Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории, 1500-1850

СО ВРЕМЕНИ, когда люди впервые обратились к самовыражению в изваяниях и наскальных рисунках, они стали изображать сверхъестественные существа, связанные с такими силами природы, как дождь, ветер и огонь, с тайнами жизни и смерти, а также небесными светилами — Солнцем, Луной и планетами. Подобные религии с множеством богов (политеистические, от греч. πολύς «много», и θεός «бог») были распространены по всему миру на протяжении всей истории, а в некоторых культурах сохраняются и по сей день.

Хотя мы иногда называем подобные религии примитивными, это представление ошибочно. Политеистические религии практиковались многими развитыми цивилизациями, такими как цивилизации классической Греции и Рима, знаменитыми своей сложной философией и литературой. Большинство политеистических религий обладают богатой устной и письменной литературной традицией, которая отличается утонченностью и нравственной глубиной, и демонстрирует накопленную веками мудрость в государственных делах. В большинстве политеистических религий также установилась сложная система духовенства и церемониалов для фиксирования и толкования божественной воли, а также влияния на нее.

Однако отход от политеизма начал происходить по всему Старому Свету в эпоху, называемую социологами осевым временем, то есть примерно с боо г. до н.э. до 630 г.н.э.^{12} И хотя новые религии рождаются, а старые раскалываются на секты, образуя новые религиозные формы на протяжении всей истории, все же именно этот период был исключительным, поскольку он породил то, что сегодня принято называть великими, или мировыми, религиями — иудаизм, конфуцианство, буддизм, индуизм, христианство и ислам.

Осевое время и сотериологические религии

Хотя великие религии впитали в себя и заимствовали элементы из политеистических религий, все они отказались от толкования воли огромного пантеона различных богов. Вместо этого мировые религии обладали тремя основными чертами, которые отличали их от предшествовавших политеистических верований. Во-первых, они стремились увидеть в тех или иных божествах единый фундаментальный источник порядка во Вселенной. Это единое верховное божество могло представать в различных формах (таких как Отец, Сын и Святой дух христианской Троицы или индуистская троица Брахмы, Вишну и Шивы), причем верующие могли узнавать и другие существа, разделявшие аспекты или элементы божественности (ангелы, святые, герои), но в центре этих религий находилось лишь одно верховные существо или источник вселенского порядка. Во-вторых, они настаивали на том, что для того, чтобы жить в согласии с этим фундаментальным источником порядка, необходим единый, всеобъемлющий моральный кодекс добродетельного поведения. В-третьих, они утверждали, что их вера была доступна всем людям.

Политеистические религии достаточно спокойно относились к тому, что различные народы имели несколько богов, поскольку принцип политеизма заключался в том, что в условиях относительного равенства и соперничества могло сосуществовать множество различных богов. Однако новые, монотеистические, религии (от греческого «один бог») утверждали, что для каждого на планете (или во вселенной, если жизнь есть где-то еще) существует только один подлинный источник фундаментального порядка.

Некоторые из великих религий имели более глубокие источники. Иудаизм прослеживает свои истоки до утверждения монотеизма и атаках на идолопоклонство Авраама из Ура около 1800 г. до н.э. «И-цзин» конфуцианской традиции создается задолго до Конфуция, около 1000 г. до н.э. А наиболее ранние версии некоторых индуистских текстов (например «Ригведа») были составлены около 1500 г. до н.э. Однако лишь в осевое время все важнейшие священные тексты величайших мировых религий принимают примерно ту форму, в какой они дошли до нас.

Осевое время охватывало годы, когда Ветхий Завет обогатился учением древнееврейских пророков, когда возникла талмудическая школа толкования, а жизнь и учение Иисуса были представлены в Новом Завете его апостолами. В это же время в качестве официальных комментариев к ведическим текстам индуистов были составлены «Упанишады». В эти века жили, учили и обрели своих последователей ключевые фигуры осевого времени — Иисус в Палестине, Сиддхартха Гаутама (Будда) в Индии, Конфуций и Лао-цзы (основатель даосизма) в Китае и Мухаммед в Аравии. Этот период также был свидетелем зарождения западной философии в трудах Сократа, Парменида, Платона и Аристотеля.

Осевое время продлилось примерно 1200 лет — весьма длительный период, тем не менее ничего подобного этому замечательному рождению мировых религий не происходит в какую-либо другую эпоху. Почему так?

В точности этого никто не знает. Однако наиболее вероятной причиной было то, что примерно с 700 г. до н.э. контакты между различными частями Старого Света привели к обмену идеями и вопросами о жизни и мире между различными культурами. Греки укрепили свои контакты с Персией и Египтом; китайцы — с Индией и Юго-Восточной Азией, а Ближний Восток стал перекрестком цивилизаций. Философы и пророки вынуждены были задуматься о системах морали и этики, которые не ограничивались бы специфическими условиями их собственной локальной группы; а потому они искали универсальные принципы нравственного поведения и ценностей.

Прорыв осевого времени заменял жертвоприношения и ритуалы кодексом морального и этического поведения. Эти правила добродетельного поведения, обычно представляемые посредством историй, раскрывающих последствия правильного и неправильного поведения, были собраны в такие священные тексты, как Ветхий и Новый Завет, Беседы и суждения (Лунь Юй), Веды и Коран. Эти религии обещали своим адептам спасение или освобождение от земных страданий при условии, если они будут следовать их моральному кодексу.

