Подвойский

РАЗГРОМ АВАНТЮРЫ ЭКС-ПРЕМЬЕРА

В Смольном понятия о дне и ночи смешались. Пос. is штурма Зимнего народу стало еще больше. На лестницах, в коридорах, комнатах — половодье, клокочет людской водоворот.

Подвойский поднялся на третий этаж, окинул взглядом комнату № 77, где размещался штаб ВРК. Два десятка люден сбились группами и доказывают, требуют, решают с Дзержинским, Антоновым-Овсеенко, Садовском, Крыленко, Мехоношиным свои неотложные и экстренные вопросы — Военно-революционный комитет работал, творил, заряжал революционной энергией сотни людей.

Николай Ильич сдержал желание немедленно окунуться в привычное кипение дел. Как юрист он с достаточной ответственностью понимал, что значит ленинская фраза в воззвании к населению: государственная власть перешла в руки Военно-революционного комитета. Это значит, что ВРК до образования правительства отвечает за все — от подавления контрреволюции до порядка на улицах и снабжения населения продовольствием. Эти задачи для ВРК были и новы и значительны, и решать их без получения ориентировки в ЦК он, председатель, по имел права. Ведь действия ВРК расценивались как первые шаги Советской власти.

Н. И. Подвойский направился к секретарю ЦК Я. М. Свердлову, отвечавшему за организационную работу.

В комнате секретариата ЦК, как и во всем Смольном, толпился народ. Яков Михайлович, увидев Подвойскохо, сразу подошел к нему и отвел его к окну.

— Наконец-то, — сказал Свердлов и, не дожидаясь вопросов, сам заговорил о том, что волновало Подвойского. — Пока правительство не создано, за все отвечает Военно-революционный комитет. Главная задача ВРК — поддержание революционного порядка в городе. Подавление любых вылазок контрреволюции… Не исключены погромы, разбой. Соберитесь, подумайте, что надо сделать в первую очередь… Жизнь в городе должна идти как обычно: торговля, зрелища и все прочее. Действуйте! Это главное!

Я. М. Свердлов ничего уточнять не стал — не было времени. Н. И. Подвойский вернулся в штаб ВРК. С помощью дежурного направил поток посетителей в одну комнату, а активистов комитета пригласил в другую. Он решил, что новый этап в работе ВРК должен начаться с общего заседания хотя бы того актива, который в тот момент находился в Смольном. Оно обозначит переход от работы по захвату власти к работе по ее удержанию и укреплению.

Разгоряченные напряженной работой Антонов-Овсеенко, Крыленко, Кедров, Лашевич, — Мехоношин, Садовский, Флеровский и другие, шумно переговариваясь, расселись вокруг стола. Их лица осунулись, но в покрасневших от недосыпания глазах были и отвага, и радость.

Быстро сформулировали короткое сообщение ВРК о победе восстания. «Зимний дворец, — говорилось в нем, — …взят штурмом… Министры арестованы и заключены в Петропавловскую крепость… Потери со стороны наступающих исчисляются в шесть человек». Утвердили распоряжения о розыске и аресте сбежавшего Керенского, а также о доставке в Петроград генерала Корнилова и его сообщников для предания их революционному суду.

А. Д. Садовский вышел, чтобы отправить принятые документы в редакции. Вскоре он вернулся, потрясая какой-то газетой.

— Вот посмотрите. Только что принесли газету «День». Настоящая травля Советов!

Николай Ильич быстро просмотрел указанный Садовским материал, тут же вырвал из блокнота лист бумаги и, диктуя себе, написал: «Военно-революционный комитет постановил: приостановить газету «День» за поднятую травлю Советов. Председатель Подвойский».

— Нет возражений? — спросил он.

— Надо изъять из продажи «Речь», «Новое время», «Биржевые ведомости» и вообще все контрреволюционные газеты, — предложил Садовский.

— А ночью их закрыть, — добавил Мехоношин.

— Возражения есть? Принимается. — Подвойский повернулся к Садовскому и Мехоношину. — Андрей Дмитриевич, Константин Александрович, напишите постановление комиссару по делам печати. Теперь о городе…

Прежде всего ВРК позаботился об усилении заслонов против контрреволюции на подступах к Петрограду. Было решено также послать еще одного комиссара — И. П. Флеровского — в штаб Петроградского военного округа, который, как обоснованно считали члены ВРК, был самым опасным «логовом контрреволюции».

— Не давайте штабу распоряжаться частями, оружием, боеприпасами, — напутствовал Флеровского Николай Ильич.

ВРК предписал районным Советам Петрограда и окрестностей немедленно выявить контрреволюционные гнезда и приступить к их ликвидации. Было отдано распоряжение об открытии со следующего дня всех торговых заведений. Подчеркивалось, что торговцы, не выполнившие данный приказ, будут рассматриваться как враги революции и караться по всей строгости революционного закона. ВРК объявил о переходе всех пустующих помещений и квартир в свое распоряжение.

Вопросы, которые надо было решать, возникали один за другим. Они ставились и членами ВРК, и посетителями, поток которых все увеличивался. Около пятидесяти постановлений, предписаний, распоряжений и других документов выдал и примерно столько же донесений о мерах по укреплению новой власти на местах принял ВРК в тот первый после победы восстания день. Решения по всем вопросам принимались немедленно, без согласований и консультаций. Короткие приказы и распоряжения разрабатывались и подписывались тут же и сразу же вручались или отправлялись исполнителям. Дверь комнаты № 77 хлопала непрерывно. Посетители шли один за другим. Их не просили подождать. Кто-то из членов ВРК отходил в угол комнаты и решал с ними их неотложные дела. По-другому этот чрезвычайный орган власти работать тогда не мог.

К вечеру пришел В. И. Ленин. Он был сосредоточен и суров. Н. И. Подвойский сообщил ему о принятых решениях. В. И. Ленин коротко одобрил их и сказал:

— Нужны срочные меры ВРК и «Военки». Есть данные, что Керенский идет на Петроград. Мы еще не знаем, какими силами. Немедленно предпишите Кронштадтскому исполкому сформировать еще один отряд из матросов в три — три с половиной тысячи человек. Пусть под командованием надежного товарища-большевика пошлют его в Петергоф. Надо занять перекресток Волконского и Царскосельского шоссе.

В. И. Ленин, пригласив с собой В. А. Антонова-Овсеенко и Н. В. Крыленко, ушел.

Члены ВРК немало подивились «прыти» Керенского. Сами они еще переживали радость победы восстания, были возбуждены тем, что, обладая властью, без проволочек, по-революционному решают в интересах рабочих, солдат, крестьян такие важные и сложные вопросы, которые еще вчера для Временного правительства были неразрешимыми. Они чувствовали себя полными хозяевами положения и ни о каком Керенском даже не думали. Ведь Петроград закрыт со всех сторон кольцом революционных войск. А бывший премьер всего сутки назад бежал из Питера. За это время он не мог пи далеко уйти, ни собрать силы, способные угрожать революционному Петрограду. Выполняя указания В. И. Ленина, они послали В. И. Невского от имени ВРК предупредить по телефону и нарочными Гатчинский, Царскосельский и другие пригородные Советы о контрреволюционных действиях Керенского и необходимости перекрыть ему все пути на Петроград, а также передали в Кронштадт распоряжение В. И. Ленина о формировании отряда моряков и переброске его на перекресток Волконского и Царскосельского шоссе. Все эти меры показались членам ВРК вполне достаточными.

…Уже стемнело, когда Николай Ильич демонстративно щелкнул крышкой хронометра:

— Скоро второе заседание съезда Советов. Делегатам надо на съезд, а остальным — продолжать работу ВРК. — Он улыбнулся, пригладил бородку. — Предлагаю перекусить. Добрэ письни спиваты, пообидавшы. Я, к примеру, последний раз обедал еще при Временном правительстве.

Шутка сняла напряжение. Ревкомовцы дружно двинулись в столовую — она располагалась тут же, на третьем этаже Смольного. В коридоре побывавший у Ленина Крыленко сообщил Подвойскому:

— ЦК и Владимир Ильич считают, что военные вопросы в правительстве должны решаться коллективно, комитетом. Предполагается мне поручить внешний фронт, Дыбенко — морское управление, Антонову-Овсеенко — военное управление и внутренний фронт. Вопрос будет решаться на съезде.

Подвойский кивнул. Наскоро проглотив скудный столовский обед, он заторопился в комнату № 18, где открывалось заседание большевистской фракции съезда. Оно одобрило подготовленные В. И. Лениным проекты декретов Советской власти.

Фракция закончила работу перед самым открытием второго заседания съезда Советов. Н. И. Подвойский вместе с другими большевиками вошел в залитый электрическим светом, заполненный до отказа белоколонный зал Смольного. Делегаты и гости сидели не только на стульях и скамейках, но и на подоконниках и даже на полу. Впереди, на возвышении, стоял покрытый красным длинный стол. Над ним, на стене, красовалась золоченая рама, в которой прежде был портрет царя.

Зал встретил В. И. Ленина бурей аплодисментов. Владимир Ильич сделал короткие доклады и огласил первые декреты Советской власти — о мире и о земле. Съезд избрал ВЦИК, в который вошли 62 большевика, 29 левых эсеров и несколько представителей других партий. Меньшевики и правые эсеры еще на первом заседании покинули съезд. Было образовано первое Советское правительство — одни большевики во главе с В. И. Лениным! Левые эсеры заняли выжидательную позицию и отказались войти в Совет Народных Комиссаров. В составе правительства был создан Комитет по военным и морским делам из трех человек: В. А. Антонова-Овсеенко, П. Е. Дыбенко и Н. В. Крыленко.

Съезд закончил работу в шестом часу утра. Но делегаты еще долго не расходились, обсуждая его итоги. Большая группа военных делегатов окружила Н. И. Подвойского. Они поздравляли его с избранием членом ВЦИК. Разговор был один — о мире и о земле, о том, пойдут ли на заключение мира воюющие державы, как солдаты будут участвовать в распределении земли. Николай Ильич на многие вопросы ответить еще не мог. Но он вместе с делегатами был уверен, что декреты о мире и о земле решат многие проблемы.

Не имея возможности задерживаться в кулуарах съезда, Н. И. Подвойский заторопился в штаб ВРК. Едва он переступил порог, как дежурный сообщил ему:

— В комнате большевистской фракции вас ждет Владимир Ильич Ленин.

На вопрос Подвойского о Керенском дежурный ответил, что есть лишь данные о появлении неизвестных частей под Гатчиной. Николай Ильич понял, что наблюдение за действиями Керенского не организовано, и дал команду связаться с пригородными Советами, выяснить обстановку.

— …Что вы думаете о составе Комитета по военным и морским делам? — вопросом встретил Н. И. Подвойского Владимир Ильич.

В. И. Ленин объяснил Николаю Ильичу и подошедшим членам Бюро «Военки» В. И. Невскому и Е. Ф. Розмирович, что кандидатура П. Е. Дыбенко введена потому, что на ней настаивает флот, а Н. В. Крыленко очень популярен на фронте. Н. И. Подвойский ответил, что, по его мнению, с политической точки зрения комитет сформирован правильно. Но вступившие в разговор В. И. Невский и Е. Ф. Розмирович предложили ввести в комитет и Н. И. Подвойского. Оп, сказала Е. Ф. Розмирович, много сделал для закрепления за партией армии и флота как председатель Военной организации, известен рабочим и крестьянам как председатель Военно-революционного комитета.

— Дело поправимое, — согласился В. И. Ленин, — мы постановим, чтобы в комитет дополнительно ввести товарища Подвойского и, может быть, еще кого-то, как посчитают нужным Военная организация и Военно-революционный комитет.

В. И. Ленин распорядился, чтобы Н. И. Подвойский, не ожидая формального назначения и не покидая председательствования в ВРК и Военной организации, немедленно приступил к работе в Военном комиссариате, помог сформировать его состав.

Вернувшись от В. И. Ленина, Н. И. Подвойский провел экстренное собрание актива Военной организации и ВРК, которое постановило дополнительно к тройке, утвержденной съездом, ввести в состав комиссариата: Н. И. Подвойского, В. Н. Васильевского, К. С. Еремеева, П. Е. Лазимира, К. А. Мехоношина, Э. М. Склянского. Было решено, что все они равноправны и представляют Совет Народных Комиссаров по военным и морским делам.

В самом конце заседания вдруг спешно вошел дежурный и молча положил перед Подвойским короткое донесение. Взглянув на листок, Подвойский рывком встал.

— Войска Керенского заняли Гатчину, — прочитал он притихшим товарищам. — Идет бой под Царским Селом. Наступление ведут 3-й конный корпус генерала Краснова, пехотные части с броневиками и артиллерией.

Н. И. Подвойский с досадой стукнул кулаком по столу.

— Никому не покидать штаб! Я сейчас доложу товарищу Ленину.

Подвойский ушел. Но отсутствовал недолго.

— Ленин приказал, — сказал Николай Ильич, вернувшись, — немедленно мобилизовать все и вся для отпора Керенскому. Организовать командование.

Н. И. Подвойский сел за стол, положил перед собой лист бумаги, на секунду задумался и начал писать: «Первое. Поднять и привести в боеготовность гарнизон, Красную гвардию, флот… Второе. Сразу выяснить, какие полки и отряды немедленно выйдут навстречу красновцам… Третье. Дать команду заводам на формирование новых отрядов Красной гвардии. Для оповещения использовать телефоны, связных, нарочных. Для ускорения распределимся».

Он осмотрел присутствовавших.

— Крыленко. Николай Васильевич, передайте Северному фронту и Балтфлоту: пусть немедленно организуются для отпора Керенскому… Кедров. Михаил Сергеевич, связывайтесь со штабом Красной гвардии и заводами; берите себе помощников… Невский. Владимир Иванович, подымайте гарнизон; возьмите в помощь, кого надо… Все сведения давайте мне или Еремееву. Мехоношина прошу остаться.

Военные работники разом поднялись и быстро разошлись по этажам Смольного.

Николай Ильич сочувственно посмотрел на осунувшееся лицо и покрасневшие от бессонных ночей глаза В. А. Антонова-Овсеенко и сказал:

— Владимир Александрович, внутренний фронт ваш, округом командуете вы. К тому же вы человек военный. Значит, руководить войсками против красновцев придется вам.

— Видимо, — коротко ответил В. А. Антонов-Овсеенко.

— Константин Александрович, — Подвойский взглянул на Мехоношина, — будет помогать. Да и все мы будем помогать. Думаю, что силы вам будем наращивать с каждым часом. Откуда думаете командовать?

— Лучше из штаба округа, — подумав, сказал Антонов-Овсеенко. — Там готовые линии связи, запасы карт. Да и аппарат штаба заставим работать.

В. И. Ленин, получив сообщение о возникшей угрозе Петрограду, сразу созвал совещание представителей партийных организаций, Советов, профсоюзов, поставил им задачу немедленно наладить помощь революционным отрядам оружием, продовольствием, одеждой Владимир Ильич вызывал одного за другим представителей заводов, спрашивал, сколько у них пушек, других технических средств, какое количество рабочих они могут поставить под ружье. Он давал конкретные задания, записывал сроки их исполнения, фамилии исполнителей. Владимир Ильич вызвал из Гельсингфорса отряды моряков и воинские части во главе с И. Е. Дыбенко. Распорядился, чтобы кронштадтцы сформировали еще один отряд моряков с пулеметами и артиллерией. Выяснил возможности использования боевых кораблей против мятежников.

Вскоре навстречу красновцам вышли красногвардейские отряды и верные революции части Петроградского гарнизона. На заводах и фабриках началось срочное формирование и вооружение новых батальонов Красной гвардии.

…Однако в Смольный один за другим поступали тревожные донесения. Вечером ЦК РСДРП(б), СНК и ВРК создали комиссию во главе с В. И. Лениным для руководства обороной Петрограда.

…Занятый лихорадочной работой по экстренному формированию и вооружению отрядов Красной гвардии, отправкой подразделений, боеприпасов, продовольствия под Петроград, Н. П. Подвойский время от времени связывался со штабом округа, справлялся о ходе боев. Но он получал оттуда разрозненные и даже противоречивые сведения. Видя, что обстановка все более запутывается, Подвойский выехал на Дворцовую площадь — в штаб округа. Там он встретил только что вернувшегося с передовой измотанного Антонова-Овсеенко.

— Как под Питером? Удалось ли остановить казаков?

— Нет, — выдохнул Антонов-Овсеенко и без сил опустился на стул. — Отряды бьются без связи, без разведки, вслепую… Нужны самые срочные меры… Иначе Краснов войдет в Петроград.

Н. И. Подвойский видел и понимал, что секретарь ВРК и один из руководителей штурма Зимнего В. А. Антонов-Овсеенко отдал все силы. Он не спал, по крайней мере, четверо суток и находился сейчас на пределе физического напряжения. Ему нужно обязательно дать выспаться, иначе он просто-напросто упадет и уснет. Но красновцы рвутся к Петрограду. Дать командующему 5–6 часов для сна никто не мог. В этой экстремальной ситуации Николай Ильич принял решение — какую-то часть работы немедленно взять в свои руки.

Н. И. Подвойский собрал работников ВРК и «Военки» и вместе с ними стал наносить имевшиеся у них отдельные сведения на карту. События постепенно обретали логическую связь. Наконец возникла, хотя и мрачная, но более или менее целостная картина происходящего.

…Вдруг распахнулась дверь, и вошел В. И. Ленин. С промокшей кепки и пальто стекала вода. Он сразу, без промедления потребовал, чтобы командующий доложил обстановку и план боевых операций. Вопросы его были коротки, точны, они сами по себе показывали главные направления предстоящей работы. Но доклад предельно усталого В. А. Антонова-Овсеенко был вял. В. И. Ленина он не удовлетворил.

Н. И. Подвойский видел, что время не терпит, что выход один — надо менять командующего. Но поставить этот вопрос перед В. И. Лениным, значит свалить всю вину за неразбериху и неудачи на одного В. А. Антонова-Овсеенко. Виноваты же все руководители ВРК и «Военки» и он, Подвойский, в том числе. Ведь вчера, когда В. И. Ленин сообщил Военно-революционному комитету о том, что Керенский пошел на Петроград, никто из них не оценил остроту момента, не проявил должной энергии для организации обороны…Время между тем шло и надо было что-то решать.

Н. И. Подвойский попросил у В. И. Ленина небольшой перерыв, собрал в соседней комнате работников ВРК и «Военки» и сказал:

— Керенский наступает. В помощь Краснову он вызвал с фронта еще несколько казачьих частей. Антонов сейчас физически не сможет выдержать. Кто возьмет на себя командование фронтом?

Все молчали. Никто из присутствовавших никогда фронтом не командовал и потому не знал, справится ли, сумеет ли в такой ответственный момент организовать действия войск…Было слышно, как стучат в углу большие напольные часы. Н. И. Подвойский встал. Он тоже не командовал фронтом. Но кто-то должен был взвалить на себя бремя командующего. Кто же, как не он, председатель БРК и «Военки»?

— Несмотря на неловкость, связанную с самовыдвижением, считаю партийным долгом взять командование на себя.

Крыленко, Невский и Мехоношин безоговорочно поддержали предложение Николая Ильича.

Подвойский сообщил В. И. Ленину о принятом решении.

— Считайте, что вы утверждены командующим Петроградским военным округом и фронтом, — сказал В. И. Ленин. — Надо слить работу ВРК, «Военки», штаба и, не теряя ни минуты, покончить с неразберихой.

Владимир Ильич распорядился наладить связь, заслать к красновцам агитаторов, направить отряды в тыл противнику, закрыть все пути продвижения эшелонов Краснова, если надо — рвать рельсы и мосты.

После отъезда В. И. Ленина Н. И. Подвойский перенес штаб обороны в Смольный.

— Здесь ближе к народу, к заводам, — сказал Николай Ильич, — и рядом ЦК, ВЦИК и СНК.

В привычной обстановке Смольного работа пошла более споро. Н. И. Подвойский, теперь как командующий округом, издал официальный приказ о приведении гарнизона и Красной гвардии в боевую готовность. В части, на флот, в красногвардейские штабы пошли телеграммы о срочном направлении под Петроград вооруженных отрядов. Г. И. Чудновский, а потом и отдохнувший всего несколько часов В. А. Антонов-Овсеенко, получив командование участками, выехали на передовую. В части Краснова были посланы агитаторы, выделенные Военной организацией. Бреши в линии фронта закрывались непрерывно формируемыми отрядами Красной гвардии. ЦК РСДРП(б) направил на фронт Г. К. Орджоникидзе, Д. З. Мануильского, С. П. Воскова, В. К. Слуцкую и других партийных работников.

Часов в шесть утра 28 октября В. И. Ленин прислал в помощь Подвойскому левого эсера подполковника Муравьева, назначив его начальником обороны Петрограда и Петроградского района. Сухой, быстрый, с седеющим «ежиком», скрипучими ремнями и звякающими шпорами, он был полон энергии. Настораживала лишь склонность Муравьева к выспренним фразам. В деловой атмосфере озабоченности происходящим цветистая риторика Муравьева выглядела неуместной. Но военное дело Муравьев знал. Он быстро разобрался в обстановке и энергично включился в организацию боевых действий.

Утром же из Гельсингфорса с отрядом моряков прибыл вызванный В. И. Лениным Дыбенко. Николай Ильич поручил ему командование участком фронта. Павел Ефимович сразу выехал на передовую. Вместе с ним уехал на фронт и Муравьев.

В полдень, а затем часов в пять вечера в штаб приходил В. И. Ленин. Он заслушивал доклады Подвойского, просматривал донесения с фронта, тут же давал множество распоряжений заводам, флоту, Советам.

Штаб, командующий округом Н. И. Подвойский уже вполне разобрались в обстановке, сумели укрепить оборону. Первый участок, у Красного Села, прочно удерживали моряки под командованием П. Е. Дыбенко. Левый участок защищали подразделения революционных солдат, которыми командовал В. А. Антонов-Овсеенко. На самом опасном участке, у Пулковских высот, окопались рабочие-красногвардейцы во главе с комиссаром ВРК К. С. Еремеевым. 10 тысяч защитников Петрограда поддерживали бронепоезд, а также расположившиеся в Неве и Морском канале корабли Балтфлота.

Продвижение красновцев было приостановлено.

…Николай Ильич взглянул на хронометр — три часа ночи. Он уже двое суток не смыкал глаз. Пристроив в углу стулья, Подвойский строго-настрого приказал оперативнику:

— В случае чего, разбудить любыми средствами!

Накрылся шинелью и как провалился в бездну. Но вскоре дежурный разбудил его.

— Кажется, восстание! — сквозь сон услышал Николай Ильич и сразу вскочил.

Оказалось, что красногвардейский патруль задержал двух подозрительных. У одного из них — члена ЦК партии эсеров Брудерера — был обнаружен приказ бывшего командующего округом Полковнпкова о приведении в боевую готовность юнкерских училищ и отрядов георгиевских кавалеров. Другой задержанный сказал, что они шли в Инженерное училище на совещание, где должны быть Пуришкевич, Полковников, Савинков, что вслед за совещанием должно было начаться восстание против Советской власти.

— Вот это фигуры! — вырвалось у Н. И. Подвойского. Он повернулся к дежурному: — Соберите работников ВРК и «Военки», кто сейчас в Смольном. Немедленно!

В штабе затрещал и потом почти не смолкал телефон. Появились с тревожными донесениями связные. За окнами послышались приглушенные расстоянием выстрелы. Подвойский синим карандашом отмечал на плане города очаги восстания: Инженерный замок, дом на углу Большой Спасской… Павловское, Николаевское, Владимирское военные училища… Константиновское артиллерийское… Юнкера во главе с офицерами захватили Михайловский манеж… Заняли почтамт… Телефонную станцию… Банк…

Н. И. Подвойский доложил В. И. Ленину полученные сведения и тут же издал приказ о введении в Петрограде осадного положения.

Экстренно вызванные военные работники плотным кольцом окружили стол Подвойского. Они предложили бросить на подавление мятежа шесть революционных полков, которые еще оставались в городе.

— Нет, — категорически возразил Подвойский. — Они будут нужны для создания перелома на фронте.

— …И для безопасности в столице, — поддержал его Крыленко.

— Юнкеров будем ликвидировать силами рабочих, — продолжил Подвойский. — Каждый очаг — силами рабочих соседних заводов. Наша задача сейчас поднять их, руководить их действиями.

Зазвонил телефон. На проводе был В. И. Ленин. Переговорив с ним, Подвойский сказал:

— На заводах уже формируются отряды. Они ждут командиров. Время не терпит. Инструктировать вас придет Ленин.

Николай Ильич вместе с Н. В. Крыленко распределил военных работников по заводам, назначил командиров отрядов. Определил объект атаки для каждого отряда.

— Наша тактика, — сказал он в заключение, — состоит в том, чтобы ударить по всем училищам и захваченным учреждениям одновременно. То есть отрезать каждый очаг от остальных, не дать им взаимодействовать. Сил для этого у нас хватит. Создадим для каждого очага безвыходное положение. Тогда юнкера будут сдаваться, а не драться.

В это время пришел В. И. Ленин. Его беседа с военными работниками была короткой. Он потребовал самых решительных и бескомпромиссных действий, подавления мятежа в считанные часы.

…Над Петроградом еще не рассеялась предрассветная мгла, а к училищам и захваченным юнкерами учреждениям уже шли сводные отряды вооруженных рабочих.

Военные действия развернулись одновременно, в назначенный час. Жители города были перепуганы, ошеломлены внезапно начавшейся стрельбой. Густая дробь выстрелов, взрывы гранат слышались со всех сторон. Рабочие действовали напористо, с какой-то мрачной решимостью. Особенно отличился отряд под командованием члена ВРК, комиссара Петропавловской крепости Георгия Благонравова. Он захватил Инженерный замок, Михайловский манеж, отбил два броневика, дом на углу Большой Спасской улицы. Успешно действовали и другие отряды. Лишь против Павловского и Владимирского училищ, оказавших упорное сопротивление, пришлось применить артиллерию и использовать несколько подразделений солдат.

К середине дня мятеж офицеров и юнкеров был подавлен. Как потом выяснилось, этот мятеж организовали главари «Комитета спасения», лидеры партии правых эсеров Авксентьев, Гоц, ярый монархист-черносотенец Пуришкевич и другие контрреволюционеры. Керенский, имевший с ними связь, рассчитывал, что удар по Петрограду извне, поддержанный выступлением юнкеров изнутри, будет смертельным для большевиков. Но рабочие Петрограда спутали эти расчеты.

…Николай Ильич вновь сосредоточился на борьбе с красновцами. Он отдал распоряжение шести столичным полкам, находившимся в резерве, подготовиться к выходу на боевые позиции. Подвойский понимал, что обстановка под Петроградом подходит к пику напряженности. Наступило время, когда успех будут решать не дни, а часы. Не подвела бы связь, думал он, в какой уж раз за вечер вглядываясь в оперативную карту. Он и сам подобрался, напрягся, как взведенная пружина.

Утром 30 октября войска Керенского — Краснова нанесли удар по центру фронта — Пулковским высотам. Но Н. И. Подвойский не зря настоял, чтобы Муравьев оставил здесь рабочих. Красногвардейцы К. С. Еремеева, поддержанные моряками П. Е. Дыбенко и солдатами В. А. Антонова-Овсеенко, выстояли.

Фронт замер, натянулся как струна.

Подвойский, Крыленко, Мехоношин, посовещавшись, решили, что силы Краснова иссякли и пришло время бросить в бой столичные полки. Обратились за советом к Ленину. Он внимательно выслушал Подвойского о положении на красновском фронте и сказал:

— Если военное командование считает, что пора выводить полки, то выводите.

Н. И. Подвойский вернулся в штаб и, отдав приказ о направлении столичных полков на фронт, вновь углубился в изучение оперативной карты. Некоторое время спустя к нему подошел встревоженный дежурный:

— Николай Ильич, столичные полки не выполняют приказ. Вот телефонограммы.

— Нэ шукай лыха — само тэбэ знайдэ, — пробормотал Николай Ильич и повернулся к Крыленко: — Николай Васильевич, срочно узнай, в чем дело. Иначе упустим момент.

Крыленко молча надел фуражку и направился к выходу. Вернулся он расстроенный и возбужденный.

— Полковые комитеты отказываются идти на фронт. Говорят, что они свое дело сделали — Зимний взяли. А Керенский где-то под городом. Там есть свои гарнизоны. Пусть они теперь свой вклад в революцию сделают.

Подвойский встал и решительно запахнул шинель.

— Поеду к волынцам. Этот полк всегда шел за нами.

С собой Николай Ильич взял дежурившего в тот день в Смольном связного от обуховцев Павла Петровича Кувалдина, того самого Петровича, услугами которого он воспользовался в июльские дни на явочной квартире.

Н. И. Подвойский ехал к волынцам и еще не знал, что будет делать в полку, зачем взял с собой Петровича. Но он твердо решил, что обратится не к полковому комитету, а прямо к солдатам.

Через десяток минут автомобиль был в Виленском переулке. Шофер резко затормозил у штаба Волынского полка. Николай Ильич приказал собрать митинг, причем подчеркнул, что пригласить надо не только выборных представителей, а всех солдат.

Митинговать солдаты в ту пору любили и поэтому собирались быстро.

Зал был уже наполовину заполнен, когда Подвойский и Кувалдин подошли к месту сбора. Николай Ильич, не снимая шинели, сел за стол президиума, посадил рядом с собой Кувалдина. Петрович положил большие узловатые руки на стол, сжал в них картуз. Он исподлобья, мрачно смотрел на собиравшихся солдат.

Николай Ильич встал.

— Большевики, товарищ Ленин считают, что ваш полк верно служил революции в феврале. Вы не дрогнули в день восстания. За это слава вам!

Зал одобрительно загудел. Подвойский же чувствовал, как в нем поднимается и захватывает его горячая волна напряжения и энергии. Вкладывая в слова все свое волнение, он продолжал:

— Мы не послали вас против юнкеров. Берегли. Вот они, — Николай Ильич показал на Петровича, — на осьмушке хлеба, день и ночь не выходят с заводов — ремонтируют пушки, броневики. Мы их оторвали от станков и послали на юнкеров!

Петрович не шелохнулся, только резче проступили обтянутые кожей желваки, побелели сжимавшие картуз пальцы.

Зал притих.

— ЦК послал к красновцам агитаторов. Эти товарищи не знали, вернутся ли живыми, но сделали свое дело — солдаты Краснова уже не хотят идти на Питер. Лишь казаки пока идут…

— Видели мы этих казаков, — вдруг вставил один из солдат. — Мастера нагайками работать…

— Именно нагайками, — подхватил Подвойский, — их за этим и послали. На передовую уже двинулись гарнизоны Петроградской губернии. Сегодня, сейчас там можно создать перелом. А не сможем, Керенский войдет в Петроград. Тогда не будет вам декрета о мире! Он отменит декрет о земле!

Солдаты заволновались.

— Сейчас все зависит от вас! Партия большевиков, товарищ Ленин надеются, что вы выполните свой революционный долг.

Н. И. Подвойский сел. Петрович выжидающе смотрел в зал. Встал одни из солдат и громко сказал:

— Что тут говорить. Передайте товарищу Ленину, что мы пойдем.

Над залом повисла тишина, которую неожиданно взорвали аплодисменты. В настроении волынцев произошел перелом. Солдаты дружно проголосовали за выступление против Керенского — Краснова. Теперь, решил Подвойский, легче будет разговаривать с другими «строптивыми» полками.

Николай Ильич легко вскочил в машину.

— Тяжелый народ, — вздохнул Петрович. — Не наш брат, пролетарий. Оно, конечно, у них свой интерес…

В Смольном Подвойский прошел прямо к В. И. Ленину. Владимир Ильич, узнав о колебаниях в настроениях волынцев, посоветовал выделить авторитетного товарища для переговоров с другими полками. Выбор пал на Г. И. Чудновского. Ему было вручено удостоверение на право вести переговоры, подписанное председателем Совнаркома В. И. Лениным. Ниже подпись Владимира Ильича была заверена председателем ВРК Н. И. Подвойским, подпись которого хорошо знали в полках.

…Ночью столичные полки ушли на Краснова.

Муравьеву был отдан приказ об организации контрнаступления.

Несмотря на то, что события развивались вроде бы благополучно, В. И. Ленин считал, что все идет слишком медленно, без должной энергии. Он попросил поставить ему стол в штабе Подвойского, заявив, что хочет быть в курсе всех сообщений и распоряжений. Владимир Ильич стал работать то у себя в кабинете, то у Подвойского. Он непрерывно вызывал представителей заводов, Советов, флота, рассылал комиссаров, звонил, давал распоряжения. В. И. Ленин мобилизовал все и вся для обороны, не касаясь при этом операций на фронте, он зорко наблюдал за действиями командования.

