Часть четвертая «ТИТАНИК» Май 1988

Глава 37

Спокойным заученным движением Генеральный Секретарь ЦК КПСС Георгий Антонов зажег трубку, несколько раз пыхнул табачным дымом, затем молча оглядел собравшихся за большим, красного дерева, столом заседаний.

По правую руку от Генерального сидел начальник советской военно-морской разведки адмирал Борис Слоюк, чуть поодаль — помощник Слоюка капитан Превлов.

Напротив них, по левую от Генерального Секретаря руку, восседали начальник секретного отдела КГБ по работе за пределами России Владимир Полевой и Василий Тилевич, начальник службы безопасности, маршал Советского тайного фронта.

Антонов без околичностей сказал:

— Судя по всему, американцы намерены поднять «Титаник» со дна океана. — Он перебрал разложенные на столе бумаги и через несколько секунд продолжил: — Они сконцентрировали такие силы, что это впечатляет. Два корабля сопровождения, три плавбазы, четыре глубоководных субмарины. — Антонов посмотрел на адмирала Слоюка и капитана Превлова. — В районе проведения работ у нас есть кто-нибудь?

Превлов внушительно кивнул.

— Там наше океанографическое научно-исследовательское судно «Михаил Курков» под командой капитана Ивана Пароткина.

— Знаю Пароткина, — сказал Слоюк. — Хороший моряк.

— Не перестаю задаваться вопросом, зачем именно американцам понадобилось тратить сотни миллионов долларов на поднятие ржавого корабля, который потонул семьдесят шесть лет назад. Спрашиваю себя и не моту ответить. Для столь дорогостоящей операции должны быть веские причины, — сказал Антонов.

— У них имеются более чем веские причины, — тотчас же вступил адмирал Слоюк. — И это такие причины, которые могут поставить под угрозу всю нашу систему безопасности. — Он кивнул Превлову, и капитан, ожидавший разрешения, передал несколько красных папок Антонову и всем собравшимся. На каждой папке было написано «Сицилианский проект». — Именно поэтому я предложил всем собраться и обсудить наши дальнейшие действия. Дело в том, что мои агенты сумели напасть на след новой секретной американской системы обеспечения безопасности воздушного пространства. Ознакомившись с нашими материалами, вы будете неприятно удивлены, а может, и потрясены.

Антонов, а за ним и все остальные раскрыли переданные им фолдеры и углубились в чтение. Минут пять-шесть Генеральный Секретарь внимательно читал материалы, изредка поднимая глаза в направлении Слоюка. На лице Антонова отображался самый широкий эмоциональный спектр, от удивления до возмущения и недоумения. Прочитав документы, Антонов поднял голову. Лицо его сделалось строгим, неподвижным.

— Немыслимо, адмирал. Просто-таки немыслимо, даже в голове не укладывается.

— А как по-вашему, — спросил адмирала маршал Тилевич, — насколько осуществима такого рода оборонительная система?

— С тем же самым вопросом я обращался к пяти наиболее компетентным специалистам, и все они подтвердили, что теоретически, в случае, если будет создан достаточно мощный блок питания, эта система может быть реализована.

— И на этом основании вы полагаете, что в трюмах «Титаника» как раз и находится некий материал для создания блока питания? Я правильно понимаю? — уточнил Тилевич.

— Не просто полагаем, мы абсолютно уверены в этом, товарищ маршал. Как отмечено в рапорте, который вы только что прочитали, для завершения «Сицилианского проекта», а именно — для создания сверхмощного блока питания, американцам требуется очень редко встречаемый на земле элемент — бизаний. Мы имеем подтверждение того факта, что единственное на планете месторождение бизания находилось в России. Семьдесят шесть лет назад американцы разработали это уникальное месторождение и всю собранную бизаниевую руду попросту похитили. Украли, проще говоря. У нас украли. Они погрузили добытое на корабль, но тут удача от них отвернулась, поскольку этим кораблем оказался «Титаник».

Антонов недоуменно покачал головой, подтверждая собственные слова о том, что такого рода истина не умещается в его сознании.

— Если все то, что изложено в вашем рапорте, адекватно действительной ситуации, то в самом скором времени американцы окажутся в состоянии завершить создание такой системы, которая сделает территорию Соединенных Штатов недосягаемой для наших межконтинентальных ракет. Наши ракеты, в случае конфликта, будут раздавлены так же легко, как мы давим комара.

Слоюк мрачным кивком головы подтвердил правоту только что прозвучавшего резюме.

— Боюсь, что все это вскоре может стать воплощенной реалией. Таковы перспективы.

Полевой подался в сторону собеседника, на лице начальника секретного отдела читался явный испуг.

— Насколько я понял, вы утверждаете в вашем рапорте, что все эти сведения добыты через высокопоставленного агента, который служит в министерстве обороны Соединенных Штатов.

— Совершенно верно, — с подобающим уважением к должности Полевого сказал Превлов. — Этот агент разуверился в американской так называемой демократии после того, как достоянием гласности сделалось Уотергейтское дело. Он стал сотрудничать с нашей службой и с тех самых пор снабжает меня всеми материалами, которые считает важными.

Антонов проницательно посмотрел на Превлова.

— Скажите, капитан, а сами вы — верите? Вы действительно, считаете, что проект подобного рода осуществим?

— Поднятие на поверхность лайнера?

— Именно, — Антонов кивнул. Превлов смело посмотрел в глаза Генерального Секретаря.

— Вы наверняка знаете о том, что в 1974 году Центральное разведывательное управление США сумело поднять с глубины семнадцать тысяч футов советскую ядерную подводную лодку, которая затонула неподалеку от Гавайских островов. Они, если не ошибаюсь, назвали тот свой проект «Дженнифер». Это, повторю, произошло в 1974 году. Это позволяет мне утверждать, что технически американцы в состоянии поднять затонувший «Титаник» и перетащить его в нью-йоркский порт. Так что, товарищ Генеральный Секретарь, что касается моего мнения, я уверен.

— Признаться, никак не могу разделить ваш проамериканский оптимизм, капитан, — сказал Полевой. — Субмарина это одно, а такое гигантское судно, как «Титаник» — это совсем другое, тут нельзя проводить параллели.

— Хочу сразу сказать, что в общих чертах я вполне согласен с капитаном Превловым, — решительным голосом сказал Слоюк. — У американцев есть противная особенность: если уж берутся за осуществление какого сложного проекта, то непременно доведут дело до конца.

— Допустим, а имеются ли какие-нибудь детали этого «Сицилианского проекта»? — спросил Полевой. — Поскольку нашему Комитету пока удалось лишь узнать о самом факте существования. Мы пока ничего, кроме названия, не можем сообщить о «Сицилианском проекте». Никаких цифр, никаких подробностей… Как мы можем быть уверены, что весь этот проект аутентичен? Вдруг все это — блеф, липа, которая американцам нужна как очередной козырь при обсуждении вопросов ограничения стратегических вооружений?! Тогда что?

Антонов уперся кулаками в стол.

— В данном случае американцы не блефуют. Об отношении американцев к политическому блефу мог бы рассказать покойный товарищ Хрущев, которому двадцать пять лет назад, во время так называемого Карибского кризиса был преподан один очень и очень хороший урок. И нам из этого урока надлежит сделать выводы. Мы никак не можем игнорировать возможность того, что, как только американцы извлекут бизаний из трюма затонувшего «Титаника», в распоряжении Соединенных Штатов окажется оборонительная система чудовищной потенции. — Он сделал паузу и несколько раз пыхнул трубкой. — Я предлагаю от разговоров о возможности и невозможности сразу перейти к вопросу: что в первую очередь нам предстоит сделать. Каковы должны быть первоочередные шаги?

— Нужно сделать все возможное для того, чтобы бизаний из трюма «Титаника» никоим образом не попал в руки американцев, — сказал маршал Тилевич.

Полевой побарабанил пальцами по папке с материалами «Сицилианского проекта».

— Саботировать, всеми возможными и невозможными способами нужно саботировать операцию по извлечению корабля. Другого пути я не вижу.

— Только все нужно будет сделать тихо, чтобы никакого, понимаешь, международного скандала. Уж что-что, попадать в дурацкое положение мы большие мастера, — решительно сказал Антонов. — Чтобы ни малейшего намека на военную акцию с нашей стороны. Я не хочу портить отношений с американцами только лишь потому, что их исследователи, их ученые и конструкторы оказались талантливее наших. Надеюсь, я внятно выразил свою мысль, товарищи.

— Но до тех пор, покуда мы не проникнем в район проведения спасательной операции, мы ничего не сумеем сделать, — продолжал гнуть в свою сторону Тилевич.

Полевой через стол посмотрел на сидевшего напротив него Слоюка.

— Вам что-нибудь известно о том, какие меры безопасности предприняли американцы? Они каким-нибудь образом пытаются закамуфлировать операцию или нет?

— Круглые сутки в том районе находится субмарина «Жюно». Это подлодка с ядерными ракетами, снабженная ядерным двигателем.

— Вы позволите высказать соображения? — с некоторыми даже унизительными, просительными нотками s голосе осведомился Превлов, и, не дожидаясь буквального разрешения, глядя на Генерального Секретаря, он сказал:

— Я должен довести до вашего сведения, что в некотором смысле нам уже удалось внедриться в район поисковых и спасательных работ.

— А поточнее? — попросил Антонов. — Не совсем вас понимаю…

Превлов бросил взгляд на адмирала: не захочет ли его шеф сам объяснить? Адмирал Слоюк едва заметным кивком дал понять капитану Превлову, что предпочтет выступить в роли слушателя.

— Дело в том, — начал Превлов, — что двое из числа подводников, занятых в проекте подъема «Титаника», это наши люди. Формально они причислены к НУМА, это американское Национальное агентство надводных и подводных коммуникаций. Оба наших агента — люди исключительного таланта. Вот уже два года, как они передают нам важнейшие сведения из числа тех, которые оказываются в распоряжении американских океанографов.

— Очень, просто очень хорошо! — сказал Антонов, хотя особенного удовлетворения в его голосе не чувствовалось. — Ваши люди умеют замечательно работать, адмирал. — Он перевел взгляд снова на капитана Превлова. — И насколько я вас понимаю, капитан, вы уже имеете некоторый план действий, не так ли?

— Да, товарищ Генеральный Секретарь.


Марганин ожидал своего шефа в служебном кабинете Превлова. Когда капитан возвратился, Марганин тотчас же отметил перемену. Впрочем, некоторая перемена бросилась также и в глаза Превлову: еще несколько часов назад он оставил у себя в кабинете совсем иного Марганина — простецки выглядевшего, недалекого холуя, каковых немало развелось в армии. Теперь же Превлов видел перед собой строгого, уверенного в себе, скорее даже самоуверенного лейтенанта, мало походившего ms прежнего Марганина. Перемена главным образом отразилась в выражении глаз. Теперь это были глаза человека, знающего в жизни, что почем.

— Как встреча? — спросил Марганин, даже не потрудившись при виде непосредственного начальника привстать.

— Я так тебе скажу. Надеюсь дожить до того дня, когда ты будешь обращаться ко мне словами «товарищ адмирал». После сегодняшней встречи для такой надежды появились дополнительные основания.

— Ваш интеллект дает все основания надеяться, равно как и ваши организаторские таланты, — холодно заметил Марганин.

Подобная манера разговаривать несколько сбила Превлова с толку. Лицо капитана побелело от гнева. Когда он заговорил, в голосе не было абсолютно никаких эмоций, как будто вместо него говорил автомат:

— Почему ты позволяешь себе так разговаривать, а?

— А почему бы мне не позволить себе так разговаривать? Ведь у Генерального вы наверняка сказали, что благодаря вашим каналам информации вам удалось раскусить суть «Сицилианского проекта», равно как и действительный смысл операции по поднятию «Титаника» на поверхность, так ведь? Можете не отвечать, я и сам знаю, что все происходило именно так. А ведь все это сделалось известным лишь благодаря мне. Я нисколько не сомневаюсь, что вы также выложили Генеральному Секретарю вашу замечательную идею, как именно вырвать бизаний у американцев. Не так, что ли? Опять же, украдено у меня. Иначе говоря, вы просто грязный вор, капитан!

— Довольно! — гаркнул Превлов. Внезапно он ощутил прилив сил, успокоился, взял полностью себя в руки, сделавшись тонким психологом и прежним профессионалом от разведки. — За вашу грубость, допущенную в отношении старшего по званию, вы будете наказаны, — проговорил он с видимым удовольствием. — Прежде, чем закончится месяц, я позабочусь, чтобы тебе было плохо, точнее говоря, чтобы тебе было чудовищно плохо. Это будет, поверь, хуже тысячи смертей. Такого ты еще не видел.

Марганин ничего не ответил. Он по-прежнему спокойно смотрел на капитана, и губы его сложились в тонкую нехорошую улыбочку…

От улыбочки веяло могильным холодом.

Глава 38

— Я думаю, что хватит с нас секретности, — сказал Сигрем, опустив газету на рабочий стол Сэндекера. — Это утренняя газета. Четверть часа тому назад я купил ее на углу.

Сэндекер развернул газету и прежде всего взглянул на Дату, затем пробежал глазами первую страницу. Более и искать не потребовалось — все было тут, на первой же полосе.

Он прочитал вслух:

— "НУМА поднимает «Титаник»… По крайней мере, можно приостановить, мягко говоря, весь наш спектакль. Мне ведь и самому чертовски надоело притворяться, что ж думаете?.. «Многомиллионный проект с целью вызволить с океанского дна недоброй памяти лайнер…» По меньшей мере, такие статьи хоть читать-то интересно. «Как стало известно из хорошо информированных источников, Национальное агентство надводных и подводных коммуникаций предпринимает операцию, цель которой — поднятие „Титаника“ на поверхность. „Титаник“ столкнулся с айсбергом в центре Атлантического океана 15 апреля 1912 года. В результате трагедии погибли и пропали без вести более полутора тысяч человек. Операция по поднятию лайнера оказалась возможной благодаря новой, более совершенной технике, которая поступила в распоряжение НУМА. За всю историю человечества еще никогда специалисты не отваживались предпринять столь дорогостоящую и, главное, столь технически сложную операцию. В случае удачи это будет самый ценный клад, когда-либо извлеченный учеными…»

— «Охота за сокровищами, которые оценивают в сотни миллионов долларов», — прочитал Сигрем название другой статьи и нехорошо усмехнулся. — Это название особенно должно понравиться Президенту.

— Смотрите-ка, — удивленно воскликнул Сэндекер, пролистнув несколько газетных полос, — даже мое фото напечатали! А снимок-то какой похабный… Наверняка этот снимок газетчики нашли у себя в архиве. Тут я на пять-шесть лет моложе, но снимок все равно паршивый.

— И надо же выбрать такое время! Хуже и не придумаешь, — сказал Сигрем. — Еще бы три недели, всего-навсего… Я разговаривал с Питтом, он сказал, что недели через три попытается поднять «Титаник».

— Ну, вы не очень-то раскатывайте губы, Сигрем. Питт сказал; Питт это еще не последняя инстанция. А кроме того, Питт со своими людьми работают возле «Титаника» уже добрых девять месяцев. Атлантика на них как будто и впрямь ополчилась. Девять месяцев непрестанной борьбы с океаном, девять месяцев противостояния зимним штормам, которые гробят оборудование, выводят из строя технику. Больше того, скажу вам, мне кажется просто чудом уже и то, что Питту и его людям удалось сделать за сравнительно короткое время. А сколько еще предстоит сделать… Там у них тысяча и одна неувязка, вы себе не представляете! Существует, скажем, опасность того, что при падении на океанское дно в корпусе появились принципиальные повреждения. Невооруженным глазом они не видны, а поднимут корабль на поверхность, тут-то он и треснет пополам… Или другой вариант: корпус настолько за эти годы врос в дно, что грунт не выпустит «Титаника». Тоже, если вдуматься, вариант… Так что, на вашем месте, Сигрем, я бы не раскатывал губы до тех самых пор, покуда корабль находится за пределами нью-йоркского порта. Как только «Титаник» поравняется со Статуей Свободы — тогда другое дело…

Сигрем выглядел обиженным. Адмирал, заметив выражение лица собеседника, ухмыльнулся и протянул Сигрему сигару, которая была, однако, отклонена.

— Хотя, с другой стороны, — более дружелюбным тоном сказал Сэндекер, — может всякое случиться. Не особенно удивлюсь, если нам удастся вытащить «Титаник» с первого же раза и при этом без всяких проблем. И такое иногда случается.

— Знаете, адмирал, что мне в вас нравится? Это ваш чудовищный оптимизм. Такое впечатление, что у вас имеется некий скрытый выключатель. Включили — вы оптимист, и вас очень приятно слушать, и оптимистические прогнозы у вас звучат аргументированно и в этом смысле — убедительно. Выключили — и вы тотчас же делаетесь пессимистом — и вас невыносимо слушать, а все пессимистические прогнозы оказываются не менее убедительными. Чертовщина какая-то…

— Видите ли, за свою жизнь я приучил себя всегда быть готовым к плохим известиям. Когда они приходят, не так больно…

Сигрем на это предпочел не отвечать. Некоторое время он молчал, наконец сказал:

— Мы с вами будем беспокоиться о конечном исходе, когда «Титаник» начнут поднимать на поверхность. Сейчас же, по-моему, следует побеспокоиться о том, как Дальше общаться с газетчиками. Что вы можете посоветовать?

— Все очень просто, — сказал Сэндекер, — мы поступим в точности так, как ведет себя прожженный политик, когда перед ним журналисты выкладывают материалы, разоблачающие истинное лицо этого самого политика.

— А именно? — поинтересовался Сигрем.

— Все предельно просто. Такой политик созывает пресс-конференцию.

— Вы полагаете…

— Я уверен, что нам следует поступить так же.

— Но это ведь самоубийство. Если только общественность, а главное — если Конгресс только узнает, что мы с вами потратили без малого три четверти миллиарда долларов на проект подъема «Титаника», они же нас сожрут с потрохами, Сэндекер. Вы подумали об этом?!

— Отчего же… И не только подумал, но пришел к выводу, что с журналистами следует играть примерно так же, как плут играет в покер. Для начала мы объявим, что сумма, израсходованная на проект, не семьсот пятьдесят миллионов, а вдвое меньше. Кто сможет проверить? В настоящее время никто не сможет добраться до подлинных цифр.

— Извините, только мне подобные игры не по душе, — признался Сигрем. — Когда заходит речь о том, чтобы как следует потрясти кого-нибудь на пресс-конференции, эти вашингтонские газетчики оказываются прямо-таки кудесниками. Им только дай волю… Они всех нас как индейку в День Благодарения: раз — и готово, извольте кушать!

— Говоря о пресс-конференции, я вовсе не хотел сказать, что согласен грудью встретить этих писак, — раздумчиво произнес Сэндекер.

— И я не согласен. Вообще меня в этом всем как бы и нет вовсе, надеюсь, вы не забыли, Сэндекер? Я тут как бы и вовсе не существую. А стало быть — кто тогда?

— Да есть тут у меня одна кандидатура… Человек, который знает о проекте много меньше нашего. Однако у него репутация большущего специалиста по затонувшим кораблям, и газетчики вынуждены будут относиться к нему крайне уважительно.

— И где это, интересно узнать, вы найдете такой образец добродетели?

— Мне чертовски приятно, что вы сейчас употребили именно это слово — «добродетель», — без улыбки сказал Сэндекер. — Дело в том, что, говоря о своем плане, я имел в виду вашу супругу.

Глава 39

Дана Сигрем выглядела очень уверенной. Стоя возле модернизированного аналоя, как это стало принято при организации пресс-конференций, она ловко парировала один за другим десятки разнообразнейших вопросов, которые, как из рога изобилия, сыпались от корреспондентов, пришедших в этот час в один из залов НУМА. Она беспрерывно улыбалась. Вид у нее был такой, словно она чувствовала себя на седьмом небе и рассчитывала там оставаться в ближайшем будущем. Дана была одета в терракотовую свободную юбку с бахромой и элегантный подчеркивающий грудь джемпер с глубоким коническим вырезом. Изящное ожерелье из красного дерева подчеркивало свежий цвет кожи. Дана была высокой, стройной, очень привлекательной, так что даже самые записные наглецы из числа журналистов вынуждены были соблюдать некоторое подобие приличия.

Крашеная блондинка в левой части зала поднялась со своего места и, взмахнув рукой, чтобы привлечь внимание Даны, осведомилась:

— Доктор Сигрем, если не ошибаюсь? Дана грациозно кивнула.

— Доктор Сигрем, читатели моей газеты, — а я представляю «Чикаго Дейли», — хотели бы знать, что именно движет правительством, которое согласилось потратить миллионы долларов только лишь для того, чтобы поднять из океана старый ржавый корабль. Почему бы эти самые деньги не направить в те области, где постоянно не хватает средств — на помощь безработным, или, допустим, на реконструкцию городского жилого фонда?

— Буду рада объяснить вашим уважаемым читателям положение дел, — сказала Дана. — Начну с того, что поднятие «Титаника» — это все что угодно, только не бессмысленная трата денег налогоплательщиков. Двести девяносто миллионов долларов, выделенные из бюджета, оказались для нас столь значительной суммой, а расходы сказались по ряду причин настолько небольшими, что мы, Бог даст, не используем всех этих денег. Кроме того, наши специалисты ведут работы со значительным опережением разработанного графика.

— Вы хотите сказать, что названная вами сумма невелика, так что ли?!

— Да, я хочу сказать и я говорю, что выделенная нам сумма сравнительно невелика, если вы примете в расчет будущую отдачу от этого проекта. Сейчас упускается из виду тот немаловажный факт, что «Титаник» — это истинный склад, доверху набитый драгоценностями. По предварительным подсчетам, одних только ювелирных изделий и ценных металлов там миллионов на триста, и это еще самые скромные цифры. О наиболее смелых прогнозах я пока умолчу. Поднимем корабль, подсчитаем — тогда и поговорим. Для примера скажу, что нашим специалистам известна, допустим, такая каюта, в которой драгоценностей минимум на четверть миллиона долларов. Но это, впрочем, так, к слову… Немалую ценность представляют корабельные фитинги, оборудование, равно как и могущие сохраниться элементы интерьера. Коллекционеры с радостью согласятся платить от полутысячи до тысячи долларов за каждую чашку или рюмку, поскольку речь идет о чашках и рюмках с «Титаника». Так что, уважаемые леди и джентльмены, в случае с поднятием «Титаника» мы имеем отнюдь не один из тех федеральных проектов, которые лишь пожирают, прошу прощения за некоторую резкость, деньги наших налогоплательщиков и ничего не дают взамен. После поднятия корабля на поверхность мы опубликуем цифры доходов и, кроме того, опубликуем перечень обнаруженных ценнейших предметов начала века. Я пока совсем не говорю о научном значении предпринятого эксперимента и о той информации, которую получат, исследуя лайнер, специалисты в области кораблестроения, морских технологий…

— Доктор Сигрем? — обратился к ней высокий журналист со следами оспы на лице; он поднялся из самого дальнего от Даны ряда. — К сожалению, не все, здесь присутствующие, смогли ознакомиться с розданным пресс-релизом. Я бы очень вас попросил в нескольких словах пояснить механику подъемных работ. Как именно будет поднят «Титаник»?

— Я рада, что вы задали этот вопрос, — Дана непринужденно улыбнулась. — Извините за банальность, но ваш вопрос, сэр, представляет удобный повод для демонстрации слайдов, которые помогут пояснить многие неясности, так или иначе связанные с осуществлением проекта. — Она на полшага отступила от микрофона и, обратившись за кулисы, попросила: — Пожалуйста, свет…

Освещение в зале было выключено, и на экран, занимающий значительную часть торцевой стены за спиной Даны, оказался спроецирован первый из серии заранее приготовленных слайдов.

— Для начала мне бы хотелось вам показать около восьмидесяти слайдов, на которых запечатлен «Титаник» в том виде, в каком он пребывает по сей момент. К счастью, корабль сел на дно в таком же самом положении, как и плавал, то есть, рубкой вверх. И не просто палубой вверх, а — что более важно — лайнер сел на грунт таким образом, что огромная пробоина, полученная в результате столкновения корабля с айсбергом, а также пробоины от падения сорвавшихся со своих мест паровых котлов могут быть заделаны без особенных усилий.

— Скажите, а как именно можно заделать столь большие пробоины, да еще под водой, да еще на столь большой глубине?

Негромко щелкнул аппарат, и вместо прежней на экране возникла новая картина: мужчина, в руках у которого находилась некая бесформенная масса, по виду напоминавшая мягкий пластик.

— Прежде чем ответить на последний из прозвучавших тут сейчас вопросов, я вам скажу, что на этом слайде вы видите доктора Амоса Стэнфорда, который демонстрирует изобретенное им вещество. Он назвал свое детище ветстил, мокрая сталь. Как и следует из содержащейся в названии подсказки, ветстил, который на воздухе может принимать любую форму и вообще легко деформируется, при погружении в воду буквально через полторы минуты затвердевает, приобретая характеристики хороших сортов стали. Это вещество может быть использовано для заделывания пробоин в металлических поверхностях, притом, что весьма важно, сам ветстил оказывается не менее прочен, чем сварной шов.

После этих слов Даны в полутьме зала из конца в конец пробежал удивленный шепоток журналистов.

— Алюминиевые цистерны с ветстилом, большие шары диаметром около десяти футов, сейчас опущены на дно, образуя как бы увеличенный абрис «Титаника», — продолжала Дана. — Сконструированы эти цистерны таким образом, что субмарина может через специальный соединительный узел состыковаться с емкостью. Это внешне похоже на стыковку космического корабля и орбитальной станции. В состыкованном состоянии подлодка, фактически несущая на себе цистерну с ветстилом, следует в район конкретных работ, где ветстил через определенную насадку, которая опять-таки несколько напоминает сопло, выстреливают в нужное место. И таким вот образом происходит заделывание той гигантской дыры, что пока еще зияет в корпусе «Титаника».

— А как именно выстреливается из емкости этот ваш ветстил?

— Вопрос понятен. Я вам проиллюстрирую на бытовом примере. Когда вы сдавливаете тюбик зубной пасты, содержимое выходит наружу, правильно? Практически то же самое происходит и в нашем случае. На больших глубинах, как вы знаете, огромное давление. Оно сплющивает алюминиевую цистерну, вынуждая ветстил устремляться к насадке. А там встроена специальная заслонка. Открываем эту заслонку — и ветстил вырывается наружу.

Дана сделала знак, и на экране возникло новое изображение.

— Сейчас вы видите небольшой фрагмент рисунка, на котором изображен район проведения работ. На поверхности — это плавбазы, где находится все необходимое. Ниже изображен лежащий на дне «Титаник». Вокруг него подлодки, ведущие подготовительные работы. В операцию по спасению лайнера вовлечены четыре управляемых субмарины. Одна из них «Сапфо-1», та самая лодка, которая, если вы помните, исследовала некоторое время назад Лорелею, наверняка известное вам глубоководное течение в Атлантике. «Сапфо-1» занята латанием дыр в корпусе корабля. Ей нужно заделать трещину в правом борту, полученную при столкновении лайнера с айсбергом, и повреждения в носовой части паровых котлов, которые, как вы знаете, вывалились при аварии из корпуса и тем самым еще более ухудшили ситуацию. Еще одна лодка того же класса — «Сапфо-II». На ней установлено более современное оборудование, ее технические характеристики более современны. Задача «Сапфо-II» заключается в том, чтобы заделать все мелкие отверстия, будь они искусственного или естественного характера, через которые вода может попадать внутрь корабля. Имеются тут в виду вентиляционные отверстия, люки и прочее. Кроме того, в спасательных работах принимает участие «Си-Слаг» — это подводная лодка, принадлежащая военно-морским силам. В задачу «Си-Слаг» входит удаление с корабля ненужного груза, вроде оснастки, кормовой трубы, мачт, той трубы, что была сорвана со своего места и теперь лежит поперек палубы. Есть там и еще одна лодка под названием «Дип Фантом». Эта последняя принадлежит «Юрениус Ойл Корпорейшн», одной из нефтяных компаний. «Дип Фантом» получила задачу установить систему клапанов для уменьшения давления в корпусе и надстройке «Титаника».

— А не могли бы вы объяснить смысл установки этих самых клапанов?

— Да, конечно, я поясню, — сказала Дана. — Как только начнется подъем судна со дна, внешнее давление с каждым метром будет уменьшаться, как вы понимаете. Тот воздух, который находится внутри корабля, а внутри «Титаника» сейчас полно воздуха, начнет сразу же расширяться, потому что уменьшится внешнее давление. Это понятно, надеюсь? Если это растущее внутреннее давление не снять, то корабль может разорвать изнутри, как своего рода глубоководная мина. И для того, чтобы этого не произошло, как раз и нужны системы клапанов.

— Скажите, насколько верны сообщения, просочившиеся в печать, о том, что Агентство намерено использовать сжатый воздух для поднятия «Титаника»?

— Если одним словом, то да. Одна из плавбаз, находящаяся в районе проведения работ, а именно, плавбаза «Каприкорн» имеет на борту две мощные компрессионные установки. С их помощью специалисты надеются выкачать из корпуса «Титаника» воду, закачав вместо нее воздух. Иначе корабль не поднять.

— Доктор Сигрем, — прозвучал еще один голос из толпы журналистов, — я представляю «Сайенс Тудей», и в силу некоторого знакомства с предметом нашего сегодняшнего разговора мне известно, что на той глубине, где сейчас находится лайнер, давление воды на поверхность составляет величину, равную шести тысячам фунтов на квадратный дюйм. Кроме того, я навел справки и выяснил, что самые современные воздушные компрессоры способны создавать давление в четыре тысячи фунтов на квадратный дюйм. Что вы собираетесь делать с получающейся разницей между желаемым и возможным?

— Главный насос, расположенный на борту «Капри-корна», берет воздух из так называемой окружающей среды. Этот воздух подается не в «Титаник», но по специальному трубопроводу во второй воздушный компрессор, который установлен на самом «Титанике». Внешне этот второй компрессор напоминает роторный двигатель, или, точнее, цилиндрический авиационный двигатель. Может, кто-нибудь помнит, на старых самолетах иногда устанавливали такие двигатели, круглые, как бочонок… Так вот, наш второй компрессор также имеет круглую форму, от ступицы по окружности размещаются клапана. Опять-таки, здесь мы используем огромное давление океана для того, чтобы активизировать работу насоса. К насосу подключен электродвигатель, также помогающий турбине вращаться с большей частотой. Мне очень жаль, что недостаточное знание технических подробностей не позволяет мне сейчас нарисовать схему компрессора. Дело в том, что я морской археолог, а не морской инженер и тем более не специалист по компрессорам. Если именно этот вопрос имеет столь принципиальное значение для уважаемого журналиста, он сможет переадресовать свой вопрос адмиралу Сэндекеру, который освободится чуть позже. Он как раз и сумеет дать более обстоятельный ответ с технической точки зрения.

— А что касается эффекта присоски? — не унимался тот же журналист из «Сайенс Тудей». — Ведь после стольких лет нахождения на дне «Титаник» должен был в буквальном смысле врасти в дно? Он сейчас приклеен так сильно, как не приклеили бы его и современным клеем, насколько я понимаю…

— Да, именно так и обстоит дело. Корабль врос в дно. — Дана подала знак, чтобы включили верхний свет. Когда лампы зажглись, она некоторое время постояла, привыкая к освещению. Когда глаза привыкли к свету, Дана смогла наконец разглядеть лицо своего оппонента. Им оказался мужчина средних лет с длинными каштановыми волосами, в очках в тонкой металлической оправе. — Как только будут проведены расчеты и специалисты установят, что в «Титаник» закачено достаточно воздуха, чтобы воздух мог вытолкнуть корабль на поверхность, соединительные воздушные трубы будут отсоединены от корпуса и по этим же самым трубам будут затем накачивать специальный химический электролит, изготовленный по нашему заказу фирмой «Мейерс-Ленц К?». Этот электролит будет направляться как раз между килем судна и донным илом, который выполняет роль клея. МЫ ожидаем, что при соприкосновении с электролитом молекулы ила начнут разлагаться, образуя слой воздушных пузырьков. Эти пузырьки должны резко уменьшить статическое трение, в результате чего корпус «Титаника» сможет освободиться из донного плена.

Еще один журналист поднял руку, привлекая к себе внимание Даны.

— Скажите, пожалуйста, в случае, если вся операция пройдет успешно, корабль оторвется от дна и начнет двигаться вверх, не думаете ли вы, что может возникнуть опасность, что «Титаник» перевернется? Ведь, сами посудите, до поверхности две с половиной мили, так ведь? А две с половиной мили — это большое расстояние, особенно для несбалансированной конструкции, каковой будет «Титаник» в момент всплытия. Да и вообще, сорокапятитонная железяка, всплывая на поверхность, сможет выкинуть любой фортель…

— В каком-то смысле вы правы. Особенно насчет перевертывания. Наши специалисты также опасаются, что наполненный воздухом корпус может оказаться легче верхней части корабля. Потому подводникам надлежит не выкачивать из корпуса всю воду, оставив там ровно столько, чтобы эта вода выполняла роль балласта. Это называется — одним выстрелом убить двух зайцев. И работы меньше, и балласт уже на месте. Таким образом мы и надеемся решить эту проблему. Хотя, повторяю, сама по себе опасность перевертывания судна вполне реальна.

Невысокая женщина, внешним видом и лицом напоминающая мальчика-подростка, поднялась со своего места и призывно взмахнула рукой с зажатой авторучкой.

— Пожалуйста, доктор Сигрем! Меня зовут Конни Санчес, я из женского журнала «Фемейл Еминенс Уикли». Моим читателям было бы очень интересно узнать, какие личностные качества помогли вам, миссис Сигрем, отвоевать для себя своего рода лагуну в научной области, где традиционно все места были заняты мужчинами, отличающимися, мягко скажем, весьма и весьма свинским отмщением к коллегам женщинам?

Собравшиеся в зале репортеры встретили вопрос дружным тяжелым молчанием. «Боже мой, — подумала Дана, — рано или поздно что-нибудь подобное и должно было произойти…» Она подошла к кафедре, оперлась на нее обоими локтями, и ее без того привлекательный вид сделался прямо-таки провоцирующим.

— Я вам отвечу, мисс Санчес, но это только не для записи и уж тем более не для ваших читателей.

— Боитесь сглазить, не так ли? — с покровительственной ухмылкой поинтересовалась корреспондентка. Дана предпочла не вступать в дискуссию.

— Прежде всего, я хочу признаться, что о буквальном завоевании речи не шло. Мои коллеги мужчины уважают меня и потому относятся как к равной. Это касается меня персонально и моих научных мнений. Мне не приходится стрелять глазами, вертеть задом или ходить без лифчика чтобы обратить на себя их внимание. Внимание привлекают результаты моей работы. Теперь — второе. Я предпочитаю всегда играть на своем поле, соревноваться с представителями моего пола. Это не такая уж легкая задача, скажу я вам, если вы примете во внимание тот факт, что из пятисот сорока сотрудников Национального агентства надводных и подводных коммуникаций сто четырнадцать — женщины. Да, и еще один момент, мисс Санчес. За свою жизнь я сталкивалась со множеством людей. Иногда испытывала разочарование. Иногда мне приходилось иметь дело со свинским, как вы изволили выразиться, отношением к себе. Но всегда, мисс Санчес, буквально всегда по-свински вели себя лишь женщины, и ни разу — мужчины. Я ответила на ваш вопрос?

На несколько секунд в зале зависла абсолютная тишина. Затем неожиданно, разрывая тишину, прозвучал громкий восхищенный возглас:

— Вот это я понимаю, — голос принадлежал невысокой крашеной блондинке из «Чикаго Дейли», — вот это называется — отбрила!

Тотчас же за этой репликой раздался гром аплодисментов, восторженных восклицаний, так что аудитория напоминала восхищенных спортивных болельщиков. Один за другим все до единого мужчины, представлявшие здесь армию закаленных в боях работников пера и диктофона, поднялись со своих мест и устроили Дане настоящую овацию.

Осталась сидеть одна только Конни Санчес. Она ненавидящими глазами смотрела перед собой, лицо ее покраснело от гнева. По движению губ корреспондентки Дана без особенного труда сумела угадать произнесенное шепотом слово «сука» и одарила ее самодовольной, ироничной улыбкой, на которую способны одни только женщины. Лесть, подумала Дана, как она сладка.

Глава 40

С раннего утра дул северо-восточный ветер, сильный и непрерывный. К полудню ветер превратился в штормовой, скорость его достигла тридцати пяти узлов. Океан разыгрался не на шутку. Волны швыряли корабли обеспечения и плавбазы с такой легкостью и настолько немилосердно, словно то были бумажные кораблики. Вдобавок ко всему резко понизилась температура воздуха, поскольку арктический холод, принесенный бурей, достигал района проведения работ. Моряки без необходимости старались не появляться на ледяной палубе, предпочитая оставаться в тепле жилых отсеков. Они были опытными людьми и прекрасно знали, что организм охлаждается от ветра с максимальной скоростью. При двадцати градусах выше нуля по Фаренгейту, если эта температура приправлена тридцатипятиузловым ветерком, впору помирать, тогда как безветренная погода при двадцати градусах ниже нуля воспринимается большинством людей вполне нормально. Ветер из организма моментально выстужает все тепло, сколько бы организм его ни вырабатывал. По научному эта мерзость именуется фактором охлаждения.

Джоэл Фаркар, метеоролог с «Каприкорна», прикомандированный сюда администрацией Федеральной метеорологической службы, был одним из тех, кого разыгравшаяся за иллюминатором стихия, казалось, решительно не беспокоила. Он внимательно изучал разложенные на столе четыре снимка. Все эти снимки были сделаны со спутника с периодом в двадцать четыре часа. Расположенное на борту «Каприкорна» оборудование автоматически принимало посылаемые с околоземной орбиты сигналы, воплощало сигналы в изображение и распечатывало его на стандартных листах.

— Ну? — поинтересовался у него Питт. — Что твой могучий прогностический интеллект подсказывает тебе? Какой прогноз у нас на ближайшее время?

Стоявшему возле стола Питту приходилось напрягаться, чтобы противодействовать сильной качке судна.

— Через час ветер должен стать тише, — ответил Фаркар. — А завтра к утру ветер ослабнет узлов до десяти или около того.

Фаркар говорил, не отрывая взгляда от фотоснимков. Это был старательный, розовощекий, небольшого роста мужчина, напрочь лишенный чувства юмора, без тени дружеской симпатии к кому бы то ни было. И при всем при том, Фаркар пользовался большим авторитетом среди всех участников спасательной экспедиции, главным образом потому, что в нем видели высокого профессионала, целиком отдающего себя работе. Прогнозы его бывали, как правило, очень корректными: если уж он что сказал — так и будет.

— Лишь на это я и надеюсь, — пробурчал Питт себе под нос. — А то у нас опять день потерян. И так уже за последнюю неделю четырежды приходилось вытаскивать воздухопровод…

— Только Господь может устроить шторм, — безразличным тоном прокомментировал Фаркар. Он кивнул в направлении двух сплошных рядов, образованных поставленными друг к другу мониторами. Телевизионные экраны отражали значительную часть водного пространства, каковое открывалось с носовой площадки «Каприкорна». — Хорошо еще, там нет этого жуткого ветра…

Питт посмотрел на тот экран, где был виден корпус затонувшего корабля и подводные лодки, которые работали на глубине в двенадцать тысяч футов как ни в чем не бывало. Вода на глубине была, как обычно, спокойная. Сравнительно успешное выполнение графика работ главным образом объяснялось независимостью подводников от погодных условий наверху. За исключением субмарины «Си-Слаг», которая могла находиться в воде не более восемнадцати часов кряду и которая сейчас была накрепко сцеплена с кораблем обеспечения «Модок», остальные три подлодки работали по пять дней без подъема наверх, а каждые пять дней на субмаринах менялись команды, после чего они снова погружались и возобновляли работу возле «Титаника». Питт повернулся к Альберу Джиордино, который стоял, низко склонившись над столом, где была разложена среднемасштабная карта района проведения работ.

— Как там с надводными судами? И что сейчас под водой?

Джиордино кивнул на карту, где для наглядности были расставлены небольшие двухдюймовые модели всех задействованных в операции судов.

— «Каприкорн» на своем рабочем месте, в центре. «Молок» ушел далеко вперед, а «Бомбергер» движется тем же, что и «Модок», курсом, правда, в трех милях позади.

Питт посмотрел на миниатюрный кораблик, который использовался для обозначения «Бомбергера».

«Бомбергер» был новым судном, сконструированным специально для проведения подводных спасательных и ремонтных работ.

— Скажи капитану сократить расстояние до одной мили.

Джиордино кивнул головой лысому радисту, который уютно расположился на своем рабочем месте, за наклонным пультом, сплошь состоящим из приборов, тумблеров, кнопок и циферблатов.

— Слышал, Керли? Передай «Бомбергеру», чтобы он сократил расстояние до мили.

— А как корабли обеспечения? — спросил Питт.

— Тут никаких проблем. Для таких десятитонников, как эти два, что в нашем распоряжении, такая погода не опасна. «Альгамбра» берет сейчас влево, а «Монтерей Парк» справа от нас, где, собственно, он и должен находиться.

Питт указал на небольшую модель красного цвета на карте.

— Насколько я понимаю, русские друзья все еще тут?

— Ты про «Михаила Куркова»? — уточнил Джиордино. — Да, этот все еще болтается здесь… — Он взял синий кораблик из коробки и аккуратно поставил его вплотную к красному. — Наш «Жюно», у которого есть управляемые ракеты, ни на шаг не отпускает русских от себя: куда они, туда и наш крейсер, как приклеенный.

— Что с радиобуем, который на «Титанике» установлен?

— Работает нормально, — ответил Джиордино. — Сигнал по курсу ноль-пять-девять к юго-западу, от нас до сигнальной вертикали тысяча двести ярдов, один в один…

— Хоть не отнесло нас, и на том спасибо, — со вздохом сказал Питт.

— Расслабься, что ты, в самом-то деле… — с улыбкой сказал ему Джиордино. — Как чуть ветерок подует, ты прямо-таки делаешься похож на мамашу, чья дочка на свидание пошла.

— В каком-то смысле — да. И чем ближе к цели, тем сильнее волнуюсь, — признался Питт. — Десять дней еще, старик. Если мы будем работать еще десять дней по плану, все будет готово, представляешь?

— Это пусть тебе наш метеоролог скажет, сможем мы десять дней отработать или не сможем. — Джиордино обернулся к Фаркару: — Что на это скажешь, о, великий метеорологический пророк и повелитель туч?

— Ты получаешь от меня лишь то, что получаешь — прогноз на ближайшие двенадцать часов, — невозмутимо сказал Фаркар, даже не потрудившись при этом взглянуть на собеседника. — Не забывай, тут тебе не что-нибудь, а Северная Атлантика. Самый непредсказуемый район в мире. День на день не приходится. Вот, если бы твой разлюбезный «Титаник» затонул, скажем, в Индийском океане, я бы тогда дал тебе десятидневный прогноз с коэффициентом метеовероятности процентов в восемьдесят пять или, как минимум, в восемьдесят.

— Только и слышу от тебя, что объяснения и проценты, проценты и объяснения… Мне кажется, ты и с бабами так же: пока занимаешься любовью, поясняешь, что процентов сорок за то, что им это понравится. Или нет?

— А что, сорокапроцентная вероятность лучше, чем ничего, — невозмутимо прокомментировал Фаркар.

Заметив острожный жест оператора на сонаре, Питт немедленно подошел к нему:

— Что там?

— Какой-то странный свистящий звук, — сказал акустик, мужчина с бледным лицом, пропорциями и внешним видом напоминавший взрослую гориллу. — Последние два месяца я ловлю этот сигнал. Как будто кто-то передает сообщение.

— Что-нибудь более определенное?

— Нет, сэр. Я тут как-то попросил Керли, чтобы он послушал, так радист сказал, что никакой это не сигнал, а так, ерунда…

— Если на палубе «Титаника» находится плохо закрепленный предмет, он вполне может восприниматься соне ром как нечто неразличимое.

— Может, предмет. А может, привидение, — понизив голос, высказал свою версию акустик.

— Ты, конечно, из тех, кто в привидения не верит, но этих привидений чертовски боится, так?

— Не забывайте, что «Титаник» утащил с собой на глубину тысячу пятьсот душ, — напомнил акустик. — Из полутора тысяч кто-нибудь один вполне может обратиться в привидение и караулить покои всех остальных. Духи, они, знаете…

— Духи, привидения, — оборвал акустика Джиордино, подняв голову и пристально посмотрев в сторону коллег. — Настоящие моряки если уж разговаривают, так о бабах, деньгах и выпивке. А тут только и слышишь: привидения, привидения…

Сидевший возле мониторного блока мужчина с копной волос песочного цвета доложил:

— Отключилась камера в кабине «Сапфо-II».

Подойдя к нему, Питт склонился над погасшим монитором.

— Проблемы с этой или с той стороны линии?

— С той, сэр. Тут у нас полный порядок. Что-то произошло с «Сапфо-II». Такое впечатление, словно кто-то взял и накрыл объектив телекамеры тряпкой. Проходимость сигнала нормальная.

Питт резко обернулся в сторону радиста:

— Керли, свяжись с бортом «Сапфо-II» и скажи, чтобы они проверили телекамеру в кабине.

Джиордино взял в руки график и сверился с сеткой работы.

