Под знаменами Москвы

Глава III Первая победа

В первой половине XV в. грозная и воинственная империя потомков Батыя переживала серьезный кризис. Прошли времена беспрестанных и безнаказанных походов на Русь и на другие земли — разгром на Куликовом поле и поражение в войне с Тимуром нанесли могуществу Орды чувствительный удар. Однако главной причиной ослабления кочевой империи, перед которой некогда трепетал весь мир, были необратимые социально-экономические процессы, подтачивавшие ее основу. Непобедимая в боях держава Батыя могла существовать только за счет покоренных стран — население их облагалось тяжелой данью, а пленные обращались в рабов, создававших дворцы и драгоценности для ханов и их приближенных. Сами же завоеватели, как и в прежние века, занимались кочевым скотоводством. Бескрайние просторы великой Русской равнины — от Оки до Азовского моря, от Волги до притоков Днепра и до предгорьев Урала — были огромным пастбищем, на котором каждое лето кочевали на сотнях тысяч породистых коней ордынские всадники во главе с ханами, их «царевичами», темниками, князьями.

Экономическая организация кочевого общества была крайне консервативной. Но жизнь брала свое, и на окраинах великой империи стали появляться ростки новых отношений. Это было связано в первую очередь с переходом к оседлому земледелию — особенно там, где сохранялись остатки племен, покоренных и частично истребленных монголами, прежде всего в Среднем Поволжье — земле древних болгар. В самой Орде развивалась феодальная анархия — братья и сыновья выходили из-под власти ханов и стремились либо захватить ханский престол, либо стать самостоятельными правителями. В Сарае происходили кровавые смуты. В 1436 г. один из «царевичей», Улу-Мухаммед, вынужден был бежать из Орды. Энергичный, талантливый и честолюбивый воин решил основать собственное ханство. После неудачных попыток обосноваться на южной окраине Руси Улу-Мухаммед укрепился на Средней Волге, где в земле болгар и построил свою столицу — Казань на месте древнего города, разрушенного во время одной из русско-болгарских войн. Так на восточной границе Русской земли появилась новая грозная сила.

Казанское ханство включило в свой состав разноязычные народы и земли по Средней Волге и ее притокам. В отличие от старого врага, Золотой Орды, отделенной от Руси многими сотнями километров Дикого Поля, новое ханство расположилось на самых рубежах Русской земли, в непосредственной близости от ее важнейших центров. Под постоянной угрозой оказался весь восточный рубеж — от Мурома до Устюга и Вятки.

Вторжения Улу-Мухаммеда и его сыновей способствовали самому тяжелому кризису в феодальной войне и на много лет затянули борьбу с удельно-княжеской коалицией. Улу-Мухаммед «решил восстановить господство над Россией и заставить Московского великого князя платить дань». Действительно, на какое-то время ему удалось «достигнуть такой полноты верховенства над Россией, которая заставила считаться с Казанью более, чем с ханством Сарайским»¹. Казанский хан всегда мог выступить в качестве союзника любого врага Русской земли, поддержать любого, кто захотел бы повторить опыт Шемяки.

Феодальное общество не знало прочного, длительного мира. И в Западной, и в Восточной Европе, и в Азии шли почти непрерывные войны между государствами, княжествами, городами, племенами. Далеко не всегда причинами баталий были серьезные политические интересы. Успешная война приносила честолюбивым королям и князьям славу, рядовым воинам — богатство. Отношения Руси с Казанским ханством осложнялись особыми обстоятельствами: хотя и порвавшее формально с Ордой, оно было ее живым осколком, носителем старых ханских традиций. Покорение соседних земель, захват пленных, превращение их в рабов оставались важнейшими целями внешней политики казанских ханов, как и их ордынских предков. Пленники-рабы широко использовались в хозяйстве казанских феодалов, а кроме того, в большом количестве продавались на восточные работорговые рынки — в Сарай, Астрахань, Персию, Турцию… Для властителей нового ханства набеги на Русь и на другие земли были прямой экономической необходимостью. С другой стороны, ханы в любое время могли прочно закрыть Великий водный путь по Волге и перерезать торговую артерию, связывавшую Русь со странами Востока. Стоит ли удивляться, что в первые десятилетия существования Казанского ханства отношения между ним и Русью были по меньшей мере далеко не дружественными.

Хан Улу-Мухаммед был убит собственными сыновьями. После этого двое из них, Касим и Якуб, бежали на Русь, а третьему — Ибрагиму — достался ханский престол. «Царевичи»-эмигранты были гостеприимно встречены на Москве. На Средней Оке им была выделена земля для поселения. Так образовалось вассально-зависимое от Руси татарское княжество («царство»)². Новые вассалы верно служили великим князьям Русской земли. Прекрасная конница татарских «царевичей» была очень важным дополнением к русской рати, долгое время состоявшей главным образом из пехоты и немногочисленных конных княжеских дружин. Кроме того, Касим и его потомки были важной политической силой — ведь они имели династические права на ханский престол (Касим был старшим сыном), и во время очередной дворцовой смуты на них могла ориентироваться часть казанских феодалов.

Но принятие Касима под покровительство великого князя Московского еще больше ухудшало отношения с ханом Ибрагимом. Разрыв между Москвой и Казанью надвигался с каждым годом. В марте 1461 г. Василий Темный был во Владимире, готовясь к походу на «царя», но поход не состоялся — удалось заключить мир³.

Мир оказался, однако, непрочным. В 1462 г. начались военные столкновения, повлекшие за собой большую войну. «Рать черемиская с тотары казаньскими» приходила на Устюжскую землю. Они дошли до реки Юг, «повоивали» волость Лоху (Лоха — правый приток Юга) и «в полон повели много русских голов». Устюжане пошли в погоню и «полон назад отполонили весь»⁴. В том же году посылал «князь великий Иван Васильевич рать на черемису». Во главе устюжан, вологжан и галичан шли великокняжеские воеводы Борис Кожанов и Борис Слепой Тютчев, потомок Захария Тютчева — «юноши», «довольна суща разумом и смыслом», который, согласно «Сказанию о Мамаевом побоище», был послом и разведчиком Дмитрия Донского перед Куликовской битвой⁵.

