По тонкому льду

Оригинальное название: On Thin Ice

by Carrie Aarons 2016

Переведённое название: По тонкому льду

Кэрри Ааронс 2018

Перевод: Кристина Руснак

Редактор: Мария Чугунова

Вычитывала: Екатерина Урядова

Переведено специально для группы: https://vk.com/tr_books_vk

Любое копирование без ссылки

на переводчиков и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Аннотация

Натан Раш — человек из маленького городка, который никогда не мечтал о большем.

До тех пор, пока единственная выжившая из богатейшей семьи Америки наследница не появляется на его пороге. Натан работает смотрителем земель в Холлис Хаусе — поместье семьи Валон в штате Нью-Йорк, неподалёку от Харлин Фоллс — тихого, сонного городка, где Натан вырос. Он честный, трудолюбивый человек, которому не нужно ничего больше, чем пиво и хоккей по телевизору в конце рабочего дня. Но, когда Снежная принцесса начинает таять, у Натана совершенно меняется представление о будущем.

Камилла Валон всю свою жизнь была в центре внимания.

До тех пор, пока её родители не были убиты во время загадочного пожара на Рождество. Теперь единственное, чего ей хочется, это убежать от шумных новостных камер и медленно продвигающегося расследования. Она профессиональная фигуристка и принцесса льда, которая хорошо держала всех на расстоянии вытянутой руки. Убитая горем и опасаясь за свою жизнь, Камилла приезжает в безопасный, райский семейный особняк со своими секретами и тяжелым грузом на плечах. Чего она совсем не ожидает, так это встретить там доброго, невероятно привлекательного мужчину, который удовлетворяет все её потребности.

Проходят месяцы, и надвигающаяся угроза растет по мере приближения раскрытия местонахождения Камиллы, а тем временем границы между работодателем и сотрудником становятся опасно размытыми. Натан и Камилла могут стать спасением друг для друга, если только изменят своё видение идеальной жизни и воспользуются шансом, данным им самой судьбой.

Эта книга посвящается всем мечтателям.

Людям, которые осмелились поверить в то, что они могут достичь большего. Тем, кто кровью, потом и слезами добивается поставленных целей.

Приветствую вас.

Пролог

Девушка, что умеет пройти сквозь пламя,

Может пройти и по тонкому, в трещинах, льду.

Но не спеши, дорогая,

Ледяная до боли вода,

Представляет не самую опасную преграду.

Глава 1

Натан

Слово движется по городу, словно неторопливый рой пчёл, своим жужжанием заражающий слух каждого. Жители Харлин Фоллс с энтузиазмом слушали новости, перешёптываясь и обсуждая их с друзьями, размышляя, какая она в жизни, и действительно ли этот дом проклят.

Я ехал по городу, моему городу, длиной в тридцать миль. Я родился и вырос здесь, работал на этих землях и прошёл пешком каждый их дюйм. Я знаю, где подростки выкуривают свои первые сигареты, куда женатые мужчины увозят своих любовниц покататься. Знаю, какая шиповка нужна колёсам моей машины, чтобы не застрять в снегу высотой три фута, и что кафетерий открывается на пятнадцать минут раньше для постоянных посетителей.

Рутина этого города, его схожесть с другими городками и отсутствие перемен меня успокаивают. Я живу полноценной жизнью. Мне не нужны волнения, и сюрпризы мне отнюдь не по вкусу.

Но я бы соврал, сказав, что сегодня меня ничто не тревожит. Если скажу, что это ничего для меня не значит, что ж, в этом я буду нечестен с вами. Я был смотрителем земель и садов в Холлис Хаус последние пять лет, и за всё это время здесь никто не жил. С мебели никогда не вытирали пыль, кухней никогда не пользовались. Ни одна живая душа, кроме меня и небольшой команды уборщиков и садовников, которыми я руководил, не ступала на эти земли.

До сегодняшнего дня.

Говорят, он назвал это место Холлис Хаус потому, что в детстве она не могла выговорить «Харлин». Мне лишь раз довелось мельком увидеть темноволосую, светлокожую девочку, когда мне было одиннадцать, а мой отец был смотрителем. Она играла с двумя хрупкими куклами, а я наблюдал за ней исподтишка, прячась за кустами роз, ограждающими главный сад от заднего двора.

Я втиснул свой грузовичок на парковке за единственным кафетерием в городе «У Арчи». В нашем маленьком райском уголке на севере штата Нью-Йорк вы не найдёте ни «Старбакс», ни «Данкин Донатс», и мне это нравилось. Каждый владелец магазина на Мэйн Стрит знал меня по имени, и я не представлял, как можно жить в таком месте, где разъярённая толпа человек двадцати выкрикивает имена, написанные с ошибками на стаканах с кофе, пока другая дюжина покупателей пытается пробиться к прилавку.

Без пятнадцати восемь я неспешным шагом зашёл в кафетерий, о чем тут же прозвенел дверной колокольчик. На главной стойке лежал коричневый пакет, в котором, как я догадывался, лежали сосиска, яйцо и сырные крекеры, а рядом с ним пенопластовый стакан с горячим и свежесваренным чёрным кофе.

— Я подумала, тебе сегодня понадобится больше сил, так что я положила туда и яблочную слойку, — сказала Фоун, жена Арчи, выходя из кухни и на ходу вытирая руки о красный клетчатый передник.

— Ты лучшая, — поцеловав её в щёку, я взял пакет и стакан с кофе.

— Нервничаешь, наверное, дорогой? — спросила она, аккуратно протирая каждый дюйм барной стойки.

Кафетерий «У Арчи» был для меня вторым домом, тёплым и гостеприимным; кухня была обустроена в стиле семидесятых, как у бабушки, когда тебя сажали за стол и давали печенье, пока родители не видели.

— Конечно, нет, Фоун. Этот парень не ребёнок, он умеет держать себя в руках. Он знает, как делать свою работу, Нэйт Раш не слушает сплетни и всякую несусветицу, — показался из-за двери Арчи, неся в руках два огромных чайника с кофе и ставя их на специальные горелки на стойке.

— Он абсолютно прав. Это всего лишь ещё один рабочий день, просто более напряжённый. Она обычный человек. Всё будет в порядке. Увидимся позже, удачного дня.

Помахав на прощание, я вышел на улицу, чувствуя себя слишком взвинченным, чтобы оставаться там и обсуждать день грядущий. Мне ещё многое нужно сделать, подготовить, а пустой болтовни в моём списке дел нет. К тому же я не любитель вести светские беседы.

Пока я садился в машину, мистер Симмс пересёк улицу, поприветствовав меня, а Джейк проехал мимо на своём пикапе, посигналив мне. В нашем небольшом городке все друг друга знают, и так было всегда, сколько я себя помню. Целые поколения семей жили в Харлин Фоллс, сёстры и братья ходили в одну и ту же школу, играли в футбол и дарили друг другу подарки на День благодарения.

Сверкающий белизной снег покрывал голые ветви деревьев и траву вдоль извилистых дорог по всему городу. Впереди виднелся лес, двигатель моего серого пикапа хрипел, но тянул изо всех сил. Я включил обогреватель, и тёплый воздух подул на мои ладони. Я выехал из главного порта города, оставляя дома и людей позади. Я был одиноким волком на этих дорогах — никто регулярно не ездил на край города, кроме меня и ещё парочки человек. За пределами Харлим Фоллс вы могли увидеть… да, пожалуй, ничего и не увидели бы. Случайный турист остановится где-нибудь на трассе, хотя лагерь находится примерно в часе езды отсюда на север. В любом случае там есть земля. Красивая, неосвоенная земля.

Мой отец однажды сказал, что мир забыл про Апстейт Нью-Йорк¹, что за пределами Олбани, Баффало и Рочестер никто даже не знает, где это. Если вы спросите кого-то, где находится Нью-Йорк, вам просто укажут на «Большое Яблоко»².

Но мне так даже нравилось. Я не хотел, чтобы город заполонили их безвкусные, яркие технологии и обыденные рестораны быстрого питания. Я предпочитал жить в своём спокойном городке с размеренным темпом жизни.

Переживая, что у меня могут отнять работу, я совсем не предвкушал того, какой цирк она может привезти с собой. Мне было жаль девочку, было бы бесчеловечно не… но нам не нужны здесь драмы.

Я надеялся и молился всем святым, чтобы она никому не раскрыла своего места пребывания.

Камилла Валон была принцессой, а Харлин Фоллс был ничем иным, как её королевством.

Глава 2

Камилла

За последние тридцать три минуты по дороге не проехала ни одна машина. Я считала.

Чёрный интерьер лимузина служил мне коконом, как и всё остальное. Пузырь вокруг моей жизни всё ещё защищал меня или душил, даже когда отца не было рядом.

Надо признать, Апстейт Нью-Йорк был необыкновенно живописным местом. Никаких шумных улиц Чикаго, суетливого пригорода с его ожиданиями и дизайнерскими ярлыками. Миля чудес³ осталась позади, как и моя жизнь, я это знала.

Глаза снова наполнились слезами, последние дни были какими-то… Плач и слёзы стали обычной ежедневной рутиной, как дыхание или чистка зубов, и были мне неподвластны. Неожиданно я увидела мамины глаза, зелёные с золотыми крапинками, пристально следящие за мной в отражении заднего окна машины. Резкий вдох прорезал мои лёгкие, и мне понадобилось время, чтобы осознать, что это были мои глаза. Не её. Она не сидела рядом со мной.

— Мисс, мы будем на месте примерно через двадцать минут.

Глубокий, но добрый голос водителя привёл меня в чувство, и я вежливо кивнула ему в ответ. Сэмюэль, надо запомнить его имя. В конце концов, теперь он всегда будет рядом со мной. Для моей защиты и безопасности. Казалось безумием, что мне понадобился телохранитель, будто я находилась в какой-то альтернативной реальности, и каждый день лишь мельком напоминал мне прошлую жизнь.

Холлис Хаус. Я не была там уже… даже и не припомню. Родители приезжали сюда пару раз, пока я проходила практику или находилась на соревнованиях. В памяти сохранились очертания особняка, старого здания в викторианском стиле с розовыми садами, укромными уголками и закоулками. Когда я была совсем маленькой, то считала, что отец купил мне особняк из «Таинственного Сада», потому что это был мой любимый фильм. Я часами просиживала в этих садах, играя с куклами, шепча им секреты на ушко и гоняясь за бабочками.

Я не могла выговорить «Харлин», когда была маленькой, и, наверное, поэтому дому дали такое название. Отец купил дюжину или около того акров земли в Апстейт Нью-Йорк в качестве подарка моей матери и построил огромное поместье для летних каникул. Это был лишь один из всех домов, находящихся во владении отца, но о Харлин Фоллс он отзывался совсем по-другому, нежели о других местах. Мне казалось странным, что человека, объездившего всю Азию и Европу, дом в такой глуши интересовал больше остальных. Мы втроём проводили время как неразлучная троица. Он никогда не приглашал к нам гостей. Но когда он всё же сдал его в аренду, то воспользовался услугами компаний, которые никогда и никому не раскрыли бы, что дом принадлежит семье Валон. Для него это место было оазисом.

И теперь, полагаю, оно станет оазисом для меня.

Хьюго Валон, мой отец, никогда не рассказывал об этом доме ни своим партнёрам по бизнесу, ни друзьям из Чикаго. Мама никогда не говорила о нём своим знакомым из благотворительных организаций или клубов. В общем, этот дом будто и не существовал. И теперь мне тоже предстояло исчезнуть из поля зрения. Там, где никто бы меня не нашёл.

Клинтон в течение многих лет был адвокатом нашей семьи и одним из лучших друзей моего отца, и, возможно, он единственный, кто знает о Холлис Хаус. Именно поэтому он отправил меня туда, дав новый сотовый телефон и телохранителя.

После всего произошедшего в Чикаго…

Я не могла думать об этом, воспоминания были мучительны, и мысли мои отключались каждый раз, когда я пыталась сосредоточиться на том, что произошло.

Деревья, наконец, уступили место парку для трейлеров. «Мотор Хоум Менор». Мило. Сотни жестяных прямоугольных построек усыпали землю по правому краю дороги; некоторые имели настоящую обшивку, другие были с разбитыми деревянными порогами, ведущими к входным дверям. Моё внимание привлекла ржавая лошадка — качалка рядом с полуразрушенными качелями — грустное до боли зрелище. Я пыталась напомнить себе, что для некоторых детей из этой коммуны эта ржавая лошадка была как собственный Диснейуорлд. Я пыталась обосноваться в реальном мире и научиться сопереживать.

Мне придётся стать лучше, чем я была когда-то. В моей жизни больше не осталось никого, кто помог бы мне в этом.

Мы проехали знак зелёно-кремового цвета с красными буквами, оповещающий, что мы въехали в Харлин Фоллс, основанный в 1785 году. Снег покрывал всё вокруг, кроме дороги, и, хотя я привыкла к снегу в Чикаго, здесь всё было совсем иначе: будто зимняя страна чудес с нетронутыми, мягкими и белыми сугробами и равнинами, мерцающими в солнечном свете.

На горизонте справа появился гараж по замене автозапчастей, а за ним и остальная часть города. Мейн Стрит — улица, по которой мы проезжали в тот момент мимо книжного магазина, кафе, бара, банка, о котором я никогда не слышала, кофейни, семейной скобяной лавки и пары других витрин магазинов, названия которых мне не удалось прочесть из машины. Замысловато и… мило. По улицам расхаживали разные люди, одетые в пуховые куртки с мехом, дети в шапках и варежках, и с красными от мороза носами. Казалось, это картина из фильма, и актёры вот-вот снимут свои наряды, а из-за кулис появится съёмочная группа. Всё это казалось нереальным, как и всё в моей жизни на этот момент.

— Минут через десять прибудем к дому, мисс Валон.

— Спасибо, Сэмюэль. Можете называть меня Камилла, вам необязательно соблюдать такую формальность.