В процессе рассуждений и разработки моральных кодексов, великие религиозные и философские традиции многое заимствовали друг у друга. И христианство, и ислам находились под сильным влиянием древнееврейского Ветхого Завета и греческой философии. Буддизм развился из индуизма и оказал сильное влияние на последующее развитие конфуцианства. Процесс развития более молодых религий на основе более старых — например, мормонизма как ответвления христианства и бахаизма как развития ислама — продолжается по сей день. Однако — что, возможно, удивительно, — подавляющее большинство мирового населения сегодня все еще принадлежит к той или иной крупнейшей конфессии, возникшей во время осевого времени, как принадлежало уже множество веков.

Светские и сакральные нормы: столкновение религии и империи

Появление великих религий привело к росту обеспокоенности этическим и моральным поведением по всему Старому Свету и породило новую проблему: каким образом можно было примирить необходимость следовать слову Господню с необходимостью выполнять приказы земных правителей — королей и императоров, управлявших различными территориями?

Проблемы, связанные с примирением требований новых религий к деятельности и поведению людей и требований земных правителей, также ожидавших лояльности и повиновения, стали одной из важных движущих сил социальных изменений за последние 2000 лет. В разных обществах были опробованы разные решения этой проблемы, и разные решения преобладали в разные моменты времени.

Один из подходов состоял в том, чтобы одни и те же люди были и религиозными, и общественными лидерами. Хотя это кажется простым решением, оно практически никогда не срабатывало на практике. Для того чтобы быть специалистом или лидером в делах религии, требовался определенный стиль жизни — усердие в изучении священных текстов и примерное соблюдение норм морали, — который представлялся тягостным большинству королей, знати и богатых купцов, интересовавшихся в основном охотой, сражениями или услаждениями плоти. Эти элиты могли прекрасно относиться к тому, что священник наставлял их по части веры, или даже, в стародавние времена, могли уйти в монастырь и обратиться к религиозной жизни, но большинство из тех, кто владел земными богатствами и властью, не желали расставаться с ней и своими удовольствиями. А потому правители стремились найти форму общественной организации, которая позволила бы установить разделение власти и статуса между королями или императорами, командовавшими армиями общества, и священнослужителями или пророками, командовавшими их душами.

Лишь в Китае было найдено простое решение, объединяющее элиты, которые бы возглавили и религию, и государство, в итоге оказавшееся довольно удачным. Со времен Конфуция[6] (551–479 г. до н.э.) в VI в. до н.э. и до династии Сун в XII в. н.э. в Китае получило распространение множество религиозных верований, включая даосизм, буддизм и другие. Иногда между китайским императорским двором и религиозными специалистами, в особенности, буддистскими монахами, чьи монастыри располагались по всему Китаю и обладали значительным богатством и влиянием в обществе, возникали серьезные конфликты. По сей день некоторые буддистские религиозные лидеры и китайское светское правительство оспаривают права на территорию Тибета. Однако ко времени династии Сун ученый Чжу Си (1130–1200) разработал доктрину, по большей части основанную на работах Конфуция и его великого последователя Мэн-цзы и ставшую официальной этической и философской доктриной Китая. Согласно интерпретации конфуцианских текстов Чжу Си, главными принципами морали являются добродетельность, сыновняя любовь к родителям, преданность своему правителю и соблюдение ритуалов.

Чжу Си отошел от буддистских представлений о том, что все наше восприятие реальности суть иллюзии, которые следует преодолеть и избегать; он также отказался и от правовой концепции, согласно которой все решения о справедливом и несправедливом находились в абсолютной власти императора. Вместо этого он утверждал, что существует кодекс морали, отличный от политических решений и регулирующий все отношения между правителями и народами; он также считал, что поведение и поступки реальны и значимы и должны быть добродетельными.

Программа Чжу Си, или же неоконфуцианцев, стала основой официального образования в Китае с начала XIV в. до падения династии Цинь. На протяжении этого периода элиты Китая — высокопоставленные чиновники, управлявшие империей за императора — от уровня имперских министров до окружных чиновников, — избирались по результатам экзаменов, в ходе которых проверялись их знания конфуцианской классики и их собственные моральные принципы. Экзаменационный контроль, публикация официальных текстов классики и министерство церемоний, следящее за правильным соблюдением ритуалов (посвященных урожаям, временам года, рождению, свадьбам и похоронам), стали основами имперского режима Китая.

При каждом правлении находились чиновники, которые, следуя голосу совести, рискуя быть наказанными, сосланными или даже убитыми, высказывали свои упреки в адрес императора и высокопоставленных чиновников за поступки, противоречившие конфуцианским ценностям. Однако по большей части конфуцианство оказалось удивительно крепким основанием для поддержания единства, статуса и власти элит Китая, от императора и его двора до местных школьных учителей и деревенских старейшин, которым вверялось обучение классическим текстам и отправление конфуцианских культов. Превосходное знание текстов и поведение, соответствовавшее конфуцианским принципам, стали признаком любого образованного или влиятельного лица во всей империи. Таким образом, китайские чиновники функционировали и как религиозная, и как политическая элита.

Второй подход отличался от первого тем, что религиозные лидеры или специалисты просто уходили от рутины политической и экономической жизни и ограничивались такими местами, как монастыри, в которых они могли практиковать и обучать своей религии без необходимости идти на компромиссы или же, напротив, на прямую конфронтацию со светскими властями. Монашество стало привычной практикой во многих крупнейших религиях, включая христианство, индуизм, ислам (в суфийских орденах) и, в особенности, в буддизме.

В большинстве буддийских стран, таких как Таиланд, политические правители целиком посвящают себя мирским делам, религиозная же практика осуществляется в монастырских институтах. Многие люди в определенный момент своей жизни идут в монастырь за религиозным обучением. И хотя встречаются и исключения (такие как тибетский буддизм, в котором далай-лама был одновременно и духовным, и политическим лидером тибетского народа до присоединения к Китаю), по большей части буддийские религиозные специалисты решают проблему отношений со светскими властями посредством самоустранения из сферы компетенции последних.

