Часть 4 Шерданд

Глава 1

Куратор прилетел весной — Катя оказалась права. Однако в этот раз он появился раньше, когда снег только начал таять.

«Шайба» беззвучно приземлилась на развалинах девятиэтажки, где я лениво перекладывал бетонные обломки. Катя как раз пришла меня проведать.

Куратор, возникший из ниоткуда, вежливо приказал загружаться, а внутри мы встретили Зою и Николаевича. Дальше все пошло, как обычно: все четверо потеряли сознание, а когда очнулись, нас распределили по каютам.

В столовой, где мы, одетые в комбинезоны, ели какую-то серую размазню, я задал вопрос, волновавший всех:

— Куратор, а где остальные?

— Они не подходят для дальнейшего сотрудничества.

Сволочь он все-таки, этот Куратор! Сначала семьи разрушил, а теперь они ему не подходят. Боюсь, наших товарищей уже нет в живых. А может, они догадались в метро спрятаться?

— А я подхожу? — спросил я еще раз.

— Да, вы важное вспомогательное звено.

Вот это сказал! Может ли вспомогательное быть важным? По-моему, это взаимоисключающие понятия.

— А кто основное звено?

— Екатерина.

Ну, ни фига себе!

— Почему?

— Она предвидит.

— Что предвидит?

На последний вопрос Куратор не ответил.


— Ну, и что ты предвидишь? — спросил я Катю уже в нашей комнате.

— Нашел предсказательницу! — рассмеялась она — Что ты этого робота слушаешь? Лучше спинку мне почеши, пока нас в эти гробы не загнали… Интересно, нас гулять будут выпускать?

— Вы находитесь в космосе — прогулки здесь невозможны, — Куратор вмешался в наш разговор.

— А это разве не дом?! — изумилась Катя.

— Это корабль для межзвездных перелетов, — ответил невидимый собеседник.

С ума сойти! Оказывается, мы летим в космосе.

* * *

Двери наших кают выходят не в коридор, а в еще одну большую комнату с диванчиком и полом, покрытым лохматым ковром. А уж отсюда мы попадаем в столовую и тренажерный зал.

В тренажерном зале бывает еще кто-то, кроме нас. Некоторые тренажеры можно остановить в разном положении, по ним я и заметил, что на них другие работали. Наверно, и в столовой то же самое, но там постороннее присутствие заметить не получается.

Тренажеры мне пришлись по душе: приятно ощущать свою силу. Я теперь в свободное время в большом помещении еще и гимнастикой занимаюсь. Благо, выйти туда из каюты мы можем в любой момент, если, конечно, не спим.

Где-то дней через десять Куратор нашел нам еще одно занятие. Оказывается, на корабле есть симуляторы — именно этот термин определил наш хозяин. Проходишь в дверь и попадаешь в кабину таблетки с привычным креслом и стандартным пультом. Ощущения те же, картинки на экране похожи на земные — замечательная игрушка.

Как и раньше, нет ни книг, ни телевизора, но нам не привыкать — перебьемся.

* * *

Я в панике. Мы с Катей лежим на кровати, комбинезоны давно сняты и убраны. Казалось бы, вот она — обнаженная и соблазнительная женщина. Только желание отсутствует совсем. Не возбуждают меня пленительные выпуклости и манящие ложбинки. Не хочу я Катю.

Сразу мысли дурацкие в голову полезли. Вдруг это навсегда? Не заболел ли я? Да и самой Кате, кажется, до меня дела нет — она о чем-то своем думает. Что она скажет, когда поймет?


— Прости, Сереженька, но любовью заниматься пока не будем. Нельзя нам — Куратор запретил… А почему — знаешь?

Признаться, я и не пытаюсь найти ответ. Впервые в жизни я рад тому, что женщина отказывает мне в сексе.

— У нас ребеночек будет, — шепчет Катя.

Женщина, собирающаяся подарить сына или дочь любимому мужчине, должна выглядеть хоть капельку счастливой. А у Катеньки на лице — только беспокойство.

— А ты уверена?

— Мне Куратор сказал.

Наш хозяин в разговор больше не вмешивается. Ну, и что задумало это электронное чучело? Очередной эксперимент? Допустим, родить Катя должна нормально, ведь медобслуживание здесь замечательное. А дальше? Что ждет нашего ребенка?


— Все будет хорошо — стараюсь успокоить Катю, — Если тебе разрешили рожать, значит, ребенок для Куратора важен. Он о нем заботиться будет.

— А ты?

— А я его любить буду… Как тебя.

* * *

Сексуальные желания у меня так и не появились. Понятно, что тут Куратор посодействовал. С одной стороны, неплохо, ведь я хорошо помню, как не знал, куда себя деть, когда Маша беременна была. Только вдруг это навсегда?

Катенька довольно быстро свыклась с новым положением и принялась изводить Куратора вопросами и просьбами, которые через некоторое время стали больше походить на приказы. Я с изумлением наблюдал, как наш хозяин безропотно и старательно исполняет ее пожелания.

Вот гад! Со мной разговаривает через раз, а с Катенькой — сама внимательность и предупредительность. Правда, лапочка он только тогда, когда дело касается будущего ребенка, а в остальном остается прежней сволочью.

— Куратор, ребенку будут нужны пеленки. Ты их сделаешь? — поинтересовалась Катя.

— Такие?

Из окошка в стене большой комнаты на стоящий рядом стол выползли квадраты толстой мягкой ткани. Пеленки моя супруга одобрила и даже попыталась унести их в нашу каюту, но Куратор не позволил.

Сложить постельные принадлежности для будущего ребенка наш правитель разрешил только на полу в большой комнате. На следующий день ковровое покрытие поглотило пеленки. Та же история случилась с погремушками, мягкими игрушками и детскими книжками.

Похоже, Куратор приучал Катю к следующему: когда придет время, ребенок получит все, что нужно.


Мне же эта сволочь не дает ничего — просить бесполезно. Все знает и все может, а делиться не хочет. Просил я у него и компьютер, и учебники, и детективы — никакого толку. Даже письменных принадлежностей не дал.

Кстати, и Катеньке он отказал и в любовных романах, и в пряже с вязальными спицами.

Несмотря на округлившийся живот, моя жена, как и я, много времени проводит на симуляторах.

* * *

У нас теперь дочь, и Катя назвала ее Ларисой. Я против этого имени возражал, но меня особо и не слушали.

— Я рожала — я и назову, — заявила Катя.

Впрочем, я укоротил имя дочери и теперь зову ее Ларой или Ларкой. По-моему, так гораздо симпатичнее.


Большая комната превратилась в детскую. Спит наша дочь в таком же большом ящике, как и мы все. Единственное отличие — всегда прозрачная снаружи крышка.

Вещей у Лары немного: из одежды — только комбинезон, как и у взрослых, только маленький, да игрушки, появляющиеся и исчезающие по воле Куратора.

Катя кормит дочь грудью. Периодически Куратор выдает бутылочки с непонятным содержимым. Ларка на аппетит не жалуется и высасывает все.

В целом, ухаживать за ребенком здесь легко и просто: еду готовить не надо, стирать не надо, переодеваем мы ее редко. Укладывать — никаких проблем: стоит только положить ее в ящик, дочурка засыпает. Если учесть, что нас четверо взрослых на одного ребенка, то воспитание малышки оказывается совсем необременительным занятием.


Лара быстро начала осмысленно смотреть по сторонам и улыбаться. В свое время она поползла и стала садиться, потом пошла и заговорила.

Тут выяснилось, что из четверых взрослых девочка по непонятной причине выделяет именно меня.

Просыпаясь, она первым делом искала меня и, увидев, бежала ко мне, звонко крича:

— Папка!

Катя немного ревновала, но позже сделала вывод:

— Дочка просто похожа на меня: я без тебя не могу, и она тоже.

Поскольку ко мне еще и способность к сексу вернулась, я вполне обоснованно считал себя счастливым человеком.

