Я стоял на главном перекрестке нашего крохотного студенческого городка, упершись ботинками в горячий асфальт. Гудение «Харлея» успокаивало меня. Так легко забыть обо всех проблемах, пока едешь по городу на мотоцикле, хотя все мышцы болели от целого дня тренировок в «Айрон И».
Эбби с нашего свидания была на седьмом небе от счастья, но я не мог отогнать мысль, будто что-то не так. Может, родители Паркера Хейса и владели «Биасетти» и, возможно, Паркер водил туда Эбби на первое свидание, но как только мы сели за столик, жена вновь стала веселой, остроумной, саркастичной красоткой, которую я водил в пиццерию на наше первое «не-свидание». Мы будто снова стали просто студентами без переживаний о счетах или федеральных агентах, которые что-то вынюхивали возле нашей квартиры.
Но даже так мы знали, что нам повезло. Адам ждал предварительных слушаний, понимая, что его свобода – вопрос времени. Я же водил жену на свидания и притворялся, что самая большая наша проблема ‒ это подружатся ли Эбби и Камилла.
Загорелся зеленый свет, я поджал ноги и повернул ручку газа, переключая передачи так быстро, будто скоростной режим придумали для всех остальных. За плечами остался очередной рабочий день, как и мой второй учебный год в колледже. У меня теперь было больше времени, чтобы проводить его дома с женой, никаких докладов, не надо разрываться между новой работой и домашними заданиями.
Работа… дом… Голубка. Это казалось мне раем – если, конечно, меня не арестуют и не выведут из дома федеральные агенты. Такой сценарий все время прокручивался в моих мыслях.
Я попытался вспомнить лето после первого курса, когда я только и делал что пил и трахался – и не было переживаний о пожизненном приговоре вдали от Эбби, как и в принципе каких-то забот. Но оглядываясь, я понимал, что потратил время впустую. Я не мог вспомнить ни одну девушку или какую-то особенную ночь.
С Эбби каждое мгновение что-то значило. Понимание того, что мы познакомились всего восемь месяцев назад, снова вызвало во мне панику, что это все нереально.
За такое короткое время мы прошли огонь и воду, а в итоге мы были вместе и счастливы. Иногда я ждал, когда реальность нанесет удар в спину.
На подъезде к дому отца под колесами «Харлея» заскрипел гравий, я поставил мотоцикл на подножку и заглушил мотор.
Папа вышел на крыльцо, встречая меня, как и каждый раз, но сегодня рядом с ним стоял Трентон, поддерживая здоровой рукой ту, что в гипсе.
– Ну привет, – с теплой улыбкой проговорил отец, щеки его поползли вверх, глаза сощурились. – Рад видеть тебя. Заходи, заходи.
Я похлопал папу по плечу, проходя мимо, потом кивнул Трентону.
– Привет, малыш, – сказал я.
Трентон лишь кивнул.
Я прошел по короткому коридору и повернул в гостиную, падая на диван. Тот стукнулся спинкой о стену, но папа ничего не сказал. Он лишь сел в свое кресло-качалку, покачиваясь и глядя на меня в ожидании, что я поведаю ему свои мысли.
Трентон сел рядом со мной, очень осторожно. Таким уязвимым я его еще никогда не видел.
Я нахмурился.
– Ты в порядке?
– Ага, – проворчал он. – Жить буду.
– Я серьезно. Выглядишь паршиво. И ходишь еще медленнее.
– Спасибо, придурок, – проворчал он.
Я посмотрел на отца:
– Это только я так думаю?
– Нет, я тоже ему сказал, – проговорил отец. – Надеялся, что ты тоже что-то скажешь.
Трентон откинулся на спинке и застонал, укладывая голову на подушки.
– Отлично. Я просто медлительный идиот. Мне нездоровится. Но мало того что я инвалид, еще и заболеть! Отказываюсь.
– Не будь придурком, Трент. Если игнорировать, будет только хуже. Особенно когда твой организм и так занят выздоровлением, – сказал я.
Папа и Трентон уставились на меня.
– Какого черта, Трэв? – сказал Трентон. – Ты женился и превратился в моего папочку?
Живот папы заходил ходуном от смеха, я опустил голову и тоже усмехнулся.
– Да пошел ты, – сказал Трентон, все еще глядя в потолок.
– Как твоя новая работа? – спросил у меня отец.
Я откинулся на спинку потрепанного дивана, стараясь найти для себя удобное положение. Он уже не был таким мягким, а местами стал бугристым, но мама выбрала этот диван еще до моего рождения. Отцу пришлось отпустить ее, но за некоторые вещи он все же держался.
