Под лучами красного карлика [СИ]

Глава 1

Иван торопливо шел по широкому и ярко освещенному висевшими под потолком плафонами коридору к диспетчерской. Настроение у молодого космонавта миллион на миллион. Не каждый день летишь в качестве капитана в первый самостоятельный полет! Магнитные подошвы ботинок громко цокали по металлу пола. Но здесь ничего не поделаешь. Гравитация на полюсе Ковчега, где располагался северный космопорт, очень мала. Без магнитной обуви при малейшем усилии привыкших к земной гравитации мышц, взлетишь к потолку, словно воздушный шарик. То и дело встречались люди. Молодой космонавт здоровался, улыбался во все тридцать два зуба. Ковчеговская община слишком маленькая. Все знают всех, по крайней мере в лицо.

Подойдя к массивной, пластиковой двери диспетчерской, он решительно толкнул створку. В их «логове» проходят предполетные брифинги космонавтов. В комнате тихонько играл присланный в последний сеанс связи с земли «свежий», и ставший очень модным на Ковчеге шлягер. Пульт управления, в глубине комнаты, сверкает мониторами, таинственно подмигивает разноцветными индикаторами и датчиками. Склонившийся над ним в неудобной позе хозяин кабинета — диспетчер отряда легких космолетов, лет тридцати с вечно всклокоченной, давно не стриженной шевелюрой, отзывался на имя Михаил. Столешница перед ним напрочь забита кристаллами памяти и бумагами. Рядом — длинный стол для инструктажа с тремя громадными мониторами, к нему сиротливо жмутся компьютерные кресла. На звук открывшейся двери Михаил поднял голову от лежащего перед ним документа. В глазах странное, нетерпеливое и одновременно озабоченное выражение. Чего это он, подумал Иван, но уточнять не стал. Они были шапочно знакомы. Пару раз, когда Иван готовился к полету, Михаил дежурил. Небрежно поздоровавшись, диспетчер пригласил:

— Присаживайся, ешки-матрешки! — он кивнул на кресло за столом инструктажа. Дождавшись, когда Иван устроится в кресле, отослал на компьютер юного космонавта полетные документы и выжидательно уставился на Ивана. Его явно распирало от желания немедленно поделится новостью, пусть даже с едва знакомым человеком. Дежурство заканчивалось, а пообщаться не с кем.

— Слушай, убери звук, — обратился Иван, — мешает.

Диспетчер молча убрал звук а Иван уткнулся в экран с папками электронных документов. К первому самостоятельному полету он относился очень ответственно и не испытывал желания общаться по неслужебным вопросам. Михаил начал ерзать на своем месте и наконец не выдержал.

— Ты слыхал, что опять учинили «ревнители справедливости»? — спросил он, — это не по ковчеговскому совсем! Как можно так плевать на интересы других людей? Словно дикари какие-то!

— Ты о чем? — отрываясь от экрана, слегка недовольным тоном осведомился Иван.

— Ну как-же! Ты не слыхал, ешки-матрешки!? — густые черные брови Михаила удивленно поползли кверху, — С утра передали по головидению. Такого еще не бывало! Ну выйдут с плакатами к Рубке Ковчега, это еще куда не шло!

— И что они выкинули на это раз? — вяло, больше из вежливости, поинтересовался Иван.

— Заблокировали вход на станцию Коперника, ешки-матрешки. А несколько особо отмороженных спрыгнули на рельсы и перекрыли правую радиальную ветку метро. У меня сестра из-за них опоздала на работу! Бездельники! Тут горбатишься всю неделю по четыре часа каждый день, а они бездельники, живут на всем готовом!

«Ревнители справедливости» требовали абсолютной справедливости и равности во всем. Не важно, труженик или бездельник, все должны иметь равный доступ к благам и баллы — так назывались виртуальные заменители денег на Ковчеге, должны распределяться равно между всеми ковчеговцами независимо от их трудового вклада и социального поведения. Наиболее идейные из них…или ленивые, принципиально отказывались от работы и жили за счет гарантированного минимума баллов, начисляющегося человеку по факту рождения. На том основании, что они не давали своего согласия родиться на корабле, «ревнители» считали себя свободными от всяческих обязательств перед обществом Ковчега. Их бесила администрация Ковчега: советы Корабля и Этики ограничивали личную свободу людей. За это они называли общество Ковчега фашистским. Впрочем, их идеи не пользовались популярностью на корабле и большинство приверженцев «ревнителей» составляли подростки, еще не определившиеся в жизни и в силу бурлящих гормонов склонные к конфликтам и бескомпромиссности, бунтари по натуре, которым как бы не было хорошо, все равно плохо.

Иван слегка поджал губы. Это уже серьезно! Шумная и крикливая группка «ревнителей», раньше не доставляла проблем ковчеговцам. Ну пикет устроят, ну «срач» в социальной сети. Это никому не мешало, а теперь они решились на большее. Ивану идеи «ревнителей» категорически не нравилось. Не хочешь работать на общее благо? Тогда живи на социальный минимум. С голоду не помрешь, но и шиковать будет не на что. Проблема была в его девушке. Она хотя и заканчивала учиться на биолога и, сама не собиралась бездельничать, но идеи бунтарей и их вождя по кличке Троцкий, так себя называл по имени понравившегося ему революционера из древней России главарь «ревнителей справедливости», ей нравились.

— Ну и что ты предлагаешь? Как отучить «ревнителей» от таких фокусов?

— Все просто! Прекратить играть в гуманизм! Надо как раньше, на Земле. Провинился и тебе раз батоги, да по заднице. А потом еще солью посыпать! Чтобы месяц сесть не мог! Помнишь, как в фильме Кавказская пленница?