В один из дней Н. И. Подвойский вырвался на передовую. Все время с небольшими перерывами шел мелкий осенний дождь. Автомобиль, поминутно буксуя, пробирался по раскисшей дороге, обгоняя обозы, отряды рабочих. Шофер Тарас Митрофанович Гороховик взмок от напряжения. Николай Ильич кивнул на колонну тяжело шагавших рабочих, увешанных винтовками, патронными лентами.

— А каково им?

Гороховик лишь покачал головой:

— И откуда силы берутся…

С трудом добрались до села Александровского. Николай Ильич ехал именно сюда. Здесь оборону держали моряки. Подвойский не сомневался в их стойкости, знал, что дерутся они героически. Но его беспокоили сообщения о том, что моряки игнорируют пехотную тактику, проявляют подчас удаль и бесшабашность, из-за чего несут неоправданные потери. Николай Ильич прошел по наспех вырытым, полузатопленным дождевой водой окопам, побывал в крестьянских избах, где обсушивались моряки. Неунывающие, уверенные в себе матросы легко откликались на шутку, непринужденно вступали в разговор. И ни тени уныния! Ни одной жалобы на трудности! Вопросы одни: где артиллерия, снаряды? Почему нет броневиков? Н. И. Подвойский обещал сделать все возможное и в каждой беседе обязательно говорил о том, ради чего приехал:

— Надо учиться побеждать с наименьшими жертвами. Война без жертв не бывает, но и умирать надо с пользой для революции. Борьба только начинается.

Об этом же он говорил и с командовавшим участком П. Е. Дыбенко. Председатель Центробалта, любимец моряков, пользовавшийся у них непререкаемым авторитетом, Павел Ефимович понимал серьезность проблемы и сам многое делал для обучения отряда «сухопутной» тактике, даже назначил часть командиров из пехоты.

— Будем учиться, Николай Ильич, — серьезно, даже озабоченно ответил Дыбенко.

На позициях Н. И. Подвойский еще раз в полной мере оценил все значение работы В. И. Ленина по организации обороны Петрограда. Именно он довел концентрацию всех сил и средств до предела. И теперь у советских войск было достаточно оружия, продовольствия, правда, еще не хватало артиллерии и боеприпасов. Но к передовой под холодным дождем, преодолевая распутицу, шли новые отряды, они тянули с собой пушки, повозки с патронами и снарядами.

Хмурым утром 31 октября пришла радостная весть об успешном начале наступления революционных войск под Петроградом, о взятии ими Царского Села. Н. И. Подвойский выслушал сообщение, на минуту закрыл глаза и внезапно ощутил прямо-таки смертельную усталость. Делегат II Всероссийского съезда Советов Я. Р. Елькович, видевший Николая Ильича в те дни, писал: «Достаточно поглядеть на его посеревшее от безумной усталости лицо, на его покрасневшие от многих бессонных ночей глаза, чтобы понять: обычный предел человеческих сил, самой высокой человеческой выносливости давно уже пройден. Кажется, стоит только ему на минуту прислониться к стене, и он мгновенно уснет. Но нет, Великий Октябрь уже в процессе подготовки вооруженного восстания перечеркнул все обычные человеческие пределы».

Наступление советских войск под Петроградом развернулось в полную силу. Деморализованные части Краснова отступали. 1 ноября была занята Гатчина. Гатчинский Совет по телефону сообщил, что Керенский исчез, что казаки арестовали своего командующего генерала Краснова. Они прислали делегацию в Совет и предложили капитуляцию. Это был конец авантюры экс-премьера.

…Прошла всего одна неделя жизни Советского государства. Для Н. И. Подвойского она пролетела как мгновение и в то же время казалась ему годом — так велико было напряжение, так тяжек оказался груз ответственности, который лег на его плечи.

Первый военный натиск контрреволюции был отбит.

РОЖДЕНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ

Разгром войск Керенского — Краснова означал некоторую передышку, но не для Н. И. Подвойского. В силу складывавшихся обстоятельств функции ВРК, его влияние стремительно множились и расширялись. Вопросам, которые он решал, казалось, не было конца, их количество росло как снежный ком, и касались они жизни не только Петрограда, но и других городов, губерний, фронта, всей страны. Многие из этих вопросов должны были решать созданные II Всероссийским съездом Советов народные комиссариаты. Но они этого делать пока не могли из-за малочисленности собственного аппарата и саботажа чиновников старых министерств. Поэтому после восстания ВРК превратился в чрезвычайный всероссийский орган, работавший под руководством ЦК РСДРП(б) и подчиненный СПК и ВЦИК. Первоначально поставленные перед ним задачи по поддержанию революционного порядка и борьбе с вылазками контрреволюции в столице оказались далеко не единственными.

Стремительность развития событий, лавина вопросов, требующих экстренного решения, определили своеобразный характер работы ВРК. Многие постановления, решения, приказы разрабатывались и принимались не на официальных заседаниях всего состава ВРК, а от имени ВРК несколькими или даже отдельными авторитетными его работниками. По-другому в те дни работать было просто невозможно. Так, 27 октября комитетом было разработано, принято и разослано более 150 решений и документов, а 29 октября их число выросло до 200. Только за 10 дней, к 31 октября, ВРК назначил 292 комиссара в 205 учреждений, 27 губерний и округов, 43 города, 11 уездов, 6 деревень. Многие из назначенных комиссаров были членами ВРК. Поэтому состав комитета менялся, пополнялся вновь делегируемыми товарищами. Исследователям удалось восстановить список членов ВРК. Он насчитывает 97 человек. Даже при круглосуточной работе и проведении трех заседаний в сутки — утреннего, дневного, вечернего (ночного) — ВРК с трудом справлялся с лавиной непрерывно возникавших дел. Бешеный темп работы потребовал резкого увеличения числа его технических работников. Общий список сотрудников ВРК вскоре превысил 230 человек.

Н. И. Подвойский хорошо понимал, что ответственность Военно-революционного комитета и каждого его работника, принимающего решение или подписывающего документ, имеют исторические масштабы, что каждый шаг ВРК ставится в заслугу или в вину Советской власти, новому строю в целом. Он не раз говорил об этом с В. И. Лениным, Я. М. Свердловым, Ф. Э. Дзержинским. Поэтому, как только несколько спала напряженность борьбы с мятежом Керенского — Краснова, Николай Ильич взялся за упорядочение работы ВРК. По его инициативе и с помощью Я. М. Свердлова ВЦИК делегировал в состав руководства ВРК 13 опытных партийных организаторов, в том числе В. А. Аванесова, Ф. И. Голощекипа, Я. X. Петерса. Это было очень важно, так как в ВРК успех дела решали политическая зрелость, инициативность и энергия каждого работника. В составе ВРК было создано восемь специализированных по направлениям работы отделов со своими заведующими. 1 ноября был утвержден штаб ВРК во главе с К. А. Мехонсшиным, причем каждому члену штаба также было поручено определенное направление работы. Ввиду того, что секретарь ВРК В. А. Антонов-Овсеенко стал народным комиссаром, организация работы секретариата была поручена видному партийному работнику С. И. Гусеву. За налаживание делопроизводства по поручению ПК РСДРП(б) взялась Нина Августовна.

Военно-революционный комитет как боевой, действующий орган, не обремененный бюрократическими традициями, впитывал и переваривал огромный поток информации, выплескивая столь же мощный поток решений и распоряжений. Он с одинаковой обстоятельностью решал вопросы и национализации крупных предприятий, и продления отпуска отдельному солдату. Здесь одинаково внимательно выслушивали и делегата фронта или целой губернии, и ходока от отдельной роты или деревни. И каждый получал ответ на волнующий его вопрос. По указаниям В. И. Ленина, ЦК, ВЦИК, СПК и по собственной инициативе Военно-революционный комитет участвовал в сломе саботажа чиновников старых государственных учреждений, сорвал попытку контрреволюции задушить Петроград голодом — осуществил поиск скрываемых запасов продовольствия и передачу его районным Советам, нанес мощный удар по внезапно вспыхнувшей спекуляции, провел решительную кампанию по подавлению организованных буржуазией массовых пьяных погромов, сформировал и отправил в хлебные губернии страны первые десятки продотрядов. ВРК стал одним из центров подбора и распределения агитаторов. За месяц, прошедший после штурма Зимнего дворца, ВРК разослал 644 агитатора из рабочих, солдат и матросов. А. В. Луначарский в своих воспоминаниях назвал работу Военно-революционного комитета ошеломляющей.

Велик был энтузиазм работников ВРК, но постепенно ВРК стал задыхаться. Кроме того, он подчас дублировал работу набиравших силу народных комиссариатов. К тому же в то время уже формировались такие важные государственные органы, как ВЧК и советская милиция. Н. И. Подвойский, продумав ситуацию, обратился к секретарю ЦК и председателю ВЦИК Я. М. Свердлову:

— Мне кажется, что Военно-революционный комитет начинает себя изживать, — сказал Николай Ильич. — Он решает массу вопросов. В первые дни это было неизбежно. Теперь многие решения принимают Совнарком и наркоматы. ВРК подчас решает те же вопросы, причем не успевает с ними все согласовывать.

— Да, это стало заметно. — Свердлов помолчал. — Я поговорю с Владимиром Ильичем о разгрузке ВРК. Надо поторопить наркоматы, чтобы быстрее брали все дела в свои руки.

25 ноября на заседании Совнаркома В. И. Ленин предложил разгрузить Военно-революционный комитет от излишней работы, передав значительную ее часть наркоматам. А еще через неделю в газетах было опубликовано постановление о ликвидации Военно-революционного комитета. В нем говорилось, что ВРК, выполнив свои боевые задачи, передает все дела в соответствующие отделы ВЦИК, СНК и Петроградского Совета.

Николай Ильич воспринял это решение с облегчением, хотя ему, конечно, было жаль, что Военно-революционный комитет — этот действительно революционный орган — уходит в историю. Но он считал себя военным работником партии, а бурная деятельность ВРК, направленная после восстания на решение бесчисленных сиюминутных задач, поглощала его силы и время, почти не давая возможности вплотную заняться военными делами. Теперь наконец он получил такую возможность.

Военная организация при ЦК РСДРП(б) и Совет Народных Комиссаров по военным делам в те напряженные дни 1917 года должны были экстренно решать сложнейшие вопросы: о судьбе многомиллионной старой армии, об удержании германского фронта, о создании новой вооруженной силы для защиты Советской Республики. У Н. И. Подвойского и его товарищей, занимавшихся военной работой, по ним не было ни полной теоретической ясности, ни практических планов. Очевидным было лишь то, что старая армия не может ни удерживать длительное время германский фронт, ни защищать Советскую Республику, ибо она ждала демобилизации. Вопрос о новой вооруженной силе встал во весь рост и во всей остроте.

«Из кого и как создавать вооруженную силу? — думал Николай Ильич. — Вооружать весь народ? Или формировать рабочую милицию вроде красногвардейских отрядов? Против Краснова народу бросили много, а командовать было некому — без офицеров, без военной науки не обойтись. Значит, нужна все-таки армия». Но ее создание не было предусмотрено ни в Программе партии, ни в решениях съездов, ни в других партийных документах.

Николай Ильич попытался получить у Я. М. Свердлова подтверждение своей мысли о необходимости новой армии.

— …Программа ориентирует партию на всеобщее вооружение народа, — сказал Якову Михайловичу Подвойский. — Но что это такое конкретно? Мы в «Военке» и раньше думали. Но тогда это особо не беспокоило. Думали, что будет день — будет и пища, как говорят в народе. А сейчас ума не приложим, из кого, в какой форме, на каких принципах создавать вооруженную силу.

— За указаниями пришли? — прищурился Свердлов. — Предложения должны идти от вас, военных работников. Подумайте, а мы в ЦК обсудим. Теория, как говорится, сера, зелено дерево жизни. Может, придется кое-что пересмотреть и в наших взглядах.

Яков Михайлович помолчал, подумал. Потом сказал:

— Пусть военные большевики присматриваются к офицерам, даже к генералам. Не все они — корниловцы. Берегите своих людей. Если решим строить новую армию, вся «Военка» пойдет нарасхват.

— Значит, будем думать о новой армии, — медленно проговорил Николай Ильич.

Подвойский вернулся в «Военку» и попросил разыскать Еремеева. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге появился, как всегда, с трубкой во рту «дядя Костя» — так все уважительно звали Еремеева. Константину Степановичу было около пятидесяти, и среди молодых руководителей «Военки» он действительно выглядел «дядей». Талантливый самородок из олонецких крестьян, он включился в революционную работу еще во времена ленинского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Прошел подполье, эмиграцию, работал в редакциях «Звезды» и «Правды», входил в состав Русского Бюро ЦК. Николай Ильич знал его давно. Константин Степанович нравился ему своей крестьянской основательностью и постоянной готовностью делать любое дело — то, которое нужно сегодня, сейчас. Причем приступал он к нему по-солдатски: немедленно, без разговоров. Его талантам, опыту и теоретической подготовке можно было позавидовать. Именно такой человек был нужен сейчас Николаю Ильичу для разработки первого, чернового варианта положения о новой армии.

К. С. Еремеев повесил шинель, сел к столу и снова сунул холодную трубку в рот. Николай Ильич засмеялся.

— Вы, Константин Степанович, когда спать ложитесь, трубку вынимаете изо рта?

Юморист от природы, К. С. Еремеев (будущий основатель и главный редактор журнала «Крокодил») ответил, не задумываясь:

— Иногда не успеваю — засыпаю. Я закурю?

— Валяйте! Все дымят. Сам-то я никогда не курил — был в духовном училище, в семинарии… Потом, в пятом году, черносотенцы отбили легкие, стало не до курева.

Н. И. Подвойский объяснил Константину Степановичу, что при решении задачи вооруженной защиты республики, видимо, без повой армии не обойтись. Еремеев попыхтел трубкой и согласился.

— ЦК ждет наших предложений. — Николай Ильич сделал упор на слове «наших». — Я прошу вас набросать проект положения о новой армии так, как вам это представляется. Потом на Бюро «Военки» обсудим, дополним. Ясно одно: армия должна формироваться из трудовых элементов…

Создание новой армии должно было идти параллельно с ликвидацией старой армии, которая, по порядочно запутанным данным бывшего Военного министерства, насчитывала до десяти миллионов человек. Военные работники партии под руководством В. И. Ленина творчески подошли к этой задаче и выработали такой план слома старой армии, который позволял временно использовать ее отдельные звенья для удержания фронта. Цементирующей силой, удерживавшей армию от самороспуска, должны были стать военные организации большевиков. Сам же план слома старой армии состоял в последовательном решении трех главных проблем: 1) быстрая демократизация армии и ликвидация власти контрреволюционного командного состава; 2) разрушение контрреволюционных органов и учреждений Военного министерства; 3) постепенная демобилизация и окончательный роспуск старой армии.

Слом старой армии безопаснее было бы осуществлять в условиях мира. ЦК РСДРП(б) и Советское правительство, видя, что ни Германия, ни страны Антанты не собираются ничего предпринимать для заключения мира, обратились непосредственно к солдатам, чтобы они брали дело мира в свои руки и прямо на позициях договаривались с германскими солдатами о прекращении огня. 9 ноября за отказ выполнить директиву о начале переговоров непосредственно с Германией о заключении мира Советское правительство сняло с поста главнокомандующего старой армией генерала Духонина и назначило главнокомандующим члена Бюро «Военки», народного комиссара по военным делам прапорщика Н. В. Крыленко. Ему предстояло в считанные недели демократизировать находившуюся в окопах армию, освободить ее от контрреволюционного генералитета и офицерства, поручить командование частями и соединениями избранным солдатами и солдатскими комитетами командирам. На него же возлагалась обязанность начать переговоры о перемирии с германским командованием, а в случае необходимости руководить боевыми действиями войск, удерживать фронт.

Н. В. Крыленко с отрядом матросов выехал в Ставку. Вынужденное выключение Н. В. Крыленко из текущей работы было чувствительной потерей для Совета Народных Комиссаров по военным делам. Вскоре на борьбу с калединщиной в качестве командующего советскими войсками на юг страны уехал В. А. Антонов-Овсеенко. На руководство Верховной морской коллегией полностью переключился П. Е. Дыбенко. Заместителем наркома путей сообщения был назначен В. И. Невский. Николай Ильич видел, что круг опытных, прошедших школу «Военки» и ВРК военных работников, с которыми предстояло решать вопросы ликвидации старой, а главное — создания новой армии, резко сузился. А время торопило.

23 ноября СНК образовал коллегию по управлению Военным министерством, вскоре переименованную в Коллегию Народного комиссариата по военным делам. Председателем ее был назначен Н. И. Подвойский. Таким образом, с 27 ноября он возглавил Наркомат по военным делам. На него была возложена ответственность за ликвидацию старой армии, разработку основ и плана организации новой армии и практическую работу по ее строительству. Н. В. Крыленко и В. А. Антонов-Овсеенко назначались народными комиссарами по военным делам. Но они были далеко, и на них Николай Ильич рассчитывать не мог. По его предложению заместителями наркомов были назначены М. С. Кедров, Б. В. Легран, К. А. Мехоношин и Э. М. Склянский, а членами коллегии — К. С. Еремеев, В. Н. Васильевский и П. Е. Лазимир. Все они прошли закалку в «Военке» и Военно-революционном комитете.

Прежде всего надо было подчинить Советской власти аппарат старого Военного министерства, очистить его от контрреволюционных элементов, заставить безоговорочно продолжать обеспечение старой армии, отобрать и сохранить для новой армии нужных военных специалистов.

Н. И. Подвойский поручил Б. В. Леграну преобразование и перестройку канцелярии министерства, К. А. Мехоношину — артиллерийское управление. Реорганизацию военно-технического управления, в распоряжении которого были сосредоточены огромные материальные ценности', Николай Ильич взял на себя. Во все управления, обеспечивавшие повседневное снабжение армии, были назначены комиссары: Н. М. Анцелович, А. Я. Семашко, И. Е. Коросташевский, Л. Г. Грузит и другие.

— Задача у всех одна, — инструктировал их Н. И. Подвойский, — заставить управления подчиняться Советской власти. Для этого надо в считанные дни ввести в них коллегиальное руководство. Оно должно состоять из вас — работников Наркомвоена, а также из специалистов управлений, сочувствующих Советской власти. Без них мы пока не сможем управлять. Их надо найти или вербовать на месте. Далее — очистить управления от контрреволюционных элементов, сократить их штаты. Это задачи немедленные. И есть задача перспективная — работать с демократически настроенными генералами, офицерами, чиновниками и вербовать их для работы в новой армии. Подыскание авторитетных, демократически настроенных военных специалистов, которых можно было бы поставить во главе министерства для обеспечения его бесперебойной работы, я беру на себя.

После недолгих раздумий его выбор пал на генштабистов генералов Н. М. Потапова и С. И. Одинцова, с которыми он как председатель «Военки» установил и поддерживал личный контакт еще с июля 1917 года. В августе оба они энергично помогали подавлять корниловский мятеж.

…Н. И. Подвойский распорядился разыскать Потапова и Одинцова и пригласить их вечером в Наркомвоен. Сам же выехал в военно-техническое управление. Встретил его комиссар Л. Г. Грузит. После короткой беседы они прошли к начальнику управления генералу Шварцу. Генерал встал из-за стола. Перед ним стоял народный комиссар по военным делам Подвойский — худой, в длинной шипели, но… без погон. Шварц мгновение помедлил, раздумывая, а потом четко, по-военному представился Подвойскому. Николай Ильич спокойно поздоровался со Шварцем и попросил показать управление. После обхода он по документам ознакомился с имевшимся имуществом. Его было много: автомобили, радиостанции, шанцевый инструмент и многое другое, о назначении чего он мог только догадываться. <Это управление — клад, — думал Подвойский, — его надо взять под личный контроль и не упускать из виду ни на один день».

Перед уходом Николай Ильич поблагодарил Шварца за общую информацию и вежливо, но очень твердо сказал ему:

— Прошу вас совместно с комиссаром подготовить мне схему организации управления, сводку о запасах имущества, список чинов управления. Вы же, товарищ Грузит, — обратился Подвойский к комиссару, — подготовьте свое заключение о необходимости того или иного отдела в управлении.

Шварц и Грузит молча слушали и записывали распоряжения Подвойского. Затем Шварц обратился к Подвойскому:

— Позвольте… — он запнулся, не зная, как назвать Подвойского.

— Зовите просто Николай Ильич. Вам, наверное, трудно выговаривать слово «товарищ», — улыбнулся Подвойский.

Шварц упрямо наклонил голову.

— …Позвольте обратиться к новой власти с просьбой. Акционерное общество «Русский самоход» по контракту ремонтирует нам автомобили. Последнее время они почти перестали делать ремонт. Нельзя ли помочь?

— Наркомат примет меры, — коротко ответил Подвойский.

Шварц молча и с достоинством наклоном головы поблагодарил наркома.

Николай Ильич распрощался и поехал в наркомат, где его ожидала встреча с Н. М. Потаповым и С. И. Одинцовым. Они пришли вскоре, и дежурный немедленно доложил об их приходе.

— Приглашайте, — распорядился Н. И. Подвойский.

Он вышел навстречу Потапову и Одинцову.

— Здравствуйте, Николай Михайлович, здравствуйте Сергей Иванович! Прошу вас, — Николай Ильич пододвинул к столу три стула. — Вот и снова нам пришлось свидеться. И опять в нелегкое время.

Потапов и Одинцов невесело улыбнулись. Будучи специалистами, они ясно видели, что с самого февраля влияние Временного правительства на армию с каждым днем становилось все слабее. После Октябрьского восстания сложилось вообще непонятное для них положение: управляют армией одновременно большевистский Наркомвоен и старое Военное министерство, командуют войсками большевистский главком с комитетами и в то же время — генералы. Они видели, что армия все более теряет свою способность противостоять германским войскам. Судьба родины — вот что волновало их больше всего.

Забота о судьбе России, о сохранении ее как самостоятельной державы — это и стало для Н. И. Подвойского исходной позицией в нелегком разговоре с Н. М. Потаповым и С. И. Одинцовым. Николай Ильич рассчитывал склонить к прямому сотрудничеству с Советской властью в первую очередь Н. М. Потапова. Он происходил из чиновничьей семьи и вырос до одного из руководителей Генштаба лишь благодаря своим незаурядным способностям. С. И. Одинцов был потомственный аристократ, и классовые предрассудки в нем сидели, конечно, глубже. Однако жизнь заставила его смотреть на события не только с узких позиций своего класса, что проявилось в неприятии им корниловщины. Николай Ильич понимал, что переход на сторону Советской власти таких известных военачальников, как Потапов и Одинцов, был бы хорошим примером для других генералов, ибо, как правильно говорил Я. М. Свердлов, не все они корниловцы.

Подвойский аргументированно доказывал Потапову и Одинцову необходимость демократизации армии после революции и, кажется, убедил их. Но им, профессиональным военным, было трудно понять, как комитеты и выборные командиры могут командовать войсками. Это, по их мнению, было несовместимо с регулярной армией. В успех этого они не верили. Поэтому предложение Н. И. Подвойского взять на себя управление Военным министерством они отвергли. Но Николай Ильич видел, что семена сомнения в их души он уже посеял. Он предложил им подумать и назначил на следующий день новую встречу.

Лишь после пятой встречи Н. М. Потапов согласился взять на себя административную сторону управления старым Военным министерством, а С. И. Одинцов — возглавить ее канцелярию. Это были два крупных военных специалиста, которые одними из первых перешли на сторону Советской власти.

В последующие месяцы с помощью Н. М. Потапова и С. И. Одинцова Николай Ильич установил личные контакты с другими генералами и офицерами. Он не жалел времени на беседы с ними, горячо и искренне убеждал их в необходимости служить своими знаниями новой России. Многие из них в трудные годы интервенции и гражданской войны были вместе с народом, а потом честно служили в Советских Вооруженных Силах.

Поручив административное управление Военным министерством Н. М. Потапову и С. И. Одинцову, Н. И. Подвойский вплотную занялся его военно-техническим управлением. В конце ноября Николай Ильич с работниками наркомата А. Д. Садовским и С. Н. Сулимовым снова приехал в это управление. Здесь должно было состояться совещание с представителями частей и заводов, посвященное ремонту военных автомобилей. До совещания оставалось некоторое время, и Шварц пригласил гостей в кабинет. Но Садовский и Сулимов с разрешения Подвойского ушли к комиссару Грузиту, чтобы ознакомиться с проделанной им в управлении работой.

Шварц открыл дверь кабинета, пропустил Николая Ильича вперед, показал на стул у большого стола красного дерева, на котором обычно раскладывались карты и схемы. Сам обошел стол, стал напротив Подвойского и взглянул на него. Оба одновременно сели. «Как от разных государств», — подумал Николай Ильич. Шварц держался почтительно, но умные глаза смотрели холодно.

Разговор сначала шел о предстоящем совещании, потом коснулся дел управления. Николай Ильич видел, и комиссар Грузит подтверждал это, что Шварц дело знает и болеет за него. Подвойский сказал ему об этом. Генерал чуть поклонился и ответил сдержанно:

— Я выполняю служебный долг… Распоряжения о передаче дел пока не получал. Новая власть…

— …Новая власть, извините, что прервал вас, предлагает вам и впредь быть начальником управления.

Шварц помолчал.

— Боюсь, что эта задача будет выше моих сил. Да и чьи приказы выполнять?

— Приказы Совнаркома, Народного комиссариата по военным делам, главнокомандующего. Армия пока еще остается!

Лицо Шварца дрогнуло. Он чуть насмешливо посмотрел на Николая Ильича.

— Такая армия ненадолго. — Шварц сделал ударение на слове «такая». — Да и главком… извините, прапорщик.

— Да, прапорщик Крыленко, — сухо ответил Подвойский. — Но не простой прапорщик. — Он — юрист, историк и философ…

Шварц с сомнением взглянул на Подвойского.

— …У него за плечами два университета, — продолжал Подвойский.

Шварц поднял брови.

— …И три революции. Он один из руководителей «Военки». Надеюсь, вы о нем слышали не меньше, чем о генералах. Сегодня он нужнее армии, чем генералы Духонин или Верховский.

Шварц молча опустил голову.

— Мне трудно на это решиться, Николай Ильич, — впервые назвал Подвойского по имени Шварц. — Остаться начальником управления, значит, отбросить все, чем я жил, чем жили мои близкие.

— Мне кажется, что последние недели вы не могли не думать об этом. — Николай Ильич взглянул на мешки под глазами генерала.

— Да… Я подумаю еще… Мне надо еще подумать.

…На совещание собралось человек двадцать пять. Они представляли управление, некоторые заводы, специальные воинские части.

Полковник Медынский коротко доложил о состоянии автомобильного дела, о трудностях с ремонтом машин, возникших в последнее время.

Слово взял Н. И. Подвойский.

— Советская власть, — сказал он, — вводит в армии выборное начало снизу доверху. В том числе и во всех управлениях Военного министерства. Поэтому предлагаю избрать коллегию. В ней должны быть представители Наркомата по военным делам, администрации и технического персонала управления, а также связанных с вами заводов и профсоюза металлистов. Она должна обеспечить бесперебойную работу управления. В том числе решить и поставленные докладчиком вопросы. От Наркомата по военным делам делегируются товарищи Сулимов и комиссар Грузит, от рабочих — большевик Ржевский…

Среди первых, кто решительно поддержал Николая Ильича, был генерал Шварц. Он понимал, что такая представительная коллегия в условиях нарушенных производственных связей сумеет обеспечить и ремонт автомобилей, и другие работы.

Изучение структуры многотысячного аппарата Военного министерства, которым занимались М. С. Кедров, К. А. Мехоношин и Б. В. Легран, поставило в повестку дня и такую важную проблему, как ликвидация ненужных Советской власти и старой армии управлений.

— В этом министерстве такие дебри, такие катакомбы всяких управлений, отделов, служб, секторов и столов, что даже юристу разобраться нелегко! — возмущался Кедров. — Тысячи людей сидят. Сколько народных денег сюда уходило! Динамиту бы под это заведение!

— Кое-что нам еще нужно, — успокоил его Подвойский. — А от остальных без динамита избавимся.

Сначала без всякой реорганизации упразднили в полном составе контрреволюционные органы военного ведомства — политическое управление при Военном министерстве, созданное Временным правительством, а также весь контингент комиссаров этого управления в войсках вкупе с политическими отделами при штабах фронтов и армий. Приказ об этом тотчас же пошел в войска.

Такая же судьба постигла органы контрразведки, выполнявшие, по сути дела, роль охранки. Без сожаления ликвидировали всю систему военной цензуры.

Как-то вечером М. С. Кедров подал Н. И. Подвойскому проект приказа.

— Я не специалист, — сказал он. — Это по твоей части. Посмотри.

Николай Ильич удивленно поднял брови, взглянул на текст и улыбнулся. Это был приказ о полной ликвидации сверху донизу, от министерства до полка, всего военного духовного ведомства.

— Знало бы твое семинарское начальство, кому и для чего оно давало знания, — засмеялся Кедров, — кого выпустило из семинарии, да еще по первому разряду.

— Учило оно меня хорошо, — в тон ему ответил Подвойский. — И знания я применяю по назначению. G полной уверенностью в своей правоте и со знанием дела подписываю этот приказ.

Николай Ильич обмакнул перо и поставил четкую подпись под приказом.

— Пусть и лицейское начальство сожалеет, что учило нас с тобой, и торжествует, что не выдало нам дипломов, — продолжил Кедров, подавая Николаю Ильичу еще один приказ. — Не очень-то мы чтим старые законы и юридические учреждения.

Это был приказ об упразднении всех военных и морских судебных органов, о приостановке производства всех дореволюционных военно-судебных дел. Подвойский подписал приказ и, подумав, сказал:

— Надо довести эту мысль до конца. После Февральской революции суды наложили на тысячи и тысячи солдат наказания за выступления против Временного правительства. Их надо снять общим приказом наркомвоена и главкома.

16 декабря Н. И. Подвойский и Н. В. Крыленко совместным приказом сняли с солдат и других военнослужащих наказания, вынесенные за выступления против Временного правительства и государственных органов существовавшего тогда режима.

Кроме того, наркомвоен Подвойский на основе указаний Советского правительства своими приказами объявил о закрытии военных училищ и о прекращении производства в офицеры, о ликвидации системы местного военного управления, а также целого ряда постоянных и временных комиссий, существовавших в министерстве.

Реорганизация министерства сопровождалась резким сокращением штатов. Только приказом наркомвоена № 61 было сокращено 102 должности, а приказом № 149–871 должность. В министерстве были оставлены самые необходимые для обеспечения армии управления — артиллерийское, военно-техническое, инженерное, интендантское, квартирного довольствия и некоторые другие. Все они были реорганизованы, подвергнуты чистке от контрреволюционных элементов, возглавили их советы, составленные из представителей Наркомвоена, ВЦИК, фабзавкомов, а также военных специалистов, согласившихся работать на Советскую власть.

Задача овладения Военным министерством, поставленная перед Н. И. Подвойским Советом Народных Комиссаров, была решена. Оно стало выполнять директивы Советской власти.

Во время реорганизации Военного министерства состоялось решение СНК о том, чтобы все наркоматы перебазировались в соответствующие здания бывших министерств. Наркомат по военным делам перебрался из Смольного на Мойку. Н. И. Подвойскому был предложен кабинет, принадлежавший ранее царскому военному министру Сухомлинову. Когда Николай Ильич впервые вошел в него в сопровождении седовласого швейцара, он растерялся. После тесных комнат Смольного, где подчас приходилось в качестве стола использовать стул, кабинет ему показался огромным. Вдоль стен стояли многочисленные шкафы с книгами. Он прошелся вдоль шкафов: через стекла сверкали золотым тиснением тщательно подобранные книги по военной истории, стратегии, тактике…

— Вот это богатство! — невольно вырвалось у него.

Молча наблюдавший за ним швейцар вдруг вставил:

— Есть и побогаче кабинеты…

Николай Ильич повернулся к нему:

— Я не о том. Я о книгах.

Швейцар смутился, видимо, сожалея о том, что нарушил этикет и вступил в разговор. Подвойский отпустил старика и вновь подошел к шкафам. Он твердо знал, что теперь те короткие часы, которые ему удавалось урвать для отдыха, будут еще короче, что теперь каждую свободную минуту, ночи напролет он будет читать, читать, читать… В ту ночь уйти из кабинета он уже не смог.