— Сейчас на «Сапфо-II» командиром Омар Вудсон.

Керли нажал на клавишу передающего режима:

— "Сапфо-II, эй, вы, «Сапфо-II»… Пожалуйста, ответьте «Каприкорну», ответьте «Каприкорну». — Подавшись чуть вперед, Керли заученным движением прижал левый наушник плотнее к уху. — Сэр, почему-то контакт еле различим. Сигнал слабый… Сплошные помехи, слышу, что там говорят, но не пойму, что именно.

— Включи динамик, дай звук на выход, — приказал Питт.

После громкого щелчка помещение заполнилось приглушенным голосом, который произносил какие-то неразличимые слова, и грохотом электрических помех.

— Что-то или кто-то глушит сигнал, — пояснил Керли. — Если бы у нас имелась воздушная связь и блок переключения, звук оказался бы куда сильнее.

— Вруби звук на полную мощность. До отказа тумблер, по максимуму. Может, услышим, что там Вудсон говорит?

— «Сапфо-II»… «Сапфо-II», пожалуйста, повторите, плохо вас слышим, плохо вас слышим…

Едва только Керли включил динамик, у всех даже в ушах зазвенело от оглушительных, многократно усиленных разрядов статического электричества.

— … > корн. Мы… >> у > шим

— тер.

Питт схватил микрофон, нажал кнопку передачи:

— Омар, это Питт. Ваша телекамера вышла из строя или что там, я не знаю… Вы сами сможете ее починить? Так и не услышали вашего ответа. Как поняли? Прием.

Все взгляды были устремлены на микрофон в руке Питта. Никто не нарушал напряженной тишины. Минут пять, если не больше, длилось нервное ожидание какого-нибудь ответа Вудсона. Связи с подлодкой не было. Затем из динамика донеслись обрывками речи Вудсона:

— Ген… Манк > оот… > ток… пра… >на… увер…

Джиордино был озадачен отрывочно приходящими на поверхность звуками, и это явно обозначилось на его лице.

— Кажется, он говорит что-то про Генри Манка. Я ничего разобрать не мог, но фамилию Манк слышал отчетливо. Треск жуткий…

— Смотрите, монитор заработал, починили, наверное. — Молодой человек, следивший за экранами, показал рукой. — Странно, такое впечатление, что кто-то там у них лежит на палубе. Все столпились вокруг него, одни спины и затылки.

Головы всех дружно повернулись в сторону экрана, в этом было что-то от зрительской реакции во время теннисного матча. Перед телекамерой туда-сюда расхаживали подводники. В углу экрана трое склонились над телом, которое в неестественной позе было простерто на свободном пятачке.

— Омар, что там у вас происходит? — схватив микрофон, взволнованно крикнул Питт. — Смотрю на экран и ни черта не могу понять. Монитор снова включился, слышишь? Повторяю, монитор работает, изображение хорошее. Не понимаю, что там у вас такое? Напиши, что ты пытался сказать, на листе бумаги и покажи нам. Подержи возле телекамеры. Конец связи.

На экране было видно, как один из троих людей, склонившихся над телом, распрямился, подошел к столу и стал писать на листе бумаги. Затем он почти вплотную поднес написанное послание к объективу.

«Генри Манк мертв. Просим разрешения на всплытие».

— Боже ты мой… — сдавленным голосом произнес Джиордино, на его лице было написано сильнейшее потрясение. — Ка… Как, то есть, мертв?! Генри Манк… Отчего мертв, кто-нибудь понял?! Может, розыгрыш?!!

— Омар Вудсон не из тех, кто может так шутить, — мрачно произнес Питт, нажал кнопку связи и раздельно произнес: — Не разрешаю. Омар, ты слышишь? Всплытие запрещаю, у нас тридцатипятиузловой ветер и шторм. У нас тут настоящее светопреставление. Повторяю, всплытие запрещаю. Как поняли? Прием.

На экране монитора Вудсон несколько раз отчетливо кивнул в знак того, что команду услышал и подчиняется. Затем он еще написал что-то на листе, явно торопясь и оглядываясь по сторонам, как будто чего-то боялся. Он распрямился и поднес бумагу к телекамере.

«Подозреваю, что Манк был убит».

Прочитав эти страшные слова, даже Фаркар, всегда сохранявший невозмутимый вид, вдруг побледнел и сжал губы.

— Надо им незамедлительно разрешить всплытие, — вполголоса произнес он.

— Будет так, как я сказал, — отрезал Питт. — Я должен постоянно помнить о том, что в подлодке сейчас находятся пятеро людей, жизни которых окажутся в опасности, как только лодка поднимется на поверхность. Я не имею права разрешать «Сапфо-Н» всплытие только для того, чтобы люди и лодка погибли в тридцатифутовых волнах. Потому дискуссию на сей счет полагаю беспредметной. Нам придется ждать до утра, джентльмены, только тогда мы, возможно, узнаем, что именно произошло на борту «Сапфо-II».

Глава 41

Когда ветер ослаб до двадцати узлов, у «Каприкорна» Появилась возможность продолжить работу. Питт распорядился снова подсоединить воздушный компрессор «Каприкорна» к воздухопроводу. Опять сжатый воздух под давлением пошел в чрево «Титаника». Все на «Каприкорне» тем временем ожидали всплытия «Сапфо-II», чтобы выяснить наконец, что там случилось.

Небо в восточной части горизонта уже начало розоветь, когда на корабле завершили все приготовительные мероприятия для того, чтобы «Сапфо-II» могла причалить. На палубе собрались водолазы в комбинезонах, готовые по первой команде спуститься к «Сапфо-II» и привязать всплывшую субмарину к специальным крепежным выступам, чтобы подлодку не разнесло в щепы о корпус собственного корабля обеспечения. Тросы повышенной прочности и лебедки были приведены в состояние готовности, чтобы максимально оперативно поднять «Сапфо-II» на специально оборудованную площадку в кормовой части палубы «Каприкорна».

В камбузе кок уже принялся готовить завтрак, чтобы как следует покормить членов экипажа подлодки, когда они поднимутся на корабль. Когда основные приготовления были завершены, все исследователи, равно как и большинство инженеров вышли на палубу. Ежась от утреннего холодка, они молча и внешне спокойно дожидались встречи, при этом каждый размышлял о возможной причине гибели Генри Манка.

Ровно в 6.10 над океанской зыбью, ярдах в ста от кормы «Каприкорна», показалась рубка подводной лодки. Через двадцать минут слаженной работы различных служб «Сапфо-II» была уже поднята и закреплена на своем месте. Как только зафиксировали последнее крепление и убедились, что подлодка надежно приторочена к судну сопровождения, тотчас же распахнулся люк, и наружу один за другим выбрались Вудсон и четыре члена его экипажа.

Вудсон сразу же направился на мостик, где его уже поджидал Питт. Красные от напряжения и бессонницы глаза подводника, его мятое, покрытое щетиной лицо отражали нервное состояние капитана «Сапфо-II», однако он нашел в себе силы улыбнуться, когда после рукопожатия Питт протянул ему чашку горячего кофе. Вудсон признался:

— Не могу даже сказать, чему я больше радуюсь, тому ли, что выбрался из глубины, тому ли, что тебя вновь вижу… или же вот этому кофе.

— В записке ты дал понять, что, возможно, имело место убийство, если я правильно понял, — сказал Питт, пренебрегая формальностями.

Вудсон с видимым удовольствием отхлебнул кофе, мечтательно зажмурился, сделал еще глоток и лишь после этого обратился в направлении членов своей команды, которые осторожно вытаскивали в этот момент через верхний люк субмарины тело Генри Манка.

— Здесь не самое лучшее место, — негромко сказал он.

Питт направился в жилой отсек судна. Как только дверь за ними закрылась, он выдохнул, как выстрелил, давно мучивший вопрос:

— Ну что, что там у тебя случилось? Вудсон спиной привалился к койке Питта и ладонями потер глаза.

— Даже и не знаю, что сказать. Мы тогда болтались на шестидесяти футах выше уровня дна, работы велись на третьей палубе «Титаника». Вдруг я слышу твое сообщение о телекамере, что, мол, не работает. Пошел на корму проверить, как да что. Гляжу, Манк лежит на полу. Присмотрелся: у него на левом виске рана, такая вмятина, как от удара.

— От чего?

— Ну, видишь ли, в определенном смысле все вроде бы ясно, как день, — сказал Вудсон. — На крышке, которая закрывает станину альтернатора, на самом ее углу — кровь, несколько прилипших волос. Так что по формальному признаку — никаких вопросов…

— Я плохо знаю оборудование у вас на «Сапфо-II». Как именно альтернатор укреплен?

— У правого борта, футов десять от самой кормы. Кожух приподнят футов на шесть от пола, чтобы можно было легко подобраться к альтернатору в случае необходимости.

— Может, просто несчастный случай? Манк мог поскользнуться и упасть, а в падении въехать виском в угол этой самой крышки альтернатора. Разве нет?

— Да мог-то он мог, спору нет. Вот только ноги у него были вытянуты совсем в другую сторону.

— При чем тут ноги?

— Манк лежал на полу таким образом, что ноги его были в сторону кормы…

— Ну и?..

— Не врубаешься? — Вудсон искоса посмотрел на собеседника. — Упасть именно так Манк мог лишь в случае, если шел прямиком на удар.

Понемногу общая картина начала проясняться для Питта. Он вдруг сообразил, что во всей этой истории имеется еще одна нестыковка.

— Слушай, ведь если альтернатор у вас на правой стороне, у правого, ты сам сказал, борта, тогда при обычном падении Манк должен был бы шарахнуться правым виском, но уж никак не левым, так ведь?

— О чем я и говорю.

— Ас телекамерой что там у вас приключилось?

— В том-то и вся штука, что ровным счетом ничего. Какая-то сука этак аккуратненько накрыла объектив камеры самым обыкновенным полотенцем.

— А команда? Ты можешь мне сказать, где в тот момент был каждый из членов команды?

— Я на носу был, Сэм Меркер был на пилотском месте, управлял лодкой. Манк от приборной панели направился в носовую часть, затем передумал и пошел на корму. Мы были из второй вахтенной смены. В первой у нас был Джек Донован…

— Такой блондин, сравнительно молодой, так? Инженер по строительству из Океанского Цеха?

— Ну! Он был, еще лейтенант Леон Лукас, техник спасательных работ, его к нам прикомандировали из ВМФ. Еще был Бен Драммер. Все трое спали после смены.

— Совсем не обязательно, что кто-то из этих троих и убил Манка, — сказал Питт. — Да и потом, на кой черт им было убивать?! Сам посуди, ты находишься на глубине в двенадцать тысяч футов, кругом океан, ситуация такая, что даже при желании никуда не убежать. Тут, знаешь, для того, чтобы убить, нужны какие-то очень уж веские основания, какой-нибудь совсем непробиваемый предлог. Согласен, нет?

Вудсон пожал плечами.

— Тебе проконсультироваться бы с Шерлоком Холмсом. Я просто рассказываю, что видел.

Питт продолжил рассуждения вслух:

— Слушай, а что, если Манк ударился все-таки сам, в падении налетел головой, но, пока оседал на пол, как-нибудь перевернулся ногами к корме, а?

— Не исключено. Но для того, чтобы обосновать эту версию, тебе как минимум придется доказать, что у Манка была резиновая шея, способная поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Иначе никак не получается.

— Допустим. Давай тогда по-другому. Вот скажи мне, если ты задашься целью убить мужика весом в двести фунтов, причем так убить, чтобы он шарахнулся головой о металлический кожух, который расположен всего лишь в шести футах от пола… Каковы будут твои действия? Ты что, подкараулишь, ухватишь его за ноги и, как кувалдой, шарахнешь им по кожуху, так?

Вудсон развел руками.

— Ты к чему клонишь? Хочешь сказать, что я несколько сошел с резьбы и пытаюсь искать убийцу там, где такового нет и в помине? Знаешь, вообще-то все эти работы по вызволению «Титаника» действуют на нервы, что там ни говори… Тут явно есть некая чертовщина… Я никому не говорил, только тебе сейчас скажу. Понимаешь, было несколько случаев, когда я четко видел на палубе «Титаника» человеческие фигуры… Почти так же отчетливо, как вот сейчас тебя вижу… Мне даже казалось, что эти люди смотрят на меня, что выражения лиц у них осмысленные… Видел одного, он шел по палубе, подошел к борту и заглянул через поручни…

Вудсон широко зевнул, прикрыв рот ладонью, и в завершение зевка махнул рукой, давая понять, что, мол, чего только на глубине не привидится, казалось, что ему с трудом удается держать глаза открытыми. Направившись к двери, Питт на полпути обернулся и сказал:

— Пойди, выспись как следует. А что касается происшедшего, мы еще обсудим.

Вудсон не заставил себя упрашивать. Не успел Питт сделать и двух десятков шагов, как подводник уже лег я провалился в глубокий сон.


Доктор Корнелиус Бейли был из числа тех, про кого за глаза говорят «человек-гора», «туша», «слон»… У него было широкое лицо с мощным квадратным подбородком, невероятной ширины плечи. Мордоворот, он мордоворот и есть… Его светлые, песочного оттенка, волосы висели, почти до плеч, бородка формой напоминала ван-дейковскую — тот же элегантный конус. Доктор пользовался немалой популярностью среди подводников, причем популярность эта в значительной степени объяснялась умением доктора пить за пятерых, при этом не косея и не теряя самообладания. Доктор не злоупотреблял своим талантом, но уж если все-таки оказывался в настроении, то моряки специально приходили поглазеть на человека, способного влить в утробу фантастическое количество спиртного.

Руки доктора Бейли, цветом и формой напоминавшие два больших куска ветчины, с профессиональной ловкостью перевернули тело Генри Манка на анатомическом столе. Сделал это доктор с той восхитительной легкостью, словно бы имел дело с невесомой куклой или надувной игрушкой. Впрочем, принимая во внимание время, прошедшее после наступления смерти, тело Майка и вправду походило на надувную игрушку чудовищной раскраски.

— Бедняга, — сказал доктор. — Еще слава Богу, что у Генри не осталось семьи. Такой был крепкий, такой спортивный. Прямо-таки образец настоящего мужчины. Все, что я смог перед похоронами сделать, так это чуть почистить серу у него в ушах.

— Что можно сказать о возможной причине смерти? — спросил его Питт.

— Никакой загадки тут нет, — ответил Бейли. — Сначала он получил повреждение височной кости…

— Постой, постой, я что-то не пойму. То есть, как это «сначала»? Что ты хочешь сказать?

— То, что хочу, дорогой мой Питт, то и говорю. Как минимум его убили дважды, дважды нанесли такие ранения, каждое из которых смертельно. Вот, посмотри, — с силой потянув воротничок рубашки вниз, доктор обнажил шею и часть спины покойного. У основания черепа явственно были видны кровоподтеки темно-пурпурного цвета. — Спинной мозг поврежден как раз под medulla oblongata[1]. Сделано это каким-то тупым предметом. Более точно не берусь сказать.

— Стало быть, Вудсон был совершенно прав, утверждая, что Манка убили?!

— Разумеется убили, на сей счет двух мнений быть не может. Манка именно убили, — сказал Бейли таким обыденным голосом, как будто убийство среди подводников было вполне ординарным событием.

— Но тогда выходит, что убийца нанес удар сзади, и только потом ударил головой Манка о кожух альтернатора, чтобы придать убийству вид несчастного случая.

— Звучит вполне правдоподобно. Питт положил руку доктору на плечо.

— Док, я скажу откровенно. Мне бы хотелось, чтобы на ближайшее время наш разговор остался конфиденциальным.

— Клянусь мамочкой. Чок-чок, губы на крючок и все такое… Можешь не продолжать. Я все уже понял. Если понадобится отчет или мои показания, всегда можешь на меня рассчитывать.

Питт благодарно улыбнулся доктору и покинул мед-часть. Он направился на корму, где обсыхала, образуя на палубе лужи, «Сапфо-II». Ловко взобравшись по наружной лестнице, Питт нырнул в верхний люк и спрыгнул, оказавшись внутри субмарины. Техник по электронике возился над телекамерой, проверяя ее работоспособность.

— Что скажешь? — поинтересовался Питт.

— Тут полный порядок, — ответил техник. Как только инженеры проверят корпус, можно будет пускать подлодку вниз.

— Так и сделаем. И чем скорее, тем лучше. Ее место у «Титаника», — сказал Питт.

Осторожно огибая техника, Питт прошелся из конца в конец лодки. Все следы вчерашнего инцидента были уже замыты, так что кожух альтернатора и пол под ним были исключительно чистыми.

Питт стремительно соображал. У него было такое чувство, что само место совершения преступления каким-то образом выведет на убийцу Манка. Чтобы обследовать все уголки Питту понадобилось бы не меньше часа, однако тут ему улыбнулась удача. Минут через десять после начала поисков он обнаружил то, что и рассчитывал найти.

Глава 42

— Позвольте-ка, позвольте… — произнес Сэндекер, глядя на собеседника. — Если я вас правильно понял, вы хотите сказать, что один из команды, которая занимается спасательными работами, был хладнокровно убит? И после этого вы полагаете, что я буду сидеть сложа руки, а тем временем преступник будет оставаться на свободе?!

Уоррен Николсон поежился.

— Понимаю, — сказал он, — что вам может быть не просто согласиться с моим предложением…

— Мягко сказано, — с нервным смешком вставил Сэндекер. — А вот представьте себе на одну только минуту, что убийца через какое-то время сочтет целесообразным убить еще кого-нибудь…

— Да, мы учитываем и такую возможность.

— Учитываете? Да неужели?! Боже ты мой, какая предусмотрительность с вашей стороны! Скажите, пожалуйста… — Сэндекер помотал головой. — Сидя в кабинете в вашей штаб-квартире, нет ничего проще, как делать такого рода предложения. Вы ведь не окажетесь вынужденным спускаться на тысячу футов под воду вместе с потенциальным убийцей, как, Николсон? Так или не так? И вам не придется всякий раз, глядя на коллег по спасательной операции, думать: этот? Или этот? Или тот. может быть?..

— Что касается меня, то я более чем уверен, что подобного более не произойдет, — сказал Николсон без особенной, впрочем, уверенности в голосе.

— А могу я спросить, что вам дает основание для такого заявления?

— А то и дает, что русские агенты без надобности не убивают. Профессиональные русские шпионы убивают лишь в случаях крайней необходимости.

— Русские агенты?! — Сэндекер поперхнулся и с выражением полнейшего недоумения на лице уставился на Николсона. — Вы хоть сами-то понимаете, о чем говорите? Какие тут еще русские?!

— Самые что ни на есть обыкновенные. Агенты, вроде того, который работает на военно-морскую разведку русских. И который убил Генри Манка.

— Да, но почему вы столь уверены? У вас же, насколько я понимаю, нет решительно никаких оснований?

— В обиходном смысле вы правы. Стопроцентных доказательств у меня пока что нет, и потому я готов предположить, что Манка убил кто-то, с кем Генри разошелся, скажем мягко, во мнениях. Подобная версия также не исключена. Однако же есть все основания предполагать, что это дело рук агента, находящегося на содержании у русских.

— Но при чем тут Манк? — недоуменно спросил Сэндекер. — Он ведь всего-навсего был специалистом по оборудованию. Какую, интересно, угрозу специалист по оборудованию мог представлять для русского шпиона?

— Я полагаю, что объяснение лежит в иной плоскости. Скажем, Генри Манк, неожиданно оказался свидетелем чего-то такого, что видеть не должен был никто. И его просто-напросто убрали, как элементарного свидетеля. Только и всего, — спокойным тоном резюмировал Николсон. — Но и это ведь еще не все. Видите ли, имеются также основания предполагать, что среди тех, кто принимает участие в операции по спасению «Титаника», не один, а два русских агента.

— Ну, это уж — извините…

— Конечно, я понимаю вас, только прошу иметь в виду, что мы в своей области профессионалы, адмирал. У нас есть некоторый опыт в обнаружении агентов.

— И кто же эти двое, по-вашему? — грозно спросил Сэндекер.

Николсон беспомощно развел руками.

— Прошу меня простить, адмирал, но я вам рассказал все, что считал возможным рассказать. Могу лишь добавить, что, согласно агентурным сообщениям, эти двое агентов проходят под кодовыми именами «Серебряный» и «Золотой». Пока, однако же, их настоящие имена остаются для нас неизвестными.

Взгляд Сэндекера сделался жестким.

— А что, если мои люди обнаружат этих агентов?

— По крайней мере, я надеюсь хотя бы на некоторое с вашей стороны сотрудничество. Если ваши сотрудники обнаружат, вычислят, короче говоря, если они узнают русских агентов, мне бы очень хотелось, чтобы до поры до времени они держали язык за зубами.

— Но ведь может так случиться, что те двое застопорят всю операцию по спасению «Титаника»?

— Скажу лишь, что мы искренне надеемся на сравнительно мирные намерения русских. Иначе говоря, я не думаю, что в задачу агентов входит уничтожение как принципиальный элемент деятельности.

— Сумасшествие, прямо-таки чистейшей воды сумасшествие, вот что я скажу, — пробормотал Сэндекер. — Вы-то хоть понимаете, чего хотите от меня?

— Несколько месяцев назад Президент задал мне тот же самый вопрос. Я ответил ему, и могу в точности так же ответить вам. Нет, я не понимаю. Я в курсе того, что ваши усилия преследуют не только поднятие «Титаника» со дна океана, но и что-то еще, о чем, однако, Президент не посчитал возможным рассказать мне.

Сэндекер плотно сжал губы.

— Ну, ладно, а если я соглашусь на ваше предложение, что тогда? Что я получу от вас?

— Тогда я буду вам сообщать обо всех новостях касающихся этого дела. А как только наступит подходящая минута, я дам знак, и вы сможете препроводить обоих этих агентов в каталажку.

Некоторое время адмирал сидел молча, не двигаясь и даже не изменяя выражения лица. Когда же наконец он заговорил, Николсон обратил внимание на чрезвычайную суровость тона:

— О’кей, Николсон, будь по-вашему. Но сразу хочу вам сказать, молитесь изо всех сил, чтобы больше ничего не произошло с моими людьми. Не дай Бог, случится какая авария, или тем более — убьют еще кого-нибудь… Тогда последствия для вас окажутся чудовищными. Вы даже представить себе не можете, что тогда произойдет, Николсон, даже отдаленно представить…

Глава 43

Пиджак весьма существенно пострадал от весеннего дождя: ткань промокла, на брюках появились отвратительные пузыри. Словом, Мел Доннер переступил порог дома Мари Шелдон не в самом своем презентабельном виде.

— Ничего страшного, — сказал он. — Это будет уроком. А то все никак не могу привыкнуть класть в машину зонт. Вот и поплатился. Впредь наука… — Вытащив из кармана носовой платок, Доннер попытался стряхнуть с ткани крупные капли.

Мари закрыла входную дверь и с видимым любопытством посмотрела на него:

— Скажите, пожалуйста… Все флаги в гости, так это называется.

— Пардон?

— У вас вид, между нами говоря, еще тот! — голос при этом был у Мари кокетливый, а слова прозвучали, как некий сложный музыкальный проигрыш. — В такой одежде выходить на люди, ей-богу, не стоит. Вам нужно обсохнуть и привести себя в порядок. А имела я в виду лишь то, что само, кажется, небо привело вас в мой скромный дом. Доннер на мгновение сощурился — но, впрочем, это длилось буквально мгновение. Затем он открыто улыбнулся:

— Прошу прощения, меня зовут Мел Доннер, я старинный приятель вашей подруги Даны. Могу ли я видеть ее?

— Я так сразу и подумала, что если незнакомый мужчина стучится в дверь моего дома — то это уж наверняка не ко мне. — Она приятно улыбнулась. — Меня зовут Мари Шелдон. Пожалуйста, присаживайтесь, располагайтесь поудобнее, а я тем временем поставлю кофе и позову Дану.

— Спасибо. Кофе очень кстати.

Мари направилась на кухню. Доннер оценивающе посмотрел ей вслед. Ноги хозяйки были голые, тем и хороши, бедра под короткой, теннисного образца, белой юбкой завлекательно покачивались из стороны в сторону в такт шагам владелицы.

Вернулась Мари с чашкой кофе.

— Прошу вас… По выходным Дана делается неженкой и лентяйкой, знаете. Часов до десяти не поднимается с постели. Я схожу и потороплю, с вашего разрешения.

Чтобы чем-то себя занять, Доннер принялся изучать корешки книг на полке, которая помещалась возле камина. Он часто развлекался подобным образом: разглядывал книги, чтобы понять характер и наклонности владельца дома. Книжная полка может сказать про хозяина гораздо больше, чем принято думать.

На этой полке был представлен обычный женский набор: чуть-чуть поэзии, «Пророк», "Рецепты блюд специалистов «Нью-Йорк Тайме», немного готики, несколько бестселлеров. В данном случае Доннера больше интересовали не сами книги, но их расположение по различным полкам. Любопытным показалось ему также и то, что между «Физикой интерконтинентальных лавальных сдвигов» и «Геологией подводных каньонов» обнаружился толстенький том «Толкование женских сексуальных сновидений» и тоненькая обложка «Истории О». Только Доннер потянулся было к этой последней, как услышал шаги по лестнице. Он обернулся как раз в тот момент, когда Дана входила в комнату.

Приблизившись, она обняла его:

— Мел, я так рада видеть тебя, если бы ты знал…

— Выглядишь ты изумительно, — сказал он. — На удивление просто.

И он не лукавил. Прежнее напряжение оказалось начисто смытым с ее лица. Выглядела Дана более раскованной, улыбка у нее получалась естественной и приятной.

— Как поживает холостяк? — поинтересовалась она. — Как ты заманиваешь бедных, невинных девушек на этой неделе? Небось, представляешься нейрохирургом или астронавтом?

Доннер погладил себя по животу.

— Знаешь, я решил отложить историю про астронавта до тех пор, когда немного похудею. Я скажу по секрету, что, если бы я мог сказать, что занимаюсь подводными работами, это прозвучало бы ничуть не хуже. Нет такой девочки в вашингтонских барах, которая не соблазнилась бы специалистом подводником. Тем более, что вокруг поднятия «Титаника» сейчас такой шум подняли. Обязательно представлюсь подводником, причем в самое же ближайшее время.

— А почему бы не сказать этим девочкам правду? В конце концов, ты один из лучших физиков в Америке, чудак человек. Этим гордиться нужно.

— Гордиться-то нужно, ты права, но получается как-то так, что если говорить правду, никакого кайфа. И потом, женщине, как правило, бывает нужно, чтобы партнер оказался немножечко актером.

Она кивнула в сторону почти допитого кофе:

— Может, еще сварить?

— Нет, спасибо, — он вежливо улыбнулся, а когда улыбка растаяла, лицо Доннера превратилось в этакую официальную маску. — Ты догадываешься, почему я здесь?

— Догадываюсь.

— Меня очень беспокоит Джен.

— Равно как и меня.

— Ты могла бы вернуться…

Дана решительно посмотрела в глаза Мелу.

— Ты никак не хочешь понять — Ему без меня плохо, но как только мы окажемся опять вместе, ему будет еще хуже.

— Ты нужна ему.

Она протестующе замотала головой.

— У него есть любовница, и эту любовницу зовут Работа. Обо мне он вспоминал разве только в минуты фрустрации. Он расстроен — он вспоминает про меня, у него все идет нормально — он меня в упор не видит.

И мне, поверь, прямо-таки осточертело быть на положении громоотвода. Я превратилась в какой-то прибор для снятия его стрессов, которые он наживает на своей работе. Разве это не понятно, Мел? Я для того и удрала от Джена, чтобы он не доконал себя и меня в том числе. — Дана отвернулась, прижала ладони к лицу, а через несколько секунд повернулась к собеседнику, такая же спокойная и уравновешенная, как и прежде. — Для того чтобы наши отношения изменились, не мне нужно бежать к нему, а как раз ему необходимо бросить эту чертову работу, вернуться к преподавательской деятельности, то есть, к тому, что он умеет и что он любит делать. Только лишь тогда может что-то измениться между ним и мной.

— Мне, пожалуй, не следовало бы тебе этого говорить, — сказал Доннер, — но если ничего не произойдет сверхъестественного, что маловероятно, то мы закончим работу над нашим проектом совсем скоро, может быть, уже через месяц. Это, конечно, в случае, если все и дальше пойдет по плану. И тогда Джена уже ничего более не будет удерживать в Вашингтоне. Если захочет, он вполне сможет тогда вернуться к преподаванию.

— А как насчет ваших контактов с правительством?

— Финита. Никаких контактов. Мы с ним подписали контракт лишь на время проведения работ по проекту. Завершится работа, и мы свободны, как ветер. Откланяемся и — привет горячий! Нужно будет вновь возвращаться в университет, туда, откуда мы пришли.

— Но ведь еще неизвестно, захочет ли Джен видеть меня…

— Я его хорошо знаю, — сказал Доннер. — Он из тех, кого называют однолюбами. Он будет тебя ждать… Если, разумеется, у тебя за это время никого не появилось…

Она посмотрела на него с некоторым недоумением.

— А почему у меня должен был кто-то появиться?

— Видишь ли, я случайно оказался в прошлую среду в ресторане Уэбстра.

«Боже ты мой, — подумала Дана. — За все месяцы у меня свиданий было — по пальцам можно пересчитать. И вот — пожалуйста…»

А ведь там и не было ничего. Просто она и Мари, да еще двое парней из НУМА, из научной морской лаборатории, устроили себе небольшой дружеский ужин, было немного флирта и никакого секса.

Она поднялась и посмотрела на Доннера.

— Почему-то ты, равно как и Мари, равно и сам Президент — все вы ожидаете, когда это я образумлюсь и на карачках приползу к Джену. Вы все уверены, что я для него как старая тюремная койка, без которой наш гениальный физик уснуть не может. И ведь за все это время никому из вас даже в голову не пришлю поинтересоваться, как Я себя чувствую. Какие я испытываю чувства, и какие у МЕНЯ огорчения. Так что, идите-ка вы все к чертовой матери. Я взрослая самостоятельная женщина и могу распоряжаться собой так, как считаю нужным. И запомни, что если я все-таки вернусь к нему, то вернусь только тогда, когда сочту необходимым, черт вам побери! А если у меня возникнет желание забраться в постель к кому-нибудь другому. и пойду и заберусь, не спрашивая при этом ваших советов.

С этими словами Дана повернулась и выбежала из комнаты, оставив смущенного и сконфуженного Доннера в одиночестве.

Поднявшись к себе в спальню, Дана бросилась на постель лицом в подушку. Никогда, никогда больше не будет в ее жизни такого человека, как Джен Сигрем. И она обязательно вернется к нему, она не может не вернуться… Дана перестала плакать лишь тогда, когда выплакала все накопившиеся слезы.


Одна стена, сплошь из зеркального стекла, отражала диск-жокея и огромные четыре динамика, подкрепленные всякой иной аппаратурой. На площадке яблоку негде было упасть. На стенах и потолке дискотеки вспыхивали яркие лампы, в лучах которых поднимались густые волны сигаретного дыма. Доннер сидел за столиком в одиночестве, флегматично рассматривая энергичные вихляющиеся под темпераментную музыку пары.

Неожиданно к нему подошла маленькая изящная блондинка, остановилась и спросила:

— Господин из-под дождя, не так ли?

Доннер взглянул на нее, тотчас же вскочил и, одернув пиджак, уточнил:

— Мисс Шелдон, если не ошибаюсь?

— Если не затруднит, то — Мари, — сказала она своим приятным певучим голосом.

— Вы тут одна?

— Хуже. Я с женатыми друзьями. Третье ухо, пятое колесо… Так это называется.

Доннер проследил взглядом за ее неопределенным жестом, однако решительно не смог понять, кого же именно в густой толпе Мари имела в виду. Он отодвинул для нее стул.

— Считайте, что у вас теперь появился кавалер. На счастье в этот момент проходила возле столика официантка, и Мел Доннер сумел не только привлечь ее внимание, но даже смог проорать заказ — пару коктейлей. Повернувшись к своей даме, он увидел на ее лице приятную и явно одобрительную улыбку.

— Знаете, господин Доннер, для физика вы обладаете вполне мужскими ухватками. В вас даже есть что-то от профессионального хвата.

— Черт, а я-то собирался сегодня закосить под шпиона из ЦРУ…

Мари улыбнулась.

— Дана как-то рассказывала мне о ваших, скажем так, эскападах. Как вы пудрите мозги молоденьким вашингтонским девочкам. Впрочем, вам должно быть стыдно, не так ли?

— А вы меньше слушайте и еще меньше верьте тому, что слышите. Поскольку на самом-то деле я очень застенчивый человек, а когда дело доходит до женщин, так просто теряюсь. Кроме того, я интроверт, если это вам что-нибудь говорит…

— В самом деле?

— Честное благородное! — он вовремя успел поднести ей зажигалку. — А могу я узнать, что в этот вечер поделывает наша дорогая Дана?

— А вы непростой человек, господин Доннер! Так я вам все и рассказала…

— Нет, вы, наверное, не совсем поняли. Я просто…

— Вы просто забыли о том, что жизнь Даны вас решительно не должна касаться, вот что вы забыли, мой чудный мистер Доннер. И тем не менее, я вам скажу, что в это самое время наша Дана плывет себе в Северной Атлантике.

— Отдых ей не помешает.

— Вы хотели у меня выведать насчет Даны, вы своего добились. Теперь подумаем о маленьком вознаграждении. Что вы могли бы предложить вашей очаровательной незнакомке? — осведомилась Мари. — Да, вот еще что. Раз уж вы в осведомителях у Джена Сигрема, то когда будете передавать ему, не забудьте упомянуть, что Дана вовсе не отдыхает, а напротив — работает. Ее послали в Северную Атлантику с группой журналистов, которым не терпелось прибыть на то место, где производятся спасательные работы над «Титаником». Наша Дана сейчас исполняет роль кого-то такого, вроде крутого специалиста, помноженного на очаровательную мадам с примесью любимой мамочки… Всем рассказать, на всех угодить — в таком роде.

— Именно это я и хотел от вас узнать.

— Вам достало мужества признаться, и это делает вам честь, — она кокетливо повела глазами. — Ну а теперь, после того, как выполнены ваши шпионские обязанности, почему бы вам, господин Доннер, не заняться мной, а? Не дать мне понять, что хотели бы меня видеть в менее, скажем, шумной обстановке?

Доннер изобразил на лице некоторое удивление.

— Мне казалось, что дамочки вашего сорта всегда носят с собой приготовленную фразу: «Но ведь мы едва знакомы?!» Или я не совсем прав?

Она на секунду задумалась, пожала плечами, взяла Доннера за руку и поднялась из-за стола.

— Пойдем?

— Могу я узнать, куда именно?

— К тебе, — на манер озорной девочки произнесла Мари.

— Ко мне?! — переспросил Доннер, не привыкший к столь быстрому развитию событий.

— Конечно. Мы ведь будем заниматься любовью, разве не так? Потому как если двое взрослых людей серьезно подумывают о браке, каким еще образом они могут определить, что именно подойдет, а что нет? Другого способа не существует.

Глава 44

Питт поудобнее устроился в кресле и принялся рассматривать, как за окном его вагона тянулся скучный Девонский сельский пейзаж. По хайвею в направления Доулиша мчались тяжелые грузовики. Какое-то время ему были видны небольшие траулеры, направлявшиеся на свой ежедневный рыбный промысел. Затем оконное стекло оказалось подернуто влажной пеленой: это был не дождь, а водная пыль, залепившая вагонное стекло, смешав до неразличимости предметы и краски по ту сторону окна. Питт вновь обратился к раскрытому журналу, который лежал на коленях. Послюнявив указательный палец, Питт начал скучающе перелистывать глянцевые страницы, не понимая смысла попадавшихся заголовков.

Если бы еще каких-нибудь два дня тому назад ему сказали, что нужно будет уехать из района проведения спасательной операции, он бы не поверил своим ушам. А если бы ко всему прочему те же самые два дня назад нашелся человек, предложивший съездить в городок Тенемаут, Девоншир, с населением в двенадцать тысяч двести шестьдесят человек, в крошечный курортный живописный городок на юго-восточном побережье Англии, причем, съездить для того, чтобы переговорить с умирающим стариком, — Питт небезосновательно решил бы, что у такого человека явно не все дома. И вот однако ж…

Именно адмирала Джеймса Сэндекера должен был Питт благодарить за эту поездку, или «пилигримаж», как сказал сам Сэндекер, разговаривая с Питтом в вашингтонской штаб-квартире НУМА. Речь шла о том, чтобы съездить к самому последнему из оставшихся в живых члену команды «Титаника».


— Спорить на эту тему считаю бесполезным, — заявил с присущей ему категоричностью адмирал Сэндекер. — Ты едешь в Тенемаут, и на этом целесообразно поставить точку.

— Как-то все это плохо состыкуется, — сказал Питт, нервно дефилируя вдоль свободной диагонали кабинета и при этом чуть покачиваясь, как если бы ноги продолжали по привычке противодействовать качающейся палубе «Каприкорна». — В самый ответственный момент операции вы снимаете меня с корабля и приглашаете на берег, где я узнаю, что у меня, оказывается, на борту находятся два русских агента неустановленной наружности и что у этих агентов, по существу, имеется карт-бланш на убийство любого, кого им вздумается устранить. Тут же я узнаю, что эту карт-бланш практически выписало им ЦРУ. А в довершение я получаю приказ ехать в Англию, чтобы присутствовать при последнем издыхании какого-то моряка, которому сто лет в обед…

— Этот, как ты выразился, «какой-то моряк» — единственный член команды «Титаника», кто еще жив.

— Да, но ведь мы заняты операцией по спасению лайнера, — еще раз посчитал необходимым напомнить Питт. — Согласно данным наших компьютеров, в ближайшие трое суток «Титаник» может освободиться от грунта, понимаете? В любую минуту может начаться заключительный этап операции.

— Спокойнее, Дирк. Завтра утром ты уже будешь на палубе своего «Каприкорна». У тебя еще уйма времени, прежде чем «Титаник» пойдет на всплытие. А в твое отсутствие Руди Ганн сумеет позаботиться сумеют обо всем не хуже тебя самого.

— С вами, признаюсь, очень сложно разговаривать, — Питт развел руками, как бы признавая капитуляцию. — Что тут еще скажешь…

Сэндекер покровительственно улыбнулся.

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь… Ты уверен, что лучше тебя со всем этим делом никто не сумеет справиться. Если хочешь, я могу тебе кое-что рассказать. Там, в Атлантике, находится самая квалифицированная, самая талантливая и хорошо оснащенная команда подводников, какую только знала современная история цивилизации. Ты вполне можешь положиться на меня, я знаю, о чем идет речь. Даже если «Титаник» и пойдет на поверхность, эти парни уж как-нибудь сумеют обо всем позаботиться. Во всяком случае, тридцать шесть часов без тебя они худо-бедно, но проживут.

Питт улыбнулся одними губами.

— Когда прикажете ехать?

В аэропорту Далласа, в одном из наших ангаров, тебя уже дожидается реактивный «Лир». Полетишь прямиком в Экстер, а уже оттуда на поезде доберешься да Тенемаута.

— Должен ли я по завершению поездки прибыть вновь в Вашингтон и доложить вам о результатах?

— Нет, зачем же. Из Англии ты прямиком отправишься на «Каприкорн», где встретишься со мной и расскажешь, как там и что.

Питт вопрошающе посмотрел на адмирала.

— На «Каприкорн»?

— Ну, разумеется. Ведь ты сам посуди, если тебе вздумалось в столь ответственный момент операции съездить отдохнуть в Англию, то для меня это еще совсем не повод пропускать момент всплытия «Титаника». Так ведь? В случае, если лайнер вдруг вздумает подняться раньше срока, а?

Сэндекер изобразил прямо-таки сатанинскую улыбочку. изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расхохотаться при виде Питта, лицо которого выглядело одновременно обиженным и унылым.


На вокзале Питт взял такси и по узенькой улочке направился вдоль эстуария к небольшому коттеджу, фасадом обращенному в сторону моря. Заплатив таксисту, Питт открыл створку увитых декоративной лозой ворот и зашагал по дорожке, с обеих сторон обсаженной кустами роз. Он постучался в дом, и на его стук дверь отворила девушка с глазами такой васильковой глубины и с такими рыжими, аккуратно подстриженными волосами, что было на что засмотреться. У девушки, как только она заговорила, обнаружился забавный шотландский акцент.

— Доброе утро, сэр.

— Доброе, — сказал он и кивнул. — Меня зовут Дирк Питт, и мне хотелось бы…

— Ну разумеется, разумеется. Мы получили телеграмму адмирала Сэндекера и таким образом узнали, что вы скоро должны приехать. Входите, прошу вас, коммодор ждет вас.

Девушка была одета в чистенькую наглаженную белую блузку, заправленную в зеленую юбку. Поверх блузки был надет шерстяной свитер также зеленого цвета. Вслед за девушкой Питт прошел в гостиную коттеджа. Она имела уютный обжитой вид: в камине весело потрескивали дрова, освещая и согревая комнату. Если бы даже Питт не знал о том, что тут живет отставной коммодор, то по интерьеру комнаты мог бы легко об этом догадаться. На всех полках и полочках во множестве стояли разные модели кораблей, от крошечных до вполне солидных, по всем четырем стенкам висела уйма репродукций и фотографий знаменитых судов прошлой эпохи. Перед окном на специальной подставке был Укреплен телескоп, выполнявший тут, судя по всему, функцию подзорной трубы. Объектив был обращен в сторону моря. На одной из стен висело массивное рулевое колесо старинного корабля: деревянная хорошо отполированная руками и воском поверхность поблескивала в лучах отраженного света, как бы ожидая прикосновения сильной руки рулевого.

— У вас такой вид, словно вы плохо спали, — сказала девушка Питту. — Может быть, позавтракаете с дороги?

— Сообразно канонам элементарной вежливости мне бы следовало отказаться, однако мой желудок не может себе позволить такой вежливости. Так что, если вам не трудно…

— О, я знаю, что американцы очень любят поесть, так что, если бы вы и попытались изменить этот ваш национальный имидж, я бы лишь расстроилась и все.

— В таком случае, я приложу все силы к тому, чтобы максимально укрепить миф об обжорах янки, мисс…

— О, ради Бога, извините, я даже не представилась… Меня зовут Сандра Росс, я правнучка коммодора.

— Насколько я понимаю, вы ухаживаете за ним, не так ли?

— В некотором смысле. Я ведь работаю с «Бристол Эрлайнз», интендант полетов. Так что когда у меня полет, за ним присматривает одна из здешних местных женщин, — Сандра изящно взмахнула рукой в направлении, где, очевидно, жила эта неназванная женщина. — Пока я вам готовлю перекусить, вы вполне могли бы поговорить с дедом. Он очень стар, как вы понимаете, но безумно хочет, чтобы вы рассказали, как именно обстоит дело с извлечением «Титаника».

С этими словами Сандра подошла к одной из дверей, легко постучала и, не дожидаясь разрешения, приотворила дверь.

— Коммодор, тут приехал господин Питт, он хочет вас видеть.

— Проси его, — раздался старческий надтреснутый голос, — пока я не помер.

Девушка распахнула дверь и чуть посторонилась, пропуская Питта в спальню.

Коммодор сэр Джон Л. Бигалоу полулежал на койке, подложив под спину подушку. Он посмотрел своими темно-голубыми глазами на вошедшего Питта: в этом взгляде прочитывалась некоторая трогательная мечтательность ушедшего навсегда века. На голове у старика можно было различить несколько поседевших до снежной белизны волос. Столь же безукоризненно белым был и цвет его бороды. Лицо старца сохраняло красноватый оттенок, свойственный представителям сугубо мужских профессий, вроде профессиональных охотников или, скажем, тех же моряков, например. На старике был надет разорвавшийся свитер под самое горло, несколько напоминающий пижаму эпохи Чарльза Диккенса. Он протянул Питту сухую сморщенную руку, которая оказалась уверенной и на удивление крепкой.

Во время рукопожатия Питт внутренне поразился несоответствию между внешним видом руки и крепостью пожатия.

— Я необыкновенно рад встрече с вами, коммодор, тем более что много слышал и даже читал о том, как вам удалось спастись после крушения «Титаника».

— Если бы вы только знали, до чего мне все это осточертело, — ворчливо сказал он. — Ведь худо-бедно, я после того прошел через обе мировые войны, в мой корабль угодила торпеда, я спасся на одном из обломков судна — да и вообще, чего только в моей жизни не приключалось, однако стоит только мне встретиться с новым человеком, и меня почему-то начинают расспрашивать именно о «Титанике». — Он указал рукой на стул. — И ради Бога, не стойте столбом, как юнга в первом рейсе. Садитесь, прошу вас, садитесь.

Питт счел за благо последовать приглашению.

— И рассказывайте мне все, что вы знаете про «Титаник». Что с ним? Как он выглядит после стольких лет на дне? Ведь когда я был зачислен на «Титаник», я был совсем еще мальчишкой. Но тем не менее каждый винт на судне помню, каждый закоулочек, каждую палубу.

Сунув руку в карман плаща, Питт вытащил конверт с фотографиями.

— Вот тут, — сказал Питт, — несколько сделанных недавно снимков «Титаника». По ним вы сможете судить о том, как сейчас выглядит корабль. Снимки были сделаны буквально несколько недель назад с одной из наших подлодок.

