Подвойский

СМЫЧКА С СОЛНЦЕМ

В Москве бушевала ранняя весна. Деловито стучала капель. Веселые ручейки подтачивали и уносили с собой оставшиеся кое-где островки грязного прошлогоднего снега. Щедрое солнце грело так, что к полудню от мостовой шел пар. Только ночью холод брал свое, напоминая о пережитой жестокой зиме. Но днем снова все оживало. Пробуждение природы вселяло новые надежды в людей. С посветлевшими лицами, жмурясь от яркого солнца, перепрыгивая через ручьи и лужи, они бодрее обычного спешили по своим делам.

Измученная многолетней войной, полуразрушенная страна завершала борьбу с интервентами и белогвардейцами и наконец получила долгожданную возможность уменьшить численность Красной Армии, сократить расходы на ее содержание, сосредоточить материальные, людские, финансовые ресурсы на восстановлении народного хозяйства. Хотя, конечно, зыбкой и хрупкой казалась тогда с таким трудом завоеванная передышка. Империалистические государства, а также выброшенная за рубеж и притаившаяся внутри страны контрреволюция не оставляли надежды задушить Советскую власть. «…Кто забудет о постоянно грозящей нам опасности, которая не прекратится, пока существует мировой империализм, — предупреждал В. И. Ленин, — кто забудет об этом, тот забудет о нашей трудовой республике». Именно так понимал ситуацию и Н. И. Подвойский. Поэтому, не теряя ни дня, он с ходу взялся за Всевобуч.

Нельзя сказать, что во Всевобуче перед ним открылось неведомое ему поле деятельности! Весной 1918 года Николай Ильич участвовал в разработке декрета о Всевобуче. ВВИ постоянно инспектировала на местах работу его органов и помогала налаживать ее, детально анализировала руководство Всевобучем со стороны Всероглавштаба. В какой-то мере задачи военного обучения населения решались Н. II, Подвойским и на Украине. И все-таки первые дни ушли на знакомство с делами Главного Управления Всевобуча. Николай Ильич, изучая их, сразу по привычке прикидывал, где, на свежий взгляд, наиболее слабые места в работе, что нужно немедленно перестраивать, что можно впоследствии улучшить.

Всевобуч был своеобразным и очень крупным военным органом. В нем по 96-часовой программе без отрыва от работы проходили военную подготовку трудящиеся в возрасте от 16 до 40 лет. За годы гражданской войны эту подготовку прошли примерно 4 миллиона человек. К началу 1919 года на территории страны имелось 7 окружных, 37 губернских и 493 уездных отделов Всевобуча и 4616 бюро, в которых работало около 50 тысяч военных инструкторов. Управление Всевобуча входило во Всероглавштаб, однако из-за своеобразия работы Всевобуч обладал известной самостоятельностью.

Во время войны мужское население в силу необходимости осваивало военное дело непосредственно в частях Красной Армии. В условиях же мирного времени сокращенная Красная Армия не могла обучить в своих рядах всю подрастающую молодежь. Эту задачу в значительной мере должен был решать Всевобуч, что резко подняло его роль. В ноябре 1919 года Оргбюро ЦК РКП(б) рассмотрело вопрос о работе Всевобуча в новых условиях. Основной доклад был сделан Ф. Э. Дзержинским. Оргбюро решило укрепить его руководство и реорганизовать структуру. Территория страны делилась на дивизионные, бригадные и полковые округа Всевобуча, внутри которых создавались батальонные, ротные и взводные участки. Внутри этих структурных единиц были сформированы так называемые территориальные кадры (группы хорошо подготовленных профессиональных военных), которые осуществляли военное обучение населения и представляли собой кадровый костяк на случай развертывания подразделений и частей. К территориальным кадрам Всевобуча с целью их усиления были присоединены коммунистические части особого назначения (ЧОП), насчитывавшие в тридцати губерниях около 100 тысяч человек. Состояли они из коммунистов и комсомольцев и использовались на местах для подавления нередких тогда открытых вылазок контрреволюции.

Таким образом, ЦК РКП(б) поручил Н. И. Подвойскому руководство мощной, разбросанной по стране организацией, охватывавшей вместе с обучаемыми сотни тысяч людей. Николай Ильич в полной мере осознавал масштабы работы, ответственность, возложенную на него.

Изучая дела Всевобуча и намечая направления его реформы, Николай Ильич одновременно решал еще одну задачу. Он энергично разыскивал своих соратников, особенно тех, кто, по его мнению, умел жить делом, творить, идти нехожеными путями. Первым на его призыв откликнулся соратник по «Военке» и ВРК А. Ф. Ильин-Женевский. Встретились они, как братья, вспомнили «Солдатскую правду», штурм Зимнего. Николай Ильич с жаром заговорил о предстоящей работе Всевобуча, о трудностях, с которыми придется столкнуться, и неожиданно закончил:

— Поскольку есть много нерешенных проблем, острых задач и есть нужда в неожиданных решениях, поскольку дел будет невпроворот… — Подвойский перевел дыхание, лицо его осветилось улыбкой, — по старой дружбе предлагаю тебе, Александр Федорович, самую бездонную по объему работу на редко награждаемой должности комиссара Всевобуча.

Ильин-Женевский улыбнулся в ответ:

— Ну что ж, комиссарская жизнь мне известна. Я ведь теперь комиссар Петроградского военного округа. Развернуться во Всевобуче, конечно, есть где. Однако перевод надо решать через ЦК и РВСР.

— Это я улажу. Я очень рад… и не сомневался…

Н. И. Подвойскому удалось привлечь к работе во Всевобуче бывших работников расформированной полгода назад Высшей Военной Инспекции: В. Ф. Горина-Галкина, Н. Е. Ефимова, И. П. Приходько, — а также нескольких хорошо знакомых ему активистов «Военки» и ВРК. Они стали, особенно на первых порах, опорой его начинаний, как и многие работники старого аппарата Всевобуча.

Н. И. Подвойский, В. Ф. Горин-Галкин, А. Ф. Ильин-Женевский, И. Е. Ефимов в первую очередь ознакомились с постановкой партийно-политической и воспитательной работы со всевобучистами. Она, как и следовало ожидать, еще «дышала» гражданской войной, отражала недавние задачи прямой борьбы с интервентами и белогвардейщиной. Но Всевобучу предстояло воспитывать у молодежи бдительность и постоянную готовность к защите социалистического Отечества в мирных условиях. Группа в кратчайший срок разработала новое Положение о партийно-политической и воспитательной работе. Это был важный документ, повернувший работников Всевобуча к актуальным задачам, заставивший по-новому взглянуть на военную подготовку населения.

После этого Николай Ильич переключился на организаторскую работу и нацелил аппарат на разрешение совершенно определенных, конкретных проблем. Надо было уточнить программы военной подготовки; добиться строжайшей регулярности и высокого качества занятий; с помощью местных партийных комитетов, Советов, комсомола, профсоюзов развернуть военно-патриотическую пропаганду и агитацию среди молодежи, чтобы увлечь ее военными знаниями. А однажды, собрав работников Всевобуча, Н. И. Подвойский заявил:

— Начинаем поход в округа и на участки. Цель похода: в кратчайший срок довести новые требования Всевобуча; организовать занятия по новым программам. Поезжайте в дивизионные округа и каждый проделайте в них ту же работу, что мы провели здесь. Организуйте там такой же поход в полковые округа. И так дойдите до взводных участков, до самого низа. На всех уровнях обязательно укрепляйте связь с партийными и комсомольскими комитетами, Советами, профсоюзами, а где они оборвались — восстанавливайте.

Продумывая способы одновременного поворота Всевобуча к решению новых задач, Н. И. Подвойский пришел к выводу, что нужен именно такой поход: сверху вниз. Он позволит привлечь к переменам одновременно всех. Опасаясь, что аппаратчики пойдут по наиболее легкому пути — увлекутся администрированием, «диктатом» и инспектированием, — Николай Ильич особо подчеркнул:

— Помните, что вы не контролеры, а организаторы. На местах наши директивы уже получены. Ваше дело — помочь перейти к работе по-новому, а не констатировать, что где-то что-то не так. Может, не все в наших директивах предусмотрено, а может, и не все правильно. Посоветуйтесь в самых низах, там, где инструктора организуют и проводят занятия. Собирайте все полезное и интересное, везите сюда. Приедете и отчитаетесь в своих управлениях и отделах о том, где вам удалось наладить работу. Весь ваш материал обобщим и сразу соберем первую всероссийскую конференцию работников Всевобуча. Поэтому срок очень короткий — на всю работу вам дается две недели.

В тот же день опустели канцелярии Главного Управления Всевобуча. Потом была обещанная Николаем Ильичем конференция. Она показала, что дело сдвинулось повсеместно и сразу…

В напряженной обстановке этих первых преобразований Н. И. Подвойский обдумывал новую для него проблему. Еще при назначении на должность В. И. Ленин и Ф. Э. Дзержинский в беседе с ним вновь поставили провозглашенную, но забытую из-за войны задачу — развернуть во Всевобуче не только военную, но и физкультурно-спортивную подготовку молодежи. Говорил больше Владимир Ильич. Он подчеркнул, что социализм должен теперь же, не откладывая, создавать условия для всестороннего развития личности, в том числе физического, ибо оно есть часть коммунистического воспитания. Сейчас, подчеркивал В. И. Ленин, удобнее всего взяться за это дело Всевобучу, который будет работать с молодежью. Социальное значение физкультурно-спортивного движения — вот на что делал упор В. И. Ленин. А Ф. Э. Дзержинский сказал:

— Борьба ведь не кончается, Николай Ильич, она только принимает скрытые формы. По всем линиям. Можете мне поверить. Что военная и физическая подготовка идут рядом, вам хорошо известно. Но вы, может, и не подозреваете, что резко участились активные попытки возродить старые спортивные клубы «для избранных» — конные, стрелковые, фехтовальные. Одним словом, группируются спортсмены в лайковых перчатках. Клубы эти «с душком». Там собираются не только любители спорта. Рассчитывают привлечь молодежь. Кого и к чему они будут там готовить?.. Нам нужны красные спортивные организации. Молодежь должна быть с нами не только сегодня, но и завтра.

Думая о возможных путях развертывания массового физкультурного движения, Н. И. Подвойский советовался со своими ближайшими соратниками во Всевобуче, с хозяйственниками, руководителями профсоюзов, он побывал в Наркомздраве и в ЦК РКСМ. Чем глубже Николай Ильич вникал в проблему, тем очевиднее становилась для него ее значимость. Он все чаще стал поднимать тему спорта на совещаниях и наконец взялся за перо.

В нем созрел страстный пропагандист спорта, он фактически стал первым организатором физкультурного движения в нашей стране.

Николай Ильич понимал, что защиту социалистического Отечества должны обеспечивать не только идейно зрелые и обученные в военном отношении трудящиеся, по и физически крепкие люди. Однако страна была разорена — мировой и гражданской войнами, интервентами. Население голодало. Свирепствовали болезни. Города кишели беспризорными детьми. Советское государство пока не имело возможности обеспечить население в достаточном количестве не только медицинской помощью и лекарствами, по даже хлебом. «Взгляните на рабочий класс, изголодавшийся и истощенный, — писал с горечью Н. И. Подвойский. — Его терзают туберкулез, тиф, испанская болезнь. Гибнут… дети — надежда рабочего класса». Он пришел к твердому убеждению, что в сложившихся условиях физкультура и спорт — единственное и самое доступное средство оздоровления трудящихся. В брошюре «Смычка с солнцем» он писал: «Солнце — лучший пролетарский врач, у которого нет ни кабинета, ни диплома, ни дощечки на двери». Физические упражнения на воздухе, на солнце, на воде, убеждал он, доступны для всех и не требуют материальных затрат.

Н. И. Подвойский через Всевобуч стал разворачивать «борьбу за самовыздоровление» трудящихся, в первую очередь молодежи. Начиная ее, он понимал, что призыв к массовому, поголовному занятию физкультурой и спортом натолкнется на серьезные препятствия не только материального, но и психологического плана. Дадут о себе знать веками формировавшиеся предрассудки — ведь спорт считался в народе «барским» занятием. Преодолеть эти препятствия, верил Подвойский, можно будет только общими усилиями партийных, комсомольских, профсоюзных организаций, хозяйственных руководителей. Он рассчитывал на их активное участие и помощь. «Так как спортивно-гимнастическое дело, или дело самовыздоровления, по существу, является вопросом восстановления прежде всего рабочей силы, — писал Николай Ильич, — в этом деле должны быть заинтересованы все без исключения рабочие и крестьяне, и поэтому лозунг массовости является нашим первым и основным лозунгом».

Во всех подразделениях Всевобуча появились энтузиасты физкультурно-спортивного движения. Новое направление работы было закреплено в официальных документах Всевобуча, поддержано его печатью. Актив его округов и участков повсеместно развернул пропаганду физкультуры и спорта, а главное, взяв на себя роль организаторов, вышел с конкретными предложениями о постановке физкультурно-спортивной работы, адресовав их местным партийным, советским, комсомольским, профсоюзным организациям, руководителям фабрик и заводов. Н. И. Подвойский вошел с соответствующими предложениями в Наркомздрав, Наркомпрос и другие ведомства, в профсоюзы, Центральный Комитет комсомола. Не везде и не сразу его поняли и поддержали. Появились даже разговоры о «дон-кихотстве», о «чудачествах» Подвойского — мол, есть задачи и поважнее. Но на начинание Всевобуча охотно отозвалась молодежь. Вскоре появилась и первая ласточка: открыл свою спортивную площадку Русско-кабельный завод в Москве. Начались занятия физкультурой и с всевобучистами.

Так, весной 1920 года усилиями Н. И. Подвойского при поддержке ЦК РКСМ, Наркомпроса и Наркомздрава Всевобуч дал первоначальный толчок развитию массового физкультурно-спортивного движения в стране.

Сразу же возник дефицит инструкторов. Сначала к военно-учебной работе было привлечено более 17 тысяч бывших унтер-офицеров старой армии. Они удовлетворительно справлялись с военно-инструкторскими обязанностями, но квалифицированно вести воспитательную работу в нужном направлении не могли. В поисках выхода Н. И. Подвойский встретился с чемпионом России 1915 года выдающимся спортсменом Я. Ф. Мельниковым. Яков Федорович охотно согласился помочь Всевобучу и, кроме того, познакомил Н. И. Подвойского с другими известными спортсменами. Агитировать Николай Ильич умел. Вскоре работать во Всевобуче пришли конькобежцы П. и В. Ипполитовы, гребец Б. Астафьев, лыжники В. Григорьев и В. Серебряков, легкоатлеты А. Бирзин и А. Шульц, тяжелоатлеты А. Бессонов и А. Бухаров, боксер А. Харлампиев и другие. Они стали прекрасными педагогами-инструкторами, настоящими энтузиастами развития физкультуры и спорта, опорой Н. И. Подвойского в этом нелегком тогда деле. Боксер А. Харлампиев настолько загорелся идеей массовой физкультуры, что на долгие годы стал одним из ближайших помощников Николая Ильича. Он разделил с ним не только радость достижений, но и горечь поражений и неудач, которых оказалось более чем достаточно на их тернистом пути. Н. И. Подвойскому, хотя и с большим трудом, но все же удалось добиться перевода во Всевобуч и опытных спортсменов-любителей из частей Красной Армии.

Привлечение спортсменов не решало до конца кадрового вопроса — их было слишком мало. Но у Н. И. Подвойского уже был наработан опыт решения кадровых проблем. Ему были известны два способа их решения: развертывание сети собственных курсов и привлечение общественников. Он в полной мере использовал оба способа. Уже в следующем, 1921 году на различных курсах Всевобуча было подготовлено 20 тысяч инструкторов при общей их потребности в 25 тысяч. Кроме сети краткосрочных курсов, в Москве действовали Высшие организационные курсы и гордость Николая Ильича — двухгодичная Главная военная школа физического образования.

Н. И. Подвойский очень скоро убедился, что без опоры на науку массовое спортивно-физкультурное движение правильно организовать невозможно. Всевобуч установил тесные деловые связи с Государственным институтом физической культуры имени П. Ф. Лесгафта, созданным в Петрограде в трудном 1919 году. По инициативе и при самом активном участии Николая Ильича на базе Главной военной школы физического образования только в 1920 году было проведено несколько научных конференций. Сам он изучил десятки книг по физиологии, психологии, организации спортивного движения в России и в зарубежных странах. В ею рабочих блокнотах начала 20-х годов часто встречаются записи о встречах с профессорами института имени П. Ф. Лесгафта, учеными-медиками, в них множество выписок из специальной литературы, журналов. По этим записям видно, с каким упорством и с какой целеустремленностью он подымался на тот уровень знаний, который был необходим для компетентного руководства физкультурно-спортивным движением в стране.

Повернув в несколько месяцев работу Всевобуча в новое русло, Н. И. Подвойский, верный ленинскому принципу проверки исполнения, отправился в округа и на участки, чтобы лично убедиться в том, что дело пошло. Он объехал 22 губернии. Практически везде он сталкивался, с одной стороны, с бедностью, нехваткой средств и оборудования и связанными с этим трудностями, с другой — с энтузиазмом и энергией, изобретательностью и находчивостью инструкторов и всевобучистов по преодолению этих трудностей. Это радовало Николая Ильича. Ведь, прилагая гигантские усилия к тому, чтобы развернуть в условиях разрухи спортивное и физкультурное движение, Н. И. Подвойский многим тогда казался оторванным от жизни мечтателем. Но он твердо стоял на реальной почве.