Как ни важна была работа по перестройке министерства, главными задачами дня оставались демобилизация многомиллионной армии и параллельно с этим — создание новой. Наркомвоен экстренно готовил общеармейский съезд по демобилизации. Николая Ильича очень беспокоило то, что часть делегатов с фронта и из дальних гарнизонов не успеет приехать к назначенному дню. Но еще более волновало то, что к съезду надо было подготовить предложения о порядке демобилизации армии, продумать, кому передать ее оружие, боеприпасы, имущество. Кем ее заменить — этот вопрос был самым острым и самым неясным. Н. И. Подвойский не раз обсуждал его с М. С. Кедровым. Вот и на сей раз он пригласил его к себе в кабинет.

— Садись, Михаил. Как дела, как Ольга?

— Не знаю, как там у Ольги — дома неделями не бываю. Как живут, чем питаются, откуда и что достают — не ведаю. Как твои? Тебе тяжелее, у вас ведь четверо.

— Да! Теперь четверо. А живут так же, как твои.

Николай Ильич задумался, помолчал.

— В столовой дня два в неделю экономлю свой паек хлеба, потом везу домой, детишкам. Они у меня молодцы — не кидаются на ломтики. Но глаза… Ты знаешь, я не могу в этот момент смотреть на них… Но ничего, Миша, свалим дела и свидимся с семьями, поможем.

Михаил Сергеевич скептически посмотрел на Николая Ильича.

— Ты сам-то веришь в это? Небось и спишь здесь?

— Верно, — вздохнул Николай Ильич, — и сплю здесь. Видишь, какое богатство! — Он широким жестом показал на шкафы. — Такой удачи упустить не могу… Но к делу. Как с делегатами?

— Неважно. Не успеют съехаться. И тех, кто приехал, ни держать, ни отпустить нельзя.

— Если не успеют, то с теми, кто приехал, проведем предварительное совещание, вместе с ними все продумаем. А съезд отодвинем на два-три дня. С Лениным я согласую.

Утром 28 ноября Н. И. Подвойский и М. С. Кедров пригласили успевших приехать делегатов съезда в просторный зал. Николай Ильич открыл совещание и объяснил причину задержки съезда.

— Генеральный штаб, — сказал он, — по заданию Наркомвоена подготовил свои предложения по демобилизации старой армии. Наша задача послушать и предварительно обсудить эти предложения.

Первым был заслушан доклад полковника Даллера. Он представлял комиссию Генерального штаба, которую возглавлял генерал Марков. Полковник Даллер сразу же поставил перед Наркоматом по военным делам и делегатами ряд трудных вопросов.

— Демобилизация, — сказал он, — не может встать на путь элементарного роспуска личного состава и распродажи военного имущества. Поэтому основной вопрос в деле демобилизации — вопрос конструкции будущей армии. Известно, что… — Даллер чуть запнулся, — …верховная власть предполагает всеобщее вооружение народа. Но вооруженный народ можно мыслить в буквальном смысле, что все поголовно вооружены. Или так: имеются кадры, через которые проходит и обучается весь народ, годный носить оружие. Есть система вербовочная и милиционная. Но всякая система требует точного определения: во что должна развернуться армия на случай войны, какие ячейки должны быть сохранены при переходе на мирное положение.

Даллер замолчал, давая собравшимся время осмыслить сказанное. Он достал белоснежный платок и старательно протер очки. Затем чуть повернулся в сторону Подвойского и Кедрова.

— Не имея никаких конкретных установок от… верховной власти, комиссия генерала Маркова приняла за исходный пункт состав и структуру армии, которая у нас имелась до войны.

Н. И. Подвойский отодвинул блокнот — предложение комиссии Маркова явно не годилось. И дальнейший ход совещания подтвердил это.

Доклады с мест показали, что измученная армия ждет приказов о демобилизации, что только эта надежда дает ей моральную силу оставаться на позициях. Совещание настояло на том, чтобы обратиться в СНК с просьбой немедленно демобилизовать столько возрастов, сколько возможно в сложившихся условиях. Было решено создать в Наркомате Управление по демобилизации во главе с коллегией, а на местах до роты включительно — демобилизационные органы. При обсуждении этого вопроса Н. И. Подвойский взял слово и сказал:

— Если мы создадим демобилизационные органы из одних военных, как тут предлагается, то они не справятся со своей задачей. Считаю необходимым включить в них представителей Советов.

Против этого предложения резко выступил один из авторов проекта создания органов демобилизации — представитель Казанского гарнизона.

— В коллегии и так будет около 40 человек, — сказал оп. — Если ее еще пополнить представителями Советов, то она превратится в съезд и из-за громоздкости будет неработоспособной.

Подвойский снова взял слово:

— Думаю, что вы плохо представляете процесс демобилизации. Армия — это не гарнизон. Когда сотни тысяч демобилизованных солдат по всем железным дорогам двинутся с тысячеверстных фронтов, только с помощью партийных комитетов и Советов мы сможем поддерживать на каждой станции и пристани, в каждом городе нужный порядок, держать процесс в своих руках. А выпустим его из рук, тогда эти сотни тысяч солдат превратятся в лавину, которая сметет все на своем пути. Я настаиваю на том, чтобы представители Советов были включены во все демобилизационные органы: от коллегии в центре до полковой или батальонной ячейки.

Раздались одобрительные голоса. Н. И. Подвойский продолжал:

— Советской власти не безразлично, куда пойдет остающееся после расформирования полков и дивизий оружие, военное имущество. Оно должно быть передано Советам — с рук на руки, с точным учетом. Представитель Советов непременно должен быть в каждом демобилизационном органе.

Совещание согласилось с Н. И. Подвойским. Делегату, реально осознав все трудности предстоящей демобилизации, решили: съезд по демобилизации отложить до 15 декабря; за оставшиеся две недели провести армейские съезды; создать во всех частях демобилизационные органы; открыть на всех крупных станциях и пристанях продовольственные пункты, справочные столы; сформировать отряды по охране порядка. Чтобы снизить напряжение в армии и удержать солдат от возможной стихийной самодемобилизации, наркомвоену и главкому было предложено ускорить разработку декларации прав солдата и других документов, декретирующих завершение демократизации армии.

Н. И. Подвойский информировал ЦК РСДРП(б) и СПК о принятых решениях. Оценив важность и трудность намеченной подготовительной работы, ЦК по предложению Я. М. Свердлова направил на армейские съезды Г. К. Орджоникидзе, М. К. Муранова, М. М. Лашевича и других работников партии. Выехала на места значительная часть аппарата Наркомата по военным делам и «Военки».

Н. И. Подвойский, М. С. Кедров, К. А. Мехоношин, не откладывая, взялись за разработку государственных документов о завершении демократизации армии. Вскоре в «Правде» был напечатан проект декларации «К солдатам революционной армии». Совет Народных Комиссаров принял разработанные под непосредственным руководством Н. И. Подвойского декреты «Об уравнении всех военнослужащих в правах» и «О выборном начале и об организации власти в армии». Декреты за подписью В. И. Ленина, Н. И. Подвойского и всех членов Коллегии Наркомвоена были опубликованы в печати. Они сразу стали достоянием солдатских масс и в значительной мере разрядили грозовую атмосферу в армии. Декретами упразднялись воинские чины, звания, все военнослужащие уравнивались в правах и именовались солдатами революционной армии. Командный состав в частях до командира полка избирался на общих собраниях, остальные командиры вплоть до главкома избирались съездами или совещаниями при дивизионных, армейских и других солдатских комитетах.

Осуществление этих декретов подводило итог огромной работы партии большевиков по демократизации армии. В. И. Ленин И января 1918 года на III Всероссийском съезде Советов заявил: «…Старая армия, армия казарменной муштровки, пытки над солдатами, отошла в прошлое. Она отдана на слом, от нее не осталось камня на камне. Полная демократизация армии проведена».

…Таким образом, демократизация армии и подготовка к ее демобилизации шли полным ходом. Старая армия держала фронт благодаря гигантским усилиям и авторитету большевиков и Советской власти. Перед ЦК, Советским правительством, Наркомвоеном все острее вставал вопрос о том, кем ее заменить. В. И. Ленин, Советское правительство делали все возможное, чтобы любыми путями добиться заключения мира или перемирия с Германией и ее союзниками. Нужно было выиграть хотя бы несколько месяцев для создания новой армии.

Разработка принципов нового военного строительства, положения о новой армии было делом до чрезвычайности трудным не только для Н. И. Подвойского и других военных работников, но и для руководителей партии и государства. «Вопрос о строении Красной Армии был совершенно новый, — отмечал позже В. И. Ленин, — он совершенно не ставился даже теоретически… Мы шли от опыта к опыту… идя ощупью, нащупывая, пробуя, каким путем при данной обстановке может быть решена задача. А задача стояла ясно. Без вооруженной защиты социалистической республики мы существовать не могли».

Н. И. Подвойский как председатель «Военки», а потом и наркомвоен считал себя более других военных работников лично ответственным за решение военных вопросов. Он вел поиск путей создания новой военной организации Советского государства по двум направлениям. Главное направление — самостоятельная, не имеющая аналогов разработка вопросов военного строительства на основе марксизма, политики Коммунистической партии, исходя из складывающейся реальной обстановки. Второе направление — максимальное использование опыта и знаний старых военных специалистов, в первую очередь генштабистов.

В процессе реорганизации Военного министерства Подвойскому удалось привлечь на сторону Советской власти не только Потапова и Одинцова, но и генералов Борисова, Мочульского, Самсона, Балтийского и других. Они искренне старались помочь в подготовке исходных документов. Но им необходимо было знать, каковы руководящие принципы нового военного строительства, без них их предложения сводились лишь к воссозданию довоенной русской армии. Кстати, многие из них, например, начальник штаба Ставки генерал М. Д. Бонч-Бруевич, не понимали, зачем Советская власть «добивает» старую армию.

— Да потому, что она, во-первых, утомлена, — в который раз растолковывал генштабистам Н. И. Подвойский. — Во-вторых, Советская власть дала крестьянам землю, а солдат — это крестьянин в шинели. Он рвется в деревню. В-третьих, Советская власть издала декрет о заключении мира, и солдат ждет этого мира.

— Почему же тогда нельзя уволить этот состав и призвать новый? — недоумевал генерал Н. М. Потапов. — Эта возможность всегда есть у верховной власти. История говорит о том, что этой возможностью пользовались всегда.

— Сейчас, Николай Михайлович, пишется новая история, — отвечал Николай Ильич. — И верховная власть, как вы выражаетесь, тоже совершенно новая. Она порождена массами и держится на поддержке масс. Солдаты, весь народ измучены многолетней империалистической войной. Если их сейчас декретом принудить к несению военной службы, они повернут против этой своей власти и сбросят ее…

— Ну хорошо, все-таки из каких слоев вы намереваетесь сейчас комплектовать вооруженную силу? — задавал наконец Потапов главный вопрос, на который еще никто не знал четкого ответа.

— Во всяком случае, пока, именно пока, — вслух размышлял Подвойский, — у масс нет психологических предпосылок, которые позволили бы провести принудительный набор в армию. Видимо, только наиболее активные, наиболее сильные духом, наиболее сознающие общие интересы товарищи должны встать в ряды революционной социалистической армии.

К открытию съезда по демобилизации из Ставки в Петроград приехал главком Н. В. Крыленко и сразу пришел к Н. И. Подвойскому.

— Исходите из того, Николай Ильич, — заявил Крыленко, — что войска в окопах мы удерживаем с большим трудом. Если бы не военные организации большевиков, армия уже ушла бы по домам.

Крыленко нагнетал напряженность. Но у него было на это право.

Подвойский прошелся по обширному кабинету, встал у шкафов с книгами.

— Тут я тоже ничего нужного нам не нашел… — вздохнул он, кивнув на книги. — Поэтому выход я вижу один. Надо использовать творческие силы делегатов съезда. Кое-какие наметки у нас есть, например, черновой набросок Еремеева. С их обсуждения и начнем работу, сдвинем ее с места. Я сегодня же предложу этот вариант Ленину.

— Нэхай будэ, як скажуть люды?

— Нет. Послушаем, что скажут люди. Но нам надо сформулировать свои взгляды. У вас есть время?

— Да, конечно, новая армия для меня сейчас, пожалуй, самое главное.

Н. И. Подвойский вызвал своего помощника Ф. В. Владимирова:

— Пригласите членов коллегии. Кедрова, Мехоношина, Садовского, Еремеева обязательно.

Пока собирались члены коллегии, Подвойский тезисно излагал:

— Мне кажется, ясно следующее, — говорил он. — Первое — армия может быть только добровольческой. Второе — она должна строиться на принципе территориальности, чтобы солдат не отрывался от своей деревни или фабрики. Третье — армия должна состоять из рабочих и крестьян, которые проходят краткосрочную военную службу, не теряя связи со своим классом и не деклассируясь. Четвертое — армия должна быть военной коммуной, то есть солдаты должны обеспечиваться государством всем необходимым, а денежное довольствие может быть лишь дополнением к натуральному довольствию. Пятое — семьи солдат должны обеспечивать все свои потребности за счет государства. Это моя позиция. Давайте и ваши точки зрения.

— Я все-таки по-прежнему считаю, что надо формировать социалистическую гвардию из одних рабочих промышленных центров, — вступил в разговор М. С. Кедров. — Это не мое упрямство. Гвардия из рабочих, как мы уже убедились, будет настолько боеспособной, настолько будет превосходить возможных противников по духу и дисциплине, что вполне решит возникшие задачи. Рабочих оторвать от фабрики для службы значительно легче, чем крестьянина от земли, от непрерывных сезонных работ, которые ему диктует природа.

Н. В. Крыленко энергично возразил:

— Вы, Михаил Сергеевич, рассуждаете как штатский человек. Тысячеверстный фронт только против германских войск — это не цепочка солдат. Это определенная глубина войск, резервные части в прифронтовой полосе…Антонов отправился на юг, там теперь фактически уже фронт. Подвойского обязали каждый день докладывать Совнаркому о положении в районах Самары и Оренбурга — там еще фронт. Сколько же рабочих надо, чтобы закрыть эти фронты? Кто будет делать патроны, снаряды, винтовки? Армия требует все это каждый день, а не раз в году. Нет, без крестьян и полупролетариев не обойтись. Скорее это должны быть корпуса народной гвардии.

Н. В. Крыленко сделал паузу, а потом обратился уже к Н. И. Подвойскому:

— А вы, Николай Ильич, тоже фантазируете. Обеспечить солдат, да еще их семьи всем необходимым за счет государства — это же утопия! Уж вам-то хорошо известно состояние хозяйства — каждый день на заседаниях СНК бываете и видите, какие вопросы решаются. Не сможет наше государство за свой счет обеспечить солдат и их семьи всем необходимым!

Спорили долго, и разговор шел в основном о типе армии, о классовых источниках комплектования и роли классов в создании новой армии. Николай Ильич слушал внимательно, то улыбался, то хмурился, делал многочисленные заметки в блокноте.

— Подвожу итоги, — сказал он. — Армия может быть только добровольческой и скорее всего милиционной, что отражает требование партии о всеобщем вооружении народа. Далее, без крестьян не дадим нужной численности армии, а без рабочих у нее не будет социалистического характера и необходимых качеств. С обеспечением армии и членов семей солдат пока ясности нет.

Н. И. Подвойский отпустил товарищей. «Кое-что проясняется, — думал он. — Именно кое-что. Пока мы не касаемся практических вопросов формирования новой армии — ведь нужны аппарат, план, кадры, средства…»

Ночью, накануне съезда, в кабинет Н. И. Подвойского зашел М. С. Кедров.

— К съезду все готово, Николай Ильич. Когда поставим доклад Ленина?

— Поторопились мы, Михаил, — с сожалением сказал Подвойский. — Не может Ленин. У него каждая минута на счету. Руководство работой съезда он возложил на нас, на меня конкретно. Но потребовал ежедневного доклада.

— Жалко, что его не будет. Делегатов это вряд ли устроит.

— Владимир Ильич одобрил нашу идею превратить съезд по демобилизации в съезд начала работы по созданию новой армии. Эти два вопроса должны решаться параллельно.

17 декабря на Мойке, 67 собрались делегаты съезда по демобилизации. Высокий, в аккуратно заправленной гимнастерке, Н. И. Подвойский обходил делегатов. Он пришел заранее, чтобы, как он выражался, «кожей почувствовать атмосферу». Многие из делегатов были его старыми знакомыми — активисты «Военки», члены ВРК, слушатели различных курсов Военной организации. Он то и дело кивал направо и налево, здоровался за руку, шутил, подбадривал, выяснял настроение. Подсчет показал, что из 234 делегатов 119 были большевиками, 45 — левыми эсерами, были и меньшевики. Это означало, что возможны идейные схватки.

Прозвенел звонок. Все направились в зал. Николай Ильич по поручению СНК и Наркомвоена открыл съезд. Сообщение о том, что В. И. Ленин не сможет приехать, взволновало делегатов. Всем хотелось увидеть и услышать Владимира Ильича. Было решено направить к нему делегацию.

В. И. Ленин в тот же день принял делегатов. Он извинился, что физически не сможет подготовить доклад и выступить. Однако твердо обещал встретиться и побеседовать с участниками съезда. Эта встреча состоялась. В. И. Ленин прежде всего рассказал о самом важном — о ходе мирных переговоров в Брест-Литовске, о захватнической позиции германских представителей. Он рассказывал открыто, доверительно, чем сразу же создал деловую и непринужденную обстановку. Владимир Ильич набросал анкету из десяти вопросов и попросил делегатов ответить на них письменно. Суть вопросов сводилась к следующему: в состоянии ли германские войска наступать, может ли старая армия дать отпор, а отсюда — следует ли затягивать переговоры о мире или надо идти на «революционную войну», как предлагали некоторые.

Николай Ильич был убежден, что старая армия в случае наступления германских войск продержится недолго, да и то, пока будет оставаться хоть какое-то влияние военных большевиков. Идти же с ней на «революционную войну» против Германии самоубийственно.

Делегаты были такого же мнения.

Съезд приступил к обсуждению вопросов демобилизации старой и принципов строительства новой армии. Но события на фронте не дали делегатам возможности особенно углубляться в теоретические споры. Контрреволюционные мятежи вспыхивали то тут, то там. Петроград, Москва, другие промышленные центры формировали по нескольку красногвардейских отрядов в день и тут же отправляли их на внутренние фронты. Численность рабочих на заводах катастрофически падала. А напряженность момента не ослабевала. Как раз в те дни в Германии пришла к власти новая, милитаристская группировка, и это поставило под вопрос результаты переговоров в Брест-Литовске, усилило опасность германского вторжения. Донесения с фронта заставили Н. В. Крыленко покинуть съезд и спешно выехать в Ставку. 22 декабря он прислал тревожную телеграмму, в которой сообщал, что части Румынского фронта в массовом порядке самовольно покидают окопы, и фронт на сотни верст практически открыт. Промедление с демобилизацией старой и началом строительства новой армии становилось опасным.

В. И. Ленин и Н. И. Подвойский 22 и 23 декабря обсудили с ответственными работниками Наркомата по военным делам, Военной организации и Главного штаба Красной гвардии меры по укреплению Румынского фронта. Было решено немедленно приступить к формированию корпусов Красной гвардии и отправлять их на Румынский фронт. Участники совещания приняли основные положения о новой армии, которые сводились к следующему.

1. Новая армия создается на принципах добровольности из рабочих, солдат старой армии и трудящихся крестьян. Формирование частей должно идти в тылу и на фронте.

2. Для вступления добровольцев в новую армию требуется рекомендация Совета или одной из демократических организаций, стоящих на платформе Советской власти.

3. Солдаты новой армии состоят на государственном содержании и получают денежное довольствие. Нетрудоспособные члены семей обеспечиваются государством.

В. И. Ленин дал задание Н. И. Подвойскому немедленно обсудить эти положения на съезде по демобилизации и потом на их основе подготовить декрет о новой армии. Была образована Всероссийская коллегия по формированию новой армии. Ответственность за работу коллегии и формирование армии была возложена на Н. И. Подвойского.

Николай Ильич выступил на общеармейском съезде по демобилизации. В том, что съезд одобрит решения состоявшихся с участием В. И. Ленина совещаний, он не сомневался. Но его беспокоили крикливые делегаты из меньшевиков и левых эсеров, которые могли затянуть обсуждение. Делегаты-большевики, однако, не допустили этого. Съезд 153 голосами при 13 воздержавшихся и 40 голосах против одобрил предложения совещаний.

Н. И. Подвойский отдал приказ Петроградскому и Московскому военным округам немедленно приступить к формированию корпусов социалистической армии. По его инициативе делегаты съезда приняли обращение к солдатам, рабочим и деревенской бедноте с призывом добровольно вступать в новую армию. Съезд выделил из своих делегатов 46 опытных работников, которые составили Агитаторскую коллегию, призванную помочь Наркомату по военным делам развернуть агитационную и вербовочную работу.

Аппарат Наркомата по военным делам оформил решения совещаний и съезда в приказы и распоряжения, которые тут же были отправлены в Ставку, гарнизоны, в губернии.

На очередном заседании СНК Николай Ильич предложил выпустить от имени Советского правительства манифест с призывом создавать новую армию. Но В. И. Ленин указал на преждевременность такого шага. При невероятной усталости масс, сказал он, мысль о создании новой армии должна идти не сверху от правительства, а с низов.

Вскоре главком Н. В. Крыленко сообщил в Нарком-воен, что решение о новой армии находит положительный отклик в дивизиях и корпусах старой армии, во многих из них уже идет работа по формированию первых ее отрядов. Таким образом, идея создания новой армии, несомненно, находила поддержку в низах.

Но больше всего Н. И. Подвойского обрадовал К. С. Еремеев, назначенный (после отъезда В. А. Антонова-Овсеенко на юг) командующим Петроградским военным округом. 31 декабря он приехал в наркомат, зашел к Подвойскому и спокойно, даже как-то буднично сказал:

— Завтра, 1 января, отправляем первые эшелоны социалистической армии на фронт. Приглашаю вас на митинг по случаю проводов.

Николай Ильич готов был расцеловать Еремеева. Верный своей привычке немедленно, без суеты и разговоров делать то, что нужно сегодня, К. С. Еремеев так же приступил и к формированию новой армии. И вот первые эшелоны готовы к отправке на фронт.

— Непременно буду! И обязательно приглашу Владимира Ильича.

— Это было бы очень хорошо, — сказал Еремеев. — Рабочие просили об этом.

Под вечер 1 января Н. И. Подвойский поехал в Смольный. У В. И. Ленина сидели незнакомый Николаю Ильичу иностранец и Мария Ильинична. Поздоровавшись с Н. И. Подвойским, Владимир Ильич подвел его к незнакомцу и сказал на немецком языке:

— Это наш военный специалист товарищ Подвойский.

Николай Ильич, понимавший по-немецки, несколько смутился от такой рекомендации, ибо он и в то время, и до конца жизни считал себя не военным специалистом, а военно-политическим работником партии.

— …А это товарищ Платтен, — продолжал Владимир Ильич уже на русском языке. — Социалист. Он помог нам выехать из Швейцарии.

Ф. Платтен и Н. И. Подвойский обменялись крепким рукопожатием и несколькими фразами. Николай Ильич, поднапрягшись, по-немецки сказал, что ему приходилось некоторое время жить в Швейцарии, довелось любоваться ее красотами.

Потом Подвойский обратился к Ленину:

— Владимир Ильич! В Михайловском манеже состоится митинг по торжественному и важному случаю — сформированы и отправляются на фронт первые эшелоны новой, социалистической армии. Рабочие Выборгского района просили вас приехать.

В. И. Ленин обрадовался чрезвычайно.

— Обязательно поедем. Товарищ Платтен, приглашаем и вас. — Владимир Ильич повернулся к Платтену и стал объяснять ему роль и значение новой армии.

Решили воспользоваться крытой машиной Подвойского. По дороге Николай Ильич рассказал о своем выступлении в Петроградском Совете и о единодушной поддержке Советом идеи создания социалистической армии, о полном признании этого начинания рабочими Питера, об энергичной деятельности К. С. Еремеева.

— Может, пора выпустить манифест СНК о создании армии? — спросил Ленина Николай Ильич. — Это облегчило бы вербовку добровольцев.

Ленин отрицательно покачал головой:

— Рано, батенька, рано. Пусть массы глубже разберутся в ее необходимости, пусть побольше будет решений снизу. — Ленин помолчал. — Кроме того, такой манифест правительства вряд ли поможет сейчас переговорам с Германией в Брест-Литовске.

…Подъехали к Михайловскому манежу. Вдоль его стен в два ряда стояли броневики. Две машины, украшенные еловыми ветками, были поставлены у входа. Полутемный огромный зал, слабо освещенный факелами, отопляемый всего одной печкой, был заполнен народом. Добровольцы притопывали ногами, чтобы согреться. С приездом гостей они быстро построились.

Трибуной служил броневик. Николай Ильич открыл митинг. Прежде всего выступили рабочие питерских заводов. Они тепло напутствовали первых солдат повой армии. Когда Николай Ильич объявил, что слово предоставляется Владимиру Ильичу Ленину, зал разразился аплодисментами.

Владимир Ильич поднялся на привычную уже ему трибуну — броневик. Поднял руку и подождал, пока зал затихнет. А потом заговорил. Голос его был чуть с хрипотцой.

— …Приветствую в вашем лице тех первых героев-добровольцев социалистической армии, которые создадут сильную революционную армию.

Николай Ильич всматривался в зал. Добровольцы были одеты кто во что, в руках у них были солдатские котелки, за плечами висели котомки. На вид вроде какие солдаты? Но их худые, решительные лица, твердый взгляд свидетельствовали о том, что они солдаты — солдаты новой, невиданной армии.

— …И эта армия, — продолжал Ленин, — призывается оберегать завоевания революции, нашу народную власть, Советы солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, весь новый истинно демократический строй от всех врагов народа…

Николай Ильич слушал В. И. Ленина и вновь и вновь поражался его умению говорить о главном так четко, вычленяя самую суть.

— …Эти враги — капиталисты всего мира, организующие в настоящее время поход против русской революции, которая несет избавление всем трудящимся… Пусть товарищи, отправляющиеся в окопы, поддержат слабых, утвердят колеблющихся и вдохновят своим личным примером всех уставших. Уже просыпаются народы, уже слышат горячий призыв нашей революции, и мы скоро не будем одиноки, в нашу армию вольются пролетарские силы других стран…

Последние слова В. И. Ленина покрыли одобрительные возгласы и долго не смолкавшие под сводами манежа аплодисменты.

Н. И. Подвойский предоставил слово пожелавшему выступить американскому писателю-интернационалисту А. Р. Вильямсу, присутствовавшему на митинге в качестве журналиста. Его добрые напутствия вызвали горячий отклик у собравшихся.

Митинг закончился. Оркестр не очень стройно заиграл «Интернационал». Владимир Ильич тут же, у броневика, вступил в беседу с американцем и его спутниками. А Николай Ильич подозвал шофера своей автомашины Т. М. Гороховика.

— Тарас Митрофанович! Отвезите товарища Ленина, куда он скажет. С ним поедет Мария Ильинична и еще, наверное, швейцарский товарищ. Смотрите, осторожно. Охраны нет. В случае чего вся надежда на вас…

Гороховик понимающе кивнул.

Толпа провожавших не отпускала В. И. Ленина до тех пор, пока он не сел в автомобиль. Машина, выпустив клуб сизого дыма, ушла.

Николай Ильич занялся отправкой эшелонов. Вдруг тревожный гул пронесся среди отъезжавших добровольцев. По отдельным возгласам Н. И. Подвойский понял, что в машину В. И. Ленина стреляли. Он на машине К. С. Еремеева бросился к Смольному.

Там он нашел Гороховика, стоявшего у своего пробитого пулями «делоне-белльвиля» с номером 46–47. Возбужденный Гороховик рассказал, что, как только выехали на мост через Фонтанку, началась стрельба. Зазвенело и брызнуло осколками в лицо ветровое стекло. «Это на Ильича!» — мелькнула у Гороховика мысль. Он впился в руль и дал полный газ. Петляя в тумане между кучами неубранного снега, он думал только об одном: не перевернуть бы на скользкой дороге автомобиль. И все-таки уже почти у Смольного «белльвиль» занесло, и он ткнулся в кучу снега.

— Все живы? — спросил Гороховик, выскакивая из машины.

— А вас, товарищ, не задело? — услышал он голос В. И. Ленина. — У нас все в порядке! Скорее поезжайте в Смольный.

Гороховик схватился руками за бампер, уперся поглубже в мокрый снег и с такой силой грудью нажал на радиатор, что сдвинул «белльвиль» и откатил его от кучи снега. Он вскочил в машину и на полной скорости повел ее к светящемуся огнями Смольному.

При осмотре оказалось, что кузов, крылья, переднее стекло пробиты пулями. Одна из них застряла в кронштейне. Когда началась стрельба, Платтен успел пригнуть голову Ленина, а сам получил легкое ранение в руку.

— Молодец, что не растерялся, Тарас Митрофанович, — сказал еще не отошедший от волнения Подвойский.

— Хорошо, что в баллон не попали, — смущенно ответил Гороховик.

…3 января Николай Ильич на заседании ВЦИК голосовал за написанную В. И. Лениным «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». В ней говорилось, что «декретируется вооружение трудящихся, образование социалистической красной армии рабочих и крестьян». «Вот она, ленинская установка», — думал Николай Ильич. И название есть: Красная Армия. Сразу после заседания он сообщил В. И. Ленину, что сегодня, в день окончания работы общеармейского съезда по демобилизации, делегаты просят его еще раз встретиться с ними. Но В. И. Ленин сказал:

— Съезд ведь все вопросы уже решил. А у меня масса нерешенных дел. Некоторые и вас касаются. Вот Троцкий в Брест-Литовске занял дичайшую, авантюристическую позицию: «ни войны, ни мира», «войну прекращаем, а мира не подписываем!». Как вам это нравится? Делегаты вашего съезда пишут в анкете, что армия требует любого мира. А Троцкого, видите ли, германские условия не устраивают, и мир тоже не устраивает!

— Если мира не подпишем, то армию не удержим! — сказал Н. И. Подвойский. — Она убежит, вся! Никакой демобилизации не получится. Да и с новой армией проблем еще много.

— Вот-вот! И я так думаю. Сегодня буду говорить с Брест-Литовском, убеждать р-р-революционера Троцкого! — В. И. Ленин вытащил из жилетного кармана часы и подкинул их на ладони. — А вот письмо делегатам я сейчас напишу, и вы зачитаете его.

Ленин сел за стол и начал быстро писать:

«Дорогие товарищи!

Товарищ Подвойский передал мне ваше предложение и прошу извинить меня, не брать в дурную сторону, что я вынужден ограничиться письмом к вам. Я горячо приветствую уверенность, что великая задача создания социалистической армии… будет решена вами успешно».

Н. И. Подвойский вернулся на Мойку и зачитал делегатам письмо В. И. Ленина. В заключительном выступлении он еще раз подчеркнул, что демобилизация старой армии будет осуществляться быстро, но постепенно, по годам призыва. Только так можно провести ее организованно, сохранить при этом транспорт, оружие, материальные ценности. Создание новой армии, наоборот, должно начаться рывком, сразу с полным напряжением сил. При этом за счет лучшей, сознательной части старой армии нужно укрепить новую социалистическую армию. В этом теперь заключается главная задача «Военки», военных организаций большевистской партии и, конечно, делегатов.

Н. И. Подвойский закрыл съезд и сразу же пригласил к себе М. С. Кедрова и весь состав Коллегии Наркомата. М. С. Кедров, которого СНК назначил на специально введенную должность заместителя наркома по демобилизации, изложил разработанный им план постепенного увольнения солдат. Николай Ильич внес в него существенные уточнения: дал задание М. С. Кедрову, Б. В. Леграну, К. А. Мехоношину продумать, как одновременно с демобилизацией старой армии эвакуировать в глубь России военные склады, расположенные в опасной близости от линии фронта.

— На Волге, в районе Саратова, Сызрани, Тамбова хранить запасы надежнее, чем под Смоленском, Брянском, Псковом, — сказал он. — Мирные переговоры идут туго. Мы не знаем, как поведет себя Германия. А военное имущество нам пригодится.

Н. И. Подвойский подписал приказ о немедленной демобилизации солдат трех старших возрастов.

10 января открылся III Всероссийский съезд Советов. Н. И. Подвойский решил воспользоваться таким авторитетным представительством и хотя бы с военными делегатами еще раз обсудить принципы нового военного строительства. 14 января он собрал военных делегатов съезда, сделал подробный доклад, ознакомил присутствовавших с проектами декретов СНК о создании Красной Армии и Всероссийской коллегии по ее формированию. Все имевшиеся на тот период предложения были обсуждены и одобрены.

…Собрание закончилось. Настроение у Николая Ильича было отличное. Даже усталость не так чувствовалась, хотя временами словно тисками сдавливало грудь. Вот и сейчас… Николай Ильич досадливо поморщился и взглянул на хронометр — полночь, значит, уже 15 января.