Коммодор Бигалоу нацепил очки в старенькой оправе и принялся внимательно, с большим интересом, изучать фотографии. Массивные корабельные часы, укрепленные на стене как раз над койкой коммодора, отсчитывали минуту за минутой, покуда старый моряк, погруженный в воспоминания своей молодости, медленно перетасовывал снимки. Затем он как бы очнулся и задумчиво посмотрел на Питта.

— Да, скажу я вам, это был корабль что надо! Таких кораблей, как этот, немного. Всем кораблям корабль, вы уж поверьте мне, старику, на слово. Я ведь плавал на самых известных: на «Олимпике», на «Аквитании», на «Куин Мэри»… Они были все превосходно сделаны, спору нет, все были очень современными и маневренными для своего времени, однако же «Титаник» — это, скажу вам, совершенно особый случай. «Титаник» был так тщательно сделан, с таким вкусом, так роскошно… Одни гостиные чего стоили! А инкрустированные деревянные панели?.. Это был совсем, совсем особенный корабль, самый, пожалуй что, изысканный.

— За эти годы «Титаник» сделался еще более загадочным, — позволил себе ремарку Питт.

— Во-он там, поглядите, — Бигалоу показал на один из фотоснимков на стене спальни. — Как раз на крыше, на фоне вентилятора, рядом с офицерскими каютами. Именно на этом месте я и находился в тот момент, когда «Титаник» погрузился под воду. Опора ушла из-под ног, и я очутился в океане… — В эту секунду коммодор заметно помолодел, словно нахлынувшие воспоминания стерли морщины с лица. — А вода-то была в ту ночь, доложу вам, такая холодная! Градуса четыре ниже точки замерзания, вот какая была в тот день вода.

Старик принялся подробно рассказывать Питту о том, как плыл в ледяной воде, как по чистейшей случайности рукой нащупал плававшую веревку, другой конец которой оказался прикреплен к перевернутой вверх дном шлюпке… Вокруг была каша из человеческих тел, причем каждый изо всех сил пытался выжить, спастись, каждый кричал и отчаянно барахтался в волнах. Предсмертные хрипы, отчаянные стоны висели в воздухе и делались тише лишь по мере того, как один за другим выбившиеся из сил люди уходили под воду. Бигалоу пришлось провести несколько мучительно долгих часов в океане, удерживаясь с помощью шлюпки на плаву: рядом с ним, также держась за киль, находились еще несколько десятков человек… А какими восторженными криками был встречен корабль «Карпатия», пришедший на место трагедии, чтобы подобрать тонущих!

Бигалоу ностальгически вздохнул, снял очки и протер увлажнившиеся глаза.

— Должно быть, утомил вас своим рассказом, господин Питт?

— Ну что вы, ни в коем случае, — откликнулся Питт. — Вы так красочно описали происшествие, как будто я сам был там и видел трагедию своими собственными глазами.

— Ну, если так, тогда я вам расскажу еще один небольшой эпизод, — сказал Бигалоу. — Ни одной душе на свете я не рассказывало том, что происходило в последние минуты, прежде чем «Титаник» скрылся под водой. Так что вы, господин Питт, будете первым, кто узнает об этом. Даже когда проводилось расследование, и выяснялись мельчайшие подробности катастрофы, я ни слова не сказал о том, что расскажу сейчас. Об этом ничего не знают ни члены комиссии Сената Соединенных Штатов, ни тем более члены Британского суда, которые в то время проводили расследование. Уж не говорю, что писаки-журналисты не услышали от меня на этот счет ни звука, как ни крутились около, как ни попрошайничали. Так что, сэр, вы — первый и, думаю, последний, кто услышит этот рассказ из моих уст.


Через три часа Питт уже находился в вагоне поезда, который мчал в сторону Экстера. Не чувствовалось ни усталости, ни обыкновенной для всякого дальнего путешествия скуки. Если бы ему нужно было определить свое состояние, он бы, пожалуй, воспользовался словом «восторг». В эту самую минуту «Титаник», на седьмой палубе которого, в грузовом трюме №1 находилась фантастическая поклажа, — «Титаник» казался более, чем когда-либо прежде, желанным для Питта.

«Сотби… — мысленно раздумывал Питт. — Сотби-то какое имеет ко всему этому отношение?..»

В который уж раз он опустил глаза, посмотрел на пакет, переданный ему коммодором Бигалоу. Не осталось даже и тени сожаления из-за того, что пришлось проделать весь этот путь в Тенемаут.

Глава 45

У доктора Райана Прескотта, главы расположенного в городке Тампа, Флорида, Центра НУМА по изучению Ураганов, были все основания рассчитывать, что в этот день он сумеет вовремя уйти с работы, добраться без приключений домой, что у него будет возможность спокойно отдохнуть и поиграть с женой в крибедж. Однако часы показывали, что до полуночи оставались десять минут, а доктор Прескотт все еще сидел за своим рабочим столом, склонившись над снимками, сделанными высокочувствительной аппаратурой со спутника.

— И как только мы приходим к выводу, — ворчливо говорил он, — что знаем все, что имеет смысл знать о шторме, какая-нибудь мерзость вдруг портит нам всю картину, и все прежние наработки тотчас же летят к чертям.

— Ураган в середине мая… — его помощница, мучительно боровшаяся с зевотой, все же зевнула. — Извините… Ураган, хочу сказать, в мае — это как раз для книги рекордов.

— И решительно не могу понять, откуда он взялся… Обычно сезон ураганов длится с июля по сентябрь. И почему этот решил оформиться за два месяца до срока? Ума не приложу!

— Равно как и я, — ответила помощница. — Скажите, а как по-вашему, куда он направляется, этот наш торопыга?

— Пока еще рано что-либо на сей счет говорить, — сказал Прескотт. — Зародился он, как и всегда зарождаются ураганы: огромная область низкого давления, вдобавок сырой воздух, большая влажность, закрученность против часовой стрелки, под воздействием вращения Земли. Все, вроде бы, идет нормально, однако вот тут и начинаются сюрпризы. Обычно для того, чтобы как следует созреть, развиться, окрепнуть, воздушной волне в несколько сотен миль шириной требуется несколько недель, а то и несколько месяцев. А этот, как вы изволили заметить, торопыга управился в восемнадцать с небольшим часов.

Прескотт вздохнул, поднялся из-за стола и направился к стене, на которой висела огромная таблица. Заглянув предварительно в свои собственные записи, он отметил параметры: точка зарождения, условия атмосферы в том районе, скорость передвижения урагана. После этого Прескотт начал фантазировать на тему возможного направления движения, отмечая чуть различным карандашным пунктиром путь к Западу от точки, расположенной в ста пятидесяти милях на северо-восток от Бермудских островов. Линия все ближе подходила к обозначенным на карте контурам Ньюфаундленда.

— Если этот торопыга не позаботится о том, чтобы хоть как-то намекнуть, куда именно он держит путь, я могу лишь так вот предсказать его возможный маршрут, — доктор Прескотт сделал небольшую паузу, ожидая, что услышит от своей ассистентки подтверждение своей версии. Но не дождавшись, вынужден был спросить: — А ваше мнение на этот счет?

Не услышав ответа, он обернулся, чтобы еще раз, более внятно, повторить обращенный к помощнице вопрос — но так и не повторил. Женщина спала, положив голову на локоть. Мягко, как бы одновременно и желая и боясь разбудить, он потряс ее за плечо. Женщина открыла глаза.

— Сейчас мы уже ничего тут не сможем сделать, — вполголоса сказал он. — Давайте-ка отправимся по домам. Выспимся… — Он махнул рукой в сторону настенной карты. — При некотором везении, хотя шансы не больше, чем тысяча к одному, но все-таки при некотором везении вся эта штука может к утру сама рассосаться. Так что мы с вами придем на работу, а вместо нашего торопыги останется лишь локальный шторм.

Доктор изо всех сил старался говорить уверенно, однако против его желания неуверенность явно сквозила в голосе.

На что доктор не обратил внимания, так это на тот факт, что прочерченная им на карте линия предполагаемого движения урагана проходила как раз через район с координатами 41°46 северной долготы и 50°14 западной широты.

Глава 46

Капитан Руди Ганн стоял на капитанском мостике «Каприкорна» и внимательно смотрел на запад, где из великолепной, безупречной синевы неба соткалось едва различимое пятнышко. Какое-то время это пятно висело неподвижно, не изменяя своих контуров и не перемещаясь: просто темно-синее пятно, крошечная точка, поставленная некоей рукой над линией горизонта. Почти в одно мгновение точка превратилась в овал, овал приобрел Различимые контуры вертолета.

Вертолет быстро приблизился, завис над палубой и, мягко сел на вертолетную площадку в кормовой части судна, визг турбин стих. Подъемный винт по инерции еще вращался, однако было заметно, что и он выдыхается.

Ганн направился к вертолету в тот самый момент, когда правая бортовая дверца открылась, и вышел Питт.

— Удачно съездил? — поинтересовался Ганн.

— Есть кое-что, — неопределенно ответил Питт. Дирк Питт обратил внимание на странное выражение лица Ганна: морщины вокруг маленьких глаз моряка образовали сетку, взгляд был угрюмым.

— Ты сейчас похож на ребенка, у которого отобрали рождественский подарок, Руди. Какие проблемы?

— Подлодка «Дип Фантом», которая принадлежит «Ураниус Ойл», угодила в капкан.

Несколько секунд Питт молчал. Затем спросил:

— Что адмирал Сэндекер?

— Поставил всех на уши. Он считает, что, поскольку судном обеспечения у «Дип Фантом» был «Бомбергер», то именно с «Бомбергера» нужно проводить спасательную операцию, не дожидаясь твоего приезда.

— Ты сказал — «Бомбергер» был, словно мы можем потерять «Дип Фантом», а?

— Похоже, ничего хорошего. Пойдем наверх, я познакомлю тебя с деталями случившегося.

В командной рубке «Каприкорна» явственно чувствовалось напряжение и даже отчаяние. Обыкновенно очень общительный и чрезмерно шумный, Джиордино при появлении Питта лишь молча кивнул, обойдясь без формальностей. Войдя в рубку, Питт застал Бена Драммера за переговорами с застрявшей около «Титаника» субмариной: преувеличивая не испытываемый в действительности прилив оптимизма, Драммер как мог, пытался вселить чувство уверенности в подводников «Дип Фантом». Контраст между бодрым голосом Бена Драммера и глазами, полными отчаяния, поразил Питта. Рик Спенсер, инженер по оборудованию, отрешенно смотрел на мониторы. Остальные члены команды молча и сосредоточенно занимались своими делами.

Ганн незамедлительно принялся рассказывать о том, как же обстоят дела:

— Еще два часа тому назад подлодка должна была всплыть и переменить команду. Сейчас на ее борту находятся Джо Киль, Том Чавец, Сэм Меркер…

— Тот самый Меркер, который вместе с тобой исследовал Лорелею на «Сапфо-1»? — поинтересовался у него Питт.

— Равно как и Манк, — грустно подтвердил Ганн. — Вообще у меня такое, знаешь, чувство, что мы словно проклятый экипаж, навлекли небесный гнев, что-то в таком духе…

— Дальше.

— Они находились у правого борта «Титаника», рядом с полубаком, устанавливали там очередной клапан для снятия давления. Неожиданно подлодка зацепила кормой за грузовой кран «Титаника». Не зацепила, собственно, а так, чуть тиранулась. А там болты все насквозь прогнили и сорвались, и деррик-кран упал на них, на внешние баки «Дип Фантома», пробил металл. Через эту дыру в корпус лодки налилось тонны две воды, которая и прижала подлодку к палубе «Титаника».

— Когда это случилось? — спросил Питт.

— Три с половиной часа назад.

— Почему тогда у всех такое похоронное настроение? Посмотришь на твоих людей, так и впрямь пойдешь ко дну, даже и без пробитых баков. На «Дип Фантом» сжатого воздуха столько, что лодка может там лежать больше недели. За это время «Сапфо-1» и «Сапфо-II» сто раз успеют откачать из ее внешних баков воду; заделают дыру, и все будет в лучшем виде, капитан.

— Не все так просто, как ты думаешь, — сказал Ганн. — Если у нас и есть время, то не больше шести часов.

— Почему именно шесть?

— Я тебе главного еще не сказал, — Ганн сощурился, как от яркого света, и посмотрел в глаза Питту. — Понимаешь, когда деррик-кран упал на лодку, удар оказался настолько мощным, что один из сварных швов на корпусе разошелся. И под давлением вода просачивается уже прямо в кабину, причем собирается в минуту галлона по четыре. А чем больше просачивается воды, тем шире оказывается пробоина. А чем шире — тем больше собирается воды… Это еще чудо, что шов совсем не треснул, иначе бы весь корпус лодки оказался разорван, а из парней получилось бы желе, — он поднял голову и посмотрел на циферблат часов, укрепленных над компьютером. — В самом лучшем случае у них имеется часов шесть. Потом в кабине будет столько воды, что все утонут… И самое паршивое во всем этом как раз и заключается в том, что мы совершенно ничего не можем сделать, никак не можем помочь парням.

— А почему бы не залить трещину ветстилом?

— Легко сказать! Та часть корпуса, в которой образовалась пробоина, как раз и прижата к полубаку «Титаника». По распоряжению адмирала к месту проведения работ посланы три подлодки. Им дана команда хоть как-то попытаться раскачать «Дип Фантом», чтобы если не саму лодку высвободить, так хоть получить доступ к пробоине. Они пытались, и у них ни черта не вышло.

Питт опустился в кресло, взял карандаш и принялся делать в блокноте пометки.

— Вот что… На «Си-Слаг» имеется оборудование для резки металла. И вот если бы «Си-Слаг» сумела как-нибудь подобраться к этому деррик-крану…

— Увы… — Ганн в отчаянии помотал головой. — Когда нехорошо, так сразу все нехорошо. Покуда три лодки пытались раскачать «Дип Фантом», как-то так получилось, я не знаю, ну, в общем, у «Си-Слаг» оказался сломан манипулятор. Клешня, иначе говоря. Ее подняли на палубу «Модока», парни посмотрели, говорят: так быстро не починить. — Неожиданно Ганн с силой шарахнул кулаком по застеленному картой столу. — Последняя надежда была на лебедку «Бомбергера». Если бы только нам удалось привязать конец троса к деррик-крану, то лебедкой вполне можно было бы приподнять его и таким образом высвободить подлодку.

— Вот тебе и вызволили «Титаник»! — с выражением сказал Питт, и по его лицу было видно, что он пытается сдержать себя и не выругаться. — Получается, что теперь в нашем распоряжении осталась одна только «Си-Слаг», на которой имеется клешня для проведения работ. И вот эта самая клешня вышла из строя. А без нее мы никак не сможем прикрепить трос к деррик-крану!

Ганн потер уставшие глаза.

— Черт побери, что же это такое… Тысячи часов потрачены, чтобы спланировать, сконструировать и отладить всякую спасательную систему, чтобы просчитать действия экипажа на случай возникновения критической ситуации, и вот происходит вдруг какая-то нелепость, даже глупость — и каждый из нас получает удар ниже пояса. Ни один компьютер не в состоянии предусмотреть и просчитать ситуацию, которая имеет степень вероятности единица к миллиону… То, что произошло, это в буквальном смысле слова — немыслимо! Чтобы вот так глупо, ни с того, ни с сего…

— Да при чем тут компьютеры, о чем ты вообще говоришь?! Компьютеры не выдумывают данных, они лишь обрабатывают те данные, которые туда закладывают, — сказал Питт.

Он подошел к переговорному пульту, взял микрофон из рук Драммера.

— «Дип Фантом», это говорит Питт. Ответьте.

— Рад тебя слышать, — донесся через динамик спокойный голос Меркера, настолько спокойный, что непосвященные могли бы подумать, будто Меркер сейчас лежит на постели у себя дома и разговаривает с Питтом — Нас тут сейчас трое. Если спустишься, будет как раз четверо, и тогда мы сможем сыграть партию в бридж. Как смотришь на такое предложение?

— Я плохо играю в карты, тем более в бридж, — сказал Питт таким голосом, как будто его и в самом деле пригласили сыграть в карты. — Сколько, по-твоему, пройдет еще времени, прежде чем вода зальет аккумуляторные батареи?

— Учитывая ту скорость, с которой вода прибывает, осталось минут пятнадцать-двадцать.

Питт повернулся к Ганну и произнес то, что и без слов было давно уже всем понятно:

— Как только полетят батареи, с ними невозможно будет связаться по радио.

Ганн утвердительно кивнул:

— Там рядом находится «Сапфо-II», чтобы парни не теряли присутствия духа. В настоящее время я не придумаю, что еще мы могли бы для них сделать.

Питт снова нажал на кнопку связи.

— Меркер, как обстоит дело с системой жизнеобеспечения?

— Какая к черту система?! Она приказала долго жить полчаса тому назад. Так что дышим испорченным воздухом.

— Я сейчас вам переправлю «Серц».

— Да, и поскорее. У Чавеца такой запашок изо рта… — Меркер запнулся и уже изменившимся голосом сказал: — Слушай, как бы там все ни обернулось, если мы больше с вами не увидимся, ты имей, пожалуйста, в виду, что в такой дружеской компании нам было приятно подыхать. Тут ведь, кроме всего прочего, столько жмуриков! Ну, будет еще тремя больше…

Все, кто слышал последние слова Меркера о покойниках на «Титанике», чуть побледнели. Все, за исключением разве что Питта.

Нажав кнопку на микрофоне, Питт сказал:

— Мы вас скоро вызволим, и мне хотелось бы, чтобы ваша подлодка, после того, как вы будете спасены, оставалась чистой. Так, чтобы мы могли захотеть еще использовать ее, договорились? Конец связи.

Интересно было наблюдать за тем, как в рубке «Каприкорна» прореагировали на жлобский юморок Дирка Питта. Джиордино, Ганн, Спенсер и другие недоумевающе уставились на Питта. Только Драммер выказал явное раздражение.

Питт коснулся плеча Керли, радиста судна.

— Свяжись с адмиралом, он на «Бомбергере». Только используй, пожалуйста, запасную частоту. Керли поднял голову.

— Это для того, чтобы парни с «Дип Фантом» не подслушали?

— Меньше знаешь, крепче спишь. Есть некоторые вещи, лучше их не знать, — спокойным голосом объяснил Питт. — Соедини меня, да побыстрее, если можно.

— Через считанные секунды в динамике послышался легко узнаваемый голос адмирала Сэндекера:

— «Каприкорн», говорит адмирал Сэндекер, прием.

— Адмирал, добрый день, это Питт. Сэндекер не посчитал нужным тратить время на приветствия:

— Ты уже в курсе?

— Только что Ганн доложил мне, — ответил Питт.

— Стало быть, ты знаешь и про то, что мы сделали все от нас зависящее. Как ни крути, а времени у парней остается в обрез. Если бы у нас было хоть десять часов, мы бы наверняка их спасли.

— Да, но есть же еще вариант, — сказал Питт. — Хотя шансы на успех и не очень велики, тем не менее, сама по себе такая возможность есть.

— Может, поделишься соображениями? Питт несколько секунд поколебался.

— Прежде всего, нужно на минуту позабыть о «Дип Фантом» и сориентировать наши усилия в ином направлении.

Драммер подошел почти вплотную к Питту:

— Сам-то ты понимаешь, что говоришь? Как прикажешь тебя понимать, Питт? Как… Как это вообще можно — забыть про «Дип Фантом»?! — последние слова Драммер выкрикнул в лицо Питту. — Ты с ума сошел?

Питт обезоруживающе улыбнулся своему коллеге.

— Нужно еще раз попытать счастья, но по-другому. Твои парни сделали все, что смогли, у них ни черта не вышло, так? Все, что вы смогли, вы сделали. Результат — ноль целых ноль десятых. Понимаешь, я лично тебя, как, впрочем, и всех твоих ребят очень уважаю, знаю, что вы отличные специалисты. Но дело в том, что вы — профессионалы по спасательным работам на воде, но, извини, ни хрена не смыслите в аварийных работах: тут вы дилетанты. Вы кое-что предприняли, причем предприняли не совсем то, что было нужно. Неудача лишь усугубила итоговый результат: Теперь вы сидите, поджав хвосты, и говорите мне, что все потеряно. А далеко еще не все потеряно, джентльмены. Мы попытаемся вытащить «Дип Фангом» до истечения шестичасового срока, отмеренного подлодке. Тем более, что пока мы тут с вами разговаривали, из шести часов, если мои часы точные, осталось пять часов сорок три минуты.

Джиордино с нескрываемой надеждой посмотрел на Питта.

— Думаешь, еще есть шанс?

— Уверен, что есть. И мы его используем.

Глава 47

Строительные инженеры и исследователи морских специальностей образовывали небольшие группы и, возбужденно переговариваясь, беспорядочно циркулировали от одной кучки собеседников к другой, задевая, а, случалось, и нечаянно толкая коллег. Время от времени кто-нибудь вдруг прерывал разговор, подходил к мониторам и принимался изучать компьютерные распечатки. За большим столом с вместительной чашкой кофе в руке сидел только что прибывший с «Бомбергера» адмирал Сэндекер. После того, что ему доложили, адмирал недоумевающе крутил головой, словно избавляясь от наваждения.

— Все это неслыханно, — сказал он вполголоса, ни к кому не обращаясь. — Подложить взрывчатку под «Титаник» и рвануть, чтобы лайнер начал всплывать, и одновременно, чтобы «Дип Фантом» была освобождена от деррик-крана? Какой-то бред, но уж никак не план по спасению…

— Какие иные способы остаются в нашем распоряжении? — спросил Питт. — Я имею в виду реально осуществимые в остающиеся у нас сроки способы аварийного спасения? А так мы действуем наверняка. Даже если деррик-кран и не отцепится, то все равно «Титаник», поднимаясь на поверхность, увлечет за собой субмарину.

— При всем моем уважении к Питту, я вынужден признать, что этот план — сущее безумие, — сказал Ганн. — При взрыве сотрясение будет столь мощным, что уже имеющаяся в корпусе подлодки трещина тут же превратится в широченный пробой и подводники будут расплющены немедленно.

— Будут расплющены. Но это лишь предположение. Может, будут, а может, нет, — уточнил Питт. — Но даже в том случае для Меркера, Киля и Чавеца куда лучше мгновенная смерть, чем длительная агония, вызванная нехваткой кислорода. Из двух смертей наиболее быстрая всегда предпочтительнее.

— Но ты забываешь о «Титанике», — сказал Ганн. — Мы тогда рискуем взорвать все то, что сделали за эти три жутких месяца работы на глубине.

— Считай, что такова цена нашего спасательного проекта, — ответил ему Питт. — И потом, знаешь, что я тебе скажу? Корпус «Титаника» сконструирован таким образом, что его запас прочности даже превышает соответствующие показатели самых современных судов. Стрингера, балки, переборки и палубы «Титаника» сегодня не менее прочны, чем в день, когда лайнер сошел со стапелей. Корабль выдержит взрыв, а если потребуется, то выдержит и не один такой взрыв. На сей счет ты можешь быть уверен.

— Ты и вправду считаешь, что план сработает? — поинтересовался Сэндекер.

— Безусловно.

— Ты ведь знаешь, что я могу приказать, и ты не посмеешь осуществить задуманное…

— Это я имею в виду, — ответил Питт. — Но тем не менее надеюсь на ваш здравый смысл. Надеюсь, что до момента окончания работ вы будете прислушиваться к моим советам.

Сэндекер потер глаза, медленно потряс головой, как бы желая очнуться. Наконец он сказал:

— О’кей, Дирк. Ты меня убедил.

Питт корректно кивнул и принялся за дело.

Оставалось пять часов десять минут.

На глубине двух с половиной миль, под поверхностью океана, замерзшие, одинокие, притихшие, находились члены команды «Дип Фантом». С ужасом наблюдали они за тем, как дюйм за дюймом прибывала вода. Это походило на погребение заживо. Всякий новый дюйм — как очередной шаг в сторону смерти. Воды набралось столько, что центральная система оказалась уже вне досягаемости. Один за другим коротили и выходили из строя электроприборы. В кабине с каждой новой потухшей лампочкой делалось все более сумрачно, все более жутко. В какой-то момент все трое смогли почувствовать, как холодная, тридцати четырех градусов, вода образует нечто вроде весеннего ручейка под ногами. И все-таки слабый огонек надежды еще теплился в душах подводников.

— Как только выберемся отсюда, — сказал Киль, — я устрою себе настоящий выходной. Пальцем не пошевельну, буду целый день отдыхать и делать, что захочет моя левая нога.

— Опять завел пластинку, — сказал в темноте Чавец.

— Если хотят, пускай меня увольняют, но завтра я целый день буду спать.

Чавец в темноте нашел руку Киля, сжал ее повыше локтя.

— Что ты тут бубнишь?!

— Спокойно, не нужно так волноваться, — сказал Меркер. — Как только вышла из строя система жизнеобеспечения, у него в организме скапливается углекислота. Она может так воздействовать на психику. Я, признаться, и сам начинаю испытывать некие странные ощущения.

— Хоть бы воздух был нормальным, — посетовал Чавец. — Если мы не потонем, то нас расплющит, когда они рванут корпус, а если даже и не расплющит, мы непременно тут задохнемся от собственной углекислоты.

В любом случае виды на будущее у нас не очень-то радужные.

— Ты забыл, что при такой температуре мы просто-напросто можем замерзнуть до смерти. И тогда уж никак не можем воспользоваться предложенными тобою вариантами смерти.

Киль ничего не ответил. Он позволил Чавецу запихнуть себя на верхнюю полку спального отсека. Чавец и сам уселся на нижнюю койку, свесив ноги в сторону.

Преодолевая довольно-таки глубокую воду, Меркер пробрался к переднему иллюминатору и выглянул наружу. Там он смог увидеть лишь неясный силуэт «Сапфо-II» в свете ее же собственных прожекторов. Трагизм создавшейся ситуации заключался в том, что, хотя «Сапфо-II» подошла буквально на расстояние в несколько футов, она ничего не могла сделать, ничего предпринять, чтобы как-то помочь попавшим в капкан подводникам с «Дип Фантом». Обе лодки были окружены чудовищной толщей воды, холодной, черной, враждебной человеку, отважившемуся спуститься сюда. Глядя на «Сапфо-II», Меркер с некоторым удовольствием подумал, что, пока вторая лодка здесь, остается еще некоторая надежда на спасение. Сам же факт, что рядом находились и светили прожекторами коллеги, не оказывал успокаивающего действия на Меркера. Собственно, это не помощь, разве только обозначение участия. Впрочем, это лучше, чем ничего.

На корабле обеспечения «Альгамбра» находились съемочные группы трех крупнейших телевизионных компаний. Телевизионщики от нервного ожидания места себе не находили, слонялись по палубе, совершали массу мелких лишних движений, обменивались пустыми словами и более всего на свете хотели начать съемки. На правом борту плечо к плечу сгрудились корреспонденты множества телеграфных агентств, которые от вынужденного безделья томились не меньше телевизионщиков и в бинокли разглядывали находящийся от них в двух милях «Капри-корн». Фотокорреспонденты в который уж раз замеряли свет, поудобнее устанавливали штативы и целились через объективы на воду в пространство между «Альгамброй» и «Каприкорном», где, скорее всего, и должно произойти то самое чудо, ради которого все они и прибыли сюда.

Зажатая коллегами в углу этакого паллиативного пресс-центра, Дана Сигрем плотнее запахнула непромокаемую теплую куртку, после чего отважно поднялась навстречу десяткам журналистов, которые с профессиональной расторопностью тотчас же сунули ей в лицо свои диктофоны и микрофоны, словно бы то были сладости, которые Дане надлежало отведать.

— Скажите, миссис Сигрем, правда ли, что поднятие «Титаника» на три дня раньше запланированного срока на самом деле объясняется желанием ваших коллег спасти жизнь тем подводникам, которые сейчас оказались запертыми в «Дип Фантом»?

— Скажем так, изменение сроков поднятия «Титаника» объясняется также и этим, — признала она.

— Могу ли я в таком случае заключить, что все прежние попытки спасти подводников окончились полной неудачей?

— В предыдущих случаях возникали определенные сложности, — сказала Дана.

От нервного напряжения ладони Даны покрывались неприятной влагой, и чтобы ее промокнуть. Дана вынуждена была изредка опускать руки в карманы, где лежали платки. Многочисленные встречи с представителями прессы, через которые пришлось ей пройти, оказывали свое действие, и теперь Дана понемногу начинала испытывать недоброе чувство ко всей пишущей братии, профессионально-нахальной и профессионально-любопытствующей.

— Скажите, почему вы уверены, что команда «Дип Фантома» еще жива? Ведь у вас же нет с ними связи, так?

— Мы просчитали ситуацию на компьютере, и машина выдала сведения, согласно которым экипаж застрявшей на глубине подлодки может продержаться еще как минимум четыре часа и сорок минут, хотя положение их непростое.

— Скажите, пожалуйста, в том случае, если химический электролит не полностью растворил илистую породу вокруг «Титаника» и корабль, таким образом, не сможет вырваться из плена, каковы в этом случае будут действия вашего Агентства?

— К сожалению, я не могу вам ответить на этот вопрос, — сказала Дана. — Мы получили с «Каприкорна» последнее сообщение от господина Питта, и в этом сообщении лишь сказано, что аварийная команда намерена в ближайшие несколько часов предпринять попытку по вызволению «Титаника». О подробностях там не сказано ни слова, остается лишь догадываться.

— А что, если уже слишком поздно, и все трое. Киль Чавец и Меркер, погибли?

Лицо Даны сделалось суровым.

— Они живы, — сказала она, и глаза ее блеснули. — И я хочу вам откровенно сказать, господа. Тот из вас, кто первым, соблазнившись формальной эффектностью подобных слухов, передаст в свою газету или же свое телеграфное агентство о смерти подводников раньше чем сей факт будет документально и однозначно установлен, будет немедленно лишен аккредитации и выброшен к чертовой матери за борт этого гостеприимного корабля. Я хочу, чтобы мои слова оказались понятыми буквально.

Корреспонденты при этих словах несколько секунд пребывали в состоянии совершенного изумления. Неожиданный всплеск столь явной ненависти со стороны этой симпатичной женщины оказался до некоторой степени неожиданностью для большинства собравшихся тут. После небольшой паузы все они опустили микрофоны, убрали от лица Даны свои диктофоны и, по-прежнему не говоря ни слова, один за другим потянулись к выходу.


Рик Спенсер разложил большой лист бумаги, положил его на стол поверх лежавшей там карты и прижал по углам четырьмя полупустыми чашечками кофе. На листе был изображен «Титаник», лежащий на океанском дне. Художник тщательно изобразил многие детали корабля, тщательно скопировал рельеф дна, и сейчас Спенсер уверенно тыкал в рисунок острием авторучки в области, отмеченные крестиками.

— Вот таким именно образом выглядит сейчас «Титаник», — объяснил Спенсер собравшимся. — Согласно расчетам, сделанным на компьютере, мы должны положить восемьдесят зарядных устройств, по тридцать фунтов взрывчатки в каждом, в тех самых местах соединения корпуса и океанского ила, которые здесь у нас помечены крестиками. Восемьдесят мест по линии соединения с дном.

Сэндекер склонился над большим рисунком и внимательно изучил все помеченные места.

— Значит, вы решили закладывать в три ряда с каждой стороны?

— Совершенно верно, сэр, — ответил Спенсер. — Внешний ряд должен располагаться на расстоянии шестидесяти ярдов от корпуса «Титаника», средний — за сорок ярдов, и самый ближний — на расстоянии двадцати ярдов от обшивки судна. Сначала мы взрываем самый дальний ряд, через восемь секунд следует взрыв следующего, бывшего ранее средним. Потом — ближний.

— Это похоже на то, как раскачивают из стороны в сторону засевшую в грязь автомашину, — сказал Джиордино.

Спенсер утвердительно кивнул.

— Именно так, причем ваше сравнение кажется мне вполне корректным.

— Допустим, — сказал Джиордино, — а почему бы не сделать один мощный взрыв? Шарахнуть бы сразу все заряды, и порядок!

— Возможно, достанет и одного крупного взрыва. Однако после консультаций с океанологами и геологами мы пришли к выводу, что предпочтительнее все-таки было бы использовать несколько сильных взрывных волн разной направленности. Главное, на что мы делаем ставку, это — вибрация.

— Как обстоит дело со взрывчаткой? — спросил Питт.

— На борту «Бомбергера» находится почти целая тонна, взятая для проведения сейсмических исследований. Ею мы вполне сможем воспользоваться, — ответил Спенсер. — Только на «Модоке» четыреста фунтов, годных для использования под водой, а это — уже немало.

— Думаете, получится?

— С этим количеством может и не получиться, однако мы рассчитываем для большей уверенности получить и использовать еще триста фунтов, — сказал Спенсер.

— Мы могли бы на реактивном самолете доставить с континента взрывчатку и сбросить ее в воду, — предложил в свою очередь Сэндекер.

С видимым сожалением Питт покачал головой.

— Пока вы отдаете приказ, пока самолет летит со взрывчаткой — столько времени пройдет. А ведь нужно будет еще выловить ее из воды, загрузить в подлодку, спустить на дно, установить в определенным образом рассчитанных местах… Часа на два опоздаем, не меньше.

— Может, не будем тогда терять на разговоры время? — спросил Сэндекер. — Тем более, что времени, как ты правильно заметил, у нас в обрез. — Он повернулся к Ганну. — Сколько времени потребуется для закладки взрывчатого вещества?

— Часа четыре, — без малейшего колебания, как если бы давно уже сделал подсчеты, выпалил Ганн. Сэндекер прищурился.

— Не много, прямо вам скажу. На всякие промедления у нас остается четырнадцать минут.

— Мы должны успеть, — сказал Ганн. — Но только у меня есть одно пожелание, или, если хотите, условие.

— А именно? — нетерпеливо спросил Сэндекер.

— Должны быть задействованы все подлодки, которые у нас имеются.

— Ты хочешь, чтобы мы убрали «Сапфо-II» от «Дип Фантома» и задействовали также и ее? — уточнил Питт. — Но ведь наши парни в «Дип Фантом» могут подумать, что мы их бросаем на произвол судьбы…

— Другого выхода у нас нет, — с явным сожалением сказал Ганн. — Просто нет иного выхода, пойми.


Меркер давно уже потерял всякий счет времени. Он тупо смотрел сейчас на фосфоресцирующий циферблат своих часов, но глаза отказывались фокусироваться на мерцающих маленьких цифрах. Он даже приблизительно не смог бы ответить, сколько прошло времени с того мгновения, когда задетый краем лодки деррик-кран грохнулся и поймал их в ловушку. Пять часов назад? Или даже десять? Может, и десять. Меркер не смог бы даже ответить, произошло ли это несчастье сегодня или же еще вчера. Его мозг был затуманен и неповоротлив. Единственное, что Меркер мог, так это бездвижно сидеть в кресле, стараясь не напрягать ни один мускул, и осторожно медленно дышать. Казалось, на каждый вдох уходит все время, отпущенное на жизнь. Постепенно он начал осознавать некое стороннее движение. Протянув руку в темноту, он дотронулся до Киля и Чавеца, однако они не издали ни звука, никак не прореагировали на его жест. Они уже впали в состояние летаргического ступора.

Затем Меркер снова почувствовал движение. Что-то мгновенное, но вполне различимое, в неожиданном месте. Его сознание словно погрузилось в густой сахарный сироп, тормозивший всякую мысль. Наконец Меркер сосредоточился. Не считая постоянно прибывающей воды, внутри субмарины не было никакого физического перемещения. Оказалось, что движение происходит снаружи:

«Сапфо-Н», которая направляла один из своих прожекторов в сторону «Дип Фантом» внезапно дрогнула, отчего изменился угол луча прожектора. Выскочив из кресла и оказавшись в воде, почти как в кошмарном сне, он ринулся к рубке управления и приник к иллюминатору, пытаясь хоть что-нибудь различить.

Все его чувства были разбужены в один миг. Меркер вдруг испытал такой страх, какого не знал за всю свою прежнюю жизнь. Глаза его расширились от ужаса, пальцы намертво впились в пульт.

— Господи! — заорал он. — Они уходят. Они покидают всех нас!!!


Сэндекер нервно прохаживался по палубе, вертя в пальцах только что зажженную сигару. Радист поднял руку, привлекая к себе внимание адмирала, тот на пол-шаге запнулся и, резко повернувшись, подошел, встал у радиста за спиной.

— Сообщение с «Сапфо-1», сэр, — сказал ему Керли. — Они заканчивают устанавливать взрывчатку.

— Приказываю ей подниматься на поверхность с максимально допустимой скоростью. Как можно скорее. Чем выше лодка поднимется, тем меньше будет давление воды на корпус в момент взрыва. — Адмирал обернулся и посмотрел в упор на Питта, который неотрывно следил за ходом работ по четырем мониторам, камеры которых располагались на корпусе «Титаника» в наиболее важных местах: — Как там? Порядок?

— Да вроде бы, — ответил Питт. — Если швы ветстила окажутся достаточно прочными и выдержат ударную волну, то у нас есть неплохие шансы на успех.

Сэндекер посмотрел на один из мониторов, который давал в цвете подводный ландшафт. Было хорошо видно, как из корпуса «Титаника» вырвалась и устремилась вверх солидная цепочка воздушных пузырей.

— Много воздуха выходит, — заметил адмирал. — Черт побери.

— Избыточный воздух. Он выходит также через вмонтированные клапаны, — бесстрастным голосом сказал Питт. — Мы специально перешли с электроподкачки на обыкновенные компрессоры, чтобы закачать в верхние отсеки лайнера максимальное количество воздуха. — Он протянул к монитору руку, чуть коснулся регулятора надстройки и продолжил: — Компрессоры «Каприкорна» качают по десять тысяч кубических футов воздуха в час, так что скоро давление достигнет десяти фунтов на квадратный дюйм. Это максимум, на который рассчитаны отводные клапана.

Драммер легким шагом приблизился к мониторам, положил на стол несколько фрагментов компьютерной распечатки.

— Судя по этим данным, процентов девяносто замкнутых пространств «Титаника» освобождены от воды, — сказал он. — Главная, на мой взгляд, проблема сейчас заключается в том, что мы даем кораблю значительно большую подъемную силу, чем ему необходимо. Это по данным компьютера. И когда данное присасывание ослабнет, наш «Титаник» может взмыть как воздушный змей, не удержишь.

— «Си-Слаг» докладывает, они заложили всю имевшуюся у них взрывчатку, — сообщил Керли.

— Скажи, чтобы они прежде, чем подниматься па поверхность, сделали круг-другой возле «Дип Фантом», — сказал Питт. — Вдруг да смогут установить визуальный контакт с Меркером или с кем-нибудь из его команды.

— Одиннадцать минут остается, — объявил Джиордино.

— Черт побери, почему там заснула «Сапфо-II»?! — рявкнул Сэндекер, обращая свой вопрос ко всем сразу. Питт вопросительно взглянул на Спенсера.

— Можно взрывать?

Спенсер кивнул.

— У каждого ряда взрыватели настроены на свою определенную частоту. Осталось только послать команду, и вся взрывчатка рванет в точности, как мы запланировали.

— Как считаешь, с какой стороны лучше начать? С кормовой, или от носа?

— Тут и считать нечего. Нос корабля ушел в ил на целых двадцать футов глубже, чем руль. Я очень рассчитываю на то, что, как только высвободится корма, корпус приобретет иной наклон, и тогда сам собою освободится весь киль. Нужно бы сделать так, чтобы «Титаник» не просто освободился от донного притяжения, но освободился таким образом, чтобы всплытие началось в том же положении, в каком лайнер уходил на дно. Я, конечно же, имею в виду, что «Титаник» не заартачится и все-таки пойдет на всплытие.

— Загружен последний заряд, — отрапортовал Керли, — и теперь «Сапфо-II» уходит от места взрыва.

— Что-нибудь слышно с борта «Си-Слаг»?

— Да, они передают, что никакого визуального контакта с командой «Дип Фантом» установить не удается.

— Ладно. Скажи им, чтобы поднимались, — распорядился Питт. — Через девять минут с небольшим мы начнем взрывать.

— Они погибли! — внезапно заорал Драммер, перекрывая все остальные голоса и шум множества приборов. — Мы безнадежно опоздали, они погибли.

Питт сделал несколько шагов и взял Драммера за плечи.

— Прекратить истерику. Только вот заупокойной нам раньше времени и недоставало.

Плечи Драммера опустились, лицо его сделалось серым и измученным, словно бы в эти несколько часов он постарел на годы. Он издал горлом хриплый звук, согласно кивнул головой и неверным шагом отправился на свое место, к компьютерам.

Согласно нашим расчетам, вода в кабине «Дип Фангом» должна уже подняться настолько, что между поверхностью и потолком останется не более пары футов, — сказал Джиордино. — И это в самом лучшем случае. — От волнения голос его сделался на пол-октавы выше, чем обычно.

— Если бы пессимизм можно было продавать фунтами, все вы, парни, сделались бы миллионерами, — без улыбки сказал Питт.

Оператор на сонаре впервые нарушил молчание:

— «Сапфо-1» вышла из опасной зоны, расстояние между ней и «Титаником» составляет шесть тысяч футов.

— Еще две там… — вполголоса произнес Сэндекер. Теперь, когда все от них зависящее было сделано, оставалось лишь ждать, когда и остальные подлодки выйдут из опасной зоны, чтобы взрывная волна не смогла причинить им какие-либо повреждения. Прошли восемь минут, восемь бесконечно долгих минут, за которые у каждого на лбу выступили крупные капли пота.

— «Сапфо-II» и «Си-Слаг» приближаются к границе безопасной зоны.

— Как с метеопрогнозом? — потребовал Питт.

— Волнение четыре фута, небо ясное, ветер северо-восточный, пять узлов, — тотчас же откликнулся метеоролог Фаркар. — О лучшем и мечтать грешно.

Несколько секунд прошли в общем молчании. Наконец Питт распорядился:

— Ну что, джентльмены, я думаю — пора! — голос его звучал обыденно, в словах, как и в лице Питта, не чувствовалось напряжения. — Спенсер, начинай отсчет.

Уставившись на циферблат больших часов, следя за движением секундной стрелки, Спенсер принялся отсчитывать:

— Тридцать секунд… двадцать секунд… пятнадцать секунд… пять секунд… приготовиться сигнал… сигнал! — И тотчас же он начал давать финальный отсчет времени: — Восемь… шесть… четыре… Пошел!!!

Все сгрудились возле мониторов, так что единственным непосредственным контактом с дном остался сонар. После того, как произошел первый из серии взрывов, на поверхности океана практически ничего не произошло. По «Каприкорну» прошла лишь легкая дрожь, вызванная глубинной взрывной волной. Звук первого взрыва был скорее похож на далекий раскат грома. Все взгляды были прикованы к экранам мониторов. Напряженные, безмолвные, с застывшими лицами, мужчины пожирали глазами мутную картинку, при каждом новом взрыве делавшуюся все менее различимой; надеясь на лучшее, все опасались самого страшного.

Палуба «Каприкорна» стала вздрагивать — сначала мелкой дрожью, затем все более отчетливо, по мере того, как со дня океана одна за другой ударные волны достигали поверхности. Затем, как по команде, изображение на всех мониторах начало рябить, подрагивать — и наконец экраны погасли.

— Черт! — выдохнул Сэндекер. — Связь потеряна!!!

— Главный передатчик, должно быть, пострадал от взрывов, — сказал Ганн.

Все собравшиеся теперь обратили взгляды на оператора сонара. Кому-то удалось встать таким образом, чтобы заглядывать через плечо акустика на его зеленоватый экран. Однако таких счастливчиков было немного, да и они практически ничего не могли разглядеть, поскольку от напряжения и ответственности момента акустик прямо-таки носом прилип к стеклу своего экрана. Спенсер первым распрямился. Он громко вздохнул, вытащил из нагрудного кармана носовой платок и промокнул влажное лицо и шею.

— Вот так вот, — сдавленным голосом сказал он. — Все, что было — все взорвалось. Полный привет…

— Движения объекта не наблюдается, — сказал акустик. — Большой "Т" неподвижен.

— Ну же, крошка… — молитвенно сложив руки, попросил Джиордино. — Задницу свою приподними!

— Господи ты Боже… — пробубнил Драммер. — Донный ил все еще держит его!

— Давай же, черт тебя побери! — присоединился Сэндекер. Поднимайся… поднимайся.

Если бы мозг собравшихся на «Каприкорне» обладал достаточной телекинетической способностью, чтобы с глубины океана поднять сорок шесть тысяч триста двадцать восемь тонн металла, пролежавшего семьдесят шесть лет в неподвижности и крепко сросшегося с донным илом, к солнечному свету, — мужчины, сгрудившиеся возле акустика, пожалуй, сумели бы вызволить «Титаник» одним совокупным импульсом коллективного интеллекта. Однако в тот день телекинетические способности у всех отказали. «Титаник» упрямо сохранял свое положение, навалившись всем своим весом на дно.

— Чертовский прокол! — сказал Фаркар. Драммер закрыл лицо руками, резко отвернулся и пошел на свежий воздух.

— Вудсон с «Сапфо-II» просит разрешения приблизиться к «Титанику» для проведения обследования, — сообщил Керли.

Питт без всякого интереса пожал плечами.

— Скажи, что разрешение я даю.

Почувствовав всю скопившуюся за последние сутки усталость, адмирал Сэндекер медленно опустился s кресло.

— Не просто неудача, но немыслимо дорогая неудача, так придется признать, — сказал он.