Он проигнорировал мою просьбу, и, я знала, он наверняка считал меня глупышкой. Он никогда не будет называть меня Камиллой, мы оба это понимали. Камилла Валон. Я уже не была уверена, кто это. Я видела свои фотографии в новостях, мне удавалось выкрасть и припрятать некоторые самые лакомые вырезки, пока Клинтон не видел, и с трудом узнавала в них ту худенькую, темноволосую и зеленоглазую девушку. В этих статьях писали о моих достижениях, медалях и о том, как произошедшее повлияло на мою семью. Или… о том, кем была моя семья.

Город остался позади, на смену ему пришёл лес. Мы проехали пару миль, и, наконец, Сэмюэль свернул налево по проездной лесной дороге между деревьями. Лес поглотил нас, трасса растворилась позади. Три минуты езды по гравийной дорожке, и мы приблизились к воротам, точнее, к двум большим кованым железным воротам, стоящим, словно солдаты, среди лесных деревьев. Сэмюэль открыл окно и набрал код на мониторе, после чего ворота стали медленно открываться, и за ними не было ничего, кроме деревьев.

Проехав ещё две минуты, я, наконец, увидела их, шпили особняка Холлис Хаус. Чёрная городская машина петляла между деревьями, пока мы не увидели дом целиком — величественный кирпичный особняк, занимавший особое место в сердце моего отца.

Подъездная дорожка была очищена от снега, но пуховые сугробы покрывали каждую видимую ветвь и травинку. На красной парадной двери красовался красивый зелёный рождественский венок с орнаментами и цветущими маками. Я не видела дом изнутри, но представляла, что он должен был быть таким, каким его оставили родители: красивая дубовая мебель, персидские ковры и белый фарфор. Особняк в форме буквы «С» имел четыре крыла; закрытая галерея разделяла дом от гаража; далее, вниз по лужайке, виднелась конюшня, в которой были размещены призовые лошади, на которых когда-то ездил верхом отец. Ещё дальше, за садами, располагалось озеро, которое я смутно помнила, и о котором мои родители часто говорили, но так ни разу мне его и не показали. Я помнила, как однажды мама назвала это место особенным.

— Прибыли, мисс Валон.

Я даже не заметила, как Сэмюэль остановил машину, пока он не заговорил со мной. Я кивнула в ответ, отстёгивая ремень и собираясь с мыслями. Мои волосы были аккуратно собраны в пучок на затылке, чёрное в горошек пальто доставало до колен, я была одета в чёрные брюки, кремового цвета свитер и сапоги для верховой езды. Элеонор Валон была элегантна всегда, в любой ситуации, и я делала всё возможное, чтобы следовать её примеру. Того требовал мой внешний вид, и я обнаружила, что за слоями одежды и макияжа можно хорошо скрывать свои эмоции.

— Я занесу ваши вещи внутрь. Мне поднять их наверх в вашу комнату? — спросил Сэмюэль, вытаскивая чемодан и сумки от Луи Виттон из багажника.

— Да, пожалуйста, — последнее время я была немногословна.

— Желаете, чтобы повар приготовил для вас ланч?

— Нет, спасибо. Только немного чаю. — Чай — единственное за всю неделю, что мой желудок мог переварить.

— А ваши коньки, мисс? Отнести их на каток?

Он вытащил из машины большую чёрную спортивную сумку, от вида которой мой желудок свело. Я не могла даже смотреть на неё, я молила бога, чтобы он не открывал её, иначе меня вырвало бы прямо там, на тротуаре.

— Я не хочу видеть эти вещи снова. Уберите их куда-нибудь, где я никогда их не найду.

Глава 3

Натан

Я не мог оторвать от неё глаз. Конечно, я видел раньше её фотографии в газетах, я знал, кто она. Её показывали в новостях последние несколько лет, даже мы здесь в курсе общественных новостей.

Но в жизни она… чёрт, я не мог подобрать подходящих слов. Она была элегантная и утончённая. Камилла Валон выглядела моложе своих лет, ей был всего двадцать один год. Я ещё раз мельком взглянул на неё через окно в гостиной, когда она давала инструкции водителю. Она была среднего роста, между 5,4 и 5,6 футами. И я был уверен, что под этим длинным пальто скрывается худенькая девушка, собранные в пучок чёрные волосы которой открывали лебединую шею. Она будто только что сошла со страниц глянцевых журналов, рекламирующих осеннюю одежду для Новой Англии или что-то вроде того.

Я посмотрел на свои тёмные джинсы, красную фланелевую рубашку и ботинки — тимберленды и осознал, что, возможно, мне стоило надеть что-то более формальное для первой встречи со своим работодателем. Ведь семь дней назад она стала моим работодателем.

Мне нужно было понравиться ей, впечатлить проделанной работой… потому что мне нужна была эта работа. Мне она нравилась. Хоть нанимал меня её отец, но моим боссом сейчас была она. Скорее всего, ей придётся принимать определённые решения по вопросам бизнеса и активов отца в ближайшем будущем. Мне хотелось войти в круг тех людей, которых она не уволит.

Водитель достал из машины какую-то особую сумку, и я увидел, как девушка напряглась всем телом. Мне показалось, на секунду её нисходящая любезность сменилась уничтожающей грустью. Я не мог разглядеть её глаз, лишь представил, какую скорбь и боль она испытывала.

— Хорошо, просто кивайте ей, не говорите слишком много и делайте всё, как она говорит, — я ещё раз проинструктировал персонал дома.

Пять пар глаз — два ландшафтных работника, две горничные и повар — смотрели на меня с пониманием. Мы все собирались приложить максимум усилий, чтобы сделать пребывание Камиллы Валон в Холлис Хаус приятным.

Настолько, насколько может быть приятным пребывание здесь, учитывая, что она пряталась от человека, убившего её родителей.

Я прошёл к большим, двойным парадным дверям и открыл их, впустив уличный холод в дом. На протяжении многих лет особняк был закрыт, так что свежий воздух будет только на пользу. Было странно видеть освобождённую от простыней мебель, составную люстру, освещавшую парадную лестницу. Аромат еды, идущий из кухни, весь день отвлекал меня; мне представлялось, будто какой-то преступник, забравшийся в дом, готовил вкуснейший куриный бульон.

Я встал у парадной двери, и, когда водитель посмотрел на меня, я постарался придать себе профессиональный вид. Он слегка махнул рукой в знак понимания, как один, прислуживающий у богача работник, другому.

И вот Камилла Валон в своих блестящих сапогах, будто плывя по мощёному тротуару, направилась в мою сторону. Ни единый волосок на её голове не шелохнулся, ни ворсинки, ни малейшего пятна на её одежде. Эта женщина или, вернее сказать, девушка, выглядела изысканно и безупречно… она всем своим существом излучала холодную вежливость.

— Мисс Валон, надеюсь, поездка была неутомительной, — я не знал, что ещё сказать.

Было не очень приятно видеться с ней при таких обстоятельствах. И мне не хотелось говорить с ней о её семье, потому что…

Поэтому я обошёлся простым приветствием, надеясь, что она не придаст этому особого внимания.

Чуть погодя мне удалось разглядеть её получше. Она бросила взгляд в мою сторону, стоя в одном лишь футе от меня. И я был сражён. Она была не просто красива… она излучала свет. Её кожа была словно кремового цвета снег или нетронутый фарфор, настолько безупречной, что меня одолевало желание протянуть руку и прикоснуться к ней, но я знал, что мои грязные пальцы запачкают её. Девушка остановила свой полный удивления взгляд на мне. У неё зелёные глаза цвета самого изумительного в мире изумруда, цвета зелёной листвы деревьев в Харлин Фоллс в первый день весны. Она двигалась словно газель, грациозно, но при этом с лёгкой нервозностью, как будто что-то могло спугнуть её, и тогда она умчалась бы прочь.

Возможно, она была самым красивым созданием, что мне довелось когда-либо увидеть, за гранью реального.

— Вы кто?

Её приветствие, если это можно так назвать, не было грубым, в голосе не читались нотки высокомерия или превосходства. Она просто казалась искренне удивлённой, что в особняке её кто-то ждал.

Я протянул руку, предварительно вытерев её о брюки:

— Натан Раш, смотритель земель в Холлис Хаус. Мой отец работал здесь когда-то, я занял его место около пяти лет назад.

С её губ сорвался удивлённый вдох, она старалась сохранить самообладание.

— Простите, не сочтите за грубость, я вовсе не этого хотела. Просто и не скажешь, что вам двадцать два года или около того.

Я улыбнулся, ничуть не оскорблённый её подсчётами. Было мило и в какой-то степени мне даже польстило, что она оценивала меня, хотя ей был всего двадцать один год.

— Скорее двадцать пять, мисс, но я рад тому, что эта работа меня не слишком старит, — я кивнул, а она не отрывала своих волшебных глаз от меня. — Позвольте, я попрошу Сэмюэля отнести вещи в вашу комнату, после чего покажу вам дом?

Естественно, я был проинформирован о каждом, кто будет проживать на территории Холлис Хаус, въезжать и выезжать. Сэмюэль, водитель и телохранитель Камиллы, использовал свой ключ от ворот, оповестив нас об их прибытии.

— Конечно, было бы замечательно. Я не была здесь целую вечность, — её глаза наполнились грустью, возможно, она увидела призраков, которых вижу и я, когда осматриваю этот старый особняк.

Я спешно представил её пяти членам персонала, ожидающим своего часа. Она провела какое-то время, давая инструкции Сьюзи, повару, касательно своих диетических потребностей. Никакого хлеба, никаких молочных продуктов и красного мяса. Неудивительно, что девушка была такой худой, она питалась так, будто ей необходимо было сбросить пятьдесят фунтов. Жаль, для неё здесь с душой приготовили бы столько домашней вкусной еды. Может быть, стоит предложить ей как-нибудь поужинать в «Зе Инн»⁴.

— Ваша комната наверху, если помните. Это восточное крыло, там вы найдёте всё необходимое. Если захотите что-то туда принести, составьте для меня список, и я всё организую. Другое крыло наверху предназначено для гостей, оно почти не использовалось. На первом этаже расположены кухня, гостиная, обеденный зал, комната для дневного отдыха, полностью оборудованный тренажерный зал и, конечно, ледовый каток. Его нужно отполировать, пару кругов ледовым комбайном и каток будет готов к использованию уже завтра. И третий этаж… Она прервала меня:

— Не могли бы вы, пожалуйста, запереть третий этаж, я бы не хотела, чтобы кто-нибудь там находился. Прекратите работы на катке, он мне не понадобится.

Я пытался поднять свою челюсть, упавшую до пола от удивления. Я понимал, почему она не хотела приближаться к третьему этажу. Весь верхний этаж дома представлял собой огромные покои, в которых проживали мистер и миссис Валон. Я и представить не мог, какие воспоминания преследовали её, и, возможно, было проще забить их в дальний угол, нежели разбираться с ними сейчас.

Но ледовый каток? Он ей понадобится. Она должна тренироваться, по крайней мере, мне так сказали. Он не поддерживался в должном рабочем состоянии, за исключением редкого обслуживания.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы мы подготовили каток?

Камилла осмотрела коридор, будто изучая воспоминание, которое было нам недоступно. Прошло несколько секунд, прежде чем она снова посмотрела на меня, хорошие манеры взяли верх.

— Нет, спасибо. Я поужинаю в своей комнате. Это всё, Николас.

Она развернулась в своих отполированных сапогах и направилась к лестнице. Я даже не потрудился напомнить ей своё имя. У девушки и без меня достаточно забот.

Глава 4

Камилла

Листок бумаги был скомкан, и на нём были заметны следы слёз. Я чуть не разорвала его на части, доставая из кармана.

Я читала эти пять строк так часто, что, казалось, они впечатались в мой мозг, словно татуировка.

Девушка, что умеет пройти сквозь пламя,

Может пройти и по тонкому, в трещинах, льду.

Но не спеши, дорогая,

Ледяная до боли вода,

Представляет не самую опасную преграду.

От дрожи и паники мурашки покрыли всё моё тело. Страх, сковывающий и хватающий меня за горло каждый раз, когда я перечитывала эти строки, не отступал. Он лишь становился сильнее.

Кто написал их? Что они означают? Почему я?

Я нашла это послание, написанное каракулями на аккуратно сложенном в моём кармане листке из блокнота, в тот вечер, когда внезапно проснулась от запаха копоти на лужайке перед нашим домом в Чикаго, промокнув в снегу и замёрзнув от холода.

Не знаю, почему я не отдала эту записку полицейским? Она могла бы помочь им в расследовании и ответить на мои вопросы. Но я отдала её частному детективу отца, который наверняка достиг большего прогресса в деле, чем толстопузый начальник полиции, задававший мне самые идиотские вопросы только спустя сорок восемь часов после пожара.

— Но, возможно, я и не хотела знать ответы. «В мире много загадок, которые лучше оставить нераскрытыми», — это были слова отца, сказанные им буквально за пару недель до той ужасной ночи, и они не давали мне покоя. Неужели он знал о приближающейся трагедии?

Я закрыла глаза, зажмуриваясь настолько сильно, что увидела перед глазами мелькающие оранжевые точки и вспышки света. Я подавила накатывающую желчь и тошноту, которые, казалось, то и дело застревали в горле.

Мой мозг нуждался в кнопке выключения, поэтому я решила сконцентрироваться на комнате, в которой находилась и в которую не возвращалась уже очень давно, словно это было в другой жизни. Всё вокруг было украшено розовым кружевом, как в мечтах шестилетней девочки — балерины. Видимо, это была моя мечта, когда мне было шесть лет, а отец, как всегда, воплотил её в жизнь.

И это только сильнее меня расстраивало. Я чувствовала, что никогда не смогу выбраться из тоски и печали. В конце тоннеля не маячил свет, а я продолжала двигаться к тупику.

Я села за белоснежный туалетный столик и стала изучать себя в зеркале. Со стороны могло показаться, что ничто меня не беспокоило. Если бы в меня кидали палки и камни, ни единый волосок не выбился бы из идеально уложенной причёски. Вот что с людьми делает воспитание белых англосаксонских протестантов. Что бы ни случилось, лицо всегда должно оставаться непроницаемым, в то время как в душе может бушевать ураган.

