Подлинная история России. Записки дилетанта

Историки и история: Шлёцер

Кто «отредактировал» Радзивиловскую летопись? Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко подозревают Шлёцера. Кто это?

Шлёцер Август Людвиг (1735–1809) — немецкий историк, филолог; на русской службе с. 1761 по 1767 годы. С 1769 года иностранный почетный член Петербургской Академии Наук (поскольку вернулся в Германию в 1768 году). Пользовался покровительством царского правительства (Шапиро, 1993. С. 271). Полезно отметить, что Шлёцер приехал в Россию в 1961 г. для того, чтобы исполнять обязанности домашнего учителя детей в семье историка Миллера. И уже через четыре года он — профессор русской истории при Академии наук (в 30 лет!). Правда, сразу отметим, что Миллер стал профессором также достаточно быстро — через шесть лет (в 26 лет). Такова была политика русского правительства по развитию Академии наук.

Во время Семилетней войны с Пруссией (1756–1763 годы) Кенигсберг оказался в руках русских, и оригинал Радзивиловской летописи попал в Россию и был передан в библиотеку Академии Наук, где и хранится в настоящее время. Шлёцер был первым, кто стал заниматься его изучением. Он подготовил издание летописи — «Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке», которое и вышло в его немецком переводе и с его разъяснениями в Геттингене в 1802–1809 годах (Носовский, Фоменко, 1996. С. 76, 82).

Когда в 1764 г. Шлёцер решил вернуться в Германию, «по личному повелению Екатерины II Шлёцер был назначен ординарным академиком с жалованием 860 рублей в год. Вместе с тем императрица разрешила выдать ему заграничный паспорт» (Вернадский, 1998. С. 53). Приехал он в Россию на условиях 100 рублей в год. После издания в Германии в 1769 г. пробного листа летописи («очищенного Нестора», и лист всего-то пробный!) Шлёцер назначен почетным академиком с пожизненной пенсией. За что такое внимание и особая забота императрицы к исследователю русских летописей? Даже в выдаче паспорта приняла участие царица.

«Редактировались» ли другие списки ПВЛ?

Как было рассказано в лекции 2, Радзивиловская летопись (Кенигсбергский список) подверглась тщательному «редактированию». Как обстоит дело с другими списками ПВЛ?

«Летопись Нестора не дошла до нас отдельно. Великое множество списков с нее находится в России, и все летописи русские начинаются одинаково… Но ни в одном списке сказания Нестора не отделены от продолжателей, и все, сливаясь вместе, будучи писано почти одинаковым образом, представляет беспрерывную цепь записок исторических, коих списатели нам неизвестны». Это цитата из «Истории русского народа» Н. А. Полевого (Полевой, Т. 1. С. 42), вышедшей в 1829 году. В ней мы выделили отдельные слова. Вдумаемся в них.

Н. А. Полевой отмечает, что все продолжения Несторовой истории писаны почти одинаковым образом. Причем авторы этих продолжений неизвестны, но все они пишут почти одинаково. Что это? Наличие кем-то утвержденных правил написания летописи или «один авторский коллектив»? Летописцы, а это, как правило, монахи, жили в разных монастырях, разбросанных по всей обширной русской земле, и подчинялись церковной власти. Можно предположить наличие каких-либо канонов написания летописи с наличием контроля за текстами со стороны монастырского начальства, но в таком случае следовало бы поискать свидетельств, документов, подтверждающих такое предположение. В случае, если в этом замешан «один авторский коллектив», то речь уже должна идти о возможной фальсификации источников, т. е. древнерусских летописей.

Не было «авторского коллектива»?! Увы, был. Историки Н. К. Никольский (1930) и Б. А. Рыбаков (1982) усматривали в фразе «поляне, яже ныне зовомая русь» в ПВЛ «фрагмент „истинной“ (кавычки автора цитаты. — А. Г.) концепции происхождения руси, по недомыслию или недосмотру не уничтоженный первыми норманистами — редакторами летописи, проводившими тенденцию отожествления руси и варягов…», и далее — «Чья-то рука, — пишет Б. А. Рыбаков, — изъяла из ПВЛ самые интересные страницы и заменила их новгородской легендой о призвании князей-варягов [Рыбаков, 1982.с.142]» (см.: Петрухин, 1995. С. 79–80).

