Подьячий Разбойного приказа

Глава 47

Наступила короткая заполярная ночь. Зимой она, конечно, будет гораздо длиннее, но до зимы мне ждать некогда. Честно говоря, я рассчитываю до зимы отсюда куда-нибудь исчезнуть, куда-нибудь в более теплые места. Не люблю морозы…

Итак, наступила ночь — и наш отряд выдвинулся на дело.

Впереди крался по узким и темным улочкам я, как командир, как главный вдохновитель и как единственный мужчина среди нас всех. Темный кафтан, на голове вместо английской широкополой шляпы — осточертевший колпак. На случай внезапного столкновения с кем-нибудь, чтобы у того самого кого-нибудь отложилась в голове русская внешность. Авось тогда не догадаются искать среди англичан… В руках — мешок с Изумрудным венцом. Такая ценная штука, и при этом — в мешке, как картошка. Кстати, картошки на Руси еще и нет.

Позади меня кралась Настя, как единственная среди нас природная ведьма, без которой и Венец — бесполезная железка с зелеными стеклышками, и весь этот поход не имеет смысла.

За Настей кралась Аглашка. Как большой специалист по вскрытию замков и как зануда, которой не удалось доказать, что мы с Настей эти самые замки тоже вскрывать умеем.

За Аглашкой кралась Клава. Которая, узнав о составе команды, долго не находила себе места, а потом попросилась с нами, потому что — внимание! — она боится оставаться дома одна. Нет, тетя Анфия не считается. Одна — и ей будет страшно! А бродить по ночным улицам, участвовать в проникновении в церковь, с риском наткнуться на… да хоть на того же таинственного Кондратия, хранителя Источника — это ей не страшно. На самом деле — понятно, что она просто не хочет остаться в стороне, в надежде, что это участие принесет ей плюсики, когда я буду выбирать между ней и, к примеру, Аглашкой. Я иногда чувствую себя призовым кубком, за который сражаются и чьего мнения особо-то и не спрашивают…

За Клавой кралась тетя Анфия. Просто потому что: «Все пошли, и я тоже пойду. Пирожков возьму, вдруг вы проголодаетесь». Вообще, общение с нами тетю явно испортило. Она, ранее серьезная и хозяйственная, начала вести себя как девчонка, взять, хотя бы, ее желание постоянно меня поддразнивать в шутку на тему «А я тебе нравлюсь?». Надеюсь, по крайней мере, что — в шутку…

За тетей Анфией… а, нет, за ней никто не крался. Диту я запустил вперед, разведать обстановку и, если вдруг увидит какого-нибудь Кондратия, или кого-нибудь похожего по описанию — срочно бежать назад и предупредить.

Так. Стоп.

Если Дита — впереди, то кто это идет следом за тетей?

Я остановился и обернулся.

Настя остановилась и обернулась.

Аглашка остановилась и обернулась.

Клава остановилась и обернулась.

Тетя Анфия остановилась и обернулась.

Медведь, который шел за ней следом, остановился. Только оборачиваться не стал.

Медведь?!

Зверюга, все это время бесшумно топавшая за нашей колонной по ночной улице, поняла, что его раскрыли, и, фыркнув, потянулась к узелку в руках тети Анфии.

— Ой, мамочка… — прошептала Клава и вытянула вперед руку, явно готовясь произнести какое-то Слово.

— Тетя, — я практически подбежал, чтобы защитить моих девочек, — ты что, и вправду взяла с собой пирожки?

— С рыбой.

Фейспалм.

— Да он ручной, — вмешалась Аглашка, — Вон, у него ошейник. Значит, безобидный. У нас в ватаге тоже был свой ручной медведь.

— Что-то не помню я у вас медведя, — проворчал я.

— А, он потом Харлама подрал и мы его закололи, — беззаботно махнула рукой скоморошка.

Ручной, значит… Безобидный…

— Тетя, отдай ему пирожки, и пойдем уже дальше.

— Я пирожки не для медведей пекла!

— Тетя!

Что я говорил? Как девчонка ей-богу!

Впрочем, тетя повредничала, но за пирожками потянулась. Ловко кинула один, затем другой.

Хам! Хам! Медведь быстро мотнул башкой, ловя угощение на лету, потом задумчиво посмотрел на узелок с остальными пирожками. На Настю с Клавой, вставших в совершенно одинаковые позы — боевые позы, о чем вы подумали, извращенцы! — видимо, осознал, что если потребует еще пирожков, то мы можем решить заменить их на медвежьи бифштексы средней прожарки. Мотнул башкой и лениво потрусил дальше по улицам города.

Пронесло…

— Ничего не вижу, — сказала Настя и сняла венец.

Мы подошли к церкви где-то метров на пятьдесят, так, чтобы радиус действия венца захватывал ее с гарантией. Потом выбрали местечко потемнее, в каких-то кустах — в кустах, с девушками, р-романтика, ети ее… — освещаемые только всполохами северного сияния. Уличные фонари здесь горели только в порту, который, похоже не прекращал работать круглосуточно, в Кремле, на центральной площади и вокруг дома-крепости, которая раньше принадлежала Осетровским, а сейчас была оккупирована Морозовыми. На жилых улицах фонарей не было — и некому тут бродить ночами, все спят, да и ворвань, которая использовалась в фонарях, жутко воняла рыбой. Я вообще думал, что ворвань — это несуществующее вещество, для игрушки Dishonored, оказывается, просто китовый или там моржовый жир.

