Глава пятая

Внезапно корабль залил солнечный свет, и я словно бы внезапно порвал с тем, что оставил позади. Я заморгал, глядя на сияющее небо, и увидал: восходящий от суши поток теплого воздуха коснулся облачного слоя, и облака поплыли вдоль берега, образовав четкую линию с востока на запад. Впереди ясное голубое небо сулило вёдро и спокойное море. Мы скользили на юг, словно гонимые холодным ветром, который порывами дул нам в корму.

Мои чувства обострились, и новое осознание расширилось во мне самом, словно все больше нервных связей тянулось к этим органам чувств. Я открыл самого себя.

Пахло соляркой, морской солью, рыбой. Холодный ветер добрался до меня, хотя я был защищен палубной надстройкой; моя городская одежда казалась здесь слишком тонкой и убогой. Я глубоко вдохнул воздух и на секунду задержал в себе, словно то был чистый бальзам, который очистит меня изнутри, освежит душу, омолодит и вновь вдохновит, прежде чем я на выдохе вновь выпущу его. Палуба под ногами вибрировала от работы машины. Я ощутил качку корабля на мертвой зыби, но мое тело приспособилось и вновь обрело равновесие.

Я отправился на нос и там обернулся.

На маленьком фордеке осталась только горстка пассажиров. В подавляющем большинстве это были пожилые супружеские пары; они стояли у поручней или сидели рядышком – в штормовках, куртках или непромокаемых плащах и, казалось, не смотрели ни вперед, ни назад, а только внутрь себя. Я посмотрел мимо них, мимо палубной надстройки, мимо трубы и мачт, туда, где чайки свободно парили за кормой, на берег, который мы покинули. Корабль, выйдя из порта, описал широкую дугу, и теперь была видна большая часть Джетры. Город далеко протянулся вдоль берега, защищенный барьером молов, верфями, кранами и пакгаузами, заполняющими широкое устье реки. Я попытался представить себе, как там, без меня, продолжается повседневная жизнь, и мне показалось, что после моего отплытия она полностью замерла. Так я себе представлял Джетру.

Впереди ждал один из портов, куда мы должны были зайти: Сиэл, на чье просторное побережье никогда еще не ступала моя нога. Сиэл был ближайшим островом Архипелага Мечты и моя жизнь, к сожалению, давно стала всего лишь частью этой мечты. Темный, гористый, почти безлесный Сиэл заполнял горизонт южнее Джетры, но для всех жителей, кроме тех, у кого там были родственники, он был запретным. Политически этот остров входил в состав Архипелага, который на протяжении всей войны сохранял нейтралитет. Сиэл был только ближайшим, первым из его островов; за ним из моря поднимались еще десять тысяч нейтральных островов.

Мне хотелось, чтобы корабль плыл быстрее: хотя Джетра и осталась позади, пока корабль следовал по мелководью дельты фарватером, обозначенным буями, мне казалось, что путешествие по-настоящему не началось. Перед нами поднимался мыс Стромбл с его огромными, потрескавшимися утесами, восходящими прямо из моря, – как только мы обогнем этот мыс с востока от Сиэла, перед нами откроется неизвестный чужой мир.

Я нетерпеливо ходил по палубе взад и вперед, разозленный тем, как медленно проходит первый этап плавания, дрожа на холодном морском ветру, разочарованный своими соседями-пассажирами. Еще не поднявшись на борт, я было вообразил, что, кроме экипажа, почти все окажутся людьми примерно моего возраста, однако выяснилось, что здесь публика уже преклонного возраста. Они, казалось, были заняты только собой и, вероятно, направлялись к новым местам жительства; одним из немногих законных способов путешествовать была покупка дома или квартиры на одном из дюжины островов, где было позволено селиться иностранцам.

Наконец мы обогнули мыс и вошли в бухту города Сиэла. Джетра и ее побережье исчезли из вида.

Я напрасно ожидал, что мне удастся поближе познакомиться с этим городом Архипелага и получить удовольствие от его посещения, как от городов на других островах: Сиэл разочаровал меня. Серые каменные дома неровными рядами поднимались на огибающие бухту склоны, одноцветные, беспорядочно застроенные и мрачные. Легко было представить себе этот город зимой: закрытые двери, закрытые ставни. Шиферные крыши блестят от холодного дождя, редкие кутающиеся в пальто прохожие сгибаются под ударами морского ветра, отдельные фонари освещают кажущуюся безжизненной улицу. Я спросил себя, есть ли на Сиэле электричество, или водопровод, или автомобили. На узких улочках в окрестностях гавани я не заметил никакого движения, но эти улочки были мощеными. Город Сиэл очень напоминал малочисленные деревни на севере Файандленда. Бросающаяся в глаза разница заключалась в том, что из большинства каменных труб поднимался дым; это было ново: в Джетре и во всем Файандленде существовали строгие законы против загрязнения воздуха.