– Все в порядке. Мой босс – настоящий козел, но я научился избегать его. – Я посмотрел на Трентона. На его лбу проступил пот. – Трент. Ты сегодня принимал обезболивающее?
Он пожал здоровым плечом.
– Одну таблетку утром.
– Тогда что такое?
– Не знаю, приятель. Просто плохо себя чувствую. Прекрати меня нервировать.
– Как ты сюда добрался? – спросил я.
Автомобиль Камиллы не подлежал восстановлению, и она ездила на стареньком «Додж Интрепид» Трентона, как только немного поправилась.
– Папа заехал за мной на фургоне.
Я посмотрел на папу, который обеспокоенно следил за Трентоном.
– По телефону мне показалось, что ему не очень хорошо, – сказал папа.
– Понятно. – Я встал и протянул руку. – Пап, дай мне ключи. Мы отвезем Трентона в неотложку.
– Что? Нет, черт вас дери, – возмутился Трентон.
– Вставай, – требовательно сказал я.
– Трэв… – Трентон устало посмотрел на меня. – Я не могу себе это позволить.
Я задержался на нем взглядом и вздохнул:
– Я заплачу. Ты едешь.
– Нет, я не могу тебя о таком просить, – сказал Трентон, с каждой секундой бледнея.
– Трентон, вставай, или я переброшу твою задницу через плечо.
Трентон свирепо смотрел на ковер, шепотом ругаясь на меня, но потом все же поднялся. Поплелся вперед. Я забросил себе на шею его здоровую руку, поддерживая Трентона, пока мы шли к отцовскому пикапу.
Я помог старшему брату усесться внутрь, затем отцу. Он передал мне ключи, и я перешел на другую сторону, убедившись, что мотоцикл стоит на достаточном расстоянии.
Достал из кармана мобильник и стал набирать сообщение жене, но, поняв, что лишь растревожу ее, решил написать позже, когда появятся новости. Сел за руль и повернул ключ зажигания. Отцовский фургон застонал, потом стих.
– Не жми на газ сильно, – сказал Трентон. – Перекрутишь двигатель.
Я снова повернул ключ, слушая, как машина рычит, но не цепляет зажигание. Посмотрел на Трентона. Именно он всегда чинил отцовский фургон, но сейчас брат плохо себя чувствовал, и я не мог понять, что не так. Мы постоянно ремонтировали старый «Шеви» отца.
Папа указал на ключ зажигания и покрутил пальцами.
– Попробуй еще раз провернуть, подожди, поверни еще раз, нажав на педаль газа до упора.
Я сделал, как он сказал, и когда вдавил педаль газа в пол, машина четыре раза порычала, а потом завелась. Я включил заднюю передачу и выехал со двора.
Трентон застонал, когда мы подпрыгнули на бордюре, и потом, когда я добавил скорости. Чем дальше мы ехали, тем хуже он выглядел.
– Трэв, – сказал он, закрывая глаза. – Мне не так уж жарко. Остановись.
Я взглянул на него. Его лицо посерело, пот ручьем струился по лицу.
– Черт подери, я везу тебя в неотложку!
Трентон сказал что-то бессвязное и отключился.
Папа прижал его голову к груди, глядя перед собой с явной тревогой.
– Трэвис, – сказал папа спокойным голосом, но за ним угадывался страх.
– Две минуты.
Папа кивнул, зная, что я веду машину так быстро, как только могу.
Мы все подпрыгнули, когда я крутанул руль и завернул ко входу в больницу. Шины фургона завизжали, замедляя свой ход, и мы остановились на парковке для машин «Скорой помощи». Я поставил передачу на парковку и побежал к пассажирскому сиденью. Папа уже вышел на улицу.
Я забрался внутрь, вытаскивая Трентона и закидывая себе на плечо, будто он ничего не весил.
Как только перед нами разъехались двери, девушка на ресепшене бросила на нас взгляд и тут же позвала медсестер. Из двойных автоматических дверей выбежали три женщины в ярких бахилах, толкая перед собой тележку.
Я уложил Трентона на спину, и женщины, замерив его показатели, увезли его за двойные двери.
Папа смотрел ему вслед, потом перевел взгляд на меня.
– Иди с ним, пап, я тут обо всем позабочусь, – сказал я.
Папа кивнул и последовал за лишившимся чувств сыном.
Двери закрылись, и я прокашлялся, глядя на девушку за ресепшеном. Она выглядела невозмутимой, кликнув несколько раз мышью и начав что-то печатать.
– Имя? – спросила она.
– Его имя? Трентон Аллен Мэддокс.
Она вбила имя и кивнула.
– Он уже есть в системе… похоже, недавно был здесь.
Я кивнул.
