Подземные ядерные взрывы в мирных целях

Глава 1. Интенсификация нефтяных месторождений

В середине 1960-х годов советские нефтедобытчики располагали технологией, позволявшей извлекать из нефтеносных пластов 20–30 % содержимого количества нефти всего месторождения. Разрабатываемые в то время методы интенсификации «отдачи» пластом нефти с помощью выдавливания ее закаченной через соседнюю скважину водой или газом давали эффект весьма незначительный. Солидная часть залежей оставалась недоступной. Как добраться до них? Над этим ломали головы многие коллективы специалистов. А низкий процент изъятия нефти из нефтеносного пласта объясняется нашей безалаберностью, нашей системой отчетности, по которой судят о «боевых победах» (как на фронте) по сиюминутным результатам, не думая о завтрашнем дне. Ведь стояла задача — «догнать и перегнать» — кого, зачем и когда? Дело в том, что каждое нефтяное месторождение находится под большим давлением сопутствующих газообразных углеводородов, которые обеспечивают мощные нефтяные фонтаны, говоря о которых, конъюнктурные горе-руководители бьют в литавры и уверяют о большом потоке нефти. Радость, как правило, бывает непродолжительной. Потеряв пластовое давление газа, далее, остальную, причем большую часть нефти извлечь становится все труднее и дороже. Но об этом всегда молчат, молча разрабатывают и опробывают новые технологии увеличения нефтеотдачи, как правило, с незначительным эффектом или без него. А сопутствующий газ сжигается безжалостно в факелах, отапливая и загрязняя воздушное пространство. Задача использования газообразных углеводородов касается уже другого ведомства, а оно сотрудничать с нефтяниками не имеет желания. Такова система. И мы наблюдаем по стране тысячи факелов — это нефтяники жгут газ, а газовики жгут жидкий конденсат. И никто не в убытке, и никто не в ответе — это отступление от темы повествования, но мы еще к этому вернемся.

Профессорами Московского института нефтехимической и газовой промышленности (МИНХ и ГП) им. Губкина отцом и сыном Бакировыми был предложен расчет, показывающий значительное увеличение нефтеотдачи после проведения в этом пласте взрыва большой мощности, который произведет в теле пласта сильную трещиноватость. Необходимую мощность взрыва, заключенную в боеприпасе малого размера (для доставки его через скважину в центр нефтяного пласта), может обеспечить ядерный фугас. Что касается радиоактивного загрязнения нефти после ядерного взрыва, то стало известно, что жидкие углеводороды не растворяют и не адсорбируют радиоактивные осколки деления тяжелых ядер. Но это требовалось проверить экспериментально в натурных условиях.

Идею использования энергии ядерного взрыва для интенсификации нефтедобычи с некоторой степенью риска поддержали министр нефтедобывающей промышленности Шашин и министр среднего машиностроения Славский.

Для проведения экспериментальных ядерных взрывов в натурных условиях были выбраны два сравнительно небольших месторождения, которые к этому времени имели весьма низкий уровень нефтеотдачи: Грачевское месторождение близ города Мелеуз Башкирской АССР и Осинское месторождение в Пермской области. Эти месторождения отличались друг от друга характеристиками нефтеносных пластов. К тому времени институтом экспериментальной физики был разработан ядерный заряд мощностью взрыва эквивалентной 2,5 кт ТНТ, размещаемый в силовом цилиндре диаметром 400 мм. Это устройство обеспечивало нормальную работоспособность в агрессивной среде скважины — буровом растворе при давлении до 250 атм и температуре до +40 °C.

На каждом месторождении было запланировано произвести по два взрыва. После каждого взрыва предполагалось проведение обширных исследований, кроме основных, связанных с эффектом интенсификации, — сейсмического воздействия на жилые строения близлежащих селений, а также загрязнения нефти, извлекаемой после взрыва из пласта, подвергшегося воздействию ядерного взрыва; проводилось определение степени ка-муфлетности ядерного взрыва; то есть наблюдение и определение количественных доз выхода газообразных радиоактивных продуктов на дневную поверхность (археологический термин, обозначающий конкретный горизонт культурного слоя, который когда-то освещался солнцем) сразу после взрыва.

Опускание ядерного устройства на заданную глубину в центр нефтеносного пласта осуществлялось на буровых трубах наружным диаметром 120 мм с помощью буровой установки.

Через эти трубы, перфорированные четырьмя отверстиями диаметром 20–30 мм на расстоянии примерно 20 м от заряда, производилась закачка цементного раствора до поднятия его уровня до устья скважины. Завеска на устье скважины осуществлялась на элеваторе.

После застывания цементного раствора до твердости камня, разрушающегося при давлении более 100 кг/см², производился взрыв. Такая цементная забивка скважины, как прогнозировал расчет и подтвердил эксперимент, обеспечила полный камуфлет ядерного взрыва. Твердость цементного камня определялась по так называемым «свидетелям», то есть по кубикам, образованным в специальных формах, залитых раствором из разных замесов, закачиваемых в скважину в течение какого-то времени до полного ее заполнения.

Прочность 100 кг/см², как правило, достигалась на третьи сутки. Условия затвердевания цементного раствора (набора прочности) в скважине значительно лучшее, чем в формах на дневной поверхности, стало быть, на третьи сутки прочность цемента в скважине набирается значительно выше, чем в «свидетелях».

Для обеспечения безопасности населения при сейсмическом воздействии на близко расположенные от эпицентра населенные пункты (например деревня Липовка близ Грачев-ского месторождения находилась на расстоянии 1,5 км от эпицентра) все жители были эвакуированы на безопасное расстояние (3–4 км). В селениях, располагавшихся на расстоянии 3–4 км, требовался лишь выход из помещений на улицу на время проведения взрывных работ.

Результаты сейсмического воздействия ядерных взрывов: Грачевское месторождение в сейсмическом отношении явилось наиболее благополучным, то есть в самом близко расположенном селении Липовка отмечены лишь растрескивания штукатурки на стенах деревянных домов и отопительных печей. Разрушений ни в одном строении не отмечено, хотя жилые дома очень древней постройки. На расстоянии 3–4 км не отмечено даже растрескиваний штукатурки.

В первые 2–3 часа наблюдался выход радиоактивных благородных газов из действующих соседних скважин, но максимальная мощность излучения не превышала 20 мР/ч. Через три часа ее уровень понизился до нескольких микрорентген в час, то есть опасной радиационной обстановки не было.

Исследование на загрязнение радиоактивностью нефти, выкачиваемой из соседних скважин, показало, что опасения были напрасны. В течение последующих нескольких лет тщательного наблюдения и контроля за нефтью радиоактивной загрязненности не обнаружено.

Что касается интенсивности нефтеотдачи пласта, подвергшегося воздействию мощного взрыва, то резкого скачка, как показывал расчет, не произошло. Поэтому на первых порах к такой методике интенсификации специалисты-нефтяники несколько охладели. Но Бакировы, отец и сын, упорно доказывали, что эффект должен быть. Нужно тщательное и длительное исследование этого месторождения с использованием всех действующих скважин. Их высказывания и предложения поддерживал министр нефтяной промышленности Шашин. Он смело высказывал мысль, что эксперимент проведен не напрасно, результат должен быть — не сразу, но должен быть. Надо тщательно и в течение длительного времени наблюдать за дебитом всех скважин месторождения.

Забегая вперед, следует отметить результаты многолетних наблюдений: скачок нефтеотдачи пласта почти во всех скважинах произошел на 20–30 %, что интересно — изменение нефтеотдачи произошло в скважинах не только в зоне трещиноватости пласта, но и далеко за его пределами. Еще отмечено: в результате воздействия взрыва вязкость нефти значительно уменьшилась по всей площади месторождения и проницаемость пласта улучшилась далеко за пределами зоны трещиноватости — это все и обусловило увеличение дебита всех скважин. Причем дебит нефти увеличился не столько скачком, сколько замедлением спада нефтеотдачи пластом.

По результатам десятилетних наблюдений получен такой итог: Грачевское месторождение за этот период выдало нефти в 3,9 раза больше, чем соседнее Тереклинское, совершенно аналогичное по площади залегания нефти, по его первоначальным запасам и по количеству добывающих скважин. Затраты на два ядерных взрыва по сугубо грубой оценке в сторону занижения оправдались более чем в семь раз. За истекшие десять лет получены дополнительно многие миллионы тонн черного золота.

Исследованиями на этом месторождении постоянно занимались сотрудники МИНХ и ГП им. Губкина: И. Г. Ахметов, Л. И. Рубцова, Н. А. Скибицкая, Э. В. Харахашьян, Н. А. Лыков во главе с профессором доктором геологических наук Эрнестом Александровичем Бакировым. Их успешной работе способствовала действенная помощь руководителей объединения «Ишимбайнефть» В. И. Генералова и И. В. Пастухова, начальника треста «Башнефть» Евгения Васильевича Столярова.

На Осинском месторождении в Пермской области дело обстояло значительно сложнее, чем на Грачевском.

Во-первых, руководитель треста «Пермьнефть» был ярым противником применения ядерных взрывов для интенсификации нефтедобычи (впоследствии, после Шашина, он стал министром, и на весь этот период ядерные взрывы на нефтяных месторождениях были под строгим запретом).

Во-вторых, Осинский район очень сильно обводнен грунтовыми водами на нескольких горизонтах, что способствовало весьма неблагоприятной сейсмической обстановке: было отмечено большое количество разрушений кирпичных сооружений, домов, печей, фундаментов.

В третьих, результаты грачевского эксперимента, не давшие значительного увеличения нефтедобычи, воодушевили противников использования ядерных взрывов, теперь уже настойчиво заявлявших о бесперспективности этой технологии.

И, наконец, не верили они в то, что после ядерного взрыва нефть останется незараженной радиоактивностью. Поэтому в течение нескольких лет на этом месторождении никаких исследований, как на Грачевском, не велось.

Лишь спустя около десяти лет был произведен забор нефти из зоны трещиноватости от ядерного взрыва. Отмечался резкий скачок нефтеотдачи пласта в 3–4 раза, по сравнению с теми скважинами, которые располагались вдали от зоны трещиноватости. К великому удивлению, нефть из скважин вблизи эпицентра ядерного взрыва оказалась радиоактивной. Поднялся невообразимый шум.

Прибывшие на место специалисты из ПромНИИпроекта Минсредмаша выяснили, что пермские нефтедобытчики, применяя технологию интенсификации нефтедобычи с помощью закачки в нефтеносный пласт воды, закачали значительное количество ее и в центр ядерного взрыва. Вода растворила радиоактивные продукты взрыва и, смешавшись с нефтью, сделала ее непригодной для использования.

Так, благодаря своей безграмотности и пренебрежительному отношению к рекомендациям — никоим образом не использовать воду для интенсификации добычи, — загублено солидное количество нефти. По-видимому, Осинский эксперимент сыграл свою негативную роль — более десяти лет ядерные взрывы для этих целей не применялись. Вернулись к ним лишь в 1980 году благодаря настойчивым исследованиям на Грачевском месторождении энтузиастов этой идеи во главе с профессором Э. А. Бакировым.

Об этом рассказ будет далее.

Глава 2. Глушение газовых фонтанов с помощью мощных ядерных взрывов

Наша отечественная газодобывающая промышленность, пожалуй, держит устойчивое первенство в мире по количеству аварий в газодобывающих организациях при проводке и эксплуатации скважин. Происходят эти аварии лишь по причине безответственности и грубейших нарушений технологических процессов. Аварии, как правило, приводят к полному разрушению буровых установок и образованию мощных газовых факелов. Если истечение газа происходит из сравнительно неглубоких пластов залегания под небольшим давлением, аварийные фонтаны глушатся при применении сравнительно простой технологии: на устье обсадной трубы скважины с помощью подвижного крана и бульдозеров надевается глухая труба (колпак) с боковыми отводами и приваривается к обсадной трубе. Фонтанирующий газ при этом истекает через боковые отводы колпака. Затем газ перекрывается задвижками, встроенными в боковые отводы. После чего через эти боковые отводы в скважину закачивается цементный раствор, тем самым скважина закупоривается цементной пробкой — аварийный фонтан ликвидирован.

Примерно так было с аварийным фонтаном на Урта-Бу-лакском месторождении под г. Бухара Узбекской ССР. Но цементная пробка, видимо, выполняла свою роль лишь на глубине, до которой опускалась обсадная труба скважины. С глубин ниже обсадной трубы через некоторое время начал просачиваться на дневную поверхность газ через трещины в земной толще. Поскольку он содержал значительное количество примеси сероводорода, а это весьма опасно для всего живого, наблюдалось отравление животных и людей в прилегающей округе. Решено было истекающий через трещины в грунте газ поджечь. Образовалось море огня на очень большой площади бухарской степи.

Для локализации огненного моря решено было снова разгерметизировать скважину, что можно было сделать лишь с помощью артиллерии. После солидного количества взрывов артиллерийских фугасов на устье скважины герметизирующая пробка была разрушена и газ рванул снова с оглушительным ревом, мощным фонтаном через аварийную скважину. Пламя газового факела на глаз достигало стометровой высоты. Рев этого огненного факела был схож с рокотом баллистической ракеты на старте, так что на расстоянии 500 м от него разговаривать друг с другом можно было лишь с чрезмерным напряжением голосовых связок, на этом же расстоянии ощущалось тепло от факела.

Этот газовый фонтан буйствовал в течение без малого трех лет. Ежедневно бесцельно сгорало около 15 миллионов кубометров газа — это, примерно, потребность такого промышленного центра, как Свердловск.

Нужно было изыскивать какой-то новый, сверхори-гинальный способ глушения этого газового фонтана. Я не знаю, кто первый предложил идею перекрытия аварийной скважины глубинным взрывом большой мощности, которым может быть ядерный взрыв, но знаю, что организатором и руководителем всех работ, начиная с проектных, кончая осуществлением идеи, являлся Ефим Павлович Славский.

Для гарантированной закупорки действующей скважины (согласно расчетным данным) мощный взрыв нужно произвести в глиняном пласте, который в данном регионе залегал на глубине порядка 1500 м. Согласно расчетным данным мощность взрыва в глинистом пласте для обеспечения гарантированного пережатия должна быть в пределах 20–30 кт ТНТ, при этом центр взрыва должен находиться на расстоянии не более 100 м от ствола действующей скважины.

Доставку ядерного заряда на заданную глубину в точку, располагающуюся не далее 100 м от действующей скважины, предполагалось осуществлять по наклонной скважине, устье которой должно быть заложено на расстоянии 500 м от фонтана. Проводка наклонной скважины осложнялась тем, что знания о геометрии действующей аварийной скважины отсутствовали.

При существующей технологии бурения отклонение оси скважины от вертикали по мере заглубления может достигать нескольких метров. Поэтому проводка наклонной скважины в заданную точку, местоположение которой невозможно заранее определить, составляла большие трудности.

Решено было бурить одновременно две скважины, нацеленность которых определялась расстоянием от вертикали на заданном горизонте, а фактическое расстояние до действующей скважины определять в процессе бурения акустическим способом.

Согласно данным геофизических исследований на горизонте предполагаемого взрыва температура глинистого пласта достигала +65 °C, а имевшиеся в наличии конструкции ядерных зарядов обеспечивали нормальную работоспособность при температурах до +40 °C. Значит, для гарантированного срабатывания ядерного заряда в окружающей среде с температурой более 40 °C потребовалась разработка конструкции боеприпаса с системой охлаждения ядерного заряда.

В качестве охладителя решено было использовать воду, которая будет закачиваться по трубе, на которой осуществлялся спуск взрывного устройства.

Как часто бывает в жизни: все, что хорошо получается на бумаге в расчетах, опрокидывается при осуществлении проекта на практике. Так получилось и в данном случае. И возникшие обстоятельства, по-видимому, не позволили бы довести эксперимент до конца, не будь на месте происходящих событий Е. П. Славского, который пошел на риск, нарушив все установленные нормы по эксплуатации ядерных зарядов. В дополнение ко всем проблемам, возникавшим от естественных условий, безответственные руководители Министерства геологии Узбекской ССР (замминистра Быков) осуществили без согласования с Государственной комиссией авантюрный эксперимент, который добавил еще немало хлопот.

А суть этой авантюры заключалась в следующем. По указанию Быкова в одну из «боевых» скважин в экстренном порядке буровая бригада начала опускать обычный химический фугас, чтобы его взрывом на заданной отметке перекрыть действующую скважину, тем самым предупредить использование ядерного взрыва, который, вследствие незнания, у узбекских руководителей вызывал опасение. Конструкция «быковского» фугаса никому не была известна, и в процессе опускания его в скважину он взорвался на примерно половинной глубине. В результате взрыва буровые трубы, на которых опускался фугас, летели ввысь, как спички из ружья. Слава богу, как говорится, обошлось без жертв. Волнениям Е. П. Славского и всей рабочей комиссии вследствие самодеятельности Быкова не было предела. Возмущенный Славский потребовал немедленно отдать энтузиаста под суд.

Волнения — волнениями, но задуманную операцию по глушению действующего фонтана с помощью ядерного взрыва проводить надо. Решено было начать спуск взрывного ядерного устройства во вторую наклонную скважину.

Как в народе говорят: «Беда в одиночку не приходит», — так и здесь. То ли вследствие несанкционированного взрыва «быковского» заряда, то ли по каким-то другим геологическим причинам, ядерное устройство до расчетной отметки не дошло метров шесть — восемь, застряло. Все попытки протолкнуть его весом опускной колонны ни к чему не привели. Пришлось принять решение оставить завеску заряда с опускной колонной на подъемном кране буровой установки.

Вдобавок к этой неудаче система охлаждения ядерного заряда практически не давала никакого эффекта: стояла неимоверная жара под 40 °C, вода для охлаждения заряда нагревалась до температуры выше +30 °C, а пока она закачивалась по трубе опускной колонны, то температура ее достигала более 50 °C, поэтому эффект охлаждения заряда был ничтожным. Разница температур среды и узлов заряда внутри силового корпуса составляла 3–5 °C, а температура внутри силового корпуса переваливала отметку +60 °C. При +70 °C заряд выходил из строя полностью. Что делать?

Решено рискнуть — произвести взрыв в таких вот экстремальных условиях. Для обеспечения полной камуфлетнос-ти ядерного взрыва необходимо было скважину с ядерным устройством забить цементным раствором по всей ее длине. Для обеспечения надежности герметизации необходимо цементному раствору затвердеть до прочности 100 кг/см² (разрушающее давление при сжатии). Но критическое состояние, в котором находилось взрывное устройство, подталкивало к решению — произвести взрыв не дожидаясь затвердевания цементной пробки (а это трое суток, и не ясно, что может произойти с зарядом за эти трое суток). Так и было решено. Взрыв застрявшего в скважине заряда был произведен в условиях критической температуры и при незатвердевшей цементной герметизирующей скважину пробке.

Очевидцы рассказывали, что по сейсмическому эффекту, ощущаемому на командном пункте, взрыв ядерного заряда произошел без отклонений от нормы, до конца незатвердевшая цементная пробка свое назначение выполнила, то есть из скважины никаких газообразных выделений не было. Но после взрыва, когда успокоилось колебание земли под ногами, когда утих звук взрыва в воздухе, газовый фонтан продолжал реветь с прежней силой. Буквально все одновременно осознали — фонтанирующая скважина взрывом не перекрыта. Но через несколько секунд, которые в тот момент показались всем вечностью, факел вдруг начал резко уменьшаться в размере и рев его стал так же быстро затихать и, наконец, наступила тишина до боли в ушах. Только после этого до всех дошло: скважина-то длиной полтора километра и в ней газа под большим давлением было большое количество, он-то и догорал в течение нескольких секунд после взрыва. Как ни странно, все поняли это лишь после того, как фонтан затих.

Так закончился первый эксперимент по укрощению взбушевавшейся огненной стихии с помощью глубинного ядерно-го взрыва.

В заключение следует сказать, что расшифровка контрольных записей показала нормальное срабатывание ядерно-го заряда даже в таких сверхненормальных условиях.

Не затвердевшая на момент взрыва цементная пробка свое назначение выполнила: за все время наблюдений после взрыва не было зафиксировано прорыва радиоактивных продуктов, лишь непродолжительное время в зоне действующего факела из перекрытой взрывом скважины наблюдался выход радиоактивных благородных газов с кратковременной пиковой мощностью около ста миллирентген в час.

Экспериментом руководил, непосредственно участвуя во всех подготовительных и заключительных операциях, министр среднего машиностроения Б. П. Славский. Его первым заместителем и помощником был главный конструктор Бвгений Аркадьевич Негин. Все подготовительные и заключительные операции выполнила бригада специалистов института под руководством Ивана Федоровича Турчина.

Не успело еще затихнуть эхо первого ядерного взрыва с целью глушения аварийного газового фонтана на Урта-Булакском месторождении, как до нас дошла весть, что по соседству, примерно в ста километрах южнее, бушует подобный газовый фонтан на Памукском месторождении Кашкадарьинской области Узбекской ССР. Правда, характер этого аварийного фонтана несколько отличен от предыдущего своим дебитом (4,5 миллионов кубометров в сутки), характером истечения и условиями залегания газа в глубинном пласте. Фонтан назван аварийным перетоком газа.

Происхождение аварийного фонтана на Памукском месторождении такого же характера, что и на Урта-Булакском, и причины те же. Ко всем прочим причинам аварий на буровых установках немаловажной и объективной причиной является отсутствие запорной арматуры на давление свыше 300 атмосфер.

В данном случае встретились с газовым месторождением, пластовое давление которого превысило вес столба бурового раствора и возможности запорной арматуры. При отсутствии мер предосторожности при вхождении в газоносный пласт произошел выброс из скважины бурового инструмента, труб и бурового раствора и образовался мощный газовый фонтан. Он превратился в мощный огненный факел от искры, возникшей от соударения металлических частей буровой установки при воздействии газовой струи большой интенсивности. При этом буровая установка со всем оборудованием сгорела дотла. Затем с помощью средств пожаротушения штатными средствами скважина была заглушена и на глубину 200 м закупорена цементной пробкой. С большим трудом, но авария была ликвидирована.

После этого в 400–500 метрах началось бурение новой скважины. По достижении глубины 400 м неожиданно произошел газовый выброс, образовался огненный факел большой мощности, в котором так же сгорела буровая установка со всем оборудованием. На месте нахождения буровой установки образовался огромный кратер (размером с футбольный стадион), который быстро заполнился грунтовыми водами, пульверизируемыми мощной газовой струей. Огненный факел погас. Далее истечение газа через образовавшийся водоем происходило периодическими «пробулькиваниями» огромных газовых пузырей. Причем эти пузыри, разные по размеру, появлялись с интервалами в 10–15 секунд. Интересно отметить в данном случае, как и на море, девятибальное истечение, то есть первый вырывавшийся на поверхность воды пузырь имел самые большие размеры (на глаз, диаметром метров десять), следующий — поменьше и так далее, а девятый пузырь — самого малого размера, диаметром 2 м. Затем опять появлялся огромных размеров первый пузырь, далее происходило последовательное их уменьшение до девятого пузыря. И это явление повторялось неизменно изо дня в день, из месяца в месяц, в течение почти полутора лет. Штатными средствами такой пузырящий фонтан ликвидировать не представлялось возможным. Но к этому времени (осенью 1966 года) удачно завершился эксперимент на Урта-Булакском месторождении и Каршинское управление «Газразведка» через Министерство геологии Узбекской ССР обратилось к нашему министру с просьбой.

Такая ситуация с повторной аварией сложилась совершенно неожиданно для организации, производившей в том районе изыскательские буровые работы. Хотя, как мне представляется, имея хоть какое-то геологическое образование и зная геологическое строение региона, нетрудно было предположить, что по водоносному пласту (пористый известняк), залегающему на глубине 400 м, открытая на этом горизонте бывшая аварийная скважина наверняка будет пропитывать известняковый пласт, вытесняя из его пор воздух. Выход виделся один: глушить питающую фонтан скважину взрывом ядерного заряда.

Взрыв для надежного перекрытия действующей скважины нужно было производить, как и в первом эксперименте: в пластическом соляном пласте, который в данном регионе залегал на глубине 2400 м. Пластовое давление на этом горизонте более 500 атмосфер, а температура +100–105 °C.

В 1966 году такого ядерного заряда, который бы сохранял свою работоспособность при более +100 °C, не было. Кроме того, чтобы избежать повторения прорыва переточных газов на водоносных горизонтах, наклонная скважина, в которую опускался заряд, должна быть обеспечена стальной трубой до самого соляного горизонта, то есть на длину более 2 км. Максимальный диаметр такой обсадной трубы допустим лишь равным 280 мм. То есть заряд должен быть диаметром (по силовому корпусу) не более 250 мм. Но в то время такого заряда также не было в наличии.

Значит требовалась разработка такого ядерного заряда, который размещался бы в силовом корпусе — трубе способной выдерживать давление до 600–700 атмосфер, наружного диаметра 250 мм, и сохранял бы работоспособность при температуре до +120 °C. При этом мощность взрыва должна быть не менее 20 кт ТНТ.

Поручением Е. П. Славского от 3 декабря 1966 года нашему институту (ВНИИП) предписывалось в срочном порядке разработать конструкцию такого заряда, который мог бы без каких-либо дополнительных мероприятии работать нормально и выдавать мощность взрыва более 10 кт ТНТ. Перед использованием по назначению необходимо было заряд этот испытать на полигоне в июле — августе 1967 года.

Для целевого назначения изготовить боевой заряд в сентябре — октябре 1967 года.

Рабочей бригаде, которой будет поручено осуществление взрыва и всех предшествующих ему подготовительных работ, произвести в мае — июне 1967 года рекогносцировку района действующего фонтана, разработать технологию доставки и размещения ядерного устройства, технологического оборудования, подвижной техники и личного состава. Все вопросы, связанные с технологией работ, согласовать с областными партийными и советскими органами и с организацией «Кар-ши-газразведка».

Для решения данной задачи во ВНИИП был разработан ядерный заряд калибром 250 мм, мощностью взрыва 3,5; 17 и 40 кт ТНТ и безотказно работающий при температуре до +125 °C, а от воздействия среды с давлением до 700 атмосфер заряд был надежно защищен корпусом из легированной стали. Работоспособность заряда в критических условиях проведена в лабораторных и полигонных условиях. При испытаниях все стадии работы конструктивных элементов ядерного заряда фиксировались контрольной аппаратурой. Результаты расшифровки аппаратурных записей подтверждали всякий раз надежную повторяемость параметров работы всех узлов ядерного устройства.

К сожалению, в связи со сложностью решаемых проблем при разработке памукского ядерного заряда, сроки его окончательной отработки затянулись до марта 1967 года. И по завершению всех этапов отработки заряда 10 апреля 1968 года была отправлена экспедиция для произведения ядерного взрыва с целью глушения аварийного газового фонтана на Памукском месторождении. Для этого приказом директора института от 29 марта 1968 года была создана рабочая бригада из специалистов всех направлений, включая физиков-экспери-ментаторов, в задачу которых входила регистрация физических параметров работы элементов термоядерного устройства и измерение мощности взрыва, а также наблюдение за действием фонтанирующей скважины после глубинного ядерного взрыва. Руководство этой бригадой поручено мне. Все работы, связанные с глушением Памукского газового фонтана, оформлены приказом министра от 20 декабря 1967 года на основании постановления ЦК ПСС и Совмина СССР от 12 декабря 1967 года.

Доставка ядерного устройства, технологического оборудования, специальных подвижных на автомобильных шасси УРАЛ-375 средств хранения, перемещения и проведения контрольно-сборочных работ и личного состава произведена специальным железнодорожным эшелоном до станции г. Карши Узбекской ССР.

Кстати, подвижные средства (ПРТБА) с их обслуживающим персоналом, согласно приказу министра, были предоставлены Мытищинским КБ автотранспортного оборудования (КБ АТО). С помощью этих подвижных средств от станции Карши до места назначения (70 км) было перевезено и ядерное устройство с макетом и все технологическое оборудование.

Управление подрывом ядерного устройства, которое должно быть размещено на глубине 2400 м, производилось с помощью специально разработанной для этого эксперимента и этого ядерного устройства аппаратуры, дистанционно управляемой по кабельным линиям с командного пункта, который располагался в 4,5 км от скважины. Аппаратура эта, разработанная по техническим требованиям, обеспечивала нормальную и безотказную работу при температуре до +125 °C. Это в нашей практике осуществлено впервые.

Времени для разработки и испытаний в экстремальных условиях и самого термоядерного заряда, и нейтронного инициатора, и дистанционно управляемой аппаратуры подрыва было затрачено чуть более года, все возникавшие в ходе разработок проблемы были успешно решены — сказался приобретенный к этому времени опыт.

Следует несколько слов сказать о режиме секретности, который создали в районе проведения работ узбекские спецслужбы. Мне впервые пришлось на этих не полигонных работах принимать участие и в качестве руководителя бригады, осуществлявшей все операции по производству глубинного ядерного взрыва, и в качестве заместителя председателя Государственной комиссии, осуществлявшей руководство всеми мероприятиями по обеспечению условий для успешного и безопасного проведения этих работ.