Русские войска шли «мимо Устюг к Вятке, а по Вятке вниз, а по Каме вверх в Великую Пермь»⁶. Судя по тому, что в походе Кожанова и Тютчева участвовали ополченцы из трех уездов, это было крупное военное предприятие. В краю с дремучими лесами и непроходимыми болотами можно было двигаться только в ладьях. Совершив долгий путь по рекам и волокам, русские подошли к предгорьям Северного Урала. Уже одно это было важным результатом.

Новый поход на Северо-Восток состоялся в 1465 г.: «Велел князь великий… Василию Скрябе устюжанину Югурьскую землю воивати»⁷. В поход со Скрябой пошли устюжские добровольцы — «хотячие люди» и дружественные племена вымичей и вычегжан во главе со своим князем Василием Ермоличем. Выйдя 9 мая из Устюга, русские и их союзники совершили успешный поход к Северному Уралу и Югорскую землю «за великого князя привели». Югорские князья Калпак и Течик были привезены в Москву, и князь великий «их пожаловал Югорским княжением, и отпустил их в Югру, а на них дань возложил, и на всю землю Югорскую»⁸ Итак, в 1465 г. произошло важное политическое событие феодальная коммендация Югорской земли великому князю, превращение Югры в вассала Руси. Включение Северного Приуралья в сферу русского влияния имело большое политическое и экономическое значение. Укреплялся дальний северо-восточный рубеж Русской земли, люди великого князя и московские купцы получили доступ к пушным богатствам Севера, нарушив вековую монополию новгородских бояр. Усиление русского влияния способствовало процессу феодализации и христианизации местного населения, подготовляло условия для включения его в дальнейшем в состав многонационального Русского государства. Но в 60-х годах XV в. до этого было еще далеко. Продвижение в Северное Приуралье, к верховьям Камы и Печоры было обусловлено борьбой с Казанским ханством и сложными отношениями с полунезависимой от Москвы Вятской землей.

Вятчане неоднократно совершали самостоятельные экспедиции, игнорируя интересы московского правительства и путая все его карты. Так, по сообщению устюжского летописца, вечером 19 марта 1466 г. («в великое говенье на пятой неделе в среду вечер») «вятчане ратью прошли мимо Устюг на Кокшенгу, а сторожи не слыхали на городе». Поход вятской вольницы преследовал явно грабительские цели. Вятские ушкуйники двигались вверх по Сухоне, волоком до Кокшенги. Они разграбили эту волость, а потом пошли вверх по Двине до Устюга. Устюжский наместник Василий Сабуров получил от великого князя приказание «вятчан переимати» и «переем доспел вятчаном под Гледеном». Однако вятчане откупились: «наместнику дали посул» и, простояв три дня, пошли к Вятке⁹.

Перед нами — любопытная и характерная картина. Наместник великого князя в далеком Устюге поддерживает постоянную связь с Москвой. Он немедленно сообщает о всех важных происшествиях и сразу же получает соответствующие указания, без которых, очевидно, не решается действовать. Но этот же глава местной великокняжеской администрации, ответственный представитель великого князя, отнюдь не гнушается взятками и ради «посула» нарушает прямое распоряжение великого князя. Следует, впрочем, отметить, что отношение средневекового общества к «посулам» было гораздо более терпимым, чем в позднейшее время: «посулы» считались обыденным, чуть ли не законным источником дохода должностных лиц. Резко возбранялись лишь «посулы» на суде. Во всяком случае, эпизод 1466 г. показывает обе стороны наместничьего управления — формальную и достаточно жесткую зависимость от великого князя и фактическое своеволие, корыстолюбие и недисциплинированность.

Неудивительно, что вятчане не очень считались с местной великокняжеской администрацией. По сообщению той же летописи, в следующем году 120 вятчан совершили самовольный набег на вогуличей и пермяков и не только «вогулич воевали», но и «князя вогульского Асыку» захватили и «на Вятку привели».

Однако набеги вятских ушкуйников и походы великокняжеских войск на Каму и Югру отступили на задний план перед большой войной, разгоревшейся на восточных рубежах Русской земли в конце 60-х годов.

Осенью 1467 г. великий князь «поиде… в Володимерь» и оттуда 14 сентября (на Воздвижение) «отпустил» под Казань «царевича» Касима с его татарами и своих воевод с полками. Официозная летопись упоминает в числе воевод только князя Ивана Васильевича Стригу Оболенского, что само по себе уже говорит о значении и масштабах похода — во главе войск поставлен один из лучших воевод. Московская летопись называет и причину похода Касима — он был позван на казанский ханский стол своими сторонниками, врагами хана Ибрагима (Обреима)¹⁰. Будучи старшим сыном Улу-Мухаммеда, Касим обладал большими династическими правами, чем его братья.

Таким образом, осенью 1467 г. была начата крупная военно-политическая акция с далеко идущими целями. Речь шла об установлении в Казани новой власти — дружественной по отношению к Москве. Расчет делался на поддержку тех кругов Казанского ханства, которые были заинтересованы в мире и дружбе с Русью.

Подойдя к Волге против Казани, «иде же бы им перевезтися», царевич Касим и русские воеводы были встречены ханом Ибрагимом «со всеми князьями своими и с силою своею». По определению московского летописца, царевич Касим стал жертвой обмана: он понадеялся на своих сторонников, «льсти их не ведаа». Во всяком случае, очевидно, что сторонники русской ориентации в Казани оказались на данном этапе слабее, чем активные противники Руси, и в этом основная причина неудачи похода.

Некоторые подробности этого похода сообщает Устюжская летопись. Казанские татары вылезли на берег из своих судов, от которых русские пытались их отрезать. Но тут постельник великого князя некий Айдар Григорьев, сын Карпова, «не отпустя татар ни мало от судов, кликну на них». «Вметався в суды», казанцы «побегоша за Волгу»¹¹.

Русско-татарской коннице пришлось отступать в трудных условиях: «Истомен же бе путь им, понеже бо осень студена бе и дождева, а корму начат не оставати…» Благочестивый летописец с содроганием пишет, что «мнози христиане в постные дни мясо ели» — кони «з голоду мерли»; многие и «доспехи метали». На фоне этой мрачной, но реалистичной картины не очень правдоподобной выглядит обычная оптимистическая концовка — «сами вси здрави приидоша, кииждо во свояси»¹².