— Думаешь Троцкого и его банду малолеток это вразумит? Они наоборот будут гордиться полученными побоями. Там ума мало, а амбиций много, — Иван досадливо махнул рукой и снова уткнулся в экран. Разговор о проделках ревнителей был ему неприятен. Диспетчер разочарованно вздохнул и отвернулся. Ну не хочет поддерживать разговор на политические темы космонавт! Жаль…

Иван едва успел вернуться к изучению полетных документов, когда из-за двери послышались странные звуки. Немилосердно фальшивя, кто-то во весь голос пел. По крайней мере, исполнитель полагал, что поет, а не мучает слух окружающих. Иван страдальчески поморщиться. Он не считал себя меломаном, но всему есть пределы. Голос выводящего рулады показался знакомым, но в первые мгновенья, как Иван не прислушивался, так и не смог вспомнить кто этот новоявленный акын, хотя песню он хорошо знал. Живший на Ковчеге народ, пел и слушал песни Земли полувековой, а то и вековой давности.

Через считанные мгновенья дверь, содрогнулась от сильного удара, открылась. В проеме появился Леха Машеров, или, как он разрешал называть себя приятелям — Машера.

Всего на пол головы выше Ивана, он был широк в плечах и узок в талии, напоминая фигурой вставшего на задние лапы медведя, и так же как этот зверь — силен. Внешне обманчиво медлительный, он подобно настоящему хищнику, при необходимости мог проявить и быстроту, и недюжинную ловкость. Это только на вид мишка неуклюж и мешковат. По-настоящему он ловок, быстр, силен и свиреп. Горе тому, кто его разгневал! Никто и никогда не видел Машеру в гневе, но по одному его виду становилось понятно, что если разозлить этого берсеркера, его ничто не остановит. В юности он занимался дзюдо и в старших классах завоевал титул чемпиона Ковчега в своем весе. Занятие борьбой и природные данные превратили его в настоящего Илью Муромца, ковчеговский вариант. Как-то раз, уже учась в колледже, Ивану довелось вместе с ним мыться в бане. Мощный парень и очень широкий в кости! Одно нога как две, но у обычного мужчины. Внешность — соответствующая, благодаря чему у женщин парень пользовался неизменным успехом. Друг друга ребята знали с детства, учились в одной школе, только Машера окончил школу раньше на пять лет. Успел после выпуска отучиться на оператора Искусственного Интеллекта и жениться на однокласснице. Поработав несколько лет и успев разочароваться в выбранной профессии, снова поступил в колледж на факультет космонавигации, закончив его на год раньше Ивана. Не сказать, чтобы они стали закадычными друзьями, но ближе приятеля у Ивана не было. Все два года обучения Машера опекал Ивана, назначив себя ответственным за младшего товарища.

— Привет всем — проронил вновь прибывший густым, неожиданным для крупного человека, баритоном. Бухнулся в жалобно скрипнувшее под его весом кресло.

— О Машера! Ты что ли резервным идешь? — обрадовался Иван и протянул руку. Рукопожатие крепкое и уверенное. Диспетчер ограничился кивком в знак приветствия.

— Ага, выспаться не дают, — недовольно пробурчал в ответ Леха и сладко зевнул, — Вызвали не в мою смену. Заболел, видите ли, Смирнов.

Иван молча развел руками. Дескать обстоятельства, ничего не поделаешь!

— Дайте что ли кофе? — проворчал Машера, подтягивая к себе стоявшую на краю стола чашку и оглядываясь в поиске кофейницы и сахара.

Судя по всколоченному виду, Леха явно не выспался, поэтому и разговорился не на шутку. Обычно он предпочитал помалкивать, считая, что лучше больше делать, чем говорить. «Опять что ли дома не ночевал?» — сообразил Иван. «Ох уйдет от него когда-нибудь Евгения, хорошо, что у них еще детей нет.»

Диспетчер молча вытащил из стола и пододвинул к Машере банку с кофе и сахарницу. Леха удовлетворенно кивнул, под недоуменным взглядом не привыкшего к Лешиным чудачествам диспетчера, положил в чашку одну за другой четыре ложки. Крепкий, насыщенный аромат поплыл по комнате. Кофе, собранное на гидропонных плантациях, отличалось крепостью. Обычному человеку и одной ложки порошка — за глаза. Леха не обращал внимания на все эти тонкости. Размешал, громко звякая ложкой, шумно отхлебнул. Потом опустил чашку на стол. Вздохнув, пожаловался:

— Вчера что-то выпил перед сном кофе и не спалось.

Диспетчер поперхнулся от смеха, но Леха только иронично покосился на него, хмыкнул и приступил к изучению полетных документов, не забывая время от времени прихлебывать черный словно уголь кофе.

Через полчаса Иван закончил изучение документов. Не зря он считался лучшим на своем курсе. Попрощавшись с коллегами, одел скафандр и вышел на стоянку служебного транспорта.

Его уже поджидал старенький электроавтобус. Иван опустился на сиденье впереди, пристегнулся, двери автоматически закрылись. У юного космонавта замерло сердце, он зажмурился, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Машина неторопливо двигалась по направлению к входу на стартовую, иногда притормаживая, иногда разгоняясь. Мимо проплывали бесконечные стены, окрашенные в различные оттенки коричневого. Так были окрашены железоникелевые породы, преобладавшие на Ковчеге. Еще через несколько минут мимо проплыли шлюзовые ворота, глухо шлепнули, закрываясь позади. Подпрыгивая по серым плитам стартовой площадки, машина медленно покатилась по летному полю. Порыв ветра донес запах стартовой площадки: гари и острый запах озона. Края и вверх огромной пещеры, где располагался космопорт, терялись во тьме. Мрак разгоняли лишь установленные по периметру прожектора. Все, за исключением очередного патрульного, корабли флота Ковчега лежали на летном поле. Большие и маленькие туши кораблей, издали напоминали блестящие от воды чудовищные щуки, брошенные неведомым рыбаком на стартовую площадку. В долгое путешествие к чужой звезде люди взяли солидный космический флот. Четыре средних космолета, рассчитанные на десять человек, два больших, способных перевезти за один рейс сто пассажиров, а также эскадра отряда легких сил из десяти малых судов с экипажем в два пилота — это сила!

