ОЛЕГ. Ваза все-таки дороже, чем стоящие в ней цветы

Антон познакомил меня с Толиком. Отчества он не назвал.

– Тебе это не нужно, он сам этого не любит, – пояснил Антон и, выделяя каждое слово, добавил: – Любимый мамин племянник.

Если в стране есть Папа, значит, рядом должна быть Мама. Совсем рядом, ближе не бывает. А родственников жены, говорят, лучше не трогать, себе дороже будет. Особенно любимых.

Наша встреча состоялась в боулинг-центре. Хорошее заведение для встреч – демократичное и одновременно престижное.

– А самое главное, шум, – пояснил Толик, – меньше вероятности, что нас прослушивают.

Он уже выпил, и его язык слегка заплетался. Бесконечно трезвонящий мобильник Толика не давал мне возможности приступить к теме нашего разговора.

– Шурик, – обращался он к кому-то по телефону, пытаясь перекричать грохот шаров, – если ты не подпишешь постановление, то ты, Шурик, будешь дурик. Я тебе обещаю. А за последствия не волнуйся, отвечаю.

Наконец он повернулся ко мне:

– Извини, дела. Тебя рекомендовали серьезные люди. Так что, давай, выкладывай, что там у тебя стряслось.

Я попытался кратко изложить суть дела, но телефон опять прервал наше общение.

– Так и передай Сереге, – внушал кому-то Толик, – за лицензию расчет получен полностью. Если не подпишет, то я за себя не отвечаю. Так и передай, понял?

И обращаясь ко мне:

– Этот Серега – как школьник: вызвали к доске, а он молчит.

– А что за Серега? – поинтересовался я, не надеясь, впрочем, на ответ.

– Вот он, – Толик ткнул пальцем в телевизор.

На телеэкране министр геологии и нефти важно рассуждал о грядущем подъеме экономики страны. Тут меня осенило: похоже, что Шуриком он называл второго человека в правительстве. Кто же еще у нас подписывает постановления? Ни фига себе, шурик-дурик! Я срочно заказал дополнительную порцию виски.

Выслушав мою историю и глотнув виски, Толик произнес:

– Дело серьезное, но я тебе помогу. Твоих покровителей надо уважить. – И стал набирать чей-то номер телефона. – Алло, добрый вечер. Это Толик. Прошу прощения за беспокойство, надо встретиться. Нет, завтра не могу. Хорошо, сейчас подъеду. Спасибо.

Он выпил еще порцию виски.

– Жди здесь, через полчаса буду. Поговорю с «твоим» министром.

– Толик, по-моему, ты выпил лишнего, – осторожно заметил я. – Может быть, отложить встречу на завтра?

Он не обиделся на замечание.

– Это моя работа, Олег. И запомни, я еще никого, никогда и ни в чем не подводил.

Толик отправился на встречу, а я сидел, разглядывая посетителей. Вот подошли проститутки и уселись за стойкой бара, приняв такие позы, чтобы их было удобно рассматривать. Заметив мою одинокую фигуру, они зашептались о чем-то, затем одна из них ленивой походкой направилась ко мне.

– Угостите даму сигаретой, – протянула она.

Я молча кивнул на лежащую на столе пачку сигарет.

– Не скучаете?

Получив отрицательный ответ, она скорчила обиженную гримасу и удалилась.

Одну из дорожек выкупила небольшая компания. По виду чиновники, с женами. Бросив несколько шаров, отошли в сторонку и стали что-то обсуждать, бросая беспокойные взгляды на окружающих. Увидев меня и чего-то испугавшись, немедленно прервали разговор, опять стали играть. Вероятно, приняли за шпиона.

Наконец вернулся Толик. Его лицо излучало удовлетворение, осознание важности совершенного и, как ни странно, алчность. Усевшись напротив и отставив в сторону свой стаканчик с виски, он долго изучающе рассматривал меня. В его затуманенной алкоголем голове шла большая математическая работа.

