Поцелуй во времени

Глава 2

— Хорошо, что мы сначала поели, — сказал Трэвис, когда мы ехали в автобусе.

— Да. Ты уже об этом говорил.

Трэвис упомянул о пользе кормежки не один, а целых семь раз — примерно через каждые десять минут нашей поездки.

— Нет, я серьезно. А то у нас бы сейчас животы сводило от голода. Вообще-то я не прочь съесть еще сэндвич.

Трэвис запасся таким количеством сэндвичей и пива (в этой стране законом разрешено пить пиво с шестнадцати лет!), что семье из четырех человек хватило бы на целую неделю. В кафе он успел проглотить омлет из четырех яиц, стопку блинов и десять ломтиков бекона (официантка назвала это «американским завтраком»). Добавлю, что последний раз он жевал двадцать минут назад.

— Отвлекись от еды. Тебе не кажется, что мы едем чересчур долго? Страна-то невелика. Я на всякий случай захватил паспорт, но не думаю, что он может понадобиться.

— Похоже, ты прав, — согласился Трэвис, продолжая бросать нежные взгляды на мешок с сэндвичами.

Пришлось отобрать эту приманку и не выпускать из рук.

— И еще. Не знаю почему, но мне кажется, мы едем не к пляжу, а совсем в противоположную сторону.

— Этот Жак говорил что-то про другой пляж. Может, соврал?

— Думаю, он нарочно отправил нас не по тому пути.

— Это ведь ты охаял его страну.

— Я и сейчас от нее не в восторге. Значит, тебе тоже кажется, что мы едем не в ту сторону.

— Вроде так.

Трэвис снова прилип глазами к сэндвичам.

— На голодный желудок тяжело думается.

Я уже собирался выдать ему очередной сэндвич и активизировать мыслительный процесс, когда водитель назвал нужную нам остановку. Точнее, указанную Жаком.

— Приехали. Вылезаем.

— Значит, ты не дашь мне сэндвич?

— Подумай, насколько он будет вкуснее, когда мы окажемся на пляже.

Проболтавшись по улицам минут двадцать, мы не только не нашли выхода к пляжу, но не нашли и первой улицы, обозначенной на схеме Жака.

— Здесь указано: пройти три квартала, затем свернуть на улицу Сен-Жермен, — сказал Трэвис. — Но мы прошли больше трех кварталов. Может, все шесть. Давай поворачивать назад.

Я хотел с ним согласиться, но тут мне на глаза попалась табличка. Наш путь пересекала улица Сен-Жермен.

— Вот она, — обрадовался я, и мы свернули на эту улицу.

Однако следующую улицу, указанную в качестве опорной точки, мы так и не нашли. Расстояние, пройденное нами, втрое превышало помеченное Жаком.

— Ты прав. Давай возвращаться, — сказал я Трэвису.

Мо когда мы повернули назад, то попали совсем в другое место. Ни домов, ни магазинов, ни велосипедистов. Только деревья, одни деревья. Словом, дикая европейская природа.

— Что случилось? — задал я дурацкий вопрос.

— С чем? — не понял Трэвис, уминая сэндвич.

— Со всем. С городом. С людьми.

— Я и не заметил, — признался мой приятель, рукавом отирая крошки со рта.

Среди деревьев вилась узкая проселочная дорога. Прежде ее тоже не было. Только асфальт.

— Идем по ней, — предложил я Трэвису.

Мысами не знали, где очутились. Сонный европейский городишко словно исчез в тумане. Трэвис этого не замечал, поскольку был окутан другим туманом, порожденным сэндвичами. Но вскоре мы набрели на то, что бросилось в глаза даже ему.

Впереди плотной стеной стояли кусты ежевики.

— И что теперь? — спросил я.

— Идем назад.

— Куда назад? Мы заблудились. Мы здесь еще не были. И потом, гляди. — Я обвел рукой окрестности. — Настоящий уголок нетронутой природы. В Майами это означало бы, что мы где-то недалеко от пляжа.

Здешние ежевичные кусты напоминали те, что в Майами. Они были усыпаны мелкими красными цветами, похожими на цветы бугенвиллеи, которая здесь не растет. Зато кусты — правильнее было назвать их деревьями — достигали высоты четырехэтажного дома.

— Ну, и где пляж? — спросил Трэвис.

— Во всяком случае, не здесь, — пожал я плечами.

— Это тупиковая дорога.

— Знаю. Ты вслушайся. — Я сложил ладонь чашечкой и поднес к уху. — Что ты слышишь?

— То, как я жую.

— Перестань жевать.

Трэвис послушно проглотил остаток сэндвича.

— Теперь что ты слышишь?

Он добросовестно прислушался.

— Ничего не слышу.

— Вот-вот. А это значит, за ежевичными дебрями нет ни города, ни машин. Ничего нет. Там пляж.

— Ты никак хочешь пробраться через эти заросли?

— А что мы теряем?

— Кровь, например. Мы все исколемся, пока дойдем.

Он был прав, и все же я сказал:

— Вперед, Трэвис. Я никогда не считал тебя слабаком.

— Надо подкрепиться перед продиранием, — вздохнул Трэвис.

— Подкрепишься после, — отрезал я, забирая у него мешок.

Мы шли целых пятнадцать минут. Куда ни посмотришь — только ежевика.

— Я наверняка похож на жертву из триллера, — вздохнул Трэвис. — Интересно, как по-французски будет «бензопила»?

— Не все так плохо. Цветки приятно пахнут, — возразил я, потягивая носом.

— Отлично. Можешь оставаться и нюхать. Я возвращаюсь назад.

Я схватил его за руку:

— Трэвис, ну пожалуйста, не упрямься. Мне так хочется попасть на пляж. Я не выдержу еще одного дня экскурсий по этим чертовым музеям.

Трэвис попытался вырваться.

— Сегодня мне позвонят родители. Спросят, что я делал.

— Подумаешь, событие. Мои не позвонят. Их не интересует, что я делал сегодня или на прошлой неделе. Им вообще все равно. Я ненавижу толкаться в этих идиотских музеях. Все картины похожи. Смотришь на них, а мысли блуждают. Когда мои мысли блуждают, я сразу начинаю представлять, как Амбер целуется с тем парнем.

Трэвис перестал вырываться.

— Ого! Смотрю, сильно тебя стукнуло.

— Да, сильно.

Сам не знаю, как это из меня вылезло. И всего-то я хотел уговорить Трэвиса дойти до пляжа. С чего так разоткровенничался? Но на душе было паршиво. За две недели моего европейского турне родители позвонили всего один раз, спросить, записался ли я на курс по государственному устройству и политике Штатов в будущем учебном году. Эта поездка ничуть не отвлекала меня от мыслей об Амбер. Я видел ее лицо на каждой картине и в каждом музее. Особенно на картинах того странного парня по фамилии Дега, рисовавшего девчонок без лиц. Я не мог перестать о ней думать.

— Слушай, Трэвис. Всего один день на пляже, на воздухе. Неужели это такая жертва?

— Ладно, уговорил. Только ты пойдешь впереди.

И я пошел впереди, принимая все атаки ежевики на себя. Мы шли минут двадцать, и за это время мне было некогда думать ни о родителях, ни об Амбер. Лицо и руки кровоточили. Если я потеряю слишком много крови, помощи ждать неоткуда.

Ежевичные дебри кончились столь же внезапно, как появились. Я остановился.

— Ну и ну, — только и мог сказать я.

— Что видишь? — спросил отставший от меня Трэвис.

— Во всяком случае, это не пляж.