Подружки

Моя экосистема и Тараторкин

На уроке Нина Сергеевна объявила тему: «Экосистема озера». Напомнила, что экосистема состоит из воздуха, воды, почвы, горных пород, кормильцев, едоков и мусорщиков. Как только она произнесла слово «мусорщиков», все засмеялись, а Катя, моя соседка по парте, наклонилась ко мне и прошептала:

— Я влюбилась.

— В кого? — спросила я.

— В Тараторкина.

Она глянула на меня счастливо и испуганно и отодвинулась, словно я собиралась озвучить её новость всему классу.

А я и не собиралась. Новость меня так оглушила, что я не расслышала вопроса Нины Сергеевны.

— Ну что же, Кристина, — сказала Нина Сергеевна терпеливо, — продолжи пищевую цепочку! Камыш — плотва… дальше кто?

— Кот, — брякнула я, и все снова захохотали.

— Кот — часть совсем другой экосистемы, — огорчённо сказала Нина Сергеевна. — Дома подумай, ладно? В среду спрошу.

А мне в этот момент, честно сказать, было не до кота и плотвы, и даже не до мусорщиков. Я по-прежнему ничего не слышала и не видела, словно сидела не за партой, а на дне озера. Катя влюбилась в Тараторкина! Трагедия! Катастрофа!

Ну почему в Тараторкина, а?! Неужели мало других мальчиков?

Мне давно нравился Тараторкин, просто я не решалась признаться в этом Кате. А что делать теперь? Если признаюсь, она подумает, что я его собираюсь у неё увести. Или что я повторяю за ней из зависти. И спросит: «Неужели других мальчиков мало?»

Мало. Вообще нет. Тараторкин — он такой один. Во-первых, он симпатичный. У него такие глаза! Во-вторых, он спортсмен. Хоккеист. Постоянно на сборах. А как это важно звучит: «На следующей контрольной присутствовать не смогу, у меня сборы!» И учителя всегда с улыбкой отпускают его. И просят принести школьной команде победу.

А главное — мы с Тараторкиным в один Дворец детского творчества ходили ещё до школы. Я — на ИЗО, он — на свой хоккей. А домой вместе ездили. Ну то есть нас бабушки забирали, но мы в автобусе рядом садились. И он всегда делился со мной половинкой «Сникерса», который покупала ему его бабушка. В общем, мне Тараторкин ещё с самого детства нравится! А тут — здрасьте вам… Эх, Катя-Катерина!

Что и говорить, моя собственная экосистема была разрушена. И выхода не было.

Да ещё Нина Сергеевна задала дома прописать пищевые цепочки, а у меня в голове — один Тараторкин.

— Ты спишь? — спросила мама, войдя в комнату, где я делала уроки.

То есть не делала, а, склонившись над столом, выводила в блокноте большую букву «Т» под прикрытием тетрадки с недописанными цепочками.

— Плачу, — вздохнула я.

Мама подошла к столу и взяла тетрадку.

— Почему плачешь? — удивилась она. — Что тут сложного? Плотва ест камыш. А плотву — окунь. А окуня кто ест?

Я молчала.

— Ну ты чего? — расстроилась мама. — Это даже в детском саду знают.

А я и в самом деле всхлипнула и маме в юбку уткнулась.

— Да что с тобой? — испугалась она. — Ну забыла ты щуку, бывает. Не плачь!

— Я не из-за щуки, — проговорила я. — Я из-за Кати! Она сама как щука! Съела моего Тараторкина.

— Как это съела?!

— Влюбилась она в него, мам! Понимаешь! Она в него влюбилась. Это нечестно. Тараторкин мой. Мы с ним вместе во Дворец творчества ездили. Он меня «Сникерсом» угощал. А теперь он, получается, Катькин.

— Погоди, — сказала мама. — Почему ты решила, что он Катин? Он в неё тоже влюбился?

Я замерла.

— Не знаю, — ответила я. — Вроде нет.

— А тогда какая разница, нравится он ей или нет? Наоборот, хорошо, что он и тебе, и Кате нравится. Значит, неплохой парень.

Я задумалась. Вообще, мама права. Странно, что мне самой не пришло это в голову. Но…

— Но если ему всё-таки нравится Катя, — сказала я, — ну вдруг? Значит, он ей принадлежит?

— Это окунь принадлежит щуке! — улыбнулась мама. — Да и то не всякий. А если твоему Тараторкину действительно нравится Катя, то это не значит, что тебе нельзя с ним дружить. Тем более, вам есть о чём поговорить. Например, вспомнить, каким вкусным был тот «Сникерс» в автобусе.

Тут наконец и я улыбнулась. Тараторкин в моей голове уступил место водорослям и дафнии из следующей цепочки. К маминой радости, я сама дописала: «водоросли — дафнии — уклейка — окунь — бактерии». И ещё нарисовала их всех. Даже уклейку и бактерии.

Уклейка вышла чуть-чуть похожей на Катю. Мне стало даже немного жаль подружку. Не потому, что она похожа на уклейку. А потому, что она пока просто влюбилась в Тараторкина, а я с ним, можно сказать, уже давно дружу. Ведь я и правда могу подойти к нему завтра и сказать: «Привет! А помнишь, как мы пережидали ливень под навесом крыльца во Дворце творчества?» В тот вечер в моей экосистеме царил полный порядок.