На станцию Каган, что под Бухарой, наш железнодорожный спецэшелон прибыл в 10 утра. Расчет был такой, чтобы в 15–16 часов прибыть на станцию Карши, засветло разгрузиться на закрытом железнодорожном тупике и в темное время проехать через город к месту назначения. Но кому-то из сверхбдительных стражей государственных секретов пришло в голову продержать наш эшелон в Кагане весь день, привлекая тем самым внимание зевак. Затем, к ночи нас доставили на станцию Карши и при свете огромного количества прожекторов, освещавших место разгрузки со всех сторон, заставили разгружаться. Опасности нас подстерегали на каждом шагу: со всех сторон в глаза бьют мощные фонтаны света, под ногами ничего не видно, того и гляди, автомобиль свалится с платформы. Работать пришлось с огромной предосторожностью, чтобы обойтись без ЧП. Ночная разгрузка заняла почти восемь часов (днем эту операцию можно было бы завершить максимум за полтора часа). Готовность к движению своим ходом была достигнута к семи утра, когда совсем рассвело и оживилось движение на улицах города. Мощная иллюминация на станции разгрузки привлекла большое количество зевак: «Что тут происходит?», ведь никогда местные жители такого не видели. В довершение всего, переусердствовавшая милиция перекрыла на многие часы дорогу на всем протяжении семидесяти километров, вследствие чего весь путь нам пришлось ехать в сопровождении недоуменных взглядов огромной массы людей, ехавших в город и из города на автомашинах и повозках, запряженных ослами и вдруг остановленных на обочинах дороги.

Таким образом, режимное рвение создало рекламу нашему приезду. Впоследствии мы в течение многих дней слышали возбужденные пересуды людей в самом городе Карши и окружающих его поселках: что за невиданная техника прибыла в их край, с какой целью, что может произойти в ближайшие дни?

Эти неумные действия местных спецслужб нас очень обескуражили, создали весьма тяжелую обстановку для работы. Это послужило солидным уроком: чтобы в дальнейших работах не получилось подобного, в рекогносцировочных поездках нам необходимо было предписывать местным спецслужбам свои мероприятия по обеспечению скрытости от местного населения проводимых работ.

Итак, после тяжелейших ночных разгрузочных работ и семидесятикилометрового пробега, вся техника и личный состав прибыли к месту назначения. Техника была расставлена на специально обустроенной и огороженной площадке, сдана под охрану, а личный состав размещен в жилом городке, сооруженном для проживания вахт буровиков. После ознакомления всех специалистов рабочей бригады с готовностью объектов и обустройств к работам и заслушивания на заседании Государственной комиссии сообщения о степени готовности боевой скважины начались работы по подготовке к работе аппаратуры дистанционного управления подрывом заряда, аппаратуры контрольных измерений и техники для тренировочного опускания макета заряда в боевую скважину на заданную глубину.

Опускание в скважину макета заряда преследовало следующие цели:

— отработать технологию подвески боевого заряда к спускной колонне (спуск заряда предусматривался на буровых трубах 0 140 мм) и самого спуска до заданной отметки;

— на протяжении всей скважины произвести замеры фактических величин давления и температуры;

— проследить за состоянием кабеля управления при воздействии на него фактических температур и давлений.

Не питая больших надежд на то, что обычный кабель в резиновой изоляции может сохранить свою работоспособность в столь экстремальных условиях, нами для этих работ был заказан на ташкентском кабельном заводе специальный кабель с фторопластовой изоляцией и бронированный снаружи двухслойным повивом стальной проволоки.

Спуск макета на глубину 2450 м с кабелями в резиновой и фторопластовой изоляции, выдержка его в завешенном состоянии в течение двух суток и последующий подъем показали:

— давление в буровом растворе на заданной глубине составило 600 атмосфер, температура +103 °C;

— резиновая изоляция кабеля на уровне 300 м от нижней отметки потеряла свои свойства, кабель вышел из строя, фторопластовая изоляция своих свойств не утратила. По этому кабелю получена полностью информация о давлении и температуре;

— специально разработанные гермовводы, соединяющие электрические цепи бортовой аппаратуры с кабелем, испытания выдержали;

— герметизирующие прокладки в стыках силового корпуса макета свое назначение выполнили.

Итак, спуск макета осуществлялся на буровых трубах, заранее состыкованных в свечи по три трубы каждая и установленных на буровой установке.

Схема глушения газовых перетоков на Памукском месторождении

Кабель управления и контроля, заранее отмеренный нужной длины и намотанный на специальные барабаны, установленные на подставки, разматывался под тяжестью спускной колонны через установленные на буровой установке блоки. Во избежание провисания его под действием собственного веса, привязывался к колонне пеньковой бечевой (шкимкой) через 4–5 метров. Чтобы на изгибах скважины спускная колонна не касалась обсадной трубы и своим весом не раздавила кабель, на свечах, через одну, приваривались центраторы — четыре перпендикулярно расположенные друг к другу полусферические стальные пластины толщиной 10–15 мм.

В процессе опускания боевого заряда в скважину, как и при опускании макета, через каждые 150–200 м производились замеры температуры, давления, состояния электрических цепей бортовой аппаратуры, состояния узлов ядерного заряда и герметичности силового корпуса.

По достижении ядерным зарядом заданной глубины вся колонна опускной трубы завешивалась с помощью элеватора на роторе буровой машины. После чего на оголовок спускной трубы был навинчен раструб, через который затем был бы закачан на глубину 2000 м цементный раствор, который надежно загерметизировал бы боевую скважину. В течение всего времени до момента взрыва ядерного устройства регулярно велись замеры температуры, давления, состояния электрических цепей бортовой аппаратуры и узлов ядерного заряда.

Перед самым началом заключительных операций, предшествующих опусканию ядерного заряда в скважину, вдруг обнаружилась серьезная недоработка в исследовании физического состояния заряда в условиях бесконечной толщины отражателя нейтронов, то есть бетонного оголовка скважины, армированного четырьмя концентрически расположенными стальными трубами. В документах, имеющихся в наличии, изменение величины коэффициента размножения нейтронов при спонтанном делении в условиях бесконечного размера отражателя, определено лишь расчетом. Специальной экспериментальной проверки из-за отсутствия времени проведено не было.

Наш запрос в Главное управление — как поступать дальше, можно ли полагаться на результаты расчета, не подтвержденные экспериментом, — в Москве вызвал переполох.

Начальником главка было высказано паническое предположение: при опускании заряда в скважину вследствие наличия мощного отражателя нейтронов резко может уменьшиться подкритичность активного вещества, поднимется температура, которая может привести к взрыву метательного заряда ускорительного устройства, при этом произойдет ядерный взрыв прямо в устье скважины.

Были даны указания прекратить все работы. В срочном порядке для рассмотрения сложившихся обстоятельств и принятия нужных решений к нам прибыли заместитель министра А. Д. Захаренков, заместитель научного руководителя института Ю. А. Зысин и начальник отдела нейтронных измерений Л. Б. Порецкий. Никто из специалистов-физиков, ни Зысин, ни Порецкий, не решались опровергнуть домыслы начальника главка Г. А. Цыркова. Все сомневались в достоверности расчетных данных и склонялись лишь к одному: нужна экспериментальная проверка коэффициента размножения нейтронов при помещении заряда в отражатель. Нужно заряд везти домой. А это мероприятие огромных объемов, причем в канун первомайских праздников, и потеря не менее двух месяцев. А что делать в это время рабочей бригаде, насчитывающей только командированных около сорока человек, да столько же местных специалистов из буровых бригад?

Тогда мною было предложено простое решение из создавшейся, казалось бы, безвыходной ситуации — эксперимент по определению коэффициента размножения нейтронов произвести здесь, в полевых условиях, благо аппаратура для нейтронных измерений была в наличии.

Итак, в удалении приблизительно 2 км от рабочих и жилых площадок нужно соорудить подобие оголовка скважины, но не врезаясь в грунт, а на поверхности, а затем бетонный, армированный трубами оголовок скважины высотой 2,5 м с боков засыпать двухметровым слоем земли. Над устьем импровизированной скважины соорудить подобие виселицы и через укрепленный на ней блок на канате спускать ядерный заряд, в который вместо аппаратуры управления подрывом вмонтировать нейтронные датчики.

Опускание заряда в скважину производить лебедкой, обеспечивающей скорость опускания 1 см/с. Для обеспечения скорости опускания до 1 мм/с, в случае резкого возрастания коэффициента размножения нейтронов, в канат монтируется микронометрический винт, который обеспечит нужный режим опускания при застопоренной лебедке. Для обеспечения безопасности личного состава в случае повышенного нейтронного излучения между лебедкой и имитацией скважины воздвигается земляной вал толщиной в 3 м.

Около лебедки за защитным земляным валом устанавливается комплект регистрирующей нейтронный поток аппаратуры, показания которой постоянно визуально фиксируются по мере опускания заряда в скважину и по этим показаниям определяется скоростной режим опускания.

Предложенная технология проведения критмассовых измерений в полевых условиях была рассмотрена на совещании специалистов-физиков и на заседании государственной комиссии, единогласно одобрена и утверждена заместителем министра Министерства среднего машиностроения А. Д. Захаренковым. Надо отдать должное руководству объединения «Каршигазразведка» и коллективу буровой бригады, оперативно соорудившим по нашим эскизам имитацию оголовка скважины со всем необходимым обустройством. К первомайским праздникам 1968 года экспериментальное сооружение было готово.

Председателем госкомиссии Борисом Васильевичем Литвиновым для всего коллектива экспедиции и буровой бригады 1 и 2 мая были объявлены праздничными днями. На 1 мая назначен митинг, праздничный обед и увеселительные мероприятия на основе самодеятельности. Выезд в областной центр и прилегающие поселки, во избежание эксцессов, был запрещен. Отдых в праздничные дни прошел весело и непринужденно. Послепраздничные дни были объявлены также днями отдыха для всех, кроме участников эксперимента по критмассовым измерениям на импровизированной установке.

Первые результаты измерений величины коэффициента умножения нейтронов в заряде при отсутствии отражателя в завешенном над оголовком скважины устройстве показали, что все опасения наши были напрасными. Если расчеты подкритичности заряда без отражателя давали значения коэффициента умножения равным 5, результаты измерений показали значение 2,6.

В процессе опускания устройства в скважину, являющуюся отражателем бесконечных размеров, коэффициент умножения нейтронов возрастал очень медленно при скорости опускания с помощью лебедки 1 см/с, и достиг максимального значения 2,8, когда центр заряда был опущен на глубину скважины более полутора метров. К микронометрическому винту прибегать не было необходимости.

Таким образом, возникшая волнующая ситуация есть результат пренебрежительного отношения к полной экспериментальной проверке всех характеристик (и газодинамических, и физических, и механических и т. д.) вновь разрабатываемых ядерных зарядов — даже в условиях ограниченности времени, и чрезмерное упование на теоретический расчет! В данном случае, когда дело дошло до выдачи гарантии надежной подкритич-ности заряда при помещении его в скважину, такую гарантию в письменном виде отказались выдать и расчетчики-теоретики и экспериментаторы физики-ядерщики (ведущие специалисты в этом — Ю. А. Зысин и Л. Б. Порецкий — засомневались в правильности своих выводов). Эксперимент, проделанный на импровизированной «физической» установке, все сомнения снял. Но на это было потеряно три недели.

Итак, обустройство боевой скважины, технология подготовки к боевому применению ядерного заряда, технология спуска (на макете) его в скважину, замер истинных величин давлений, температуры, и агрессивность бурового раствора на отметке закладки заряда проверены, проверена ядерная безопасность заряда, подготовлена и проверена аппаратура управления подрывом и аппаратура физических измерений.

По докладам всех служб, готовивших весь комплекс мероприятий, связанных с проведением глубинного камуфлетного ядерного взрыва, и по представлению заключений государственная комиссия приняла решение о проведение эксперимента.

Окончательная подготовка ядерного устройства, подвеска его к опускной колонне и начало спуска в скважину было назначены на утро 12 мая 1968 года.

Весь комплекс работ прошел по заранее разработанной и проверенной на макете технологии. Спуск ядерного устройства на отметку 2450 м прошел без каких-либо осложнений и занял почти сутки беспрерывной работы. Завес колонны произведен на роторе буровой установки с помощью элеватора. На оголовок последней трубы спускной колонны навинчен раструб с задвижками. Через этот раструб и должно было производиться заполнение скважины цементным раствором от глубины 2000 м до устья скважины. Для беспрерывной и возможно кратковременной закачки цементного раствора к скважине было подведено пятнадцать цементосмесительных агрегатов, которые были включены в одну кольцевую трубу, соединенную с раструбом спускной колонны. Количество смесительных агрегатов определялось так, чтобы их суммарной емкости хватило бы для заполнения скважины цементным раствором на глубину 2000 м.

И вот, по команде главного инженера треста «Каршигазраз-ведка» вся эта армада агрегатов заработала, создавая невообразимый рокот. В течение часа с небольшим скважина была заполнена до устья цементным раствором. Теперь необходимо выждать трое суток, пока цементный раствор в скважине затвердеет и наберет прочность 100 кг/см².

На следующий день, после окончания цементирования скважины, госкомиссией назначено проведение генеральной репетиции, цель которой — на практике отработать технологию взаимодействия всех служб при выполнении заключительных операций, включая и мероприятия по обеспечению безопасности всего личного состава, участвующего в эксперименте, а также безопасности жителей ближайших селений при возможном сейсмическом воздействии при взрыве.

Результаты генеральной репетиции дали основание государственной комиссии принять решение произвести взрыв ядерного устройства, помещенного в скважину на глубину 2450 м и загерметизированного цементной пробкой, набравшей к этому времени необходимую прочность, утром 16 мая 1968 года.

Все заключительные операции по подготовке к взрыву прошли согласно разработанной технологии без каких-либо осложнений.

В назначенный момент была включена автоматическая система управления взрывом и аппаратурой измерительного комплекса и произведен ядерный взрыв. По ощущению сейсмического воздействия взрыва на наблюдательном пункте, расположенном в 4,5 км от эпицентра, мощность взрыва была порядка 30–40 кт ТНТ, что соответствовало нормальному срабатыванию заряда. Это был первый ядерный заряд работоспособный при температуре +100 °C.

Обследование боевой скважины и буровой установки над ней показало:

— выброса радиоактивных продуктов взрыва не произошло, камуфлетность взрыва обеспечена полностью;

— все агрегаты буровой установки выдержали сейсмическое воздействие мощного подземного ядерного взрыва, поломок не обнаружено;

— по первым визуальным наблюдениям мощность газового фонтана через час после взрыва не уменьшилась, также наблюдалось образование девяти убывающих по размерам газовых пузырей, периодически повторяющихся, но замечено, что интервалы между появлениями пузырей увеличились на 5 секунд;

— по наблюдению дозиметрической службы, примерно через полчаса зафиксирован выход вместе с газом радиоактивных благородных газов, доза которых постепенно возрастала и к концу третьего часа достигла 200 мР/ч, затем последовал постепенный спад.

Воздушная служба дозиметрии с помощью самолета до конца дня следила за распространением радиоактивного газа и его концентрацией. Результат наблюдений: опасных радиоактивных концентраций ни на земле, ни в воздухе не образовалось.

Анализ записей контрольной аппаратуры показал, что все узлы ядерного устройства сработали без отклонений от нормы, мощность взрыва составила 43 кт ТНТ, температура внутри силового корпуса ядерного устройства на момент взрыва равнялась +103 °C, давление окружающей среды 600 атм.

К концу дня количество монотонно убывающих по размеру газовых пузырей уменьшилось с 9 до 7, а через сутки — до 4, а интервалы между появлениями пузырей увеличились почти вдвое.

Таким образом, по результатам суточных наблюдений можно было констатировать, что аварийная скважина перехвачена взрывом, а продолжающееся еще извержение газа происходит

из водоносных горизонтов, где газ вытесняется пластовым давлением воды; что ядерный взрыв не создал опасной радиоактивной обстановки даже вблизи аварийной скважины.

Негативных последствий сейсмического воздействия на жилые строения не отмечено. Все буровые установки, расположенные вблизи эпицентра, не потеряли своей работоспособности.

Через трое суток можно было, визуально наблюдая, констатировать, что аварийная скважина надежно заглушена: теперь уже просматривались по 3–4 пузыря, убывающих по размерам, а интервалы между их появлениями увеличились почти до минуты и размеры этих пузырей значительно сократились, а уровень воды в водоеме, через который происходило истечение газа, уменьшился на 1 м. Все эти явления зафиксированы на кинопленку и приложены к акту по выполнению поставленной задачи — обуздать разыгравшуюся стихию. Так закончился второй эксперимент по глушению аварийных газовых фонтанов с помощью глубинных ядерных взрывов.

К вышесказанному следует добавить, что в нашем институте, параллельно с разработкой конструкции самого ядерного устройства и его полигонными испытаниями, велись на моделях взрывные работы по пережатию обкатанных стальной трубой скважин в соляном пласте. Такие модельные эксперименты проводились в лабораторных условиях, а более масштабные эксперименты проводились в массивах березниковских залежей калийных солей в отработанных штольнях, для чего по согласованию с руководством Березниковского химического комбината специально командировалась группа наших специалистов во главе с начальником отдела В. К. Орловым.

В результате модельных исследований установлено, что для надежного пережатия скважины, обкатанной стальной трубой в соляном массиве, при расстоянии центра взрыва от скважины не более 70 м, потребуется мощность взрыва не менее 30 кт ТНТ.

Это заставило конструкторов и физиков пересмотреть первоначальную конструкцию заряда с термоядерным усилением, направленную на увеличение полученной в полигонных испытаниях мощности примерно в 2 раза. Как показали результаты измерений мощности при взрыве на Памукском месторождении, усиление мощности произошло в 2,5 раза. Кроме модельных экспериментов по выбору условий эффективного действия ядерного взрыва, научным сотрудником нашего института Н. И. Шишкиным велись теоретические расчеты по определению величин деформаций соляного пласта на различных расстояниях от центра взрыва. Из этих расчетов также следовало, что при расстоянии центра взрыва от оси скважины в 70 метров для надежного ее схлопывания ударной волной мощного взрыва необходима мощность 30 кт ТНТ. Расчет подтвердил результаты модельных экспериментов.

Глава 3. Дальнейшее развитие идеи использования ядерных взрывов в мирных целях

Первые эксперименты по использованию ядерных взрывов в мирных целях, проведенные по инициативе и при непосредственном участии Е. П. Славского, даже в условиях весьма ограниченной информации вызвали повышенный интерес многих министерств и ведомств.

Первым из министерств, выступившим с инициативой использования ядерных взрывов для создания каналов, было Минэнерго, разрабатывавшее в это время проект переброски вод реки Печоры в реку Колву (далее в реки Вишеру, Каму и Волгу).

По предложению Минэнерго Советом Министров СССР 24 июня 1966 года принято постановление, в соответствии с которым Минэнерго и Минсредмаш были обязаны в I квартале 1967 года представить проектное задание на использование ядерных взрывов для создания Печоро-Колвинского канала. Минсредмашем предложение Минэнерго было поддержано и приказом министра от 2 сентября 1966 года Главному управлению опытных конструкций было предписано:

— определить организацию, которая примет активное участие в разработке проектного задания;

— ускорить разработки по созданию «чистого» термоядерного заряда с регулируемой мощностью взрыва от 20 до 200 кт ТНТ;

— включить в план КБ автотранспортного оборудования (КБ АТО) на 1967–1968 годы разработку подвижных средств по хранению, перевозке, подготовке к боевому применению и опусканию в скважину ядерных зарядов, а также по размещению в них аппаратурных комплексов управления подрывом и измерения отдельных параметров ядерных взрывов;

— в КБ АТО создать подразделение по эксплуатации разрабатываемых им подвижных средств.

Поскольку интерес к использованию ядерных взрывов появился во многих других министерствах, работы эти из разряда экспериментальных перешли в разряд промышленно-серийных. Потребовалось создание организации в рамках Главного управления опытных конструкций, которая осуществляла прямую связь с заказчиком, проектировщиком и серийным заводом-изготовителем зарядов и организовывала проведение самих взрывов. Институту приборостроения, который полным ходом вел разработку «чистых» термоядерных зарядов и в феврале 1966 года успешно провел испытание принципиальной конструкции такого заряда, предписывалось к началу 1968 года закончить отработку «чистого» заряда для проведения экспериментального группового взрыва на трассе Печоро-Колвинского канала.

Для проверки идей создания траншеи канала групповым взрывом ядерных зарядов, приказом от 24 марта 1967 года министром предписано провести осенью на Семипалатинском полигоне два подземных взрыва на выброс с использованием серийных ядерных зарядов малой мощности: один — одиночный, другой — групповой из трех таких же одинаковой мощности зарядов.

Такой эксперимент с одиночным и групповым взрывом ядерных зарядов произведен 19 октября и 12 ноября 1967 года. Серийные заряды, эквивалентные мощности взрыва 0,2 кт ТНТ, закладывались в скважину на глубину 31 м. В групповом взрыве скважины располагались в 50 м друг от друга.

В результате взрыва одиночного заряда образовалась воронка диаметром по начальной поверхности 120 м и глубиной 20 м, высота вала вокруг воронки 10 м, диаметр ее по гребню 140 м.

В групповом взрыве из трех ядерных зарядов образовалась траншея длиной 150 м, шириной около 60 м и глубиной 20 м. Высота гребня вала 10–15 м. Траншея, образовавшаяся после взрыва, имела правильные формы с крутопадающими склонами и почти плоским дном — прекрасный резервуар для хранения воды.

Радиационная обстановка в траншеях после взрыва не изучалась (не было такой необходимости), а результаты наблюдений радиационной загрязненности в следе выброшенных пыли и газа показали, что загрязнение атмосферы и выпадение радиоактивности в несколько десятков раз меньше, чем в воздушных взрывах таких же зарядов. Несмотря на то, что радиационная обстановка после подземных взрывов на выброс не опасна, при массовом применении таких взрывов опасная ситуация может возникнуть. Значит необходимо ускорить разработку чистых от осколков деления термоядерных зарядов.

Проведенный эксперимент с взрывом на выброс на реке Чаган убедительно продемонстрировал возможность эффективного строительства плотин и создания водоемов-аккумуляторов талых вод, так необходимых в засушливое время лета в степных районах Казахстана и других регионах страны.

Тщательное обследование образовавшегося водоема на реке Чаган, водорослей, рыб и растительности на прилегающих к водоему земельных угодьях показали отсутствие вредных последствий ядерного взрыва, в то же время, как уже отмечалось, заметно изменились климатические условия, появилась возможность организовать орошаемое земледелие.

Результаты этого эксперимента заинтересовали семипалатинское партийное и советское руководство, которое обратилось к Минсредмашу с предложением таким же способом соорудить плотину в верхнем течении реки Чаган. Предложение было принято и приказом министра от 4 мая 1967 года поручено Главному управлению провести в срочном порядке рекогносцировочное обследование места предполагаемых взрывных работ, выдать техническое задание на проектирование объекта эксперимента и изготовить в первом квартале 1968 года два «чистых» заряда, необходимой, согласно проектным данным, мощности.

Район верхнего течения реки Чаган, расположенный примерно в 100 км южнее места первого взрыва на выброс, — интереснейший уголок природы — спокойная ровная степь вдруг продолжается двумя почти параллельно простирающимися на юг горными хребтами. Между хребтов природой создана красивейшая долина, ширина которой на протяжении обследованных нами 20 км меняется от 2 до 5–8 км. И по этой долине, извиваясь в густой кустарниковой растительности, проходит русло реки Чаган. Как таковой реки (а это было в июне месяце) не было, были лишь отдельные небольшие водоемы шириной 5—10 м и длиной 30—100 м, причем с весьма чистой водой. Они чередовались по руслу реки через 200–300 метров. Что интересно, хотя эти водоемы между собой не были соединены, течение воды в них явно наблюдалось — брошенный плавающий предмет в начале водоема неизменно медленно двигался к концу водоема. Видимо они соединялись между собой подземными течениями. И что еще интересно: в некоторых водоемах плавали рыбы.

Выход долины в степь венчала могучая сопка диаметром у основания порядка полукилометра и высотой 100–120 метров. Сопка эта разделяла русло реки на два. Так вот, в долине между началом двух горных хребтов и громоздящейся посредине горной сопкой само собой напрашивалось воздвигнуть земляные дамбы с помощью двух ядерных взрывов, которые замкнут горное кольцо и создадут прекрасный бассейн для хранения талых вод, которые до сих пор скатываются в Иртыш в течение 2–3 недель, принося лишь разрушения. Созданное таким образом водохранилище успешно решит проблему оросительного землепользования Абайского района Семипалатинской области.

В соответствии с генеральной схемой использования водных и земельных ресурсов Казахской ССР, Минводхоз СССР разрабатывал проект создания гидроузла на реке Кулуджун в Самарском районе Восточно-Казахстанской области. Минводхоз предложил создание плотины для этого гидроузла осуществить с помощью подземных ядерных взрывов на выброс. Минсредмаш поддержал это предложение и своим приказом министр Е. П. Славский поручил принять участие в разработке ТЭО, проектного задания, провести модельную отработку технологии сооружения плотины водохранилища и в первом квартале 1974 года начать взрывные работы на месте.

Огромная территория, простирающаяся от реки Сыр-Дарья до реки Аму-Дарья с востока на запад и от линии Са-марканд-Навои-Бухара до Арала с юга на север, называется у нас пустыней Кызыл-Кум. На самом деле это не совсем пустыня. Песчаные, бывшие когда-то подвижными, барханы буйно поросли зарослями карагача и какими-то травами, каких не встретишь нигде, кроме как в Кызыл-Кумах. Эти травы, оказывается, являются специфическим кормом для каракулевых овец, на других травах или комбикормах, когда в период зимнего бесснежья травостой становится весьма бедным, каракуля нужного качества не получается.

Исходя из опыта на реке Чаган, ПромНИИпроектом предложено создать с помощью мощного подземного ядерного взрыва в центре Кызыл-Кума водоем больших объемов, который должен изменить микроклимат в прилегающей округе и создать благоприятные условия для устойчивого произрастания трав даже в сильно засушливые годы. Создание такой емкости с помощью мощного взрыва предлагалось произвести на границе одного из огромных подземных естественных хранилищ грунтовых вод, каких в Кызыл-Кумах немало. Грунтовые воды, которые залегают на глубине 10–15 м, и заполнят котлован, образованный взрывом.

Это подземное водохранилище, на базе которого предполагалось соорудить искусственное озеро, находилось в 50 км южнее города Уч-Кудук и в 50 км западнее только что начавшего строиться города Зарафшан.

Этот район неглубокого залегания огромного количества грунтовых вод и является районом густо расположенных поселений казахов-овцеводов, узбеков в Кызыл-Кумах нет, хотя эта территория относится к Узбекской ССР. Жильем скотоводов здесь служит юрта, транспортом — лошадь, а топливом — корни карагача. Кстати, весьма любопытное растение Кызыл-Кумов — саксаул. Крона этого растения выглядит как густо растущий кустарник с очень жидкими ветвями, а корни толщиной 8—10 и более сантиметров, причем, весьма извилистой формы, распространяются вглубь почвы до 15 м. Сухие корни — прекрасное топливо, образующиеся после сгорания угли очень долгое время тлеют, излучая большое количество тепла.

Во время рекогносцировочной поездки в этот район мы удачно попали на празднество и были свидетелями национального сабантуя и спортивного соревнования всадников, так называемого козлодрания. Затем мы очень любезно были приглашены гостеприимными казахами в юрту на чай с национальными кушаньями.

Здесь мы еще раз убедились, что цивилизация казахского народа, можно сказать, совершенно не коснулась. Как и многие сотни лет назад, они живут старыми традициями, в условиях ничуть не отличающихся от древних времен.

Такое же положение казахов мы много лет наблюдали и в окрестностях Семипалатинского полигона. Создавалось впечатление, что власти и не помышляют изменить хоть сколько-нибудь жизнь казахской глубинки к лучшему. Все застыло на древнейшем уровне.

Первые экспериментальные ядерные взрывы в мирных целях и научно-исследовательские разработки лабораторий ПромНИИпроекта, возглавляемые К. В. Мясниковым, привлекли внимание многих министерств и ведомств. В Совмин СССР последовало много обращений с предложениями решить отраслевые проблемы с помощью мирных ядерных взрывов.

Среди остро стоящих в конце 60-х годов проблем, требующих быстрого и эффективного решения, следует отметить основные:

1. Создание подземных емкостей для временного складирования жидких углеводородов (конденсатов), сопутствующих газовых залежей.

Отсутствие таких емкостей и невозможность оперативного прокладывания трубопроводов на перерабатывающие заводы вынуждают добытчиков топливного газа сжигать сопутствующий конденсат десятками и сотнями тонн в сутки. То же самое происходит и у нефтяников, они сотнями тысяч кубометров сжигают попутный газ. Это варварство существует только в нашей стране.

2. Создание на глубинах более 2 км мощным взрывом коллектора большой приемистости для закачки вредных жидких отходов химических производств.

До сих пор единственной технологией обезвреживания опасных для всего живого отходов химпроизводств является биологическая очистка, которая требует отчуждения больших земельных участков, много времени и больших материальных затрат. Довольно часто эти очистные сооружения отказывают в работе, происходит непреднамеренный сброс вредных веществ в бассейны рек и массовое отравление рыб, да что рыб — и людей тоже. На некоторых химзаводах производится преднамеренный дозированный сброс вредных отходов, а иногда эти дозы становятся не регулируемыми, и так же происходит массовое отравление всего живого.

Принудительная закачка в пористые (к примеру, известняки) глубинные пласты вредных отходов химпроизводств может полностью решить проблему защиты природы от пагубного воздействия вредных отходов. Интенсивной закачке жидких отходов поможет коллектор большой приемистости, который можно создать мощным взрывом.

3. Дробление монолитных залежей полезных ископаемых воздействием мощной ударной волны, создаваемой ядерным взрывом в нерудном теле, расположенном по соседству с рудным пластом.