Он приехал на Мойку, прошел в свой кабинет, включил настольную лампу. Отпустив своего помощника Ф. В. Владимирова отдыхать, Николай Ильич вытащил из шкафа стопку уставов русской армии и положил ее на освещенную тусклым светом середину стола, задумался. Идея создания новой армии, как и рекомендовал В. И. Ленин, обсуждена на солдатских собраниях в частях фронта и тыла, на съезде по демобилизации, в Петроградском и местных Советах и даже на собрании военных делегатов III Всероссийского съезда Советов. Мысль о необходимости новой армии созрела. Создание новой армии в Петрограде и в других местах уже началось. Теперь Совет Народных Комиссаров может принять декрет о Красной Армии, и он не будет навязанным сверху. Но армия, даже новая, невиданная, социалистическая, есть все-таки армия. Законы ее внутренней жизни вырабатывались веками в разных государствах и закреплялись в уставах. Что-то из этих законов перейдет и в Красную Армию. Но что? Он отхлебнул из стакана холодный морковный чай, пододвинул уставы и углубился в чтение. Большие часы у темной стены отбивали неумолимо текущее время.

Резкий телефонный звонок заставил Подвойского вздрогнуть от неожиданности. Николай Ильич мгновенно подобрался — в такой неурочный час телефоном пользуются неспроста. Звонила секретарь Совнаркома М. Н. Скрыпник.

— Полуношничаете, Николай Ильич? — послышался сквозь шипение и треск ее голос.

— Так ведь враги не спят, — отшутился Подвойский.

— Вас срочно вызывает Владимир Ильич. Машину я высылаю.

— Хорошо. Немедленно выезжаю.

Через полчаса Н. И. Подвойский был у В. И. Ленина. Владимир Ильич поднялся из-за стола и быстро вышел навстречу.

— Здравствуйте, товарищ Подвойский! — Он подошел почти вплотную и, чуть запрокинув голову, посмотрел прищуренными глазами на Николая Ильича.

И без того высокий, Николай Ильич из-за своей худобы и привычки держаться прямо рядом с Лениным как-то неуместно казался еще выше. Лицо его было бледно.

— Как вы себя чувствуете, дорогой товарищ? — Взгляд Владимира Ильича стал вдруг серьезным. — Вид у вас не ахти.

Подвойский смущенно погладил русую бородку.

— Я чувствую себя вполне сносно, Владимир Ильич. Как говорят, практически здоров. А как вы, Владимир Ильич?

— Я? — Ленин мгновенно отступил на шаг, сунул пальцы в проймы жилета и снова чуть вверх взглянул на Подвойского. — Я — это другой вопрос!

Владимир Ильич подвел Подвойского к столу и усадил.

— Ну-с, докладывайте, как двигаются дела с организацией новой армии?

Н. И. Подвойский рассказал о том, что держал совет по этому вопросу с военными делегатами III Всероссийского съезда Советов, о повсеместном фактическом начале формирования отрядов новой армии.

— …Проекты декретов о создании новой армии и образовании Всероссийской коллегии по формированию Красной Армии готовы, — закончил он.

— Кто, кроме вас, в коллегии? — спросил Владимир Ильич.

— Предлагаются главком Крыленко, а также Склянский, Мехоношин и член Главного штаба Красной гвардии Трифонов.

— Прекрасно! — согласился Ленин. — Идея создания армии, как видно, созрела, принята массами. Да и время не ждет. Утром доложите на заседании Совнаркома о декретах. А как со старой армией?

— Солдат очередями демобилизуем, но оставшихся удерживаем с большим трудом, — признался Подвойский.

— Надо во что бы то ни стало держать инициативу в своих руках. Изо всех сил. Военное имущество должно быть сохранено. Не допустить разрушения транспорта! Мы даем вам в помощь Урицкого.

— В целом диктуем мы, — ответил Подвойский. — Но во фронтовой полосе самочинных действий много. В тыловых гарнизонах легче — помогают Советы, партийные комитеты.

…В Смольном перед заседанием СНК В. И. Ленин предупредил Н. И. Подвойского:

— В повестке дня полтора десятка вопросов. Поэтому я прошу вас коротко рассказать о том, что уже сделано, а я выступлю по проекту декрета.

Заседание, несмотря на предельную деловитость при обсуждении вопросов, было довольно долгим. Когда оно уже подходило к концу, Владимир Ильич обменялся с Подвойским взглядом и сказал:

— У нас есть еще очень важный вопрос. Слово предоставляется товарищу Подвойскому.

Николай Ильич кратко сообщил о работе по созданию новой армии и изложил проект декрета СНК.

В. И. Ленин, обращаясь к народным комиссарам, сказал:

— Поскольку создание Красной Армии стало уже фактом, предлагаю прений нс открывать, а доработать и принять декрет.

Он стал вслух пункт за пунктом читать декрет и тут же править его. Николай Ильич внимательно вслушивался в поправки В. И. Ленина. Владимир Ильич усилил мысль о том, что новая армия должна служить опорой Советской власти, подчеркнул ее классовую сущность, внес другие поправки, придавшие декрету идеологическую и программную стройность.

После голосования Владимир Ильич поставил под декретом свою подпись. Потом подписались Н. И. Подвойский, Н. В. Крыленко, П. Е. Дыбенко, В. Д. Бонч-Бруевич и другие члены правительства. СНК сразу же принял декрет о Всероссийской коллегии по формированию Красной Армии и выделил 20 миллионов рублей для создания армии.

Принятие Совнаркомом декрета о Красной Армии Н. И. Подвойский расценивал как четкий рубеж, отделивший период исканий от периода интенсивной практической работы по созданию новой армии.

— Время теоретических поисков кончилось, — говорил на Коллегии наркомата Николай Ильич. — Декрет принят, средства на Красную Армию выделены. Теперь все зависит от нас, от нашей энергии. Все силы бросаем на практическую организацию дела. Считаю, что «Военка» должна вся перейти в Красную Армию, дать агитаторов, вербовщиков, организаторов. Военные большевики призваны повести за собой в новую армию сознательных солдат, унтер-офицеров и военных специалистов. Наркомат переносит центр своей работы во Всероссийскую коллегию по формированию Красной Армии. Главное сейчас — беречь каждый час, беречь время!

Был разослан за подписью Н. И. Подвойского и Н. В. Крыленко приказ, которым командующие округами обязывались «немедленно приступить к организации норой армии на указанных в декрете основаниях». По распоряжению Подвойского и Крыленко во всех частях старой армии были созданы штабы Красной Армии, занимавшиеся вербовкой добровольцев. Руководители Главного штаба Красной гвардии К. К. Юренев и В. А. Трифонов развернули такую же работу в красногвардейских организациях. Вербовкой добровольцев и формированием из них отрядов Красной Армии занимались также повсеместно созданные в Советах рабочих, крестьянских и солдатских депутатов военные отделы — первые органы местного военного управления, работавшие на Советскую власть. Военные отделы Советов не только создавали отряды, но и командовали ими, когда возникала необходимость подавлять выступления местной контрреволюции. Туда, где в связи с началом гражданской войны Советов не было, Всероссийская коллегия бросала специально создаваемые «летучие бюро», они непосредственно на местах формировали небольшие отряды Красной Армии.

Как только СНК 21 января окончательно утвердил состав Всероссийской коллегии по организации и управлению Красной Армией (Н. И. Подвойский, Н. В. Крыленко, К. А. Мехоношин, В. А. Трифонов, К. К. Юренев), Николай Ильич в течение нескольких дней сформировал в ней отделы, укомплектовав их энергичными организаторами, воспитанными «Военной». Почти мгновенно возник этот мобильный орган, имевший отделы: организационно-агитационный, формирования и обучения, вооружения, транспортный, санитарный, ветеринарно-санитарный, связи, учета, финансовый. Каждый из них создавал соответствующую службу в молодой Красной Армии. Организационно-агитационный отдел по праву считается первым политическим органом в Советских Вооруженных Силах. Он развернул агитацию и вербовку, налаживал воспитание солдат Красной Армии. При нем чуть ли не круглосуточно работали курсы организаторов-инструкторов. Без устали трудился отдел вооружения, не допуская стихийности в процессе передачи оружия и техники распускаемых частей старой армии отрядам Красной Армии. Он же осуществлял эвакуацию военных складов старой армии из западных прифронтовых районов в Центр и на Волгу.

Работа Всероссийской коллегии шла под непосредственным руководством В. И. Ленина. Это руководство было настолько всесторонним, писал позже Н. И. Подвойский, что «Всероссийская Коллегия как исполнительный орган… фактически являлась военным аппаратом пред [седателя] СНК».

Взрывообразное начало повсеместного формирования Красной Армии сразу же с невероятной остротой поставило вопрос о подготовке новых командиров. В первые дни потребность в них удовлетворялась за счет солдат, унтер-офицеров — большевиков из ячеек «Военки», а также получивших некоторый опыт командиров Красной гвардии. Однако Н. И. Подвойский видел, что этот источник иссякнет очень быстро. Открытая в декабре 1917 года по его инициативе 1-я Московская пулеметная школа (ныне Московское высшее общевойсковое командное училище имени Верховного Совета РСФСР) проблему в целом не решала. Надо было разворачивать сеть военно-учебных заведений.

Николай Ильич понимал, что времени на основательную подготовку красных командиров почти нет, что набирать курсантов придется из не имеющих достаточного образования рабочих и крестьян, что надо готовить но просто командиров, а защитников Советской власти, командиров-воспитателей. Принципы и методы обучения и воспитания старой военной школы явно не годились, нужны были новые. Н. И. Подвойский вместе с К. А. Мехоношиным, Э. М. Склянским и другими работниками наркомата засел за их разработку. 28 января он уже подписал Положение о курсах красных командиров.

Это был весьма любопытный документ, ярко отразивший свое время. Поступавшие на курсы должны были отвечать требованиям, предъявляемым к добровольцам Красной Армии, а также уметь «бегло читать, излагать прочитанное устно без искажения смысла», писать и знать четыре правила арифметики. Несмотря на то, что Положение было подготовлено в чрезвычайно сжатые сроки, почти на ходу, военные работники партии сумели заложить в него долговременные идеи, определившие в перспективе основные принципы обучения в советской военной школе — единство обучения и воспитания, партийность обучения, активность обучаемых и другие. Положение предусматривало не только обучение военному делу, но и развитие в учащихся «классового самосознания и воспитание сознательных борцов за дело социализма».

Изучив возможности крупных городов (экономические, кадровые и т. д.), Н. И. Подвойский подписал приказ № 130 об открытии в Петрограде, Москве и других городах сразу тринадцати командных курсов.

Формирование красноармейских отрядов развернулось по всей стране: в России, на Украине и Северном Кавказе, в Средней Азии и Сибири, на Дальнем Востоке. В Красную Армию пошли и представители национальностей, которые царизм не допускал к военной службе.

Но военная обстановка осложнялась быстрее, чем формировалась новая армия.

Демобилизация старой русской армии шла хоть и постепенно, но чрезвычайно высокими темпами. Малейшее промедление грозило самороспуском целых полков — такие случаи тоже были. Для закрытия фронта, оставляемого старой армией, требовались даже не десятки, а сотни отрядов Красной Армии.

Кадеты, меньшевики, правые эсеры, потеряв надежду с помощью Учредительного собрания свергнуть Советскую власть, устремились в провинцию, в деревню. Они рассчитывали поднять на борьбу с Советами кулаков, местную буржуазию. Число антисоветских выступлений стало расти с катастрофической быстротой. Большая карта России в кабинете Н. И. Подвойского была, как оспинами, помечена синими кружками антисоветских мятежей. В России, писал потом Николай Ильич, вскоре не оказалось «ни одного места, где бы не было войны».

Бреши на фронте, мятежи заставляли буквально из ничего создавать в считанные дни и часы отряды, батальоны, полки. Спешно сформированные, необученные, кое-как снабженные отряды молодой Красной Армии сразу шли в огонь.

В те дни резко осложнилось международное положение Советской Республики. Германия сосредоточила на русском фронте 50 дивизий общей численностью около 700 тысяч человек. 27 и 28 января германская делегация на мирных переговорах в Брест-Литовске резко изменила свой тон — он принял почти ультимативный характер. Хотя ультиматума об отторжении обширных территорий она еще не предъявила, глава советской делегации нар-коминдел Троцкий, вопреки директивам ЦК и СНК о затягивании переговоров с целью выигрыша времени, 28 января объявил об одностороннем прекращении войны и покинул Брест-Литовск. Тем самым он фактически прервал переговоры, дав Германии желанный предлог для разрыва перемирия и развертывания военного наступления на Советскую Республику. Над страной вновь нависла грозная опасность войны.

31 января В. И. Ленин распорядился протянуть прямой провод от Смольного до Мойки, 67 — к Наркомату по военным делам. На следующий день, 14 февраля[3], Н. И. Подвойский участвовал в заседании ВЦИК, принявшем резолюцию о том, что работа по формированию Красной Армии стала «одной из самых важных задач момента для Советов». После заседания Н. И. Подвойский сразу выехал в Наркомвоен, во Всероссийскую коллегию — надо было до минуты использовать оставшиеся мирные дни. Сколько их будет? Его возмущению поведением Троцкого и сторонников «революционной войны» с Германией — «левых коммунистов» — не было предела. Он знал, что сил вести войну нет. Созданные за две недели после принятия декрета отряды Красной Армии все были задействованы. Если бы еще месяца два, если бы хоть месяц!

18 февраля, через неделю после того, как Троцкий сорвал подписание мира, германские войска перешли в наступление по всему фронту — от Риги до Дуная. Части старой армии, бросая военное имущество, покатились в глубь страны. В тот же день немцы заняли Двипск, на следующий день — Минск, Луцк, Ровно… К 21 февраля германские войска заняли значительную часть Украины, Белоруссии, Прибалтики, вышли на Псковское направление. Возникла угроза непосредственно Петрограду.

Руководство отпором германскому наступлению, защитой Петрограда взял на себя В. И. Ленин. СНК принял написанное им воззвание «Социалистическое Отечество в опасности!». Был создан Комитет революционной обороны Петрограда во главе с Я. М. Свердловым. Комитет выделил руководящее ядро, в которое вошел и Н. И. Подвойский. В городе было объявлено осадное положение. В. И. Ленин приказал Исполкому Петроградского Совета, «не теряя ни часа, поднять на ноги всех рабочих», двинуть поголовно всю буржуазию на рытье окопов под Петроградом.

Наркомат по военным делам работал в форсированном режиме. С лихорадочной быстротой формировались красноармейские отряды и тут же отправлялись на передовую. Обширный фронт поглощал их десятками, сотнями и требовал, требовал, требовал новых. Дело осложнялось тем, что в составе наркомата еще не было оперативного органа руководства боевыми действиями молодой Красной Армии. Пришлось на ходу создавать оперативный отдел. Одновременно частями старой армии управлял Революционный полевой штаб Ставки, который не входил в Наркомвоен, распоряжения шли также и из Комитета революционной обороны Петрограда. Возникла несогласованность. Чтобы ликвидировать ее, Н. И. Подвойскому пришлось взять на себя координацию распоряжений, то есть фактически управление боевыми действиями войск.

Николай Ильич выбрал время и отправился под Нарву и Псков. Поездка произвела тяжелое впечатление. Он воочию убедился, что упорное сопротивление наступлению германских войск оказывают лишь наспех сформированные, необученные, но крепкие духом отряды молодой Красной Армии да моряки. Части старой армии были настолько неуправляемы и деморализованы, что реальной силой их считать было нельзя.

Вернувшись, Н. И. Подвойский доложил В. И. Ленину, что остановить наступление германских войск можно лишь, удесятерив темпы формирования отрядов Красной Армии.

22 февраля Совнарком объявил всеобщую мобилизацию трудящихся в ряды Красной Армии. ПК РСДРП(б) и Петроградский Совет назначили на 23 февраля митинги под лозунгом «Защиты социалистического Отечества» и массовую запись добровольцев в Красную Армию.

В. И. Ленин вызвал из Ставки группу бывших генералов, чтобы привлечь их к организации обороны Петрограда. Возглавлял группу начальник штаба Ставки М. Д. Бонч-Бруевич. Для участия в беседе В. И. Ленин пригласил Н. И. Подвойского. М. Д. Бонч-Бруевич потом вспоминал, что, когда генералы были уже у В. И. Ленина, в комнату вошел «неизвестный мне худой партиец в солдатской суконной гимнастерке… чем-то смахивающий на Дон-Кихота. Он оказался Подвойским…» У Ленина были также генералы Лукирский, Гришинскпй, Раттэлт, Сулейман — всего одиннадцать человек. Здесь же был Я. М. Свердлов.

В. И. Ленин, Я. М. Свердлов, Н. И. Подвойский, то есть глава большевистской партии и Советского правительства, глава государства и нарком по военным делам, от имени Советской России предложили бывшим генералам как высокообразованным военным специалистам и патриотам помочь разработать и осуществить план обороны Петрограда от наступавших германских войск. Генералы, высоко оценив доверие Советской власти и уважение, которое она проявила к их знаниям и способностям, без колебаний приняли предложение и тут же, в Смольном, сразу приступили к разработке плана и необходимых документов. Н. И. Подвойский уточнил с ними задачи, снабдил их необходимыми данными.

23 февраля. Н. И. Подвойский встретил утро этого дня в оперативном отделе наркомата. Как-то неожиданно и жутко, почти враз загудели на разные голоса заводские, паровозные и пароходные гудки. Жалобно задребезжали оконные стекла. От протяжного воя гудков по коже побежал мороз…Началась мобилизация трудящихся в Красную Армию.

С утра и до самого вечера на фабриках и заводах, на станциях и пристанях, в частях старой армии шли митинги. После них сразу же записывали добровольцев в Красную Армию. Всероссийская коллегия по формированию Красной Армии за ночь «вычистила» все склады и арсеналы, собрала резервы командного состава. На заводах всю ночь ремонтировались пушки, пулеметы, броневики, изготавливалось новое оружие. Добровольцев, не мешкая, формировали в отряды, вооружали и направляли на фронт.

Николай Ильич в тот день почти не отходил от прямого провода. Под Псковом, Ревелем, Нарвой сложилось тяжелейшее положение. Падение этих городов открыло бы германским войскам дорогу на Петроград. Николай Ильич телеграфировал Позерну на Псковский фронт: «Хотя бы у вас осталось 10 человек, непосредственные подступы к Пскову и Псков вы не должны сдавать. Пошлите против немцев товарный поезд с паровозом позади поезда и устройте крушение… там, где нельзя взорвать путь… Помните, что необходимо взрывать железную дорогу через каждые две-три версты. Неисполнение этого приказа повлечет за собой расстрел виновных… Для броневиков взрывайте почаще пути». Через несколько часов он передает ему же: «Задержите наступление хотя бы до 8–9 часов утра… Неужели не найдется взводов, отрядов по 30–50 человек, которые бы не пошли на подвиг для взрыва поезда и броневиков? Нужно, наконец, кликнуть клич на героев, и такие, несомненно, найдутся. Пусть агитаторы остановят бегущие части».

Зная, как тяжело приходится красным частям под Ревелем и Нарвой, Н. И. Подвойский срочно отправляет телеграмму со словами поддержки председателю Исполкома Советов Эстонского края А. Я. Анвельту. «В Ревель. Анвельту. Петроградский Совет и мы мобилизовали сегодня во всех заводах и казармах добровольческие отряды… Питер весь всколыхнулся. Будут большие результаты подъема. Мы смотрим на положение серьезно, но не безнадежно… Призовите к оружию и обороне всех способных драться. Буржуазию отправляйте на работу по укреплению подступов к Ревелю и на Нарвские позиции. Организуйте летучие отряды, чтобы не дать эстонской белой гвардии организовать большие отряды и сосредоточиться… Помните только об одном: мобилизация, еще раз мобилизация наших сил».

В ответ А. Я. Анвельт просит подкреплений. Н. И. Подвойский телеграфирует: «Формируем несколько пулеметных команд. Если поспеем, пошлем ночью, если не поспеем, вышлем завтра утром».

…Подвойский вытер взмокший лоб, встал и вышел в коридор. За окнами не прекращался тревожный рев заводских гудков… Ему доложили, что под Псков направляются только что сформированные отряды, но нет людей для создания штаба. Подвойский мгновенно принимает решение:

— Отдел формирования из Всероссийской коллегии — под Псков, на фронт! Это — готовый штаб!

Он быстро прошел в комнату отдела формирования, написал предписание и вручил его комиссару отдела В. И. Иванову. Это была отчаянная мера, но она была необходима во имя спасения Петрограда.

К исходу дня 23 и днем 24 февраля наступление германских войск было остановлено. Особенно героически сражались отряды Красной Армии под командованием А. И. Черепанова, Я. Ф. Фабрициуса, В. М. Азина, моряки во главе с П. Е. Дыбенко. С 1919 года и поныне 23 февраля празднуется как День Советской Армии. Это один из самых светлых праздников советского народа. Таким он был и для Николая Ильича Подвойского.

Спустя годы, вспоминая трудные дни февраля 1918 года, Николай Ильич сам дивился тому, сколько было сделано военными работниками партии в первые месяцы Советской власти.

«Самый сильный военный аппарат, — писал он, — самый лучший Генеральный штаб, самые лучшие аппараты снабжения не в состоянии были бы выдержать всех этих требований и нажимов, все их планы были бы разрушены в два-три налета. Только революционный энтузиазм, только интенсивность, позволяющая развить энергию в десять-пятнадцать раз большую, чем при обычном темпе жизни, только полная самоотверженность и самоотречение от всякой личной жизни, личных интересов, полная солидарность желаний, воли, энергии, самая крайняя точка напряжения создавали ту дружность в работе, с которой пролетариат и пролетарские вожди вели свою работу, могли делать все то, что необходимо для спасения революции…

Солдаты, рабочие, не обладая никакими знаниями, никакими навыками, не будучи знакомыми ни с армией, нп с боями, ни со снабжением ее, смело становились главнокомандующими, начальниками снабжения, революционными интендантами, становились во главе формирования армии, обучения ее, писали уставы, инструкции, приказы, и делу этому обучила их революция, пролетарская революция».

Передышка, так необходимая Советской Республике, была завоевана. Но германское правительство ультимативно выдвинуло новые, более тяжелые условия заключения мира. Оно претендовало на обширные территории, требовало выплаты огромной контрибуции. Против заключения мира выступили Троцкий и «левые коммунисты», не верившие в возможность победы социализма в одной стране и требовавшие перенесения «революционной войны» в Европу. В. И. Ленин считал, что Советская Республика, получив передышку, наладит хозяйство, укрепит оборону и сможет самостоятельно противостоять империализму. Он повел решительную борьбу за заключение мира.

Н. И. Подвойский твердо поддерживал ленинскую линию и безоговорочно выступал за подписание мира, ибо он знал, что по-прежнему сил для ведения «революционной войны» у Советской Республики нет.

Ленинская линия одержала верх. 3 марта мирный договор с Германией был подписан. Он был утвержден VII Экстренным съездом РКП(б), проходившим 6–8 марта, а затем 15 марта ратифицирован IV Чрезвычайным съездом Советов. Таким образом, Коммунистическая партия вывела страну из мировой империалистической войны.

Сразу после VII съезда РКП(б) ЦК и СНК приняли решение о переносе столицы Советского государства в Москву и переезде туда всех центральных учреждений. Переезд должен быть осуществлен с 10 по 12 марта. На Н. И. Подвойского была возложена не только переброска Наркомата по военным делам, но и организация вместе с ВЧК военной охраны правительственных поездов.

Н. И. Подвойскому надо было думать, что делать с семьей. Он знал, что Советское правительство, спасая будущее страны, решило эвакуировать из голодающего Петрограда детей рабочих и красноармейцев, ушедших на фронт. В Петрограде им грозила беспризорность, а может быть, голодная смерть. По решению ПК Нина Августовна была включена в комиссию по эвакуации детей и получила задание вместе с другими большевичками сопровождать эшелоны и налаживать быт и учебу детей на месте.

Вырвавшись к семье, Николай Ильич не застал Нину Августовну дома. Она появилась на квартире лишь поздно вечером, когда Николай Ильич, всласть навозившись с детьми, уложил их спать. Нина Августовна еле держалась на ногах от усталости. Тревога о детях, оставленных под присмотром десятилетней Олеси, не давала ей покоя весь день. Теперь, придя домой и увидев Николая Ильича, она имела полное право сказать ему: «Появился наконец!» Но она не сказала этого, а лишь слабо улыбнулась, посмотрев в его воспаленные глаза.

— Как наши дела, Нинуша? — спросил Николай Ильич.

— Еду в Миловку Уфимской губернии, — вздохнула Нина Августовна. — Там организуется детская колония-коммуна. Заведовать ею будет Комаровская. А я назначена туда инспектором-организатором.

Николай Ильич встал и заходил по комнате.

— Что будем делать со своими детьми? — спросил он.

— На твою помощь у меня надежды не было. Пришлось решать самой, — Нина Августовна помолчала. — Здесь их оставить не с кем. Да и кормить их уже совсем нечем… Мне предложили отправить их вместе с эшелонами. Это разумно. Завтра уходит первый эшелон. Его сопровождает Комаровская. Олеся, Лева и Лида поедут с этим эшелоном. Ниночку отправить с ними не могу — ей же и двух лет нет. Она будет со мной. Мы выедем с последним эшелоном.

…Разлука с семьей…Нина Августовна увидела, как сразу сник Николай Ильич.

— Николушка, у нас другого выхода нет, — сказала она. — Ведь решение о моем назначении уже состоялось.

Николай Ильич молчал.

— Давай я тебе, Нинуша, помогу собрать пожитки, — сказал он наконец.

Нина Августовна удивленно посмотрела на него.

— Совсем ты, Николушка, отбился от дома. Что собирать-то? Каждый свои пожитки носит на себе.

Утром Николай Ильич ушел организовывать переезд наркомата в Москву. Его семья выехала в Уфимскую губернию. Тогда никто не знал, что всего через три месяца эвакуированные дети окажутся в самом пекле гражданской войны, в центре спровоцированного международным империализмом мятежа белочехов.

В Москве руководители партии и правительства поселились в гостинице «Националь», названной 1-м Домом Советов. Были организованы и другие Дома Советов. Н. И. Подвойскому была предоставлена маленькая комнатка в гостинице «Метрополь», где обосновались работники Наркомата по военным делам и их семьи. Члены правительства по решению ЦК РКП(б) были поставлены на партийный учет на заводы и фабрики. Н. К. Крупская и Н. И. Подвойский встали на партучет в парторганизацию «Трехгорной мануфактуры».

Через несколько дней после переезда в Москву Н. И. Подвойского вызвал к себе Я. М. Свердлов.

— Ну что, Николай Ильич, — сказал он. — Старой армии практически уже нет. Сегодня ЦК принял решение ликвидировать «Военку».

Хоть и ждал этого Николай Ильич, но похолодело у него внутри. Сколько сил отдано «Военке», сколько дел она сделала!

— Не жалейте, — подбодрил Яков Михайлович Подвойского. — Она свою задачу выполнила.

16 марта Н. И. Подвойский провел последнее заседание Военной организации при ЦК партии. Бюро приняло резолюцию, в которой подвело итоги своей почти годовой деятельности. Они состояли в том, что в значительной мере благодаря усилиям «Военки» армия из опоры старого режима превратилась в одну из главных сил революции, что после победы Октябрьской революции Военная организация активно участвовала в вооруженной защите Советской власти, а потом влилась в Красную Армию, составив кадровый костяк ее первых отрядов.

Трудности борьбы с наступлением регулярной германской армии настоятельно требовали перестройки военного дела, реформы военного ведомства. 3 марта В. И. Ленин подписал декрет СНК об образовании Высшего Военного Совета (ВВС). 19 марта СНК окончательно определил состав Высшего Военного Совета. Его председателем и наркомом по военным делам был назначен Л. Д. Троцкий, оставивший после заключения Брестского мира пост наркома по иностранным делам, членом ВВС — Н. И. Подвойский. Их заместителями стали Э. М. Склянский и К. А. Мехоношин, военным руководителем — М. Д. Бонч-Бруевич. 1 апреля В. И. Ленин в телеграмме на имя Н. И. Подвойского сформулировал задачи нового высшего оперативного органа военного управления.

ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ

…Был поздний вечер 24 апреля 1918 года. Н. И. Подвойский торопливо вошел в свой номер в гостинице «Метрополь». Быстро собрал пожитки. А их было всего ничего — один портфель, как и подобает профессиональному революционеру. Личных ценностей две: швейцарский хронометр и тощий конвертик с фотографиями семьи. Он посидел, перебрал фотографии. Второй месяц пошел, а от семьи — ни единой весточки. Лишь по данным Совнаркома да от Н. К. Крупской он знал, что эшелоны с детьми благополучно прибыли на место, идет процесс устройства и налаживания жизни колоний-коммун. Николай Ильич обвел грустным взглядом комнату, холодную, неуютную — все чужое, казенное. К счастью, ничто уже не связывало его с этим номером. Мысленно он был уже в дороге. «Теперь мой дом — штабной вагон, — подумал он. — На сколько? На полгода? На год?» Николай Ильич чувствовал в душе подъем. Ведь именно о такой работе, какие бы трудности она ни несла, о такой жизни, какие бы опасности она ни таила, он мечтал! Николай Ильич энергично встал, накинул на плечи шинель. Закрыв номер, он легко сбежал по лестнице, отдал дежурному ключ.

— Надолго? — удивился дежурный, так как один ключ обычно был у жильца.

— Насовсем! — улыбнулся Николай Ильич и шутливо взял «под козырек».

Он сел в поджидавший его автомобиль.

— На Курский вокзал! — сказал Николай Ильич шоферу. — Только провезите по Красной площади и по Тверской.

На перроне его встретил знакомый по Питеру балтийский матрос И. П. Приходько. Они вместе осмотрели поезд. Николай Ильич вошел в специальный вагон, здесь было просторное штабное купе — его рабочее место. Он толкнул дверь в соседнее купе и увидел аккуратно заправленную чистым бельем и покрытую суконным солдатским одеялом полку. «Курорт!» — Подвойский повернулся к Приходько:

— Спасибо за заботу. Как поезд отойдет, пригласите ко мне Балтийского.

Николай Ильич разделся, повесил шинель. Лязгнули буфера, качнулся и поплыл вагон. Миновали полутемный Курский вокзал, пристанционные здания. Николай Ильич задернул штору и сел за стол…

Какой день! Как круто изменилась жизнь! Совсем недавно, сдав дела, связанные с наркоматом, Н. И. Подвойский немедленно включился в работу Высшего Военного Совета. Заполыхавшая повсеместно гражданская война и начавшаяся интервенция потребовали стремительного завершения начального периода строительства Красной Армии, то есть отказа от неизбежной в первое время пестрой отрядности и выборности командиров, перехода к плановому ее строительству с привлечением офицеров и генералов старой армии, знающих военную науку и имеющих военный опыт.

Н. И. Подвойский видел, что добровольческий принцип комплектования Красной Армии, позволивший развернуть ее за два месяца до 150 тысяч человек, должен был вскоре уступить место военной повинности. Следовательно, размышлял он, нужны будут специальные, подчиненные центру органы, которые займутся учетом и призывом годного к военной службе населения. Взвесив все это, Николай Ильич по своей инициативе приступил к поиску новых форм и методов военного строительства. 29 марта он написал военному специалисту А. М. Мочульскому записку, в которой дал задание разработать структуру и функции местного военного комиссариата, наметить план дальнейшего развертывания Красной Армии на основе принципа всеобщей воинской повинности. В этих заданиях, по убеждению Николая Ильича, была заложена ближайшая перспектива военного строительства. Он высказал свое мнение М. Д. Бонч-Бруевичу. Их точки зрения совпали. М. Д. Бонч-Бруевич вышел с соответствующими предложениями в наркомат, СНК, ВЦИК.

8 апреля 1918 года СНК принял декрет, которым предписывалось создать в волостях, уездах, губерниях и округах военные комиссариаты. На них возлагалось проведение в жизнь плана формирования вооруженных сил республики. 22 апреля ВЦИК принял декреты: «Об обязательном обучении военному искусству», «О порядке замещения должностей в Рабоче-Крестьянской Красной Армии». Наркомвоен определил единые штаты подразделений, частей и соединений Красной Армии. Эти декреты юридически закрепляли переход к качественно новому этапу советского военного строительства.

Начался новый период и в жизни и деятельности Н. И. Подвойского. Его вызвал Я. М. Свердлов и сказал:

— ЦК решил поручить вам, Николай Ильич, возглавить Высшую Военную Инспекцию. Приказ о ее образовании и ваших военных задачах на днях будет.

— Я готов, Яков Михайлович, — мгновенно отреагировал Подвойский.

