Подарок мертвеца

Глава пятая

Утро началось неудачно.

Я включила канал Си-эн-эн, пока пила утренний кофе. Вступительный кадр показывал газету, открытую на странице со старой фотографией Табиты, недавними снимками Моргенштернов и моей фотографией, сделанной два года назад, когда я находилась на месте преступления. Телерепортаж был таким же пусканием пыли в глаза, как и статья в газете. Агенты ФБР, конечно, присутствовали с самого начала при расследовании похищения Табиты. А теперь они предоставили свою экспертизу к услугам полиции Мемфиса, включая ресурсы своей лаборатории.

— Мы не сомневаемся в способностях полиции Мемфиса вести это расследование, — сказал агент, который, судя по виду, ел на завтрак гвозди. — Вместо агента, который первоначально участвовал в расследовании похищения Табиты, мы направим другого, и он позаботится, чтобы в распоряжении местной полиции были все средства, которые мы только можем предоставить. Мы хотим одного: чтобы свершилось правосудие для этой маленькой девочки и ее семьи.

Я подумала: позволят ли нам покинуть город, чтобы вернуться в нашу квартиру в Сент-Луисе. Но лучше, если бы мы могли ускользнуть в неизвестном направлении, чтобы нас было труднее разыскать. Мы не часто жили в той квартире, это верно, но таков был наш официальный адрес, и средства массовой информации наверняка станут искать нас там.

Я не помнила, какая у нас следующая работа по списку и есть ли она вообще. Этой стороной нашей деятельности занимался Толливер. Я уже чувствовала беспокойство и скуку, дочитав книгу, которую захватила из машины.

Обычно в таких случаях я отправляюсь на пробежку.

Сегодня не было никакого смысла заниматься бегом. Хотя после вчерашнего открытия меня все еще немного потряхивало, я определенно была в настроении пробежать пару миль или даже больше. Но если я побегу, меня начнут преследовать, и это будет невесело.

Толливер постучал в дверь спальни, и я крикнула, чтобы он вошел. Он вытирал полотенцем влажные волосы.

— Я занимался на беговой дорожке в местном фитнес-клубе, — сказал брат в ответ на мой невысказанный вопрос. — Все же лучше, чем ничего.

Я ненавижу беговые дорожки. Они заставляют меня чувствовать себя глупо. Ведь на самом деле я никуда не бегу. Но этим утром я была готова на все: мне крайне нужно было размяться.

Пока Толливер наливал себе кофе, я уже в кроссовках, шортах и футболке заходила в лифт.

В зале было несколько беговых дорожек. На одной занимался мужчина лет сорока, с темными волосами, едва начавшими седеть на висках. Он бежал с неподвижным отрешенным лицом. Мужчина встретил меня отсутствующим кивком, на который я едва ответила.

Я изучила контрольную панель и инструкции, так как могла себе представить только одну еще более глупую ситуацию, чем бег по дорожке, — если я слечу с ее дальнего края. Уверившись в понимании того, что прочитала, я начала с медленного темпа, привыкая к ощущению резины под ногами. Я ни о чем не думала, просто чувствовала, как мои кроссовки стучат по дорожке, а потом нажала на кнопку, чтобы увеличить скорость. Вскоре я развила хороший темп и, хотя находилась в помещении, никуда не падала, и чертов пейзаж ни разу не изменился, поэтому я была довольна. Я начала потеть, и постепенно пришла желанная усталость, свидетельствующая о достижении собственных пределов. Я слегка сбавила темп, потом еще раз и наконец примерно пять минут двигалась шагом.

Я смутно сознавала, что Мистер Серебряные Виски все еще в комнате, переходит от одного силового тренажера к другому, с полотенцем мотеля на шее.

Сойдя с беговой дорожки, я тут же направилась столу, на котором лежала стопка таких полотенец. Когда я вытирала мокрое лицо, мужчина спросил:

— Хорошо побегать утром, верно? Помогает начать день с хорошей ноты.

Я опустила полотенце, чтобы рассмотреть того, кто задал вопрос.

— ФБР? — спросила я.

Он невольно вздрогнул от удивления.

— Вы и вправду экстрасенс, — с довольным видом сказал он после паузы.

— Нет, — ответила я. — Или экстрасенс с очень ограниченными способностями. Вы находились здесь и тогда, когда Толливер занимался бегом?