* * *

Сколько мы летели, и как считается возраст человека в космическом полете — не знаю. Моя дочь превратилась в озорную девицу лет трех от роду, и к этому времени наш перелет завершился.

Инструктаж продлился недолго.

— Планета обладает необычным магнитным полем и нестандартным гравитационным излучением, — сообщил Куратор. — У беспилотных спускаемых аппаратов наблюдается отказ электронных устройств. Ваша задача: войти в верхние слои атмосферы, дождаться отказа автоматики и, перейдя на ручное управление, подняться в безвоздушное пространство… Дальнейшие указания последуют.


— Ты что-нибудь понял? — спросила Катя, когда мы занимали места в кабине с двумя креслами.

— А что тут понимать? Задача простая, только думаю, что нам, как всегда, рассказали не все.

— Ага. Наверно, разбили десятка два беспилотников, а теперь нас послали.

Унылое настроение оказалось небеспочвенным. Едва мы вошли в плотные слои атмосферы, у корабля отказало все: не только связь и автоматическое управление, но и двигатель. Ручное управление оказалось бесполезным. Наступила темнота.


Устройство летательных аппаратов и назначение кнопок и переключателей на пульте управления нам никто не объяснял — до всего мы доходили своим умом. Рычажок с нарисованным рядом парашютом я заприметил еще на Земле, да и Катя о нем знала. Тогда дотрагиваться до него мы не рискнули, но решили, что это катапульта для спасения экипажа. Пришло время это проверить.

Я на ощупь нашел рычажок и попытался его пошевелить. Переключатель подался в одну из сторон. Несколько рывков подтвердили, что предполагали мы правильно.

Кажется, стремительное падение сменилось плавным спуском, но последовал еще один сильный удар, от которого мы чуть не вылетели из кресел. Чуть погодя, наша кабина ударилась обо что-то, замедлила движение, потом поднялась вверх и закачалась.

— Похоже, в воду плюхнулись, — сказал я.

— Ага, она уже на полу, — ответила Катя.

Следовало выбираться. Видимо, наш спускаемый аппарат повредился от удара. На пульте имелся рычажок, рядом с которым имелся нарисованный открытый люк. Кажется, Катя нащупала нужный переключатель.

Я услышал ее возглас:

— Нашла!

Над головой что-то грохнуло, на меня посыпались мелкие обломки непонятно чего, запахло горелым. Однако светлее не стало, и выхода на волю не появилось.

Я встал на кресло и, задевая Катины руки, принялся ощупывать потолок.

— Обшивка изнутри поотлетала, — хрипло сказала Катя, стоявшая на своем кресле. — Должен быть какой-нибудь рычаг или штурвал.


Мы нащупали и какое-то колесо, и целых три рычага. Рычаги не поддавались даже совместным усилиям, а штурвал нам удалось стронуть с места, и он все легче и легче закрутился против часовой стрелки.

В конце концов штурвал застопорился, но ничего не произошло.

— Может, тут люк, и его надо просто поднять? — предположила Катя.

Сколько мы ни упирались в потолок, результата не добились. Снизу слышался плеск, капсула заполнялась водой.

— Давай еще рычаги попробуем, — предложил я.

Все три рычага неожиданно легко опустились, и с дребезжанием открылся люк в потолке.

Дневной свет ослепил — что находится вокруг, мы рассмотрели не сразу. Собственно, разглядывать было нечего: с трех сторон — вода до горизонта, с четвертой — берег, высившийся в полукилометре, не меньше.


Капсула быстро оседала. Мы сползли в воду и поплыли в сторону берега. Других вариантов что-то не просматривалось. Буквально через три-четыре метра я почувствовал, что бултыхаюсь в воде, как поплавок: комбинезон не только не промокал, но и создавал дополнительную плавучесть.

До земли мы доплыли без происшествий, время от времени спокойно отдыхая.

Глава 2

На суше нас ждали. С десяток невысоких коренастых мужчин с интересом наблюдали, как мы выбираемся из воды. Мужички, как мужички — черноволосые, бородатые, одеты в полотняные штаны и рубахи, на головах — панамки потешные. У каждого в ножнах на поясе имеется короткий меч, у некоторых — еще и копье, у других — лук за спиной.

Когда мы вышли на берег, нас окружили, а один из воинов что-то грозно прокричал. Мы с Катей ничего не поняли и ничего не ответили.


А ведь они совсем маленькие! Даже Катя на полголовы выше любого аборигена, а я — на целую голову. Правда, слабенькими их не назовешь: плечи широкие, руки сильные, да и худобой ни один из них не страдает.

Еще одна общая примета — здоровенные носы. У нас обладатели таких рубильников обычно удостаиваются обидных прозвищ.

Длинноносый и горластый командир опять что-то проорал, коротышки взгромоздились на своих скакунов и направили на нас свои копья. Между прочим, наконечники стальные. Нам в ответ предъявить ничего не удалось, поэтому мы пошли в указанном направлении, разглядывая конвоиров и их животных.

Скакуны были под стать всадникам: приземистые и массивные. Пожалуй, больше всего эти четвероногие животные походили на ослов с короткими ушами, а еще на голове у них короткие рожки имелись.


Довольно долго шагали сначала по пыльной дороге, потом по каменной мостовой. Тростниковые хижины сменились домами из серого камня, но тоже с тростниковыми крышами.

Прохожим, похоже, нас рассмотреть очень хочется, но зеваки стражников побаиваются и шарахаются от них весьма проворно. Местные жители мне кажутся похожими друг на друга. Женщины здесь тоже невысокие, плотные, а носы у них просто огромные.

Нас привели к каменному забору, открыли деревянные ворота, укрепленные железными полосами. Похоже, добычу решили показать руководству. Одежда у вышедшего начальника такая же, как и у всех — полотняные штаны, да рубаха. Думаю, это из-за жары — солнышко тут здорово припекает. Только у этого мужика на панамке кожаные полоски нашиты, а на них бляшки из светлого металла поблескивают — кажется, серебро. На рукавах — тоже полоски с бляшками, и портупея побогаче.


Руководитель вопить не стал, командовал спокойно. Впрочем, зачем ему голос повышать? Это маленьким начальникам орать приходится, а к солидным людям подчиненные прислушиваться должны.

Нас заставили снять комбинезоны и выдали длинные полотняные рубахи да сандалии, как у всех.

Пока переодевались, один из стражников по уху от Катеньки получил. Насколько я понял, за попытку потрогать ниже спины. Смелый исследователь получил еще и ногой по мягкому месту от маленького начальника. Лягался местный сержантик качественно — у нас мог бы футболистом стать или в самбисты-каратисты пойти.


Дальше все пошли пешком в сопровождении большого начальника. Через несколько минут встали у других деревянных ворот в каменном заборе.

Ограда здесь высоченная, а ворота не простыми полосами окованы, а узорчатыми накладками, из которых целый орнамент получается — красиво. Каменная мостовая чистая и ровная. У входа охранники с копьями стоят, таращатся свирепо.

Сразу войти не разрешили. Выскочил какой-то пузатенький мужичок без панамки с серебряными бляшками на воротнике рубахи, выслушал большого начальника и ушел. Через какое-то время нас завели во двор.

Из двухэтажного каменного дома вышел совсем большой начальник с золотыми бляшками на панамке и на рукавах — похоже, местный князь или граф. Этот совсем спокойно говорил, а все его глазами ели и за малейшим движением следили.

От князя пошли обратно к большому начальнику. Там нас с Катей посадили в тележку, запряженную рогатым осликом, и куда-то повезли в сопровождении сержантика и еще четверых верховых стражников.


Дорога шла под гору. Через некоторое время наши охранники стали морщить свои внушительные носы, потому что ощутимо запахло дерьмом. Вскоре вышли к берегу речки, от которой и воняло. Похоже, это у них такой канализационный коллектор.