Учитывая бедственное положение страны, Николай Ильич добивался самого широкого распространения таких видов спорта, которые не требовали больших затрат материальных средств, имели военно-прикладное значение, а главное — могли и должны были стать массовыми: ходьбы, бега, прыжков, лазания по канату, метания, плавания, велосипедного спорта, туризма, лыжного бега. Николай Ильич не звал к достижению рекордов, которые являются уделом единиц, а ставил задачу оздоровления и физического воспитания миллионов и миллионов людей. Особенно пропагандировались футбол, баскетбол, лапта, городки.

— Спортивные игры требуют инициативы и импровизации, — доказывал он. — Они воспитывают коллективизм, заставляют играть на команду, творить — это именно то, что нужно человеку социализма.

В своих выступлениях, статьях, приказах Н. И. Подвойский призывал, убеждал, требовал превратить в спортивные площадки и использовать для занятий каждый пустырь, каждый захламленный участок двора. Он ежедневно бывал на территориальных участках Всевобуча в столице. Довольно часто инструктора Всевобуча, секретари комсомольских организаций начинали увлеченно рассказывать ему, где и что они собираются сделать, а Николай Ильич, щурясь в улыбке, мягко обрывал их:

— Я тоже люблю помечтать. Но дело-то не такое уж хитрое, чтобы о нем думать месяцами. Лучше покажите сделанные площадки и скажите, на скольких из них занимаются физкультурники.

Убедившись, что дальше разговоров дело пока не идет, помечал в блокноте и обещал через недельку-другую приехать еще раз. И действительно, приезжал убедиться, что же сделано. С него брали пример и его помощники.

Под руководством Всевобуча комсомольский актив сумел летом 1920 года расчистить и чем мог оборудовать сотни спортивных площадок, начать на них занятия с молодежью. Дело это было совершенно новое. Благообразные старушки, проходя мимо площадок с занимающимися физкультурниками, оторопело крестились и, поджав губы, спешили прочь. Обыватели скептически улыбались, отпускали соленые шуточки и откровенно советовали сходить, например, в кузню да помахать молотом. Сами же физкультурники еще стеснялись друг друга, своей неловкости и неумелости. Занимались они кто в чем.

Посетив одну из новых спортивных площадок в Москве, Николай Ильич увидел, как юноши в пиджаках и рваных ботинках пытались выполнить какие-то упражнения на турнике, рядом у самодельных брусьев путались в длинных юбках девушки. Он вернулся в Полевой штаб Всевобуча и вызвал своего заместителя Закса.

— Очень важное задание, — сказал Николай Ильич. — Надо написать убедительную и эмоциональную статью о спорткостюмах. Короткие штанишки и рубашка — вот лучшая форма для занятий.

Закс с сомнением покачал головой.

— Женщинам — долой юбки и длинные чулки! — резко продолжил Николай Ильич, распаляясь от того, что и Закс сомневается. — Надо преодолеть этот пережиток, ложный стыд тренироваться и выступать в спортивной форме! Пример должны показать инструкторы, особенно из девчат. Подготовьте приказ по Всевобучу, да построже! Статью готовьте экстренно, в следующий номер журнала «К новой армии».

Н. И. Подвойский выступил перед инструкторами Всевобуча, в Главной военной школе физического образования, перед слушателями курсов инструкторов.

— Природа ничего не создала прекраснее человека, — убеждал он. — Тренированное тело спортсмена, доведенные до совершенства движения так же изящны и красивы, как в балете! Правильное физическое развитие — полноправный и необходимый элемент культуры человека. Надо показать молодежи образцы физического развития юношей и девушек. Кроме вас, этого сделать некому. Тренироваться и выступать в теплое время надо на воздухе, на солнце, в спортивной одежде, девушки — в легких блузах и спортивных трусиках, юноши — в трусиках. Это и удобнее, и полезнее, и будет иметь воспитательное значение.

Николай Ильич во время своих выступлений демонстрировал слушателям репродукции картин, фотографии атлетов, копии античных скульптур. В те дни у него зародилась мысль собрать воедино произведения искусства, книги, фотографии, инструкции, программы — все, что относится к физкультуре и спорту, и использовать эти материалы в учебных целях и в целях пропаганды. Так по его распоряжению во Всевобуче стал накапливаться материал для создания музея физической культуры и спорта, первого подобного музея в стране.

Кампания в пользу спортивной формы, развернутая работниками Всевобуча и его печатью, постепенно стала давать результаты. «Мне вспоминается лето 1920 года, — писал позже Н. И. Подвойский. — На улицах городов в тот год появились большие массы загорелой на солнце молодежи, занимавшейся в трусиках на спортплощадках. Я сообщил об этом Владимиру Ильичу. Улыбаясь, он сказал: «В народе нарождается правильное, более естественное, здоровое отношение к человеческому телу». В. И. Ленин в этой беседе, свидетельствовал далее Н. И. Подвойский, поставил задачу большой социальной важности — нравственно воспитывать молодежь, добиваться товарищеских, культурных взаимоотношений между юношами и девушками. Этот вопрос, только в более широком плане, В. И. Ленин поднял в июне 1920 года на организованном ЦК РКП(б) совещании работников деревни. Н. И. Подвойский был участником этого совещания. В. И. Ленин в своей речи призвал улучшить работу партийного, советского аппарата в деревне, а также аппарата Всевобуча, «который параллельно с военной работой должен вести культурную работу, должен поднимать сознание крестьянства».

В июле Н. И. Подвойский был введен в состав только что созданной по декрету СНК Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по ликвидации неграмотности, или, как она тогда называлась, ВЧК ликбеза. В обязанности комиссии входило создание пунктов по ликвидации неграмотности, подготовка на краткосрочных курсах учителей школ для взрослых, издание учебных пособий. Николай Ильич понимал, что поставленные В. И. Лениным задачи по усилению культурной и воспитательной работы Всевобуча и задачи ВЧК ликбеза очень близки. И Н. И. Подвойский решал их параллельно. Он ввел обязательные политзанятия для допризывников и призывников всех возрастов, на всех территориальных участках Всевобуча были созданы штатные библиотеки, а где для; того имелись возможности — клубы Всевобуча. Н. И. Подвойский добивался того, чтобы клубы, библиотеки спортплощадки Всевобуча разнообразили формы своей работы, чтобы они стали самым притягательным местом для молодежи.

Все это, конечно же, приносило дополнительные хлопоты и заботы Всевобучу, и некоторые его руководители ворчали по поводу «ненасытности Подвойского», но это и поднимало авторитет организации. Всевобучу и ВЧК ликбеза стали активно помогать многие видные деятели культуры: ученые Н. Я. Марр, В. М. Бехтерев, писатели Д. Бедный, В. Я. Брюсов, Л. Н. Сейфу длина и другие. Особенно крепкие связи установились у Н. И. Подвойского с Максимом Горьким, который помогал, в частности, решать труднейшую в то время задачу издания учебной литературы для всевобучистов. Ведь в стране катастрофически не хватало бумаги, многие типографии были разрушены. М. Горький, откликаясь на просьбы Николая Ильича, помогал печатать необходимую литературу даже за границей. Так, в начале августа 1920 года Николаю Ильичу положили на стол телеграмму из Петрограда, в которой Алексей Максимович сообщал: «Шестнадцатого июля писал Вам, выслал смету печатания за границей книг для Всевобуча. До сих пор не получил ответа. Прошу ускорить ответ и выслать аванс… Предварительные работы по осуществлению печатания за границей предпринимаются на месте… Максим Горький». Николай Ильич тут же написал на тексте: «Немедленно выслать. 7.VIII.20». В архиве сохранилось письмо М. Горького, написанное красным карандашом характерным горьковским почерком на листочке плохой газетной бумаги: «Дорогой Николай Ильич! Получили Вы смету? Дадите аванс? Это очень важно — посылаю рукописи за границу и нужны деньги для оплаты их.

Нельзя ли видеть Вас?.. Жму руку. М. Горький».

В рабочих блокнотах Н. И. Подвойского лета 1920 года имеются, например, такие короткие записи: «Горький. Для допризывников книгу», «Горький. Послать автомобиль», «Горькому телефонограмма. Написать для допризывников книгу». Общались они, видимо, постоянно. Ольга Николаевна Подвойская свидетельствует, что М. Горький не раз бывал у Николая Ильича на квартире, и они подолгу беседовали.

1920 год был счастливым для Николая Ильича. Работа во Всевобуче увлекала его своей значимостью, масштабностью, возможностью искать, творить. Это была работа на будущее, что всегда привлекало Николая Ильича. В то же время она позволяла вносить свою лепту в решение текущих задач страны, и без этого Николай Ильич также не мыслил своего существования. Его рабочим местом стал Полевой штаб Всевобуча, который расположился на Воробьевых горах в помещении большой дачи, принадлежавшей до революции яхт-клубу. Кабинет Николая Ильича был сплошь завален книгами. Они были на столах, стульях, книги по марксизму, военному делу, физкультуре и спорту, спортивной медицине, психологии. Практически каждый день он выделял час-другой для самообразования.

В семье Подвойских произошли изменения. У Нины Августовны и Николая Ильича в мае родилась дочка, которую на радостях они и назвали весенним именем — Маечка. Семья жила в том же здании яхт-клуба, заняв две небольшие комнатушки у черного входа.

В редкие минуты отдыха Николай Ильич выходил на высокий, крутой берег Москвы-реки и любовался бескрайней панорамой города. Неоглядные дали будоражили воображение, будили мечты. А они у него всегда в конечном счете замыкались на конкретные дела. Как-то, обозревая излучину Москвы-реки, которая гигантской пятикилометровой подковой огибала большой ровный участок с деревней Лужники, Н. И. Подвойский подумал, что, в сущности, это — идеальное место для огромной спортплощадки, на которой могли бы заниматься тысячи людей. Правый обрывистый берег у деревни Воробьеве со своими тремя террасами мог бы быть использован для размещения зрительских трибун, а ровное место у подножия берега — для пяти-шести площадок по разным видам спорта. Здесь хватило бы места не только для спортплощадок, но и для будущего музея спорта…

Эта мысль мелькнула у Н. И. Подвойского вроде бы случайно, но потом вернулась, а через неделю уже не давала ему покоя. Так у Николая Ильича появилась мечта превратить Воробьевы горы и низкий левый берег Москвы-реки у деревни Лужники в циклопический стадион-гигант, в небывалый спортивно-культурный комплекс. Только кем и на что строить? При тогдашней безработице рабочей силы было много, но чем платить? Николай Ильич нашел единственно возможный в тех условиях выход. Он подумал, что стадион можно и нужно строить силами допризывников, физкультурников, комсомольцев, молодежи бесплатно, на добровольных началах, с помощью массовых субботников.

Николай Ильич сколотил во Всевобуче и его Московском окружном управлении группу энтузиастов, которая и развернула агитацию и организационную работу. Ему удалось добиться разрешения Моссовета на начало строительства. Первым помощником Всевобуча стал столичный комсомол. Началась расчистка места для строительства стадиона. 22 апреля 1920 года, в день двухлетия Всевобуча, по инициативе Н. И. Подвойского на расчищенной площадке были организованы парад допризывников и показательные выступления небольшой группы физкультурников. Затем состоялся грандиозный субботник московской молодежи.

Идея строительства стадиона овладела мыслями и чувствами Николая Ильича. Он верил, что придет время, и страна наберет силы, будет строить десятки и сотни стадионов. Поэтому Красный стадион в Москве, считал он, должен стать образцово-показательным, с него будут брать пример другие города страны.

Богатое воображение Николая Ильича все время питало идею комплекса, она жила и развивалась. Он уже думал о том, что к группе спортивных сооружений надо присоединить не только музей спорта, но и академию физкультуры, а крутой берег позволит легко построить там открытый «греческий» театр с подымающимся веером каменных или деревянных сидений. Значит, это уже будет научно-культурно-спортивный комплекс для одновременного посещения десятками тысяч людей, имеющих разные интересы. Здесь можно будет проводить международные соревнования, тогда комплекс послужит и делу сближения с мировым пролетариатом…

Николай Ильич понимал, что такую стройку силами Всевобуча, комсомольцев и молодежи уже не осилить. Она должна стать всенародной. И он обращается к архитекторам, художникам, публицистам за помощью. В августе 1920 года при Всевобуче была образована Комиссия по сооружению Красного стадиона. Первое ее заседание состоялось 27 августа. В комиссию вошли и активно в ней работали архитекторы И. И. Рерберг (руководитель технической секции), В. С. Масленников, Н. Я. Колли, А. Л. Поляков, В. Д. Кокорин, И. П. Машков, И. В. Жолтовский, художник Г. Б. Якулов (руководитель художественной секции), скульптор С. Т. Коненков, публицист В. Г. Тардов и другие. Специальная компетентная комиссия в сентябре обследовала выбранное для спорткомплекса место и сделала вывод о возможности строительства на нем не только легких, но и капитальных сооружений. 21 сентября 1920 года Главное Управление Всевобуча объявило открытый конкурс на эскизный проект Всероссийского Красного стадиона.

Наиболее интересный проект был представлен И. И. Рербергом. Он предусматривал строительство следующих сооружений: на обрывистом правом берегу у воды — трибуны речного спорта, далее — семь теннисных площадок, выше — главная спортивная арена с трибунами, тренировочное футбольное поле, ледяная гора, Дворец спорта и клуб, залы для легкой и тяжелой атлетики, коттеджи-общежития для спортсменов, открытый «греческий» театр; на низком левом берегу у Лужников — ипподром со своими трибунами; между правым и левым берегами в районе комплекса — мост. Все сооружения естественно вписывались в ландшафт и не требовали его разрушения. Таков был замысел. Он должен был осуществляться последовательно. Первая стройка — главная спортивная арена, или Всероссийский Красный стадион.

Не приходится удивляться, что в условиях разрухи, голода 1920–1921 годов мог родиться такой грандиозный проект. Ведь в творческом порыве энтузиастов строительства Красного стадиона, как в зеркале, отразились настроения и дух народных масс тех лет, торопящихся быстрее и полнее осуществить будущее, увидеть его своими глазами.

Н. И. Подвойский, в первые же месяцы почувствовавший на своих плечах тяжесть забот ничем не обеспеченного строительства Красного стадиона, может быть, лучше других понимал, какие трудности придется преодолеть. Но, несмотря на это, именно он являлся главным вдохновителем, самым ярым сторонником строительства спорткомплекса, ибо был убежден, что будущее надо возводить каждому своими руками, и начинать его строить надо сегодня, сейчас, не откладывая до каких-то лучших времен, так как эти лучшие времена сами по себе не придут. Он не давал покоя ни себе, ни другим.

Итак, физкультурное движение набирало силу и свидетельствовало о том, что для нового социалистического государства забота о трудящихся отнюдь не слова. Молодая Страна Советов делала первые, но очень твердые и уверенные шаги на поприще мирной жизни.

В июле 1920 года в нашей стране должен был состояться II Конгресс Коминтерна. Ожидались делегации 41 страны, представители десятков молодых коммунистических партий зарубежных стран. Перед Всевобучем была поставлена задача организовать спортивным праздник и показать его делегатам конгресса. Они должны были воочию увидеть наши первые достижения.

Прикинув возможности Всевобуча, Н. И. Подвойский предложил провести на Красной площади парад всевобучистов и массовый праздник физкультуры и спорта на площадке будущего Красного стадиона в районе Воробьевых гор.

Началась подготовка к празднику. Тысячи допризывников, студентов, молодых рабочих в свободное время сооружали трибуны-времянки, расчищали беговые дорожки, приводили в порядок футбольное поле. Николай Ильич приходил домой поздно, довольно потирал руки и оживленно говорил:

— Чувствую локоть комсомола!

II Конгресс Коммунистического Интернационала открылся 19 июля в Петрограде, а с 23 июля его заседания проходили в Москве. Главная задача конгресса состояла в том, чтобы помочь организационно укрепить молодые коммунистические партии, вооружить их многогранным опытом партии большевиков, выработать единую тактику работы в массах. К конгрессу В. И. Ленин написал книгу «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», в которой показал международное значение опыта партии большевиков. «…Русский образец, — писал В. И. Ленин, — показывает всем странам кое-что, и весьма существенное, из их неизбежного и недалекого будущего».

Н. И. Подвойский, участвовавший в работе конгресса, в перерывах между заседаниями беседовал со многими делегатами о распространении спортивного движения среди рабочих. В нем зрела мысль о создании международной рабочей спортивной организации.

Встретившись с руководителем английских коммунистов Уильямом Галлахером, Николай Ильич предложил ему сколотить сборную команду по футболу из делегатов конгресса и на спортивном празднике сразиться с физкультурниками Всевобуча, то есть со «сборной» РСФСР. У. Галлахер, будучи заядлым футболистом, знал, что для России футбол — игра сравнительно новая. Поэтому он немало изумился «дерзкому» предложению Н. И. Подвойского. Однако согласился и сказал, что, пожалуй, делегаты смогут показать русским физкультурникам настоящий футбол. «Никола вернулся из Питера сияющий, запыхавшийся, с эмблемой III Интернационала и с Красной Звездой и нашим Гербом на груди, — записала в дневнике Нина Августовна. — Приехал с делегатами Конгресса в особом поезде». Он сразу сообщил о предстоящем матче, шутливо подчеркнув, что это будет первый международный матч советских футболистов.

Команду Всевобуча сформировали из слушателей московских курсов инструкторов спорта и допризывной подготовки. В нее вошли: Владимир Блинков, Николай Соколов, Сергей Сысоев, Василий Королев, Александр Борисов, Павел Татарников, Петр Жаков, Петр Артемьев, Александр Холин и другие. Сборную конгресса представляли: У. Галлахер, американский писатель Д. Рид, англичанин Т. Квелч, американец Э. Макальпанин и еще несколько английских, американских и голландских товарищей.

