза.

Она молчала секунд двадцать, потом все-таки рассказала мне «душераздирающую» историю про изнасилование и снова смолкла.

Я выждал какое-то время.

— А ты где училась-то на целительницу? — осторожно закинул крючок. — Или папа всему научил?

Пришлось ставить ударение на последний слог. И еще в голове закрутилась мысль о преемственности целительского дара. Ничего о таком не слышал. Или это чистое совпадение, что и отец, и дочь с даром родились? Надо будет как-то осторожно про маму спросить, может, тут дело в генах? Дар — это рецессивный, и если оба родителя являются его носителями, то и ребенок обязательно родится с даром. Хотя так бы они уже давно приметили эту зависимость, и, даже не разбираясь в генетике, стали бы вступать в отношения только между собой.

«А что ты вообще знаешь о целителях? — тут же задал себе вопрос. — Может, они именно так и поступают, а произошедшее сегодня — это из ряда вон выходящее. Так что гордись — жант-риттер армии храмовников целительницу соблазнил».

— В схоле в Магиорде, — ответила Лиона не без легкого хвастовства в голосе. — Ну и папа много помогал.

— Хм, интересно, — я придал голосу абсолютную незаинтересованность, как будто так, между делом спросил, — а в схолах всю правду о целителях рассказывают?

Лиона приподнялась на локте, попыталась разглядеть мое лицо, а я видел только ее распущенные волосы.

— А ты почему спросил?

— Интересно просто, — выдохнул непринужденно. — В народе-то разное рассказывают, а в схолах небось ложью сплошной вас кормят…

Еще один крючок, простенький.

— Нас? — спросила она тихо и усмехнулась. — Нас не так просто накормить ложью. Настоящая история ордена целителей передается из уст в уста, от мастера-целителя к младшим братьям-лекарям. Это у нас такая иерархия, — добавила, объясняя.

— А как же учителя в схолах?

— Ну общепринятая версия не сильно отличается, разве что в деталях.

— Но эти детали как раз и самые важные, да? — предположил я. — И именно об их отличии от официальных вам потом и рассказывают тайно.

— Откуда ты знаешь? — шепотом спросила Лиона, да и я как-то незаметно стал говорить тише.

— Интересуюсь с детства, слушаю, что говорят, обдумываю потом. Самая интересная страница в истории Ольджурии, ты так не считаешь?

— Наверное, — невнятно ответила она. Я протянул руку, стал нежно играть водопадом ее волос.

— Ты знаешь, — придал голосу горечи, — я родился в очень бедной семье, и на схолу денег не было. А я очень хотел учиться. Просто болел историей, думал, вот подросту, отдадут меня в схолу, и я стану великим архисториком. Но, увы. Расскажи хотя бы, что об этом говорят в схолах. Пожалуйста.

Лиона вздохнула, словно сомневаясь или собираясь духом, потом снова прилегла, положив голову мне на грудь, принялась гладить рукой то бедро, которое сама недавно лечила, и наконец задала вопрос:

— Ты с самого начала хочешь?

— Если тебе не трудно. Я кое-что знаю, но у тебя же знания полные, не то что мои. Неуч я.

— Не говори так, — она шлепнула мне ладошкой по животу. — Ты очень умный, и мне легко с тобой общаться. Даже и не скажешь по тебе, что обычный простолюдин. Как будто тоже схолу закончил.

Я улыбнулся краешком рта, все равно не разглядит в темноте. А Лиона помолчала немного, наверное, дожидаясь моей реакции, но, так и не дождавшись, стала говорить дальше, перейдя непосредственно к интересующей меня теме.

— Это началось четыреста лет назад. Один риттер, его звали Хуго'Пейн, и девять целителей в Зыби создали орден Нищих. Произошло это после нападения тварей Тьмы на госпиталь. Половина целителей погибла, пока подоспели ближайшие турмы, и вот этот риттер, которого с того света вытащил Сентомеро… Это целитель такой. Так вот, Хуго'Пейн на свой страх и риск объявил, что он теперь будет неотступно сопровождать полевой госпиталь, чтобы защищать целителей.