Третий подход состоит в том, что религиозные лидеры сосредотачиваются на духовных и ритуальных нуждах своих местных общин, действуя, как учителя и нравственные гиды, и оставляя политическое руководство светским правителям. Этот подход обычно использовался в индуизме, в котором религиозные специалисты в каждой местной общине (брамины) занимаются духовным управлением и наставничеством, а специалисты в области политики или экономики (военные или торговые касты) сосредотачиваются на проблемах войны, политики и обеспечения благосостояния. Это же типично и для иудаизма, после уничтожения иудейского государства при Римской империи, когда раввины действовали в качестве знатоков иудейского права, ритуалов, а также в качестве духовных авторитетов, не претендуя ни на какие политические или экономические роли.

Наконец, четвертый подход — когда религиозные лидеры являются обособленной властью, отдельной от светских правителей, обладая землей и политической властью над подданными в дополнение к своему духовному авторитету. Этот подход дает большую власть религиозным элитам, но при этом с максимальной вероятностью приводит к столкновениям между религиозными и светскими лидерами, когда каждый стремится увеличить или оградить свою политическую власть.

И христианство, и ислам использовали некоторые из этих подходов в разное время и в разных странах. В большинстве мусульманских стран, следующих суннитской ветви ислама, религиозные деятели избрали третий подход. То есть они приняли роли учителей и судей, работающих в местных общинах, не стремясь оказывать политического влияния. Они не образуют единого духовенства или церковной иерархии, а, скорее, выступают как небольшие группы ученых или мудрецов.

Однако в Персии и других регионах, в которых господствовала шиитская ветвь ислама, религиозные специалисты создали прочную иерархию и играли более активную роль в политике. Шииты полагают, что политическая, как и духовная, власть должна передаваться от семьи Пророка. Однако поскольку прямая линия потомков была утрачена или нарушена, многие представители шиитского духовенства утверждают, что наилучший курс для религиозных лидеров — стать доминирующей силой в религиозных и политических делах.

Сегодня Исламская Республика Иран (бывшая Персия) управляется Верховным лидером и Советом стражей конституции, каждый из которых является видным религиозным деятелем, отвечающим за одобрение всех законов и всех кандидатов в президенты или в парламент. Таким образом, Иран — крупнейшая страна в мире, управляемая религиозными элитами.

Что касается христианства, то оно использовало, пожалуй, самый разнообразный и запутанный набор подходов к проблеме противостояния религиозной и светской власти. Ранние христиане часто уходили из мирского общества в монастыри, и монашество до сих пор остается популярным и даже могущественным элементом в христианстве. Но христианские лидеры также использовали свою церковь для вмешательства в жизнь общества. Во времена Римской империи христианская церковь представляла иерархию священников, епископов и архиепископов, возглавляемую римским папой. Поначалу эта иерархия занималась в основном защитой христианского учения, миссионерской деятельностью и спасением верующих.

Однако с течением веков, по мере того как богатые римляне все чаще завещали собственность церкви (в счет оплаты молитв за упокой их душ в загробном мире), церковь сосредотачивала в своих руках обширные земли и богатства. Когда в Западной Европе в 476 г. пала Римская империя, церковная иерархия оказалась единственной властью, остававшейся во многих регионах. Католическая церковь постепенно научилась взаимодействовать с могущественными немецкими королями и знатью, покорившими Западную Европу (например Карл Великий был коронован папой как император), а многие церковные лидеры имели достаточно земель и подданных, чтобы соперничать со знатью и даже королями в богатстве и объеме политической власти.

В конце концов, после веков конфликта, длившегося на протяжении всех Средних веков, наиболее могущественные европейские монархи установили политический контроль на своих территориях, предоставив папе контроль над определенными папскими областями в Центральной Италии, а ряду независимых епископов над небольшими суверенными землями в Северной и Центральной Европе. (Многие из них были расположены в границах Священной Римской империи, как показано на рис. i.i). Но во всех европейских королевствах епископы и аббаты (возглавлявшие богатые монастыри) входили в число важнейших представителей знати, часто играя решающую роль в королевских правительствах в качестве министров, судей или ключевых участников советов и парламентов. Сложилось своего рода партнерство, в котором католическая церковь согласилась защищать божественное право королей на неоспоримое правление как помазанников Божьих, а короли в свою очередь защищали богатство и политическую власть верхушки церкви. Как говаривал один христианский король (Яков I Английский): «Нет епископов — нет короля».

Подобная же, но слегка отличная форма согласия между правителями и религиозными элитами сложилась в православных государствах от Греции до России. Когда Западная Римская империя пала после краха ее правительства в Риме, Восточная Римская, или Византийская, империя, управлявшаяся из Константинополя, выжила. В сущности, она не только выжила, но стала процветать как центр восточно-западной торговли и христианской образованности. Преподнося себя в качестве Нового Рима, имперское правительство в Константинополе создало христианскую империю (в отличие от Рима, который был языческим большую часть периодов республики и империи), усвоив обряды и организацию восточной православной церкви.

В Византийской империи император приобрел по- лубожественный статус наместника Христа и главного охранителя христианской общины на Земле. Византийская империя просуществовала еще почти 1000 лет после падения Западной Римской империи и передала свои традиции христианского искусства и богослужения христианским общинам по всей Южной и Восточной Европе и в некоторых областях Ближнего Востока.