Например, апатитовые руды залегают в горном массиве мощным пластом и для извлечения их пласт требуется дробить взрывом зарядов химических ВВ, закладываемых в предварительно пробуренные в рудном теле шурфы. Такая технология требует больших затрат по времени, что приводит к удорожанию добываемого минерала. Взрывом большой мощности предполагается провести дробление огромного массива рудного тела.

4. Сооружение земляных дамб методом вспучивания при подземном ядерном взрыве для создания хвостохранилища алмазного производства.

Применяемая в 70-х годах XX века технология отделения алмазных россыпей от пустой породы не позволяла извлекать из пульпы алмазные кристаллы размером в несколько долей миллиметра, поэтому эта пульпа складировалась до лучших времен в так называемых хвостохранилищах, устраиваемых по соседству с обогатительной фабрикой в виде запруды малой речушки, протекающей в ближайшем горном распадке. Вблизи фабрики № 11 объединения «Якуталмаз» алмазной трубки «Удачная» такой распадок имеет ширину до 2 км, а грунт на дневной поверхности скальный. С помощью бульдозера нагрести двухкилометровую дамбу в скальном грунте не представлялось возможным, поэтому и обратились к технологии использования ядерного взрыва, которую разработали и предложили к применению в ПромНИИпроек-те. Предварительно эта технология была опробована в том же районе, близ «Удачной», с использованием глубинного взрыва обычного химического ВВ. Результаты были получены вполне обнадеживающие.

5. Сейсмическое зондировании земной коры.

Использование подземных ядерных взрывов с этой целью — одно из самых многообещающих. Оно позволило бы геофизикам определялять районы и условия залегания полезных ископаемых, в частности — углеводородов или тяжелых металлов.

Одним из энтузиастов использования мощных подземных ядерных взрывов для сейсмического зондирования был руководитель организации * Спецгеофизика» при Мингео СССР Евгений Александрович Попов. Сильные ударные волны, создаваемые в земной коре при подземном ядерном взрыве, распространяются, не затухая, на большие расстояния, и, отражаясь от основания фундамента земной коры, надежно регистрируются приборами на дневной поверхности. Таким образом, ядерные взрывы в сейсмическом зондировании позволят не только значительно увеличить темпы и объемы исследований, но и повысить разрешающую способность самого метода и качество измерений.

Как видно, с помощью подземных ядерных взрывов предстояло решить множество народно-хозяйственных задач, а само производство ядерных взрывов из разряда экспериментальных перешло в разряд промышленных.

Поначалу уже просматривалось ежегодное проведение более десяти ядерных взрывов, а из этого следовала необходимость создания специально профилированной организации, специалисты которой, оснащенные необходимой техникой, будут обеспечивать полный цикл работ, начиная с разработки ТЭО, проекта, постоянного взаимодействия с заказчиком, заказа в серийном производстве ядерного заряда, его доставки на место производства, заканчивая самим произведением взрыва с обеспечением всех мер техники безопасности личного состава, участвующего в заключительных мероприятиях, населения близлежащих селений и промышленных объектов, выпуском отчетной документации.

Казалось бы, самым разумным вариантом было создание такой организации на базе институтов экспериментальной физики или приборостроения (ныне ВНИИЭФ и ВНИИТФ), имеющих для этих целей готовых, с большим опытом и теоретическими знаниями специалистов. Однако же руководство министерства, по непонятным соображениям, распорядилось по другому — такая организация была создана на базе подмосковного КБ автотранспортного оборудования, которое к этому времени имело высококвалифицированные кадры конструкторов и соответствующее опытное производство, специализировавшееся на разработке подвижных средств для хранения, перевозки и обслуживания ядерных боеприпасов. Специалистов по эксплуатации ядерных устройств это КБ не имело.

По результатам анализа первых экспериментальных ядерных взрывов на нефтяных месторождениях и проектно-исследовательских работ Миннефтепром и Минсредмаш представили в правительство программу проведения последующей серии ядерных взрывов на 1968–1970 годы. Это предложение было рассмотрено и одобрено Постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР от 14 августа 1968 года. На основании этого постановления приказом министра Б. П. Славского от 10 сентября 1968 года институты экспериментальной физики и приборостроения обязаны передать конструкторскую документацию на ядерные заряды, предназначенные для народнохозяйственных целей, серийному заводу. Этим же приказом в КБ АТО создается военно-сборочная бригада (ВСБ), в задачу которой входит проведение ядерных взрывов на объектах народного хозяйства.

Одновременно утверждается план проведения на Осинском нефтяном месторождении двух ядерных взрывов в III и IV кварталах 1968 года и на Старо-Казанковском нефтяном месторождении Башкирской АССР трех ядерных взрывов во II и III кварталах 1970 года с целью интенсификации добычи нефти; одного ядерного взрыва на Совхозном газовом месторождении во II квартале 1969 года и двух взрывов на Дедуровском газовом месторождении (оба в Оренбургской области) с целью создания емкостей в соляных отложениях для временного складирования газоконденсата.

Совместным решением Миннефтехимпрома, Минхим-прома и Минсредмаша принимается программа производства серии глубинных ядерных взрывов на 1970–1971 годы с целью создания коллекторов большой приемистости для закачки вредных отходов нефтехимического и химического производств: Салаватского и Ново куйбышевского нефтехимических комбинатов, Уфимского нефтеперерабатывающего завода им. XXII партсъезда и Стерлитамакского содово-цементного комбината.

Приказом Е. П. Славского от 14 августа 1969 года создается рекогносцировочная комиссия, в задачу которой входило на месте с руководством заинтересованных предприятий разработать мероприятия и условия проведения глубинных ядерных взрывов. Этим же приказом КБ АТО поручается проведение всех подготовительных и заключительных операций, связанных с производством глубинных ядерных взрывов, для чего начальнику и главному конструктору КБ АТО С. П. Попову приказано: «…Создать подразделение специалистов, включая и ВСБ, по сборке и подрыву ядерных зарядов. До 15 октября 1969 года представить для утверждения положения о взаимодействии с ВНИИЭФ и ВНИИП».

С появлением этого приказа круто и не в лучшую сторону изменилась и моя жизнь. Судьба уготовила на мою долю новые испытания, новое направление деятельности, совсем не похожее на то, на которое ушло 22 с лишним года моей жизни, новый рабочий коллектив с традициями, совсем не похожими на наши.

Глава 4. Создание организации по производству промышленных ядерных взрывов

Еще в сентябре 1966 года, предполагая перевод подземных ядерных взрывов в мирных целях на промышленную основу, приказом министра Минсредмаша в планы КБ АТО на 1967–1968 годы включены разработки подвижных средств, которые позволят полностью автономно обеспечивать подготовку и осуществление ядерных взрывов.

Как правило, в целях обеспечения сейсмической безопасности объект производства ядерного взрыва выбирается на максимальном удалении от жилых и промышленных строений, где полностью отсутствуют средства коммуникации, необходимые для работы технологического оборудования и жизнеобеспечения личного состава, где отсутствуют какие-либо стационарные сооружения для размещения технологического оборудования и укрытия личного состава, куда порой нет совершенно никаких дорог для транспортных средств. Добраться туда можно только вертолетом.

Поэтому технологическое оборудование, которое предстояло разработать КБ АТО, должно было быть мобильным и размещаться в специальных кузовах на шасси автомобилей высокой проходимости или компоноваться в специальных контейнерах и транспортироваться вертолетами.

Комплект технологического оборудования для обеспечения полного цикла подготовительных и заключительных операций должен содержать:

— сборочный стенд с комплектом технологической оснастки и инструмента;

— комплект аппаратуры дистанционного управления подрывом ядерного заряда;

— комплект аппаратуры для осуществления контроля и документальной регистрации некоторых параметров ядерного взрыва и работы отдельных элементов заряда.

Комплект технологического оборудования, размещаемого на шасси автомобилей высокой проходимости, должен также

содержать крановое хозяйство, необходимое для перегрузочных и сборочных работ с ядерным зарядом, устройство для опускания заряда на канате в скважину и кабельные коммуникации. Автомобильные шасси должны быть оборудованы специальными кузовами, в которых поддерживаются нормальные климатические условия в любое время года и во всех регионах Советского Союза. Для этих целей автомобиль должен быть оборудован нагревательным устройством, кондиционером и генератором электроэнергии с приводом от собственного двигателя.

Для обслуживания всего этого комплекса подвижных средств в КБ АТО необходимо было создать подразделение специалистов. Для обслуживания ядерных зарядов при их использовании по назначению согласно приказу министра от 10 сентября 1969 года в КБ АТО должна была быть создана военно-сборочная бригада (ВСБ).

К середине 1969 года становится очевидным, что объемы планируемых работ на ближайшие годы по производству глубинных ядерных взрывов по заказам различных ведомств потребуют большого отвлечения от основных задач людских ресурсов институтов экспериментальной физики и приборостроения, так как военно-сборочной бригаде, создаваемой в КБ АТО, эти объемы окажутся непосильными.

Требовалось создание специализированной, с солидным возможностями организации, которая могла бы самостоятельно и в больших масштабах осуществлять весь цикл работ, связанных с использованием ядерных взрывов, начиная с момента разработки ТЭО и ПЗ и заканчивая производством самих взрывов и выпуском отчетной документации. Такая организация с минимальными издержками могла бы быть создана, как уже отмечалось выше, на базе ВНИИЭФ или ВНИИП, но приказом министра от 14 августа 1969 года создание ее решено было произвести на базе КБ АТО, для чего начальнику и главному конструктору С.П. Попову поручалось формирование необходимого контингента специалистов, комплектование технологических подразделений и разработка «Положения о взаимоотношениях с ВНИИЭФ и ВНИИП».

В силу тематической направленности специалисты-физики КБ АТО не имели знаний и опыта, связанных с устройством и эксплуатацией ядерных зарядов, ведением взрывных работ. В связи с этим остро встал вопрос: кому поручить руководство этой организацией и как сформировать личный состав до уровня самостоятельного ведения работ повышенной опасности.

Ведь было очевидно, что привлечение большого числа спе-циалистов-физиков в КБ АТО из ВНИИЭФ и ВНИИП — дело абсолютно безнадежное, значит, комплектование этой организации должно было проводиться из резервов КБ АТО. В КБ АТО в это время работал один из бывших сотрудников ВНИИП Леонид Аркадьевич Рачинский, имевший большой опыт по эксплуатации, вернее, по разработке эксплуатационной документации боевых частей боеприпасов с ядерными зарядами, однако необходимых знаний в конструкциях и специфических характеристиках ядерных зарядов он не имел.

Несмотря на недостатки руководство КБ АТО (Главное управление с этим согласилось) сочло возможным поручить Л. А. Рачинскому формирование коллектива будущей организации по промышленному производству ядерных взрывов в мирных целях. Но в качестве руководителя этой организацией — не только в силу недостаточности знаний в области физики и полного отсутствия опыта ведения взрывных работ, но и в силу своих чисто человеческих и организаторских качеств — он явно не подходил.

На первых порах под началом Л. А. Рачинского был скомплектован небольшой коллектив инженеров и техников, который приступил к решению технических вопросов, вытекающих из поручения министра, к разработке и обоснованию структурных подразделений организации и к разработке «Положения о взаимоотношениях…» со смежными организациями.

На должность руководителя этой организации руководству министерства было предложено две кандидатуры: Иван Федорович Турчин из ВНИИЭФ и я — Виктор Иванович Жучихин из ВНИИП.

Не знаю, по каким соображениям заместителем министра А. Д. Захаренковым настоятельно предлагалась моя кандидатура. Весть о моем новом назначении я воспринял весьма неодобрительно. За двадцать два года моей работы в системе Минсредмаша это было уже третье назначение на место, где работу нужно начинать с нуля. В мои 48 лет новые начинания совсем были ни к чему. Потом, что сулило это назначение: увеличение масштабов деятельности, к которым я был вроде бы вполне подготовлен, — нет, не похоже на то; материальные выгоды — наоборот, потеря в зарплате в три раза и несравненно худшие жилищные условия; разрыв с детьми, которые хоть и стали самостоятельными, но были тут же, рядом, повседневно предоставлялась взаимопомощь; самостоятельность в своих действиях — нет, оставалась зависимость от начальника предприятия, неизвестно какой компетентности в наших делах и способности идти на риск, необходимый в нашей работе.

В общем, много возникало сомнений ввиду явного ухудшения моего положения во всех социальных и производственных отношениях. Потом, чего мне не хватало: я выполнял очень интересную научно-исследовательскую работу, руководил большим, очень грамотным и трудолюбивым коллективом, который для меня был понятым, надежным и любимым. А что ожидает меня там, в новом коллективе, с уже сложившимися традициями, но не имеющем опыта в предстоящих работах?

В своих возможностях организовать нужную службу для грядущих большой государственной важности дел я не сомневался, но удастся ли подобрать коллектив, без которого любые потуги, пусть даже сверхволевых и одаренных руководителей, обречены на провал — это было для меня не ясно и, кроме того, будет ли понимание во взаимоотношениях с руководством КБ АТО? Что касается специальных знаний и опыта в коллективе — это дело наживное, и их недостаток мало волновал.

Ворох сомнений и проблем, вдруг свалившихся на мою голову, на многие дни и недели вывели из состояния размеренного течения жизни и лишили покоя и работоспособности. Мои обращения за сочувствием и с возражениями новому назначению у директора института Г. П. Ломинского, научного руководителя Б. И. Забабахина и главного конструктора Б. В. Литвинова наталкивались на абсолютное безразличие к моей дальнейшей судьбе. После разговоров с ними на эту тему создавалось такое впечатление, что я, как специалист, в институте не так уж необходим, а идти на конфликт из-за меня с руководством министерства никто не желал. Все в один голос заявляли — решай свою судьбу сам. Разговор в оборонном отделе ЦК КПСС и у руководства министерства был более короткий и категоричный: Родина того требует, а партия тебе приказывает — вот и все. А начальник управления кадров министерства Ю. С. Семендяев на мои сомнения — под силу ли мне такая ноша, которую взваливают на мои плечи, — ответил стандартным заверением: «Поможем!»

Так вот и проводилась двухмесячная агитация (мягко говоря) меня на новое назначение, которая закончилась приказом министра: с 1 ноября 1969 года назначить первым заместителем главного конструктора КБ АТО, и поручить и так далее.

В придачу ко всему, с этим назначением я лишался всех привилегий и льгот, обусловленных характером работы в институте приборостроения, так как они не распространялись на КБ АТО, а характер работы оставался таким же, если не хуже. Слава богу, как говорится, вопрос с жильем решился без осложнений, так как на мое счастье к назначению стоял готовый жилой дом — девятиэтажная башня, шло распределение квартир между сотрудниками КБ, и мне предложено было выбирать любую квартиру в этом доме. Но там выбирать можно лишь только этаж, так как трехкомнатных квартир на каждом этаже имелось по одной. Вся планировка жилья в этом доме была по «хрущевскому» принципу максимального использования жилой площади: прихожая, в которой можно раздеваться лишь одному — двоим не поместиться, коридор шириной меньше метра — двоим можно разойтись лишь боком, две комнаты площадью 9 и 11 кв. м и проходная 14 кв. м комната, которую правильнее было бы назвать коридором. Вот такие прелести жилья — это после двухэтажного коттеджа с полезной площадью в 72 кв. м. Ну а высота потолков в придачу к малогабаритности по площади вообще создавала угнетенное состояние. На мои неудовольствия предоставленным жильем министерское начальство говорило: «Мирись, все в таких условиях живут в Москве и даже в худших».

Коллектив сотрудников в КБ АТО встретил мое назначение неодобрительно, если не сказать хуже, — на всех уровнях в открытую высказывались: «Зачем нам варяг?» — распространялись нелепые слухи в мой адрес, а порой и злобноклеветнические, доходящие до секретаря Мытищинского ГК КПСС. К великому сожалению, к измышлению и распространению клеветы был причастен и заместитель начальника КБ по режиму, полковник КГБ Д. В. Еньков. Но должной оценки неблаговидным измышлениям не было дано ни со стороны начальника КБ С. П. Попова, ни со стороны секретаря парткома КПСС Ю. И. Фацко, ни даже секретаря ГК КПСС Минакова.

В первой же доверительной беседе с начальником и главным конструктором Сергеем Петровичем Поповым я узнал, что мое назначение в КБ АТО произошло именно по его настоянию, а на компанию моего неприятия в КБ посоветовал лишь не обращать внимания. Забегая вперед, следует отметить, что неприятие меня продолжалось около двух лет, и оно создавало огромные трудности в организации службы для предстоящих работ, — это порой приводило к полному отчаянию. В момент, когда, образно говоря, опустились руки от безысходности в создавшемся положении, на мое заявление откомандировать меня обратно во ВНИИП, пусть на рядовую инженерную должность, сыпались со стороны замминистра упреки в слабосилии и высказывались утешения, что и ему при его назначении пришлось испытать то же самое, но он, проявив и волю, и дипломатию, поставил все на свои места. Разговор на эту тему кончился приказом: «Иди и работай». А заверения: «Поможем!» — так и остались пустыми словами. На протяжении тринадцати лет не раз возникали очень тяжелые ситуации, и выходить из них приходилось ценой своих нервов, все невзгоды выносить на своем горбу.

Единственным утешением на первых порах было то, что образовавшийся вокруг Л. А. Рачинского коллектив сотрудников, который и должен был составить костяк будущей солидной (ориентируясь на огромные по объекту и значимости задачи) организации, состоял из моих единомышленников. В него по началу вошли: И. Д. Швильдаде, А. К. Седнев, Ю. П. Барковский, Э. В. Полухин, А. А. Степанов, В. Г. Пауков, В. Н. Баканов, В. А. Глуховцев, Ю. Н. Чухонцев, Л. Е. Соснов-ский, А. С. Шатов и др. Между мною и этим коллективом, состоящим из шестнадцати инженеров и техников (не считая нескольких шоферов), сложились с первых же дней хорошие товарищеские и производственные отношения.

Со всеми мне приходилось встречаться ранее на полигоне при испытаниях разрабатываемых в КБ АТО подвижных средств для мирной тематики и полностью оценивать их инженерные знания и опыт эксплуатации этих подвижных средств при проведении подготовительных работ на Памуке.

Свою задачу на будущее они все прекрасно понимали — что предстоят трудные с неизбежными лишениями элементарного комфорта экспедиции, что на них ложится большая ответственность, что потребуется переквалифицироваться, что к ним будут предъявляться самые строгие требования в выполнении установленных регламентов и тому подобное. Их это не пугало, и они с пониманием изъявляли готовность пройти все, что потребуют обстоятельства. Свое понимание задач и готовность выполнить их в любых условиях изложено в шутливом гимне, автор слов которого Эдуард Васильевич Полухин, по своей талантливости которому следовало бы заняться поэзией, хотя и как инженер-механик он был неплохим специалистом. Исполняли этот гимн, подражая Высоцкому. Вот эти слова:

Пусть в антимир нам по тропам не топать,

Пусть не лететь на Венеру.

Стали на мирную тему работать,

Удобства послали все к…

Пусть будем ползать по мерзлым болотам,

Мучиться жаждой в пустыне.

Близким и женам добавив заботы,

Мы стали бродяги отныне.

«Глобус» возьмем и в раз перекроем,

И горные гряды пройдем.

Если прикажут — каналы пророем,

Справимся с мощным огнем.

Тоска и отчаянье вдруг подберутся —

Условия могут быть жуткими —

Все вместе за стол, как один, соберутся

И спирт прополощет желудки.

Работу окончив, успеха добьемся,

Газеты поднимут фурор.

Но если на сборке один ошибется —

Возьмется за всех прокурор.

Поднимем стаканы за то, чтоб ребята,

Работа всегда шла путем.

Пусть Бог посылает двойную зарплату,

Так вздрогнем и снова нальем.

Подробное знакомство с каждым специалистом выявило, что ни один, даже включая специалистов радиотехнического направления, не говоря уже о механиках, не имели необходимых специальных знаний и практического опыта по эксплуатации ядерных зарядов. Значит, для всех необходимо было организовать «школу ликбеза», программа которой должна в себя включать:

— основы газовой динамики;

— принципы построения конструктивных элементов ядерных зарядов;

— основы построения электрических схем автоматики подрыва ядерных зарядов и системы дистанционного управления этой автоматикой;

— способы измерения основных физических параметров ядерного взрыва и аппаратура, предназначенная для этого;

— вопросы техники безопасности ведения взрывных работ, радиационной ядерной безопасности.

Предстояло прочитать по всем направлениям курс теоретических лекций, провести практические занятия во ВНИИЭФ, ВНИИП и на полигоне, для чего нужно было разработать программу обучения и согласовать ее с руководством и режимными службами министерства, что оказалось самой трудной задачей. Для режимных органов очень важно было довести до будущих исполнителей как можно меньше секретных сведений, касающихся конструкции и технологии обслуживания ядерных боеприпасов, а для надежного и безопасного ведения работ с ними необходимо, чтобы было полное понимание и знание того, с чем придется иметь дело. Вот и выбиралась золотая середина в долгих спорах и мучениях.

Задача ликбеза несколько упрощалась тем, что к этому времени в состав ВСБ, входящей в создаваемую организацию, было прикомандировано несколько офицеров-инженеров, проходивших службу на различных предприятиях Минсредмаша и Минобороны. Они имели необходимые знания и достаточно большой опыт по эксплуатации ядерных зарядов. Первыми были В. М. Чесноков, Е. Л. Иванов, В. Г. Гольдич, Б. Б. Клюкин, В. А. Калмыков, Г. В. Викторов, С. С. Гуцало. Первая деловая беседа с начальником и главным конструктором КБ АТО касалась вопросов формирования подразделения, способного выполнять весь цикл работ по использованию ядерных взрывов в мирных целях, его структурного построения, комплектования личного состава, технического оснащения, взаимодействия с существующими и действующими подразделениями и тому подобное. В этой беседе было подробно представлено тематическое направление деятельности КБ АТО (хотя мне это в общих чертах было известно), его конструкторские и исследовательские подразделения, группа испытаний разрабатываемой техники, опытное производство и возможности КБ АТО осилить дополнительную нагрузку, которой являлось новое направление работ.

К этому моменту, за двадцать два с лишним года работы в системе Минсредмаша, мною был уже приобретен достаточный опыт ведения научно-исследовательских, конструкторских работ и руководства большими коллективами, воплощающими идеи в конструкции и действующие машины, выработался определенный организационный и технологический стиль работы. Все это было совершенно не похоже на то, что вошло корнями в жизнь и деятельность КБ АТО. Мне было непонятно, зачем нужно совмещать должности директора и главного конструктора, т. е. администратора и генератора идей (организатора научно-исследовательской и конструкторской деятельности). То и другое требует больших умственных и физических напряжений и массу времени — под силу ли это одному человеку? Зачем понадобился в структуре отдел главных конструкторов проектов? То есть при главном конструкторе существуют главные конструкторы со своими исследовательскими и проектными структурами. За два десятилетия мы убедились в неэффективности использования рабочих коллективов, организованных по тематическому принципу. Это приводит к дроблению специалистов на маленькие единоличные хозяйства и обязательной их обособленности, к затруднению в обмене информацией.

Меня пугало структурное построение подразделений по принципу феодальных княжеств со своим натуральным обособленным хозяйством и то, что эти хозяйства подпадут под начало некомпетентных, но уже сидящих на своих креслах главных конструкторов проектов, но главный конструктор, он же и директор КБ АТО успокоил, что он целиком полагается на меня и мой опыт и доверяет организовать работу так, как я считаю нужным. Тут же заверил, что вмешиваться в дела нашего подразделения и в мои личные действия не будет, будет лишь во всем помогать, для чего он должен получать информацию о нашей деятельности, доверительно подтверждая свои заверения тем, что в тонкостях затеваемых дел он разбирается слабо. Если так будет, то становление служб подразделения на крепкие ноги произойдет в короткие сроки, ведь специалисты по разным направлениям: и механики, и электрики, и радисты, и физики, и другие вспомогательные службы составят крупные специализированные группы-отделы, способные в кратчайшее время осваивать новую технику и технологию, а в свободное от экспедиций время будут иметь возможность не только разрабатывать технологии и проекты на следующие работы, но и заниматься совершенствованием техпроцессов, оборудования, приборных комплексов, вести научные исследования.

Во главе этих специализированных групп-отделов будут стоять грамотные, думающие, умеющие дерзать и идти на риск специалисты: механики, электрики, теле-автоматчики, радисты, физики, которые проявят себя в первый же год самостоятельной работы. При этом предполагается, что в подразделении будет действовать свой конструкторский отдел, который воплотит в конструкции идеи и исследовательские наработки технологических отделов.

Так поначалу и было. Но спустя два года, когда коллектив подразделения сформировался во вполне готовый к уверенным действиям и на практике показал свою профессиональную подготовленность, все было разрушено после неоднократных выступлений начальника ВСБ полковника Н. А. Ерохина (полководца без войска), при этом его аргументация сводилась к тому, что мы должны быть эксплуатационниками, а не разработчиками. До назначения начальником ВСБ в КБ АТО Н. А. Ерохин работал в ВСБ ВНИИЭФ под началом теперешнего директора и главного конструктора КБ АТО контр-адмирала Сергея Петровича Попова. По рассказам сослуживцев и по своим наблюдениям во время работы во ВНИИЭФ и ВНИИП я знал, что Н. А. Ерохин, как военный командир — волевой и знающий воинские уставы начальник, то есть отменный службист, но как инженер — посредственный специалист, способный беспрекословно и точно выполнять предписанные инструкции и технологические процессы и не склонный к аналитическому мышлению, к интересной инициативе; как человек — упрямый до самодурства — это в отношениях с подчиненными, и весьма покладистый, вплоть до заискивания во взаимоотношениях с вышестоящим начальством. Эти служебные и человеческие качества полковника Н. А. Ерохина полностью подтвердились и в дальнейшей работе.

Я был категорически против назначения Н. А. Ерохина на должность начальника ВСБ, но не менее упрямый и не привыкший выслушивать доводы своих оппонентов адмирал С. П. Попов решил по-своему. В долгой совместной работе между

С. П. Поповым и Н. А. Ерохиным установились тесные приятельские отношения, а покладистость Н. А. Ерохина начальству была люба, и Н. А. Ерохин был утвержден. Что касается заверения заместителя министра и начальника управления кадров министерства: «Поможем», — так и остались пустыми словами — не вняли они моим доводам о вреде узурпаторских действий адмирала С. П. Попова.

С С. П. Поповым я был знаком в силу своих служебных обязанностей в течение более 15 лет, с того момента, когда он был зачислен в состав ВСБ ВНИИЭФ еще в чине капитан-лейтенанта. На моих глазах проходило его служебное продвижение и присвоение ему очередных воинских званий. На мой вопрос замминистра П. М. Зернову (представился такой случай): удачно ли принято им решение с назначением С. П. Попова в только что принятую от Минавтотранса артель, утопающую в грязи и не имеющую нужной производственной базы для разработки подвижных средств, на должность руководителя конструкторского коллектива, ведь он никогда не работал конструктором, — Павел Михайлович тогда ответил шутя: «Посмотрим, ведь он моряк, авось и выплывет из этого болота и осушит его, в придачу — упрям, как бык, глядишь и преодолеет то, что другим, более грамотным, может оказаться не под силу».

Во всех организациях, куда назначался С. П. Попов руководителем, отмечался железный порядок: и в оформлении рабочих помещений, и в дисциплине поведения и исполнения, и в технологических процессах. До назначения в нашу систему С. П. Попов был командиром морского катера, и корабельный порядок наводился им в дальнейшем и в сухопутных подразделениях, куда он назначался командиром, именно, «командиром», а не руководителем. Идеальный порядок в производственных помещениях КБ АТО с цветами на рабочих местах, с вольерами цветных попугайчиков, с любовью и красиво оформленными местами отдыха — курилками — все обустраивалось и поддерживалось на должном уровне в приказном порядке, как на корабле. И не удивительно, что за 4–5 лет утопавшее в грязи предприятие превратилось в «Предприятие высокой культуры», на котором, в числе первых из всех предприятий нашего министерства, была установлена на проходной автоматизированная система выдачи пропусков.

По своему характеру С. П. Попов был весьма эмоционален, за порядок во всем переживал всей душой и страстно реагировал на отклонение от нормы и виновных подвергал серьезным наказаниям, доходило до публичных оскорблений. Свои разносы, вплоть до неприкрытого хамства, в пылу критики недостатков он предназначал, в основном, руководящему составу КБ и опытного производства, по отношению к рабочим такое случалось весьма редко.

После того как пыл эмоционального возбуждения спадал, он приходил на место работы оскорбленного и приносил искренние извинения за свою несдержанность и грубость при разносах за провинность, а порой и за напраслину (по навету злопыхателей и доносчиков, которые были во всех подразделениях). Со временем оскорбительные выходки адмирала стали восприниматься как само собой разумеющееся, и на его весьма оригинальные действа обиды никто не держал (по крайней мере никто публично не возмущался), но поддержанию порядка они способствовали.

Художества адмирала, как правило, имели место на диспетчерских совещаниях по ходу выполнения плановых работ, на которые приглашали и меня, где я и был свидетелем весьма неприятных и непривычных для слуха разговоров. После нескольких таких совещаний я пытался под всякими предлогами их избегать. Таким образом, «высокая культура» была заметна «свежим» людям лишь по вывеске и внешнему лоску, фасаду, а держалась она на командном окрике.