Горечь беспомощности чувствовали собравшиеся в комнате, переживая случившееся как свое личное поражение.

— И что теперь? — произнес Джиордино, невидящим взглядом уставившись через стекло на палубу.

— Продолжаем операцию, что же еще, — отрезал Питт. — Мы здесь для того, чтобы поднять «Титаник». Вот мы и будем делать все возможное, чтобы его поднять. Завтра утром мы вновь займемся расчетами, чтобы определить…

— Стронулся!

Сразу ни до кого не дошло.

— Он стронулся с места! — повторил акустик, голос его дрожал.

— Уверен? — прошептал Сэндекер.

— Жизнью клянусь, он подвинулся!!!

Спенсер почувствовал, как спазм сдавил горло. Он смотрел на зеленоватый экран сонара с выражением полнейшего недоумения. Наконец, обретя способность говорить, он выдохнул:

— Резонансный эффект. Резонансный эффект привел к тому, что корабль не сразу очнулся…

— Идет ВВЕРХ! — в полную силу своих легких заорал акустик и от полноты чувств шарахнул кулаком по подлокотнику рабочего кресла. — Эта ржавая калоша освободилась. Поднимается…

Глава 48

Поначалу никто не отважился шевельнуться. Все как будто приросли к полу. То самое мгновение, о котором они молились, ради которого они не щадили себя целых восемь месяцев кряду, — момент наконец настал, и в первые моменты никто не смел поверить в реальность такого исхода дела. Затем до каждого начала доходить невероятность происходящего, и все мужчины в одно и то же время хором закричали, невольно пародируя известную сцену, когда первая американская ракета оторвалась от земли и все техники, конструкторы, инженеры начали сходить с ума от радости.

— Давай, крошка, давай! — с непосредственностью школьника орал Сэндекер.

— Двигайся, мамочка ты моя! — истошно вопил Джиордино. — Пошевеливайся!

— Всплывай, калоша ты ржавая, всплывай же, не раздумывай, — умолял Спенсер.

Неожиданно Питт в два прыжка очутился возле радиста, схватил его за плечо и приказал:

— Срочно. Передай Вудсону, что «Титаник» всплывает. Пусть они сматываются. Они могут столкнуться.

— Объект движется в сторону поверхности, — сообщил акустик… — Скорость несколько возрастает.

— Слава Богу, хоть не в шторм все произошло, — сказал Питт. — По все равно, пока еще преждевременно радоваться. Пока «Титаник» всплывет, еще тысяча и одна неожиданность может произойти. Если бы только…

— Точно, что я и говорил всегда, — перебил его Джиордино. — Нужно, чтобы достало прочности у швов из ветстила, и чтобы отводным клапанам удалось справиться с резким уменьшением давления воды, и чтобы корпус «Титаника» не соизволил в один прекрасный момент взять и треснуть по швам, на радость нам, на зло врагам… Столько всего нужно, о-ей… Если бы спросили сейчас, чего я хочу, я бы спросил в ответ, а чего, мол, я не хочу…

— Продолжается подъем, скорость быстро увеличивается, — провозгласил акустик, нависнув над своим экраном. — За последнюю минуту объект прошел шестьсот футов.

Питт резко обернулся в сторону Джиордино.

— Эл, будь другом, найди сейчас же дока Бейли и пилота вертолета. Поднимайтесь в воздух, и ждите, когда появится «Титаник». Как только он вынырнет, немедленно опускайтесь на его полубак. Мне плевать, как вы сумеете это сделать. Мне нужно, чтобы вы сразу же высадились с вертолета на «Титаник». Нужно воспользоваться веревочной лестницей — воспользуйтесь лестницей. Нужна лебедка — ваша проблема. Может, придется воспользоваться аварийно-спасательным креслом, может, и так. Если не будет иного выхода, я разрешаю сесть на палубу, пусть даже при этом сломается сам вертолет. Но как бы там ни было, вы и док должны с максимальным проворством оказаться на корабле, добраться до «Дип Фантом», открыть снаружи люк и спасти наших парней, понятно?!

— Сделаем в лучшем виде, не беспокойся, — сказал Джиордино и ладонью сделал успокоительный жест. И прежде, чем Питт успел отдать следующую команду Спенсеру, Джиордино был уже возле самой двери.

— Рик, как только всплывет «Титаник», ты срочно приводишь в полную готовность дизельные помпы. Чем раньше мы возьмемся за пробоины, тем легче будет справиться с водой.

— Автогены нам понадобятся, чтобы взрезать обшивку и проникнуть внутрь, — сказал Спенсер, глаза которого от волнения и возбуждения сверкали лихорадочным огнем.

— Значит, займись автогенами.

Питт повернулся к акустику.

— Скорость всплытия?

— Восемьсот пятьдесят футов в минуту, — тут же откликнулся акустик.

— Слишком уж он торопится, — сказал Питт.

— Именно этого я и опасался, — сказал Сэндекер, жуя конец своей сигары. — Внутри у «Титаника» накачано столько воздуха, что корабль устремился на поверхность, и ничто его не может теперь сдержать.

— И тут возникает еще одна проблема. Если вдруг, — Питт поднял палец, — я говорю, если вдруг мы ошиблись в наших расчетах, и оставили в трюме «Титаника» меньше балластной воды, чем нужно, то лайнер запросто может выскочить из воды, как торпеда. А если он появится на три четверти, тогда возникнет опасность опрокидывания.

Сэндекер хмуро взглянул на Питта.

— Если такое произойдет, это будет верной смертью для экипажа «Дип Фантом», — с этими словами адмирал повернулся и стремительными шагами направился из оперативной рубки на палубу. За ним, как живой шлейф, устремились все остальные. Выстроившись возле борта, начали отыскивать в волнах какое-либо особенное оживление.

Питт предпочел оставаться возле акустика.

— Какая глубина?

— Проходит отметку в восемь тысяч.

— Вудсон на связи, — откликнулся из своего угла Керли. — Он только что видел "Большое "Т"". Говорит, что пронесся мимо его подлодки, как ошпаренная свинья.

— Скажи, что мы поняли. И приказ мой передай: пускай поднимается на поверхность. Такое же приказание сообщи на «Сапфо-1» и «Си-Слаг», — поскольку более Питту нечем было себя занять в рубке, он вышел на воздух и присоединился к той группе, где находились Ганн и Сэндекер.

Ганн взял трубку местного телефона:

— Акустик, как слышно?

— Акустик слушает.

— Ты не мог бы сейчас приблизительно сказать мне, в каком именно месте можно ожидать всплытия?

— Ориентировочно в шестистах ярдах по левому борту.

— А время? Последовала некоторая пауза.

— Через сколько его можно ожидать? — повторил свой вопрос Ганн.

— Уже можно, командир.

В эту самую секунду снизу поднялась широкая полоса, сплошь сотканная из пузырьков воздуха, отчего показалось, будто бы вода вмиг закипела. И вдруг в лучах полуденного солнца показалась гигантская корма «Титаника», похожая на немыслимых размеров китовую спину. Была такая секунда, когда многим почудилось, что корабль и дальше будет продолжать свое мощное движение вверх, грозящее перейти в буквальный полет. Корма все более и более возносилась над водой, вот уже треть лайнера поднялась из океанских волн, обнажив то место, где некогда располагалась вторая труба. Вид «Титаника», в это мгновение был величественным. Накачанный внутрь корпуса воздух стремительно вырывался через клапана, производя оглушительную стрельбу и разбрасывая во все стороны фонтаны мельчайшей водной пыли, от чего немедленно зажглись в нескольких местах роскошные радуги. На несколько мгновений «Титаник» застыл, обращенный кормой к голубому небу, после чего киль лайнера начал медленно погружаться в океан. Осевший в воду корабль произвел волну футов десяти в высоту. Эта волна, раздвоившись, понеслась в направлении кораблей, присутствовавших в районе проведения операции. У всех людей при всплытии лайнера замерло сердце, когда вроде бы осевшее на корму и успокоившееся, судно принялось кренговать, заваливаясь на правый борт. Угол наклона стремительно изменялся: тридцать градусов, сорок, пятьдесят, шестьдесят градусов… В таком положении металлическая громада застыла, и несколько отчетливых мгновений опять-таки показались вечностью. Казалось, еще совсем чуть-чуть, и вся надстроечная часть окажется под водой. Медленно, словно во сне, «Титаник» начал бороться с креном, пытаясь выровняться. С невероятным усилием, как раненое животное, лайнер сумел-таки занять почти правильное положение.

Никто не мог и слова вымолвить.

Все люди, которые могли видеть сцену появления из бездны легендарного «Титаника», были прямо-таки загипнотизированы. Они лишь безмолвно глядели и не вполне верили своим же собственным глазам. В лучах яркого солнца особенно бросалась в глаза смертельная бледность адмирала Сэндекера.

Первым нашел в себе силы и заговорил Дирк Питт:

— Все-таки всплыл… — радостным шепотом произнес он.

— Поднялся… — таким же благоговейным шепотом сказал вслед за Питтом капитан Ганн.

Тишину нарушили начавшиеся вращаться лопасти подъемного винта вертолета. Геликоптер легко поднялся в воздух и без свойственной этим машинам медлительности, обратившись в сторону ветра, стремительно направился к «Титанику». Вертолет завис в считанных футах над палубой лайнера, и можно было видеть, как через распахнутый люк на корабль упали две черные точки.


Джиордино стремглав поднялся по наружному трапу, и вдруг перед ним оказалась крыша «Дип Фантома». Спасибо Всевышнему за такие вот маленькие чудеса: корпус подлодки выдержал все выпавшие нагрузки. Осторожно, сохраняя равновесие на покатой мокрой поверхности субмарины, он взобрался наверх и попытался вручную повернуть колесо, фиксирующее крышку люка. Крестовина была холодной, как лед. Джиордино набрал побольше воздуха, поднатужился и со всей силы надавил на колесо. Ни малейшего движения.

— Хватит копаться, открывай эту чертову штуковину, — крикнул у него за спиною доктор Бейли. — Тут счет на секунды, успеем или нет…

Джиордино быстро обтер ладони об себя, подул ни руки, вцепился в крестовину и так надавил, что на вмиг покрасневшем лице даже проступили белые пятна. Колесо чуть поддалось. Он выдохнул, вдохнул, затаил дыхание и сделал еще одну попытку: на сей раз фиксирующее колесо повернулось почти что на пол-оборота. Как только в образовавшуюся щель начал поступать воздух, колесо завертелось практически без усилий. Джиордино торопился, как мог. Вот наконец он сделал последний оборот колеса и резким движением откинул верхний люк подлодки. Согнувшись, просунул голову внутрь. Там было темно, воздух имел отчетливый запах мочи и какой-то тухлятины, так что у Джиордино в первое мгновение сперло дыхание. Когда глаза адаптировались в темноте, Джиордино с ужасом разглядел, что от крышки люка до поверхности набравшейся в подлодку воды расстояние было дюймов восемнадцать.

Доктор Бейли оттолкнул замешкавшегося Джиордино, и ловко впихнул свой массивный торс в отверстие люка, нащупал ногой ступеньку внутреннего трапа, начал спускаться внутрь. Ледяная вода тотчас обступила его. Он спускался, покуда хватало рук, и покуда можно было держаться за верхний край люка, затем отпустил руки, оттолкнулся от трапа и неуклюже поплыл в направлении кормового отсека субмарины. Руки его нащупали что-то мягкое. Наощупь он определил, что это — человеческая нога. Тут же док нащупал и голову.

Приблизив лицо к поверхности воды, Бейли почти вплотную уставился на обнаруженного человека, однако в темноте так и не сумел определить, кого же именно обнаружил. Доктор попытался определить пульс, однако его пальцы замерзли до такой степени, что не могли нащупать лимфатический узел. Неожиданно человек открыл глаза, пошевелил губами и суровым шепотом приказал доктору:

— Пшел вон… Сказал же тебе… Я сегодня не работаю.


— На мостике, слышите меня? — раздался голос Керли.

— Слышим тебя, — ответил Ганн.

— Сможете откорректировать курс вертолета?

— Давай.

После некоторой паузы до капитанского мостика донесся незнакомый голос:

— «Каприкорн», говорит лейтенант Стерджис.

— Это лейтенант Ганн. Говорите, лейтенант. Я слышу вас хорошо. Прием.

— Доктор Бейли только что был в кабине «Дип Фантом».

Небольшая пауза позволила внимательнее посмотреть в сторону «Титаника». Без своих труб, мостика, мачты лайнер выглядел беззащитным и каким-то обнаженным. Стальные борта оказались в ржавых пятнах, через которые то здесь, то там проглядывали неровные островки белой и черной краски. Создавалось такое впечатление, что этот некогда величественный лайнер имел определенное сходство со старой и давно вышедшей в тираж проституткой, которая — нечесаная и неумытая — проводит целые дни в постели, занимая себя грезами о былых деньках и былой красоте, нынче безвозвратно утраченной… Все иллюминаторы, люки и дверцы были заделаны грязно-серым ветстилом. Некогда безупречно надраенные палубы покрылись коростой океанских отложений и обрывками ржавых труб. Некогда великолепно отлаженные шлюп-балки походили на протянутые руки нищих, умоляющих возвратить давно исчезнувшие шлюпки.

Общий же вид лайнера напоминал сюрреалистическую картину. Но при всех этих разрушениях в облике «Титаника» проглядывали некие ясные, благородные, незамутненные прошедшими десятилетиями черты.

— «Каприкорн», это опять Стерджис. Как слышите?

— Ганн говорит. Что там?

— Буквально только что господин Джиордино показал три пальца и победно взмахнул рукой. Думаю, что все трое с «Дип Фантом» живы.

Вслед за этим последовала странная тишина. Питт направился к приборной доске и надавил кнопку аварийной сирены. Над водой раздался глубокий оглушительный рев.

С «Модока» ответили сигналом. При этих звуках Питт вдруг увидел, как Сэндекер сорвал с себя фуражку и по-детски, восторженно швырнул ее в небо. Раздался гудок «Монтерей Парк», к которому почти сразу присоединились «Альгамбра» и «Бомбергер». В считанные секунды воздух вокруг «Титаника» наполнился оглушительной какофонией сирен, сигналов и свиста. От избытка чувств на «Жюно» шарахнули в воздух из восьмидюймовой пушки.

Это был поистине незабываемый момент. Никто из присутствующих не испытывал прежде столь сильных эмоций, как в этот самый миг.

Питт впервые в жизни вдруг ощутил странное пощипывание в носу и непонятное помутнение в глазах, которое вдруг разрешилось двумя крупными каплями, неизвестно откуда капнувшими на щеки.

Глава 49

Опускавшееся солнце освещало верхушки деревьев.

На одной из скамеек в восточной части Потомак-парка сидел, удобно привалившись спиной, Джен Сигрем, на коленях которого лежал кольт. Разглядывая револьвер, имевший серийный номер 204783, Джен думал о том, что вот наконец и настало время поработать этому кольту, показать, на что именно он годен в работе. С нескрываемой любовью Сигрем провел пальцами по барабану, дулу, изящно выполненной рукоятке.

Самоубийство… Из всех вариантов, могущих как-то разрешить его сползание в область черной депрессии, этот казался Сигрему наилучшим. Сейчас он никак не мог ответить на вопрос, почему столь тривиальная мысль не пришла ему раньше. Так просто и так хорошо! И не придется просыпаться в слезах среди ночи, думая о том, что вся прежняя жизнь, по существу, была сплошным постыдным притворством, тем более унизительным, что многие годы напролет он упорно гнал от себя даже саму подобную мысль.

События последних нескольких месяцев, проходя перед мысленным взором, представлялись сейчас сплошным отчаянием. Самое ценное, что только было в его жизни — жена и «Сицилианский проект» — фактически более не существовали, поскольку Дана от него ушла, сделав их супружество насмешкой, а что касается «Сицилианского проекта», то никто иной, как Президент Соединенных Штатов по каким-то ему одному ведомым соображениям принял решение передать русским фрагменты информации, связанной с проводимыми работами. С точки зрения Сигрема, это был ненужный и ничем не оправданный риск, ставящий под вопрос претворение всего уникального проекта.

Адмирал Сэндекер доверительно сообщил о том, что среди специалистов, занятых спасением «Титаника», наводятся двое русских агентов. Уже тот факт, что ЦРУ официально обратилось к адмиралу с просьбой не вмешиваться в шпионскую игру с русскими, по мнению

Сигрема, должно было быть расценено как очередной гвоздь в крышку гроба «Сицилианского проекта». Одного из ведущих специалистов НУМА уже убили, а этим утром по каналам спецсвязи из штаб-квартиры Агентства пришло сообщение о том, что одна из подводных лодок, участвовавших в спасательной операции, попала в капкан и что шансы на спасение команды весьма невелики. Скорее всего, кто-то весьма влиятельный саботирует «Сицилианский проект». У Сэндекера на сей счет и сомнений не было. Расстроенный мозг Сигрема легко укладывал одну неудачу рядом с другой, получая неразличимый для других, вполне отчетливый рисунок. Можно считать, что «Сицилианский проект» погублен, а если так, что же мешает Сигрему погубить в такой ситуации себя?! В тот самый момент, когда Сигрем осторожным движением снял кольт с предохранителя, на него упала чья-то тень, и мягкий, вполне дружеский по тону голос сказал:

— Скажите, а вам не кажется, что убивать себя в такой чудесный день как-то даже неловко?

Питер Джонс сверху вниз смотрел на Сигрема.

Питер Джонс вышел на свой обычный моцион. Он шел вдоль дорожки, расположенной параллельно Охайо-драйв, когда в глаза бросилась одинокая фигура сидящего на скамейке мужчины. Сначала полицейский подумал, что это самый обыкновенный пьянчуга, принявший свои законные триста пятьдесят на грудь и теперь тихо балдеющий на солнышке. Была даже мысль пригласить бедолагу в участок, но полицейский от этой мысли отказался, посчитав, что затраченные усилия окажутся во всех смыслах зряшными. Предъявить этому парню нечего, и, стало быть, через двадцать четыре часа его придется отпустить с миром на все четыре стороны. А прежде, подумал Джонс, придется составить целый ворох протоколов и всякой прочей сопутствующей документации. Уйма писанины — и все это ради чего? Однако что-то в облике сидящего мужчины показалось странным: не вполне он походил на одичавшего бедолагу.

Осторожно, стараясь не привлечь раньше времени к себе внимание, полицейский обошел большой вяз, росший неподалеку от скамейки, неслышно подошел и встал сзади, в полушаге от мужчины. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что подозрения полицейского были отнюдь не напрасными. Покрасневшие глаза человека и несвежее лицо в сочетании с помятой одеждой кого угодно могли сбить с толку, а сутулая спина и опущенные плечи «а-ля вечный неудачник» лишь усиливали первоначальное впечатление. Однако в облике мужчины были различные не особенно бросающиеся в глаза мелочи, которые разрушали версию о безвредном алкаше. Например, и полицейский сразу же обратил на это внимание, у мужчины были хорошо начищенные ботинки и дорогой, некогда тщательно выглаженный костюм. Лицо оказалось выбрито самым что ни на есть тщательным образом, ногти подстрижены и аккуратно обработаны. А в довершение всего — пушка, лежавшая на коленях.

Сигрем поднял голову и посмотрел в лицо чернокожего полицейского офицера. Вместо выражения брезгливой скуки лицо полицейского выражало искреннее сочувствие.

— Не торопитесь ли вы с выводами? — спросил Сигрем.

— Старик, если бы мне пришлось приводить классический пример того, что являет собой состояние суицидальной депрессии, я бы в качестве живого экспоната взял тебя. — Джонс рукой обозначил свое желание присесть рядом. — Вы позволите рядом с вами?

— Зачем спрашивать? Это муниципальная собственность, — без всякого воодушевления сказал Сигрем.

Джон тактично уселся в метре от Сигрема, отвалился на спинку, удобно вытянул перед собой ноги, а руки положил на колени, чтобы придать себе как можно более миролюбивый вид, несколько разрушаемый видом тяжелого табельного оружия, висевшего на бедре.

— Знаете, если уж я решил бы уйти из жизни, то выбрал бы ноябрь, вот уж, поистине, самый паршивый месяц, — вкрадчиво и как-то даже раздумчиво сказал Джонс. — Апрель — мой самый любимый месяц. Тут тебе травка, листики, цветы распускаются — красота да и только. А вот придет ноябрь, начнут задувать эти голодные ветра, которые пробирают до костей, как ни пытайся укутаться… А небо? Вы когда-нибудь обращали внимание на то, какое в Вашингтоне небо в ноябре? Один его цвет — это вполне достаточное основание для того, чтобы сдохнуть. Нет, вы как хотите, а для самоубийства не придумаешь лучшего, чем ноябрь, времени.

Сигрем не глядя на собеседника покрепче сжал кольт и лишь затем повернулся, чтобы выяснить, какие же действия собирается предпринять черный полицейский.

— Судя по вашим словам, — сказал Сигрем, вы собаку, наверное, съели в вопросах самоубийств?

— Ну, не целую собаку, разумеется… — тактично возразил Джонс. — Если хотите знать, сейчас, когда вы наберетесь-таки храбрости и пустите себе пулю в лоб. сейчас я впервые смогу воочию увидеть, как именно человек уходит из жизни. А то прежде мне приходилось иметь дело, так сказать, с последствиями. А они ужасны. сэр. Сами посудите: приезжаешь на место — первым делом нужно указать на рисунке все видимые повреждения. А чтобы повреждения перенести на бумагу, требуется как следует труп изучить. А уж это — сущий ад. На теле сплошь одни только синяки, кровоподтеки, трупные пятна, если имеем дело с утопленником, так у него, как правило, рыбы глаза выедают… Любят, знаете, почему-то рыбы жрать глаза утопленника. Черт их разберет, что они в этих глазах такого находят… А то еще есть среди самоубийц такая порода — прыгуны. Тут совсем недавно видел молодого человека, прыгнувшего с тридцатого этажа. Он приземлился на ноги, большие берцовые кости торчали из спины…

— Я меньше всего нуждаюсь в том, — огрызнулся Сигрем, — чтобы черномазый фараон рассказывал мне страшные истории.

На мгновение в глазах Джонса блеснул недобрый огонь, однако полицейский справился с приливом ярости.

— Уж и не говорите, чего только в жизни не бывает… — как ни в чем не бывало сказал офицер, нарочито медленно вытащил из кармана платок и промокнул вспотевший круглый лоб. — А скажите мне, господин…

— Господин Сигрем. Не считаю нужным скрывать свое имя. Тем более, что теперь уже все равно…

— Скажите мне, господин Сигрем, как именно вы решили поступить? Я имею в виду, будет ли это выстрел в рот, в лоб, или в висок, а? Или, может быть, в глаз? Знаете, когда-то это считалось своего рода шиком — стреляться в глаз.

— Какая разница, результат один и тот же.

— Не скажите, не скажите… — Джонс изобразил в голосе некоторое разочарование, — Я не смею давать советов, господин Сигрем; но я бы не рекомендовал стреляться в лоб или в висок. Вообще я не советовал бы вам использовать кольт столь смехотворного калибра. На глаз, я бы сказал, тридцать восьмой калибр. Крови будет много, тут я не сомневаюсь, однако совсем не уверен, что такой игрушкой вы сумеете себя убить. Один парень шарахнул себе в висок из сорок пятого калибра, представляете? Сорок пятый калибр — это серьезно. Нажал на курок, грохнул выстрел. И что же? Половины мозгов как не бывало, левый глаз улетел искать недостающие мозги, а парень-то живехонек… Вылечили, сейчас на инвалидности, в полном порядке… Представьте, все в розовых пенистых мозгах, левый глаз неизвестно где, вокруг суетятся полицейские, врачи, он просит, прямо-таки умоляет, пристрелить его, а эти гады делают все совсем наоборот… Так что помяните мое слово: самое лучшее — стрелять в рот. Глубоко вставляешь дуло и нажимаешь курок. Гарантированно отлетает задняя часть черепа, ну и мозги, разумеется, тоже. Хоть какая-то гарантия смерти.

— Если ты сейчас не заткнешься, — Сигрем повел дулом кольта в сторону полицейского, — я и тебя убью.

— Убьете меня? — уточнил Джонс. — У таких, как вы, Сигрем, кишка тонка, это на лице написано. Такие, как вы, не могут убивать.

— Глупости, убить может всякий.

— Ну, в некотором смысле я согласен. Убить не особенно трудно. Но только психопат не думает о последствиях.

— Слушай, а ведь ты, пожалуй, еще и философ?

— Мы, тупые черные копы, любим дурачить белых людей.

— Извини, если что сказал обидное… Джонс равнодушно пожал плечами.

— Вам кажется, господин Сигрем, что только у вас настоящие проблемы. Хотел бы я, чтобы у меня были ваши проблемы. Взгляните на себя со стороны. Вы белый, судя по вашей одежде вполне состоятельны, очевидно у вас есть семья и хорошая работа. Теперь скажите, согласились бы вы оказаться на моем месте, поменяться цветом кожи, стать черным копом: у которого шесть детей, жить в блочном доме, который был построен еще в прошлом веке, и выплачивать деньги за квартиру еще тридцать лет? Что вы на это скажете, господин Сигрем, тяжелая ли у вас жизнь по сравнению с моей. Ну же?

— Тебе никогда не понять.

— А что тут понимать? Нет и не было ничего такого в мире, из-за чего имело бы смысл убивать себя. Конечно, сперва ваша жена чуть поплачет, но потом она отдаст оставшуюся после вас одежду в Армию Спасения, а месяцев через шесть она будет в постели с другим мужчиной, а от тебя не останется ничего кроме фотографии в альбоме. Вы хоть вокруг-то себя оглянитесь. Весна, солнце… И всего этого вы можете лишиться. Вы слушали, что Президент говорил по телевизору?

— Президент?

— Он выступал около четырех, рассказал о том, что сделали его парни и вообще парни в последние годы. Через три года будет осуществлен пилотируемый полет на Марс, ученые наконец-таки сумели разгадать секрет рака, только представьте! Еще Президент показывал фотографии какого-то корабля, который был только что поднят с океанского дна, где пролежал с начала века. Только подумайте, подняли корабль с глубины в три мили.

Сигрем недоверчиво уставился на Джонса.

— Что вы сказали? Подняли со дна корабль? Какой корабль?

— Я не запомнил.

— «Титаник»? — шепотом спросил Сигрем. — Это был «Титаник»?

— Точно, именно так его назвали. Много лет назад он наскочил на айсберг и потонул. Если не ошибаюсь, я даже видел как-то телефильм про «Титаник». Там еще играли Барбара Стенвик и Клифтон Уэбб… — Джонс замолчал и в некоторой нерешительности посмотрел на Сигрема, на лице которого обозначилось выражение крайнего смущения.

Сигрем протянул Джонсу свой кольт и отвалился на спинку скамейки, мечтательно задрал голову к небу.

Тридцать дней… Всего тридцать дней нужно для того, чтобы при наличии бизания апробировать сконструированную систему и ввести «Сицилианский проект» в рабочее состояние, все-таки, непросто иногда получается в жизни… Ведь если бы только праздно настроенный черный полисмен не потрудился свернуть с дорожки и взглянуть на одиноко сидящего на парковой скамейке человека, то несколько минут назад никакого Сигрема уже в природе бы не существовало…

Глава 50

— Скажите мне, а вы-то сами отдаете себе отчет, выдвигая столь чудовищные обвинения?!

Марганин посмотрел на вежливого невысокого мужчину с холодными голубыми глазами. Адмирал Борис Слоюк, больше похожий на продавца из ближайшего магазина, но уж никак не на главу второй по значению разведывательной структуры Советского Союза, приготовился слушать.

— Товарищ адмирал, я полностью отдаю себе отчет, что в данном случае на карту поставлена вся моя карьера и, может быть, жизнь, но за время службы я привык ставить интересы родины выше личных страхов и амбиций.

— Достойный ответ, лейтенант, очень достойный, — без всякого выражения сказал Слоюк. — Те обвинения, которые вы тут высказали, могут иметь, мягко говоря, весьма серьезные последствия. И однако же вы так и не привели конкретных доказательств того, что капитан Превлов предатель. А без доказательств, как вы понимаете, слова остаются всего только словами. Тем более, что в данном случае речь идет о вашем непосредственном начальнике.

Марганин согласно закивал. Он тщательно обдумал план этого своего разговора с адмиралом. Действительно, было очень рискованно, минуя Превлова, нарочито обходить субординационную форму докладов и обращаться напрямую к Слоюку. Однако мышеловка была хорошо сделана, умело поставлена, да и выбранное время было как нельзя более удачным. Спокойным движением Марганин достал из кармана кителя конверт и без всякой суеты, исполненным достоинства движением положил конверт перед адмиралом.

— Здесь сведения о трансакциях по банковскому номеру А-Зет-Эф 7609 швейцарского «Банка дё Лозанн». На банковский счет постоянно приходят суммы для некоего В. Вольпера. Это у Превлова такая неуклюжая анаграмма взята в качестве псевдонима.

Слоюк изучил протянутые ему документы, счета и затем пытливо посмотрел в глаза Марганину.

— Вы уж, пожалуйста, извините мою профессиональную недоверчивость, лейтенант, но из этих бумаг прямо-таки торчат уши.

Марганин протянул адмиралу еще один конверт.

— А вот здесь вы найдете информацию о секретных контактах посла США в СССР и Министерства обороны Соединенных Штатов. Посол прямо говорит о том, что капитан Андрей Превлов является весьма ценным источником получения секретной информации, касающейся советских морских сил. В качестве иллюстрации посол прилагает полученный от Превлова план, по которому должны быть размещены корабли советского флота в случае начала ядерной войны, которую могли бы развязать мы против Соединенных Штатов. — Марганин не торопясь произнес заготовленные фразы и с удовольствием отметил мимическую реакцию Слоюка, чье всегда бесстрастное лицо вдруг стало растерянным. — Думаю, что тут все ясно, как день. Офицер моего, скажем, уровня просто физически не мог бы добыть столь секретную и доступную лишь узкому кругу людей информацию, тогда как капитан Превлов, с другой стороны, пользуется абсолютным доверием членов Морского комитета по стратегическим вопросам.

Все, что считал нужным, Марганин высказал. Его позиция была предельно ясна. Слоюку в этой ситуации не оставалось ничего иного как молча согласиться с собеседником. Адмирал недоуменно покачал головой.

— Невероятно… Сын высокопоставленного члена КПСС, и вдруг предает свою родину ради каких-то материальных выгод… Не могу поверить…

— Хотя, с другой стороны, принимая во внимание экстравагантный образ жизни капитана Превлова, нетрудно понять, что требования были у него вовсе не ординарные и явно превосходили его финансовые возможности.

— Да, я знаю вкусы капитана Превлова.

— А знаете ли вы, что у капитана Превлова в любовницах женщина, которая называет себя женой главного консультанта посла США в СССР?

При этих словах Слоюк сделал раздраженную гримасу.

— Вы, стало быть, и про нее знаете? — осторожно спросил адмирал. — Меня капитан Превлов в свое время информировал, однако он уверил меня, что с помощью этой женщины он узнает секретную посольскую информацию.

— Еще бы, — сказал Марганин. — На самом же деле эта женщина — агент ЦРУ. И мужа никакого у нее в посольстве нет, равно как и за пределами посольства. Она разведена. — Тут Марганин выдержал небольшую паузу, чтобы его следующие слова были как можно лучше услышаны. — Да и секреты этой женщине известны лишь те, которыми ее снабдил капитан Превлов. Ведь именно Он является Ее агентом, но никак не наоборот.

Несколько секунд Слоюк сидел неподвижно, словно в нокауте. Затем он поднял тяжелый взгляд на Марганина.

— И каким же, позвольте узнать, образом вам стала известна вся эта информация?

— Мне бы не хотелось пока разглашать имя моего источника, товарищ адмирал. Ради Бога не сочтите за нахальство с моей стороны, но дело в том, что я выпестовал и буквально взрастил этого человека, потратив на него два года работы, сил, нервов. И одним из пунктов нашего с ним соглашения я взял на себя обязанность сохранять его имя в абсолютнейшей тайне. Кроме меня этот человек пока не известен никому.

Слоюк кивнул. Будучи сам профессиональным разведчиком, он понимал и принимал такого рода правила профессиональной игры.

— Надеюсь, лейтенант, вы понимаете, каким образом все это может сказаться на нашем положении?

— То есть, вы про бизаний?

— Да, про него, — подтвердил Слоюк. — Если только Превлов раскрыл американцам наш план, то последствия такого разглашения могут быть непредсказуемы. Как только в их руках окажется бизаний и они осуществят свой «Сицилианский проект», на ближайшее десятилетие стратегическая инициатива окажется в их руках.

— Да, но может, капитан Превлов еще не передал американцам наш план? — предположил Марганин. — Не исключаю, что он как раз придерживал информацию до момента поднятия «Титаника»?

— «Титаник» уже поднят со дна, — мрачно сказал Слоюк, каждое слово его имело вес гири. — Не далее, как три часа тому назад капитан Пароткин с «Михаила Куркова» сообщил в штаб-квартиру, что «Титаник» поднят на поверхность и находится в таком состоянии, при котором возможна его буксировка.

Марганин был весьма удивлен услышанным.

— Но наши агенты «Серебряный» и «Золотой» уверяли, что операция по извлечению лайнера не начнется в ближайшие трое суток, и не верить этому у нас нет оснований.

Слоюк меланхолично пожал плечами.

— Американцы вечно спешат, о чем бы ни зашла речь.

— Значит, нам нужно отказаться от разработанного капитаном Превловым плана по захвату бизания и немедленно предпринять какие-то иные шаги?

Когда Марганин вел речь о разработанном капитаном Превловым плане, ему приходилось сдерживать улыбку. Настала пора ниспровергнуть гипертрофированное капитаново эго с того пьедестала, на который оно было возведено. С этой минуты начиналась наиболее ответственная для Марганина часть операции. Тут требовалось хорошенько продумывать каждое слово и каждый жест.

— Стратегию менять уже слишком поздно, — медленно, взвешивая каждое слово, произнес адмирал Слоюк. — Все люди и все корабли уже разведены по местам, и потому единственное, что нам остается, так это идти напролом, выполнять утвержденный план.

— А что будет с капитаном Превловым? Вы, я полагаю, прикажете его арестовать?

Слоюк смерил Марганина тяжелым мрачным взглядом.

— Нет, лейтенант, Превлов будет выполнять возложенные на него функции.

— Но ему же нельзя доверять?! — воскликнул Марганин с отчаянием в голосе. — Я представил вам доказательства…

— Ни одно из представленных вами доказательств не может считаться абсолютным. Все эти бумажки можно легко подделать, — резко сказал Слоюк. — И потом, лейтенант, ваш конвертик что-то слишком уж аккуратно запакован, чтобы содержимому можно было безоговорочно доверять. И если представленные мне документы в чем-то меня и убедили, так, пожалуй, разве только в том, что один молодой разведчик из моего ведомства слишком уж горит желанием обскакать своего непосредственного начальника и занять таким образом его место. Такого рода уловки вовсю практиковались задолго до того, лейтенант, как вы появились на свет.

Вы решили сыграть в очень опасную игру, и вы — проиграли. Увы.

— Позвольте заверить вас…

— Довольно! — голос Слоюка был тверд, как гранит. — Меня лишь утешает мысль о том, что бизаний все-таки окажется на борту советского корабля — и не позднее, чем через три дня. Именно тогда я смогу сказать, что у меня имеются неопровержимые доказательства вашей клеветы и безупречного поведения капитана Превлова.

Глава 51

Огромный, неподвижный, лежал «Титаник» на воде. Мелкие волны с обеих сторон обтекали его ржавый корпус, вновь сходились за кормой и продолжали свой путь к далеким и никогда прежде не виданным берегам. Течение медленно увлекало корабль, отделанные деревом палубы которого подсыхали в лучах теплого солнца. Это был корабль-покойник, которому судьба дала возможность вновь пополнить собою ряды настоящих, вполне дееспособных судов.

Корабль-покойник не был, однако, судном-призраком. Расположенная над салоном первого класса навигационная башня была на скорую руку срезана автогеном под корень с тем, чтобы освободившееся место могло быть использовано в качестве вертолетной площадки. Вскоре весьма солидная команда специалистов прибыла на «Титаник». Они привезли с собой оборудование, инструменты, необходимые материалы — и тотчас же закипела работа по тщательной подготовке корабля к долгому буксированию в нью-йоркский залив.

Была, была такая минута, когда всех едва живых подводников с «Дип Фантом» взяли на борт вертолета, а специалисты еще не прибыли на «Титаник», и Джиордино оказался полновластным хозяином извлеченного из океанской бездны лайнера. Ему в тот момент даже не пришло в голову, что за последние семьдесят шесть лет он был первым, кому довелось ступить на палубу легендарного корабля.

Хотя был полдень, самое что ни на есть подходящее время для работы. Джиордино воздержался от каких бы то ни было изысканий в одиночку. Всякий раз, когда он смотрел вниз с восьмисот восьмидесятидвухфутовой высоты корабельного борта, у него появлялось ощущение, что он заглядывает в сырой и мрачный склеп.

Нервно закурив, Джиордино присел на металлический выступ и принялся ждать возвращения вертолета.

Питт решительно не испытывал неудобства или же волнения в тот момент, когда ступил на палубу «Титаника». Чувство Питта было сродни благоговению. Он прошел к капитанскому мостику и застыл в одиночестве, раздумывая о невероятной судьбе, выпавшей на долю этого корабля. Вновь и вновь пытался Питт представить себе, каким был тот далекий, отделенный почти восемью десятилетиями, день, когда капитан Эдвард Д. Смит с этой же самой точки наблюдал за тем, как вверенное ему судно вместе с командой и пассажирами медленно уходит под воду. О чем думал он, зная, что все шлюпки, имеющиеся на корабле, могут вместить не более тысячи ста восьмидесяти человек? Ведь в тот злополучный рейс на борту находилось две тысячи двести человек. И еще Питт пытался представить, какова была бы реакция старого морского волка, если бы в момент потопления ему сказали, что через много десятилетий его судно вновь увидит солнечный свет? И что по палубам корабля будут прохаживаться люди, ни один из которых еще не родился в том далеком трагическом году? Поистине, неисповедимы пути…

Питту показалось, что прошли многие часы, хотя в действительности он отвлекся на какие-нибудь полторы-две минуты. Очнувшись, он направился в сторону кормы, минуя запаянную дверь радиорубки, из которой первый радист «Титаника» Джон Г. Филлипс вынужден был послать в эфир сигнал «SOS». Питт миновал шлюпбалки, некогда, позволившие спасательной шлюпке № 6 спуститься на воду: именно в эту шлюпку посчастливилось попасть некоей миссис Дж. Дж. Браун из Денвера, впоследствии сделавшейся всемирно известной как «Непотопляемая Молли Браун». Миновал он некогда роскошный лестничный вестибюль, в котором играли Грэхам Фарли и его бесстрашные коллеги из корабельного оркестра… А вот где-то здесь, судя по рассказам очевидцев, миллионер Бенджамин Гугенхайм со своей секретаршей без всякой паники на лицах стояли, дожидаясь смерти: на ней и на нем были одеты самые лучшие наряды — они и в этот момент хотели выглядеть максимально респектабельно.

Почти пятнадцать минут ушло у Питта на то, чтобы пройти к шахте лифта. Перевесившись через поручни, он соскочил на нижнюю прогулочную палубу. Тут находилась кормовая мачта, которая торчала из прогнившей корабельной обшивки, как обломок ствола: мачта была обломана на высоте восьми футов от поверхности палубы — именно тут ее задела своим корпусом «Си-Слаг».

Питт сунул руку в карман, нащупал и вытащил пакет, переданный коммодором Бигалоу. Он развязал пакет. Под рукой не оказалось ни веревки, ни троса, ни какого-нибудь фала, а потому Питт вынужден был воспользоваться бечевкой, которой Бигалоу завязал пакет. Обломанная мачта подходила для целей Питта как нельзя лучше: он прикрепил сверху, снизу, затем сделал несколько шагов назад и залюбовался своей работой.

Ветер развевал флаг на импровизированном флагштоке. Материя была старая, краски, некогда яркие, поблекли. Однако в целом старенький вымпел «Уайт Стар Лайн», тогдашней пароходной компании, выглядел совсем неплохо, развеваясь над «Титаником», как в былые времена.

Глава 52

Утреннее солнце едва только появилось над восточной кромкой морского горизонта, когда Сэндекер выпрыгнул из вертолетного люка и присел на корточки, успев рукой схватить шляпу, едва не сорванную мощным воздушным потоком вращающегося винта. Все еще горели, хотя нужды никакой в том не было, установленные на палубе «Титаника» прожектора; обрывки тросов, ржавые трубы, детали механизмов были раскиданы повсюду. Питт и его коллеги работали не покладая рук всю ночь напролет, чтобы как-то оформить и окончательно завершить приготовительные работы. Кораблю предстояло длительное плавание.

Руди Ганн, находившийся в тот момент рядом с ржавым лопастями гигантского корабельного вентилятора, приветственным жестом руки встретил адмирала.

— Добро пожаловать на «Титаник», — сказала он. — Располагайтесь, — Ганн широко улыбнулся. В то утро все участники спасательной операции часто улыбались — к месту и не к месту.

— Что тут у вас?

— Да все пока более или менее… Как только мы включим помпы, откачаем воду и тогда корабль встанет попрямее.

— Питт где?

— В гимнастическом зале.

Собравшийся было уже идти, Сэндекер запнулся на полушаге, недоумевающе посмотрел на Ганна и переспросил:

— Ты сказал, в гимнастическом?

Ганн кивнул и указал на пролом в одной из переборок носовой части: края пролома безошибочно подтверждали, что тут дело не обошлось без ацетиленовой горелки.

— Вот сюда, пожалуйста.

В помещении пятнадцать на сорок футов было полно мужчин, каждый из которых был поглощен своей работой, не обращая внимания на ржавый паноптикум, выстроенный на некогда превосходном линолеуме. Тут оказалось во множестве хорошо сделанных, богато разукрашенных машин, на которых имитировалось занятие греблей. Имелись также и занятно выглядевшие стационарные велосипеды. Среди прочего были здесь и механические лошади с изрядно поржавевшими металлическими частями, прогнившими кожаными седлами и подпругами. Среди механических монстров Сэндекер обнаружил даже нечто, весьма напоминающее механического верблюда. И каково же было удивление адмирала, когда он выяснил, что это и в самом деле — верблюд.

Механики, инженеры, прочие члены спасательного отряда уже успели установить тут радиоприемное и радиопередающее устройство, три переносных электрогенератора, целый лес переносных светильников на высоких подвижных штативах, а также плиту а-ля Руб Голдберг. Были тут и множество складных столов и стульев из матового алюминия, и упаковочные корзины, и даже походная койка.

Питт вместе со Спенсером и Драммером были настолько заняты работой, что не заметили, как к ним приблизился Сэндекер. Троица коллег разглядывала рекламный снимок «Титаника».

Питт поднял голову и обрадованно приветствовал адмирала.

— Добро пожаловать на "Большой "Т"", — по-хозяйски радушно сказал он. — Как у Меркера. Киля и Чавеца?

— В санчасти на «Каприкорне». Им сделали уколы, и теперь они дрыхнут за милую душу. Я был уверен, что они чуть живы, а все трое не успели отдохнуть, как начали приставать к доку Бейли, чтобы тот разрешил им продолжить работу. Бейли делает вид, что ничего такого не слышит. Действительно, просьба еще та, что называется: приступить к работе, когда чуть Богу душу не отдали. Бейли в ближайшие сутки даже и разговаривать с ними об этом не желает. А такого гиганта, как доктор Бейли, попробуй ослушаться — он мигом в порошок сотрет. — Сэндекер замолчал и принюхался. — Эй, чем это здесь так пахнет?

— Гниль, — ответил Драммер. — Самая обыкновенная гниль. Тут все насквозь прогнило, и с этим ничего не поделаешь. А то ли еще будет, когда поверхности высохнут, когда солнышко пригреет как следует. Сейчас-то еще что!

Сэндекер обвел взглядом помещение.

— А уютненько здесь у вас, ничего не скажешь… Только я никак не могу понять, зачем понадобилось устанавливать оборудование именно в гимнастическом зале? Не лучше ли было воспользоваться для этот о капитанским мостиком?

— Нарушение традиции — это да. Однако на то имелись свои причины, — ответил Питт. — На мертвом корабле капитанский мостик уже, по сути, без надобности. В то же самое время, гимнастический зал тут расположен как нельзя более удобно, посередине корабля. Отсюда равно близко что до кормы, что до носа… Кроме того, гимнастический зал рядом с вертолетной площадкой, на крыше отсека первого класса. Чем ближе к истокам, тем проще работать.

— Хочу спросить вас, — сказал Сэндекер, — не собираетесь ли вы тут втихаря заниматься боди-билдингом? И для этого выбрали спортивный зал?

Взгляд адмирала Сэндекера вдруг упал на кучу различного хлама, который был собран в аккуратную кучу около носовой стенки зала. Сэндекер направился туда, подошел и принялся рассматривать останки того, кто прежде был пассажиром или же членом команды «Титаника».

— Интересно, кем был этот бедолага?

— Теперь уже не узнаешь, — откликнулся Питт. — Можно бы установить по зубным пломбам, однако попробуй теперь сыщи медицинские карты дантистов начала века.

Сэндекер присел на корточки и внимательно рассмотрел тазобедренный сустав.

— Господи Боже, это была женщина! — воскликнул адмирал.