Шум где-то в доме заставил меня повернуться к двери и напрячь слух. Николас, так его звали? Или Ноа? Проклятье, придётся уточнить у кого-нибудь, как его зовут. Дело не в том, что его имя было трудно запоминаемым, но, даже поглощённая скорбью, я не могла оторвать взгляд от его глаз. Они были глубокого серого цвета, и было чувство, что они проникают в самую душу каждый раз, когда смотрят на вас. Это были глаза человека, не по годам умудрённого жизнью, и, возможно, я нашла в этом некоторое утешение. В тот момент казалось, мы с ним были в одной команде.

Я заставила себя встать со стула и отойти от туалетного столика, моё тело было практически неподвластно мне. Некий предмет на комоде привлёк моё внимание, и, отстукивая эхом каблуками по тёмному импортному паркету, я пересекла комнату и направилась к нему.

Это была маленькая коробочка из зелёного мрамора, украшенная замысловатыми золотыми узорами. Я провела пальцами по её крышке, чувствуя всю гладкость камня и выгравированную резьбу. Каждая клеточка моей кожи помнила тот день, когда мама с папой зашли в мою комнату и вложили эту музыкальную шкатулку в мои руки. Воспоминания зажглись в моей груди, и я, закрыв глаза, почти чувствовала аромат маминых французских духов. В уголках глаз показались капли слёз, и я приоткрыла крышку шкатулки.

Я будто лишилась способности видеть, будто воспоминания и музыкальные ноты, заполнявшие пространство вокруг меня, причиняли нестерпимую боль. Звонкое карнавальное исполнение главной композиции из фильма «Звуки музыки» заполнило комнату. Более того, оно заполнило моё пустое, ноющее сердце. На душе стало теплее, тлеющие угольки загорелись и принесли мне мгновение облегчения от глухой пустоты, образовавшейся в моём сердце неделю назад.

«Я уйду в горы, когда сердцу станет одиноко, и знаю, что услышу то же, что и прежде», — пела я тихим голосом, пока одинокая слеза скользила вниз по щеке.

Это был мой первый отрывок, который я всегда напевала, поэтому родители и выбрали его для музыкальной шкатулки. Всего пару недель назад я участвовала в первых своих соревнованиях по фигурному катанию. Всплеск толпы, наблюдавшей за моим выступлением, нарастающая музыка, под которую я прыгнула и закружилась на гладком льду, и мои коньки, оставлявшие свои следы.

Мне нравилась та жизнь. Я смотрела на сцену, где Джули Эндрюс тысячи раз блуждала среди холмов Австрии, пытаясь запомнить слова и последовательность движений. Мои родители наблюдали за мной и, конечно же, старались сделать всё возможное, чтобы я была счастлива. Это было их главной целью.

Я скучала по ним так сильно. Я чувствовала себя так, будто кто-то разорвал моё тело пополам, и я больше никогда не смогу двигаться как раньше, не чувствуя пронзительной боли.

— Мисс Валон, ваш ужин.

Глубокий голос у дверей заставил меня с хлопком закрыть крышку шкатулки; сухожилия, мышцы и кости в моей груди вытянулись, снова широко открыв и оставив мертвый орган, которым было моё сердце, полностью уязвимым. Один небольшой порез, и оно превратилось бы в пыль.

Я отвернулась от управляющего усадьбой, пытаясь спрятать мокрые следы слёз и вытирая щёки. Воздух наполнился неловкостью. От звона подноса, поставленного на стол, я резко повернулась.

— Сегодня Сьюзи приготовила для вас жареную курицу, пальчиковый картофель и спаржу с чесночным бальзамическим уксусом. Я принёс вам немного воды, но винный погреб в Холлис Хаус полон, если захотите бокал чего-нибудь.

Я повернулась, слишком взволнованная человеком, стоявшим напротив меня. Мне было грустно и одиноко, возможно, в этом было всё дело. Не могло быть другого объяснения, почему мне хотелось приблизиться к нему, посмотреть ему в лицо, которое мне едва удалось разглядеть тогда в фойе.

— Можно ещё раз узнать ваше имя? — я не понимала, почему в тот момент это было так важно для меня.

После нахлынувших воспоминаний детства, а затем резко свалившейся на меня жестокой реальности, меньше всего меня должен был волновать этот человек. За последние семь дней всё, что мне хотелось, так это завернуться в одеяло и закрыться от всего мира. Но по какой-то причине меня заинтриговал смотритель Холлис Хаус.

У него добрая улыбка, и она будто давала лёгкий толчок мне в спину.

— Натан, мисс. Натан Раш. Некоторые зовут меня Натан, а кто-то просто Нейт, но вы можете называть меня так, как пожелаете. Даже Николас.

Он подмигнул мне, и я поняла, что он пытался рассмешить меня. Как правило, мои родители были добры, но в отношении персонала держались отстранённо. Было всего два человека, которые с годами стали членами семьи, но обычно люди, работающие на родителей, были невидимы.

Если бы кто-то из персонала заговорил с моей матерью настолько неосторожно, скорее всего, она как следует отругала бы его. Но в тот момент это было именно то, что мне нужно.

— Прошу прощения за это, Натан. Сейчас для меня не самое… лёгкое время.

Его лицо, худощавое и с резко вычерченными чертами, вдруг стало серьёзным:

— Я знаю, мисс, я не могу… я не хотел показаться грубым, но я даже не могу представить, что вы чувствуете. Я лишь могу надеяться, что мне удастся сделать ваше пребывание здесь комфортным и облегчить вашу боль. Если вам что-то понадобится, только попросите, и мы всё сделаем. Мы здесь ради вас. Доброй ночи, мисс Валон.

Натан кивнул, и лёгкая улыбка коснулась его губ. Он вышел из комнаты так же тихо, как и вошёл, дверной замок щёлкнул.

Он вызвал во мне странные чувства. Я осталась совсем одна в этом мире, без семьи. Я отстранилась, закрыв своё сердце от всех. Но… когда Натан Раш сказал, что он здесь ради меня, я позволила себе надежду на то, что, возможно, жизнь ещё не окончена.

Глава 5

Натан

Многие люди полагали, что Апстейт Нью-Йорк представлял собой сплошные фермы, фруктовые сады и живописные университетские городки. На самом деле большинство жителей Харлин Фоллс не использовали свои земли для сельскохозяйственных угодий, хотя у нас здесь были две большие фермы, где я покупал мясо и все прочие продукты.

Нет, большинство местных жителей работало на международную пивоваренную компанию, основной перегонный завод и хранилище которой находились всего в двадцати милях к северу от нашего причудливого городка.

«Пилгрим Брюинг Ко» владела самым широким во всех Соединённых Штатах ассортиментом хорошо продаваемого стаута⁵ и эля и экспортировала их в страны по всему миру. Они обосновались на пятидесяти акрах земли неподалёку от Харлин Фоллс двадцать лет назад, создав сотни рабочих мест в самой экономически застойной части страны.

Я, к примеру, был очень благодарен «ПБК», потому что моя мама, Сандра, работала у них на протяжении почти пятнадцати лет. Она поднялась от помощника на складе до начальника отдела кадров. Мама руководила штатом из десяти человек и помогала в рутинной работе всем остальным департаментам на заводе.

Она любила свою работу, а та была ей особенно необходима с тех пор, как пять лет назад ушёл из жизни мой отец. Мать с головой уходила в работу, это помогало ей справляться с горем и давало нам темы для обсуждений за совместными ужинами, устраиваемыми раза два в неделю.

Мой грузовик с грохотом проехал по гравийной подъездной дороге, ведущей к нашей земле. И я имел в виду не семейные владения, а именно нашу землю. Я выкупил участок земли три года назад и помогал матери с ипотекой. Я был мужчиной, а после смерти отца и главой семьи, а мать воспитывала меня так, что нельзя отказывать в помощи другим. Она жила в основном доме, построенном в колониальном стиле, окрашенном в тёмно-синий цвет и состоящем из трёх спален. С ним у меня были связаны только хорошие воспоминания. Я проехал ещё полмили дальше, мимо дома, и остановился перед деревянным красным сараем, который я называл своим домом (под стать стереотипам о фермерах Апстейта, вот только животных здесь не разводили уже десятки лет). Отец использовал его в качестве ангара, но я отреставрировал и обустроил его для себя в стиле лофт.

Нехорошо, чтобы женщины считали, что ты живёшь с матерью. К тому же мне не приходилось вести их по тем же коридорам, по которым моя мать ходила в подвал устраивать стирку.

Нет, так было намного лучше. Я открыл висячий замок на большой массивной двери своего жилища и зашёл внутрь, ступая по полу из каменных плит. Я сам выбирал дизайн по своему вкусу — деревенский, но простой, в тёмных цветах и с мягкой мебелью. Дом был уютным, чисто мужским и полностью моим.

И хоть я и знал, как содержать дом, убирать всё до блеска, сам я этим не занимался. Дело было в том, что на работе я следил за чистотой и порядком везде и во всём, и для меня было утомительным заниматься тем же и дома. Бутылки из-под светлого пива «Пилгрим» завалили барную стойку, потому что, когда твоя мама получает пиво бесплатно, ты берёшь его столько, сколько можешь унести. Кресло рядом с большой двуспальной кроватью было завалено грязными вещами, а на кофейном столике в гостиной были разбросаны использованные салфетки. Я не был животным, туалет был чистым, а постельное бельё свежим. Но, кроме меня, сюда никто не приходил, так что меня всё устраивало.

Я положил папку с заказами и документами из Холлис Хаус на кухонный остров и захватил ключи, чтобы снова отправиться в путь. Темнота и тишина окутали наши владения, не было слышно ничего, кроме хруста снега под ногами, и ничего не было видно, кроме звёздного неба над головой. Дом матери мелькал тёплым огоньком вдали, и я за считанные минуты добрался туда. Аромат жареного стейка с тушёным сладким перцем одурманивал меня, пока я снимал ботинки при входе в дом.

— Ма! Я пришёл и ужасно голоден.

Я улыбнулся, когда, войдя на кухню, обнаружил уже выставленные для меня на кухонный стол пару банок стаута «Пилгрим Коффи». От запаха ужина у меня потекли слюнки. Будь её воля, я был бы обязан приходить к ней на ужин каждый вечер. Но я занял твёрдую позицию по этому поводу — ни один взрослый, самостоятельный мужчина не должен есть у матери семь дней в неделю. Мы сошлись на двух совместных вечерах в будние дни и одном вечере по выходным.

— Привет, милый! Я сейчас подойду! — услышал я её жизнерадостный голос откуда-то из гаража.

Спустя пару секунд Сандра Раш стояла в дверях, всё ещё в рабочем костюме, неся пинту ванильного мороженого в руках.

— Ты приготовила коблер?⁶ — я старался скрыть почти срывающийся от детского восторга голос. Моя мать готовила лучший в мире коблер.

— Вишнёвый пирог, но тоже неплохой. Присаживайся, ужин готов, — она поцеловала меня в щёку, после чего поспешила разложить еду по тарелкам.

Маленький телевизор на кухонной барной стойке забубнил, ведущий вечерних новостей читал истории, творившиеся в нашей стране. Я прибавил звук, пока мама раскладывала на столе дымящиеся едой тарелки.

«В деле об убийстве семьи Валон нет никаких продвижений. Для тех, кто пропустил новости прошлой недели — миллионер Хьюго Валон и его супруга Элеонор были убиты во время пожара, который сровнял с землёй их особняк в Чикаго. Таинственным образом их двадцатиоднолетняя дочь, международная фигуристка Камилла Валон, была найдена невредимой, но без сознания на лужайке перед домом. У полиции до сих пор нет ни версий, ни подозреваемых по делу об этом поджоге».

Телеведущий переключился на следующую новость, рассказывая о знаменитом футболисте Киллиане Рэмси и его жене, только что родившей их второго сына. Я же замер как вкопанный в безветренный день, а мурашки то спускались, то поднимались по спине. Сказав Камилле, что и представить не мог, что она пережила, я не лгал. Да, я потерял отца, это было тяжело, и осознание того, что его больше не было с нами, мучило меня каждый божий день. Но у меня хотя бы было время с ним попрощаться. Отец был на ранней стадии болезни Альцгеймера, а потому у нас была пара месяцев на то, чтобы провести их вместе до того, как он скончался.

Но, когда твоих родителей убивают, смотреть, как горит твой дом вместе с ними… мне стало плохо от одной только мысли об этом. Кто, чёрт возьми, мог сделать такое? И почему она лежала на лужайке?

Эти вопросы заполонили мой мозг, их рой прервал голос матери, дрогнувший от эмоций:

— Это так ужасно. Кошмар. Нет слов, чтобы описать. Валон были милыми людьми, они были добры к нам с отцом более двадцати лет. На долю бедной девочки выпали трудные испытания… Как она?

Ярко-голубые глаза матери пристально смотрели на меня, и читаемое в них неравнодушие успокаивало меня. Она не собиралась избегать этой темы, как я и ожидал. Сандра Раш была доброй и справедливой по отношению к тем, кто относился к ней так же, но работа с годами изменила её. Она увольняла людей, ругала их или заставляла работать по выходным. Ты не можешь позволить себе сомневаться, когда нужно донести до человека суть чего-либо, приходится бить прямо по слабому месту и оставаться уверенным в себе. Я уважал свою мать больше, чем она могла представить.

— Потрясена, конечно, но старается скрыть это. Она…кажется намного старше своих лет. Кажется, я застал её плачущей. Надеюсь, она сможет найти успокоение с нашей помощью, Ма. Ей это необходимо.

Мама опустила вилку и, протянувшись через весь стол, нежно взяла меня за подбородок:

— Если кто и может дать ей кусочек мира, так это мой мальчик. Ты очень хорош в своём деле, и ты настоящий, ты искренний. Гости Холлис Хауса влюбляются в тебя каждый раз, когда приезжают. Возможно, сейчас она будет не в состоянии оценить всё, но, готова поспорить, ты сделаешь для неё много хорошего.