Наступил день праздника. Он начался внушительным парадом допризывников на Красной площади. Тысячи юношей и девушек стройными рядами прошли перед трибунами, олицетворяя собой уверенное будущее Страны Советов. Затем делегаты и гости перебрались на Воробьевы горы. Временные трибуны Красного стадиона были до отказа заполнены зрителями. И вот на поле под музыку начали одна за другой выходить группы физкультурников. Они слаженно и красиво выполняли массовые гимнастические упражнения. Как завороженные, молчали трибуны, изумленные невиданным зрелищем. Когда упражнения закончились, зрители разом встали и аплодировали до тех пор, пока последний физкультурник не покинул поле. Затем состоялись состязания по бегу, прыжкам, метанию, поднятию гирь и другим видам спорта. Всего в спортивном празднике участвовало 18 тысяч физкультурников. И это в разоренной, голодной стране!

Но «гвоздем» праздника, как и предполагал Николай Ильич, стал футбольный матч. Трибуны буквально гудели, время от времени взрываясь аплодисментами и восторженными криками одобрения. Зрители в равной мере переживали за обе команды, неподдельно радуясь каждому удачному финту, а тем более голу. «Эти одиннадцать парней были ловкими игроками, — писал потом У. Галлахер об этой встрече. — Мы были перед ними совершенно беспомощными, и нас разбили наголову. Однако я, именно я, забил единственный гол в ворота наших русских противников! Так что я могу считать, что был первым иностранцем, заставившим советских футболистов вынуть мяч из сетки ворот на их собственном поле».

По распоряжению Николая Ильича победители матча получили высочайшую по тем временам награду — по банке консервов и немного муки на команду. Вечером у них был редкостный по «роскошности» ужин — блины с консервами.

Николай Ильич был доволен праздником. Позже он вспоминал, что делегаты конгресса были поражены нашими достижениями в развитии физкультуры и спорта, и именно это укрепило в них мысль использовать спортивные организации своих стран в интересах революционной борьбы рабочего класса.

Вскоре, в августе 1920 года, в стране был создан Высший совет физической культуры при Главном Управлении Всевобуча (ВСФК). Физкультурное движение разрослось и нуждалось в едином организующем и научно-методическом центре. Председателем ВСФК был назначен Н. И. Подвойский. Работы, как и ответственности, у него стало еще больше. Но, постоянно общаясь с молодежью, он словно переживал свою вторую молодость.

В конце сентября в Москву на III Всероссийский съезд РКСМ стали съезжаться представители комсомольских организаций. Н. И. Подвойский получил приглашение выступить на съезде по вопросу: «Милиционная армия и физическое развитие молодежи». В первый же день его работы, 2 октября, В. И. Ленин, Н. К. Крупская, Н. И. Подвойский и А. В. Луначарский приехали на съезд. Появление гостей было встречено такими овациями, что Владимир Ильич долго не мог начать говорить. Наконец зал замер, и В. И. Ленин произнес свою, по выражению А. В. Луначарского, «блестящую и бездонно глубокую речь», которая вошла в историю под названием «Задачи союзов молодежи».

4 октября В. И. Ленин встретился с Н. И. Подвойским и имел с ним обстоятельную беседу. Владимир Ильич, вспоминал Н. И. Подвойский, внимательно и заинтересованно расспрашивал о подробностях военно-физкультурной работы, очень обрадовался, когда узнал, что в стране создано более 2000 спортплощадок. Он сказал, что это большая победа на культурном фронте. Но дело не в количестве, подчеркнул он, а в том, чтобы спортплощадки были притягивающими к себе очагами, которые, объединяя в одно целое военную подготовку, спортивные тренировки и начальное образование, сумели бы организовать свободное время молодежи с большой для нее пользой. Надо с помощью местных Советов, профсоюзов, комсомола, ведомств, говорил Владимир Ильич, охватить военно-физкультурной работой возможно более широкие массы рабочей и крестьянской молодежи, слить эту работу с коммунистическим воспитанием. Он дал указание привести к весне 1921 года в культурный вид все городские, фабрично-заводские и сельские спортивные площадки. Владимир Ильич посоветовал Н. И. Подвойскому выделить эти задачи в его выступлении на съезде комсомола.

У Николая Ильича тезисы выступления были уже продуманы. Он внес в них после беседы с Владимиром Ильичем необходимые поправки. На съезде Н. И. Подвойский поделился с делегатами своими мыслями о сложностях строительства новой жизни.

— Обстановка такова, — сказал он, — что страна ни на один момент не должна оставаться без подготовленной вооруженной силы.

Он показал значение военной подготовки молодежи во Всевобуче, а затем подробно изложил задачи физического воспитания, передал делегатам наказы В. И. Ленина. Николай Ильич рассказал и о своей заветной мечте: о создании Красного стадиона на Воробьевых горах. В ответ он услышал из зала звонкие выкрики:

— Даешь Красный стадион! Даешь!

После его выступления делегаты решили всем составом съезда (около 600 человек) выйти на субботник по строительству Красного стадиона. Николай Ильич был избран Почетным комсомольцем. Съезд принял развернутое постановление о работе комсомола по развитию физической культуры. Это была большая поддержка Всевобучу.

…Утро 10 октября было холодным и дождливым. На Воробьевы горы пришли делегаты III съезда комсомола, съехалось более 10 тысяч комсомольцев, красноармейцев, студентов, молодых рабочих Москвы. Николай Ильич, в длинной кавалерийской шинели, веселый и энергичный, поднялся на макет яхты, открыл митинг и произнес зажигательную речь. Гремел оркестр. Тысячи голосов скандировали:

— Даешь Красный стадион!

После митинга была проведена официальная церемония закладки Красного стадиона. Ни холодный ветер, ни дождь не помешали молодым энтузиастам с полной отдачей работать в этот памятный день на стройке будущего стадиона.

Чтобы привлечь массы молодежи к спорту, Николай Ильич стремился придать физкультуре максимальную зрелищность, насытить ее музыкой, театральностью. В этом стремлении он нашел единомышленника и союзника в лице руководителя театрального отдела Главполитпросвета режиссера В. Э. Мейерхольда, который был убежден в необходимости поиска новых форм агитационного, публицистически острого театра. В. Э. Мейерхольд считал, что театр должен выйти из замкнутого пространства к людям, на природу, соединиться с физкультурой. Замыслы Подвойского и Мейерхольда в чем-то совпадали. И Николай Ильич пошел на решительное сближение с Главполитпросветом — органом Наркомпроса, направлявшим культурно-просветительную и агитационную деятельность в стране. Нарком А. В. Луначарский, поощряя творческий поиск, оказывал всяческую поддержку Подвойскому и Мейерхольду. В ноябре 1920 года было принято решение об объединении Главполитпросвета и Всевобуча «на началах взаимного обслуживания и слияния параллельных учреждений». Это был шаг к театрализации физической культуры, к созданию так называемого «теофизкульта».

9 декабря 1920 года Н. И. Подвойский и В. Э. Мейерхольд собрали в Доме печати столицы литераторов, художников, музыкантов, артистов и провели диспут «Всевобуч и искусство». На нем Подвойский выступал за максимальное использование воспитательных возможностей физкультуры, за широкое вовлечение в нее масс, повышение их творческой активности и самодеятельности.

— Необходимо, — заключил он, — сблизить занятия физической культурой с массовым театральным действом. Физическая культура, близость к природе и массовое театральное действо — вот факторы создания нового коллективистского человечества.

В своей речи он призвал деятелей литературы и искусства поддержать набиравшее силу массовое физкультурное движение, отразить его в театре, поэмах, музыке, ваянии.

«Мой призыв был принят горячо», — вспоминал потом Н. И. Подвойский. Многие поэты, художники почувствовали важность начавшегося дела и включились в его развитие.

Усилиями Николая Ильича при ВСФК начала действовать комиссия по разработке единой системы физического воспитания для людей разных возрастов. Возглавили ее после личных встреч и бесед с Н. И. Подвойским ректор Московского института физической культуры и спорта В. Е. Игнатьев и известный психолог П. А. Рудик. В Главной военной школе физического образования начала работать научно-исследовательская лаборатория во главе с профессором В. В. Гориневским, При прямой поддержке Н. И. Подвойского на московских и петроградских инструкторских курсах были созданы физиологические кабинеты. Так под физкультурно-спортивное движение стала подводиться солидная научная база.

Спортивно-физкультурное движение, получая все новые импульсы, ширилось. К концу 1920 года в стране работало более 1500 спортивных клубов, в которых занималось около 140 тысяч человек. Это было в три раза больше, чем в дореволюционной России. А всего в физкультурном движении в это время участвовало около 1,5 миллиона человек.

В июне 1921 года Москва ждала делегатов III Конгресса Коминтерна. Всевобуч, как и год назад, готовил Красный стадион к большому спортивному празднику в честь делегатов конгресса. Известный спортсмен В. Григорьев вспоминал: «Подвойский был все время с нами, он то брался за лопату, то агитировал поработать еще немного. Кто слышал Николая Ильича, тот помнит, что он всегда мог убедить, настоять на своем».

Конгресс Коминтерна работал с 22 июня по 12 июля 1921 года. Он поставил перед компартиями задачу овладения массами, усиления влияния на них, подготовки их к революционной борьбе. Этой линии вполне соответствовали предложения Николая Ильича о создании международной спортивной организации рабочего класса, о превращении Красного стадиона на Воробьевых горах в Международный Красный стадион. Предложения получили одобрение. Было решено создать по принципу паевого участия Товарищество строителей Международного Красного стадиона. Его учредителями должны были стать ВЦСПС, отдельные предприятия, части Красной Армии и т. д. Наконец-то строительство стадиона получало хоть какую-то материальную основу.

Тогда же, в июле, по инициативе Н. И. Подвойского было созвано международное совещание представителей пролетарской физической культуры. Съехались делегаты рабочих спортивных организаций Советской России, Германии, Франции, Чехословакии, Италии, Венгрии, Австрии, Голландии, Швеции, Норвегии, Финляндии, Польши. Работа совещания проходила в штабе Всевобуча, в бывшем яхт-клубе. На первом же заседании, 19 июля, выступил Н. И. Подвойский и предложил создать международную спортивную организацию — Красный Спортивный Интернационал. Делегаты поддержали предложение Николая Ильича и обратились в Исполком Коминтерна с просьбой утвердить новую организацию. Исполком Коминтерна удовлетворил эту просьбу. Красный Спортинтерн был создан. Его председателем единодушно был избран Н. И. Подвойский. Спортинтерн объединил рабочие спортивные организации многих стран и впоследствии не только содействовал развитию рабочего спорта, но и внес определенный вклад в укрепление интернациональных связей пролетариата, в усиление борьбы рабочего класса с фашистской опасностью.

Таким образом, неугомонный Николай Ильич, начав с организации физкультурной работы во Всевобуче, постепенно расширил ее до масштабов страны, а затем принял на свои плечи заботы о развитии спорта среди рабочих других стран. Любое дело, за которое брался, он приводил в движение и развивал его, не давая ему остановиться, застыть, окостенеть, отыскивая все новые и новые возможности. «Я должен повернуть это на коммунизм» — любимое выражение и железное правило послеоктябрьской жизни и деятельности Николая Ильича.

Именно Н. И. Подвойскому пришла мысль использовать спорт, которым тогда занималась по преимуществу молодежь, для воздействия на жизнь и быт целых семей, включая пожилых людей и детей. Каким образом? По предложению Николая Ильича Всевобуч стал организовывать так называемые рабочие гуляния. Впервые они были проведены летом 1920 года. Местом для них были избраны живописные Воробьевы горы. Афиши заранее сообщали москвичам о времени и программе гуляний. Участникам рекомендовалось взять с собой флягу с водой, полотенце. На месте гуляний инструкторы Всевобуча, студенты художественных учебных заведений, артисты под музыку военных оркестров ненавязчиво, с шутками, постепенно вовлекали всех пришедших в несложные массовые ритмические упражнения, танцы. В результате к разгару гуляния на нем уже не было зрителей, все становились участниками, и гуляние превращалось во всеобщий праздник. Вечером сидели у костров, шутили, пели песни. Всевобучисты и комсомольцы Москвы обеспечивали на гуляниях такой порядок, что там не было места любителям выпить и хулиганам. Вскоре москвичи стали приходить на гуляния не только семьями, но и целыми бригадами, цехами, предприятиями. Участником многих гуляний был и Николай Ильич с семьей.

В рабочих гуляниях Н. И. Подвойский видел не только отдых и возможность вывести москвичей на природу. Он говорил, что рабочие гуляния воспитывают массы, направляют их интересы, придают праздничность выходному дню, являются средством строительства нового быта, «быта здорового, быта трезвого, быта радостного, быта, соответствующего нашему обществу».

Все чаще вечерами и в праздничные дни на просторных площадках Воробьевых гор сотни физкультурников участвовали не только в спортивных программах, но и в театральных представлениях, как правило, с революционным сюжетом. В создании их, художественном и музыкальном оформлении участвовали режиссеры В. Э. Мейерхольд, А. Я. Таиров, художники и поэты С. Т. Коненков, Г. Б. Якулов, Д. Бедный, В. В. Маяковский и другие. Эти особенно любимые Н. И. Подвойским массовые действа оказывали сильное эмоциональное и одновременно идейное воздействие на участников и зрителей, что особенно привлекало деятелей культуры. «Я люблю Вас, Николай Ильич», — восторженно писал Н. И. Подвойскому после одного из таких представлений В. Э. Мейерхольд. Композитор М. М. Ипполитов-Иванов обещал Николаю Ильичу создать музыку для некоторых предполагаемых театрализованных представлений к революционным торжествам. В эту работу включилась и приехавшая в Россию всемирно известная танцовщица Айседора Дункан. Она помогала ставить массовые ритмические спортивные танцы, готовить к ним физкультурников, часто виделась с Николаем Ильичом на Воробьевых горах и была в восторге от замыслов и увлеченности Н. И. Подвойского. «Подобно Прометею, этот муж готов подарить человечеству пламя для его возрождения», — писала А. Дункан о Николае Ильиче.

В наши дни массовые гимнастические упражнения и театрализованные представления на стадионах стали традиционным элементом всенародных праздников, крупных юбилейных торжеств. Зарождалось это все в трудные 20-е годы, когда освобожденные от эксплуатации трудящиеся, отстояв Советскую власть, приступили к строительству социалистического общества. Это было время, когда спорт и искусство впервые выходили на прямое служение народу.

Всевобуч, ВСФК, Спортинтерн… Н. И. Подвойскому приходилось буквально прессовать время, чтобы выкраивать его для другой, не менее ответственной работы. Дело в том, что 22 сентября 1920 года В. И. Ленин подписал декрет об учреждении Комиссии для собирания и изучения материалов по истории РКП(б) и Октябрьской революции (Истпарта). Н. И. Подвойский был введен в состав комиссии, где ему поручили возглавить отдел Красной Армии. Он считал это задание одним из важнейших своих партийных поручений. Николай Ильич наметил круг лиц, в основном участников трех революций и гражданской войны, воспоминания которых могли бы, как он выражался, конкретизировать и оживить историю Октября и Красной Армии. Он письменно и устно убеждал их немедленно приступить к работе над воспоминаниями. Сам Николай Ильич подготовил план крупной коллективной работы по истории Красной Армии под общим названием «Красная Армия и Красный Флот в гражданской и революционной войнах Советской России. 1917–1920 гг.». Авторами должны были выступить А. И. Егоров, М. Н. Тухачевский и другие известные военные работники партии и полководцы гражданской войны. Они, как и Н. И. Подвойский, были людьми чрезвычайно занятыми. Но Николай Ильич делал все возможное для того, чтобы эти народные герои, пока их память еще сохраняет события, нашли время и написали свои подробные воспоминания. «Историко-революционные дела, — доказывал он, — не описанные и не пущенные в оборот, — классовое преступление перед пролетариатом». Он работал с каждым предполагаемым автором индивидуально и, как правило, «доводил» его до согласия представить нужный материал. А тех, кого он считал в этом смысле не очень «надежными», полушутя, полусерьезно вынуждал собственноручно писать ему в рабочий блокнот расписку о том, что к такому-то сроку текст воспоминаний будет представлен. Таких расписок в блокнотах Николая Ильича немало.

Как бы ни был занят, Н. И. Подвойский никогда не отказывался ни от одного поручения партийных организаций. Вместе с Е. М. Ярославским, Ф. Я. Копом, А. С. Бубновым он читает лекции на политические темы в Военной академии (ныне Академия имени М. В. Фрунзе), в создании которой в 1918 году он принимал самое активное участие. Совет Коммунистического университета имени Я. М. Свердлова своим решением привлек Николая Ильича «к постоянной работе в университете как лектора, так и руководителя партийными секциями», о чем просто прислал ему уведомление. Николай Ильич и это воспринял как должное. Так же воспринимал он многочисленные путевки МК РКП(б), райкомов, обязывающие прочитать лекцию, выступить на митинге или встрече. Он скрупулезно, как скупой свое золото, делит вечерние и ночные часы, выделяя время на срочную работу, на подготовку к выступлениям, на написание статей и брошюр.

Надо сказать, что условия для работы дома у Николая Ильича были тяжелейшими. Семья его снова жила в гостинице, теперь — в «Национале». 130-й номер, который она занимала, был большой. Но в его обширной комнате жило трое взрослых, пятеро детей Подвойских и двое приемных, которые появились в семье Подвойских во время засухи 1921 года, охватившей Поволжье. Тогда Советское правительство приняло экстренные меры по спасению детей. Их эшелонами вывозили в другие губернии. В Москве был брошен клич: кто может, временно приютите эвакуированных детей! Николай Ильич и Нина Августовна, работавшая в статистическом отделе ЦК РКП(б), не могли остаться в стороне. Они взяли двух мальчиков — татарина Габди и чуваша Кадыра, которые прожили у них более трех лет.