В первые два года отношения с адмиралом у меня сложились корректные, самые доброжелательные. Я регулярно докладывал ему о ходе формирования подразделения и его отделов, обучения личного состава, оснащения техникой, о подготовке к предстоящим работам, о первых результатах, о своих предложениях по дальнейшему развитию подразделения, названного комплексом № 3. При необходимости я обращался к нему за содействием в решении трудных вопросов и получал помощь. По некоторым вопросам, решения которых агрессивно навязывались адмиралом (чаще всего по кадровым вопросам), особого противодействия я старался не оказывать, зная наперед, к чему они могут привести. Но когда дело доходило до несуразного командования (видимо, с чьей-то подачи) нашими производственными делами, я упорно отстаивал свою точку зрения, не соглашаясь с навязываемыми неграмотными решениями, дело доходило до разговоров на повышенных тонах и накал страстей доходил до такого состояния, что появлялось желание плюнуть ему в лицо. Скоро я понял, что доказывать истину в споре — бесполезное дело, и стал применять другую тактику: когда адмирал в своем возбуждении доходил до черты, за которой посыплется брань, я молча поворачивался и уходил от него. Это на него действовало вроде холодного душа, как правило, через несколько минут он остывал и бросался меня догонять, чтобы вернуть для продолжения прерванного разговора, но уже в достойном человека тоне. Об ущемленном самолюбии приходилось забывать, чтобы не нанести ущерба делу.

Иногда компромисса достигнуть не удавалось и в приказном порядке приходилось выполнять волю войскового командира, как правило, эти приказные дела заканчивались печально, а однажды лишь по счастливой случайности чуть было не кончились гибелью почти всей экспедиции.

Со временем выяснилось, что не соответствующие здравому смыслу волевые действия адмирала были вызваны отсутствием у него инженерно-технического образования и слепой верой в подсказки некоторых преданных ему и «всезнающих» главных конструкторов проектов, которым он доверял полностью. Но он, как умный командир и политик, но очень плохой (как показала жизнь) инженер-конструктор, умело свои просчеты возлагал на исполнителей.

Но все же, несмотря на иногда складывающиеся весьма сложные ситуации, дела в нашем третьем комплексе продвигались успешно. Наша самостоятельность не нравилась некоторым главным конструкторам: как это так в нашем КБ действует самостоятельное КБ? И (видимо под негласным нажимом) адмирал

С. П. Попов подчинил наш комплекс новоиспеченному главному конструктору В. П. Ахапкину, бывшему капитану первого ранга (разжалованному), человеку мало компетентному в нашей технике, но с апломбом, в придачу ко всему, не один раз скомпрометировавшему себя и в Морфлоте, и в главке нашего министерства, и здесь — в КБ АТО.

Согласно этой реформе нам было запрещено заниматься исследовательской работой и вести конструкторские разработки. Выпуск технологических документов на предстоящие работы нам впредь дозволялся только после согласования и благословения отделом главных конструкторов. Наша конструкторская группа была расформирована.

Скончался контр-адмирал С. П. Попов — директор и главный конструктор КБ АТО — в расцвете своих командирских сил от очередного инфаркта — следствие сильных эмоциональных перегрузок. На его мощных волевых действиях держался на высоте трудовой настрой всего коллектива КБ АТО: от рядовых тружеников до руководителей конструкторских и исследовательских отделов, четко и с высоким качеством работало опытное производство. Своим командирским нажимом он заставил крутиться в нужном направлении и с нужной скоростью инженерные и технологические службы. Он постоянно посещал все службы КБ, был в курсе событий в каждом рабочем коллективе, оперативно оказывал помощь, если возникала необходимость, и учинял безжалостный разнос, если вдруг обнаруживал непорядок или элементы разгильдяйства. Несмотря на его эмоциональность, при которой он мог оскорбить, порой и напрасно, весь коллектив КБ АТО относился к нему с большим уважением. Все же чаще его можно было видеть в коллективах спокойно и доверительно беседующим с сотрудниками, старающимся понять нужды и заботы каждого. Правда не редко эта забота дальше обещаний не уходила, и это объяснимо: не все под силу руководителю предприятия в условиях чиновничьего засилья на всех уровнях и бездушного отношения к людям — мелким винтикам огромного скрипящего механизма.

При посещении рабочих мест, в частных беседах, как я заметил, Сергей Петрович старался уходить от обсуждения технических вопросов. На мой взгляд, его пугала возможность вдруг оказаться некомпетентным в той или иной области в кругу своих подчиненных. Технические вопросы с исполнителями обсуждались на многолюдных совещаниях непременно в присутствии главных конструкторов и его заместителей. Так было всегда.

Вот в таких условиях формировался и набирал силы коллектив, именовавшийся комплексом № 3, и довольно успешно выполнял возложенные на него задачи. На наше счастье, запланированные грандиозные объемы использования энергии ядерных взрывов не осуществились по ряду не от нас зависящих обстоятельств, иначе в той системе, в которой мы сформировались как рабочий механизм, этим грандиозным планам грозил бы крах. Фактически реализуемые планы — до пяти экспедиций — были под силу комплексу № 3, и они выполнялись без задержек.

После кончины Сергея Петровича Попова на его место был назначен новый руководитель Владимир Иванович Казаков. Назначение его было вполне подходящим для верхов, но весьма неудачным для дела. Та железная командная дисциплина во всем, которую внедрил и постоянно поддерживал адмирал и к которой все привыкли, — при новом руководителе постепенно ослабевала.

Как директор В. И. Казаков вполне соответствовал своему назначению: в нем были задатки руководителя, подкрепленные солидной практикой предыдущих лет, так что задачи администратора КБ АТО ему были по плечу. Но как главный конструктор он был далек от идеала. Да и что можно было требовать от него как от специалиста — ведь диплом инженера он получил после окончания заочного института буквально накануне своего назначения на пост главного конструктора, под пятьдесят лет от роду.

При отсутствии «жесткой руки» рекламируемая высокая культура стала постепенно приобретать показушный характер, а высокие показатели в работе были простым очковтирательством с помощью корректировки планов в сторону занижения: при этом невыполнение плановых заданий и договорных работ с шумом рапортовалось наверх, как большие производственные успехи трудовых коллективов. Не корректировались лишь планы комплекса № 3.

Неправильно было ставить положение с корректировкой планов в вину трудовому коллективу, так как он продолжал трудиться с полным напряжением и пониманием своих задач, но сбои в организации взаимодействия подразделений и смежников всегда приводили к недоработкам. Верхам невыгодно было выглядеть отстающими среди идущих победным маршем к вершинам коммунизма. Вот и шли на сделку с совестью — корректировали планы, а мобилизовать все резервы на выполнение их у нового директора и главного конструктора умения и силы воли не хватало.

В рабочих коллективах начала проявляться неуверенность в своих силах, недовольство состоянием дел, стали уходить из КБ АТО опытные кадры. Но все это мало смущало руководство КБ АТО и верхи.

Внимания к комплексу № 3, тем более оперативного вмешательства в его деятельность со стороны В. И. Казакова (без преувеличения можно сказать) не оказывалось, требовалась лишь только отчетность. Это обстоятельство нас особо не смущало, наоборот, развязывало руки и давало возможность вернуться к прежним задумкам. Все возрастающие по объему и сложности задачи требовали от комплекса № 3 совершенствования технологического оборудования. В кооперации это осуществить было архисложно, одна надежда на свои силы. Если по части механики нам удавалось довольно успешно осуществлять свои идеи с помощью главных конструкторов проектов у себя в КБ АТО, то по части электронной аппаратуры это оказалось неосуществимо. Послабление командного режима дало возможность мне вернуться к организации в комплексе «мозгового центра», хотя начальниками отделов, привыкших уже работать под лозунгом: «Мы эксплуатационники, а не разработчики!» — мои предложения встречены были в штыки. Все же, удалось буквально спровоцировать толковых и ищущих инженеров, силой вырвать их из отделов и организовать из них группу по разработке электронной аппаратуры, так необходимой для наших сложных работ. Но об этом речь пойдет ниже.

А пока коллективом, состоящим из трех одинаковых технологических отделов, построенных по принципу замкнутого цикла, укомплектованных специалистами разных направлений и каждый своей единоличной материальной частью, выполнялся весь объем работ по использованию ядерных взрывов для народного хозяйства. Правда, единственным, не расформированным по трем отделам, как целая производственная единица, оставался отдел подвижных средств, в руках которого было уже более шестидесяти единиц специальной автомобильной техники, десятки наименований технологического оборудования и несколько сотен аккумуляторов и прочего хозяйственного имущества.

Говоря об условиях, в которых формировался и успешно действовал в течение многих лет комплекс № 3, нельзя не сказать о конструкторах КБ АТО, которые сыграли огромную роль в оснащении комплекса подвижной техникой, стендовым оборудованием, специальным инструментарием и различным вспомогательным оборудованием. Специальные кузова, размещаемые на шасси автомобилей высокой проходимости, такие, как Урал-375, MA3-543, ГАЗ-66, надежно обеспечивали нормальный микроклимат внутри при наружной температуре воздуха +40 °C, при любых значениях влажности и атмосферного давления. Специальные подъемные устройства обеспечивали удобство и безопасность погрузочно-разгрузочных работ, сборку-разборку ядерных зарядов и их подвеску на опускные устройства. Эти устройства на автомобильных шасси позволяли производить спуск ядерного заряда с кабелями управления подрывом и измерения физических параметров ядерного взрыва.

О всех разработках силами КБ АТО будет особый рассказ. Здесь же следует отметить, что талантливыми конструкторами КБ АТО создана техника исключительно надежная, удобная в пользовании, технологически универсальная. При создании ее применено множество оригинальных решений, не имеющих аналогов в мировой практике. Можно назвать много имен сотрудников, создавших уникальную технику, но ограничусь лишь двумя: Владимир Николаевич Рыков — начальник одного из конструкторских отделов, Василий Александрович Макаров — главный конструктор проекта. Эти личности не только и не столько начальники, сколько генераторы оригинальных идей и воплотители этих идей в действующие механизмы. О них всегда и всюду мы, эксплуатационники, с благодарностью вспоминаем.

Глава 5. Групповой взрыв на трассе Печоро-Колвинского канала

Очевидная эффективность экскавационных работ, продемонстрированная на Чаганском эксперименте, и успешное испытание в январе 1966 года «чистого» термоядерного заряда, позволяющего значительно снизить радиоактивное загрязнение местности, дали полное основание выйти в правительство с проектом переброски северных вод в Волгу — сооружение Печоро — Колвинского каната осуществить с помощью групповых ядерных взрывов на выброс.

Совет Министров СССР это предложение принял и постановлением от 24 июня 1966 года поручил Минэнерго и Мин-средмашу в первом квартале 1967 года представить для утверждения проектное задание (ПЗ) на проведение этих работ.

Минсредмаш, принимая к исполнению это постановление, обязало КБ АТО разработать и изготовить соответствующие подвижные средства и определило ВНИИП головной организацией по производству первого эксперимента на трассе Печоро-Колвинского канала. Одновременно ВНИИП поручалось провести на полигоне № 2 модельный групповой взрыв ядерных зарядов малой мощности с целью выбора оптимальных условий их заложения и доработать испытанный термоядерный заряд, доведя его осколочную радиоактивность до минимальной концентрации, и испытать его на полигоне.

Проведенный модельный групповой ядерный взрыв в урочище Телькем подтвердил возможность и эффективность сооружения каналов таким способом.

С целью уточнения исходных данных для составления проектного задания по сооружению канала методом групповых ядерных взрывов, и с целью выбора точек заложения скважин для первых экспериментальных взрывов, поручением министерств Средмаша и Минэнерго образована рекогносцировочная комиссия, которую возглавил начальник отдела ПромНИИпроекта Ю. А. Валентинов. В состав комиссии от ВНИИП вошли: В. И. Жучихин (зам. пред. комиссии),

Н. К. Костецкий, Е. Н. Аврорин и Е. И. Виноградов (члены комиссии). В состав комиссии также вошли проектировщики, геологи, экономисты, гидрогеологи из ПромНИИпроекта и Гидропроекта — всего 10 человек. Необходимо было обследовать трассу канала, которая берет свое начало от реки Печоры в месте расположения поселка Якша и оканчивается у озера Чусовское (протяженность трассы 64 км). Предстояло установить пути и способ доставки грузов и личного состава на места производства экспериментальных и промышленных взрывов, условия проживания и работы экспедиций, возможности временного подключения к местным коммуникациям жизнеобеспечения, оценить сейсмическую обстановку и определить условия проведения взрывов с полным обеспечением радиационной безопасности для личного состава и населения.

Предварительное изучение геологического строения по трассе канала показало, что южная половина трассы проходит по наносным пластам, по низменной заболоченной местности и пересекает две речушки — Зель и Еловка, впадающие в реку Березовка, которая протекает с севера на юг почти параллельно трассе канала и впадает в озеро Чусовское.

В летний период, а тем более в период половодья (май— июнь) эта местность практически непроходима для техники. Вторая, северная половина трассы, проходит по водоразделу, выраженному твердыми породами — местность сухая, поднятая над акваторией Печоры до 20 м. На этом участке трассу канала пересекают две речки (одна из них Вогулка) и три ручья — притоки Печоры.

До места ввода канала в озеро Чусовское от поселка Головное, расположенного на левом берегу реки Вишерки, вытекающей из озера Чусовского (20 км), в летнее время наземным транспортом из-за непроходимой заболоченности добраться практически невозможно. Исходя из всего этого, комиссией было решено рекогносцировку провести следующим образом: из города Соликамска до поселка Головное долететь самолетом АН-2. Затем пролететь вдоль трассы до Печоры и обратно с тем, чтобы иметь общее представление о местности. Затем от поселка Головное, воспользовавшись самоходным водометным понтоном с максимальной осадкой 60 см (при загрузке 60 т), пройти по речке Вишерка, озеру Чусовское и реке Березовка, сделать первый причал у хутора Васюково. Сделав остановку и воспользовавшись вездеходом ГТС, имевшимся в распоряжении геологической экспедиции, ведущей разведывательное бурение скважин по всей трассе канала, обследовать местность проведения первого группового взрыва. Затем, проплыв на понтоне вверх по реке Березовка до местечка, называемого Водопойчиком, обследовать местность трассы на 5—10 км в северном и южном направлениях. Эта точка расположена по середине трассы и на границе твердых и наносных отложений.

В те места, куда не сможет пройти вездеход, доставку рекогносцировочной группы осуществить с помощью вертолета МИ-2. Северную половину трассы от Водопойчика до поселка Якша обследовать, воспользовавшись вездеходом ГТС. Синхронность взаимодействия рекогносцировочной комиссии и геологических партий, работающих на трассе, осуществлять с помощью радиосвязи.

По расчетам, путешествие рекогносцировочной комиссии от поселка Головное до поселка Якша и обратно — мимо Головного по рекам Вишерка и Колва до города Ныроб и от Ныроба до отправного пункта города Соликамск — продлится не менее 10 суток, причем на полной автономии. Значит, кроме синхронного обеспечения на всех этапах путешествия необходимым транспортом, нужно было позаботиться о питании на эти 10 суток.

Коллективное обсуждение чего и сколько из пищи нужно брать с собой завело вскоре в тупик, из которого наш председатель (шеф) Юрий Александрович Валентинов вышел просто: каждый член экспедиции за десять дней сдает в общую казну свои командировочные плюс по 10–15 рублей на непредвиденные закупки. Приобретение продуктов питания было поручено члену комиссии Антону Шоботенко, который с поручением справился прекрасно (видать ему это дело было не впервой). В ОРСе Соликамского лесозаготовительного комбината (ЛЗК) нашего министерства были оптом закуплены: картошка, рис, макароны, сливочное масло, мясные консервы, сгущенка, сахар, чай и для курильщиков — сигареты, в общем, все, с чем можно безбедно прожить десять дней в полном отчуждении от мира людского всей нашей компании путешественников. Все было надлежащим образом упаковано, отправлено на аэродром и погружено в самолет, который для нас был оперативно подготовлен. Затем комиссия заполнила самолет, который взял курс на север к берегам Печоры.

Надо с благодарностью отметить, что четкому обеспечению транспортом всех видов, продуктами питания, дельными напутствиями бывалого в этих краях человека, все мы, члены комиссии, обязаны директору Соликамского ЛЗК Ивану Герасимовичу Шевелеву. Ему Славский поручил оказать необходимое содействие, и Иван Герасимович с полным пониманием важности дела и со всей серьезностью с поручением справился отлично. Немаловажное значение в четкости работы рекогносцировочной комиссии имело то, что ее председателем был назначен Юрий Александрович Валентинов. Хотя он в нашей компании был самым молодым, его указания, советы, обстановка, какую он создавал, для всех были по душе и его указания выполнялись неукоснительно. Относились к нему мы все с большим уважением. Короче, в течение двухнедельного путешествия, не без эксцессов, обстановка в компании была теплой и доброжелательной.

Итак, наш полет от Соликамска до поселка Якша проходил на небольшой высоте вдоль дороги, по которой нам предстояло в будущем проехать и не один раз с тяжелой техникой, включая вагончики для проживания. От Соликамска до Ныроба через село Чердынь автомобильная дорога была вполне проезжей, по ней шел солидный поток автомобилей в ту и обратную сторону.

Дважды дорога пересекалась — перед Чердынью и за ней — водными преградами, на которых, видно, трудились паромы — нам предстояло этим путем вернуться в Соликамск. За Ныро-бом, далее на север четко просматривалась хорошо наезженная автодорога, но местами она прерывалась огромными разливами талых вод, так что пытаться ехать по этой дороге автотранспортом было бы безумием. В дополнение ко всему, за Ныробом дорогу пересекала река Колва, на которой паромной переправы видно не было. Автодорога проходила почти до самого поселка Головное по правому берегу Колвы и далее — по правому берегу реки Вишерка — притоку Колвы, и лишь в 3 км перед Головным переходила на левый берег, но ни моста, ни парома в этом месте не просматривалось. Вдоль всей дороги, через 15–20 км, в основном на берегах рек, разбросаны были большие и малые деревни, похоже — безлюдные. В поселке Головном наш самолет произвел первую посадку, где нас встретили представитель геолого-разведочной партии и капитан речного судна — водометно-самоходного понтона, мы им передали свои личные вещи и весь провиант для перегрузки на речное судно. Нам же предстоял полет дальше — вдоль трассы намечаемого канала. Поселок Головное — это концлагерь для уголовников, отбывающих свой срок наказания и работающих на лесозаготовках. В поселке также проживала охрана лагеря, свободные лесозаготовители, рыбаки, охотники и представители служб жизнеобеспечения. Про этот поселок можно сказать словами русской мудрости: «Уголок, забытый богом». Связь этого поселка с большой землей весной, летом и осенью возможна только самолетом. От поселка Головное до озера Чусовское и далее до хутора Васюково проезжих дорог нет, хотя на этом пути расположены село Семь Сосен, когда-то состоящее более чем из 200 дворов, а ныне и десятка не насчитать было, и деревня Ларевка — около десятка безлюдных дворов.

Полет над трассой канала до поселка Якша ничего детально-полезного не дал: в необозримой тайге прорублена просека, прямая как стрела, и на ней через каждые 5—10 км работают буровые бригады, ведущие геологическую разведку. После облета трассы и возвращения в поселок Головное путешествие предстояло продолжить на самоходном понтоне. Понтон этот представлял собой речной катер водоизмещением 60 т с палубой без надстроек, на которой были установлены «банки» (скамейки) для размещения в походе пассажиров. На корме размещена ходовая рубка. В одном из двух трюмов катера организованы места для отдыха с двухъярусными металлическими кроватями и спальными мешками, в другом — кают-компания с большим обеденным столом и мягкими диванами вокруг него и чугунной печкой-плитой для обогрева салона в случае похолодания и для приготовления пищи.

Забегая вперед, отмечу, что дрова для печки заготавливала вся команда при причаливании к берегу в удобном месте, благо сухостоя и валежника в тайге предостаточно, а пилы, топоры и даже пила «Дружба» были предусмотрительно доставлены на борт катера. Пищу готовили по очереди назначаемые коки — по два человека на сутки у плиты, действующей почти беспрерывно.

Итак, в путь по реке на север. Первое причаливание, как и планировалось, у хутора Васюково. Здесь проживал сосланный на пожизненное поселение за военное преступление с 1940 года некто Сергей Николаевич Добряков (от слова «добрый», как он нам представился) да группа геологов, ведущая разведку на трассе. Трасса канала в этом месте проходила в полутора километрах восточнее. Путь до нее по сплошному болоту мы успешно преодолели с помощью предоставленного нам вездехода ГТС. Болото это не топкое и не глубокое, геологи его свободно преодолевают в болотных сапогах, ГТС же прошел туда и обратно без приключений. Нас поразило изобилие прошлогодней клюквы — «кровавый след» оставался за нашим вездеходом. Какое несметное богатство, бесценный дар природы пропадал здесь без пользы — некому собирать. При рассмотрении на месте результатов геологических исследований, которые проводили буровые бригады, и обследования местности, нами были выбраны три точки на трассе для проведения в зимнее время группового экспериментального взрыва. Со специалистами-буровиками согласовали конструкцию скважин, исходя из геологического строения, и место их заложения.

Площадка вдоль трассы проходила по сухому месту, и была вполне пригодна для размещения техники без каких-либо обустройств, а проезд по замерзшему болоту, если проезжую часть загатить деревьями, станет проходимым для автомобиля любой марки и грузоподъемности.

Примерно в пяти километрах на восток от этой площадки, на дальней лесосеке расположился поселок около 20 домов (мы его отчетливо наблюдали при облете трассы), а как нам разъяснили работающие здесь геологи — это поселок расконвоированных, но еще не отбывших срок наказания зе-ков-лесорубов, в основном, семейных. Стало быть, при прогнозировании радиационной обстановки после ядерного взрыва и разработке мероприятий по безопасности это надо иметь в виду. Далее, вплоть до поселка Якша, на северном конце трассы и насколько хватает увидеть глазом с самолета на восток и запад — сплошная безлюдная тайга — условия для проведения ядерных взрывов весьма благоприятные.

Дальше наше путешествие на катере, ставшем для нас домом, до местечка Водопойчик — запланированного конечного пункта водного путешествия — проходило по живописнейшей реке Березовка. Правда первые километров пять от хутора Васюково Березовка так разлилась, что казалась огромным озером, и фарватер этой реки определялся нашим капитаном только ему одному известным методом, мы же терялись в догадках: куда дальше вильнет русло реки? Дальше река пошла в четко очертанных таежных берегах среди причудливых вековых елей.

Такую неописуемую таежную красоту мы видели впервые. Что-то станет с этими дивными краями, когда начнется в полную силу строительство канала? Невольно тогда подумалось: разумна ли идея с переброской северных вод в Волгу? Не принесет ли она больше вреда, чем пользы? Последние два-три километра до Водопойчика добирались с большим трудом, дальше двигаться вообще было невозможно и опасно из-за возможности «заякориться» намертво.

На Водопойчик по рации были вызваны вертолет и вездеход ГТС. На вертолете все члены комиссии (кроме кухонной вахты) побывали в двух буровых бригадах, ведущих геологическую разведку на трассе: одна из них вела бурение в зоне мягких (осадочных) грунтов южнее Водопойчика, другая — в 10 км севернее в твердых породах.

На эту северную точку затем всем составом комиссии мы вторично заехали на вездеходе. Состояние лесной дороги такое, что можно было спокойно проехать на любом колесном тракторе. Здесь нам предстояло провести второй экспериментальный групповой взрыв уже в твердых породах.

Совершая облет этого участка трассы, мы с удивлением увидели прекрасную, прямую как стрела, шоссейную дорогу, которая на стратегической карте не была отмечена. Дорога эта шла с севера на юг почти параллельно трассе канала и далеко просматривалась в сторону Васюково, но местами она была закрыта разливами болот. На север эта дорога до самого поселка Якша имела прекрасный вид. Через речки и ручейки перекинуты экзотической красоты деревянные мосты. Этой дорогой мы и воспользовались, продолжая путешествие от Водопойчика до поселка Якша.

Дорога эта проходила мимо Водопойчика метрах в восьмистах: отлично профилированная и выровненная, отсыпанная песком, шириной проезжей части 6–8 м. Вдоль дороги по обе стороны простиралась девственная тайга. Через речушки, встречавшиеся на пути, перекинуты действительно прекрасной конструкции деревянные мосты, собранные из лафета сечением 250 х 250 мм², причем без единого металлического крепления: ни гвоздей, ни скоб в местах соединений мы не обнаружили. Все соединения лафетов были выполнены или «в ласточкин хвост», или «в лапу», настолько искусно, что трудно было оторвать взор от чудесной работы мастеров. Все мосты, кроме одного, самого большого через реку Вогулка, были прогнившими, в основном, в прибрежной части. Ехать по ним было опасно, поэтому форсирование водных преград осуществлялось вброд.

Как нам потом удалось выяснить, дорога эта была выстроена в 1915 году пленными австрийцами, потому и у местного населения она называлась «австрийским трактом», а берет свое начало в Архангельске, проходит через Нарьян-Мар, Якшу, по западному берегу озера Чусовское, по западным берегам рек Вишерка и Колва до самого Ныроба. Не удивительно, что в некоторых еще не обезлюдевших поселениях на этом тракте мы встречали людей, отлично говорящих на немецком языке. В беседе с ними нам удалось выяснить, что они в этих краях проживают со времен первой мировой войны, много приехавших после второй мировой войны. Русские поселенцы из этих краев почти все убежали в южные промышленные центры. Зимой 1971 года по этой дороге мы несколько раз проехали от Ныроба до Якши. Местами следов от этой дороги не осталось, а на большем своем протяжении она сохранилась в первозданном состоянии. С момента постройки этой дороги до нашего появления на ней она была использована лишь один раз в 1919 году — экспедиционный корпус английских войск проследовал по ней до Ныроба.

Под Ныробом английские войска были наголову разгромлены советскими войсками под командованием Василия Блюхера, а остатки английских войск по этой дороге благополучно добежали обратно до Архангельска. С тех пор эта

дорога, по крайней мере на перегоне Якша — Головное, никем не использовалась.

Старинное таежное поселение Якша расположено на правом невысоком берегу Печоры. Левый же берег раза в три выше правого. На нем расположен поселок егерей, рыбаков и лесорубов, и вольеры знаменитого (как мы узнали) лосиного питомника. Лоси здесь группами бродили по поселку или толпились у магазина, выклянчивая у прохожих кусок хлеба или любого лакомства. И люди охотно делились с ними, чем и приручали их.

Здесь нам рассказал директор питомника с грустью и озлоблением историю, как Никита Хрущев после посещения Югославии насильственным способом с помощью работников КГБ и военно-транспортной авиации отнял у заповедника десять племенных лосей и отправил их в сопровождении директора этого заповедника в дар Иосипу Броз Тито. Директор — то вернулся через какое-то время, а лоси погибли там, в Югославии, не перенеся климата.

Здесь у поселка Якша возьмет свое начало канал, по которому воды северных рек, впадающих в Печору, потекут на юг, но для этого нужно соорудить траншею, глубина которой в этом месте должна быть более 20 м. Если сооружать ее взрывом, то поселку и поселению придется уходить, видимо, насовсем. Это, пожалуй, самая трудная проблема, хотя для гидростроителей подобная проблема — не проблема. Ведь сколько они по всей стране затопили селений, пахотных и пастбищных угодий и лесных массивов, осуществляя проекты века. А Якша для них, видимо, — сущий пустяк.

После детального ознакомления с окрестностями поселка, после установления численности населения и рода его занятий в беседах с властями поселкового Совета, после ознакомления с лосиным питомником, его работниками, их хозяйством и планами на будущее, нам предстоял обратный путь: по австрийскому тракту до Водопойчика на вездеходе и далее по рекам на самоходно-водометном катере до города Ныроб. Как любое путешествие, наше тоже не обошлось без интересных и даже курьезных происшествий.

Не проехав и половины пути по австрийскому тракту, вдруг невдалеке от дороги увидели огромного медведя, который выгребал лапой внутренности убитого им огромного лося и с наслаждением поедал. Наши спутники из геологической партии, прихватившие с собой ружья, поспешили их расчехлить с намерением пристрелить косолапого мишку. Но тот оказался более проворным — пока горе-охотники распаковывали и готовили к действию оружие, мишка улизнул в тайгу, не оставив и следа. Огромный лось был еле жив, тяжело дышал и жалостно моргал глазами, в боку у него зияла огромная кровавая дыра, из нее и доставал что-то мишка. Лося пришлось пристрелить. После чего наши охотники, имеющие здесь в тайге житейский опыт, быстро разделали тушу лося, погрузили в вездеход и мы тронулись в путь.

В километре до Водопойчика догнали двух наших членов бригады, оставленных на катере для несения кухонной вахты. Так вот эти два товарища, коротая время пока мы ездили до Якши и обратно, решили прогуляться по австрийскому тракту. Стояла жаркая погода, и один из них — Н. К. Костецкий — снял пиджак, повесил на сучок растущего на обочине дерева и пошел дальше. Какое же было удивление этих двух путников, когда на обратном пути они обнаружили пропажу пиджака. Кто мог украсть в безлюдной тайге? Неужели беглый зек? Но тщательное рассмотрение следов на песчаной поверхности дороги подсказало, что это проказы хозяина тайги — косолапого мишки. В 10 м от дороги пропажа была обнаружена в небольшом овражке: она тщательно была завалена сучьями, наломанными тут же с рядом стоящих деревьев. Далее по дороге, вплоть до Водопойчика тянулась ровная цепочка отпечатков мишкиных следов. Значит он, интересуясь, кто пожаловал в его края, шел следом за нашими ничего не подозревавшими «туристами», пока не натолкнулся на заинтересовавший его предмет, висевший на дереве. Тот ли был мишка, который забил лося, или другой — установить было невозможно. Но одно было ясно, что тайга в этом районе еще не тронута человеком, зверя здесь много и он не пуган. Огромные птицы-косачи частенько попадались на нашем пути, даже в одном месте вспорхнул с мощным шумом глухарь. Кстати, и река Березовка кишела рыбой, особенно это мы отметили в белые ночи, когда рыба выходила на мелководье и поднимала такой плеск, что казалось шумит кипящий котел. Но днем при ярком солнечном свете кроме огромного количества лягушек в этой реке ничего не было видно. Лов рыбы, хотя бы в разведочных целях, не проводился, так как по недомыслию не была взята с собой снасть.

