По субботам не стреляю

Глава 3

Если бы кто-нибудь захотел узнать, как и когда вошел в мою жизнь этот кошмар, я скорее всего назвала бы не только точную дату, но и время суток. Я сказала бы, что моя жизнь сошла с рельсов в субботу вечером, в тот момент, когда мама изменившимся голосом позвала меня к телевизору. Потом была Никитина фотография во весь экран и сдавленный голос диктора, сообщавшего страшную новость. Именно в этот момент у меня возникло странное чувство, что я вышагнула из собственной жизни и попала в чужую. Хотя... наверное, я не права.

Все закрутилось раньше. Не надо было в субботу возвращаться за записной книжкой, не надо было в пятницу ее забывать, не надо было вообще идти на «дружескую вечеринку», не надо было два месяца назад соглашаться на просьбу шефа, не надо было сто лет назад ложиться с Никитой в постель... Ну и так далее. Можно дойти до внутриутробного периода.

А вот влезать в историю с изданием Никитиной книжки действительно не следовало.

Впрочем, все по порядку...

Месяца два назад шеф обратился ко мне с просьбой, как он выразился, «полуличного характера», при этом раз пять подчеркнув, что я имею полное право ему отказать. Просьба состояла в следующем. Шефу, постоянно озабоченному, проблемой решительного прорыва издательства к преуспеянию и благоденствию, пришла в голову мысль выпустить Никитины песни в виде сборника стихов, с портретом и предисловием. Почему это никому до сих пор не приходило в голову – бог весть. Думаю, не сегодня-завтра пришло бы. Шеф тоже так думал, а потому и обратился ко мне. Мне надлежало испросить у Никиты для нашего издательства эксклюзивное право на издание. Ох, как мне не хотелось соглашаться! Конечно, теперь так и тянет сказать, что у меня было предчувствие...

Чепуха все это. Не было у меня никаких предчувствий, и внутренний голос молчал, как рыба. Просто мне было неприятно просить Никиту о чем бы то ни было. Конечно, я не столько просила, сколько передавала чужую просьбу, и все-таки это каким-то образом меняло расстановку сил: у него появлялась возможность оказать мне услугу. С другой стороны, посвящать шефа в собственные переживания мне тоже совсем не хотелось, а без этого отказ выглядел бы необоснованным – не то грубость, не то упрямство. Юра наверняка просчитал все это заранее – он у нас неплохой психолог. Знал, как взяться за дело...

«Шут с ним! – решила я. – Попрошу».

Никита, выслушав меня, пришел в полный восторг. Как-то так вышло, что до этого момента он не задумывался о возможности издания. Идея понравилась ему до чрезвычайности. Зачем ему это было надо – не знаю. Может быть, для вечности... Во всяком случае, обрадовался он совершенно искренне. А то, что он немедленно согласился на эксклюзив, – уже имело прямое отношение ко мне. На следующий же день он приехал в издательство, привез дискету со словами песен, подписал все, что нужно было подписать, и обо всем договорился с шефом. Больше от него, собственно говоря, ничего не требовалось, но это не мешало ему регулярно наведываться и узнавать, как дела. Он приезжал и раньше – встречал меня на улице с цветами, предлагал довезти до дома, но теперь все это делалось как бы на законном основании.

Шеф, я думаю, с самого начала понимал, что книжка выйдет не бог весть. Никакой Никита не поэт, одно дело – слушать песни и совсем другое – читать их как стихи. Расчет был все на ту же Никитину популярность. Не знаю, оправдался бы он или нет, и теперь уже никогда не узнаю. Теперь и книжка будет совсем другая, и вообще все по-иному...