У агента ФБР были темно-голубые глаза, которые очень внимательно рассматривали меня. Это раздражало. У него для этого имелась масса времени, пока я бегала. И он рассматривал меня не для того, чтобы решить, привлекательна ли я в сексуальном смысле, занимаюсь ли бегом, чтобы заглушить желание любви. Дело было в чем-то другом.

— Я подумал, что с вами легче будет иметь дело, сказал он. — И из вас двоих вы более интересная.

— Вы ошибаетесь.

Агент посмотрел на мою правую ногу. Верхнюю часть ноги испещряли тонкие красные линии, похожие на паутину.

Мои шорты из лайкры доходили до середины бедра, и при внимательном взгляде на правую ногу паутина была ясно видна. Эта нога время от времени меня подводила. Еще одна причина, по которой мне требовались пробежки, — чтобы поддерживать силу в ноге.

— Что с вами случилось? — спросил он. — Я еще никогда не видел таких отметок.

Агент сохранял бесстрастность.

— В меня попала молния, — ответила я.

Он сделал нетерпеливое движение, как будто уже читал об этом и только что вспомнил. А может, просто не поверил мне.

— И как же это произошло? — задал он новый вопрос.

— Я занималась прической. У меня было назначено свидание, — сказала я, смутно припоминая детали. — Конечно, я так и не пошла тогда на встречу. Удар молнии сорвал туфли с моих ног и остановил мое сердце.

— И что же вас спасло?

— Мой брат, Толливер. Он сделал мне массаж сердца и искусственное дыхание.

— Раньше я не встречал никого, в кого бы ударила молния и кто выжил бы и мог рассказать об этом.

— Таких людей немало, — ответила я и вышла в стеклянную дверь, все еще сжимая в руке полотенце.

— Подождите! — окликнул агент. — Мне бы хотелось поговорить с вами, если можно.

Я повернулась к нему лицом. Мимо нас прошла женщина, готовясь приступить к тренировке. На ней были старые шорты и выцветшая от времени футболка. Женщина с любопытством посмотрела на нас, и я поняла, что рада свидетельнице.

— Поговорить о чем?

— Я был там, в Нэшвилле, какое-то время. Вот почему я получил это назначение.

Я ждала.

— Мне и вправду хочется понять: как вы заранее узнали, что Табита на кладбище?

— Я не знала.

— Но вы знали!

— Если вы не ведете это расследование, я не обязана разговаривать с вами, так? И я не могу найти ни одной причины, по которой мне хотелось с вами беседовать.

— Я агент Сет Кениг, — сказал мужчина так, будто я должна была слышать его имя.

— Мне все равно.

И я вошла в лифт, прежде чем он смог последовать за мной, нажала на кнопку закрывания дверей и улыбнулась. Кениг удивленно сделал шаг ко мне, поняв, что я и вправду ухожу.

Приняв душ, я постучала в комнату Толливера и рассказала ему о случившемся.

— Тот самый гад. Это была засада, — сказал брат.

Слишком сильно сказано. Больше похоже на стратегический подход.

Толливер узнал Сета Кенига по моему описанию. Конечно, агент был в тренировочном зале, когда брат там упражнялся.

— Так он считал, что ты узнаешь его имя? — Задумчиво проговорил Толливер. — Что ж, давай посмотрим.

Ноутбук Толливера был уже включен. Он ввел имя в поисковую систему Google и получил несколько результатов. Сет Кениг участвовал в нескольких охотах на серийных убийц. Он был орудием крупного калибра.

— Но все это в прошлом, — сказала я, читая даты. — Ничего подобного за последнюю пару лет.

— Верно, — согласился Толливер. — Интересно, что случилось с его карьерой?

— А мне интересно, почему он здесь. Я не слышала никаких предположений, что похищение и убийство Табиты были частью действий серийного убийцы. И мне кажется, я бы запомнила, если бы другая девочка была похоронена на кладбище, в милях от того места, где ее похитили, то есть похоронена поверх другого тела в чужой могиле. — Я немного поразмыслила над этим. — Вообще-то, кроме того, что Табита оказалась в чужой могиле, в ее случае нет ничего выдающегося. Но само по себе все ужасно, если об этом задуматься.

Толливер был не в настроении обсуждать вырождение американского общества на примере того, что появление серийных убийц стало обычным делом. Он просто кивнул.

— Он не такой, как остальные, — сказала я. — Сет Кениг.

— Точнее?

— Он очень напряженный, — покачала я головой — очень серьезный. Не похож на обычного представителя закона.

— Ты втюрилась в него?