А что в других списках ПВЛ можно найти «интересного»?

Н. П. Лихачев (1897) писал по поводу Никоновской летописи: «Никоновская летопись есть официальная компиляция, совершенная приблизительно в шестидесятых годах XVI века» (см.: Гримберг, с. 28). Никоновский список — это «летописец Воскресенского монастыря, подписанный рукою Никона патриарха… Он продолжен по 1630 год и, видится, особливо Никон сам пречерне велел переписать, понеже все те обстоятельства, что ко уничтожению власти духовной в других находится, в нем выкинуты или перемерены и новым порядком написаны» (Татищев, Т. 1. с. 124). Другими словами, «под руководством» Никона список подвергся правке по меньшей мере в местах, которые касались отношений княжеской власти и духовной. «В настоящее время установлено, что все ее списки (т. е. Никоновской летописи. — А. Г.) восходят к списку Оболенского 20-х годов XVI в.» (Куликовская битва, 1980. С. 98).

Не сохранилась; многие историки считают, что она выдумана В. Н. Татищевым, который один только ее и упоминает. В ней, кажется, было много отличного от «классических» списков ПВЛ…

Оригинал Лаврентьевской (Пушкинской) летописи нашел граф Мусин-Пушкин, который преподнес ее императору Александру I. В нем «потеряна еще тетрадь, заключающая в себе описание 24-х лет княжения Олегова и Игорева…» (Полевой, Т. 1. С. 47).

Л. Н. Гумилев пишет: «Г. М. Прохоров доказал, что в Лаврентьевской летописи три страницы, посвященные походу Батыя, вырезаны и заменены другими — литературными штампами батальных сцен XI–XII вв.» (Гумилев, 1992. С. 351; Прохоров, 1972, 1974)

Лаврентьевский список содержит хронологический лист.

Оригинал сгорел в 1812 году. «Троицкая была весьма близка к Лаврентьевской» (Куликовская битва, 1980. С. 97 — со ссылкой на А. Н. Насонова, опиравшегося на мнение А. А. Шахматова). Список «…писан был в XV веке. Троицким назывался потому, что отыскан Н. М. Карамзиным в библиотеке Троице-Сергиевой Лавры» (Полевой, Т. 1. С. 452).

Другое название Троицкого списка. Скопирована эта летопись с Радзивиловской, что обнаружено А. А. Шахматовым (подробности см. в (Фоменко, Носовский, Империя, с. 94)). Содержит хронологический лист.

Содержит 307 листов (!). Должно быть четное число листов. Утеряны или вклеены? Написана на разносортной бумаге. Различаются пять почерков. По мнению Н. П. Лихачева (1891) изготовлена в 1425 г. Получается, что за сто лет никто не пытался провести проверку датировки рукописи.

Самое важное: в этой летописи «хронологический лист», об отсутствии которого в Радзивиловской летописи предупреждал неизвестный, находится на одном листе (л. 8) с текстом о призвании варягов на Русь (л.8 об.) (Ипатьевская летопись, 1998. С. 12–14). Казалось бы, надо радоваться: ведь именно поэтому об утере «хронологического листа» и предупредили в записке в Радзивиловской летописи. Но почему на этом листе, но уже в Ипатьевской летописи, вновь очередной неизвестный оставляет приписку: 6370. 600. и. 13 лет + 6958 (славянскими цифрами)?