— Именно, — подтвердил Питт. — Она или же была одной из пассажирок первого класса, которая даже не пыталась спастись, или эта женщина ехала четвертым классом и пришла сюда, когда все шлюпки были уже спущены на воду.

— Еще какие-нибудь останки нашли?

— Знаете, у нас, собственно, и времени-то не было как следует посмотреть… Один из людей Спенсера вроде нашел скелет около камина в холле.

Сэндекер показал взглядом:

— А там что такое?

— Через эту дверь можно пройти к главному трапу.

— Пойдем, проводишь меня.

Они прошли на крышу первой палубы и оттуда посмотрели вниз. В просторном холле были видны раскиданные столы и стулья, диванчики и диваны. Изящные линии поручней почти не были повреждены и поражали чистотой и изысканностью дизайна. Стрелки больших бронзовых часов застыли, показывая 2:21.

По ступеням, покрытым толстым слоем океанского ила, Питт и Сэндекер прошли в одну из просторных гостиных. Вид помещения поразил обоих. Сюда почти не проникал солнечный свет, и густой полумрак усиливал гнетущее впечатление, которое создавала беспорядочно валявшаяся по углам некогда очень дорогая мебель. Осторожно, чтобы не наступить на что-нибудь, они продвинулись футов на тридцать в глубину, натолкнулись на целую гору обломков мебели и металла и сочли за благо вернуться в гимнастический зал.

В тот момент, когда они переступили порог единственного на корабле мало-мальски обжитого помещения, склонившийся над приемником человек распрямился и повернулся в их сторону. Это был Джиордино.

— Я как раз думал, куда это они исчезли. Недавно был разговор с парнями из «Ураниус Ойл», они спрашивали, как там дела с их подлодкой…

— Скажи им, что как только мы придем в Нью-Йорк, поставим «Титаник» в сухой док, то первым делом займемся «Дин Фантом». Вытащим подлодку, сразу же и вернем, — сказал Питт.

Джиордино понимающе кивнул и повернулся к пульту.

— И вообще, пускай коммерческая служба собачится из-за их лодки. У нас есть дела поважнее, — заметил Сэндекер. — Да, джентльмены, я хотел спросить. Вы не думаете, что событие настолько важное, а в горле настолько сухо у всех, что следовало бы исправить эту очевидную диспропорцию. Хоть по глотку-то, черт побери…

— Вы сказали — по глотку, — оживился Джиордино.

— Да, я сказал — по глотку, — подтвердил свое предложение Сэндекер и из каких-то потайных карманов своего плаща извлек две бутылки. — Чтобы никто потом не говорил, что Джеймс Сэндекер не оказал должного внимания команде.

— Бойся адмиралов, дары приносящих, — вполголоса произнес Джиордино.

Сэндекер с явным сожалением посмотрел на Джиордино и мечтательно произнес:

— В старое доброе время за такие слова, адресованные старшим по званию, наглецов заставляли в шторм забираться на самый верх мачты.

— Точно! — с явным энтузиазмом подтвердил Драм-мер. — А если они благополучно забирались и спускались на палубу, для них еще было такое воспитательное средство, как килевание. Знаешь, что это такое?

— Все, запугали, — Джиордино поднял руки. — Слова теперь против начальства никогда не скажу. Если, разумеется, начальство это будет изредка вспоминать, что мне время от времени не худо и выпить.

— Не много же тебе нужно, сынок, — со вздохом сказал Сэндекер. — Ладно… Джентльмены, я прошу определиться, кому — что. Тут у меня поллитровка «Джек Дэниелз», которую любят все простые парни на свете, и поллитровка «Катти Сарк» — для городских пижонов. Давайте стаканы, чашки, кружки — у кого что в наличии. И не стесняйтесь, адмирал от чистого сердца угощает.

Джиордино не заставил себя просить дважды: направлен на импровизированную кухню и принес оттуда одноразовых стаканчиков по числу собравшихся в гимнастическом зале. Когда всем налили, Сэндекер поднял стакан:

— Джентльмены, предлагаю первую выпить за легендарный «Титаник». Да не будет никогда более мир праху его!

— Давайте, давайте за «Титаник»!

— Именно!

— Верно…

Выпив, Сэндекер опустился на раскладной стул, подлил себе еще и, маленькими глотками потягивая спиртное, оглядел собравшихся тут парней. Среди всех этих ребят были два агента русской разведки, и Сэндекер мысленно прикидывал, кто именно мог бы быть шпионом…

Глава 53

Генеральный Секретарь ЦК КПСС Георгий Антонов потягивал свою трубку и через табачный дым поглядывал на капитана Превлова.

— Должен признаться, капитан, у меня пока весьма смутное представление об этом начинании.

— Мы самым тщательным образом рассмотрели все прочие варианты и остановились на этом как на единственном, — сказал Превлов.

— Но ведь тут есть свои опасности, — тактично напомнил Антонов. — Едва ли американцы будут сидеть сложа руки, когда узнают, что их бизаний украден.

— Я думаю, товарищ Генеральный Секретарь, как только бизаний окажется в наших руках, мнение Америки вообще не будет иметь никакого значения. Нам главное — успеть захлопнуть дверь у них перед носом.

Генеральный Секретарь сложил руки на груди. За его спиной на стене висел огромный портрет Ленина.

— Мне решительно не нужны никакие международные скандалы, капитан. Надо бы обставить все таким образом, чтобы мировое общественное мнение было бы на нашей стороне.

— Позиция Президента Соединенных Штатов в этом вопросе более чем уязвима, поскольку нашу правоту признает даже международное право.

— Это будет означать конец эпохи разрядки, — раздельно сказал Генеральный Секретарь.

— Это также будет означать и начало конца Америки как сверхдержавы.

— Меня устраивает подобный расклад, капитан. — Трубка Генерального Секретаря потухла, и он снова закурил, наполнив комнату сладковатым ароматным дымом хорошего табака. — Но в том случае, если мы не сумеем раздобыть этот бизаний, конец придет нам как сверхдержаве, и это нельзя сбрасывать со счетов.

— А мы сумеем.

— Самонадеянное заявление, — сказал Антонов. — Когда хороший защитник в суде готовит свою речь, он прежде всего просчитывает ходы прокурора и уже в этой связи вырабатывает собственную тактику. Что предусмотрено на тот случай, если бизаний нам добыть не удастся?

— Тогда весь бизаний будет уничтожен, — решительно сказал Превлов. — Если мы не завладеем бизанием, американцам он не достанется также.

— Означает ли это, что будет уничтожен также и «Титаник»?

— Да. Уничтожив «Титаник», мы тем самым уничтожим и бизаний. А второе поднятие лайнера будет уже совершенно невозможно.

Превлов замолчал, ожидая, что ему скажет Генеральный Секретарь. Слова капитана показались Антонову вполне убедительными. Генеральный уже дал «добро» на проведение операции по захвату бизания и теперь лишний раз убедился в правильности выбранной тактики. Он внимательно посмотрел на Превлова. Вид у капитана был уверенный и решительный, как у человека, не привыкшего отступать, не приученного к поражениям. Даже самые обычные слова из уст Превлова звучали убедительно. Да, план, представленный Превловым, казался Генеральному Секретарю вполне надежным.

— Когда вы отправляетесь в Северную Атлантику, капитан? — спросил он.

— С вашего разрешения, сегодня же и отправлюсь, товарищ Генеральный Секретарь. В Горьком, на одном из военных аэродромов меня уже поджидает бомбардировщик дальнего радиуса действия. Через двенадцать часов я буду на борту «Михаила Куркова». Удача сопутствует нам и ураган кстати, под его прикрытием мы постараемся все сделать быстро и незаметно. «Титаник» будет захвачен без труда.

— Что ж, тогда не смею больше вас задерживать. — Антонов поднялся и дружески приобнял капитана за плечи. — От вас будет во многом зависеть будущее нашей страны. Надеюсь, вы это понимаете, и у вас не возникнет оснований для разочарования, капитан.

Глава 54

День был неудачным для Питта. День начал восприниматься, как неудачный, с того самого момента, когда Питт сделал перерыв в спасательных приготовлениях и отправился в грузовой отсек №1, на седьмой уровень.

Тут царил чудовищный разор. Отделение, где находился бизаний, оказалось погребено под обрушившейся переборкой.

Питт в полутьме стоял и молча обозревал металлический непроходимый завал, через который иначе, как с помощью специальных приспособлений, нечего было и думать пробраться. Именно в тот момент Питт ощутил у себя за спиной постороннее присутствие.

— Похоже, судьбе нравится издеваться над нами, — сказал из темноты Сэндекер, голос которого Питт сразу же узнал.

— Да уж, на данный момент, пожалуй, — согласно кивнул Питт.

— Слушай, а что, если…

— Если мы попытаемся обойтись одними только подручными средствами, работа займет не одну неделю. Это же самые настоящие стальные джунгли.

— А другой какой-нибудь способ?

— Будь у нас кран системы «Допплманн», мы бы все расчистили тут за два часа.

— Считаешь, суетиться бессмысленно? Подождем, пока поставим «Титаник» в сухой док, так, что ли? Неужели ждать до самого Нью-Йорка?

Питт посмотрел на адмирала. Адаптировавшиеся глаза Сэндекера различили усталое и поникшее лицо Питта, которое лучше всяких слов выражало мнение.

— Конечно, если бы удалось взять бизаний и перенести его на «Каприкорн» — это было бы еще одно очко в нашу пользу, — сказал Питт. — Это, без сомнения, гарантировало бы грузу большую сохранность.

— Слушай, а если сделать вид, будто мы сумели достать бизаний, а? Иначе говоря, сымитируем перевозку бизания на «Каприкорн»?

— Русских агентов, думаю, так тривиально не обведешь вокруг пальца.

— В том, разумеется, случае, если оба они находятся сейчас на «Титанике». А если — нет?

— Завтра я смогу ответить на ваш вопрос более аргументирование.

— Значит, какие-то определенные подозрения у тебя уже имеются, так, что ли?

— Больше того, я почти что держу на крючке того, кто убил Генри Манка. Что касается второго, на его счет у меня пока что лишь версия, которую еще надлежит проверить.

— Интересно, кто же именно попал под подозрение? — произнес Сэндекер.

— Видите ли, я уверен, что мое доказательство едва ли подходит для государственного обвинителя. И уж наверняка его не признал бы суд присяжных. Дайте мне еще несколько часов, адмирал, и я брошу к вашим ногам и «Золотого», и «Серебряного», или какие там клички у этих подонков, я не знаю…

Сэндекер выказал некоторое удивление на лице, затем осторожно уточнил:

— Ты что же, в самом деле так близко подошел к разгадке?

— Так близко.

Сэндекер провел рукой по лицу, как бы снимая напряжение. Губы его, однако, оставались плотно сжатыми, и тревога не исчезла из глаз. Он еще раз окинул взглядом металлический завал, который преграждал им путь к цели.

— Что ж, Питт, поступай как знаешь. Ты всецело можешь рассчитывать на мою поддержку, тем более, что у меня, собственно, и выбора-то нет. Я с тобой — до конца, так и знай.


У Питта возникли, однако, и другие проблемы. Два морских буксировщика, о которых была достигнута договоренность с адмиралом Кемпером, в ближайшие часы не смогут сюда добраться. А между тем около полудня, ни с того ни с сего, вдруг усилился правый крен «Титаника». Прежние одиннадцать градусов отклонения от вертикали внезапно увеличились до семнадцати.

«Титаник» сидел низко в воде. Гребни волн ударяли в запечатанные иллюминаторы пятой палубы; еще на каких-нибудь десять футов повыше, и волны переливались бы через край судна. И хотя Спенсеру и его парням удалось наладить бесперебойную работу всех помп, хотя захватывающие раструбы этих помп были установлены в грузовых отсеках, металлические завалы не позволяли дотянуть трубы до машинного отделения и тем более до топки. А именно там скопилось наибольшее количество воды, к которой пока что не было никакой возможности подобраться.

Отработав почти сутки, Драммер сидел теперь в гимнастическом зале, чуть живой от усталости. Налив себе большую кружку «кока-колы», он медленно тянул освежающий напиток.

— Подумать только, — рассуждал он, — после без малого восьмидесяти лет гниения и ржавления под водой гвозди и шурупы превратились в настоящую труху, а деревянные панели, некогда украшавшие потолок и стены, упали теперь и образовали такие завалы в проходах, что иные коридоры «Титаника» напоминают хорошую городскую свалку.

Все утро Питт провел за столом, возле радиопередатчика. Красными от усталости глазами снова и снова рассматривал он подробный чертеж надстроечной части «Титаника».

— А что, если для прохода в трюм воспользоваться главным трапом, или даже шахтами лифтов?

— Ниже четвертой палубы главный трап буквально забит всяким хламом, там не пройти, — возразил Спенсер.

— Ну хорошо, а как насчет лифтовых шахт? Я считаю, что шахты — это более чем реальный шанс, — сказал Ганн. — Правда, и там масса ржавых тросов, да и двери лифтов намертво заржавели в закрытой позиции. Ну — а все-таки?

— Двери лифтов были автоматически закрыты по команде, которую отдал один из старших офицеров сразу после того, как «Титаник» наткнулся на айсберг, — прокомментировал Питт.

В этот самый момент низкорослый, крепкого телосложения мужчина, с ног до макушки покрытый сажей и выпачканный машинным маслом, ввалился в гимнастический зал. Питт поднял голову и широко улыбнулся вошедшему:

— Неужели это ты, Эл? Вот уж никогда бы не узнал…

Джиордино с трудом дотащился до койки и плюхнулся, как мешок с цементом.

— Буду весьма признателен, если около меня не будут зажигать спички, — устало пробормотал он. — Я еще слишком молод, чтобы умирать в пламени костра.

— Какие результаты? — поинтересовался Сэндекер.

— Я пробрался черт знает куда… Был на шестой палубе… Добрался до такого уровня, за которым уже идет один покореженный металл. А темнотища там, мамочки родные, ни черта не видно! Со сходного трапа загремел, чуть кости все не переломал. Весь трап в масле. Видимо, когда произошел удар о дно, масло фонтаном брызнуло во все стороны, в том числе — и на трап. А как же там внизу холодно. Матерь Божья!!! Ниже, чем спустился я, спуститься невозможно.

— Ну, если бы у нас, например, была змея, она бы сумела, я думаю, проникнуть в котельную, — сказал Драммер. — Но не у всякого человека возможности змеи. Туда бы несколько тонн динамита да хорошую команду аварийщиков, тогда — другое дело.

— И все-таки я уверен, что какой-то путь в багажное отделение есть. Не может быть, чтобы такого пути не нашлось, — уверенно воскликнул Сэндекер. — И если мы пока не сумели этого пути отыскать, это совсем не повод для того, чтобы утверждать, будто к бизанию нам не пробраться. И кроме всего прочего нужно спешить. В корпусе «Титаника» где-то дырка, через которую внутрь набирается вода. Если будем тянуть волынку, столько воды наберется, что корабль перевернется кверху брюхом и снова потонет, будьте уверены.

До той самой минуты, когда была произнесена эта Фраза, никто из присутствующих даже подумать серьезно не мог о том, что все усилия по спасению «Титаника» могут оказаться напрасными; и что у корабля вполне Реальные шансы снова оказаться на дне. И вот теперь, как по команде, все собравшиеся в гимнастическом зале вдруг почувствовали тревогу от одной этой мысли. Тем более, что «Титанику» предстояло еще очень длинное путешествие, путешествие в тысячу двести морских Миль, — до Нью-Йорка.

Питт, расположившись за столом, внимательно изучал планы и схемы «Титаника». Они были на удивление приблизительными и мало чем могли помочь. Каким бы странным это ни казалось специалистам, однако ни одного, как выяснилось, комплекта чертежей «Титаника» или хотя бы корабля-близнеца «Олимпика» в природе не существовало: когда германские стратегические бомбардировщики бомбили стапеля судоверфи «Харланд энд Вольф», они камня на камне не оставили от Белфастского предприятия. Вместе с чертежами уничтоженными оказались также и комплекты инженерных расчетов, и обстоятельные фотографии лайнера, и много чего еще.

— Если бы только «Титаник» не был так велик… — проворчал Драммер. — Котельная размещается на сотню футов ниже лодочной палубы…

— Что сто футов, что сто миль — один черт, — заметил Спенсер. Он повернул голову в сторону дверей, ведущих на главный трап, через которые вошел Вудсон: — А, вот и наш друг Каменное Лицо! Тут срочно нужен официальный фотограф спасательной экспедиции. Такой кадр пропадает!

Вудсон осторожно, как великую ценность, снял с шеи батарейный блок и положил его на схемы, выложенные на столе.

— Поснимал немного… Нам, может, и без надобности, а внукам захочется взглянуть, каким был этот легендарный «Титаник». Вот пускай и любуются… — сказал он с выражением своей всегдашней невозмутимости на лице. — Кто знает, вдруг на пенсии захочу книжку про все это написать. Без иллюстраций она не каждого заинтересует, а фотографии — вот они. Не всякий издатель найдет в себе силы отклонить подобный материал, я думаю.

— Еще бы, — откликнулся со своего места Спенсер. — А ты случайно не наткнулся на какой-нибудь неизвестный нам проход в котельную, а?

Спенсер с явным сожалением покачал головой.

— Я ведь снимал в гостиной первого класса. Там многое на удивление великолепно сохранилось. Если не считать естественную реакцию дерева и ткани на многолетнее пребывание в воде, я бы сказал, что там все весьма неплохо сохранилось. Даже и теперь в гостиной ничуть не хуже, чем в холле «Версальского Паласа», будьте уверены. — Спенсер принялся сортировать по какому-то ему одному известному принципу отснятые кассеты пленок. — Нет ли возможности разжиться вертолетом? Я бы хотел отснять пару пленок с высоты птичьего полета, пока подойдут буксиры.

Джиордино при этих словах сделал выразительное лицо и сказал, обращаясь к Спенсеру:

— Ты снимай, пока есть что снимать. Не ровен час, может получиться так, что твой разлюбезный «Титаник» к утру вновь окажется на дне.

Вудсон поднял бровь.

— А что, разве он тонет?

— Надеюсь, что нет.

Все обернулись в сторону человека, произнесшего эти три слова таким тоном, словно ему было известно больше, чем остальным. Питт реагировал усмешкой, причем усмешка у него получилась уверенная и одновременно дьявольская, как у человека, которого неожиданно избрали в совет директоров «Дженерал Моторс». Он сказал:

— Как в лучшие времена говаривал Кит Карсон, которого окружили толпы индейцев: «Мы еще поглядим, кто — кого! Мы еще очень даже поглядим и поборемся!!!» Не позднее, чем через десять часов машинное отделение и котельная будут идеально сухими, там и капли воды не останется. — Он быстро перебрал несколько бумаг, пока не отыскал нужную. — Тут Вудсон мечтал о том, чтобы взглянуть на корабль с высоты птичьего полета, вертолет хотел заполучить. А ведь никакого вертолета и не нужно. Мы давным-давно могли уже и сами сообразить. Не нужно было вниз забираться, в трюм лазать. Куда как проще — сверху взглянуть.

— Тоже мне, — пробурчал Джиордино. — Зачем это вдруг понадобилось сверху смотреть? Что, интересно узнать, ты. рассчитываешь увидеть сверху?

— Неужели до сих пор так никто и не понял?! Драммер выглядел сбитым с толку.

— Как хочешь, но, видимо, я тупею с возрастом. Не понял и до сих пор не понимаю.

— А ты. Спенсер?

Спенсер отрицательно покачал головой.

Питт улыбнулся ему в ответ и сказал:

— Ну-ка, собери сейчас своих парней на верхней палубе. И пусть они прихватят все свое оборудование для резки металла, им все это может понадобиться.

— Хорошо, соберу, если ты считаешь нужным… — Спенсер пожал плечами, с места, однако, при этом не сдвинулся.

— Господин Спенсер, судя по его реакции, не слишком высокого мнения о моих интеллектуальных способностях, — сказал Питт. — Он и сейчас вот слушает меня, пытается — и никак не может понять, зачем это, мол, нужно подниматься на верхнюю палубу и оттуда рубить проход в нижние уровни корпуса, через целых восемь палуб. А ведь я совсем и не это имел в виду. Я имел в виду то, что у нас в распоряжении имеется уже готовый тоннель, не забитый разным хламом, и который приведет нас прямо в котельную. Собственно, у нас даже не один такой тоннель, а целых четыре. Я имею в виду, уважаемые джентльмены, те самые четыре дымохода, которые некогда соединяли котельную и отводные трубы. Это же все так просто! Растопим ветстил, выбьем люк, которым сейчас отверстие закрыто — и вот вам, пожалуйста, готовый ход в корабельное подземелье. Теперь-то поняли мою мысль?!

Спенсер понял сразу же, равно как и все остальные. Даже не потрудившись отдать должное автору столь блистательного проекта, не сказав даже элементарного спасибо, все, находящиеся в помещении, как по команде устремились к выходу.

А еще два часа спустя все дизельные помпы, доставленные на борт «Титаника», трудились на полную мощь, извлекая в минуту по две тысячи галлонов воды из трюма.

Настоящие водопады обрушивались с борта корабля в океан. Вода за бортом лайнера пенилась, волнение усиливалось: океан жил предчувствием урагана.

Глава 55

Ураган получил имя Аманда. Уже к полудню его расчетный курс был сообщен во все точки земли, и практически все торговые и пассажирские Суда, маршруты которых пролегали в зоне прохождения Аманды, поспешно ушли в безопасные районы или же находились на пути. Все без исключения торговые корабли, танкеры и пассажирские лайнеры от Саванны, Джорджия и до Портленда, штат Мейн, получили приказание вернуться в исходные порты сразу же после того, как из Тампы, из Центра НУМА по изучению ураганов, пришло самое первое уведомление. Еще не менее сотни судов в прилегающей к опасному району акватории были задержаны. Те корабли, которые давно вышли из портов и теперь держали курс на Европу, получили приказ немедленно лечь в дрейф и таким образом переждать ураган.

В городке Тампа, в Центре НУМА по изучению ураганов доктор Прескотт и его коллеги работали вовсю: анализировали графики, вводили в компьютеры новую информацию, рассчитывали возможные отклонения Аманды от наиболее вероятного курса. После многочисленных дополнений и поправок выяснилось, что курс урагана, который начертил Прескотт, полагаясь на свою исследовательскую интуицию, ни в одной точке не подправлен более, чем на сто семьдесят пять миль, что можно было считать редкостным достижением ученого.

Один из метеорологов вошел и передал доктору Пре-скотту пространную распечатку.

— Это рапорт, составленный командиром самолета береговой патрульной службы. Они сумели вплотную подлететь к ураганному фронту и даже несколько секунд, как указывает командир, провели в самом эпицентре Аманды.

Прескотт взял протянутые листы и принялся внимательно читать. Отдельные фрагменты он считал нужным прочитывать вслух.

— …Ядро урагана составляет приблизительно двадцать две мили в диаметре. Скорость перемещения достигает сорока узлов и имеет тенденцию к увеличению. Скорость ветра составляет около ста восьмидесяти… — в этот момент у него запершило в горле.

Помощник Прескотта посмотрел на шефа недоумевающим взглядом:

— Простите? Вы сказали — около ста восьмидесяти, если я правильно расслышал?! Сто восемьдесят миль в час? Неужели тут нет ошибки?

— Именно так, около ста восьмидесяти. Но тут еще сказано, что вполне вероятно и дальнейшее усиление скорости ветра, — сказал Прескотт сдавленным голосом. — Не дай Бог, какой-нибудь корабль окажется застигнут таким ураганом. Сказать, что мне жаль команду такого корабля, — это не сказать ничего.

Помощник Прескотта понимающе кивнул, и внезапно взгляд его остановился, глаза округлились от внезапного осознания ситуации.

С побледневшим лицом он сказал, обращаясь к Пре-скотту:

— Боже, там ведь как раз будет… там «Титаник» будет!

Прескотт, не вполне понимая, переспросил:

— Там кто, вы говорите, будет?

— «Титаник». «Титаник» вместе со спасательной командой на борту. Вот уж, поистине, судьба-копейка… Ведь надо же так, а! Курс «Титаника» проходит как раз по линии распространения урагана, один-в-один. Невероятное совпадение…

— Может, мы не совсем правильно рассчитали? — сказал Прескотт.

Его помощник подошел к висевшей на стене огромной карте и несколько секунд простоял в нерешительности. Затем он высмотрел искомую точку, привстал на цыпочки и поставил крупный знак "X" неподалеку от контурного изображения Ньюфаундленда.

— Все так… Вот здесь «Титаник» был извлечен аварийщиками со дна океана. Так что все сходится… Прямо по курсу — ураган.

— Откуда ты взял все это?

— Все газеты и телестанции со вчерашнего дня об этом только и сообщают. Не верите, пожалуйста, свяжитесь с мониторной службой НУМА, вам подтвердят, что все так и есть.

— К черту мониторную службу! — взревел Прескотт. Он рывком вскочил из-за стола, прыжками добрался до телефона и, схватив трубку, прорычал оператору: — Срочно, соедините меня по прямому кабелю с нашей штаб-квартирой в Вашингтоне. Я буду разговаривать с теми, кто сейчас в курсе проекта по подъему «Титаника».

Ожидая, пока его соединят, Прескотт спустил на нос очки и поверх стекол изучал карту с нанесенным "X" — знаком возле Ньюфаундленда.

— Одна только надежда, — ни к кому не обращаясь, сказал он, — что у этих несчастных ублюдков на борту есть хоть один квалифицированный метеоролог с хорошим профессиональным нюхом. Иначе они менее, чем через сутки поймут, насколько важна служба прогноза погоды и навсегда запомнят, какой чудовищной бывает ярость морской стихии.

Разглядывая карту перемещения воздушных масс. Фаркар силился постигнуть смысл того, что следовало из сочетания волнистых линий, абрисов суши, условных обозначений и цифр. От усердия метеоролог практически лег на карту. От недосыпа голова была словно набита ватой, и приходилось напрягаться, чтобы постичь значение пометок, которые Фаркар сам сделал буквально несколько минут назад. Показатели температуры воздуха, скорости ветра, атмосферного давления, приближающийся штормовой фронт — все смешалось в его туманной тяжелой голове в тягучую кашу.

Фаркар безрезультатно тер и тер глаза кулаками, чтобы сфокусировать взгляд. Он тряс головой, чтобы прояснилось сознание, и старался вспомнить, на чем он должен сосредоточиться.

Ураган. Да, именно — ураган! Только сейчас Фаркар сообразил, что скорее всего он допустил где-то в расчетах серьезную ошибку. Он рассчитал, что ураган накроет Кейп-Гаттерас, а ничего подобного не произошло. Вместо этого, образовавшаяся над восточным побережьем область высокого давления оттесняла ураган к северу, так что курс его проходил над океаном. И что совсем уж паршиво, ураган стремительно набирал скорость после того, как сделал в своей траектории заворот: теперь он шел прямиком на «Титаник», причем скорость урагана уже достигала сорока пяти узлов.

Увидев зарождение урагана на снимках со спутника, Фаркар тщательно изучал всю информацию, которую поставлял Центр НУМА в Трампе. Уж столько лет он профессионально занимался метеорологией, однако вся его прошлая жизнь не представила ни одного прецедента подобного рода. Чтобы ураган генерировал с такой стремительностью, чтобы он так набирал скорость — о подобных случаях Фаркару даже слышать не доводилось.

Ураган в мае?! Это было немыслимо. Слова, сказанные в разговоре с Питтом, не давали ему покоя. Что он сказал? Только Господь может устроить шторм… Внезапно Фаркар ощутил слабость в коленках, его лицо моментально покрылось каплями пота, руки нервно сжимались в кулаки.

— Боже, не оставь «Титаник» и на этот раз, — прошептал метеоролог, — Господи, только ты один можешь спасти теперь… Никто, кроме тебя, Господи…

Глава 56

Два принадлежащие военно-морскому флоту Соединенных Штатов судна-буксировщики «Томас Дж. Морз» и «Самуэл Р. Уоллес» прибыли на место точно в 15.00 и принялись медленно кружить возле «Титаника». Огромные размеры лайнера и странная, даже пожалуй — потусторонняя аура вокруг корабля действовали на моряков впечатляюще: команды обоих буксировщиков чувствовали явное благоговение и некоторый страх перед океанским монстром, еще несколько часов тому назад лежавшим на глубине трех миль. Сходные ощущения сутками ранее испытали аварийщики с «Каприкорна», равно как и все прочие специалисты, принимавшие участие в операции по спасению «Титаника».

После получасовой визуальной инспекции состояния корабля оба буксировщика пошли курсом, параллельным «Титанику», тяжело разрубая мощные волны. Затем поступила команда «стоп машина». Почти в унисон с обоих буксировщиков были спущены на воду катера. Капитаны подошли к борту «Титаника», откуда уже свисали гостеприимно развевавшиеся трапы.

Лейтенант Джордж Апхилл с «Морза» был низкорослый, полный, краснолицый мужчина, на лице которого выделялись роскошные, а-ля Бисмарк, тщательно ухоженные усы. Рост его коллеги с «Уоллеса» лейтенанта Скотти Бутеры был шесть футов шесть дюймов, нижнюю часть лица закрывала великолепная черная борода. Про этих капитанов уважительно говорили, мол, им палец в рот не клади. Они принадлежали к породе закаленных морских волков, прошедших огонь, воду, медные трубы, выходивших победителями из труднейших ситуаций. В голосе капитанов, в их манере жестикулировать чувствовалась сила, властность, умение командовать людьми, то есть все основные качества профессионального моряка-аварийщика.

— Вы даже не представляете, джентльмены, как мы рады видеть вас, — восклицал Ганн, пожимая руку сначала одному, затем другому. — Адмирал Сэндекер и господин Дирк Питт, наш директор по спецпроектам, вас ожидают. Позвольте пригласить вас в наш импровизированный оперативный штаб, прошу прощения за несколько высокопарное обозначение того места, куда мы сейчас идем…

Оба капитана двинулись вслед за Ганном вверх по трапу, затем через шлюпковую палубу. Тот и другой были впечатлены размерами и степенью разрушений на «Титанике», этом некогда красивейшем корабле. Когда все трое вошли в гимнастический зал, Ганн представил гостям собравшихся.

— Это похоже на сон. Пока шел, щипал себя всю дорогу, — признался Апхилл. — В самых смелых мечтах никогда не представлял себя гуляющим по палубе легендарного «Титаника».

— Примерно то же самое испытывал и я, — поддержал своего коллегу Бутера.

— Конечно, при иных обстоятельствах мы проводили бы вас и показали вам корабль, — сказал Питт, — однако ситуация складывается таким образом, что нельзя терять ни минуты. Каждая потерянная минута увеличивает для «Титаника» риск вновь оказаться там, где корабль пробыл без малого восемьдесят лет, то есть на океанском дне.

Адмирал Сэндекер жестом пригласил всех занять места за длинным столом с разложенными на нем картами воздушных фронтов, диаграммами, графиками. Поверх всех этих бумаг уже были расставлены и заманчиво дымились чашки только что сваренного ароматного кофе.

— Самая главная проблема в данную минуту — это погода, — объявил Сэндекер. — Наш метеоролог на «Каприкорне» вдруг возомнил себя предвестником беды…

Питт развернул еще одну карту перемещения воздушных масс и разложил ее на столе.

— Хотя отмахиваться от плохого прогноза мы также не имеем права, — сказал Питт, несколько пытаясь смягчить впечатление от слов Сэндекера. — Тем более, что погода и на самом деле резко ухудшилась за последние часы. Только за сутки барометр упал на полдюйма. Скорость ветра — четыре, направление северо-северо-восток. Тенденция усиления обозначена вполне определенно. Так что, джентльмены, ситуация и в самом деле не самая лучшая. Если только не случится какого-нибудь невероятного чуда и ураган не сделает левого виража, не уйдет на запад, то менее чем через сутки мы сможем непосредственно познакомиться с Амандой. Мы как раз оказываемся в ударном секторе.

— Ураган Аманда… — Бутера с явным уважением в голосе произнес имя урагана. — Что эта Аманда принесет с собой?

— Джон Фаркар, наш метеоролог, считает, что нынешний ураган чудовищной силы, — Питт ответил Бутере. — В эпицентре ветер уже достигает пятнадцати единиц по шкале Бофора.

— Пятнадцати, ты говоришь? — переспросил Ганн в явном недоумении. — Что-то невозможное… Насколько я знаю, у самых мощных ураганов скорость не превышает двенадцати единиц по шкале Бофора… Что же, в таком случае, могут означать пятнадцать единиц?!

— Что ж, джентльмены, я не склонен совершенно исключать возможность, что самые жуткие опасения аварийщиков могут иногда сбываться. Кто знает, может, мы сейчас как раз такой случай. Если так, то будет чертовски обидно столько сил затратить на извлечение «Титаника» — и только лишь для того, чтобы через двое суток потерять корабль, причем и на этот раз — по прихоти судьбы. — Он хмуро посмотрел в глаза сначала Апхилла, затем Бутеры. — Так что, джентльмены, не исключено, что все ваши усилия, весь ваш путь сюда окажутся напрасными. Думаю, что в создавшихся условиях лучше всего вам было бы вернуться на свои корабли и с максимальной скоростью, каковую могут развить ваши моторы, уйти из опасного района подобру-поздорову…

— Уйти?! — воскликнул Апхилл. — Да ни за что на свете. Мы только что пришли сюда, и пришли для того, чтобы заняться делом, чтобы окончательно довести операцию по спасению «Титаника» до логического завершения. Пусть кто другой уходит, а мы отсюда одни никуда не уйдем.

— Как раз это я и собирался сказать, — поддержал его Бутера. — Просто мой коллега сказал это короче и лучше, чем сумел бы я. — При этих словах Бутера посмотрел на Сэндекера и неожиданно улыбнулся своей широкой спокойной улыбкой уверенного в себе капитана. — «Морз» и «Уоллес», если хотите знать, это такие замечательные буксировщики, что если их прицепить к авианосцу, то они вполне смогут отбуксировать и авианосец, будь вокруг хоть шторм, хоть даже торнадо. Они сконструированы прямо-таки на удивление… Абсолютно любую непогоду выдерживают, да еще и работаю т в сложных условиях за милую душу. Так что помяните мое слово. Нам бы только как следует захватить «Титаник» тросами. А уж если ваш корабль будет у нас на буксире, то никакая Аманда, поверьте, вам не страшна. Мы вас просто так не отдадим, не надейтесь, джентльмены…

Тащить сорокапятитысячетонный лайнер в ураган с силой ветра до сорока пяти узлов — это, скажу вам, та еще работенка, — протянул Сэндекер. — Так что, прежде чем хвастаться, я бы на вашем месте хорошенько продумал исходные данные.

— А никто и не думал хвастаться, — с присущей ему невозмутимостью ответил Бутера. — Мы для начала перекинем трос с кормы «Морза» к носовой части «Уоллеса». Это удвоит нашу мощность. И тогда мы сможем тащить «Титаник», как два локомотива тащат грузовой состав по железной дороге. Тандем, джентльмены, это великая штука…

— При этом скорость у нас будет не менее пяти-шести узлов, — добавил со своего места Апхилл.

Сэндекер внимательно посмотрел на двух капитанов и счел за лучшее не перечить.

Бутера меж тем говорил:

— Хочу заметить, адмирал, что в нашем распоряжении не какие-нибудь ржавые посудины, которые буксируют корабли в гаванях. Речь идет о глубоководных, рассчитанных на работу в условиях океана аварийных буксировщиках длиной двести пятьдесят футов. На каждом стоит движок в пять тысяч лошадиных сил. Причем, скажу вам, такие стоят у нас дизеля — что пальчики оближешь. С помощью таких дизелей можно тащить двадцатитысячетонные корабли со скоростью до десяти узлов. Горючего хватает на десять тысяч миль. Как это вам, а? Если и есть какие-нибудь два буксировщика, способные в условиях сильного урагана тащить ваш достопочтенный «Титаник» в Нью-Йорк, — так это «Морз» и «Уоллес».

— Мне очень приятно слышать ваши уверения, капитан, — сказал Сэндекер, — однако вынужден повторить, что мне и после ваших слов ситуация представляется чрезвычайно сложной. Беря в этих условиях «Титаник» на буксир, вы неминуемо подвергаете риску ваши корабли и всех ваших парней. С этим тоже приходится считаться, согласитесь. Думаю, что наилучший вариант — дать возможность «Титанику» дрейфовать без посторонней помощи. Будем надеяться на лучшее. А что касается вас, джентльмены, то позвольте вас поблагодарить за готовность помочь, разрешите выразить самые искренние чувства восхищения… ну, и кроме того, я уполномочен приказать вам следующее. Отправляйтесь на свои суда, врубайте полный вперед и немедленно уходите в безопасный район.

Апхилл обменялся с Бутерой моментальными взглядами.

— Скажи мне, капитан, — обратился он к Бутере, — случалось ли тебе до сегодняшнего утра не исполнять приказы, исходящие от человека в звании адмирала?

— С сегодняшнего утра? — уточнил Бутера и наморщил для пущей значительности лоб, словно вспоминая, было ли сегодня что-нибудь подобное. — Во всяком случае, с тех пор, как позавтракал, такого вроде бы не случалось… Не стану уверять, но вроде и не случалось…

— Но уж если вам и впрямь так хочется быть с нами, — сказал быстро оценивающий ситуацию Питт, — мы, пожалуй, будем только рады, что в нашем полку прибыло.

— Можете считать, что в вашем полку действительно прибыло, — уверил его Бутера. — Кроме того, когда адмирал Кемпер посылал нас сюда, он сказал, что в случае, если нами не будет доставлен «Титаник» в целости и сохранности в гавань нью-йоркского порта, мы можем распрощаться с морской карьерой навсегда. Именно так, насколько я припоминаю, и выразился адмирал Кемпер. Из двух вариантов я выбираю буксировку «Титаника» в Нью-Йорк.

— Но это уже буквальный мятеж, — не без некоторого удовлетворения в голосе протянул Сэндекер. По его лицу было видно, что ответ капитанов пришелся ему по душе. Он внимательно оглядел всех присутствующих. — Значит, бунт на корабле? Что ж… О’кей, джентльмены, будем считать, что вы сами выбрали свою судьбу. Не уверен, что выбор ваш безупречен. Возможно, это означает — пойти вместе с нами ко дну. Однако будем считать, что выбор сделан. В таком случае здесь нам и вам в том числе делать больше нечего. Допивайте кофе и давайте займемся каждый своими профессиональными обязанностями. Если решили спасать «Титаник» и дальше, будем его спасать.


Капитан Иван Пароткин стоял возле переходного мостка левого борта. Держась одной рукой за поручень, он в бинокль разглядывал небо.

Капитан «Михаила Куркова» был мужчиной среднего роста с умным выразительным лицом, на котором практически никогда, даже в часы отдыха, не появлялось улыбки. Было ему под шестьдесят, однако в поредевших волосах не было еще и намека на седину. Теплый свитер плотно облегал торс и шею; на ногах были теплые шерстяные брюки и утепленные сапоги.

Первый помощник капитана коснулся руки Пароткина и, сумев, таким образом, привлечь к себе внимание, указал рукой на небо. С северо-востока появился мощный четырехмоторный бомбардировщик стратегической авиации и стал быстро приближаться, увеличиваясь в размерах. Через стекла своего бинокля Пароткин сумел разглядеть советские опознавательные знаки. Воздушный гигант, казалось, еле-еле движется и если не падает при такой ничтожной скорости в океан, то происходит это каким-то чудом. Внезапно под фюзеляжем черным прямоугольником обозначился люк, там что-то мелькнуло — и от медленно проплывающего бомбардировщика отделилась темная точка. Через несколько мгновений точка распустилась парашютом. Парашют начал медленный спуск в направлении корабля «Михаил Курков». Десантник, очевидно, рассчитывал приземлиться возле самого корабля, однако его немного отнесло в сторону от правого борта.

С «Михаила Куркова» тут же был спущен катер, который стремительно заплясал на гороподобных отлогих волнах.

Пароткин обернулся к первому помощнику:

— Как только его доставят на борт, проводи, пожалуйста, капитана Превлова ко мне в каюту. — Положив бинокль, капитан направился в сторону двери.

Буквально минут через двадцать замполит постучался в полированную дверь красного дерева, открыл ее и чуть отошел в сторону, пропуская в каюту гостя в мокрой насквозь одежде.

— Капитан Пароткин.

— Очень приятно. Капитан Превлов.

Несколько секунд мужчины изучающе рассматривали друг друга. Каждый понимал, что перед ним — профессионал. Некоторое преимущество Превлова заключалось в том, что ему дали возможность ознакомиться с послужным списком Пароткина. У капитана корабля такой возможности не было, и ему приходилось полагаться только на свою профессиональную наблюдательность. Вид Превлова не произвел приятного впечатления. Слишком гладкое, сытое лицо Превлова, лисий огонек в глазах — все это не вызывало симпатии и уж тем более доверия.

— У нас очень мало времени, — сказал Превлов. — Если мы можем прямо перейти к цели моего визита… Пароткин поднял руку.

— Все по порядку. Сначала переоденетесь и выпьете горячего чаю. У доктора Роговского — руководителя нашего научного совета — как раз ваш рост и размер.

При этих словах стоявший у двери замполит понимающе кивнул и вышел, закрыв за собой дверь.

— Ну и… — начал Пароткин. — Уверен, что сотрудник вашего ранга и вашего опыта прибывает на корабль отнюдь не для того, чтобы изучать особенности распространения урагана.

— В некотором смысле, вы правы. Скажите, вот вы заговорили про чай. А нет ли на вашем корабле чего-нибудь покрепче?

Пароткин отрицательно покачал головой.

— Прошу извинить, капитан. Когда я отправляюсь в рейс, то принципиально отказываюсь брать с собой хоть каплю спиртного. Не стану вас уверять, что команде эта моя привычка особенно по душе, однако отсутствие спиртного на борту имеет свои определенные преимущества.

— Адмирал Слоюк охарактеризовал вас как образец исполнительности.

— Не искушай судьбу.

Превлов расстегнул «молнию» парашютного комбинезона, он упал на пол.

— Боюсь, что вам придется изменить своему правилу, капитан. Мы, вы и я, намерены искушать судьбу, как никогда прежде ее не искушали.

Глава 57

Питт чувствовал себя словно на одиноком необитаемом острове, стоя на мостике «Титаника» и с болью в сердце наблюдая, как суда, еще недавно принимавшие самое деятельное участие в операции по спасению «Титаника» уходили в безопасные районы акватории к западному горизонту.

Последней в цепи кораблей уходила «Альгамбра». Сигнальным прожектором капитан «Альгамбры» просемафорил «счастливо оставаться» и «удачи». Когорта журналистов в последний раз направляла свои кинотеле — и фотообъективы в сторону «Титаника», эти кадры могли стать последними, запечатлевшими лайнер. Напрягая зрение, Дирк Питт вглядывался в толпу, пытаясь найти Дану Сигрем в толпе, но из-за плохой видимости не сумел разглядеть ее.

Питт, не отрываясь, следил за удаляющимися кораблями до тех самых пор, пока их силуэты не превратились в небольшие черные точки на горизонте. Только ракетный крейсер «Жюно» да «Каприкорн» оставались возле «Титаника», однако «Каприкорн» лишь дожидался, когда оба капитана буксировщиков дадут знак, что у них все готово, и тогда «Каприкорн» последует за ушедшими судами.

— Господин Питт?

Обернувшись, Питт увидел мужчину с мятым бледным лицом и фигурой, которая напоминала пивную бочку.

— Я шеф-повар Баском с «Уоллеса». Прибыл с двумя парнями, чтобы скоренько закрепить тут у вас конец троса.

Питт дружелюбно улыбнулся.

— Готов спорить, что тебя прозвали Дурной Баском.

— Так это ж за глаза. Прозвище тянется за мной еще с тех самых пор, когда ни о каком плавании я даже не мечтал, а только-только открыл свой бар в Сан-Диего. — Баском пожал плечами. Потом прищурился. — А как вы угадали?

— Капитан Бутера мне так красочно рассказывал про тебя… Заглазно аттестовал, что называется.

— Да, капитан мировой мужик.

— Сколько, ты полагаешь, уйдет времени на трос?

— Дадите вертолет, так при определенной удаче в час уложимся.

— С вертолетом никаких проблем, ради Бога. Тем более, что он принадлежит военным морякам. — Питт повернулся и посмотрел в сторону «Уоллеса», который под управлением капитана Бутеры медленно пятился в сторону «Титаника», между бортами обоих кораблей оставалось не больше сотни футов. — Насколько я понимаю, ты собираешься захватить вертолетом наш конец троса и с «Уоллеса» перебросить его на «Титаник»?

— Да, сэр, именно так, — ответил Баском. — Трос-то десять дюймов в диаметре, каждые семьдесят футов троса весят тонну. Так что, это перышко — еще то, что называется. Когда достаточно времени, и буксировать приходится мелкие суда, мы забрасываем на борт судна, которое берем на буксир, тонкий трос. К нему привязываем потолще, потом еще толще, к которому, в свою очередь, цепляем настоящий трос, за который будем тащить. Но для такой работы нужна электролебедка, а то и не одна. Ну а поскольку времени у нас в обрез, людей мало, то мы и решили пойти по пути наименьшего сопротивления. Нет смысла пополнять ряды пациентов с грыжей в лазарете.