— Не-а, — засмеялась я. — Он для меня слишком стар.

— Насколько стар?

— Ему, наверное, уже за сорок.

— Но, судя по твоим словам, он в хорошей форме.

Иногда я не могу должным образом оценить поддразнивания Толливера.

— Я говорю не о его теле. Я говорю о его голове.

— Ты не могла бы выражаться немного точнее?

— Думается… — Я колебалась, неуверенная, как выразить свои мысли. — Думается, он испытывает не только профессиональный интерес. Может, он одержим.

— Тобой, — очень ровным тоном сказал Толливер.

— Нет. Табитой. Не лично ею, — с трудом старалась я подобрать слова. — Он одержим загадкой этого дела. Знаешь, как некоторые люди проводят большую часть жизни, пережевывая случай с Лиззи Борден[10]? Это же бесплодное занятие, поскольку все вовлеченные в дело люди уже мертвы и похоронены. Но до сих пор все время появляются посвященные этому книги. Думаю, именно так Сет Кениг относится к Табите Моргенштерн. Посмотри на записи его работы. Он не сделал ничего стоящего с тех пор, как работал над ее делом. И вот он здесь, человек, на которого всегда можно положиться. Не из-за Табиты как личности, не из-за Дианы и Джоэла, а из-за этого загадочного случая. Он относится к этому делу так же, как некоторые полицейские в Колорадо относились к той маленькой девочке, убитой в собственном доме.

— Маленькая королева красоты…[11] Итак, ты думаешь, что Сет так же зачарован делом Табиты, как некоторые люди зачарованы тем делом?

— Думаю, это возможно. И мне сдается, это опасно.

Я села рядом с братом на край кровати и поняла, что смотрю на фотографию, которую он прикрепил к раме зеркала, — эту фотографию он возил с собой повсюду. На снимке были изображены Камерон, Марк, Толливер и я. Мы улыбались, но не искренне. Марк смотрел слегка свысока, отличаясь от остальных круглым лицом и крепким сложением. Камерон стояла слева от меня и глядела в сторону, поэтому получился только ее профиль. Ее светлые волосы были завязаны в хвост. Толливер и я стояли в центре, 0н обхватил меня рукой за плечи. На первый взгляд меня и Толливера можно было принять за брата и сестру: оба темноволосые, бледные и худые. Но тот, кто проводил с нами хоть немного времени, замечал, что лицо у меня длиннее и уже, чем у Толливера, — у брата лицо практически квадратное, а глаза темно-карие. Хотя мои темные глаза часто путают с карими — люди всегда видят то, что ожидают увидеть, — на самом деле я сероглазая. Губы у Толливера тонкие, отличной формы, а мои — полные. В подростковом возрасте у Толливера была угревая сыпь, и поскольку ее не лечили, на щеках остались шрамы. Моя кожа гладкая и чистая. Толливер притягивает к себе женщин, а мне с противоположным полом не очень везет.

— Ты просто пугаешь их, — тихо произнес Толливер.

— Я говорила вслух?

— Нет, но я могу проследить за ходом твоих мыслей. Ты единственный экстрасенс в нашей семье.

Он обхватил меня рукой и обнял.

— Мне не нравится, когда меня называют экстрасенсом, — возразила я, хотя на самом деле не сердилась.

— Знаю, но как еще можно тебя назвать?

Мы уже обсуждали это раньше.

— Я та, которая находит трупы, — заявила я с притворным высокомерием. — Я человеческий счетчик Гейгера.

— Тебе нужен костюм супергероя. Ты хорошо бы смотрелась в сером и красном, — заметил Толливер. — Трико и плащ… Может, в придачу красные перчатки и высокие красные сапоги?

Я улыбнулась, представив себе такое.

— После того как закончится шумиха в прессе, мы можем вернуться на недельку в квартиру, — предложил Толливер. — Заняться накопившейся стиркой и отоспаться.

Наша квартира в Сент-Луисе не была роскошной, но жить в ней было все же лучше, чем в мотеле, даже самом крутом. Мы могли прочитать письма — те немногие, что получали, — постирать одежду, немного заняться стряпней.

Непрерывные странствия быстро начинали надоедать. Мы находились в дороге уже пять лет, сперва почти ничего не зарабатывая, залезая в долги. Но последние три года, когда обо мне начали ходить слухи, дела поступали к нам регулярно — пришлось даже отказаться от пары расследований. Мы расплатились с долгами и накопили кругленькую сумму.