Я опустил глаза, отправив очередной кусок мяса и сладкой картошки в рот. Я надеялся, что она была права. Мне пришлось побороть своё желание сжать девушку сегодня в объятиях, когда застал её плачущей. Каждая клеточка тела отдавала грустью, и если у меня и была слабость перед женщинами, так это их слёзы.

Но было что-то большее. Глубокий страх сковывал воздух и пронизывал до боли в груди. Камилла Валон словно окаменела; я не знал, был ли виной тому человек, который убил её родителей, или чувство одиночества, или пугающее будущее… Уверен, что всё это вместе.

— Я лишь надеюсь, что они поймают того, кто это сделал. Такая юная девушка не должна бояться за свою жизнь.

Глава 6

Камилла

Отец никогда не объяснял, почему мы так давно не приезжали в Холлис Хаус. Возможно, из-за моего графика занятий по фигурному катанию, или потому, что из-за своей работы отец разрывался на части.

Я могла бы пересчитать по пальцам, сколько раз за последние десять лет отец упомянул этот дом — дважды. Первый раз, когда в особняке гостили его знакомые в рамках дегустационного винного тура по Фингер Лейкс. Никто не знал, что владельцем дома был Хьюго Валон, я была более чем уверена в этом. Персонал был осмотрительным и никогда не вдавался в подробности относительно того, кому принадлежал дом. Его можно было сдавать в аренду, но никто, кроме жителей Харлин Фоллс, не смог бы найти связь между особняком и семьёй Валон.

Второй раз отец упомянул наш дом однажды вечером в разговоре, который я не должна была услышать.

Это было примерно год назад. Мы тогда жили в нашем доме в Чикаго, я спускалась по лестнице на кухню, но остановилась, как только услышала громкие голоса, о чём-то спорящие в кабинете отца, находящемся рядом со служебной лестницей.

— Мы не можем вернуться, Элли… Ты ведь знаешь, это небезопасно! — глубокий, бархатный голос отца громким шёпотом разрывал тишину.

— Но Камилла спрашивала меня сегодня о Холлис Хаус, она уже много лет не была там, Хьюго! Было бы замечательно съездить туда, навестить Сандру. Мы не видели её с тех пор, как Мартин ушёл из жизни!

Я мельком взглянула на маму, которая, шелестя полами халата из белого атласа, ходила взад-вперёд перед отцом, стоявшим за рабочим столом.

— Элеонор, ты прекрасно понимаешь, почему мы не можем поехать. Это единственное безопасное место, единственное убежище для неё, если… Не приведи Господь. Нельзя позволить, чтобы кто-либо узнал о нём. Это наш самый большой секрет.

Холодок пробежал у меня по спине, когда я уже не первый раз за последние десять дней осознала, что отец подозревал о чём-то. Может, он тоже получил послание? Или даже несколько посланий? По этой ли причине он был так расстроен, был сам не свой последние месяцы?

Этим я и занималась все три дня своего пребывания в Холлис Хаус — сидела в разных уголках огромного особняка и задавалась вопросами, на которые у меня не было ответов. Это сводило меня с ума, но я понятия не имела, что ещё можно было сделать.

Сегодня я выбрала библиотеку — просторную комнату, отделанную деревом, со множеством стеллажей, полных книг любого рода, любых жанров и эпох. Я выбрала её потому, что это была любимая комната отца.

Он мог долго пропадать в этой комнате, перебирая книгу за книгой. Я сидела в высоком кожаном кресле, на фоне которого казалась совсем маленькой, и наблюдала за ним. Он был человеком очень воодушевлённым, энергичным, с неимоверной жаждой жизни.

Слёзы навернулись на глаза, но я постаралась их подавить. Больше так нельзя… Я просто не могла. Всё тело будто ныло от того количества слёз, что я выплакала за это время, а в желудке словно разрасталась зияющая дыра от всепоглощающего меня чувства вины.

Но остановить поток воспоминаний было невозможно. Казалось, отец был в библиотеке, где-то рядом со мной, перелистывая страницы книг, прижимаясь к моей спине.

«Прочувствуй всю мудрость», — сказал бы он.

Я помнила, как мы приезжали в Холлис Хаус, это были мои любимые семейные поездки. Всё это было ещё до того, как начались усердные занятия по фигурному катанию, когда я отдавала всю себя спорту, не замечая ничего вокруг; до того, как я повзрослела и стала думать, что проводить бесценное время с родителями было не круто. А потом у меня уже не было этой возможности.

Языки пламени охватывали стены сверху донизу. Едкий запах сгоревших волос и обугленной ткани витал в воздухе. Я слышала крики, душераздирающие и будоражащие кровь.

Они были внутри. Я понятия не имела, как, чёрт возьми, я оказалась на лужайке перед домом, целой и невредимой. Врачи сказали, что в моём организме нашли рогипнол — препарат, который используют преступники для воздействия на потенциальную жертву изнасилования. Можете представить, как сильно я тогда испугалась; я осматривала всё своё тело и прислушивалась к его ощущениям. Но врачи уже провели гинекологический осмотр в больнице, и он не…

Господи, я не могла даже думать об этом. Кто-то накачал меня наркотиками и вытащил на покрытую снегом лужайку перед нашим домом в Чикаго, в то время как мои родители горели заживо в пожаре, который этот же человек и устроил. Я до сих пор чувствовала вкус пепла, падавшего на меня, и могла вспомнить каждый камешек и кусок стекла, что горели перед моими глазами.

Боже мой. Нужно прекратить изводить себя. Воспоминания были свежи, но это не значило, что нужно возвращаться к ним каждую секунду каждого дня. Нужно будет сосредоточиться на них во время расследования и, вероятно, в суде. Ну, и, конечно, с частным детективом, которого я наняла.

Я должна была научиться быть сильной, встать во главе семьи Валон, единственным членом которой я осталась. Мне предстоит возглавить целую империю, отвечать людям на вопросы, и не важно, готова ли я к этому. Мне придётся оставить свою карьеру в прошлом, и я не была уверена, вернусь ли когда-нибудь к ней… Но, тем не менее, общество интересовалось моим здоровьем и состоянием.

Единственным возможным для меня решением было приспособиться жить в новом доме. Выждать время, когда будет безопасно уехать из… укрытия? Как ещё это назвать? Если верить словам родителей, которые я невольно подслушала, Холлис Хаус был моим убежищем. Мне нужны были союзники, деловые люди, которые могли бы мне помочь и принимать решения, когда необходимо.

Интересно, почему при мысли о союзниках мне в первую очередь пришёл на ум Натан Раш?

Я едва знала смотрителя Холлис Хаус, но мыслями я возвращалась именно к нему, когда думала о безопасности. Он был рядом каждый раз, когда мне что-то было нужно, мило улыбался и вежливо кивал головой в знак приветствия, когда я проходила мимо. На днях на подносе с чаем и печеньем, приготовленными для меня, я обнаружила красивый красный мак. Его могла положить туда кухарка Сьюзи или кто-либо другой из персонала, но я подумала, что это сделал Натан, и при мысли о нём я улыбнулась.

Я встала из кожаного кресла и направилась к стеллажам, проводя пальцами по переплётам книг. Толстой, Остин, Диккенс, писатели классической литературы, неповторимые в своём жанре, оригинальные издания книг которых годами хранились нетронутыми на полках в этом доме. Я листала страницу за страницей в поисках хоть малейшего утешения.

Пройдя через всю комнату, я села за стол отца, точнее… единственный стол, который здесь был. В Холлис Хаус под рабочий офис отца было отведено целое крыло, отделанное деревом. Место, куда я не могла ступить теперь. Я знала, что там, вдоль большой стены, он хранил все мои награды и фотографии со мной на катках в Норвегии или Швеции.

Сидя за столом из красного дерева, изысканно украшенным орнаментом, от скуки и на редкость обуреваемая любопытством, я начала открывать ящики.

Открыв нижний ящик справа, я нашла кое-что, что мой отец никогда бы не стал хранить. Изношенная копия романа «Сияние» в мягком переплёте, с обложки которой на меня смотрел оскалившийся, смеющийся Джек Николсон, и от его взгляда по спине пробежали мурашки.

Зачем отцу хранить у себя такое? Из разговоров, да и просто зная Хьюго Валон, всем было известно, что он никогда не читал Стивена Кинга.

Перелистывая пожелтевшие страницы, я заметила, что местами они были более потёртыми. Я потрясла книгой в воздухе и с удивлением заметила, как что-то выскользнуло между страниц и упало мне на колени.

Листок бумаги размером не более трёх дюймов, на первый взгляд, показался мне оторванной страницей из книги, но, разглядев его поближе, я поняла, что это листок, вырванный из блокнота. Он был помятым, словно кто-то складывал и читал его множество раз. Я взяла его в руки и развернула.

У меня твоя кровь, а у тебя моя.

Читая это, помни меня.

Пальцы мои будто окаменели, и клокочущий страх, который я так старалась побороть, вернулся и снова начал душить меня. Записка могла оказаться невинным посланием, её могла написать моя мама или отец моего отца в своё время.

За исключением одного.

Это был тот же почерк, что и на листе бумаги, что я нашла две недели назад и из-за которого сотни раз задавалась вопросом, этот ли человек убил моих родителей.

Глава 7

Камилла

— На данный момент нет никаких следов. Но не беспокойтесь, мисс Валон, я делаю всё возможное.

Я уставилась на телефон, желая услышать совсем другой ответ. Я хотела знать, кто сделал всё это и почему. Почему мои родители были мертвы? Почему дом моего детства в Чикаго был сожжён дотла? Почему жизнь, которую я вела раньше, кончилась?

— Прошу вас, сообщите мне сразу, как только что-либо найдёте. Любые новости, — мой голос почти срывался от душащих меня эмоций.

Я положила трубку, завершив звонок с Мэйсоном Уэллсом, частным детективом, которого наняла три недели назад. Сердце моё тонуло, словно лодка, медленно погружающаяся в ледяную воду.

Прошло уже три недели, а ему так ничего и не удалось найти, ни единого следа человека, стоявшего за смертью моих родителей, несмотря на первую записку, которую я нашла в кармане своего пальто, и даже вторую, из рабочего стола отца. Уэллс снял образцы почерка, но в его информационной базе не нашлось совпадений. Из своего источника ему удалось получить отчёт по расследованию поджога, но им не удалось выяснить, что же послужило причиной возгорания. Он даже взломал компьютер и почту моего отца, но не нашёл там ничего подозрительного. По крайней мере, так он мне сказал.

Мне всё ещё хотелось самой залезть в документы отца и лично всё просмотреть, но Клинтон мне мешал. Там скрывалось что-то, что он не хотел, чтобы я увидела. Возможно, он защищал меня, как всегда. Он отправил меня жить сюда, провёл большую часть расследования по полученной от меня информации и сдерживал репортёров. Они с моим отцом были словно братья… но, возможно, он что-то знал о моём отце, какой-то секрет, слишком важный, чтобы раскрывать его даже после смерти.

Единственной зацепкой, которую нашёл Уэллс, оказалась записка. Он передал бумаги криминалисту, который определил, что листку, найденному мной в книге, было по меньшей мере лет десять. Холодок пробежал у меня по спине от этого открытия. Неужели всё это происходило уже на протяжении десяти лет?

Но убийство? Я понятия не имела, зачем кому-то нужно было совершать такое преступление.

Зияющая пустота в желудке росла, я мучилась, словно одержимая: то все эмоции накрывали меня с головой, доводя до изнеможения… то я не чувствовала совсем ничего, стараясь быть собранной и мыслить хладнокровно. Мои чувства будто были зажаты в тиски, тем самым бросая меня в депрессивное состояние и не отпуская.

Час за часом я слышала голоса своих родителей у себя в голове, пока однажды не застала себя за изучением каждого слова, сказанного ими за последние месяцы.

Я избегала телевидения и интернета; я знала, что любое информационное агентство превратит сейчас мою жизнь в ночной кошмар. Вся страна, казалось, стала одержима исключительно моей личной трагедией. Каждый новостной канал называл её по-своему: «Убийство рождественского миллионера», «Кошмар на 41-ой улице», «Резня семьи Валон» — это последние заголовки, что я услышала перед тем, как выключить телевизор, и тут же бросилась в ванную извергать содержимое своего и без того пустого желудка.

Я чувствовала себя так одиноко, словно вселенная полностью вытеснила моё сердце из груди, и я потеряла способность чувствовать. Я стала бесчувственной, будучи не в состоянии впустить кого-либо в свой мир. Я не могла смириться с тем, что родителей больше не было рядом, что они больше не улыбались мне, когда я заглядывала в столовую, в очередной раз опоздав на ужин. Несправедливо, что я была жива, а они нет. Они были моими лучшими друзьями, моими главными союзниками.

Я снова уронила голову на руки, погружаясь в бездонный океан душевных мучений.

Глава 8

Натан

Харлин Фоллс был красив почти круглый год, но мне всегда казалось, что он был необыкновенно красив в период рождественских праздников и Нового года.

Наш городок был таким же, как и большинство маленьких городов во всех Соединённых Штатах: у нас проводили карнавалы и уличные парады, соблюдали многовековые традиции, навещали дедушек и бабушек, которые могли вспомнить времена, когда их прабабушка была коронована Снежной принцессой года. Некоторые находили всё это немодным, наивным, но я любил эту пору. Не то чтобы я хотел стать Снежной принцессой 2017-го года, но я считал, что наши традиции прививали хорошие ценности и учили общности. Каждый, кто вырос здесь, жил в дружной семье и имел хорошее воспитание. Я всегда предполагал, что буду растить своих детей в том городке, где и сам вырос, ведь он так много мне дал.

Канун Нового года ещё не наступил, но маленькие городки уже манили своим праздничным очарованием. А если говорить точнее, на носу был праздник Танца решимости. Вечером, неделю спустя после Нового года, все жители Харлин Фоллс устраивают масштабную вечеринку в здании муниципалитета с танцами и выпивкой для всех, кому дозволено участвовать. Каждый загадывает желание на листке бумаги и кладёт его в сейф на целый год, обещая себе исполнить его.

