Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории, 1500-1850

В МИРОВОЙ истории торговля и завоевания идут рука об руку. Торговля часто следовала за успешными завоеваниями, открывавшими новые маршруты и устанавливавшими мир на границах и окраинах.

Завоевания часто были необходимы для того, чтобы вести торговлю, убеждать несговорчивых правителей открыть свои порты для иностранных купцов или получать доступ к ценным материалам. Желание Европы расширить свою торговлю с Азией побудило европейцев к завоеваниям в Новом Свете и прибрежных районах азиатских государств; в итоге завоевания Европы в Новом Свете обогатили ее серебром, что позволило ей расширить свою азиатскую торговлю. Позднее рост европейских колоний в Америках создал условия для новой атлантической торговли, которая связывала Западную Африку, Европу и Америки от Канады до Бразилии. Таким образом, торговля вела к завоеваниям, а завоевания — к торговле.

Согласно одной из теорий, объяснявших возвышение Европы, европейцы превосходили другие общества в торговле: они были готовы отправляться в далекие путешествия, были более решительными в преодолении политических и экономических препятствий, а также более эффективными в управлении своими торговыми компаниями и накоплении прибыли, чем купцы из Азии и с Ближнего Востока. Согласно другой теории, европейцы к XVI в. добились больших успехов в завоеваниях, используя превосходство военной техники для покорения других цивилизаций. Пожалуй, наиболее убедительная версия этой аргументации, учитывая тесные связи между торговлей и завоеваниями, состоит в том, что европейцы превосходили всех остальных в обеих областях, используя преимущества в военном деле для расширения своей торговли, а богатство, накопленное посредством торговли, — для финансирования дальнейших экономических и военных триумфов.

При этом совершенно очевидно, что до XVI в. европейцы вовсе не были успешными завоевателями, а как видно из главы 2, совсем наоборот. Почему же в 1500 г. все изменилось? Ответ следует искать в сфере торговли.

До XV в. итальянцы могли вести торговлю со множеством самых разнообразных государств в восточном Средиземноморье — мамлюками в Египте, арабами в Сирии и византийцами в Константинополе, — от которых они получали множество торговых привилегий. Однако к 1453 г. османы захватили Византийскую империю и начали перекрывать торговые пути европейцам.

Из-за мертвой хватки, которой турки-османы взялись за доступные европейцам маршруты к азиатским товарам, последние вынуждены были искать другие пути на Восток. Подобные пути были жизненно важными, поскольку без азиатской торговли Европе недоставало множество предметов первой необходимости — от специй, позволявших заготавливать впрок продукты (перец, корица, гвоздика и другие), бальзамов и мазей для обрядовых и медицинских нужд (ладан и мирра) до хлопчатобумажной ткани для одежды (в Европе в ходу были лишь ткани из льна и шерсти) и бумаги для рисования и книжного дела.

А потому в конце XV — начале XVI вв. европейские мореходы пускались в плавание во всех направлениях в поисках новых торговых путей на Восток. Колумб отправился на запад в надежде найти прямой путь в Индию, совершив кругосветное плавание; поэтому, достигнув земли в Карибском море, он был уверен, что прибыл в сказочную «Индию». Несколько лет спустя Васко да Гама открыл более успешный торговый путь в Азию, отправившись на юг, обогнув Африку и проплыв далее через Индийский океан. Целая волна мореходной экспансии Европы в XV в. была, таким образом, не следствием какого-то нового подъема политической и военной мощи Европы, а скорее согласованной реакцией на стремительный рост османского могущества. Эпоха географических открытий в Европе, таким образом, стимулировалась поисками нового пути в Азию — лежащего за пределами контроля османов — для ведения торговли.

Но за четыре столетия с 1492 по 1892 г. европейцы также завоевали Северную и Южную Америку и начали совершать регулярные кругосветные путешествия. Они обогнули мыс Горн, затем проплыли на север к Перу и Мексике и пересекли Тихий океан, достигнув Филиппин, где испанцы основали порт Манила. Европейцы колонизировали Австралию и Новую Зеландию, а в Африке заселили Мыс Доброй Надежды и Родезийские и Кенийские возвышенности. Индия стала ценнейшим владением британской монархии, тогда как остальные части Азии и Африки оказались под управлением португальских, французских, немецких, голландских и итальянских торговцев. Китай был вынужден уступить контроль над своей прибрежной торговлей европейским торговым фирмам, а Япония — вступить в торговые отношения с западными державами на их условиях.

Но каким же образом то, что начиналось как поиск торговых путей на Восток, закончилось господством европейцев над большей частью нашей планеты? Проще всего это объяснить (и чаще всего в учебниках предлагалось именно такое объяснение), рассмотрев всю эпоху Великих географических открытий как период неуклонно расширявшихся завоеваний: сначала, в XVI в., португальцы захватывают Индийский океан, затем испанцы и португальцы покоряют Центральную и Южную Америку. Потом, в XVII–XVIII вв., британцы, голландцы и французы захватывают Северную Америку, Индонезию и Индию. Наконец, в XIX в., европейцы навязывают свои условия Китаю и Японии и устанавливают контроль над Индокитаем, Австралией и большей частью Африки. Все это воспринималось как неопровержимое доказательство превосходства Европы в мореходстве, искусстве торговли, военной технике и тактике, а также экономической и политической организации.

И тем не менее все это далеко от истины. Четыре столетия европейских путешествий, торговли и завоеваний после 1492 г. в действительности включали множество различных событий в различных частях света. В одних областях торговля велась за много веков до завоеваний; в других — все начиналось с завоевания, которое и закладывало основу для торговли. Одним европейским странам удавалось на какое-то время добиться успеха, но в других отношениях им сопутствовали неудачи. Правильнее рассматривать этот период как время продолжительных неослабных усилий европейских стран, направленных на «вскрытие» вековой, необъятной и давно устоявшейся системы евразийской торговли, которые постепенно превратились из относительно слабых аутсайдеров в ведущих игроков, причем это превращение произошло относительно недавно.