Низкорослый командир поорал, и от противоположного берега отчалила лодка. Хмурый большеносый мужчина дождался, пока мы, то есть я, Катя и сержантик, заберемся в лодку, сел на весла и повез на ту сторону реки.

Там маленький начальник жестами объяснил, что нам с Катей обратно за речку путь заказан. Хмурый мужик провел нас сотню метров вниз по течению пахучей реки, подвел к маленькому ручью и показал на следы раздвоенных копыт, во множестве видневшихся на глинистом берегу.

— Дрюли! — сообщил он.

Из последовавшей пантомимы мы поняли, что трогать этих дрюлей нельзя, а за нарушение запрета нас могут укоротить на голову. Хмурый отправил нас дальше вниз по течению реки-вонючки, а сам вернулся. Вскоре мы увидели отплывающую лодку, в которой сидели сержантик и Хмурый.


— Тебе не кажется, что мы легко отделались? — спросила Катя.

— Ага, даже панамки не дали! Загнемся тут от солнечного удара.

Впрочем, жена, как всегда, права. Нас оставили в живых и даже не посадили в тюрьму или клетку, чтобы показывать, как зверей в зоопарке. С другой стороны, в неволе кормят, а нам о пропитании, похоже, придется самим. А кушать, между прочим, хочется, и во рту пересохло.

* * *

Напились мы из ручья, вернувшись и немного поднявшись по его течению. Увы, есть захотелось еще сильнее.

От реки несет дерьмом, солнце жарит — кажется, кожа на открытых участках тела скоро начнет лопаться. Хорошо, хоть насекомых нет. Идем по самому берегу, справа — река, слева — густой кустарник, а за ним белеют скалы. До них не меньше километра.

Через какое-то время река расширилась, течение в ней замедлилось, а противный запах почти исчез. Или мы принюхались? Полоса, заросшая травой и кустами, сузилась и скалы пошли совсем рядом. К тому времени, когда растительность слева сошла на нет, жажда совсем одолела нас.


Во рту пустыня — даже разговаривать не хочется. Кажется, что горы слева достают до неба, но в сотне метров перед нами одинокая белая скала, отделенная от основного массива неширокой расщелиной. А в каменном склоне со стороны моря виднеется отверстие — пещера. Ширина входа — метра два, высота примерно такая же, и вглубь проход идет, не расширяясь и не сужаясь. Метров через пять пещера кончается — дальше завал из огромных камней. А в полумраке заметен влажный отблеск: впадина в камне заполнена водой.

Катя шустрее меня оказалась — припала к маленькому источнику и оторвалась от него только через несколько секунд.

— Попей! Холодненькая!

Действительно, вода оказалась холодной и вкусной. В самой пещере тоже прохлада — на солнце не хочется. Теперь у нас есть убежище, где можно укрыться и от жары, и от дождя.


Выходить все равно пришлось: голод не тетка, да и окрестности осмотреть надо. Река уже давно превратилась в залив — это море, судя по горько-соленому запаху. Между скалой и водой тянется полоса из песка и камней шириной метров двести.

До другого берега залива километра полтора-два, там кто-то живет: виднеются то ли хижины, то ли сарайчики. Море спокойное, вода только кое-где покрыта мелкой рябью. В целом, место неплохое.

Катя до моря не дошла — набрала охапку сухих водорослей и к пещере понесла. Все правильно: постель — дело женское. А мужчина должен семью кормить.

Насколько мне известно, у планеты три спутника. А они, как известно, порождают морские приливы и отливы. Судя по лужам у берега, сейчас как раз отлив.


У моря я не жил, но нетрудно предположить, что в это время на берегу можно поживиться чем-нибудь съедобным. Осмотр луж показал, что рыбы в них нет. Крабы по пляжу тоже не бегали. А вот моллюсков я набрал разной формы и размеров — целая гора получилась.

— Кать, ты устриц ела когда-нибудь?

— Нет. А ты что, сырыми этих улиток есть собрался? Давай костер разводить!

Катя оторвала полосу от подола своей рубахи — получилось некое подобие веревки. Остальное нам уже привычно, и огонь трением мы добыли.

Я хотел раковины целиком в костер побросать, но Катя на меня, как на сумасшедшего, посмотрела и заставила их камнем разбивать. Осколками раковин моя любимая ловко вырезала кусочки мяса из еще живых моллюсков. В общем, зажарили мы эти кусочки на прутиках — получилось что-то вроде шашлыка из морепродуктов.

Такого дерьма я не ел ни разу в жизни. Судя по виду Кати, она испытывала схожие ощущения. Впрочем, голод удалось перебить.


Жена отправилась на поиски съедобных растений, а я твердо решил ловить рыбу.

Расстояние между решением и исполнением зачастую получается большим. Как ловить? Сетей нет, рыболовная леска с крючком тоже отсутствовала. Сплести морды из прутьев я бы смог, но прутья для них нужно сначала нарезать. Увы, ни ножа, ни топора мне не выдали.

Я надумал сделать ловушки. Идея простая: выкладываешь на мелководье кольцо из камней, внутрь бросаешь жареных моллюсков и ждешь. Главное тут угадать с высотой каменной стенки, чтобы во время прилива рыба через нее переплыла и не смогла уйти, когда наступит отлив.

Пока я камни ворочал, Катя принесла целый ворох корешков и стеблей.

— Не отравимся мы ими? — поинтересовался я.

— А я только ту траву брала, которую кто-то ел.

— Кто?

— Понятия не имею. Только знаю, что у них копыта.


Я соорудил три ловушки, в две набросал слегка поджаренных моллюсков, а в одну — сырых, предварительно расколов их камнями. Катя отобрала у меня часть приманки и отнесла мясо морских обитателей к границе кустов.

Солнце опускалось за горы, вода поднималась, заливая ловушки, а Катя кормила меня корешками, запеченными в костре, и мясистыми стеблями, сваренными в большой раковине. Вкус у еды был непривычным, но куда лучше, чем у шашлыка из моллюсков.

— Хрюня! — восторженно прошептала Катя.

Мясо, которое она раньше отнесла к кустам, пришлось по вкусу какому-то животному. Хорошо рассмотреть зверя мы не смогли: далеко, да и смеркалось.

— С чего ты взяла, что это свинья? — спросил я. — Смотри, у нее хвост длинный.

— Ну и что? Зато копыта есть… Завтра побольше ей положу.

Уснули мы не сразу.

— Как там Ларка? — вздохнула Катя.

— Там Зоя и Николаевич, — я попытался ее успокоить. — Может, вытащат нас как-нибудь.

— Как? Сам знаешь, двигатели здесь отказывают. А Куратор и не знает наверно — считает, что дело в автоматике.

— А давай наберем темных камней и выложим на пляже крупную надпись: «Отказ двигателей». И информацию передадим, и покажем, где мы.

— Умный ты у меня.

Катя замолчала, и ее дыхание затихло и выровнялось.

Глава 3

Утром все три ловушки находились под водой. Когда же был отлив, и был ли он вообще? А если наступит, то когда? Боюсь, предсказывать время, когда вода поднимается или опускается, я смогу не скоро. У планеты три довольно больших спутника, и их воздействие на моря и океаны просчитать сложно.

К полудню вода резко пошла на убыль, и в одной из загородок нас ждала добыча — метровая рыбина. На такую удачу я и не надеялся! Впрочем, наверно, я не слишком честен: каждый рыбак в глубине души верит в невиданный улов. Иначе зачем я обжигал две палки, чтобы заострить их концы?

Катя смогла загарпунить рыбу первым же ударом. Я тоже вонзил палку в зубастую добычу.

Веретенообразное туловище, кожа без чешуи, шершавая на ощупь; светлое брюхо, темная спина — мы рассматривали быстро затихшую рыбу, положив ее на большой камень неподалеку от берега.


— Шкуру испортили — сказала Катя.

— Зачем тебе рыбья кожа?

— Пригодится.

