Подводная экспедиция

8 ЧЕЛОВЕК В БЕЛОМ КОСТЮМЕ

Известие о смерти дяди Стюарта повергло меня в настоящий шок — тем более что пришло оно в тот момент, когда я еще не оправился от переживаний по поводу ухода из академии. Но горечь невосполнимой потери, о которой я узнал из письма адвоката Фолкнера, заставила меня тут же забыть о своих личных неурядицах. Если бы наше плавание не было прервано, если бы все шло по плану и я смог увидеться с дядей в Маринии…

Но лить слезы из-за того, чего уже нельзя было поправить, не имело смысла. В Нью-Йорке, куда я прилетел после расставания с академией, мы подробно поговорили о моих делах с Эсковом. Он согласился, что в письме Фолкнера больше вопросов, чем ответов, и спешить с продажей акций анонимному клиенту не следует. Но решение этой проблемы так мало значило для меня по сравнению с потерей единственного близкого родственника!

Я так много лет ждал, когда мы с дядей начнем исследовать загадочные глубины Маринии! Служба в подводном флоте приблизила меня к осуществлению этой мечты; мы могли бы часто видеться друг с другом, заниматься общим делом.

Его смерть казалась просто невероятной.

Я решил немедленно отправиться в Маринию и попытаться сделать все возможное, чтобы разыскать тело Стюарта Идена, а потом уже заняться глубоководным месторождением. Нереально? Меня не смущало это слово. В конце концов, мне было всего семнадцать лет.

Я отправил Фолкнеру радиограмму, в которой сообщил, что акции «Марин Майнз» не предназначены для продажи и что я вскоре прибуду в Тетис для юридического оформления своей правопреемственности.

Его ответ последовал тотчас же.

«В Вашем приезде в Тетис нет необходимости. Я готов в полной мере представлять Ваши интересы. Мой совет — немедленно продайте акции. Поскольку я уполномочен вести торг — от имени Моего клиента, предлагаю Вам 80 тысяч долларов за весь пакет. Жду Вашего немедленного ответа. Не сомневайтесь в моей преданности.

Уоллес Фолкнер».

Такое послание не могло оставить меня равнодушным. Я показал его Эскову, и у него тоже возникли подозрения. В самом деле, странно, что некая персона, неохотно согласившаяся дать за акции тридцать две тысячи, не задумываясь, позволила увеличить цену более чем в два раза!

Если эти акции представляли для кого-то ценность, они могли пригодиться и мне самому. К Фолкнеру я уже испытывал откровенное недоверие. Конечно, дядя едва ли поручил бы вести свои дела мошеннику. И все же…

Заявления адвоката казались мне неискренними. Слишком уж часто он упоминал о «доверии» и «сочувствии», слишком настойчиво гнул свою линию. Зачем было пороть горячку с продажей акций за тридцать две тысячи, если через пару дней он был готов предложить восемьдесят?

У Эскова на этот счет было такое же мнение.

— Я не знаю, кто он — плут или скверный бизнесмен, но с ним надо держать ухо востро!

В общем, я дал новую радиограмму:

«Акции не продаются. Прибываю на подводном лайнере „Испания“.

Тут же я вылетел в Сан-Франциско, чтобы попасть на борт огромного подводного корабля, совершавшего пассажирские рейсы в Маринию.

Несмотря на густой туман, самолет вовремя приземлился в Сан-Франциско.

У меня было достаточно времени для того, чтобы получить билет на «Испанию», заграничный паспорт и несколько часов погулять по городу. Лайнер шел прямым курсом в Маринию. Это был один из лучших кораблей тихоокеанского подводного флота, и предстоящее путешествие вызывало во мне чувство радостного интереса. Как быстро мы забываем про свои печали! Не прошло и недели с тех пор, как я узнал о смерти дяди Стюарта, всего пятнадцать дней назад я пережил самый позорный момент в своей жизни, мне пришлось написать рапорт об отчислении из академии — и вот теперь я с воодушевлением готовился к новому рискованному предприятию. Конечно, я готовился к серьезной встрече с Уоллесом Фолкнером и некоторыми другими людьми в Тетисе. Ведь теперь я был владельцем контрольного пакета акций целой компании! Правда, если верить Фолкнеру, активы этой компании и гроша ломаного не стоили.

В это, однако, я упорно не верил. Я уже говорил, что мне было всего семнадцать лет.