Малый космолет с бортовым номером 3/альфа уже поджидал Ивана. Рядом, нетерпеливо переминаясь и покуривая в кулак, стояла команда техников. Им сдавать борт капитану. Электроавтобус притормозил, шумно открылись двери. Неуклюже, мешал одетый скафандр, Иван спрыгнул на плиты стартовой. В руке сумка с вещами. «Ну вот и сбылась мечта идиота!» — подумал он и впервые ощутил себя не курсантом, а настоящим космонавтом. Это было исполнением мечты, ее воплощением в самом прямом смысле слова. Сейчас он полетит!

Космолет 3/альфа, один из старейших космических кораблей ковчеговцев, имел весьма почтенный возраст. Почти шестьдесят лет тому назад, 3/альфа в составе земной эскадры приземлился на Ковчег, доставив на астероид бригады строителей и материалы для обустройства пещер. Впрочем, как грузопассажирское судно он использовался недолго и после завершения работ по терраформингу, его перевели в состав флота Ковчега. Там космолет приспособили для нужд разведки и изрядно вооружили. С тех пор корабль не раз проходил капитальный ремонт и заслуженно считался вполне надежным и скоростным космолетом. Ядерный ракетный двигатель, сердце корабля и два бака водорода, позволяли совершать дальние экспедиции. Проходя через активную зону атомного реактора, водород разогревался до космических температур и создавал реактивную тягу, разгоняя корабль до скорости тысяча километров в секунду.

После стандартных предполетных процедур Иван, грохоча по металлу траппа подошвами, поднялся в корабль, направился к пилотажному отсеку. С завыванием открылся люк. Космонавт поставил внутрь сумку, протиснулся следом. Внутри пахло металлом и застоявшимся воздухом — так может пахнуть только космолет. Загорелись ровным теплым светом плафоны. Два пилотских ложемента, перед ними приборная панель, сверху пока еще мертвый, черный монитор бортовой информационной системы. Справа, под рукой — джойстик управления маршевым двигателем. Внизу мелькнули фары подвезшего его до трапа и стремительно улепетывающего автобуса. Иван вытащил из сумки и аккуратно повесил на угол приборной панели симпатичного плюшевого мишку. Это его личный талисман. Космонавты народ суеверный, а некоторые традиции, например — брать с собой в полет амулет, шли еще с Гагаринских времен. Неуклюже умостившись в ложементе, мешал надетый скафандр, застегнул предохранительные ремни. Лицо юного пилота просияло, губы раздвинулись в самодовольной улыбке. Он в кресле пилота космолета и на этот раз летит не стажером, а капитаном корабля!

Пора готовиться к старту. Монитор автоматически включился, по экрану поползли цифры обратного отсчета времени до пуска. Вытащив пилотажный планшет, с паролем активации космолета, Иван законектил его с компьютером корабля. Мозг корабля опознал космонавта. Приборная панель загорелась ровным зеленым светом, по монитору побежали данные параметров систем космолета. С каждой секундой на пульте загоралось все больше пентаграммам и лампочек, рапортуя — все системы работают нормально. Иван окинул взглядом пульт, вроде все нормально. Проверяя себя, еще раз проконтролировал состояние приборов управления, связи и положение многочисленных переключателей и тумблеров. По губам пробежала улыбка удовлетворения. Да, все в порядке. Корабль ожил и пора приступать к предстартовым процедурам.

Теперь вся ответственность лежит на нем одном. От волнения сдавило грудь, гортань ссохлась. «Все соберись» — приказал он себе. Не глядя, протянул руку. Из вмонтированного в стенку микрохолодильника, достал бутылку, поднес ко рту. Холодная вода пролилась по пищеводу. Иван откашлялся. Помогло. Волнение куда-то ушло. Он нажал на кнопку гарнитуры связи и выдал в эфир:

— Диспетчерская, 3/альфа на связи, как слышите?

— Слышу хорошо. Приступайте к проверке космолета-донеслось из рации.

— Принято, приступаю.

Иван переключил бортовой компьютер в режим диагностики и устроился поудобнее в ложементе. Остается ждать информации о состоянии корабля. Пару минут на дисплее мелькала чехарда цифр, наконец появился подобный отчет о состоянии корабельных систем. Как он и ожидал, все показатели соответствовали норме. Он нажал рычаг, опуская спинку ложемента и оказался практически в лежачем положении. Так легче переноситься стартовое ускорение. Удовлетворенно выдохнув, оторвался от пульта и вновь вышел в эфир:

— Проверка оборудования закончена. Системы к старту готовы. Время — 9 часов 11 минут 24 секунды. Как поняли? — отрапортовал приподнятым тоном космонавт, одновременно чуть-чуть подкручивая громкость.

— Понял Вас! Взлет разрешаю — басовито грянуло из наушников — и удачи!