— А почему — нищих? — спросил я.

— Целители в те времена получали довольствие даже ниже обычных легионеров. Варгросс Шестой говорил, что воины зарабатывают золотые своей кровью, а мы ничем не рискуем. Поэтому целители в большинстве своем были нищими. А ты знаешь, что было на печати этого ордена?

— Нет, — совершенно честно ответил я.

— Риттер и целитель вдвоем на одном логе. Правда, сами целители говорили, что это не символ их бедности, а всего лишь символ объединения риттерского круга и цели-тельского. Сначала Хуго'Пейна хотели лишить звания и даже казнить, но за него заступился сам папа Урбано Второй. Он неожиданно признал такую тактику правильной, ведь действительно в Зыби гибло много целителей. И сам орден признал законным, и даже даровал ему большой надел в двести кусков на юге Ольджурии. Странно, но через два года и тогдашний Повелитель вдруг проникся пониманием и, наверное, чтобы перещеголять папу, одарил орден четырьмя сотнями кусков плодородных пашен. Орден стал получать хороший доход и переименовался в орден Целебного Креста и Айны. Крест означал присутствие среди братьев риттеров из храмовников, а айна — это символ целительства. Для простых людей айна лишь цветок, но для нас это нескончаемый кладезь полезных веществ. Я тебе с собой потом сделанную из него мазь дам. Она хорошо кровь останавливает.

— Спасибо, — коротко поблагодарил я, чтобы не сбить ее с мысли.

— А когда денег стало много, целители начали сами покупать замки с прилегающими территориями и особняки в городах. В некоторых местах занялись выращиванием айкаса, в некоторых производили тирс и рошу, а потом стали ссужать деньги под прибавку. Ты, наверное, думаешь, что это плохое занятие?

— Нет.

— А многие так думают. Может быть, это и верно, — Лиона тихонько вздохнула, — но зато они стали лечить людей бесплатно. Даже в уставе своем дописали этот пункт. Каждый вступающий в орден клялся лечить любого, обратившегося с хворью, бесплатно. Разве это не перевешивает чашу с занятием ссудой?

— Наверное, перевешивает, — согласился я, вспомнив сегодняшний случай в таверне. Иногда и действительно нелегко угадать, что и чего в конце концов перевесит.

— Конечно, перевешивает, — с жаром выдохнула она. — Тысячи людей сегодня в Ольджурии не могут позволить себе хорошее лечение и многие из них умирают. А они лечили всех бесплатно, и аристократов, и простолюдинов, — в ее голосе просто зазвенела гордость за своих предшественников, хотя она и продолжала говорить шепотом. — Они даже стали строить специальные дома, где больные могли оставаться на время лечения. А во время засух и неурожаев кормили голодающих. Вот как.

Лиона замолкла в восторге, сама доведя себя до него. Наконец продолжила срывающимся и будоражащим мой слух шепотком:

— И всему зависть виной. За две сотни лет могущество и богатство ордена так возросли, что Варгросс Восьмой решил покончить с ними. В течение двух дней их всех схватили и бросили в тюремные башни. Поводом послужило письмо одного из недавно принятых в орден целителей, который писал, что при обряде посвящения его заставили плевать на божка Номана. А потом посыпались и другие обвинения. В поклонении одной из ипостасей чревла, в связях с демонами и даже в мужеложстве. Мол, именно это символизирует печать, где два мужчины на одном логе.

— Хитро, — поддакнул я.

— Подло, — поправила Лиона. — Страдая в тюрьмах, братья ордена просили помощи у тогдашнего папы Клименто Пятого, но он испугался замолвить за них даже словечко. И вскоре по всей Ольджурии запылали костры с невиновными целителями и риттерами ордена Целебного Креста и Айны.

Через полминуты молчания я понял, что Лиона не собирается продолжать.