Чтобы аккуратно снять кожу с рыбы и выпотрошить ее, нужно повозиться. А когда у вас вместо приличных ножей только заточенные раковины, задача многократно усложняется.

А тут еще целая делегация заявилась во главе с Хмурым. Таращатся на нас, галдят, пальцами показывают. Похоже, экскурсантов привели.

— Ну их — давай спрячемся! — предложила Катя.


Мы забрались в пещеру. Снаружи о чем-то поговорили, потом стихло.

— Ушли, — сообщила Катя, выглянув наружу.

После моллюсков и корешков шашлык из рыбы показался восхитительно вкусным. Мы жарили и ели светлое мясо, наслаждаясь ощущением сытости.

Ближе к вечеру пришел Хмурый, вручил мне маленький железный ножик и начал что-то объяснять. Увы, я никак не мог понять его слов и жестов. Зато подошедшая Катя очень быстро нашла общий язык с коротышкой и вскоре согласно кивала головой. Потом жена попросила у Хмурого котел или горшок и устроила при этом целое представление, показывая, как она чем-то наполняет емкость и ставит ее на костер.


Катя отошла, а Хмурый несильно ударил себя кулаком в грудь и назвал свое имя.

Едва сдержав улыбку, я повторил его жест и сказал:

— Сергей.

— Серг? — уточнил Хмурый.

Получив утвердительный ответ от меня, визитер еще раз ударил себя в грудь и вновь повторил свое имя.


Смеялись мы долго и от души.

— Как? — ошарашенно спросила Катя, услышав имя Хмурого?

— Мудаг, — повторил я.

Отсмеявшись, она ввела меня в курс дела:

— Он на нас бизнес делает — за деньги показывает. Просил, чтобы в пещеру больше не прятались.


Коммерция Мудага приносила выгоду и нам: зрители приносили еду и ненужную им домашнюю утварь. Не слишком приятно быть зверюшкой в зоопарке, которую зеваки кормят и дразнят. Однако даже черствый кусок хлеба кажется изысканным лакомством, когда ешь только рыбу и непонятные корешки. Да и кувшин с отбитой ручкой лучше и удобнее любой раковины.

Мудаг подарил нам еще один маленький железный ножичек. Теперь Катя могла чистить и потрошить рыбу, а я, не мешая ей, резать прутья для морд и корзин. Ножи быстро тупились, и мне приходилось точить их на зеленоватом камне, найденном на пляже.

Увы, дней через десять экскурсии резко прекратились, да и сам Мудаг стал появляться не каждый день. Видимо, кто-то из вышестоящих чиновников прикрыл его маленькое коммерческое предприятие.

* * *

Хрюня появлялась каждый вечер. Ела она все: моллюсков, рыбу вместе с костями, остатки супа из рыбы и корешков.

Катя постепенно раскладывала корм все дальше от кустов, и мы смогли хорошо рассмотреть животное. Пожалуй, больше она походила на небольшую свинью, пятнистую, черно-белую и чуть более волосатую, чем земные хрюшки. Лишь хвост у Хрюни был непривычно длинным.

Катя быстро определила, что повадилась к нам беременная самка. Вскоре она опоросилась. Близко к гнезду, где попискивали детеныши, мы не подходили и только подкармливали свинку.

Хрюня оказалась никудышной мамашей: уже через неделю стала пропадать в кустах, а вскоре вообще бросила детей. Впрочем, поросята прекрасно обходились и без матери, добывая себе пропитание везде, где только возможно. В отличие от взрослой свинки, которая нас опасалась, ее дети с визгом носились около нашей пещеры, путаясь под ногами и норовя стащить все, что им попадалось на глаза.

По просьбе Кати, я сплел им из прутьев небольшой закуток, где поросята, набегавшись днем, укладывались на ночь. Я уже подумывал, не пустить ли одного из поросят нам на ужин, но пришел Мудаг и пересчитал зверюшек, опять предупредив, что трогать их нельзя.

Признаться, эти шкодливые и бесполезные создания начали мне надоедать. Для чего я должен выращивать десять свинок, которых мы не можем съесть? Однако именно поросята стали началом нашего благосостояния.

* * *

Днем возле нашей пещеры причалила лодка, из нее вышел мужчина в сопровождении двоих парнишек.

— Ризг, — представился прибывший, подойдя ко мне.

Молодые люди, неотличимые друг от друга и весьма похожие на главу делегации, остались стоять в сторонке.

Визитер время вести не стал и сразу же сделал коммерческое предложение:

— Один дрюли — один танли.

То, что дрюли — это поросенок, я знал. А что такое танли?

Однако показывать свою некомпетентность я не стал и, вспомнив о предупреждениях Хмурого, спросил:

— Мудаг?

Ризг начал что-то объяснять, всем своим видом показывая, что предлагаемая им сделка вполне законная, и вновь повторил предложение:

— Один дрюли — один танли.

Никогда не считал себя физиономистом, но уж слишком честными были глаза у этого мужичка.

Я решил, что с этим прохиндеем надо держать ухо востро, и выдвинул встречное предложение:

— Один дрюли — три танли.

Ризг начал с воодушевлением торговаться. Разумеется, я понимал не все его слова, но количество показанных мне пальцев сосчитать мог.

Сыновья Ризга молчали, с любопытством глядя по сторонам. Время от времени они пытались придать себе грозный вид, сжимая копья и переставая озираться, однако получалось это у них совсем плохо.

Подошедшая Катя молча слушала и наблюдала, не вмешиваясь в беседу.

В процессе диалога я указал на довольно большой нож, висевший на поясе собеседника.

— Пять танли — немедленно среагировал Ризг.

За топор он потребовал пятнадцать танли. Цена показалась мне необоснованно завышенной, но этот прохвост стоял на своем. В результате ожесточенного торга пришли к соглашению: Ризг приносит топор и большой нож, а я отдаю восемь поросят и двадцать корзин моллюсков.


На закате Ризг приплыл с женой. Женщина и Катя обменялись несколькими фразами, спящих поросят быстро переселили в корзины с крышками. Без визга и писка не обошлось, но я думал, что все будет намного хуже.

У нас остались две свинки, от которых мы в будущем надеялись получить приплод. У меня появилась надежда на лучшее будущее.

* * *

Две недели на нашем побережье вылавливали поросят — стоял визг. Как выяснила Катя у Вават, жены Ризга, мясо дрюлей очень ценится из-за своего нежнейшего вкуса. В неволе хрюшки живут хорошо, кормят их тростником, овощами и рыбой. Беда в том, что свиньи размножаются только на свободе. Поэтому здесь, рядом с нашей пещерой, заповедник дрюлей, где их разводят. Весной и осенью маленьких поросят ловят и откармливают.

Все, что связано с дрюли, стоит денег.

По закону, любой может заплатить за разрешение на отлов, поймать поросенка, потом его продать или вырастить. Тот, кто откармливает дрюли, обязан сдать животных князю, потому что хрющки считаются собственностью семьи правителя. Разумеется, за взрослое животное князь платит, причем щедро.

На деле ловят поросят профессиональные охотники. Откормом занимаются тоже специалисты, посвятившие такому занятию многие годы жизни. Ризг и Вават как раз этим и живут.

Мудаг здесь служит кем-то вроде егеря, а, кроме того, он еще и брат Вават.

* * *

Каждый вечер за моллюсками приплывает лодка. На веслах обычно сидит Вават. Иногда ее сопровождает семилетняя дочь. Разумеется, женщины разговаривают. Катя неплохо выучила местный язык и многое узнала о жизни города и всей страны, познакомилась с обычаями и правилами.

Город, что раскинулся на склонах гор, называется Шерданд, а живет он за счет тростника. На огромной площади между городом и морем раскинулись болота и неглубокие озера, заросшие тростником. Им кормят скот и даже едят, наша одежда — тоже тростник, из него строят дома и делают бумагу.