Коротко, предупреждающе взвизгнула сирена, зашуршали гидроприводы, поднимая тушу космолета над плитами стартовой вертикально. Ложемент провернулся, предохранительные ремни натянулись, фиксируя пилота поперек движения. Снаружи донеслось довольное чавканье компрессора, откачивающего воздух со стартовой площадки, звук постепенно становилось все более глухим — разреженный воздух плохо проводит звук. Наконец за бортом наступила тишина. Все там остался вакуум. Через минуту, гидропривод бесшумно открыл люк в космос. Сквозь лобовое стекло, на фоне антрацитовой черноты Вселенной, холодно сверкнули разноцветные искорки звезд. От бездонности и близости космоса по спине Ивана пробежал холодок. Казалось еще немного и вселенная ворвется на стартовую.

— Предстартовая готовность тридцать секунд, — послышалось в наушниках.

Юного космонавта охватило ощущение чистого незамутненного счастья, какое он обычно испытывал перед стартом. Ради счастья минут и часов полета он и пошел учиться на космонавта. Застегнув крепления шлема, чуть дрогнувшей рукой перевел тумблер на приборной панели в положение «Старт». С этого момента управление в свои руки приняла автоматика, а от космонавта уже ничего не зависело. Электромагнитная катапульта, на секунду со всей силой вжав космонавта в ложемент, метнула тушу корабля навстречу Космосу. В глазах потемнело от трех, а то и всех четырех единиц перегрузки, ускорение с силой пресса вмяло в кресло, предохранительные ремни до боли вдавились в тело. Зрение сузилось до туннельного, все, что на периферии, подернула пелена. Впрочем, неприятные ощущения длились недолго, через несколько мгновений они исчезли. Вокруг корабля простиралась в бесконечность чернильная тьма космоса, пронизанная колкими лучиками далеких звезд. Где-то там, прямо по курсу, на расстоянии многих световых лет лежала Земля. Родная, далекая и таинственная планета-мать, которую ему не суждено увидеть.

Неторопливо загорелся экран радара, корабельный мозг запустил программу сканирования пространства. Невесомость. Вместе с ней нахлынуло ощущение невообразимой легкости, но, всего на несколько секунд. Снизу оглушительно загудели маршевые двигатели, словно одновременно взревело целое стадо слонов, корабль затрясло мелкой дрожью. Ускорение вновь жестко вдавило в ложемент, разноцветные искорки звезд за лобовым стеклом дрогнули и медленно поползли в сторону. Впрочем, ускорение детское, всего 3 g. Не то, что во время учебы! В ходе тренировки на центрифуге, на первом курсе, он при 12 g потерял сознание. В результате загремел на неделю в больницу. Тогда Иван очень испугался, что отчислят по здоровью, но все обошлось. Врачебная комиссия вынесла вердикт: годен к службе без ограничений.

Корабль сначала неторопливо, а затем все быстрее ускоряясь, принялся описывать гигантскую дугу в пространстве. Мимо, стремительно пронеслась угольно черная глыба Ковчега. На грани восприятия космонавт успел разглядеть язык алый плазмы тормозящих двигателей, сменившийся видом усыпанной разноцветными искорками звезд угольно-черного космоса.

Прошли полчаса, заполненные откровенной скукой. Пока космолет не прибудет в район патрулирования, впереди по курсу Ковчега, больше ничем не займешься. Наконец компьютер пискнул, сообщая, что успешно выполнил ювелирную работу. По монитору поплыло уведомление: «Борт 3/альфа прибыл». Все, на месте, довольно улыбаясь, подумал Иван и переключился с автопилота на ручное управление, затем нажал на кнопку выключения ракетного двигателя. Тот поурчал, стремительно меняя тональность, замолчал. Наступила оглушительная тишина, лишь едва слышно шуршало внутри приборной панели. За тонкой преградой лобового стекла, расцвеченная сверкающими точками звезд, тьма Мироздания. Настроение стремительно поменялось, он тихо вздохнул. На секунду Иван почувствовал себя очень одиноким и показалось, что он остался один во всей Вселенной. В любой момент молодой космонавт мог связаться с людьми и возвратиться на Ковчег, но нахлынувшее ощущение было такой силы, что он, не раздумывая, включил задний обзорный экран и обернулся на то место, где должен находиться Ковчег. Самого корабля не видно, расстояние слишком велико, но огненный язык тормозящих двигателей все еще заметен. Иван вновь вздохнул и отключил экран, работа не ждет, пора принимать дежурство.

Первым делом Иван сбросил надоевший шлем, словно воздушный шарик, он мягко взлетел к потолку. Молодой космонавт с облегчением выдохнул. Поток почти земного воздуха, так непохожий на безвкусный газовую смесь, подаваемую из баллонов скафандра, ринулся в легкие. Это здорово! Молодой человек просиял и хохотнул от переполнявших эмоций. Сбылась мечта идиота! Он, как отец, стал космонавтом. Отец, служил космонавтом и погиб в аварии. В памяти Ивана остались сильные руки подбрасывающего его, совсем маленького, к далекому потолку и ощущение невероятного счастья. Аварии редко, но все еще случались. Космос, по самой своей сути безжалостный и враждебный к жизни, собирал кровавую жатву во все времена. Люди погибали в космосе с момента первого выхода за пределы атмосферы, умирают сейчас и будут погибать в будущем. Задыхаться в разбитых, лишенных атмосферы кораблях, замерзать при отказах систем жизнеобеспечения, превращаться в межзвездную пыль во время внезапных взрывов двигателей. Чтобы этого не случилось, люди будут совершенствовать корабли, разрабатывать сложные системы спасения при катастрофах, но только одно точно не станут делать. Останавливаться на пути вперед, к звездам. Для этого представители рода приматов, самовольно присвоившие себе название сапиенсов, то есть разумных, слишком любопытны и беспокойны.

Иван коснулся пиктограммы перехода на голосовое управление.

— Включить связь, — несколько мгновений подождав, пока мигнет, подтверждая исполнение команды, светодиод, продолжил:

— Центральная, на связь.