Однако несмотря на помощь вертолета Баскому и его парням пришлось попотеть, пока они укрепили трос. Плавно нажимая на рычаги, летчик, показывая прямо-таки чудеса пилотажа, зацепил приготовленный на «Уоллесе» конец троса, перенес его над бушующим океаном и опустил на палубу «Титаника». Внешне это все напоминало цирковой номер, но отнюдь не филигранно исполненное задание. С того момента, как Стерджис сел в пилотское кресло вертолета, прошло только пятьдесят минут до момента, когда второй конец был закреплен на носу «Титаника», а вертолет отправился на «Каприкорн».

Стоя у самого борта, Баском несколько раз взмахнул рукой, давая понять, что трос закреплен и его часть работы исполнена.

Капитан Бутера с «Уоллеса» принял этот сигнал и просигналил в свою очередь корабельным гудком. Тотчас же он отдал в машинное отделение команду «самый медленный вперед». То же самое сделал вслед за Бутерой и капитан Апхилл. Оба буксировщика начали осторожное выверенное движение. «Уоллес» при помощи трехсотфутового троса увлекал за собой «Морз», а оба буксировщика на тросе в четверть мили длиной увлекали за собой «Титаник», который, подобно черной горе, поднимался и опускался на волнах.

Главный трос вышел из воды, прогиб его делался все меньше, наконец трос натянулся, как струна. По сигналу капитана Бутеры матросы зафиксировали трос со своей стороны.

С борта «Титаника» оба буксировщика казались игрушечными корабликами на фоне безбрежного кипящего океана. Иногда за огромными волнами скрывался то первый, то второй буксировщик. Казалось невероятным, что две хрупкие скорлупки могут тащить за собой сорокапятитысячетонную громадину. Однако как бы там ни было, а метр за метром, фут за футом «Морз» и «Уоллес», сложив свои десять тысяч лошадей, принялись тащить за собой «Титаник».

Лайнер двигался еле-еле. До Нью-Йорка по-прежнему было двенадцать тысяч миль на запад. Однако куда важнее был тот факт, что с той холодной ночи 1912 года лайнер впервые продолжил свое движение в направлении порта.

Зловещие тучи медленно ползли по небу, пока не затянули весь южный небосклон. Надвигался фронт урагана. Питт неотрывно всматривался вдаль, буквально на глазах цвет воды становился все более и более темно-серым, усиливался ветер, менявший направление каждые несколько секунд. Все чайки, еще недавно стаями летавшие за кораблями, теперь исчезли. Единственное, что не давало Питту и команде почувствовать себя окончательно покинутыми в этом зловещем бушующем океане, — был вид ракетного крейсера «Жюно». Крейсер держался от них на расстоянии пяти миль, не увеличивая и не сокращая эту дистанцию.

Питт посмотрел на циферблат ручных часов, затем перевел взгляд за борт и после этого ленивой прогулочной походочкой направился в сторону двери в гимнастический зал.

На пороге ему встретился Джиордино.

— Ну что, разбойники, все тут, что ли?

— Молодые люди нервничать изволят, — сказал Джиордино, стоя напротив вентилятора и безуспешно пытаясь уворачиваться от струи прохладного воздуха. — Не будь тут адмирала Сэндекера, все парни давно бы уже взбунтовались и у тебя был бы самый что ни на есть форменный мятеж.

— Ладно болтать-то. Все на своих местах?

— Как один.

— Уверен?

— Так точно. — Докладывал начальник тюрьмы Джиордино. — Ни один из заключенных не выходил, даже по-маленькому.

— Тут все нормально?

— Идеально. А как там наши гости? — поинтересовался в свою очередь Джиордино.

— Обыкновенно. Не угодить: то им недостаточно тепло, то кондиционер слишком сильно работает. В таком вот духе.

— Понятное дело.

— Ты бы сходил к ним на корму, развлек бы парней, тем более что у тебя, как я вижу, вполне игривое настроение.

— Как это я их развлеку?

— Ну, я не знаю… Анекдотов парочку расскажешь… Иди, на месте сориентируешься.

Джиордино, изобразив обиду и бормоча что-то себе под нос, отправился исполнять приказание. На палубе уже сгущались сумерки, наступившие раньше из-за того, что небо было плотно затянуто тучами.

Еще раз взглянув на часы, Питт распахнул дверь и вошел в гимнастический зал.

Всего три часа назад буксировщики принялись тянуть лайнер. То, что совсем еще недавно представляло собой новацию и вызывало всеобщий ажиотаж, теперь, по прошествии трех часов, сделалось рутиной. Сэндекер и Ганн, склонившись над рацией, переговаривались с находящимся за пятьдесят миль от них на «Каприкорне» Фаркаром, который сообщал самые последние сведения о приближении урагана Аманда. Все остальные члены команды сгрудились в полукруглой части зала возле маломощной печурки.

Все подняли глаза на Питта, причем в каждом взгляде было желание услышать какую-нибудь приятную или хоть немного успокаивающую новость. Все разговоры прекратились, так что Питт был вынужден хоть что-то сказать всем этим людям.

Питт заговорил, и его голос прозвучал нарочито спокойно и уверенно — на фоне всеобщей тишины и тихого потрескивания генератора.

— Приношу извинения, джентльмены, что заставил себя ждать. Я полагал, что крепкий кофе несколько взбодрит нас, придаст сил, потому и не торопился.

— Слушай, нельзя ли покороче? — прервал его Спенсер, в голосе которого явно слышалось плохо скрытое раздражение. — У всех полно работы, и тем не менее, мы уже полчаса ждем тебя. Что случилось?

— Все просто. — Ясным голосом сказал Питт. Через несколько минут лейтенант Стерджис посадит на палубу «Титаника» свой вертолет. Посадит в последний раз. Через несколько минут начнется шторм. За исключением меня и Джиордино, я хочу, чтобы вы все, включая вас, адмирал, вернулись на «Каприкорн» на вертолете.

— Питт, не превышаешь ли ты свои полномочия, — сказал Сэндекер, подавляя раздражение.

— Да, сэр, до некоторой степени. Однако мне кажется, что у меня есть некое моральное право поступать именно таким вот образом.

— Объяснись, — приказал Сэндекер, вид у которого в тот момент был весьма воинственным. Адмирал старательно играл свою роль, проявляя более чем явные актерские задатки.

— Дело в том, джентльмены, что в моем распоряжении имеются данные, которые позволяют мне заключить, что «Титаник» не сможет выдержать ураган, движущийся на нас. Этот ураган обладает слишком большой разрушительной силой.

— Что правда, то правда, это корыто со времен египетских пирамид выдержало такие нагрузки, которые не доводилось выдерживать более ни одному рукотворному объекту, — заметил Спенсер. — А теперь, господа, великий предсказатель будущего Дирк Питт смеет уверить достопочтенную публику в том, что после всего, что «Титанику» довелось испытать, лайнер спасует перед каким-то вшивым штормом и при первом же ударе урагана отправится на дно.

— Я формулирую несколько иначе. Я лишь хочу сказать, что нет решительно никаких гарантий, что «Титаник» во время шторма не пойдет ко дну. Вот как я сказал бы, — произнес Питт. — В любом случае, поскольку существует реальная опасность, мне кажется целесообразным и логически оправданным сократить число потенциальных жертв до минимума. Лишние жертвы после всего, что мы сумели сделать, нам решительно ни к чему: я настолько в этом убежден, что не буду даже и обсуждать сей тезис.

— Постой-ка, постой… — сказал Драммер. — Значит, если я сейчас тебя правильно понял, все наши усилия коту под хвост?! Несмотря на то, что мы сделали за эти девять месяцев, поджать хвосты и убраться в безопасную кают-компанию «Каприкорна», так получается, что ли?! — В состоянии бешенства орлиный профиль Драммера казался еще более грозным. — Значит, все мы убираемся на «Каприкорн», пережидаем там ураган, а вы двое будете тут, а? Я правильно тебя понял?

— Ты великолепно понял меня, Драммер.

— С ума ты спятил, мне кажется.

— Да ведь это и невыполнимо в самом буквальном, в практическом отношении, — подал свой голос Спенсер. — Ведь только для обеспечения бесперебойного функционирования всех дизельных помп требуется четыре человека.

— И кроме того, — сказал Ганн, — в ближайшие часы, как только шторм начнет болтать «Титаник», в корпусе ниже ватерлинии могут во множестве открыться новые трещины и вообще все, что угодно. Никто не скажет сейчас наверняка, как именно поведет себя корабль в экстремальных условиях.

— Ох, Господи ты Боже… — протянул Драммер. — Почему-то все, кто метит в герои, мыслят абсолютно одинаково. Всякий раз они подают ценные идеи под предлогом спасения всех остальных. Во-первых, кто и когда говорил, будто кроме такого-то и такого-то всех остальных нужно спасать?! Я, например, никогда никому не говорил, будто меня требуется спасать. Это — раз. И во-вторых. Все-таки, не будем забывать, что какие бы замечательные люди тут не оставались, но физически два человека не могут управиться с такой махиной, как «Титаник». Спенсер тут сказал, но как-то на его слова мало внимания обратили. А ведь сказал он совершенно правильно. Не смогут двое справиться со всем оборудованием. Так что я вношу предложение: не суетиться, не дергаться, всем оставаться на местах и заниматься своей работой. Господь, он ведь тоже милостив. Я буду настаивать на этом предложении.

Спенсер внимательно изучил лица всех шестерых человек, входящих в команду. Все они смело посмотрели на него; у всех от усталости и перенапряжения были измученные лица и покрасневшие глаза. Все, как по команде. согласно кивнули, выражая солидарность с Драммером. Спенсер обернулся к Питту.

— Извини, наш достопочтенный лидер и вожак, но дело в том, Спенсер и его банда водососных специалистов единогласно приняли решение оставаться на своих местах и выполнять свою работу.

— И я тоже, — откликнулся молчавший все это время Вудсон.

— Я с парнями, — сказал Ганн.

Шеф Баском тактично коснулся рукой плеча Питта.

— Вы уж извините нас великодушно, только я с моими парнями, мы присланы сюда, чтобы помогать вам, и мы намерены вам помогать до того самого момента, пока не завершится вся эта экспедиция. Тем более, что по буксированию кроме нас тут нет специалистов, а буксировка, скажу вам по секрету, это очень сложная работа, ведь за тросом нужно все время следить. Глаз да глаз, так сказать. Как только шторм начнется, мы с коллегами будем каждый час проверять, не протерся ли буксировочный трос в местах, где он касается металла, нет ли на тросе «барашков». И потом, кто кроме нас умеет смазывать трос, а? Вот то-то и оно. Так что мы с парнями остаемся.

— Так что извини, Питт, мой дорогой, — сказал Сэндекер, не скрывая своего торжества по поводу обсуждения проблемы. — Извини, на сей раз ты проиграл.

Послышался приближающийся шум вертолета, который умелой рукой Стерджиса был мягко посажен на палубу «Титаника».

Питт пожал плечами и сказал, обращаясь ко всем присутствующим в гимнастическом зале:

— Ну что ж, раз вы такие все умные, раз вы все уже решили, пусть так и будет. Потонем — так вместе. Будем плавать — опять-таки вместе, а вместе, как известно, плавать всегда веселее, — он устало улыбнулся. — Советую всем до начала шторма хорошенько перекусить. И попытайтесь отдохнуть, а еще лучше — вздремнуть. Нам всем предстоят не самые легкие часы. Может, будем спать в последний раз. Через несколько часов здесь будет Аманда, и мы как раз окажемся на линии ударной волны. А о последствиях я и говорить не буду. Все всё увидят, прогнозы тут ни к чему.

С этими словами Питт повернулся на каблуках и вышел из зала, направившись прямиком в сторону импровизированной вертолетной площадки. «Что ж, — думал Питт, — кажется, удалось сыграть недурную сцену. Все-таки, что там ни говори, а в каждом человеке сидит лицедей. Конечно, за это представление мне едва ли дадут театральную премию, однако не следует сбрасывать со счетов тот факт, что я сумел полностью подчинить себе аудиторию. Это чего-нибудь да стоит…»

Джек Стерджис был щуплым низкорослым мужчиной с вечно грустными глазами, какие очень нравятся сексуально озабоченным женщинам. Стерджис курил сигареты, засовывая их в длинный мундштук, который предпочитал не выпускать из зубов. Он также имел привычку выпячивать подбородок — поскольку давным-давно кто-то сказал, что с выпяченным на этакий вот манер подбородком он напоминает Франклина Рузвельта.

Стерджис только успел вылезти из своей машины, когда на площадку пришел Питт.

Стерджис вопросительно посмотрел на Питта и спросил:

— Будут какие пассажиры, нет?

— На сей раз нет.

Стерджис вместо ответа этаким мужественно-безразличным жестом сбросил пепел сигареты.

— Я так и думал, когда сюда летел, что лучше всего было бы мне оставаться в теплой уютной кабине на «Каприкорне», — он горестно вздохнул. — Ведь летать перед самым носом у мощного урагана — много ума не надо. А разбиться я еще успею, сколько угодно возможностей у меня будет.

— Слушай, отправляйся-ка ты назад, — сказал Питт. — Ветер крепчает. С минуты на минуту можно ожидать прибытия Аманды.

— Плевать, — Стерджис безразлично пожал плечами. — Тем более что я все равно никуда не полечу отсюда.

Питт недоумевающе посмотрел на него.

— Я что-то не пойму…

— А чего тут понимать? С меня хватит. Как в подобных случаях принято говорить — отлетался, — он рукой указал на лопасти подъемного винта. Одна из лопастей была переломлена, и загнутый кусок беспомощно свисал вниз, как перебитая в запястье рука. — Не понравилось вертолету летать в такой ветер, что ты с этим поделаешь…

— Это что же, ты зацепил, когда садился сейчас сюда?

Лицо у Стерджиса сделалось обиженным, отчего сам он стал похож на взрослого ребенка.

— Я уже однажды, насколько помню, тебе говорил и могу еще раз повторить, что в отличие от многих других, лично я винтом своей машины посторонних предметов не цепляю. Это понятно? — нагнувшись, он заглянул под брюхо своей машины, стремительно нырнул и когда распрямился, в руках у Стерджиса была любопытная находка. — Полюбуйся, какой-то сукин сын сунул в винт вот этот молоток.

Питт взял в руки молоток и внимательно исследовал его. Обтянутая слоем резины, рукоятка была повреждена в том самом месте, где молоток соприкоснулся с винтом.

— После всего, что я сделал для тебя и твоих парней, — сказал Стерджис, — этаким-то образом меня отблагодарили.

— Извини, конечно, Стерджис, если тут вообще уместно подобное слово. Только я был бы тебе бесконечно благодарен, если бы ты на некоторое время перестал играть в ушлого детектива. В том, что ты мне только что сказал, начисто отсутствует здравый смысл. К сожалению, великого детективного аналитика из тебя не получится. Ты склонен доверяться первому эмоциональному порыву.

— Может, хватит, Питт? Каким бы аналитиком я ни был, однако знаю, что сами по себе молотки в ветреную погоду не летают, что бы и кто бы мне сейчас ни доказывал. А если я все-таки получил молоток в винт, это значит, что кто-то из твоих молодцов этот самый молоток мне швырнул, когда я садился на палубу.

— И опять ты не прав. Я могу с уверенностью сказать, что в последние минуты знал о местонахождении всех членов моей команды. В последние десять минут никто из них не был и быть не мог даже поблизости от места посадки. Так что кто бы там ни был твоим врагом, ты привез его с собой, нравится тебе это или нет…

— Ты что же, держишь меня за совершеннейшего идиота?! Или ты хочешь сказать, что я привез с собой пассажира, не зная об этом? Подумай сам, в конце-то концов это или безумие, или самоубийство: ведь если бы этот молоток швырнули на несколько секунд раньше, когда я еще только подлетал к кораблю, то вся твоя команда могла бы увидеть, как из меня и моей машины получилась лепешка.

— Неправильно ты определил, — прервал его Питт. — Не обычный пассажир, а «заяц». И он, как и ты, не сумасшедший. Он дождался, когда колеса машины коснулись палубы — и только в этот момент совершил свое подлое дело, после чего немедленно удрал через грузовой люк. Я даже не представляю, куда сейчас он мог улизнуть и где прячется. Мы физически не можем обшарить тысячи метров неосвещенных коридоров, переходов, десятки тысяч темных углов и разных закоулочков.

Лицо Стерджиса вдруг побледнело.

— Нет же, — воскликнул он, — этот гад еще в машине!

— Не смеши меня, ради Бога. Ты едва коснулся палубы, как он уже удрал из вертолета.

— Я готов поверить, что кто-то сумел незаметно швырнуть молоток в круг винта, но выбраться из машины и незаметно улизнуть — это дело куда более сложное.

— И что же ты хочешь сказать? — медленно и негромко спросил Питт.

— Дверца грузового отсека управляется с помощью бортовой электроники. До тех пор, пока не послан сигнал со щитка пилота, этот люк вообще не открыть. Вот как раз это я и хочу тебе сказать.

— А другие выходы?

— Есть лишь дверь в измерительный отсек, где приборы.

Питт некоторое время рассматривал наглухо задраенную дверцу грузового отсека, затем повернулся к Стерджису и посмотрел на него ледяными глазами.

— Не гостеприимно все это получается. Прибыли гости и сидят взаперти. Думаю, самое время выпустить их на свежий воздух, пускай подышат…

Стерджис прирос к палубе при виде того, как Питт вытащил кольт сорок шестого калибра с массивным глушителем на конце ствола.

— Ну… ну… раз уж ты считаешь, — попытался сформулировать некую мысль Стерджис.

Он забрался в кабину, сел на свое пилотское место и повернул какой-то тумблер. Послышался мягкий звук заработавшего электромотора, и массивная, семь футов на семь, дверь отсека отошла от фюзеляжа, поднялась вертикально и застыла над корпусом машины. Прежде, чем фиксирующие замки щелкнули, Стерджис был уже на палубе, отгороженный от зловещего грузового зева лишь массивной фигурой Питта.

В течение нескольких секунд после того, как люк открылся, Питт не спешил приблизиться к машине, стоял и ждал. Стерджису показалось, что прошла целая вечность; пилот старался не дышать — он целиком обратился в зрение и слух. Слышны были только шлепки океанских волн, ударявших в массивный борт «Титаника», да ветер противным баском гудит в корабельной надстройке. Из-за двери гимнастического зала доносился едва различимый перелив нескольких одновременно звучащих мужских голосов. Не услышав ожидаемых скрипов, шороха одежды или каких-либо иных звуков, которые выдали бы присутствие в отсеке человека, Питт ловко забрался внутрь.

Слабый внешний свет здесь переходил в полутьму. Питту было не по себе при мысли, что его фигура великолепно очерчена на фоне светлого дверного проема. При первом взгляде ему показалось, что отсек совершенно пуст. В этот момент кто-то сзади осторожно похлопал его по спине. Резко обернувшись, Дирк Питт увидел, как Стерджис молча протягивает руку, указывая на брезент, в котором при желании могла быть увидена человекоподобная фигура.

— Час назад перед вылетом я самым аккуратнейшим образом сложил этот брезент, — шепотом произнес пилот.

Нагнувшись, Питт одним резким движением левой руки дернул брезент на себя. Правой рукой он направлял кольт на угадываемую человеческую фигуру.

На полу грузового отсека, как Питт и предполагал, лежал человек. На нем была теплая всепогодная куртка. Глаза у мужчины оказались приоткрыты, выдавая состояние комы; создавалось впечатление, что состояние это было неким образом сопряжено с большой кровавой ссадиной чуть ниже линии волос.

Стерджис стоял, не в силах пошевелиться. Он только шумно дышал да часто моргал, пытаясь получше разглядеть в густеющих сумерках жуткую картину. Пилот в недоумении почесал подбородок и отчетливо покачал головой, давая тем самым понять, что представшая перед глазами сцена решительно не укладывается у него в голове.

— Боже ты мой, — протянул едва различимым шепотом Стерджис. — Ты хоть знаешь, кто это такой?

— Более чем хорошо знаю, — ровным голосом сказал Питт. — Эту женщину зовут Дана. Дана Сигрем.

Глава 58

Внезапно небо над палубой «Михаила Куркова» вдруг сделалось очень темным. В вышине медленно проплывали огромные черные облака, которые, как пологом, закрыли звезды, появившиеся к этому времени над Атлантикой. Ветер вмиг сделался ураганным, скорость его перевалила за сорок миль в час. Стремительные порывы сминали и расшвыривали гребни волн, гнали обильную соленую пену на северо-восток.

В рубке управления советского судна был сущий рай:

тепло и очень уютно. Пароткин следил за изображением «Титаника» на экране радара, из-за плеча выглядывал Превлов.

— Когда я только был назначен капитаном на этот корабль, — сказал Пароткин тоном учителя на уроке перед школьниками, — я был уверен, что буду заниматься исключительно исследовательскими программами, ну, может быть, еще время от времени — инспекционной деятельностью и в тот момент не поверил бы, если бы мне кто сказал, что придется иметь дело с военными и осуществлять военные операции.

Превлов остановил жестом собеседника.

— Пожалуйста, капитан, давайте с самого начала договоримся, что ни вы, ни я не будем впредь произносить таких слов, как «военная», да вдобавок еще и «операция». Нигде и никогда. Тем более, что то небольшое, так сказать, предприятие, которое предстоит нам с вами, это ведь, по существу, вполне легальная гражданская трансакция, известная в капиталистическом мире под названием «смены руководства».

— Неприкрытое пиратство — ближе к истине, — заметил в свою очередь Пароткин. — Да и потом, если уж вы настаиваете, чтобы мы употребляли термины экономики, как тогда прикажете именовать те десять судов, которые с вашего соизволения были прибавлены к «Михаилу Куркову»? Выходит, что они — это как бы преображенные держатели акций, так, что ли?

— Лучше даже не говорить «суда», поскольку суда зачастую бывают и военными, а как-нибудь помягче. Гражданские суда, например.

— Еще бы… И каждое вооружено до зубов.

— Насколько я знаю, в международном праве нет такого пункта, который бы запрещал экипажу гражданского судна иметь при себе некоторое количество вооружения.

— А если бы даже и был такой пункт, вы бы сумели, я нисколько не сомневаюсь, найти какую-нибудь юридическую лазейку, чтобы нарушить этот пункт на вполне законном, как принято говорить, основании.

— Не надо, капитан, не надо все усложнять, — Превлов дружески хлопнул Пароткина по спине. — К исходу сегодняшнего вечера мы оба уже будем Героями Советского Союза.

— Если не будем убиты, хотите вы сказать, так? — не сбиваясь на панибратский тон, официальным голосом уточнил Пароткин.

— Успокойтесь, пожалуйста, капитан. Нами разработан безукоризненный план. А тут вдобавок и сама природа пришла нам на помощь. После того, как принимавшие участие в спасении «Титаника» суда ушли, задача еще более упрощается.

— А «Жюно»? Забыли про него? Или, что же, вы полагаете, что капитан ракетного крейсера будет тактично сохранять дистанцию, спокойно наблюдая за тем, как мы с вами подходим к «Титанику», берем его на абордаж и принимаемся там все крушить?

Превлов чуть приподнял рукав и посмотрел на свои часы.

— Через… через два часа и двадцать минут ровно одна из наших атомных подводных лодок всплывет в ста милях к северу отсюда и будет передавать в эфир сигналы бедствия, назвавшись судном «Лагуна Стар». Безобидным грузовым судном сомнительного порта приписки.

— И вы уверены, что «Жюно» клюнет? Что он бросит подопечный «Титаник» и устремится на помощь неизвестно кому?

— Видите ли, капитан, вам это должно быть лучше известно. У американцев так принято. Они всегда идут на выручку, если только слышат сигналы о помощи, — сказал Превлов с чувством некоторой даже гордости, словно некоторая толика заслуги в таком поведении американских кораблей принадлежала лично ему, Превлову, капитану советской разведки. — У них развит комплекс Доброго Самаритянина. Да, я ни на секунду не сомневаюсь, что как только «Жюно» услышит сигнал бедствия, он тут же пойдет на помощь. Крейсеру придется идти, поскольку из четырех судов, находящихся в районе, «Титаник» даже и не рассматривается: ему, дай Бог, самому не утонуть. А оба буксировщика тут едва ли будут полезны. Стало быть, остается один только «Жюно», один на триста миль в округе.

— Но ведь наша подлодка должна будет вовремя нырнуть. И не получится ли так, что «Жюно» не дойдет еще до места, а подлодка уже скроется под водой, и на радарном экране ракетоносца ничего не останется?

— Конечно же, офицеры крейсера будут уверены, что этот самый «Лагуна Стар» пошел ко дну, и тогда они лишь удвоят старания, чтобы как можно скорее прибыть на место аварии, чтобы спасти жизнь членам команды. Которой никогда в природе не существовало.

— Богатое же у вас воображение, ничего не скажешь. Я бы до такого в жизни не додумался, сказал на это Пароткин с улыбкой. — Однако и после того, как уйдет ракетный крейсер, остаются еще два буксировщика военно-морского флота Соединенных Штатов. И плюс ко всему — шторм, самый сильный в этом районе Атлантики за многие годы… И кроме того, нужно будет еще тащить и тащить этот «Титаник» к русскому берегу… Да еще все сделать гак, чтобы комар носа не подточил. Чтобы ни малейшего повода для международного скандала не возникло…

— В том, что вы сказали, капитан, четыре части… — Превлов сделал паузу, чтобы зажечь сигарету. — Первое. Оба американских буксировщика будут уничтожены двумя советскими агентами, которые уже сейчас находятся на «Титанике» под видом обычных спасателей-аварийщиков. Теперь — второе. В тот момент, когда эпицентр урагана будет точно в том районе, я перебираюсь на «Титаник» и принимаю командование кораблем. Поскольку в этом районе Атлантики сила ветра редко когда превышает пятнадцать узлов, при таком ветре и соответствующем волнении я с моими людьми сможем спокойно проникнуть внутрь через грузовой люк, который в условленное время откроет изнутри один из наших агентов. Третье. Все парни, которые пойдут со мной на «Титаник», хорошо знают свое дело, так что от нынешней команды лайнера в считанные секунды останутся только пух да перья. Мои ребята умеют работать быстро и качественно. И наконец — четвертое. Захват для всего мира будет обставлен таким образом, словно нас тут и близко не было, а американцы, решившиеся тащить корабль в шторм, просто-напросто оказались в эпицентре урагана и потеряли свой драгоценный «Титаник». По международным законам это означает, что лайнер сделался ничейным. Раз американцы его потеряли, а сами к тому же испугались и сбежали — какие могут быть к нам вопросы? Мы действовали строго в рамках правил. Пока там американский экипаж был, мы даже и близко не приближались, а как только экипаж сбежал — извините. Все по закону. Кто ж виноват, что все сбежавшие утонули. Тут мы решительно ни при чем. Закон говорит, что, кто первый подцепит брошенное судно, возьмет его на буксир, тот этим судном и распоряжается. И этаким счастливчиком будете именно вы, капитан, дорогой товарищ Пароткин. По международному морскому праву вы имеете в такой ситуации полное право взять «Титаник» на буксир и буксировать лайнер туда, куда считаете нужным.

— Думаю, этот план осуществить нам не удастся, — сказал Пароткин. — Ведь фактически все то, что вы собираетесь сделать, на всех языках именуется массовым криминальным убийством. — В глазах его при этом был тусклый свет обреченного на неудачу исполнителя. — Скажите, а вот мне интересно бы узнать, вы разработали столь подробно один только удачный вариант или же и вариант возможной неудачи?

Превлов покровительственно взглянул на Пароткина, улыбнулся своей ледяной улыбочкой и сказал:

— Также нами просчитан и вариант возможной неудачи, товарищ Пароткин. Но давайте будем надеяться, что неудача достанется нашим противникам, тогда как нам выпадет удача. Вы меня понимаете? — Превлов пальцем показал на экран радара. — С моей точки зрения, было бы очень жаль потопить «Титаник» с его бесценным грузом на борту. Тем более, что после вторичного потопления уже никто и никогда не сможет лайнер извлечь со дна.

Глава 59

В трюме «Титаника», значительно ниже уровня поверхности океана, Спенсер и его команда водооткатчиков делали все, что было в их силах, чтобы все дизельные помпы работали бесперебойно.

Им приходилось несладко: в трюме стоял собачий холод, тут была настоящая стальная могила, без элементарных условий для работы. На все огромное помещение приходились лишь несколько портативных лампочек, так что откачивать постоянно поступавшую воду приходилось почти в темноте. Но несмотря на все это парни Спенсера молча и отчаянно трудились чтобы лайнер оставался на плаву, чтобы вода хотя бы не прибывала, а помпы не делали больших пауз в работе.

К семи часам погода ухудшилась настолько, что приближение урагана было уже вопросом времени. Стрелка барометра прошла отметку «29, 6» и продолжала падать, Началась выраженная килевая качка, осложненная креном и смещением центра тяжести судна. «Титаник» болтало из стороны в сторону и даже немного подкручивало вокруг оси. Бывали отдельные мгновения, когда при особенно сильном наклоне какая-нибудь мощная волна заливала одну из нижних палуб. Начался мелкий дождь, который в сочетании со временем суток свел видимость практически к нулю.

Моряки на буксировщиках лишь изредка могли видеть мерцание огней на большой высоте: только этими неверными вспышками огней и был сейчас обозначен гигантский «Титаник», почти полностью растворившийся в темноте.

Главное беспокойство доставлял буксировочный трос, который сразу же за кормой второго буксировочного судна исчезал в грохочущей темноте. Нагрузки, выпадающие на трос, оказывались не в последнюю очередь за счет того, что все три судна, соединенные в гирлянду, отплясывали на волнах вразнобой. Всякий раз, когда особенно большая волна ударяла в «Титаник»", лайнер принимался артачиться, а буксировочный трос выскакивал из воды, напрягался как струна и издавал зловещий напряженный скрежет, как бы жалуясь на судьбу.

Бутера ни на секунду не покидал капитанского мостика и не прерывал связи с матросами на корме «Уоллеса», которые следили за устройством фиксации троса. Внезапно из динамика переговорного устройства, перекрывая грохот океана, донесся громкий голос:

— Капитан?

— Капитан слушает, — ответил Бутера в радиотелефон.

— Это Энсин Келли, я возле троса. Что-то происходит с системой фиксации. Странное что-то.

— Объясни, что именно, Энсин.

— Не знаю, сэр, как вам и сказать-то. Такое, знаете, ощущение, что трос сошел с ума. Или «Титаник» сошел с ума. Трос как-то подозрительно отклонился к левому борту, потом выровнялся и сразу же ушел вправо, и должен сказать, угол отклонения весьма опасный.

— Ладно, держи меня в курсе, — Бутера переключился на другой канал: — Апхилл, ты меня слышишь? Это Бутера.

Почти тотчас же на «Морзе» ответили:

— Что там у тебя?

— Знаешь, мне кажется, что «Титаник» опасно кренится на правый борт. И не просто кренится, а еще и с курса уходит.

— Ты можешь проверить местонахождение?

— Нет. Единственный критерий — это угол отклонения буксировочного троса.

В переговорах наступила пауза; Апхилл переваривал сообщенную ему информацию, прокручивал возможные варианты, затем он сказал:

— Сейчас наша скорость четыре узла. Кроме как продолжать буксирование, других вариантов у нас с тобой нет. Если мы попробуем остановиться, чтобы подождать «Титаник» и выяснить, что там с ним происходит, то на таких волнах и таком ветру лайнер может развернуться и потонуть. Очень даже запросто.

— Можешь вывести «Титаник» на свой радар?

— Увы. Минут двадцать назад в океан смыло антенну, так что теперь, увы, никакого радара у нас нет. А разве на экране твоего радара нет его?

— Ты понимаешь, после очередной волны что-то в цепи замкнулось. Так что антенна есть, радара по сути нет…

— У нас с тобой получается: слепой слепого ведет.

Бутера положил радиотелефон на место и распахнул чуть скрипнувшую дверь, которая вела от капитанского мостика к правому борту. Прикрывшись от дождя и ветра ладонью, что не помогло и помочь не могло, капитан сощурился, выглядывая в темноте за кормой своего легендарного ведомого. Темень хоть глаз выколи. Ничего не давали и прожектора, которые высвечивали только лишь неяркие конусы сплошного дождя.

Далеко за кормой вдруг вспыхнул и тотчас же погас слабый огонь. Одновременно шарахнула молния, вслед за которой раздался такой мощный удар грома, что сердце Бутеры пропустило свой очередной удар. Включенный на несколько минут кормовой прожектор поискал в темноте «Титаник», однако так ничего и не смог высветить. Создавалось даже впечатление, что за кормой «Уоллеса» никакого «Титаника» не было. Вода ручьями стекала с капитанского дождевика. Тяжело отдуваясь капитан вновь зашел на мостик и как раз в этот самый момент раздался сигнал радиотелефона.

— Капитан? — послышался в динамике напряженный голос Энсина Келли.

— Ну? — Бутера свободной от телефона рукой отер совершенно мокрое лицо. — Что у тебя, Келли?

— Трос, сэр. Он вдруг резко ослаб.

— Оборвался, так, что ли?

— В том-то и дело, что не похоже. У нас фиксация нормальная, трос уходит, как и положено, за корму, но как-то уж очень резко он уходит под воду. Никогда прежде не видел, чтобы буксировочный трос так стремительно уходил под воду. Такое чувство, что «Титаник» включил двигатель на полную мощность и пытается нас обойти…

Именно слова «пытается нас обойти» возымели действие. Бутера до конца дней своих не забудет ощущения, когда внезапно чудовищная мысль обрушивается во всей своей неприглядности на расслабленное сознание. Было такое чувство, словно в мозгу у капитана Бутеры повернули какой-то выключатель, и все те образы, которые населяли детские кошмары, вдруг вырвались наружу: безумный маятник совершал все более и более широкие взмахи, норовя подняться при очередном разгоне вертикально и перевалиться на прежде недоступную сторону… Все теперь сошлось воедино. Сначала буксировочный трос, связывающий «Уоллес» с «Титаником», ушел резко вправо по борту, затем натяжение резко ослабло. Бутера мысленно представил себе всю картину происшедшего с такой жуткой ясностью, как будто бы видел все это при освещении.

Сначала «Титаник» ушел на параллельный курс. В этот самый момент трос как раз и приобрел опасное отклонение вправо, затем лайнер вырвался чуть вперед. а в эту самую секунду трос потащил его назад. Раздался звук, напоминающий щелчок кнута. И разорвал мрак в сознании Бутеры, наваждение исчезло, оставив капитана с проблемой, которую нужно было как-то разрешить. Капитан схватил трубку радиотелефона и немедленно соединился с машинным отделением:

— Самый полный вперед. Поняли команду, в машине? Самый полный вперед.

Не теряя ни секунды, Бутера нажал переключатель и соединился с «Морзом»:

— Я иду самым полным вперед, — заорал он. — Как понял, Апхилл? Повторяю, я включил самый полный вперед.

— Повтори, что ты сказал?! — потребовал Апхилл.

— Немедленно переходи на самый полный вперед, немедленно, или я сейчас протараню тебя.

Швырнув трубку, Бутера выскочил в правую дверь и вновь оказался на мостике. Ураган разбушевался, разбиваясь, огромные волны разлетались мириадами брызг. Приправленные дождем, брызги соленой воды образовывали в воздухе сплошную завесу, так что при каждом вдохе в рот набиралось немало воды. Одной рукой прикрывая рот, Бутера другой рукой вцепился в поручень, чтобы как-то удержаться на мостике.

Внезапно он увидел, как огромный корпус «Титаника» прорвался через непроницаемую завесу темноты, грохота и дождя и вынырнул из этого всемирного потопа в каких-нибудь ста футах от правого борта «Уоллеса».

В этой ситуации ничего иного не оставалось делать, как, застыв, с ужасом наблюдать за неотвратимым, медленным сокращением расстояния между бортами двух кораблей.

— Не-ет! — заорал Бутера, стараясь перекричать грохот шторма. — Грязное корыто, куда прешь!!! Тут мой корабль. Отворачивай, отворачива-а-а-ай!!!

Но было слишком поздно. «Титаник» начал грозно разворачиваться, и при одном только взгляде на эту многометровую гору металла было понятно, что столкновения с кормой «Уоллесу» теперь не избежать.

И все-таки невозможное произошло. В тот самый момент, когда подошедший буквально вплотную «Титаник» был уже готов своим массивным носом ударить в корму буксировщика, налетевшая встречная волна вздыбила лайнер — и этих нескольких секунд оказалось достаточно, чтобы более юркий «Уоллес» сумел-таки увернуться и избежать неминуемого столкновения. Когда же волна прошла и «Титаник» тяжело опустился, то опустился уже по другую сторону «Уоллеса», так что между кораблями оказался зазор в три фута, который начал увеличиваться. Вызванная опустившимся лайнером волна играючи смыла с буксировщика обе спасательные шлюпки и большой вентилятор.

Та же самая волна оторвала руки Бутеры от поручня, подняла сделавшееся беспомощным тело и шарахнула его о стену кабины управления. Волна соскочила с палубы и ушла восвояси, оставив капитана лежать на металлической решетке: Бутера был оглушен, он задыхался и отплевывался. Первым его ощущением было приятное чувство, которое было порождено мелкой вибрацией палубы: раз есть вибрация, значит, работает движок, а уж коли двигатель работает, корабль идет, и это уже кое-что. Бутера не без труда встал на ноги, покрепче ухватился за поручень мостика, и его вырвало.

Сплюнув, капитан направился в рулевую рубку. Он все еще не мог поверить в то, что «Уоллес» избежал верной гибели. Недоумевающе следил он за тем, как от левого борта буксировщика все дальше и дальше уходила черная громада «Титаника» — пока вновь не растворилась в сумраке и дожде.

Глава 60

— Это надо же, в эпицентре урагана, посреди океана — выловить женщину! — говорил Сэндекер. — Как это тебе удается?

— Молитвой Питта. Заклинание такое, — ответил Дирк Питт, не прекращая бинтовать слой за слоем голову Даны Сигрем. — Так у меня всю жизнь. Женщины особенно льнут ко мне, когда дел выше крыши и ни о какой взаимности с моей стороны даже и речи быть не может.

Дана слабо застонала.

— Ну вот, скоро она очнется, — сказал Ганн. Он стоял на коленях возле кровати, которую со всех сторон подперли гимнастическим оборудованием, чтобы при качке она сохраняла устойчивость.

Питт укрыл Дану теплым одеялом.

— Бедняжке здорово досталось. Не будь у нее столько волос на голове, не миновать бы сотрясения мозга.

— Как это она оказалась на машине Стерджиса? — поинтересовался Вудсон. — Я был уверен, что она преспокойно кокетничает себе с газетчиками на «Альгамбре».

— Так она и была на «Альгамбре», — сказал Сэндекер. — Ко мне обратились несколько телевизионщиков с просьбой разрешить им заснять с борта «Каприкорна» момент входа «Титаника» в нью-йоркскую гавань. Я такое разрешение дал, оговорив, что их в обязательном порядке должна сопровождать Дана Сигрем.

— Все так и было, — откликнулся Стерджис. — Я перебросил всю эту команду с «Альгамбры» на «Капри-корн». Когда приземлился на «Каприкорне», то собственными глазами видел миссис Сигрем, вылезавшую из вертолета. А вот как она умудрилась снова оказаться в моем вертолете, этого я решительно не понимаю. Я ведь должен был бы заметить, а ничего не заметил…

— Странно, — откликнулся как эхо Вудсон. — А разве ты не проверяешь грузовой отсек перед каждым полетом?

— Слушай, все-таки тут тебе не коммерческая авиалиния, — возмущенно парировал Стерджис. Вид при этом у пилота был столь воинственный, как будто он собирался дать Вудсону в рожу. Стерджис встретился на мгновение глазами с Питтом, весь пыл вертолетчика мигом куда-то исчез и медленно, раздельно, твердым голосом Стерджис сказал: — Я не вылезал из-за штурвала больше двадцати часов кряду. Устал, как собака. Конечно же, мне и в голову не пришло, что перед очередным полетом нужно идти и проверять грузовой отсек, тем более, что я туда ничего не клал. Да и вообще, кто мог бы подумать, что Дана Сигрем ни с того, ни с сего может зайцем пробраться на борт?!

Ганн недоуменно повел головой:

— И какого черта… Не понимаю, зачем ей все это понадобилось?

— Я тоже не знаю, — сказал Стерджис. — Мне-то откуда знать?! А что касается других загадок? Кто бы рассказал мне, для чего этой дамочке понадобилось Швырнуть молоток в круг подъемного винта, спрятаться под брезентовый чехол, чуть не до смерти шарахнуться обо что-то головой?.. Я не уверяю, что все эти действия были совершены в такой именно последовательности. Я лишь перечисляю то, что вызывает у меня вопросы…

— А почему бы, слушай, почему бы тебе не спросить прямиком это все у нее? — Пит кивнул в сторону койки, на которой медленно приходила в себя Дана.

Она открыла глаза и уставилась на мужчин, сгрудившихся вокруг. Взгляд ее был недоуменный: Дана пыталась, и все-таки ничего не могла сообразить.

— Извините… мой заведомо дурацкий вопрос, — сказала она слабым голосом, — но мне хотелось бы выяснить, где именно я нахожусь?

— Девочка моя дорогая, — сказал адмирал Сэндекер, — ты в безопасности, ты на борту «Титаника».

Адмирал опустился на колени около кровати. Дана мутными глазами посмотрела на него, наконец что-то из сказанного поняла, и лицо ее выразило недоумение.

— В самом деле?

— Именно так, уверяю, — сказал Сэндекер. — Питт, там где-то у нас было немного скотча. Принеси, если не трудно…

Питт поспешил выполнить просьбу адмирала. Взяв из рук Сэндекера стакан, Дана сделала глоток «Катти Сарк», поперхнулась и закашлялась. Потянувшись было, чтобы по привычке прикрыть ладонью рот, Дана поморщилась и приложила руку к голове, поверх свежей повязки, пытаясь хоть как-то ослабить внезапно вспыхнувшую боль.

— Тихонько, тихонько… — по виду Сэндекера можно было сделать вывод, что он понятия не имеет, как следует обращаться с женщиной в подобном состоянии. — Голову положи на подушку и отдохни. Тебе тут досталось…

Дана ощупала повязку на голове, затем схватила Сэндекера за руку, сбив этим движением недопитый стакан виски на пол.

При виде разлитого виски Питт брезгливо поджал губы: женщины не понимают ценности хорошей выпивки…

— Ничего, ничего, я в полном порядке, — Дана с усилием уселась на постели и обвела взглядом собравшихся вокруг нее мужчин. — Значит, я на «Титанике», да? На «Титанике», вы говорите?

— Да, на «Титанике», — жестко сказал Дирк Питт. — И нам бы хотелось узнать, каким это образом вы тут оказались?

Она в свою очередь вопросительно посмотрела на Питта, несколько смутилась при виде жесткого выражения его лица и сказала:

— Сама не знаю. Честное слово, даже понятия не имею… Помню, как сошла с вертолета на «Каприкорне», а что было потом — хоть убейте, не представляю…

— Мы нашли вас в багажном отделении вертолета… — подсказал ей Питт.

— Вертолета?.. Я потеряла свою косметичку… наверное, когда мы перебирались с «Альгамбры» на «Каприкорн»… — Дана выдавила слабую улыбку. — Ну да, правильно! Помню, что вдруг сообразила: нет косметички. И вернулась к вертолету, чтобы посмотреть, не обронила ли там случайно. Так и оказалось. Она была зажата между двумя соседними креслами, такими, знаете, складывающимися… Я тогда попыталась высвободить косметичку… А потом что-то со мной произошло, я вдруг потеряла сознание. И упала, судя по всему. А когда падала, шарахнулась головой обо что-то.

— Потеряла сознание? А вы уверены, что потеряли сознание… — Питт оборвал себя, посчитав свой вопрос ненужным, и вместо этого спросил Дану: — Скажите, а прежде, чем потерять сознание, что вы видели в самую последнюю секунду, не смогли бы вы сейчас припомнить?

Дана сделала такое лицо, как если бы всматривалась в некую даль времен. На фоне бледной кожи лица глаза ее казались темно-кофейного цвета и очень большими, вдобавок.

Сэндекер тактично похлопал ее по руке.

— Чуть побыстрее вспоминайте, пожалуйста. У всех очень мало времени, тогда как у вас очень уж большие паузы.

— Ботинки, — сказала Дана. — Последнее, что я видела, были ботинки… да, теперь я вспомнила. Точнее даже — сапоги.

— Еще раз?! — потребовал Питт.

— Сапоги. Пара сапог, — сказала Дана и улыбнулась, довольная, что смогла вспомнить что-то конкретное. — Абсолютно точно помню, это были остроносые сапоги, такие, как у ковбоев в кино. Не только в кино, разумеется…

— Ковбойские сапоги? — спросил Ганн, по лицу которого было видно, что он решительно ничего не понимает.

Дана утвердительно кивнула головой.

— Да, я как раз пыталась вытащить косметичку, смотрела вниз. Дергаю косметичку, и тут… Я даже не знаю… Вдруг откуда-то эти самые сапоги. Такое впечатление, что они там и прежде были, просто я не сразу обратила внимание… — Дана замолчала.

— А какого цвета они были, — потребовал Питт.

— Желтоватого. Точнее, светло-желтого.

— А лица вы не заметили? Лица того человека, который носил эти самые ковбойские сапоги?

Она собиралась отрицательно покачать головой, однако при первом же движении сморщилась от боли.

