По ту сторону поводка (Как понять собаку и стать понятным ей)

Кэтрин, поникшая, сидела в моем офисе и горько рыдала. Можно было буквально ощущать биение ее сердца на расстоянии, и вскоре я тоже позволила своим слезам течь по моим щекам. Ее немецкая овчарка Таша, обладательница мягкого взгляда, лизала ей лицо, пока мы говорили о том, насколько трудно порой справиться со смертельной враждой между некоторыми собаками-суками. Две ее собаки — Таша и Синка — просто льнули к людям, но на протяжении ряда лет ненавидели друг друга Их драки стали опасными для жизни. Последняя драка, к которой присоединилась третья семейная собака, огромная сука ньюфаундленда, длилась 10 жутких минут, прежде чем ее удалось остановить. Сообразить, как вмешаться в собачью драку, не простая задача для каждого из нас. За что схватить? Как проникнуть в эпицентр драки так, чтобы тебя не ранили? Вообразите попытки оттащить друг от друга трех огромных, дерущихся собак, когда каждая из них настроена убить другую.

Во время последней драки и Таша, и ее хозяйка получили серьезные ранения. Кэтрин уже на протяжении более чем года пыталась разрешить проблему, но без видимого успеха. Бывает, что удается исправить положение с конфликтами между двумя собаками женского пола, проживающими в одной семье, но с учетом буйных схваток между Ташей и Синкой было очевидно, что либо одна собака убьет другую, либо их придется разлучить. Не оставалось иного выбора, кроме как переместить одну из них на новое место жительства, но мысль о разделении семьи была для Кэтрин невыносимой. Она любила обеих собак и, вместе с тем, не могла спокойно жить, зная, что следующая жуткая драка, возможно, с трагическим исходом, может случиться в любой момент.

Таша, в конце концов, переселилась в другую семью, а Синка осталась с Кэтрин. Подобно большинству психологически здоровых собак, попадающих в новые дома, Таша легко перешла из одной стаи в другую. Она была несколько беспокойна в первый день в новой семье, но играла с мячом, получала явное удовольствие, когда ее гладили по животу, и ела свой обед, как делала это обычно. Кэтрин — человеческая частичка этой межвидовой семьи, горевала по поводу отсутствия Таши, как по поводу ее смерти. Только через несколько дней к ней вернулась способность нормально есть. Она рыдала целый месяц. Кэтрин совершенно нормальная, вполне приспособленная к жизни женщина, но, отослав Ташу в новую семью, она чувствовала себя так, словно предала собственного ребенка.

С той поры как Таша переехала, прошло около двух лет и у нее, окруженной любовью новой семьи, определенно все в порядке. Кэтрин знает, что сделала правильный выбор. Таша счастлива в своем новом доме. Оставшиеся у Кэтрин собаки ладят друг с другом хорошо, и как сама хозяйка, так и ее питомцы наслаждаются миром, пришедшим вслед за хорошим решением. И все же даже спустя годы, несмотря на то что Кэтрин знает, что она сделала правильный выбор, бывают моменты, когда боль возвращается, и тогда она думает о дне, когда ее собака легко перешла в новую стаю, тогда как она сама чувствовала себя так, будто распалась ее собственная стая.

В большой любви нет места для собственника

Некоторые из самых тяжелых случаев, которые мне приходится наблюдать, выпадают на долю любящего ответственного владельца, который мало что может сделать, кроме как найти другой дом для своей собаки. Однажды днем я сидела в своем офисе, слушая рыдания пожарника, поскольку его собака покусала его сына, и было ясно, что у них с женой нет иного выхода, кроме как передать собаку новым хозяевам. Представьте себе: сидит здоровый отважный мужчина, смело врывающийся в горящие здания, от которых все прочие убегают в панике, и плачет навзрыд. Его маленький черный пес слизывал слезы с его лица. Когда они ушли, я медленно закрыла за ними дверь, положила голову на стол и заплакала, как ребенок. Я все бы отдала, чтобы иметь возможность предложить им способ решения проблемы, но я не могла. Их пес обладал наихудшими личностными свойствами с точки зрения общения с маленькими детьми. Он был нервным, сверхреактивным и скорым на использование зубов. Он приходил в ужас от любого в возрасте до двенадцати. Шансы на то, что их шестилетний сын опять будет здорово покусан, были чрезвычайно велики. Все, что я могла сделать, это прямо сказать им: «Многие проблемы поведения поддаются исправлению, а иногда и полному устранению, но собаки вроде „хочу быть альфой“, не способные контролировать свои эмоции (ребенку наложили больше сотни швов) — не тот тип собаки, который можно „вылечить“, если речь идет о семье с детьми».