Ответ пришел немедленно:

— Центральная на связи — над видеофоном заплясали разноцветные искры и еще через миг повис голографический портрет диспетчера.

— Я 3/альфа, нахожусь в зоне патрулирования, все системы работают корректно, дежурство принял.

— Принято. Тебе вводная, — раздался слегка встревоженный голос диспетчера, — У противометеоритных орудий какие-то проблемы. Что-то с реактором подкачки, так что курсовая батарея в нерабочем состоянии. Принимай на себя метеоритную защиту с курсовых направлений. Да, и имей в виду, приближаемся к плоскости эклиптики Барнарда, пришло предупреждение из рубки, могут появиться метеоры! У Санторо за дежурство два проскочило!

— Принято к исполнению, — досадливо поморщившись, доложился Иван. Изображение диспетчера рассыпалось разноцветными искорками, растаяло. Не повезло, первое дежурство и уже проблемы! Впрочем вряд ли они значительны. Выход из строя одного из рубежей противометеоритной обороны ничего не значил. Система оборона Ковчега состояла из двух рубежей: ближнего — батареи лазерных орудий и дальнего — корабля разведчика с ракетами. Самостоятельным элементом защиты было поле, генерировавшееся перед Ковчегом, но оно могло отразить лишь совсем мелкие метеориты. Считалась что этого достаточно для надежной обороны корабля от межзвездных странников.

Иван вновь передал управление компьютеру, сам поудобнее устроился в ложементе. Если что — то случиться, комп включит предупреждающий сигнал. А пока можно заняться и собственными делами. Он открыл планшет, нашел недочитанную книгу и принялся читать. Вскоре это надоело, взгляд натолкнулся на висящий над пультом талисман: плюшевого мишку. По странной ассоциации это напомнило ему о Насте — его девушке. Вчера они вновь поссорились…

С Настей он повстречался почти за год до выпуска из колледжа. Ковчег отмечал день старта и в честь праздника курсантам дали увольнительную. Идея позагорать, поплавать с одноклассниками, появилась у Ивана где-то за недельку до праздников. Захотелось отдохнуть чисто в мужской компании. Одноклассников, чьи номера коммуникаторов он знал, обзвонил заранее. Почти все, только двоим помешала учеба или работа, согласились собраться.

— Вольно! — хмуро скомандовал куратор курса, педант и уставник, которого курсанты боялись как огня. Повернувшись через левое плечо, он зашагал перед длинным строем, застывшем посредине спального помещения. Курсанты расслабились. Закинув руки за спину, отставили в сторону левую ногу.

— Так, товарищи курсанты. напоминаю правила поведения в увольнении!

Дисциплина на курсе поддерживалась железная, есть желание учиться — терпи, а он очень хотел стать космонавтом, поэтому не жаловался и молча сносил трудности службы! Лицо у Ивана каменное. Не хватало еще разозлить куратора, тогда нудный инструктаж продлиться ОЧЕНЬ долго, с досадой подумал он. «А время не резиновое, так можно и опоздать!» Ничего не поделаешь, придется терпеть. Все свободное, да и любое иное время занимала учеба. Отпускали в увольнения будущих космонавта не часто, тем больше ценились редкие посещения дома и родных. В итоге за ворота колледжа Иван вышел на час позже, чем рассчитывал.

Встретиться одноклассники договорились на 2-й верхней палубе около входа на морскую палубу или просто море. Название объяснялось тем, что там хранился резервный запас воды Ковчега. Пока Иван ехал в метро, он нервничал и торопился проскочить вперед по эскалатору. Хотя время поджимало, пришлось на минуту заскочил домой, прихватить купальные принадлежности. Наконец поезд затормозил на станции Морская. Он торопливо выскочил из вагона, почти бегом прошел последние сто метров от метро до входа на морскую палубу. Одноклассники кучковались рядом с воротами, что-то громко и оживленно обсуждая. Несмотря на все старания Иван появился последним. Опоздавшего одноклассники встретили приветственными возгласами и дружескими похлопываниями по плечу. Ковчег маленький, но некоторых из ребят он не видел больше года. Несмотря на то, что в увольнение Ивана отпускали достаточно регулярно, приятели впервые за последнее время сумели собраться вместе, у всех свои дела. Выговаривать за опоздание не стали. Ребята знали, что Иван, пока учиться, не хозяин собственного времени. А в праздник звезды сошлись — время для встречи нашлось.

Шумною гурьбой, обсуждая кто и чего добился за последний год, одноклассники ворвались в раздевалку. Иван торопливо скинул кремовую рубашку с нашивками курсанта, за ними последовали форменные ботинки и брюки. Под ними были купальные шорты. Забросив одежду в свободный шкафчик, заскочили в душевую. Туда уже врывался звук морского прибоя. Мерный, словно дыхание, и одуряюще, после стерильных коридоров жилых зон, пахло морем. Короткий душ, все можно идти дальше.

— Здорово вас в колледже гоняют, — усмехнулся бывший сосед по парте, оглядев окрепшее, мускулистое тело Ивана, по-приятельски хлопнул по плечу. Тот ничего не ответил, не до этого.

Тихо открылась стилизованная под дерево дверь. В лицо шибануло влажной, тридцатиградусной жарой, на миг Ивану показалось, что он очутился в бане. В искусственном климате Ковчега в большинстве отсеков поддерживалась стандартная, наиболее подходящая для человека температура — 21 градус. Классно, потирая руки, подумал Иван. Сразу за дверью начинался чистейший, белоснежный песок. Ноги тонули в нем, словно в толстой пуховой перине. Пройдя пару шагов, на миг потрясенно застыл, осматриваясь по сторонам. Каждый раз когда он посещал море, его до глубины души поражал открывшийся пейзаж.