Россия приняла православие в 988 г., а после падения Византийской империи под ударами османов в 1453 г. русская церковь стала независимой ветвью восточного православия со своим собственным патриархом в Москве. Хотя представители православной церкви в России любили заявлять о том, что с падением Константинополя Москва стала «Третьим Римом», различные православные патриархи по всей Южной и Восточной Европе и на Ближнем Востоке продолжали действовать независимо, как религиозные лидеры своих земель. Более того, традиция всевластного, полубожественного правителя означала, что монархи России, Османской империи и другие политические властители православных земель редко сталкивались с вызовами со стороны лидеров православной церкви.

В целом, к 1500 г., или спустя 1000 лет после завершения периода осевого времени, подобный тип взаимной поддержки — когда политические правители использовали свою власть для укрепления авторитета религиозных лидеров, а религиозные лидеры в ответ использовали свой моральный авторитет для защиты авторитета королей и других правителей как неизбежной части божественного плана — стал господствующим почти во всех крупнейших мировых религиях.

В Индии браминские религиозные элиты объединялись вместе с воинами и королями для охраны социального порядка, а конфуцианская элита в Китае поддерживала китайских императоров. В странах ислама знатоки Корана и судьи охраняли авторитет правящих шахов и султанов, которые, в свою очередь, даровали привилегированный статус мусульманской религии и мусульманским институтам. А в христианстве священники и епископы служили королям, герцогам, царям и князьям и пользовались их поддержкой.

Кроме того, почти во всех регионах храмы и церкви крупнейших религий накапливали значительные богатства, а их владельцы приобретали огромное влияние на дела государства. Расплачиваться за подобные договоренности приходилось крестьянам и рабочим, простым торговцам и ремесленникам, приученным считать, что их святой обязанностью было платить налоги, десятины, подати и сборы в пользу священников, епископов, знати и королей.

Религия и экономический рост: традиционные теории

Если в мировых религиях в 1500 г. наблюдалось много общего в отношении морального кодекса, представлений об особой наставнической миссии, обещаний спасения и сотрудничества со знатью и правителями, какова была роль религии в поразительном расцвете Запада?

Существует два основных предположения, объясняющих, как религиозные факторы помогли направить Запад по уникальному пути к благосостоянию: одно из предположений заключается в том, что западная религия в принципе отличается от религии восточной. Будучи более активной и живо заинтересованной в покорении природы, она подталкивала адептов к исследованиям, стяжанию и материальному прогрессу. Восточные религии, напротив, более пассивны и заинтересованы в гармоничном сотрудничестве с природой и в меньшей степени — в распространении своих верований. Таким образом, они воспитывали более созерцательное, мистическое, интроспективное отношение к миру, которое привело к появлению великой литературы и обсуждению нравственных проблем, но не к внешним стремлениям и материальной выгоде.

Ниже мы рассмотрим, насколько это достоверно. Мы должны также рассмотреть и второй тезис, впервые выдвинутый немецким социологом Максом Вебером, утверждавшим, что лишь одна ветвь западной религии — кальвинистский протестантизм, возникший в эпоху Реформации в XVI в., — позволила Западу выделиться столь сильно[7]. Именно с протестантизмом связывают три крупнейших сдвига в истории Запада, способствовавших увеличению материального процветания Европы.

Во-первых, протестантская Реформация не дала возникнуть панъевропейской империи, которая смогла бы навязать деспотичную ортодоксальность всей Европе. Реформация привела к разделению Западной Европы на конкурирующие протестантские государства — наиболее сильными из которых были Нидерланды, Англия, Швеция, а также Бранденбург-Пруссия — и католические государства, из которых наиболее могущественными были Испания, Австрийская империя (включавшая Богемию, Венгрию и Северную Италию) и Франция. Баланс, найденный в ходе соперничества всех этих государств, как утверждается, и привел к развитию современных национальных государств, при котором правители стремились мобилизовать и дисциплинировать подданных для успешного противостояния и защиты от конкурирующих государств. Разнообразие государств по части верований также позволило возникнуть целому ряду различных подходов к управлению, структуре общества и экономической организации. В отличие от этого, крупные империи Азии, объединявшие десятки миллионов людей в рамках единообразных имперских систем, пребывали в застое и придерживались традиционной системы институтов и верований.

Во-вторых, Реформация привела к отказу от традиции завещания богатств церкви среди протестантов.

Вместо поиска спасения посредством ухода от мира или отказа от мирского богатства, члены кальвинистских сект должны были сосредоточить свою религиозную энергию на простой трудолюбивой жизни, избегая праздности и показного богатства. Они должны были доказывать, что заслуживают спасения, посредством бережливости и скромности, а также постоянного участия в полезной деятельности и демонстрирования успехов в своих предприятиях. Необычайное трудолюбие, экономность и капиталовложения последователей протестантской этики привели к постепенному накоплению прибыли и созданию крупных и могущественных фирм. Стремительный рост благосостояния протестантских сообществ, задав темп для всех остальных европейских сообществ, тем самым стимулировал поразительный материальный прогресс Запада.

В-третьих, в протестантской вере акцент ставился на чтении Библии и личных взаимоотношениях с Богом, а не на признании авторитета папы или заступничестве священников перед Богом. Таким образом, протестантизм способствовал расцвету книгопечатания и образованности (поскольку верующие могли иметь прямой доступ к библейским текстам и проповедям), а также ставить под вопрос общепризнанные авторитеты как древних философов, так и представителей духовенства. Таким образом протестантизм вел к укреплению независимой мысли, проторившей путь современной науч- но-технической революции и будущему господству науки и техники Запада.