– А тебя можно поздравить, – наконец заговорил Толик, улыбнувшись. – Ты умеешь устраивать свои дела. А я-то гадал, чем им Шеф не угодил…

Я решил не возражать. Пусть думает что хочет.

– Но не все так просто. Начальник следственного управления хочет раскрутить твое дело на полную катушку. Министр его побаивается: тот, в случае чего, бежит жаловаться наверх. – Толик многозначительно указал пальцем в потолок. – Мы договорились о следующем. Я обеспечиваю его перевод либо в Генпрокуратуру, либо в Верховный суд, а лучше всего куда-нибудь в область на повышение. После этого дело будет закрыто.

– Ясно, – кивнул я.

– Подожди, я еще не закончил, – усмехнулся Толик. – Теперь, как говорится, подведем итоги. Во-первых, с ними надо рассчитаться за Шефа, все проделано чисто, ты согласен?

Я кивнул.

– Сто штук, – отрезал Толик.

Я поперхнулся. Неведомые мне «они» сделали меня заказчиком убийства, совершенного нашими доблестными оперативниками на законных основаниях. И теперь хотят таких денег?!

Увидев мою реакцию, Толик пояснил:

– Если бы ты нанял обычного киллера, тебе бы это обошлось намного дешевле. Но ты захотел по закону, чтобы остаться чистеньким.

Я не стал с ним спорить.

– Во-вторых, твое дело будет сдано в архив, – продолжал Толик. – Через полгода, максимум – через год оно исчезнет и из архива. Это тоже стоит денег, – и выдержав паузу, добавил: – Еще сто тысяч.

Я промолчал, понимая, что это еще не все, и не ошибся.

– Далее, чтобы обеспечить перевод начальника следственного отдела на повышение, надо будет добавить еще один стольник. Эти деньги не для меня. И, наконец, мой гонорар составит двести тысяч. Что, думаешь, много запросил?

– Немало, – усмехнулся я; мысль о том, что с меня требуют пятьсот тысяч долларов, казалась несуразной.

– Да, немало, – Толик был доволен произведенным эффектом. – По мелочам не размениваюсь.

Подозвав официанта, я заказал виски. Мне необходимо было собраться с мыслями; вдобавок я надеялся, что, выпив еще, Толик станет более сговорчив в цене. Но он, будто читая мои мысли, прикрыл ладонью стакан:

– Согласен или нет?

– Да, – скрепя сердце, кивнул я; другого выхода не было.

– А вот теперь наливай, – сказал Толик официанту.

Его совсем развезло.

– Понимаешь, Олег, решил я себе коттеджик построить. Пробил два гектара земли. Домик небольшой, где-то пару тыщ квадратов. Ну, там теннисный корт, бассейн, гараж на четыре машины, – «скромно» перечислял Толик, – но строительство как болото. Вбухиваю туда огромные деньги, но их постоянно не хватает.

– Теперь хватит, – съязвил я.

– Не скажи! – Толик не заметил иронии. – Только на отделку потребуется пол-лимона.

– Не мало?

– Может и мало, – забеспокоился он, – вон, Вадик из Госбанка говорит, что потратил восемьсот штук баксов.

– Можно еще крышу выкрасить сусальным золотом, как купола в церквах, – посоветовал я.

– А что, идея! Интересно, во сколько мне это выйдет? – заволновался Толик.

Так некая сомнительная личность избавила меня от не менее сомнительного прошлого.

Встречи с Антоном стали регулярными, на этом настаивал дядя Женя.

– Вместе вы большего добьетесь. Каждый из вас может сделать то, что не под силу другому.

Переговоры проходили в доме Антона и Римы.

– Светиться у меня на работе нежелательно. Контакты госслужащих с предпринимателями не приветствуются. По этой же причине я не могу появляться у тебя в офисе, – объяснял свою позицию Антон.

Не могу сказать, что мне понравилась эта идея. Видеть Риму и делать вид, что мы просто друзья, не хотелось. Вы верите в то, что между мужчиной и женщиной может быть обычная дружба? Я не верю. Во всяком случае, я испытывал к Риме совсем не дружеские чувства.