Перед нами — несомненное поражение. Большой поход не был достаточно подготовлен ни в политическом отношении (неверная оценка внутриказанской ситуации), ни в чисто военном (отсутствовала судовая рать, «а другая сила еще не поспела», как пишет устюжский летописец). Тем не менее это был первый по-настоящему дальний поход русского войска, впервые оказавшегося под стенами столицы грозных казанских «царей».

Сразу после неудачного русского похода последовал контрудар казанцев. Они внезапно («изгоном») напали на Галич. Однако, по сведениям Московской летописи, этот удар был малоуспешным: «…всем бо беша в осаде во граде». Типографская летопись сообщает, что «галичане, выходя из града… бишася… крепко» и отстояли свой город, но по волости казанцы «полону же много вземше». В Московской летописи говорится, что «князь великий разослал по городам заставы: в Муром и в Новгород Нижний, на Кострому и в Галич, и велел им сидети в осаде, стеречись от Казани». Предвидя возможность нападения казанцев, великий князь заблаговременно принимает меры предосторожности. Посылая отряды для защиты важнейших городов на широком фронте вероятного татарского вторжения, он стремится предвидеть возможный ход событий и активно влиять на него.

Борьба с Казанью осложнилась очередным опустошительным нападением ордынцев на многострадальную Рязань: осенью 1467 г. «приходиша татарове от Большие Орды и воеваша около Рязани села и волости, и множество изсекоша, а иных в полон поимаша». Рязанцы пустились за ними в погоню, «и бысть им бой и сеча зла», татар было «множество избьено», но в разгар боя ордынцам удалось подсечь знамя Рязанского полка. Это вызвало смятение: «рязанцы же замятшася и побегоша»¹³. Вероятная причина неудачи — отсутствие великокняжеских войск: они были развернуты против Казани. Еще раз подтвердилось, что Рязань, предоставленная своим силам, не способна надежно защитить себя от ордынцев.

Наступала зима. В войнах между странами Западной Европы это был обычный период перемирия — войска отдыхают на зимних квартирах. Совсем другое — на Руси. Зима, когда замерзают бесчисленные болота и реки, — самое благоприятное время для активных действий русских воинов, неприхотливых и выносливых, с детства привыкших к суровым холодам. Зима 1467/68 г. была использована русским военно-политическим руководством для организации нового большого похода.

Осенью 1467 г. великий князь «послал на Черемису князя Семена Романовича, а с ним многих детей боярьских, двор свой»¹⁴. В походе на Черемисскую землю, расположенную на северо-западной окраине Казанского ханства и находившуюся от него в вассальной зависимости, должны были принять участие отборные силы — двор великого князя. Ярославский князь Семен Романович, поставленный во главе этих войск, дает любопытный и наглядный пример превращения владетельного удельного князя в московского служилого человека. Двоюродный племянник последнего ярославского «великого» князя Александра Федоровича, Семен в 60-х годах был, по-видимому, еще молодым человеком (боярином он стал только лет тридцать спустя). В отличие от своего родного брата Федора, который был и осознавал себя владетельным князем (давал жалованные грамоты ярославскому Спасскому монастырю), Семен Романович дарил этому монастырю свои земли как обыкновенный вотчинник. Его назначение воеводой в большом походе — свидетельство доверия к нему московских властей и одновременно показатель далеко зашедшего процесса служилой ассимиляции ярославских княжат¹⁵. Действия Стриги Оболенского в качестве наместника в Ярославле приносили свои плоды.

Местом сосредоточения войск, назначенных для дальнего похода, был избран Галич, расположенный ближе всего к Черемисской земле. Собравшись в Галиче, войска выступили в поход 6 декабря, на Николин день, в разгар суровой северной зимы. Удар должен был быть неожиданным для врага — и войска «поидоша лесы без пути». Ровно месяц длился этот труднейший поход через дремучие северные леса при жестоком морозе («…зима была велми студена», — признает летописец).

6 января 1468 г. рать великого князя «прииде в землю Черемисскую». По обычаям средневековой войны, одинаковым для христиан и язычников, православных и мусульман, начался разгром. Однако разорение Черемисской земли отнюдь не было бессмысленной жестокостью — ликвидировался или ослаблялся плацдарм для нападения на русские земли по левому берегу Волги.

Войска подошли почти к самой Казани, на один дневной переход до столицы ханства. Казанцы были, по-видимому, действительно захвачены врасплох — цель похода была достигнута.

Поход князя Семена Ярославского был только частью зимнего наступления русских войск. Другая часть этого наступления — действия Муромского и Нижегородского полков: по сообщению Московской летописи, великий князь велел им «воевати по Волзе» — на кратчайшем направлении к Казани¹⁶. Возможно, именно действия этих полков отвлекли внимание хана от черемисского — северо-западного для него — направления.

Третья часть обширных военных мероприятий зимы 1467/68 г. — концентрация главных сил русских войск в районе Владимира под начальством самого великого князя.

Владимир — обычное место сбора войск для действий против Казани. Так, в 1461 г. именно из Владимира Василий Темный готовился к своему не состоявшемуся походу на Казань. Отсюда осенью 1467 г. начался поход Касима. Удобное географическое положение Владимира сделало его район естественной базой для войск и в случае оборонительной, и в случае наступательной войны с Казанью. Войска, собранные во Владимире, за 3—4 конных перехода могли достигнуть Мурома и за 5—6 переходов — Нижнего Новгорода, главных форпостов на казанском рубеже. Важнейшую роль играла водная коммуникация Клязьма — Ока, определяющая основное операционное направление судовой (пешей) рати, действующей против Казани. Зимой 1467/68 г. войска сосредоточивались во Владимире, по-видимому, для отражения возможного наступления главных сил казанцев.

Летописные известия позволяют проследить в общих чертах стратегический план русского командования на зиму 1467/68 г. Он носил активно-оборонительный характер и предусматривал действия на разных операционных направлениях. Северная рать наносила чувствительный удар, муромско-нижегородская отвлекала внимание противника, главные силы приводились в готовность для отражения возможного нашествия. Такие действия позволяли сковывать противника на широком фронте, наносить ему потери и сохранять инициативу в своих руках, не вводя в действие главные силы.