Когда я начала свою деятельность зоопсихолога, меня предупреждали, что большинство из случаев, с которыми мне придется работать, будут связаны с серьезной агрессией. Я была готова слушать о рычании и укусах и работать в условиях, которые влекли за собой определенный физический риск для меня самой. Но я не была подготовлена к эмоциональной боли, которую испытываешь, помогая людям вырабатывать решения, разбивающие их сердца. То, что люди так любят своих собак, не было для меня неожиданностью. Я росла в семье любителей собак, и моя мать до сих пор любит собак, как саму жизнь. Поэтому меня не удивляло то, насколько глубокой может быть любовь между людьми и собаками. В конце концов, если бы люди не любили своих собак так сильно, они не искали бы моей помощи в разрешении проблем поведения своих питомцев. Но даже после 14 лет работы иногда я все еще переполнена острой болью, которая приходит, когда мои клиенты решают, что должны отослать свою собаку в другую семью.

Я не могу избавить своих клиентов от горя, когда им приходится сказать «прощай» дорогому другу. Но я могу сказать нечто, что помогало многим людям в этой ситуации, и это: «Переселение вашей собаки в место, где она будет находиться в безопасности и чувствовать себя счастливой — не предательство». И, тем не менее, я видела владельца за владельцем, который печалился, предвосхищая потерю своего друга, но чья невыносимая боль шла от ощущения того, что перемещение собаки в другую семью, означало бы предательство ее доверия. Однако я не думаю, что собаки интерпретируют это подобным образом.

Дочь Люка Лесси — хороший тому пример. Она была продана хозяйкой ее матери одинокой женщине с тремя детьми из Милуоки. Это было замечательное место для бордер-колли, чтобы испортиться. Умные, крайне энергичные, но предоставленные сами себе собаки всегда найдут занятие: просто это обычно не совсем то, что вы могли бы одобрить. В соответствие с этим правилом, Лесси сводила свою хозяйку с ума, копая, непрерывно лая, разрывая в клочья игрушки. Подобно большинству бордер-колли она была ужасным питомцем для загруженной своими делами семьи с маленькими детьми. Заводчица согласилась взять ее назад, а я согласилась передержать Лесси до тех пор, пока заводчица ездила в свое свадебное путешествие. Когда она вернулась, мы обе стали искать хороший дом для Лесси, в котором она могла бы получить необходимые ей физические и умственные упражнения.

Лесси прибыла ко мне на ферму в одиннадцать часов вечера. Слишком поздно, чтобы заняться чем-то серьезным. Поэтому я привязала ее поводок к кровати и лежала всю ночь, касаясь рукой ее мягкой спины. Утром я взяла ее на прогулку с остальными собаками. Пип услышала кролика на вершине холма за домом, и вся стая пустилась вперед, точно падающие друг за другом домино. Все в черно-белом, несущиеся через золотистые кустарники осеннего Висконсина. Я не знаю, почему мне вздумалось окликнуть Лесси по имени: вероятно, для проверки, хотя каковы могли быть шансы на то, что собаку, с которой вы только что познакомились, удастся остановить в самый разгар атаки? Она развернулась прямо в воздухе. Я помню это черно-белое «U»[69], как бы зависшее над землей на мгновение и затем помчавшееся ко мне, отталкиваясь от земли. Она едва не ткнулась прямо мне в ноги, сделала еще одно «сальто», чтобы оказаться сбоку от меня и посмотрела на меня, улыбаясь.

В первое утро она казалась несколько беспокойной. Она то лежала, то вставала, подбегала к окну и смотрела — кто ее знает на что, затем возвращалась и снова ложилась рядом со мной. Несомненно, ей было несколько не по себе. Но это был не тот случай, когда собака находится в состоянии чрезвычайного волнения. Она резвилась, играла и лизала мне лицо. Она жадно ела, по-собачьи влюбилась в своего отца и принимала такое участие в пастушьей работе с овцами, словно занималась этим всю свою короткую жизнь. К концу первого дня я воспринимала ее как «свою собаку». Мне она очень понравилась, и я тем же днем позвонила заводчице, чтобы спросить, могу ли я оставить собаку у себя. Лесси, очевидно, тоже прониклась ко мне симпатией и уже через несколько часов после прибытия вела себя так, словно я была «ее человеком». К третьему дню вы бы даже не заподозрили, что она не живет здесь всю свою жизнь. Теперь она очень любит меня. Я в этом уверена. Я также уверена в том, что случись со мной что, она сможет быть счастливой и с другим человеком, который будет изъясняться на понятном ей «языке», по вечерам почесывать ее живот, и у кого будут овцы, необходимые ей для работы.