— Нет. Все вокруг сразу сделалось черным… Только это и помню… — Голос ее сорвался, выдавая общую слабость.

Питт уже пришел к выводу, что далее задавать вопросы миссис Сигрем бессмысленно. Большего от нее едва ли удастся добиться. Он посмотрел на Дану, а, встретившись с ней взглядом, улыбнулся ей. Она в свою очередь улыбнулась Питту, однако то была неуверенная улыбка женщины, которая хочет заручиться сторонней поддержкой.

— С вашего позволения, мужчины займутся своими делами, миссис Сигрем. А вы пока отдохните, придите немного в себя… — сказал Питт. — Если вам что-нибудь понадобится, только дайте знать. Тут поблизости всегда кто-нибудь будет.

Сэндекер пошел вслед за Питтом к двери, ведущей на центральный трап.

— Ну, что скажешь? — поинтересовался Сэндекер. — Если все это правда, тогда какой смысл кому-то калечить миссис Сигрем?

— А какой, в таком случае, был смысл убивать Генри Манка?

— Думаешь, кто-то из советских агентов…

— Скорее всего. Думаю, что Дане не повезло. Оказалась не вовремя, да еще плюс ко всему не там, где следовало. Вот и получила.

— Только вот раненой бабы на нашу шею не хватало, — Сэндекер тяжело вздохнул. — Можем считать, что теперь — полный комплект. Как, позволь узнать, я буду теперь объяснять Джену Сигрему, почему его супруга вдруг оказалась на «Титанике»? А ведь я уже и радиограмму передал.

— Прошу прощения, сэр, но учитывая обстоятельства дела, я взял на себя смелость и приказал Ганну не передавать ваше послание Сигрему. Я бы не хотел в последнюю минуту усложнять и без того не простую ситуацию. Ведь известно, что там, где появляется женщина, мужчины склонны совершать непростительные ошибки. Когда речь идет о том, чтобы пожертвовать жизнями дюжины мужчин, мы не задумываемся, но как только вместо дюжины мужчин оказывается одна-единственная женщина, мы готовы сто раз подумать, прежде чем принимаем какое-либо решение. Когда женщине грозит опасность, мужчина совершенно меняется, как правило. А до тех самых пор, пока сам Сигрем, а также адмирал Кемпер, Президент да и все прочие в Вашингтоне не узнали, что Дана тут сейчас, у нас, они и нам не будут нервы трепать. Так что, хоть двенадцать часов наши.

— В общем, я чувствую, что на этом судне мое слово уже ничего для некоторых не значит, так ведь, насколько я понимаю, получается? — ядовито уточнил адмирал Сэндекер. — Может, вы еще что-нибудь не сочли нужным доложить, Питт? Скажем, у меня возникло такое ощущение, будто некий владелец желтых ковбойских сапог вам известен. Или нет?

— Тут и гадать нечего. Это Бен Драммер.

— Ни разу не видел у него сапог. Ты-то, собственно, откуда взял?

— Обыскивал его каюту на «Каприкорне», и нашел их под койкой. Точно такие, как Дана сказала.

— А… Так, стало быть, ко всем прочим твоим достоинствам ты, оказывается, еще и по каютам шаришь?! — сказал Сэндекер.

— Не у одного только Драммера, если уж на то пошло. Мы с Джиордино за последний месяц осматривали личные вещи всех без исключения членов команды.

— Нашли что-нибудь?

— Ничего особенного.

— Кто, по-твоему, ударил Дану?

— Не знаю. Только не Драммер. В этом я совершенно уверен. У него надежное алиби и десяток свидетелей, включая вас и меня. И все могут утверждать с полным на то основанием, что Драммер со вчерашнего дня находится на «Титанике». Так что физически он бы не смог нанести повреждение Дане, которая была совершенно на Другом судне, за пятьдесят миль отсюда.

В этот самый момент к ним приблизился Вудсон и осторожно ухватил Питта повыше локтя.

— Прошу прощения, начальник, что прервал ваш разговор. Только что поступило срочное сообщение с борта «Жюно». Боюсь, плохие известия.

— Выкладывай, — сказал Сэндекер устало. — И без того все у нас до такой степени паршиво, что хуже уже быть не может. Так что, выкладывай смелее.

— Боюсь, сэр, вы не совсем правы, — позволил себе не согласиться Вудсон. — Сообщение это передал капитан ракетного крейсера. Вот что здесь сказано… Принял сигнал бедствия от грузового судна «Лагуна Стар». Его координаты ноль пять градусов, сто десять миль к северу от вас. Должен отвечать. Повторяю, должен ему отвечать. Принял решение идти на выручку. Извините, что приходится оставить вас. Удачи, «Титаник», Вот такая вот информация.

— Удачи, «Титаник», — словно эхо, повторил Сэндекер. Голос его сделался безжизненным и деревянным. — В общем, настало время нам вывесить на мачте флажки: «Добро пожаловать, ворье и пираты всех мастей. Мы с нетерпением ожидаем вас».

«Ну, вот и начинается…» — подумал Питт. Вслух однако ничего не сказал. Единственное, что он почувствовал в этот момент, так это непреодолимую потребность отправиться в ванную.

Глава 61

Воздух в кабинете Джозефа Кемпера в Пентагоне представлял чудовищную смесь табачного дыма и запахов недоеденной пищи. Эмоциональное напряжение достигло такого накала, что удивительным казалось отсутствие искровых разрядов.

Кемпер вместе с Дженом Сигремом, чуть не животами улегшись на адмиральский стол, негромко беседовали. Мел Доннер сидел на диване рядом с директором ЦРУ Уорреном Николсоном: тот и другой положили ноги на соседний журнальный столик и преспокойно дремали. Но едва в кабинете прозвучал долгий сигнал красного телефона, нарушивший относительную тишину, как Доннер и Николсон дружно открыли глаза и спустили w столика ноги. Кемпер послушал, неопределенно хмыкнул в трубку и положил ее на место.

— Звонили с поста дежурного. Президент поднимается сюда на лифте.

Доннер и Николсон посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, встали с дивана. И едва только они успели смахнуть крошки и мусор с журнального столика, подтянуть узлы галстуков и оправить пиджаки, как дверь распахнулась и Президент в сопровождении Маршалла Коллинза, своего советника по делам Советского Союза и стран Восточной Европы, вошел в кабинет.

Выйдя из-за своего стола, Кемпер обменялся с Президентом рукопожатием.

— Здравствуйте, господин Президент. Прошу вас, располагайтесь, где вам будет удобнее. Может быть, хотите чего-нибудь?

Президент посмотрел на свои часы и ухмыльнулся.

— Еще остается часа три до закрытия баров. Я бы предложил всем по глотку «Кровавой Мэри».

Кемпер понятливо улыбнулся и сделал едва заметный жест помощнику.

— Капитан Кейт, — поинтересовался Кемпер, — на вашу долю?..

Кейт утвердительно кивнул.

— Порцию «Кровавой Мэри» я, пожалуй, выпил бы.

— Надеюсь, я не помешаю вашей работе, джентльмены, — тактично спросил Президент. — Решил, что будет лучше приехать сюда, к вам. Если, еще раз говорю, я не помешаю.

— Ни в коем случае, сэр, — за всех ответил Николсон. — Мы всегда очень рады видеть вас.

— Какие на данную минуту новости?

Адмирал Кемпер, не торопясь, и вместе с тем быстро и толково обрисовал Президенту ситуацию на данный момент: объяснил специфику урагана Аманда, показал на большой карте региона точное расположение кораблей, объяснил вкратце, как именно производится буксировка «Титаника».

— Скажите, а была ли в действительности необходимость для «Жюно» менять свое местоположение? — поинтересовался Президент.

— Видите ли, на морях считается, что просьба о помощи — это просьба о помощи, — с достоинством ответил Кемпер. — На такой сигнал принято незамедлительно откликаться, каковы бы ни были привходящие обстоятельства.

— И потом, нам приходится всякий раз подыгрывать противникам, хотя бы лишь отчасти, — сказал Николсон. — Иначе игра оказывается невозможной.

— Скажите, адмирал Кемпер, каково ваше мнение, сумеет ли «Титаник» выдержать этот ураган?

— До тех пор, пока буксировщики тянут его и пока не лопнул трос, без сомнения. И ураган выдержит, и в Нью-Йорк благополучно доберется, я ни секунды в том не сомневаюсь, господин Президент.

— А что, если «Титаник» начнет разворачиваться против волн и буксировщикам не удастся вывернуть его? Тогда что?

На этот вопрос Президента Кемпер ответил неопределенным пожатием плеч. В глаза Президенту при этом он старался не смотреть.

— На все воля Божья, — в конце концов негромко ответил адмирал.

— И ничего в этом случае нельзя будет сделать, вы хотите сказать?

— Боюсь, что так, сэр. Если какой-нибудь корабль попадает в лапы урагана, то практически ничего с этим не поделаешь. Тут можно полагаться лишь на удачу. Так испокон века было, так это и сейчас.

— Так, стало быть…

Раздался отчетливый стук в дверь, после чего в кабинет вошел офицер, положил на стол Кемперу два листа с каким-то текстом и спокойно, без излишней суеты удалился.

Кемпер быстро прочитал оба сообщения, и лицо его сделалось еще более жестким.

— Это передали с «Каприкорна», — пояснил он. — Сообщаю, господин Сигрем, что ваша супруга пропала без вести. Они организовали поисковую партию, ребята облазали все закутки, и нигде ее не обнаружили. Существует предположение, что миссис Сигрем могла оказаться за бортом. Примите мои самые искренние соболезнования…

При этих словах Сигрем впился пальцами в руку Коллинза. Глаза Сигрема расширились от ужаса.

— Бог мой… — на вдохе сказал Сигрем, и возглас этот был похож на всхлип. — Да как же… Боже… Как же я буду… Дана!..

Доннер поспешил на помощь коллеге.

— Ну… ну, Джен! — он ловко положил Сигрема на диван, приподнял тому голову, тогда как Коллинз уже подкладывал ему подушку.

Кемпер жестом просил внимания. Обращаясь к Президенту, он сказал:

— Тут у меня еще одна информация, сэр. С борта «Самуэла Р. Уоллеса», одного из буксировщиков, который тащит «Титаник». С буксировщика передают… Я лучше почитаю вам: «Трос лопнул. „Титаник“ дрейфует в эпицентре урагана».


Трос болтался с кормы «Уоллеса», как дохлая змея. Оборванный конец волочился в четверти мили позади буксировщика.

Капитан Бутера уставился на электролебедку не в силах поверить собственным глазам.

— Но каким образом, — заорал он вдруг в ухо Энсину Келли. — Каким образом трос мог порваться, если он был рассчитан на значительно большие нагрузки.

— Сам не понимаю, — проорал в ответ, стараясь, перекрыть грохот шторма, Келли. — Я обратил внимание, что в тот именно момент, когда порвался буксировочный трос, не было ни рывка, ни какой-нибудь особенной нагрузки… Трос просто так вот — раз…

— Подтаскивай конец, будем смотреть. Тут явно что-то не то.

Младший лейтенант Келли кивнул и тотчас же отдал распоряжение. Фиксатор был снят, и большое колесо начало вращаться, наматывая на барабан мокрый трос. Вокруг барабана стоял буквально столб водяных брызг, и каждый, оказавшийся хоть ненадолго на корме, был вынужден принимать этот душ. Болтавшийся за кормой, подобно гигантскому хвосту, трос затруднял движение буксировщика, выполняя роль якоря. И потому всякий раз, когда на корму «Уоллеса» набегала очередная волна, корабль вместо того, чтобы взмыть на гребне, почти Целиком оказывался на считанные секунды под водой. От ударов волн буксировщик крупно сотрясался всем корпусом.

Наконец весь трос был накручен на барабан, и появилась возможность взглянуть на место разрыва. Бутера и Келли, согнувшись, рассматривали протершиеся до разрыва волокна. Бутера первым поднял голову. На лице его было выражение совершеннейшего изумления. Он коснулся волокон, которые были явно перерезаны горелкой, и затем посмотрел на младшего лейтенанта.

Келли оказался догадливее на сей раз.

— Боже… — произнес он. — Взяли и перерезали трос ацетиленовой горелкой…


В тот момент, когда привязанный к носовой части «Титаника» буксировочный трос плюхнулся в океан, Дирк Питт находился в грузовом отсеке вертолета. Стоя на карачках, он осматривал самым тщательнейшим образом все углы.

Снаружи с дьявольской силой завывал ветер. Пит не знал и знать в тот момент этого не мог, но как только исчезла тянущая «Титаник» сила обоих буксировщиков, лайнер тотчас начал разворачиваться, стремясь встать носом по ветру. Ураган с ожесточением принялся нахлестывать в корабельный борт. Корабль затанцевал на волнах.

За считанные минуты Питт нашел косметичку Даны Сигрем. Она была сжата соседними складными креслами в полушаге от перегородки, сразу за которой находилась кабина пилота. Он вполне понял, почему именно Дана не сумела сразу же вызволить свою косметичку, сделанную из синей нейлоновой материи: не многие женщины знакомы с элементарной механикой, не была с ней знакома, судя по всему, и Дана Сигрем. Ей, должно быть, и в голову не пришло начать с того, чтобы спокойно раскрыть кресло. Вместо этого Дана, видимо, принялась тянуть сумочку рывками на себя. Дирк Питт разложил кресло и без малейшего труда вызволил косметичку.

Он ее даже и открывать не стал: что там могло заинтересовать его? А вот что на самом деле показалось ему любопытным, так это небольшая ниша в перегородке, предназначенная для хранения плота, способного выдержать двадцать пассажиров. Ниша была на месте, и желтый чехол, прикрывавший плот, также был на месте, однако самого спасательного плота почему-то не было.

У Питта не было времени обдумывать буквальный смысл находки. В тот самый момент, когда он вытащил чехол, мощная волна ударила в борт корабля. «Титаник» начал разворачиваться на месте, и это движение было ужасным: казалось, корабль так и будет вращаться, не останавливаясь. Питт отчаянно ухватился рукой за ближайшее кресло, чтобы сохранить равновесие. Однако рука соскользнула, и он со всего размаха рухнул на пол багажного отделения, при этом сильно ударившись головой о приоткрытую дверцу.

Рана была серьезная, дюйма в четыре длиной. Благодаря ей следующие несколько часов были напрочь вычеркнуты из сознательной жизни Питта. Лишь несколько раз он мог различить штормовой грохот, но каждый раз терял сознание. Было такое чувство, что в голове у него — клубок спутанной шерсти. Океан, буря, мечущийся на волнах корабль — все это казалось Питту далеким, неопасным и не имеющим лично к нему абсолютно никакого отношения.

Он не знал и знать, разумеется, не мог, что в один прекрасный момент вертолет освободился от трехнайтовых своих креплений, заскользил по импровизированной взлетной площадке и рухнул на шлюпковую палубу, свернув в падении себе хвостовую часть и растеряв почти все лопасти винта. Но злоключения на этом не закончились, вертолет продолжил свое движение вниз по накренившейся палубе, с налета разворотил поручни и упал в бушующие волны.

Глава 62

Как только шторм чуть поутих, русские воспользовались кратковременной паузой и забрались на «Титаник». Находившиеся в машинном отделении и в котельной Спенсер и его парни не смогли решительно ничего сделать, чтобы хоть как-то противодействовать вторжению. Видя совершеннейшую неподготовленность американцев к такого рода повороту событий, Превлов лишний раз подумал, что большой грех жить только по распорядку, работать только по плану.

Небольшое сражение на верхней палубе — хотя для происшедшего больше подошло бы слово «резня» — закончилось в считанные минуты, по сути так и не начавшись.

Прежде чем американцы смогли хоть что-то сообразить, в гимнастический зал ворвались пятеро русских морских десантников в униформах и закрывающих лицо специальных масках, направили на всех членов спасательной команды автоматы. Произошло это столь быстро, что никто толком и рта раскрыть не успел.

Первым опомнился Вудсон. Он оторвался от приборов, глаза его расширились, на лице, обычно бесстрастном, отразился гнев.

— Сукин сын! — крикнул он и бросился под ноги ближайшему десантнику.

Еще секунду назад у русского десантника были руки заняты «Калашниковым», и вот неожиданно в правой руке непостижимо как вдруг появился нож, сразу же оказавшийся всаженным по рукоять в грудь Вудсона. Сердечная мышца корабельного фотографа оказалась разрубленной пополам. Из последних сил, скорее по инерции Вудсон схватил было врага, но тотчас же оплыл и грохнулся на пол. Еще долю секунды в его глазах можно было прочитать потрясение, непонимание, злость, но вскоре все это оказалось подернутым тусклой, непроницаемой пеленой смерти.

Дана, сидя на постели, кричала в полный голос. Начав кричать, она не могла остановиться. Ее истошный вой был той самой соломинкой, которая перетянула чашу весов, растерявшиеся и едва не сникшие окончательно, аварийщики начали действовать. Драммер хорошенько — правым хуком в челюсть — угостил убийцу Вудсона, однако и сам тут же получил мощный удар в лицо дулом автомата. Стерджис в красивом выпаде ринулся на одного из русских, однако в тот момент, когда кулак пилота достиг цели, сам Стерджис получил мощный удар рукояткой пистолета в висок; на мгновение два тела сплелись в смертельной, как казалось, схватке, однако чуть погодя русский десантник рывком вскочил на ноги, тогда как вертолетчик остался лежать на палубе, уткнувшись лицом в металлическую поверхность.

Джиордино попытался размозжить череп одного из нападавших массивным гаечным ключом, но тут прогремел выстрел, и рука Джиордино зависла в воздухе, а гаечный ключ с грохотом упал на палубу. Было такое ощущение, что прозвучавший выстрел загипнотизировал всех разом. Сэндекер, Ганн, шеф Баском и все остальные как по команде застыли, сообразив, что защитить без оружия «Титаник» от вооруженных молодчиков — задача непосильная.

В этот самый момент в помещение вошел сероглазый уверенный в себе мужчина. Оглядев гимнастический зал, он за три секунды оценил ситуацию и сориентировался. Андрей Превлов молча глядел на все еще продолжавшую истерично орать Дану Сигрем, затем произнес на хорошем английском:

— С вашего разрешения, моя дорогая, хочу вам напомнить, что в моменты истерического крика у женщин чрезвычайно напрягаются голосовые связки, что впоследствии может иметь свое продолжение. Подумайте, пожалуйста, о своем горле.

В глазах Даны Сигрем был один только неразбавленный дикий ужас. Однако обращенная к ней фраза возымела свое действие: она замолчала, закрыла рот, округлившимися от страха глазами уставилась на медленно вытекавшую из-под Омара Вудсона лужу густой крови.

— Ну вот, так, пожалуй, будет куда лучше, — сказал Превлов. Он проследил за направлением взгляда Даны Сигрем, на мгновение посмотрел в сторону Вудсона, затем перевел взгляд на Драммера, который сидел на полу и отчаянно выплевывал обломки искрошенных зубов. Посмотрел Превлов также и на Джиордино, ответившего злобным взглядом; здоровой рукой Джиордино придерживал простреленную, из которой быстро капала кровь.

— Сопротивление ваше было по меньшей мере глупым, чтобы не сказать хуже, — произнес Превлов, обращаясь сразу ко всем спасателям в зале. — Один из ваших убит, трое получили ранения, и все это — за здорово живешь…

— Кто вы такие? — громовым голосом потребовал ответа Сэндекер. — По какому праву вы забрались на этот корабль и убиваете моих людей?!

— Понимаю ваш гнев, очень хорошо понимаю и очень сожалею по поводу того, что приходится встречаться со столь достопочтенными джентльменами в такой мало привлекательной для начальной встречи обстановке, — извиняющимся тоном сказал Превлов. — Насколько я могу судить, вы адмирал Джеймс Сэндекер, не так ли?

— На этом корабле вопросы задаю я! — обрезал его Сэндекер.

— Понимаю. Однако моя фамилия вам решительно ничего не скажет, — ответил Превлов. — А что касается ответа на ваш вопрос, так он очевиден. По какому праву, говорите? А вот по такому и праву, что именем Союза

Советских Социалистических Республик я принимаю на себя командование на этом судне.

— Мое правительство никогда не потерпит столь наглую выходку!

— Вот тут вы не правы. Вашему правительству как раз придется смириться.

— Вы переоцениваете себя и недооцениваете нас. Превлов грустно покачал головой.

— Дело не персонально во мне, адмирал. Я отлично представляю, на что способны американцы. И как раз поэтому говорю вам со всей ответственностью, что Америка никогда не развяжет войну из-за того, что мы на вполне законных основаниях оказались на борту этого судна.

— На законных основаниях?! — как эхо откликнулся адмирал Сэндекер. — Согласно нормам морского права и Гражданским нормам в части спасательных операций считается, что если экипаж какого-либо судна это самое судно покинул без намерения вернуться и при этом не предпринял ничего для последующего спасения корабля, то судно признается ничейным. Ну а поскольку на «Титанике» в настоящее время имеется команда, то ваши действия подпадают под определение неспровоцированной агрессии или пиратства.

— Давайте не будем обострять ситуацию и воздержимся от популярных лекций по морскому праву, — сказал Превлов, вытянув перед собой руку. — Может, вы и правы, но правы лишь на данный конкретный момент.

Намерение русских было вполне очевидным.

— Вы не посмеете сделать так, чтобы «Титаник» лег в дрейф.

— Не волнуйтесь так, адмирал. Не забывайте, что «Титаник» быстро набирает воду в трюм. Мне сейчас срочно нужен ваш инженер по спасательному оборудованию, кажется, его зовут Спенсер. Так вот, мне нужен он и его коллеги. До окончания шторма я хочу, чтобы помпы работали нормально. Как только ураган утихнет, вам и вашим коллегам будет предоставлен спасательный плот. И как только вы покинете борт корабля, у нас появится вполне законное право принять участие в спасении «Титаника».

— Бросьте. Уж я-то знаю, что вы ни за что не оставите в живых ни одного свидетеля, — сказал Сэндекер. — Ваше правительство не допустит, чтобы после этого пиратского акта остались какие-либо непосредственные свидетели. И вы знаете это не хуже, чем это знаю я. Так что не пытайтесь лицедействовать.

Слова Сэндекера не произвели решительно никакого впечатления на Превлова, не поколебав его нагло-спокойной уверенности в себе.

Превлов отвернулся от Сэндекера, как от пустого места. Он по-русски сказал что-то одному из своих десантников, который ответил согласным кивком крупной, коротко остриженной головы, затем склонился над рацией и ударом рукоятки пистолета превратил ее в груду металла, из которого теперь торчали обрывки проводов.

— Вам это все больше не понадобится, — сказал Превлов, оглядывая гимнастический зал, переоборудованный в командный пункт. Я уже приказал оборудовать штаб в салоне на четвертой палубе. Если вы и ваши парни будете столь любезны последовать за мной, я позабочусь о том, чтобы до окончания этого жуткого шторма вам было бы уютно на «Титанике» и чтобы вы ни в чем не испытывали нужды.

— Если позволите, я хотел бы задать только один вопрос, — Сэндекер не тронулся, однако, со своего места. — Один вопрос, я думаю, не обременит вас.

— Ради Бога, адмирал, задавайте ваш вопрос.

— Где Дирк Питт?

— Мне очень жаль, адмирал, однако я вынужден сказать, — Превлов чуть улыбнулся, — что уважаемый господин Питт находился внутри вашего вертолета в тот самый момент, когда машину смыло в океан. Надеюсь, что смерть его была легкой.

Глава 63

Адмирал Кемпер, сидевший напротив Президента, привычным движением насыпал в свою чашку с кофе третью, а затем и четвертую ложку сахара.

— Авианосец «Бичерз Айленд» приближается к тому району. Как только рассветет, самолеты авианосца немедленно начнут поиск. — Кемпер натянуто улыбнулся. — Так что, господин Президент, не волнуйтесь, пожалуйста, к полудню «Титаник» будет уже взят на буксир. Если хотите, я даю вам слово, что так оно и произойдет.

Президент взглянул в глаза собеседнику.

— Огромный беспомощный корабль. И надо же такому случиться, что угодил в эпицентр сильнейшего за последние полвека урагана. Лежал семьдесят с лишним лет на дне, проржавел насквозь, и вот, когда его вытащили на поверхность… Советское правительство готово пожертвовать чем угодно, чтобы заполучить «Титаник»… И после всего этого вы мне говорите, не волнуйтесь. Одно из двух, адмирал, либо вы чрезмерно самоуверенны, либо же вы неисправимый оптимист.

— Ураган Аманда… — вздохнул адмирал. — Мы рассматривали при разработке этой операции самые различные варианты, однако даже в самом страшном сне нам не привиделось бы, что в мае может разыграться столь чудовищный шторм. Он так неожиданно для нас и так стремительно набрал силу, что мы даже не сумели как следует сориентироваться и внести в работу соответствующие коррективы.

— А что, если в эту самую минуту, когда мы с вами тут сидим и мирно беседуем, русские решили воспользоваться ситуацией и уже залезли на «Титаник»?

Кемпер отрицательно покачал головой, давая понять, что такого рода вариант представляется ему невозможным.

— Высадиться на «Титаник», когда скорость ветра сто одна миля в час?! Когда волны достигают семидесяти футов в высоту?! У меня имеется некоторый опыт морской службы, и этот опыт позволяет мне отбросить такого рода вариант как совершенно невыполнимый.

— Еще неделю назад если бы кто рискнул предположить, что придет ураган вроде Аманды, ему бы, наверное, тоже сказали: немыслимо. А ураган пришел, — с этими словами Президент выжидательно посмотрел на Уоррена Николсона, который сидел на диване у дальней стены. — Есть новости?

— С «Титаника» пока что никаких, — ответил Николсон. — Как только лайнер вошел в ураганный эпицентр, с ними прервалась всякая связь.

— А что буксировщики?

— Передают, что не могут обнаружить «Титаник». И это не удивительно, учитывая погодные условия. Тем более, что радары на обоих буксировщиках вышли из строя, и все возможности ограничены элементарным визуальным наблюдением. А в том районе — нулевая видимость, так что они там немного сумеют высмотреть.

В кабинете повисла тягостная пауза, которую нарушил Джен Сигрем.

— Мне кажется, мы просто не имеем права потерять корабль сейчас. Не имеем права после всего, что сделали для его извлечения со дна, — Сигрем вскочил и нервно зашагал по кабинету. — Нам пришлось заплатить чудовищную цену… И мне, в том числе… Цену за этот самый бизаний. И теперь мы просто не можем позволить кому бы то ни было перехватить у нас бизаний. — Голос его срывался, глаза лихорадочно блестели.

Доннер и Коллинз с двух сторон обняли Сигрема и тактично усадили на место.

Кемпер негромко сказал:

— Скажите, господин Президент, а как мы поступим в случае, если произошло самое худшее?

— Тогда придется распрощаться с Сэндекером, Питтом и другими.

— А как тогда насчет «Сицилианского проекта»?

— Никакого проекта тогда уже не будет, — так же негромко ответил Президент. — Какой тогда может быть проект, о чем вы говорите, Господи…

Глава 64

Тяжелая серая пелена понемногу начала рассеиваться, и Питт сообразил, что лежит лицом вверх на чем-то мокром и жестком. В состоянии, когда сознание оказывается на границе осознанного и бессознательного, Питт пробыл несколько минут, затем попытался открыть глаза. Не оба глаза, но один Питту удалось открыть. Второй не открывался из-за запекшейся крови. Подобно человеку, который ценой огромных усилий сумел выбраться из глубокого тоннеля на свет Божий, Питт в первую секунду огляделся, насколько это было возможно, не поворачивая головы и переводя единственный на тот момент глаз медленным круговым движением слева направо. Он был внутри вертолета. Ноги оказались задраны высоко вверх, тогда как спина упиралась в заднюю стенку грузового отсека, вокруг его тела плескалась вода в несколько дюймов глубиной. У него было ощущение, будто в его голове мельтешили маленькие человечки и кололи ее изнутри своими маленькими шпагами и вилами. Зачерпнув горстью немного воды, Питт сполоснул лицо, не обращая внимания на сильный соленый вкус. Размочив запекшуюся кровь, он сумел раскрыть второй глаз. Пит уселся на переборку, и уставился в пол грузового отсека. Он чувствовал себя так, словно его, сонного, тихонько перенесли в увеселительный парк и осторожно поместили в кабину «веселой комнаты», аттракциона с вращающимися стенами и потолком.

Грузовой люк заклинило безнадежно: при падении на нижнюю палубу люк был не просто поврежден, а впечатан внутрь и теперь составлял с фюзеляжем единое целое. Понимая, что нечего и пытаться открыть его, Питт решил выбираться через пилотскую кабину, чтобы воспользоваться внутренней дверцей, ему пришлось двигаться по наклонному полу вверх, цепляясь руками за ремни, предназначенные для фиксации грузов.

На конце ремней были приделаны специальные кольца, которые сейчас очень выручали Питта. Перебирая одно кольцо за другим, он медленно пробирался в сторону кабины вертолета. Ужасно болела голова, так что приходилось ежеминутно останавливаться и давать себе передышку, ожидая, когда рыжие круги перед глазами исчезнут и зрение вновь прояснится. Добравшись наконец до двери, Питт попытался открыть ее, однако она и не подумала сдвинуться с места. Вытащив свой кольт, он несколько раз с силой ударил рукояткой в замок. Ослабевшая рука не удержала оружие, и при очередном ударе кольт выскользнул и отлетел в конец отсека. Дверь же как была, так и осталась неприступной.

Питт тяжело дышал. От слабости и напряжения он чуть не терял сознание. Обернувшись, Питт посмотрел вниз. Задняя переборка отсека казалась очень далекой. Поудобнее ухватившись руками за два ремня, Питт чуть подтянулся, напрягся и обеими ногами изо всех сил ударил в неподатливую дверцу. Зная, что на второй такой удар его уже не хватит, он вложил в этот всю энергию.

Замок поддался, дверца от сильного удара подпрыгнула вверх, образовав с перегородкой угол градусов в тридцать, однако не успев распахнуться, она под воздействием силы тяжести тут же захлопнулась снова. Однако Питту этого оказалось достаточно, чтобы успеть просунуть в образовавшуюся на мгновение щель руку и не дать двери полностью закрыться. В момент, когда дверь ударила по костяшкам, боль была настолько сильной, что на какое-то мгновение даже в голове прояснилось. Он перевел после некоторой паузы дыхание, готовясь к последнему рывку, затем чуть отжал дверь и нырнул в проем, как будто бы залезал на крышу через чердачное окошко без приставной лестницы. Какое-то время Питт отдыхал, восстанавливая дыхание и выжидая, когда сердце перестанет бешено колотиться.

Наконец у него появилась возможность заняться своей раной. Вытащив носовой платок, он туго обмотал разбитую руку и лишь затем попытался оглядеться в кабине. Ему казалось, что никаких проблем выбраться отсюда не возникнет. Дверь пилотской кабины была сорвана с петель, вставленный в дверной иллюминатор пластик оказался выбитым. Справившись с этой проблемой теоретически, Питт задумался, сколько все-таки времени он пробыл без сознания. Минут десять? Час? Несколько часов?! Поскольку на запястье место часов пустовало, а сами часы неизвестно куда делись, никакой определенности на этот счет у Питта не появилось. Да и что, в конце-то концов, с ним произошло? Он попытался проанализировать сложившуюся ситуацию.

Может, вертолет проскользил по палубе и грохнулся в океан? Что-то не похоже… Произойди что-нибудь подобное, Питт покоился бы в металлическом гробу, функции которого вынужденно пришлось бы исполнять грузовому отсеку вертолета. Тогда почему в кабине вода? Откуда она взялась? Может, вертолет не упал в воду, а застрял в одном из металлических завалов, каких немало было на палубах всех уровней? Тоже не очень похоже. Чем тогда объяснить, что вертолет застыл почти в вертикальном положении?.. Если что-то Дирк Питт и мог сказать более или менее уверенно, так лишь то, что каждая секунда, проведенная в праздных размышлениях относительно случившегося с вертолетом, неминуемо приближает самого его к ситуации, неизмеримо более опасной нежели та, в которой он пребывал до настоящего времени. Возможно даже, каждая минута приближала Питта к смерти, кто знает? Все ответы на вопросы находились снаружи, по ту сторону обшивки вертолета, и потому Питт взобрался на кресло пилота и уже оттуда через пролом в обшивочном оргстекле он выбрался наружу, в непонятную темноту. Перед ним оказалась — ни больше, ни меньше — обшивка «Титаника». Слева и справа вверх уходила стена, покрытая многолетней шершавой ржавчиной. Прямо под ногами бурлил и пенился, волновался и ревел океан.

Массивные волны устраивали настоящие водовороты, сшибались и расходились, образуя фонтаны брызг и грохот, напоминавший взрывы артиллерийских снарядов. Видимость немного улучшилась. Прояснилось и небо: не хлестал непрерывный дождь, ветер ослаб, его скорость теперь не превышала двенадцати-пятнадцати узлов. Была такая минута, когда Питт подумал, а не проспал ли он неизвестно где весь ураганный натиск. Несколько минут спустя он сообразил, почему над головой вместо привычного неба оказалось вдруг море: «Титаник» медленно двигался по спирали в воронку, и буквально через считанные минуты его должна покрыть последняя, самая мощная волна урагана.

Через один из проемов Питт сумел перебраться на внешнюю часть носовой обшивки вертолета, с которой он без особого труда перелез на «Титаник». Когда под ногами оказалась ржавая, но вполне прочная палуба лайнера, Питт испытал такое сильное эротическое возбуждение, какого ему не смогла бы доставить ни одна самая красивая женщина в мире.

Но на какой он палубе? Питт грудью навалился на поручень, посмотрел направо, налево, поднял голову и взглянул вверх. Над головой он увидел вывернутые наружу трубы и металлические листы парапета, который еще удерживал части вертолетной обшивки. Значит, теперь Питт находился на второй палубе, которую некогда называли прогулочной. Опустив голову, Дик Питт смог наконец увидеть, почему вертолет не свалился в океан, а каким-то непостижимым образом завис меж небом и землей.

Все дело было в двух направляющих рельсах, прежде использовавшихся для того, чтобы по ним скатывать не подлежавшие кантованию грузы. Прикрепленные к прогулочной палубе, они подобно огромному двузубцу, захватили поверженный вертолет, который был похож сейчас на небольшое насекомое, пришпиленное булавками к некоей стене. Благодаря дизайну корпуса и его размерам, машина столь прочно застряла меж зубьями, что едва ли какая сила могла отделить вертолет от «Титаника».

Времени для того, чтобы порадоваться чудесному спасению, у Питта не было. Держась за поручень прогулочной палубы, он чувствовал, как ветер вдруг принялся набирать силу, что наверняка свидетельствовало о приближении арьергардной волны урагана. Питт с трудом сохранял равновесие, подошвы скользили по мокрой палубе, из чего он сделал безошибочное заключение, что крен «Титаника» увеличился еще больше: лайнер, подобно огромному раненому животному, так и норовил завалиться на правый бок.

Внезапно Питт заметил неподалеку опознавательные огни другого судна на расстоянии не более двухсот ярдов от правого борта «Титаника». Определить, что это за судно и каковы его размеры, Дирк Питт не мог, поскольку океан, небо, крепчавший ветер — все слилось в единый запутанный клубок: лайнер болтало из стороны в сторону, а над головой оказывалось то серое зловещее небо, то свинцовая вода — и тогда казалось, что «Титаник» затягивает в гигантскую океанскую воронку. Вновь начавшийся сильный дождь ударял Питту в лицо с такой силой, как будто щеки терли наждачной бумагой. Дирк Питт подумал, что, возможно, это вплотную подошел один из двух буксировщиков. Однако размеры корабля значительно превышали габариты буксировщика. Может, это «Жюно» возвратился?

И вдруг чудовищная догадка отмела все прежние предположения, и Питт неожиданно для самого себя исполнился уверенности: это были вовсе не огни американского корабля. В свете молнии обозначился четкий силуэт, — и Питт, увидев характерной формы купол, понял, что корабль был не какой иной, как русский «Михаил Курков». Ну конечно же, вот и характерная антенна радара над массивным полукружьем купола.

К тому моменту, когда Питт взобрался по наружному трапу на один уровень и вновь очутился на шлюпковой палубе, где еще совсем недавно находился вертолет и была импровизированная вертолетная площадка, он вспотел, вымок насквозь и чувствовал себя отвратительно. Подняв с палубы один из крепежных тросов, Питт посмотрел на характер разрыва нейлоновых нитей. Затем, согнувшись в три погибели, чтобы хоть как-то противостоять ветру, двинулся вперед, но тут налетела гигантская волна и на долю секунды скрыла его из виду.

Глава 65

Под разукрашенным, расписным потолком столового салона отделения первого класса уходили в перспективу и терялись во мраке боковые изрядно пострадавшие стены. В нескольких уцелевших зеркальных стеклах отражался чудовищный беспорядок, царивший в помещении. Небольшая группа понурых людей стояла в зале, окруженная русскими десантниками.

Спенсера заставили примкнуть к группе американцев. В его глазах застыл ужас непонимания. Он обернулся в сторону Сэндекера и спросил:

— Неужели Питт и Вудсон погибли?! Возможно ли это?

— Еще как возможно! — произнес Драммер, с трудом шевеля распухшими губами. — Один из этих скотов-садистов, вон он стоит, он ударил Вудсона ножом прямо в живот, сукин сын…

— Ваш друг несколько заблуждается на сей счет, — прервал их разговор сумевший услышать слова Спенсера капитан Превлов. Он неспешно оглядел группу из девяти мужчин и женщины, лица которых, со следами побоев, выражали одинаковую подавленность. Превлов испытывал "тайное удовольствие от вида этих людей, которые в безнадежных для себя условиях попытались все-таки оказать сопротивление и теперь отчаянно пытались сохранить достоинство. Всякий раз, когда сильная волна ударяла в «Титаник» и лайнер заваливался на бок, американцы старались сохранить равновесие, удержаться на ногах — и эти усилия в сознании Превлова также напрямую увязывались с желанием этих людей не уронить окончательно достоинство перед лицом противника. — Да, заблуждается ваш друг. Но мы поговорим об этом чуть позже. А вот что меня сейчас действительно беспокоит, так это то, господин Спенсер, что ваши парни возле помп явно не проявляют достаточного усердия. Вы должны понимать, господин Спенсер, что, если они не будут откачивать воду, которая поступает в корпус корабля, достаточно эффективно и если уровень скопившейся воды превысит некоторый критический уровень, тогда эта драгоценная посудина неминуемо вновь окажется на дне, вы должны это понимать не хуже меня.

— Ну и что же, пускай себе тонет, — с легким сердцем сказал Спенсер. — По крайней мере, вместе с нами на «Титанике» потонете и вы со своими коммунистами.

— Ну, едва ли такое произойдет, — задумчиво протянул капитан Превлов. — Тем более, что наш «Михаил Курков» находится в двух шагах отсюда и уж он не преминет прийти на выручку, можете в том не сомневаться. — Превлов вытащил из кармана золотой портсигар, извлек оттуда сигарету и постучал ею по крышке, как обыкновенно делают те, кто курит папиросы. — И потом, разумные люди от неразумных как раз тем и отличаются, что принимают жизнь такой, какая она есть, и ведут себя соответственно.

— Тошно смотреть, как вы наложили свои грязные лапы на «Титаник».

— Вы никого из нас не заставите делать для вас грязную работу, — сказал Сэндекер. В его голосе звучала непреклонная решимость.

— Пусть так, — сказал Превлов, интонацией давая понять, что сказанные слова ничуть его не задели. — Хотя с другой стороны, мне кажется, что вы будете нам помогать, и полагаю, очень скоро. — Обернувшись к одному из десантников, он отдал какое-то распоряжение по-русски. Десантник кивнул, неспешно прошел несколько шагов в направлении американцев, взял за руку Дану, грубо дернул ее на себя и потащил женщину к одному из переносных светильников.

Все мужчины, не сговариваясь, устремились было на помощь, но были остановлены направленными им в грудь стволами. Они беспомощно застыли на месте: в глазах спасателей явственно прочитывались ярость и презрение.

— Если вы только тронете ее, — едва сдерживаясь, яростно произнес Сэндекер, — вы заплатите за это.

— Перестаньте, адмирал, — резко ответил ему Превлов. — Вы думаете, мы будем ее сейчас насиловать у вас на глазах? Это вы фильмов голливудских насмотрелись. Только полный идиот решился бы воздействовать на вас подобным образом. Я ведь немного знаю американцев. Они делают вид, что вознесли своих женщин на пьедестал. Ни секунды не сомневаюсь, вы все с радостью кинулись бы защищать эту вашу мадам и с еще большей радостью погибли бы, защищая ее. А с кем я тогда остался бы, а? Вы об этом подумали?! Увольте. На фоне изящного убеждения всякие там глупости вроде пыток, унижения — все это примитив, и не более. Хотя… — Превлов выдержал паузу, хмыкнул. — Знаете, а вот про унижение я, пожалуй, сказал не совсем верно. Унижение подчас бывает очень действенным средством. Да, унижение иногда может творить чудеса. Во всяком случае, оно может заставить некоторых чрезмерно гордых людей исполнять свои обязанности.

Превлов обернулся в сторону Даны.

— У меня к вам небольшая просьба, миссис Сигрем небольшая но искренняя. Будьте добры, разденьтесь, пожалуйста. Полностью разденьтесь.

— Что это еще за мерзость вы придумали?! — потребовал Сэндекер.

— Отчего же — мерзость? Миссис Сигрем будет сейчас раздеваться и снимет с себя всю одежду. Ну а я время от времени буду повторять обращенную ко всем вам просьбу. Если вдруг вам станет жалко даму, вы начнете подчиняться моим командам. А если жалости не проявите, мы с вами увидим хорошенькую женщину в ее, так сказать, натуральном виде.

— Нет! — закричал Ганн, обращаясь к Дане. — Не смей этого делать, слышишь?!

— Пожалуйста, не указывать, — со вздохом сказал Превлов, давая понять, что ему тут все уже надоело. — В случае малейшего неповиновения она будет раздеваться не самостоятельно, но ее разденут мои парни. Будет только хуже, можете мне поверить. Но миссис Сигрем все равно будет раздета, как я и хотел изначально. Ну, я жду…

Медленно, едва заметно, в глазах Даны разгорался негодующий огонь, преобразивший все ее лицо. Затем, не говоря ни слова, она решительным движением сняла с себя куртку и швырнула ее на пол. Следом полетел комбинезон, а затем и нижнее белье. Через минуту в свете лампы стояла совершенно обнаженная стройная и очень соблазнительная Дана Сигрем. Последнее впечатление усиливалось присутствием одетых мужчин вокруг нее.

Сэндекер демонстративно отвернулся, и его примеру тотчас последовали остальные спасатели.

— И все-таки вам придется смотреть на нее, — сказал Превлов. — Сколь бы ни был галантен ваш жест, вам придется смотреть на миссис Сигрем. Так что, оставьте ребячество до лучших времен. И либо вы все немедленно повернете головы, либо мы вынуждены будем сделать с миссис Сигрем одну небольшую, но занятную…

— Мне кажется, эти мерзавцы зашли слишком далеко!

При звуках голоса Даны все головы обернулись в ее сторону.

Дана стояла, расставив ноги, уперев руки в бедра. Ее грудь гордо поднималась, в глазах явно читалось бесстрашие. Перед ними была красивая, сильная, презрительная женщина, достойная того, чтобы ею любовались.

— Сегодня бесплатно, парни. Смотрите на здоровье. Тем более, что некоторым из вас, я думаю, уже и ранее доводилось видеть голую женщину. Кто-то, может быть, даже и трогал голую женщину. Так что, ради Бога, смотрите и наслаждайтесь. — Дана подмигнула и звонко рассмеялась. Было очевидно, что ей удалось провести Превлова.

Капитан Превлов с брезгливым выражением уставился на Дану.

— Что ж, миссис Сигрем, впечатляет, не скрою, весьма впечатляет… Вы сами того, конечно же, не подозревая, лишний раз подтвердили упадок моральных ценностей в вашем западном обществе.

— Покажи мне коммуниста, я покажу тебе мудака, — язвительно ответила она. — Когда вы и такие, как вы, твари во всеуслышание говорите об упадке моральных ценностей в капиталистическом обществе, империалистической угрозе и прочей марксистской чепухе, над вами хохочет весь цивилизованный мир. Посмотрите на себя в зеркало. Вы сделали из себя посмешище. С тех пор, как обезьяны спустились с деревьев, ни одна страна не разыгрывала такого дьявольского фарса, как это сделали вы. Если бы у вас было хоть что-нибудь в головах, кроме вашего марксизма, вы давно бы поняли все это и сами.

Лицо капитана Превлова сначала побледнело, а затем приняло чуть заметный голубой оттенок.

— Ну хватит, — рявкнул Превлов. На грани потери контроля над собой, он из последних сил пытался сдерживаться и от этого зверел еще больше.

Дана картинно потянулась и сказала:

— Чего ты кипятишься, Иван? Привык к своим мосластым коммунисточкам?! Не можешь смириться с мыслью, что обыкновенная свободная женщина из обыкновенной свободной страны позволяет себе смеяться над твоими жалкими уловками?

— Меня выворачивает от твоей вульгарности. При всех своих недостатках наши женщины не ведут себя, как уличные потаскухи.

— Пошел ты на… — с очаровательной улыбкой пропела Дана.