На следующий день произошел и другой случай, насмешивший всех нас и доставивший достаточно хлопот. Монотонно работал двигатель, плавно скользил наш катер по водной глади спокойной и извилистой реки. Все мы сидели на палубе, любуясь красотой тайги и огромными соснами, склоненными над рекой и справа, и слева, образуя зеленые шатры (берега были подмытые во время половодья бурными потоками). Вдруг наш катер вздрогнул, развернулся на 45°, клюнул на нос и замер. Корма при этом поднялась так, что винт вышел из воды, и мотор вдруг почувствовал облегчение, заревел со страшной силой. Потом двигатель остановился, наступила до звона в ушах тишина, и все начали после оторопи приходить в себя. Что произошло? А произошло вот что: на этом красивейшем перегоне к рулю корабля встал член нашей компании, капитан 1-го ранга в отставке В. П. Ахапкин вместо настоящего капитана. На одном из поворотов реки, надо полагать вследствие неумения водить суда в таких экзотических водах, капитан В. П. Ахапкин форменным образом посадил на склоненную над рекой сосну наше судно. Сосна своей вершиной влезла в окно рулевой рубки, разбив при этом ветровое стекло, и подняла корму катера (рубка размещалась на корме), обнажив при этом ходовой винт. Сообразительный настоящий капитан понял быстро всю ситуацию, выключил двигатель. Теперь предстояло «снять» катер с сосны. Слава Богу, на борту были и пилы, и топоры. Быстро отпилили макушку злополучной сосны — катер снова принял нормальное положение, освободили палубу от сучьев, казалось можно двигаться дальше. Но не тут то было. Сучьями сосны, проникшими через окна в рубку, была порвана электропроводка, и стартер двигателя не включался. Предстоял ремонт электропроводки. Спустя какое-то время катер мог двигаться дальше. По поводу вынужденной остановки был объявлен праздничный обед с полагающейся в таких непредвиденных случаях чаркой юбилейной водки (по распоряжению шефа). В особых случаях следовала команда Юрия Александровича: «Антон, дать возможность всем членам компании «врезать» по чарке для снятия эмоциональных напряжений!» Антон Шоботенко во все время экспедиции был у нас помпохозом и свои обязанности выполнял превосходно. Здесь мы, что называется, от живота испробовали лосятину и в жареном, и в вареном виде.

Произошел еще непредвиденный казус: когда мы доплыли до поселка Головное, к ужасу своему обнаружили, что река перегорожена так называемой запонью, то есть с берега на берег перекинута цепь из мощных бревен, связанных по три штуки в ряд стальными канатами. Поход к сплавляющему лес начальству с просьбой сделать нам проход в запони окончился полным отказом. Что делать? Не дожидаться же, когда начнется молевый сплав леса.

Оказалось, что наш мудрый капитан все это предусмотрел заранее, соорудив для ходового винта мощную стальную защиту, правда, как он объяснил, защита эта сооружена от топляков, которыми кишат местные реки — следствие молевого сплава. Капитан и предложил взять эту запонь на абордаж. Возражений этому предложению конечно не было.

Сделали так: отошли от запони метров на двести, разогнали катер до предела и пошли на таран, как ледокол на лед. Благополучно перескочили эту бревенчатую преграду. Защита ходового винта выполнила свою роль. Судно, покачиваясь, спокойно пошло дальше.

С палубы местами отчетливо просматривалось полотно австрийского тракта. Видно было, что он во всю использовался лесозаготовителями в зимнее время. Чем воспользуемся и мы, когда поведем технику на эксперимент. Состояние проезжей части, где представлялась возможность, мы, высаживаясь на берег, тщательно исследовали.

Но треволнения нас в этот день не переставали навещать. На очередном причаливании у одного безлюдного селения, носящего название Фадино, пока мы обследовали состояние проезжей части австрийского тракта, обнаружили, что у нас исчез капитан судна. Поиски по безлюдным домам села привели к единственной жительнице этого села с двумя малыми детишками. Здесь-то и обнаружили нашего капитана, но уже в дым пьяного. Кое-как дотащили его до катера, и тут началось с ним что-то несуразное. Какой дрянью его напоила эта одиноко живущая женщина, похоже, ему знакомая, мы не могли установить. Врача среди нас не было. Слава богу, была при корабле аптечка. Напоили этого бедолагу раствором марганцовки, почистили желудок, напоили крепким чаем со сгущенкой и уложили спать. Вести катер дальше было некому, а Ахапкину мы уже больше не доверяли, да и время клонилось к вечеру. Отплыли с грехом пополам с километр от злополучной деревни, причалили и высадились на берег, пришвартовав катер к соснам.

Мы очутились в девственной тайге: вековые сосны, покачивая вершинами, стояли красиво, горделиво, как будто за ними был заботливый уход, как в заповеднике. Между соснами — сплошной мховый ковер приятного коричневого цвета.

Какая благодать — тишина, воздух настоян хвоей, мягкий мховый ковер под ногами и тихий плеск рыбы в Вишер-ке. Девственная природа, неужели она будет затоплена? И мы будем непосредственными участниками этого варварства. Противоречивые чувства одолели вмиг всеми — не сговариваясь, почти каждый высказывал одно и то же.

Назавтра — в дальнейшее плавание. Мимо нас проплывали обезлюдевшие деревни и хутора, и вновь просматривался австрийский тракт. Недалеко от места впадения Вишерки в Колву нам представилось величайшее творение природы: река Вишерка, натыкаясь на возвышающийся громадный холм, резко поворачивает назад, на север, и далее причудливо петляет по равнинной местности на восток от холма, чтобы вернуться снова к этому холму через 50 метров, но уже на уровне 5 метров ниже. Десятки раз Вишерка меняет направление течения: то на север, то на восток, то снова на север, потом резко на юг — бесчисленное множество зигзагов. Сидя на палубе и взяв за ориентир положение небесного светила, я нарисовал эти зигзаги, по которым наш катер шел более часа. После, сравнивая свои зарисовки с изображениями на геодезической карте, я обнаружил большую схожесть.

Вскоре Вишерка влилась в широченную, показавшуюся по началу безбрежным морем, реку Колву. Она несла свои мутные паводковые воды бурным течением в еще более многоводную Вишеру.

Прозрачные воды Вишерки многие километры, прижимаясь к правому берегу, текли прозрачной струей, как бы не желая смешиваться с мутным гигантским потоком.

Спустя три-четыре часа плавания по Колве, наш катер причалил в обусловленном месте у города Ныроб. Здесь нас поджидал грузовой автомобиль, чтобы продолжить путешествие до Соликамска уже сухопутным путем.

В 3–5 километрах перед Ныробом (местечко называется Ветланом) Колва протекает фарватером метров 50 в распадке между двух круто падающих холмов высотой метров 100–150. Здесь, как нам объяснил представитель «Гидропроекта», будет сооружена плотина, которая станет регулировать сброс северных вод. Еще раз подумалось: сколько же будет затоплено леса, ведь вырубить-то его не сумеют, а может быть и просто не захотят, ведь лес-то ничей.

В Ныробе нам предстояло поконкретнее выяснить о состоянии австрийского тракта в зимнее время на отрезке Ныроб — Головное (это порядка 130 км), о возможности прохождения тяжелой колесной техники, о криминогенной обстановке в этих краях. Разговор на эту тему состоялся с начальником управления «Ныроб-лес МВД» — начальником Ныробского лагеря с его филиалами (в числе которых значилось Головное), подполковником внутренних войск Анатолием Дмитриевичем Милютиным.

Несколько слов об этом старинном, большой исторической ценности городке, скорее большой деревне, состоящей сплошь из деревянных строений, за исключением одного — древней церкви, в которой в то время размещался узел связи. Упоминание о древнем Ныробе, как городе, стоящем на северном торгово-купеческом пути и являвшемся одним из форпостов на далеких окраинах Руси, я впервые услышал еще в далекие школьные годы в 1937 году от учителя русской истории. Спустя много лет судьба привела меня сюда. Город этот был знаменит тем, что в 1613 году боярами Шуйскими сюда был сослан на вечное поселение брат первого Российского царя из рода Романовых Михаила — Константин (дабы не помыслил сам занять царский трон). Содержался Константин в Ныробе под строгим надзором опричников.

Народ окрестных селений быстро узнал о принадлежности ссыльного к особе всевышней знати, и началось к этому ссыльному паломничество для поклонения. Царские опричники, дабы предотвратить связь паломников со ссыльным, решили его умертвить. Но поскольку прямое убийство столь высокой особы было запрещенным делом, его решено было уморить голодом, поместив в глубокую и открытую яму. Но народ тайком приносил пленнику пищу и теплую одежду. В конце концов, великое бдение опричной стражи привело к смерти Константина. Но на место его захоронения паломничество только увеличилось.

Чтобы прекратить это опричная стража Ныроба порешила вскрыть останки усопшего, сжечь их и развеять пепел по ветру. Какое же было удивление, когда при вскрытии могилы обнаружили совершенно не разложившееся тело. Но оно, все же, было сожжено, пепел был заряжен в пушку и выстрелен в направлении на Москву. Об этом молва обошла весь православный свет. То, что Константин, пролежав в захоронении после смерти несколько лет, сохранился в целости, дало основание посчитать его святым. Паломничества на эти места, теперь уж и впрямь святые, не только не прекратились, наоборот усилились. Спустя какое-то время на месте погребения усопшего Константина Романова была выстроена на средства пожертвований казенная церковь, которая и стояла по сей день, но использовалась не по назначению: в ней действовал узел связи. Рассказанную легенду подтвердила нам жительница этого города — начальник узла связи. Я тогда и спустя почти двадцать лет многих своих сослуживцев, и молодых, и с солидным жизненным стажем, спрашивал: знают ли они, где находится город Ныроб и чем он знаменит? Ответ один — нет, не знают. А город этот знаменит еще и тем, что в годы гражданской войны под его стенами советские войска под командованием Василия Блюхера сокрушили английские оккупационные войска, о чем свидетельствует бронзовый скульптурный монумент на поле сражения в трех километрах южнее Ныроба.

Итак, после отдыха в гостинице управления «Ныроблес» наше путешествие продолжилось на грузовике марки ГАЗ-51. Дорога на Соликамск была в хорошем проезжем состоянии на всем протяжении вплоть до смыкания ее с дорогой Соликамск — Красновишерск (это в ста километрах от Соликамска), где начиналось асфальтированное покрытие. Этот же отрезок дороги на всем протяжении вымощен булыжником. В тринадцати километрах от Ныроба дорогу пересекала река Низва, через нее был перекинут деревянный мост с указателем грузоподъемности в 12 т. Тщательный осмотр конструкций моста позволил сделать вывод о проходимости по нему грузов до 40 т, если произвести небольшое усиление некоторых деревянных опор моста.

Далее путь преграждала река Колва, но здесь исправно действовал паром, которым мы незамедлительно воспользовались. Перед самым большим встретившимся на нашем пути селением — районным центром Чердынь — дорога шла круто на подъем (на глаз склон дороги доходил до 15°, длина — до километра). В зимнее время и на спуске, и на подъеме могут ожидаться самые невероятные неприятности. Нужно было предпринять необходимые меры безопасности. Село Чердынь скорее можно было бы назвать небольшим провинциальным городом с населением, пожалуй, более 10 тысяч человек, с двумя прекраснейшими православными соборами. Когда-то село было крупным купеческим торговым центром, через который поставлялись меха, рыба, лес, соль и прочие товары, теперь оно явилось нам заброшенным поселением, каких на Руси великое множество. Далее за Чердынью на пути стояла снова водная преграда — река Вишера, с разливом в месте действия парома около километра. По реке, вперемежку с бревнами, плыли запоздалые льдины. Как попасть на тот берег? По словам прохожих, паром свою работу прекратил. Однако быстро разыскали дом, где проживал паромщик, который на нашу просьбу ответил категорическим отказом. Но после сильного дипломатического хода, сделанного нашим шефом и его помпохозом (паромщику были преподнесены две бутылки невиданной им до селе юбилейной водки), паромщик сдался. Быстро закатили автомобиль на паром, затарахтел двигатель, и мы тронулись на другой берег, лавируя между плывущими бревнами и льдинами. Но на том берегу нас ожидали очередные осложнения: причал был затоплен, а у подхода к нему скопилось множество плавающих бревен. Причаливать некуда.

Наконец невдалеке возле одинокой избушки, стоящей на берегу, облюбовали удобную площадку и прочные столбы изгороди, за которые удобно было зашвартоваться. Так и поступили. Пришвартовали к берегу лагом наш паром, перекинули пару досок, найденных тут же около домика, по ним наш грузовик резво спрыгнул с борта на берег. Ура! Последнее препятствие на нашем пути преодолено. Выезжаем на дорогу, садимся в грузовик, и к великому удивлению недосчитываемся одного из членов нашей компании — пропал Ахапкин. Куда подевался?

Вдруг видим среди плавающих бревен у затопленного причала голову Ахапкина и отчаянные взмахи рукой, голоса о помощи не слышно. Быстро, без паники, по четким командам шефа, Ахапкин был извлечен из бревенчатого плена и холодной купели. Какая сила его туда затянула — уму непостижимо. Да он и сам толком не мог объяснить, как его туда попасть угораздило — говорит, подошел, наступил на что-то твердое и очутился вмиг в воде.

Ну а далее, недалеко от этого злополучного места, на красивой лесной поляне был разведен большой костер, у которого была высушена ахапкинская одежда, сварен солидный обед, и, конечно, было распоряжение всем выдать по антипростуд-ной чарке. После экзотического отдыха — в путь. Впереди порядка 150 километров. Дорога до слияния с трактом Соликамск — Красновишерск поддерживалась в хорошем состоянии. Правда, на 35 км от паромной переправы через речку Лызовик перекинут деревянный мост пролетом 10–12 м, на котором обозначена его грузоподъемность в 7 т. Однако тщательный осмотр этого моста дал основание утверждать, что эти 7 т взяты с потолка, мост может выдержать и все 40 т без какого-либо усиления. Далее до Соликамска на дороге никаких сомнительных участков замечено не было.

Так было завершено длинное путешествие, на которое ушло, как и предполагалось, десять суток. Это путешествие дало четкое представление о регионе и его особенностях, где предстоят работы по сооружению Печоро-Колвинского канала, о дороге протяженностью около 300 км, по которой предстоит перевоз строительных материалов и необходимой техники, и все увиденное будет заложено в проект и организационные мероприятия.

Последним этапом рекогносцировочных исследований оставался выбор железнодорожных разгрузочных площадок для техники, которая будет доставлена железнодорожным транспортом до Соликамска.

Нами были осмотрены три разгрузочные площадки: на оборонном закрытом заводе Минобщемаша, на ЛЗК и площадка предназначенная для разгрузки городских грузов, которой иногда пользуются войсковые части Минобороны. Были выбраны две разгрузочные площадки: одна на оборонном заводе — для разрядных грузов; другая — городская площадка — для разгрузки автомобильной техники и неразрядных грузов. Отстой автомобильной техники до формирования автоколонны решено было организовать на территории ЛЗК, для чего директору И. Г. Шевелеву было рекомендовано произвести соответствующую подготовку территории.

Временное проживание личного состава экспедиций предполагалось в гостинице принадлежащей ЛЗК.

Чтобы не возникло недоумения, как это нашу рекогносцировочную комиссию встречали всюду чуть ли не с распростертыми объятиями, допускали на закрытые объекты, представляли закрытую документацию — внесу ясность. Все работы, связанные с производством подземных ядерных взрывов для народнохозяйственных целей, производились по Постановлениям ЦК КПСС и Совета Министров СССР, копии которых направлялись в областные комитеты КПСС тех регионов, в которых планировались конкретные работы. Рекогносцировочные исследования, которые проводили специально назначаемые комиссии, начинались непременно с согласования действий с первым секретарем обкома КПСС и согласования с ним разработанных комиссией мероприятий с тем, чтобы власти и руководители предприятий, задействованные в эти мероприятиях, оказывали комиссии всяческое содействие. Оперативную помощь комиссии оказывали местные отделы КГБ, которым соответствующее областное управление давало необходимые указания. Как правило, первые шаги рекогносцировочных исследований начинались с посещения начальника УКГБ, который заблаговременно ставился в известность указанием из Москвы. Затем вместе с начальником УКГБ происходила первая встреча с первым секретарем обкома КПСС, на которой подробно разбирались задачи работ, этапы осуществления этих задач, средства их обеспечения, порядок взаимодействия с местными партийными и хозяйственными органами. Далее, оперативная помощь на всех этапах, вплоть до заключительного, осуществлялась местным органом КГБ и по указанию из областного управления. Таков был порядок везде, где нам приходилось работать. Следует отметить (тем более уместно сейчас, когда в условиях гласности и плюрализма в адрес КГБ сыплются со всех сторон всевозможные упреки и хула), что только со стороны работников КГБ мы встречали полное понимание значения выполняемых нами работ и всяческую поддержку и помощь в решении возникающих проблем, что не обо всех первых секретарях обкомов можно было сказать.

Удачной работе рекогносцировочной комиссии способствовали действенная помощь со стороны секретаря Пермского обкома КПСС по промышленности Льва Александровича Кон-дратова, первого секретаря Соликамского Горкома КПСС Владимира Александровича Петрова, начальника отдела КГБ в Соликамске Германа Анатольевича Батракова.

Успешному проведению первого эксперимента на трассе Печоро-Колвинского канала в марте 1971 года способствовали правильно разработанные организационные мероприятия, основанные на результатах тщательного рекогносцировочного обследования, а также отличная реализация этих мероприятий службами Соликамского ЛЗК, возглавляемого Иваном Герасимовичем Шевелевым.

Может показаться странным чрезмерное увлечение описанием во всех подробностях, со всеми приключениями, рекогносцировочной экспедиции — мероприятия вроде бы далекого от основной темы рассказов. Уверяю всех сомневающихся в особой важности рекогносцировочных исследований. Многолетний опыт убедил, что от их тщательности и от правильности разработанных мероприятий полностью зависит успех запланированного дела, полная безопасность личного состава, которому предстоит осуществить взрывной эксперимент, и жителей близлежащих поселений.

Рекогносцировочные экспедиции — это не туристские прогулки с заранее запланированными развлекательными мероприятиями, это путешествие в неизведанное, где могут подстерегать любые неприятные неожиданности, и даже опасности. Эти экспедиции требовали тщательной предварительной проработки, изучения местности по стратегическим картам, консультаций со специалистами, предварительного решения организационных вопросов с партийными, советскими, хозяйственными и другими органами в центре и на местах.

Итак, для обеспечения большого количества ядерных взрывов на трассе Печоро-Колвинского канала приказом министра КБ АТО была поручена разработка соответствующих подвижных средств, технологического оборудования, радиорелейной аппаратуры для дистанционного управления взрывом и электронной контрольной аппаратуры.

Что касается подвижных средств и технологического оборудования — это дело соответствовало тематической направленности КБ АТО: для разработок и изготовления оборудования небольшими партиями имелись в наличии действующие в полную силу конструкторские подразделения и хорошо организованное и оснащенное опытное производство. Для разработки же, а тем более изготовления радиорелейной и электронной аппаратуры, в КБ АТО не было ни соответствующих специалистов, ни соответствующего лабораторного оборудования, ни производства. Поэтому эту часть оснащения предстояло или закупить, или заказать разработку на смежных предприятиях. Для транспортировки и хранения ядерных зарядов весом до трех тонн и габаритами не превышающими трех метров, а также для производства поверочных, снаряжатель-ных и сборочных работ, был использован разработанный ранее по заказам МО универсальный кузов габаритами 5 х 3 м и высотой потолка 2 м. Кузов этот устанавливался на шасси автомобиля Урал-375 высокой проходимости и был снабжен потолочным грузоподъемником на три тонны, кондиционером, системой электрообогрева и бензиновым отопителем. Электрообеспечение всех бортовых агрегатов осуществлялось как от стационарных источников питания, для подключения к которым кузов был укомплектован специальным силовым кабелем длиной 50 м, так и от автономного генератора с приводом от двигателя автомобиля.

Для транспортировки, хранения и производства сборочно-снаряжательных работ зарядов весом до 10 т и габаритом до 10 м, был разработан и изготовлен (поначалу в единственном экземпляре) специальный кузов, размещаемый на автомобиле MA3-543. Для загрузки и выгрузки заряда и сбороч-но — стендового оборудования верхняя половина кузова специальным гидроприводом могла открываться как крышка и на правую, и на левую стороны. Скреплялась верхняя половина кузова с нижней замками патефонного типа с гидроприводом. Кузов также был снабжен всем необходимым для создания внутри него нормального микроклимата при любой погоде за бортом. Автомобиль был снабжен также автономным источником электроэнергии с приводом от собственного двигателя. Радиорелейная система «Гранит» с программным автоматом АПГ изготавливалась по заказу в ИХФ АН СССР. Эта система зарекомендовала себя в многолетних испытаниях на полигонах под Семипалатинском и на Новой Земле. Хотя к тому времени она была морально устаревшей, плохо защищенной от помех, но в связи с отсутствием в разработках лучшего, была заказана и нами.

Система «Гранит» предназначалась для дистанционного управления автоматикой подрыва заряда, заключающегося в последовательном снятии ступеней предохранения и задействовании бортовых агрегатов подрыва, как по проводам, так и с помощью радиопередающей кодированные сигналы армейской рации Р-401.

Система «Гранит» укомплектована устройством привязки к единому времени с документальной регистрацией момента ядерного взрыва и устройством визуального контроля выдачи команд и факта получения бортовой автоматикой этих команд, и также с документальной регистрацией прохождения этих команд туда и обратно. Система «Гранит» оснащена также телефонной связью и громковещающим устройством оповещения.

Система «Гранит» размещена в унифицированном кузове на шасси УРАЛ-375. Отличие кузова от стандартного в том, что четвертая часть кузовного помещения отгорожена герметичной стенкой, за которой смонтированы стойки с аккумуляторными батареями и зарядными устройствами. Аккумуляторные батареи обеспечивают полную автономию в энергопитании всех агрегатов системы «Гранит».

Для обеспечения условий проживания личного состава экспедиций на полной автономии в местах удаленных от поселений, необходимо было приобрести хилые домики на колесном ходу (балки), используемые обычно вахтовыми буровыми экспедициями, геологами, строителями.

Устроенная каким-то ведомством (на наше счастье) осенью 1969 года в Лужниках показная выставка вахтовых балков помогла нам из большого разнообразия выбрать наиболее подходящий по исполнению, габаритам и цене балок на колесном ходу. Правда ходовая часть со стальными колесами, обрезинен-ными плоской 20-миллиметровой резиной, по своей конструкции и по исполнению не выдерживала никакой критики, и для переходов на большие расстояния была явно непригодной, но мы надеялись приобрести шасси с пневматическими колесам и на них пересадить фургоны, что обеспечит надежный ход.

Понравившиеся нам балки были предназначены для длительного проживания шести человек и имели три салона: один большой — спальный, в нем смонтировано пять мягких кроватей в нижнем ряду и одна — в верхнем ряду (второй этаж); второй салон — для приема пищи, с двумя жесткими диванами и обеденным на 6 человек столом; третий салон — раздевалка с вешалкой, умывальником и сушильным шкафом для одежды и обуви.

Для обогрева балков в зимнее время в них смонтирована водяная батарейная система с принудительным водообраще-нием и электрическим разогревом отопительной воды (энергопотребление вместе с освещением — 3 кВт). Балки оснащены также емкостями для холодной и горячей воды — для умывания.

Балки эти изготавливал Пушкинский механический завод под Ленинградом. При помощи пробивного ходока-снаб-женца и активной помощи снабженческой службы главка, нами был оперативно заключен договор с дирекцией Пушкинского завода на изготовление сверхплановых семи штук балков и поставку их нам в первом полугодии 1970 года. В мае месяце мы их уже получили. Дирекция Пушкинского завода продемонстрировала свою порядочность. Чего не скажешь про снабженческие службы 12 ГУ Минобороны СССР, которому мы заказали ходовую часть для этих балков. Дело в том, что предприятие, выпускающее заказанные нами шасси, всю продукцию сдает Минобороне, которое и занимается ее распределением.

Для автономного проведения контроля радиационной обстановки в рабочих помещениях, подвижных и стационарных, при производстве поверочно-снаряжательных работ с термоядерными зарядами, и контроля радиационной обстановки на местности вблизи эпицентра подземного взрыва и в его окрестностях, был приобретен комплект дозиметрической аппаратуры, с помощью которой возможны измерения мощностей а- и (3-распадов и величин у- и г|-потоков. Вся эта аппаратура была смонтирована на автомобиле повышенной проходимости УАЗ-452. В этих же автомобилях оборудованы рабочие места для операторов дозиметрического контроля. Кроме того, автомобили укомплектованы необходимым количеством средств индивидуального контроля для обеспечения всего личного состава, участвующего во взрывном эксперименте. По их показаниям фиксируется интегральная доза полученного облучения каждым работником. Для перегрузки тяжелых узлов приобретены автокраны: 8Т-210 на шасси УРАЛ-375 и К-162 на шасси КРАЗ, грузоподъемностью 6,5 и 16 т соответственно.

Для опускания ядерных зарядов в скважину на канате была разработана и изготовлена специальная опускная машина на шасси УРАЛ-375, грузоподъемностью до 10 т и глубиной опускания до 500 м, и специальная кабельная машина для опускания в скважину вместе с зарядом двух бронированных многожильных кабелей управления подрывом и четырех коаксиальных кабелей для передачи в зашифрованном виде некоторых физических параметров на регистрирующую аппаратуру. Удивительно просто и весьма оригинально была придумана система привода раскрутки кабельных барабанов, обеспечивающая на всей длине кабеля и при любой скорости его опускания одинаковое натяжение и синхронный спуск его вместе с зарядом. Для исключения провисания кабелей под собственным весом, весь пакет кабелей через промежутки 5–6 метров крепится к силовому канату специальными зажимами.

Вся эта техника перед выездом для работы на трассу канала прошла полную «обкатку» на Семипалатинском полигоне, где показала свои высокие эксплуатационные характеристики.

Для проведения первого экспериментального группового взрыва на трассе Печоро-Колвинского канала министр назначил головной организацией институт приборостроения. Ему же поручено было провести испытание на Семипалатинском полигоне разработанного для этих целей «чистого» термоядерного заряда.

В этих испытаниях, создаваемая для производства уже промышленных взрывов, бригада специалистов КБ АТО со своей подвижной техникой должна была участвовать в качестве стажеров. Такая же роль предназначалась ей и в первом эксперименте на трассе канала.

При взрыве «чистого» заряда образуется небольшое количество осколков деления, основная доля которых после взрыва остается захороненной в центре взрыва и лишь 4–5 % выбрасываются в атмосферу и высеиваются микродозами на поверхности земли, в следе пылевого облака. Эти микродозы не представляют опасности для человека и животного мира.

Опасность после взрыва представляет так называемая наведенная активность, то есть изотопы элементов конструкций заряда и грунта, образующиеся в результате действия быстрых нейтронов, которые в свою очередь появляются в процессе реакции синтеза.

Чтобы уменьшить наведенную активность, заряд окружают средой, снижающей энергию испускаемых нейтронов. В качестве такого замедлителя нейтронов применялся порошкообразный карбид бора, засыпаемый в скважину после опускания заряда на заданную глубину с таким расчетом, чтобы уровень этой засыпки был выше верхней поверхности силового корпуса заряда на 1 метр.

Заряд, разработанный специально для экскаваторных работ, принципиально отличается по своей конструкции от классических термоядерных зарядов, предназначенных для использования как оружие. Поэтому, прежде чем выходить с этим зарядом на трассу канала, нужно было проверить его работоспособность в полигонных условиях, так как только здесь возможно в полном объеме проконтролировать работу всех его элементов и документально зафиксировать все физические параметры, характеризующие эту работу, чтобы в случае отклонения их от нормы установить причины и внести соответствующие коррективы. Только полигон располагает соответствующей аппаратурой и только на полигоне можно выполнить весь необходимый объем физических измерений. На канале таких возможностей не будет. Кроме того, на трассу нужно выходить с полной уверенностью в срабатывании заряда как запланировано. Проведя полигонный эксперимент как взрыв на выброс, имеем возможность проверить модельный эксперимент, то есть установить оптимальность заглубления заряда при выбранной мощности взрыва для получения максимального размера воронки.

Кроме того, модельный эксперимент проводился в наносных грунтах урочища Телькем, натурный — в твердых породах (гранит) площадки № 4, что позволяло проверить влияние прочности грунта на размеры воронки.

Термоядерный заряд, размещенный в стальном силовом корпусе диаметром 840 мм, опускался в скважину на глубину 120 м на буровых трубах диаметром 80 мм и завешивался на устье с помощью элеватора. На расстоянии 10 м от корпуса заряда на опускной трубе устанавливалась стальная диафрагма с уплотнителем по периферии из листовой резины толщиной 20 мм. Опускание заряда осуществлялось с помощью самоходной буровой установки на шасси автомобиля КРАЗ.