Мне еще предстояло узнать, кем был мой неизвестный партнер, владевший остальными двадцатью процентами акций. Дядя Стюарт никогда не говорил об этом, да и Фолкнер хранил на этот счет упорное молчание.

Ответы на все свои вопросы я надеялся получить в самое ближайшее время.

Оформление заграничного паспорта не составило никаких трудностей. С тех пор как Мариния была объявлена самостоятельным субъектом международного права под эгидой ООН, множество американцев приезжали туда работать, отдыхать или путешествовать. Среди пассажиров «Испании» было множество отпускников. Перед тем как прибыть в Тетис, корабль должен был сделать остановки в Блэк-Кэмпе и совсем небольшом поселении Иден-Доум. Кроме паспорта я имел при себе удостоверение личности — это был целый буклет с подробным изложением моей биографии — и свидетельство о рождении. Я не знал точно, какие документы потребуются, чтобы подтвердить мое право на наследство Стюарта Идена, и поэтому прихватил с собой все, что можно. Самое необходимое сложил в небольшой портфель, остальные пожитки — в чемоданы, которые коридорный отнес в камеру хранения моей гостиницы. Спустившись к гостиничной стойке, я обнаружил адресованную мне радиограмму из Нью-Йорка:

«Ваш приезд в Маринию нецелесообразен и опрометчив. Ваши планы начать работы во впадине Идена совершенно нереальны. Предупреждаю Вас: это глупое, самоубийственное решение. Мой клиент делает последнее предложение: он удваивает цену. Жду Вашего ответа прямо у аппарата. Гарантирую, что лучших условий Вам никогда не будет предложено.

Уоллес Фолкнер».

Сто шестьдесят тысяч долларов!

Я начинал чувствовать себя богачом.

И все же… Если что-то и было нужно для того, чтобы заставить меня спешить в Тетис и отказываться от любых предложений по продаже акций, так именно такая радиограмма. Почему Фолкнер так упорно не желает, чтобы я приехал туда? Какие причины заставляют его нагнетать страсти вокруг «опасностей» во впадине Идена?

Я просто продублировал свой предыдущий ответ.

А потом, к своему стыду, обнаружил, что за каждым моим шагом следят.

Встав на транспортер кольцевой надземной дороги, я отправился к морскому вокзалу.

День был холодным и пасмурным, пришедший с моря густой туман окутал весь город. Хотя был полдень, на улицах горели фонари, их красноватые круги резко выделялись на фоне желтоватой мглы. Сквозь холодную пелену тумана слабо светились посадочные огни аэродрома. Как размытые мазки красной краски, просвечивали противотуманные фары низко летящих пассажирских вертолетов.

Застегнувшись на все пуговицы, я стоял на вибрирующем полу надземки, крепко держался за поручень и думал о предстоящем мне путешествии. По чистой случайности я обратил внимание на огромного тучного человека, примостившегося на транспортере примерно в сорока метрах от меня. Я бы не задержал на нем свой взгляд, если бы не его странная, нездоровая внешность: он был жирный, огромный, бесформенный. Одет человек был безвкусно и неряшливо: белая навыпуск рубашка и обтягивающие белые брюки были порядком запачканы. Длинный синий плащ, трость из черного дерева с серебряным набалдашником, широкополое красное сомбреро с высокой тульей.

Он показался мне знакомым — так иногда нам кажутся знакомыми совершенно неизвестные люди. Может быть, когда-то раньше мне и доводилось встречаться с ним, но где и при каких обстоятельствах, я не мог вспомнить.

Но мне надо было сходить, и я забыл про незнакомца.

Забыл надолго.

В здании морского вокзала я подошел к окошку, в котором оформлялись билеты на подводные суда, и, отстояв небольшую очередь, подтвердил свое право занимать отдельную каюту на «Испании». Когда я уже собрался отойти от окна, человек в белом костюме возник за моей спиной.

Это не могло быть простым совпадением!

Я был уверен в этом. Но для того чтобы окончательно развеять сомнения, мне нужны были доказательства. Я попытался их найти.

В общем-то неизвестный не проявлял ко мне никакого интереса. Он что-то спросил у служащего в окошке и получил короткий ответ, потом удовлетворенно кивнул, пересек зал и стал задумчиво смотреть в окно. Его глаза были скрыты широкими полями шляпы; пальцы толстой руки, обтянутой белой перчаткой, слегка постукивали по оконной раме.