Я вовсе не хочу сказать, что раздавать собак, как старые книги в бумажном переплете, это нормально. Я говорю о другом: хотя Лесси необходим кто-то, кто любит ее, одной только любви не всегда достаточно. Каждая собака особая, и это означает, как и в случае с людьми, что каждой собаке необходима обстановка, которая выявляет в ней лучшее. В одиннадцать месяцев Лесси попала в место, для которого ее и выводили, и ее проблемы поведения испарились. Она не лаяла, не жевала чего не надо, не копала там, где не надо. Лесси попала домой благодаря владелице, которая оказалась достаточно мудрой, чтобы понять, что ее городской дом и занятость на работе — это не то, что требуется умной, активной маленькой собаке, нацеленной на применение своих возможностей в работе.

История Лесси подобна история сотен других собак, принявших жизнь в новой семье с тем же философским спокойствием, с которым собаки, похоже, принимают большую часть их жизни. Что касается меня, то я считаю, что собаки подобны людям по части переживания необыкновенно сильной эмоциональной привязанности к другим. Как я говорила ранее, у меня нет проблем в том, чтобы называть это любовью. Но не в пример людям, собаки могут сравнительно легко переключаться на новые привязанности, если это не случается слишком часто. Полагаю, что это отчасти связано с тем, что собаки больше живут настоящим, чем мы, люди; возможно, это преимущество отличия их интеллектуального состояния от нашего.

Если вдуматься, то нет причины для того, чтобы собаки интерпретировали изменение обстоятельств как предательство со стороны людей, которых они любят. Волчьи стаи могут быть весьма изменчивы по составу: эти изменения зависят от обилия пищи и периодов размножения. Некоторых особей выгоняют из стаи, тогда как другие избирают добровольный уход. Даже многие виды приматов покидают свою первую стаю и переходят в другую по достижении зрелого возраста. У шимпанзе и горилл наиболее часто покидают отчий дом для перехода в новую стаю самки, тогда как у павианов и макак такие переходы обычно совершают самцы. Помимо этого, мой партнер Карен Лондон отмечает, что наши собственные дети, в конце концов, тоже покидают дом и образуют свои собственные семьи. В первое время это не всегда легко: или для тех, кто покидает, или для тех, кого покидают, но в конечном итоге это к лучшему. Я пришла к убеждению, что когда животное приходит в нашу жизнь, на нас ложится ответственность по использованию всех имеющихся ресурсов и разума для того, чтобы обеспечить ему как можно более хорошую жизнь. Секрет в том, чтобы, тщательно изучив собаку, понять, в чем она нуждается для настоящего счастья, и отбросить собственное «я» с этого пути.

Несколько лет тому назад мне потребовалось больше времени, чем полагалось бы, прежде чем я поняла, что моему бордер-колли по имени Скотт, было бы лучше в другом доме. Я профессиональный тренер собак, которая действительно хорошо обращается со своими собаками. Я живу в сельской местности, и у меня есть овцы, с которыми нужно работать — что может быть лучше для бордер-колли? К тому же я очень любила Скотта. Но ему приходилось делить обязанности по хердингу маленькой отары овец с тремя другими бордер-колли, и это никоим образом не соответствовало уровню работы, который был действительно ему необходим. Скотт так сильно хотел работать, что ночь напролет гонял по дому кошку. Это в равной степени сводило всех нас с ума — меня, Скотта и осаждаемую кошку. К тому же Скотт был робок и терпеть не мог новых вещей, тогда как я много путешествовала, и мои собаки постоянно сталкивались с новыми местами, новыми людьми и новыми собаками. Во время поездок он испытывал стресс, и ему не нравились визиты клиентов и друзей на нашу ферму. В конце концов, я нашла Скотту дом с парой сотней овец, нуждающихся в ежедневном перегоне с одного места на другое, с редкими посетителями и с двумя взрослыми людьми, которые обожали его. Я не хотела бы притворяться, что это было легко. Это было не просто. Но через два дня после того, как я уехала (при этом слезы текли так обильно, что приходилось съезжать на обочину дороги и пережидать), я почувствовала, как гора свалилась с моих плеч, после телефонного звонка, подтвердившего, что его новые хозяева закрывают глаза на все его причуды и в восторге от его способностей к работе с овцами и его дружелюбного нрава. Скотт был в раю, моя бедная кошка получила передышку, а я испытывала облегчение и радость.