— Не сомневаюсь… Экстренность создания военных комиссариатов, развертывания Красной Армии и военной учебы населения вам понятны. Я не ради этого вас пригласил…

Яков Михайлович чуть помолчал.

— Кандидатура ваша выбрана не случайно. Дело в том, что на местах обнаружилось много недостатков в строительстве советского аппарата.

Я. М. Свердлов рассказал Николаю Ильичу, что кое-где, кроме Советов, еще остались военно-революционные комитеты. Дробится власть, они дублируют друг друга. А подчас и конфликтуют друг с другом. По декретам же вся власть должна принадлежать Советам. Разнобой и с организацией исполнительной власти. В некоторых губерниях и даже в уездах создают свои «совнаркомы», «наркоматы», то есть бездумно копируют центр. А по декретам все вопросы должны решать исполкомы Советов. Происходит это потому, что к управлению пришли тысячи и тысячи людей. Но не все они к этому готовы. А обстановка очень сложная и трудная.

— …Короче говоря, — сказал Я. М. Свердлов, — местным партийным комитетам и Советам надо помочь. Проверить и помочь. ЦК и ВЦИК считают, что вам это по плечу.

— Спасибо за доверие, — искренне отозвался Николай Ильич.

— Да, это — доверие. Мы наделяем вас, Николай Ильич, чрезвычайными полномочиями. Вы едете как представитель ЦК партии и можете участвовать в работе губернских съездов партии и решать там все вопросы. Вы наделяетесь полномочиями представителя ВЦИК и СНК и в этом качестве имеете право решать все вопросы с местными Советами, должны помочь им наладить работу. Что касается военных вопросов, то вы наделяетесь правом не только контролировать работу местного военного аппарата, но и производить смещение и назначение работников и издавать приказы Высшей Военной Инспекции, действительные для всей Красной Армии.

Яков Михайлович встал, прошелся по кабинету:

— Мы сейчас не можем представить конкретно, с чем вам придется столкнуться. Поэтому даем вам все необходимые права и рассчитываем, что на месте разберетесь сами и, пользуясь ими, примете необходимые решения и меры. Текущие военные вопросы решайте с Троцким. Ваши выводы и предложения о работе партийных комитетов и Советов шлите в ЦК, ВЦИК, СНК, если надо — Ленину и мне. Это касается и принципиально новых предложений по военному вопросу — их мы должны получать из ваших рук. Состав Инспекции комплектуйте сами. ЦК выделит вам 2–3 опытных работника.

24 апреля 1918 года приказом Йаркомвоена № 303 была образована Высшая Военная Инспекция (ВВИ). Председателем ее был назначен Н. И. Подвойский. Он в тот же день издал приказ ВВИ № 1, в котором объявил состав Инспекции. В нее вошли 22 человека — партийные и военные работники, а также пять военных специалистов старой армии. Заместитель наркома путей сообщения В. И. Невский помог быстро сформировать специальный поезд: площадки с двумя автомобилями, а также несколько вагонов, в которых размещались члены ВВИ, отряд матросов и команда пулеметчиков. Комендантом поезда ВВИ был назначен участник штурма Зимнего дворца и первый его комендант И. П. Приходько. К исходу 24 апреля, то есть менее чем через сутки после подписания приказа о создании ВВИ, ее поезд вышел из Москвы в Орел…

Не привыкший терять времени зря, Н. И. Подвойский решил сразу, как только отойдет поезд, обстоятельно переговорить с бывшим генерал-майором А. А. Балтийским. Он был назначен главным военным специалистом ВВИ. А. А. Балтийский был образованным и опытным военным. Окончил Морскую академию и Академию Генерального Штаба, участвовал в первой мировой войне, был помощником начальника Генштаба. С кем, как не с ним, можно было максимально продуктивно и конкретно обсудить те вопросы военного строительства, окончательное решение которых никак не давалось. Николаю Ильичу хотелось выяснить, как смотрит А. А. Балтийский на переход к строительству Красной Армии по единым штатам, на отказ от выборности командиров, что он видит общего и особенного в старой и новой армии.

…В купе вошел Балтийский и сделал легкий поклон.

— Садитесь, пожалуйста, Александр Алексеевич, — пригласил его Николай Ильич. — Не спите еще?

— Генштабисты не приучены ни рано ложиться, ни долго спать. Работа, не отключаясь, есть форма их существования.

— Тогда из меня тоже получился бы генштабист, — засмеялся Николай Ильич. — Сколько себя помню, именно так и живу.

Николай Ильич подвинул Балтийскому стакан и кивнул на чайник. Завязалась беседа. Она касалась предстоящей инспекционной работы, формирования частей Красной Армии, необходимости единых штатов, формы одежды и так далее. Некоторая скованность генерала в начале разговора вскоре исчезла, он видел искреннюю заинтересованность Подвойского в общении с ним, со специалистом.

— …Я хотел бы вас спросить, Александр Алексеевич, о солдатской казарме. Мне приходилось много раз бывать в казармах-в семнадцатом году и раньше, в 1905 году, в Ярославле. Я там работал… — Николай Ильич помедлил, — …точнее, вел революционную работу в Фанагорийском полку. Мне тогда казалось, что вся казарменная жизнь есть кошмар, придуманный офицерами и унтерами.

Балтийский с любопытством посмотрел на Подвойского.

— Я наблюдал, например, многочасовые строевые занятия на плацу. Три-четыре часа выполнять одни и те же движения под зверские крики унтера! Зачем это?

Николай Ильич встал, остановив жестом Балтийского, хотевшего тоже подняться, прошелся несколько раз по купе-кабинету.

— …Муштра была главным в старой армии. Муштра и казарма, — продолжал Николай Ильич. — Казарма, я думаю, давит на личность. К этому добавляется одинаковая форма, одинаковая стрижка… Все одинаковые. Всякие оригинальные качества личности счищаются, как на гигантском фрезерном станке. Казарма и муштра — это гигантский фрезер. Резец его пройдет по роте раз-другой и отсечет все неодинаковое. А через год? — Подвойский взглянул на Балтийского.

— А через год, — спокойно ответил тот, — будет сколоченное подразделение, Николай Ильич. Без этого нельзя. Рота должна по команде встать и пойти на любое дело. Даже на смерть.

Николай Ильич внимательно слушал генерала.

— Да, да! — продолжал Балтийский. — И это вырабатывается в казарме и на плацу. Именно там солдату прививается чувство, что он как все, что все солдаты равны, одинаковы… в одежде… в поведении, что он часть чего-то большего. Именно там, если хотите, у солдата притупляется ощущение собственного «я».

— И в мыслях?

— Да, и в мыслях, если угодно.

Подвойский вновь зашагал по купе — четыре шага туда, четыре обратно.

— Ну а строевая муштра?

— Вы ведь знаете, Николай Ильич, что во всех армиях все делается по команде, одновременно. Это только несведущие люди думают, что это для красоты или потому, что так принято. Военный профессионал здесь смотрит глубже. К действиям по команде — одновременно — надо приучить. И потому не зря часами проводятся строевые и так называемые тактико-строевые занятия. Это ведь тренировка солдата, отделения, взвода, чтобы они все и всё делали враз, ни на секунду позже или раньше. А потом по команде офицера рота, не колеблясь и не раздумывая, подымается в штыки.

— Разве только поэтому?

— Человечество, точнее армии, к этому шли веками, — устало произнес Балтийский.

— Красногвардейцы под Гатчиной подымались и без такой тренировки!

Александр Алексеевич улыбнулся.

— Насколько мне известно, Красная гвардия тоже занималась строевой подготовкой и тактикой. — Своей улыбкой Балтийский намекал, что именно Подвойский был одним из инициаторов таких занятий. — Пока солдат не почувствует себя частью взвода или роты, он еще не солдат. Для профессиональных военных это элементарно, азы, так сказать. Муштра, как вы изволили выразиться, а я бы сказал — строевая тренировка, а также казарма объективно необходимы. Без них нет регулярной армии. Без них нет особой военной дисциплины.

— И для Красной Армии? — Николай Ильич в упор посмотрел на Балтийского.

— Да, — твердо ответил Балтийский. — Если вы хотите иметь регулярную армию.

— Не вы, а мы с вами, Александр Алексеевич!

Тот согласно кивнул. Николай Ильич прошелся еще раз и вдруг резко повернулся к сидящему Балтийскому.

— А мы обогатим опыт, как вы выразились, человечества и армий. Мы казарму сделаем школой. Мы просветим солдата! Мы не оболваним его по единому образцу, а разовьем его, сделаем личностью!

Александр Алексеевич вопросительно посмотрел на Подвойского.

— Да, да, — все более загорался Николай Ильич. — Мы откроем в казармах школы для неграмотных, создадим клубы. У нас уже был в Петрограде клуб «Правда» для солдат. Заведем книги, пусть в полках будут свои библиотеки. Мы приобщим всех к политике! Наш солдат пойдет в штыки не только потому, что команда подняла…Вот только подготовленных организаторов у нас пока нет, — с огорчением произнес Николай Ильич, — придется подключать коммунистов из местных. Но наступит время, и в армии будет свой аппарат для этой работы. Непременно! Мы сделаем армию школой! Даже через старую армию мы дали деревне тысячи агитаторов-организаторов. А через Красную Армию мы будем ежегодно давать республике в десятки раз больше настоящих политических бойцов. Казарму оставим, но она будет другой!

Эта беседа обогатила обоих.

— Мне, видимо, придется кое-что пересмотреть в своих взглядах, — сказал, уходя, Балтийский. — Так что я рад состоявшемуся разговору.

Н. И. Подвойский же был благодарен генералу за то, что тот высказал много интересных мыслей и по поводу проблем новой армии, и по поводу предстоящей инспекционной поездки.

В Орле, а потом и в Брянске ВВИ обнаружила, что местные работники, всецело поглощенные сиюминутными задачами, к выполнению апрельских декретов в области военного строительства еще не приступали. Инспектировать было нечего. Н. И. Подвойский сформировал в обоих губернских городах губвоенкоматы, и ВВИ вместо инспектирования включилась в работу по переформированию пестрых, разношерстных отрядов Красной Армии в штатные боевые единицы.

Состояние военного строительства в Орле и Брянске убедило Николая Ильича в том, что необходимо как можно быстрее объехать города Центра, чтобы дать толчок к выполнению декретов ВЦИК и СНК. На совещании работников ВВИ он сформулировал главный принцип работы Инспекции: ВВИ должна не только инспектировать, но и активно участвовать в решении всех насущных вопросов на местах и не уезжать до тех пор, пока не будет налажено дело и произведены все назначения и перемещения.

Из Брянска Н. И. Подвойский спешно направил поезд ВВИ в Курск, который тогда напоминал столицу независимого государства. Им управлял «большой» и «малый» «совнаркомы». В нем создавалась «Курская красная армия». Подвойскому было известно, что там восстал гарнизон, в котором верховодил отряд анархистов-моряков Карцева. Анархисты разгромили местный Совет, убили военного комиссара и нескольких коммунистов-руководителей, грабили население, магазины, «именем революции и Красной Армии» реквизировали все, что понравится. Местная власть ничего не могла поделать, ибо у анархистов, по слухам, было несколько тысяч штыков.

По дороге к Курску Николай Ильич пригласил к себе коменданта поезда, который одновременно был и командиром боевого отряда ВВИ. Когда Приходько втиснулся в узкую дверь купе, Николай Ильич невольно залюбовался своим боевым помощником: атлетическая фигура, широкие клеши, сдвинутая чуть набок бескозырка, маузер на ремне, твердый взгляд. От этого балтийского моряка веяло спокойной силой и основательностью.

— Сколько у нас штыков? — спросил Николай Ильич у Приходько.

— Двести, если считать членов Инспекции.

— В Курске анархисты не признают Советскую власть. Надо разоружить их отряды. Но их больше тысячи человек, некоторые говорят, что несколько тысяч. — Подвойский испытующе посмотрел на Приходько.

Но Приходько был спокоен. Он помолчал, разгладил усы, потом сказал:

— Можно. Тем более — анархистов. Они лишь против лавочников молодцы. Да и вряд ли их несколько тысяч — анархисты такими большими группами не держатся. А разоружать надо не сразу, а по частям. Хорошо бы их накрыть на рассвете, когда они после пьянки отсыпаются.

Вошел помощник Николая Ильича Ф. В. Владимиров. Вместе прикинули несколько вариантов.

— Николай Ильич, — сказал Владимиров, — вас знают и по семнадцатому году, и как наркома, а теперь как члена Высшего Военного Совета. Вы — власть. Это важное преимущество.

— Верно, — добавил Приходько. — Они уже знают, с кем им придется иметь дело. Телеграмму о вашем приезде я дал еще из Брянска.

Подвойский понимал, что это давало некоторое преимущество, но только психологическое.

— …У нас две машины и пулеметы, — продолжал Приходько. — Есть матросы и солдаты. Мы подъедем вечером. Надо пустить по городу несколько раз на машинах моряков с пулеметами; разок — в белых форменках, другой — в синих, потом — солдат. У страха глаза велики. У меня среди пулеметчиков есть латыш. Мы его и пару матросов выпустим на перрон, можно и недалеко в город. Они пустят слух, что Подвойский привез полк моряков и латышских стрелков — ночью все равно не разберут, сколько нас. Через час весь Курск будет знать о нашей «силе». Я эту анархистскую братву знаю, она сразу за свою шкуру подумает.

Другого выхода не было. Решили рисковать.

Почти стемнело, когда поезд ВВИ подошел к станции Курск-1. Быстро сгрузили машины. Моряки в синих форменках с четырьмя пулеметами рванулись в город. Изредка постреливая, проскочили мимо гимназии, где расположились анархисты, и гостиницы — их штаба. Потом по другим улицам проехали солдаты-пулеметчики, а когда стемнело — моряки в белых форменках.

Тревожная ночь опустилась над Курском. В поезде ВВИ не спали. Сюда по вызову Н. И. Подвойского приехали несколько работников губкома. Николай Ильич спросил, есть ли у них хоть небольшие, но надежные красноармейские отряды или отряды из рабочих. Они были. Николай Ильич ввел губкомовцев в план операции и поручил им на рассвете разоружить мелкие анархиствующие отряды. На себя ВВИ взяла разоружение главного отряда, расположившегося в гимназии.

Ночью, как и предполагали работники ВВИ, главари анархистов сбежали. На рассвете их отряды были захвачены врасплох и взяты под стражу. Советская власть в Курске была восстановлена.

— …К исходу дня назначаю чрезвычайное заседание ваших «совнаркомов», «большого» и «малого», — сказал Н. И. Подвойский губкомовцам. — Л сейчас Инспекция приступит к проверке военной работы в гарнизоне.

ВВИ, разбившись на группы, разъехалась в части. С одной из групп поехал и Николай Ильич.

К полудню, как было условлено, работники Инспекции вернулись в поезд ВВИ. Надо было составить общее впечатление о гарнизоне. Оно оказалось неблагоприятным, Старые военные специалисты из ВВИ были просто в подавленном состоянии от всего увиденного. Солдатские помещения — грязные, забитые поломанной мебелью, практически не охраняемые — с большим трудом можно было назвать казармами. По углам и вдоль стен стояли ржавые винтовки русского, австрийского, французского и другого производства. Оружие за солдатами не было закреплено — каждый знал свою винтовку «в лицо» и помнил, где она поставлена. Боевой учебы не было. Газеты до казарм почти не доходили. Красноармейцы были грязные, небритые, одетые кто во что…

Н. И. Подвойский слушал доклады инспекторов, делал пометки в блокноте.

— Наш долг — сделать в Курске образцовый гарнизон, — сказал Николай Ильич. — Срок — пять дней.

Военспецы переглянулись. А Подвойский продолжал:

— Переходим на круглосуточную работу. Не давать спать и местным работникам. Сейчас каждому продумать, что надо сделать по его специальности. Вы, товарищ Петров, и вы, Александр Алексеевич, — повернулся он к Балтийскому, — спланируйте последовательность и объем работ в частях. Владимиров пойдет со мной. Через час — сбор.

Николай Ильич ушел в штабное купе, где продиктовал Владимирову два приказа. Первый — о разоружении и отдаче под суд отряда моряков-анархистов. «За участие в перевороте 10 апреля 1918 года, — говорилось в приказе, — результатом чего Курский Совет Народных Комиссаров был фактически упразднен, за неподчинение Советской власти… за антисемитизм, пьянство, ночные налеты… приказываю у отряда военных моряков отобрать оружие и военное имущество, принадлежащее РСФСР, и предать всех суду революционного трибунала». Согласно приказу разоружению подлежали и несколько красноармейских отрядов, причастных к анархистской «вольнице». Другим приказом Н. И. Подвойский снял с должности и отдал под суд военного трибунала военного руководителя Курского района.

Николай Ильич вернулся к собравшимся работникам ВВИ, утвердил их предложения, порядок работы и отправил их в части. Сам же с Владимировым поехал в губ-ком. Посоветовавшись с губкомовцами, Н. И. Подвойский подписал приказ о назначении военным руководителем Курского района В. П. Глаголева, а военным комиссаром — А. Г. Еурле. Коллегиально определили основной состав губвоенкомата.

Во второй половине дня курский «совнарком» собрался на чрезвычайное заседание. Па пего были приглашены партийный актив, командиры и комиссары частей. В своем выступлении Н. И. Подвойский сначала коснулся вопросов советского строительства. Оп разъяснил соотношение центральной и местной власти, вопросы централизма и демократии, коллегиальности и единоначалия, показал всю нелепость стремления курян слепо копировать центральные органы власти, создавать чуть ли не особую Курскую республику, предложил перестроить местные органы власти в соответствии с общепринятой в стране структурой. Вторую часть речи И. И. Подвойский целиком посвятил политике партии в области военного строительства. Пользуясь данными, полученными Инспекцией, он показал неудовлетворительное состояние военной работы в гарнизоне и губернии.

— Высшая Военная Инспекция, — заключил Н. И. Подвойский, — не уедет из Курска, пока вместе с вами не приведет военную работу в соответствие с требованиями апрельских декретов ВЦИК и СНК. Я прошу губком и Совет выделить нам в помощь своих ответственных и полномочных работников.

Четверо суток члены ВВИ, губкомовцы, командиры и комиссары наводили порядок в частях. К вечеру 30 апреля красноармейцами были отмыты казармы, отремонтирована мебель, составлены списки имущества. Под руководством опытных солдат было тщательно вычищено оружие. В подразделениях командиры составили списки красноармейцев, в которых каждый расписался за врученное ему оружие. По приказанию Н. И. Подвойского несколько инспекторов и комиссаров обследовали расположенный в Курске склад старой армии. В нем оказалось вещевое имущество. Николай Ильич тут же распорядился выдать каждому красноармейцу по комплекту обмундирования, а также по тюфяку и одеялу. Каждая рота была снабжена машинкой для стрижки волос, бритвенными 11 рипадлежн остями.

…День 1 Мая — международного пролетарского праздника — выдался погожим. По предложению Н. И. Подвойского утром политические работники ВВИ, члены губкома и Совета выехали в части, где провели праздничные митинги, а затем вместе с красноармейцами вышли на улицы. Куряне были изумлены. Еще педелю назад их терроризировали полупьяные, расхлябанные анархисты. Теперь они увидели шагающих в строю чисто и одинаково одетых, выбритых, со сверкающими на солнце винтовками, улыбающихся красноармейцев. В центре города состоялся митинг красноармейцев и тысяч курян.

Вечером И. И. Подвойский собрал в губкоме работников ВВИ, губкома, Совета, губвоенкомата, командиров и комиссаров частей. Он подвел итоги проделанной работы и определил задачи на будущее.

— Теперь, — сказал Николай Ильич, — надо наладить ежедневную боевую и политическую учебу красноармейцев. Как это сделать, вам расскажут инспектора. А я доведу до вас несколько приказов. Они родились здесь, в Курске, и вам первыми их выполнять. Но мы их разошлем, они будут действовать во всей Красной Армии. — И Подвойский развернул перед присутствующими продуманную им программу превращения казармы в школу.

Прежде всего Николай Ильич объявил приказ ВВИ № 31. «Производить, — говорилось в нем, — ежедневно воинское обучение в течение пяти часов. В шестой час проводить занятия политической грамотой, для чего военный комиссариат должен назначить в каждую воинскую часть ответственного политического руководителя. Занятия политической грамотой производить по утвержденной мною программе».

— …Товарищ Петров, — обратился Николай Ильич к руководителю-агитационной работы ВВИ, — раздайте комиссарам программу.

После раздачи программы Н. И. Подвойский объявил приказ № 32. «Приказываю, — читал Николай Ильич, — Курскому губвоенкомату с 5 мая открыть красноармейский клуб, в котором ежедневно читать лекции для красноармейцев и рабочих… В каждой части читать не менее двух лекций в неделю».

Следующим приказом местные военные власти, в том числе в Орле и Брянске, обязывались до 5 мая открыть в частях читальни, до 25 мая — библиотеки. Николай Ильич сообщил также, что в Брянске им учреждена экспедиция по рассылке московских газет, а в Орле — агентство.

— …Центральные газеты «Правда», «Известия», «Беднота» через читальни должны быть доступны каждому красноармейцу, — подчеркнул он. — И еще один важный вопрос, — продолжал Подвойский. — Мы в два-три дня подготовим вам список проступков, разбитых по категориям, на основании которого командиры смогут определять дисциплинарные взыскания провинившимся. Это будет что-то вроде временного дисциплинарного устава.

…Присутствующие еле успевали записывать указания И. И. Подвойского. Одни из них удовлетворенно кивали головой, дескать, наконец есть твердые установки. Другие хмурились и вздыхали, видимо, сожалея о прежней вольной жизни. Кто-то предположил, что такие крутые перемены, жесткий порядок и дисциплина отпугнут добровольцев от Красной Армии. Николай Ильич ждал подобных высказываний. Поэтому ответил сразу и определенно:

— Вы что же думаете, что добровольческая Красная Армия будет без дисциплины? В ней дисциплина будет крепче, чем в старой армии. Только это будет самодисциплина, как в партии. А кому она не нравится, тому не место в добровольческой Красной Армии. Поймите, наконец, что добровольческая Красная Армия не сегодня, так завтра будет костяком миллионной армии, укомплектованной по призыву. Так это, действительно, должен быть костяк!

В последующие дни работники ВВИ по-прежнему трудились день и ночь. Зная Николая Ильича, они и не рассчитывали на передышку до самого отъезда. Лишь перед рассветом засыпали на пару часов, не более. Не спал лишь И. П. Приходько, отвечавший за охрану поезда, да пробивался через щели свет из штабного купе Н. И. Подвойского.

Он в эти предутренние часы дорабатывал и шлифовал статью «Подготовка командного состава». Каждый день давал ему новый материал. В статье были его самые выстраданные, выношенные под Петроградом, Псковом и Нарвой мысли о новых качествах красного командира, о необходимости плотного соединения теории и практики, знаний и умения. Без такого единства настоящего командира Красной Армии подготовить нельзя — был уверен Подвойский.

В ночь на 4 мая был назначен отъезд Инспекции в Москву. Как только отстучали колеса на стрелках станции Курск-1, в штабной вагон собрались работники ВВП.

— Мы поработали в трех городах, — обратился к ним Николай Ильич. — Много сделали, много получили материала для размышлений. Поэтому по приезде в Москву даю 24 часа на его обобщение, потом — 24 часа на отдых и устройство домашних дел. А сейчас до самой Москвы всем спать.

Расходились не задерживаясь. Уходя одним из последних, А. А. Балтийский, улыбнувшись, заметил:

— Я убедился, что из вас, Николай Ильич, вышел бы хороший генштабист — у вас тяга к круглосуточной работе.

Николай Ильич ответил без улыбки:

— Мне не приходилось наблюдать настоящий генштаб в деле. Но «Военка» с июня и Военно-революционный комитет, за которые мне пришлось отвечать, работали круглые сутки. Время такое. Я считаю недостаточным, чтобы человек усердно занимался нашим делом. Мне надо, чтобы он жил только им 24 часа в сутки.

Поезд шел по тому времени довольно быстро. На маленьких станциях не останавливались, на больших — стояли недолго: железнодорожники старались пропустить поезд ВВИ без больших остановок.

На каждой крупной станции И. П. Приходько выпрыгивал из вагона и обходил состав, проверяя караулы.

В Москве поезд не расформировывали. Прямо в вагонах были подготовлены итоговые материалы. Николай Ильич знал, что через несколько дней снова в дорогу, поэтому остался жить в штабном вагоне.

Доклад о работе ВВИ был представлен в ЦК, ВЦИК, СНК и Наркомвоен. Н. И. Подвойский встретился с Л. Д. Троцким, намереваясь устно, в деталях изложить ему свои впечатления о ходе военного строительства, внести предложения по его ускорению. Но Троцкий особого интереса к работе ВВИ не проявил. Подвойского это, впрочем, не удивило, ибо он достаточно хорошо знал Троцкого, который редко спускался с высот «большой политики» до каких-то там практических дел. Не вникая в детали, он разрешил Подвойскому пополнить ВВИ и выехать во вторую поездку.

Николай Ильич несколько раз беседовал с В. И. Лениным и Я. М. Свердловым. У них он встретил подлинный интерес к своим наблюдениям и предложениям. Именно в эти дни В. И. Ленин и Я. М. Свердлов разослали местным Советам директиву, в которой разъяснялась срочность повсеместного создания военкоматов; было принято постановление ЦК РКП(б) об обязательном обучении коммунистов военному делу. Вскоре В. И. Ленин подписал телеграмму, адресованную всем местным Советам, об огромном значении работы по созданию Красной Армии. В Наркомате по военным делам при активном содействии Н. И. Подвойского был оформлен приказ об учете и порядке назначения на должности старых военных специалистов. Для отбора кандидатов была создана Высшая аттестационная комиссия, во главе которой, по рекомендации Николая Ильича, был поставлен бывший полковник А. И. Егоров. Вместе с Н. И. Подвойским он работал в январе над проектом декрета о Красной Армии. Впоследствии А. И. Егоров стал одним из первых Маршалов Советского Союза. При деятельном участии Н. И. Подвойского была разработана и объявлена приказом структура Всевобуча. Подписывая этот приказ, Нико-лай Ильич не предполагал, что через некоторое время Всевобуч на несколько лет станет для него главным делом…

10 мая Н. И. Подвойский собрал работников ВВИ, представил новых сотрудников, ознакомил всех с № 103 газеты «Известия Наркомвоен». В ней была дана оценка работы ВВИ: «Опыт, который приобретен Инспекцией за первую поездку, — писала газета, — показал всю насущную необходимость таких инспектирований, так как они дают полную возможность убедиться в дефектах управления, внести исправления в общегосударственном масштабе». Поддержка газеты была очень кстати, так как подымала авторитет ВВИ и вдохновляла ее работников, признав их труд крайне необходимым и полезным.

Для наглядного показа частям строевой и тактической выучки в состав ВВИ была включена рота Образцового советского полка, которая, кстати, усилила военную мощь Инспекции, что, судя по событиям в Курске, было крайне необходимо. Для печатания приказов и инструкций в поезде ВВИ организовали небольшую типографию, взяли с собой кинопроектор с лентами и граммофон с пластинками.

Николай Ильич определил маршрут второй поездки: Орел — Рязань — Тамбов — Саратов.

Главная задача работы в Орле — проверить выполнение указаний ВВИ и разосланных ею из Курска приказов — была решена в один день. Николай Ильич спешил в Рязань. Я. М. Свердлов еще в Москве сказал Н. И. Подвойскому, что в Рязанской губернии сложилось трудное положение. Губернская партийная организация большевиков была немногочисленной. В ряде Советов и государственных учреждений влияние левых эсеров было очень сильным. А они, как и всюду, противодействовали проведению в жизнь декретов Советского правительства, в том числе и в области военного строительства. В Рязани существовал не только губернский Совет, но параллельно с ним действовал и военно-революционный комитет, в котором верховодили левые эсеры. 17 апреля, когда на пленарном заседании губсовета был поставлен вопрос о выборе политического комиссара при военном руководителе, военно-революционный комитет послал вооруженный отряд и разогнал заседание Совета. 18 апреля В. И. Ленин, выступая на заседании ВЦИК, говорил: «Вот здесь недалеко от Москвы, в Рязанской губернии, я наблюдал такого рода явление. Совет есть. Помимо Совета есть Военно-революционный комитет. Военно-революционный комитет считает себя автономным… не подчиняется Совету, а поэтому и Совет ничего не может сделать для центральной власти».

Левые эсеры выступали против создания дисциплинированной регулярной Красной Армии. Они сопротивлялись переформированию отрядов в штатные подразделения и части, протестовали против отмены выборности командного состава, провозглашали оппортунистический лозунг «всеобщего вооружения» без классового подхода к этому вопросу. Им вторили сторонники «левых коммунистов», считавшие, что укрепление дисциплины и использование бывших офицеров и генералов в Красной Армии есть возврат к старому режиму в армии, даже восстановление старой армии.

Яков Михайлович предупредил Подвойского, что в ближайшие дни в Рязани предстоит III губернский съезд Советов, на котором должны будут решаться вопросы советского и военного строительства. Левые эсеры, говорил Свердлов, рассчитывают получить на съезде большинство со всеми вытекающими последствиями. Для этого в Рязань выехала целая делегация партии левых эсеров во главе с одним из ее лидеров — Марией Спиридоновой. Н. И. Подвойскому было поручено провести на съезде большевистскую линию.

14 мая Подвойский с поездом ВВИ прибыл в Рязань. Военный комиссар Яков Никитич Колданов, большевик с 1905 года, участник первой мировой войны и Октябрьской революции, был очень рад подоспевшей поддержке. Его длинное узкое лицо с воинственно торчащими пиками усов излучало неподдельную радость, хотя он знал, что благодарности от Н. И. Подвойского ему получать не за что.

Сразу по прибытии Николай Ильич переговорил с ним и с несколькими работниками губсовета и сообщил, что он и работники ВВИ должны немедленно посетить войсковые части для первого знакомства.

Яков Никитич помрачнел:

— Сами будете смотреть?

— Непременно. И специалисты Инспекции — бывшие офицеры и генералы, — подчеркнул Подвойский.

— Может, пулеметчиков вывести без оружия? Настроение у них не совсем хорошее. Не резанули бы.

Николай Ильич посмотрел на его озабоченное лицо и сказал:

— Вот с пулеметчиков и начнем. И непременно с оружием. Как же мы с ними будем защищать Советскую власть, если сами их будем бояться?

Через час Н. И. Подвойский в сопровождении Колданова уже обходил красноармейцев пулеметных команд. Одеты они были плохо, многие в лаптях. Лица хмурые, небритые. Пулеметы почищены плохо. Николай Ильич наметанным глазом определил самую «кулацкую. физиономию» пулеметчика и подошел к нему. Пулемет был грязный.

— Как будете стрелять из такого пулемета? — строго спросил он.

— А по ком стрелять? Да и знаем как, не впервой, — нехотя ответил тот, колюче сверкнув маленькими, глубоко посаженными глазками. — Могу и показать…

— Покажете, придет время, — резко ответил Подвойский. — Разобрать пулемет сможете, стрелять умеете? — обратился он к помощнику пулеметчика.

Помощник смущенно замялся, оглядываясь на первого номера и переминаясь с ноги на ногу.

— Почему не учите? — повернулся Николай Ильич к пулеметчику.

Тот вновь сверкнул глазами:

— Пусть пока потаскает «максимку». Меня тоже не враз учить стали.

Желваки заходили на обтянутых кожей скулах Подвойского.

— Кем воевать собираетесь? — обратился он к сопровождавшим его командирам. — Одним номером на пулемет? Монополию развели!

Командиры молчали.

За несколько часов группы ВВИ осмотрели части. Положение было чуть лучше, чем в Курске, но негативное влияние левых эсеров сказывалось, и очень сильно.

Н. И. Подвойский организовал работу по наведению порядка в частях. Сам же, лично, занялся губвоенкоматом и организацией военной власти. Он назначил военным руководителем опытного специалиста, бывшего генерала М. С. Шейдемана, а военными комиссарами — Я. Н. Колданова и М. И. Воронкова. Им было приказано немедленно открыть трехнедельные пулеметные курсы и пропустить через них солдат-пулеметчиков и командиров всех степеней.

Специалисты из военной секции ВВИ разработали инструкцию по уходу за оружием. Приказом ВВИ в ротах были назначены нештатные оружейники, в задачу которых входило наблюдение за состоянием оружия и его ремонт.

В гарнизоне с помощью работников политической секции Инспекции в каждой части были открыты библиотеки и читальни.

Николай Ильич прочитал в городе две публичные лекции: «Российская Федеративная Республика» и «Что надо ожидать от Рабоче-Крестьянской армии Советской Республики». Выступили с лекциями и работники политической секции.