Проникновение португальцев в евразийскую торговлю на рубеже XVI в.

Арабский мореплаватель Шибаб аль-Дин Ибн Маджид, родившийся в Омане на Аравийском полуострове в 1430 г., написал 40 книг по торговле и искусству мореплавания, описав ветра и порты Индийского океана от Восточной Африки до Индонезии. Он разбирался в европейских судах и был знаком с европейскими моряками благодаря путешествиям по Красному морю до портов Средиземноморья. Вот его сравнительный комментарий о состоянии европейского и арабского мореходства в конце XV в.:

Заодно с большими познаниями в мореходстве, азиатские общества также обладали более совершенной технологией судостроения, рулевой системой управления, инновационным делением корпуса корабля на отсеки и латинским (треугольным) парусом — всеми ключевыми элементами океанских судов. Арабские дау (одномачтовые каботажные суда) и китайские джонки оставались наиболее распространенными судами в Индийском океане и китайских морях на протяжении всего XIX в. Многие европейские торговые компании даже строили свои суда в Азии, где они могли получить за ту же цену лучшее качество.

Экспедиция Васко да Гамы в Индию основывалась на рекомендациях индийских или арабских мореплавателей, с которыми он встречался в уже существовавших восточноафриканских портах Малинди и Момбаса и которые передали ему инструкции о том, как использовать муссонные ветра при плавании через океан в Индию. Когда португальцы, ведомые Гама, высадились в Индии в 1498 г., они прибыли из удаленных краев евразийской торговой системы в ее центр и были поражены увиденным. Невероятное количество корицы, перца, драгоценных камней, изысканных тканей, тропической древесины и других экзотических товаров переполняло склады азиатских торговцев.

Португальцы также отмечали, что торговля велась на крайне невыгодных для них условиях. По сравнению с мусульманскими купцами, которые везли серебро и товары с Ближнего Востока (кофе, ковры, благовония и красители) для продажи в Индии, португальцы могли предложить только шерстяную одежду, стеклянные сосуды и железные инструменты, стоившие немного в сравнении с азиатскими товарами. Поэтому индийский правитель Каликута, с которым португальцы стремились завязать торговые отношения, приказал им отправляться восвояси, но дал да Гама письмо с обещанием продать драгоценности и специи, если европейцы привезут кораллы и пурпурные одеяния, серебро и золото.

Ободренные открытием альтернативного маршрута в Индию и полные решимости его использовать, португальцы вернулись со значительным подкреплением несколько лет спустя. В 1502 г. да Гама вновь высадился в Каликуте, командуя уже двадцатью хорошо вооруженными кораблями. В этот раз португальцы смогли успешно навязать торговые отношения, но достигли этого, проявив исключительную жестокость, а вовсе не более совершенные торговые или мореходные навыки. Вскоре после прибытия да Гама захватил судно, возвращавшееся из Каликута в Мекку приблизительно с 400 пассажирами, многие из которых были женщины и дети. Захватив весь груз, португальцы заперли всех пассажиров в трюме и подожгли судно, из-за чего все, кто был на борту, погибли. После этой и подобных демонстраций силы да Гама заключил союз с правителем Каннонора, врага правителя Каликута, заставив последнего подписать договор, гарантирующий португальцам право вести торговлю. Таким было открытие торговых отношений Европы с Азией.

Да Гама вернулся в Европу с судами, полными специй и драгоценностей из Каликута, а в последующие тридцать лет португальцы послали еще больше вооруженных флотов, возведя форты в индийском Гоа, в Гормузе в Персидском заливе и на островах Юго-восточной Азии в Малакке. Эти укрепления стали опорными пунктами португальской империи, стремившейся доставить богатства Азии прямиком в Европу.

Хотя эта история завоеваний часто преподносится в качестве примера потрясающего успеха португальцев (а значит и всей Европы) в Азии, португальцам удавалось успешно действовать в основном против отдельных королевств, в которых они могли найти местных союзников, или же в областях, удаленных от центров азиатских государств.

Португальцы вошли в воды Индийского океана с явным преимуществом в морском вооружении над мусульманскими кораблями, плававшими вдоль побережий Аравии, Африки и Индии. Последние были вооружены небольшими орудиями в носовой и кормовой части судна, тогда как португальские суда были приспособлены под большие пушки, расположенные по всей длине бортов судна. Европейская военно-морская артиллерия была, таким образом, мощнее любого вооружения мусульманского флота. Это дало португальцам решающее преимущество в морских противостояниях. Кроме того, португальцы обладали передовыми навыками в строительстве укреплений, развитого в Европе за годы осадной войны. Бастионы с массивными покатыми стенами, выстроенные по образцу крепостей эпохи итальянского Возрождения, вскоре стали типичными для крепостей португальцев и укрепленных поселений по всей Южной и Юго-восточной Азии.

Однако преимущества морской артиллерии были бесполезны, когда ей противостояли сухопутные войска. Например, при попытке португальцев взять крупнейший торговый центр в южной Аравии — порт Аден, их атака была отбита османскими войсками.

Главным преимуществом португальцев было то, что подлинная сила Азии — Моголы в Индии и правители династии Мин в Китае — мало беспокоилась о том, кто управлял торговлей по их побережьям, пока торговля продолжала процветать, а налоги — поступать в центральную часть страны. Дело в том, что масштабы деятельности португальцев были таковы, что они никогда не представляли угрозы кому-либо, кроме местных правителей небольших прибрежных королевств или островных государств. В сравнении с масштабами торговли и населения в Азии, в которой сотни миллионов людей обслуживались миллионами торговцев из множества регионов — от Аравии до Японии, португальцы были подобны блохе на верблюде.

Значительная угроза исходила как раз от тех, кому больше всего мешала привилегированная роль португальцев в азиатской торговле, то есть от их европейских соперников по морской торговле — британцев и голландцев.

Европейские державы в Азии и Африке, 1500–1700 гг.