Взятые вместе эти аргументы убедительно показывают, что западное общество действительно развивалось особенно динамично, а его расцвет и итоговое превосходство было неизбежным. Тем самым крупнейшим мировым религиям приписывались многочисленные различия, несмотря на их фундаментальные сходства. Подобная интерпретация истории получила известность как ориентализм — убежденность в том, что западные общества во всем превосходят восточные.

Как мы увидим, такими убеждениями обычно оправдывался западный империализм. По сей день многие жители Запада, оценивая мусульманские общества, утверждают, что видят радикально иной, иногда угрожающий, иногда отсталый, образ жизни. Однако ориентализм и рассуждения о роли религиозных различий в развитии Запада основаны на ряде недоразумений и искажений истории и религии. Принимая во внимание экономическую динамику современных конфуцианских, индуистских и буддистских обществ (Китай, Корея, Индия, Шри-Ланка, Таиланд) и выдающиеся технические достижения досовременных обществ Востока, многие из которых были ключевыми и для последующего прогресса Запада, представления о том, что азиатские общества были неизменно отсталыми или недоразвитыми, можно легко опровергнуть.

Религия и экономический рост при ближайшем рассмотрении

Во-первых, само представление о противостоянии восточной и западной религии является чем-то ошибочным. Какой религией следует считать ислам — восточной или западной? Подобно христианству и иудаизму, он основан на учениях Авраама, Моисея и Иисуса и опирается на священные предания и законы морали. Как и христианству, исламу присущи ярко выраженный активный миссионерский характер и распространение по всему миру его ревностными приверженцами. Как и христианство, ислам был религией предприимчивых путешественников и торговцев, строивших порты по африканскому побережью, проникавших вглубь континента и ведущих торговлю от Китайского моря до Средиземноморья. То есть ислам во всех отношениях представляется активной, динамичной «западной» религией. Тем не менее исламские страны по большей части не участвовали в бурном развитии Запада после 1800 г., пребывая в XIX в. в относительном экономическом и политическом упадке.

Двигаясь далее на восток, буддизм столь же активно распространялся верующими по всей Юго-восточной Азии и был религией торговцев и путешественников. Буддисты были предприимчивы и искусны в освоении природы посредством сельского хозяйства и строительства, как видно на примере замечательных монастырских комплексов Тибета и Юго-восточной Азии. В самом деле, некоторые исследователи полагают, что буддистские монастыри Востока были моделью преуспевавшего предприятия и раннего капитализма^{13}.

И действительно, на протяжении почти 1000 лет, с 500 г. до примерно 1500 г. именно китайские, индийские и арабские торговцы, мореплаватели и исследователи создавали глобальную торговую сеть Восток — Запад. Китайский адмирал Чжэн Хэ проплыл из Китая через Индийский океан к побережью Африки. Индийские купцы расселялись от Занзибара до Индонезии. Мусульманские купцы путешествовали по Шелковому пути в Персию, Центральную Азию и Китай, а также на запад в Испанию и Марокко, достигая на севере Англии. Однако же европейские купцы и мореплаватели, пусть и вдохновляемые западной религией, не выходили за пределы прибрежных вод Европы, от Северного моря до Средиземноморья. Подробнее мировая торговля будет рассмотрена в главе 4; однако уже более невозможно утверждать, что жители Запада были активнее в расширении своих религиозных, торговых или географических границ, чем представители Востока.

На самом деле верно обратное. Многочисленные исследования по экономической истории ясно показывают, что на протяжении большей части первых двух тысячелетий христианства Индия, Китай и Япония, а также Ближний Восток были богаче и могущественнее Западной Европы. Величие Рима (христианизированного с III в.) было сокрушено вначале германскими племенами, затем распространявшими ислам арабами и, наконец, турками. На протяжении всей христианской эпохи, в то время как китайцы и индийцы изобретали технологии, трансформировавшие сельское хозяйство, торговлю, мореплавание и военное дело (подробно рассмотренные в предыдущих главах), средневековые европейцы просто стремились заимствовать и не отставать от первых в развитии. Европейская технология в итоге превзошла технологию всего остального мира, но лишь в относительно недавнее время — в XIX–XX вв. На протяжении десятков столетий страны восточных религий в экономическом, техническом и военном отношении не отставали или опережали христианские страны. Нет никаких доказательств, подтверждающих сколько-нибудь длительное превосходство европейцев.

Утверждения относительно протестантизма и его влияния на европейские государства, индивидов и науку несомненно более продуманны, но аргументация опять-таки представляется сомнительной. Бесспорно, Реформация расколола христианство и способствовала становлению системы религиозно и экономически конкурирующих государств. Однако подобная система соперничающих государств не была чем-то уникальным для Европы и в целом не вела к росту благосостояния.

Индийский субконтинент никогда не был единым, и большей части его истории сопутствовали военные и религиозные конфликты между мусульманскими, сикхскими и индуистскими империями, государствами и княжествами. Юго-восточная Азия точно так же была разделена на многочисленные соперничающие государства, многие из которых были весьма богатыми. Хотя после 1279 г. Китай действительно долгое время оставался единой империей, он все же находился в постоянном военном противостоянии с центральноазиатскими государствами. И лишь в кульминационный момент правления династии Цин, в середине XVIII в., большая часть Центральной Азии была подчинена Китаю. Начиная с XIX в., мусульманский мир был беспрестанно раздираем воюющими государствами, в особенности персами, турками и арабами.

Даже в Европе одна лишь принадлежность к системе соперничающих государств, как правило, не приводила к экономическому прогрессу. Россия и Османская империя были неотъемлемыми частями европейской системы конкурирующих государств, как и Австро-Венгрия, Польша, Литва, Неаполь, государства Северной Италии, Испания и Португалия. Однако ни одна изданных областей не демонстрировала какой-либо основательной экономической реакции на факт принадлежности к подобной системе. Скорее, все эти государства сильно отставали от экономики Англии и Голландии даже в XIX–XX столетиях.