Особого внимания требовала подготовка к губернскому съезду Советов. Подвойский встретился со многими депутатами-большевиками, губкомовцами, изучил соотношение сил на съезде. Потом собрал командиров и комиссаров из числа депутатов, пригласил губкомовцев.

— Требования партии и правительства по военным вопросам в губернии еще не выполнены, — говорил Н. И. Подвойский. — Выучка войск такова, что в первых же боях всех положим. Эсеры на съезде будут гнуть свою линию — протестовать против дисциплины, против использования старых специалистов, выступать за отрядность, за выборность командиров. Народ они напористый, могут потащить за собой весь съезд. А нам надо во что бы то ни стало провести резолюцию о перестройке военного дела. Выход, я считаю, у нас один — сказать делегатам всю горькую правду об истинном состоянии военного строительства. Убедить их, что дальше так продолжаться не может. Раскрыть эту правду должны командиры и комиссары. А большевики-депутаты, — Николай Ильич обратился к губкомовцам, — должны поддержать их.

На этом совещании договорились, что Подвойский выступит, когда на съезде будет достигнут перелом в настроениях или накалится до предела обстановка.

На съезде, как и ожидалось, левые эсеры сразу попытались повлиять на настроения делегатов. Но их хлесткие выступления звали, по сути дела, в никуда, назад. В них было много «революционных» фраз и мало того, что было связано с конкретными делами. Поэтому после каждого такого крикуна выходил кто-нибудь из командиров частей, советских работников и с цифрами и фактами в руках показывал реальное положение дел в военном строительстве, в хозяйственной работе. Звонкие речи левых эсеров стали вызывать раздражение и возмущение аудитории.

Вот тут-то и взял слово Николай Ильич. Он выступил как представитель ЦК, ВЦИК и СНК. Прежде всего он подробно остановился на вопросах экономической политики Коммунистической партии, выдвинув в качестве первоочередных задач налаживание учета и контроля, планирования производства, повышение производительности труда, всемерное укрепление трудовой и государственной дисциплины. В своем выступлении он опирался на работу В. И. Ленина «Очередные задачи Советской власти», которую знал почти наизусть. Затем Н. И. Подвойский рассказал о политике партии в области военного строительства. Оп убедительно доказывал, что необходимо не всеобщее вооружение, как того требуют левые эсеры, а строительство обученной, технически оснащенной, крепкой духом, классовой Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Строительство такой армии, подчеркивал Подвойский, невозможно без использования под контролем Советской власти знатоков этого дела — военных специалистов. Николай Ильич подробно разъяснил специфику работы волостных, уездных, губернского военкоматов.

Глубокая тишина стояла в зале, когда говорил Н. И. Подвойский. Оп чувствовал, что владеет залом, что многим дает ответы на мучившие их вопросы. Больше часа зал слушал его вдохновенную речь, давно уже кончилось его время по регламенту. И когда Подвойский закончил, делегаты бурными аплодисментами благодарили его. Но главной наградой Николаю Ильичу была большевистская резолюция, определившая направление военного строительства в духе апрельских декретов ВЦИК и СНК. Большевистские резолюции были приняты и по другим вопросам.

Рано утром 17 мая поезд ВВИ покинул Рязань и направился в Тамбов. Работники ВВИ использовали перерыв в работе для того, чтобы починить и почистить одежду, немного отдохнуть. Они знали, что в Тамбове будет не только не легче, но и значительно труднее — Инспекции предстояло решить, что делать с войсками В. И. Киквидзе: сформировать из них полнокровную штатную дивизию или использовать для пополнения других частей Красной Армии.

Н. И. Подвойский, отложив все дела, с удовольствием взялся за чтение первого «Бюллетеня ВВИ», отпечатанного в Рязани и разосланного в части Красной Армии во все концы страны. Во время работы в рязанском гарнизоне Николай Ильич окончательно пришел к выводу, что недостатки в военном строительстве в Орле, Брянске, Курске, Рязани повторяются. Следовательно, повторяются и меры, предпринимаемые ВВИ для их устранения. Если обобщить накопленный опыт и распространить его, то таким образом можно помочь многочисленным гарнизонам самостоятельно проводить ту работу, которой занимается Инспекция. И. И. Подвойский решил использовать имеющуюся в поезде ВВИ небольшую типографию и издавать бюллетени. Они были удобны тем, что их объем, тираж и периодичность можно было варьировать в зависимости от обстановки. Так в Рязани был выпущен «Бюллетень ВВИ» № 1, который вобрал в себя опыт работы Инспекции в четырех гарнизонах. В дальнейшем вышло еще несколько номеров бюллетеней. Их значение для военного строительства в то время трудно было переоценить: ведь в Красной Армии еще не было ни уставов, ни нормативных документов, которые определяли бы повседневную жизнь войск.

В Тамбове работа развернулась по сложившейся уже схеме. Инспекция малыми группами рассыпалась по частям и военным учреждениям для первого знакомства. Инспектора наметанным глазом сразу схватывали суть ситуации. Затем — короткое совещание и доклады Н. И. Подвойскому.

Основной состав ВВИ был направлен в отряды В. И. Киквидзе. Они представляли собой значительную часть 4-й армии, сформированной в марте 1918 года на Полтавщине. Когда Украина была оккупирована германскими войсками, 4-я армия под командованием В. И. Киквидзе и его заместителя С. П. Медведовского, героически оборонявшая украинскую землю, вынуждена была с боями отступить на территорию РСФСР, к Воронежу, а затем была перебазирована в район Тамбова.

Н. И. Подвойский с помощью аппарата ВВИ изучил структуру армии. Она оказалась типичной для того времени — отрядной. Однако личного состава и вооружения в ней было достаточно для сформирования полнокровной стрелковой дивизии по штатам, определенным Наркоматом по военным делам.

Николай Ильич побывал в отрядах, поговорил с красноармейцами. Встретился там и с земляками — подразделениями черниговского червонного казачества. Он убедился, что отряды сплочены, в них крепка боевая дружба, проверенная боями с германо-гетмановскими войсками. Киквидзевцы, от командующего до красноармейца, просили сохранить их боевое соединение. Н… И. Подвойский провел короткое учение нескольких подразделений. Он и специалисты ВВП убедились, что командиры и штабы четко управляют действиями отрядов, что выучка красноармейцев очень высокая. Николай Ильич решил, что расформировывать войска В. И. Киквидзе не только бессмысленно, но и вредно. Н. И. Подвойский собрал командный состав армии и инспекторов ВВИ и приказал в течение двух суток преобразовать 4-ю армию в стрелковую дивизию, для чего переформировать отряды в роты, батальоны, полки, вооружить их по утвержденным штатам. Он назначил на 19 мая праздничный ритуал принятия красноармейцами дивизии военной присяги.

Пока шло экстренное формирование дивизии, Н. И. Подвойский занялся налаживанием деятельности губвоенкомата, включился в работу по наведению порядка в частях гарнизона. Он успевал всюду, его мозг, как гигантский аккумулятор, впитывал факты, перерабатывал их, в результате рождались новые, нестандартные решения. Они, как правило, всесторонне обсуждались со специалистами ВВИ и местными военными работниками.

17 мая Николай Ильич своим приказом утвердил устав красноармейского клуба, ставший одним из самых первых нормативных документов по вопросам культпросветработы в Красной Армии. Политическая секция ВВИ уточнила разработанную Инспекцией еще в Курске программу политических занятий с красноармейцами. Опубликованная в «Бюллетене ВВИ» № 5, она стала достоянием всей Красной Армии. В Тамбове ВВИ разработала проект положения о товарищеских судах и опубликовала его в «Бюллетене ВВИ» № 3.

Подвойский видел, что новая армия не может жить без уставов. Но их не было. Наркомат медлил с их разработкой. Приказом ВВИ № 89 он распорядился: впредь, до разработки новых уставов, в вопросах обучения и внутреннего быта пользоваться старыми уставами — теми статьями и пунктами, которые не противоречат духу новой армии. Это распоряжение Н. И. Подвойского через неделю было подтверждено приказом Наркомата по военным делам.

…19 мая сформированная по единому штату дивизия В. И. Киквидзе с оркестром, знаменами замерла на огромном плацу. Ровно в 10 часов подъехал Н. И. Подвойский. Он вышел из машины — строгий, торжественный, и принял рапорт командира дивизии. Затем Николай Ильич обратился к бойцам:

— Сегодня вы одними из первых в Красной Армии принимаете недавно утвержденную присягу, даете торжественную клятву на верность социалистической республике, даете обещание защищать ее и дело рабочих и крестьян до последней капли крови. Кто нарушит эту клятву, того ждет суровая кара, презрение всего трудового народа.

Николай Ильич подошел к столу, снял фуражку. Обнажил голову и комдив В. И. Киквидзе. Шелест прошел по рядам — красноармейцы сняли головные уборы. В торжественной тишине Н. И. Подвойский громко зачитывал каждую фразу присяги, бойцы хором повторяли за ним. Затем оркестр грянул «Интернационал».

— Теперь вы — бойцы Рабоче-Крестьянской Красной Армии! — закончил ритуал Подвойский.

Над развернутыми колоннами прокатилось тысячеголосое «ура!».

Соединение вскоре стало именоваться 16-й стрелковой дивизией. Она покрыла себя славой на полях сражений гражданской войны. Николай Ильич постоянно следил за ее действиями. Как личную утрату воспринял он в январе 1919 года весть о гибели В. И Киквидзе. 16-й стрелковой дивизии было присвоено имя ее славного командира

…Перед отъездом из Тамбова Н. И. Подвойский провел смотр частей гарнизона, выступил перед красноармейцами с речью.

— Помните, — сказал он, — что слово «война» есть слово проклятое, когда оно произносится как лозунг хищения, властвования, порабощения. Но слово «война» есть слово святое, когда оно произносится как порыв возмущения против буржуазии, против капитализма, против порабощения…

В ночь на 20 мая поезд ВВИ отправился в Саратов, потом, через несколько суток, в Сызрань, оттуда — в Самару. Н. И. Подвойский намеревался выехать далее в Оренбург, но в Самаре стало известно о начале мятежа чехословацкого корпуса. Этот корпус насчитывал около 45 тысяч человек и был сформирован из пленных чехов и словаков еще осенью 1917 года. Впоследствии по договоренности со странами Антанты он был объявлен частью французской армии и должен был быть переброшен через Владивосток из России во Францию при условии его лояльности к Советской власти и сдачи значительной части своего оружия. Но командование корпуса не спешило сдавать оружие. Кроме того, оно открыто поддерживало российскую контрреволюцию. К концу мая войска корпуса растянулись по всей Сибирской же-железнодорожной магистрали — от Пензы до Владивостока. Реакционному командованию с помощью стран Антанты удалось поднять корпус на мятеж против Советской власти. Контрреволюционные силы Поволжья, Урала, Сибири, Дальнего Востока поддержали мятежников.

Н. И. Подвойский сразу оценил масштабы происшедшего. Он принял решение срочно выехать всему составу ВВИ навстречу надвигающейся опасности, в район Уфы, где провести экстренную работу по формированию частей Красной Армии, чтобы прикрыть промышленный Южный Урал. Оп дал телеграмму в Москву, в которой сообщил об изменении планов ВВИ и, не дожидаясь ответа, выехал в Уфу.

Заранее предупрежденные железнодорожники почти беспрепятственно пропускали поезд ВВИ. Николай Ильич часами сидел над картами, прикидывал возможные направления наступления мятежников. Было совершенно ясно, что первыми объектами их захвата будут Поволжье и Урал. Впоследствии так оно и оказалось — белочехи повернули на запад, якобы для создания антигерманского фронта с востока, и на Урал.

29 мая поезд ВВИ прибыл в Уфу. Один из ведущих местных военных работников, член партии большевиков с 1901 года, боевик времен первой русской революции Э. С. Кадомцев сообщил Н. И. Подвойскому, что военных сил в губернии много — около 20 тысяч бойцов. Но из-за сильного влияния левых эсеров они существуют не в форме отрядов, а как в 1905 году — в форме дружин, то есть крепко привязаны к месту работы и жительства. Левоэсеровская линия выражается в их лозунгах: «Долой дисциплину!», «Долой запертую в казармы армию!», «Долой назначаемые командные кадры!»

— Преодолеть влияние левых эсеров в военном строительстве нам еще не удалось, — сказал Э. С. Кадомцев. — Но теперь, в связи с мятежом чехословаков, надо попытаться его сломить. Думаю, что поможет и ваш авторитет как представителя Центра.

В тот же день на экстренно созванном заседании исполкома губсовета Н. И. Подвойскому удалось добиться принятия резолюции о создании военкоматов и немедленном начале формирования частей регулярной Красной Армии. После трехдневной борьбы местных большевиков, сплоченных Н. И. Подвойским, за такую же резолюцию проголосовал III губернский съезд Советов, проходивший 3–5 июня.

Между тем 29 мая в Москве ВЦИК под председательством Я. М. Свердлова принял постановление о переходе к комплектованию Красной Армии на основе воинской повинности. Но принудительный набор предписывалось провести сначала в наиболее угрожаемых областях и в рабочих центрах, и обязательно с разрешения Наркомвоена. Эта весть дошла до Уфы не сразу, и Николай Ильич вынужден был решать проблемы экстренного формирования военных сил самостоятельно, опираясь на собственный разум и полномочия, данные ему Центром.

Белочехи и казаки захватывали один город за другим. Пока Н. И. Подвойский был занят на губернском съезде Советов, член ВВИ Р. И. Берзин по его заданию проанализировал ход боевых действий и доложил, что неудачи во многом объясняются тем, что нет единого командования, не налажено снабжение, слаба дисциплина. Каждый отряд имеет своего командующего, указывал Берзин, свой штаб, и никто не хочет никому подчиняться, отряды ведут «эшелонную войну», не желая никуда отходить от железных дорог. Выводы Р. И. Берзина совпали с впечатлениями Николая Ильича от поездки на передовую, которую он осуществил на второй день после приезда в Уфу. Наспех сколоченные, необученные, управляемые малоподготовленными людьми красноармейские отряды, несмотря на мужество и преданность, отступали. Попытки Н. И. Подвойского задержать их отступление под Златоустом не дали успеха — для этого не было даже самого маленького резерва.

Нужны были срочные, кардинальные меры. 30 мая Н. И Подвойский издал приказ, в котором объявил, что «нашел необходимым принять на себя временно общее руководство до сих пор разрозненными оперативными действиями против мятежных чехословацких эшелонов, впредь до сформирования полевых штабов». Он взвалил на свои плечи функции командующего фронтом, а на Высшую Военную Инспекцию — функции штаба фронта. В той обстановке это было наиболее целесообразно.

Первейшей задачей, которую стал решать Н. И. Подвойский, было налаживание управления войсками. Опираясь на опыт и знания военных специалистов ВВИ, он создал оперативный штаб в Уфе, сформировал Урало-Оренбургский и Северо-Урало-Сибирский фронты, а так-же несколько групп войск по направлениям. Н. И. Подвойский понимал, что в сложившейся чрезвычайно сложной и острой обстановке успех дела во многом будет зависеть от воли, опыта и энергии людей, которые будут руководить фронтами и участками.

Первым он пригласил к себе члена ВВИ Р. И. Берзина. Бывший батрак, член партии большевиков с 1905 года, Рейнгольд Иосифович Берзин в чине поручика участвовал в первой мировой войне, был членом ВРК 2-й армии, после победы Октябрьского восстания командовал Западным революционным фронтом по борьбе с контрреволюцией, участвовал в подавлении контрреволюционной Центральной Рады, мятежа польского генерала Довбор-Мусницкого. Он имел большой политический и военный опыт, к тому же обладал поистине железным характером… Берзин, огромного роста, боком вошел в дверь, сразу заполнив собой значительную часть пространства штабного купе.

— Садитесь, Рейнгольд Иосифович. Вашу докладную о положении в районе боевых действий пересылаю товарищу Ленину…

Берзин провел ладонью по стриженной под машинку голове, смущенно крякнул, взъерошил густую бороду.

— Одновременно посылаю Владимиру Ильичу свое письмо, — продолжил Подвойский, заметив смущение Берзина. — В нем я поддерживаю все ваши оценки и выводы. Кроме того, подчеркиваю серьезность и опасность мятежа белочехов. Показываю, что они организованы, отлично вооружены. А главное — что их выступление подняло дух контрреволюционной части урало-оренбургского казачества. Это опаснее белочехов. Предлагаю сформировать Восточный фронт.

— Я тоже так думаю, Николай Ильич, — проговорил Берзин. — Тут начинается дело, с которым местными си ламп не справиться.

— Но, пока будет создан Восточный фронт, мы будем действовать сами. Я пригласил вас, Рейнгольд Иосифович, чтобы сообщить, что назначаю вас командующим Северо-Урало-Сибирским фронтом.

Н. И. Подвойский развернул оперативную карту, и через минуту они уже углубились в разработку плана предстоящих действий фронта.

Командующим Урало-Оренбургским фронтом Н. И. Подвойский, по настоянию местных большевиков, назначил В. В. Яковлева. К руководству войсками он также привлек бывшего рабочего, большевика, командира Восточного отряда по борьбе с мятежом атамана Дутова — В. К. Блюхера. Впоследствии Блюхер стал кавалером ордена Красного Знамени № 1, одним из первых Маршалов Советского Союза. На руководящие военные должности были назначены также С. А. Анучин. В. Н. Блохин, А. Ф. Каменский, И. М. Малышев и другие.

Организацию боевых действий созданных фронтов и участков Н. И. Подвойский начал с того, что установил простую структуру подчиненности войск и добился четкого выполнения приказов. Для этого он направил в каждый штаб членов ВВИ. Исполнительская дисциплина сразу расширила возможности маневрирования силами, и это позволило в известной мере воздействовать на боевую обстановку.

Основные силы ВВИ Н. И. Подвойский бросил на создание резервов — новых подразделений и частей. Для ускорения этой работы Николай Ильич, взяв на себя ответственность, приказал объявить воинскую повинность, а также призвать военных специалистов и бывших унтер-офицеров. Инспектора ВВИ с раннего утра и до 2–3 часов ночи налаживали работу только что созданных военкоматов, помогали осуществлять призыв, формировать новые подразделения и части, организовывали в них партийно-политическую работу и начальное военное обучение. Даже солдаты пулеметной команды и роты Образцового советского полка из поезда ВВИ были задействованы в качестве инструкторов для обучения новобранцев. Днем в поезде ВВИ оставались лишь оперативная группа и караул.

Как профессиональный партийный работник, II И. Подвойский проявлял особую заботу о коммунистическом воспитании красноармейцев, поддержании высокого морального духа советских войск. Он требовал, чтобы партийно-политическая работа в войсках шла непрерывно и осуществлялась в тех формах и теми методами, которые наиболее полно соответствовали сложившейся обстановке. В июне ВВИ создала на Северо-Урало-Сибирском фронте первый в Советских Вооруженных Силах политический отдел. К весне 1919 года политические отделы были созданы почти во всех дивизиях и армиях. С тех пор и до наших дней политотделы являются руководящими партийными органами КПСС в Советских Вооруженных Силах.

Работа Н. И. Подвойского в Уфе и в районах боевых действий была настолько напряженной, что он лишь через десять дней после приезда выкроил время, чтобы съездить в находившуюся поблизости Мидовскую коммуну-колонию петроградских детей, где работала Нина Августовна, где были и дети Подвойских. Свидание с семьей было коротким. Бои шли уже недалеко. Как будут дальше развиваться события, ни Николай Ильич, ни Пина Августовна знать не могли.

— Пока существует наша колония, я буду здесь, — сказала Нина Августовна. — Распоряжения об эвакуации детей Центр пока не дает.

— Если придут белые, пощады тебе не будет.

— Я знаю. Будем надеяться на лучшее. — Нина Августовна говорила спокойно, как об окончательно продуманном и решенном. — Но мы с заведующей колонией обходим местных крестьян. Договариваемся, чтобы разобрали детей на случай разгрома колонии. Самим, может, удастся уйти в подполье.

Решили, что Николай Ильич все-таки возьмет с собой в поезд ВВИ сына Леву, а Нина Августовна с тремя дочерьми останется в колонии.

Двадцать дней части Красной Армии под командованием Н. И. Подвойского сдерживали мятежников в районе Урала. 13 июня В. И. Ленин подписал распоряжение СНК об образовании реввоенсовета Восточного фронта. 17 июня по вызову В. И. Ленина и Я. М. Свердлова ВВИ направилась в Москву. По дороге Н. И. Подвойский написал статью «Подготовка пролетарской победы» и разработал доклад в ЦК. ВЦИК и СНК «Задачи Советской власти в борьбе с чехословацким мятежом». В нем Николай Ильич указал на огромную опасность возникшего фронта, предложил способы укрепления сил, действующих против мятежников. В. И. Ленин ознакомился с докладом, обстоятельно побеседовал с И. И. Подвойским и согласился, что меры, предпринимаемые для создание крепкого фронта против белочехов и контрреволюции, пока недостаточны.

В Москве Н. И. Подвойский активно включился в подготовку V Всероссийского съезда Советов, который открывался через несколько дней и должен был принять принципиально важные решения по военному строительству. Лишь поздно вечером приезжал он в поезд ВВИ, где на попечении И. П. Приходько находился Лева. Николай Ильич поправлял на спящем сыне одеяло, осторожно гладил его белокурые волосы. Резкой болью отзывалась мысль о семье, о судьбе петроградских детей. Уфимская губерния, в том числе Миловка, где располагалась детская колония-коммуна, была захвачена белыми. Где теперь Нинуша, дети? Что с ними? Живы ли? С этими мыслями он засыпал, с ними начинал новый день.

…«Как-то ночью… Яков Михаилович явился домой сам не свой, — вспоминала К. Т. Свердлова, заведовавшая тогда секретариатом ЦК РКП(б).

— Ты понимаешь, — сказал он, — был у меня сегодня Подвойский. Только что приехал и опять уезжает… Ты же знаешь Николая Ильича. Человек он редкостной бодрости, оптимизма, энергии. Чудесный человечище! А тут, чувствую, что-то не то. Нервничает, волнуется, молчит. Посоветовались мы с Варламом (В. А. Аванесовым. — Н С.) и решили осторожно разузнать, что с ним стряслось. Бились, бились, еле выяснили. Оказывается, его жинка с тремя дочурками попала в руки к чехам…

Я хорошо знала Подвойского. Неоднократно сталкивалась с его женой Ниной Августовной, всегда сдержанной, спокойной, удивительно скромной большевичкой, секретарствовавшей в 1917 году в ПК. Знала я, как любил семью Николай Ильич, как он был привязан к ребятам, и, услышав страшное известие, растерялась. Чем помочь?

Но Яков Михайлович уже все продумал».

По указанию Я. М. Свердлова 27 июня 1918 года к подпольщикам Уфы была направлена группа большевиков с заданием выяснить судьбу детских колоний, помочь укрыть петроградских детей у местных жителей, попытаться найти руководителей колонии, в том числе Н. А. Подвойскую и, если они арестованы, организовать побег и переправить их через линию фронта.

Н. И. Подвойский ничего об этом не знал…А Мидовская колония, как потом оказалось, в это время была уже разгромлена белыми. Нина Августовна с младшей дочерью была арестована. Двух старших ее дочерей укрыли крестьяне.

…4 июля Николай Ильич загодя приехал в Большой театр, где открывался V Всероссийский съезд Советов. На съезде собралось 1164 делегата, из которых 773 были большевиками, а более 350 — левыми эсерами. Он знал, что на съезде предстоит ожесточенная борьба с левыми эсерами. Отношения с ними к лету 1918 года резко обострились. Левые эсеры вели самую разнузданную агитацию против Брестского мира, устраивали одну провокацию за другой, пытаясь втянуть Советскую Республику в «революционную войну» с Германией. Их злобные выпады резко усилились, когда партия и рабочий класс развернули борьбу с кулаком, душившим Советскую Республику голодом, — к лету норма выдачи хлеба в Москве и Питере была снижена до 50 граммов на два дня. Левые эсеры встречали в штыки все мероприятия по укреплению Советской власти в деревне, особенно создание комитетов бедноты и отправку продовольственных отрядов из рабочих в село.

Н. И. Подвойский не раз участвовал в схватках с меньшевиками, эсерами, представителями других непролетарских партий и группировок. Ему приходилось видеть всякое. Но такой обструкции, которую устроили левые эсеры с первых минут работы V Всероссийского съезда Советов, ему видеть еще не доводилось. С занимаемых ими мест неслись не просто крики, а вопли, свист, топот, оскорбления. Их вызывающее поведение было не случайным.

Еще 24 июня 1918 года ЦК партии левых эсеров принял решение об организации вооруженного восстания с целью свержения Советской власти. Начать восстание предполагалось во время работы V Всероссийского съезда Советов. Заговорщики намеревались арестовать президиум съезда, в том числе В. И. Ленина, Я. М. Свердлова и других руководителей партии большевиков и Советского государства, захватить Кремль, телеграф, телефон, почту, вокзалы, а затем объявить о переходе власти в руки левых эсеров. Основной ударной силой должен был стать почти двухтысячный отряд ВЧК, которым командовал левый эсер Попов. С помощью одного из руководителей ВЧК, левого эсера Александровича, отряд заранее был постепенно укомплектован в основном левыми эсерами и моряками-анархистами. И на охрану Большого театра, где проходил съезд, Александрович поставил своих людей. Центр мятежников располагался в особняке Морозова в Трехсвятительском переулке — в штабе отряда Попова. Одновременно с московским восстанием должны были произойти выступления в ряде других городов России. Заговор тайно поддерживался иностранными дипломатическими миссиями.

Авантюра левых эсеров началась 6 июля. Примерно в три часа дня эсеры Блюмкин и Андреев по подложным документам проникли в здание германского посольства, смертельно ранили посла Мирбаха и скрылись в расположении отряда Попова. Ф. Э. Дзержинский, узнав о ранении посла, выехал в посольство, а оттуда в отряд Попова, но был там арестован. Одновременно был схвачен председатель Моссовета П. Г. Смидович. Мятежники захватили телеграф и разослали телеграммы о том, что правящей партией отныне является партия левых эсеров.

В. И. Ленин взял руководство подавлением мятежа в свои руки. К этому времени по распоряжению Владимира Ильича уже были приняты некоторые меры, в частности, была скрытно сдублирована большевиками-чекистами вся охрана Большого театра.

Н. И. Подвойский, как и многие делегаты съезда, даже и не подозревал о происходящем. Он вместе с другими пришел на очередное заседание. Но его начало почему-то задерживалось. Вдруг к трибуне вышел представитель партии большевиков и потребовал провести совещание партийных фракций, причем левым эсерам было предложено заседать в фойе Большого театра, а большевикам — в школе агитаторов ВЦИК на Малой Дмитровке, 6. Якобы для того, чтобы не было толчеи, большевикам предложили выйти через оркестр. Едва Подвойский вошел в здание школы, как ему сообщили, что В. И. Ленин и Я. М. Свердлов срочно вызывают его. Николай Ильич тот, час отправился в Кремль.

В это время в Большом театре дубль-охрана из большевиков-чекистов молниеносно убрала эсеровских часовых, оцепила здание. Главари левых эсеров, рассчитывавшие арестовать Советское правительство, сами оказались в железном кольце. Мятеж в считанные минуты был обезглавлен. Оставалось стремительно атаковать и разгромить оставшихся без руководства мятежников. Для этого нужен был хороший военный организатор. В. И. Ленин и Я. М. Свердлов остановились на Н. И. Подвойском.

— Вам поручается военное руководство подавлением мятежа, — сказал ему Владимир Ильич. — Действовать надо быстро. Мобилизуйте все, что можно. Ночью или к утру с мятежниками должно быть покончено. Свяжитесь с командующим округом Мурадовым и комиссаром Ярославским.

— Подключим делегатов-большевиков, МК вооружит рабочих, — добавил Я. М. Свердлов. — Но сейчас мятеж расползается по столице. Они захватили несколько районов. Эсеры призвали части присоединиться к ним.

Н. И. Подвойский тут же созвонился с Н. И. Мурадовым, назначил немедленную встречу в здании Высшего военного трибунала и выехал туда. По пути он попытался прикинуть план действий, но не смог — все его сведения были почти на нуле. Чем располагает Мурадов? Что это за отряд Попова? Надо отбить телеграф, взять под охрану вокзалы, банк, защитить Кремль…

Командующий Московским военным округом Н. И. Муралов уже ждал Н. И. Подвойского, рассматривая карту Москвы.

— Какие части есть в столице? — сразу спросил Николай Ильич.

— Все войска в летних лагерях под Москвой, — ответил командующий. — Здесь есть два полка Латышской дивизии. Есть батальон курсантов человек на 60–80. Есть небольшой по составу Образцовый полк. Есть орудия в артшколе. В Кремле стоит 9-й латышский полк. Это все. Надо вызывать части из лагерей.

— Кремль оставить без охраны нельзя, — сразу решил Николай Ильич. — Девятый полк в расчет не берем. Из лагерей части вызвать не успеем… Что за отряд Попова, какие у него силы?

— Отряд округу не подчинен. — Муралов помолчал, прикидывая. — Точных данных у меня нет, но думаю, что в нем должно быть одна-две тысячи человек. С полсотни пулеметов, пять-семь бронемашин. Не менее батареи орудий.

— Надо организовать разведку. Уточнить расположение отряда, его силы. Что там вырисовывается на плане?

Подвойский и Муралов прикинули по карте Москвы сложившуюся военную ситуацию. Было ясно, что для ликвидации мятежа придется штурмовать морозовский особняк, брать прилегающие улицы.

— Для грамотной организации молниеносного штурма нужен военный специалист. Кому можно доверить? — спросил Подвойский Мурадова.

— Вацетису, начальнику Латышской дивизии, — сказал, подумав, Муралов.

Н. И. Подвойский знал бывшего полковника И. И. Вацетиса. После Октябрьского вооруженного восстания он вместе со своим полком перешел на сторону Советской власти. Участвовал в подавлении мятежа Довбор-Мусницкого…

— Вызывайте Вацетиса, — сказал он Мурадову.

Адъютант командующего тут же выехал на автомобиле в штаб Латышской дивизии. В это время вошел Е. М. Ярославский. Н. И. Подвойский положил хронометр на стол.

— Предлагаю действовать так. Вы, Николай Иванович, — обратился Подвойский к Мурадову, — через Московский комитет немедленно мобилизуйте отряды вооруженных рабочих и коммунистов. Свердлов распоряжение в МК уже дал. Организуйте охрану всех вокзалов. Постарайтесь овладеть телеграфом. Вы, Емельян Михайлович, связывайтесь со Свердловым и рассылайте делегатов-большевиков съезда комиссарами в части. Особенно в лагеря. Их задача — предупредить возможное выступление частей на стороне мятежников. Я и Вацетис будем организовывать штурм.

Ярославский сразу ушел, а Муралов остался, чтобы вместе с Подвойским поговорить с Вацетисом.

Вскоре адъютант привез Вацетиса. Подвойский и Муралов предложили ему разработать план штурма морозовского особняка. Вацетис быстро изучил по карте Москвы обстановку, уточнил детали и тут же наметил исходные позиции штурмующих войск. Муралов поднял по тревоге Образцовый полк, батальон курсантов, артиллеристов и указал им места сосредоточения. Вацетис вывел оба полка латышских стрелков. Вскоре Н. И. Муралов уехал организовывать охрану вокзалов и других учреждений. Н. И. Подвойский и И. И. Вацетис в деталях отработали план и в 2 часа ночи доложили его В. И. Ленину. Перед рассветом они объехали подготовившихся к штурму латышских стрелков, курсантов, артиллеристов.

К утру Москва окуталась густым туманом с предельной видимостью 15–20 шагов. Это и облегчало и затрудняло атаку, которая началась в 5 часов утра. Советские отряды захватывали один объект за другим. Наконец осталось лишь 300 шагов до морозовского особняка — штаба отряда Попова. Подвойский и Вацетис подтянули свой командный пункт вплотную к цепям наступающих. В это время к ним привели парламентера мятежников с белым флагом в руках.

— Что скажете? — сурово спросил его Подвойский.

— Командование передает, что мы готовы сдаться на определенных условиях…

— С предателями Советской власти ни в какие переговоры не вступаем! — перебил его Подвойский. — Условие одно: безоговорочная капитуляция, немедленное освобождение Дзержинского, Смидовича. Даю десять минут!

Через 10–15 минут И. И. Вацетис дал сигнал к штурму. Со стороны особняка ударили пулеметы. Штурмующие залегли. Вацетис приказал артиллеристам бить прямой наводкой по особняку. Ахнули орудия. Один из снарядов влетел в окно особняка и взорвался в той самой комнате, где заседал штаб мятежников. Оглушенные главари мятежа, спасаясь, бросились во двор, к машинам. Мятежников охватила паника, и они хлынули на улицу, стараясь прорваться через цепи наступающих.