Практически на протяжении века португальцы были крупнейшей европейской державой в Азии. В XVI в. большинство стран Европы были поглощены внутренними религиозными войнами — протестанты и католики боролись за власть в Британии, Франции и Голландии, а внимание Испании было сосредоточено на покорении Нового Света (см. ниже раздел об испанских завоеваниях). Однако к XVII в. торговцы в различных частях Европы достаточно насмотрелись на успехи португальцев, чтобы решить самим получать столь ценные товары напрямую из Азии морским маршрутом вокруг Африки.

Однако, в отличие от Испании или Португалии, чьи правители посылали вооруженные экспедиции в Америку и Азию, правители Англии, Франции и Голландии просто содействовали торговым компаниям в развитии азиатской торговли, даруя им монополию на импорт азиатских товаров в соответствующие страны. Так, Британская Ост-Индская компания (основанная в 1600 г.), Голландская Ост-Индская компания (основанная в 1602 г.) и Французская Ост-Индская компания (основанная в 1664 г.) стали представителями своих стран в Азии. Отчасти действуя как частные компании (покупающие и продающие товары и продающие участие в прибыли на одной из первых в Европе фондовой бирже), а отчасти даже как небольшие государства (со своими собственными армиями, флотом и территориальным управлением), ост-индские компании стали создателями империй.

Благодаря сочетанию превосходящей огневой мощи на море и союзов с дружественными местными правителями (то есть действуя по примеру португальцев) Британская, Голландская и Французская ост-индские компании захватили территории в Азии, сделав их своими, и, по сути, вывели португальцев из игры. Со временем Англия, Голландия и Франция создали огромные империи в Азии — англичане в основном в Индии, голландцы — в Индонезии, а французы — в Индокитае (современный Вьетнам, Лаос и Камбоджа). Однако развитие этих империй не было внезапным, оно заняло века.

В течение первого столетия своего пребывания в Азии (примерно с 1600 по 1700 г.) ост-индские компании действовали как португальцы, прибегая к строительству форпостов для торговли вдоль побережий; голландцы даже отбили у португальцев такой уже известный форпост, как Малакка. Англичане основали форты в Мадрасе, Калькутте и Бомбее в Индии, французы — в Пондичерри, тогда как голландцы основали поселения на Яве, Цейлоне (современная Шри-Ланка) и в Японии в городе Нагасаки.

Но у них, как и у португальцев, был не слишком большой выбор товаров для обмена. Если они хотели привезти богатства Азии в Европу, они должны были предложить что-то взамен, а азиатов интересовало прежде всего серебро. Оно было редкостью в Азии (за исключением Японии), но пользовалось большим спросом. И Индия, и Китай использовали серебро как основу коммерческой и имперской экономики (индийская серебряная рупия и китайский серебряный лян являлись основными единицами налогообложения и торгового богатства в тех странах). По мере роста их экономики в XVI–XVII вв., рос и спрос на серебро.

К счастью для европейцев, они обладали доступом к огромным месторождениям серебра, которое Испания добывала в Новом Свете. К XVIII в., благодаря торговле серебром, Европа была наводнена азиатскими товарами. Индийская хлопчатобумажная ткань — с изысканными росписями и высоким качеством для богатых, простая, более грубая ткань для повседневного использования-стали излюбленным материалом для одежды по всей Европе, поскольку хлопок был легче и удобнее, чем традиционные европейские ткани из шерсти и льна. Кофе и чай, которые не производились в Европе, стали привычными составляющими рациона европейских народов.

Однако следует помнить, что Азию так и не наводнили европейские товары и лишь крошечная часть производимой в Азии продукции отправлялась в Европу. На европейцев никогда не приходилось более 10% торговли перцем, не говоря уже о торговле шелком, фарфором, рисом, хлопком, лошадьми и прочими товарами. Сухопутная торговля, осуществляемая практически без вторжения европейцев, продолжала связывать Китай и Индию с Центральной Азией, Персией и Османской империей. Европейцы не полностью доминировали даже в торговле серебром. На протяжении большей части XVI–XVII вв. китайские торговцы вывозили из Японии в несколько раз больше серебра, чем все европейские торговцы вместе взятые привозили в Китай. Точно так же бенгальские торговцы тканью получили гораздо больше серебра из других частей Индии и Центральной Азии в обмен на свою продукцию, чем от торговли с европейцами^{15}.

Таким образом, за свои первые два века пребывания в азиатских водах европейские торговцы оставались второстепенными участниками торговли, конкурируя с гораздо большим числом азиатских торговцев на огромных евразийских рынках, связывавших Европу с Африкой, Ближним Востоком, Индией, Китаем, Индонезией и Японией. И к XVIII в. главное достижение европейских торговцев состояло в поразительном увеличении потребления европейцами азиатских продуктов, которого они добились, привозя все большие объемы товаров по более низким ценам напрямую из Азии в Европу.

Европейские отношения с Азией и Африкой, 1700–1800: попытки направить поток вспять

К XVIII в. европейцы упрочили свое положение в многочисленных торговых центрах и поселениях в Азии, став непосредственными участниками необъятной евразийской торговли. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Когда азиатские товары стали предметами повседневного использования в Европе, а не просто экзотическими диковинками, их ценность упала. Точно так же, по мере того как Индия и Китай импортировали все больше серебра, относительная ценность серебра и товаров, которые можно было на него приобрести, упала. В частности, в конце XVII в., когда популяционный цикл в Евразии достиг своего пика и рост народонаселения прекратился, цены на большинство предметов потребления стабилизировались или начали снижаться. Таким образом, европейские торговые компании столкнулись со снижением прибыли, а потому были вынуждены искать иные пути извлечения прибыли из своих значительных капиталовложений в суда и фортификационные укрепления по азиатским берегам, помимо простого обмена серебра на азиатские товары.

