Побег из Уханя

Бритва Оккама

Сторонники теории естественного происхождения вируса защищали ее с горячностью, подобающей скорее идеологии, чем науке. Вопрос был объявлен решенным раньше, чем его успели поставить. А каждый, кто продолжал им задаваться, был объявлен расистом, фриком и конспирологом. Даже сейчас, когда дискурс «это фрики» потихоньку вышел из моды и заменяется более обтекаемым «это недоказуемо», противники данной теории все равно посмеиваются.

«В любом организме, включая природные вирусы, — говорит Константин Северинов, — если вы посмотрите на геном внимательно, вы увидите много удивительных несообразностей. С точки зрения этих людей, тот факт, что этот вирус сложно устроен, свидетельствует, что его кто-то сделал. Примерно такие же аргументы в X веке церковь выдвигала против идеи эволюции, но эти аргументы оказались несостоятельными». «Я не считаю out of reasonable появление любого вируса в любом месте в нужное (с точки зрения вируса) время. Эволюция случайна», — говорит Северинов.

Однако нельзя не заметить, что теория искусственного происхождения вируса объясняет многие его особенности куда лучше, чем теория естественного происхождения.

Теория естественного происхождения не может объяснить, как вирус, имевший своим предком коронавирус Rhinolopus affinis, попал за полторы тысячи километров от места своего обитания в Ухань. Для теории лабораторного бегства такой сложности нет. Его привезли ученые Уханьского института.

Теория естественного происхождения не может найти промежуточного животного. Теория лабораторного бегства объясняет: промежуточным животным была гуманизированная мышь. Именно поэтому вирус и был с самого начала оптимизирован под человеческий ACE2.

Теория лабораторного бегства утверждает, что SARS2 получил свой фуриновый сайт, потому что его вставили в лаборатории в рамках gain of function, так, как это было описано в предыдущих работах самой д-ра Ши.

Именно поэтому в этой вставке использованы два злополучных кодона CGG, которые очень походят на надпись «Здесь был Вася».

Теория естественного происхождения предполагает, что фуриновый сайт образовался сам. Природа действительно уникальный конструктор, и случайность — лучший инженер. Над абсолютизацией вероятностей смеялся еще Ричард Фейнман. «Со мной сегодня случилось необыкновенное событие, — говорил он. — Представляете, я увидел по дороге в лабораторию машину AF194. Представляете, какая была ничтожная вероятность, что я увижу машину именно с таким номером?»

Проблема в данном случае как раз в том, что теория вероятностей работает против «естественной» теории. Если бы наш SARS2 приобрел необыкновенную патогенность с помощью какого-то нового, совершенно неизвестного механизма, мы бы, конечно, согласились, что он естественный. Но в том-то и дело, что механизм был не неизвестный!

Механизм был прекрасно описанный, и описанный именно сотрудниками института, расположенного в городе, где разразилась эпидемия.

То, что Фейнман встретил машину с номером AF194, — это действительно случайность. Но если бы он встретил эту машину дважды — сначала у дома, а потом на другом конце города, а на следующий день встретил вторую машину, с номером AD478, сначала у дома, а потом на другом конце города, а потом третью, и четвертую, то это вряд ли можно было бы назвать случайностью. Куда проще было объяснить появление машин в таком случае тем, что за Фейнманом следят.

Меня учили, что в науке стоит использовать бритву Оккама. Бритва Оккама в данном случае не на стороне естественного происхождения.

Конечно, можно сказать, что все это косвенные улики, а базу данных Уханьский институт 30 декабря грохнул просто так. Но в таком случае теория Коперника по сравнению с теорией Птолемея тоже была основана на косвенных уликах до тех пор, пока Юрий Гагарин не полетел в космос.