Конечно, эти последние два государства были протестантскими. Может быть, протестантская вера обладала каким-то особым ключом к современному экономическому росту? И вновь имеющиеся данные не подтверждают подобное предположение. Некоторые протестантские государства были экономическими лидерами в определенное время, другие же оставались экономическими тормозами. Католические государства также весьма различались друг от друга по степени своей экономической успешности.

Протестантизм возник в начале XVI в., а его кальвинистская ветвь наиболее прочно закрепилась в Женеве (Швейцария), Шотландии и Нидерландах. Но на протяжении XVI в. творческими и экономическими двигателями Европы были католические города Италии эпохи Возрождения, а лидерами в освоении мирового пространства и торговле — католические Португалия и Испания. Большинство протестантских стран, включая Швейцарию, Шотландию, Бранденбург-Пруссию, Швецию, Данию и Англию, не добились грандиозного экономического прогресса в XVI в., в то время как католические страны возглавили покорение Нового Света и открыли морскую торговлю с Индией, Китаем и Африкой.

Протестантская Голландия на некоторое время действительно стала центром прогрессивного развития Западной Европы и технологическим лидером в строительстве ветряных мельниц, пивоварении, судоходстве и финансах (так называемый Золотой век Голландии в XVII столетии). Но ее Золотой век был недолговечен — к середине XVIII в. судоходство и производство Голландии приходит в упадок. После 1750 г., когда протестантская Британия стала ведущей мировой промышленной державой, за ней неотступно следовали католические Бельгия и Франция, переживавшие стремительную индустриализацию, в то время как другие протестантские страны (Пруссия, Швеция, Дания и даже Голландия) уже отставали. Таким образом, исследуя столь длительный период — с 1500 по 1850 г., мы не можем объяснять экономический рост или индустриализацию в различных странах, просто ссылаясь на их религию.

Наконец, как быть с утверждением, что протестантизм, подрывая общепризнанные религиозные и философские авторитеты, придал основной импульс современной научной революции? Это утверждение опять-таки связано с довольно узкой интерпретацией истории науки. Разумеется, некоторые из ключевых фигур в развитии современной науки и технологии были протестантами. Среди наиболее известных — Иоганн Кеплер, Роберт Бойль, Исаак Ньютон и Джеймс Уатт. Но наиболее серьезный вызов авторитету церкви был брошен тремя католиками из Центральной и Южной Европы — Коперником, Галилеем и Декартом. Коперник, отец гелиоцентрической теории (помещающей солнце в центр Солнечной системы) был католическим священником, посвятившим свою книгу папе. Друзей Коперника больше всего беспокоили нападки со стороны лютеран, внимание которых к чтению Библии не сопровождалось особенной гибкостью в ее интерпретации. Галилей был одним из первых сторонников системы Коперника в Европе, и его упорное отстаивание точки зрения о том, что Земля движется вокруг Солнца, привело к конфликту с папой. Однако католическая церковь, несмотря на его радикальные взгляды, просто посадила Галилея под домашний арест. Декарт, утверждавший, что использование разума и правильные поступки, а не просто божественная милость, сможет привести людей к спасению, также подвергся нападкам и был вынужден бежать из дома за свои еретические воззрения. Эта угроза исходила от представителей Голландской кальвинистской церкви, которая все больше беспокоилась о защите строгой кальвинистской доктрины от свободомыслия.

На самом деле в XV–XVI вв. католическая церковь была весьма открыта научному прогрессу и даже оказывала ему поддержку, и именно два католика — итальянец Торричелли и француз Паскаль — совершили прорыв, открыв существование атмосферного давления. Начало научной революции в XVI–XVII вв. было панъевропейским, а не чисто протестантским явлением, и важную роль в ней играли католики.

В итоге, хотя нет никаких сомнений в том, что в начале XIX в. Британия стала господствующей технологической, промышленной и военной державой, а остальная Европа на протяжении последующих ста лет просто следовала за ней, это развитие не может быть просто связано с показателями западной религии как таковой, или даже одного протестантизма или кальвинизма в частности. Возвышение Британии как промышленной державы произошло довольно поздно и было во многих отношениях уникальным явлением, весьма отличным от общих тенденций, наблюдавшихся в других христианских и протестантских странах. На протяжении большей части последнего тысячелетия именно ученые, ремесленники и мореплаватели из Китая, Индии, Персии и мусульманских государств Азии и Африки были движущей силой изобретательства, экономического роста и глобальной торговли.

Принимая во внимание все это, мы задаемся вопросом: откуда вообще взялось представление о западной религии как основе экономического роста? В XIX в. подобные идеи разрабатывались европейскими мыслителями, наблюдавшими, как их общества претерпевали радикальные изменения в ходе промышленной революции и освобождались от британских и французских монархов во время американской и французской революций. Они всесторонне изучили свои общества и были ошеломлены имевшимися доказательствами изменений. Пренебрежительно отвергнув 1000 лет европейской истории как Темные века, они изображали Европу, акцентируя внимание на гении Греции и величии Рима, которые, в их представлении, напрямую вели к расцвету Возрождения, а затем к политической и промышленной революциям XVIII–XIX вв. С легкой руки европейских исследователей XIX в., динамичное развитие Запада представлялось непрерывным и неизбежным прогрессом.