…К 12 часам дня 7 июля мятеж левых эсеров в столице был подавлен.

9 июля V Всероссийский съезд Советов продолжил работу. Он утвердил Конституцию РСФСР, принял очень важные решения по строительству регулярной, централизованной, дисциплинированной Красной Армии. «Период случайных формирований, произвольных отрядов, — говорилось в резолюции съезда, — …должен быть оставлен позади».

Н. И. Подвойский, избранный членом ВЦИК, сразу после съезда выехал по указанию В. И. Ленина в третью инспекционную поездку. Рассчитывая значительно расширить деятельность ВВИ, Н. И. Подвойский пополнил ее состав новыми работниками. В политическую секцию был включен старый революционер, соратник В. И. Ленина В. Ф. Горин-Галкин. Членами военной секции стали В. В. Куйбышев и Г. Д. Базилевич, а чуть позже Б. М. Шапошников — в будущем начальник Генерального Штаба Красной Армии и Маршал Советского Союза.

Общее задание В. И. Ленина Подвойскому заключалось в том, чтобы объехать Западный и Южный фронты с целью ускорить формирование и переброску на Восточный фронт частей и соединений Красной Армии. Учитывая политическую и военную зрелость, инициативность и энергию Н. И. Подвойского, Москва предоставляла ему возможность действовать самостоятельно. Вместе с тем, когда возникала необходимость, ему телеграфно доводились срочные конкретные задания. Так, 29 июля В. И. Ленин поручил Н. И. Подвойскому экстренно выехать под Поворино, где создалась угроза прорыва войск Краснова с юга к Волге. Красновцы намеревались там соединиться с белочехами и отрезать Царицын и Каспий от Центра. Под Поворино сложилась такая обстановка, что, казалось, не было никакой возможности остановить казаков Краснова. Но Высшая Военная Инспекция, руководимая Н. И. Подвойским, за несколько дней сформировала и стянула с второстепенных участков 15 воинских частей. Создав мощный кулак, Н. И. Подвойский взял на себя командование и нанес стремительный контрудар. Красновцы были не только остановлены, но и отброшены на 40–50 верст.

Спешное инспектирование, срочные задания выработали у Николая Ильича такие замечательные качества, как способность мыслить широко, быстро схватывать и всесторонне оценивать ситуацию, находить эффективные, подчас неожиданные решения. Подвойский являл собой пример партийного работника с постоянной жаждой совершенствования, его отличало творческое отношение к порученному ему делу. Так, объезжая фронты, прифронтовые районы, он увидел, что полупартизанское самоснабжение военных частей продовольствием и фуражом обостряет отношения местного населения и Красной Армии. Под его руководством Высшая Военная Инспекция разработала четкую систему и создала органы централизованного снабжения войск Южного фронта. Этот опыт потом был распространен на другие фронты. Н. И. Подвойский был одним из инициаторов создания единого органа руководства боевой деятельностью Красной Армии — Реввоенсовета Республики. Именно по его инициативе многочисленные воинские части, выполнявшие специальные задачи в различных ведомствах, были переданы в ведение Наркомвоена и превращены в штатные боевые единицы. Он внес много других предложений, направленных на совершенствование военной организации Советского государства. Благодаря Н. И. Подвойскому Высшая Военная Инспекция стала не только контролирующим, но и созидательным органом, критически и творчески анализирующим накопленный опыт, ищущим пути улучшения военного дела.

…Работа поглощала Николая Ильича целиком. В работе он забывался, гасил свою постоянную боль, вызванную тревогой о жене и детях. Лева стал любимцем ВВИ. Многим он напоминал о собственных семьях. Поэтому пулеметчики с удовольствием рассказывали ему, как устроен пулемет. В типографии показывали, как работает печатная машина. Он уже знал устройство винтовки. Нередко Лева увязывался с отцом во время объездов частей. Но чаще, возвратившись в вагон, Николай Ильич заставал сына спящим. Он осторожно вынимал из стола две коротенькие записочки, полученные от Нины Августовны еще до захвата белочехами Уфы. «Будь построже с Левой насчет внутренней и внешней опрятности, — писала она. — Следи, чтобы он был чисто, аккуратно, со вкусом одет. Купи ему матросскую синюю шапку, синие штаны, подтяжки непременно… Скучаю мучительно. Скажи это Леве… желаю тебе большого успеха… крепко поцелуй Леву. Скажи, чтобы помнил свою маму. Прощай». И больше никаких вестей! Николай Ильич не знал, что Нина Августовна с младшей дочерью в тюрьме; не знал, что посланцы Я. М. Свердлова добрались до подпольщиков Уфы…

«Однажды ночью, — вспоминала старшая дочь Подвойских Ольга Николаевна, — нас разбудили, одели и предупредили, чтобы мы не шумели, и куда-то повели. Пройдя парк, мы увидели запряженных лошадей. Нас посадили на телегу, и только тут мы увидели нашу маму… Говорили очень тихо, чтобы отъезд не заметили. Мы тронулись. Мама уложила нас спать, и мы скоро уснули. Ехали мы через степь к Волге долгих три дня. У города Мензелинска пересели на пароход. Добрались до Казани. Но и на Казань уже наступали белые. Втиснулись мы с мамой в какой-то битком набитый вагон и поехали куда-то дальше». Так это виделось старшей десятилетней Олесе. Младшие Лида и Ниночка и этого не восприняли. А ситуация была тяжелейшей. И Нина Августовна понимала, что надеяться ей надо только на себя. на свою волю, на свое упорство, да и на счастливый случай. Но разбитым дорогам гражданской войны, в переполненных до отказа вагонах, без хлеба, без денег, без документов она долгие недели упорно пробивалась на юго-запад. Туда, где гремел белоказачий фронт. Неизвестно, почему она не поехала от Казани прямо на Москву — кратчайшим путем. Скорее всего она каким-то образом узнала, что Николай Ильич на Южном фронте. И вот однажды в Балашове в поисках питьевой воды она вышла на платформу и увидела матроса, знакомого еще по революционному Петрограду. Матрос оказался из… охраны поезда Высшей Военной Инспекции, которая ночью приехала в Балашов. Поезд ВВИ стоял рядом, на запасных путях. Новость была ошеломляющей. Силы покинули Нину Августовну. Она качнулась, но крепкие матросские руки поддержали ее.

Вскоре грязные, голодные и усталые Подвойские были в штабном вагоне ВВИ. Николая Ильича не было, он вместе с Левой рано утром уехал в части гарнизона. Нина Августовна села за стол, бессильно опустила голову на руки…

Когда Подвойские умылись, команда охраны угостила их самым роскошным блюдом — жареной картошкой с хлебом и воблой.

— Лучше ничего нет, — сказал, поглаживая усы, комендант поезда И. П. Приходько. — Николай Ильич с этим делом строг.

— Нам такое блюдо снилось много недель. — Нина Августовна посмотрела на уплетающих за обе щеки детей.

Когда вечером Николай Ильич с сыном вернулся на станцию, его ждал сюрприз, от которого, как он потом выразился, у незакаленпого человека могло бы разорваться сердце…

Нина Августовна, несмотря на перенесенные лишения, сразу же включилась в работу политической секции ВВИ — выпускала листовки, обращения, выступала в качестве агитатора среди красноармейцев, рабочих, крестьян. Но ни на один день ее не покидала мысль о петроградских детях, оставшихся в Уфимской губернии, у местных жителей. Она писала в Наркомпрос одно письмо за другим, призывая сделать хоть какие-то шаги к розыску детей. Опа и сама готова была вновь идти через линию фронта. Нина Августовна успокоилась лишь, когда узнала, что 25 сентября 1918 года на заседании СНК, проходившем под председательством Я. М. Свердлова, были приняты дополнительные практические меры по спасению детей.

В августе поезд ВВИ непрерывно перемещался по липни Борисоглебск — Балашов — Камышин — Царицын, обеспечивая по заданию Центра Южный и Восточный фронты пополнением, налаживая боевое обеспечение.

…31 августа в купе Н. И. Подвойского вошел взволнованный Ф. В. Владимиров.

— Покушение на товарища Ленина!

Н. И. Подвойский вскочил, выхватил у него листок с сообщением.

«Несколько часов тому назад, — читал он, — совершено злодейское покушение на товарища Ленина… На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции.

Товарищи! Помните, что охрана ваших вождей в ваших собственных руках. Теснее смыкайте свои ряды, и господству буржуазии вы нанесете решительный, смертельный удар..

Спокойствие и организация! Все должны стойко оставаться на своих постах! Теснее ряды!

Председатель ВЦИК Я. Свердлов».

Николай Ильич бросился к прямому проводу и не ушел из аппаратной, пока не узнал, что В. И. Ленин жив. Оп вернулся в вагон, придвинул к себе бумагу.

«Приказ по войскам Южного фронта № 243, ст. Родничок, 31 августа 1918 года.

Армия, слушай!.. Враги совершили злодейское покушение на самого дорогого и любимого человека в Республике, на Председателя Совета Народных Комиссаров тов. Ленина…

Товарищ Ленин создал сплоченную рабочую силу, организовал партию пролетариата, своим могучим словом разбудил спавшего крестьянина… Помещики, фабриканты и их наймиты, правые эсеры, разбитые в честном и открытом бою… трусливо, из-за угла хотят лишить нас, рабочих и крестьян, вождя не только Российской Республики, но и пролетариата всего мира…

Приказываю всем войскам подтянуться, установить в армии строжайшую дисциплину, беспрекословно и быстро исполнять все приказы…

Народный комиссар по военным дедам, член ВВС

Н. Подвойский».

Весь аппарат ВВИ был брошен Н. И. Подвойским на проведение в частях митингов и собраний, на укрепление порядка и дисциплины. Потрясенный случившимся, Н. И. Подвойский требовал от каждого работника ВВИ, командира, комиссара, красноармейца удвоенной, утроенной энергии, считая это лучшим ответом на происки врагов социализма.

Утром 1 сентября Н. И. Подвойский вместе с г. д. Базилевичем выехал на железнодорожной летучке в расположение дивизии В. И. Киквидзе. Летучка состояла из паровоза, вагона и платформы с автомобилем. Она мчалась к станции Елань. Подвойский и Базилевич сначала сидели в кузове автомобиля, потом вышли на платформу. Здесь же было еще несколько работников ВВИ. Примерно в восьми километрах от Елани вдруг раздался сильный взрыв. Паровоз на полном ходу повалился с насыпи, за ним — платформа с автомобилем. Николая Ильича выбросило под откос. Он ударился головой и потерял сознание.

Очнувшись, Н. И. Подвойский увидел над собой И. П. Приходько, В. И. Киквидзе. Голова гудела, болело все тело, особенно нога.

— Как остальные? — с трудом спросил он.

— Все живы! Базилевич пока без сознания.

Подвойского и Базилевича положили на носилки и отправили в Елань, где как раз находился санитарный поезд. Врач определил, что у Николая Ильича — контузия, перелом левой ноги, многочисленные ушибы. У Базилевича оказались сотрясение мозга и перелом ключицы. Как потом выяснило следствие, взрыв был результатом спланированного покушения на Н. И. Подвойского.

— …Контра рада избавиться от вас, Николай Ильич, — говорил И. П. Приходько, сидя в вагоне санитарного поезда около перевязанного Н. И. Подвойского. — Вы ей тут как кость в горле. Да и раньше насолили изрядно. Я ведь с апреля семнадцатого года рядом с вами. Знаю.

Николай Ильич с трудом улыбнулся:

— Да, контрреволюции, пожалуй, благодарить меня не за что… Но я и теперь ее не порадую.

Н. И. Подвойский решительно отказался ехать на лечение в Москву. Отлежавшись дня три, он вновь включился в работу — костыли не очень мешали ему руководить Инспекцией. Лишь в конце сентября, когда был сформирован РВС Южного фронта, Николай Ильич вместе с выполнившей свою задачу ВВИ с разрешения Центра вернулся в Москву. Вернулся полный новых планов и идей.

3 октября 1918 года Н. И. Подвойский участвовал в работе объединенного заседания ВЦИК, на котором Я. М. Свердлов зачитал письмо В. И. Ленина о необходимости удесятерить усилия по созданию Красной Армии. «Мы решили иметь армию в 1 000 000 человек к весне, — писал Владимир Ильич, — нам нужна теперь армия в три миллиона человек. Мы можем ее иметь. И мы будем ее иметь», Н. И. Подвойский сразу же и без иллюзий оценил всю грандиозность и сложность поставленной задачи. Как всегда в подобных случаях, Николай Ильич стал обдумывать свое место и роль возглавляемой им организации — ВВИ — в ее решении. Задача создания трехмиллионной армии захватила его, стала стержневой.

Несмотря на загруженность (ведь Н. И. Подвойский был еще и членом РВСР, активно работал в Совете Обороны), Николай Ильич вместе с группой политработников ВВП приступил к разработке программы формирования трехмиллионной армии. Об этой программе он, видимо, беседовал с В. И. Лениным, потому что именно в это время В. И. Ленин поручил Николаю Ильичу регулярно информировать его о Красной Армии.

19 октября программа была готова. Н. И. Подвойский изложил ее содержание Московскому комитету партии и в тот же день направил в ЦК РКП(б). 22 или 23 октября В. И. Ленин получил от Н. И. Подвойского «Программу работ Коммунистической партии по созданию трехмиллионной армии» и доклад «Формирование трехмиллионной армии».

Задания на разработку этих важнейших документов Н. И. Подвойскому никто не давал. Но он не мог сидеть сложа руки, если видел, что задача назрела.

В процессе работы над программой развертывания армии Н. И. Подвойский особенно много думал о военкоматах. Им предстояло осуществить небывалую по масштабам мобилизационную работу. Созданные весной 1918 года в преддверии введения воинской повинности, они по структуре, штатам, методам работы были рассчитаны на условия того времени. На Урале и на Южном фронте, когда приходилось осуществлять спешные и напряженные мобилизации, они задыхались. Высшей Военной Инспекции это было известно не по отчетам — она сама в этих случаях вливалась в военкоматы и обеспечивала решение задач. Николай Ильич посоветовался со специалистами ВВИ. Они подтвердили его мысль: военкоматы нуждаются в реформе. Но в наркомате, в частности, во Всероссийском главном штабе это предложение поддержки не нашло. Сдававший дела начальника Всероглавштаба А. А. Свечин сказал:

— Помилуйте, Николай Ильич, в ходе развертывания трехмиллионной армии затевать реформу военкоматов! Уж лучше усилить их и решить главную задачу… Бонч-Бруевич и без реформы сомневается в ее выполнимости.

Н. И. Раттэль, принимавший дела начальника Всероглавштаба, определенного мнения не высказал, сославшись на то, что проблему еще не изучил.

— Хорошо, — несогласным тоном сказал Николай Ильич. — Мобилизацию в трехмиллионную армию временно усиленные военкоматы, предположим, выдержат. А если завтра потребуется армия в четыре миллиона? В пять миллионов?! Значит, тогда все равно придется перестраивать военкоматы. Только в более трудных условиях.

А. А. Свечин неопределенно развел руками, дескать, зачем крайности.

Не получив во Всероглавштабе поддержки идеи реформы военкоматов, Н. И. Подвойский поставил этот вопрос на обсуждение руководителей отделов ВВИ. Он предложил создать свою комиссию для разработки проекта реформы. Но единодушной поддержки и здесь не было, то есть почти все соглашались, что реформу готовить надо, но где взять людей? Инспекция и без того не знала отдыха. Высказывались и такие сомнения: а не уходит ли вообще ВВИ от своей основной работы?

— Налаживание военкоматов, ускорение формирования Красной Армии и есть, так сказать, первородная задача Инспекции, — напомнил Николай Ильич.

Обстановка постепенно накалялась. Высказывания «за» и «против» становились все резче. Николай Ильич любил такие горячие дискуссии. Доводы разума, помноженные на эмоции, сталкивались со столь же убедительными и страстными возражениями, и, как правило, рождалась истина — нужное, единственное верное решение. Часто в пылу спора незаметно выходили за пределы проблемы. Вот и теперь от реформы военкоматов перешли к роли ВВИ в формировании трехмиллионной армии. Николаю Ильичу это и было нужно, так как теперь разработка проекта реформы выглядела не обузой, а частью общей работы ВВИ по решению главной военной задачи.

…Пора было подводить итоги. Но, к огорчению Николая Ильича, упорствовал его заместитель С. С. Данилов.

— За мобилизацию и за работу военкоматов, в конце концов, отвечает Всероссийский главный штаб! — без особой надежды на успех пустил в ход последний довод С. С. Данилов. — Это же их дело! Пусть они и готовят реформу!

Николай Ильич встал, показав этим, что будет закруглять обсуждение.

— Верно. Это их задача. Но задач у них много, и они пока не видят необходимости реформы. А мы видим, потому что каждый день и каждый час работаем с военкоматами. Им еще надо искать пути их перестройки, а мы о них говорим чуть ли не полгода. Пока Главштаб придет к реформе, приступит к разработке, время будет упущено. Сейчас у всех одна главная задача — трехмиллионная армия — и у ЦК, и у правительства, и у всех военных учреждений. Тут от всех требуется максимум, а не приходская политика, не деление на свои и чужие деревни.

Данилов упрямо смотрел в сторону, демонстрируя этим свое несогласие.

— Пока мы тут спорим, — продолжал Подвойский, — я из ваших же слов понял, что Инспекция для ускорения формирования трехмиллионной армии может сделать гораздо больше, чем мы думаем. Мне кажется, что надо добиться санкции Реввоенсовета на инспектирование Всероглавштаба. А может, и других центральных военных учреждений. Сдается мне, что там расползается бюрократизм, и надо попытаться сбить эту волну. Иначе она будет все больше мешать мобилизации… Но это не все. Мы знаем, что при спешном формировании трехмиллионной армии самым острым будет вопрос изыскания и подвоза продовольствия. И другого имущества, конечно. Но продовольствия — в первую очередь. Оно нужно каждому из трех миллионов хотя бы раз в день. Поэтому наша Инспекция должна помочь Наркомпроду и Наркомпути подготовиться к этому…

Данилов не выдержал, всплеснул руками:

— Но это же другие ведомства, Николай Ильич! Мы же, хоть и Высшая, но Военная Инспекция! Есть же предел какой-то…

Спор разгорелся с новой силой. Предложения Н. И. Подвойского все-таки были признаны правильными. ВВИ сформировала комиссию, которая разработала проект реформы военкоматов. Менее чем через год на основе этого проекта началась и сама реформа. А тогда, вскоре после совещания, Н. И. Подвойский прежде всего стал убеждать председателя РВСР Л. Д. Троцкого в необходимости инспектирования Всероссийского главного штаба. Тот, хотя и без особой охоты, но согласился. Николай Ильич отправился к Я. М. Свердлову и предложил проинспектировать ведомства, связанные со снабжением Красной Армии, помочь им наладить работу. Яков Михайлович задумался лишь на мгновение.

— Юридически это, Николай Ильич, нелепица. Военная Инспекция подменяет госконтроль и проверяет Наркомпрод и Наркомпуть! Но пока госконтроль слаб, это поможет делу. — Яков Михайлович чуть помолчал. — ЦК берется за перестройку и усиление всей системы контроля. Вам, Николай Ильич, придется поработать в комиссии ЦК. Готовьте свои предложения. А пока суд да дело, проверяйте Наркомпрод и Наркомпуть. Владимиру Ильичу я объясню. Ваши полномочия надо бы подтвердить через СНК или ВЦИК. Чтобы не возникло трений.

25 ноября 1918 года в составе Высшей Военной Инспекции было образовано три комиссии из самых квалифицированных инспекторов. Они сразу же приступили к обследованию работы Всероглавштаба, а также деятельности Наркомпрода и Наркомпути, правда, лишь по вопросам снабжения Красной Армии. Нарком путей сообщения В. И. Невский хорошо знал Н. И. Подвойского и был уверен, что работа ВВИ принесет только пользу, поможет улучшить управление выбивающимся из сил железнодорожным транспортом. Нарком продовольствия А. Д. Цюрупа, возглавлявший, пожалуй, один из самых трудных и нервных участков государственной работы, был глубоко партийным человеком, жил исключительно интересами дела и потому был далек от каких-либо ведомственных амбиций. Он был рад неожиданной помощи.

Опыт проверки Наркомпрода и Наркомпути окончательно убедил Н. И. Подвойского в том, что ВВИ может и должна вносить более значительный вклад в дело обороны страны. Но для этого ее надо вывести из непосредственного подчинения Наркомату по военным делам и расширить рамки ее деятельности. Его мысли словно подслушал председатель комиссии ЦК РКП(б) по перестройке государственного и ведомственного контроля Я. М. Свердлов. Выступая в комиссии в конце 1918 года, Яков Михайлович отметил: «Наиболее законченная форма ведомственного контроля имеется в военном ведомстве. это Высшая Военная Инспекция. Она исполняет целый ряд таких функций, которые мог бы выполнять государственный контроль, если бы он стоял на высоте». Далее Яков Михайлович сказал, что ВВИ могла бы приносить гораздо больше пользы, если бы подчинялась непосредственно Совнаркому.

В это время вопрос о контроле обсуждался на всех уровнях, вплоть до Совета Обороны. Убежденный в необходимости повышения статуса и усиления независимости органов контроля, Николай Ильич страстно отстаивал свою точку зрения. Он разработал и представил Я. М. Свердлову проект создания единых контрольных органов республики, а В. И. Ленину направил «Записку о превращении ВВИ в Верховную Инспекцию при Совете Рабоче-Крестьянской Обороны». В ВВИ уже кипела работа по подготовке проекта положения о Верховной Инспекции. Но тут произошло неожиданное.

30 января 1919 года Н. И. Подвойский прочитал в «Правде» радиограмму из Харькова об образовании Временного Рабоче-Крестьянского правительства Украины и обнаружил неожиданно для себя, что он назначен наркомвоенмором Украинской Республики.

В тот же день на заседании Совнаркома Н. И. Подвойский передал В. И. Ленину записку: «Владимир Ильич! Я сегодня прочитал в «Правде»… что некий Подвойский вместе с неким Межлауком назначены наркомвоен Украины. По нескромности предполагаю, что радио имеет в виду меня. Может быть, Вы удовлетворите мое естественное любопытство?» В. И. Ленин тут же ответил запиской, что надо справиться у Я. М. Свердлова, ибо не знает, состоялось уже решение ЦК или еще нет.

Н. И. Подвойский был солдатом партии. Формула: «Решение ЦК состоялось» — всегда воспринималась им как окончательная, как закон. И он уже думал о том, что он, именно он, а не кто-то другой за него, должен выполнить задание наилучшим образом, каким бы сложным и трудным оно ни было. Николай Ильич подобрал опытных, проверенных в ВВИ помощников (среди них В. Ф. Горин-Галкин, М. А. Соковнин, Б. М. Шапошников), которые могли составить квалифицированный костяк Наркомвоена Украины. К группе Подвойского присоединились советские работники, уезжавшие на Украину. Всего вместе с семьями набралось около 200 человек. Так был сформирован «поезд Подвойского», который поздним вечером 9 февраля 1919 года отбыл из Москвы.

Утром 11 февраля поезд, громыхнув буферами, остановился на станции Харьков. Николай Ильич услышал певучую украинскую речь, и сердце его сладко замерло. Как давно уезжал он семинаристом-расстригой с Украины в далекий, расположенный чуть ли не на краю света Ярославль! Какой долгой и длинной оказалась дорога назад — восемнадцать лет и сотни тысяч верст!

Встречавшие сообщили, что все прибывшие будут размещены в Доме Советов.

— Везите их туда, а меня — в Совнарком! — сказал Николай Ильич.

Автомобиль, тарахтя по булыжной мостовой и обдавая прохожих клубами сизо-белого дыма, помчал по узкой улице к центру города — в сторону Успенского собора, взметнувшего ввысь свою величественную колокольню. Глядя на почти черные от копоти стены зданий, Николай Ильич думал о том, что Харьков — не Чернигов, дыму тут больше, чем колокольного звону. Рабочий город, опереться здесь будет на кого.

В тот же день Н. И. Подвойский встретился и побеседовал со многими членами ЦК КП(б)У и правительства — Артемом (Ф. А. Сергеевым), В. П. Затонским, К. Е. Ворошиловым, В. И. Межлауком, X. Г. Раковским, командующим Украинским фронтом В. А. Антоновым-Овсеенко и другими. Многих он знал ранее, некоторых увидел впервые. Встречи с руководителями не были простой формальностью. Н. И. Подвойский в беседах и при знакомстве с важнейшими документами получал необходимую ему информацию. Тут же анализировал ее, чтобы уяснить обстановку, в которой придется работать. Ему стало известно, что Советская власть, устанавливаемая прямо за движением Украинского фронта, существует пока только в Харьковской, Екатеринославской, Полтавской и Черниговской губерниях. В Красной Армии Украины преобладают отрядность и партизанщина. Это было обусловлено, с одной стороны, условиями борьбы то против оккупантов, то гетмановцев, то петлюровцев, то против иных контрреволюционных местных властей, а с другой стороны — влиянием сторонников партизанщины эсеров, идеи которых попадали здесь на благодатную почву — более многочисленное, чем в России, кулачество и довольно мощный слой среднего крестьянства, мечущегося между сельской буржуазией и пролетариатом.

Поразмыслив, Н. И. Подвойский пришел к выводу, что положение на Украине, в военном строительстве особенно, очень похоже на обстановку в РСФСР начала 1918 года, когда еще только устанавливалась и укреплялась Советская власть и делались первые шаги по созданию Красной Армии. Исходя из этого, он определил следующую программу работы: «1) Организовать стройную систему военного управления… 2) Организовать регулярную Красную Армию… тактически обученную… дисциплинированную, самоотверженную, хорошо управляемую при посредстве отобранных Советской властью командиров. 3) Подготовить красный командный состав непосредственно из рабочей и крестьянской массы. Организовать планомерное снабжение Красной Армии, освобождая население от поборов и реквизиций… 4) Подготовка всех трудящихся при помощи всеобщего военного обучения… к выполнению своей обязанности защищать свое социалистическое отечество…»

Реорганизацию Красной Армии Украины на основе указаний ЦК РКП(б) и В. И. Ленина Н. И. Подвойский начал с создания центрального аппарата военного управления. Используя опыт, приобретенный в 1917–1918 годах, он в короткий срок сформировал аппарат Наркомвоена Украины и наладил его работу.

Бескомпромиссно, преодолевая все препятствия (а они были — некоторые местные военные работники настойчиво ратовали за сохранение партизанских методов управления армией и ведения войны), Н. И. Подвойский повел линию на формирование регулярной Красной Армии Украины. Верными единомышленниками и помощниками ему были начальник штаба наркомата М. А. Соков-нин и его заместитель Б. М. Шапошников. Поддерживали его командующий Украинским фронтом В. А. Антонов-Овсеенко, член PBG Е. А. Щаденко, председатель ВВИ Украины В. Г. Юдовский и другие.

Чтобы не заниматься «изобретением велосипеда» и максимально использовать на Украине опыт военного строительства РСФСР, Н. И. Подвойский 15 февраля 1919 года запросил из Москвы 25 комплектов приказов Наркомвоена и Реввоенсовета, 18 февраля — сборник приказов Высшей Военной Инспекции и Положение об окружных военкоматах. Н. И. Подвойский телеграфировал: «Ускорьте высылку, чтобы на месте удержать людей от импровизации». Из Москвы были присланы воинские уставы, инструкции, наставления, программы для обучения войск. Часть необходимых документов в срочном порядке была разработана на месте.

Следующим шагом было формирование военкоматов. Это была далеко не простая задача. Органы Советской власти, создаваемые на местах вслед за наступающим фронтом, были слабы. Селяне, не очень уверенные в окончательном освобождении, не спешили распускать свои партизанские отряды, во главе которых стояли атаманы и батьки всех мастей. Многие из таких отрядов были засорены явными и тайными кулацко-эсеровскими и анархистскими элементами, которые не хотели признавать никакой, кроме своей, власти. Словно на дрожжах, рос бандитизм. Как и в России весной 1918 года, на Украине весной 1919 года не сыскать было места, где бы не было войны.

Создание военкоматов, проведение первых мобилизаций — все это давалось с невероятными трудностями. На стол Н. И. Подвойского то и дело ложились донесения о том, что на тот или другой военкомат налетела «желтая», «зеленая», «черная» или иного цвета банда, посекла военкоматчиков, разогнала, а то и расстреляла призывников, явившихся для вступления в Красную Армию. Невзирая на опасности, почти высохший и охрипший, носился Подвойский, как и его помощники, на автомобилях, тачанках и бронепоездах в этом кипящем котле во губернским и уездным городам, по волостям, помогая проводить мобилизации. Случалось всякое: перестрелки, засады, погони, горькие потери боевых товарищей. Но вселяла уверенность вера: так победим! Помогал опыт революции, которой пошел уже 2-й год, помогал опыт, приобретенный лично Подвойским. Он не раз, разрешая непростые задачи на Украине, вспоминал былое.

…Однажды на станции Анненковской, что под Курском, он встретил неизвестную часть. Как оказалось, это был 1-й Курский полк. Небритые, распоясанные красноармейцы группами бродили по перрону. Уверовавшие в безнаказанность, они вели себя вызывающе. Н. И. Подвойский приказал разыскать командиров. Нехотя явились лишь некоторые. Пришел и полупьяный командир полка, причем заплетающимся языком заявил, что здесь командует только он и никому другому командовать не позволит.

Николай Ильич арестовал командира полка и приказал одному из комбатов за ночь подготовить полк к смотру. Утром Н. И. Подвойский со своим помощником Ф. В. Владимировым встал перед полком. Настроение солдат было явно недружественным. Едва Подвойский начал говорить о дисциплине, как из рядов послышались выкрики:

— Опять старый режим! Не за то боролись! За что воюем?!

Солдатская масса враждебно зашевелилась. Подвойский на минуту умолк. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Именем Советского правительства смутьянов арестовать! В трибунал! — вдруг властно приказал Подвойский Владимирову.

По знаку Владимирова четко подошло отделение образцовой роты ВВИ. На глазах отвыкших от дисциплины, а потому оторопевших от неожиданности солдат несколько смутьянов были выведены из строя, обезоружены и взяты под стражу.

— В следственный изолятор! — громко распорядился Владимиров.

Стало вдруг очень тихо.

— Эти, — Подвойский показал на спины уводимых арестованных, — думают не о том, чтобы земля оставалась у пахаря, а фабрики — у рабочих! Шкурники, они думают о том, как полегче прожить. Советская власть дала землю крестьянам, отдала заводы рабочим. За это на нее теперь прут со всех сторон бывшие хозяева. На нее пошли вышколенные английские, французские, японские, американские батальоны. Кто же должен отстоять эту власть? Разве не вы — пахари и мастеровые? Чтобы выстоять, нужны железные, дисциплинированные батальоны и полки Красной Армии. А вы?..

Большевистская правда сломала лед враждебности, Подвойский сумел пробиться к душам солдат. Перелом был достигнут…

Скупые строчки отчетных документов тех лет не передают эмоций. Но они свидетельствуют, что только с середины февраля по май 1919 года на освобожденной части Украины удалось создать 3 окружных, 10 губернских, 88 уездных и 1738 волостных военкоматов. К июню они взяли на учет 22 призывных возраста общей численностью около 1,8 миллиона человек, большое число офицеров старой армии. Это позволило 15 марта провести первую мобилизацию, потом еще 8 призывов, в результате чего в Красную Армию Украины и на Восточный фронт было направлено в общей сложности около 95 тысяч бойцов, а также 7,5 тысячи бывших офицеров и военных чиновников.

Но для отбивающейся на многочисленных фронтах Советской Республики этого было мало. В. И. Ленин, ЦК РКП(б), главком требовали: больше, больше, быстрей — решается судьба Советской власти!

Н. И. Подвойский организовал работу наркомата так, чтобы он из призывников сразу же формировал штатные подразделения и части. Это повышало эффективность мобилизации, но добавляло много забот по налаживанию снабжения, сбору и ремонту оружия, обеспечению казармами, транспортом и т. д. Новым формированиям требовались сотни, тысячи командиров. По инициативе Николая Ильича с февраля по июнь на Украине было открыто 19 командных курсов, на которых одновременно обучалось 6 тысяч курсантов.

Мощным импульсом в своей работе Н. И. Подвойский считал решения состоявшегося в марте в Москве VIII съезда РКП(б). Это был необычный съезд, потому что в условиях все более разгоравшейся гражданской войны Коммунистическая партия разработала и приняла Программу строительства социализма.