А. А. Шахматов трактует это так: «приписка на л.8 об. под статьей о призвании князей показывает, что в 6958 (1450) рукопись была в руках „любознательного читателя или справщика“ и „эту приписку… следует понимать как расчет лет между 6958 г. и 6370 г., годом призвания князей: расчет дал 600 лет без 13…“» (Ипатьевская летопись, 1998. с. VI). Другими словами, некто, живший в 1450 г., хотел узнать как давно призвали Рюрика с братьями. Ипатьевский список датируется А. А. Шахматовым «по почерку и бумаге»(!) 1425 годом. Фактически список и приписка появляются одновременно. Вполне уместно задать следующий вопрос. Не был ли Ипатьевский список изготовлен, как и Радзивиловский, в XVIII веке, а дата 6958 (1450) вписана на полях специально для того, чтобы ввести в заблуждение будущих исследователей — видите мол, древний «справщик» интересовался, сколь давно были призваны варяги? Тем самым и рукописи придается возраст, и русская история привязывается к утвердившейся в Западной Европе скалигеров-ской хронологии. Фальсификаторы бывают весьма умными людьми… даже в XVIII веке. Особенно, если на их стороне находятся цари и императрицы, «интересующиеся» историей (см. лекцию 4). Правда, зря использовали «круглое» число 1450, лучше — 1453; в наше время это знает любой мелкий жулик.

Наконец, начиная с. 1201 г., как заключил А. АШахматов: «хронология Ипатьевского списка признавалась недостоверной уже Карамзиным» (Ипатьевская летопись, 1998. c.V). Она появилась в нем позже: «Хотя в Ипатьевском списке и означены годы, но без сомнения не Автором, а переписчиком, и наугад…» (Карамзин, Т. З, прим.113).

Как говорит один популярный тележурналист, заканчивая передачу: «Всего вам доброго!»

«…к XVII в. часть листов….была утрачена, другие листы перепутаны. Взамен некоторых исчезнувших листов были добавлены новые, переписанные с другого списка Ипатьевской летописи… вставка…листов может быть отнесена ко времени около 1637 г.» (Ипатьевская летопись, 1998. c.G)

Копия 1621 г. с Хлебниковского (Ипатьевская летопись, 1998. с. М, ХII).

В основе — Хлебннковскнй список с «определенными редакционными изменениями» (Ипатьевская летопись, 1998. c.L).

В основе Хлебниковский список с «определенными редакционными изменениями» (Ипатьевская летопись, 1998. c.L).

Существуют и другие списки: Ермолинская летопись (писалась в Ростове Великом, конец XV в. (МСЭ, Т. 5. С. 528)), Львовская летопись (близка к Ермолинской (Куликовская битва, 1980. С. 98)), Типографский список (события с. 1206 до 1534), Московский свод конца XV в., Воскресенская летопись (основана на Московском своде конца XV в. и кончающаяся 1541 г. Составлена в 1534–1537 гг. (МСЭ. Т.5. С. 528)), Архивный список, Архангельский список. Что известно о них? К сожалению, автор не сумел ознакомиться с ними.

Историки анализировали вставки в текст, вставки потерянных листов, близость или схожесть текстов, чернила, краску, наконец, филиграни. Но никто не пишет, что оригинал списка исследовался так же, как это проделали Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко с Радзивиловской летописью. Правда, нечто похожее проделал Г. М. Прохоров с важнейшей Лав-рентьевская летописью (Пушкинский список) и обнаружил следы «трудов» неизвестных редакторов. Причем «редактированию» подверглась опять-таки одна из самых значимых страниц русской истории.

Как устанавливается подлинность источника?

Представьте, что вы нашли древнюю рукопись. Во всяком случае так вам хочется назвать свою находку. Как установить ее древность? И что более важно — ее подлинность. Рукопись естественно передается специалисту. Как же он узнает, что это не подделка?

В основном по написанию букв в тексте. Фальсификатор попадается на неправильном употреблении тех букв, которые либо уже не писались, либо писались «не так», либо еще не писались и т. д. Этим занимается палеография.

Но вот интересное заявление из учебника по древнерусскому языку: «Превращение носовых гласных в неносовые (чистые) привело в памятниках восточнославянской письменности к смешению „юса большого“ с у и „юса малого“ с я, а позднее и к замене „юсов“ буквами у и я. По этой причине уже в Остромировом еванглии (1056–1057) отмечено более 500 случаев неправильного написания „юсов“ вместо у и я и у и я вместо „юсов“» (Русинов, 1997. С. 61). Другими словами, в подлинном памятнике (или считающимся подлинным) полно ошибок с использованием «усов», либо принадлежащих древнему автору, либо это правки поздних переписчиков, но в целом наблюдается такая неразбериха, что трудно требовать от фальсификатора идеального употребления «юсов», которые, кстати, показатель древности текста.