Восточные же общества европейские исследователи рассматривали опосредованно, при помощи фрагментов восточных текстов, доступных в западноевропейских библиотеках, и отчетов путешественников. Как первые астрономы, которые до появления телескопов рассматривали Луну как сияющую райскую сферу, а не подобное Земле небесное тело с огромными горными грядами и кратерами, исследователи XIX в., пытавшиеся проанализировать тысячи лет азиатской истории при помощи неадекватных средств, не могли изучить ее во всех деталях и вместо этого считали ее неизменной и невыразительной стагнацией.

Вдобавок ко всему мы должны понять, что исторические сочинения конца XIX — начала XX в. писались европейцами во время, когда Европа была, пусть и недолго, господствующей в мире силой. Чтобы обосновать подобное положение, европейцы изучали события своей истории и общества, которые помогли бы объяснить обретенное могущество. Обращаясь к своим религиям, европейцы (а в особенности, протестанты в Англии) убеждали себя в том, что их приход к мировому господству был не только неизбежным, но и морально обоснованным.

Веротерпимость или ортодоксия: обмен стабильности на рост

Оглядываясь в прошлое, мы ясно видим, что многие общества в разное время играли ведущую роль в области технических инноваций и экономического роста. Ближний Восток при Багдадском халифате, Китай династии Сун, средневековая Испания, Италия Возрождения, Голландия Золотого века, Англия времен промышленной революции — все они прошли этапы исключительной креативности и благосостояния. Есть ли что-то, что помогло бы объяснить наступление и завершение подобных уникальных периодов?

Мы можем выделить как важнейший элемент религию, которая, судя по всему, действительно влияет на подобные периоды. Это не характеристика какой-то определенной религии, а, скорее, сосуществование многих религий в условиях плюрализма и толерантности. И напротив, для завершения подобных периодов расцвета почти всегда свойственно возвращение или навязывание репрессивной официальной религиозной ортодоксальности.

Подъем ислама на Ближнем Востоке в VII в. характеризовался смешением новой религии с более старой иудейской, христианской и зороастрийской традицией Палестины, Египта и Персии. Арабы также открыли философские работы греков в византийских библиотеках и в последующие века стали неутомимыми переводчиками и новаторами в математике, философии и естественных науках, вдохновляясь примером греков. На протяжении семи столетий, в течение которых лидеры ислама управляли на основе принципа веротерпимости народами другой веры, ислам вел мир по пути научного прогресса.

Упадок науки и техники в мусульманском мире, по-видимому, начался в XII в., когда, после завоевания Багдада турками-сельджуками, некоторые мусульманские ученые осудили исследования, продолжавшие традиции светской греческой философии и индуистской науки, и стремились перевести обучение в русло жесткой мусульманской ортодоксальности.

Затем, в XIII–XV вв., на крупнейшие научные центры Месопотамии и Испании обрушился ряд бедствий: в результате вторжения монголов в XIII в. были уничтожены библиотеки, университеты и больницы и опустошены крупнейшие города; после Черной смерти в середине XIV в. регион обезлюдел еще больше; затем в 1400–1402 гг. вторжение Тамерлана вновь опустошило Ирак и Сирию. В XI в. испанский халифат был разрушен гражданскими войнами и христианской Реконкистой. Многие территории так никогда полностью и не оправились от охватившего их политического хаоса. Научный и технический прогресс в мусульманском мире тем не менее продолжался, но в основном в Персии, Сирии и Северной Африке. Бывший центр мусульманского мира в Месопотамии более не обладал уровнем благосостояния, необходимым для поддержки огромных сообществ исследователей и ученых, а консервативные религиозные идеи распространились с приходом всех этих бедствий.

В XV–XVI вв. наиболее динамично развивавшимся обществом на Ближнем Востоке была Османская империя, чья военная технология и организационные навыки позволили расширить свои владения в Юго-восточной Европе и Северной Африке и установить господство над большей частью Среднего Востока. Однако в XVII в. весь научный прогресс в данных регионах практически остановился, когда религиозные элиты Османской империи отреагировали на ряд внутренних восстаний критикой в адрес османских правителей за отход от чистой практики ислама. По их решению повсеместно распространялась традиционная мусульманская ортодоксальность, а всяческая философская инновация приостанавливалась.

Китай династии Сун, вероятно, стал наиболее развитым и технически прогрессирующим обществом в мире в XII в., вслед за проникновением буддизма из Индии и ислама из Центральной Азии. Даже христианские и иудейские общины (основанные торговцами и миссионерами, достигшими Китая) процветали наряду с конфуцианством, даосизмом и другими верованиями. Динамично развивавшаяся торговля Китая впитала влияния со всей Азии. Династия Мин в XVI–XVII вв. также была свидетелем большого разнообразия идей и технического прогресса. Однако в конце XVII в. маньчжуры завоевали Китай, установив более жесткую конфуцианскую идеологию для поддержки своего правления. Их реставрация конфуцианской философии XII в. в понимании Чжу Си — в качестве официальной ортодоксальной идеологии новой династии Цинь задушила дальнейший прогресс во многих областях и убедила приезжающих европейцев, что Китай оставался неизменным на протяжении многих столетий.

В Индии процветание империи Моголов в XVI–XVII вв. было обусловлено смешением мусульманской культуры, принесенной вторгшимися монгольскими правителями, и богатым индуистским наследием идей и верований, сохраняемых коренным индийским населением. Правитель Акбар (1560–1605), величайший из Моголов, славился своей терпимостью и часто приглашал иезуитов, сикхов, индусов и мусульман для придворных диспутов по предметам веры и практики. Однако на смену ему пришли крайне деспотичные правители, руководившие страной во время упадка и разложения империи Моголов. Последний из великих Моголов, Аурангзеб, сделал из жесткой приверженности к ортодоксальному исламу ключевой элемент своего правления, разрушив множество индуистских храмов и выступив против немусульманского большинства.