Впереди, насколько охватывал глаз, сверкала под знойным тропическим солнцем покрытая белыми барашками волн безбрежная водная гладь. Полное впечатление, перед ним настоящее тропическое море. Пляж с белоснежным песком, простирался от горизонта до горизонта. Легкий бриз наполнял воздух запахом соли, йода и пересохших водорослей. Колыхал сочно-зеленые верхушки огромных тропических пальм, сразу за линией прибоя вонзавшихся в небо в хаотичном беспорядке. Чайки с жадными криками низко проносились над волнами, то и дело выхватывая из воды зазевавшуюся рыбешку. На людей они не обращали никакого внимания, занимаясь главным делом своей жизни, бесконечной охотой. Над всем этим великолепием, царствовало бездонное, без единого облачка, бирюзовое небо. Яркостное солнце палит кожу. В ста метрах впереди, у самой границы палубы, где незаметно для глаза море заменяется голографической картинкой, замерли лодки с рыбаками. Вот один из ловцов, привстав, дернул удочкой, серебристая молния рыбы упала на дно. На берег, густо усыпанный разноцветными шезлонгами, с ласковым шумом накатывались волны, чтобы на мгновенье завоевать часть берега, а потом отступить назад, повинуясь своей природе, также, как в послужившем прототипом земном море. Иллюзии и реальность причудливо переплелись, создавая непередаваемую атмосферу тропического рая. Иван знал, что небо-голографическая иллюзия, а пляж тянется всего на триста метров — остальное голографический обман чувств, но его всегда завораживало ковчеговское море, неодолимо манило в прохладную глубину. На накатывающийся на берег пенную нить прибоя, Иван мог смотреть бесконечно.

Полуголые мужчины и женщины, самых разнообразных цветов кожи, от таких же бледных поганок как Иван, до загорелых до черноты, подобно мулатам, заполняли пляж. Из расположившегося у входа кафешки доносится негромкая музыка. Казалось, что в праздники половина Ковчега отправилась загорать под южным небом, хотя интересных уголков на корабле много, например биом[4] влажного тропического леса. Можно погулять и там.

Парни с трудом нашли незанятые лежаки. Устроившись, сначала дружной толпой ринулись в море. Иван первый забежал по колени в море, оттолкнулся от дна и щучкой прыгнул в прохладную глубину. Открыв глаза, поплыл под водой, наслаждаясь переливчатой игрой света на песчаном дне. Вынырнув, повертел головой, с волос слетели сверкающие бусинки воды. На губах остался горько-соленый вкус моря. Нанырялись, наплавались вволю. Когда надоело, сходили на пункт проката, взяли парусные доски и устроили соревнование по виндсерфингу. Победить Ивану не получилось, но и выступил не совсем позорно, упав с доски только один раз. А когда набесились, наплавались вволю, слегка выбились из сил и проголодались, то направились перекусить в кафе.

Что-то, ритмичное, тихонько наигрывал скромно устроившийся у танцпола оркестр. Вкусно пахло жаренным мясом. Народу немного, места нашлись без проблем. Лишь в углу уныло ковырялась в тарелках семейная пара с капризничающим ребенком. Люди предпочитали отдыхать на пляже, зато вечером не протолкнешься. Кафешка заслуженно считалась лучшей и пользовалась на Ковчеге популярностью. Во-первых, в остальных заведениях корабля посетителей обслуживали роботы, а здесь работал живой персонал. Во-вторых, по праздникам и выходным выступал живой оркестр, который был на Ковчеге всего один единственный. В свободное от работы время в нем играли и пели бескорыстные, но талантливые поклонники Мельпомены. Взяв у бармена легкое вино и по порции шашлыка, ребята устроились за столом в углу.

Присосавшись к искрящемуся на солнце гранатом бокалу, Иван отхлебнул. Потом протянул руку к тарелке за порцией шашлыка. Сочные, румяные, истекающие соком и восхитительно ароматные куски мяса. Что еще может пожелать усталый курсант, вырвавшийся в увольнение?

— Нет, хорошо, — произнес вслух Иван.

Народ молча кивнул — языки заняты, все дегустируют благодать.

— Лепота! — дурачась, нарочито густым тенором поддержал Алексей Машера. Он естественно присутствовал в кафе, хотя и был по годам намного старше остальных парней и к тому-же единственный женатый. Но кольцо на пальце это не удерживало его от холостяцких забав. Махнув залпом стакан вина, с грохотом поставил пустой на стол. С соседнего столика укоризненно посмотрела мамаша. Но Лехе было все равно. Он как раз вошел в состояние легкого подпития, когда его так и тянуло на подвиги. Он обвел соколиным взглядом пляж, плотно забитый полуголыми девицами самых разнообразных форм и окраски, улыбнулся. Многие из них отдыхали в одиночестве и среди них встречались очень интересные экземпляры, на которые, определенно стоило обратить внимание. Машера поднялся и пошел знакомиться.

Парни не успели допить вино, когда на крыльцо кафешки вспорхнула стайка юных девушек. Ребята замолчали, словно у них перехватило дыхание. Одна из девушек, шедшая впереди, привлекла внимание Ивана. У него замерло сердце. Среднего для девушки роста, идеальная фигура вкупе с упругой, спортивной походкой, на лице немного надменное выражение, как будто весь мир ей должен за то, что она согласилась его посетить. Поверх едва прикрывающего тело белоснежного, выгодно подчеркивающего изящную фигуру, купальника, светлая рубашка из тонкого шелка. Налетевший легкий ветерок, приподнял рубашку парусом, принялся играться с пышной копной золотисто-рыжих волос. Шаловливо перебирать локоны и развевать старательно уложенную прическу. Ивану захотелось подойти к девушке и, не говоря ни слова, провести ладонью по ложбинке спины, по бедрам, по волосам, пронизанным солнечным светом. Среди подруг, девушка по мнению Ивана выглядела самой красивой, а ее лицо пробуждало у него неясные, но томительные воспоминания. Он вгляделся пристальнее.