Неудивительно, что тем утром город напоминал зоопарк, Мэйн Стрит была переполнена людьми. Магазин спиртных напитков был заполнен до отвала, трое или четверо людей в нетерпении ожидали своей очереди снаружи. Неимоверная активность велась в химчистке, где люди приводили в порядок свои лучшие костюмы и платья. На улице, за прилавком у своего магазина, стояли Арчи и Фоун в зимних пальто, раздавая горячий шоколад.

За всем этим действом я наблюдал по пути в Холлис Хаус. Для опекуна принцессы, как я полагал, не могло быть и речи об отдыхе. Пока я стоял на светофоре на Мэйн Стрит, мимо меня прошёл Йохансен, Билл помахал рукой, переводя через дорогу свою восьмилетнюю дочурку. Меня отвлёк стук в окно со стороны пассажирского сиденья.

Мэттью Килмер сделал жест рукой, чтобы я опустил окно.

— Какого чёрта тебе надо? — спросил я его, улыбаясь.

— Так ты разговариваешь со своим лучшим другом, а? Где ты был? Я не видел тебя уже пару недель.

Сигнал светофора сменился на зелёный, но, так как позади никого не было, я не спешил:

— У меня, знаешь ли, есть работа. Понимаешь, у меня есть обязательства. Я не просто хожу на работу трижды в неделю.

В ответ он показал мне ещё один жест:

— Я спасаю жизни, чёрт тебя дери, не забывай об этом.

Мэтт был моим лучшим другом с тех пор, как в первом классе он признался, что Кен Гриффи-младший тоже был его любимым бейсболистом. Он работал медбратом в ближайшей больнице, будучи единственным моим одноклассником, кто получил высшее образование.

— Придёшь на вечеринку сегодня? — спросил он, указывая большим пальцем на соседнее здание.

Я взглянул на здание муниципалитета, но не думал, что пойду туда вечером.

— У меня с собой костюм в машине, но не уверен, что приеду. Могу задержаться на работе допоздна.

— Господи, она держит тебя в своём золотом кулачке, не так ли? Какая она, приятель? С тех пор как она приехала, мне не удалось вытянуть из тебя ни слова. Всем любопытно.

Да, я готов был поспорить. У меня срабатывал защитный инстинкт. Если бы кто-либо увидел, в каком ужасе находилась бедная девушка, они бы не совали свои носы в её дела.

— Ей грустно, приятель. Чертовски одиноко и страшно. Уважай её личную жизнь и больше не проси меня рассказывать о своей работе, — мои слова прозвучали жёстче, чем я хотел бы их сказать. Но я видел Камиллу каждый день… никто не понимал, через что ей приходилось проходить.

Мэтт поднял руки вверх:

— Эй, приятель, не кипятись. Я уважаю её и тебя. Просто приходи сегодня, выпьем по стаканчику.

Мне нравилась эта идея. Пребывание в Холлис Хаус целыми днями на протяжении двух с половиной недель давало о себе знать. Находиться в обществе Камиллы было, словно ходить по тонкому льду, я старался быть осторожным, уважал её личную жизнь и её горе.

— Да, да… ну хорошо, я приду. Дай мне пару часов.

Я кивнул ему и закрыл окно, а Мэтт поспешил к магазину спиртных напитков.

На светофоре загорелся зелёный свет, и я продолжил свой путь по снежным дорогам к Холлис Хаус, слушая по радио «Моя жизнь» Билли Джоэла.

На горизонте показался особняк из тёмного кирпича и что-то ещё. Скорее, кто-то ещё. Я был удивлён, увидев стройную фигуру, идущую со стороны сада к дому. Подъехав, я припарковал свой пикап и выпрыгнул из машины, холодный воздух щекотал мои неприкрытые уши и нос.

Закутанная в свой пуховик и белоснежные ботинки, Камилла шла по проездной дорожке, снег хрустел у неё под ногами. Она обернулась белым и мягким на вид шарфом и шапкой и выглядела словно снежный ангел, к тёмным густым ресницам которого прилипали хлопья снега. Единственным пятном в этой картине были её переливающиеся зелёным цветом глаза, которые казались ярче, чем гряды холмов Харлин Фоллс в самый солнечный летний день.

И они смотрели прямо на меня.

— Немного холодновато для прогулки, не так ли? — я не знал, почему заговорил с ней столь неофициально, но другие мои методы не срабатывали.

В этой работе отец учил меня, что нужно было становиться псевдочастью этой семьи. Да, необходимо было соблюдать профессиональную дистанцию, но со временем семья начинала относиться к тебе как к советнику или другу. То же касалось и смотрителя земель. Поэтому, как мне казалось, я отлично справлялся со своей работой и был хорошим опекуном. Но, что бы я ни делал, Камилла не видела во мне друга или кого-то, кому могла бы доверять. Я хотел стать для неё таким человеком.

Я не мог разглядеть её губ из-за шарфа, но в глазах её читалась тёплая улыбка:

— Мне нужен был свежий воздух.

Она опустила шарф, и я смог разглядеть её лицо. Я не должен был так думать, но, Господи… она была прекрасна. Я невольно подумал, что, должно быть, до всех этих событий мужчины стояли в очереди, чтобы пригласить её на свидание. Во время путешествий по миру в рамках спортивных соревнований у неё наверняка не было отбоя от поклонников, и, конечно же, это были бизнесмены, аристократы, царственные особы и каждый богатый, обладающий властью, человек.

Я прогнал эти мысли прочь, так как технически она была моим боссом. Она никогда и не посмотрит на человека из Харлин Фоллс.

Я размышлял, как полный идиот.

— Нашли что-то интересное? — я не хотел показаться излишне любопытным.

Переминаясь с ноги на ногу, она будто раздумывала, говорить мне правду или нет:

— Я гуляла в саду, который посадила моя мать. Под снегом нашла ключ и открыла Тайный сад — полагаю, она так его называла. Сад выглядит очень загадочным, особенно под покровом снега.

Я улыбнулся, потому что знал, как красив был этот сад. Хьюго Валон посадил его для своей жены спустя год после покупки особняка в качестве подарка к одному из её любимых фильмов. Стоило признать, сад был чертовски хорош. Я бродил там весной и летом, и эти места действительно казались сказочными. Вы будто попадали в Нарнию, как я однажды сказал своей матери, и она удивилась, что я читал такую книгу. Думаю, многие бы удивились, сколько книг я прочёл в библиотеке Холлис Хаус за последние годы.

— Это и правда нечто, ваш отец был великодушным человеком, подарив вашей маме такой сад. Конечно же, вы и сами это знаете. Ниже, в полумиле за особняком есть озеро и домик на дереве — не уверен, помните ли вы…

Я говорил бессвязно. Я понимал это. Я вовсе не хотел упомянуть её родителей, поэтому старался сменить тему и рассказать больше об усадьбе. И то, как она изучающе смотрела на меня, действовало мне на нервы.

К моему удивлению, она одарила меня лёгкой улыбкой:

— Мне нужно будет посмотреть на это.

Она направилась к входной двери, и я заключил, что на этом наш разговор был окончен. Поэтому я не мог понять, почему заговорил снова:

— Сегодня вечером, эмм… будут танцы.

Камилла обернулась, из-под шапки выбился локон светло-русых волос. Казалось, она была удивлена и заинтригована.

— Вечер танцев город устраивает каждый год. Все наряжаются и весело проводят время. Вы могли бы… вам понравится, если согласитесь пойти.

Вот. Я не спросил её, хотя, как ни странно, подумал, что меня порадовало бы её согласие. Почему я относился к своему боссу, девушке, машины которой стоят больше, чем вся моя жизнь, как к обычной девушке из бара, я понятия не имел.

Её взгляд дрогнул, стена снова стала подниматься:

— Обычно я не особо общаюсь с персоналом, если вы раньше этого не поняли. Это было бы неуместно, но благодарю за приятный жест.

Она ответила таким холодным и пониженным тоном, что я был застигнут врасплох. Это было равносильно тому, как если бы она влепила мне пощёчину, язык её тела был ледяным. Я пытался напомнить себе, что ей было больно, что она была моим начальником, и, возможно, я переступил черту. Но, с другой стороны, я лишь старался быть хорошим… предложил ей возможность покинуть усадьбу, если она нуждалась в этом.

Я кивнул в ответ, принимая своё место в её мире. Не дожидаясь её, я вошёл в дом, намереваясь завершить работы, запланированные на сегодня, и убраться куда подальше от Камиллы Валон.

Глава 9

Камилла

Я была Ледяной принцессой.

Мне знаком этот взгляд. Разочарование в глазах людей, осуждение читалось в каждом их движении, казалось, оно выдыхалось каждой клеточкой их кожи.

Так смотрел на меня Натан Раш, когда я ответила ему, что не хочу идти на Танец решимости в Харлин Фоллс. Его улыбка погасла, взгляд стал холодным. Открытость его тела, протянутая ко мне рука тут же исчезли. Сердце моё сжалось, опускаясь глубже в мрак страданий и отчаяния.

Я не хотела быть такой. Не знала, когда это началось. Наверное, быть членом семьи Валон было вовсе не так уж здорово, как все считали. Я горячо любила своих родителей, они защищали меня, в этом не было сомнений. Я родилась под счастливой звездой, и родители делали всё, чтобы я была счастлива. Любые вещи, игрушки, занятия, животные, каникулы — всё, что бы я ни пожелала… я всё получала.

Я училась в самых древних и престижных школах, в которые только можно было попасть за деньги. И в атмосфере непрекращающейся конкуренции между детьми самых богатых семей страны о дружбе не могло быть и речи. В результате зависти и соперничества вырастали личности с холодным сердцем и суровой трудовой этикой.

После окончания школы, которую я едва ли посещала, с утра до ночи я училась в международных учреждениях по фигурному катанию. На друзей у меня не было времени. Родители обеспечивали меня, оплачивали всё желаемое, мне лишь оставалось выступать и блистать.

Не поймите меня неправильно, я любила всё это. Я наслаждалась той жизнью и никогда не возражала. Но, год за годом лёжа в постели пятничными вечерами, я думала о другой жизни. О жизни, в которой я была обыкновенной девушкой, посредственным подростком; в которой у меня были друзья, с которыми я бы проводила время, умыкая родительское пиво из домашнего холодильника или прокрадываясь домой через окно. Я мечтала пофлиртовать с парнями или хотя бы общаться с ними. Сердце трепетало и желудок сводило при мысли, что на меня обратил бы внимание парень. И стоило мне представить себе это, как я тут же краснела до кончиков волос.

Но… у меня никогда не было такой жизни. Я знала, что видели люди, смотря на меня — Ледяную принцессу, смотрящую свысока на всех из своей высокой башни. И, возможно, я хорошо справлялась, создавая себе такой образ, но за всем этим… таился мой страх того, что я никогда не смогу влиться в их жизни, будь у меня такая возможность.

Так что, имея преимущество, я решила сдаться. Это был единственный раз, когда я отказалась от чего-либо.

Именно поэтому отказала Натану, когда он пригласил меня на танцы. Этому я могла найти объяснение.

Что я не могла объяснить, так это почему я ехала по тёмной, заснеженной дороге в центр Харлин Фоллс в девять часов вечера.

Но, когда из окна своей спальни я увидела Натана, выходящего из дома, одетого в тёмно-синий костюм… во мне зародилась искра надежды. Он заполнил собой каждый дюйм, этот парень в парадной одежде разительно отличался от повседневного Натана.

В тот момент мне захотелось держать его за руку и, хоть убейте, не знаю почему. Я едва знала его. Моих родителей недавно убили, а я вела себя как ребёнок, переживший свой первый провал.

Чувство вины душило меня всё сильнее и сильнее, стоило мне нажать на педаль газа BMW, который я нашла в гараже. Было немного странно ездить самой, особенно здесь, где на мили вокруг не было ни души. Только я и лес… окружение казалось таким умиротворённым.

Я даже не пыталась найти общий язык с другими людьми с тех пор, как приехала в Харлин Фоллс. Так получилось, что Натан и остальные сотрудники оказались моей единственной компанией. Им платили за то, чтобы они жили в Холлис Хаус, таким образом, мне приходилось общаться с ними. Но выбраться, уехать из изолированного поместья? Я даже не пыталась.

Не то чтобы мне стоило самой вести машину в тёмном лесу в Апстейт Нью-Йорк. Поселив меня в поместье, Клинтон дал чёткие указания не покидать его. Он сказал, что это для моего же блага и для моей защиты в эти трудные времена. Но мы оба могли осязать повисший в воздухе страх. Мы оба знали, что некий загадочный человек искал меня.

Ещё одна волна страха накатила на меня, и я постаралась спрятать его в самый отдалённый уголок своего мозга, заперев на замок. Нельзя каждую минуту оглядываться в страхе.

В конце тёмной дороги показался свет, и я поняла, что оказалась на Мэйн Стрит. По дороге в Холлис Хаус я была слишком расстроена, чтобы обратить внимание на причудливый центр города с его магазинчиками. Но из салона своего роскошного и безопасного, с тонированными окнами автомобиля я могла рассмотреть мерцающие рождественские огни, которыми были усыпаны все здания и столбы. Кофейня, книжный магазин, два ресторана и бар, заполненный клиентами, которые смотрели какой-то вид спорта по телевизору, висящему над барной стойкой.

Именно такой город я представляла себе, лёжа в своей постели: где девушки надевали спортивные куртки, собираясь пятничным вечером на футбол, и ходили на выпускные, где все друг друга знали.

Резкое движение отвлекло меня, и я заметила троих людей, перебегающих через улицу к ступеням, которые наверняка и вели к зданию муниципалитета. Здание было большим и величественным, с колоннами и дюжиной ступеней, ведущих к парадной двери. Даже сидя в машине метрах в ста от входа, я слышала играющую там громкую музыку. Я припарковалась на соседней параллельной парковке и наблюдала, как люди, одетые кто в пальто, кто в куртку, стекались к зданию муниципалитета. Их улыбки казались нереальными, я никогда в жизни не была так счастлива.