Все блага цивилизации мы получаем только через Вават и Ризга. Разумеется, за все приходится платить: благотворительность здесь не в моде. Теперь не только вечером, но и утром наши соседи, живущие на другой стороне залива, забирают мой улов. Думаю, прибыль они с нас они получают немалую, ведь за корзину моллюсков нам достается всего медяк, а за корзину рыбы — два.

Денежная система здесь простая. Самая мелкая монета — медяк. Десять медяков — серебрушка, мелкая серебряная монета — тот самый танли. Десять серебрушек составляют один серебренник — большую серебряную монету. Десять серебренников — это золотой.

В нашей семье финансами заведует Катя, и хозяйство она ведет крайне экономно. Из еды мы почти ничего не покупаем. На столе у нас — рыба, трава и коренья. Ходим мы все в тех же полотняных рубахах. Посуда у нас — только глиняная.

Моя жена копит деньги.

— Надеюсь, они нам пригодятся, — как-то сказала она.

Я ей верю. Почему? Потому что хочется верить.

Рыбу я ловлю мордами — ловушками из прутьев. Правда, заготавливать материал в заповеднике запретил Мудаг.


Когда стало понятно, что рядом с нашей пещерой скоро не останется топлива для нашего очага, я предпринял поход. Пришлось пройти километров пять-семь по пляжу, удаляясь от заповедника, чтобы дойти до оконечности мыса. Другая сторона скалистого клина суши, вдававшегося в море, оказалась поросшей кустами и невысокими деревьями. Лес шел почти до самого верха гор.

За мысом имелся еще один узкий залив, а вода в нем больше походила на рассол. Причиной этого был соленый источник в самом конце залива. Там я поднялся на гору и сверху увидел и город, и наш залив, и знакомый пляж. Я находился как раз над пещерой. Осталось только вырубить ступеньки в труднопроходимых местах.

Теперь я могу дойти до соленого источника, перевалив через гору, а не тащиться туда по берегу, тратя на дорогу уйму времени.

Пришлось потратиться на зубило и молоток. Ризг запросил за инструмент один серебренник и три серебрушки, зато в нашем распоряжении теперь лес, за использование которого ни меня, ни Катю никто не ругает.

Соль я добываю у источника, просто собирая ее с каменистых берегов соленого ручейка.


Переработкой рыбы занимается жена. Впрочем, почти весь улов мы продаем Ризгу и Вават, а себе оставляем только два вида морских обитателей. Экземпляры этих пород рыбы достигают метровой длины и приличного веса. Катя снимает с них кожу, мясо режет на куски и солит в больших глиняных горшках. Усолившиеся куски она промывает и сушит на солнышке.

Кожу рыб жена тщательно выскабливает, промывает, сушит, а затем «мнет», сворачивая в рулончики и стуча по ним палкой. Из пузырей она делает рыбий клей, из потрохов и плавников извлекает жир.

Готовая продукция хранится в пещере, поэтому наше жилище провоняло рыбой. Разумеется, так же пахнем и мы сами.

* * *

Однажды я заметил у одного из сыновей Ризга пращу, привязанную к поясу. Парень разрешил мне запустить из нее несколько камней. Посовещавшись, мы решили, что мне нужна праща подлиннее.

Сынок оказался таким же прохиндеем, как и папаша: он предложил мне добыть пращу и содрал с меня серебрушку.

Врагов здесь не было, дичи, кроме неприкосновенных дрюлей, не водилось. Поэтому я с пращой просто тренировался.

Глава 4

В один судьбоносный момент Мудаг сделал мне деловое предложение:

— Скоро праздник урожая, там будет соревнование пращников. Я могу устроить так, чтобы тебя туда пропустили.

За услуги Хмурый запросил целых пять серебренников. Если честно, сумма показалась мне запредельной, но Катя навела справки и сказала:

— Других шансов стать нормальными людьми у нас здесь нет. Тренируйся Сереженька! И постарайся победить!

Собственно, даже третий призер этих соревнований получал пять серебренников, второй — один золотой, а победитель — целых три. Кроме того, князь выполнял одну его просьбу, естественно, разумную.


Наконец наступил долгожданный праздник, и пробил час испытания для меня.

Претендентов собралось несколько десятков. После отборочного раунда осталось в два раза меньше. Сбить три тростниковые мишени круглыми снарядами из обожженной глины оказалось до смешного легко, но многим и это оказалось не под силу. В следующем раунде мишеней было пять, а расстояние до них увеличилось. Нас стало еще наполовину меньше.

При очередном испытании все десять мишеней сбили только трое, в том числе и я. Нам предстояло выявить победителя.

В соревновании на дальность броска победил я — мне удалось зашвырнуть довольно тяжелый камень на пару шагов дальше, чем это получилось у другого участника — крепенького стражника из княжеской охраны. Третий претендент безнадежно отстал.

В бросках на скорость стражник взял верх. Он сшиб все десять тростниковых снопиков. Я за это время справился только с девятью. Третий участник свалил только пять мишеней и выбыл из борьбы за победу.


Все решал последний конкурс: броски на точность. Зрелищности ради, организаторы вместо тростниковой мишени поставили перевернутый глиняный горшок. Первым выпало бросать стражнику, и он вдребезги разбил глиняную мишень. Я тоже не ударил в грязь лицом.

Во второй попытке расстояние до мишени увеличили, но мы оба оказались точны. Третий горшок стражник не разбил. Теперь все зависело от меня.

Расстояние до мишени стало еще больше, у уверенности в том, что я попаду, не было никакой. В воцарившейся тишине я положил снаряд в сумку, раскрутил пращу и метнул шар. Раздался звук удара. Я попал, но снаряд скользнул по самому краю мишени. Чертов горшок сдвинулся, но не развалился!

Послышался ропот, перешедший в галдеж. Однако тут горшок завалился набок. Я все-таки наполовину разбил его!

— Победил Серг Фуфутел! — объявил глашатай.


Меня подвели к князю.

— Проси, — лениво сказал правитель, с интересом разглядывая меня.

— Дозволь мне и моей жене приходить в город, чтобы продавать и покупать, — выпалил я просьбу, заученную наизусть.

— Разрешаю, — так же лениво произнес князь.

— Дозволяется Сергу Фуфутелу и Кат, жене Серга Фуфутела, приходить в город, чтобы продавать и покупать, — прокричал глашатай.

Подошедшая Катенька не бросилась мне на шею, а чинно взяла за руку и повела к столу, где сидели судьи и организаторы. Зачем? Да за тремя золотыми.


— Слушай, а почему меня Фуфутелом называют? — первым делом поинтересовался я у Кати.

— Это теперь наша фамилия. Фуфутел — значит, вонючка.

Откуда взялось такое прозвище, понять нетрудно. Мы с женой насквозь пропахли рыбой и живем на берегу зловонной речки. Только все равно немного обидно.


Солнце стояло еще высоко, но народ начал расходиться: у каждого имелись свои дела.

— Ты у меня молодец, — похвалила меня Катя. — Просьбу без запинки отбарабанил.

Я-то думал, жена моей победой восторгаться будет, а у нее только это прошение на уме. Впрочем, благодаря разрешению князя, мы стали полноправными гражданами и можем купить в городе даже дом с участком. Только земля здесь, наверно, дорогая.

Интересно, а что вообще можно купить на три золотых?

Один золотой мы потратили на небольшую весельную лодку: девять серебренников — за само плавсредство, один серебренник — за перевозку лодочки к реке-вонючке на тележке, запряженной рогатым осликом. Остальные деньги решили пока приберечь.

* * *

Особых изменений в моей жизни не произошло. Я все так же ловил рыбу и собирал моллюски во время отлива, а Ризг или кто-нибудь из его домочадцев забирал улов. Только Катя каждый день садилась в лодочку, переправлялась через клоаку и уходила в город.

Через неделю жена ознакомила меня с бизнес-планом:

— Купим ослика с тележкой и участок на противоположном берегу. Будем торговать рыбой на городском рынке. А то Ризг берет все у нас за копейки, а перепродает в три раза дороже.