Вместо того чтобы тратить все больше и больше серебра в Индии и Китае, европейцы могли наладить производство своих собственных версий азиатских продуктов. Ввозимые в Британию Ост-Индской компанией объемы индийского цветного хлопка и китайского шелка представляли такую угрозу для отечественных производителей шерсти, льна и шелка, что в начале XVIII в. они убедили парламент запретить продажу в Британии всего азиатского шелка и всей индийской хлопчатобумажной ткани. Если британцы хотели одеваться в шелк и хлопок, теперь они должны были производить его у себя в стране — покупая шелк-сырец и белый необработанный хлопок в Индии и Китае, а затем превращая их в отбеленные, набивные, окрашенные и отделанные ткани в Британии. Чтобы сократить импорт тонкого фарфора, немецкие, французские и британские химики попытались воспроизвести формулу изготовления фарфора. Тем не менее на протяжении большей части XVIII в. европейские производители так и не смогли предложить керамику или хлопок и шелк, сопоставимые по цене и качеству с китайскими.

Еще один способ получать выгоды от азиатской торговли без поставок серебра для европейских торговцев заключался в том, чтобы зарабатывать ровно на том же, на чем зарабатывали азиатские торговцы, а именно на обмене внутри великого азиатского рынка. Так европейцы проникали на рынок поставок индийских тканей в Африку и Юго-восточную Азию в обмен на африканское золото и слоновую кость, а также поставок китайских шелков и чая в Индию. В конце концов, европейцы также наладили собственное производство азиатских товаров, чтобы облегчить собственную торговлю: голландцы сажали аравийский кофе на своих индонезийских территориях, а британцы сажали чай из Китая в Северной Индии (в Ассаме). Европейцы даже обнаружили, что они могли привозить опиум из Индии в Китай, сбывать его по высокой цене — пока китайский император, обеспокоенный растущей наркоторговлей, не попытался положить конец импорту опиума.

Однако сама торговля уже более не приносила большой и быстрой прибыли; в конкуренции с большинством азиатских торговцев европейцы не имели особых преимуществ. Поэтому они изменили тактику. В XVI–XVII вв. европейцы извлекали прибыль, ведя торговлю в азиатских портах и завися от местных производителей и торговцев, привозивших азиатские товары в торговые центры по побережьям. Но в XVIII в. они уже стремились освободиться от посредников и осуществлять непосредственный контроль над азиатскими производителями. А для этого им пришлось проникнуть вглубь континента.

Британская Ост-Индская компания с одной своей базы в Калькутте осуществляла контроль над всей Бенгалией, наиболее значительным ткацким регионом Индии. Голландская Ост-Индская компания, которая до того вела дела с индонезийскими правителями, контролируя при этом торговлю по побережьям из штаб- квартиры в Батавии (Ява), начала смещать местных правителей и осуществлять административный контроль над всей Индонезией, устанавливая нормативы для производителей. Европейцы, таким образом, стремились стать правителями, а не торговцами, собирая налоги и требуя нужные товары, а не торгуясь за них.

На протяжении XVIII в. эта стратегия срабатывала весьма успешно в регионах, в которых азиатские местные власти были слабыми либо разобщенными, так что европейцы могли сосредоточиться на отдельных противниках и расправиться с ними по одиночке. Эта стратегия была особенно удачной в Индонезии, разделенной на сотни островов и княжеств, каждое из которых имело своего правителя, которого голландцы могли постепенно подчинить своей воле. Та же стратегия срабатывала и в Индии, в которой империя Моголов начала разваливаться к началу XVIII в., что позволило десяткам местных правителей начать борьбу за свою независимость от правления Моголов.

Британское владычество в Индии началось, когда наваб Бенгальский, наместник провинции в Могольской империи, возрадовавшись своей независимости, перестарался и настроил против себя свою же знать. Роберт Клайв из Ост-Индской компании, увидев представившуюся возможность, возглавил армию компании против наваба в битве Плесси в 1757 г. Недовольная знать предала наваба, что позволило Клайву добиться победы.

Однако это не означало полного успеха компании. Хотя победа Клайва привела к тому, что император Моголов признал право компании на сбор налогов в Бенгалии, офицеры компании оказались настолько алчными, что занимались скорее разрушением, чем управлением экономики Бенгалии. Британскому правительству пришлось вступить в игру и назначить генерал-губернатора, возглавившего всю деятельность Британии в Индии. Британии понадобилось еще 100 лет, чтобы ослабить власть различных местных индийских правителей, заключая союзы с одними против других, и провозгласить себя правителем субконтинента. К этому времени британское правительство лишило компанию соответствующих полномочий и само стало править Индией как королевским владением.

В Индонезии Голландская Ост-Индская компания также столкнулась с проблемой поддержания прибыльности своих владений. Компания уже не могла сохранять свою монополию на пряности с островов, поскольку арабские торговцы вывезли гвоздику, самую ценную культуру, и сами стали выращивать ее на экспорт в Занзибаре. К концу XVIII в. поступления от налогов перестали приносить выгоду компании, так как росли затраты, связанные с управлением и контролем населения Индонезии. В 1798 г. компания была распущена, а ее территории стали колониями, управляемыми правительством Нидерландов.

За пределами Индонезии и Индии европейские державы были гораздо менее успешны в образовании империй в Азии и Африке в течение XVIII в. Хотя европейцы и установили прибрежные форты в Северной Африке, мусульманские правители просто перенесли свои столицы вглубь территорий и сохранили контроль над ними. В Западной и Восточной Африке британцы, французы и португальцы образовали прибрежные анклавы, но сочетание изнуряющих заболеваний и сопротивления со стороны хорошо организованных африканских королевств (прекрасно вооруженных благодаря работорговле, а также торговле слоновой костью и золотом) не позволило европейцам захватить внутренние регионы. Лишь в Южной Африке, где голландцы первыми основали крупные поселения, европейцам удалось приобрести значительные территории до XIX в.