Трое молодых людей остановились на тротуаре, передавая из рук в руки флягу. Я вдруг поняла, что одним из этих парней был Натан. Он был высоким, примерно на фут выше остальных, и отличался от светловолосых и бледных товарищей своими тёмными волосами и точёным подбородком. Он олицетворял высокого, темноволосого и привлекательного мужчину.

Затаив дыхание, я наблюдала, как он подносил флягу к губам, делая глоток настолько по-мужски, будто выпивал всё содержимое. Он улыбнулся и вернул флягу светловолосому парню.

Затем он повернулся к третьему в компании, к девушке. Её длинные, чёрные волосы кудрями лежали на спине поверх светло-коричневого пальто, и Натан взял пару прядей пальцами, наклоняясь к ней. Он смотрел на неё заигрывающе, как никогда не смотрел на меня. Конечно, ведь на меня работал преданный профессионал, выполнявший любую мою прихоть.

Меня вдруг осенила реальность вещей, я вспомнила, что ведь совсем не знала его. Казалось очень странным, что я наблюдала за ним из своей машины с затемнёнными окнами, но глупо было разочаровываться в нём из-за того, что он так смотрел на другую девушку. Я была уверена, он был популярен в своём городке.

Они вошли внутрь, прыгая вверх по ступеням и глупо улыбаясь.

Включив фары, я выехала с парковки и повернула в сторону Холлис Хаус. Ледяная принцесса возвращалась в свой замок, пока остальные наслаждались праздником. Вся моя жизнь могла прогореть до основания, но есть вещи, которые не меняются.

Глава 10

Натан

В Холлис Хаус всё было спокойно, прислуга ушла домой, а принцесса легла в постель.

Прозвище осталось в прошлом. Раздражение, которое я испытывал к ней по приезде, улетучилось, сменившись сочувствием и чувством необходимости сделать это место безопасным раем для неё. Отец хорошо меня научил, я был ценным кадром в любом отеле или поместье страны. Я знал свои границы, но также знал, когда стоило их сдвинуть. Когда устроить гостя или предоставить более высокий уровень обслуживания.

Именно поэтому я ослушался приказа не трогать ледовый каток все эти годы, не замораживать его или не выводить ледовый комбайн из подземного хранилища. Этот крытый каток, который Хьюго Валон построил для своей дочери, был слишком хорош для того, чтобы пустовать. И, хоть она и отметала идею о том, чтобы практиковаться или просто кататься в удовольствие, она могла передумать. Я понял, что физические упражнения помогают людям выйти из агрессивного состояния, горя и боли, и, возможно, это поможет и Камилле.

К тому же каток был великолепен. За последние десять лет с тех пор, когда я только начинал помогать отцу в Холлис Хаус, я катался там по ночам, когда никто не видел. Технически, причины для того, чтобы прекратить пользоваться катком или другим инвентарём, принадлежащим семье Валон или гостям, имелись. Но… сюда давно никто не заходил. Лёд манил меня, а хоккейные сетки и безупречные клюшки тянулись вдоль бортов и были слишком хороши, чтобы можно было пройти мимо.

Я играл в хоккей в старших классах, не достаточно хорошо, чтобы стать профессионалом, но я любил этот спорт и вступил в команду мужской лиги. Я играл и с нетерпением каждый вторник ждал вечера. Имея возможность свободно кататься, со свободными сетями, лишь я и каток… это было любимое время за всю рабочую неделю.

Хотя Камилла спала наверху, а за окном было достаточно поздно, и мне пора было идти домой, вместо этого я сидел на скамье и зашнуровывал свои коньки.

Я опустил ноги в ботинки, чувствуя удобную подошву и форму. Потянув за шнурки, с наслаждением ощутил, как жёсткая кожа туго обхватила мои лодыжки. Собравшись и подготовившись, я схватил клюшку, подбрасывая её в руках и ощущая скользящее между пальцев полированное дерево.

Весь каток, чёрт, весь дом окутала полнейшая тишина. Только я и лёд. Момент был настолько идеален, насколько это было возможно.

От первого шага на льду у меня перехватило дыхание; то, как коньки вонзались в замерзшую воду, казалось чем-то волшебным. Я задвигал бёдрами влево и вправо, набирая скорость, даже не опуская клюшку на лёд. Брызги льда на кончиках пальцев возбуждали, порывы ветра в лицо отрезвляли.

Достав из кармана шайбу, я с силой бросил её на лёд и ударил клюшкой, крутя из стороны в сторону и преследуя её. Хоккей представлялся мне замысловатым танцем, в котором важно было знать все движения и шаги, иначе можно было споткнуться о свои же ноги.

Я вырвался вперёд, представляя, как обхожу соперников и их атаку. Мне было не сосчитать по пальцам, сколько раз меня с силой отбрасывали к забору, я знал, каково это быть размазанным о защитное стекло, какими опасными могут быть громилы на коньках. Но сейчас я был один и представлял себе оглушительный рёв несуществующей толпы. Я согнул руки, обхватив верхнюю часть клюшки и стараясь оставаться свободным и двигаться на коньках синхронно.

Кататься на катке — как плыть по течению, вы вырывались вперёд, а затем теряли шайбу и падали на лёд. Люди забывали об этом. Пойдите в пятницу вечером на часок на любой каток и увидите любителей, переступающих с ноги на ногу и выставив руки вперёд, будто передвигаясь между двумя небоскрёбами.

Хитрость была в том, чтобы отпустить ситуацию, довериться своему телу и сохранять равновесие. Просто скользить, кататься. Не думать слишком много и держаться прямо. И всё получится само собой.

Я ускорился, вращаясь туда-сюда и направляясь к своей цели в другом конце катка, где стоял воображаемый мной вратарь. Я и раньше гонял на катке свою маленькую цель, пробираясь сюда после работы. Мистеру Валону не могло навредить то, о чём он не знал, и это был мой единственный порок на работе, которым я наслаждался.

Потянув назад деревянную клюшку и собрав всю силу в запястьях, я остановился перед тем, как резко размахнуться и со всей силы ударить. Раздался сильный, пронизывающий мою душу и всю комнату удар. Этот оглушительный стук по шайбе завёл меня и разжёг огонь в моей груди, пронзив каждую косточку моего тела.

Маленький круглый диск изящно поплыл, рассекая воздух, и беззвучно ударился о сетку ворот, оставив за собой лишь брызги льда от удара и резко вставших коньков.

Не было слышно ни победного свистка, оповещающего о забитом голе, ни криков с трибун, ни бьющихся друг о друга шлемов. В чрезмерном ликовании я поднял руки вверх. Это было именно то, что нужно после длинного рабочего дня.

Только после этого я услышал, как щёлкнул замок двери позади меня, и почувствовал, как чей-то взгляд впился мне в спину. Я предположил, что кто-то из персонала мог задержаться и прийти посмотреть, чем я был занят. Кое-кто из них знает, что я иногда провожу здесь вечера.

Но, услышав тихий голос, мягкий, но по-своему строгий, я понял, что это не сотрудник персонала.

— Кажется, я велела вам не заниматься восстановлением катка.

Застигнутый врасплох появлением Камиллы, наблюдавшей за мной, я не мог сообразить, что ответить, и медленно повернулся к ней. Собравшись с духом, я уже был готов извиниться.

К чему я не был готов, так это увидеть её в тонкой шёлковой рубашке, без макияжа, настолько беззащитной и невинной.

Всё, что я хотел было сказать, застряло на кончике языка, в горле пересохло. Неожиданно меня охватило пламя желания.

Не нужно было быть гениальным ученым, чтобы догадаться, что могло потушить этот огонь.

Глава 11

Камилла

— Кажется, я велела вам не заниматься восстановлением катка?

Мой голос прозвучал резче, чем мне хотелось, но затем я себя одёрнула. Я понимала, что теперь я была главой этого особняка, как и всего бизнеса отца, и, возможно, было разумно начать вести себя именно так.

Натан Раш явно нарушал мои приказы. Я была недовольна тем, что мне пришлось зайти в эту комнату, пройдя через весь дом, и почувствовать отчётливый аромат, который может оставить за собой только ледовый каток. Тот сладкий, прохладный запах укоренился в моей памяти, и сейчас меня тошнило от него.

Его серые, бурлящие глаза блуждали по моему телу. Не говоря ни слова, он просто стоял с клюшкой в руке и смотрел на меня. Неожиданно я осознала, во что одета: длинная розовая шёлковая ночная рубашка и шёлковый халат поверх этого — ни бюстгальтера, ни хлопкового нижнего белья, без макияжа, волосы не уложены и естественными волнами распущены по плечам.

Было очевидно, что Натан тоже это заметил. Под его пожирающим взглядом мои щеки вспыхнули, и я почувствовала, как жар медленно поднимался вверх по шее. Щекочущие медленные струйки пота побежали по всему телу, словно сладкий сироп из патоки. Мои соски превратились в твёрдые бутоны, чего никогда раньше не происходило в обществе мужчины. Я винила во всём холодный воздух, исходящий от катка.

Я слегка прокашлялась, намекая ему сказать что-нибудь, к примеру, извиниться… что угодно.

Он отвёл взгляд, бросил клюшку на лёд и на коньках подкатился ближе к забору, по ту сторону которого я стояла.

— Мисс Валон, я прощу прощения, мне очень жаль, я… Я предположил, что со временем вы захотите воспользоваться катком. Я совершил ошибку, конечно, я должен следовать вашим инструкциям и исполнять ваши пожелания.

Неужели он думал, что знал меня лучше, чем я сама? Это прямая дорога к увольнению. Он и так вторгался в мои мысли слишком часто, а теперь вот это?

— Это всё ещё не объясняет, почему вы использовали оборудование, которое вам не принадлежит, — я скрестила руки на груди в попытках скрыть затвердевшие соски.

Его взгляд дрогнул, я понимала, что он пытался извиниться, но продолжала хмуриться, не переставая представлять его скользящим по водянистой поверхности катка.

Натан был красивым фигуристом. Возможно, это звучит странно в отношении мужчины, но то была правда. Проворный и стройный, он куда лучше смотрелся на катке, чем с лопатой в саду. Он однозначно знал, как нужно двигаться, и наверняка занимался фигурным катанием довольно давно. Мне до боли хотелось присоединиться к нему, частичка моей души никак не могла оторваться от него и открыть дверь этой комнаты. Я завидовала и была напугана — Натан мог кататься, получая от этого удовольствие, вот так легко.

Я боялась, что больше никогда не смогу сделать этого. Что даже не захочу.

— Прошу меня извинить. Я знаю, что не должен пользоваться оборудованием, я бы никогда не стал злоупотреблять своим положением таким образом. Но иногда, когда все уже ушли, мне нравится приходить сюда и делать пару кругов по катку. После этого я всегда выравниваю его, убираю и запираю комнату. Но больше этого не повторится. И я пойму, если вы предпримете меры.

Натан был таким искренним, настоящим, что я понимала — ему действительно было жаль. Это был его способ выпустить пар. Как никто другой в мире я знала, каково это — кататься в одиночестве, в тишине, наедине со своими мыслями. Холлис Хаус пустовал многие годы, и, как говорил мой отец, Натан проделал хорошую работу, поддерживая особняк в отличном состоянии. Несколько мгновений удовольствия в конце рабочего дня вряд ли можно назвать преступлением.

Но боль по-прежнему душила меня. Даже стоя там и отлично понимая этого высокого, стройного мужчину с густыми каштановыми волосами, свисающими на глаза… я позволила своей упрямой гордости взять верх.

— Я бы не хотела, чтобы вы снова использовали каток. Не хочу, чтобы кто-либо сюда заходил. Можете забросить и разморозить его, но заприте эту комнату на замок.

Я не могла это выдержать. Даже тогда я чувствовала боль при виде ледового катка. Нечто, когда-то давно так сильно полюбившееся мне, теперь представляло опасность, и именно это привело к гибели моих родителей. Я не могла ступить на лёд, не разрыдавшись и не впадая в истерику.

— Я понимаю. Больше этого не повторится, — Натан поднял клюшку, сердито качая головой.

Он выглядел так виновато… так мило. С тех пор как я приехала сюда месяц назад, он всегда был мил со мной, но при этом у нас не было ни одного осмысленного, полноценного разговора. Честно говоря, его открытость и неподдельная искренность в том, чтобы окружить меня заботой и привнести в мою жизнь покой, выбивали меня из колеи. Он заставлял меня нервничать. И, если уж быть до конца честной, дело было не только в том, какую должность он занимал.

— Не хотите прокатиться на ледовом комбайне, раз уж вы тут?

Я обернулась, чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди. Натан был удивлён не меньше моего, он выглядел так, будто вовсе не собирался задавать этот вопрос вслух, будто у него это вырвалось случайно:

— Я хотел сказать, я всё равно собирался почистить каток, и подумал, было бы неплохо, если вы составите мне компанию.

Раз задав этот вопрос, он ждал ответ. Должно быть, я тоже потеряла рассудок, как и он, потому что кивнула в ответ:

— Я… конечно, я не против.

Его глаза цвета серых, грозовых туч впились в меня, и на мгновение мне показалось, что я увидела частичку того очарования, которое, я уверена, покорило ту девушку вечером перед танцами неделю назад. Это заставило меня почувствовать себя женственной и даже желанной. Меня охватило странное, лёгкое возбуждение, нечто такое, что ни один мужчина не заставлял меня чувствовать. Это было похоже на вдох гелия из воздушного шарика — почти неопасно, но слегка головокружительно.

Натан развернулся и укатил, словно собирался кататься, а не пройтись. Словно катание было его родным языком, а обычные ботинки давались с трудом. Мне было знакомо это ощущение, мне до боли хотелось взять его за руку, чтобы он укатил меня по ледовой глади катка.

Он вышел через широкие двойные двери, и спустя две минуты большая ледовая машина уже катилась по льду, издавая лёгкий гул. Улыбка Натана была похожа на восход солнца — согревающая и волнующая, словно лучи солнца были направлены исключительно на меня. Неожиданно я почувствовала себя неловко, потому что Ледовая принцесса начала таять, стараясь идти грациозно рядом с ним.

— Ваша колесница подана, принцесса.