С другой стороны, Антон был чем-то симпатичен. Импонировало его умение мыслить глобально, прекрасно ориентироваться в экономике, давать точные характеристики людям, великолепно разбираться в финансовых вопросах и бизнесе. Ощущалось отличное образование. Он много разъезжал по миру и был знаком с известными банкирами. Другими словами, Антон был для меня бесценной находкой. Те решения, которые ранее я принимал почти интуитивно, ему удавалось тщательно просчитать и проанализировать. Думаю, что и я был небесполезен для него. Моя деловая хватка, практический опыт, умение применять негласные законы и правила, проще говоря, знание настоящей жизни – всего этого, мне кажется, недоставало ему.

Но его желание доминировать, подавлять своим интеллектом раздражало. Он пытался подчеркнуть свое старшинство по возрасту (всего-то два года!) и по положению в обществе (сомнительное преимущество). Он не требовал благодарности за оказанную услугу, но не уставал демонстративно давать советы, «чтобы ты, Олег, не наступил снова на те же грабли».

Интересно, он хотя бы раз в жизни держал в руках грабли или лопату?

Дядя Женя в очередной раз оказался прав – наше общение действительно было взаимовыгодным. Но настоящей дружбы не получилось.

Рима откровенно демонстрировала безразличие к нашим встречам, ограничиваясь поданным кофе и дежурным: «Как дела, Олег?» Получив ответ «Нормально», удалялась из кабинета. Как будто бы не было признаний, поцелуя в день свадьбы, общей тайны.

Узнав Антона поближе, стал лучше понимать Риму. Престижный муж, высокое положение в обществе, материальное благополучие для нее важнее, чем искренние, романтические и честные чувства провинциала. А то, что было между нами, обычный порыв, желание острых ощущений, игра и не более. Ваза все-таки дороже, чем стоящие в ней цветы. И надежнее, не завянет.

– В нефть мы не полезем, ростом не вышли. Слишком много политики и слишком много денег. Пока мы к этому не готовы, – в одну из наших встреч рассуждал Антон. – Ты видел, как президента встречают в Техасе, штаб-квартире мировых нефтяных компаний? Пока нам такое не по зубам.

– Если не по зубам, тогда зачем вообще об этом говорить? – недоумевал я.

– Варианты надо проговаривать, даже если они заведомо проигрышные, – наставительно произнес Антон. – А пока они делят нефтяной пирог, мы займемся тем, что техасцам совсем не интересно: сахаром.

– А почему, скажем, не солью? – усмехнулся я.

– До соли мы еще доберемся, но не сейчас. Соль – это минеральный ресурс, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Здесь присутствует мощный контроль со стороны государства, лицензии, разрешения и прочее. А с сахаром намного проще, это продукт производства.

– Знаю, в нашем городке есть сахарный завод, мы там работали в школьные каникулы.

– Вот именно, – неожиданно подытожил наш разговор Антон. – Поедешь на родину.

Антон предложил выгодную сделку, возможную только благодаря занимаемому им посту. Его ведомство оценивает сахарный завод, пока еще принадлежащий государству, по минимально возможной цене, но и ту не придется платить сразу. Я выкуплю завод в рассрочку на пять лет.

– Сахар это те же соль и спички. Читал, как в гражданскую войну за них отдавали фамильные бриллианты? Сахар из той же категории, – убеждал Антон и вдруг сказал: – А я, кстати, в школьные каникулы в Артеке отдыхал.

Поездка домой была желанной и пугающей. Из писем и телефонных звонков я знал, что дома все в порядке. Старшая сестренка с отличием окончила университет и работала на местном хлебозаводе экономистом – именно там, куда так хотела пристроить меня мама. От моего предложения переехать в столицу категорически отказалась, в родном городе у нее, видите ли, есть любимый. Как быстро летит время, уже невеста!