…Итак, в 130-м номере гостиницы ютилось 10 человек. Нина Августовна повесила над раковиной умывальника плакат: «Не хныкать! Не шуметь! Не мешать папе работать!» От Нины Августовны Николай Ильич никогда не слышал жалоб. Но он видел, что полураздетые и полуголодные дети донашивают потрепанную одежду и обувь, передавая ее от старшего к младшему, и, истощенные, непрерывно болеют. Долго работавший с Н. И. Подвойским, в том числе и на Украине, Е. Н. Наумов однажды не выдержал и спросил, почему Николай Ильич не воспользуется своим положением и хоть немного не подкормит больных детей. «Николай Ильич посмотрел на меня уничтожающе, — вспоминал Е. Н. Наумов, — как будто я сказал ересь, и ответил вопросом:

— А как питаются дети рабочих? Почему мои дети должны питаться лучше?»

Рабочие, призывники, спортсмены не раз присылали Николаю Ильичу продуктовые посылочки. Но Нина Августовна и Николай Ильич всякий раз и непременно с согласия своих истощенных, цинготных детей отдавали их в детские дома и больницы.

Да, Николай Ильич жил, не давая себе пощады. И в конце концов это не могло не сказаться. Его поразил тяжелейший приступ «грудной жабы», который наложился на предельное физическое и нервное истощение. Организм Николая Ильича был изношен настолько, что врачам потребовалось более полугода, чтобы поставить его на ноги. К работе он вернулся лишь в начале 1923 года…

23 февраля 1923 года праздновалось 5-летие Красной Армии. Николай Ильич всегда отмечал этот день и как личный праздник — так много сил отдал он Красной Армии, так слился душой с ее заботами. В праздничные дни курсанты 1-й Московской революционной пулеметной школы, созданной в свое время по инициативе Николая Ильича, вручили ему грамоту об избрании его Почетным красноармейцем и курсантом школы, Почетным командиром ее был избран В. И. Ленин. ВЦИК СССР, отмечая большую роль Н. И. Подвойского в организации Красной Армии и боевые заслуги в годы гражданской войны, наградил его орденом Красного Знамени. До конца дней он высоко ценил этот единственный свой орден, гордился им. Но иногда при взгляде на него к чувству гордости примешивалась горечь… горечь расставания с Красной Армией.

…Все произошло вдруг, неожиданно для Николая Ильича. С конца 1922 года Троцкий, воспользовавшись тяжелой болезнью В. И. Ленина, вновь начал борьбу против ленинизма. Он рассчитывал взять руководство партией в свои руки. Для него, не верившего в силу масс, не существовало задачи мобилизации творческой энергии трудящихся, развития их инициативы в интересах строительства и защиты нового общества. А именно на это, в соответствии с установками В. И. Ленина и ЦК РКП(б), была направлена, в частности, деятельность Всевобуча. Троцкий назвал работу Всевобуча «неделовой», заявил, что он не нужен, так как занимается «не своим делом». Троцкого поддержали те работники Всевобуча, которые физкультурную, ликбезовскую, культурно-воспитательную работу считали для себя дополнительной обузой. По настоянию Троцкого на всех необходимых уровнях было обсуждено и принято решение о ликвидации Всевобуча как самостоятельной и целостной организации. Лишь небольшая часть его аппарата оставалась в Наркомате по военным делам для осуществления контрольных функций. Добившись ликвидации Всевобуча, Троцкий заявил, что «со включением Всевобуча в общий военно-бюрократический аппарат, т. Подвойский не может быть там достаточно использован». Это означало, что места в Красной Армии для Н. И. Подвойского наркомвоен Троцкий не видит. Ни встретиться с Н. И. Подвойским, ни поговорить с ним по телефону, ни ответить на его письма Троцкий не пожелал.

Думается, что произошло все это не случайно. Личные контакты Подвойского с Троцким возникли осенью 1917 года, когда Троцкий стал председателем Исполкома Петроградского Совета. Тогда встречи их были редкими и носили сугубо деловой характер, связаны были с подготовкой ВРК к вооруженному восстанию. Когда Троцкий возглавил Наркомат по военным делам, они стали работать в одном ведомстве, однако, надо сказать откровенно, отношения у них не складывались. И дело тут было не в личной неприязни, а во взглядах, в стиле работы. В частности, Н. И. Подвойский считал, что в военном управлении должен осуществляться ленинский принцип централизма на основе партийности, опоры на коллективное мнение при строжайшем единоначалии и персональной ответственности руководителя. «Я всегда стремился, — писал Н. И. Подвойский, — выучить работников действовать в коллективе, от имени коллектива, с коллективом, под контролем коллектива». Троцкий же насаждал, опираясь на военспецов, бюрократический централизм, основанный на принуждении и голом администрировании, на вере в силу приказа, директивы, бумаги. Н. И. Подвойский считал, что аппарат должен организовывать работу, учить, вести людей за собой. Троцкий же предпочитал с помощью аппарата командовать делом. Инициативный, переполненный идеями, волевой Подвойский не вписывался в стиль Троцкого, мешал ему сначала с Высшей Военной Инспекцией, а потом с вырывающимся, как и ВВИ, из рамок военного ведомства Всевобучем. Никакого желания оставлять Подвойского в Наркомате по военным делам у Троцкого не было — слишком беспокойная личность. И Троцкий отказался от всяких контактов с ним.

Н. И. Подвойский воспринял решение о ликвидации Всевобуча как неправильное и вредное. Поэтому, выйдя из больницы, он встретился с И. В. Сталиным, недавно избранным Генеральным секретарем ЦК РКП(б), но поддержки у него не нашел. В. И. Ленин в это время тяжело болел. Решение о Всевобуче уже состоялось. Никаких надежд на изменение положения не осталось.

Николай Ильич был потрясен случившимся. В феврале 1923 года он сдал дела Всевобуча и в прощальном приказе подвел итоги его работы за последние три года: впервые создана стройная система допризывной подготовки, развернута сеть школ инструкторов, подготовлено более миллиона допризывников, работают более двух тысяч очагов физической культуры, проведено множество военно-спортивных мероприятий и т. д. Распрощавшись с Красной Армией, Н. И. Подвойский плохо представлял, как будет жить дальше. Судя по письмам и по записям в блокнотах, можно утверждать, что это был, пожалуй, самый тяжелый момент в его непростой жизни, момент, когда он дрогнул. То, что он оказался ненужным своему любимому детищу — Красной Армии, — темпераментный Николай Ильич воспринял как личную трагедию. Но непоколебимая убежденность в правоте дела большевистской партии, его оптимизм и активность помогли ему удержаться. «Меня ничто и никто не сокрушит, — писал он позже Нине Августовне, — потому что я ученик Ленина, Ленина понимаю, по его пути иду, его методами стараюсь работать».

Н. И. Подвойский многие месяцы оставался без официального поста, ибо председательство в действовавшем теперь при ВЦИК Высшем совете физической культуры, Спортинтерне, в Товариществе строителей Международного Красного стадиона, в Истпарте он всегда считал дополнительной нагрузкой, общественной работой.

На Николая Ильича обрушилась еще одна беда — 23 апреля умерла младшая дочка Маечка…Трудной оказалась весна 1923 года для Н. И. Подвойского. Но утешение он всегда видел в одном — в труде.

Благодаря энтузиазму Николая Ильича с неизмеримо возросшими трудностями, упорно продолжается строительство Красного стадиона. Значительную часть сил и времени Николай Ильич отдает производственным ассоциациям — еще одному детищу его творческой фантазии. Они стали образовываться в конце 1921 года, после X съезда РКП(б), который принял решение о переходе к разработанной В. И. Лениным новой экономической политике. Она была рассчитана на то, чтобы укрепить союз рабочего класса и крестьянства, на основе материальной заинтересованности поднять все активные силы для восстановления народного хозяйства страны, дать рабочим хлеб, а крестьянам — нужный им инвентарь.

Н. И. Подвойский внимательно слушал на съезде В. И. Ленина, его «Доклад о замене разверстки натуральным налогом». Как всегда, записывал стержневые мысли, намечал свои личные задачи, а также задачи Всевобуча. Он понимал, что Всевобуч, работавший с сотнями тысяч допризывников и физкультурников, может и должен в условиях нэпа помочь партии и государству восстанавливать народное хозяйство. Но формы, методы этой помощи ему стали ясны не сразу. Он напряженно искал их.

Наконец идея вызрела. Николай Ильич решил создать при Всевобуче «образовательно-производственные ассоциации» — своеобразные кооперативы из физкультурников и допризывников. Он рассчитывал, что молодые энтузиасты, если их к тому же материально заинтересовать, в свободное время могут заняться, например, сбором и реализацией сырья, собственными силами наладить производство сначала спортинвентаря, а потом и «предметов рабоче-крестьянского быта». Всю работу ассоциаций планировалось строить на самоокупаемости, на полном хозрасчете и на личной материальной заинтересованности каждого участника. Когда ассоциации, считал Подвойский, окрепнут, заработают собственные средства, они смогут заняться и более сложным делом, например, производством черепицы, сборкой велосипедов и мотоциклов из деталей, закупленных за границей на свои деньги. Николай Ильич даже мечтал о магазинах Всевобуча (или ассоциаций): «Все для спортсмена», «Все для крестьянина», «Все для матери и ребенка». Очень важно было и то, что с помощью заработанных средств можно было перевести физкультурно-спортивною работу на самоокупаемость и самофинансирование, освободив тем самым небогатый государственный бюджет от расходов на ее материальное обеспечение.

Думая о производственных ассоциациях, Подвойский надеялся найти решение не только экономических, но и воспитательных задач. Ведь вовлечение молодежи в активную работу по восстановлению хозяйства страны сопровождалось бы обучением юношей и девушек массовым рабочим профессиям, им бы прививался вкус к труду. Так шло бы движение к конечной цели — коммунистическому воспитанию молодежи, подготовке ее к труду и обороне.

Прошло немало времени, прежде чем появились первые производственные ассоциации Всевобуча. Вскоре они объединились в организацию с мудреным названием Всероссийское товарищество производственных ассоциаций спорта (ВТОПАС). Эти новые коллективы по договоренности с местными властями приспосабливали для работы полуразрушенные мастерские, брошенные сараи, пустующие фабрики, восстанавливали и использовали старые станки. Производство простейшего спортинвентаря — пока вручную, кустарно — началось. Однако это не совсем удовлетворяло Николая Ильича. Он обивает пороги государственных учреждений в поисках временного кредита — «первоначального капитала» — для развертывания настоящего производства, доказывает, что ассоциации скоро заработают средства и вернут кредиты… Где-то удивляются его просьбам, где-то сочувствуют, понимают его, но… ничего не дают, ибо средств и материалов было в обрез.

…Время шло. Несмотря на трудности, ВТОПАС уже имел две небольшие фабрики спортинвентаря, производственные мастерские в Москве, Петрограде, Ростове, Смоленске, Туле и ряде других городов. Тут и случилась ликвидация Всевобуча. Кооперативное объединение ВТОПАС стало ничейным, а потому незаконным. Николай Ильич пытается «легализовать» его. Но в стране уже шел процесс централизации управления экономикой. Отношение к самостоятельным и инициативным по характеру кооперативам типа ВТОПАС или Товарищества строителей Международного Красного стадиона становилось все более прохладным. Николай Ильич продолжал бороться. «ВТОПАС — не мое личное дело, — писал он в апреле 1926 года, — а имел, имеет и будет иметь большое государственное значение. Стадион тоже. Следовательно, не я один должен драться из-за них, а все, кто считает, что в спортивно-гимнастическом деле мы имеем лучшее средство массового воспитания, образования и организации».

Однако тогда кооперативы ВТОПАС, как и Товарищество строителей Международного Красного стадиона, фактически были обречены. Исторически сложилось так, что время для развертывания кооперативного движения пришло лишь шесть десятилетий спустя. В конце 20-х годов планы Н. И. Подвойского считались утопией. Сегодня же думается, что его, в общем-то скромные, задумки были не так уж и утопичны.

Неудачи гнут, но не ломают Николая Ильича. Он ищет способы как-то все же участвовать в военном строительстве, помогать Красной Армии, пусть на общественных началах.

В это время родилась массовая организация — Общество друзей воздушного флота (ОДВФ). Николай Ильич вместе с М. В. Фрунзе, Ф. Э. Дзержинским, С. А. Чаплыгиным, С. С. Каменевым вошел в Центральный Совет ОДВФ. Здесь он встретился с К. С. Еремеевым. Как встарь, они сели вдвоем… и через несколько недель из-под их пера вышла брошюра «Организация Воздушного Флота СССР», предназначенная для молодежи, «заболевшей» тогда авиацией.

Н. И. Подвойский ежедневно выступает с лекциями, на митингах и собраниях, разъясняет внутреннюю и внешнюю политику Коммунистической партии и Советского государства. С особой охотой он шел к железнодорожникам, а также к ткачам «Трехгорки». Ткачи и железнодорожники были его любимой аудиторией со времени работы в Ярославле в 1905 году.

Однажды, в мае 1923 года, ему пришлось выступать на собрании рабочих депо Рязано-Уральской железной дороги с разоблачением так называемого «ультиматума Керзона» — английского министра иностранных дел. Выступление Николая Ильича произвело такое сильное впечатление, что рабочие долго его не отпускали, стали качать, причем неудачно — он ударился грудью о плечо одного из рабочих и сломал ребро. Отлеживаясь в больнице. Н. И. Подвойский шутил, что во всем «целиком виноват Керзон».

Верность Н. И. Подвойского идеалам революции, его самоотверженность, труд с полной отдачей во имя социализма создавали ему высокий авторитет у трудящихся. В дни празднования 25-летия I съезда РСДРП железнодорожники подарили Коммунистической партии паровоз У-127. Почетным машинистом паровоза был избран В. И. Ленин, а почетным кочегаром — Н. И. Подвойский. Николай Ильич очень высоко ценил подобные знаки внимания. Но не потому, что стремился к известности и славе, а потому что они свидетельствовали об общественном признании его работы. Идейная убежденность, сознание собственной нужности давали ему силы, позволяли четко определить свое место в общей борьбе за социализм.

Когда Троцкий со своими сторонниками, а также с остатками групп «децистов», «левых коммунистов», «рабочей оппозиции» в конце 1923 года вновь развернул борьбу против ЦК РКП(б), Н. И. Подвойский не знал колебаний. Он ясно видел враждебность троцкизма ленинизму.

В партии в это время было развернуто изучение истории РКП(б). Н. И. Подвойский знал эту историю не по учебникам. Он был свидетелем или участником многих событий, связанных с героической историей партии. Из его уст молодые коммунисты узнавали о многолетней борьбе Троцкого на стороне меньшевиков против В. И. Ленина и партии большевиков в дооктябрьский период. Вспоминая недавнее прошлое, Николай Ильич рассказывал, как Троцкий в октябре 1917 года, кидаясь «революционными» фразами, пытался в то же время оттянуть, а потом и сорвать вооруженное восстание, как он, дезориентируя Петроградский Совет и ВРК, даже 24 октября в 2 часа дня, то есть менее чем за полсуток до восстания, на заседании большевистской фракции II Всероссийского съезда Советов заявил, что арест Временного правительства не стоит в повестке дня. А в 7 часов вечера на заседании Петроградского Совета он упрямо утверждал, что «конфликт восстания сегодня или завтра не входит в наши планы». Но всего через 4 часа в Смольный пришел В. И. Ленин и пустил «машину восстания на полный ход». Николай Ильич доказывал всю гибельность позиции Троцкого, сорвавшего в Брест-Литовске мирные переговоры. Николай Ильич с фактами в руках убеждал молодых партийцев, что В. И. Ленин десятилетия вел борьбу с ошибками Троцкого. Н. И. Подвойский мог бы рассказать и о том, что, являясь наркомом по военным делам, Троцкий презрительно утверждал, что никакой военной науки не существует. Поэтому не наркомат, а ВВИ вынуждена была организовать выпуск сборника «Революционная война» и сделать попытку обобщить первый опыт гражданской войны. Он мог бы рассказать, как безоглядно полагался Троцкий на военных специалистов и как капризно нетерпим был к политическим комиссарам; как, вместо того, чтобы поддержать, Троцкий тормозил в конце 1918 года работу ВВИ, изымая из нее специалистов и препятствуя инспектированию военных учреждений. Но этого Н. И. Подвойский не говорил, чтобы не быть понятым так, будто он сводит личные счеты.

Вскоре после XIII конференции РКП(б) партию, советский народ, мировой пролетариат, все прогрессивное человечество постигло глубочайшее горе: 21 января 1924 года умер Владимир Ильич Ленин. Экстренный пленум ЦК РКП(б) принял обращение «К партии. Ко всем трудящимся». Цотрясенный, читал Н. И. Подвойский строку за строкой текст обращения: «Все, что есть в пролетариате поистине великого и героического — бесстрашный ум, железная, несгибаемая, упорная, все преодолевающая воля, священная ненависть, ненависть до смерти к рабству и угнетению, революционная страсть, которая двигает горами, безграничная вера в творческие силы масс, громадный организационный гений, — все это нашло свое великолепное воплощение в Ленине, имя которого стало символом нового мира от запада до востока, от юга до севера…»

Н. И. Подвойский получил пропуск на право участия в похоронах В. И. Ленина — специальный пропуск № 18. С группой старых большевиков он выехал в Горки для сопровождения гроба с телом В. И. Ленина.

Вокруг дома в Горках собрались, несмотря на мороз, сотни людей. Большевики-ветераны вынесли гроб с телом В. И. Ленина и понесли его на руках четыре версты до самой станции по живому коридору из стоявших вдоль заснеженной дороги людей с непокрытыми головами.