Нам хотелось когда-нибудь купить дом, может, в Техасе, чтобы жить недалеко от младших сестер, хотя благодаря моей тете Ионе и ее мужу шансы на то, что мы будем часто навещать сестричек, оставались невелики. Но все равно мы были бы под рукой, если понадобились бы. И возможно, если Мариелла и Грейси смогут время от времени с нами видеться, то составят о нас лучшее мнение.

Когда у нас появится дом, мы купим газонокосилку и я каждую неделю буду постригать газон. У меня будет большой ящик для комнатных растений, один из тех, что похожи на бочку со срезанной верхушкой, и я наполню его цветами. На цветы станут опускаться бабочки, пчелы с жужжанием будут то влетать в цветки, то вылетать из них. А еще мне хотелось иметь один из больших почтовых ящиков «Раббермейд»[12], их можно купить в «Уол-Марте».

— Харпер?

— Что?

— У тебя снова отсутствующий взгляд. В чем дело?

— Думаю о доме, — призналась я.

— Что ж, может быть, в следующем году, — сказал Толливер.

— Правда?

— Да, у нас уже солидный счет в банке. Если не случится катастрофы…

Я мгновенно сделалась серьезной. Конечно, таким людям, как мы, трудно получить медицинскую страховку, так как у нас нет того, что называется постоянной работой, а удар молнии всегда классифицируется как ущерб здоровью, нанесенный до получения полиса. Это означает, что я не могу требовать возмещения ущерба за недуги, которые люди из страховой компании могли бы классифицировать как результат удара молнии. Нам приходится платить громадные суммы за самый обычный страховой полис, и я злюсь всякий раз, когда думаю об этом. Поэтому я прилагаю все силы, чтобы сохранить здоровье.

— Хорошо, мы не разобьем машину, не сломаем руку или ногу и не допустим, чтобы на нас подали в суд, — заявила я.

Повседневные растяжения и порезы мы всегда лечим друг другу сами и как-то провели неделю в мотеле в Монтане, когда Толливер заболел гриппом. Но единственные проблемы со здоровьем, с которыми мы сталкиваемся, — это мои постоянные недуги после удара молнии. Можно подумать, после того, как ты оправишься от первоначальных последствий такого удара, других уже не будет. Большинство докторов тоже так считают. Но это неправда. Я беседовала по Интернету с другими выжившими после удара молнии. Потеря памяти, жестокие головные боли, депрессия, жжение в ногах, звон в ушах, потеря подвижности и множество других симптомов могут проявиться спустя годы. Происходило ли это, как утверждали большинство докторов, из-за невроза или являлось результатом загадочной реакции тела на почти невообразимый по силе разряд электричества… Что ж, мнения на сей счет расходятся.

У меня тоже имелся ряд проблем, и мне еще повезло, что они были довольно терпимы.

И, насколько я знала, не существовало другого пережившего удар молнии человека, который приобрел бы способность находить мертвых.

Я провела много времени в душе, потом оделась, думая, чем мы будем заниматься днем, — но тут эту проблему решили за нас. Снова явилась полиция, чтобы задать мне вопросы.

Детектив Лейси на сей раз пришел с дуэньей — детективом по имени Бриттани Янг. Детективу Янг было лет тридцать. Эта женщина с узким лицом и короткими взлохмаченными коричневыми волосами носила очки, удобную обувь, одевалась не лучше, чем от «Сирз»[13], имела при себе огромную сумку, на ее левой руке поблескивал золотой браслет.

Она с любопытством оглядела комнату, потом с таким же любопытством рассмотрела меня.

— Вы всегда путешествуете в подобном стиле? — спросила она, пока детектив Лейси разговаривал с Толливером.

Я почувствовала: у них есть план. Здорово, и что же они могли задумать?

— Вряд ли, — ответила я. — Мы, скорее, постояльцы «Холидей-инн»[14] или «Мотеля-шесть»[15]. Но нам пришлось позаботиться о надежном убежище.

Она кивнула, как будто и в самом деле это понимала и не считала нас претенциозными. Детектив Бриттани Янг налаживала со мной контакт. Она ухмыльнулась мне, я ухмыльнулась в ответ. Мне приходилось танцевать такие танцы и с другими партнерами.

— Нам необходима любая информация, которой вы можете поделиться, — с нажимом произнесла она, все еще улыбаясь. — Это очень важно для нашего расследования — понять, как тело попало туда и как получилось так, что вы его нашли.