Ну что же, есть и другие методы, говорят нам историки!

Другой способ определения древности, а значит и в какой-то мере подлинности — это речевые обороты, характерные для той или иной эпохи. Но опять-таки должен существовать эталон, по которому судят о соответствии конкретного оборота конкретной эпохе. Кто-то должен был их перечислить, описать, составить словарь и тому подобное. В противном случае остается доверять экспертам, которые могут и оши-баються. Но ведь эталон, по которому можно судить о древних оборотах, составил все тот же эксперт, только живший раньше. Вот и ссылаются современные историки на труды-эталоны своих предшественников, обычно это историки XIX в. Ну а в безгрешность этих «экспертов» остается только верить.

Ясно, что лишь употребление современных слов и речевых оборотов можно воспринимать как показатель подделки.

Наконец, применяется еще один способ: исследование филиграней (водяных знаков). Существуют списки известных филиграней, «рассортированные» по векам. Кто провел сортировку? Перепроверялась ли она? Похоже, и здесь следы ведут в XIX век.

Несколько слов о наивеличайшем, наинаучнейшем и наисовременнейшем радиоактивном методе датировки источников, точнее, археологических находок. Историки здесь всю ответственность за датировки перекладывают на физиков — это не мы мол, а физики указывают нам даты. Увы, наивная уловка. Для того, чтобы метод стали применять, нужно было «отшкалировать приборы», т. е. предъявить предмет, на котором «стоит» точная дата; по нему затем настроят приборы, и будут ставится даты на других находках. Физики сказали историкам: «Дайте нам такой предмет». Историки ответили: «Нате вам сей редчайший древнеегипетский ночной горшок, ему три тысячи шестьсот лет!» Физики: «ОК, 3600 лет, так 3600! Как пожелаете, вам виднее, горшок ваш, фараон ваш, отвечать вам, ваша же наука». И с тех пор приборы выдают угодные и милые историкам даты.

И это все методы? Что-то о других историки не пишут. Любители детективов не огорчайтесь: Шерлок Холмс с его любовью к химии в историческую науку еще не пришел. В конце концов подделать летопись, точнее «отредактировать», это не бриллианты в банке «брать». Общество более легкомысленно относится к проступкам специалистов в области своей собственной истории.

Тем не менее уже в конце XIX в. восторг от исторических сказок стал проходить. «К концу XIX в., как отмечает Р. Коллингвуд, с историей случилось нечто подобное тому, что во времена Галилея с естествознанием, „(только очень невежественный или очень ученый человек рискнул бы кратко сказать, что же именно), внезапно и в громадной степени ускорившее движение историков вперед и расширившее их кругозор“ (Коллингвуд 1980[1946]…). Между 1870 и 1930 гг. история превратилась в независимую профессиональную дисциплину. Историки стали писать для историков. Они больше не обращались к образованной публике, они говорили с горсткой профессиональных коллег (Stone 1987…). Историки в большинстве своем отказались от претензий на роль философов и наставников в повседневной жизни. „Как это ни парадоксально, именно тогда, когда у истории появилось столько читателей, сколько никогда раньше не было, историки стали скромнее, чем когда бы то ни было. Популяризаторов оттеснили профессионалы“ (Зельдин 1993 [1976]…)» (Савельева, Полетаев, 1997. С. 70–71).

Что по этому поводу можно сказать? Автор невежественен, он склонен заявить, что парадоксальная метаморфоза с историками произошла в силу того, что общество подсознательно почувствовало мифологичность рассказов историков о временах ушедших. При внимательном чтении их книг образованный читатель XX века легко различит «дыры» и «натяжки». Приходится им сужать круг общения до «профессионалов», «расширяя» свой кругозор. Но машина, запущенная историками-романтиками по заказу правителей XVIII–XIX вв., продолжает крутиться — на прилавки магазинов, в школьные и вузовские аудитории льется поток многотомной доподлиннейшей «Всемирной истории».