Почти целую неделю дни и ночи непрерывным потоком в скорбном молчании шли люди в Колонный зал Дома Союзов для прощания с В. И. Лениным.

Всего за одну ночь была создана музыкальным деятелем Г. А. Поляновским песня «Не плачьте!» — первая песня, посвященная памяти Владимира Ильича. К утру 23 января она была разучена с хором рабочего клуба швейников. ЦК пригласил хор исполнить ее в Колонном зале у гроба Владимира Ильича. Н. И. Подвойский встретил хористов и провел их в траурный зал, где застыли в молчании Н. К. Крупская, М. И. Ульянова, соратники В. И. Ленина. Хористы встали чуть поодаль.

— Начинайте, — шепнул Н. И. Подвойский.

Г. А. Поляновский поднял чуть дрожащие руки. Скорбно и мужественно зазвучали первые такты:

негромко, по с огромной эмоциональной силой пел хор, вкладывая в каждое слово всю свою боль и любовь к Ленину. По лицам хористов текли слезы, но никто их не вытирал. Когда отзвучали последние слова, к Поляновскому неслышно подошел Подвойский.

— Спойте еще раз, — попросил он.

Снова зазвучали слова:

Н. И. Подвойский снова подошел к хору и попросил спеть третий раз — по просьбе близких Владимира Ильича.

«Глубоко и трогательно любил Николай Ильич Ленина, — писал Г. И. Петровский. — Эту любовь характеризует, в частности, и такой, может быть, неправильный, но совершенно искренний поступок. Когда гроб с телом Ильича стоял в Колонном зале, Подвойский, подойдя к нему, снял со своей груди орден Красного Знамени и положил его к Ленину, как бы символизируя этим, что всеми своими революционными заслугами обязан Ильичу».

Тема В. И. Ленина стала самой главной в пропагандистской деятельности Н. И. Подвойского. ЦК поручил ему в составе коллегии Истпарта собирать документы Владимира Ильича. Несколько месяцев Николай Ильич выполнял это важное поручение. Тогда же, в январе 1924 года, ЦК РКП(б) направил Нину Августовну на постоянную работу в Институт В. И. Ленина для подготовки к печати трудов Владимира Ильича. Почти тридцать лет, всю оставшуюся жизнь, она отдала этой ответственной, трудной и почетной работе.

В мае 1924 года XIII съезд партии избрал Н. И. Подвойского членом Центральной Контрольной Комиссии (ЦКК), работавшей совместно с Рабоче-Крестьянской Инспекцией (РКИ). В ЦКК Н. И. Подвойскому была поручена работа в социально-культурном секторе, а в Наркомате РКИ он возглавил инспекцию по вопросам просвещения, культуры и спорта.

Работа в ЦКК — РКИ стала для Николая Ильича главной. Он избирался членом этих высших контрольных органов также на XIV и XV съездах партии.

Частые и длительные командировки, связанные с деятельностью в ЦКК, сделали невозможной дальнейшую работу Н. И. Подвойского в ВСФК, Спортинтерне, Обществе строителей стадиона. Николай Ильич сдал все дела, связанные со спортом. Он отчитался перед конференцией представителей рабочих спортивных организаций, входивших в Спортинтернационал. «Я удовлетворен, — писал он находившейся в то время на лечении Нине Августовне, — …мои ученики выросли. Надо им открыть самостоятельный путь».

Весной 1927 года ЦК ВКП(б) и ВЦИК создали общественную комиссию по подготовке к празднованию 10-летия Великого Октября. Возглавил ее М. И. Калинин. Непосредственную организацию работы комиссии поручили Н. И. Подвойскому.

Десятилетие Октября было первой круглой датой в короткой и трудной истории тогда единственного в мире социалистического государства. Это был праздник не только трудящихся нашей страны, но и всемирного пролетариата, всего прогрессивного человечества. Выдающееся событие мирового масштаба, считал Николай Ильич, должно быть отмечено необычно, оно должно стать праздником для каждого труженика.

Н. И. Подвойский продумал общий замысел празднования, получил его одобрение в комиссии, а затем доложил о нем в ЦК ВКП(б). Суть замысла сводилась к тому, что массы должны были стать не столько зрителями, сколько активными участниками празднования. Для этого, кроме традиционных торжественных митингов, в каждом городе и крупном населенном пункте должны быть организованы торжественные шествия, театрализованные спортивно-массовые представления с сюжетами, отражающими десятилетнюю историю Советского государства, а также непременно — широкий показ народного творчества. Самодеятельным хоровым, танцевальным, театральным коллективам, оркестрам, солистам разных жанров — всем должна была быть предоставлена возможность выступить на празднике. К организации и художественному оформлению праздника предлагалось привлечь местных творческих работников, профсоюзы, комсомол, кооперативы.

Комиссия не только дала общий замысел празднования, но и старалась оказать методическую помощь. По инициативе Н. И. Подвойского были разработаны конкретные сценарии праздников в Москве и Ленинграде, а также примерные сценарии для других городов и крупных населенных пунктов. К их разработке Николай Ильич привлек известных режиссеров, артистов, поэтов, художников: В. Мейерхольда, А. Таирова, А. Безыменского, В. Маяковского, А. Жарова и других.

Много сил отнимала каждодневная текучка: встречи, споры, совещания, помощь в «выколачивании» материалов, преодоление многочисленных организационных неувязок. Но в этой стихии Н. И. Подвойский чувствовал себя как рыба в воде. «Я всем сейчас доволен, — писал он в те дни Нине Августовне. — Все ладится…»

Как-то, еще до образования юбилейной комиссии, М. И. Калинин вызвал к себе Н. И. Подвойского, кинорежиссеров С. М. Эйзенштейна и Г. В. Александрова и сказал, что необходимо к 10-летию Октября снять кинофильм о подготовке и проведении Октябрьского вооруженного восстания. Н. И. Подвойский как участник рево-люционпых событий и энергичный организатор должен был помочь в создании сценария, в съемках, а также выступить в роли научного консультанта.

Задача, поставленная М. И. Калининым, была чрезвычайно сложной, потому что до юбилея оставалось не так уж много времени. На первом же «производственном совещании», где, кроме Подвойского, Эйзенштейна и Александрова, присутствовал подключившийся к работе артист М. М. Штраух, Николай Ильич предложил:

— При разработке сценария надо ориентировать на то, чтобы все основные эпизоды снимать прямо на местах событий — в Смольном, Зимнем, на Дворцовой площади.

— А что? — поддержал его Г. В. Александров. — Это сократит время и затраты на декорации.

— Достоверность! Вот что нам даст такая съемка! — сразу загорелся С. М. Эйзенштейн.

— Это не все, — продолжил Николай Ильич. — Надо, чтобы сцены и конкретные эпизоды сыграли не артисты, а сами участники восстания. Я имею в виду питерских рабочих, бывших солдат, работников ВРК и «Военки». Вот это будет достоверность!

И Эйзенштейн, и Александров, и Штраух разом взглянули на Подвойского. Они не скрывали своего удивления.

— Вы представляете, Николай Ильич, что значит собрать участников восстания? — спросил наконец С. М. Эйзенштейн. — Что значит неделями держать на съемках сотни людей?

Но Николай Ильич не смутился.

— Я вам гарантирую помощь губкома. Там же Сергей Миронович Киров! Я хорошо знаю питерских большевиков. С помощью Ленинградской парторганизации и Общества старых большевиков мы разыщем участников восстания. И обеспечим их участие в съемках. Это я беру на себя.

— Ну, если так… — задумался Эйзенштейн. — Тогда будем последовательны, — оживился он. — Тогда уж вам, Николай Ильич, придется сыграть председателя «Военки» и ВРК Подвойского.

— Что ж, придется попробовать, — согласился он. — Артистом не был, а на сцене бывать приходилось.

Николай Ильич выехал в Ленинград. Там он встретился с С. М. Кировым. Сергей Миронович как кандидат в члены Политбюро ЦК знал о партийном решении создать юбилейный фильм. Он не только обещал помочь, но сам возглавил контрольно-наблюдательную комиссию. Одновременно С. М. Киров одобрил предложение Н. И. Подвойского насытить празднование 10-летия Октября «всеми видами народного творчества».

Поддерживая повседневную связь с Эйзенштейном и Александровым, Подвойский еще много раз летом 1927 года ездил в Ленинград, организуя помощь ленинградцев съемкам. Максим Максимович Штраух потом писал:

«…Очень хочется вспомнить добрым словом Николая Итьича Подвойского. Поразительный был человек — представитель ленинской гвардии! Он был членом комиссии ЦИК СССР по празднованию 10-летия Октябрьской революции и нашему фильму уделял очень большое внимание, оказывая неоценимую помощь — был в полном смысле энтузиастом его. Мы с ним сдружились и очень его полюбили. Много раз он приезжал к нам в Ленинград, где происходили сложнейшие съемки. Подвойский буквально поднял на ноги весь город. Я вспоминаю многочисленные собрания, которые он созывал в Выборгском районе, на Путиловском заводе, в Военной Академии имени Толмачева, общегородское собрание участников Октябрьского восстания и т. д., где выступал с горячими речами, призывами помогать созданию юбилейного фильма. Он убеждал всех и каждого в важности и значимости этого дела. На некоторых собраниях Н. Подвойского оркестры встречали даже тушем — ведь он был в октябрьские дни председателем Петроградского военно-революционного комитета».

Фильм «Октябрь» был снят в срок.

Десятилетний юбилей Советского государства был подготовлен и проведен по всей стране как всенародное торжество. Но о ходе празднования Николай Ильич узнал лишь из газет и рассказов очевидцев — накануне праздника его свалил тяжелый сердечный приступ.

Самым мучительным для Николая Ильича было вынужденное безделье в больничных палатах. И потому, как только врачи разрешили понемногу читать, он взялся за чтение Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Льва Толстого. А когда его перевели в категорию выздоравливающих, на его тумбочке появилась пачка газет, журналов, а также работы В. И. Ленина. Николай Ильич досконально изучает выходящие один за другим Ленинские сборники, а их к этому времени вышло уже восемь. В больнице Николай Ильич подготовил статью о роли В. И. Ленина в создании Красной Армии.

— Хоть какая-то польза от больницы, — шутил он, вернувшись после лечения домой.

Статья была опубликована 23 февраля 1928 года — в десятилетний юбилей Красной Армии. «Владимир Ильич мудро растил новых наркомов, новых главковерхов… — писал он в статье. — Было бы ошибочно думать, что все эти работники так и родились наркомами, военными стратегами и тактиками. Если их «поскоблить», в каждом крупном работнике непременно можно обнаружить частичку Владимира Ильича — его мыслей, его подхода к делу, его методов работы, его отношения к обязанностям, его дисциплинированности, стойкости, упорства и мужественной терпимости — всех тех высоких качеств, которыми был так богат Владимир Ильич и которые он умело оформлял во всех наших руководящих работниках. Все они прошли «военно-политический генштаб» Владимира Ильича».

И. И. Подвойский вновь включился в активную работу в ЦКК — РКИ. Сектор, занимавшийся вопросами просвещения, образования и культуры, с которым был связан Николай Ильич, приступил к решению новых сложных задач: в ходе развернувшейся индустриализации страны сразу выявилась нехватка инженеров и техников. Вопрос о подготовке кадров новой, советской технической интеллигенции из рабочих и крестьян стал одним из острейших. Большевики-хозяйственники, многие из которых, выражаясь фигурально, пересели из кавалерийского седла в директорское кресло, должны были в кратчайший срок овладеть техникой, научиться квалифицированно управлять производством.

Расширением количества вузов и техникумов можно было лишь частично разрешить проблему нехватки красных специалистов. Важно было и повысить качество их обучения. Но для решения этой двуединой задачи нужны были кадры красных профессоров и доцентов. А их было очень мало. Высшая техническая школа, таким образом, нуждалась в перестройке.

В конце апреля 1929 года Н. И. Подвойский во главе небольшой комиссии ЦКК — РКИ выехал в Ленинград для проверки технических вузов. Там он пополнил комиссию партийными работниками, инженерами, профессорами, а также рабочими и студентами. Проверка длилась девять недель.

Комиссия изучила потребности предприятий Ленинграда в инженерных кадрах и сопоставила их с возможностями втузов. Оказалось, что втузы не в состоянии удовлетворить эти потребности ни по количеству специалистов. пи по качеству их подготовки. Затем были проверены вузы. В них учебный процесс осуществлялся в условиях острейшей нехватки учебных аудиторий и общежитий, устаревшей учебно-материальной базы, распыленности преподавательских сил, оторванности вузов от производства.

Необходимость перестройки высшего технического образования понимали многие. Поэтому Н. И. Подвойский решил сделать работу комиссии гласной, открытой, выслушивались все предложения, было отвечено на многие и многие вопросы. 117 вузовских, заводских, студенческих, профессорско-преподавательских, партийных, комсомольских, профсоюзных и других собраний, совещаний, встреч и дискуссий провел Николай Ильич в Ленинграде. Подчас споры выливались в подлинные сражения, сталкивались противоположные идеи и предложения. «Работаю как в Октябре… запоем, — писал Н. И. Подвойский Нине Августовне. — Бои ведем с утра до 23 часов».

Проверка взбудоражила, встряхнула, подняла многие сотни людей. Они увидели, что комиссия заинтересована в поиске действительно творческих решений, интересных инициатив. И люди откликались на новаторский поиск. В конце концов сошлись на том. что для улучшения подготовки инженеров необходимо объединить многочисленные мелкие факультеты разных вузов — металлургические, электротехнические, строительные — и на базе Политехнического института создать мощный вуз на 10 тысяч студентов, сосредоточив в нем лучшие преподавательские силы и передовую учебную базу; ввести непрерывную в течение всей учебы производственную практику на заводах; увеличить количество лабораторных занятий, для этого немногочисленные лаборатории использовать в две смены, начиная с 6 часов утра; подготовку студентов осуществлять не только с помощью профессоров, но и инженеров, передовых рабочих с заводов.

Для Николая Ильича эти девять недель стали, можно сказать, академией. Он и сам ощутил жажду учебы, дальнейшего совершенствования. «Мы с тобой пробежали жизнь, задыхаясь, — писал он Нине Августовне. — Надо бы попросить у ЦК года два для изучения математики, физики, технических наук…»

Работа комиссии оказалась плодотворной, выводы ценными. При нехватке кадров квалифицированных инспекторов весьма кстати пришелся метод привлечения к проверке местных сил, примененный Н. И. Подвойским. Получил одобрение и его подход к проблеме, основанный на сопоставлении потребностей предприятий региона в специалистах и реальных возможностей вузов. Президиум ЦКК в сентябре 1929 года послал Н. И. Подвойского для обследования предприятий и втузов на Украину. Перед ним поставили задачу проверить состояние дел с кадрами на паровозостроительном и электротехническом заводах Харькова, в Южхимтресте, Донугле и Югостали, на заводе имени Петровского в Днепропетровске, а также работу по подготовке инженеров в Харьковском технологическом институте и в горных институтах Сталина и Днепропетровска. При этом в помощь ему дали всего трех инспекторов. Но опыт, приобретенный в Ленинграде, выручил Н. И. Подвойского. Вернувшись с Украины, он уже сам выступил с инициативой послать его обследовать заводы и втузы Урала. Он побывал в Свердловске, Нижнем Тагиле, Златоусте, Надеждинске. На Урале, писал Н. И. Подвойский, «удалось свести вместе рудники, заводы, тресты и вузы, факультеты, кафедры при решении важнейшей задачи насыщения промышленности инженерами».

Осенью 1930 года Н. И. Подвойскому предложили совершенно неожиданно для него руководство Центральным управлением социального страхования (ЦУСтрахом). Что греха таить, предложение сначала даже обидело его — уж слишком «не боевым» казался ему участок работы. Конечно, кое-какой опыт у него для такой работы имелся. Все-таки до революции был у путиловцев секретарем больничной кассы, редактировал журнал «Вопросы страхования». Но тогда больничная касса Путиловского завода была нелегальным центром ПК РСДРП, а «Вопросы страхования» — единственным легальным журналом партии. Это была линия огня. Неужели теперь для него нет более крутого участка, чем социальное страхование? Но, поразмыслив, успокоился, удовлетворившись мыслью, что ему вновь предоставляется самостоятельная работа, где он может что-то решать, творить.

Николай Ильич внимательно изучил состояние дел ЦУСтраха. Организовал паспортизацию страховых учреждений. санаториев, домов отдыха. Он сам объехал многие из них и проанализировал работу в Московской, Ленинградской, Нижегородской областях, на Урале. Во время поездок он увидел, как много успела сделать Советская власть для организации лечения и отдыха трудящихся — тысячи слесарей, токарей, бухгалтеров проводили свои отпуска в санаториях и домах отдыха ЦУСтраха. Значит, с удовлетворением думал Подвойский, не пропали даром изнурительные десятилетия подпольной борьбы, жертвы, принесенные в годы трех революций и гражданской войны. Вместе с тем, однако, он не мог не видеть и то, что вызывало серьезную озабоченность. Санатории и дома отдыха зачастую располагались в неприспособленных помещениях — преимущественно в барских дворцах и усадьбах, многие из которых нуждались в капитальном ремонте. Медицинское обеспечение осуществлялось подчас на уровне фельдшеров. Из-за отсутствия соответствующих штатов почти не велась политико-воспитательная и культурно-массовая работа, не было библиотек, клубов. Серьезным упущением Н. И. Подвойский считал отсутствие домов отдыха и санаториев для родителей с детьми.

Уже в ходе поездок Николай Ильич попытался решить кое-какие проблемы. Но помочь он мог только по мелочам, так как на серьезные улучшения нужны были время и средства. Трезво оценивая ситуацию, Подвойский видел, что работы у него на новой должности непочатый край…Он уже не жалел о новом назначении.