Тем временем две ведущие державы Восточной Азии — Китай и Индия, как оказалось, вполне способны удерживать европейцев под контролем. Китай ограничил присутствие большинства европейских торговцев одним-единственным пунктом доступа, в южном порту Кантона примерно в тысяче миль от китайской столицы. Япония точно так же предоставила европейцам возможность вести торговлю в западном порту Нагасаки. Обе страны надежно контролировали действия европейских торговцев на своей территории на протяжении XVIII в. И лишь в XIX в., с применением изобретенных военных судов на паровом двигателе, европейцы смогли подчинить Китай и Японию своей воле и продвинуться по великим речным системам Африки вглубь страны.

Таким образом, лишь в XIX в. осуществилось полное завоевание мира европейскими державами. Мы рассмотрим данный процесс ниже. Вначале же обратимся к европейским завоеваниям Нового Света — ведь именно там европейцы впервые основали по-настоящему гигантские заморские империи.

Европейские державы в Новом Свете, 1500–1600: испанское завоевание

Завоевание Нового Света испанскими конкистадорами, за которыми вскоре последовали французы, англичане, португальцы и голландцы, кажется каким-то чудом. Горстка европейцев, несколько десятков или сотен крепких людей, смогла покорить и разграбить многовековые цивилизации миллионов коренных американцев, от ацтеков в Центральной Мексике до инков в Перу.

В 1490 г. Новый Свет был неизвестен европейцам и густо населен общинами коренных американцев, построивших высокоразвитые цивилизации. Они включали «Строителей курганов» из долины Миссисипи (чьи крупные земляные сооружения еще виднеются в долине реки вблизи Сент-Луиса и других местах), а также народы пуэбло с юго-запада, чьи огромные многоуровневые комплексы, построенные из сырцового кирпича или устроенные в пещерах, все еще вызывают восхищение от Колорадо до Нью-Мексико. Они включали цивилизации Мексики — ольмеков, тольтеков, майя и ацтеков — с их монументальными архитектурными сооружениями, возведенными 3000 лет назад, а также Перу, где короли инков правили территориями, на которых сегодня расположены несколько современных южноамериканских государств.

Коренные американцы отнюдь не были варварами. Когда Эрнан Кортес и его люди прибыли в ацтекскую столицу Теночтитлан, они вошли в город, чья кипящая торговля, огромные здания и чудесные сады выгодно отличались от столиц Европы. В это время Теночтитлан и его пригороды населяло, возможно, 200 тысяч жителей. Для сравнения: в крупнейшем городе Испании, Севилье, проживало примерно 45 тысяч жителей, в Лондоне — менее 100 тысяч человек, и только Париж мог сравниться по своим размерам с Теночтитланом. Не удивительно, что солдаты Кортеса описали свою первую встречу со столицей ацтеков как нечто сказочное!

То, что Кортес и несколько сотен его солдат смогли захватить столицу ацтеков или что Писарро и небольшой отряд испанских солдат победил пятимиллионную империю инков, казалось тогдашним европейцам чудом, а многим кажется таковым до сих пор. И коренные американцы, и испанцы восприняли это завоевание как доказательство божественной воли, ведь не чем иным, кроме божественной воли, подобные победы объяснить было невозможно.

На самом деле испанцы изначально преуспели в Америке так же, как португальцы в Индийском океане или британцы в Индии. Они воспользовались своим превосходством в новом тактическом вооружении, а также междоусобицах среди своих противников, чтобы приобретать союзников и изолировать врагов. В случае с конкистадорами их главным тактическим преимуществом было наличие длинных стальных мечей, арбалетов, доспехов и железных шлемов для борьбы с ацтекскими воинами, использовавшими более короткое и менее прочное оружие из обсидиана и носившими лишь ткани и доспехи из кожи. Это давало значительное преимущество испанским воинам над ацтекскими в рукопашной схватке, так что они могли убивать либо ранить десятки ацтеков, не получая при этом смертельных ран.

Кроме того, даже на начальном этапе контактов с основными коренными американскими цивилизациями испанцы использовали внутренние конфликты империй ацтеков и инков. Из своей столицы Теночтитлан ацтеки правили обширной империей, состоявшей из многих прежде независимых мексиканских народов. И хотя ацтеки были крайне обходительны со своими соплеменниками и гостями, побежденные враги подвергались самым жестоким пыткам и приносились в жертву, а их народы вынуждены были платить ежегодную дань. Когда Кортес прибыл в Мексику, он быстро сориентировался в местной ситуации и разработал соответствующую стратегию. Он избрал путь в Теночтитлан, чтобы заручиться поддержкой как можно большего числа местных союзников, и перед тем, как он достиг ацтекской столицы, уже заключил союзы с кемпоаланцами и тласкаланцами.

Так что против ацтеков сражались не несколько сотен испанцев, а сотни испанцев, пользовавшихся поддержкой десятков тысяч тласкаланцев и других союзных воинов. Когда Кортес и его люди были изгнаны из Теночтитлана после смерти Монтесумы, тласкаланцы пришли к нему на помощь. Лишь при помощи своих американских союзников Кортесу в конце концов удалось покорить ацтекскую столицу.

Испанцы, как и португальцы в Индии, также использовали тактику проявления большой жестокости для запугивания противников и убеждения некоторых из них стать союзниками. Обычная тактика включала отрубание рук пленных, убийство женщин и отсылка их тел домой. Еще одним способом было истребление женщин и детей, в особенности во время религиозных праздников, когда их хватали и предавали публичному сожжению.

Все эти факторы способствовали первоначальным успехам испанцев. Однако главным преимуществом, обеспечившим победу испанцев в Новом Свете, было нечто, что испанцы привезли с собой из Старого Света ненамеренно, но что имело совершенно опустошающий эффект среди коренного американского населения: возбудителями заболеваний, устойчивостью к которым коренные американцы не обладали.

Опустошение, причиненное европейскими микробами в Новом Свете, было даже большим, чем последствия Черной смерти в Европе. Черная смерть, в конце концов, была лишь одной болезнью; европейцы же привезли не только оспу, тиф, грипп и корь, но и массу других вирусов, бактерий и паразитов, неизвестных в Новом Свете. Отсюда множество смертей и болезней. Смертность, вероятно, была сопоставима с той, с которой столкнулись европейцы при попытке вторгнуться в Африку, где малярия, сонная болезнь и множество видов тропической лихорадки превратили Африку в кладбище европейцев.