Парень сморщил лоб. Откуда ты, прелестная девушка? А обворожительное создание, демонстративно не замечая уставившихся на нее парней, подошла к барной стойке и, усевшись за стул, заказала что-то подскочившему бармену. Подруги расселись рядом и немедленно начали заливисто хохоча, что-то обсуждать. С большим трудом Иван сумел узнать девушку. Это Настя из параллельного класса. Он удивленно покрутил головой. Как изменилась и расцвела за два года, пока он ее не видел! В седьмом классе она очень нравилась Ивану. Парень даже пытался ухаживать, но для Насти все ровесники были сопляками, не заслуживающими внимания. Нет, он ее не забыл. Но на фоне новых встреч, выпускных экзаменов, поступления в колледж и напряженной учебы ее облик потускнел и почти стерся в памяти.

— А займусь-ка я вон той рыженькой, — тихонько произнес Иван, поднялся из-за стола, и в подражание Машере изобразив скучающего Дон-Жуана, решительно двинулся к заинтересовавшей его девушке.

Так начались их отношения. Встречались они редко, по выходным и праздникам, когда Ивану везло отправиться в увольнение, но друзья не сомневались, что дело шло к свадьбе, хотя в действительности их отношения так и застыли на букетно-конфетном периоде. Накануне они в очередной раз серьезно поругались. Чего греха таить, Иван был трусоват во взаимоотношениях с прекрасным полом, как говорят: не можешь любить — сиди и дружи. Не решался он ей признаться в своих чувствах. Это красавчикам объясняться в своих чувствах легко. Хоть пять раз на дню, всем подряд. А Иван всегда считал себя некрасивым, такому признаваться трудно. Насте, похоже, надоела его нерешительность, и очередная ссора поставила их отношениях на грань разрыва…

Он заканчивал обедать и уже пил из тюбика апельсиновый сок, когда пронзительно тренькнул зумер компьютера. По экрану монитора поползла пульсирующая красным надпись «Метеоритная опасность», машинный голос бортового компьютера нудно забубнил:

— Опасность, опасность…

Иван обернулся, глаза удивленно расширились, тюбики с обедом отлетели в сторону, он торопливо подскочил к компьютеру. Коснувшись тачпада[5], увеличил картинку с данными радара. Навстречу Ковчегу летел небольшой по размеру, где-то с полметра диаметром, но весом под сотню кило небесный посланец. Такой камень представлял опасность при столкновении даже для Ковчега, защищенного от неприятных сюрпризов десятками метров скального грунта. Торопливо пролистав директории компьютера, Иван нашел нужный раздел вычислительного комплекса и кликнул его. Через мгновение компьютер нарисовал траекторию метеорита. Она не радовала. Конец ее упирался в поверхность Ковчега. Иван хищно улыбнулся. В первое же дежурство встретиться с опасным метеоритом, большая редкость и шанс отличиться. В пыль разнести космического убийцу и доказать, что не зря три года учился на пилота.

То, что нужно, решил Иван, мечтал отличиться? Вот он случай проявить себя. Немного беспокоило только отсутствие практического опыта. Физический пуск ракет он выполнял лишь один раз, и то на выпускном экзамене, дорого, но в том, что попадет в цель, не сомневался. Считалось, что настоящие пуски с потерей далеко не дешевых ракет вполне заменяют регулярные тренировки на виртуальном тренажере. Их он посещал систематически и поэтому считал, что причин для волнения нет. Вскоре и вовсе стало не до рефлексий, секунды текли, надо сбивать метеорит.

Отбросив ненужные сомнения, Иван принялся готовиться к ракетному пуску и торопливо ввел в оружейную консоль код активации торпедных аппаратов. Артиллерийский компьютер позволял корректировать траекторию управляемых ракет, дистанцию их подрыва, даже характер срабатывания взрывателя. Так что основания не сомневаться в попадании в цель, у Ивана были. Главное правильно задать параметры компу, а тот обеспечит снайперскую точность. А уж мощи ракетам не занимать, каждая содержала в себе две сотни килограммов мощной взрывчатки. Даже одной вполне достаточно, чтобы разнести в клочья намного больший метеорит.

Монитор мигнул, на нем отобразилась сетка и две концентрических кольца прицельного приспособления, а из гнезда пульта вылез джойстик управления огнем. Блестящая отметка цели, медленно ползла по центру монитора, ниже ежесекундно мелькали цифры, показывающие расстояние до метеорита.

Изображение внутри скрещенных прицельных кругов без конца подрагивало, заставляя артиллерийский компьютер, постоянно вносил поправки, удерживая мишень в фокусе. Наконец метеорит приблизился на расстояние прицельной дальности. По экрану доклада компьютера — надпись «Цель захвачена!» По лицу Ивана пробежала хищная улыбка, он решительно нажал кнопку пуска, выпуская полный залп — три ракеты. Это гарантировало поражение цели. Но вместо сотрясения корпуса, сигнализирующего, что катапульта выбросила снаряды в космос и, ярко-алого сполоха плазмы двигателей стартующих ракет, на обзорном экране корабля, по дисплею побежала строка с надписью красного цвета: critical error[6].