В четверг Никите показали макет. Он остался чрезвычайно доволен и заявил, что по этому поводу не мешало бы выпить. Все подумали, что он собирается притащить выпивку в редакцию – однако ничуть не бывало. Он пригласил всех к себе в гости прямо на следующий вечер. Какое-то время назад он купил в центре огромную квартиру «с ванной, бассейном, фонтаном и садом», как он говорил, – «для представительских целей». Но нас он позвал не туда, а в так называемую «жилую» квартиру, то есть ту самую, где они жили с Люськой и которая после ее отъезда досталась ему. Ту самую, куда мы с ним пришли десять лет назад, «после бала»... До сих пор не знаю, почему он выбрал для приема именно ее. Тогда мне показалось, что он делает это нарочно – то ли в расчете на мою ностальгию, то ли просто чтобы меня задеть. Словом, чтобы так или иначе сдвинуть с мертвой точки. А может, все это был плод моей фантазии и мания преследования в чистом виде. Во всяком случае, места в той квартире тоже хватало.

Мысль о неявке я отвергла с порога: получилась бы демонстрация, а демонстрации я не хотела. Я решила пойти, но при первой же возможности сбежать...

В пятницу вся наша контора с утра ходила ходуном. Девицы пришли в умопомрачительных нарядах, в смысле работы целый день стояло полное затишье, зато в туалете жизнь била ключом – все то и дело освежали макияж, меняясь по ходу дела пудрами и помадами. Я чувствовала себя довольно глупо: заявлять особую позицию мне было совершенно ни к чему, а вписаться во всеобщий ажиотаж не получалось. Я попыталась потереться в туалете, но без особого толку – при моем появлении все замолкали и принимались старательно мыть руки.

Забавно, между прочим: еще вчера я была вполне своя, а сегодня все волшебным образом изменилось. Удивляться, конечно, нечему – когда на горизонте появляется мужик, ситуация всегда в корне меняется. Обычная история, и все-таки как-то мне было неуютно. Проклиная в душе Никиту с его мероприятием, а заодно и всех баб как класс, я уткнулась в экран компьютера с твердым намерением не реагировать на окружающее.

Без чего-то семь вся наша компания дружно вывалилась во двор и стала рассаживаться по машинам: кто за руль, кто в качестве пассажира – мест хватило на всех.

«Интересно, как он собирается кормить такую ораву, – подумала я. – Кто-нибудь помог приготовить? Хотя нет, наверное, накупил готовых закусок и зелени... Ну и выпить, конечно...»

Мне было слегка не по себе, все-таки я побаивалась Никитиных выходок. Ему ничего не стоило при всем честном народе хлопнуться передо мной на колени и начать объясняться в любви, причем таким тоном, в таких выражениях, что все присутствующие не знали, куда деваться от смущения. Все это мы уже не раз проходили. Разумеется, мне это ничем не грозило... почти. Ничем, кроме ревности, зависти, потока сплетен и самых невероятных предположений на тему: и чем это она его зацепила?

Никитина «жилая» квартира всегда поражала меня нелепостью планировки. Это была «распашонка», но какая-то чудная, нестандартная, с непомерно большой «спинкой» и крошечными «рукавчиками». В гостиной было, наверное, метров тридцать, что для Москвы все-таки непривычно, зато в двух смежных с ней комнатках негде было повернуться. Разумеется, Никита запросто мог ее перепланировать, но он предпочитал жить в привычной обстановке и ограничился тем, что покрасил стены и положил новый роскошный паркет.

Гостиная, надо сказать, смотрелась отлично. Посередине стоял огромный стол, ломившийся от мясных и рыбных деликатесов (вскрываешь пластик, выкладываешь на тарелку – и готово, тут я угадала). Окна были распахнуты настежь, на улице все еще стояла жара, а в квартире гулял приятный сквознячок.

Мы пришли первыми, если можно так сказать о компании из двадцати человек, и сразу заполнили собой все пространство. Я вообще не предполагала, что придет кто-нибудь еще, но, по-видимому, какие-то незваные ежевечерние гости в Никитиной жизни были в порядке вещей. Время от времени раздавался звонок, кто-то входил, выпивал, закусывал, уходил...

«Как это он не боится? – подумала я. – В подъезде – ни консьержки, ни домофона. Вообще никакой охраны. Странно. Все-таки суперзвезда...» Непонятно, кстати, почему мысль о Никитиной безопасности впервые пришла мне в голову именно в ту несчастную пятницу. Предчувствие, что ли? Да не было у меня, вроде, никаких предчувствий...