С подобной стратегией мы встречаемся впервые: в прежних походах войска собирались только на одном направлении для нанесения решающего удара. Реальное осуществление плана действий на широком фронте, на разных направлениях требовало новой, более сложной организации верховного командования. Руководство ратями, находившимися за много сотен километров друг от друга и от ставки великого князя, было возможно только в форме подачи инструкций-директив с предоставлением воеводам достаточной самостоятельности для принятия конкретных тактических решений. Требовалось создание особого органа — зародыша будущего Разрядного приказа — для связи с войсками, для фиксирования донесений, рассылки директив и т.п.

В начале апреля казанцы разграбили две костромские волости «и множество полону взяша, а иных изсекоша». В погоню за ними от Костромы до Унжи, т.е. на расстояние 200—250 км, ходил князь Иван Стрига, но не догнал их¹⁷. Из этого сообщения Типографской летописи видно, что в ожидании нападения полки были расставлены по городам, но не всегда могли своевременно реагировать на появление казанцев.

Другое нападение казанцев последовало 1 мая на Муром. Казанцы напали и на устюжскую волость Кичменгу (левый приток Юга) «и множество изсекоша, а иных в полон поимаша»¹⁸. Эти нападения казанцев на отдельных участках широкого фронта заставляли держать русские силы в постоянном напряжении. Для перелома в ходе войны следовало захватить инициативу в свои руки.

Сразу после возвращения великого князя из Владимира в Москву начался новый поход русских войск.

У Галича заблаговременно были сосредоточены войска под командой Глеба, Ивана и Василия Филимоновых-Морозовых, из Москвы к ним на помощь послан отряд Ивана Руна с «казаками» (добровольцами). Соединившись у Галича, оба отряда пошли к Вологде, а оттуда вместе с местным полком двинулись 9 мая вниз по Сухоне. В Устюге с ратью соединились Устюжский полк во главе с князем Иваном Звенцом Звенигородским (сыном боярина и воеводы князя Ивана Александровича) и ратники из разоренной казанцами Кичменги под началом Ивана Игнатьевича Глухого Морозова. Под Котельничем войска соединились с вятской ратью. Отсюда они должны были двигаться по рекам Вятке и Каме прямо на Казань¹⁹.

Однако к этому времени пришли известия о контрударе казанцев: они напали на Вятку и этим заставили большую часть вятской рати отказаться от похода и вернуться для защиты своего города — в дальнейшем походе приняло участие только 300 человек. Нападение казанцев на Вятку привело их к крупному военно-политическому успеху: вятчане вынуждены были капитулировать, «предашася за казанского царя Обреима». Таким образом, казанцам удалось вывести Вятскую землю из войны, более того — из союза с Москвой, сковав ее договорными обязательствами и лишив русские войска, действовавшие на Вятке, ближайшей базы в своем тылу. Сказались нестабильность политического положения Вятки, непрочность ее связи с Москвой.

Но это не остановило русских воевод. Они спустились по Вятке в Каму, дойдя почти до самой Казани, и «гостей побили многих, а товару у них поимали много». Этот рейд вызвал посылку казанского отряда, который, однако, был перехвачен и разбит русскими во главе с Иваном Руно. Будучи отрезанными от кратчайшего пути домой, русские войска вынуждены были возвращаться кружным путем — по Каме, на Великую Пермь, а далее — к Устюгу (очевидно, по Вычегде)²⁰.

Летний поход 1468 г. по Вятке и Каме производит впечатление вспомогательного удара, не ставившего крупных военно-политических задач. На ход и исход экспедиции существенно повлиял выход Вятки из войны, что нарушало планы русского руководства. Летописный рассказ об этом походе содержит ряд интересных сведений о составе и тактике русского войска, о военной организации Русской земли в целом.

Отряды служилых феодалов — детей боярских великого и удельных князей — действуют вместе с местным ополчением, во главе которого стоят воеводы, назначаемые великим князем из состава его двора. Устюжский и Кичменгский («кичменжане») полки, вятские отряды не могли состоять целиком или преимущественно из феодалов: феодальное землевладение в этих районах было слабо развито или отсутствовало вовсе. Следует думать, что основу этих полков составляли местные горожане и крестьяне. Устюжане выставили в поход добровольцев — «охочих людей» во главе с «ватаманом» Савой Огневым, который пал в бою с казанцами на Каме. Основа военной организации Русской земли — соединение великокняжеского «двора» с «дворами» вассалов, а также с ополчением из горожан и крестьян²¹.

На огромных лесистых и болотистых пространствах Заволжья и Прикамья в летнее время единственно надежная коммуникация — река, а главное транспортное средство — большие гребные суда-насады. На них-то и совершали походы русские рати, на судах передвигались и татары. При встрече противники покидали насады и бились на берегу в пешем строю — именно так Руно одержал победу над казанским воеводой Тулазием.

Главные силы русских действовали, по-видимому, на волжском направлении. 4 июня князь Федор Семенович Хрипун Ряполовский (сын активного участника борьбы с Шемякой в 1446 г.) во главе с москвичами совершил поход из Нижнего Новгорода и одержал победу в бою над «двором» казанского хана: один из видных казанских феодалов, Хозюм-Бердей, был взят в плен и приведен на Москву. Это сражение произошло на Звеничевом Бору, за 40 верст от Казани. «Стояв ту два дни на побоищи», русские «возвратися с честью»²². Однако бой на Волге, несмотря на свое значение, не был разгромом главных сил ханства. До победы было еще далеко.

Казанцы снова напали на Муром и «много полону взяша». Но князь Данило Дмитриевич Холмский догнал их и «полон весь отъима»: бросив своих коней, казанцы скрылись в лесу²³. Данило Холмский — прямой потомок тверского князя Александра Михайловича, злополучного соперника Ивана Калиты. Один из сыновей этого князя — прадед Данилы Всеволод — получил от отца Холмский удел. На протяжении трех поколений наследники Всеволода держали Холм под своими тверскими родичами — сюзеренами. Данило был первым из тех, кто родовому уделу предпочел службу великому князю Московскому. На этой службе он впоследствии стал знаменитым воеводой, а брат его Михаил остался на своем Холмском уделе, входившем в состав Тверского великого княжества²⁴.