В Сиэле никто из пассажиров не покинул корабль, и наше прибытие привлекло мало внимания горожан. Через несколько минут после того, как мы пришвартовались у оконечности мола, от таможенной конторы к нам медленно направились двое мужчин в форме; они поднялись на борт. Это были служащие Управления Эмиграции, что стало ясно каждому, едва прозвучал приказ всем пассажирам собраться на нижней палубе. Когда я увидел всех пассажиров разом, мое предположение, что на борту очень мало молодых людей, подтвердилось. Пока мы стояли в очереди на проверку виз, я подумал, что девятидневное путешествие до Марисея, где я должен был сойти на сушу, мне придется провести в одиночестве. В очереди за мной стояла молодая женщина – мне показалось, ей лет двадцать с небольшим, – но она читала книгу и как будто бы интересовалась только этим.

Я рассматривал свое путешествие по Архипелагу Мечты как разрыв с прошлым, как начало новой жизни, однако, по-видимому, первые дни сулили мне частичную изоляцию, к которой мне следовало бы привыкнуть в Джетре.

Мне повезло. Все знакомые твердили мне об этом и даже я сам в это поверил. Сначала меня все поздравляли и даже устроили торжество. Но сразу же я все больше стал чувствовать себя отрезанным от них. Когда наконец пришло время покинуть Джетру и начать путешествие по Архипелагу Мечты, чтобы получить свой выигрыш, я рад был ретироваться, отплыть. Я радовался путешествию, жаре тропиков, чужой речи и жизни по чужим обычаям. Однако теперь, когда путешествие началось, я почувствовал, что мне необходимо приятное общество.

Я воспользовался случаем и заговорил с женщиной, стоявшей позади меня, но она ограничилась вежливой улыбкой и снова устремила взгляд в книгу.

Подошла моя очередь, и я отдал свой паспорт. Я уже раскрыл его на той странице, где Высокая Комиссия Джетры поставила визу, но служащий закрыл ее и пролистал паспорт с начала до конца. Другой, сидящий возле него, уставился мне в лицо.

Служащий сравнил фотографию и прочитал мои данные.

– Роберт Питер Синклер, – сказал он и в первый раз посмотрел на меня.

Я подтвердил это кивком. Меня пленил его подлинный островной выговор, который я услышал впервые. Он произносил мое имя растягивая гласные – что-то вроде «Пиитер». Раньше такой акцент я слышал только в одном фильме, у актеров; теперь, когда я услышал его снова, у меня появилось ощущение, что этот человек намеренно коверкает слова, чтобы подбодрить меня.

– Куда вы направляетесь, мистер Синклер?

– Сначала на Марисей.

– А потом?

– Коллажо, – сказал я и подождал его реакции.

Он, казалось, ничего не заметил.

Я полез в нагрудный карман и вытащил оттуда бумажник с тонкой пачкой отпечатанных бумаг и билетом, выданным мне судоходной компанией, но он махнул рукой.

– Не это. Лотерейный билет.

– Конечно, – сказал я, досадуя на свою недогадливость, хотя это была вполне понятная ошибка. Я вытащил из внутреннего кармана портмоне. – Номер указан в визе.

– Я хочу видеть сам билет.

Я нащупал сложенный и засунутый в самое дальнее отделение портмоне билет и после нескольких секунд опасливых колебаний вытащил его. Никто не подготовил меня к тому, что придется показать билет проверяющим.

Я отдал его служащим, и те подвергли его тщательной проверке, скрупулезно сравнив номер с тем, что был указан в моем паспорте. Убедившись наконец в его подлинности, они вернули мне билет, и я снова спрятал его в портмоне.

– Что вы намерены делать, когда покинете Коллажо?

– Еще не знаю. Как я слышал, предстоит долгий период выздоровления. Я думаю, тогда все и спланирую.

– Вы намереваетесь снова вернуться в Джетру?

– Еще не знаю.

– Хорошо, мистер Синклер, – он проставил дату в предназначенном для этого месте под визой, закрыл паспорт и передвинул его по столу ко мне. – Вы счастливчик.

– Я знаю, – механически ответил я, хотя сильно сомневался в этом.