Да неужто? Я попыталась не показать виду, что считаю ее идиоткой.

— Что ж, — бросила я. — Буду рада рассказать все, что знаю. Но я уверена, что уже сделала это вчера. — И добавила более искренне: — Мне очень жаль Моргенштернов.

— Можете ли вы считать себя и брата, скажем так, религиозными людьми?

Теперь она и вправду меня удивила.

— Это очень личный вопрос, и я не могу отвечать за брата.

— Но вы считаете себя христианами?

— Нас воспитали как христиан.

По крайней мере, меня и Камерон. Я не знала, какое религиозное воспитание имело место в доме Лэнгов. К тому времени как отец Толливера женился на моей матери, религиозное воспитание детей уже не было для них делом первостепенной важности. Вообще-то незадолго до того, как мы перестали быть семьей, моя мать едва ли знала, когда наступало воскресенье. Мы подумывали о том, чтобы водить Грейси и Мариеллу в воскресную школу — хотя они обе были еще очень малы, — но нас остановила мысль о том, что остроглазые церковные дамы могут разузнать о нашей жизни дома. Мы так старались остаться вместе. Но все наши старания оказались напрасными.

— У ваших родителей были причины иметь предубеждения против евреев?

— Что?!

К чему такие вопросы?

— Некоторые христиане не любят евреев, — пояснила Бриттани Янг, как будто для меня это должно было стать новостью.

Но она всеми силами старалась говорить нейтральным тоном. Детектив не хотела меня спугнуть, помешать мне высказать собственное мнение на тот случай, если я тайный антисемит.

— Мне это известно, — ответила я как можно мягче. — Но мне глубоко плевать на таких людей.

А потом я вдруг все поняла.

— Так Моргенштерны — евреи? — спросила я с искренним удивлением.

Я просто не думала об этом, но теперь припомнила, что в их доме в Нэшвилле видела один из особенных подсвечников. Вполне возможно, я пропустила много других символов и знаков, говорящих о том, что они евреи.

Я мало знала об иудаизме. Еврейские дети, с которыми я была знакома в школе, не стремились демонстрировать, что отличаются от прочих, в библейском поясе[16].

Детектив Янг посмотрела на меня взглядом, полным такого скептицизма, что он почти встал и начал сам по себе расхаживать по комнате.

— Да, — сказала она, будто я ее позабавила. — Как вам известно, Моргенштерны — евреи.

— Думаю, я была слишком занята поисками их ребенка, чтобы размышлять об их религии, — ответила я. — Вероятно, у меня неправильные приоритеты.

Так. Возможно, я переборщила с сарказмом или произвела впечатление слишком самоуверенного человека. Детектив Янг насмешливо посмотрела на меня. Или она нарочно заняла подобную позицию, желая увидеть, что таким образом можно будет из меня вытянуть.

Я оглянулась на Толливера и обнаружила, что детектив Лейси отвел его на другой конец комнаты.

— Эй, Толливер! — окликнула я. — Детектив Янг говорит, что Моргенштерны — евреи! Ты об этом знал?

— Догадался, — ответил он, не спеша двинувшись к нам. — Один из людей, с которыми я познакомился в их доме в Нэшвилле — не уверен, познакомилась ли с ним ты, в тот момент ты говорила с Джоэлом… Кажется, этого человека звали Фелдман. В общем, он представился мне как раввин Моргенштернов. Поэтому я понял, что они евреи.

— Я не помню его.

Я и в самом деле не помнила такого человека. И до сих пор не понимала, почему так важно, какой веры придерживаются Моргенштерны. Потом у меня в мозгу словно зажглась лампочка.

— О, из-за этого все стало еще хуже? — спросила я — Ведь она была похоронена на христианском кладбище? Кладбище Святой Маргариты католическое или епископальное, верно?

Все, что я знала о погребальных обычаях евреев, — это что их полагалось хоронить быстрее, чем предписывала погребать мертвых христианская традиция. Почему так, я не знала.

Оба офицера полиции как будто испугались, словно подоплека их допроса была совершенно не так истолкована.

— По-моему, то, что Табита найдена, важнее религиозных соображений, но, может, я не прав, — пожал плечами Толливер. — Такие вещи для некоторых людей важнее, чем для других. Моргенштерны очень религиозны? Потому что, должен сказать, они никогда не упоминали при нас ничего, связанного с иудаизмом. Верно, Харпер? Тебе они что-нибудь такое говорили?