В первый день на новой ферме Скотт был довольно-таки дезориентирован, как и все животные (включая людей), когда они попадают на новое место и в окружение новых социальных партнеров. Но так же, как и люди, как только вещи становятся более знакомыми, собаки обустраиваются в новой обстановке, давая нам, людям, сто очков вперед в мирном восприятии того, что происходит вокруг.

Если собаке действительно необходим новый дом — ради ее благополучия или благополучия других, важно найти именно подходящий для нее дом. Меня поражает, как много чудесных людей вокруг, которые не просто готовы, но счастливы помочь нуждающемуся в помощи домашнему животному. У меня был друг, который покидал страну, и он был в отчаянии, поскольку думал, что должен усыпить свою пятнадцатилетнюю кошку. Он только что узнал, что у нее диабет и ей необходимо постоянное лечение, включающее ежедневные двухразовые инъекции инсулина. Он был уверен, что никто не возьмет ее себе, и ему придется ее умертвить. Я подбадривала его, советуя не терять веру и дать объявление в прессе, что он в итоге сделал. Это кончилось тем, что ему пришлось выбирать из пяти чудесных семей, которые хотели бы взять кошку себе. Нет сомнения, что некоторым собакам тяжелее найти хорошие места жительства, чем другим, и определенно безответственно перекладывать серьезные проблемы поведения на ничего не подозревающего нового владельца. Я не хочу, чтобы люди использовали это в качестве оправдания раздачи собак направо и налево, как фруктового пирожного. Есть предел тому, как часто собака сможет адаптироваться к новому дому, и важно попытаться найти подходящее место с первой попытки. Но если вы обнаружили, что неспособны дать собаке то, что ей необходимо, вы не обманите ее доверия, если найдете способ, благодаря которому она будет хорошо обеспечена. Вы предадите ее, если не сделаете этого.

Я вижу слишком много не занятых упражнениями или работой собак, которые доводят своих хозяев до сумасшествия, постоянно что-то жуя, лая, и никогда не успокаиваясь. У некоторых из них имеются психологические проблемы, но многим просто необходима цель в жизни, а прогулок, единственное предназначение которых — сходить в туалет, недостаточно, чтобы вдохновить собак. Другие собаки хорошо ведут себя с одними людьми, но не с другими. Возможно, у вас пес, который замечателен со взрослыми, но в ужасе от детей, а вы ожидаете рождения ребенка через полгода. Это тот пес, который, как никто другой, будет вам благодарен, если вы найдете для него дом, где ему не придется переживать стресс из-за ребенка, тянущего к нему свои руки. Это не предательство — это акт любви.

Конечно, это возможно — предать собаку. Люди делают это постоянно. Они оставляют их на тихих сельских дорогах или привязывают к столбу и уезжают навсегда без всякого намерения вернуться. Они отправляют их в приюты обществ защиты животных просто потому, что собаки стали старыми и больными, не очень-то волнуясь об их будущем. Легкость, с которой некоторые люди жестоко обращаются со своими животными, — это болезненное напоминание о темных сторонах человеческого поведения. Но я думаю, что собаки также могут быть преданы любящими их людьми: владельцами, которые так сильно хотят иметь собаку, что не способны принять во внимание, в чем действительно нуждается их собака. Даже лучшие хозяева не могут обеспечить подходящую обстановку для каждой собаки. Это жестоко — выбросить собаку, как старый свитер, но может потребоваться ответственность и подлинная любовь, чтобы признать, что вне зависимости от того, насколько ты любишь данную собаку, ты не можешь дать ей то, в чем она нуждается. Собаки не могут принимать решение об уходе из вашей «стаи», даже если это в их интересах. Большая любовь превыше чувства собственности, когда вы хотите переселить скучающего, лишенного возможности вести активный образ жизни золотистого ретривера в дом, в котором он будет по-настоящему счастлив, даже если это разобьет ваше сердце[70].