– О… так это он, тот самый, кто…
Она замолчала.
– Да, нес свою девушку две мили со сломанной рукой, а потом не проронил ни звука, когда ему вправляли кости, чтобы быть в сознании, когда она очнется. Да, это он, – сказал я.
Глаза девушки распахнулись, она снова стала печатать. Как только она закончила, то повернулась к другой девушке примерно моего возраста или даже моложе, брюнетке с короткой стрижкой в ярко-розовых бахилах.
– Эшли, отведи мистера Мэддокса к его брату, пожалуйста. Они во второй палате.
Эшли встала, указывая на двойные двери.
Мы прошли мимо зоны медицинской сортировки, потом я последовал за ней по тому же белому коридору, как и в ночь аварии Трентона.
– Ваш брат здесь знаменитость, – сказала Эшли. – О нем до сих пор говорят.
Она остановилась и указала мне на смотровую номер два.
– Спасибо, – сказал я, заходя внутрь.
Я отодвинул в сторону шторку и увидел отца в углу палаты. Он безотрывно смотрел на медсестер с капельницей.
Трентон пришел в сознание, но выглядел изможденным.
– Привет, – крякнул он.
Я провел рукой по ежику волос на голове и вздохнул:
– Ты меня чертовски напугал.
– Привет, – сказала женщина в белом халате, протягивая правую руку. Каштановые кудряшки обрамляли ее лицо, отчего голубые глаза выглядели огромными.
– Трэвис, я его младший брат, – сказал я, пожимая руку.
– Младший? – сказала она, улыбнувшись, и посмотрела на планшет в руках. – Я доктор Уолш. Его состояние стабильно, выровнялось довольно быстро. Пульс, конечно, не совсем в норме, но, думаю, после капельницы все наладится. Мы возьмем несколько анализов. Чтобы избежать вопросов неврологии или кардиологии.
– Так что с ним? – спросил я.
Она улыбнулась, рыжеватая прядь выбилась из свободного пучка на ее макушке. Женщина поправила очки в черной оправе на переносице.
– Мы узнаем больше информации позже.
– Авария была почти два месяца назад, – сказал я. – Это может быть как-то связано?
Она улыбалась, глядя на меня, будто чего-то ждала.
– Что такое? – спросил я.
Она несколько раз постучала по планшету, потом посмотрела на экран. Там появились снимки с первого и последнего рентгена Трентона. Женщина чуть поморщилась.
– Ужасные переломы, мистер Мэддокс. Удивительно, что вам не понадобилась операция.
– Он не хотел выходить из палаты своей девушки даже ради операции, – сказал я.
– Помню, она тоже перенесла аварию. Он нес ее на этой руке, так ведь? – спросила доктор Уолш.
Она все еще улыбалась, и, наконец, я догадался почему. Скорее всего, персонал больницы все еще считал эту историю романтичной. Мы для них были диковинкой.
– Так с ним все будет в порядке? – раздраженно спросил я.
Доктор Уолш дотянулась до моей руки, и я нахмурился. Она повела меня к двери, глянула через плечо на моего отца и брата и шепотом проговорила на ухо:
– Моя младшая сестра учится в Истерне. Возможно, вы не помните ее.
В животе у меня все скрутило. Может, я переспал с сестрой врача, а теперь она решила здесь поднять эту тему? Сейчас?
Она улыбнулась:
– Ей нравился один парень. Но у нее не было никаких шансов, – сказала она, покачав головой. – Стоит ей в кого-то влюбиться, и она следует за парнем по пятам. Она шла за ним до Китон Холла в ночь вашего последнего боя.
Ее улыбка изменилась, глаза заволокло туманом.
– Как только начался пожар, он бросил ее и убежал. Она не знала здания. Там было много дыма. Она развернулась и врезалась в вас.
Доктор Уолш пристально посмотрела на меня.
Я растерянно поморщился.
– Вы помните? – спросила она. – Она была напугана. Думала, что умрет. Вы толкнули ее к парню, который устраивает бои… Адам? Вы толкнули ее к нему, потому что он знал выход, и сказали ему помочь ей. И знаете что? Он так и сделал. Он помог ей и еще шестнадцати людям, хотя ему и хотелось сбежать. Всего несколько секунд, но вы, Трэвис Бешеный Пес Мэддокс, спасли мою сестру.
Я снова посмотрел на отца.
– Я…
– Копы и федералы уже говорили с моей сестрой. – Доктор вновь заулыбалась. – Она вас, конечно же, не видела. Адам сказал, что вы не явились в тот вечер. Шестнадцать студентов, которых спас Адам, сказали то же самое, поэтому ваш брат останется здесь за наш счет.