…Всю ночь напролет тускло светила настольная лампа в номере гостиницы. Николай Ильич почти до утра вчитывался в строки партийных документов. Многие идеи в них были новые, неожиданные, а некоторые — прямо из жизни, горячие, долгожданные. Провозглашена политика прочного союза с середняком при опоре на бедноту, против кулака. Для Украины это особенно важно. Середняк здесь сидит густо, разномастные атаманы и батьки давят на него, принуждают поставлять им людскую силу. Союз с середняком — лучший способ обескровить банды, расширить базу пополнения Красной Армии! Николай Ильич вдумывается в этот тезис, откидывается на спинку стула, потом встает и начинает быстро и бесшумно ходить по номеру гостиницы. Союз с середняком — это же ключ ко многим вопросам, к решению самых сложных проблем!

Николай Ильич читает материалы съезда, а сам мысленно сопоставляет с установками съезда свою работу. Тут же формулирует новые задачи, ищет эффективные направления, наиболее подходящие способы их реализации. Он выверяет свою линию и подчас (что греха таить) удовлетворенно и не без гордости отмечает, что в спорах с оппонентами был прав, следуя логике жизни и исходя из интересов дела. Съезд отверг партизанщину, осудил противопоставление ее регулярной армии с централизованным управлением и железной дисциплиной, указал, что главный принцип военного строительства — руководство партией всеми вооруженными силами. Разве не этот подход он с самого начала отстаивал здесь, на Украине?

Словно наэлектризованный идеями съезда, Н. И. Подвойский развернул «пожарную», по его выражению, работу по доведению их до сотрудников наркомата, военкоматчиков, комиссаров, командиров, газетчиков. Завершил ее Николай Ильич тем, что вместе с работавшим тогда на Украине А. С. Бубновым провел съезд политработников Красной Армии республики. Через актив живительная политика партии пошла глубже, вниз, к рядовым коммунистам и беспартийным, которые должны были дать практическую отдачу. Сам же Подвойский ежедневно, как в освежающий и исцеляющий родник, погружался в народную гущу, выступая на митингах, собраниях и непременно беседуя в конце с теми, кто только что видел его выступающим с трибуны, а то и с зыбкой тачанки.

9 мая 1919 года на собрании красноармейцев-коммунистов Киевского гарнизона он говорил об изменении методов партийной работы в армии в связи с установками VIII съезда, разъяснял, почему надо равномерно распределять по взводам и ротам рабочих, батраков, окружать вниманием середняков, стремиться к тому, чтобы в каждой роте был хотя бы один коммунист, а лучше — партячейка. Свое выступление Н. И. Подвойский, как обычно, закончил словами:

— У кого есть ко мне вопросы, после собрания минут сорок-пятьдесят я в вашем распоряжении.

Едва закончилась официальная часть, его плотным кольцом окружили красноармейцы. Николай Ильич по привычке, не дожидаясь вопросов, сам завязал разговор. Спросил одного, другого, кто откуда, чем занимался… И уже будто не было первоначальной стесненности, некоторой официальности, неизбежно возникающей при общении рядовых красноармейцев с наркомом. И здесь, в Киевском гарнизоне, через десяток минут уже сидели и откровенно беседовали не нарком с рядовыми, а товарищи по партии, обсуждая общее дело, обогащая друг друга своими суждениями и своим опытом.

В конце беседы не отходивший от Николая Ильича, но напряженно молчавший красноармеец со смышлеными глазами спросил:

— Николай Ильич, на собрании вы сказали, что центром организационной работы в армии должны быть не партийные организации дивизии или полка, а ячейки в ротах. Вроде это не совсем так. Основа все-таки комитеты… А тут и до эмпиризма недалеко.

— Вы, наверное, из студентов, — улыбнулся Николай Ильич.

— Был, да доучиться не пришлось.

— То ж я и вижу, что практику с теорией связываете. Дело знакомое… Верно говорите — задачи формулируют комитеты. Но сила партии переливается в массу красноармейцев в ротах. Там коммунист локоть в локоть сидит с беспартийными в окопе, идет с ними плечо в плечо в атаку, в разведку. Он может еще и не шибко какой оратор. Но он весь на виду. По нему красноармейцы судят о партии. Он каждым своим шагом организует и агитирует. Если к тому же в трудную минуту подбодрит, в споре веское слово вставит — это и будет то, что от него требуется. От такого коммуниста во многом зависит сила и крепость роты, а от таких рот — крепость полка, бригады, дивизии. То же и на заводе — каждый агитирует и организует у своего станка, в своем цехе. От рядового коммуниста везде требуется прежде всего пример. Народ видит, на что ты, партийный, годен — только языком чесать, а в трудную минуту, как заяц, в кусты скакать, или в деле на тебя можно положиться…

Тут собрались рядовые красноармейцы, поэтому я так и говорил… Стихи пишете? — вдруг неожиданным вопросом закончил Николай Ильич.

Красноармеец смутился:

— Какой студент не пишет?

Николай Ильич спросил фамилию собеседника, номер его полка, что-то написал в блокноте, вырвал листок и подал красноармейцу.

— По этой записке вас отпустят в полку и пропустят ко мне в наркомат. Жду вас завтра утром. В издательстве и в газетах писать некому. Там вы можете сделать больше, чем в роте.

Н. И. Подвойский чуть ли не на каждой такой встрече примечал кого-то и рекомендовал то на курсы красных командиров, то в военкомат, а то и в аппарат Наркомвоена.

Лидеры украинской контрреволюции и их прихвостни, видя, что украинские трудящиеся с помощью РСФСР быстро освобождают территорию, устанавливают и укрепляют Советскую власть, делали все возможное, чтобы лишить Красную Армию Украины поддержки крестьянства, посеять национальную рознь между украинцами и русскими, вражду между рядовыми красноармейцами и командованием, особенно комиссарами. Для этого они использовали любой повод. Особенно широко и злобно они обыгрывали тот факт, что Н. И. Подвойский, выполняя директивы ЦК РКП(б) и ЦК КП(б) У, поставлял новые формирования, оружие, снаряжение, продовольствие не только Украинскому фронту, но и Южному, Восточному и другим фронтам. Поэтому вопросы интернационального воспитания, укрепления союза рабочего класса и крестьянства были постоянно в поле зрения Н. И. Подвойского.

Он использовал прежде всего авторитет и силу печатного слова.

— Заставьте кричать бумагу! — требовал он от работников издательства и военных газет.

Сам же Николай Ильич уже в первый месяц пребывания на Украине написал и опубликовал страстные и злободневные брошюры: «Дайте хлеба революции!», «Правда о большевиках», «Зачем нужна Красная Армия?», «К годовщине Красной Армии».

— В нашей справедливой войне не может быть фронта украинского, российского, латышского, — говорил он 23 апреля 1919 года в своей речи перед курсантами Киевских командных курсов. — Все трудящиеся объединяются в один фронт против всех врагов, где бы они пи находились, с какой бы стороны пи наступали. Украинская Красная Армия — родная сестра российской Красной Армии, потому что они решают одну общую задачу.

В начале июня 1919 года Московский и Петроградский Советы прислали 17 знамен для вручения вновь сформированным полкам Красной Армии Украины. Сам факт вручения знамен представителями Питера и Москвы, считал Н. И. Подвойский, может сыграть большую агитационную роль. И Николай Ильич решил не упустить такой подходящий случай, выжать из него максимальную пользу. Он поехал к председателю Президиума Всеукраинского ЦИК Г. И. Петровскому. Когда-то он принимал его в Питере, на Галерной, как депутата IV Государственной думы от Екатеринославской губернии. Потом, в 1917 году, председатель Петроградского ВРК И. И. Подвойский и нарком внутренних дел Г. И. Петровский вместе, бок о бок, боролись за укрепление Советской власти в стране. А теперь вот вновь встретились на Ь крайне, встретились как соратники и друзья.

— Ну-с, Николай Ильич, с чем пожаловал?

— Григорий Иваныч, просто так вручить знамена Питера и Москвы — расточительство! ЦИК на днях проводит Всеукраинский съезд представителей волисполкомов. Это же крестьянская глубинка, самые крестьянские низы! Пусть делегаты съезда вместе с питерцами и москвичами вручат знамена…

— А что! Хорошо! Крестьяне вручают знамена Красной Армии! Давай, Николай Ильич, вместе и организуем.

— Это не все, Григорий Иваныч. Дай мне сразу, после вручения, слово на съезде. Я дня через три еду на Южный фронт. Там у нас неудачи. Деникин жмет на Донбасс. Плохо с продовольствием, фуражом, лошадьми. Хочу обратиться к селянам, чтобы помогли. Добровольно.

— И это дельно! Готовься.

…Посланцы Питера и Москвы вместе с делегатами съезда волисполкомов на митингах в полках вручили знамена… На съезд делегаты вернулись возбужденные встречей с красноармейцами и… удрученные: они воочию, собственными глазами увидели, что красноармейцы живут впроголодь, плохо обмундированы. Тут-то председательствующий и предоставил слово для доклада наркомвоенмору Н. И. Подвойскому. Но это был не доклад. Это был полный огня и энергии страстный призыв к крестьянам поддержать, накормить Красную Армию, пополнить ее ряды, ибо наступление Деникина вновь поставило под угрозу само существование Советской власти на Украине.

К концу его речи зал гудел. Предложения в поддержку призыва Н. И. Подвойского высказывались прямо с мест. Основательных, казавшихся несколько медлительными крестьянских делегатов было не узнать. Тут же была выделена группа, которая составила обращение к войскам Южного фронта. Этот очень искренний документ и был принят съездом. В нем говорилось: «Мы, селяне, съехавшиеся на Всеукраинский съезд представителей волостных исполкомов всей Украины, приняв участие во вручении Красных Знамен, преподнесенных Московским и Петроградским Советами РК и К депутатов Украинской Красной Армии, и, узнав, что под этими знаменами красные украинские полки пойдут в бой против деникинских, шкуровских и других белогвардейских банд… приветствуем героические армии Южного фронта, их верный Советской власти командный состав, преданных и самоотверженных военных комиссаров и политических работников и единодушно провозглашаем им: «Слава!» Узнав из доклада товарища Подвойского, говорилось далее в обращении, что над Донбассом, снабжающим углем и железом Украину и Россию, нависла опасность, что защищающие Донбасс войска из-за скудного снабжения терпят неудачи, делегаты постановили: за неделю, с 15 по 21 июня, собрать для Красной Армии и донецких рабочих с каждой волости по 400 пудов хлеба, по 80 пудов сала и масла; дать Красной Армии необходимые продукты в кратчайший срок — на два месяца, в дальнейшем — еще на четыре месяца; провести добровольную мобилизацию в Красную Армию — по одному селянину от 500 душ; поставить добровольно для Красной Армии от каждой волости по 20–30 лошадей с месячным запасом фуража; считать июнь месяцем добровольной сдачи для Красной Армии оружия и боеприпасов.

Николай Ильич вновь поднялся на трибуну.

— Доброе дело решили, селяне! Добрый наказ составили! За ночь наркомат отпечатает его и раздаст вам. Везите свое решение по всей Украине, доведите до каждого селянина! А мы повезем его на Южный фронт и доведем до каждого бойца. Пусть крепнет дружба селян и Красной Армии! Вашу помощь сдавайте прямо в- ближайшие военкоматы. Им сегодня же будет послан приказ, чтобы они формировали новые роты и эскадроны для защиты нашей родной Советской власти…

В перерыве Г. И. Петровский попрощался с уезжавшим Н. И. Подвойским:

— А ты все такой же, Николай Ильич, — улыбаясь, сказал Григорий Иванович. — Все тебе мало, все раскручиваешь. Вон как со знаменами-то повернул!

— Чужим потом не нагреешься, — отшутился Подвойский. — Время такое, Григорий Иваныч! Мужики в нашей Кунашовке говорили: «Живи не як хочеться, а як можеться». Вот я и делаю, что могу.

— Ты и мужицкую поговорку на свой лад повернул, — рассмеялся Петровский. — …А когда на Южном фронте будешь, не обходи Советы, помогай. Ты член ЦИК, особого мандата тебе не нужно.

— Хорошо. В СНК тоже так сказали. — Подвойский стал серьезным. — Что касается порыва селян помочь Красной Армии, то это скорее крупный результат новой политики союза с середняком, чем наша заслуга. Ведь ясно, что середняк всколыхнулся, а бедняку, незаможним крестьянам такая помощь не под силу. Надо скорее доводить новую политику и осуществлять ее, тогда больше будет таких порывов и меньше крови.

Опыт политического, партийного работника многократно помогал Н. И. Подвойскому на Украине выходить из очень непростых ситуаций. — Однажды в Киеве взбунтовался 9-й красноармейский пехотный полк. Кулацко-эсеровские элементы сначала шептали, а потом, осмелев, во весь голос стали заявлять, что комиссары грабят народ, хотят у крестьян все отобрать и отправить в Россию, а красноармейцам не дают ни хлеба, ни обмундирования — все тащат себе. В результате этой враждебной агитации полк отказался выступить на фронт, на боевые позиции. Командование гарнизона подняло по тревоге курсантов и сформировало отряд для разоружения полка.

Николай Ильич, узнав о случившемся, принял другое решение. Он понимал, что красноармейцы не враги. Они обмануты и запутаны. Николай Ильич взял сына Леву (семья в это время жила вместе с ним в Киеве) и поехал в полк. Появление безоружного и без охраны наркома, да еще с сыном, произвело сильное впечатление. Николай Ильич поднялся на возвышение и молча встал перед толпой взбудораженных, взвинченных солдат — высокий, до чрезвычайности худой, с изможденным лицом. Рядом с собой поставил бледненького, худенького, босоногого Леву.

— Вот я, нарком, — обратился он к красноармейцам. — Вот мой сын. Разве похоже, что мы питаемся или одеваемся лучше вас?

Красноармейцы притихли.

— Это Деникин говорит, это кулаки-мироеды говорят, что пришли кацапы и хотят ограбить Украину, — продолжал Николай Ильич. — Но ведь курский и орловский бедняк идет на Украину не как враг! Нет! Он пришел и проливает тут свою кровь, чтобы помочь украинскому крестьянину выгнать помещика, фабриканта, иноземцев.

Что получится, если революция остановится на полпути? Если опять вернутся помещики и капиталисты и начнут мстить рабочим и крестьянам за отнятые богатства? Нам всем нелегко. Но у нас путь только один — завоевать победу!

Николай Ильич не укорял красноармейцев. Он объяснял им, что свое, кровное дело они могут отстоять только сами и только в борьбе. Искренность, убежденность Николая Ильича возымели действие. Едва он кончил, красноармейцы сами скрутили наиболее злобных провокаторов и выставили их перед Подвойским.

Полк разоружать не пришлось. Он в тот же день в полном порядке выступил на фронт.

Организация воспитательной работы в войсках была одной из главных забот Н. И. Подвойского. По его инициативе только в марте — мае 1919 года в Красной Армии Украины было создано около тысячи библиотек, красноармейских клубов, театров, концертных групп. За это время в войска было отправлено более двух миллионов экземпляров книг, плакатов, листовок, около трех миллионов экземпляров газет, налажена работа 16 редких тогда киноустановок. Николай Ильич требовал не только от комиссаров и политработников, но и от командиров, штабистов, чтобы воспитательная работа в войсках шла непрерывно, а агитационно-пропагандистские мероприятия были непременно связаны с задачами и жизнью подразделений.

«Размах и фантазия у Николая Ильича были безграничны, — писал один из руководителей издательского дела на Украине, член партии большевиков с 1917 года Н. И. Наумов. — В киевский период Николай Ильич был загружен неимоверно, спал по 3–4 часа в сутки, но находил время, чтобы зайти ко мне в Редиздат и убедиться лично, что потребности фронта и тыла в литературе будут обеспечены… Откровенно должен сказать, что я нещадно эксплуатировал Николая Ильича как докладчика, приглашая его всюду, где, по моему мнению, требовался самый лучший оратор, и Николай Ильич никогда не отказывался от выступлений, несмотря на усталость, недосыпание и недоедание».

Плоды трудов Н. И. Подвойского и его соратников из Наркомвоена были налицо. К 1 июля 1919 года Красная Армия Украины насчитывала 188 тысяч человек. В частях была налажена партполитработа. Создана централизованная система снабжения. Наркомвоен Украины только Южному фронту направил более 70 тысяч бойцов, обеспечивал Украинский фронт, выделил десятки тысяч красноармейцев для охраны важнейших объектов республики. Но ситуация на фронтах гражданской войны все более обострялась. Контрреволюция при прямой помощи и активной поддержке английских, французских, американских, японских интервентов сумела сколотить огромные армии и двинуть их в наступление: на востоке — полчища Колчака, на юге — Деникина, на севере — Миллера, в Прибалтике — Юденича. Страна оказалась в огненном кольце. Обстановка требовала не просто огромных, а отчаянных усилий.

Нависшая смертельная угроза резко усилила стремление независимых советских республик объединить силы в борьбе с врагами. ЦК РКП(б) поддержал это стремление и по предложению В. И. Ленина принял постановление о военном единстве советских республик. В июне 1919 года на заседании ВЦИК с участием представителей Украины, Белоруссии и Прибалтийских республик был принят исторический декрет «Об объединении советских республик России, Украины, Латвии, Литвы, Белоруссии для борьбы с мировым империализмом». Декрет предусматривал объединение военного строительства, военной организации, военного командования, а также советов народного хозяйства, комиссариатов труда, финансов, железнодорожного транспорта. В соответствии с декретом Наркомвоен Украины, как и других республик, упразднялся.

По просьбе ЦК КП(б) У Н. И. Подвойский июль и почти весь август оставался на Украине. Совет Обороны республики использовал его на самых трудных участках гражданской войны. Вот лишь один эпизод из его жизни в то время.

В июле юго-западнее Киева петлюровцы стянули значительные силы и захватили важный пункт — узловую станцию Жмеринка. С падением Жмеринки был отрезан путь на Одессу, создалась непосредственная угроза Киеву. Совет Обороны Украины поручил Н. И. Подвойскому выехать на место и сделать все, чтобы остановить бегущие части, вернуть Жмеринку. Н. И. Подвойский сформировал группу, в которую вошли несколько рот из киевских полков, отряд курсантов-выпускников Киевских пехотных курсов и бронепоезд имени К. Либкнехта под командованием рабочего-большевика К. В. Лихачева, и выехал под Жмеринку. В пути он присоединил к отряду еще один бронепоезд — «Таращанец».

Встретив под Казатином спешно отходившие от Жмеринки части, Н. И. Подвойский, действуя быстро и решительно, остановил их, привел в порядок, влил в свой отряд. Разобравшись в обстановке, Николай Ильич создал две боевые группы — под командованием бывшего полковника большевика Бабина и военкома Иванова. Каждой группе придал по бронепоезду и поставил задачу одновременным внезапным ударом взять Жмеринку. При этом наступление он организовал вдоль двух веток железных дорог, чтобы эффективно использовать свои бронепоезда и не дать петлюровцам возможности уйти на имевшихся у них трех бронепоездах. Свой командный пункт Подвойский разместил на станции Гнивань.

Внезапный одновременный удар был стремительным и ошеломляющим для петлюровцев. Они бросили два бронепоезда, всю артиллерию, снаряжение, боеприпасы. Лишь одному бронепоезду удалось уйти по третьей, не перекрытой, ветке. Поручение Совета Обороны было выполнено.

В конце августа Н. И. Подвойского отозвали в Москву. ЦК РКП(б) поручил ему возглавить работу Главного управления военно-учебных заведений, но приступить к ней он по-настоящему не успел.

В самое напряженное время борьбы с рвавшимися к Москве полчищами Деникина Юденич начал очередное наступление на Петроград. Город прикрывала измотанная в длительных боях 7-я армия. Юденич, нанеся отвлекающий удар на Псков и Лугу, двинул главные силы от Нарвы на Ямбург и Гатчину. Ему удалось прорвать фронт 7-й армии. Белогвардейцы захватили Ямбург, Красное Село, Гатчину, Детское Село и фактически подошли к Петрограду. 17 октября ЦК РКП(б) и Совет Обороны призвали «защищать Петроград до последней капли крови». Были приняты срочные меры по усилению 7-й армии. Ее командующим стал Д. Н. Надежный, членом реввоенсовета и уполномоченным Совета Обороны — П. И. Подвойский.

Получив новое назначение, Николай Ильич немедленно выехал в Петроград. Он сразу же включился в работу Петроградского комитета партии по экстренному довооружению 7-й армии, мобилизации рабочих, коммунистов, комсомольцев для ее пополнения, а также по организации оборонительных работ на подступах к городу. Предложение Троцкого пустить войска Юденича в город и уничтожить их на баррикадах и в уличных боях представлялось Подвойскому немыслимым. Нет! Петроград еще никогда никому не сдавался! В. И. Ленин в обращении «К рабочим и красноармейцам Петрограда» писал, что надо держаться за каждую пядь земли, отстоять Петроград.

В Питере Николаю Ильичу все было знакомо: заводы и фабрики, партийные комитеты, суровое мужество и самоотверженность питерского пролетариата. Ведь в августе 1917 года Н. И. Подвойский организовал защиту Петрограда вместе с Я. М. Свердловым, дважды — в октябре 1917 и феврале 1918 годов — под непосредственным руководством В. И. Ленина. Теперь полученный тогда бесценный опыт должен был пригодиться, и пригодился сполна.

Н. И. Подвойский действовал так, как учил его В. И. Ленин, — мобилизовывать для обороны все и вся. Но в то же время Николай Ильич понимал, что решить главную задачу — разбить врага — должна 7-я армия. Новый командующий бывший генерал Д. Н. Надежный был профессионалом высокого класса и искренне служил Советской власти. В этом Николай Ильич убедился еще в июне 1918 года, когда вместе с ним — военным руководителем Уральского окружного комиссариата — собирал силы для отпора белочехам. Д. И. Надежный быстро и решительно восстанавливал боеспособность 7-й армии с военно-технической точки зрения. Н. И. Подвойский, опираясь на коммунистов, поднимал революционный дух, мужество и стойкость армии. Для этого ему пришлось предпринять экстренные, не предусмотренные никакими инструкциями меры. Политработники полкового, дивизионного и армейского звена, кроме самых необходимых, были посланы в роты и батальоны, а коммунисты из штабов, способные командовать, переведены на командные посты. Значительная часть коммунистов была направлена в передовые подразделения рядовыми стрелками. Николай Ильич стремился к тому, чтобы в каждом отделении был хотя бы один красноармеец из рабочих, в каждом взводе — хотя бы один коммунист, а в каждой роте — партийная ячейка. Была налажена и резко усилена агитационная работа среди красноармейцев, местного населения. Ленинский призыв «Петрограда не сдавать!» стал стержнем всей агитации. Немногочисленные аэропланы использовались для забрасывания листовок и газет на русском, эстонском, финском языках в войска Юденича. Напряженная, буквально круглосуточная работа по укреплению армии за какие-нибудь две недели преобразила ее.

Роль практического организатора перестройки партийно-политической и идейно-воспитательной работы выполнил политотдел армии. В очерках истории этого политотдела, сохранившихся в архивах, отмечается, что «политотдел: армии в этот момент крайнего напряжения и решительной схватки за Петроград превратился из органа, действующего согласно определенным положениям и инструкциям, в орган, действующий по-революционному».

21 октября 7-я армия при поддержке Балтфлота и соседней 15-й армии перешла в стремительное наступление, которое продолжалось до конца ноября. Войска Юденича были разбиты.

Постановлением VII Всероссийского съезда Советов пролетариат Петрограда за заслуги в борьбе с интервентами и белогвардейцами был награжден орденом Красного Знамени и Почетным революционным Красным Знаменем. Орден Красного Знамени получил и командующий 7-й армией Д. Н. Надежный.

В конце ноября Н. И. Подвойский выехал в Москву. И снова (в какой раз!) ему было жаль расставаться с боевыми товарищами. Но Николай Ильич знал, что в Москве его ждет работа, ждет его и семья, разлуку с которой он всегда переживал с большим трудом.

К зиме 1919 года обстановка на фронтах стала складываться благоприятно: Колчак уже не был главной опасностью для страны, Юденич был разбит, началось наступление против войск Деникина. 29 ноября В. И. Ленин поручил Н. И. Подвойскому выяснить возможности частичного использования Красной Армии (без снижения ее боеготовности) на хозяйственном фронте.

Н. И. Подвойский целыми днями пропадал теперь в наркоматах. Ему надо было досконально изучить хозяйственную обстановку в стране, расположение крупных хозяйственных объектов и их состояние, первоочередные нужды страны и сопоставить все это с размещением армий и дивизий, с ситуацией на фронтах, с возможностью возникновения серьезной военной опасности на той или иной территории.

Вечером он торопился домой. Его семья после возвращения из Киева была поселена в пустующей четырехкомнатной квартире по Большому Знаменскому переулку. Летом в ней было просторно и светло, дети имели возможность бегать и играть, а Нина Августовна — без помех вечерами работать. Но наступила зима. Дом не отапливался — в Москве не было ни дров, ни угля. К тому же семья, как и все в Москве, голодала. Скудный паек Нины Августовны, работавшей в Наркомпросе, по сути, делился на пятерых. Никаких ценностей, которые можно было бы обменять на хлеб, в семье не было. Нина Августовна обрадовалась, когда Николай Ильич вернулся из Петрограда — все-таки стало два пайка. Но и при двух пайках дети оставались голодными, и Николай Ильич- очень переживал это. Позже он признавался, что в развороченном войнами и революциями муравейнике жизни самым трудным, почти невыносимым для него было повсюду видеть тысячи и тысячи безмерно страдающих, ни в чем не повинных детей. Может быть, именно поэтому его до конца дней так неодолимо тянуло к работе с молодежью — пионерией, комсомольцами, студентами, призывниками, молодыми красноармейцами и рабочими. А тогда, в конце 1919 года, всякий раз возвращаясь с работы домой, он с грустью думал, что единственным подарком детям являются улыбка и шутка…

Изучив обстановку в стране и на фронтах, Н. И. Подвойский разработал «План и приблизительную схему использования Красной Армии для борьбы с разрухой» и 21 декабря представил его В. И. Ленину. Многие предложения Николая Ильича были реализованы. С начала 1920 года войска стали привлекаться для возрождения шахт, заводов, портов. На положение трудовых были переведены: Запасная, 2-я, 3-я, 7-я, 8-я армии и некоторые другие крупные соединения. Оставаясь «под знаменами», они сыграли значительную роль в восстановлении разрушенного хозяйства.

…В начале января 1920 года Николай Ильич пришел вечером домой, посмотрел на сбившихся в кучу детей, пытавшихся согреть друг друга, вздохнул и сказал:

— Собирай, Нинуша, портфель…

— Опять? — тоскливо спросила Нина Августовна.

— На Северный Кавказ, в десятую армию.

— Надолго?

Николай Ильич обнял Нину Августовну:

— С Деникиным покончим, и вернусь…

10-я армия в то время вела тяжелые наступательные бои, завершая в составе Кавказского фронта разгром войск Деникина на Северном Кавказе. В ходе длительного наступления тылы ее отстали, нарушилось снабжение продовольствием, боеприпасами, медикаментами. Людей косил тиф. Армия теряла боеспособность. Восстановить ее надо было на ходу. Николай Ильич был назначен уполномоченным Совета Обороны и членом РВС армии.

Почти месяц добирался Н. И. Подвойский до места назначения. Транспорт тогда представлял собой сплошные руины: станции были забиты тифозными больными, ранеными, беженцами, кругом валялись разбитые паровозы и вагоны.

По прибытии Н. И. Подвойский представился командующему А. В. Павлову, побывал в дивизиях у Г. Д. Гая, М. Д. Великанова, Е. И. Ковтюха и других. Быстро ознакомился с состоянием дивизий, работой политотделов. Закрутилась привычная череда дел.

Через несколько дней он встретился с членом РВС Кавказского фронта Г. К. Орджоникидзе.

— Рад опять с тобой свидеться, Николай Ильич! — Небольшой, коренастый, живой, Орджоникидзе, широко улыбаясь, энергично тряс руку Подвойского. — Только теперь я буду приказывать. Помнишь, я в день восстания только приехал в Петроград и в Смольном сразу наткнулся на тебя. Ты говоришь: «Товарищ Серго, нам предстоит штурм Зимнего. С фронта на его защиту идет второй батальон самокатчиков. Он уже под Питером. В помощь дать никого не могу. Поезжай навстречу и что хочешь делай, а самокатчики пройти не должны…»

— И ведь не прошли!

— Да, — удивленно и с восхищением покрутил головой Орджоникидзе. — Разагитировал я их тогда.

Орджоникидзе и Подвойский детально обсудили дела, связанные с 10-й армией, а под конец разговора Николай Ильич сказал:

— У меня просьба, Георгий Константинович. В Москве сейчас по четверти фунта хлеба выдают, а то и по осьмушке. Помогите порожними вагонами. Я проверил, в полосе армии на складах и грузовых станциях есть зерно. Деникин, видно, не успел вывезти. Надо отправлять в Москву и Питер. Начинается весна — никаких витаминов, а тут сотни бочек с мочеными яблоками, ящики сушеных фруктов.

— Обязательно, Николай Ильич. С Тухачевским я обговорю, — Орджоникидзе сделал пометку в полевой книжке. — Будешь создавать ревкомы, ориентируй на то, чтобы не ждали нарядов из Центра. Пусть сами формируют маршрутные эшелоны и отправляют продовольствие. Любое! Мы теперь вступаем в богатые края.

— И еще. Подходит время пахать и сеять. В станицах мужиков нет, сеять некому. Поговорите с комфронта. Тухачевский поймет, он деревню знает — я это по его работе в военном отделе ВЦИК помню. Может, красноармейцев выделит. Или выздоравливающих и легкораненых из лазаретов. Время упускать нельзя. Я в ЦК напишу, но пока бумаги ходят…

— Да, станичникам надо помогать, — Орджоникидзе сделал еще одну пометку в своей книжке.

— Теперь, если можно, личное… Я ведь назначен начальником Всевобуча[4]. А здесь — временно. Война кончается, Красную Армию придется сокращать. Ленин уже думает об этом. У Всевобуча будет много забот. Надо перестраивать его работу. А вот как? Над этим и ломаю голову. Между делом, конечно.

— Зачем сейчас думать? Приедешь в Москву и обдумаешь, — пошутил Серго.

— Нет, — серьезно ответил Николай Ильич. — Там сразу перестраивать надо. Хочу обдумать замысел и согласовать с ЦК до приезда в Москву.

— Верно мыслишь. Поэтому задерживать я тебя не буду. — Орджоникидзе хитро улыбнулся. — Сбросим Деникина в море, и сразу отпущу.

Н. И. Подвойский в штабе армии бывал часто, но не засиживался. Больше работал в полках. Во время одной из поездок в полк он увидел на дороге остатки нефтеперерабатывающего оборудования. К удивлению сопровождавших, всегда спешащий Николай Ильич неторопливо и внимательно осмотрел искореженные конструкции, постоял, подумал. Они напомнили ему 1911 год, Баку и «мазутную армию» рабочих. Думал же он о том, что в стране сотни заводов и фабрик стоят из-за нехватки топлива. В этом он убедился, готовя В. И. Ленину план использования Красной Армии для борьбы с разрухой. А 10-я армия вступает в район нефтепромыслов…

В штабе армии Н. И. Подвойский дал отделу кадров задание разыскать в полках и вызвать бывших нефтедобытчиков. Из них он создал группу для обследования мест добычи нефти. Вскоре в СНК пошла справка о состоянии и возможностях эксплуатации освобождаемых в ходе наступления армии нефтепромыслов.

Узнав о том, что 10-я армия после разгрома Деникина подлежит расформированию, Н. И. Подвойский, поразмыслив, послал в Центр и предложение о временном переводе ее на положение трудовой — весной и в начале лета в богатых районах Ставрополья и Северного Кавказа целесообразно провести большой объем сельскохозяйственных и восстановительных работ. Предложение Николая Ильича было принято.

…А по утрам, когда все еще спали и не было никаких помех, Николай Ильич обдумывал пути активизации Всевобуча, приспособления его работы к условиям приближавшегося мирного времени. Свое мнение он оформил в виде письма и отправил его в ЦК РКП(б) и РВСР. У пего не было сомнений, что работать Всевобучу придется с молодежью. Следовательно, главным союзником будет комсомол. Николай Ильич урывками пишет брошюру «Что такое Коммунистический союз молодежи». В ней он размышляет о роли комсомола в поддержании обороноспособности страны, о подготовке молодежи к защите социалистического Отечества.

18 марта Г. К. Орджоникидзе телеграммой сообщил Н. И. Подвойскому решение РВС Кавказского фронта об откомандировании его в распоряжение РВСР. Вскоре пришло подтверждение ЦК РКП(б). Николай Ильич сразу же выехал в Москву. По дороге он успел составить детальный план работы во Всевобуче недели на две вперед…На перрон московского вокзала он ступил в состоянии готовности хоть через час начать эту работу.