Печаль

Я узнала о том, что моя собака Мисти больна, вечером в четверг. К вечеру следующего вторника она была мертва. Мисти была изящно сложенной маленькой бордер-колли, но крепкой, как гвоздь, и я всегда предполагала, что она доживет до шестнадцати лет. Но в двенадцать с половиной она начала терять вес и плохо есть. Я думала: возможно, ее беспокоят зубы. Мой ветеринар заподозрил что-то серьезное, но позволил мне роскошь нескольких часов неведения. «Давайте для ясности сделаем ей рентген, — сказал он. — Почему бы вам не вернуться через несколько часов?» Когда я вернулась, чтобы ее забрать, мои мысли крутились вокруг проблем клиентов и завтрашней лекции в университете. Лицо доктора Джонса остановило меня на моем пути. Оно имело то неподвижное выражение, которое можно встретить на лице доброго человека, ищущего способ сказать вам нечто болезненное. У Мисти была геморрагическая саркома, страшный рак, который превратил ее печень в подобие швейцарского сыра и нафаршировал ее тело кровоточащими опухолями.

На следующий день терапевт с ветеринарного факультета Университета Висконсина сказал, что собака может продержаться несколько недель или умереть в ближайшие пять минут. Она начала кровоточить в выходные: внутренние кровотечения, которые невозможно было остановить. Я провела выходные, гладя ее живот, кормя курицей и плача горько-сладкими слезами любви и печали. Постепенно ее живот отекал и раздувался из-за крови, и к утру вторника я заметила, что она не может больше найти себе удобного положения. Мисти постоянно меняла его, пытаясь добиться облегчения, устраивалась даже посередине обеденной комнаты — места, на которое она не ложилась все двенадцать с половиной лет своей жизни. Доктор Джон в этот вечер пришел к нам, и пока я держала ее и плакала, Мисти умерла.

Я позволила ее телу лежать на полу посередине гостиной, куда мы положили ее ранее. Пип, ее внучка, была первой собакой, подошедшей к ее телу. Пип была собакой, которая нравилась Мисти больше всего. По этой причине Пип была единственной собакой, которая, вообще, нравилась Мисти. Мисти любила людей, но другие собаки отравляли ее существование. Покорность Пип проливала бальзамом на душу Мисти, которая была законченной «хочу быть альфой». Неуверенная, испытывающая страх перед физической болью Мисти, тем не менее, хотела править фермой и сосуществовала с двумя другими собаками женского пола только потому, что не имела другого выбора. Лесси и Тулип не столь покорны, как Пип, и у них отсутствовали малейшие намерения подлизываться к такой задире, какой могла быть Мисти. Зная об этих трениях, я неукоснительно поощряла вежливое поведение и постоянно отслеживала признаки, предвещавшие конфликты. Раз в несколько месяцев Мисти вперивалась тяжелым взглядом в Лесси или Тулип, и я научилась реагировать на это моментально. Мисти в течение часа выполняла команду «лежать/ждать», а я на несколько недель ужесточала правила на ферме.

Дольше всего кружила вокруг тела Мисти Пип, не подходя при этом ближе, чем на тридцать сантиметров к умершей и ни разу не наклонившись, чтобы ее обнюхать. В конце концов, громко зевнув, она с бесстрастным лицом улеглась рядом, и оставалась на этом месте больше часа. Лесси, чье лицо способно выражать эмоции ярче, чем лица большинства людей, выглядела объятой ужасом. Она пряталась за моими ногами, время от времени выглядывая из-за моих коленей, бросая взгляд на Мист и тут же отворачивая голову. Затем любопытство вновь овладевало ей, и она снова выглядывала. Лесси держалась на большем удалении от Мисти, чем когда та была в живых. Не знаю, что происходило в ее голове, но выглядела она до крайности испуганной. Лесси вела себя, как собака, которая не понимает, чего ожидать от Мисти, и поскольку предсказуемая Мист была довольно конфликтной, то непредсказуемая внушала ужас. Люк, в свою очередь, вел себя так, словно не осознавал присутствия Мисти. Он не смотрел на нее и не подходил, чтобы понюхать ее, но и не изменял своего маршрута, чтобы избежать ее. Для него Мист как будто не существовало. Он искал свои игрушки, садился рядом со мной, упражняясь в своем взгляде благородного колли и ожидая нового рабочего задания.