Она взялась за ручку двери, открывая ее.
– Ч-что? – заикаясь, спросил я.
– Я не могу рассказать всем, что вы сделали так, как вы этого заслуживаете, поэтому я поблагодарю вас по-своему.
Она закрыла за собой дверь, а я посмотрел на отца, стараясь сдержать слезы.
– Я умру? – спросил Трентон.
Усмехнувшись, я опустил голову, потом достал из кармана телефон, чтобы написать Эбби.
– Нет, придурок! Ты будешь жить.
Я с трудом сглотнул ком в горле.
– Она сказала, в чем дело? – спросил папа.
– Они узнают только после анализов, пап, но с ним все будет в порядке.
Я набрал короткое сообщение жене, а потом еще одно Камилле. Поморщился, отправляя его, зная, что обе начнут мне названивать. Подушка Трентона заскрипела, когда он лег на нее. Брат театрально вздохнул:
– Я точно умру.
В дверь зашла медсестра, держа в руках контейнер с пластырем, бинтом и другими материалами.
– Привет, я – Лана. Ненадолго задержусь здесь. – Она проверила повязку Трентона на запястье, потом посмотрела в свой лист с информацией. – Можете назвать мне имя и дату рождения?
Когда Трентон начал отвечать на вопросы Ланы, у меня зажужжал телефон. Я поднес его к уху.
– Привет, голубка.
– С ним все в порядке? – спросила Эбби.
– Ему нехорошо. Отключился, когда мы с отцом везли его в больницу. Сейчас берут анализы. Жить будет.
– Слава богу, – вздохнула она.
Я улыбнулся, обожая свою жену за то, что она так сильно любила мою семью.
Снова запищал телефон.
– Голубка, мне звонит Камилла.
– Ясно, я уже еду.
Я переключился.
– Сейчас берут анализы. Кровь.
– С ним все в порядке? – спросила Камилла, в ее голосе слышалась паника.
– С ним все будет в порядке, Кэми, – сказал я.
– Господи, – вздохнула она. – Он плохо спал в последнее время. Был бледным и измученным. Я так и знала, что мне не нужно оставлять его этим утром. Так и знала.
Трентон протянул руку к телефону:
– Дай мне с ней поговорить.
Я кивнул.
– Привет, детка. Все в порядке. Ш-ш… тише. Я в порядке. Знаю. Мне следовало сказать врачу на приеме. – Он замолчал и нахмурился. – Кэми, это не твоя вина. Прекрати. Детка, хватит. Нет. НЕТ. Не надо сюда ехать, черт побери. Я серьезно, Кэми, я сказал нет. – Он посмотрел на меня: – Эбби может за ней заехать? Она расстроена.
Я кивнул. Трентон возобновил разговор:
– Эбби приедет за тобой. Все будет хорошо, обещаю.
Трентон передал мне телефон, и я набрал сообщение Эбби. Она быстро ответила мне.
– Эбби ее заберет. Они скоро приедут.
– Черт подери, – вздохнул Трентон. – Я такой засранец.
– Устраивайтесь поудобнее, – сказала Лана, приклеивая трубочки пластырем. – Мне сказали, вы остаетесь.
Трентон округлил глаза:
– Что? Нет. Не могу.
– Эй, – успокоил его я. – Все оплачено.
– Трэв, – сказал он, заиграв желваками. – Это же стоит не одну тысячу.
Лана сказала, что ей пора, и я подождал, пока она совсем не выйдет из палаты, а потом посмотрел на отца:
– Пап, можешь принести ему льда? Спорим, что у него дегидрация.
– Конечно, – отозвался папа, поднимаясь.
Он медленно вышел из комнаты, а когда дверь за ним закрылась, я повернулся к брату.
– Я поговорил с врачом. Все оплачено, – сказал я.
– Что? Но как?
– Ее младшая сестра была в том пожаре. Похоже, я помог ей выбраться.
Трентон свел брови на переносице.
– Дьявол!
– Так что отдыхай. Тебе это ничего не будет стоить.
Вернулся папа со стаканчиком и пластиковой ложкой сверху. Передал его мне.
– Спасибо, пап, – сказал я, кладя в рот брату несколько кусочков льда.
Трентон кивнул и расслабился, его дыхание выровнялось, позволяя ему поддаться слабости, которая охватывала его тело. Он закрыл глаза и моргнул, вздрогнув от боли.
Папа встал рядом с койкой и провел рукой по короткому ежику коричневых волос Трентона.
– Отдыхай, сын.
Трентон прильнул к руке отца, все еще лежа с закрытыми глазами.
Что бы это ни было, закрадывалось подозрение, что Трентон проведет тут больше одной ночи.