Сложно точно сказать, какой была смертность среди коренного американского населения — 90, 95 или даже 98% (многое зависит от оценок изначальной численности населения, которые не так надежны), — но нет никаких сомнений в том, что опустошение было не сравнимо ни с чем случавшимся в мировой истории. К XVII в., спустя сто лет после начала контактов европейцев с материком, оказалось, что население Латинской Америки сократилось до нескольких миллионов. К XVIII в., когда опустошение докатилось и до Северной Америки, на территории сегодняшней Канады и Соединенных Штатов оставалось лишь несколько сотен тысяч коренных американцев.

Хотя завоевания испанцев в Новом Свете и кажутся чудом, едва ли их можно назвать чем-то беспрецедентным в мировой истории. Ведь именно небольшие группы германских племен — франки, готы, вандалы, лангобарды и другие — разграбили Рим и в итоге покорили и стали править Западной Римской империей. Точно так же сотни тысяч монгольских воинов, используя новое тактическое оружие, конных лучников, для маневренности и ударной силы, а также особую жестокость (резня беззащитных женщин и детей и складывание в кучу черепов убитых противников), смогли покорить богатую и высокоразвитую Китайскую империю с населением в десятки миллионов. В мировой истории более развитые и богатые цивилизации, раздираемые внутренними конфликтами и разладом в управлении, не раз становились добычей безжалостных и сильных в военном отношении, но численно уступающих сил. Испанские завоевания — во многом при помощи натиска европейских заболеваний, погубивших их противников из коренного американского населения — следовали этой вполне устоявшейся модели.

Две женщины, которые изменили мировую историю: Изабелла Испанская и Малинче Мексиканская

Прежде чем продолжить наш рассказ, рассмотрим вкратце историю двух выдающихся женщин, сыгравших важную роль в только что описанных событиях. Это Изабелла I, умная и смелая королева Испании, и Малинче, представительница ацтекской знати, чьи замечательные языковые и дипломатические дарования сыграли важнейшую роль в завоевании Кортесом Мексики.

Без готовности Изабеллы поверить в идею Колумба, великий мореплаватель никогда бы не совершил своего открытия. Многие монархи отвернулись от Колумба, сомневаясь в разумности его планов достичь Восточной Азии, переплыв через Атлантику. Изабелла, самостоятельно выучившая латынь и интересовавшаяся наукой и путешествиями, согласилась профинансировать его предприятие, получив в обмен права на все земли, которые мог открыть Колумб. Благодаря этому Испания получила огромную империю Нового Света и запасы серебра и золота.

Однако испанцы не покорили бы Мексики без помощи своих союзников из коренного американского населения. Как и королева Изабелла, Малинче была женщиной необычайного ума и одаренности и сыграла ключевую роль в мировой истории.

Она происходила из знатной ацтекской семьи, еще девочкой была продана майянскому работорговцу. По условию мирного договора между майянским и испанским королем, она была отдана Кортесу в качестве рабыни. Кортес обнаружил, что Малинче умела говорить на ацтекском и майянском языках, и немедленно сделал ее своим личным переводчиком. Малинче выучила и испанский, став настолько важной для всей кампании Кортеса, что на всех изображениях она находится рядом с ним. Навыки Малинче позволили Кортесу заключить договоры с тласкаланцами и другими народами империи ацтеков. После первой же битвы Кортес стал полагаться на Малинче, которая выступала в качестве дипломата и переводчика, помогая убедить коренное население сотрудничать с Кортесом в обмен на поддержку против их врагов. Таким образом, она помогла построить союзы, без которых Кортес не смог бы добиться успеха. Сегодня исследователи спорят о роли Малинче. Не совершила ли она ошибки, решив помогать Кортесу? Или же ее блестящий дипломатический талант способствовал объединению разрозненных сообществ для свержения жестокой империи ацтеков?

Однако нет никаких сомнений в том, что ее способности были крайне важны для успеха всего предприятия Кортеса.

Европейские державы в Новом Свете, 1600–1800: поселения и рабовладение

Вслед за испанскими завоеваниями и гибелью большей части коренного населения другие европейские первооткрыватели и поселенцы бросились на освоение теперь уже пустовавших земель. Португальцы в Бразилии, британцы и голландцы вдоль атлантического побережья Северной Америки, французы в долинах рек св. Лаврентия и Миссисипи и на Великих озерах и все эти державы в Карибском бассейне претендовали на свой кусочек Нового Света. Тем временем испанцы двигались на север и юг от мест изначальных завоеваний, основывая поселения в Калифорнии, Нью-Мексико, Техасе и других частях Латинской Америки.

Из этих поселенцев испанцы с самого начала были наиболее удачливыми в получении прибыли, поскольку земли ацтеков и инков оказались чрезвычайно богатыми серебром и золотом. «Серебряная гора» Потоси на юге Перу более века оставалась крупнейшим и богатейшим серебряным рудником в мире. Другие месторождения серебра были обнаружены в Мексике, а к XVIII в. португальцы открыли большие месторождения золота в Бразилии. Как уже отмечалось выше, эти огромные запасы серебра, перевозимые в Европу или — через Тихий океан — в Азию, позволили европейцам участвовать в азиатской торговле и приобретать азиатские товары для собственного пользования.

Если испанцам достаточно было просто добывать и переправлять серебро, то британским, французским и голландским поселенцам необходимо было найти другие способы извлечения выгоды из земель, на которые они претендовали. Легче всего можно было заработать, используя климат и местные культуры для выращивания продуктов, не доступных в Европе. В результате быстро возникли плантации сахарного тростника на Карибах, табака — в Британских колониях Виргиния и Каролина, хлопка (который коренные американцы выращивали и получали из него легкие ткани на протяжении веков) — вдоль побережий.

