По ту сторону

Вместо предисловия. Взрыв

Этот вечер надолго врезался мне в память…

Косые струи мелкого весеннего дождя стекали извилистыми ручейками по запотевшим стеклам трамвайного вагона. Ежеминутно останавливаясь, вагон медленно огибал площадь Дзержинского, где рельсы сплетаются в сложный узел маршрутов, ловко распутываемый проворными стрелочницами.

Над фронтоном высокого здания стрелка часов двигалась к семи.

Сквозь дребезжащий звон торопливых трамваев, сквозь воющий голос автомобильной сирены я услышал пронзительный голос газетчика…

— Газета «Вечерняя Москва»! Таинственный взрыв на Божедомке!.. Множество человеческих жертв!.. «Вечерняя Москва», пятачок номер.

За моей спиной кто-то насмешливо заметил:

— Ловкий народ газетчики… Чего только не выдумают? Вчера крушение скорого поезда, сегодня взрыв на Божедомке.

Я все-таки купил газету.

Взрыв не был выдуман газетчиком — на третьей странице, рядом с рецензией на новую фильму, я нашел маленькую заметку, скупо рассказывающую о случившемся:

И все. Никаких подробностей газета не сообщала.

Насколько мне известно, дознание не дало никаких результатов, Правда, несколько месяцев спустя, в судебных отчетах по делу о 14 английских шпионах встретилось упоминание об этом таинственном взрыве, но определенного обвинения никому предъявлено не было. Тайна осталась неразгаданной.

Та же «Вечерняя Москва» опубликовала через три дня после взрыва список жертв, трупы которых были извлечены из под развалин. Однако, при этом не было отмечено одно странное обстоятельство, являющееся, как я это знаю теперь, ключом к раскрытию тайны. В списке жертв имелось три имени:

Щур, Михаил Андреевич, 23 года.

Штольц, Елизавета Матвеевна, 19 лет,

Громов, Иван Александрович, 25 лет,

эти имена никаким особым примечанием не были выделены из числа других имен. Между тем — я категорически это утверждаю — трупы этих лиц найдены не были.

Более того: их трупы и не могли быть найдены.

Причина проста — эти лица не погибли при взрыве… Их тайна мне известна.

До сих пор я не считал себя вправе предать эту тайну гласности и рассказать о событиях, странное сплетение которых началось именно со взрыва на Божедомке.

Теперь положение изменилось. Вчера врач, у которого я несколько лет лечился от чахотки, сказал мне, отведя в сторону опущенный взгляд:

— Я не могу дольше скрывать от вас истину… Состояние вашего здоровья за последнее время настолько ухудшилось, что нужно быть готовым к наиболее неприятным осложнениям.

Мысль о смерти не была новой для меня. Я давно примирился с нею — все равно ведь неизбежное должно случиться. И вопрос мой прозвучал совершенно бесстрастно и спокойно:

— Как вы думаете, доктор, сколько я еще могу прожить?

— Зачем ставить вопрос так остро, — ответил, не глядя на меня, врач. — Конечно, мы все смертны…

Я перебил его тоном, не допускающим возражений:

— Я не ребенок, доктор… Но мне важно это знать.

Врач пожал плечами.

— Трудно, знаете ли, сказать точно. Может быть месяц, может быть полтора…

— Хорошо, доктор, этого мне хватит.

Покидая этот мир, я не оставляю после себя ни жены, ни детей. Я оставляю тайну, которую не хочу уносить в могилу. Время, которое мне осталось прожить в нашем шумном, вечно спешащем мире, я использую для того, чтобы оставить человечеству правдивую летопись событий, достойных того, чтобы дать им название необычайных.

Может быть месяц, может быть полтора… Во всяком случае — времени хватит.

Мое предисловие кончено.