Между тем южная окраина Русской земли по-прежнему подвергалась набегам ордынцев: они «побиша сторожев наших в Поле», внезапно напали на волость Беспуту (на правом берегу Оки) «и, множество полону вземше, отъидоша»²⁵.

Трудная борьба на восточных и южных рубежах страны осложнилась страшным бедствием, обрушившимся на Москву. Во время огромного пожара в ночь с 23 на 24 мая 1468 г. сильнее всего пострадал московский посад с его торгово-ремесленным населением: все Поречье погорело. Судя по тому, что одних церквей «огорело» четырнадцать, можно считать, что погибло несколько сот дворов посадских людей со всем их скарбом: тысячи москвичей остались без крова и имущества²⁶.

Решающие события войны с Казанью развернулись в следующем году. Поход московских войск начался «по Велице дни на другой неделе», т.е. после 9 апреля 1469 г. Во главе с воеводой Константином Александровичем Беззубцевым великий князь послал «рать в судех», и «многие дети боярские, двор свой», «и от всея земли своя дети боярские из всех градов своих и изо всех вотчин братии своея. А с Москвы послал сурожан, и суконников, и купчих людей, и прочих всех людей москвичь, коих пригоже по их силе». Войска стягивались водным путем к Нижнему Новгороду. Силы, собранные в столице, двинулись в поход по Москве-реке и Клязьме. Коломничи и муромцы шли Окою, владимирцы и суздальцы — Клязьмой, дмитровцы, можайцы, угличане, ярославцы, ростовцы, костромичи «и прочие вси поволжане» — Волгой. Войска шли из разных мест «к Новгороду (Нижнему) всии на един срок и снидошася… во едино место»²⁷.

Текст Московской летописи своим безэмоциональным, фактологическим характером производит впечатление документальной записи, как в позднейших разрядных книгах. В ней содержатся ценные сведения о составе, организации и управлении русского войска. Главные силы составляет судовая рать — пехота, посаженная в насады. Перевозка конницы в насадах не практиковалась. Об этом свидетельствует, например, такой эпизод летней кампании 1468 г.: «Казанские татарове 200 человек воевати же пошли… пометав кони у Черемисы… поидоша… в судех вверх по Каме»: чтобы двинуться в судах, конному отряду пришлось спешиться и оставить своих коней. В состав войска входят два основных контингента: дети боярские и горожане. Горожане составляют Московский полк, возглавляемый особым воеводой — князем Петром Васильевичем Оболенским Нагим (сыном победителя Шемяки под Галичем). Об ополчении московских горожан говорят княжеские докончания со времен Дмитрия Донского: «А московская рать хто ходит с воеводами, те и нонеча с воеводами, а нам их не приимати»²⁸. Как видно, Московский полк формировался из жителей столицы: от членов привилегированных купеческих корпораций до рядовых горожан, «пригожих по силе», во главе полка — великокняжеский воевода.

В поход идет двор великого князя, дети боярские из его владений и дети боярские из уделов князей Московского дома: владимирцы, коломничи, суздальцы, муромцы, костромичи с основной территории великого княжения, дмитровцы и можайцы Юрия Васильевича, угличане Андрея Большого, ростовцы из удела великой княгини Марии Ярославны (и, вероятно, из уделов, сохранившихся за ростовскими князьями), ярославцы с пестрого конгломерата земель Ярославского княжества, частично уже тянущих к великому князю, частично — к еще сохранившимся местным князьям.

Обязательная военная служба распространяется на все слои населения. Горожане и крестьяне составляют основную массу пехоты — судовой рати, конная служба по преимуществу дело феодалов.

Учитывая опыт неудачного похода 1467 г., когда конница не была поддержана судовой (пешей) ратью, весной 1469 г. организации этой рати было уделено особое внимание. Но в походе 1469 г. не участвуют Тверь, Рязань, Псков, Великий Новгород. Это — поход великого княжества Московского в собственном смысле слова: Москвы и непосредственно зависимых от нее земель.

Местом сбора другой — северной — рати назначается Устюг: сюда «послал князь великий воеводу своего князя Данила Васильевича Ярославского, да с ним свой же двор, и детей боярских»²⁹. Даниил Васильевич — двоюродный племянник последнего Ярославского «великого» князя Александра Федоровича. В отличие от своего родственника Семена Романовича, бывшего воеводой в зимнем походе 1467/68 г., он сохранил еще некоторые черты суверенного удельного князя³⁰. Показательно, что удельному князю доверялось самостоятельное командование отдельным крупным отрядом московских войск — в лояльности ярославского князя московское правительство уже не сомневалось.

В составе детей боярских двора великого князя поименно перечислены девять человек — очевидно, начальники отдельных отрядов. Конкретные сведения удалось найти о семи из них: Иван Гаврилович — из рода Всеволожей-Заболотских, двоюродный племянник боярина и дворецкого Григория Васильевича; Тимофей Юрло — из рода Плещеевых, сын боярина Михаила Борисовича; Глеб и Василий Семеновы, дети Филимоновы, да Федор Борисович Брюхо — выходцы из рода Морозовых; Иван Иванович Салтык Травин — из рода утерявших титул потомков смоленских княжат; Григорий Михайлович Перхушков, по словам Устюжской летописи, в походе 1456/57 г. князя И. Ряполовского на Хлынов «у вятчан посулы има, а им норовил». По свидетельству Ермолинской летописи, Василий Темный за это «повеле его изымати, и вести в Муром, и посадити в железа». Тем не менее он, как видим, остался на великокняжеской службе. В 1474 г., будучи ловчим великого князя, видел «на поле» (на охоте) необычное небесное явление — «два солнца»³¹. Сведений о происхождении и службе Никиты Константиновича Бровцына и Андрея Бурдука найти не удалось. Итак, полковые воеводы и головы двора великого князя — в основном выходцы из тех же служилых родов, представители которых входили в состав ближайшего окружения великого князя.

В поход идет и Вологодский полк Андрея Меньшого во главе с его воеводой Семеном Пешком Сабуровым, братом боярина Михаила Федоровича. Из Устюга северная рать вместе с Устюжским полком двинулась на судах к Вятке.