Что случилось? — с недоумением нахмурился Иван и вновь надавил на кнопку. Торопясь и нервничая, снова и снова нажимал, но бесполезно, даже полная перегрузка системы не помогла. На дисплее все так же бежала злополучная строка: critical error. Ружейная консоль категорически отказывалась функционировать. И тут ему стало по-настоящему страшно. И растерянность конечно, вместе с паникой — все, спрессованное буквально в секунды. А принимать грамотные и осмысленные решения нужно немедленно, но какие? Иван почувствовал, как от волнения его прошиб пот. Он вытащил из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Несколько мгновений Иван безмолвно сидел перед консолью и растерянно смотрел на злополучный дисплей. Сердце забилось в грудной клетке кузнечным молотом, а время словно приостановилось, полилось тягучей патокой. Что делать? Разбираться с неисправностями — это удел технарей, пилотов этому не учили. Мелькнула мысль, связаться с диспетчерской, хотя особого смысла в этом не было. Дежурному дублировались сигналы с пульта, и он безусловно уже знал о проблеме, но все же Иван решил сообщить о поломке. Едва он потянулся к сенсору связи, как взвизгнул сигнал запроса на переговоры. Юный космонавт едва не подпрыгнул от неожиданности и дал добро на включение связи.

Над видеофоном повис голографический портрет. Диспетчер бледный как мел. Не глядя на собеседника, поздоровался, словно забыл, что они уже виделись утром. Несколько секунд молчал, то поднимая взгляд на Ивана и тут же опуская их обратно, как будто в чем-то провинился. Парень явно не просто растерян, а донельзя испуган. Иван глядел на диспетчера и больше всего боялся, что в его глазах отразится владевший им страх и растерянность.

— Иван — нарушая правила радиообмена, диспетчер назвал космонавта по имени, остановился, нервно прикусив губу. Несколько мгновений безмолвно смотрел на пилота, потом с натугой произнес:

— Мы не сможем дистанционно устранить неисправность оружейной консоли, только на базе… а по расчету эту чертов камень ударит Ковчег в районе пещер с тропическим природным парком всего через пять минут, — некоторое время он еще помолчал, потом выдавил из себя, — Он пробьёт броню и разрушит район пещеры с тропическим природным парком. Там сейчас экскурсия — воспитательница с ребятишками из первого детсада. Мы попытаемся эвакуировать детей, но вряд ли успеем, слишком мало времени. Я ничего не могу тебе приказывать в такой ситуации, просто прошу… сделай все возможное. Иначе, придется опустить гермодвери чтобы спасти остальной корабль.

Изображение, медленно рассыпавшись искрами, исчезло, лишь холодные иголочки звезд вглядывались через лобовое стекло в пилотажный отсек. Тишина, лишь на грани слышимости тихо шуршит что-то внутри приборной панели. Случилось самое страшное, что только могло произойти. Одновременно вышли из строя и лазерные батареи Ковчега и ракетные установки дежурного космического корабля. Почему так случилось, кто виноват, все потом. Сейчас важно, что люди, на свою беду попавшие в район, куда ударит метеорит обречены на верную смерть. Небесный странник при встрече с Ковчегом, взорвётся с мощностью сопоставимой с взрывом ядерной бомбы. Если даже кто-то в дальних уголках парка и уцелеет, его добьет вакуум.

Страшные картины, одна за другой возникли в воспаленном воображении юного космонавта. Безжизненный мертвый лес и распухшие от попадания в вакуум тела погибших детей. Все это будет на его совести, а взять ситуацию под контроль он не в состоянии. Ему жутко захотелось обратно, на Ковчег. Вернуться, все забыть, заставить себя не думать… Даже не от страха. Скорее, от инстинктивного стремления защитить психику от запредельной нагрузки. Это как отрывать от поджившей раны намертво присохшие бинты.

Иван повернулся к дисплею. Несколько мгновений он, широко раскрыв глаза, завороженно следил как мерцающая точка метеорита неторопливо приближается к Ковчегу. Страх, но не за себя, а за то, что он не сможет предотвратить, хотя обязан! Как не было, пожалуй, еще никогда в жизни. Секунды, оставшиеся до столкновения, как вода сквозь пальцы, неумолимо утекали. В заполнившей пилотажную звенящей тишине, громко бухало о ребра сердце.

Запрограммировать траекторию корабля на таран, а самому одеть скафандр и выйти в космос? Не вариант. Скорость космолета многие тысячи километров в секунду. Без защиты магнитного поля корабля, он в считанные минуты загнется от лучевой болезни. Это лишь кажется, что межзвездное пространство пусто, а на самом деле оно полно заряженных частиц, смертельно опасных на больших скоростях. В голове бился хаос. Да как же так! — мысли метались, ускользали, так что юноше было трудно додумать хотя бы одну из них до конца.

Дети, погибнут! Настя — они договорились встретиться после дежурства…

Матушка, он обещал ей, что проведет вечер дома…

Содрогнувшись всем телом, достал из кармана платок и еще раз вытер взмокший лоб.

Неужели остается только один выход таран? Это верная смерть, несмотря на совершенство земной техники.

Космолет испариться в плазменной вспышке.

Или он, или дети — кто-то погибнет!

Возникшая мысль была страшна и ужасала, но иного способа предотвратить катастрофу космонавт не видел. Сильнейший ледяной озноб прокатился по телу, и спазм сжал горло. Иван поднял руку к лицу. Пальцы мелко дрожали, а ладони мокрые, как у лягушки.

Что же делать? — неотвязно бился в голове единственный вопрос.

— А как бы поступил на его месте отец? — задал он вопрос. И сам же себе ответил:

— Нет, он бы не струсил…

Сейчас, внезапно для себя оказавшись на грани жизни и смерти, он вместо страха почувствовала злость. Иван крепко, до хруста сжал зубы, это помогло, он почувствовал, что немного успокоился. Рука медленно, но твердо потянулась к джойстику управления двигателем…