Никита выглядел чрезвычайно веселым, торжественно обещал шефу сегодня же вручить ему для издания еще одну дискету со стихами, шутил с мужиками, ухаживал за всеми, без исключения, дамами, поднимал тосты за процветание издательского дела, за слияние песенного слова с печатным, за прекрасных дам – и вообще держался настолько безукоризненно, что я мысленно обругала себя за манию преследования. О нашем с ним «отдельном» знакомстве он заговорил лишь однажды, упомянув в какой-то связи, что на днях будет десять лет, как мы с ним окончили школу. Мне повезло, что об этом зашла речь, – иначе я оказалась бы жуткой свиньей. Как только Никита заговорил о школе, я спохватилась, что начисто забыла об одном поручении, которое клятвенно обещала выполнить.

Дело в том, что десять лет со дня окончания школы, то есть с того самого выпускного, исполнялось в ближайшее воскресенье. Мы договорились собраться у одной из наших одноклассниц, жившей, правда, у черта на рогах, но зато в очень большой квартире. Разумеется, имелась в виду складчина. Нужно было по цепочке обзвонить тех, кто не принимал участия в предварительном обсуждении, сообщить им время и место встречи и раздать задания. Мне досталось четыре телефона, по которым необходимо было позвонить не позже пятницы. Как я умудрилась об этом забыть – ума не приложу!

Конечно, можно было позвонить из дому – два часа дела не меняли. И я бы так и сделала, если бы не знала за собой одного странного свойства. С памятью у меня в общем и целом все в порядке, о делах я, как правило, не забываю. Но если вдруг найдет какое-то затмение, как в этот раз, то дело необходимо сделать после первого же напоминания, иначе я наверняка опять забуду. Такое впечатление, что у меня в голове есть какая-то «зона забывчивости», и если информация случайно соскочит с рельсов и попадет в эту зону, то без посторонней помощи ей уже не выбраться. Словом, я решила не рисковать, потихоньку выбралась из-за стола, взяла лежавшую на полке телефонную трубку и вышла в коридор.

Веселье шло полным ходом, но еще не достигло той стадии, когда все встают из-за стола и разбредаются по квартире. Поэтому в коридоре было сравнительно тихо. Я села на табуретку, положила записную книжку на полочку под зеркалом и набрала номер. Минуты через три в зеркале вырисовался Никитин силуэт. Он постоял, послушал, о чем я говорю, и завелся:

– Делать тебе нечего, Рыжик, ей-богу! Готовить, тащиться хрен-знает куда... Неужто не лучше пойти в хороший кабак где-нибудь в центре? Давай отменяй все это дело! Я прямо сейчас позвоню, договорюсь, снимем зал...

–- Никита, – перебила я, – тебе не приходит в голову, что не всем это по карману?

– При чем здесь ваш карман? – искренне удивился он. – Я приглашаю. Для меня это не деньги.

– Рада за тебя, – ответила я самым светским тоном. – Но, боюсь, не всех такой вариант устроит. Так что прибереги свой купеческий размах для другого случая и приходи в воскресенье к восьми по известному тебе адресу.

Резковато, наверное, но что поделаешь, если эта смесь хвастовства с благотворительностью действовала на меня, как красная тряпка на быка, впрочем, как и фраза «для меня это не деньги», которую Никита последнее время повторял через слово. Он надулся и умолк, но не ушел, а остался стоять за моей спиной.

– Да ладно тебе, Никита, – примирительно сказала я, желая разрядить атмосферу. – Скажи лучше, почему здесь нет никакой охраны и как это ты не боишься открывать дверь всем подряд?

– Здесь есть компьютерный пропускник, – пробурчал Никита. – Смотришь на экран и видишь все, что делается за дверью.

– Да? – удивилась я. – Что-то я не заметила, чтобы ты им пользовался.