Воевода южной рати Константин Беззубцев получил в Нижнем Новгороде грамоту великого князя «отпускати воевати мест казанских». «Прочет» эту грамоту, он «разосла по всех», а когда они собрались к нему, обратился с предложением выделить «охочих людей» для непосредственного похода под Казань. При этом, исходя, очевидно, из полученной директивы великого князя, воевода дал инструкцию: «…и вы поидите, а ко граду Казани не ходите». По-видимому, предполагался набег сравнительно небольшим отрядом с оставлением главных сил в Нижнем под командой самого Беззубцева. Однако события развернулись по-иному.

На призыв выделить добровольцев воины ответили: «Все хощем», заявив о своем желании идти в набег под Казань. «И поидоша вси, а Константин остася в Новогороде». Созданное таким образом импровизированное войско «охочих людей» избрало своим воеводой Ивана Руно и двинулось вниз по Волге³².

Причина столь единодушного желания отправиться в трудный и опасный поход не только в воинской удали и в стремлении захватить военную добычу. Казань вела крупную торговлю рабами, которых поставляла на азиатские рынки — в Сарай и Туркестан, где главным «товаром» на невольничьих рынках служили русские пленники, и особенно женщины, которых покупали в гаремы³³. Поход на Казань с целью освобождения пленных вызвал живейшее сочувствие русских воинов.

Летописное изложение позволяет проследить поход Руна буквально по дням. В первый день войско прошло 60 верст и остановилось на ночлег. Второй ночлег был у Чебоксар, после чего шли днем и ночью. На рассвете в воскресенье 21 мая («в неделю пятидесятную») русские суда были уже под стенами Казани: 300 км вниз по Волге было пройдено за трое суток. Выйдя из судов, русские врасплох напали на казанский посад. Содержавшийся здесь полон — захваченные казанцами русские люди, предназначавшиеся на продажу в качестве рабов, — был освобожден. В составе полона летописец называет людей московских, рязанских, литовских, вятских, устюжских, пермских «и иных»: «тех всех отполониша». Посад был сожжен. Руно не рискнул со своим войском штурмовать город и отошел на остров Коровнич, где стоял 7 дней. Прибежавший из Казани коломнянин, очевидно пленный, из тех, что содержались в самом городе, принес весть о подготовке царя Обреима «со всею землею» к нападению на русский отряд. Руно и его воеводы сделали приготовления для боя, разделив свои силы, в частности выделив «молодых людей» (т.е. более бедных, а потому хуже вооруженных) для занятия Ирхова острова. Однако «молодые люди» нарушили приказание и с большими судами вошли в узкое место, где и были атакованы с берега конной татарской ратью. Главные силы татар — судовая рать, «лучшие князи и люди», — атаковали судовую рать Руна, но, по словам рассказчика, были отброшены к стенам самой Казани. После этого упорного и кровопролитного боя русская судовая рать встала у Ирхова острова³⁴.

Положение отряда Руна под стенами Казани было чрезвычайно опасным. Это заставило большого воеводу Константина Беззубцева двинуться ему на помощь из Нижнего Новгорода. Прибыв на Ирхов остров, Беззубцев послал гонца к вятчанам с требованием «стать под Казанью» через три с половиной недели. Вятчане, однако, поставили условием своего выступления личное участие в походе на Казань братьев великого князя. Прождав напрасно указанный им срок, Константин Беззубцев принял решение отойти к Нижнему Новгороду: «У них начат корму не ставати… понеже шли изгоном». На обратном пути русские получили ложную весть от «царицы Касимовой» (т.е. от жены «царевича» Касима) о якобы заключенном перемирии с Казанью. Фактически казанский хан следовал с судовой и конной ратями по пятам за русским войском и атаковал его у Звенича. Ожесточенный бой шел целый день с переменным успехом и закончился вничью. Рассказ московского летописца обрывается на описании этого боя³⁵. Текст Московской летописи о походе судовой рати из Нижнего Новгорода под Казань изобилует такими живыми деталями, что производит впечатление рассказа непосредственного участника событий.

Другие летописи сообщают об этом походе гораздо более кратко. Рассказ Типографской летописи, по-видимому, представляет собой сокращение и обобщение текста Московской³⁶. В Устюжской летописи сообщаются интересные подробности: «Воеводы судовые нелюбы держат промеж себя, друг под другом ити не хочет: и передумав, да поставили себе воеводу от середних бояр Ивана Дмитриевича Руна». Рассказывая далее о «безвестном» для татар появлении русских под стенами Казани, летописец возлагает на Ивана Руно вину за то, что город не удалось взять: «Он поноровил татарам… отбил рать от ворот городных прочь, а сам велел трубити во многие трубы, и татарове, заслышаша, нарядились»³⁷.

Перед нами, таким образом, две основные версии волжского похода 1469 г. — московская (с кратким вариантом в Типографской летописи) и северо-русская (Устюжская летопись). Критический характер известий Устюжской летописи не вносит принципиальных расхождений в изложение событий между обеими основными версиями.

Несмотря на первоначальный успех, приведший к освобождению пленных (что само по себе имело далеко не маловажное значение), волжский поход 1469 г. закончился в конечном счете неудачей: Казань взять не удалось и судовой рати пришлось отступить с боями к Нижнему. Обращает на себя внимание переплетение старых и новых черт военной организации русских, ярко проявившееся в этом походе. Сбор войска происходит централизованным порядком: полки со всех сторон стягиваются к Нижнему в назначенное время. Во главе войск стоит воевода великого князя, который действует по его письменной директиве («грамоте»). Но дальше происходит нечто непредвиденное, нарушающее заранее разработанные планы великого князя. Рать добровольцев, отправленная под Казань во главе с Иваном Руно, оказывается значительно более мощной, чем на это первоначально рассчитывали. Воевода Беззубцев фактически теряет управление войсками. Выбранный войсками воевода, почувствовав свою независимость, решается прямо нарушить данную ему инструкцию и делает попытку взять Казань. Ему удается освободить русских пленных и сжечь посад, но на большее сил его войска не хватает. Едва ли справедливы упреки в адрес Руна со стороны создателя ермолинско-устюжского источника — взять «изгоном» столицу Казанского ханства было, по-видимому, невозможно. Как показал дальнейший опыт, Казань можно было одолеть только правильно организованной осадой, и лишь один раз, в 1552 г., русским удалось ею овладеть в результате кровопролитного штурма огромной ратью.