Вернувшись в Москву, Николай Ильич рассказал о своих впечатлениях руководящим работникам ЦУСтраха, с каждым из них обсудил предполагаемые меры, а затем на совещании изложил программу работы управления. Целевые установки он сформулировал так: перевести работу ЦУСтраха на научную основу и превратить его из «благотворительной», как он выразился, организации в активное звено строительства социализма; через целеустремленную и напряженную оздоровительную, политико-воспитательную и культурно-просветительную работу в санаториях и домах отдыха ежегодно возвращать в индустрию 1 миллиард 800 миллионов рублей страховых в виде эффективно восстановленного здоровья, а также расширенного политического и культурного уровня рабочих. Он предложил целую систему довольно крутых мер по достижению этих целей.

Еще до совещания, а потом и после него часть работников управления, испугавшись масштабов и трудностей работы по-новому, заявила об уходе. Николай Ильич собрал их и без обиды, терпеливо разъяснил им, что дело не в том, что пришел Подвойский, а в том, что реорганизация назрела, что ЦУСтрах не может пассивно стоять в стороне от революционных задач второй пятилетки. После этой встречи значительная часть работников, написавших заявления об уходе, осталась. Те же, кто уже прикипел к бумагам и ничего не хотел знать, кроме них, кто считал ЦУСтрах обыкновенной конторой, где можно спокойно отсидеться, ничего не делая, настаивали на своем решении уйти.

Дня через два-три к Н. И. Подвойскому зашел кадровик и положил стопку бумаг на стол.

— Заявления управленцев об уходе. — Он помолчал и вдруг зло добавил: — Пойдут искать болото поглуше.

Николай Ильич внимательно посмотрел на него, пригласил сесть и неожиданно спросил:

— А вы как считаете? Нужны перемены?

— Давно пора, — не задумываясь, ответил кадровик. — И хотел бы просить вас, Николай Ильич…

— Участок побоевее? — перебил Подвойский.

Кадровик улыбнулся и кивнул головой.

— Об этом потом. Есть ли кем заменить этих? — Николай Ильич положил ладонь на стопку заявлений.

— Конечно. Есть такие бойцы, что горы свернут!

— Вот с этого и начнем. Об уходящих жалеть не будем — некогда. Сейчас нужны именно бойцы.

Предложения Н. И. Подвойского о реорганизации работы ЦУСтраха в Госплане и в СНК встретили настороженно, дали понять, что пока не до них. Но обещали изучить. Николай Ильич начал тем не менее осуществлять задуманное, но неожиданно получил задание в качестве уполномоченного ЦК ВКП(б) выехать в Узбекистан и Таджикистан и организовать там работу по заготовке хлопка (не менее 32 миллионов тонн!), так как в текстильной промышленности страны возникли серьезные трудности с сырьем.

Задание он выполнил. Вернулся через четыре месяца.

После отдыха вновь взялся за работу в ЦУСтрахе, но, как оказалось, ненадолго. ЦК ВКП(б) и СНК пришли к выводу, что положение с инженерно-техническими кадрами тормозит развитие производительных сил, и образовали Всесоюзный комитет по высшему техническому образованию (ВКВТО) во главе с академиком Г. М. Кржижановским. В состав комитета в качестве члена его коллегии и государственного инспектора был введен Н. И. Подвойский. Ему было поручено чрезвычайно важное направление — авиационные вузы. Осуществить перестройку ЦУСтраха Николаю Ильичу так и не удалось. Перебросив на другую работу, ему не дали даже начать эту перестройку. Но он успел основательно взбудоражить людей, заставил их взглянуть на себя и на свою работу по-новому, он нашел себе немало союзников и теперь с сожалением расставался с ЦУСтрахом.

Работа в ВКВТО стала для Н. И. Подвойского основной. Он капитально, без спешки изучает отечественный и особенно внимательно зарубежный опыт подготовки инженеров различных специальностей. Подбирает из активных сторонников перестройки высшего технического образования, знакомых ему по прежним проверкам, бригады по изучению передового опыта, накопленного в лучших вузах страны. Добивается разрешения работать не только в авиационных, но и в технических вузах другого профиля. Он считал, что, несмотря на увеличение объема работы, это даст возможность сравнить положение в авиационных институтах с лучшими вузами — МВТУ, Институтом стали, Ленинградским институтом металла. Поиск положительного опыта становится для него главной задачей.

Па первых порах доклады инспекторов ВКВТО были однотипными, все видели только одно: уровень многих занятий низок; старые профессора образованны и интеллигентны, но некоторые из них социально пассивны; у красных профессоров много энтузиазма и революционности, но подчас низка квалификация; учебная база отстала Н. И. Подвойский понимал, что его сотрудники объективно правы, но тем не менее сказал им:

— Не за этим мы пришли в вузы. Надо дать положительную схему. У вас все критика. Но как же дальше разворачивать работу? Мы должны собрать положительный опыт, чтобы показать: что надо сделать, как делать, какими методами и формами, какими силами, в какой форме организации. Привлекайте побольше заинтересованных людей. Коллективная мудрость тех, кто работает в вузах и на заводах, даст нам то, что мы ищем.

Н. И. Подвойский, опираясь на свой опыт обследования втузов, вузов и заводов в 1929 году, создавал проверочные общественные бригады из коммунистов, профессоров, студентов, инженеров и передовых рабочих. С помощью партийных организаций работа разворачивалась сразу и шла широким фронтом с оперативным, заинтересованным обсуждением достижений и недостатков. Тут же вырабатывались согласованные предложения и немедленно принимались практические меры. Широкая гласность исключала необъективность, местничество, неквалифицированный подход. «Дирижировать» такой работой было непросто. К тому же Николай Ильич был не только «дирижером», но и самым активным участником поиска. «В работу включили, — писал он из Свердловска, — почти полностью коллективы 45 кафедр металлургического, химико-технологического, энергетического, машиностроительного, горного, строительного институтов… После зачетных сессий я лично переговорил с 67 профессорами, доцентами, ассистентами; превратил переговоры в развернутый показ достижений и полную самокритику недостатков. Все удовлетворены. Я потратил на каждого от часу до 4 часов. С некоторыми ведущими профессорами, доцентами говорил по 2–3 раза».

Всего в 1933–1934 годах И. И. Подвойский с небольшой группой инспекторов ВКВТО с помощью местных работников обследовал 4 московских, 22 ленинградских и 7 уральских технических вузов 28 различных ведомств.

В последние дни 1934 года, полностью выполнив план проверки, Николай Ильич вернулся в Москву с обширным, конкретным, а потому очень ценным материалом. Промежуточные результаты работы он регулярно пересылал в ВКВТО. Теперь предстояло сделать самое главное — обработать собранное, обобщить, обосновать уже созревшие предложения. Но 4 января 1935 года у него случился очередной тяжелейший инфаркт.

В больнице он первое время был лишен возможности даже двигаться. Положение его было настолько тяжелым, что врачи в течение нескольких недель не могли сказать, выйдет ли он из больницы живым. Но Николай Ильич не сдавался. «Я жил все время… в пылающем мятеже чувств, мыслей, настроений, — записывает он в блокноте. — Я все боялся опоздать. Мне все казалось, что многое недоделано в каждый прожитый день». Он понимает опасность своего положения. Но, несмотря на это, его ни на один час не покидает мысль о том, что он должен написать итоговый доклад, который ждут, — ведь в ВКВТО готовят материалы к проекту постановления о перестройке высшего образования. Может быть, это постоянное острое чувство не до конца исполненного долга и давало ему силы бороться с болезнью. «Я должен выполнить эту работу, как бы это ни отразилось на моем здоровье», — записывает Николай Ильич в блокнот. Но в больнице работать было невозможно — медсестры были очень бдительными, да и материалов не было. Однако как только его привезли домой, он стал работать над докладом. Он спешил. Поскольку ВКВТО уже отправил правительству свои материалы, Николай Ильич адресовал свой доклад непосредственно председателю СНК, рассчитывая, что им успеют воспользоваться при разработке проекта постановления о перестройке высшего образования. Этот доклад сохранился в архиве.

Н. И. Подвойский писал, что за последние годы появились сотни карликовых технических вузов. В результате этого быстрого роста они вынуждены были расположиться в неприспособленных, случайных помещениях. Втузы не обеспечены студенческими общежитиями, оснащены устаревшим, а подчас и случайным оборудованием. Но главное — это катастрофическая нехватка квалифицированных преподавателей. Профессора, не связанные с производством, с новой техникой, отстают от жизни, просто пересказывают учебники.

Старые втузы тоже поставлены в трудные условия. Например, в здании Ленинградского политехнического института, построенном в XIX веке на 4,5 тысячи студентов, обучается в невероятной тесноте 11 тысяч 600 студентов.

Проверка показала, что не все благополучно было и с обучением и воспитанием студентов, которых не приучали критически осмысливать материал, ориентировали на то, чтобы они воспринимали все «на веру». Коммунистическое воспитание студентов осуществлялось стихийно.

Н. И. Подвойский предлагал отказаться от мелких институтов и создавать крупные втузы на 10 и более тысяч студентов; строить специально для них здания с многочисленными лабораториями, благоустроенными студенческими общежитиями; смелее переходить к созданию заводов-втузов, дающих, с одной стороны, прочное базовое инженерное образование, с другой — готовящих инженеров для конкретной отрасли. Каждый технический вуз, считал Н. И. Подвойский, необходимо связать с производством, причем не с любым заводом, а с имеющим опытное, экспериментальное, то есть передовое производство. Студенты должны получить возможность не только заниматься в лабораториях, но и непрерывно, ежегодно проходить практику на заводах на самой новой технике. К их обучению необходимо привлечь лучших профессоров и доцентов, а также инженеров-производственников, рабочих-ударников. Красные студенты должны выйти на работу, писал Н. И. Подвойский, «не только как техники, как единицы, составляющие винтики в сложном механизме», а «прежде всего, общественными работниками, непосредственными командирами народа…». Он выдвинул на одно из первых мест моральный облик красного специалиста, его идейно-политические качества. «Школа не может быть нейтральна, — утверждал Николай Ильич. — Школа должна быть самым острым орудием борьбы рабочего класса… перестройки нашего хозяйства, перестройки нашего быта, перестройки нашей техники, перестройки нашей культуры». Достичь этой цели, сделать школу таковой, по твердому убеждению Н. И. Подвойского, можно лишь в том случае, если будет обеспечен четкий партийный подход в обучении, если в основе работы учебных заведений будет коммунистическое воспитание, формирующее научное мировоззрение. Одной из главных форм коммунистического воспитания студентов и преподавателей должна быть их общественная работа, поскольку новый человек формируется в коллективе и через коллектив.

…Многие оценки и предложения Николая Ильича нашли отражение в постановлении СНК и ЦК ВКП(б) «О работе высших учебных заведений и о руководстве высшей школой», принятом 23 июня 1936 года.

Здоровье Николая Ильича восстанавливалось медленно. По настоянию врачей в середине 1935 года ЦК ВКП(б) предоставил Н. И. Подвойскому годичный отпуск для лечения. На это время ему была назначена пенсия. В мае 1936 года у него произошло кровоизлияние в мозг. Перестала действовать правая рука. Отпуск ему продлили до конца года. По истечении этого срока врачи, обследовав Николая Ильича, вынесли категорическое решение: работать на любых постах и в любом режиме запретить.

Итак, трудовая деятельность, а точнее — героическая борьба за социализм, в которой Николай Ильич видел смысл своей жизни, выражал себя как личность, к его удивлению и великому сожалению, закончилась. Он так еще надеялся выкарабкаться, но не удалось — слишком крутые подъемы и спуски, утесы и обрывы пришлось ему преодолевать на протяжении трех десятилетий. Он, конечно же, жалел о том, что рано, слишком рано его причислили к категории пенсионеров — фактически в 54 года. Но он и не стыдился этого, потому что всю жизнь работал там, куда посылала партия, работал не за «портфель» и не ради личных благ, не останавливаясь в своем развитии, все время чувствуя себя учеником у жизни. Мог бы он сделать больше? Скорее всего мог бы… но не сделал, не потому, что не захотел, а потому, что многое зависело не от пего…

У читателя может возникнуть законный вопрос: почему в конце 20-х и начале 30-х годов нерационально, мягко выражаясь, использовались организаторские способности, опыт и знания Н. И. Подвойского? Почему в эти годы последовательно сужалось поле его деятельности? Ведь он не был консерватором, к тому же обладал, можно сказать, неисчерпаемым источником инициативы и энергии, удивительной зоркостью и чувством перспективы. Судя по сугубо личным блокнотным записям и письмам, предназначенным лишь жене, другу и единомышленнику Нине Августовне, он и сам искал ответ на этот вопрос.

Но тогда, в гуще событий, найти его было очень трудно. Лишь теперь, более полувека спустя, когда жизнь сурово и беспристрастно выверяет верность принимаемых в те годы решений, когда время расставляет всё и всех по своим местам, когда выявилось истинное историческое значение событий тех лет, мы имеем возможность со значительно большей долей объективности взглянуть на, если можно так выразиться, феномен Подвойского. Это представляется необходимым и полезным, потому что судьба Н. И. Подвойского не является исключением.

Открытые и скрытые недруги Н. И. Подвойского, а таковые у активного работника всегда найдутся, упрекали его в фантазерстве и утопизме. «Но какие мои взгляды и начинания являются утопическими?» — восклицал Николай Ильич в одном из писем Нине Августовне. В самом деле, какие? Раздробленный внутриведомственный контроль, который пришел на смену ВВИ, действительно оказался малоэффективным, и не только в военном ведомстве. Всевобуч пришлось восстанавливать в первые месяцы Великой Отечественной войны. Развитие массового физкультурного движения для оздоровления населения и сегодня является важнейшей, но пока не решенной задачей. Попытка построить Красный стадион на средства предприятий и отдельных граждан с привлечением тысяч добровольцев — разве это была утопия в те годы, когда у государства было так мало свободных средств? Успешно начатая, но подорванная потом попытка с помощью кооперативного объединения ВТОПАС наладить производство спортинвентаря, простейших, но дефицитных тогда предметов ширпотреба и за счет этого хотя бы частично перевести физкультурное движение на самоокупаемость и самофинансирование — разве она не соответствовала разработанной В. И. Лениным новой экономической политике и не являлась способом, выражаясь современным языком, активизации человеческого фактора? Дело было, на наш взгляд, не в утопизме и фантазерстве Н. И. Подвойского, а, как ни странно это звучит, в его активности, постоянной жажде совершенствования и развития, в его инициативе.

Подвойский, однако, не сдавался. Он не мог изменить себе в главном. Положение пенсионера для Николая Ильича было неприемлемо. Он не собирался жить в состоянии бесплодной ностальгии по прошлому. Его стихией всегда была борьба. Теперь надо было только найти ее новые формы.

А пока его с распростертыми объятиями приняла семья — надежная бухта, где он не раз восстанавливал свои духовные и физические силы после штормов, которыми так богата была его жизнь. До сих пор Николай Ильич не имел возможности уделять семье достаточно времени. Но те дни и часы, которые ему все-таки удавалось посвятить ей, он использовал с максимальной пользой. Он стремился к тому, чтобы вместе с Ниной Августовной и при участии самих детей выковать из семьи настоящую, как он любил говорить, большевистскую ячейку.

Еще в 1920 году по предложению Николая Ильича и с согласия всех членов семьи был раз и навсегда установлен порядок празднования дней рождения детей и родителей, по которому торжество начиналось с отчета именинника о том, что важного сделал он за прожитый год, какие достигнуты успехи, какие допущены промахи. Конечно, отчеты, проходившие в семейной обстановке, носили праздничный, веселый характер, но это были настоящие отчеты, и их значение для воспитания детей было огромно. Ведь в отчет включались реальные дела: как закончил учебный год, что сделал в пионерской организации, позже — в цехе и комсомоле, потом — на заводе и в партийной организации. Николай Ильич и Нина Августовна отчитывались на равных с детьми, и это особенно сближало их всех. Даже когда Великая Отечественная война разметала Подвойских по фронтам и по стране, этого обычая не забывали — старались отчитываться друг перед другом в письмах. Отчеты помогали планировать будущее, вырабатывали целеустремленность и настойчивость.

Семья Подвойских была разновозрастная. Олесе было уже 17 лет, когда в 1925 году Нина Августовна родила шестого ребенка — дочку Леночку[5]. Разновозрастные дети требовали внимания не вообще, а каждый в отдельности. Судя по воспоминаниям дочери Н. И. Подвойского Ольги Николаевны, по блокнотным записям и письмам самого Николая Ильича, он проявлял постоянный интерес к процессу развития детей, к их внутренней духовной жизни. Общаясь с детьми, он всегда стремился проникнуть в их переживания, приходил на помощь, если видел, что они могут оступиться, он поддерживал обиженного, сплачивал детей, поощрял в них все хорошее.

«Было невероятно интересно и увлекательно все, что исходило от отца, — вспоминает Нина Николаевна Подвойская, — и невероятно весело. И сложно. С веселием и отвагой, остроумно и неожиданно увлекал он нас на расправу со всем, что было уродливым, мешающим, сдерживающим шаг… Все это сопровождалось самокритичными рассказами отца — он учил на своем примере, беспощадно, преувеличенно обнажая свои несовершенства. В результате возбуждалась жажда искать, спорить, пробовать, бороться, напрягать все силы, соревноваться и побеждать». Он избегал нудных нравоучений, разговоров в манере старшего с младшим, не давил своим авторитетом. Наоборот, с каждым из детей он разговаривал как с равным и старался, чтобы дети сами пришли к нужному выводу и сделали правильный шаг.