Младшая сестра оканчивала школу и еще не определилась со своим будущим. Я знал, что меня она ждет с большим нетерпением, потому что хотела получить одобрение и материальную поддержку на поступление в школу моделей. Придется заняться прочисткой мозгов. Нелегкая, скажу я вам, работенка предстоит. Любая женщина мечтает каждый день менять свои наряды, это у них как болезнь. Но когда за это еще и деньги платят, показывают по телевизору, печатают в журналах, у них от этого, как любил выражаться Сироп, «крыша конкретно отъезжает, натурально». Будем вправлять.

Родной город встретил меня грязными улицами, запущенными садами и огородами. При въезде все еще стоял монумент с надписью «СЛАВА КПСС», у буквы «В» отвалилась бетонная перекладина, и получилось «СЛАБА КПСС».

…Моя спортивная машина смотрелась в городе неуместно, горожане провожали ее завистливыми и ненавидящими взглядами. Из окон многоэтажек торчали трубы буржуек: мама писала, что городская котельная давно отключена. – Как на войне, – подытожил отец, – главное выжить.

Проезжая мимо знаменитого дома бабушки Фаи, я остановился. На ее дворе вот уже более сорока лет стоит памятник Сталину.

Он по-прежнему величественно возвышался над помидорами и огурцами. Давно не крашенная шинель отломилась у нижнего края, а указательный палец на правой руке был безвозвратно утерян еще во времена моего детства. Я вспомнил об этом, прочитав недавно статью в газете о бабушке Фае и ее личном памятнике. Когда-то, в конце пятидесятых, после того как памятник выбросили из актового зала районного дома культуры, она притащила его во двор в тележке, запряженной упрямым ослом, категорически не желающим тянуть такую тяжесть. По пути домой Сталин умудрился сломать ей руку, но она его простила. Перепуганный хирург, накладывавший гипс, пытался направить ее к психиатру, когда в ответ на вопрос: «Как это произошло?» – она бесхитростно ответила: «Сталин сломал». И вот теперь баба Фая стала местной достопримечательностью.

Она обрадовалась, узнав меня.

– Рада видеть тебя, сынок. А я поначалу подумала, опять коммунисты или грузины пожаловали. – И, видя мое удивление, пояснила: – Все хотят Сталина купить. Не продается!

– Как вы живы-здоровы, баба Фая, как ваши дочери?

– Живу потихоньку, а доченьки… – тут она поникла. – Старшая как уехала в Магадан на заработки еще в застойные времена, так и пропала, ни слуху ни духу. А младшая, – она обреченно махнула в сторону дома, – пьет беспробудно. Поэтому и не приглашаю в дом, не обижайся.

– Да нет, спасибо, я еще у своих не был, – захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Я протянул ей деньги, столько, чтобы хватило не только на краску. – Вы теперь у нас знаменитость, а памятник некрашеный стоит. Держите, купите краску и приведите вождя в порядок. Это мой вклад в сохранение памятника истории.

Наконец я добрался до дома родителей. Старики порадовали. Ухоженный добротный дом, красивый палисадник, усердно дымящиеся трубы дома и бани. Гордый отец демонстрировал свои успехи в освоении целинных и залежных земель огорода, а мама наготовила столько еды, что хватило бы на роту солдат.

– Они каждый день к нам приходят, по двое, – пояснила мама, – работают на огороде и обедают. Командир даже спасибо сказал за это. Голодная армия, даже в войну такого не было!

– Развалили великую страну! – подхватил отец. – Мы живем хорошо, с твоей помощью, конечно, а что творится у соседей, сердце болит. Единственное предприятие работает, сахарный завод, и за то, чтобы туда устроиться, люди отдают по два месячных оклада! Мы опять вернулись к крепостному строю. Об одном жалею, – не унимался отец, – что не купил в свое время тебе «Волгу». Решил отложить на старость. Знаешь, во сколько превратились мои накопленные восемнадцать тысяч рублей? В тринадцать долларов! На похороны не хватит.

Мне понадобилось немало усилий, чтобы успокоить стариков.

Загрузка...