И все же меня не покидала уверенность, что человек фиксирует каждое мое движение!

Я купил в вокзальном киоске газету и направился к выходу. Оборачиваться для того, чтобы узнать, идет ли за мной незнакомец, не стал.

Быстро и легко я зашагал к морю. Уже темнело. До отправления «Испании» оставалось достаточно времени, но мне нельзя было медлить. Небо напоминало тусклый желтоватый купол, огни города отражались от непроницаемой пелены тумана. Вокруг уличных фонарей и бакенов мерцали яркие радужные ореолы. Все складывалось прекрасно!

В темноте, на безлюдной улице я свернул в подворотню. Я не слышал шагов моего преследователя до тех пор, пока он не показался в проеме подворотни. Тогда я прыгнул вперед и, держа руку в кармане, словно у меня там был спрятан пистолет, громко крикнул:

— Ни с места!

Незнакомец, похоже, нисколько не смутился. Он внимательно посмотрел на меня из-под полей своего сомбреро, а потом спокойно сказал:

— Не надо стрелять.

Судя по его ровному дыханию, он совершенно не волновался. В какой-то момент я даже засомневался: может быть, я ошибся? А вдруг это случайный прохожий? Тогда он поднимет крик и вызовет полицию. Меня примут за грабителя. Конечно, я смогу доказать свою невиновность, но за это время мой корабль уйдет — а мне вполне хватило опоздания на «Покателло».

И все же это был не безобидный прохожий. Просто он был готов к неожиданному повороту событий. Незнакомец замер и внимательно посмотрел на меня.

— Успокойся, парень. И будь поосторожнее с оружием.

— Поосторожнее? — зло переспросил я. — Сначала скажи, почему ты преследуешь меня! Быстро отвечай!

— Да о чем ты говоришь? — притворно удивился толстяк.

— Ты знаешь, о чем, — резко сказал я. — Немедленно поворачивай обратно, или я выстрелю!

Конечно, я не стал бы стрелять — даже если бы у меня в кармане действительно был пистолет. Но то, что знал я, не знал он. Незнакомец посмотрел мне в глаза и приоткрыл рот, словно собирался что-то сказать…

Я слишком поздно заметил маленькую блестящую металлическую капсулу, блеснувшую у него между зубами.

Толстяк сжал зубы, и из капсулы брызнула тонкая острая струйка. Я почувствовал, как холодные капли попали на мою щеку. Холод тут же сменился нестерпимым жжением. Мое лицо горело, как в адском пламени; мозг пронзили горячие иглы.

«Я должен был знать… — успел я сказать себе в последнюю долю секунды, — я должен был знать, что он не сдастся без боя! Капсула с анестезирующим препаратом — это старая уловка. Надо было помнить об этом…»

Перед глазами замелькали яркие вспышки света. И тут же исчезли. Через секунду я уже ничего не видел. Только чувствовал, как анестезирующий препарат выключает мое сознание и я падаю на землю.

Наверное, прошло больше часа, прежде чем я пришел в себя.

Пошатываясь, я встал на ноги. Все мои мышцы болели.

Все это время я пролежал в темной подворотне. Рядом не было ни души. Держась одной рукой за стену, я ощупал свои карманы.

Без сомнения, меня обыскивали. Мой бумажник валялся на земле, из него выглядывал паспорт.

На первый взгляд ничего не пропало. Паспорт, удостоверение личности, часы, деньги — все было на месте. Ясно, что целью моего преследователя было не ограбление: при себе у меня была довольно-таки большая сумма денег, которая не убавилась ни на цент.

Наспех стряхнув грязь с одежды, я вышел из подворотни. Теперь я должен был во что бы то ни стало попасть в порт до отплытия «Испании».

На этот раз мне повезло. Совсем рядом кружил вертолет-такси, летчик заметил мои призывные жесты и с глухим рокотом опустил машину на мостовую.

Садясь в вертолет, я подумал, что о случившемся надо было бы сообщить в полицию… но, взглянув на часы на приборной доске вертолета, тут же понял, что у меня ни на что не осталось времени.

Я попросил пилота доставить меня как можно ближе к готовящейся к отплытию «Испании». Слава Богу, мой багаж был уже на борту. Таинственный преследователь в белом костюме не нанес мне серьезного ущерба.

По крайней мере, так мне тогда казалось…