К столу подошла женщина, стоявшая позади меня, а я отправился в бар, находившийся на той же палубе. Многие из пассажиров, которых я видел в очереди перед собой, были уже там. Я заказал двойной виски и протиснулся к стойке. Скоро у меня завязалась беседа с пожилой супружеской парой, которая хотела отдохнуть на Марисее. Это были образованные и, по-видимому, состоятельные люди по имени Торрин и Деллидуа Сейэм, родом из университетского городка Старый Хайдилл на севере Файандленда. Они купили в одной из деревень под Марисеем домик-люкс с видом на море и пообещали мне показать его фотографию, когда в следующий раз выйдут из своей каюты.

Они казались дружелюбными и ненавязчивыми и постоянно подчеркивали, что домик-люкс на этом острове Архипелага обошелся им не дороже, чем дом на родине.

Я несколько минут поговорил с ними, но тут в бар вошла молодая женщина, которая стояла в очереди сразу за мной. Бросив в мою сторону быстрый взгляд, она заказала выпивку. Она встала со своим стаканом возле меня и, как только супруги Сейэм сказали, что хотят спуститься к себе в каюту, повернулась и заговорила со мной.

– Надеюсь, не произошло ничего страшного, – сказала она. – Я случайно услышала, о чем говорили служащие. Вы действительно выиграли в Лотерею?

Я инстинктивно перешел к обороне.

– Да.

– Впервые вижу человека, которому удалось выиграть в нее.

– Я тоже, – сказал я.

– Не думала, что все это по-настоящему. Я целый год покупала лотерейные билеты, но мне ни разу не выпадал выигрышный номер, и я решила, что все это сплошное мошенничество.

– Я купил билет один-единственный раз и сразу выиграл. И все еще не могу в это поверить.

– Вы можете показать мне выигрышный билет?

С той недели, как распространилась новость о том, что мне достался Главный выигрыш Лотереи, многие просили показать им билет, словно, если они увидят и прикоснутся к счастливому билету, к ним могла перейти удача. Билет мой был порядочно захватан и надорван, но я вынул его из портмоне и показал.

– И вы купили этот билет самым обычным образом?

– В киоске в парке.

Это произошло в чудесный день на исходе лета: я ждал кого-то у входа в Сеньор-парк и, пока прогуливался туда-сюда, мой взгляд упал на киоск, где продавались лотерейные билеты. Такие киоски, в которых можно купить лотерейные билеты всех видов, были обычным делом в Джетре и в других крупных городах мира. Продажу лотерейных билетов обычно поручали инвалидам или раненым, пришедшим с войны. Каждый месяц служащие компании поручали им продать сто тысяч лотерейных билетов, но самое странное заключалось в том, что я редко видел кого-нибудь, кто стоял бы у киоска и покупал билеты. Рассказывать о покупке билета было не принято, хотя почти всем, кого я знал, за свою жизнь довелось приобрести хотя бы пару билетов, а в дни, когда публиковались таблицы выигрышей, на улицах всегда стояло много людей с раскрытыми газетами и просматривало таблицы.

Хотя участие в обычной лотерее меня никогда особенно не интересовало, на главный выигрыш в лотерее Коллажо нельзя было не обратить внимания, и он всегда приводил меня в некоторое возбуждение. С другой стороны, шансы выиграть в лотерею, особенно в эту, были так ничтожно малы, что я никогда всерьез не думал принимать участие в игре. Но в тот особенный день, когда я праздно прогуливался по парку, мое внимание привлек продавец лотерейных билетов. Это был инвалид войны, молодой парень, вероятно, лет на десять моложе меня, который в своем мундире неподвижно сидел за окошком крошечного киоска. Его раны выглядели весьма скверно: он потерял глаз и руку, а его шею и голову поддерживал опорный корсет. Движимый беспомощным, отчасти виноватым сочувствием штатского, которому удалось избежать призыва, я подошел и купил один билет. Сделка совершилась быстро, я же почувствовал себя не совсем удобно, словно покупал порнографический журнал или нелегальные наркотики.

Двумя неделями позже я обнаружил, что на мой билет пал главный выигрыш. Мне становилось доступно лечение, приносящее бессмертие, после чего я буду жить вечно. Потрясение и удивление, недоверие и лихорадочная радость – такова была моя первая реакция, и теперь, спустя несколько недель с тех пор, как узнал эту новость, я все еще не мог в полной мере представить себе свою будущую жизнь.

Существовал обычай, согласно которому выигравший в лотерею, даже если он выиграл только деньги, возвращался туда, где купил свой выигрышный билет и делал продавцу подарок. Я тоже – сразу, еще прежде, чем сообщил организаторам Лотереи о своем выигрыше – отправился в парк, но маленький киоск был закрыт, а другие продавцы ничего не знали. Позже в справочном бюро Лотереи я узнал, что инвалид, продавший мне билет, через несколько дней после этого умер; отсутствие руки и глаза и жутко вытянутая шея были только видимыми повреждениями.