— Нет. Все, что они говорили мне, — это: «Пожалуйста, найдите нашего ребенка». Они никогда не говорили: «Пожалуйста, найдите нашего еврейского ребенка».

Брат сел рядом со мной на диванчике — объединенный фронт против Янга и Лейси.

— Наш юрист сейчас в соседнем номере, — заметила я. — Как думаешь, может, позвонить Арту, Толливер?

— Вы думаете, вам потребуется защита? — быстро спросил детектив Лейси. — Вы получали какие-нибудь необычные послания или телефонные звонки? Не чувствуете ли вы, что вам угрожают?

— Ты боишься, Толливер? — Приподняв брови, я посмотрела на брата.

— Вряд ли, — ответил он, будто сделав удивительное открытие. — А если серьезно, — обратился он к детективу Янг, как будто до сих пор наш разговор был лишь игрой, — разве против Моргенштернов были какие-то антисемитские выпады? Я считал, что в нашем обществе это осталось в прошлом. Я люблю Юг, но он отстает в социальном развитии. Уверен, вы поймете меня верно.

Мы ждали ответа детектива, но Янг просто смотрела на нас со слишком хорошо знакомым выражением глубокого скептицизма на узком лице. Судя по виду Лейси, тот скорее испытывал отвращение.

— Детективы, — произнесла я, устав от этих танцев, — позвольте указать вам на некоторые обстоятельства.

Мы с Толливером сидели на том диванчике, который вчера занимали Моргенштерны, а два детектива расположились в креслах, где вчера сидели мы с братом. Хотя Бриттани Янг была по меньшей мере на десять лет младше Лейси и женщиной, в тот момент выражение ее лица было точной копией его выражения. Я сделала глубокий вдох.

— Моргенштерны наняли меня спустя несколько недель после похищения их дочери. Хотя я читала в газетах статьи о Табите, я никогда не встречалась с Дианой, Джоэлом или другими членами их семьи. Я понятия не имела, что они позвонят мне и попросят на них работать. Я не могу иметь никакого отношения к ее исчезновению, с этим не поспоришь.

Мне показалось, что атмосфера в комнате слегка разрядилась.

Детектив Лейси взял инициативу дальнейшего разговора на себя.

— Кто именно вам позвонил? Фелисия Харт? Или брат Джоэла Моргенштерна Дэвид? А может, отец Джоэла? Ни один из них не претендует на эту инициативу.

Прямой вопрос меня обескуражил.

— Толливер?

Я никогда не обращалась с клиентами напрямую, пока мы не прибывали на место. Брат думал, что это добавляет мне загадочности. На самом деле это доставляет мне много беспокойства.

— Прошло уже немало времени, — сказал Толливер.

Он отправился в свою комнату и вернулся с папкой, в которой были подшиты распечатанные с компьютера страницы. Я заметила, что по вечерам он чаще возится с компьютером и распечатывает новые формы для нашего маленького бизнеса — «Добыча Коннелли и Лэнг». Толливер оформил все наши прошлые дела в новом формате. Эта тетрадь была помечена «Дела 2004 года», и первая страница каждого файла — зеленая — была озаглавлена «Первый контакт». Толливер исследовал страницу, освежая память.

— Хорошо. Нам позвонил мистер Моргенштерн-старший по просьбе своей жены Ханны Моргенштерн. Мистер Моргенштерн…

Брат пару минут читал страницу, потом поднял глаза и пояснил копам, что старший мистер Моргенштерн рассказал о своей пропавшей внучке и спросил Толливера, не может ли его сестра помочь.

— Я объяснил, чем занимается Харпер, он рассердился и повесил трубку, — сказал Толливер. — Потом, на следующий день, позвонила невестка.

— Вы говорите, что вам позвонила Фелисия Харт?

Толливер сверился с именем на странице, хотя это было необязательно.

— Да, она мне позвонила. — Толливер выглядел озадаченным — демонстративно озадаченным. — Она сказала, что никто больше не смотрит правде в лицо, но она уверена: ее племянница мертва. Она сказала, что хочет, чтобы Харпер нашла тело Табиты; тогда семья девочки обрела бы определенность.

— И что вы об этом подумали?

— Я подумал, что она, вероятно, права.

— Исходя из вашего опыта, часто ли семьи признают, что считают пропавших близких мертвыми? Этот вопрос был адресован мне. Детектив Янг задала его так, словно ей было просто любопытно.