Николай Ильич был глубоко убежден в необходимости рабочей закалки для молодежи. И своим детям он не раз говорил, что, прежде чем думать о вузе, они должны пройти трудовую школу. Когда в 1924 году пришла пора помочь старшей дочери Олесе определить свой жизненный путь, Николай Ильич отправил в Замоскворецкий райком комсомола письмо, в котором писал: «Дорогие товарищи! Помогите, чтобы моя дочь Олеся, комсомолка, спаялась с рабочей массой в труде, учебе и пролетарском воспитании. Я нахожу, что для юношества, для его закала в борьбе… самой деятельной школой еще долгое время будут фабрики и заводы… Школа посылает ее в вуз. Но она решила пройти школу, которая выкует из нее действительного, непоколебимого, горячо любящего рабочую жизнь и борьбу, кузнеца. Если можно, помогите ей стать к машине в типографии или на металлообрабатывающем заводе».

Олеся окончила ФЗУ. До 1930 года работала на бывшем заводе Дукса, получив звание лучшей фрезеровщицы завода. Здесь ее приняли в партию. Потом она без отрыва от производства окончила технический вуз, стала инженером.

Этим же путем пошли и другие дети Подвойских. Лева после окончания школы был на пионерской и комсомольской работе, затем учился на рабфаке, поступил в МВТУ имени Н. Э. Баумана. Лида, с детства страдавшая тяжелым пороком сердца, и та пришла в аудитории мединститута через цех автомобильного завода, где она работала слесарем-лекальщиком. Нина окончила ФЗУ, на заводе «Красный пролетарий» стала токарем 5-го разряда, а затем работала контрольным мастером на авиазаводе. Одновременно окончила аэроклуб. В годы Великой Отечественной войны она работала на Урале и лишь в послевоенное время получила диплом МГУ.

Величайший труженик, Николай Ильич прививал детям глубокое уважение к труду. «Помни, Олеся, — писал он дочери, — твой гений — это твой труд и умение работать». При этом Николай Ильич предостерегал детей от труда только во имя личных, эгоистических целей. «…Дети мои, — обращался он к ним, — …Россия создается нами. Каждый камешек, который кто-либо из нас положит в ту или другую область великого общественного строительства России, будет памятником и величайшей эпохе, в которую удостаиваемся жить, и тому, кто положил камень вместе, сообща с другими».

Ратуя за трудовое воспитание, Н. И. Подвойский, конечно же, не отрицал значимость образования. «…Советую вам учиться, учиться и учиться, — писал он детям во время одной из командировок. — И не только для того, чтобы подготовиться к выполнению тех пли других задач сейчас. Нет, учитесь, учитесь всю жизнь, чтобы все время стоять в уровень с могущими быть вам предъявленными государством в каждый данный момент требованиями. Помните, что социализм — это все ускоряющееся движение вперед, все выше и выше, все более и более квалифицированными силами». Оп призывал их глубоко изучать теорию. «Без знания теории, — утверждал он, — происходит бесполезная растрата сил… там и тогда, где теория несколькими словами открывает пути. Теория — это опыт миллионов и миллионов людей…»

Когда старшие дети вышли из подросткового возраста, в семье стали все чаще возникать разговоры о дружбе, о любви. Николай Ильич подчас выговаривал кому-то из детей за то, что те иногда поздно приходили. Но они отвечали, что не видят ничего ужасного в том, что молодые собираются в часы отдыха, шутят, болтают и даже влюбляются.

— Разве социализм и любовь несовместимы? — как-то вдруг напрямую спросила самая непосредственная из детей Ниночка.

— Совместимы, конечно! — Николай Ильич от неожиданности сел на первый попавшийся стул, пытаясь собраться с мыслями.

А дети замолкли, окружили его. Четыре пары любопытных глаз смотрели на него и ждали. Нина Августовна с улыбкой поглядывала на Николая Ильича, уверенная в том, что он «выкрутится».

— Встречаться, улыбаться, смеяться, шутить, плясать, петь! Я — за! — наконец проговорил он. — Но настоящая любовь — это начало материнства. Я за такую любовь. То, что ты ему нравишься и он тебе нравится, этого мало для настоящей любви. Надо посмотреть, что он ищет? Духовной близости и взаимопонимания? Хорошо! Но думает ли он связать с тобой свою судьбу и вырастить потом кучу детей? Если да, то это любовь по-социалистически. А если в нем только плоть проснулась и бунтует, то это еще не настоящая любовь.

— Почему же непременно «кучу детей»? — встревает Лева.

— Да потому, что в последние годы в городах творится форменное безобразие, — горячится Николай Ильич. — Взяли моду иметь по 1–2 ребенка! Вот где истязание плоти! Вот где губится здоровье женщины!

Николай Ильич успокаивается, приводит примеры, когда увлечение и необдуманная связь вели к скоропалительной свадьбе, появлению ребенка, которого молодые «спихивали» родителям, чтобы самим закончить учебу и начать хоть что-то зарабатывать на жизнь.

— Мне кажется, что тут нет ни грана не только социализма, — переходит он на Ниночкин шутливый тон, — а даже разночинского демократизма.

Ниночка фыркает. А Николай Ильич опять серьезен.

— Прежде чем думать о настоящей любви, надо найти свое место в жизни. Надо хотя бы закончить учебу. Я так считаю.

Тема любви не раз возникала и в разговорах Подвойского с детьми, и в письмах к ним. Но наверняка сильнее всяких слов, наставлений, советов и рекомендаций воздействовал на детей живой пример их родителей. У Николая Ильича и Нины Августовны была одна на двоих нераздельная и беззаветная любовь на всю жизнь. И в молодости, и в зрелые годы они любили друг друга, любили жизнь и были счастливы. Для Николая Ильича даже короткая разлука с Ниной Августовной была мучительна. Он и в тридцать, и в шестьдесят лет писал ей письма, полные поэзии, любви и юношеского огня. «Милая», «родная», «дорогая» Нинуша — только так он обращался к ней до самого последнего дня своей жизни. Вот уже двадцать лет, писал он ей, я считаю своим счастьем и горжусь тем, что ты моя жена, «никогда, никогда после 1905 года не думал о том, что кто-либо из девушек или женщин может мне стать ближе, любимее, чем ты. И сейчас и навсегда никто не станет вместо тебя мне женой». В другом письме он признается: «…Лучше, милей, чище, сильней, святей я не знаю жены, матери, друга, товарища. Ты всегда передо мной стоишь такой, какой стояла тогда, когда развевалось красное знамя на массовке 1-го Мая 1905 года в лесу около Ярославля. Всегда помню, как приходила ко мне в больницу в Ярославле… как везла меня в Кострому, как вырывалась с работы, чтобы сводить меня на прогулку. Перед тобой я постоянно стою так, будто смотрю высоко, высоко на греющее солнце».

Очень скромная и сдержанная, Нина Августовна не употребляла высоких слов, лишь называла его «мой Николушка». Ее преданность и любовь к Николаю Ильичу выражались в постоянной заботе о нем, в том, что она в самые трудные моменты была всегда рядом с ним, в том, что она открыто говорила ему самую горькую правду, помогала принимать мужественные решения и переживать неудачи, которых у пего было немало. Так было, в частности, и в январе 1935 года, когда Николай Ильич лежал в больнице с тяжелейшим инфарктом и врачи говорили Нине Августовне, что надежд на благополучный исход мало. Тогда Нина Августовна, дав расписку, под свою ответственность перевезла Николая Ильича домой. Своими заботами и, конечно, с помощью врачей она, в который уже раз, выходила его.

Считается, что житейские неурядицы являются одной из причин непрочности браков. Николай Ильич и Нина Августовна пронесли свою любовь через многие и многие трудности. И они лишь сцементировали ее, сделали их союз нерушимым. До болезненности принципиальные и скромные, они оценивали условия своей личной жизни лишь с одной точки зрения: насколько они способствуют или мешают работе. На большее они никогда не претендовали. Они обходились минимумом житейских благ, да и те получали не сразу, а терпеливо дожидаясь, когда до них дойдет очередь. Лишь через четырнадцать лет после победы революции, в 1931 году, они получили квартиру, перебиваясь до этого временным жильем. Большая семья требовала больших расходов. Двух зарплат хватало далеко не всегда. Но никто из окружения Подвойских, кроме самых близких, не знал, в каком подчас жесточайшем безденежье они жили все 20-е годы. Нина Августовна бесконечно штопала гимнастерку Николая Ильича и свое платье. А неунывающий Николай Ильич иногда шутил: «Подожди, я тебя одену, как куколку». Вся семья хохотала, зная, что такого «невероятия» никогда не может быть. Улыбалась и Нина Августовна, она вполне была довольна тем, что имела.

В каждый день рождения Нины Августовны Николай Ильич приносил ей цветы. Поздравляя и крепко обнимая жену, он говорил:

— Я дарю тебе самое дорогое, что у меня есть — свою любовь.

Нина Августовна была благодарна, ибо дороже подарка для нее не было.

— Мы постоянно имели перед глазами, — вспоминают Ольга Николаевна и Нина Николаевна, — идеальный образец того, как надо работать, жить, любить, относиться друг к другу.

НА ПОСЛЕДНЕМ ДЫХАНИИ

Выйдя из больницы, Николай Ильич поставил перед собой задачу-минимум: с помощью физического труда, гимнастики, длительной ходьбы постепенно достигнуть выздоровления и, как он записал в блокноте, «выкарабкаться из больниц и санаториев».

Другая, важнейшая, по его мнению, задача состояла в том, чтобы разобрать личный архив — самую большую семейную ценность Подвойских. Николай Ильич и Нина Августовна с 1917 года аккуратно собирали листовки, постановления, стенограммы различных заседаний, свои статьи, копии протоколов, писем и другие документы, складывая их в папки. Они бережно перевозили их из гостиницы в гостиницу, из одного жилья в другое, постоянно пополняли новыми материалами. А когда не было возможности взять их с собой, передавали друзьям на временное хранение. Теперь Николай Ильич решил, что пришло время разобрать этот гигантский архив и составить его опись. I очередь — 40 папок по истории Октября, Красной гвардии, Красной Армии; II очередь — 40 папок по истории партии, философии, проблемам высшей технической школы; III очередь — материалы о Всевобуче, Спортинтерне, физкультурном движении; IV очередь — материалы о комсомоле и пионерском движении; V очередь — материалы о театре, музыке, массовых действах. Н. И. Подвойский планирует сразу после разбора папок первой очереди приступить к подготовке и написанию очерков по истории Великого Октября и Красной Армии.

Третья задача, которую ставит перед собой Н. И. Подвойский, — это работа в партийной организации «Трехгорки»; четвертая — систематические выступления в школах, частях Красной Армии, на заводах. Такова была программа «заслуженного отдыха», намеченная им на ближайшую перспективу.

Задачу «самовыздоровления» он решал ежедневно, с необычайным упорством. Его знания в области физкультуры и спорта были ему хорошим подспорьем. Он занимается гимнастикой, сам придумывает разнообразные упражнения. Каждый день, постепенно увеличивая расстояние и скорость, ходит по бульварам и улицам Москвы. По нескольку раз в неделю выезжает в Серебряный Бор и работает на даче[6]. Он очистил огород от камней, перевез сотни тачек грунта, посадил множество кустов и деревьев, спланировал и разбил грядки. Работал он не один, а в окружении внуков и ребятни из близлежащей округи. В минуты отдыха Николай Ильич садился в кружок ребят и так интересно рассказывал им о храбрых революционерах-подпольщиках, о красноармейцах, что ребятишки вечером с сожалением покидали его участок, мечтая о том, чтобы быстрее наступило утро, когда снова можно будет собраться всем вместе.

К концу 1936 года Николай Ильич заявил своим домашним, что он «практически здоров».

Разобрав часть архивов, Н. И. Подвойский приступил к работе над очерками по истории Октября и Красной Армии. Главная трудность состояла в том, что не хватало важнейших партийных и государственных документов. Ему активно помогает директор Государственной библиотеки имени В. И. Ленина, бывший член Бюро «Военки» Елена Федоровна Розмирович. Но в библиотеке имелось далеко не все. Несмотря на эти сложности, Н. И. Подвойский целеустремленно работает.

Надо сказать, что писать «легко и быстро» Н. И. Подвойский не умел. «Когда я хочу написать хорошую статью, — делился Николай Ильич с Олесей, — я сижу, корплю над ней долго, десятки раз переделываю, сотни раз перестраиваю план, тысячи раз обдумываю, что должно стать гвоздем, притираю части одну к другой. Если я так потружусь, статья получается хорошей».

Работы Н. И. Подвойского «Коммунары защищают Красный Питер», «На Украине», «Военная организация ЦК РСДРП (большевиков) и Военно-революционный ко-мптет 1917 г.», «Красная гвардия Петрограда и Москвы в Октябрьские дни», «От Красной гвардии к Красной Армии» и другие ценны и интересны, потому что он выступил в них и как историк, и как участник описываемых событий.

Всего Н. И. Подвойским написано около 15 серьезных исследовательских работ, не считая большого количества брошюр и статей.

Заслугой Н. И. Подвойского является то, что он одним из первых начал раскрывать в печати историческую роль В. И. Ленина в подготовке и проведении Великой Октябрьской социалистической революции, в создании Красной Армии.

В 1938 году Николаю Ильичу пришлось на время прервать свои литературные занятия и переключить внимание на ткацкую фабрику «Трехгорки», где он с 1918 года состоял на партийном учете и помогал вести политико-воспитательную работу, а потому считал себя морально ответственным за все, что там происходило. Фабрика стала с большим трудом справляться с растущим производственным планом, а задание 1938 года было вообще под угрозой срыва. Н. И. Подвойский решил помочь руководству фабрики, используя опыт инспекторской работы в ЦКК — РКИ, когда ему пришлось основательно изучить научную организацию труда и довелось инспектировать десятки фабрик и заводов.

Николай Ильич сосредоточил свое внимание на организации труда, расстановке и использовании кадров. Оп был уверен, что именно здесь скрыты большие, «бесплатные» резервы. Каждый день ездил Н. И. Подвойский на фабрику как на работу, пропадал там не только первую, а подчас и вторую смену. Заслуженная производственница «Трехгорки» Н. И. Дубяга спустя годы вспоминала: «Николай Ильич вошел в жизнь комбината и особенно в жизнь ткачих комбината стремительно и настойчиво… Мы не знали того дня, когда Николай Ильич не был осведомлен о наших успехах на производстве и даже о нашей личной жизни».

Обнаружив, что многие молодые рабочие и работницы живут только сегодняшним днем, не учатся и не хотят учиться, Николай Ильич проводит с ними кропотливую воспитательную работу, стремится положительно повлиять на их помыслы. «Спасибо Николаю Ильичу, — отмечала Н. И. Дубяга, — за то, что его настойчивость, его требовательность к нам, не только как к производственникам, а как к людям, привела к тому, что мы получили образование».

Комплекс мер, предпринятых коммунистами фабрики с помощью Н. И. Подвойского, позволил по-боевому развернуть стахановское движение, вывести фабрику из прорыва. Еще раз процитируем Н. И. Дубягу: «Николай Ильич не только приходил на каждое партийное собрание, а он готовил нас предварительно к этим собраниям… 1 Мая и в ноябре мы всегда бывали в семье Николая Ильича. Нина Августовна. Николай Ильич были как родные…»

…В первый же день Великой Отечественной войны Н. И. Подвойский подал в ЦК ВКП(б) заявление, в котором писал: «Очень прошу о включении меня в состав действующей Красной Армии. Готов выполнить любое поручение. Считаю себя в силах принять участие в работе по развертыванию армии…» Но место в боевом строю занимали молодые. У Подвойских, отказавшись от брони, добровольно ушел на фронт сын Лева. Загорелись желанием пойти в Красную Армию дочери.

Горькие фронтовые июньские сводки показали, что рассчитывать на скорую победу не приходится. Сотни добровольцев стояли в очередях у военкоматов. Николай Ильич писал дочери Лиде: «Сегодня я выступал много раз на митингах и наблюдал силу и глубину страсти нашего народа к победе. Разве может быть у кого-либо сомнение, что победа за нами!.. Мама рвется на фронт. Я организую военное обучение учащихся».

Обстановка на фронтах стремительно усложнялась. Фашистские полчища нацеливались на Москву. К 6 июля в столице было сформировано 11 дивизий народного ополчения. Началась эвакуация важнейших учреждений и населения. Вслед за Левой с Коммунистической дивизией Ленинградского района столицы добровольно ушел на фронт муж Олеси Сергей. Вместе с Институтом Маркса-Энгельса-Ленина (ИМЭЛ) уехала в Уфу продолжать свой нелегкий труд Нина Августовна. Вскоре на Урал, на построенный перед войной авиационный завод была командирована Олеся. Лида, несмотря на слабое здоровье, ушла с 3-го курса мединститута на ускоренные медицинские курсы и в составе 3-й Московской коммунистической дивизии добровольно ушла на фронт в качестве военфельдшера батальона. Уехала на Северный Урал для работы в Уралэнерго младшая дочь Нина.

Николай Ильич категорически отказался эвакуироваться. Оставшись один, он перешел «на военное положение». Повесил на стене огромную карту и каждый вечер, с тревогой вслушиваясь в сводки Информбюро, отмечал флажками изменение линии фронта.

Позиция стороннего наблюдателя, конечно же, была не для И. И. Подвойского. Он считал, что может и должен внести личный вклад в победу. Николай Ильич решил во что бы то ни стало добиваться восстановления Всевобуча. Ведь Красная Армия непрерывно требовала пополнения. А призванные в ее ряды новобранцы не имели элементарной военной подготовки. Обстановка же складывалась так, что их зачастую с пунктов формирования сразу бросали в бой. Вопрос о всеобщей военной подготовке назрел.