После завешивания заряда верхняя часть скважины от диафрагмы до устья засыпалась щебнем. Расчетный вес засыпаемого щебня 120 т. Такую нагрузку опускная труба не выдержит — оборвется. Поэтому после завески заряда в течение всего времени засыпки скважины щебнем велся постоянный контроль внутреннего напряжения трубы на растяжение с помощью тензометрирования. Результаты измерений показали, что после засыпки скважины щебнем до устья, труба претерпевала дополнительную нагрузку равную 20 т — имел место эффект зависания щебня на боковой поверхности скважины за счет сил трения (доменный эффект). Расчетная мощность взрыва экспериментального заряда составляла 40 кт ТНТ. При заложении на глубину 120 м, при взрыве должна была образоваться воронка диаметром 250–300 м и глубиной 50 м.

Управление подрывом заряда осуществлялось по проводам с помощью системы «Гранит», установленной в специальном фургоне на командном пункте в двух километрах от скважины. Здесь же размещались фургоны с необходимым комплектом аппаратуры физизмерений, управление которой осуществлялось в автоматическом режиме системой «Гранит».

Здесь же, на командном пункте, был организован и наблюдательный пункт, где были сосредоточены все участники эксперимента: и специально прибывшие наблюдатели, и бригада исполнителей заключительных операций, и бригада операторов физизмерений, и бригада дозиметристов и служб техники безопасности, и, наконец, руководители эксперимента. Здесь же был сосредоточен весь транспорт.

В назначенный час прогремел оглушительной силы взрыв. Огромный купол грунта поднялся над тем местом, где была скважина. Затем из середины купола вырвался огромных размеров фонтан, который, разворачиваясь веером, начал осыпаться на землю, а из его середины взвился черно-белый газовый столб, образуя на большой высоте огромное облако. В это облако и было произведено несколько ракетных залпов с установок, расположенных невдалеке от командного пункта. Головки этих ракет произведут забор газовых проб, затем опустятся на парашютах и будут подобраны, а пробы подвергнутся радиохимическому анализу, по результатам которого будет получена информация о работе заряда.

После взрыва, спустя 30–40 минут, радиационная разведка доложила, что вблизи воронки мощность дозы радиационного излучения не превышает трех рентген в час. Был разрешен допуск заинтересованным лицам в течение 15 минут произвести осмотр результатов взрыва с близкого расстояния.

Осмотр показал, что ожидаемой воронки не получилось. Вокруг эпицентра образовалось сильное поднятие грунта в виде вала высотой 20 м и диаметром 100 м. Внутри вала — провальное отверстие диаметром 20–30 м. Образование напоминало вершину вулкана.

В эксперименте не получилось ни выбросной воронки, ни провальной, а что-то совершенно не похожее на то, что имело место на Чагане, в урочище Телькем, и здесь — на четвертой площадке.

В дальнейших исследованиях на моделях во ВНИИП и ИХФ АН СССР наблюдалась аналогичная картина.

Анализ результатов физизмерений показал, что энерговы-деление термоядерного заряда оказалось в два раза меньше, чем следовало из расчета, потому что заглубление центра взрыва на 120 м для такой энергии было завышенным, и, как следствие, вместо классической воронки получена кувшинообразная полость. Значит, для эксперимента на трассе канала нужно заряд дорабатывать и снова испытать на полигоне. Но для этого времени не хватало. На носу новый 1971 год, а до марта месяца эксперимент на канале нужно провести, иначе предстоит ждать еще год.

Были приняты все меры, чтобы, используя результаты предыдущих экспериментов и результаты данного эксперимента, теоретически рассчитать более надежный, с большим запасом по энергии, заряд. Что и было сделано: заложено в конструкцию и в январе 1971 года изготовлено три заряда, с которыми и отправились на эксперимент на трассу Печоро-Колвинского канала.

Рекогносцировочное исследование региона показало, что работа на трассе Печоро-Колвинского канала по сооружению траншеи взрывом на выброс возможна только в зимнее время, с одной стороны, в связи с невозможностью доставки к месту работы техники в теплое время года, с другой — зимний период является более благоприятным, исходя из требований радиационной безопасности: выпавшие после взрыва в следе радиоактивные осадки на снежный покров с талыми водами размоются, тем самым еще меньшим станет остаточное загрязнение местности, хотя и так оно являлось вполне допустимым.

Схема доставки спецзарядов, подвижной техники, оборудования, расходных материалов и личного состава из КБ АТО и ВНИИП до места такова:

— железнодорожным транспортом до Соликамска на платформах и в грузовых вагонах доставляется подвижная техника, оборудование и расходные материалы. Спецзаряды, поскольку они не допускают длительного пребывания при отрицательных температурах, — в специальном отапливаемом багажном вагоне. Личный состав — классным вагоном. Весь подвижной железнодорожный состав входит в специальный литерный эшелон;

— разгрузка техники, оборудования и материалов производится на городской железнодорожной рампе, затем все переправляется для отстоя на территорию ЛЗК. Вагон со спец-зарядами отстаивается на территории оборонного завода под нашей охраной. Временное проживание личного состава — в гостинице ЛЗК;

— формирование двух автоколонн и переброска их своим ходом по зимнику от Соликамска до хутора Васюково (от г. Ныроба до поселка Головное зимник проходит по австрийскому тракту). Протяженность перегона 250 км. Нормирование автоколонны производится накануне на территории ЛЗК;

— расстановка техники на заранее запланированных площадках. Перевозка одного спецзаряда осуществлялась в кузове специально изготовленной для этих целей машины на шасси МАЗ-543. В кузове на стоянке и на ходу обеспечивается нормальная температура автоматическим включением и выключением бензинового отопления.

Перевозка двух других спецзарядов — в теплоизолированных кузовах, укрепленных на шасси КРАЗ. Подогрев в пути производится на остановках через каждые 2–3 часа хода с помощью аэродромного обогревателя, транспортируемого на отдельной машине в этой же автоколонне.

Первой автоколонной перегоняется вся вспомогательная техника, перегоняются на прицепе и жилые вагончики (балки). В этой же автоколонне следует и самая громоздкая машина MA3-543 с инертным макетом спецзаряда.

Лишний прогон MA3-543 преследовал цель проверки прохождения по зимнику сильно пересеченной местности крупногабаритной машины, предоставления возможности водителю ознакомиться с особенностями трассы (все же это не обычное шоссе) и проверить надежность ледовых переправ через реки Вишеру, Колву и Вишерку с нагрузкой 40 т и моста через реку Низва. Кстати, для большей безопасности ледовые переправы усиливались по нашим рекомендациям вмораживанием в лед бревенчатого настила.

Как и всякое путешествие, тем более такой большой автоколонны, в которую входили более 20 единиц самоходной техники и десяток прицепных агрегатов, — без эксцессов не обошлось. Половина пути до города Ныроба была преодолена вполне спокойно без каких-либо происшествий. Вторая половина пути изобиловала множеством неприятностей.

Началось с того, что стали отваливаться то колеса, то дышла у жилых фургонов. Как и было установлено при покупке этих фургонов, ходовая часть их для длительных пробегов была совершенно непригодна, но мы питали надежду, что нам Минобороны из своих резервов выделит для них надежные шасси. Но надеждам нашим не суждено было осуществиться, подвело нас богатое и безответственное ведомство; нужда заставила рискнуть — взять эти фургоны в далекую дорогу с никудышной ходовой частью.

Предвидя возможные поломки в пути, мы предусмотрительно прихватили с собой сварочный агрегат. На вынужденных остановках собственные умельцы, производя сварочные работы, исправляли огрехи производственников.

Но самое большое волнение доставила нам внезапная остановка самой громоздкой машины MA3-543, которая шла в середине автоколонны. На крутом вираже на вершине очередного перевала, в снежной траншее, проделанной бульдозером, при резком торможении у автомобиля вдруг заклинило все восемь колес. Автомобиль, пропахав снежные валы и про-скользив метров десять, встал намертво, перекрыв полностью дорогу.

В нашей автоколонне было три рации: одна — в головной машине, другая — в замыкающей, третья — где-то в середине. Поэтому о каждом ЧП ближайшая рация оповещала всех и колонна останавливалась. Так произошло и на сей раз. Причину внезапной остановки сходу установить не удалось. Двигатель находился в нормальном состоянии — быстро заводился и работал нормально. Но как только включалась трансмиссия, тут же глох, не помогала силища в 600 лошадиных сил. Специалистов, знающих эту машину, было трое: два шофера и один инженер-механик Ю. П. Барковский.

Первым делом предстояло откопать автомобиль из огромных сугробов снега. Затем началось обследование ходовой части. К счастью, неисправность довольно быстро была обнаружена: где-то в тормозной системе каким-то образом оказалась вода, которая, превратившись в лед, при резком торможении закупорила какой-то трубопровод. Как такую оказию обнаружить удалось — уму непостижимо. Но специальным факелом вся тормозная система была отогрета, прокачана, и автомобиль снова ожил, выбрался своим ходом из снежного плена и мы могли двинуться дальше.

Через некоторое время случилась очередная оказия — на ближайшем повороте один из автомобилей УРАЛ-375 занесло в глубокий снег и он замер, загородив дорогу. Самостоятельно выбраться из сугроба он не мог. Не смог его вытянуть буксиром и его собрат. Пришлось прибегнуть к помощи MA3-543, который, подминая глубокий снег, обошел колонну впереди стоящих машин, подцепил на буксир злополучный УРАЛ-375 и как пушинку вытянул из снежного плена.

Произошел и еще один казус — вдруг остановился двигатель у одной из машин УРАЛ-375. Выяснить сходу причины остановки не удалось, а время поджимало, день клонился к вечеру, нужно было спешить. Быстро прицепили потерявший ход автомобиль на буксир и благополучно доехали до места.

Когда наша колонна причудливых, никогда не виданных в этих краях автомобилей проезжала через поселок Головное, большое количество жителей высыпало на дорогу. В толпе раздавались выкрики: «Вот они, атомщики приехали! Будут у нас взрывать атомные бомбы».

Дело в том, что накануне, месяца за полтора до нашего появления в здешних краях, в журналах «За рубежом» и «Вокруг света» были опубликованы статьи с рассказами о том, как будут строить Печоро-Колвинский канал взрывом водородных бомб. А в журнале «Вокруг света» была помещена даже карта с обозначением на ней трассы канала. Эти журнальные сообщения дошли и до жителей поселка Головное, в том числе и до заключенных. Среди населения пошли самые нелепые домыслы.

Спустя дней десять после нашего прибытия, в Головном разговоры перешли в настоящий бунт. А поводом к открытому выступлению послужила неумная шутка, рассказанная одним сотрудником ПромНИИпроекта парикмахерше. Суть ее в том, что этот атомный взрыв будет являться экспериментом на выживание людей, что все участники работ заранее уедут из этого района (у них для этого есть транспорт — видели, сколько машин прошло), зеки уже списаны, как подопытные кролики, а вы, вольнонаемные жители поселка, если хотите уцелеть — удирайте пока не поздно. Легко себе представить, как может среагировать не разбирающееся в этом деле население на такое сенсационное сообщение, причем из уст не местного жителя — приезжего.

Волна возмущений населения быстро докатилась до нас, шутник был найден и выслан обратно в Москву без оплаты командировочных и с настоятельной рекомендацией увольнения его со службы. Не называю фамилии этого шутника и не знаю, уволен он или работает до сих пор в нашей системе, но встречаться с ним не приходилось ни разу.

А чтобы успокоить население, пришлось провести доверительное собеседование и заверить всех, что ничего похожего на то, что им наговорил неумный шутник, не будет, что мы никуда до завершения всех работ уезжать не собираемся и будем находиться там вблизи во время взрыва, а населению на расстоянии 25 км никакой опасности и не предвидится. Нашу группу по разъяснению населению ситуации возглавлял зампред госкомиссии С. А. Прищепа — полковник КГБ.

На собрании актива населения поселка Головное присутствовали и расконвоированные заключенные, которых мы просили рассказать содержание нашего разговора тем заключенным, которые находятся за охраняемой проволокой. Надо сказать, что среди присутствующих заключенных на этом собрании были очень хорошо разбирающиеся в ядерной физике люди, и их вопросы было очень интересно слушать и тем более на них отвечать, чувствуя понимание предмета разговора. Им во всех подробностях рассказано было, как будет проходить работа, что может представлять опасность, и в каких обстоятельствах, какие мероприятия нами разработаны для обеспечения полной безопасности не только для людей, но и для самой природы. Мы им пообещали, что будем держать все население в курсе наших дел. Тут же объяснили, что взрыв будет допустим только при направлении ветра — с запада на восток. Поселок Головное находится южнее места взрыва на 25 км, значит для него никакой опасности вообще не предвидится, так что опасения все напрасны. Единственно, что может ощутить население — это слабый подземный толчок, но он опасности никому и ничему не несет. Может попасть под радиоактивный след поселок на лесосеке, где проживают расконвоированные, но они все на время взрыва и на последующие 5–7 суток, будут переселены в Головное. Обратное заселение этого поселка будет разрешено, когда наступит безопасная радиационная обстановка.

Два или три зека, прекрасно разбиравшиеся в физике, задавали весьма умные вопросы: какие виды проникающего излучения там будут иметь место, какие изотопы будут преобладать, какие периоды полураспадов этих изотопов, а один из них знал это превосходно и точно отвечал на вопросы другого без нашей помощи и т. д. Об одном они очень просили, чтобы результаты дозиметрической проверки им показали — они сами хотели бы убедиться, посмотрев своими глазами показания приборов.

Их заверили, что все будет выполнено, как они хотят. После всех разговоров разошлись по домам весьма дружелюбно настроенные, как хорошо знавшие друг друга соседи. Зеки нас заверили, что им теперь все ясно, что мы можем работать спокойно, пожелали нам успехов и сказали, что разъяснительную работу среди всего населения Головного они берут на себя и выдерут языки тем, кто будет распространять нелепые слухи.

И надо отметить, что с этого момента в поселке установились порядок и полное спокойствие, и какое-то уважительное отношение к нам, когда мы появлялись в Головном по каким-либо надобностям, — отличить нас от местного населения было весьма просто: все мы были одеты в меховые шубы, шапки и унты. Подобного одеяния у местного населения не было и в помине, так что мы были видны издалека, как белые вороны. А когда мы, закончив работу, уезжали, — нам приветливо махали руками и желали счастливого пути.

Рассказанный эпизод для нас был уроком на будущее. От населения ничего невозможно утаить. Скрывать от него суть наших работ — вызвать панику и страшный гнев. Доверительный рассказ о том, для чего мы приехали, какие и для чего будем проводить работы, какие будут проведены с ними мероприятия по безопасности, какие последствия их ожидают и тому подобное — все это находило полное понимание у населения и никаких эксцессов мы нигде и никогда не наблюдали.

После установки техники на специально подготовленных площадках, разгрузки оборудования и расходных материалов в специально построенные силами ЛЗК складские помещения автобус с водителями, охраной и назначенными сопровождающими технику специалистами, автомобиль МАЗ—543 и две машины УАЗ-452 сопровождения с радиосвязью отправились обратно для перегона второй автоколонны с тремя термоядерными зарядами и с аппаратурой управления подрывом и физизмерений. Обратный рейс до самого Соликамска прошел без осложнений и без вынужденных остановок.

Некоторые трудности возникли при выгрузке спецзарядов из багажного вагона и погрузки их в кузова КРАЗов и МАЗ-543 из-за низко подвешенных силовых электропроводов у разгрузочной рампы на оборонном заводе. Но принятые меры предосторожности позволили, правда с небольшой затяжкой, благополучно завершить перегрузочные операции, а провода эти мешали свободному ходу стрелы автокрана. Вторая колонна из десяти единиц бесприцепной техники прошла благополучно, если сравнивать с первой автоколонной. Дорога уже была водителями хорошо изучена, техника при формировании колонны на территории ЛЗК тщательно проверена. Погода благоприятствовала длительному путешествию — солнышко, легкий морозец до -20 °C, безветрие. Таежные деревья, опушенные инеем, стояли чарующей взор громадой и справа, и слева от дороги. Неописуемая красота нетронутой тайги.

Непредвиденная оказия на сей раз, за все время путешествия, произошла лишь одна, подобная первой: вдруг ни с того ни с сего встал двигатель на машине УРАЛ-375. Но водители уже были в курсе возможной причины. Через некоторое время двигатель ожил и мы двинулись дальше. Остановки автоколонны были плановые через каждые два часа. При этом включался отопительный агрегат, двигавшийся между двумя КРАЗами, и с помощью рукавов нагнетался теплый воздух в кузова, где размещались два спецзаряда. Во время этих остановок проходил осмотр техники, через две остановки на третьей — горячий чай с бутербродами и так до конечного пункта нашего путешествия.

Поселок Головное проезжали ночью, никто нас не ожидал, все спокойно спали и мы проскочили, можно сказать, незамеченными. Технику сразу установили на заготовленные для нее места. Два КРАЗа разгрузили возле двух скважин и спец-заряды с оснасткой поместили в специально сооруженные дощатые домики, находившиеся в десяти метрах от скважин. Домики эти отапливались электрообогревателями от подвижной электростанции ПЭС-100, размещенной вблизи жилого поселка в 1,5 км от скважин. С момента закатки спецзаря-дов в домиках установлено круглосуточное дежурство по два человека на каждом посту.

Третий спецзаряд, размещенный в кузове MA3-543, ни в какие помещения не перегружался. В этом кузове спецзаряд будет храниться, и в кузове же будет произведено окончательное его снаряжение, после чего стенд, на котором заряд размещен, переведет его в вертикальное положение и с помощью автокрана он будет завешен над устьем скважины, а затем опущен в скважину на заданную глубину. Отопление кузова MA3-543 производилось электрообогревателями от той же ПЭС-100 включающимися и выключающимися автоматическими устройствами. При этой машине дежурства специальной вахты не требовалось: электрическая защита обеспечивала полное обесточивание в случае какого-либо замыкания, кроме того, автоматически срабатывает система пожаротушения, расположенная в том месте, где возгорание возможно. Машины УРАЛ-375 с установленными в их кузовах аппаратурой управления подрывом и аппаратурой физизмерения размещены на площадке в 1,5 км от скважин, за рекой Березовкой. Отсюда по кабелям, протянутым к каждой скважине, будет включаться бортовая аппаратура подрыва. Сюда же по коаксиальным кабелям будет поступать информация с каждого заряда о порядке работы элементов заряда, физические параметры ядерных процессов и сигналы с датчиков, по которым затем будет определяться энергия взрыва.

Аппаратура управления подрывом по заранее заложенной программе обеспечивает не одновременный, а последовательный взрыв всех трех зарядов со смещением времени взрывов на 12–15 миллисекунд с тем, чтобы одни и те же приборы физизмерений записали одни и те же процессы на движущуюся пленку фоторегистра. Включение аппаратуры управления подрывом заряда и аппаратуры физизмерений осуществлялось специальными приемными устройствами, которыми управляла с помощью кодированных радиосигналов передающая система, размещенная в кузове такой же машины УРАЛ-375 и установленная на командном пункте, расположенном на возвышенности в пяти километрах в западном направлении. Рядом с командным пунктом, в тайге вырублена поляна размером 100 х 100 м для посадки вертолетов на случай необходимости эвакуации личного состава, который находился здесь в момент производства взрыва.

Обогрев кузовов с аппаратурой управления подрывом и физизмерений производился от бензиновых обогревателей, которыми была снабжена каждая машина, и включался он только на время работы операторов. Подзарядка аккумуляторных батарей и освещение в кузовах машин осуществлялись от подвижных электростанций (тех, что привезли для отопления балков).

Для проживания участников экспедиции близ хутора Васюково силами, средствами и материалами Соликамского ЛЗК был сооружен прекрасный поселок из сборно-щитовых домиков (которые и изготавливал ЛЗК). Кроме жилых домов были сооружены также столовая, медпункт и что-то наподобие дома культуры, где проходили производственные совещания, заседания Государственной комиссии по производству эксперимента и демонстрация кинофильмов. Этот прекрасный жилой комплекс был создан благодаря стараниям директора ЛЗК И. Г. Шевелева и его заместителей Л. А. Косолапова и Гриба.

Отличное питание в столовой было организовано начальником ОРСа ЛЗК. Мы же, сотрудники КБ АТО, проживали в своих балках Пушкинского производства, обогрев их, как и всех жилых помещений, осуществлялся от общей электросети. Нашими радио-телеметристами жилой поселок был радиофицирован, так что мы, находясь в далекой глуши, были в курсе международных событий и того, что происходило в нашей стране. В свободные от работы минуты передавались песни и музыка любимых артистов и композиторов в грамзаписи.

Так что, быт всех участников экспедиции был организован на самом высоком уровне. Работа по подготовке к эксперименту началась с приемки от монтажников кабельных линий и скважины от буровиков. Подписание акта приемки кабельных линий производилось после визуального осмотра кабелей, подвешенных на опорах по всей длине от скважины до площадки, где расположены машины с радиорелейной аппаратурой управления подрывом и машины с аппаратурой физизмерений, после проверки целостности и маркировки всех электроцепей и после измерения изоляции.

После приемки кабельных линий, специалистами телеметрии и физизмерений производилась распайка кабелей по специальным соединительным щитам и высокочастотным разъемам. Затем производилась настройка аппаратуры, подключение к ней кабельных линий и проверка работоспособности каждого прибора в отдельности и в комплексе.

После подготовки приемо-передающей радиоаппаратуры производилась проверка устойчивости радиосвязи многократной выдачей радиосигналов управления подрывным и измерительным комплексом. Проверка работоспособности радиокомплекса проводилась с умышленным введением неисправностей в блоки передающей и приемной аппаратуры и в блоки кабельной связи с бортовой аппаратурой спецзаряда. При этом бортовая аппаратура спецзаряда должна работать исправно и по двум каналам.

Настройка и проверка работоспособности всего аппаратурного комплекса проводилась с включением в кабельную линию вместо бортовой аппаратуры спецзаряда его имитатора — стенда, выполненного по той же схеме, что и бортовая аппаратура, но с эквивалентом нагрузки вместо капсуля детонатора (КД). Эти операции по установившейся у нас технологии проведения испытаний спецзарядов носят название «частных репетиций» (ЧР).

Когда вся система управления подрывом и аппаратурный комплекс физизмерений будут отлажены и проверены в частных репетициях, проводится заключительная проверка, называемая генеральной проверкой автоматики (ГПА), которая отличается от частных репетиций тем, что взамен имитатора подключается бортовая аппаратура спецзаряда, и работа всего комплекса осуществляется по боевой программе с выдачей последнего электрического импульса не на КД заряда, а на эквивалентную нагрузку, с помощью которой регистрируются параметры этого импульса, и по нему устанавливается работоспособность генератора, самого ответственного узла бортовой автоматики. По совокупности результатов работы всех узлов аппаратуры управления подрывом и физизмерений дается заключение о готовности к работе подрывного и измерительного комплексов. В период, когда ведется настройка и проверка работоспособности аппаратурных комплексов, группа специали-стов-зарядников производит осмотр и проверку состояния всех агрегатов спецзаряда и бортовой аппаратуры подрыва и датчиков физизмерений. Одновременно другая группа производит так называемое шаблонирование скважины, то есть с помощью опускной машины производится опускание макета, имеющего габариты и вес спецзаряда. Макет должен пройти по всей скважине до заданной глубины без посадки и без задевания, затем должен быть извлечен. Такая скважина, в которой макет прошел беспрепятственно до заданной отметки и обратно, считается пригодной. После проведения ГПА результаты ее обсуждаются на заседании Государственной комиссии. Здесь же заслушивается готовность и всех других служб: готовность опускного агрегата и комплекта опускных труб, готовность компрессорного хозяйства, доставка к скважинам необходимого количества карбида бора, готовность дозиметрической службы, режимной и медицинской служб, транспорта и вертолетного обеспечения и тому подобное.

После установления полной готовности всех служб к проведению взрыва председатель Государственной комиссии делает запрос министру шифрограммой на разрешение опускать спецзаряды в скважины.

Иногда, с целью экономии времени, запрос разрешения на опускание спецзаряда в скважину посылается до проведения ГПА. В этом случае в телеграмме, докладывая о готовности, добавляется: «разрешить опускание по результатам ГПА».

Подготовительные работы проходили не всегда гладко, без каких-либо осложнений. На самом деле были и трудности. Многое из техники и аппаратуры применялось в работе в полевых условиях, да еще при морозе до -40 °C, впервые. Здесь и обнаруживались либо дефекты изготовления, либо конструкторские недоработки, либо ошибки в эксплуатационной документации. Но, как говорится, слава богу, серьезных изъянов не было отмечено, и все они были обнаружены и исправлены, и все хозяйство, хотя и с большими усилиями и переживаниями, было слаженным, четко работающим механизмом.

С механическими агрегатами дело обстояло гораздо лучше. Здесь, надо полагать, помогло то, что все они прошли «обкатку» на полигоне, и выявленные там конструктивные и производственные недоработки были устранены еще дома.

Произошел и еще один курьезный случай, заставивший основательно поволноваться многих. А волнения, как оказалось, были вызваны не опасной ситуацией, которой, кстати, и не было, а неправильной информацией. Произошло следующее: электронагреватели воздуха, нагнетаемого в кузов машины MA3-543, расположенные снаружи на шасси машины, включаются и выключаются автоматикой, смонтированной в кабине машины. Поскольку стоял приличный мороз (около -40 °C), вся система обогрева работала довольно долго. В связи с этим произошел перегрев понижающего трансформатора, питающего агрегаты регулирования температуры воздуха в кузове, задымила его пропитка. Надо полагать, в результате допущенной ошибки разработчиков мощность установленного трансформатора была недостаточной для питания такого потребителя в длительном режиме. В заводских испытаниях эта недоработка не была обнаружена, так как те испытания проходили при температурах близких к 0 °C, потребление электроэнергии происходило в сравнительно короткие промежутки времени, и перегрев обнаружен не был. А при -40 °C этот недосмотр выявился: перегревшаяся пропитка трансформатора наполнила дымом кабину машины, что было замечено солдатом охраны, которому было поручено наблюдать и в случае чего подозрительного отключить питающий кабель и сообщить в караульное помещение. Солдат все выполнил так, как его проинструктировали, в дополнение сказал, что машина загорелась. Далее события развивались как снежный ком. Прибежали в наш балок люди, получившие информацию уже из третьих уст, с криком: «Пожар! Ураган горит!» («Ураганом» называли машину MA3-543.) Когда услышали рассказ о случившемся из первых уст (по телефону от постового солдата), все стало ясно: никакого пожара нет. В принципе загорания при замыкании электрических цепей произойти не могло, поскольку во всех цепях стояла защита, автоматически отключающая электроэнергию в случае увеличения тока сверх установленного предела. К сожалению, этот предел был выше допустимого для трансформатора. Загорания не должно было быть еще и потому, что при этом включалась бы система пожаротушения.

По прибытии на место быстро разобрались в ситуации, сменили трансформатор, и система обогрева вновь заработала. Но с этого момента было установлено постоянное круглосуточное дежурство оператора. До конца нахождения спецзаряда в кузове машины MA3-543 повторения подобных случаев больше не было.

После получения шифровки, разрешающей опускание зарядов в скважины, на заседании Государственной комиссии была рассмотрена и утверждена технология окончательной подготовки спецзарядов и их опускания. По докладу главного конструктора Б. В. Литвинова об ожидаемой мощности взрыва утверждалась глубина центра взрыва, что должно было обеспечить максимальный эффект выброса грунта.

По настоянию главного инженера проекта Г. А. Никифорова и его начальника Ю. А. Валентинова забивка скважины гравием или песком после опускания заряда исключалась. Какими соображениями авторы проекта руководствовались, предлагая такой вариант, многим было непонятно, но решением председателя Госкомиссии В. И. Карякина предложение это было принято. Итак, в данном эксперименте применена, по терминологии авторов проекта, гидрозабойка.

Окончательная подготовка спецзаряда включает в себя следующие операции:

— проверка системы бортовой автоматики и генератора высоковольтных импульсов для подрыва КД;

— снаряжение заряда комплектом боевых КД;

— подстыковка системы инициирования КД к генератору высоковольтных электрических импульсов;

— стыковка силового корпуса и проверка его на герметичность;

— подключение кабелей управления подрывом и физизмерений;

— кантование спецзаряда в вертикальное положение и завеска его на устье скважины;

— опускание заряда на трубах на заданную глубину и завеска его.

Подключение кабелей управления подрывом и физизмерений к распределительному щиту производилась в день «Ч» за 2 часа до взрыва.

Заключительные операции с первым зарядом производились в кузове машины MA3-543. Кантование заряда в вертикальное положение при открытой крышке кузова осуществлялось с помощью стенда, на котором производились все операции по сборке. В действие кантователь приводился с помощью гидросистем. Перенос заряда со стенда и завес его на устье скважины осуществлялся автокраном К-162М.

Заключительные операции двух других зарядов производились в дощатых домиках на специальном стенде, установленном на рельсовом пути, проложенном от устья скважины в эти домики. Окончательно подготовленные заряды выкатывались по рельсам к скважине, зацеплялись специальным переходником за крюк автокрана, поднятием которого заряд переводился из горизонтального в вертикальное положение. При этом нижний конец корпуса заряда, закрепленный на специальной тележке, скользил по рельсовому пути, страхуемый от быстрого перемещения при подходе к вертикальному положению чалками, удерживаемыми операторами этих такелажных работ. Затем этим же автокраном производился завес заряда на устье скважины.