Капитан Превлов не пропускал ничего. Он заметил как Джиордино и Спенсер быстро обменялись взглядами; от него не укрылись сомкнутые губы и ненавидящее лицо Драммера, сжатые кулаки низкорослого Стерджиса. Он вдруг заметил и то, что Дана Сигрем мелкими шажками все дальше уходит в сторону от своих коллег, направляясь к русским десантникам. Дана Сигрем вполне успешно исполнила свой замысел, поскольку, чем дальше заходила она за спины десантников, тем больше они выворачивали шеи, продолжая таращить на нее глаза; оружие в их руках стало опускаться, когда Превлов выкрикнул команду по-русски.

Десантники сбросили наваждение, встрепенулись, сделали серьезные лица и сжали в руках автоматы.

— Что ж, — сказал Превлов, — у вас неплохие актерские способности, уважаемая. Так что, позвольте вам выразить мое искреннее восхищение.

Выражение лица у Превлова было, как у опытною и проницательного врача, которому удалось перехитрить редкостное заболевание.

Он заметил, как опустились плечи Даны, как сделалось унылым ее еще недавно столь энергичное лицо. По спине Даны пробежала нервная дрожь. Дана нашла в себе силы выглядеть гордой и уверенной в себе женщиной.

— Не понимаю, о чем вы говорите… — сказала миссис Сигрем.

— Ну разумеется, — подыграл ей Превлов и наигранно вздохнул. Он несколько мгновений внимательно смотрел на нее, затем обернулся и отдал приказ одному из своих людей. Тот кивнул, вытащил большой армейский нож и направился к Дане Сигрем.

При виде мощной фигуры идущего к ней десантника Дана съежилась и моментально побледнела.

— Эй, что вы собираетесь делать?! — крикнула она, обращаясь не к приближающемуся десантнику, но непосредственно к Превлову.

— Я приказал ему отрезать вашу левую грудь, — ответил Превлов тоном, словно речь шла о вполне обыденном действии.

Спенсер с открытым ртом уставился на Сэндекера, взглядом умоляя адмирала вмещаться.

— О Господи… — в отчаянии воскликнул Сэндекер. — Вы не можете позволить… вы обещали никакой жестокости или грубости…

— Да, я первый готов признать, что всякая грубость выглядит отвратительно, — сказал капитан Превлов. — Но ведь вы сами вынудили меня, разве не так? Вы просто-напросто не оставили мне шансов разговаривать с вами так, как это принято среди цивилизованных людей. Так что, не взыщите…

Сэндекер стремительно двинулся на Превлова:

— Вам придется убить меня первого!

Один из десантников, не торопясь и как бы даже нехотя, перевернул свой автомат и прикладом ловко ударил адмирала в пах. Сэндекер рухнул на четвереньки, потом завалился на бок и, сжав зубы, уперевшись щекой в пол, взвыл от боли.

Дана ногтями впилась себе в бедра с такой силой, что пальцы ее побелели. Все, что могла, она уже сделала, я теперь оставалось только признать поражение. Она вдруг поймала на себе холодный взгляд подошедшего к ней десантника. Тот взял ее за плечо, развернул к себе — при этом у нее было чувство, словно на плече не живая человеческая рука, а мощный металлический зажим. В эту самую минуту на освещенную часть салона медленно вышел Дирк Питт.

Глава 66

Собравшимся в салоне Питт показался безмолвным привидением, поднявшимся из глубин морской преисподней. Он был мокрым с ног до головы: черные волосы его прилипли к разодранному до крови лбу, губы кривились в сатанинской улыбке. В свете ламп падавшие с одежды Питта капли воды сверкали, а на полу растекалась темная лужа.

Лицо Превлова застыло в напряженной маске. Он медленно вытащил из золотого портсигара сигарету, зажег ее и выпустил долгую струю табачного дыма.

— Ваше имя? Смею предположить, вы Дирк Питт, не так ли?

— Именно так записано в моем свидетельстве о рождении.

— Похоже, вы необыкновенно долговечны, господин Питт. Я полагал, что вы мертвы.

— Это лишний раз доказывает, что нельзя доверять сплетням на борту корабля.

Питт медленно снял с себя мокрую куртку и набросил ее на голые плечи Даны Сигрем.

— Ты уж извини, дорогая, — в данную минуту это лучшее, что могу сделать. — Затем он обернулся в сторону Превлова. — Будут возражения?

Превлов отрицательно покачал головой. Его несколько озадачила манера поведения Питта. Сощурившись, Превлов пытался сейчас оценить Питта, как ювелир оценивает очередной камень, прежде чем начать огранку.

Капитан Превлов сделал знак одному из десантников, который подскочил к Питту и ловко обыскал его мокрую одежду.

— Будут возражения? — в свою очередь поинтересовался Превлов.

Питт пожал плечами и даже развел на ширину локтевых суставов руки, чтобы русскому десантнику было сподручнее обыскивать. Солдат стремительно пробежал сверху вниз руками, выпрямился и, обратив лицо к Превлову, отрицательно качнул головой, удостоверяя безоружность Дирка Питта.

— Что ж, — сказал Превлов. — С вашей стороны мудро прийти сюда без оружия. Впрочем, от человека с такой, как у вас, репутацией я другого и не ожидал, скажу вам искренне. Я ведь немного знаю о вас, приходилось читать досье с материалами о ваших экспедициях. Произвело на меня, не скрою, самое приятное впечатление. Я еще, помню, тогда подумал, что хотелось бы с вами познакомиться… Не думал, что доведется увидеть вас при таких обстоятельствах, ну да человек, как известно, предполагает, не правда ли? И тем не менее, скажу откровенно, я рад нашему знакомству.

— Сожалею, что не могу ответить взаимностью, — приятным голосом ответил Питт. — Ни с вами лично, ни с подобным вам сбродом мне, признаюсь, никогда не хотелось знакомиться.

Превлов сделал несколько шагов к Питту и наотмашь, тыльной стороной ладони, ударил его по лицу.

Питт чуть подался назад, из угла рта тонкой струйкой начала капать кровь.

— Ну, ну… — тихим, нарочито спокойным голосом сказал он. — Знаменитый Андрей Превлов наконец потерял хладнокровие.

Превлов подался к Питту, глаза его сузились, лицо сделалось каменным.

— Мое имя?! — шепотом выдохнул он. — Тебе известно мое имя?

— Знаю о вас не меньше, чем вы обо мне.

— Что ж, — сказал Превлов, — вы умнее, чем я даже мог предположить. Однако готов спорить, что, кроме имени, едва ли что-нибудь конкретное вам известно.

— Не знаю, не знаю… — протянул Питт. — На вашем месте, я не был бы столь категоричен. Как бы вы, скажем, отнеслись к предложению послушать одну мудрую народную сказку, а?

— Увы, не до сказок сейчас, — ответил Превлов. Он сделал знак десантнику с ножом в руке. — Сказки будут позднее, а сейчас я был бы вам чрезвычайно благодарен за помощь в переубеждении адмирала Сэндекера и его коллег, которые почему-то напрочь отказываются работать под нашим руководством.

Десантник, нижняя часть лица которого была скрыта под специальной повязкой, по сигналу Превлова двинулся в направлении Даны. В руке его блестел нож. Когда десантник поднес лезвие к груди Даны, парализованная страхом женщина даже не попыталась отклониться, а лишь нагнув голову, не отрываясь смотрела на хромированное лезвие.

— Вот и плохо, что не захотели послушать одну сказку, — ровным голосом сказал Превлову Питт. — Одну такую знаю я сказку, которая вам непременно бы понравилась. Эта сказка про двух чудесных парней, которых зовут «Серебряный» и «Золотой».

Превлов изучающе посмотрел на Питта, затем резким кивком головы приказал десантнику убрать нож и отойти на место.

— Если пяти минут хватит, я готов послушать, какая там еще у вас сказка…

— Это не займет много времени, — начал Питт. — Сказка вот какая. В некотором царстве, в некотором государстве жили-были два канадских инженера. В один прекрасный день они сделали для себя удивительное открытие, а именно: они вдруг поняли, что элементарный шпионаж может оказаться куда более прибыльным, чем их работа по специальности. И они, отбросив ложный стыд, стали профессиональными агентами в самом прямом смысле этого слова, направив свой талант на сбор данных об американских программах в области океанографии и передачу этих сведений по секретным каналам в Москву. «Серебряный» и «Золотой» отрабатывали свои деньги, не совершая ошибок. Их русские хозяева за два последних года получили информацию о всех мало-мальски важных акциях, осуществленных НУМА. Затем началась отработка проекта по спасению «Титаника». И советская военно-морская разведка, которую вы тут и представляете, товарищ Превлов, почуяла настоящую добычу. Вы получили возможность из первых рук получать информацию о новейших американских достижениях в области глубоководных спасательных технологий. Тогда вы еще и не подозревали, что в действительности кроется за подъемом «Титаника».

Далее, — продолжал Питт, — эти самые «Серебряный» и «Золотой» посылают своим русским хозяевам все новую информацию. Наши инженеры нашли такой замечательный способ передачи своей шпионской информации, что просто любо-дорого. Они использовали пинджер на аккумуляторах. А пинджер — это такой славный приборчик для распространения под водой сигналов определенной частоты, который выглядит, как сигнал обычного сонара. И вот однажды акустик «Каприкорна» обратил мое внимание на странные сигналы. Вместо того, чтобы прислушаться к мнению специалиста, я же еще сделал внушение своему акустику, в чем сейчас искренне раскаиваюсь. Но, как бы там ни было, а в то время никому из нас, и мне в том числе, даже в голову не могло прийти, что за нами шпионят и всю информацию передают в виде подводных сигналов. Никому не пришло в голову записать эти странные сигналы и попытаться их расшифровать. Во всем регионе лишь один человек занимался дешифровкой сигналов, да и тот находился на борту «Михаила Куркова».

Питт сделал паузу, облизал, губы и посмотрел на мужчин, внимательно слушавших его рассказ.

Мы не почуяли неладное до тех пор, пока в недобрый час Генри Манк не почувствовал желание удовлетворить естественные потребности. На обратном пути с кормы «Сапфо-II» в носовую часть он заметил работающий псевдо-сонар. Остановился, присмотрелся… Увидел, как один из ваших агентов передавал информацию. Он пытался переубедить Манка, однако Манк, увидев пинджер, сразу сообразил, в чем дело. И поплатился. Так приходится подчас расплачиваться любопытному коту, который сует нос во все кастрюли. Манка убили сзади ударом треножника по затылку. Убийца оказался в дурацком положении, и тогда он попытался инсценировать случайную смерть: еще раз ударил головой уже мертвого к тому времени Генри Манка об угол кожуха альтернатора. Вудсон подозревал, что дело нечисто, я подозревал. А доктор Бейли обнаружил кровоподтеки на горле Манка. Но поскольку тогда на след убийцы напасть не удалось, я сделал вид, что поверил в версию о случайной смерти. Позднее я пришел на «Сапфо-II», уже когда лодка была на корабле сопровождения, обыскал там все углы и, представьте себе, обнаружил старенький треножник, на котором был размещен пинджер. По иронии судьбы, я обнаружил треножник в том самом шкафчике, который использовал для своих вещей Генри Манк. Мне и в голову не пришло отправить треножник на берег, чтобы специалисты попытались снять с его поверхности отпечатки пальцев. Я сразу понял, что тут орудует профессионал. Так что и сам пинджер, и треножник я оставил там, где обнаружил. Мне было вполне ясно, что рано или поздно, когда волна расследования гибели Манка уляжется, рано или поздно ваш агент вновь попытается связаться с «Михаилом Курковым». И я стал ждать.

— Что ж, очень интересная у вас сказка, — сказал Превлов. — Только слишком много подробностей. Подробностей много, а вот доказательств никаких.

Питт загадочно улыбнулся и продолжал:

— Доказательства у меня появились позднее, и действовал я методом вычитания. Убийцей был один из тех троих, кто находился в том рейсе на борту «Сапфо-II». Причем, убийца должен был в момент, когда Манк получил роковой удар сзади, формально отдыхать после отработанной смены. И тогда я поступил следующим образом. Работая с этими тремя людьми, я так составлял график их работ, чтобы двое находились на корабле, а один — под водой, занимаясь подготовкой «Титаника». И я все время менял: то один должен был работать под водой, то другой, то третий. И как только в очередной раз наш акустик поймал сигнал, я точно знал убийцу Манка.

— И кто же он, Питт? — сдавленным голосом спросил Спенсер. — Нас тут десять человек. Этот подонок среди нас?

Несколько секунд Питт неотрывно смотрел на Превлова, затем резко обернулся и кивнул в сторону одного из мужчин, сгрудившихся под лампой:

— Тут бы понадобились торжественные фанфары, чтобы ознаменовать явление героя народу. Однако, боюсь, кроме ударов волн в корпус «Титаника» других, более торжественных, звуков не будет. Но как бы там ни было, а я хочу, джентльмены, представить вам господина Драммера! Пожалуйста, господин Драммер, выйдите и покажитесь, чтобы все могли вас лицезреть. В следующий раз столь же много людей будут смотреть на вас, когда вас поведут на электрический стул.

— Неужели Бен Драммер?! — воскликнул Ганн. — Не могу поверить. Мы столько времени проработали вместе, да и здесь он был вместе со всеми нами…

— Но дело осложнялось тем, — продолжал Питт, — что я не мог немедленно арестовать Драммера. Тогда бы русские лишились своего весьма ценного агента, который сообщал им подробности, касающиеся подъема «Титаника», а мы лишались возможности продолжать игру. Мы ведь тоже захотели немного поиграть.

— Вот ведь гад… — сказал Джиордино. — Ловко он меня обманывал. Работал, паскуда, за двоих, а я даже и не задумался, откуда, мол, у него такое рвение…

— За двоих, говоришь? — переспросил Питт. — Здесь ты, по-моему, не совсем прав. Действительно, он много времени проводил под водой, да и на корабле даром его не терял. У него вечно были грязные руки и черт знает в чем вымазанное лицо. Однако результатов его деятельной работы никто не видел. Ты, например, мог бы мне сказать, что именно сделал Драммер за все время, пока проводились работы по спасению «Титаника»? Мог бы? Я так — нет. Потому как Драммер лишь изображал активную деятельность, горение на работе…

Ганн недоуменно покрутил головой.

— Ну и дела… Если бы вдруг у меня кто спросил, я бы тоже сказал, что Драммер работает, не жалея себя. И все-то он проверял, все приборы, механизмы, разное там оборудование…

— Оборудование, ага, как бы не так! Драммер раздобыл миниатюрную ацетиленовую горелку, носился с ней по «Титанику» и делал аккуратные и не бросающиеся в глаза дыры в корпусе. Вот так он и работал, не жалея себя…

— Ушам своим не могу поверить, — сказал Спенсер. — Да и зачем в таком случае дырявить корабль, если наверняка знаешь, что он понадобится твоим русским хозяевам.

— А чтобы труднее было буксировать «Титаник» в Нью-Йорк, только лишь за этим, — объяснил Питт — Важно было выиграть время, поскольку если у русских и были какие-то шансы высадиться на борт «Титаника», то разве только во время урагана. Задумано неплохо, но не более того. До поры до времени нам даже не приходила в голову мысль о том, что кто-то может попытаться захватить «Титаник». И однако же… Деятельность Драммера была, как оказалось, отнюдь не напрасной. Если бы не это его вредительство, буксировщики сумели бы оттащить «Титаник» миль за тридцать от эпицентра Аманды. Но, еще раз скажу, Драммер честно отрабатывал свои деньги: вода в трюме лайнера все прибывала и скорость передвижения все замедлялась. Буксировщики вынуждены были в конце концов перейти на самый тихий ход, какой только конструктивно оказывался возможным… Да что я, в самом-то деле! То, что «Титаник» оказался захвачен Превловым и его головорезами — лучшее свидетельство того, как именно поработал тут Драммер.

Коллеги Питта понемногу начали понимать ситуацию. Ведь действительно никто не мог припомнить, что видел Драммера возле помп, или видел, как он таскает какие-нибудь тяжести, расчищая палубу. Только теперь спасателям стало очевидно, что в действительности Драммер всегда ошивался неизвестно где и делал то, что считал нужным, никому при этом не давая отчета. Если о чем-то Драммер и говорил, так разве только о том, как он устает, и почему не сумел выполнить какое-либо из конкретных ему порученных заданий.

Все уставились на Драммера с таким видом, как будто перед ними был пришелец из другого мира. Подспудно коллеги Питта ожидали, что Драммер будет сейчас оправдываться, попытается хоть как-то выйти из ситуации.

Однако с его стороны ничего такого, не последовало.

Ни слова не произнес он в свое оправдание. На лице Бена появилось было, но тут же исчезло выражение брезгливости. Даже внешне он изменился: вместо грустного выражение лица стало жестким, жестоким, уверенным. Губы, прежде неизменно сохранявшие сибаритскую ухмылку, теперь лишь подчеркивали мужественность. Вместо знакомого всем Драммера был человек аристократической наружности с жестким выражением лица.

— Позволь мне пару слов, — сказал Драммер, обращаясь к Питту. — В тебе, Питт, пропал, если хочешь знать мое мнение, хороший разведчик. Но, впрочем, это так, к слову. Однако при всей твоей наблюдательности, при всем твоем уме ты оказался не в состоянии разглядеть кое-чего значительно более важного.

— Надо же! — Питт всплеснул руками. — Наш уважаемый коллега даже говорить стал по-другому. Куда-то вдруг подевался его простецкий акцент, а?!

— Стало быть, и тут я сумел провести тебя, не так ли, Питт?

— Не только тут, Драммер. Ты во многих отношениях преуспел, не буду скрывать. Скажем, ты преуспел в науке убивать друзей, в науке продавать секреты своей страны. Ты способный ученик, Бен Драммер, очень, я бы даже сказал, способный.

— Что ж, этому пришлось учиться, — сказал ему Драммер. Не спеша отделившись от своих недавних коллег, он подошел и встал теперь напротив капитана Превлова.

— Скажи мне напоследок, если не затруднит, какая была у тебя кличка, «Серебряный» или «Золотой»?

— Так уж ли это сейчас важно, Питт? — Драммер пожал плечами. — Впрочем, если ты уж действительно так хочешь знать, то «Золотой».

— Значит, «Серебряный» это твой брат?

Лицо Драммера сделалось еще более жестким.

— И это пронюхал?

— Ну, а почему бы и нет. Как только я вычислил тебя, то подключил к расследованию ФБР. Они тобой и занялись. Хотя мне куда больше хотелось бы обратиться за помощью к военно-морской разведывательной службе русских. Вот бы кто при желании мог мне действительно помочь. Ведь именно русские разведчики сочинили всю твою липовую историю, не менее, впрочем, американскую, чем традиционный американский пирог с яблоками. Однако и в ФБР парни оказались не промах, сумели раскрутить всю твою историю, нашли фальшивые документы. Они сумели проследить весь твой путь, до самого городка Галифакс в Новой Скотии, где вы с братом родились… Они даже выяснили, что ты и брат были не просто единоутробными, но появились на свет с разницей в десять минут. Да, в ФБР встречаются большие умельцы, грех жаловаться.

— Надо же, — сказал Спенсер, — близнецы!

— Близнецы-то близнецы, однако совершенно не похожие друг на друга. Только для посвященных они — единоутробные.

— И, стало быть, найдя одного из близнецов, ты легко обнаружил и другого, так ведь? — спросил Спенсер.

— Не стал бы сейчас уверять, что это было легко, — сказал Дирк Питт. — Они были тоже парни не промах, что Драммер, что брат его родной. Умные ребята, этого у них не отнимешь. Я поначалу как раз и погорел на том, что предполагал, будто у того и другого должны быть одинаковые пристрастия, сходные симпатии и антипатии, одна компания, что тот и другой часто бывают вместе, любят ходить в одни и те же места. Я так думал, но оказался совершенно не прав. Но оказалось, что братья, эти вот самые «Серебряный» и «Золотой» совершенно не похожи друг на друга. Драммер, как известно, человек общительный и ровный в отношениях со всеми, жил один. Тут парням из ФБР не посчастливилось разжиться какой-либо информацией. Они не знали, как найти выход на второго брата, где можно искать его. Но, правильно говорят, мол, не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Случай с «Дин Фантом»? — попытался угадать Ганн, глядя на Драммера жестким ненавидящим взглядом. — Но ведь Драммер не был связан с «Дип Фантом». Он же находился на борту «Сапфо-Н».

— Но с «Дин Фантом» он-таки был связан, и даже очень. На «Дип Фантом» находился его брат.

— Как ты догадался? — поинтересовался Драммер.

— У двойняшек есть одна такая весьма любопытная особенность, они думают и чувствуют, как один человек, у них сходного куда больше, чем это может показаться. Когда один из братьев оказывается в опасности, другой чувствует эту опасность, где бы сам при этом ни находился. Так же произошло и в нашем конкретном случае. И Драммер испытывал, находясь в безопасности, такие же ощущения, как если бы он сам был на «Дип Фантом».

— Да, я помню, что хотя все мы очень переживали, Драммер был прямо-таки в истерике, — сказал Ганн.

— И для меня опять-таки все свелось к тому, чтобы вычислить нужного человека из троих. На сей раз это были Чавец, Киль и Меркер. Чавец даже по виду мексиканец, и с этим нельзя было не считаться. Киль на восемь лет моложе Драммера, и эту разницу в возрасте также никак не подделаешь, никакими фальшивыми документами. Остается, значит, Сэм Меркер.

— Черт! — не выдержал Спенсер. — Столько времени нас водили за нос, а мы и ухом не повели.

— С одной стороны — да, конечно. Однако если иметь в виду, что русские выставили против нас едва ли не самых лучших своих агентов, нужно будет твое заключение разбавить парой снисходительных фраз, — Питт едва заметно ухмыльнулся. — И вот еще что. Тут Спенсер как-то между делом сказал, что на борту «Титаника» десять человек. Так вот, адмирал, хочу внести некоторую ясность. Нас тут одиннадцать на данный момент, не считая… Ну, вы понимаете. А обсчитались вы, Спенсер, потому что не включили в общее число нашего местного Джека Потрошителя. — Обернувшись к десантнику, который все еще продолжал стоять напротив Даны с ножом наизготовку, он сказал: — Меркер, да брось ты свой дурацкий фонарь.

Десантник подумал несколько мгновений, затем развязал шарф, скрывавший нижнюю половину лица.

— Слу-ушайте, так это ведь тот самый скот, что Вудсона убил, — сказал Джиордино.

— Это был вынужденный шаг, — сказал Меркер с редкостным спокойствием в голосе. — Первой ошибкой Вудсона было то, что он узнал меня. Если бы он хоть немного помолчал, то был бы сейчас среди вас целым и невредимым. Его второй ошибкой, и фатальной, было нападение на меня.

— Но ведь Вудсон был твоим другом.

— В шпионской работе не бывает друзей.

— Слушай, Меркер, — произнес Сэндекер. — Ты и Драммер оказались теми самыми «Серебряным» и «Золотым». Я вам так верил, так ценил вас, а оказывается, все это время вы по крупицам продавали НУМА. Два года кряду, целых два года вы продавали и предавали ваших коллег. И чего ради? Из-за нескольких паршивых долларов?!

— Ну, что значит — «нескольких»?! — Меркер вставил финку обратно в чехол. — Тех денег, что мы с братом за эти годы заработали, вполне хватит на безбедную и, я бы даже сказал, комфортную жизнь.

— Он псих, — безапелляционно заявил Ганн. — Таким, как Меркер, нужно весь остаток жизни провести в отделении доктора Бейли.

— Псих не псих, однако я уверен, что это именно он способствовал тому, чтобы Стерджисов вертолет доставил его сюда. На это у него ума хватило… — Питт вытащил смятый носовой платок и несколько раз промокнул рану на голове.

— Но как он пробрался на «Титаник»?! — недоуменно спросил Стерджис. — И тем более, как он мог попасть на мой вертолет?! Питт, ведь ты был вместе со мной, когда я открывал грузовой люк, и ты видел, что там кроме Даны Сигрем не было ни души, разве не так?

— Да был, был там Меркер, это мы с тобой ушами прохлопали, все на свете проморгали… Он подсыпал снотворного доктору Бейли, затем отправился в каюту своего брата, там переоделся во все новое, включая обувь. Он обул желтые ковбойские сапоги, а затем, никем не замеченный, пробрался в машину, вытащил из грузового отсека спасательный плот, оставив только чехол от него. Под чехлом-то он тогда и спрятался. Дане не повезло, что она полезла в вертолет, где потеряла свою косметичку. Полезла туда, где прятался наш герой. А когда она наконец обнаружила косметичку, зажатую между складными креслами, и нагнулась за ней, то заметила пару сапог, которые выглядывали из-под аварийного чехла. И чтобы она не сорвала его побег, Меркер ударил ее по голове молотком, который там же валялся. Набросил на Дану брезент, а сам опять спрятался в нишу.

— Что же получается? Значит, в тот момент, когда мы с вами открыли люк, он находился в багажном отсеке?

— Нет, когда мы с тобой открыли люк, его там уже не было. Если ты обратил внимание, мы открыли люк, выждали несколько минут на всякий случай, прислушиваясь, и только после залезли в машину. Так вот, когда заработал электромотор, связанный с люком, он преспокойно перешел в пилотский отсек, а уж когда мы, изображая заправских детективов, вошли в грузовой отсек, Меркер покинул вертолет и под покровом ночи скрылся без всяких проблем.

— А молоток зачем ему понадобилось бросать в винт вертолета? — поинтересовался Стерджис. — В этом-то какой смысл?

— Ты же прилетел с «Каприкорна» без груза, и у меня не было никакой уверенности, что ты не улетишь, не открывая грузовой отсек. Так вот я и бросил молоток, чтобы обезопасить свой выход наружу.

— Ну, разумеется! Вышел — и давай себе орудовать! — сказал Питт. — Небось, братец тебе и схемку-то «Титаника» предоставил, чтобы лишних километров не набегать. Я даже могу сказать, с чего начались твои похождения на «Титанике». Ты вытащил припрятанное Драммером приспособление для резки и тотчас же разрубил канат, отцепив, таким образом, лайнер от обоих буксировщиков. Наверняка подловил такое время, когда шеф Баском с парнями закончили очередную инспекцию, пошли отдохнуть — вот здесь-то ты и обрезал буксировочный канат. Можешь не отвечать, я и так уверен. Потом ты перерубил крепления, которыми вертолет был привязан к палубе. Думаю, особое удовольствие тебе доставила мысль, что вертолет скользит по наклонной палубе и падает в воду вместе со мной.

— Отчего же… — добродушно улыбнулся Меркер. — Двух зайцев одним выстрелом — это ведь всегда приятно, не скрою. Это примерно как…

Договорить Меркер не успел. Глухие выстрелы, донесшиеся откуда-то снизу, заставили его прерваться на полуслове. Превлов вопросительно посмотрел на своих десантников, затем перевел взгляд на Питта и Сэндекера.

— Кажется, парни в трюме оказались менее покладистыми, нежели я думал. — Превлов вытащил из мундштука недокуренную сигарету и загасил ее о подошву ботинка. — Думаю, мы и так с вами слишком заболтались. Шторм через некоторое время должен ослабнуть, тогда «Михаил Курков» возьмет «Титаник» на буксир. Адмирал, у меня к вам личная просьба. Пожалуйста, проследите, чтобы ваши парни прекратили валять дурака и занялись откачкой воды из трюма. В конце концов, нужно и меру знать… Драммер покажет все дыры, что он провертел в корпусе, и все, кто свободен, будут заделывать пробоины. Иначе все потонем к чертовой матери!

— Значит, опять угрозы, опять выкручивание рук, игры в злого дядю, так?! — с нескрываемым презрением спросил адмирал Сэндекер.

— Игры кончились, адмирал, — вид у Превлова был грозный. Он сказал что-то одному из десантников, мужчине невысокого роста, в облике которого было что-то от профессионального мясника. Это был тот самый человек, который ударил автоматом Сэндекера. — Его зовут Бузки, он наш лучший стрелок. Немного понимает по-английски, по крайней мере, счет перевести сумеет. — Превлов обернулся к парню. — Бузки, я буду считать, и как только досчитаю до пяти, ты стреляешь в правую руку миссис Сигрем повыше локтя, при счете «десять» стреляешь в левую руку. Скажу «пятнадцать» — в правое колено. Ну и так далее, пока адмирал Сэндекер будет упорствовать.

— Что ж, деловой подход, — одобрительно сказал Дирк Питт. — А после того, как мы все выполним свою работу, вы перестреляете нас по одному, выбросите тела за борт, и никто никогда не сумеет нас найти. А вы будете всюду утверждать, что команда покинула «Титаник» на вертолете и что вы взяли на буксир покинутое всеми судно, которое по международным правовым нормам теперь принадлежит вам. Так, что ли?! У вас даже и два свидетеля есть, один лучше другого: Меркер и Драммер. Уж они-то сумеют дать нужные показания, уж они расскажут, как русские вытащили их из бушующего океана и буквально спасли, им жизнь…

— Мне надоела болтовня, — оборвал Превлов. — Ну что, Бузки, работай, давай!

Бузки равнодушно поднял ствол и прицелился в Дану.

— Странный вы человек, — обращаясь к Превлову, сказал Питт. Вам совсем не интересно узнать, каким образом я узнал кодовые имена Драммера и Меркера и почему это я не приказал их арестовать после того, как вычислил обоих? Вам, кажется, не интересно даже узнать, каким образом я сумел узнать ваше имя, уважаемый захватчик.

— Интересно, только теперь все это уже без разницы. Ничто не изменит обстоятельств. И ничто, равно как никто, не сумеет помочь вам и вашим товарищам. Ни ваше хваленое ЦРУ, ни даже весь военно-морской флот Соединенных Штатов. Жребий брошен, увы… И довольно попусту сотрясать воздух, мне это осточертело!

Превлов обернулся к Бузки и громко, отчетливо произнес:

— Ра-аз!

— Как только капитан Превлов скажет «четыре», ты подохнешь, Бузки.

Бузки при этих словах сделал надменное лицо и чуть скосил глаза в сторону Питта.

— Два-а!

— Слушайте, неужели вы так еще и не поняли, что мы с адмиралом Сэндекером прекрасно знали о ваших намерениях захватить «Титаник»? Знали еще двое суток тому назад.

— Я же сказал, — осточертело. Три!

— В крови, которая сейчас прольется, вы будете виноваты один, Превлов.

— Четыре.

Прогремел оглушительный выстрел. Пуля прошла между глаз Бузки и разнесла ему череп. И, как при замедленной съемке, Бузки повалился под ноги Превлову.

Сильный удар сбил Дану Сигрем с ног, и она лишь успела истошно закричать, падая на палубу. Толкнувший ее Питт даже не потрудился извиниться, навалившись на нее своими стадевятидесятью фунтами тренированного мускулистого тела. Джиордино подмял под себя Сэндекера и сделал это не хуже многоопытного защитника из «Грин Бэй Пэкерз». Остальная часть спасателей в тысячную долю секунды сориентировались, демонстрируя молниеносное реагирование и прекрасное владение своим телом. Они падали на пол подобно листьям в ураган. На пол грохнулись также и Драммер с Меркером.

В дальнем конце салона, там, где сохранялась темнота, раздался еще один выстрел, от которого попадавшие на пол русские десантники очнулись и начали беспорядочно палить в темноту, что было опрометчиво. Не успев сделать и нескольких выстрелов, первый из десантников получил пулю в лицо, второй странно выгнулся, из шеи у него забил фонтан крови. Присевший на корточки третий десантник вдруг подозрительно спокойно встал на колени, опустил голову и с удивлением посмотрел на две дырки в груди, слева и справа от пуговицы, и рухнул лицом на пол.

Превлов остался один. Обведя всех взглядом, он перевел глаза на Питта. В них было выражение признания своего поражения и готовность умереть. Он кивнул Питту, затем начал палить из пистолета в темноту. Он расстрелял обойму и стоял, ожидая ответного выстрела. Однако никто не стрелял. Наступила тишина. Казалось, что все успокоилось. И только затем смысл происшедшего дошел до Превлова. Ему не суждено умереть здесь, на «Титанике».

Это была ловушка, в которую он наивно попался, как маленький ребенок в клетку тигра.

И вдруг что-то стало бередить его душу, насмехаясь и возникая снова и снова.

Марганин… Марганин… Марганин…

Глава 67

По определению морской котик — это млекопитающее семейства ушастых тюленей отряда ластоногих с красивым мягким мехом. Кличка «Морской котик» в американском военном флоте означала несколько иное. Когда Превлова окружили странно одетые вооруженные люди и направили на него дула, они скорее напоминали привидений, чем морских котиков, давших условное обозначение этому отряду особого назначения. Это были члены особого, элитного отряда ВМС США, который в документах имел аббревиатуру SEAL, что означало «море», «воздух», «земля». Солдаты SEAL имели высочайшую квалификацию, они проходили тренировку в сверхтяжелых условиях и могли вести сражение в любой среде обитания, как это и явствовало из названия отряда.

Их было пятеро, одетые в черные как смоль водолазные костюмы с капюшонами и облегающие мягкие сапоги из непромокаемого материала, со слоем черной краски на лицах, так что невозможно было определить, где заканчивался костюм и начиналось живое тело. У четверых были в руках автоматические винтовки М-24 с раскладным прикладом. У пятого ружья Стокера, жуткого вида двустволка. Один из отряда SEAL подошел и помог Питту и Дане подняться на ноги.

— Гос-споди ты мой Боже… — простонала Дана. — Месяц буду ходить в синяках. — Она принялась потирать ушибы, не замечая, что куртка распахнулась. Когда, потрясенная происшедшим, она увидела распростертые на палубе тела десантников, ее голос задрожал и перешел в шепот. — Дерьмо… дерьмо…

— Вот теперь я могу поверить, что наша девушка пришла в себя, — с явной улыбочкой произнес Питт.

Дирк Питт пожал руку пришедшему на помощь американцу, затем познакомил своего спасителя с адмиралом Сэндекером, который нетвердо держался на ногах, опираясь на руки Джиордино.

— Адмирал Сэндекер, позвольте вам представить нашего общего спасителя, это лейтенант Фергюс из отряда SEAL, вам хорошо известного.

В ответ на отдание чести адмирал одобрительно кивнул лейтенанту, отпустил руку Джиордино и распрямился.

— Этот корабль… Кто сейчас тут командует?

— Если не ошибаюсь, вы, сэр. Вы командуете. Эхом прозвучали несколько выстрелов откуда-то из глубин корпуса «Титаника».

— Последний редут… — Фергюс усмехнулся. В слабом электрическом свете сверкнули его безупречные белые зубы. — Насчет корабля не беспокойтесь. Он сейчас в полной безопасности, можете поверить.

— А как дела у парней внизу, у тех, что откачивают воду?

— В полном порядке, продолжают свою работу.

— Сколько человек под твоим началом?

— Два отряда, по пять человек в каждом. Всего десять, включая меня самого.

Сэндекер вопросительно приподнял бровь.

— То есть, как это, всего десять?

— На такое задание мы обыкновенно не посылаем более пяти бойцов, — не реагируя на адмиральский тон. деловым голосом начал объяснять лейтенант Фергюс, однако все обсудив с адмиралом Кемпером, в этом конкретном случае решили подстраховаться и увеличили численность вдвое. Так чтобы уж никаких не было потом неожиданностей.

— М-да… — протянул адмирал Сэндекер, — военные моряки несколько изменились с того времени, когда я сам служил на флоте.

— Потери есть? — спросил Питт.

— Двоих чуть задело, а в остальном — полный порядок. Правда, мне доложили, что один из бойцов пока в розыске, куда-то подевался.

— Откуда вы? — неожиданно прозвучал вопрос Меркера, лицо которого исказила злая гримаса. — Поблизости не было ни корабля, ни самолета. Ничего! Ума не приложу, откуда вы все тут взялись?!

Фергюс вопросительно взглянул на Питта, тот кивнул.

— Пожалуйста, лейтенант, объясните нашему бывшему коллеге. В камере смертников у него будет возможность как следует подумать над вашими словами.

— Ну, если уж вы хотите знать, мы из-под воды. Атомная подлодка подплыла под самое дно «Титаника», и мы с парнями вышли через торпедные аппараты. Именно тогда один из членов отряда куда-то и подевался. Боюсь, что мы его потеряли. Не исключено, что волной его ударило о корпус корабля в тот самый момент, когда мы взбирались на борт по лестнице, гостеприимно спущенной мистером Питтом.

— Странно, что никто больше не видел, как вы поднимаетесь на борт, — произнес Спенсер.

— Ничего странного, — парировал Питт. — В тот момент, когда я помогал лейтенанту Фергюсу и его парням перебраться со стороны кормы через фальшборт, а затем показал им, как спрятаться в бывшей кабине шеф-повара на третьей палубе, словом, пока я встречал и устраивал наших гостей, вы все ожидали меня в гимнастическом зале.

Спенсер покачал головой.

— Говорят, всех людей можно водить за нос недолго.

— Могу эти слова переадресовать также и вам, — вставил Ганн. — Тем более, что и вы пытались дурачить нас дай Бог как…

— Так-то оно так, но русские чуть нас не переиграли. Мы знали об их намерениях, но не думали, что они отважатся на вторжение, пока не закончится ураган. Уже одно то, что они сумели высадиться в момент, когда судно находилось в эпицентре урагана, делает им честь. Хорошо подготовились, грех жаловаться. И ведь захват «Титаника» практически удался! Не будь Джиордино, адмирала или меня, а только мы втроем и знали о готовящемся прибытии отряда SEAL, Фергюс так бы и не знал, в какой момент атаковать.

— Хотя был, если признаться, был такой момент, — сказал адмирал Сэндекер, — когда мне показалось, что русские оказались удачливее, и что мы все в руках Превлова. Даже в гибель Питта я, был момент, поверил.

— Одному Богу известно, что могло быть, — сказал Питт. — Ведь не окажись этих направляющих рельсов на уровне прогулочной палубы, лежать бы мне сейчас на океанском дне.

— Я помню, господин Питт выглядел, как покойник, когда открыл для нас дверь кабины шеф-повара, — сказал Фергюс. — Я уважаю таких мужчин. Сам чуть живой, едва не утонул, из головы кровища хлещет — а ведь сумел и нас встретить, и провести кратчайшим путем к русским.

Дана посмотрела на Питта с нескрываемым восхищением:

— И сколько же времени, если не секрет, вы прятались за кулисами, ожидая, когда можно будет выйти к рампе?

Питт застенчиво улыбнулся.

— Минуту созерцал ваш стриптиз.

— Вот сукин сын. Стоял там, пока я корчила из себя дуру, а они глазели на меня, как на тушу в витрине мясной лавки.

— И я тоже, дорогая, что ж тут поделаешь. Когда я обнаружил тело Вудсона, и разбитое радио, сразу догадался, что у нас на корабле русские визитеры. Тогда мы с Фергюсом изменили маршрут и спустились в трюм, я подумал, вдруг русские уже держат на прицеле наших парней возле помп. С этого и нужно было начать. Ведь тот, кто контролировал бы откачку воды из корпуса, контролировал бы и все судно. А как только стало ясно, что там внизу я не столько помогаю, сколько мешаю нашим молодцам, тогда я пошел наверх. А вас нигде нет. И только по звуку голосов сумел отыскать. Конечно, предупредил парней из SEAL, чтобы в случае чего помогли…

— Стало быть, все то, что с нами происходило, все это было одной большой липой?! — сказала Дана.

— Ну, в некотором роде… Не липой, а как бы это поточнее сказать… В общем, я старался максимально протянуть время. Мне хотелось, чтобы парни полностью закончили разборку там внизу и все пришли сюда. Для явного численного превосходства и полной безопасности. Вот почему я и появился только в самую последнюю минуту, когда промедление могло обернуться трагедией.

— Да уж, высоки ставки были, ничего не скажешь! — сказал Сэндекер. — Но ты справился со своей ролью весьма неплохо, Питт.

— Меня беспокоили две вещи, — признался Питт. — Первая — жалость. Очень было жалко особенно вас, адмирал. Несмотря на кажущуюся внешнюю суровость, вы до сих пор переводите старушек через улицу и подкармливаете бездомных кошек и собак. Я уверен, вы не уступили бы русским до самой последней минуты, но в эту самую последнюю неминуемо бы уступили. — Тут Питт приобнял Дану и незаметно вытащил из кармана своей куртки, которую он набросил миссис Сигрем на плечи, пистолет. — Но и кроме жалости мне было о чем подумать. Скажем, о своей безопасности. Фергюс вручил мне вот эту двуствольную пушку, пистолет Стонера. Специальная система, стреляет небольшими кусочками металла, вроде обломков игл. Нажми я на курок, уложил бы всех русских с одного выстрела.

— Я-то думала, ты джентльмен, — сказала разочарованная Дана, — и набросил куртку мне на плечи, чтобы как-то поддержать униженную женщину, окруженную толпой зверья… Эх, ты… Оказывается, ты набросил куртку мне на плечи, чтобы пистолет русские не обнаружили.

— Не только, — вынужден был признаться Питт. — Когда возле меня находится обнаженная и к тому же очень симпатичная женщина, я совершенно не могу думать о деле. Меня это отвлекает от работы.

— Прошу простить, сэр, — вмешался шеф Баском, — я только хотел спросить, а почему, собственно, русские так заинтересовались этой ржавой посудиной?

— Вот-вот… — поддержал его Спенсер, — о том же и я хотел спросить.

— Я полагаю, — Питт взглянул на Сэндекера и пожал плечами, — теперь этот секрет можно приоткрыть. Дело в том, что русские охотились вовсе не за «Титаником», не за этой ржавой посудиной, как сказал Баском, но за партией редчайшего земельного элемента под названием бизаний. Большое количество этого самого бизания находилось на борту в тот самый момент, когда корабль утонул в 1912 году. Мне рассказывали, что если должным образом обработать этот бизаний и поместить, — не знаю, в каком, виде, — в нашу защитную противоракетную систему, то любые межконтинентальные ракеты будут страшны Америке не более, чем динозавры из детской книжки.

Шеф Баском тихонечко присвистнул.

— Хотите сказать, что эта штука до сих пор в трюме?!

— Вот этого-то никто из вас не узнает. Даже ты, Питт, — сказал молчавший все это время Превлов. — Поскольку к утру следующего дня «Титаник» будет совершенно уничтожен, — Превлов замолчал и оглядел присутствующих. В его глазах не было ни злобы, ни отчаяния, лишь спокойное удовлетворение. — Неужели никому из вас не пришло в голову, что мы действительно хорошо продумали всю операцию по захвату?! Кроме основного есть еще и ситуативные планы. В частности, все срежиссировано таким образом, что если мне и моим парням не удается захватить бизаний, то он не достанется никому вообще. Речь идет о том, что «Титаник» будет уничтожен. Теперь уж — наверняка, после того, как у нас сорвалось.

Питт ошеломление взглянул на Превлова.

— Оставьте надежды, которые вы возлагаете на кавалерию или, в данном случае, казаков, спешащих вас спасти, Превлов. Вы предприняли попытку, но играли против американцев, сорвавших банк. Вы все подготовили, спланировали операцию хорошо и исполнили ее до некоторой степени также неплохо. Вы, как я сейчас узнал, даже предусмотрели дополнительный вариант — на случай провала. А вы не подумали, что ваш противник также предусмотрел несколько запасных вариантов? Так что, капитан Превлов, я очень сожалею, однако же на сей раз, и не впервые, вы перехитрили сами себя.

— Но бизаний принадлежит Советскому государству, — грозно сказал Превлов. — Много лет тому назад ваше правительство добыло бизаний из русской земли и пыталось похитить, но не удалось. Так что, если в этой ситуации выяснять, кто же украл бизаний, этими ворами окажетесь вы, а не мы. Это вы, Питт.

— Очень спорно. Если бы речь шла о произведении искусства, о национальном достоянии или о чем-то в таком роде, то мое правительство само переправило бы находку в Мурманск. Однако речь идет о принципиально важной составной части стратегической оборонной системы. И если бы мы поменялись с вами местами, если бы именно вы, Превлов, сумели захватить бизаний, разве отдали бы вы его кому бы то ни было?! Вот и мы никому не отдадим.

— Значит, бизаний не достанется никому. Он будет уничтожен.

— Извините… Он необходим Америке вовсе не для того, чтобы убивать, но для защиты своих граждан. И он будет переправлен в Соединенные Штаты, будьте уверены.

— Не более, чем образчик ханжеской философии. Нынешний разговор лишний раз подтверждает правоту марксизма, правоту взгляда партийных теоретиков на сущность капиталистического строя и мораль людей, живущих при капитализме. Вы глупы и ограничены в своих взглядах, и когда-нибудь наступит такой день в недалеком будущем, когда вы все сделаетесь не более, чем предметом исследования историков будущего коммунистического общества.

— Не торопитесь, товарищ. Прежде, чем претендовать на мировое лидерство, нужно хотя бы условно принадлежать к категории цивилизованных людей.

— Почитайте историю, Питт. Если история чему и учит, так разве что тому, что именно народы, которые называли варварами, дикарями, животными, — именно они в конечном итоге одерживали исторические победы.

Питт невесело усмехнулся и дал знак Фергюсу, который вместе с другими бойцами из отряда SEAL повели Превлова, Драммера и Меркера к трапу. Уже была наскоро очищена одна из кают для того, чтобы содержать там пленников.

Однако усмехался Питт напрасно. Превлов был прав.

Действительно, в конечном итоге победа достается варварам.

Загрузка...