Однако все европейские державы в Новом Свете вскоре обнаружили, что им непросто извлекать богатство из новых земель — дело в том, что то самое «исчезновение» коренного населения, сделавшее возможным завоевание, означало также дефицит рабочей силы для работы на рудниках и земле. Поэтому начался поиск новых источников рабочей силы в дополнение к порабощенным коренным американцам, работавшим в шахтах и на полях. Это были бедные иммигранты из Европы, прибывшие по своей воле работники по контракту, но основную массу составляли вывезенные из Африки рабы.

Рабы были особенно полезны там, где земля приносила большие урожаи ценных культур, а землевладельцы имели огромные поместья. При таких условиях, продажа урожая позволяла окупить высокие затраты на покупку и содержание рабов. Таким образом, сахарные плантации Карибских островов и Бразилии, а также хлопковые и табачные плантации американского Юга стали основными потребителями на африканском рынке работорговли. Рудники Мексики, Перу и Бразилии также стали зависеть от импорта рабочей силы. И лишь там, где земля была относительно каменистой или климат не подходил для выращивания товарных культур, продолжало развиваться натуральное хозяйство. В этих областях в местной экономике доминировали колонисты, возделывавшие участки семейного пользования — в Новой Англии, Новой Франции (Квебек), Пенсильвании, Нью-Йорке и южной части Южной Америки.

Некоторые исследователи утверждают, что именно доходы от рабовладения питали экономический подъем Запада. Рабовладение было ужасной несправедливостью, принесшей страдания и смерть миллионам, и сложно понять, что же было достигнуто ценой подобных страданий. Нельзя назвать ни одной рабовладельческой экономики, которая стала бы богатой или производительной благодаря этому своему опыту, — скорее, верно обратное. Богатейшей рабовладельческой колонией Карибского бассейна было французское Гаити; теперь же это — беднейшая страна в западном полушарии. В Соединенных Штатах рабовладельческие штаты Юга отставали от экономически успешного индустриализованного Севера. Какое-то время рабовладение, возможно, и приносило выгоду относительно небольшой горстке плантаторов. Но в конечном счете держать четыре пятых населения (обычное соотношение свободных и рабов в регионе плантаций) в рабстве — не лучший путь создания национального благосостояния.

И все же могут спросить: а не способствовали ли прибыли рабовладельческих плантаций или работорговли экономическому росту и индустриализации Запада? Или даже: могла ли индустриализация развиваться вовсе без хлопка, производившегося рабами в Новом Свете?

Если бы владельцы плантаций вкладывали средства в промышленность или становились промышленниками, тогда подобные вопросы были бы обоснованными. В действительности же они этого не делали. Кроме того, не в пользу прибыльности рабовладения говорят огромные издержки, связанные с подавлением бунтов рабов, революциями и гражданскими войнами. Революции в Южной Америке породили длительные периоды хаоса, а гражданская война в Соединенных Штатах оставила большую часть плантаторского Юга разоренной. Прибыли любого из указанных регионов не идут ни в какое сравнение с их затратами в виде политических последствий развития рабовладельческого общества.

Верно, конечно, что к XIX в. хлопок, выращенный в Новом Свете, был основным вкладом в британскую хлопковую промышленность и одним из ведущих звеньев британской индустриализации. Но промышленность сотворил не хлопок-сырец, а инновации в британском станочном оборудовании и использование гидроэнергии и энергии пара, которые сделали оправданным импорт хлопка, обработку и изготовление тканей. Если бы не оборудование, не было бы никакого смысла импортировать хлопок-сырец в Англию, поскольку стоимость готового изделия была бы гораздо выше, чем стоимость хлопчатобумажной ткани из стран, производящих хлопок-сырец, таких как Китай и Индия. Новое британское оборудование позволило сделать прибыльным импорт хлопка-сырца, причем вне зависимости от экспортирующей страны — Индии, Египта, Турции или Америки.

Есть еще один виртуальный эксперимент, который мы можем провести для осмысления влияния империи и рабовладения на конечные богатство и процветание европейских стран. Мы без труда можем ранжировать страны Европы по размеру их заморских империй и степени, в которой эти империи зависели от использования труда рабов. Вначале идут Испания и Португалия, затем Британия, Голландия и Франция, намного ниже будут располагаться Бельгия, Германия (бывшая Бранденбург-Пруссия) и Италия (все свои колонии она приобрела в XIX в.); наконец Швейцария, Австро-Венгрия и Россия (у которой вообще не было колоний, за исключением нескольких русских поселений на Аляске и тихоокеанском побережье).

Процветали ли эти страны? Начиная с 1830 г. Испания и Португалия перестают быть богатыми и могущественными. Начиная с середины XVIII в. Голландия находилась в упадке и шла в кильватере Франции, потерпевшей поражение в Наполеоновских войнах. К 1871 г. Франция снова проиграла Германии во франко-прусской войне. В 1850-х гг. Британия, Бельгия и Швейцария находились в авангарде индустриализации. Если говорить кратко, то, за исключением Британии, прослеживается лишь очень слабая корреляция между заморскими империями и рабовладением европейских стран до XIX в. и их силой и экономической динамикой в XIX столетии.

Если бы рабовладение и империя были средствами индустриализации и современного экономического роста, тогда римляне, монголы, османы или испанские колонизаторы Латинской Америки были бы во главе современного мира. Однако этого не произошло. Напротив, это удалось небольшим и свободным от рабства странам и регионам — Британии, Новой Англии, Швейцарии, Бельгии.

Таким образом, утверждения, что расцвет Запада был построен на рабовладении и империализме до XIX в. оказываются несостоятельными. История не дает нам никакого оправдания рабства; нищета порождает лишь нищету, и к 1860-м гг. американские регионы, в которых практиковалось рабовладение, уже становятся свидетелями краха — рабовладельцев и их владений — в результате гражданской войны, революций или десятилетий экономической отсталости. При этом большинство крупнейших колониальных держав — Испания и Португалия, Голландия и Франция — уступали Британии, Германии и России в гонке за власть в Европе.