В действиях Руна и его войска проглядывают черты ушкуйнической вольницы. Воевода избирается; он действует фактически на свой страх и риск; подчиненные ему отряды («молодые люди») также проявляют недостаточную дисциплинированность, чем ставят в тяжелое положение русские войска во время боя с главными силами казанцев. Сам воевода Беззубцев отправляется на выручку Руна тоже налегке («изгоном»), с недостаточными силами, уже ослабленными выделением из них отряда Руна. На этом этапе похода связь с центром, по-видимому, нарушается: чем иначе можно объяснить доверие, проявленное войсками к рассказу «Касимовой царицы»? Беззубцеву не удается также наладить связь и взаимодействие с северной ратью: «…а от великого князя воевод и от вятчан не бывало… весть».

Что же происходило тем временем на северном направлении? По данным Московской летописи, северная рать, собравшаяся в Устюге во главе с князем Даниилом Васильевичем, придя к Вятке, потребовала от вятчан «речию великого князя, чтобы пошли с ними на Казанского царя». Это требование, однако, было отклонено. Исходя из заключенного в предыдущем году соглашения с Казанью, вятчане заявили: «Изневолил нас царь… нам не помогати… на царя». Непредвиденный в Москве отказ вятчан от участия в походе поставил северную рать в затруднительное положение. Более того, находившийся в то время на Вятке казанский посол дал знать в Казань о движении русских войск и о том, что они идут «не во мнозе». Эффект внезапности был тем самым сразу нарушен, и карты русского командования оказались раскрыты противнику³⁸. О дальнейшей судьбе северной рати сообщают другие летописи.

Типографская летопись рассказывает, что после того, как южная рать «отступиша к Новгороду», «татарове поидоша против устюжан», т.е. против северной рати. На Волге, «усть Камы», «бысть бой силен и сеча зла, множество же от обоих ту убьено бысть». Однако устюжанам удалось пробиться и прийти к Нижнему³⁹.

Ермолинская летопись сообщает, что «князя великого дети боярские со устюжаны» шли в судах мимо Казани и «чаяли, что рать великого князя под Казанью». Татары «переняли их в судах», и «детей боярских и устюжан побили, и иных поимали». В числе убитых летописец называет самого воеводу князя Даниила Васильевича Ярославского и Никиту Бровцына «да устюжан много», а в числе пленных — Тимофея Юрла Плещеева «и иных много»⁴⁰.

Наиболее подробные сведения о боевых действиях северной рати содержит Устюжская летопись. Так, она сообщает, что во главе этой «другой рати» был князь Даниил Александрович Пенок (а не Даниил Васильевич, как верно пишут другие летописи). В числе воевод названы также Никита Константинович и Петр Плещеев (по-видимому, перепутан с Тимофеем Юрло Плещеевым). Далее сообщается: придя на Каму, русские узнали от татарина, стоявшего на берегу, что русская рать уже была под Казанью, но вследствие заключения мира пошла прочь. Эта заведомая дезинформация притупила бдительность русских воевод. Князь Данило пошел со своей ратью мимо Казани в Нижний Новгород. На самом же деле казанский царь «скопил много силы на Волге в судах, и иных на конех по берегу, и доспел переем на рать, а князь Данило того не ведал». При слиянии Камы с Волгой произошел отчаянный бой, красочно описанный летописцем.

Казанцы перегородили Волгу судами, связав их между собой. Русские бросились на них со своими судами, «начаша битися в судех», «за руки имаяся секлись». В бою обе стороны понесли большие потери. «Многих татар топили, и с суды». Особенно отличился в бою князь Василий Ухтомский, представитель измельчавшей ветви белозерских князей (Ухтомские не сделали служилой карьеры и быстро опустились до уровня вотчинников средней руки, один из них был даже дьяком у князя Андрея Меньшого⁴¹): он «велии бился… скачючи по судам, ослопом». По-другому оценивает летописец поведение Григория Перхушкова — он «пробежал, не бився». В числе павших с русской стороны оказались главный воевода князь Данило Ярославский и Никита Бровцын, в числе пленных — Петр Плещеев «со многими товарищи». Всего русские потеряли 430 человек, в том числе 110 устюжан, — «и побили, и в полон свели, и князь великий многих из Орды выкупал».

Но ценою больших потерь устюжане и князь Василий Ухтомский пробились и ушли к Нижнему Новгороду. Здесь они стояли три недели и «бити челом посылали великому князю, чтоб пожаловал». Великий князь принял челобитье: он дважды посылал по деньге золотой (которую оба раза устюжане отдали ходившему с ними в поход попу Ивану), а затем послал «запас»: 700 четвертей муки, 300 пудов масла, 300 луков, 6000 стрел, 300 шуб бараньих, 300 однорядок, 300 сермяг. Таким образом, устюжский отряд, пробившийся к Нижнему, был вооружен и снабжен на казенный счет — за счет имевшихся государственных запасов. Вместе с тем великий князь велел устюжанам «еще… итти под Казань со князем Юрием на зимованье»⁴².

Текст Устюжской летописи с его точностью, изобилием фактов производит впечатление записи рассказа устюжанина — участника событий. Летописец хорошо знает о действиях устюжского отряда, имена устюжских воинов, точные цифры потерь, но путает малознакомых ему московских воевод.

Измена вятчан, отсутствие достоверной информации, а главное, отход южной группы русских войск от Казани — вот факторы, определившие в конечном счете неудачу похода северной рати. Однако, оказавшись в безвыходном положении, русские не пали духом, смело пошли на врага и, хотя и с большими потерями, пробились.

Одна из причин неудачи летнего похода — отсутствие надежной связи между обеими группами русских войск. Южная и северная рати действовали без взаимной поддержки и вместо согласованного удара с двух направлений нанесли два разновременных удара, успешно отраженных казанцами. Не менее важная причина неудачи — отсутствие согласованности в действиях судовой рати, вышедшей в поход в мае, и конной рати, отправившейся, по-видимому, только в августе. Возможно, эта несогласованность — результат самовольных действий Руна, увлекшего за собой большую часть судовой рати в преждевременный поход на Казань. Первоначальный план московского руководства был, по-видимому, иным: сосредоточить у Нижнего мощную судовую рать и затем двинуть ее совместно с конницей для решающего удара. В этом случае действия «охочих людей» по Волге должны были бы носить характер разведки боем, а северной группе войск следовало бы отвлечь часть сил казанцев с главного направления.