— А денег у нас хватит? Одна земля, наверно, черт знает сколько стоит.

— Земля на берегу дешевая, потому что там воняет сильно. За пять серебренников можно большой участок купить. Осел — два с половиной золотых, тележка — пять серебренников. Патент на рыбную ловлю до конца года — полтора серебренника. И на обустройство участка потратиться придется: сарай для осла надо будет построить и забор сделать.

— Так и получится пять золотых. Откуда у нас столько?

— Денег должно хватить, правда, в обрез. За соленую рыбу должны восемь серебренников дать.

— Так местные рыбу не едят.

— А я ее горцам продам — они возьмут. Только денег у них нет, поэтому цену они дают маленькую. Зато за рыбий клей оружейник золотой даст, и кожи у нас тоже на золотой. Может, за жир еще что-нибудь выручим.


Начинать пришлось с покупки и обустройства участка. Ослы не люди — им забота нужна. Поэтому я сначала построил из жердей и тростника помещение для скотины, а потом стал городить забор. Оказывается, эти рогатые помощники весьма капризны: им и убежище нужно, и место для прогулки. Не огородишь участок — осел уйдет куда-нибудь. Ищи его потом.

Правда, в еде эти животные неприхотливы — тростника и рыбы им вполне достаточно.

Молодую ослицу нам помог выбрать Мудаг. Ризг, поняв, что теряет прибыль, утратил и доброжелательность, и интерес к нашим делам. Что с него взять — недаром я сразу почуял, что прохиндей он знатный.

Потянулась размеренная жизнь, наполненная повседневными заботами.

Встать на рассвете, проверить часть ловушек, съездить на другой берег и накормить ослицу рыбой и тростником. Вернуться, извлечь рыбу из остальных морд. Рассортировать улов, посадив ценные породы в садок. Разложить рыбу в корзины, перевезти их и Катю на другой берег.

Перегрузить рыбу на тележку, отвезти на рынок. Пока жена торгует, купить свежий тростник для ослицы и развезти рыбу и моллюсков оптовым покупателям, которые берут целыми корзинами.

Забрать с рынка Катю с покупками, задать корм ослице. Переехать к пещере. Переработать отложенную рыбу. Ближе к вечеру еще раз проверить морды, определив улов по садкам, съездить накормить ослицу.

И так каждый день. Кроме того, надо за дровами и за солью ходить через горы или плыть на лодке вокруг мыса. Вечерами Хрюню и двух свинок подкормить.

А еще я баню затеял строить, а то прохладно делается — в ручье уже не помоешься. Стены у бани будут из камня, только его еще надо выбрать и обтесать. Кирпичи, известь для раствора приходится завозить из города — сил и времени уходит много.

* * *

Зима здесь совсем короткая, морозов нет, только дожди идут каждый день.

Когда изрядно потеплело, и ясные дни стали случаться все чаще и чаще, Катя задала мне новую задачу:

— Построй хижину рядом с баней.

Спрашивается, зачем нужна хижина, когда есть пещера, в которой летом прохладно? Да и рыбу в нашем жилище мы уже давно не храним. Но разве можно отказывать любимой женщине в такой малости? К тому же, Катя настаивала, обещая объяснить позже причину своей просьбы.

Причину я увидел, когда приехал забирать жену с рынка. Рядом с Катей стояла темно-рыжая женщина и внимательно слушала мою половину.


— Это Алит, — сказала Катя. — Она будет с нами жить.

Алит отличалась от всех местных женщин не только цветом волос — я сразу понял, что выросла она не здесь, а где-то в других краях. Повыше, постройнее, нос не такой большой — в общем, красотка, если сравнивать с прочими дамами, живущими в городе. Руки большие и сильные, явно привычные к тяжелому труду, а кожа на лице светлая, и морщин не видно.

А ведь она совсем молоденькая!

Пока шли и плыли на лодке, я Катю расспросить не мог: она постоянно с Алит разговаривала, все объясняла ей что-то. Девица кивала головой, отвечала односложно, изредка задавала короткие вопросы.

Дома все разными делами занялись, и поговорить с Катей я смог только вечером, когда мы с ней улеглись спать в нашей пещере.


— Откуда ты ее взяла?

— Купила?

— Офигеть! Тут что, людьми торгуют?

— Ее племя в горах живет. У них там обычай дурацкий: у жены должно быть три мужа. А лишних женщин они продают.

— Так она теперь наша рабыня?

— Вообще-то, рабства здесь нет, поэтому у нее с тобой договор на десять лет. Ей и жалованье положено — полмедяка в день.

— Договор со мной? — переспросил я.

— С тобой. Я женщина замужняя и заключать договоры от своего имени не имею права.

— А от моего имени можешь?

— Да. Ведь я твоя жена.


В горах, конечно, обычаи дурацкие, но и здесь законы не лучше. Получается, жена может все решать вместо меня. А если мне что-то не понравится?

— А что ты удивляешься? И за землю, и за патент деньги платила я, а записано все на тебя. Я здесь Кат, жена Серга Фуфутела.

— И сколько ты за нее заплатила?

— Пять золотых.

Выходит, одна женщина по стоимости равна двум ослицам.

Пока я занимался арифметическими упражнениями и пытался осмыслить ситуацию, Катя решила меня окончательно добить.

Прижавшись ко мне, она почему-то шепотом сказала:

— Знаешь, Сереженька, у нас ребеночек будет.

Я не успел сообразить, радоваться мне или беспокоиться, как жена нанесла заключительный удар.

— Так что ко мне не приставай, — сказала она уже вполголоса. — Трахать пока Алит будешь.


По-моему все перевернулось с ног на голову. Раньше за один только взгляд на других женщин я получал выволочку или тычок под ребра, а теперь жена сама мне девицу подсовывает. Тут что-то не так. Да и обмен неравноценный получается, потому что Катя намного привлекательнее.

— Не буду я с этой уродиной спать! — уперся я.

— Никакая она не уродина! Да и что ты ерепенишься, ведь я о тебе забочусь.

— Врешь ты все!

Эти слова сами собой слетели у меня с языка, но подействовали они неожиданно.


— Я что, по-твоему, до конца дней должна рыбу потрошить? Мне богатой и уважаемой стать хочется! А на этой чертовой планете женщина сама по себе ничего не значит.

— И что?

— Богатым и уважаемым должен стать ты!

— Так Алит-то тут при чем?

— Здесь каждый приличный мужчина имеет хотя бы одну наложницу. Так что ты будешь трахать и эту девку, и других, если понадобится!

— Так пусть она будет как будто наложница, — я сделал слабую попытку оставить все как есть.

— А ты про сарафанное радио слышал? Здесь оно тоже работает. Я этой девице рот зашить не могу.

В общем, я согласился.


Катя успокоилась и спросила:

— А ты кого хочешь, сына или дочку? Я сыночка хочу.

Я слушал дыхание жены и никак не мог уснуть. Признаться, я не мог сообразить, стоит ли считать себя пострадавшей стороной. С одной стороны, меня никто не спросил, хочу ли я иметь наложницу. А с другой — большинство мужчин мечтают об этом.

Пожалеть жену? Так все идет, как она запланировала. Алит тоже, кажется, не возражает.

Коли нет пострадавших, нечего и голову ломать. С этой мыслью я и уснул.

* * *

Утром я вспомнил, что меня ждет, и испугался. Однако днем за делами забыл обо всем.

Поздним вечером я наскоро сполоснулся в бане и, стараясь не шуметь, вошел в пещеру. Слабо светила масляная лампа. Тело жены, обнаженное и почти не прикрытое сползшим полотняным покрывалом, показалось невыразимо прекрасным и умопомрачительно желанным.

Однако лечь мне не позволили.

— Что пришел? — грозно спросила Катя. — Шагай в хижину! Спать сюда приходи, только подмыться не забудь!