Мист лежала «на постаменте» всю ночь. Три раза за это время я спускалась из спальни и гладила ее мягкую, черную шерстку, то плача, то нет, пытаясь построить мост между жизнью с Мисти и жизнью без нее. Когда рассвело, собаки проснулись и нашли меня вновь сидящей рядом с Мист. Пип, обнюхавшая тело Мисти за ночь несколько раз, возможно, не находила причины подойти еще раз. Лесси, с округленными глазами и фыркая, все так же металась туда-сюда, как чистопородный жеребенок, первый раз в жизни увидевший поезд. Люк по-прежнему выглядел так, словно был в неведении, пока я, в конце концов, не подозвала его, постучав по боку Мист легкими короткими хлопками, которые привлекают внимание собак. Люк наклонил свою голову, чтобы понюхать, и затем вскинул ее вверх, как если бы был шокирован. Его глаза округлились, как блюдца, он посмотрел мне в глаза с выражением чистого изумления, и затем обнюхал каждый сантиметр тела Мист. Он тыкался в нее носом и толкал им ее тело, облизывал ее, скулил — все это перемежалось со взглядами на меня, прямо мне в глаза, словно он задавал мне вопрос.

С момента смерти Мист прошло три года. Мне все еще не хватает ее маленькой деликатной мордочки, донкихотской увлеченности, какую можно было наблюдать, когда она гоняла голубей, ее дружелюбия по отношению к людям. Я наплакалась, пока писала это. Мист умерла относительно недавно, а жизнь ее была достаточно долгой, чтобы эти воспоминания вновь разбередили мое раненое сердце. Люк лежит посередине гостиной, ровно на том месте, на котором лежала Мисти в ту долгую мрачную ночь. Если бы настало время, когда мне было бы позволено узнать, о чем думает собака, я бы спросила его: что, по его мнению, произошло с Мист, где она находится сейчас, и скучает ли он по ней.

Пройдет еще много времени, пока мы, наконец, поймем, что происходит в голове у собак, когда кто-то из их социального окружения умирает. У меня были клиенты, чьи собаки, похоже, горевали, совсем как люди. Одна собака ждала у окна больше полугода маленького мальчика, который уже никогда не вернется домой. Ребенок погиб в автомобильной аварии, а его приятельница, золотистый ретривер, каждый полдень все поджидала у двери возвращения мальчика. Прождав несколько часов, Голди тяжко вздыхала, ложилась удрученная и отказывалась играть или выходить на прогулку. Ее владелец связался со мной, поскольку собака ела настолько мало, что находилась на грани голодной смерти.

Мы просто не знаем, существует ли у собак представление о смерти. Разумные предположения из книги «Wild Minds» Марка Хаузера говорят о том, что животные, вероятно, просто расстроены «странным» поведением другого или страдают из-за утраты социальных взаимоотношений с компаньоном, при этом в действительности не обладая представлением о смерти. Боль от потери и понимание смерти — две разные вещи, и учитывая то, что наши дети не понимают концепции смерти до достижения примерно восьми- или десятилетнего возраста, этот вопрос имеет под собой серьезные основания. Известно несколько поразительных историй о таком поведении животных, которое можно интерпретировать как процесс оплакивания. Исследователи слонов, такие как Синтия Мосс, наблюдали, как несколько слонов отчаянно пытались поднять умершую слониху на ноги и пытались «заставить» ее есть, вкладывая траву в ее рот. Слоны известны тем — и это не досужие вымыслы, — что не покидают тела умерших членов семьи на протяжении дней, периодически охватывая их ногами и хоботом. Известны случаи, когда шимпанзе и гориллы носят тело умершего младенца по несколько дней, даже тогда, когда труп начинает разлагаться. Научный ассистент из проекта по бутылконосым дельфинам бухты Монтерея однажды заметил группу знакомых дельфинов, плывущих в непривычном порядке. Они плыли настолько медленно и настолько скоординировано, что наблюдатели описали это термином «процессия». В центре группы была самка с мертвым новорожденным на своем «носу» (роструме), которую медленно сопровождали другие так, чтобы она оставалась в центре группы. Видевшие это люди были настолько тронуты, что, отдавая дань уважения, не стали докучать группе своим дальнейшим наблюдением.