Последний и решающий этап войны с Казанью освещен в источниках очень скупо. В Московской летописи и связанных с нею этот текст отсутствует. По данным других летописей, русские войска под предводительством дмитровского князя Юрия Васильевича подошли к Казани 1 сентября 6978 (1469) г.: «И судовые рати поидоша пеши под городом». Казанцы сделали вылазку, но, «побившеся мало, побегоша во град». Русские войска окружили город, «яко же сильный лес», и перехватили воду. Хан капитулировал, и князь Юрий «помирися с ним на всей своей воли и как надобе брату его, великому князю». По свидетельству Устюжской летописи, одним из условий мира была выдача полона за 40 лет⁴³.

Итак, первая большая война с Казанью («первая Казань», как она названа в Московской летописи), шедшая два года с переменным успехом, закончилась в конечном счете победой, стоившей большого напряжения и немалых жертв. Но они были не напрасны. Помимо освобождения русских пленников удалось достичь довольно прочного мира на целых девять лет из летописей исчезли сведения о каких-либо враждебных действиях казанского хана.

Но кроме этого непосредственного военно-политического результата важно и другое. Наш основной источник — летопись — впервые так подробно и красочно, с такими конкретными деталями описывает подготовку к войне и ход военных действий. Источниками для ряда летописных известий были, по-видимому, рассказы участников походов. Но некоторые сведения могли быть почерпнуты летописцем только в источниках документального характера: например, о распоряжениях великого князя осенью 1467 г., о его пребывании во Владимире зимой следующего года, о сосредоточении войск к Нижнему Новгороду весной 1469 г., о назначении воевод в полки и об инструкциях им. С известиями такого рода мы встречаемся впервые. По стилю и содержанию они соответствуют разрядным записям. Первые достоверные записи, вошедшие в разрядные книги, относятся к 1477 г. — это записи осеннего похода на Новгород, они есть и в Московской летописи. В рассказах о «первой Казани» перед нами наиболее ранние разрядные записи, дошедшие до нас в передаче летописца и не включенные в известные нам позднейшие книги.

Содержание этих записей позволяет сделать некоторые выводы. Для мобилизации и сосредоточения войск (о чем говорят известия весны 1469 г.) требовались предварительные мероприятия: смотр и проверка боеготовности войск, разработка их путей, расчет времени, заготовка средств передвижения (насады для судовой рати), запаса кормов и т.п. Неудивительно, что подготовка к большому походу, в котором участвовали многие тысячи воинов, занимала длительное время. Мобилизация и сосредоточение войск во все времена требуют наличия достаточно организованного и квалифицированного централизованного аппарата.

О более ранних походах московских войск, например в 1456 г. (на Новгород) и в 1461 г. (подготовка к походу на Казань), летописные сведения гораздо более скупы. При новом великом князе, видимо, изменилась организация управления войсками — усилился контроль московской администрации над всем делом обороны страны. Перед нами — один из этапов складывания центрального военного ведомства — будущего Разрядного приказа. В летописных текстах — первые отголоски официальной военной документации. Идет подспудный, не отраженный непосредственно в наших источниках процесс развития аппарата государственного управления.

При изучении «первой Казани» бросается в глаза изменение характера военного руководства. Прежние великие князья, как правило, ходили в походы сами во главе своего двора. Даже слепой Василий Темный не раз ходил на Шемяку, совершил поход на Новгород, готовился идти на Казань. В Казанской войне картина совсем иная. Великий князь находится за многие сотни километров от театра войны. Своими воеводами, стоящими во главе полков, он руководит из центра посредством рассылки директив. Князь-воин, шедший в бой впереди своих войск (как эго сделал, например, Василий Темный под Суздалем в злосчастный день 7 июля 1445 г.), уступил место князю-главнокомандующему, выступающему в поход в редких случаях и управляющему войсками на обширных пространствах и на разных направлениях через назначенных им, заранее подобранных и проинструктированных воевод. Тактическое руководство на поле боя теперь их дело. На долю главы государства выпадает стратегическое и военно-политическое руководство на театрах войны. Перерастание великого княжества в государство требует новых методов и новой организации руководства как в военное, так и в мирное время. В известиях о Казанской войне — первые признаки складывания новой системы управления войсками[9] — в терминах XX в. ее можно назвать верховным командованием⁴⁴.

Черты новой военно-политической организации тесно переплетаются со старыми, архаичными, восходящими к давним традициям минувших веков. Стойкость этих традиций удельной эпохи особенно ярко проявилась в летней кампании 1469 г. и была одной из основных причин ее неудачи. Новая организация еще только начала складываться, еще набирала силы, а старые традиции были еще достаточно живучи. Они проявлялись и в самовольстве воевод, и в относительной слабости политических связей Москвы с окраинами, в частности с Вяткой. С другой стороны, бросается в глаза полная поддержка, оказанная Москве другими городами. Устюжане, которые еще помнят Шемяку, сидевшего два года в их городе, безоговорочно участвуют в трудных походах и кровопролитных боях. Для них, как и для вологжан и жителей других городов Русского Севера, признание руководства Москвы — определяющая линия поведения.

Яркая черта русского военно-политического руководства — большое упорство в достижении поставленной цели, невзирая ни на какие неудачи и поражения. Война ведется в полном смысле слова до победного конца, до полного поражения и капитуляции противника. С точки зрения развития военного искусства можно наблюдать определенные новые черты, в частности попытки предварительного планирования боевых операций и стремление действовать на разных операционных направлениях с общей конечной целью — выходом к столице, основному центру вражеского сопротивления.

Впервые за много десятков лет со времен Дмитрия Донского удалось добиться действительно крупного военно-политического успеха. Произошел решающий перелом в русско-казанских отношениях: Русская земля перешла от стратегической обороны к стратегическому наступлению, с зависимостью от Казани было покончено. Победа над нею — первая победа Руси над страной Джучиева улуса — положила начало коренных перемен в политическом положении Русской земли, в политической ситуации на крайнем востоке Европы. Первая победа над внешним врагом — важный этап в становлении Русского государства.