Выяснилось, что Алит с сексом знакома не понаслышке. Затягивать общение с ней я не стал и с чувством выполненного долга прокрался в пещеру. Там я угодил в объятия жены и почувствовал разницу.

— Может, ты не беременная? — спросил я, по обыкновению гладя Катеньку по спине.

— Может, и не беременная, — безмятежно ответила она.

Глава 5

Катя все-таки ждала ребенка. Временами жена чувствовала себя неважно, и о сексе с ней пришлось забыть. Алит же проявляла к этому занятию живейший интерес, и общение с девушкой становилось все приятнее. Ее стремление к разнообразию в плотской любви порой озадачивало. Неужели Катя еще и инструктирует наложницу, объясняя, как вести себя в постели? Только зачем это моей жене?

Катя и Алит разлучались только на ночь. Утром они отправлялись на рынок, днем вместе перерабатывали рыбу, вечером хлопотали по хозяйству. Впрочем, подругами я бы их не назвал. Жена порой так прикрикивала на девицу, что сразу же становилось понятно, кто здесь госпожа, а кто — служанка. Однако чаще они общались мирно, улыбаясь и даже смеясь.

Плохое самочувствие, временами накатывавшее на мою супругу, нисколько не повлияло на ее деловую активность. Месяца через полтора после появления Алит, на участке, где раньше обитала наша ослица, обосновались новые жильцы: мужчина, женщина и две маленькие девочки.

— Несостоятельные должники, — пояснила Катя. — Я с их кредиторами расплатилась. Теперь у них контракт с тобой на пять лет — будут работать за еду и два медяка в день.


— И никто не сомневается, когда ты заключаешь договоры от моего имени? — поинтересовался я.

— Здесь жены не обманывают мужей, — ответила Катя. — Их за это плетьми бьют, иногда до смерти. Сходишь к княжескому судье, кляузу составишь — и будут меня лупцевать в зависимости от степени вины. И что интересно, никто не будет проверять, правду ли ты им скажешь.

Ну и порядочки у них здесь!


Забота об ослице легла на плечи новых работников, да и на рынок я больше не ездил. Мне осталось только перевозить через залив рыбу и Катю с Алит.

Разумеется, я видел, как менялся участок. Место, которое я огородил забором, так и осталось в распоряжении ослицы. Рядом уже на следующий день появились грядки. Потом выросла тростниковая хижина, позже сарайчик, в котором поселились местные домашние птицы, чем-то напоминающие земных индюков.

— Я тут еще участочек прикупила, — жена объяснила расширение наших владений. — Теперь у тебя земли много.

Планами Катя почти не делилась, и мне оставалось только ждать и гадать, что еще придумает моя ненаглядная.

У меня самого дел не убавилось, потому что я купил сети и стал ловить рыбу еще и ими.


Вообще-то, жители Шерданда рыбу не едят, но ей кормят всю скотину, от ослов до индюков. Только ловят здесь в плавнях, где вода пресная, а рыба другая. Однако ее продают по пять-шесть медяков за корзину, а мы отдаем за четыре.

Около нашего мыса рыбу никогда не ловили по двум причинам: во-первых, от города далеко, а во- вторых, здесь у берега тьма-тьмущая подводных камней. Море здесь спокойное, потому что в километре-двух от берега идет цепь маленьких островов, как правило, лишенных растительности. А между островами и берегом торчат эти камни. Некоторые из них во время отлива появляются на поверхности, другие совсем не видны, но можно наткнуться на них и проломить днище лодки. Впрочем, все ближайшие камни я выучил наизусть и смело ставлю между ними сети.

Улов вырос значительно, но благодаря дешевизне, все расходится быстро. Только на глубине больше водится крупной рыбы ценных пород, а ее перерабатывать нужно. Катя уже и семью должников подключила, но все равно они с Алит еле управляются.


— Это Зарит. Она с нами жить будет.

Все ясно: Катя купила еще одну «лишнюю» женщину из горного народа. Девица, как и Алит, рыжая, довольно высокая, ширококостная, но худющая до невозможности. Ее там что, голодом морили? Судя по тому, как она соленую рыбу наворачивает, похоже, что так. Впрочем, может, ей рыба понравилась. Алит вон тоже рядом сидит и за обе щеки уплетает.

У меня появились помощники — сыновья Ризга. Папаша надеется, что сыновья, повзрослев, будут, как и он, откармливать дрюлей. Пацаны же мечтают княжескими дружинниками стать. Только в дружину принимают со своим скакуном, с оружием и доспехами, а все это потянет примерно на десяток золотых. Вот парни и подались на заработки.

Родителям помогать они тоже успевают, да еще на корм скотине каждый день рыбьи головы, плавники и хвосты везут. Отходы нам теперь не нужны, потому что Катя отказалась от производства рыбьего жира. Да и свинок мы уже не подкармливаем: начальство Мудага повелело отгородить нас от заповедника забором.


Количество собственности и число работников стали расти лавинообразно: Катя всю прибыль вкладывала в дело. Соседские пацаны оказались толковыми, и рыбачий промысел им явно понравился больше, чем дрюлеводство. К братьям присоединились два друга, и получилась целая рыболовецкая артель. Купив еще три лодки, мы стали хозяевами целого флота.

Я сам могу уже не садиться на весла каждое утро, да и Катя давно не торгует на рынке.

* * *

Жена, несмотря на беременность, крутится, как волчок, днями пропадая в городе. О приобретениях и успехах я, как правило, узнаю только с ее слов.

— Теперь всю соленую рыбу у нас князь покупает и караванами куда-то в долину отправляет. Цену дает небольшую, зато забирает все. Правда, платит неаккуратно, так я с него землей беру — на побережье у нас теперь ее много.

Переработку рыбы Катя тоже перевела на другой берег залива.

— Там земля наша, а здесь мы пока на птичьих правах, — пояснила она.

Переселилась и Алит.

— Привыкнешь еще к ней — сказала жена — Вон, Зарит трахай.

Ох и намучился я с этой девицей! Мало того, что она девственницей была, так еще стеснительной до ужаса оказалась.

* * *

Казалось бы, рыбу ловят другие — можно и полениться. Однако от безделья изнывают только те, кто этого хотят, а нормальный человек всегда себе дело найдет. Я на своей лодочке первое время путешествовал у самого берега, потом начал уходить дальше в море, добираясь до островов. Карта с нанесенными на ней подводными камнями становилась все подробнее, а самые опасные места я даже деревянными буйками пометил.

Хотел я на нашем берегу начать строить дом, но Катя меня опередила и прислала целую бригаду каменотесов-каменщиков. Мужички попались сноровистые, и мне осталось только за ними присматривать.

* * *

Катя родила сына, как и мечтала. Назвали мы его Григорием. Поскольку в местном наречии такого имени нет, пришлось всем сказать, что нашего сына зовут Григ.

Жена отправила Зарит на другой берег и заявила:

— Все — больше никаких баб! Замечу — волосы не только из бороды, но и из других мест повыдираю!

Признаться, я и не расстроился, потому что с моей Катенькой в постели ни одна наложница не сравнится. Правда, жена решила подстраховаться: кухарку и няньку, которые живут в нашем доме, назвать привлекательными никак нельзя.

* * *

Все дела шли без меня, и я продолжил исследовать побережье. Дошел до соленого источника и, поработав лопатой, обнаружил, что под слоем глины идет пласт соли. Переправился через узкий залив, проплыл километра три вдоль скалистого берега и увидел большую бухту.

Заплыть сюда со стороны моря вряд ли у кого получится: острова и подводные камни мешают. Зато берега здесь шикарные — пологие, но поднимаются высоко. Внизу кустарники густые растут, выше — лес из огромных деревьев, потом — обширные луга. На самой верхотуре снег белеет, но до него надо долго пробираться по голым скалам.

Людей нет, однако в лесу звери водятся. Тропы идут, кучи помета попадаются, а рев, донесшийся из чащи, меня, если честно, изрядно испугал.