Никто раньше не дразнил меня так. Я рассмеялась, потому что на самом деле мне не хватало того, чтобы со мной разговаривали как с нормальным человеком. Я обнаружила, что, хоть он был прислугой и отлично поддерживал порядок в Холлис Хаус, он был единственным человеком, который не ходил на цыпочках вокруг меня.

Я не смогла сдержать улыбку, изо всех сил стараясь, насколько это было возможно, будучи одетой в ночную шёлковую рубашку, грациозно залезть на пассажирское сиденье ледового комбайна. За последний месяц это был единственный раз, когда я настолько близко подошла ко льду. Возможно, месяц — это не так уж и долго, но для кого-то, кто катался на льду больше, чем ходил пешком, это целая вечность. Со дня пожара я не могла найти в себе сил вернуться к катанию. Возможно, это был какой-то психологический блок, но я не могла встать на лёд, если моего отца не было где-то поблизости.

— Как спокойно, не правда ли? Вот почему я прихожу сюда по ночам, — Натан умело управлял машиной, щёточки шустро скользили по льду, оставляя позади блестящую, скользкую поверхность, в отражении которой я могла увидеть себя.

— Да, действительно. Я люблю находиться на льду одна, только я и лёд.

Не знаю, почему я это сказала. Он вдруг посмотрел на меня своими бездонными серыми глазами, и мне захотелось раскрыть ему свою душу.

— Тогда почему вы не хотите открыть каток и использовать его? — вопрос прозвучал совсем не обвинительно или пытливо, а невинно, без укора и тихо.

Я теребила свои пальцы, наслаждаясь ощущением плавного движения машины по льду.

— Я просто не могла… со дня пожара. Отец любил наблюдать, как я катаюсь, и не думаю, что я смогла бы…

— Понимаю. После того как отец проиграл битву с болезнью Альцгеймера, я больше двух недель не мог приехать в Холлис Хаус. Для меня это место переполнено воспоминаниями о нём. Я чувствую его мудрость в каждом уголке. Но при этом мне нравится, что здесь я будто ближе к нему. Мне понадобилось время.

Я не сразу вспомнила, что его отец умер. Я слышала раньше, как родители с воодушевлением говорили о Мартине Раш, но мне никогда не приходило в голову, что он был важным человеком для меня. Что он годами управлял этим поместьем, а ведь я никогда не ценила этого. В моей жизни было много людей, которых я не ценила.

— Мне жаль, что вы потеряли отца.

Натан повернулся ко мне, и взгляд его неожиданно стал мягким.

— И мне жаль, что вы потеряли ваших родителей. Они были по-настоящему замечательными людьми.

Он был прав, и от этой правды слёзы скопились в уголках моих глаз. Они были замечательными. И я должна была помнить, что он также знал и другую их сторону, ведь он был их сотрудником.

В порыве эмоций я шевельнулась, случайно задев ногой ногу Натана. Шёлк заскользил по моему бедру, и искорка желания затлела под кожей. Более того, я чувствовала, как жар его кожи пропитывал мою насквозь, согревая меня. Я так давно никого не касалась, даже вне секса. И, будучи Ледяной принцессой, до этого дня я не позволила ни одному мужчине касаться меня интимно.

Я слышала, как Натан вдохнул, не удержалась и наклонилась к нему. Как хорошо иметь друга, хоть кого-то, вот он — шанс выбраться из одиночества.

Не произнеся ни слова, я прильнула к нему, опустив голову ему на плечо. Ледовый комбайн встал, комната погрузилась в тишину. Крепкие руки обняли меня.

Я не удивилась, что он ответил на мои объятия, и хватала ртом воздух, будто задыхаясь, отчего руки Натана только крепче сжали меня. В животе кружили и бунтовали бабочки, мне было так хорошо в его объятиях, что я расплакалась.

Это было нечто очень личное и шокирующее, но я не могла отказаться от чувства защищённости, которое испытывала в объятиях Натана. Так мы провели целый час, сидя в объятиях друг друга на комбайне посреди ледового катка в тёмной комнате.

Глава 12

Натан

Странно, но я всё ещё чувствовал её худые, трясущиеся плечи в моих руках.

Двенадцать часов спустя, лёжа в своей постели, я потирал ладони, пока солнечные лучи пробивали себе дорогу сквозь окна моего жилища. Я мог поклясться, что всё ещё ощущал шелковистость и тепло её кожи.

То мгновение или несколько мгновений, что мы вместе разделили, сидя в ледовой машине, были самыми искренними и настоящими за всю мою жизнь, тем более наедине с женщиной. Я держал её так, словно был последней спасательной шлюпкой в ледяной воде, в которой она цеплялась за жизнь. Не уверен, что Камилла Валон осознавала, что бормотала вслух невнятное о своей утрате и об отчаянии, тихонько всхлипывая в моих объятиях на протяжении целого часа. Она казалась потерянной… хотя наша связь будто помогала ей. Возможно, человеческое прикосновение было необходимым потрясением и очищением для неё.

Для меня всё было иначе. Я был в замешательстве как никогда раньше в отношении женщины или, лучше сказать, девушки. Я увидел абсолютно другую строну ледяной королевы, которая, как я думал, не способна на чувства. Меня не покидали мысли о том, как её тело льнуло ко мне, как пахли её волосы ванилью и маслом ши, как опускались её ресницы, когда она прижималась к моей шее.

Мысли, которые не должны были зарождаться в моей голове по отношению к девушке, которая технически выплачивала мне заработную плату.

Если быть честным, мне всегда везло с девушками. Я вырос в городе, где все друг друга знали, и за все годы, прожитые тут, у меня были девушки, были мимолётные увлечения, которые заканчивались дружелюбно, без потерянной любви, так как она и не зарождалась. Войдя во взрослый мир и получив работу на полную ставку, я стал знакомиться с женщинами — женщинами, которые жили в Харлин Фоллс, но искали мужчину, время от времени согревающего их постели. Как, к примеру, Сара — девушка, с которой я столкнулся у городского муниципалитета в вечер танцев и с которой вернулся в свой лофт. Я не искал серьёзных отношений, потому что сам никогда ни к кому не относился всерьёз.

Кроме как… честно говоря, я неделями грезил о губах Камиллы. Какими они будут на вкус? Понравится ей поцелуй более настойчивый или более мягкий? Будет ли она сопротивляться или ответит на поцелуй?

А теперь я не мог избавиться от ощущения её шелковистости в моих ладонях.

И дело было не только в физических ощущениях. Я обнаружил в себе желание защитить её, оградить от ужасов, творившихся вокруг неё. Мне хотелось делать так, чтобы она чаще улыбалась, и держать её в своих объятиях, когда её боль станет невыносимой.

Возможно, это всё потому, что я работал в Холлис Хаус уже давно, я видел со стороны, как она росла, наблюдал за её жизнью и достижениями, знал её родителей такими, какими не знала их она сама. И, когда она приехала сюда, я заметил, как глубоко она ушла в себя. Никто не пытался узнать, в порядке ли она. «До чего же ей, должно быть, одиноко», — подумал я, и эти мысли болью отдавались в моей груди.

Рядом прозвенел будильник, но я уже пару часов как не спал. Хлопнув по нему рукой, я вылез из постели, чтобы принять быстрый душ. Хоть и была суббота, но у прислуги богатеев и знаменитостей выходных быть не могло.

***

Когда я прибыл, дом был по-прежнему тихим. Сегодня там никого не было, но прежде чем взять выходной, я хотел зайти и узнать, не нуждалась ли Камилла в чём-нибудь.

Сэмюэль, единственный живой обитатель в этом доме, пропустил меня, когда я зашёл на кухню.

— Доброе утро, Раш, — приветствовал он меня хриплым голосом.

Сэмюэль всегда на страже, с мобильным телефоном в одной руке и оружием в кобуре на поясе. Он как личный телохранитель. При этой мысли мне становится немного легче оставлять Камиллу одну в этом гигантском доме.

— Привет, Сэмюэль! Как дела сегодня? Есть что-нибудь новенькое?

Почти каждый раз я задавал ему одни и те же вопросы, так что он понимал, что я имел в виду расследование. Я внимательно следил за новостями, но, даже будучи хорошо осведомлённым о данной ситуации, я знал не так уж и много.

— Вообще-то, да, но тебе придётся молчать об этом. Они нашли горючее вещество.

Я наклонился, дабы Камилла не смогла услышать наш разговор в случае, если будет проходить мимо.

Сэмюэль выглядел очень серьёзным:

— Похоже, что самодельное взрывное устройство было заложено рядом с крылом Хьюго и Элеоноры, и огонь распространился оттуда.

Я обдумывал его слова:

— Эмм… бомба? Хочешь сказать, кто-то заложил бомбу в их доме?

Он махнул рукой, призывая меня говорить тише:

— Именно так всё выглядит. Они всё ещё изучают осколки после пожара на предмет того, из чего она была сделана или как сдетонировала.

Я ударился локтями о стол, нервно пытаясь зачесать влажные волосы назад. Новость меня ошеломила, и не потому, что причиной пожара оказалась бомба, а потому, что смогли в конец установить, что смерть Валон была убийством. Новости последних 24 часов ещё сильнее пошатнут состояние Камиллы.

— Спасибо, что сообщил мне, Сэмюэль. Держи меня в курсе, пожалуйста, хочу быть уверен, что смогу обеспечить мисс Валон всем, что ей необходимо.

Он кивнул и вышел. Сэмюэль был человеком не особо разговорчивым.

Прогуливаясь по дому, я невольно любовался его дизайном и красивой архитектурой. Работая здесь каждый день, я уже привык к мраморным полам и яркому освещению, лепнине под потолком и многовековым произведениям живописи на потолках — было несложно принять такое как данность. Но сегодня, узнав, что человек, поднявший этот дом, был убит, я смотрел вокруг его глазами. Он создал прекрасный уголок рая для своей семьи вдали от суеты. И хоть Камилла была здесь далека от счастья, по крайней мере, она была вне поля зрения общественности.

Я услышал тихий скрип и стук, раздавшиеся в развлекательном крыле на первом этаже, и помчался туда сломя голову. Мышцы и кости горели, пока я бежал из комнаты в комнату в поисках Камиллы.

Пробегая по коридору мимо библиотеки, я снова услышал громкий вздох; я резко остановился и повернул обратно, чтобы заглянуть в комнату. Камилла сидела на полу, уставившись на что-то перед собой. Казалось, она не осознавала, что её всю трясло, снова. Она сидела ко мне боком, но я мог видеть, как она прижала ладонь к губам, будто пытаясь сдержать охвативший её ужас.

— Камилла? — я впервые позвал её по имени, но мне подумалось, что в такой момент ей будет не до соблюдения приличий.

Она подпрыгнула, стараясь казаться серьёзной и удержаться на ногах в своих изящных кожаных туфлях.

— О мой бог, вы напугали меня!

Подобрав телефон с пола, она крепко прижала его к груди, будто некую карту сокровищ, которой она не хотела со мной делиться.

— Что случилось? — я видел страх в её глазах.

— Ничего, — быстро ответила она.

— Не для того я подставил вам своё плечо вчера и донёс на руках до кровати, чтобы вы лгали мне. Я думал, мы прошли этот этап, — это было смелое заявление, но ей было необходимо с кем-то поговорить. Вчера ночью мы были очень близки друг к другу, чего оба никогда и не планировали.

Но я не собирался позволить ей выйти отсюда в слезах и оставить её наедине со своими мыслями, сжимающими её сердце в тиски.

Глаза Камиллы вспыхнули в удивлении, но лицо её осталось непроницаемым. Она думала, что я не заговорю о прошлой ночи, но я был не таким человеком. Я был искренним и открытым и не скрывал своих чувств или злобы. Я всю свою жизнь был честным со всеми, особенно с женщинами. Не то чтобы я преследовал её… Голова взрывалась от противоречивых чувств и мыслей по отношению к моему работодателю.

— Я получила новую записку, — она опустила руки, не пытаясь больше прятать от меня свой телефон.

— Записку? От кого? — я недоумевал.

Не отвечая ничего, она кусала губы, её глаза метались по сторонам, затем она неожиданно протянула мне включённый телефон.

Я взял его и прочитал:

Ты спряталась от меня, ну и пусть;

Лёд под ногами тонок, но он пока держится;

Скоро я возьму спичку и отправлюсь к тебе в путь;

И мы будем танцевать, пока лед под нами не разверзнется.

— Что это такое? — я не мог понять, но некоторые слова показались мне странными — «спичка», «тонкий лёд», «спряталась».

Но куда более подозрительным показалось мне то, что письмо пришло со скрытой электронной почты и без темы в заголовке, без подписи.

— Это третья записка, которую я нашла. Первая была в кармане моего пальто, когда я проснулась на лужайке перед домом в ночь пожара. Затем старая записка в книге, которую я обнаружила в столе отца. И вот теперь это письмо, оно пришло сегодня утром, — Камилла говорила шёпотом.

Страх, гнев и недоумение переплетались и плыли по моим венам:

— Кто-то… преследует вас?

— Кажется, да. Думаю, это продолжается уже давно.

— Ты показывала это полиции? Они должны отследить адрес, применить свою хакерскую магию! — я сам не заметил, как повысил голос.

Она пожала плечами и подошла ближе, чтобы я вернул ей телефон.

Я отодвинул его.

— Нет, я хочу всё знать. Вы что-то скрываете, а я не люблю тайны. Расскажите мне всё сейчас же, всё.

У меня не было права так с ней обращаться, а она не была обязана это слушать. Но вчера Камилла сломалась и раскрылась мне, возможно, она и сейчас откроется. И бог знает почему, но я хотел быть тем, кто поможет ей нести это бремя.

Она отвернулась и пошла, рассказывая всё, что с ней произошло, начав с той ночи пожара: как она проснулась на лужайке и врачи нашли в её крови наркотик, который преступники используют для насилия над своими жертвами. От этих слов моё сердце ёкнуло, а желудок сводило спазмами, пока она не уточнила, что ничего такого с ней не произошло. Камилла прочла мне первую записку, рассказала о второй записке десятилетней давности, которую она нашла в столе в библиотеке, затем про утреннее сообщение.