Засели мы, значит, в кусты, Настя надела венец — а теперь говорит, что ничего не видит.

— Темно?

— Да нет, все как будто луной подсвечено…

— Источника не видишь?

— Ничего не вижу. Все насквозь — кроме церкви. Она для взгляда непроницаемая. Вот подземелья под ней вижу, а внутрь самой церкви заглянуть не могу.

Подземелья? А, крипта…

— Под землей ничего похожего на Источник нет?

— Нет.

— Значит, надо в церковь все же лезть…

Может, венец не позволяет смотреть внутрь святых мест — и не хотелось бы думать, что внутри церкви он может просто не работать — а может, на церкви наложены какие-то особые Слова.

— А я говорила… — радостно прошептала Аглашка и достала плоский кожаный мешочек. В таком нормальные девушки косметику носят, а эта оторва — отмычки. И разумеется, она ничего не знает про взлом замков в богатых домах…

Аглашка тяжело вздохнула и вытерла пот с лица. И это при том, что на улице — холодина, и при том, что до замка она еще и не добралась.

Мы — не добрались.

Мы втроем, я, Настя и Аглашка, больше никто во взломе замков все равно ничего не понимает, даже Дита, которая поначалу лезла под руку с советами, так вот, мы втроем вот уже полчаса ковыряемся, уже светать начинает, а снять все слои защиты еще не можем. Блин, да я купеческие закрома видел, на которых меньше защиты было! Если в церкви нет Источника — тогда к чему это всё? Он точно там!

— Уф! — радостный выдох. Получилось, наконец-то. Нет, не открыть замок, всего лишь снять с него защиту, которая могла долбануть взломщика чем-то нехорошим.

— Открываем?

— Неет… — пробормотала Аглашка, вглядываясь в скважину замка, — Теперь надо проверить, не накладывались ли Слова внутри замка… Тааак…

Нет, к счастью, до такого паранойя отца Азария не доходила, Аглашка утыкала замок стальными спицами, как святого Себастьяна — стрелами, но, в отличие от святого, замок все же сдался.

Щелчок — и черный калач замка повис на петлях. Дверь бесшумно открылась — я еще в дневной приход запомнил, что она не скрипит — и наш отряд втянулся в церковь. Кроме, разумеется, Диты. Бесовка, все-таки.

Еле видимые в темноте на нас смотрели с икон лики святых. Мы не грабители, перекрестился я, мы ничего чужого не возьмем… кроме своего.

— Давай, Настя.

Проникнувшись обстановкой — если вы никогда не были в темной ночной церкви, вы нас не поймете — моя природная ведьмочка встала в центре и медленно, даже немного торжественно, опустила венец на голову.

Могу поклясться, что в изумрудах венца блеснули зеленые искорки!

Настя постояла несколько секунд, начала медленно поворачиваться вокруг своей оси…

— Ну? — не выдержал я.

Она молчала подняла палец и продолжила поворачиваться.

— Ну?!

— Не нукай, — огрызнулась Настя, — не запряг.

— Вот как запрягу…!

— А чего это ее первую?! — возмутилась Аглашка, — Я тоже хочу!

Ааааа!!!

— Ну?!!!

Настя сняла венец:

— Нет здесь ничего.

Как нет?!

— Как нет?!

— Да никак нет. Изнутри все четко видно, только наружу выглянуть нельзя. Нет здесь ничего необычного, все такое же серое, как и обычно.

— Может, еще посмотришь? — мысль о том, что весь этот ночной поход — зазря, не укладывалась в голове. Источник должен быть здесь! Ну не может же быть такого, что он — в другом месте!

— Да я и так два раза посмотрел. Нет ничего. Ну, или я что-то делаю не так. Может, к этому Венцу Слова особые нужны.

Да навряд ли… Артефакты на Руси, то бишь — амулеты, обычно не требуют какой-то дополнительной активации…

Отгоняя от себя мысль, что ключевое слово в этой фразе — «обычно», я вздохнул, смирился и развел руками:

— Значит, нет. Будем в другом месте искать.

— Пойдем домой? — спросила тетя Анфия, — Хотите пирожков, пока не остыли?

Я огорченно откусил половину пирожка с сочной рыбной начинкой и уже повернулся к выходу, как мой взгляд упал на неприметную дверь в углу.

Точно. Гроб.

— Я еще в крипту спущусь.

— Это и есть твой гроб? — спросила неделикатная Аглашка, даже не подумав о том, как это фраза прозвучала. «Твой гроб»…

Клава молча провела пальчиков по буквам «Викентий», видимым в дрожащем свете факела — кто-то из девчонок поджег его Огненным Словом.

— Мой, мой… — проворчал я и воткнул острие стамески в щель между крышкой и… интересно, как называется нижняя часть гроба?

Хрупнуло, выскочили из пазов деревянные гвозди-чопики, и крышка чуть приподнялась. Изнутри ничем не запахло, впрочем, мне, по службе приходилось открывать старые могилы — они ничем таким не пахли.

— Подержите, — я не глядя протянул назад стамеску, перекрестился и, выдохнув, одним рывком поднял крышку.

В гробу лежало тело младенца.