Европейские империи после 1800 г.

Однако с начала XIX в. открывается великая эпоха европейского империализма и ведущие европейские державы — Британия и Франция, Нидерланды и Германия, Италия и даже Россия — начинают оказывать свое влияние на весь мир. Почему так произошло, и почему именно в это время?

С начала XIX в. в ряде западноевропейских стран и в Соединенных Штатах наблюдался значительный прогресс в производственных технологиях и военном деле. (Мы обсудим это подробнее в главе 7.) На данный момент достаточно перечислить изменения, чтобы осмыслить произошедшее. В Британии, Соединенных Штатах, Голландии, Бельгии, Франции, Германии, Австрии, Италии и даже России инженеры начали использовать энергию пара в горном деле, добывая огромное количество угля, никеля, меди и железа. Новые технологии использования угля для очищения железа и других металлов привели к значительному увеличению доступности дешевого кованого железа и стали. Энергия пара использовалась на пароходах и железных дорогах, паровом экскаваторе и паровой молотилке. Она также использовалась на заводах при управлении мехами для очистки металла и в работе прядильного и ткацкого оборудования, что делало возможным производство беспрецедентно дешевых хлопка и шерстяных тканей однородного качества.

К 1860-м гг. военные суда с паровым двигателем под американским и европейскими флагами курсировали по всему свету, а сети железных дорог помогали перевозить товары и пассажиров с небывалой скоростью по всем континентам. Было налажено массовое производство пушек и винтовок, новые модели которых отличали точность и скорострельность. Результатом всех этих изменений было то, что в XIX в. европейские страны и Соединенные Штаты получили возможность контролировать огромные запасы энергии и объемы материалов при невероятно низких затратах.

Однако в то же самое время большинство азиатских и африканских стран столкнулись с трудностями. Экономика и власти Китая не смогли справиться с ростом народонаселения, что привело к восстаниям и в итоге вылилось в полномасштабную гражданскую войну (Восстание тайпинов), продлившуюся 13 лет (1851–1864), унесшую жизни десятков миллионов человек и разрушившую центральную власть империи. В Японии сёгун также столкнулся с восстанием провинций. В том же положении оказался и османский султан. В Африке столетия работорговли и все более хищнические запросы торговцев и колонистов пошатнули положение прежде могущественных африканских королевств.

Следствием этих противоречивых тенденций было то, что в ходе XIX в. европейцы и американцы стали использовать невероятно возросшие возможности для навязывания своей воли и производства все более дешевых товаров в своих взаимоотношениях со все более слабыми азиатскими и африканскими обществами. Не удивительно, что европейцы и американцы воспользовались преимуществами для расширения власти и контроля, применяя новые паросиловые линейные крейсера для навязывания своих условий Китаю и Японии и используя железные дороги и современное вооружение для установления контроля над Африкой.

Таким образом, не колониализм и завоевания сделали возможным стремительное развитие Запада, а как раз наоборот — возвышение Запада (с технологической точки зрения) и упадок остальных частей света сделали возможным полномасштабное распространение власти Европы по всему миру.

Издержки империализма, загадка экономического роста

Некоторые исследователи и националисты винили в бедности всех неевропейских регионов европейский империализм. Несомненно, страны, в которых господствовал европейский, американский и японский империализм, серьезно пострадали. Приток продукции европейского производства подрывал их промышленность, а европейцы постарались, чтобы их колонии играли роль поставщиков сырья и потребителей европейских товаров, а не независимых производителей и конкурентов. Системы образования и управления часто строились на иностранный манер, иногда с весьма слабыми результатами, а транспортная система приспосабливалась под нужды европейцев для экспорта сырья или для военного контроля, а вовсе не в целях экономической интеграции.

Кроме того, одна из статей европейского импорта, с легкостью адаптировавшаяся к условиям многих развивающихся стран — революционный марксизм, нанесла еще один удар устойчивому экономическому управлению и политической стабильности. И хотя европейский империализм нельзя считать главной причиной возвышения Запада, он, бесспорно, ответственен за определенную степень застоя или упадка, в некоторых случаях на несколько веков, в развитии множества стран.

Однако даже если мы признаем, что империализм оказал негативное влияние на неевропейский мир, не все беды развивающихся стран можно будет списать лишь на него. Ряд стран, которые никогда не были колониями (Либерия, Эфиопия), сегодня столь же бедны, как и любая жертва империализма. Многие латиноамериканские страны, прекратившие быть колониями вскоре после 1800 г., преуспели в экономическом отношении не больше, чем страны, бывшие колониями до 1960-х гг. Некоторые страны, такие как Индия, Китай и Корея, оказавшиеся жертвами империализма, недавно начали стремительно развиваться; другие постколониальные сообщества (такие как Сьерра-Леоне) за последние 50 лет пришли в упадок по сравнению с уровнем их экономического развития до обретения независимости. Даже если империализм и является негативным фактором экономического роста бывших колоний, он, без сомнения, не является единственным, или даже самым значительным фактором экономического успеха.

Если сам по себе империализм не объясняет, почему одни части Европы разбогатели, тогда как другие сильно отстали, или почему сегодня некоторые страны, такие как Китай, Корея и Индия, преодолевают свое колониальное прошлое и стремительно развиваются, нам необходимо вновь обратиться к загадкам экономического роста. Возможно, вначале нам следует рассмотреть, как и где начался экономический рост в истории. Насколько богаты были европейцы до 1800 г. в сравнении с более поздними периодами и другими ведущими цивилизациями мира? На этот вопрос мы попытаемся ответить в следующей главе.

Geoffrey Parker, The Military Revolution: Military Innovation and the Rise of the West 1300–1800 (Cambridge: Cambridge University Press, 1996).

Kenneth Pomeranz, Steven Topik, The World that Trade Created: Society, Culture, and the World Economy 1400 to the Present (Armonk, NY: M.E. Sharpe, 2006).

Matthew Restall, Seven Myths of the Spanish Conquest (Oxford: Oxford University Press, 2003).