О ранней истории Древней Руси

Итак, русское государство началось с Рюрика. Был ли он норманном или из славян? Нормандская версия появилась из-под пера Миллера. Ломоносов сразу же восстал против такой версии, и в результате предпринятых им действий Миллеру запретили заниматься древней русской историей. Но нормандская версия выжила и вошла в «Историю» Карамзина. Ее противники на протяжении всего XIX в. и первой половины XX в. не смогли успешно ей противостоять несмотря на самые изощренные аргументы. Затем как-то некому стало ее отстаивать. Сегодня каждый историк пишет то, что принято в рамках той исторической школы, к которой он принадлежит.

Споры о том, был ли Рюрик норманном или славянином, напоминают поиски той первой обезьяны, которая была уже не обезьяной, но еще и не человеком. Такого прачеловека упорно разыскивали палеоантропологи (а некоторые продолжают это занятие и до сих пор).

Посмотрим на эту проблему с точки зрения теории этногенеза Л. Н. Гумилева. Древняя Русь была ровесницей Византии. Поэтому к VH-IX вв. была уже старым этносом, существование которого заканчивалось. В XIII в. на его территории возникнет новый великорусский этнос. Другими словами, у древнерусского этноса был уже исчерпан творческий пассионарный потенциал правящей центральной элиты, т. е. той части населения, которая правила страной с момента рождения этноса. В таких случаях для поддержания власти этнос начинает привлекать пассионариев из отдаленных провинциальных районов. Но задолго до этого печального периода Русь должна была переживать рассвет в своем развитии, и, следовательно, имела влияние на соседние этносы. Таким соседом были и норманны. Они находились на периферии ареала проживания древнерусского этноса. Норманн-пассионарий мог прийти к управлению Русью, но только в том случае, если был под русским влиянием или легко становился русским в большей степени, чем коренные представители этноса. Достаточно вспомнить немку Екатерину II. Иначе говоря, вопрос о «национальности» Рюрика, Трувора и Синеуса лишен смысла. Они вынуждены были быть русскими, а их появление в качестве правителей должно было восприниматься также легко, как не вызвали раздражения у основной массы русских такие нерусские правители, как Екатерина II, Троцкий, Сталин и, наконец, Руслан Хасбулатов, или святые, булгары по происхождению, Борис и Глеб (Гримберг, с. 120).

Если же древнерусский этнос, вопреки мнению Гумилева, только начал свой жизненный путь, то в начальный период этногенеза идет процесс формирования «национальности», новый этнос «сколачивается» подчас из разнородных осколков прежних этносов, закончивших свое проживание на данной территории, в пределах ландшафта, на котором начинается история нового этноса; сегодня они разного племени, а завтра они все как один — русские.

Двухсотлетние споры историков-профессионалов по поводу «призвания варягов», а также по поводу того, был ли народ «русь» славянским или скандинавским, кстати, продолжаются. Сторонники «нормандской версии» не сдаются (Петрухин, 1995). Они как всегда копаются в деталях изданных летописей, трактуя сообщения летописца так, что они работают на «свою» версию, которая естественно и является подлинной, и объявляя противоположные трактовки оппонентов результатом неверно понятого «замысла» или «мотива» того же летописца. Закон о неопределенности описания исторических событий, как видим, «трудится на всю катушку».

ЗАДАЧИ

1. Почему А. И. Лызлов в «Скифской истории» не упоминает летописца Нестора?

2. В летописях упоминается город Плесков. Считается, что это Псков. А может быть, речь идет о старинном городе Плес на Волге? Чуть ниже Ярославля, который А. Т. Фоменко считает подлинным Великим Новгородом (при таком подходе становится понятным, почему есть и Нижний Новгород — он ниже по течению, чем Ярославль, а выше по течению — это Великий Новгород = Ярославль). Кстати, о Пскове говорится только в Кенигсбергском списке, «слегка отредактированном», в других — Плесков (Полевой, Т. 1. С. 474).

3. Поищите следы «редактирования» в других списках ПВЛ.