Управление Лотереи утверждало, что каждый месяц дается двадцать главных выигрышей, однако я знал очень малое число выигравших. Одна из причин такого расхождения стала мне известна, когда я сообщил в Управление о своей удаче. Мне посоветовали быть сдержаннее и не распространяться о выигрыше и предупредили о нежелательности интервью. Хотя Лотерея Коллажо в принципе приветствовала гласность во всех ее проявлениях, опыт показал, что выигравшие из-за этого могут подвергнуться опасности. Мне рассказали, что победители Лотереи, чьи имена по неосторожности или из-за желания славы стали известны публике, подвергались нападениям на улицах; уже произошло несколько случаев такого рода, трое выигравших были убиты.

Другой причиной был международный характер лотереи, которая распространяла билеты повсюду, и только небольшая часть выигравших жила в Файандленде. Билеты продавались во всех странах Северного Континента и по всему Архипелагу Мечты.

Служащие бюро Лотереи снабдили меня бумагами и информацией и помогли уладить все мои остальные дела. Я несколько дней размышлял о горах бумаг и бюрократах, с которыми придется иметь дело, если все это буду делать сам, а потом поступил так, как мне предложили. С этого мгновения я полностью оказался в их руках. Мне помогли утрясти дела в Джетре, уволиться с работы и съехать с квартиры; свои скудные сбережения и вклады я перевел на текущий счет; меня снабдили визой и забронировали мне место на корабле. Бюро обязалось вести мои дела и дальше, до моего возвращения. Я стал беспомощной марионеткой их организации, марионеткой, неудержимо приближающейся к Клинике бессмертия на острове Коллажо.

Молодая женщина вернула мне выигрышный билет, я сложил его и убрал в портмоне.

– И когда начнется лечение?

– Не знаю. Вероятно, вскоре после моего прибытия на Коллажо. Но я еще окончательно не решил.

– Правда? Вы сомневаетесь?

– Нет, но я все еще не определился окончательно.

Постепенно мне стало неудобно разговаривать о таких вещах в полном неизвестных мне людей баре. В минувшие недели я, к скуке своей, выслушал множество чужих мнений и предположений по поводу главного выигрыша и, поскольку, как и остальные, не зная почти никаких подробностей, все время говорил об этом и задавал вопросы.

Я полагал, что во время долгого, неспешного плавания по этому миру островов у меня будет возможность подумать, и надеялся, что успею разрешить все сомнения. Море и острова давали мне пространство, время и досуг. Но корабль все еще стоял на якоре в Сиэле, а Джетра находилась в часе пути отсюда.

Может быть, женщина почувствовала мою сдержанность, потому что представилась. Ее звали Матильда Энглен, и у нее была докторская степень в биохимии. Она заключила двухгодичный контракт с одной из сельскохозяйственных исследовательских групп на острове Семелл и некоторое время рассказывала о проблемах островов. Из-за войны в некоторых частях Архипелага возникли трудности со снабжением продовольствием. Но, кроме того, на множестве незаселенных островов были основаны сельскохозяйственные поселения, которые только теперь начали давать прибыль. Однако им не хватало посевного материала, рабочей силы и машин. Они специализировались на выращивании зерновых, и к этому времени в большинстве своем – принимая во внимание климатические условия на островах – развивались неплохо. Матильда сомневалась, хватит ли двух лет исследовательской работы, однако было предусмотрено продление договоров на следующий двухлетний период.

В бар приходило все больше пассажиров, прошедших проверку, и когда мы опустошили свои стаканы, я предложил пойти пообедать. Мы пришли в обеденный зал первыми, но обслуживание было медленным, а еда довольно скверной. Главное блюдо состояло из листьев пагуа, фаршированных рубленой рыбой с пряностями; при всей остроте специй блюдо, когда его нам подали, было чуть теплым. В Джетре я частенько ел в ресторанах, специализировавшихся на кухнях различных островов, и привык к такой пище, но в столице между ресторанами существовала сильная конкуренция в качестве приготовления блюд и обслуживания. На борту корабля такой конкуренции не было. Поначалу, разочарованные, мы не видели никакого смысла в том, чтобы жаловаться на это, и полностью сосредоточились на беседе.

Пока мы обедали, корабль отплыл и путешествие продолжилось. Я поднялся на ахтердек и стоял на солнышке у поручней, наблюдая, как темные очертания Сиэла, тающие в дымке, остаются далеко позади. Ночью мне приснился яркий сон, в котором Матильда играла главную роль, и, снова увидев ее на завтраке, я стал воспринимать ее несколько иначе.

Загрузка...