Когда она договорила, я боялся, что не сдержу свой гнев. Кто-то жестоко играл с ней таким образом, и, очевидно, это был убийца её родителей. Но кто был этот психопат, и чего он в конце концов добивался? Мои защитные инстинкты проснулись:

— Вы должны сообщить об этом полиции.

Перебирая прядь волос и крепко сжав зубы, она ответила:

— Я сказала, нет, у меня есть свой частный детектив, и он узнает куда больше, чем продажные чикагские копы. Они почти не слушали меня во время допроса. Мне кажется, они считают, что всё это устроила я сама.

— Это неверное решение, — я сделал шаг навстречу, положив руку ей на плечо.

— Но решать мне, — её глаза вспыхнули от негодования, и я попался.

Камилла сделала шаг вперёд, и я замер. Даже в такой напряжённой и опасной ситуации меня влекло к этой Ледяной принцессе, которая, казалось, таяла на глазах. Я не мог сдвинуться с места, чтобы дать ей пройти.

Глава 13

Камилла

Моё сердце бешено качало кровь.

Каждый его удар пульсирующим эхом отдавался у меня между ног. Мои губы ещё никогда не были так близки к губам мужчины, к которому у меня были отнюдь не платонические чувства, и всё моё тело теряло контроль. Голова закружилась, мышцы сжимались и разжимались, желудок сводило, словно я летела вниз с американских горок.

Ладони вспотели, и я вытерла их о брюки. Я продолжала наклоняться к Натану, чувствуя острую необходимость сократить расстояние между нами и соединиться с ним воедино.

Мне нужно было, чтобы он отвлёк меня от реальности или, если быть точнее, от третьей записки, содержащей ужасные, ядовитые слова, подтверждающие тот факт, что целью этого человека были не мои родители, а я.

Глаза Натана замерли, его тело сопротивлялось, но инстинкт овладел им, и Натан наклонился ко мне. Его бездонные серые глаза были тёмными, как ночь, и наполнены, как мне казалось, жаждой. Его зубы постукивали, и я знала, что он старался удержаться. Это лишь подстегнуло меня, я вцепилась в его повседневную футболку и притянула к себе.

Я никогда не заходила так далеко. Если быть честной, я никогда раньше не жаждала, чтобы мужчина меня поцеловал. Меня никто не привлекал… до сих пор. Я хотела почувствовать губы Натана Раш, немедленно, несмотря ни на что. Его доброта и способность заставить меня открыться ему работали на него, по крайней мере, мне так казалось. Он хотел быть порядочным человеком, быть полезным для своего работодателя.

А мне хотелось, чтобы он смотрел на меня так, как мужчина смотрит на женщину. Я не жду, не после этой записки. Этот человек, этот психопат, мог найти меня уже завтра. Я не сдамся без боя и не покину Холлис Хаус, не поцеловав Натана.

— Мисс Валон… — он едва дышал, так же, как и я. По крайней мере, у одного из нас хватило рассудка попытаться остановить всё это.

И это была не я.

Его просьба, то, как он назвал меня по имени, ничего не значили. Я невыносимо жаждала этого. Он был мне нужен.

Наконец, будто скользнув по лезвию ножа, я приблизилась к нему вплотную, сократив расстояние между нами.

Я никогда не целовала мужчину, и меня никто никогда не целовал. Поэтому сейчас, ввязавшись в эту авантюру, я понятия не имела, что делала. Наклонив голову и сжав губы, следуя тому, что видела или читала об этом, я прильнула своими губами к губам Натана, прижавшись всем телом к нему.

Поначалу это мне показалось… мокрым. Возможно, мои губы были слишком влажными, или я делала что-то не так. Я шевелила губами, но не чувствовала той искры или взрыва эмоций, о которых все говорили. Но затем я осознала… Натан не шевелился. Он не ответил взаимностью, не шелохнулся с места.

— Пожалуйста, — я отстранилась, выдыхая слова. — Мне нужно, чтобы ты меня поцеловал.

Кажется, моя просьба разбудила в нём что-то, потому что он тут же взял моё лицо в свои ладони и потянул мои губы к себе. Он накрыл их своими губами, и в этот раз я уже не могла думать о реакции на поцелуй.

Рассудок покинул меня.

Теплые, податливые, захватывающие, умопомрачительные. Я обрывками приходила в себя, чувства перекрывали друг друга; то, что Натан делал со мной, то, как от его прикосновений всё внутри меня переворачивалось вверх дном, а пульсация отдавала там, где ещё никогда раньше я её не чувствовала… это было волшебно. Он стирал всё плохое. Он предлагал мне выход, и я его принимала.

Его руки обхватили меня, прижимая к своей груди, от чего мои соски тут же набухли. Так вот что все имели в виду.

Мне хотелось быть ещё ближе, быстрее… чтобы Натан сорвал с меня всю одежду, я хотела чего-то такого, чего сама до конца не понимала…

О боже, его язык проник в мой рот, переплетаясь с моим языком и демонстрируя всё, на что был способен; будто демонстрируя, что Натан мог делать своим… пенисом, нет, это слишком строгое название — своим членом; как он мог использовать эту часть своего тела, чтобы погрузиться куда-то ещё. По всему моему телу пробежали мурашки восторга и томления, осев меж моих ног и пульсируя. Жёстко.

Он отстранился от меня так же резко, как притянул к себе. Натан дышал прерывисто, будто задыхаясь и ловя ртом воздух, его грудь тяжело поднималась и опускалась; его взгляд пригвоздил меня к месту, где я стояла.

— Мы… не должны, — эти слова он произнёс будто с болью.

Поначалу я была слишком потрясена, чтобы оторваться от этого поцелуя и соображать:

— Почему нет?

Он провёл руками по своим волосам, меряя библиотеку крупными шагами:

— Вы запутались в том, что произошло с вашими родителями. Эти записки и ваше расследование, не говоря уже о том, что вы мой работодатель. Я… я воспользовался вами.

— Вы не воспользовались мной. Я хотела этого и хочу большего, — я, наконец, пришла в себя, обретя дар речи как раз в тот момент, когда нуждалась в нём.

Из-за всего произошедшего со мной за последние месяцы я ни в чём не была так уверена, как в своём желании, чтобы Натан Раш поцеловал меня ещё раз.

— Мы не можем, — его глаза были переполнены сожалением.

Он покинул библиотеку и, по всей видимости, сам дом.

Я стояла возле стола, на котором экраном вниз лежал телефон, касаясь пальцами своих губ, всё еще помнивших прикосновение губ Натана.

Глава 14

Натан

Впервые за все годы работы в Холлис Хаус я выбежал из поместья с чувством разочарования. Разочарования в себе самом.

Я любил свою работу. Возможно, это была не самая привлекательная работа, у меня не было степени магистра или причудливого известного имени, но она мне нравилась. Я выполнял работу собственными руками, доводил любые проекты до завершения, и люди всегда были довольны проделанной мной работой. Никто не дышал мне в спину, и место работы было удачным — меня устраивало каждый день ездить в пригород и обратно. Эта работа всегда была для меня идеальной.

Пока однажды самая красивая девушка из всех, что я когда-либо видел, не вернулась в дом, принадлежавший её семье — тем, кто платил мне за то, чтобы я профессионально сохранял дистанцию и защищал каждый волосок на её голове.

И мне отнюдь не казалось, что мои обязанности включали в себя целовать её каждый раз, когда ей хватало на это смелости.

Я должен был это остановить. Нужно было взять её за плечи и попросить прекратить, убедить, что её реакция была результатом нахлынувших страха и решимости.

Чёрт возьми… эти идеальные розовые губы стояли перед моими глазами. Она слегка высунула язычок и облизала им пересохшие губы, и тогда я пропал. Я старался сдержаться, сопротивляться ей. Но, о господи, я всего лишь человек. Когда такая сексуальная и изысканная женщина целует и обнимает тебя, ты не можешь оттолкнуть её. Когда я проник языком в её рот, это было самое сладкое ощущение, что я когда-либо испытывал. Когда она тихонько простонала… как я уже сказал, я безнадёжно пропал.

Больше это не должно было повториться. Я любил свою работу и не собирался по глупости подводить единственную наследницу семьи Валон.

К тому же она сильно запуталась, пока искала причины и оправдание смерти своих родителей. А теперь какой-то мерзкий тип отправлял ей зловещие письма и записки. Кто, чёрт подери, это мог быть? Я не был бойцом, но меня учили обращаться с оружием, на моём счету была пара потасовок. Я не считал мужчинами тех, кто угрожал женщинам, прячась за компьютерами и записками.

Её частному детективу надо было найти этого психопата и как можно скорее. Не было доказательств того, что он связан с пожаром, но, готов поспорить, он был замешан в этом.

Камилле стоило обратиться в полицию, чтобы они могли обеспечить ей защиту. Но… она была права, утверждая, что они не продвинулись далеко по этому делу. Сэмюэль держал меня в курсе; казалось, полицейских, занимающихся расследованием, жутко раздражали всюду снующие журналисты, и они просто хотели поскорее закрыть это дело. Я лишь надеялся, что этот коп Уэллс может сделать больше.

Бросившись на кровать и переключив на первый попавшийся спортивный канал с хоккеем, я улёгся поудобнее и постарался не думать о том, как бархатные губы Камиллы Валон приближались к моим.

***

Стараться не думать о наследнице Холлис Хаус оказалось пустым занятием.

Понедельник. Я проснулся рано утром, напряжённый, как струна. Мне снилось, как Камилла, обнажённая и влажная, извивалась подо мной. Её сливочно-нежная кожа, сверкающие зелёные глаза… мне пришлось принять ледяной душ, чтобы отогнать эти мысли прочь, но даже после этого возбуждение не покидало меня. Мне пришлось взять себя в руки и мастурбировать до оргазма, испачкав чуть ли не половину душевой кабины.

Теперь мне предстояло провести целый день в Холлис Хаус. С ней.

Понедельник всегда был ответственным днём: я составлял заказы, встречался с каждым членом персонала и устранял любые неполадки, если таковые имелись, а в таком большом доме, поверьте, всегда находились проблемы, которые необходимо было решать.

По дороге я заскочил в кафе «У Арчи» и взял себе сэндвич с кофе. А так как Камилла не покидала поместье уже месяц, я взял ещё булочку и капучино для неё — ничего особенного, но мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя обиженной и отвергнутой мной после того, что было в библиотеке.

Когда я, наконец, подъехал, дом уже переполняла суетливая обслуга. Ландшафтные работники были на месте, расчищая тропы и подъездную дорогу к дому от белоснежного снега, выпавшего за ночь. Снег в Апстейт Нью-Йорк как солнце в Калифорнии — мы живём с ним, не замечая его существования.

Бригада наземного обслуживания убирали сады и ухаживали за лошадьми, которых мы здесь держали. Если кому-то из гостей или членов семьи Валон захочется прокатиться верхом, лошади были всегда готовы.

Сьюзи на кухне составляла меню на неделю и подготовила для меня список продуктов, которые нужно было заказать.

— Пойдёшь проведать её? — спросила меня Сьюзи, нарезая овощи и в удивлении приподняв брови, и, возможно, я вёл себя не так профессионально, как думал.

— Кого, Камиллу? Зайду к ней узнать, не нужно ли ей чего заказать, — ответил я, взяв что-то со стола и стараясь казаться беззаботным.

Сьюзи, вздыхая, положила нож.

— Послушай, Нейт… ты мне нравишься. Ты чертовски хороший управляющий и замечательный человек. Но я буду честна с тобой, я не раз влюблялась в своих работодателей, чёрт… и даже больше, но это всегда плохо заканчивалось. Для обеих сторон. Просто будь осторожен, если собираешься делать то, о чём я думаю.

Её слова глубоко вонзились в меня, я лишь кивнул ей в ответ и вышел, размышляя над тем, что она сказала.

Из комнаты в комнату, список закупок в моих руках увеличивался. Люди в городе насмехались надо мной, считая меня мальчиком на побегушках, но, если бы однажды мне пришлось покинуть Холлис Хаус, меня бы взял на работу любой крупный отель в стране. Чёрт, да я даже мог рассчитывать и на курортные отели, если бы хотел. И дело не в том, что меня не приглашали на такую работу, я сам был не готов оставить райский Холлис Хаус. Я пытался убедить себя в том, что не искал Камиллу, но, обходя весь дом комнату за комнатой, понял, что именно этим и занимался. В конце концов я нашёл её на подвальном этаже в медиа-комнате.

— Доброе утро, мисс Валон.

Тонкая рука, вытянутая вперёд из-за кожаного кресла, в котором сидела Камилла, нажала на паузу, и телевизор замер.

Она встала, и я в который раз восторгался её внешностью: чёрные леггинсы, обтягивающие её худые, стройные ноги, огромный свитер персикового цвета, сексуально обнажающий одно плечо и ключицу, распущенные волосы и пара золотистых локонов, небрежно заправленных за уши, в которых блестели нежные жемчужные серьги.

Она была без макияжа, но я и не видел, чтобы она часто наносила его. Она была красива естественной красотой, способной ослепить вас одним взглядом на неё.

— Вы можете называть меня Камиллой.

Она не казалась рассерженной, но, очевидно, старалась быть сдержанной.

— Не думаю, что это уместно. Но я принёс вам самую вкусную булочку во всём городишке, чтобы извиниться за то, что убежал в субботу вечером.

Я протянул пакет в надежде, что она улыбнётся моему знаку внимания. Я не должен был надеяться на это, но все же надеялся. А когда она прикусила нижнюю губу, мои яйца распухли настолько, что мне пришлось слегка раздвинуть ноги.

Еще ни одна из знакомых мне женщин так на меня не влияла. Это некая космическая сила, магнитное притяжение. Но, по сути, я ведь знал её, хоть мы и не были достаточно близки и не ходили вместе на свидания. Я знал, какую кашу она любила и в каком порядке предпочитала хранить журналы. Знал, что она любила спать с закрытыми шторами, и что её шампунь имел аромат ванили.