Далее производился последовательный спуск зарядов на заданную глубину на бурильных трубах диаметром 82 мм с помощью передвижной буровой установки на шасси КРАЗ. Кабели управления подрывом и физизмерений, опускаясь вместе с зарядом, разматывались с барабанов, расположенных рядом со скважиной, вручную. Во избежание провисания кабелей под собственным весом, они через каждые 4–5 м привязывались к трубе шкимкой (пеньковой веревкой).

Одновременно с установкой всех трех зарядов в боевое положение, все остальные службы, участвующие в эксперименте, отрабатывали свою готовность к работе по боевому расписанию. По завершении заключительных операций всеми службами, участвующими в эксперименте, и заслушивания руководителей этих служб о степени готовности, Государственная комиссия приняла решение о проведении генеральной репетиции (ГР).

ГР проводится по боевому расписанию с той лишь разницей, что к соединительным щитам кабелей управления подрывом и физизмерений подключается не бортовая аппаратура спецзарядов, а имитаторы, выполняющие ту же роль, что и бортовая аппаратура, а вместо КД в них задействованы эквиваленты нагрузок.

ГР преследует цель не только окончательно проверить в работе весь комплекс управления подрывом и физизмерений, но и четкость взаимодействия всех служб, обеспечивающих безопасность работ.

В назначенный день ГР строго по утвержденному расписанию, с которым заранее все знакомятся под расписку, все службы начинают свою деятельность. Государственная комиссия дислоцируется на командном пункте (КП). Там же организован и наблюдательный пункт (НП). КП расположен на возвышенности, в 5 км от эпицентра в западном направлении. С этого места прекрасно видны все три скважины и видно, что там будет происходить после взрыва.

Сюда на КП, в штаб Государственной комиссии, по телефонам и явочным порядком поступают доклады служб об их готовности к проведению взрыва. Здесь же синоптиками докладывается метеорологическая обстановка на час «Ч» и прогноз на ближайшие часы. По результатам метеообстановки принимается решение о проведении взрыва, после чего председателем Госкомиссии дается команда на включение программного автомата.

Главный оператор системы управления подрывным и измерительным комплексами запускает программный автомат с таким расчетом, чтобы взрыв произошел точно в назначенное время. Система регистрации момента взрыва привязывается к отметке единого времени, которая дается с кварцевого хранителя времени и с приемника сигналов службы единого времени страны. Одновременно главный оператор по громкоговорящей связи оповещает о времени, оставшемся до момента взрыва, и о результатах выдачи команд на взрыв. Результаты работы всех служб при проведении ГР затем тщательно разбираются на заседании Государственной комиссии. В случае положительных результатов назначается срок проведения взрыва.

Если в работе некоторых служб в ГР обнаруживаются изъяны или нестыковки со смежными службами, в боевое расписание или в частную технологическую или конструкторскую документации вносятся коррективы или принимаются более радикальные меры.

В случае обнаружения в действиях каких-либо служб больших неполадок, намечаются мероприятия по их устранению, и назначается повторная ГР.

В случае положительных результатов ГР делается запрос на разрешение проведения взрыва на конкретный день и час с оговоркой права переноса на другой день и час, если метеообстановка будет неблагоприятной.

Так произошло в наших работах. По докладам служб ГР прошла с положительным исходом, сбоев и недоработок не было. Аппаратура управления подрывом и физизмерений работала четко, без отклонений от установленных норм.

Результаты контрольных измерений состояния агрегатов всех трех зарядов — положительные.

Государственная комиссия принимает решение о производстве взрыва и назначает день и час, если метеоусловия будут этому благоприятствовать. А требовалось от погоды совсем немногое: ветер в восточном направлении и отсутствие сильных осадков, которые затруднили бы полет авиации. Ни температура, ни влажность, ни атмосферное давление, ни даже магнитные бури помех работам не создадут.

На запрос председателя Госкомиссии министром выдано «Добро» на производство взрыва. Но провести его в назначенный срок не удалось, Много дней подряд стояла ясная морозная погода при слабом ветре, а направление его было всевозможное, кроме нужного.

Каждый день после ужина проводилось заседание Государственной комиссии, на котором синоптики докладывали прогноз погоды на завтра. К великому огорчению, в здешнем регионе в зимнее время преобладают ветры южного и юго-западного направлений, нам же нужно восточное направление. Но его не было в течение более двух недель. А весна уже на носу: на подходе март месяц. В середине дня солнце так пригревало, что с крыш начала стекать капель. Если мы не разделаемся до наступления оттепели, то со своей техникой застрянем до следующей зимы.

Наконец синоптики сообщают нам радостную весть: на завтра, то есть 27 марта, ожидается ветер в нужном направлении, слабая облачность на высоте более километра, слабые осадки, температура от -10 до -15 °C. Короче, то, что нам нужно. Вознаграждает нас природа за многодневное терпение. Госкомиссия принимает решение произвести взрыв в 10 часов местного времени.

За ночь все службы были приведены в боевую готовность. Переселены жители поселка на восточной лесосеке в поселок Головное. Уточнены мероприятия с авиацией: к 9.00 должны прилететь на КП два вертолета, после 10.00 должны прилететь два военных самолета ЯК-25 для забора проб из газового облака, образованного взрывом.

К 8.00 в день «Ч» вся комиссия собралась на КП. Заслушали синоптиков о состоянии погоды. Прогноз подтвердился полностью. То, что погода выдалась самая благоприятная, определялось и невооруженным глазом.

Медленно тянулось время. В штаб комиссии стекались доклады руководителей служб о полной готовности к эксперименту. Прилетели два вертолета и приземлились на поляне рядом с КП.

Вот последовал последний доклад о готовности системы подрыва и физизмерений к производству взрыва.

Члены комиссии подписывают акт на производство взрыва.

Начался отсчет последних минут и секунд. Громкоговорящая связь оповещает об этом всех собравшихся на КП. Наконец — последние секунды: 9, 8…, 1, 0. При последнем слове «ноль» там, где были заложены в скважины три термоядерных заряда, начали медленно подниматься ввысь черные струи огромных размеров, которые затем сомкнулись в широченный черный факел.

В экспериментах на Чагане и площадке № 4 полигона наблюдалась одна и та же картина: сначала происходило вспучивание земной поверхности, затем происходил прорыв этого вспученного слоя огромных размеров пылегазовым факелом, затем отделение газового облака от поднятого грунта и осаждение грунта на земную поверхность.

Здесь же, на трассе канала, традиционного вспучивания не было замечено. Наблюдалась картина струйного выброса грунта. И когда все, что силой взрыва было поднято, улеглось, а облако серого цвета с коричневыми разводами поднялось ввысь, отделившись от черной пыли, мы увидели гладь огромного озера.

Над местом взрыва естественная облачность на огромном пространстве улетучилась, проглянуло солнце, и в его лучах мы увидели самолеты-истребители. Они по несколько раз пронизали взрывное облако и скрылись за горизонтом. Все находившиеся на КП долго стояли зачарованные происходящим, зорко вглядываясь в то, что происходит на месте взрыва. Затем последовали поздравления друг друга с благополучным началом большого дела.

Через полчаса дозиметрическая служба доложила радиационную обстановку, которая позволяла провести осмотр места взрыва с близкого расстояния. Радиоактивное облако медленно сдвигалось на восток, достигнув высоты 2 км. В общем, все произошло так, как было запланировано для обеспечения полной безопасности членов экспедиции и жителей окрестных поселений. Вертолеты оказались не нужны, и были отпущены. Всем нам было непонятно упрямство председателя Гос-комиссии В. И. Карякина, запретившего воспользоваться наличием вертолетов, взглянуть с высоты на результаты нашей работы. Пришлось довольствоваться увиденным с земли, с расстояния 200 м от края образовавшегося навала выброшенного взрывом грунта. Навал этот, не одинаковый по высоте, простирался вдоль трассы на расстояние (на глаз) 1,5–2 км. Внутри навала образовалось озеро, ширина которого в месте наблюдения составляла 300–400 м. В центре озера возвышался островок, что навело на мысль «всезнающих» специалистов, что средний заряд не сработал.

После проявления пленок аппаратуры физизмерений, обсчета всей полученной измерительными приборами информации выяснилось следующее:

— все три заряда сработали абсолютно одинаково;

— все элементы термоядерного заряда сработали нормально, но энерговыделение их было ниже расчетного. Причина — недостаточное энерговыделение инициатора реакции синтеза;

— общее энерговыделение заряда ниже расчетного на 25–30 %. Заниженная энергия взрыва и привела к тому, что в центре воронки образовалось поднятие грунта, которое после затопления воронки болотной водой выглядело островом. Этот остров в огромном водоеме и наводил на мысль, что средний заряд не сработал.

Подобное явление впоследствие было воспроизведено в модельных экспериментах в лабораторных условиях. Это происходит тогда, когда заглубление зарядов в групповом взрыве на выброс завышено для определенной мощности взрыва. Автор и исполнитель этих модельных экспериментов — Ю. М. Корепанов.

Итоги проведенной работы были обсуждены на последнем заседании Государственной комиссии. Характерно, что дозиметрические обследования в следе радиоактивного облака показали хорошее совпадение с прогнозом. На местности произошел высев, в основном, наведенной радиоактивности, созданной короткоживущими изотопами почти всех элементов таблицы Менделеева. Осколки деления тяжелых ядер составляли величину меньше одного процента. Мощность дозы излучения в следе в первые часы после взрыва не превышала сотни миллирентген в час. Через неделю она уже составляла десятки микрорентген в час, то есть дозы в пределах ПДД.

В завершение всего, по случаю удачного первого взрывного эксперимента на трассе Печоро-Колвинского канала, во всех подразделениях экспедиции в силу уже установившейся традиции, стихийно, без каких-либо указаний со стороны преседате-ля Госкомиссии были организованы банкеты. Предусмотрительный начальник ОРСа ЛЗК завез в наш поселок достаточное количество экзотических горячительных напитков и деликатесных закусок.

Не хочешь, так глядя на все это — соблазнишься. Короче, на исходе дня каждый жилой домик или балок гудел громкими разговорами, музыкой и песнями. Гудение продолжалось до поздней ночи. Обильные ужины по месту проживания затем продолжались обменами гостей из других жилых помещений. Обсуждение результатов работ было основной темой застольных разговоров, в перерывах пели и хором, и соло.

На следующий день — сборы в дорогу, подготовка огромного количества техники для длительного путешествия обратно в Соликамск. Тут же заказан шифрорадиограммой железнодорожный эшелон. Погода установилась и впрямь весенняя. При ярком весеннем солнышке побежала с крыш капель. На дорогах снег к концу дня становился рыхлым. Это нас волновало больше всего. Для тяжелой техники рыхлый зимник — самая большая опасность. А впереди еще четыре ледовых переправы. Нужно спешить. Весна подгоняла.

Не меньшее опасение вызывало у нас состояние ходовой части наших балков — выдержит ли она обратную дорогу. Опасения оказались не напрасными. Если вся техника выдержала тяжелейшие испытания длительным пробегом благополучно, на сей раз без каких-либо эксцессов дошла на место назначения, то балки нам доставили изрядные хлопоты — буквально перед самым Ныробом поломалась ходовая часть сразу у двух их них. Двигаться дальше было невозможно. Порешили так: всему составу автоколонны, могущему двигаться, продолжать движение, а для вышедшей из строя техники попытаться раздобыть техническую помощь в организации «Ныроблес МВД». Ведь возят же они спиленный лес — значит, у них должна быть и ремонтная техника. Надо сказать, вопрос этот был весьма оперативно решен, а обещанная плата за услуги натурой (спиртом) возымела магическое действие. Расконвоированные заключенные, работавшие на ремонтной базе, быстро нашли все необходимое: сами пригнали технику на место аварии, сами привезли неходовые наши балки на базу, и в течение ночи, пока наши водители УРАЛов и сопровождающие отдыхали, балки были поставлены, что называется, на ноги. И на прощание, на другой день, трудно было разобраться, кто кого больше благодарил: то-ли мы их за оперативный и качественный ремонт, то — ли они нас за натуральную оплату. Короче, остальной путь прошел благополучно, если не считать задержки перед селом Чердынь. А задержка была вызвана той самой очень крутой и очень длинной горой, на подъем которой мощный автомобиль УРАЛ-375 не смог вытянуть буксируемый балок. Пришлось штурм горы осуществлять в две тяги. При этом для подъема на гору одного балка уходило около получаса времени. Затратив на эти операции около трех часов, автоколонна смогла двигаться дальше и благополучно, уже на закате дня, прибыть в г. Соликамск.

Так закончилась первая для нас и очень сложная экспедиция, в которой все участники испытали на своем горбу все прелести такого рода работ. И что интересно: все пережитое в этой экспедиции, все невзгоды и трудности не только не отбили охоту продолжать подобные работы, наоборот, возбудили во всех без исключения большой интерес, азарт и желание немедля включиться в дела еще более сложные и трудные.

Далее, погрузка техники на платформы, отправка эшелона и всем составом пассажирским поездом путешествие до Москвы казалось делом пустяшным, обыденным, приятным.

Весьма любопытно: в нашей стране с планово-распределительной экономикой ни разу никто и никогда (по крайней мере мне, как руководителю всех работ по мирному использованию ядерных взрывов, не известно) не подсчитал и официально не объявил: во что обходятся стране наши работы и какой эффект они дают?

Правда, в ТЭО эффективность нашей технологии каждый раз закладывалась, но как она реализовывалась на практике? Мне ни от кого, ни разу не пришлось услышать. Мой настойчивый интерес всюду натыкался или на незнание этих сведений в официальных инстанциях, или на нежелание разглашать государственную тайну. Хотя, что в этих сведениях сверхсекретного?

По некоторым работам мы сами, как могли, проводили такие оценки, лишь для самоудовлетворения. В расчет закладывали затраты, складывающиеся из стоимости спецзаряда, стоимости проекта, амортизационных процентов используемой техники, стоимости расходных материалов, зарплат и командировочных, транспортных и прочих расходов, и сравнивали с затратами на те же работы с использованием традиционных технологий, — эффект получали выше в два раза и более. Этот эффект, надо полагать, возрастет, если учесть фактор времени: скажем, работу выполнить в полгода или в два года. Должна же быть разница! Но никто это ни разу не подсчитал. По крайней мере, нам это неизвестно. А попытки наши сравнить затраты на эксперимент на трассе канала с затратами на те же работы Минводхозом натолкнулись на засекреченность сведений в этом ведомстве, хотя всем известны миллиардные затраты на каналы, принесшие только вред и природе, и сельскому хозяйству. Может быть, и наша работа принесет, в конечном итоге, только вред. Поживем — увидим.

Как уже отмечено выше, при подведении итогов первого эксперимента профиля канала проектных размеров не получилось по причине заниженной, против расчетной, мощности взрыва использовавшихся зарядов.

Поэтому повторный эксперимент со взрывом трех зарядов было решено провести здесь же, в наносных грунтах, на трассе в продолжении траншеи, образованной первым взрывом. Заряды для этого эксперимента должны быть доработаны на нужную мощность взрыва.

Повторный эксперимент решением министра от 26 апреля 1974 года был назначен на I квартал 1976 года. В августе 1975 года предстояла рекогносцировочная поездка на место проведения этого эксперимента. На сей раз путешествие рекогносцировочной группы, а она была значительно малочисленнее, состоялось на самолете АН-2 от Соликамска до Головного, и далее до нашего жилого городка близ хутора Васюково на вездеходе ГТС. В разгар лета тайга выглядит куда привлекательнее, чем весной. А болота, казавшиеся во время весеннего паводка совершенно непроходимыми ни для какой техники, были вполне преодолимы для вездехода. Короче, 25-километровый путь нами был преодолен без каких-либо осложнений. Но для тяжелой колесной техники местами дорога была, пожалуй, совершенно непроходимой. По-видимому, такую же картину можно было наблюдать и на австрийском тракте от Ныроба до Головного.

Поселок близ хутора Васюково, в котором мы проживали с первой экспедицией зимой 1971 года, заботливыми стараниями хозяйственников Соликамского ЛЗК поддерживался в хорошем состоянии. Появились новые строения: дополнительное складское сооружение, где в данный момент хранились кабели, трубы и другие строительные материалы, и утепленный гараж, которого нам так не хватало в первой экспедиции.

Первое, что нам не терпелось увидеть — это результаты нашего первого эксперимента. Поэтому, после беглого осмотра жилых и технологических помещений в поселке, всей бригадой поехали на осмотр рукотворного озера.

Нашему взору представилось красивейшее зрелище. В чаше огромных размеров блестела прозрачная вода, из травяных зарослей, буйно растущих по берегу, выпархивали утки, которых здесь оказалось очень много. С восточной стороны озера стояла стеной тайга, отражение в водной глади которой представляло чарующую картину. Островка, который мы видели в первый день после взрыва, не было. Водная гладь простиралась вдоль трассы на глаз километра на полтора, в ширину — метров 400–500. Глубину водоема без плавсредств с берега установить было невозможно. Водоем опоясывал земляной вал, возвышавшийся над акваторией на два-три метра, местами на нем кучками группировались молоденькие березки и сосенки. О том, что здесь когда-то бушевал ядерный взрыв, ничто не напоминало. Мирная таежная идиллия.

А южнее водоема — огромных размеров поляна. Это предусмотрительный директор Соликамского ЛЗК И. Г. Шевелев вырубил тайгу на площадке следующего эксперимента — зачем пропадать прекрасному лесу, когда его можно пустить в дело.

Трасса канала на этом участке проходит по сухой, возвышенной над болотом на 2 метра местности.

Болото километровой ширины, тянувшееся вдоль трассы канала, в отличие от того, что мы наблюдали в первой нашей рекогносцировочной поездке, было безводным и обозначалось лишь редко разбросанным сухостоем березок и сосенок, да сплошными зарослями клюквы. Что способствовало его высыханию: то-ли сухое лето, то-ли аккумулятор воды — искусственное озеро, — установить было невозможно. Но все говорило о том, что для прохода тяжелой колесной техники в зимнее время сооружать бревенчатую гать, по-видимому, нет необходимости. Даже в летнее время буровая техника к месту работ была доставлена без особых осложнений.

Привязка скважин к местности была произведена согласно требованиям проекта. Буровые работы уже начались. Площадку для размещения аппаратурных комплексов, исходя из результатов первого эксперимента, решено приблизить к скважинам метров на 600–700, привязав ее к местности на этом берегу реки Березовки, что должно значительно сократить расход кабеля и затраты на монтажные работы.

Командный пункт с радиопередающей аппаратурой управления подрывом и измерительным комплексом решено было разместить в поселке Головное. Это обеспечит большую маневренность служб безопасности и даст возможность отказаться от вертолетов для эвакуации личного состава в случае непредвиденных обстоятельств. Да и возникновение таких обстоятельств на 25-километровом удалении полностью исключено. Кроме того, нахождение Госкомиссии и всего состава экспедиции во время эксперимента в поселке Головное имеет большое моральное значение для его населения.

На пути от поселка Головное до нашего жилгородка встречаются две водные преграды: речушка Ларевка и безымянный ручеек, впадающие в озеро Чусовское, мосты через которые в зимнее время лесовозами приведены, можно сказать, в плачевное состояние — необходимо произвести капитальный ремонт. По рассказам хозяйственников Соликамского ЛЗК состояние зимника по австрийскому тракту до самого Ныроба было в течение трех зим хорошее. По нему беспрепятственно завозились необходимые материалы и оборудование, и вывозился срубленный с трассы канала лес.

Кстати, об этих двух речушках, пересекающих нашу дорогу. Вода в них чистейшая, прозрачная как стекло. Где такие чистые речки можно сейчас встретить? А рыба в них — кишит.

На сей раз, прихватив с собой рыбацкую снасть, мы убедились в этом: за пару часов одной удочкой удавалось надергать целое ведро, правда, не килограммовых хариусов, а стограммовых окуней и плотвичек — все же свежая, не магазинная рыба. А грибов в тайге такое количество — трудно себе вообразить, не повидав своими глазами. Ведро белых грибов, красивых толстоногих боровиков набирали за 5—10 минут в 100–200 метрах от жилого городка. И все это богатство таежное гибнет — некому собирать.

Итак, настоящая рекогносцировочная поездка каких-либо серьезных корректив в планы предстоящей очередной экспедиции не внесла.

Приказом министра от 8 октября 1975 года было окончательно утверждено проведение второго эксперимента на трассе Печоро-Колвинского канала в I квартале 1976 года, для руководства которым создана Государственная комиссия. Председателем этой комиссии был назначен главный инженер главка В. И. Карякин.

На основе анализа результатов первого эксперимента была откорректирована технология всех подготовительных работ и порядок взаимодействия служб, участвующих в эксперименте. Тщательно проанализирован состав технических средств, проведена соответствующая модернизация технологического оборудования. Заменены шасси на жилых балках. К концу 1975 года технические средства, оборудование и расходные материалы полностью укомплектованы. Утвержден состав экспедиции. Согласованы с ВНИИП сроки и порядок передислокации техники и личного состава на место производства работ.

В ночь на 28 января 1976 года из КБ АТО до ст. Соликамск отправился литерный железнодорожный состав, груженый полным комплектом подвижной техники, оборудования и материалов. На сей раз, для перевозки, хранения и сборки спецзарядов отправляются 4 машины MA3-543 (три — для зарядов, одна — в резерв). Жилые балки оборудованы новыми шасси с прекрасными ходовыми качествами. Теперь, надо полагать, хлопот с ними будет меньше. С этим же эшелоном классным вагоном отправлен весь личный состав экспедиции. В середине дня 3 февраля 1976 года эшелон прибыл на станцию Соликамск-Товарная, затем был переведен на территорию Л3K. После чего весь личный состав дружно приступил к выгрузке техники и построению ее в колонну.

На территории ЛЗК, к нашему удовлетворению, была сооружена прекрасная разгрузочная рампа и оборудована достаточных размеров площадка для отстоя техники. Все это сделано с расчетом на большие объемы грузопотоков, предназначаемых для промышленного производства взрывных работ на трассе канала. К 21.00 вся техника была сгружена с железнодорожных платформ и установлена на выжидательной площадке.

4 февраля 1976 года в 9.00 местного времени колонна автомашин двинулась в путь.

Учтя горький опыт автопробегов в первом эксперименте, на сей раз нами была приобретена подвижная автомастерская. Все необходимое для ремонта автомобиля в пути входило в комплект этой мастерской, смонтированной в обогреваемом кузове на шасси автомобиля ЗИЛ-151. Эта походная мастерская сопровождала все автоколонны и была каждый раз весьма кстати.

На выжидательной площадке до прихода вагона со спец-зарядами были оставлены два автомобиля УРАЛ-375, четыре MA3-543, автокран К-162, машина сопровождения ГАЗ-69.

Вся трасса в двести километров автоколонной была преодолена без каких-либо происшествий. В 19.00 миновали поселок Головное. Час езды — и мы дома.

Но, как говорят, закон подлости во всех удачных делах всегда срабатывает. И на этот раз нас ждал сюрприз: буквально в двух километрах до конечной цели, при переезде по мостику через злополучный ручей, водитель — солдат охраны — левыми колесами съехал с края деревянного настила моста и машина ЗИЛ-130 с радиоаппаратурой в кузове легла на левый бок, перегородив дорогу.

Кстати, снежный покров достигал толщины в полтора метра и дорога пролегала между огромными сугробами и справа, и слева от бульдозера. Лишь на злосчастном мосту эти сугробы обрывались — в этот промежуток и угодил ЗИЛ-130.

Казалось, положение безвыходное. Как поднять автомобиль? Как по таким сугробам подойти технике сбоку? Да и в ручей в таком снегу угодить не мудрено. Выдержит ли лед тяжелую машину? А глубина ручья здесь более метра — это мы знали по летней рекогносцировке.

На наше счастье, ширина проезжей части между снежными валами перед мостом была таковой, что можно было разъехаться двум машинам. Этим обстоятельством воспользовались, подогнав к лежащей на боку машине автомобиль с лебедкой в передней части его шасси. Не могу сказать каким чудом бывалые специалисты-автомобилисты Ю. П. Барковский и Костя Сигачев буквально за полчаса лежащий автомобиль поставили на колеса. Колона могла двигаться дальше.

Через несколько минут — мы дома. Вся техника и жилые балки оперативно были расставлены на заранее приготовленные площадки и началось обживание выстывших на морозе жилых помещений. А назавтра — работа по расписанию.

Но трескучий мороз, доходящий в ночное время до -55 °C и днем до -45 °C, спутал все наши планы. Вести монтажные работы было невозможно: изоляция кабелей и резиновые трубки раскалываются как стекло. Прокладка телефонной связи до Головного застопорилась, а без нее невозможна установка машин с системой радиоуправления на КП.

Лишь 12 февраля наступило резкое потепление — мороз до -8 °C — и работа сразу на всех участках закипела. Закончена прокладка телефонной связи с КП в Головном, установлена там техника радиоуправления и оповещения. Установлена прямая связь КП с приемными пунктами комплексов управления подрывом и физизмерений. Проведена пробная передача радиосигналов управления. Сигналы на приемных пунктах комплексов подрыва и физизмерений принимаются уверенно.

В ночь на 16 февраля пришел эшелон со спецзарядами, которые были без задержек перегружены в кузова машин MA3-543. Перегружено все оборудование и материалы в машины УРАЛ-375.

16 февраля в 9.30 местного времени автоколонна со спецзарядами двинулась в путь. Поначалу все шло нормально, но на полпути за Ныробом вдруг встал двигатель у одной из машин MA3-543 — произошло заклинивание редукционного клапана. Подобные ситуации возникали и ранее (видимо, заводской дефект), поэтому, что надо делать — было известно. Как раз кстати, что в автоколонне была передвижная автомастерская. Но мороз до -30 °C не способствовал быстрому устранению неполадки. Лишь поздней ночью удалось оживить двигатель. В 23.00 колонна двинулась дальше. Остаток пути был преодолен без каких-либо происшествий и без вынужденных остановок. В 4.00, 17 февраля вся техника прибыла к месту назначения. Установка машин со спецзарядами у скважин была закончена к 6.00 утра. Температура -32 °C с ветром — это значительно хуже, чем -55 °C без ветра.

В последующие дни произведено шаблонирование всех трех скважин опусканием грузового макета с помощью канатной опускной машины. По всем трем скважинам замечаний не было.

Произведено комплектование опускных труб и опробование подвижного бурового станка на шасси КРАЗ. Проведена проверка всех узлов и агрегатов спецзарядов. Проверено состояние и работоспособность компрессорного хозяйства. Все признано пригодным и работоспособным.

Частные репетиции и контрольные циклы включения аппаратуры управления подрывом и комплексом физизме-рений показали четкую работу всех элементов автоматики в отдельности и комплекса в целом. Аппаратура физизмере-ний работала безотказно. Прохождение сигналов радиоуправления с командного пункта автоматики и сигналов обратного контроля с приемного пункта автоматики устойчивое. Телефонная связь и радиооповещение работают нормально.

Во время настройки, проверки работоспособности и контрольных циклов каких-либо отклонений от нормы не наблюдалось.

В данном случае сказалась тщательность в подготовке техники к работе и отлаженность во взаимодействии рабочих групп. Сказался опыт первой работы.

На 25 февраля назначено проведение генеральной проверки автоматики ГПА с выдачей условного сигнала на подрыв трех зарядов в 13.00.

Анализ результатов ГПА показал четкую работу всех узлов автоматики подрыва, приборов физизмерений, аппаратуры радиоуправления, контрольно-записывающей аппаратуры, системы оповещения.

Государственная комиссия зафиксировала полную готовность к заключительной части эксперимента, о чем и было доложено в Москву.

26 февраля 1976 года получено указание: дальнейшие работы приостановить до особого указания.

Подобные указания случались и на других работах. О причинах нам не сообщалось никогда, но длительность их обычно не превышала 7 дней. Того мы ожидали и на сей раз. Но получилось совсем иначе, чем мы предполагали. В неведении и безделье пришлось прожить почти четыре недели. Здесь, в таежной глуши, мы убедились, что нет более тяжкого наказания для здорового человека, чем безделье.

Как скоротать время, тянувшееся, как в наказание, страшно медленно? Можно было бы заняться охотой, благо предусмотрительные товарищи прихватили с собой и ружья, и мелкокалиберные винтовки. Дичи в здешних глухих краях обитало много. По дороге от нашего городка до Головного всякий раз наблюдали огромное количество косачей, рассевшихся на березах вдоль дороги. У нас, в Подмосковье, такие стаи и воробьев редко встретишь. А здесь глухари собираются в огромные стаи. А зайцев здесь такое множество, что они повсюду проложили по тайге огромное количество троп, будто эти тропы вытоптаны людьми, а не зайцами. В одном месте поваленная ветром огромная осина была буквально за неделю очищена до бела, а вокруг осины снег был утоптан так, будто здесь состоялся людской хоровод.

Но охота режимными службами была строго запрещена. Оставалось одно, что не запрещено — рыбалка. Пробный подледный лов на рядом протекающей реке Березовке ничего хорошего не дал. Не известны нам были места зимовки рыб, а местный старожил С. Н. Добряков даже за вознаграждение спиртным наотрез отказался оказать нам содействие. Вспомнили тот злополучный ручей, где завалился на бок солдатский автомобиль, да где под снегом найдешь подходящее для рыбалки место? Наконец добрались до речушки Ларевки, на берегу которой на красивейшем холме располагалась брошенная теперь всеми деревушка с таким же названием. В этой деревушке одиноко проживал расконвоированный зек — некий дядя Ваня, бывший начальник паспортного стола подмосковного города Химки. Этот дядя Ваня и указал нам местечко на реке Ларевке, где можно удочками через лунку наловить мелочишки.

