Под сенью звезд

Глава 8

Мужчина, лет сорока, с выдающим вперед животом, среднего роста, с суровыми чертами лица, громко говорил по телефону. Он ходил взад-вперед по коридору, и давал кому-то распоряжения, отчитывал и указывал, как надо себя вести в суде. Это был человек, привыкший управлять и командовать. Но увидев Голди Фостер, мужчина быстро закончил разговор, спрятал телефон в карман пиджака и, натянуто улыбаясь, засеменил к ней.

– Вы Блэйк Уокер, отец Алана? – начала Голди.

– Да, так и есть, – ответил Уокер. Его излишняя улыбка исчезла и слегка приподнялись брови, как это бывает, когда человек вспоминает чью-то фамилию, давно затерявшуюся в памяти. – А вы психолог…

– Голди, вы можете звать меня по имени.

– Как вам удобно. Мне сказал ваш заведующий Пирс Перес, что я могу встретиться с сыном, но, сперва, я должен поговорить с вами. Что вы мне можете сказать о моем мальчике, – строго, требовательно сказал Блэйк Уокер.

Она уже собиралась что-то сказать отцу мальчика, как он перебил ее.

– Я уже два месяца не видел сына, – он сказал голосом не сожаления, а требования, будто кто-то запрещал ему это сделать. – Где мой мальчик?! – вызывающе громко произнес он.

– С ним все в порядке, – невозмутимо ответила Голди. – Пирс Перес посоветовал вам поговорить со мной. Это очень важно, потому что именно я занимаюсь мальчиком. И сейчас…

– Послушайте, – резко остановил он ее, – давайте не тратить зря время. – Он вынул кошелек. – Сколько вы хотите? Я понимаю, всякая работа требует оплаты. А этот случай особый, и я готов…

– Вы не поняли, – все также спокойно ответила Голди, – мне не нужны ваши деньги. Я получаю зарплату и…

– Но зарплата может вас не удовлетворять, – прервал ее Блэйк. – Это прибавка, считайте, что это премиальные. Мой малыш не должен чувствовать себя обиженным или обделенным, вы понимаете, – он изучающе и деловито посмотрел ей в глаза, но увидел в них протест. – Вы чем-то недовольны? Ладно, говорите, – смягчился он.

Голди поняла, что он готов ее выслушать.

– Я знаю, что Алана вы решили оставить у нас до совершеннолетия.

– Да, если ничего не изменится, – пояснил Блэйк.

– Вы имеете в виду его диагноз?

– Разумеется, ведь он шизофреник, как мне сказали.

– Кто вам это сказал? – строго спросила Голди.

– Не волнуйтесь, это было давно. Когда мы были вместе, еще в Штатах.

– Но теперь вы отдали его в пансионат и хотели, чтобы за ним присматривали, так ведь? – она заглянула в его глаза, где за знаками банкнот прятались два серых глаза.

– Да, – тяжело ответил он. – Сейчас я не могу его забрать. Понимаете, у меня другая семья.

– Еще бы, понимаю, – в ее глазах не было сочувствия к отцу, бросившего ребенка. – Он попал к нам в тяжелом состоянии. Каждый день мы с медсестрой Бетти пытались вывести Алана из этого тяжелого психологического состояния, в которое он впадал непроизвольно.

Уокер Блэйк закусил губу и опустил глаза.

– А что теперь? – тихо спросил он.

– Теперь ему лучше. Радоваться еще рано, но каждый день у мальчика происходят изменения к лучшему. Так что ваши прогнозы относительно диагноза шизофрении могут быть иллюзорными, – язвительно заметила Голди, хотя прекрасно понимала, что в этом случае важна любая мелочь, случай, и мальчик вновь уйдет в себя, закроется навеки.

– Хотелось бы надеяться. За деньги вы не волнуйтесь, я все оплачу, и сделаю благотворительный взнос.

– Не все можно предвидеть или купить, – ответила она. – Наша цель: адаптация Алана, мы должны его вернуть, подготовить для жизни в обществе. Он должен быть способным к жизни среди людей. А в его случае это очень нелегко. Он должен контактировать со средой, его нельзя запирать от людей, иначе он замкнется.

– И многих вы…

– Вывели в люди? Это зависит от тяжести состояния.

– Я узнал от докторов, что шансы малы. Как правило, после их совершеннолетия им пишут новый диагноз – шизофрения, и это навсегда.

Голди бросила на Блэйка такой взгляд презрения, что ему стало неловко за свои слова. Ведь это был его сын. Он почувствовал щемящую боль в сердце, некогда забытую, заезженную, затупившуюся.

– Он не больной, он особый мальчик, со своими фантазиями, желаниями. Да, он уже начал выявлять свои мысли, и его детские поступки постепенно стали проявляться. Это может показаться незаметно, но они есть, и это наша первая победа, первый шаг.

– У меня мало времени, – перебил он ее, поглядывая на часы, – я хотел бы встретиться с Аланом, увидеть моего мальчика.

– Хорошо, еще один вопрос, прежде чем вы увидитесь с Аланом. Аутизм просто так не возникает. Понимаете, чтобы лучше строить процесс исследования, я хотела бы знать, кто в вашей семье…

– Можете не продолжать. Это наследственное. Я уже занимался этим вопросом, беседовал со многими докторами о причине. Его мать… – он запнулся, словно память, выплывшие наружу эпизоды жизни затронули в нем тяжелые воспоминания. – Его мать часто была погружена в себя. Иногда мне кажется, что я до сих пор не вышел из той жизни. Она была моей первой женой и первой жизнью. Но теперь все по-другому, все живы и все здоровы, и нет печали, – он как будто вышел из тени мрачных воспоминаний, протрезвел и просветлел. Но что-то таилось в его блуждающем взгляде, недосказанное, личное.

– Алану, – сказала Голди, – нужна забота, нужна поддержка, доброта…

– Разве я недостаточно вам плачу, чтобы он не чувствовал себя одиноким и брошенным? – снова, надев маску холодных, практичных отношений, преобразился Блэйк Уокер. – Что я еще могу сделать?

Последний вопрос, казалось, он задал самому себе, с какой-то нескрываемой спешкой. Может он действительно торопился на свою работу или к своей новой семье.

– Что ж, если вы готовы, пойдемте, я провожу вас к сыну.

В последнее слово: «к сыну» Голди давала смысл более глубокий, учитывающий не только теплые отцовские отношения, дружбу сына и отца, но и ответственность взрослого, породившего живое и несущего этот ответ перед ним.