— Возможно, вас это удивит, но — да. К тому времени как мне звонят, довольно многие считают пропавших мертвыми. Людям приходится достичь некоего уровня реализма, чтобы вообще подумать о том, чтобы меня нанять, потому что я нахожу только мертвых. Нет никакого смысла просить меня приехать, если ты считаешь, что близкий тебе человек жив. Тогда следует звонить частным детективам или проводникам ищеек, но не мне. — Я распрямила плечи. — Так гласит обычный здравый смысл.

Не могу сказать, что детективы выглядели шокированными. Полагаю, требуется нечто большее, чтобы шокировать детективов, расследующих убийства. Но вид у них и впрямь стал чуть более суровым.

— Конечно, — вставил Толливер, — когда люди теряют близких, их семьи не очень-то дружат со здравым смыслом.

— Конечно, — эхом повторила я, видя, что брат пытается подсластить пилюлю, которую я скормила детективам.

— Вам все равно? — выпалила детектив Янг.

Она с внимательным лицом подалась вперед, сжав руки, поставив локти на колени.

Это был трудный вопрос.

— Я испытываю множество противоречивых чувств, находя тело, — ответила я, пытаясь быть правдивой. Но я всегда рада, когда нахожу тело, которое ищу, потому что в таком случае я выполняю свою работу.

— А потом получаете плату, — слегка раздраженно проговорил детектив Лейси.

— Мне нравится получать плату, — сказала я. — И я этого не стыжусь. Я оказываю услуги за деньги. И я даю мертвым некоторое облегчение.

У двоих детективов был непонимающий вид.

— Знаете ли… они ведь хотят, чтобы их нашли.

Мне это казалось очевидным. Но, судя по выражению лиц Лейси и Янг, это не было очевидным для них.

— Вы выглядите вполне нормальной, а потом говорите совершенно безумные вещи, — пробормотала Янг.

Ее старший партнер бросил на нее взгляд, который сразу вернул ее к действительности.

— Прошу прощения, — официальным тоном сказала она. — Полагаю, больше я не буду обсуждать с вами эту тему, она… производит на меня впечатление очень личной.

— Я слышу такое не в первый раз, детектив, — сухо ответила я.

— Полагаю, так и есть.

— Мы пойдем, — сказал детектив Лейси, отсутствующим жестом пробежав рукой по коротким волосам, будто полируя любимое украшение. — О, подождите, у меня есть еще один вопрос.

Мы с Толливером посмотрели на него. Брат положил руку мне на плечо и слегка сжал. Но в этом не было необходимости — я знала, что сейчас мы услышим самый важный вопрос.

— Вы разговаривали с кем-нибудь из этой семьи с тех пор, как искали в Нэшвилле девочку Моргенштернов? Вели с ними какие-нибудь телефонные разговоры?

Мне даже не пришлось копаться в памяти.

— Я не вела, — ответила я и повернулась, чтобы посмотреть на Толливера, не сомневаясь, что тот повторит мои слова.

— Да, я пару раз разговаривал с Фелисией Харт, — ответил он, и мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не вздрогнуть и сохранить спокойное выражение лица.

— Итак, вы вели с Фелисией Харт беседы, помимо той первоначальной, когда она попросила вас явиться в Нэшвилл для поисков ее племянницы.

— Да.

Я его убью.

— Какова была тема этих звонков?

— Личная, — спокойно ответил Толливер.

— Это правда, что между вами и Фелисией Харт существуют близкие отношения?

— Нет, — ответил Толливер.

— Тогда почему она вам звонила?

— Мы занимались сексом, — сказал он. — После этого она звонила пару раз, когда мы с сестрой были в дороге.

Я почувствовала, как пальцы мои сжались в кулаки, но я заставила их выпрямиться. Это стоило мне огромных усилий, но лицо мое осталось спокойным. Если при этом оно выглядело затвердевшим и неподвижным, тут уж я ничего не могла поделать Я сделала все, что было в моих силах.

Толливер был очень привлекателен, и, хотя мы никогда этого не обсуждали, он явно наслаждался сексом, судя по тому, как выискивал возможности им заняться. Я тоже занималась сексом, но была куда разборчивей брата, когда речь шла о выборе партнера. Насколько я понимала, Толливер смотрел на секс как на спорт, в который он мог хорошо играть с любым количеством игроков в команде. Я думала о сексе как о чем-то более личном. Занимаясь сексом, ты многое открываешь в себе. Я не была готова позволить многим людям увидеть такую большую часть меня, и в буквальном и в переносном смысле.