Николай Ильич написал письма И. В. Сталину и К. Е. Ворошилову, в которых убедительно доказывал необходимость восстановления Всевобуча и предлагал свои услуги по его организации. Председатель Государственного Комитета Обороны поручил первому секретарю ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайлову совместно с Н. И. Подвойским провести предварительную работу по организации всеобщего военного обучения населения. После трехчасового совещания с секретарями ЦК ВЛКСМ Николай Ильич получил задание разработать план развертывания Всевобуча.

Двое суток Н. И. Подвойский почти не вставал из-за стола. Такого подъема, такой работоспособности он не ощущал давно. Используя свой богатый опыт, архивы по Всевобучу, он разработал не только план работы, но и схему организации Всевобуча и программу военной подготовки.

Вскоре ГКО принял постановление «О всеобщем обязательном обучении военному делу граждан СССР». К военному обучению привлекались граждане от 16 до 50 лет. В составе Народного комиссариата обороны было создано Управление Всевобуча. Комиссаром управления стал секретарь ЦК ВЛКСМ Ф. Наседкин, а позже — секретарь МК и МГК ВЛКСМ А. Пегов. ЦК ВКП(б) потребовал от партийных организаций и местных советских и военных органов в кратчайший срок организовать Всевобуч, создать материальную базу для него, выделить квалифицированные кадры. ЦК ВЛКСМ выдвинул лозунг: «Комсомол должен стать душой Всевобуча!» Призыв нашел горячий отклик у молодежи.

Окрыленный Н. И. Подвойский день за днем объезжал военкоматы, заводы, фабрики и помогал создавать учебные пункты, налаживать их работу. Во второй половине сентября только в Москве и Московской области было организовано почти 600 военно-учебных пунктов Всевобуча, подобрано для них около 12 тысяч командиров и политработников. Если за годы гражданской войны через Всевобуч прошло около 5 миллионов человек, то в Великую Отечественную войну органами Всевобуча было проведено семь очередей вневойсковой военной подготовки, в результате которой военные знания получили 9 миллионов 862 тысячи человек. Это была большая помощь Действующей армии.

Николай Ильич ежедневно выступал в красноармейских частях, военкоматах, на сборных пунктах, перед отправляющимися на фронт эшелонами, на заводах. В своих выступлениях он старался установить живую, осязаемую связь между историческими событиями 1917 года, недавнего революционного прошлого и нынешней грозовой годиной. Очень дорого было слушателям его мудрое, задушевное слово, он призывал к самоотверженности и подвигу.

С началом строительства оборонительных сооружений на подступах к Москве И. И. Подвойский так же на общественных началах стал организатором оборонных работ, порученных трудящимся Краснопресненского района, комбината «Трехгорная мануфактура».

Чтобы справиться со всеми неотложными делами, Николай Ильич ввел для себя жесткий «военный» распорядок. Вставал в 4–5 часов утра. Непременно писал Нине Августовне или кому-то из детей письмо (за годы войны он написал им более 400 писем!). Потом надевал свою потертую, видавшую виды длинную «старомодную» шинель и добирался до «Трехгорки». Оттуда с выделенными фабрикой ткачихами ехал за пределы Москвы копать окопы, противотанковые рвы, устанавливать надолбы и заграждения. После выполнения задания он вез ткачих к станкам, а сам отправлялся в организации Всевобуча, потом — на заводы, в красноармейские части, на сборные пункты. Добравшись поздно вечером домой, садился за письменный стол работать. Он обязательно слушал последнюю сводку Информбюро, передвигал флажки на карте и гасил свет, чтобы через четыре часа по партийному долгу, без расчета на вознаграждение начать новый трудовой день. Так — неделя за неделей, месяц за месяцем.

Особенно трудно ему было на оборонных работах. С подорванным здоровьем, исхудавший (свой скудный военный паек делил, отсылая часть его Нине Августовне и Олесе для внуков), он вместе со всеми в дождь и слякоть, на промозглом осеннем ветру работал ломом и лопатой, подбадривал ослабевших. Председатель Моссовета В. П. Пронин вспоминал, что однажды, 20 октября 1941 года, он выехал на участок строительства оборонительных сооружений между Москвой-рекой и Кунцевом, там работали ткачихи с «Трехгорки». На месте к нему подошел немолодой, с осунувшимся лицом, но подтянутый человек в шинели и доложил о ходе работ. Это был Н. И. Подвойский. Он же давал пояснения на объектах. На вопрос, укладываются ли в график, Николай Ильич ответил:

— Торопить работниц нет необходимости: работают, не отрываясь.

В. П. Пронин спросил, нужна ли какая-нибудь помощь. Николай Ильич подумал и сказал:

— Хорошо бы увеличить работницам норму каши. Работа-то тяжелая…

Однажды во время работы к нему подбежала ткачиха.

— Николай Ильич! Там командир Красной Армии проверяет сооружения и спрашивает, что за человек руководит работами.

Н. И. Подвойский вынул из кармана блокнот и написал на листочке:

«30 октября 1941 года.

СПРАВКА

Я работаю по Всевобучу и организации обороны Москвы в общественном порядке в качестве члена партии.

Я персональный пенсионер.

Н. Подвойский».

«…Мы рыли противотанковые рвы под Москвой, — вспоминала ткачиха Н. И. Дубяга о Н. И. Подвойском. — В самые тяжелые дни для Москвы его можно было очень часто видеть в окопах. Смотришь, идет Подвойский в своей шинели, в которой мы привыкли видеть его, улыбающийся, подбадривающий, вспоминающий годы гражданской войны. Вспоминая годы своей жизни, он создавал нам нужное настроение. В то время каждый человек в окопах был дорог, и его пожелания для пас много значили… Он был с нами и тогда, когда мы получали медаль «За оборону Москвы»… Нам было очень радостно, что вместе с нами эту медаль — «За оборону Москвы» — получил и Николай Ильич…»

7 ноября 1941 года, когда войска с парада на Красной площади пошли прямо на фронт, Николай Ильич вместе с тысячами москвичей был на оборонном воскреснике, а 16 ноября — на оборонном субботнике. В те дни он писал Нине Августовне и Олесе: «Последние дни налегаем на скорейшее завершение укреплений под Москвой. Выезжаю на эти работы каждый день в 5 часов утра…» И в другом письме: «Противотанковые рвы, заводы — в настоящее время мой дом». Николай Ильич извинялся за неразборчивый почерк: «Это значит, что пишу в машине, на холоде и во время хода».

…Столица выстояла. В декабре советские войска перешли под Москвой в наступление, в результате которого фашисты были отброшены местами на 400 километров.

…В начале февраля 1942 года к Николаю Ильичу зашел прибывший с Южного фронта командир танковой части А. П. Шапильский — его соратник по военным действиям на Украине в 1919 году. Николай Ильич в своих расспросах был очень дотошен, и А. И. Шапильский подробно, обстоятельно рассказывал о том, как им там воюется, на фронте, поделился он и своими тревогами по поводу того, что пехотинцы пока еще «болеют танковой болезнью», а фашисты в каждой операции используют танки в больших количествах, из-за этого много неудач.

— Но как специалист я убежден, — сказал А. П. Шапильский, — что у танка много слабых мест. Пехотинец из окопа может с ним бороться и гранатами, и бутылками с зажигательной смесью, и противотанковым ружьем, даже обыкновенной винтовкой можно поражать смотровые приборы. Хорошо бы как-то убедительно, веским словом довести это до бойцов.

После бесед с А. П. Шапильским и другими фронтовиками Н. И. Подвойского захватила идея: с помощью специалистов, но силами профессиональных писателей создать серию популярной литературы, в которой бы непременно в художественной форме, образно, был обобщен опыт боевых действий в Великой Отечественной войне. Это должны быть, считал он, небольшие и мастерски написанные брошюры, доступные красноармейцам и низовому звену командиров, живущим в окопных условиях. В первую очередь нужна была брошюра о борьбе с танкобоязнью.

Николай Ильич стал частым гостем Военной комиссии, созданной Союзом писателей СССР. К написанию брошюры о танках он решил привлечь талантливую писательницу и очень боевую журналистку Мариэтту Шагинян, которую хорошо знал.

«Ко мне пришел тов. Подвойский, — вспоминала М. Шагинян через двадцать лет, — старый революционер, соратник Ленина, страстно и настойчиво приглашая написать книгу о танках для пехотинцев. Задача — изгнать страх у пехотинцев перед танком… Все мои возражения, что сама не знаю танк ни в хвост, ни в гриву и питаю перед ним пехотинский страх, отвел как чепуху. Сказал, что это мой долг…»

Мариэтте Шагинян пришлось согласиться. Подвойский съездил с ней в Бронетанковое управление, дал в помощь специалистов. «Это был замечательный человек, — писала М. Шагинян о Н. И. Подвойском. — Он мог мертвого заставить встать из гроба, чтобы выполнить военное задание. Он убеждал вас тем, что сам глубоко верил в ваши силы и способности, и передавал свою веру и вам. Он у нас весь дом заразил интересом к танкам, а я воодушевилась так, что отбросила все остальные работы, чтобы изучить танк и танковое дело».

Задание Николая Ильича она выполнила.

К работе над этой серией художественных произведений он привлек автора книги о Н. А. Щорсе и своего соратника по боям на Украине Гарнича, а также Виленского, Яковлева, Скляренко и других писателей. Неоднократно вел беседы о создании популярных военных брошюр для детей с С. Маршаком. «Так напряженно работает Москва, что дух захватывает, — писал Николай Ильич родным. — Живем мы в вихре — дело сменяется делом… Каждый день, вот уже полтора месяца, я по утрам и вечерам работаю с членами Военной комиссии советских писателей над созданием фонда военно-художественной литературы».

Величайшим событием в эпопее Великой Отечественной войны явился разгром фашистских войск под Сталинградом. История войн еще не знала таких сражений. Н. И. Подвойский вместе с вернувшимися в Москву сотрудниками ИМЭЛ — Ниной Августовной, Раисой Конюшей. Ираидой Синельниковой, Паней Зеленовой и другими приступил на общественных началах к изучению опыта партийно-политической работы на Сталинградском фронте. Этот опыт, справедливо считали они. уникален, им надо вооружить командиров и политработников накануне новых, не менее грандиозных сражений. Николай Ильич целиком отдался сбору, анализу и обобщению необходимых материалов.

После Курской битвы летом 1943 года Красная Армия перешла в наступление и уже до Победы не выпускала из своих рук стратегической инициативы. До самого Берлина дошел майор Лев Подвойский. Воевал он в корпусе генерала М. И. Глухова — бывшего унтер-офицера лейб-гвардии Павловского полка, штурмовавшего Зимний дворец. Тогда, в 1917 году, в цепях полка шли на баррикады председатель ВРК Н. И. Подвойский и молодой унтер-офицер М. И. Глухов. Теперь, в 1945 году, генерал Глухов вел корпус, в составе которого шел коммунист Лев Подвойский. Из-под Берлина корпус был брошен в Чехословакию, на Прагу. Там Льву Подвойскому довелось повстречаться с убеленными сединами антифашистами, которые помнили еще председателя Спортиптерна Н. И. Подвойского.

…Все Подвойские постепенно собрались в родное гнездо. Первой вместе с ИМЭЛ вернулась Нина Августовна. В 1943 году с Ленинградского фронта после тяжелейшей контузии возвратилась в Москву Лида. Давняя тяжелая болезнь сердца и контузия настолько подорвали ее здоровье, что она сразу попала в госпиталь, где ей предстояла нелегкая борьба за жизнь. Она вела ее до конца, даже пыталась продолжать учебу. Но организм не выдержал, и жизнь ее безвременно оборвалась. Вернулась и поступила в МГУ Нина. Закончилась длительная командировка Олеси. На уральском заводе она трудилась инженером, возглавляла партийную организацию крупного цеха. Авиазавод в войну работал с таким напряжением, что ей и спать-то часто приходилось на рабочем месте. Однако Олеся не только работала, но и продолжала научные исследования, начатые до войны в Москве. В конце 1915 года она защитила диссертацию и стала кандидатом технических наук. Лев вернулся на родной завод «Серн и молот». Изголодавшись по мирному труду, он сразу без отрыва от производства взялся и за научные исследования. Через несколько лет в семье появился второй кандидат технических наук — Лев Николаевич.

Перегрузки военных лет не прошли бесследно для Николая Ильича. Все чаще кололо и давило в груди… Но он был жизнерадостен, подвижен. Мало кто догадывался, что он уже тяжело болен.

Николай Ильич сразу после войны выполнил несколько крупных заданий Совинформбюро — писал статьи для зарубежных демократических газет. Он по-прежнему регулярно ходил на ткацкую фабрику на Пресне, помогал готовить партсобрания, вел политзанятия.

Весной 1948 года Николай Ильич получил сведения, что в ярославской железнодорожной школе № 16, носящей его имя, снизились успеваемость и дисциплина. Он сразу же выехал в Ярославль. Побывал на занятиях, беседовал с директором, завучем, многими учителями, учениками. Посетил семьи «неблагополучных» учеников. Николай Ильич помог выработать планы улучшения положения в школе, встретился с руководством железной дороги, которое наметило ряд дополнительных мер по оказанию помощи школе.

Николай Ильич разыскал в Ярославле старых железнодорожников — боевых товарищей по 1905 году, нескольких бывших лицеистов. И как будто побывал в своей мятежной юности…Это был его последний выезд.

Наступило лето 1948 года. Ожила природа. А Николай Ильич чувствовал себя неважно. Нина Августовна видела это. Они сфотографировались вдвоем, в своей квартире. Нина Августовна — в строгом темном платье с белоснежным воротничком, Николай Ильич в гимнастерке. На его груди орден Красного Знамени и две медали: «За оборону Москвы» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».

На обороте фотографии Николай Ильич и Нина Августовна написали: «Дети! Всю сознательную жизнь мы стремились всеми силами служить своему народу, честным трудом и революционной борьбой оправдать великое звание членов большевистской партии. Мы были счастливы. Идите этим верным путем Ленина, где найдете силу, радость, счастье.

Мама. Папа».

Это было завещание детям. И не только своим.

По настоянию врачей в июле Николай Ильич и Нина Августовна выехали в подмосковный санаторий. Утром 27 июля сердце Николая Ильича дало серьезный сбой. Днем его вынесли на балкон палаты. Он жадно смотрел на густую зеленую листву, освещенную ярким летним солнцем, потом привлек к себе Нину Августовну, обнял ее и вдруг не сказал, а прямо-таки потребовал:

— Давай поклянемся, что проживем еще тридцать лет!

— Давай, Николушка, — стараясь справиться с тревогой, ответила Нина Августовна, — ты же у меня сильный.

Ночью случился тяжелейший сердечный приступ. Беспомощно смотрела на дорогое лицо Нина Августовна, пока вызывали врачей.

— Выкарабкаюсь… Ты же меня знаешь, — шептал помертвевшими губами Николай Ильич.

Когда пришли врачи, Нина Августовна отошла в сторону, чтобы не мешать им. Николай Ильич приподнял голову, поискал глазами Нину Августовну и, увидев ее, через силу подмигнул ей. И у самой черты он стремился облегчить ее страдания.

Утром 28 июля его сердце остановилось. Трудно, просто невозможно понять, сказали врачи после медицинского вскрытия, какая сила могла заставить работать его израненное, в рубцах сердце — оно должно было остановиться много лет назад.

Газета «Московский большевик» в коротком и скромном некрологе сообщила о кончине Николая Ильича Подвойского. Заботы об организации похорон взяла на себя ткацкая фабрика комбината «Трехгорная мануфактура». Обитый красным гроб установили в фабричном клубе. В почетный караул встали директор комбината А. Северьянова, ударница Н. Дубяга, комсомольцы, пионеры. Ткачихи фабрики, подменяя друг друга у станков, вереницей шли проститься с Николаем Ильичом. Он ушел из жизни так неожиданно…

Похоронили Николая Ильича с воинскими почестями, над могилой прозвучал ружейный салют — ведь он был Солдатом Революции. Его прах покоится на Новодевичьем кладбище рядом с могилами Д. И. Ульянова, Г. В. Чичерина и других бойцов ленинской гвардии. Над могилой возвышается бюст Николая Ильича работы Е. В. Вучетича. По белому мрамору золотом выбито: «Николай Ильич Подвойский — Председатель Петроградского Военно-революционного комитета в Октябрьские дни 1917 года».

Тяжело, мучительно переживая горечь невосполнимой утраты, мужественно завершала свой жизненный путь Нина Августовна. Она продолжала работать в ИМЭЛ, пока были силы. Вместе с товарищами она подготовила к изданию тридцать три Ленинских сборника, многие тома Собрания сочинений В. И. Ленина. Последней работой, в которой она участвовала, был Справочный том к Собранию сочинений.

«У Нины Августовны, — вспоминала 3. А. Левина, работавшая с Н. А. Подвойской в ИМЭЛ, — образованность, запас многообразных знаний были огромны. Формально-то нет, дипломами не подкреплялись… Но она принадлежала к тому поколению революционеров, которые в неимоверно сложных условиях сумели подняться к высотам культуры… Как человек она могла сначала показаться даже суховатой и суровой, но это от того, что она была молчалива, деловита, чуралась громких слов… Лишь тому, кто близко узнавал ее, открывались и глубина мысли, и сердечность. Чему я научилась у нее? Прежде всего ответственности и тщательности в работе».

Орден Трудового Красного Знамени и ученая степень кандидата исторических наук стали признанием и оценкой ее труда.

Вечером 7 ноября 1953 года под гром праздничного октябрьского салюта сделало последние удары и ее мужественное и благородное сердце. Ушла из жизни Нина Августовна Подвойская — одна из славных женщин русской революции, беззаветная труженица, любящая жена и мать.

Трудную и славную жизнь, поддерживая друг друга, прожили Николай Ильич и Нина Августовна Подвойские. Они сделали для социализма все, что могли.