Энди Бек, этолог из White Horse Farm, поделился поразительной историей о «групповом трауре», который он наблюдал в табуне лошадей. Три жеребенка умерли в течение семидесяти двух часов, и в последовавшие за этим три дня весь табун стоял в кругу лицом к умершим. Лошади отлучались только для того, чтобы попить из близлежащего ручья и затем возвращались, занимая прежнее место. Бек никогда не видел ничего подобного ни до этого случая, ни после.

Бек подчеркивает, однако, что не обнаружил единой реакции на смерть у лошадей с фермы, даже у кобыл после смерти их жеребят. Одна кобыла, родившая мертвую двойню с пороками развития, не проявила никакой реакции вообще, тогда как у других отмечались признаки настоящего расстройства, когда люди забирали их мертвых жеребят. Бек предполагает, что одним из факторов, могущих объяснить различие в реакции, является биологическое последствие смерти. Если посмотреть с биологической, а не с эмоциональной позиции, молодая кобыла мало что потеряла, когда ее первая репродуктивная попытка окончилась неудачей. Однако кобыла в солидном возрасте, не имеющая потомства, у которой осталось мало шансов передать свои гены, может реагировать на такое событие совсем иначе. Это интересная гипотеза, и, возможно, та, что поможет нам когда-нибудь понять, что происходит в умах животных и что движет их эмоциями, когда животные сталкиваются со смертью других индивидов из своего социального круга.

Тот же разброс реакций, который Бек отмечает у лошадей, можно видеть и у собак в ответ на смерть человека или другой собаки. Некоторые собаки явно очень сильно страдают, тогда как многие (если не большинство) ведут себя так, словно ничего не случилось. Первый из моих бордер-колли, Дрифт, умер в пятнадцать с половиной лет: его усыпили у меня дома, и ветеринар забрал его с собой. После этого в поведении моих собак не наблюдалось никаких изменений, которые я могла бы отметить. Я не знаю, связано ли это с тем, что в последнее время перед смертью Дрифт был почти слепым и глухим и не очень вписывался в активную группу более молодых собак. Тем не менее, они постоянно пытались привлечь его внимание. По большей части он игнорировал их, за исключением тех случаев, когда они переходили определенные границы, например, случайно врезались в него в дверном проеме. Возможно, это обусловило их реакцию (или отсутствие таковой) на его смерть.

Но некоторые животные действительно демонстрируют признаки депрессии, и их поведение очень напоминает поведение опечаленных людей. У меня были клиенты, чьи собаки неделями чахли от тоски после смерти собачьего друга. В моем диссертационном исследовании одна из моих племенных сук убила своих десятидневных щенков[71]. После того как мы забрали несчастные маленькие тела, мать провела три дня, воя и ища своих щенков.

Что нам известно наверняка, так это то, что в некоторых случаях, по всей видимости, полезно позволить животным провести некоторое время с телами умерших. Я впервые услышала об этой практике на примере лошадей. Раньше на White Horse Farm из соображений гигиены и профилактики болезней трупы жеребят всегда, как можно скорее, убирали от их матерей. Обычно кобылы реагировали крайне беспокойно: дико ржали и сотрясали в неистовстве стойла. Но однажды жеребенок умер в отсутствие людей, и прошло много часов, пока его тело смогли убрать. Кобыла не обратила на это никакого внимания и продолжала есть овес. Похоже, что часы, проведенные с телом жеребенка, позволили ей спокойно отнестись к тому, что несколько позднее его забрали. Благодаря этому наблюдению, на ферме с тех пор кобыл намеренно на несколько часов оставляют с телами их умерших жеребят. Теперь, когда забирают мертвые тела жеребят, кобылы выглядят спокойными. Я думала об этой истории, когда моя Мист умерла, и оставила ее временно «на постаменте» в надежде, что это сможет помочь другим моим собакам.

Я, однако, не осознавала, насколько это поможет мне самой. Это стало утешением для меня — провести время с ее телом, чувствуя его своей рукой. Ведь всего за несколько дней до ее смерти я еще не знала, что она больна. И хотя у меня и были выходные, чтобы смириться с потерей, ее уход из моей жизни казался непереносимым. Я не должна удивляться тому, насколько ценной была возможность находиться рядом с ее телом, поскольку из человеческого опыта нам известно, что нахождение тела погибшего дорогого человека — одна из важнейших частей траурного процесса. Мы идем на очень многое, чтобы найти тела погибших людей, сознавая, что в случае, если тело не будет обнаружено, справиться с горем будет намного труднее. Возможно, у других видов так же, как и у людей, тело играет роль моста между жизнью тех, кого мы любим, и жизнью без них. Этот мост позволяет всем нам двигаться в будущее.