Может, это типичная разница в отношении к сексу мужчин и женщин.

— Итак, о чем она говорила? — спросила детектив Янг.

Мне не нравились ее прищуренные глаза — она как будто поймала Толливера на каком-то постыдном секрете.

— Она хотела выпустить пар, поговорить о ситуации в семье, о том, что Табита исчезла уже так давно, о том, как этот стресс подействует на Виктора, — легко ответил Толливер, и я подумала: «Ты лжешь».

Я посмотрела вниз, чтобы мое лицо ничего не выдало.

И уже подумывала: не начать ли действовать странно, не заставить ли детективов нервничать, чтобы они ушли, но я очень сердилась на Толливера. Пускай выбирается из этой паутины, как сумеет.

— Что она говорила в этих беседах?

— Я не помню точно, — пожал он плечами. — В конце концов, прошло несколько месяцев, и эти разговоры не были такими уж запоминающимися. — Осознав, что его слова прозвучали отнюдь не галантно, Толливер поправился: — Я не знал, что мне придется пересказывать кому-то ее слова. Она беспокоилась, конечно, и не только о Викторе. Ее тревожили Диана, Джоэл, ее родители. В конце концов, они же дедушка и бабушка Виктора, хотя больше не тесть и теща Джоэла. И… погодите-ка… Она сказала, что дети в школе обвиняли Виктора в том, что тот имел отношение к исчезновению Табиты. Пару раз он огрызался в присутствии друзей, говоря, что отец любит Табиту больше его. Ведь Табита — дочь Дианы, а он — не сын Дианы.

— И что вы на это отвечали?

— Да немногое, — сказал Толливер. — Меня ведь там не было, и я плохо знал людей, вовлеченных во всю эту ситуацию. Я чувствовал, что она в основном хотела излить кому-нибудь душу — тому, у кого нет в этом деле законного интереса. А я случайно подвернулся в нужное время.

— Она хотела, чтобы вы вернулись в Нэшвилл?

— Мы не могли вернуться, — ответил Толливер. у нас было расписание деловых встреч, которого следовало придерживаться, а каждую передышку мы проводили в нашей квартире в Сент-Луисе. Мы почти весь год в дороге.

— У вас так много дел? — спросила детектив Янг.

Ее это как будто испугало.

— Мы порядком заняты, — кивнула я.

От меня не укрылось, что Толливер уклонился от ответа на первоначальный вопрос, но, конечно, я не собиралась на это указывать. Мне не терпелось, чтобы посетители уши.

Лейси и Янг переглянулись и, казалось, обменялись неким безмолвным посланием. Мужчина средних лет и женщина помладше каким-то образом стали хорошими партнерами. Где-то в течение своей профессиональной карьеры они достигли согласия и добились того, чтобы это согласие хорошо на них работало. До недавнего момента я думала, что у нас с Толливером тоже есть такое согласие, которое работает на нас.

— Возможно, нам понадобится задать вам несколько дополнительных вопросов, — сказал детектив Лейси, стараясь говорить приятным тоном, словно дальнейшие вопросы были бы неуместными: конечно, не беспокойтесь, не волнуйтесь, будьте счастливы.

— Итак, вы будете здесь? — спросила Янг, показывая на пол, чтобы дать понять: она имеет в виду этот отель, имеет в виду, что мы не покинем город.

— Да, полагаю, мы здесь будем, — ответила я.

— Конечно, вы захотите пойти на похороны, заметила Янг, как будто ей только что пришло на ум нечто само собой разумеющееся.

— Нет, — ответила я.

Она склонила голову к плечу, как будто плохо меня расслышала.

— Что вы сказали?

— Я не хожу на похороны.

— Никогда?

— Никогда.

— А как же похороны вашей матери? Мы слышали, она умерла в прошлом году.

Значит, они сделали несколько телефонных звонков.

— Я на них не ходила.

Я не хотела чувствовать снова ее присутствие, никогда, даже из могилы.

— До свидания, — сказала я, вставая и улыбаясь им.

Теперь они определенно были сбиты с толку и снова переглянулись, на сей раз неуверенно.

— Итак, вы останетесь в городе до тех пор, пока мы снова не свяжемся с вами, — произнесла детектив Янг, заправляя за ухо прядь волос жестом, странно напоминавшим жест ее партнера.

— Думаю, мы это уже обговорили, — ответила я ровным и любезным тоном.

— Конечно, мы останемся, — произнес Толливер без малейшего намека на иронию.