Таким образом, во всем мире традиция веротерпимости резко приходит в упадок, начиная с XVII в. В Китае, Индии и на Ближнем Востоке правители относились к религиозному инакомыслию как к угрозе их авторитету и устанавливали все более жесткий ортодоксальный религиозный режим.

По большей части в Европе преобладали те же тенденции. Несмотря на встречавшиеся до XIX в. проявления религиозной терпимости, церковная ортодоксия при поддержке государства обычно побеждала. В средневековой Испании смесь мусульманской и иудейской учености привела к расцвету центров образования в Гранаде и Кордове. Однако эти группы оказывались под все большим давлением во время христианской Реконкисты, и в 1492 г. католическая монархия изгнала евреев и остававшихся мусульман, позволив инквизиции насаждать католическую ортодоксию.

В Италии, вследствие крестовых походов, активная торговля с Ближним Востоком и Северной Африкой привела к смешению латинской, византийской и арабской культур и возрождению образованности в XIII–XIV вв. Это возрождение распространилось по всей Европе, стимулируя рост знаний во многих странах от Англии до Польши. В Польше проводилась политика веротерпимости как для протестантов, так и для католиков в конце XVI в. То есть до того, как католическая церковь, неспособная справиться с давлением протестантской Реформации, начала Контрреформацию по восстановлению католической ортодоксии в Европе.

В течение XVI в., по мере распространения протестантизма, целый ряд правителей смирился с сосуществованием протестантов и католиков на своей территории. Однако по мере того, как конфликты между католиками и протестантами, а также между различными протестантскими сектами становились все более жестокими, веротерпимость шла на убыль. Тридцатилетняя война (1618–1648), начавшаяся с разгрома протестантской элиты в австрийской провинции Богемии, привела к усилению религиозной нетерпимости по всей Европе. Возглавляемая иезуитами католическая церковь стремилась восстановить свою доминирующую роль в качестве единственной христианской веры. Наибольших успехов иезуиты добились, вероятно, в Польше, где к середине XVII в. они настолько изменили принятый в ней ранее официальный курс на религиозную терпимость, что ни одна другая страна в Европе не ассоциировалась так сильно с католическим государством, как Польша. В то же самое время лютеранские, кальвинистские и англиканские государства стремились превратить свои господствующие церкви в официальную ортодоксию, с жесткими ограничениями для других религиозных общин. В 1685 г. король Франции Людовик XIV, самый могущественный правитель Западной Европы, отказался от поддержания принципа веротерпимости по отношению к протестантизму в своей стране, что привело к исходу тысяч протестантов в Англию и Бранденбург-Пруссию, где он преобладал.

Лишь в Англии, Дании и Пруссии с конца XVII в. принцип веротерпимости продолжал укореняться. Англия пережила десятилетия кровавых чисток и борьбы за власть между католиками и протестантами — с Генриха VIII, Марии I и Елизаветы I и позднее гражданской войны между англиканскими протестантами и более радикальными пуританскими сектами. Англиканская церковь попыталась получить признание в качестве единственной официальной религии и запретить католицизм и другие конфессии, но попытка не удалась. Короли Карл I и Яков II были свергнуты вследствие религиозных противоречий и неспособности обеспечить соблюдение религиозных договоренностей между отдельными группировками своих подданных. Наконец, в 1688 г., английский парламент принял Акт о веротерпимости, сделав Англию первой крупной страной, в которой религиозная терпимость стала узаконенным официальным курсом, а не просто королевской политикой.

В Дании король Христиан V, отчаянно пытавшийся привлечь новых иммигрантов после утраты обширных территорий во время катастрофической войны со Швецией, в 1680-х гг. издал ряд указов, которые гарантировали веротерпимость для католиков, евреев и кальвинистов в этом преимущественно лютеранском королевстве. В Бранденбург-Пруссии Фридрих Вильгельм I позволил селиться католикам, евреям и лютеранам в своих кальвинистских землях, а в 1685 г. издал Потсдамский указ, гарантировавший религиозную свободу французским гугенотам, в случае если они приедут на поселение в его страну. Однако эти государства оставались исключениями на протяжении почти всего столетия. В остальной же Европе, а в сущности и во всем мире, религиозная ортодоксия, насаждаемая при поддержке государства, стала нормой.

В итоге на вопрос о том, какова была роль религии в глобальном экономическом росте, нам придется ответить, что она была нейтральной либо в лучшем случае неопределенной. Каждая крупная религия дала миру выдающихся мыслителей, путешественников и примеры впечатляющего экономического роста. Кажется очевидным, что экономический прогресс ускоряется, когда различные религиозные взгляды сосуществуют в плюралистическом и толерантном обществе. И наоборот, экономический рост ограничен и постепенно сходит на нет, когда государство навязывает жесткое единообразие религиозной мысли. Выбор терпимости или жесткой ортодоксии — выбор, который встает в каждой религиозной традиции, — кажется более кардинальным, чем роль той или иной религии в установлении моделей экономического роста в мировой истории.

Если религиозные различия между обществами Европы, Азии и Ближнего Востока не объясняют «возвышения Запада», нам следует искать объяснения в другом месте. Возможно, решающим фактором были лишь материальные различия. Не превзошла ли Европа азиатские общества благодаря открывшимся большим возможностям для торговли и завоеваний?

Макс Вебер, Избранное: протестантская этика и дух капитализма (М.: РОССПЭН, 2006).

Shmuel Noah Eisenstadt, ed. The Origins and Diversity of Axial Age Civilizations (Albany, NY: State University of New York Press, 1986).

Perez Zagorin, How the Idea of Religious Toleration Came to the West (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2005).