– Когда в квартире народ, я просто смотрю в глазок. Злодей ведь тоже не дурак, зачем ему лезть, когда такая толпа. Давай-давай, звони дальше.

Я набрала следующий номер, обсудила проблему холодца – стоит возиться или не стоит, – нажала на рычаг, и тут Никита произнес фразу, которой я давно с трепетом дожидалась:

– Я заеду за тобой в половине восьмого.

Отступать было некуда. Малодушно стараясь не встречаться с ним в зеркале глазами и делая вид, что ищу в записной книжке очередной номер, я пробормотала:

– Спасибо, Никита. Но я буду не одна.

Я изо всех сил старалась говорить как ни в чем не бывало и не выдать своих опасений.

– С кем же ты будешь? – процедил Никита сквозь зубы.

– С женихом.

У меня было такое ощущение, что я прыгнула в ледяную воду.

– И кто же наш очередной счастливец?

«Очередной» – это было хамство, причем дешевое, – намек на мое якобы блядство. Я прикинула, не разыграть ли мне смертельную обиду, но посмотрела на Никиту и растерялась. Он стоял, прислонившись к белой стене, мало чем отличаясь от нее по цвету, лицо перекошено, зубы сжаты. Можно было не сомневаться, что сейчас последует какое-то безобразие. Какое именно – оставалось только гадать. На мое счастье, в эту минуту раздался звон разбитого хрусталя, чей-то визг, ахи и охи, после чего из комнаты вылетело сразу несколько сконфуженных гостей – выбрасывать осколки бокала и просить у хозяина прощения. Одновременно позвонили в дверь, и в переднюю ввалились еще три человека, одного из которых я узнала – это был ведущий телеигры «Ладушки». Воспользовавшись суматохой, я схватила сумку и выскочила за дверь.

Утрата записной книжки обнаружилась сразу же. Мне ведь нужно было позвонить еще по двум номерам (на этот раз я каким-то чудом про них не забыла). Тут-то и выяснилось, что книжки нет. Я даже не стала рыться в сумочке, слишком ясно стояла перед глазами полка под зеркалом, а на ней – моя записная книжка, раскрытая на букве «м». В нормальной ситуации это не имело бы никакого значения. Я бы просто позвонила Никите и попросила захватить ее в воскресенье.

В нормальной ситуации... Какая уж тут норма! Можно было не сомневаться, что Никита найдет способ вернуть ее так, чтобы доставить мне и Косте максимум неприятных ощущений. Значительно спокойнее было забрать ее самой. Но, конечно, не сегодня, а завтра. Звонить Никите в тот же вечер не имело смысла: если гулянье продолжалось в том же духе, ему явно было не до меня. «Позвоню утром, – решила я, – и сразу же заеду. Никуда он с утра не денется, будет приходить в себя».

Человек, как известно, предполагает... Все получилось совсем не так.

Никита позвонил в тот же вечер, часа через два, судя по голосу, совершенно пьяный, и с ходу начал ерничать:

– Ну что, дорогая, кому прикажете вручить ваше имущество – вам или счастливцу? А может, заедете за ним сами? Приезжайте, я жду вас, шампанского – навалом! Пре­красно проведем время!

– Никита, – перебила я ледяным тоном, – ты в состоянии слушать? Если нет – немедленно положи трубку, если да – слушай внимательно. Я заеду к тебе завтра. Ты будешь дома в первой половине дня?

– Непременно, дорогая, непременно! Буду ждать вас, как преданный пес. Только вы уж не обманите!

– Не обману, – пообещала я. – Спокойной ночи.

Только положив трубку, я сообразила, что надо было попросить его продиктовать мне два недостающих телефона. Опять забыла – ну что ты будешь делать! Эта проблема, впрочем, решалась просто. Я перебрала в уме те телефоны одноклассников, которые помнила наизусть, набрала один из них, выяснила нужные мне номера, позвонила по ним, дала необходимые указания по части кулинарии – и наконец отделалась от этого поручения, такого, на первый взгляд, простого и невинного, а на деле потянувшего за собой вереницу непредвиденных осложнений.