Оставить тело скончавшейся собаки хотя бы на несколько часов — решение, подходящее не каждому. Некоторых людей пугает уже сама мысль об этом, и если вы из их числа, даже не рассматривайте подобную возможность. Нам известно, насколько лично прощание с умершим. Каждый из нас должен делать то, что чувствует правильным, а не то, что другие люди думают по этому поводу. Но если сложилась такая ситуация, что вам приходится усыпить дорогого старого друга и вы озабочены тем, как ваши другие собаки могут среагировать на это, рассмотрите возможность взять их в ветлечебницу, чтобы они обнюхали тело перед тем, как его предадут земле. Если ветеринарный врач будет делать эвтаназию у вас дома, подумайте о том, чтобы оставить тело на несколько часов, чтобы вы и ваши другие собаки отдали дань уважения умершему.

Есть еще кое-что, чем можете быть обеспечены вы, но чего не могут получить ваши собаки, а именно — поддержку друзей. Все мы знаем, насколько важна поддержка наших друзей, когда мы переживаем утрату близких. Невозможно представить время, когда семья, друзья и соседи более важны, чем время смерти тех, кого мы любим. Но у собак иначе. Реакция людей разнится в зависимости от их собственных взаимоотношений с животными. Некоторые люди понимают, насколько глубокой может быть наша любовь к собаке, и что чувство горя и утраты может быть переполняющим. Другие пожмут плечами: «Надо же, соболезную по поводу твоей собаки… Послушай, а не хочешь ли сходить на эту клевую вечеринку сегодня вечером?» Этот существенный разброс в реакции наших друзей — от слез сочувствия до едва заметного признания — может осложнить здоровый процесс траура. Психологические исследования показали, что люди проходят через те же эмоциональные стадии оплакивания своего домашнего животного, что и любимого человека. Стадии развития и разрешения могут быть быстрее, но любители животных проходят через отрицание, возмущение, печаль и конечное разрешение точно так же, как и в том случае, когда оплакивают члена семьи-человека.

Какой бы ужасной ни была потеря человека, существует надежная система поддержки людей, потерявших близкого члена семьи. Когда умер мой отец, помощь людей позволила мне приостановить обыденную жизнь, чтобы сосредоточиться на его смерти и моей печали. Кто-то пришел ко мне домой, чтобы позаботиться о собаках и овцах. В университете, где я преподавала, сказали: «Можешь не выходить на работу столько, сколько потребуется. Мы подменим тебя». Я никогда бы не поставила на одну доску смерть родителя со смертью собаки, но все же те первые несколько дней после смерти Мист, были мучением. Когда она умерла, у меня не было недостатка в выражении сочувствия, но возможность того, что я могла бы не вести занятия на следующий день, даже не рассматривалась. Я думаю, это важно — взять небольшую паузу в обыденном течении жизни, если возможно, и осмыслить уход дорогого друга. Поскольку я так часто помогала своим клиентам справляться с потерями (специализироваться на серьезной агрессии — это как быть онкологом: к моменту обращения многие случаи просто не поддаются исправлению), то когда Мист умерла, я знала: есть очень многое, что можно было бы сделать, чтобы помочь себе нормально пройти процесс оплакивания. Я сделала фотоколлаж ее жизни в ту первую ночь; я написала ей письмо на следующую. У меня все еще хранится ее пепел, и я жду подходящего дня для шумного празднования в ее честь, на котором мы с моими приятелями сможем рассказывать истории из ее жизни, и возможно в заключение вместе с собаками повоем на луну.

Важно не позволить другим принизить любовь к вашей собаке. Подобно многим людям, раньше я стыдилась проявлять эмоции по поводу своих собак и кота, предвосхищая, как минимум, мысль, если не комментарий: «Черт возьми, держи себя в руках — это всего лишь животное». Теперь я покончила с этим, поскольку хотя и обожаю логику и строгий анализ, но не меньше ценю и подлинные эмоции. Ученый во мне прекрасно уживается с любителем животных, и мы оба рады совместно прославлять чудо наших взаимоотношений с собаками.