— А что потом? — спросил, не особо надеясь, что она станет рассказывать дальше. А как же боевые плетения из лекарских?

— Я тебе и так уже открыла больше, чем можно было, — сказала она нежно, наверное, чтобы не обидеть.

— Ты мне не доверяешь?

Но она не ответила, а вдруг приподнялась и спустя секунду была на мне. Склонилась, стала целовать, оградив мое лицо от всего внешнего мягкой стеной волос, пахнущих цветами. Может, как раз айной? — пришло в голову.

А она распрямилась, собрала волосы и чем-то перетянула их на затылке. И снова вернулась к поцелуям, и к большему, не давая мне даже удивиться такой внезапной и полной раскованности с ее стороны.

Потом я еще несколько раз пытался завести разговор об ордене «креста и цветочка», но она старательно уходила от него. Единственное, что удалось узнать, что мама у нее и в самом деле тоже была целительницей. Умерла недавно. Есть болезни, с которыми могли бы справиться только древние маги-целители. Я извинился за неуместный вопрос.

После этого мы проговорили примерно еще час. Наконец я спохватился и стал одеваться.

— Уже полночь, наверное, — проговорил, торопливо затягивая пояс.

— Ты же жант.

— А на ночном дежурстве у нас аржант.

— Ну ведь не риттер.

— А риттер обязан слушаться командиров.

— Приходи завтра в обед, я тебе мазь дам, — проговорила задумчиво, а когда я выбрался из повозки, задержала, ухватив за локоть. — И из Зыби возвращайся. Обещаешь?

— Не могу. Есть такая поговорка: «Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах», а это обещание — оно как план, понимаешь? — Кивнула. — Как бы он ни наказал за такую самонадеянность, — закончил я мысль.

— Тогда не обещай, — тихо выдохнула она. — Но все равно возвращайся. Я буду ждать.

Короткий поцелуй, и я поплелся к своей стоянке.

Ждать?..

Не стоит.

Идя сквозь тьму, я стал думать о Лите, не вдруг, о ней я вспомнил еще в повозке, когда одевался. Почему-то снова пришла мысль о предательстве, хотя это было глупо. Разве у нас были хоть какие-то отношения или хотя бы намеки на отношения? Ничего ведь не было. Кроме ее вопроса в доме, и вот теперь я разукрашиваю в мозгу черно-белую картинку, наполняя ее надуманными чувствами…

— Ну ты вообще уже оборзел в край, легионер, — вырвал меня из размышлений голос ночного аржанта. Я вздрогнул от неожиданности и вытянулся в струнку.

— Увольнительная, мин лег-аржант, — ответил четко.

— Увольнительная увольнительной, а время отбоя для всех одинаково. Завтра сообщу Лостаду, и наконец-то в этом чревловом гурте хоть кто-то получит палок.

В голосе его было столько желчи, что я вдруг не сдержался.

— Вчера несколько десятиц парней из этого, как вы сказали — чревлова гурта, отдали свою жизнь за Великого Номана. Как думаешь, — я перешел на ты, испытывая к стоящему передо мной презрение, — если я передам Лостаду, а лучше Сервию, как ты называешь воинов Номана, он порадуется остроте твоего языка?

— Да как ты смее…

— И еще, — перебил я резко, — теперь у меня на плече знак риттерства, и я могу вызвать любого оскорбившего меня или моих погибших братьев на поединок чести. Поэтому предлагаю забрать свое ругательство, брошенное в сторону гурта, обратно, или завтра утром тебе придется выйти со мной на поединок…

— Да ты куда прешь, сопля…

— Завтра утром, — холодно закончил я и повернулся.

— Погоди, — он осторожно ухватил меня за локоть. — Ладно, не нужно поединка. Я погорячился, а оскорблять гурт не хотел. И правда ведь, парни погибли. Ну что скажешь?

Я не сказал ничего. Дернул плечом, освобождаясь от его аккуратно лежащей на локте руки, и медленно зашагал к своей палатке.