Попробовал я дальше райской бухты проплыть, но ничего нового не встретил. Вдоль берега голые скалы, а в воде подводных камней полным-полно — чтобы их на карту нанести, не один месяц понадобится. А без карты в таком месте только на такой маленькой лодочке, как у меня, проплывешь, да и то, если осторожно.

Путешествовал я один, порой пропадая на два-три дня. Среди местных я приятелей так и не завел. Так что в Шерданде у меня только один большой друг — Катенька. Теперь, правда, еще и маленький дружок появился — Гришка, сыночек.

После отлучек жена мне дежурный выговор объявляла, но сладкие ночи заставляли о нем забыть.

Чем больше я Катеньку узнаю, тем сильнее ее хочу.

* * *

В гостях у нас побывал не кто-нибудь, а сам князь.

Оглядев моих домочадцев, правитель первым делом поинтересовался:

— А наложницы у тебя где?

— Были. Сейчас не нужны, — честно ответил я. — Понадобятся — заведу. Жена лучше.

Князь с интересом посмотрел на меня, а дальше у нас пошел деловой разговор. Правитель оказался крепким и подвижным, не поленился перевалить со мной через гору и осмотреть источник и пласт соли. Рассказал я ему и о райской бухте, на берегах которой никто не живет, кроме диких зверей.

— Здесь устроим соляные копи, — сказал князь. — Ты работников наймешь и соль мне возить будешь. Одна мера — два медяка.


Катенька сочла княжеское предложение вполне приемлемым и сообщила о новых проектах:

— Я в городе участок купила — швейную мастерскую построю и баню.

Этому разговору я особого значения не придал. Потом дел стало по горло, потому что копями занимался. К князю как раз беженцы обратились — у них морские разбойники селение на побережье разграбили. Правитель и предложил мне их на работу взять. Мы с Катей этих людей на побережье поселили, а добычу соли я вахтовым методом организовал. Потом помогал горцам в бухту переселяться, потому что князь разрешил им пустующие земли занять.

* * *

Поселок на побережье разросся. Всего много: хижины, огороды, навесы, под которыми рыба и кожа сохнут. Ослы кричат, дрюли повизгивают, местные индюки квохчут.

Только что-то не так, а что — я никак не пойму.

Потом сообразил: весь народ черноволосый, и ни одной рыжей головы не видно. А где Алит, Зарит и их соплеменницы? Если мне память не изменяет, жена не меньше десятка рабынь покупала.

— Все в городе, в швейной мастерской и бане работают, — прояснила ситуацию Катя.

В бане? Интересно, чем они там занимаются?

— У тебя там баня или сауна с девочками? Ты, случайно, не бордель открыла?

— А что? Законом не запрещено, девчонки согласились.

— Получается, я содержатель борделя? Так ты с самого начала все запланировала! А я у девок вроде инструктора по сексу был.

— Можно подумать, тебя пытали.

Беда с этими женщинами: ты им слово, а они тебе два в ответ. Мне и прицепиться не к чему: кажется, Катенька во всем права и ни в чем не виновата. Только злость меня просто распирает.


— Я на тебя княжескому судье пожалуюсь!

— А я слух пущу, что ты заведение закрыть хочешь. Тебя клиенты прибьют. Ты знаешь, что вся княжеская дружина в мою баню ходит? Я им скидку делаю — пятьдесят процентов.

Что с ней сделаешь?

— Сереженька, что случилось? Я у тебя верная жена, у нас сыночек растет.

Женщине, которая подарила тебе сына и дочь, можно многое простить. Да и прощать-то ее не за что.

Только что с нашей дочерью?

* * *

Беженцы, которые у нас работают, все из одной деревни. Более того, жили они на одной улице, находившейся в стороне от основного поселения — отдельном хуторе. Это их и спасло: пока бандиты орудовали в домах, стоявших ближе к морю, все жители отдаленной улицы успели спрятаться в близлежащем болоте.

Подробнее их я не расспрашивал, но нашлись в окружении князя люди, которые и расспросили, и выводы сделали. Один из таких любознательных служащих со мной и побеседовал.

Ничем не примечательный плотный мужичок сразу же взял быка за рога:

— Если увидите, что лодки с моря подплывают, бросайте все и прячьтесь сами. Они людьми торгуют — им ваше добро не нужно.

— Тут камней подводных полно — подплыть сложно. И откуда чужаки узнают, что здесь люди живут?

— Корабль точно не подплывет, — ответил местный безопасник. — Лодки же потихоньку проберутся. А то, что здесь люди живут, им известно: есть у них свой человек в Шерданде. У твоих работников тоже деревня неприметная была, а нашли ее слишком быстро.

— Почему они на города не нападают, ведь там людей много.

— В городе — стража, — коротко ответил мужчина.

После этого визита на скале, на самой вершине мы приготовили дрова для сигнального костра. А еще я к горцам сплавал и с ними поговорил.

* * *

Разбойников заметил я. Мне каждый день приходилось солекопов навещать: проведать, узнать, как дела. Сверху я и увидел корабль, подплывавший с моря к одному из больших островов. Только я не стал разжигать костер, а спустился вниз и отправил одного из рыбаков к дружинникам. Затем отправил все лодки на другой берег залива, посадив в одну из них Гришку, няньку и кухарку — своих обезопасил, и транспорт для воинов приготовил.

Оставались еще солекопы. Мне пришлось еще раз перевалить через скалу. Работники, услышав об опасности, бросили все и рванули в гору. Я поднялся следом за ними.

Солекопы, не сбавляя скорости, бежали вглубь заповедника дрюлей. Неприятельский корабль скрылся из виду, спрятавшись за островом, а по направлению к соляному заливу медленно двигались лодки, наполненные людьми. Со стороны Шерданда переправлялись дружинники.


Пока разбойники потихоньку пробирались в конец соленого залива, наши лучники успели спуститься и затаиться в кустах.

— Хотят сначала здесь всех захватить, чтобы в городе ничего не узнали, — сказал подошедший безопасник, когда-то инструктировавший меня. — Потом в бухту отправиться. Только не выйдет у них ничего: гонца уже послали — скоро должны наши корабли подойти… Хорошо, что ты костер разжигать не стал. Они пока и не знают, что их заметили.

Надежда на то, что лучники из кустов расстреляют всех разбойников, не сбылась. Пиратов оказалось слишком много, да и вояками они были опытными. Поняв, что их обстреливают, они ринулись в атаку. Наверное, половина нападавших погибли от стрел, но остальные добрались до кустов и смяли дружинников. Однако после рукопашной бандитов стало еще меньше.

Вторая партия дружинников уже поднималась от моего дома, и тут начал командовать безопасник. Он ловко спустился навстречу воинам, повстречавшись с ними на середине склона. После этого наверх поднялись только пятеро, а остальные вернулись и побежали по пляжу в сторону мыса.


— Тут мы их на тропе по одному перещелкаем, — сказал подошедший дружинник. — А остальные им дорогу назад перекроют.

Бандиты все-таки попытались подняться, но, встреченные стрелами, быстро поняли, что тут им не пройти. Вскоре их лодки потянулись к выходу из узкого залива.

Тем временем очередной отряд дружинников бежал к оконечности полуострова. А со стороны моря к острову подходили три парусника.

* * *

Информатора пиратов казнили прилюдно, отрубая ему поочередно руки и ноги. Даже смотреть страшно было. А уж что казненный испытывал — одному Богу известно.

Князь пил брагу, громко хвалил меня и Катю, а я грустил и вспоминал Ларку. Гришке уже два года — значит, ей уже лет шесть-семь. Помнит ли она меня?

* * *

«Шайба» опустилась на пляж вечером, когда мы все были дома. Рыбаки и служанки в ужасе разбежались и попрятались кто куда. Поэтому встречали корабль только я, Катя и Гришка.

Загрузка...