И правда, первый наш разведочный рыбацкий заход имел большой успех: вдвоем с Ю. П. Барковским за каких-то пару часов мы наловили килограммов десять окуней, и, по нашим понятиям, совсем не мелочь — некоторые экземпляры до 200 граммов.

Затем на это место ежедневно начались массовые выезды и каждый налавливал по ведру не только мелочи, но и отдельные экземпляры, превышающие полкилограмма. Частенько попадался на крючок и хариус. Но эта рыба страшно динамичная и не всякий раз ее удавалось вытянуть на лед. Чаще она обрывала крючок — сказывалось наше неумение ловить такую рыбу.

Слух о нашем увлечении подледным ловом прокатился по поселку Головное и его жители начали промышлять тем же, хотя до нас они вовсе не знали, что такое подледный лов.

И что удивительно: в течение двадцати дней вытаскивалось из Ларевки, на небольшом участке, огромное количество рыбы, а ее все не уменьшалось. Сколько же ее здесь развелось?

И вот наше пребывание в неведении и безделье закончилось. 20 марта 1976 года (это была суббота) получена от министра Е. П. Славского шифротелеграмма о том, что работы прекращаются и всем экспедициям со своим хозяйством предписывалось возвращаться по домам.

Последнее заседание Государственной комиссии, которое провел первый заместитель председателя О. Л. Кедровский, подвело итоги всех подготовительных работ и приняло решение об эвакуации всей техники и личного состава в Соликамск. На этом же совещании приняли порядок и последовательность формирования автоколонн, назначили ответственных и шифро-телеграммами заказали железнодорожные эшелоны.

Из нашей техники и личного состава были сформированы две автоколонны по десять самоходных единиц в каждой. В той и другой по четыре прицепных агрегата.

26 и 27 марта обе автоколонны стартовали и, на удивление всем, без каких-либо приключений благополучно добрались до финиша. На 28 марта — погрузка техники на платформы и отправка эшелона. А до погрузки техники на платформы произведена перегрузка спецзарядов из машин в багажный вагон, который без замедления был отправлен специальным эшелоном во ВНИИП.

30 марта пассажирским поездом Соликамск — Москва весь личный состав экспедиции отправился до дому.

Так безрезультатно закончилась вторая и последняя экспедиция на трассу Печоро-Колвинского канала. А сама идея создания этого канала с целью переброски северных вод в Волгу долгие последующие годы подвергалась критике и всестороннему анализу полезности ее осуществления. Наконец, был наложен запрет на эту идею. И, по-видимому, правильно. Ведь осуществись эта идея, неизвестно, чем бы это обернулось для низовья Печоры? А сколько бы погибло леса и земельных угодий под Печорской водой. Гниющий лес отравлял бы эту воду вдобавок к колвинской и вишерской воде, отравленной гниющими топляками. Неужели мало впадает в Волгу отравленных вод?

По возвращении в столицу я неоднократно пытался выяснить в инстанциях всех уровней причину отмены второго эксперимента. Возникали предположения о том, что при разработке проекта в чем-то была допущена ошибка, в последний момент при его реализации вдруг наступило прозрение, и эта ошибка была обнаружена. Тогда в чем заключалась эта ошибка, кем и на каком этапе была она допущена? Казалось, нужно бы провести тщательный анализ и обратить внимание всех разработчиков проекта, пусть без оргвыводов, чтобы впредь подобного не повторять.

Наша экспедиция и подготовительно-строительные работы обошлись государству в немалую сумму. Неужели мы так разбогатели, что можем позволить себе безотчетно швырнуть на ветер огромные средства, не задумываясь о последствиях?

Но официального ответа на возникшие вопросы получить так и не удалось. Но в неофициальных разговорах с министерскими чиновниками приходилось, и не раз, слышать такие рассуждения: для разрешения на производство взрыва на выброс нужны твердые гарантии о ненарушении «Договора 1963 года…» в части недопущения распространения радиоактивности от взрыва за пределы национальной территории. Такую ответственность на себя не взял ни один высокопоставленный руководитель ни в ЦК КПСС, ни в Совмине СССР, и наотрез отказался взять ответственность на себя министр Е. П. Славский.

В самом деле, кто мог гарантировать, что несколько молекул какого-либо изотопа не долетят, скажем, до Японии. А современные приборы позволяют однозначно зафиксировать наличие изотопов и в такой микроконцентрации, что в случае их обнаружения могут последовать неприятности международного масштаба. Кому захочется быть виновником таких неприятностей?

Вроде бы все логично. Но так ли на самом деле все происходило или иначе — неизвестно.

Не известны также причины отмены проведения подземных взрывов на выброс с целью создания набросных плотин на Верхнем Чагане в Семипалатинской области и на реке Кулуд-жун в Восточно-Казахстанской области. Там для производства работ все было подготовлено: сооружены скважины, выполнены работы по обустройству рабочих площадок, приказом Минсредмаша и Минводхоза определены сроки проведения работ. Но все было приостановлено.

Был также разработан проект и проведены некоторые подготовительные работы по перекрытию взрывом пролива, соединяющего Каспий с Кара-Богаз-Голом. Но этот проект был категорически отвергнут министром Е. П. Славским, как бездумный и весьма вредный своими последствиями для природы. Тогда Минводхоз, обладая несметными ассигнованиями и огромными возможностями, перекрыл пролив традиционной технологией.

Катастрофические последствия стройки XX века, проводимой Минводхозом, не замедлили сказаться. Пагубные последствия перекрытия каспийской воды больно отразились на всем живом, обитающем в акватории Кара-Богаз-Гола и в его окрестностях.

Теперь никак не могут найти исполнителя, кто бы мог разрушить сооружение Минводхоза.

Не осуществился также и проект по созданию водоема в центре Кызыл-Кума, и, надо полагать, — к лучшему.

Глава 6. Глушение газовых фонтанов глубинным ядерным взрывом

По возвращении с первого эксперимента на трассе Печоро-Колвинского канала поступила информация об очередном ЧП: на Майском газовом месторождении Туркменской ССР полыхает мощный газовый фонтан. Возникшую аварийную ситуацию с газовым выбросом и образованием огненного факела ликвидировать имеющимися у эксплуатационников газового месторождения средствами не удалось. Выход из сложившейся ситуации виделся лишь один — пережать аварийную скважину глубинным ядерным взрывом, как это было осуществлено на Урта-Булакском и Памукском месторождениях.

Министерство газовой промышленности обратилось в Совмин СССР с таким предложением, а ПромНИИпроект, ознакомившись с обстановкой, разработал ТЭО. ЦК КПСС и Совмин СССР, после рассмотрения предложения Мингазпрома, своим постановлением от 13 апреля 1971 года дал указание Минсредмашу разработать проект и осуществить глубинный ядерный взрыв с целью ликвидации аварийного газового фонтана.

Приказом министра Е. П. Славского от 10 мая 1971 года, во исполнение постановления ЦК КПСС и Совмина СССР, предписано: ПромНИИпроекту — разработать проект и мероприятия по сейсмической безопасности; ВНИИП — изготовить термоядерный заряд в силовом корпусе диаметром 250 мм, обеспечивающий мощность взрыва 7,5—10 кт ТНТ; КБ АТО — обеспечить транспортировку, подготовку и взрыв спецзаряда.

С целью уточнения исходных данных для разработки проекта и технологии подготовки и производства взрыва, в экстренном порядке на место аварии откомандирована рекогносцировочная группа специалистов.

Майское газовое месторождение расположено в тридцати километрах к югу от областного центра Туркменской ССР — города Мары и в пяти километрах от райцентра — города Мургаб. На этом месторождении уже действовало несколько скважин, через которые снабжались газом столица Туркмении город Ашхабад и окрестные районы Марыйской области. Газ этого месторождения обладает агрессивными свойствами: стальная труба со стенкой толщиной до 10 мм «съедается» коррозией за каких-нибудь полгода эксплуатации.

Это обстоятельство заставляло регулярно производить замену труб в заборных скважинах и на перегоне до газоочистного сооружения. Вероятно, на одной из скважин во время профилактических работ произошел выброс газа с возгоранием. Попытки заглушить газовый фонтан прямо на устье скважины положительных результатов не дали. Вскоре на устье начал образовываться кратер, размеры которого с все возрастающей скоростью увеличивались, так что устья, как такового, не стало. Был только увеличивающийся в размерах пылающий кратер.

Геологическое строение Майского месторождения характерно многоярусным залеганием пористых известняков, заполненных грунтовыми водами. Проржавевшая обсадная труба скважины позволила газу под большим пластовым напором, вытесняя воду, заполнить известняковые горизонты. Газовый фонтан бушевал уже около года. За это время создалась такая обстановка, что на больших расстояниях (более километра) от аварийной скважины отмечалось проявление газа, причем под приличным давлением, на различных горизонтах. Но это проявление буровыми специалистами или не предполагалось или просто игнорировалось. Поэтому двойная попытка пробурить наклонные скважины для задавливания через них аварийной скважины цементным раствором на глубинах 200–300 метров всякий раз заканчивались газовым выбросом с забоев на уровнях меньших двухсот метров. И каждый выброс заканчивался образованием нового огненного фонтана.

К моменту приезда на место аварии рекогносцировочной группы аварийная скважина пылала огненным факелом неимоверных размеров. Такое невозможно себе представить, надо все это видеть. Размер пылающего кратера на глаз достигал метров двухсот по диаметру, а высота пламени достигала ста пятидесяти метров. По соседству с большим кратером пылали еще два кратера размером метров по двадцать. Глубины же большого и малых кратеров в сплошном огне определить было невозможно.

Горение газа проходило спокойно, с небольшим шипением. Можно было подойти к краю пламени метров на десять, прикрывая лицо рукой от обжигающего жара. Концентрично огненному кратеру аварийной скважины, на расстояниях 5—20 метров от окраины кратера, в грунте образовалось несколько трещин шириной до 1 см и длиной 20–50 метров, из которых сплошной стеной поднимались языки пламени высотой до двух метров. Все это зрелище представляло собой неимоверной силы явление природы, справиться с которым вряд ли возможно, не применив не менее грозное противодействие, как ядерный взрыв.

Рассмотрев карту геологического строения района проводки скважины, решили взрыв с целью пережатия аварийной скважины произвести в соляном пласте на глубине 2200 метров. Бурение осуществлять со всеми мерами предосторожности, ожидая газовое проявление на любом горизонте. Устье скважины заложить в пятистах метрах от аварийной. Скважина должна быть обсажена металлической трубой до самого забоя, который должен быть подведен к оси аварийной скважины на расстояние 50–70 метров.

При разработке мероприятий по сейсмической безопасности следует иметь в виду следующие обстоятельства:

— в пяти километрах от эпицентра, в северном направлении расположен райцентр — г. Мургаб с населением более 10 тысяч человек; в 15 километрах на юго-восток — другой райцентр — г. Иолотань, примерно, с таким же населением. Жилые и общественные здания в этих городах, в основном, в кирпичном исполнении и находятся в исправном состоянии. Незначительная часть жилых домов — в саманном исполнении — в сейсмическом отношении весьма ненадежные;

— в четырех километрах в южном направлении расположился поселок дехкан — хлопководов, в основном из саманных построек. В семи километрах в том же направлении расположилось поселение кочевников белуджей, афганских подданных. Жилые постройки в этом поселении также саманные;

— в трех километрах в северном направлении расположен поселок войсковой части ПВО. По соседству с ним — площадка с пусковыми установками ЗУР и ангар для них;

— в километре в юго-западном направлении сооружены газосборные емкости и газоочистной комплекс;

— в двух километрах на север размещено подземное бетонное сооружение с радиолокационной аппаратурой, радиоэлектронной системой наведения и антенными устройствами — хозяйство ракетного комплекса ПВС;

— областной центр Мары с его жилыми и промышленными сооружениями, а также аэродром со всем его обустройством и районный центр Байрам-Али находятся от эпицентра на удалении более 25 км — сейсмическая опасность им не угрожает. Все земельные угодья вокруг эпицентра использовались либо для выпаса скота, либо под поля хлопчатника. В полукилометре от эпицентра с востока на запад проходит оросительный канал шириной 3–4 метра и глубиной до 2 м.

Крупных жилых или промышленных сооружений в радиусе 25 км нет.

Место расположения командного пункта по управлению подрывом спецзаряда определено на площадке, не занятой сельхозугодьями, в двух километрах в западном направлении и рядом с оросительным каналом — вода всегда нужна рядом. Для прокладки кабельных коммуникаций системы управления подрывом и измерения физпараметров взрыва до КП должны быть установлены деревянные опоры (столбы).

Предварительные наброски мероприятий по сейсмической безопасности, вытекающей из анализа результатов рекогносцировочного обследования, и порядок проведения предстоящих работ был доложен областному руководству в обкоме КПСС на совещании, в котором участвовали представители руководства объединения «Туркменгазпром», первые секретари райкомов КП, председатели райисполкомов, представители областного УКГБ и командование войсковой частью ПВО. Здесь же объявлен срок нашей готовности для производства работ: ноябрь — декабрь 1971 года.

Решено: принять меры для того, чтобы в ноябре завершить проходку боевой скважины, основные параметры которой выданы буровой организации (проект будет предоставлен в месячный срок).

На этом совещании достигнута договоренность о дислокации нашей экспедиции на территории войсковой части. Для размещения личного состава экспедиции войсковая часть предоставит одну из казарм. Для Госкомиссии Мургабский райком КП предоставит свою гостиницу. Для оперативной деятельности Госкомиссии «ТуркменГазпром» на время работы фрахтует в Марыйском таксопарке 10 автомобилей «Волга». Осуществление мероприятий по сейсмобезопасности будет поручено Марыйской службе ГО.

Затем, в Ашхабаде, по пути в Москву, результаты совещания в Марыйском обкоме КП были доложены ЦК КП Туркмении (первому секретарю Гапурову, второму секретарю В. Н. Рыкову). Все наши предложения и планы на этом уровне были поддержаны и одобрены.

Аварийный газовый фонтан на Майском месторождении — это третья по своим огромным масштабам трагедия, которую нам довелось видеть и участвовать в ликвидации ее последствий. Сколько миллионов кубометров ценнейшего продукта бесцельно сгорало в бушующем факеле? А сколько кубометров газа, не успевающего под большим пластовым напором выйти наружу и сгореть, устремлялось по пористым горизонтам, вытесняя грунтовую воду? Можно ли в создавшейся ситуации извлечь хотя бы этот, пока не сгоревший газ, и пустить в дело? Да и вряд ли у кого возникала такая мысль. Ведь ни один виновник этих огромных потерь никогда и нигде не понес и не понесет личных потерь.

А когда аварийная скважина будет перекрыта на большой глубине, грунтовые воды вытеснят этот газ в верхнюю часть скважины, и он опять же сгорит. Подобное явление и спокойное ожидание его конца мы наблюдали на Памукском месторождении, не так уж далеко от здешних мест. На наш вопрос: «Известно ли сколько сгорает газа в сутки?» — газовики называли разные цифры: и два с половиной миллиона кубометров, и четыре миллиона. Да и можно ли определить точные размеры потерь? Ведь при нормальной эксплуатации скважины, газа из нее брали не столько, сколько она может отдать, а сколько использует потребитель. А в данном случае скважина не регулируемая, предоставлена сама себе: сколько способно через нее пройти газа — все сгорит и еще рассосется по водоносным горизонтам — поди, подсчитай, сколько его утекло. Одно определенно — очень много. Поэтому, чтобы сократить бесцельные потери, нужно спешить с перекрытием аварийной скважины.

Понимая насколько дорог каждый день промедления, проектировщики без задержек выдавали техническую документацию на буровые работы и обустройство и разрабатывали мероприятия по сейсмической безопасности; КБ АТО в срочном порядке разработало технологическую документацию, изыскало из резервов необходимую кабельную продукцию, подготовило соответствующую технологии подвижную технику и аппаратурные комплексы управления подрывом и физизмерений; ВНИИП изыскал в производстве резервы, чтобы изготовить спецзаряд.

В ноябре месяце 1971 года все было готово для начала запланированных работ. Дело оставалось за скважиной.

Но как оказалось, проводка скважины велась, хотя и без осложнений, но с отставанием от намеченных сроков.

В итоге, скважина была закончена лишь в феврале 1972 года. По получении сведений о готовности боевой скважины и обустройстве рабочих площадок были отправлены заранее скомплектованные экспедиции из КБ ЛТО и ВНИИП, которые прибыли на место в первых числах марта месяца 1972 года.

Впервые на работы по производству ядерных взрывов в мирных целях на Майское месторождение прибыла экспедиция института биофизики АН СССР, возглавляемая заместителем директора К. И. Гордеевым. В задачу этой экспедиции входило определение мощности радиоактивных выбросов при взрыве и изучение воздействия этих выбросов на животный и растительный мир прилегающей территории.

Для руководства работами, связанными с подготовкой и производством глубинного ядерного взрыва, приказом Мин-сред маша и Мингазпрома от 1 февраля 1972 года была создана Государственная комиссия. Председателем этой комиссии назначен В. И. Жучихин от КБ АТО, заместителями: В. А. Нуршанов — от Мингазпрома, В. Ф. Дороднов — от ПромНИИпроекта, А. П. Васильев — от ВНИИП. С целью стажировки в комиссию включен заместитель министра газовой промышленности Украинской ССР М. И. Агапчев, которому через пару месяцев предстояли подобные работы по ликвидации такого же аварийного фонтана на Крестищинс-ком газовом месторождении близ Полтавы.

По прибытии эшелона на железнодорожную станцию Мары, техника и оборудование были оперативно разгружены и своим ходом доставлены к месту работ и размещены на заранее подготовленные площадки. Личный состав экспедиции, согласно договоренности, размещен в одной из казарм в городке войсковой части ПВО. На территории городка была выделена площадка для стоянки автобуса и легковых автомобилей, обслуживающих экспедицию.

Монтаж кабельных линий управления подрывом и физизмерений, распайка их по соединительным щитам и высокочастотным разъемам, настройка аппаратурных комплексов и проверка их работоспособности в частных репетициях заняли десять дней. Каких-либо осложнений и отклонений от нормы не было.

Изучение технической документации на боевую скважину, на комплект буровых труб, предназначенных для опускания спецзаряда, на буровую установку дало основание для проведения шаблонирования скважины опусканием в нее до забоя грузового макета по габаритам и весу одинакового со спецзарядом. В макете были установлены датчики, с помощью которых предстояло провести измерение величин температуры и давления в буровом растворе по всей длине скважины до забоя.

Шаблонирование показало нормальное прохождение макета и опускных труб с центраторами по всей скважине без посадок. Без замечаний прошло и поднятие макета. На спуск и подъем потрачено двое с половиной суток.

Спускные трубы «свечами» по три трубы в каждой установлены «за палец» и признаны годными для опускания на них боевого заряда. Температура и давление плавно без аномалий поднимались по мере заглубления и составили на забое соответственно +78 °C и 520 атм.

В таких условиях можно допустить использование коаксиального кабеля типа ГК-103 без опасения его разрушения.

Для принятия решения на производство ядерного взрыва и утверждения разработанных мероприятий по сейсмической безопасности мне и В. Ф. Дороднову предстояла поездка в Ашхабад на доклад руководству республики.

На совместном заседании бюро ЦК КП Туркмении, Совета Министров и руководства КГБ Туркмении по нашему докладу принято соответствующее постановление, обязывающее местные органы власти выполнять разработанные мероприятия и все указания Государственной комиссии. Для осуществления контроля над выполнением постановления на местах решением совещания командируется секретарь ЦК КП по промышленности (фамилию его запамятовал).

Для согласования мероприятий по сейсмической безопасности аппаратурных комплексов и техники войсковой части ПВО командованию ТуркВО рекомендовано командировать на место проведения работ командующего войсками ПВО округа.

По возвращении из Ашхабада проведена генеральная проверка автоматики (ГПА), которая показала безупречную работу комплексов управления подрывом и физизмерений.

Результаты ГПА, готовность скважины и результаты согласования наших действий с руководством Туркменской республики были доложены в Москву. На наш запрос о разрешении опускания боевого заряда в скважину было получено «добро».

Все подготовительные работы шли гладко, без единого сбоя. Подошли, наконец, к заключительному этапу, и тут сработал закон подлости. Произошло ЧП, которое по счастливой случайности не завершилось трагедией.

А случилось следующее: для обеспечения гарантированной сейсмической безопасности строений близлежащих населенных пунктов, мощность ядерного взрыва проектировщиками была ограничена до 10 кт ТНТ. Но спецзаряд для использования на Майском месторождений изготовлен в комплектации, которая обеспечивает мощность взрыва 13–14 кт ТНТ. Чтобы снизить энерговыделение этого заряда, нужно было часть газообразного трития, используемого в качестве термоядерного усилителя, при заполнении рабочей емкости отвести в балластную емкость, которую и нужно было установить в систему газонаполнения при окончательной сборке заряда в заводских условиях — эту операцию сделать не успели.

Поскольку эта операция при ее исполнении требует максимальной собранности, большого опыта и абсолютного знания конструкций всех элементов заряда, производство работ без моего присутствия было запрещено. Опасение вызывал также технологический процесс (разработчик А. А. Соколов), не отлаженный на макете, в котором при его изучении обнаружены были неправильная последовательность проведения операций и недопустимые режимы при проверке отдельных узлов.

Имея в виду абсолютное незнание Л. А. Рачинским конструкции данного заряда, его поверхностное отношение ко всем требованиям техники безопасности, его склонности к допущению вольности при серьезных делах и стремление показать свою властность, я категорически возражал назначению его руководителем экспедиции, но упрямство, не знающее границ, контр-адмирала С. П. Попова взяло верх. Рачинский был утвержден. На обжалование таких действий директора в высших инстанциях уже не оставалось времени, да и раздувание конфликта перед отправкой экспедиции ничего хорошего в моральном отношении никому не сулило. Пришлось смириться, но во избежание беды требовалась повышенная бдительность.

В день заключительных операций по подготовке заряда к взрыву, отправляясь к руководству газодобывающей организации для окончательного согласования порядка работ по опусканию заряда в скважину, Рачинскому были даны указания до моего возвращения работы не начинать. Однако тот, объявив всему личному составу экспедиции о том, что ему директором даны полномочия руководить всеми работами, моими запретами пренебрег и дал команду начать заключительные операции по подготовке заряда. Вскоре руководителем группы сборки

А. А. Степановым были допущены ошибочные действия, которые привели к срабатыванию системы газового наполнения. Что система непреднамеренно сработала, было замечено лишь одним из участвующих в работах — военпредом Телегановым.

Когда я подъехал вместе с представителем Главного управления Н. В. Безумовым, шли уже споры о том, сработала или нет система газового наполнения (СГН). В голове мелькнуло: вот оно, недоброе предчувствие.

Первое, с чего нужно было начать анализ ситуации — это вывести всех из рабочего помещения и проветрить его. Если СГН сработала, может быть утечка трития, ведь в соединениях трубопроводов стоят резиновые уплотнители, а в боевом положении должны стоять медные.

Далее, немедля вызвать службу дозиметрического контроля и контроля давления в СГН. Без наличия на месте этих служб работа со спецзарядом категорически запрещается, однако была дозволена Рачинским. По прибытии специалистов были проведены замеры давления в СГН и наличие трития в воздухе рабочего помещения. Результаты замеров показали, что СГН заполнена и находится под давлением, утечки трития, слава богу, нет: значит, резиновые уплотнители свою роль выполняют.

В создавшейся ситуации включение в СГН балластной емкости стало невозможным. Значит, если использовать заряд без балластной емкости, мощность взрыва его будет выше требуемой по проекту на 30–40 %. Встал вопрос о допустимости повышенной мощности взрыва по сейсмическим соображениям. Тщательное рассмотрение расчетов сейсмического воздействия установило, что требования к мощности взрыва выданы почти с двойным запасом, причем оценивалась стойкость фундаментальных зданий. А при каком воздействии разрушатся саманные строения? Для них может быть и мощность взрыва в 10 кт ТНТ велика.

Обсудив сложившуюся ситуацию, Государственная комиссия единодушно пришла к заключению: взрыв повышенной мощности допустить.

Сообщение по ВЧ-связи о случившемся в главке вызвало переполох, а нами, пока не поступило каких-либо запретительных указаний, решено было ускорить завершение окончательной сборки спецзаряда и опускание его в скважину. Все дальнейшие операции проводились бригадой специалистов КБ АТО и ВНИИП без Рачинского и Степанова, под моим контролем, в присутствии начальника отдела главка Н. В. Бе-зумова. Во время работы постоянно проводился контроль давления газа в СГН и радиационной обстановки в помещении. И во время сборки заряда, и после его транспортировки на устье скважины, и в процессе его опускания до забоя, и вплоть до самого момента взрыва герметичность СГН не нарушалась.

После опускания заряда в скважину произведена закачка цементного раствора с отметки 2000 м до устья. По завершении всех этих операций Н. В. Безумовым по ВЧ-связи подробно доложено начальнику главка обо всем, что происходило у нас на завершающем этапе и чем все закончилось. Это, кажется, разрядило напряженную обстановку в главке, вызванную первыми сообщениями.

А пока происходило затвердевание закачанного в скважину цементного раствора, в Марыйском обкоме КП состоялось инструктивное совещание, на котором присутствовали секретарь ЦК КП Туркмении, первые секретари обкома и райкомов, председатели областного и районных Советов, командир полка истребительной авиации ПВО, командир войсковой части ЗУР и командующий войсками ПВО ТуркВО. На этом совещании зачитано постановление ЦК КП и Совмина Туркмении, В. Ф. Дородновым доложено: кем, когда и каким образом нужно осуществить мероприятия, направленные на обеспечение безопасности людей и животных при сейсмическом воздействии во время взрыва.

Предстояло людей из всех жилых и производственных помещений Мургаба, войсковой части ПВО, Иолотани и селений под Иолотанью на момент взрыва вывести на улицу. Всех дехкан саманного поселка, расположенного в 4,5 км от эпицентра, эвакуировать за пределы 10-километровой зоны. Запретить выпас скота и полевые работы в радиусе 5 км. Все эти мероприятия должны быть проведены под контролем районных руководителей, об исполнении которых должно быть доложено председателю Госкомиссии в установленные сроки.

Проще всего оказалось осуществить мероприятия по безопасности с белуджами. После разговора председателя Мур-габского райисполкома с главой расположившейся неподалеку кочевой группы белуджей, они, не вступая в полемику и не нуждаясь в разъяснениях, быстро снялись и со всем скарбом перекочевали в другое место.

По прибытии с контрольной целью на место их недавнего проживания после проведенного совещания мы увидели лишь голые стены саманных строений, журчащие ручейки арыков, опоясавших этот поселок, да неподалеку тщательно обработанные и чем-то засеянные небольшие земельные участки.

Интересно отметить: присутствующие на совещании партийные и советские руководители расположились на стульях, расставленных по стенкам просторного кабинета, поджав под себя ноги калачиком, снятые ботинки оставлены на полу, — с большим вниманием слушали все, что им сообщалось. А когда было произнесено, что ликвидация бушующего газового фонтана будет осуществлена подземным взрывом водородной бомбы, у всех на лицах отразился какой-то испуг и растерянность. До того было неожиданным такое сообщение. Но скованность моментально прошла, когда им было разъяснено, что для безопасности все предусмотрено и всякие неприятные последствия исключены, кроме сейсмического воздействия, избегать которого мы еще не научились, поэтому от них требуется выполнить то, о чем идет речь.

С военными разговор состоялся отдельный. Для истребителей, расположившихся на Марыйском аэродроме, опасности никакой не ожидается.

Пусковые установки с ЗУРами в войсковой части ПВО на время взрыва предложено выкатить из ангара на прилегающую площадку. Электронную аппаратуру станции обнаружения и наведения, чтобы исключить ее выпадение из стоек, предложено закрепить чалками, а для смягчения удара под каждый прибор подложить коврик из губчатой резины. Для успокоения командующих мы показали свою аппаратуру, которая в принципе ничем не отличалась от их аппаратуры, а располагалась ближе к эпицентру, и ничего, как показал опыт, не разрушается при подобных сейсмических воздействиях. В доверительных разговорах с прибывшими из ТуркВО генералами и полковниками выяснилось, что ни один из них ни разу не видел и не слышал, как взрывают ядерные заряды, хотя в их распоряжении имеются головки для ЗУРов с ними. Мы предложили им всем поприсутствовать на нашем эксперименте и вместе с нами ощутить мощь взрыва, хотя и глубоко под землей. Хотя с их стороны не последовало отказа, они все в тот же день укатили подальше от этих мест. Такие вот вояки в генеральских и полковничьих мундирах. Появились они вновь лишь на третий день после взрыва, чтобы убедиться, что с их техникой ничего не случилось.

Назначенная на следующий день генеральная репетиция (ГР) прошла без каких-либо замечаний. Исключительно четко взаимодействовали все службы, обеспечивавшие мероприятия по безопасности. Четко работали связь и оповещение. Без замечаний сработали комплексы аппаратуры управления подрывом и физизмерений. Ощущалось во всем понимание важности проводимых работ исполнителями и руководителями всех рангов, отмечена четкость в исполнении мероприятий каждой задействованной организацией.

К исходу дня 9 апреля Государственная комиссия, подведя итоги ГР, приняла решение произвести подземный ядерный взрыв в 10.00 местного времени 11 апреля 1972 года.

В шифротелеграмме министру коротко доложено о сложившейся ситуации в заключительных операциях по подготовке заряда, об операции по опусканию заряда и цементированию скважины и о результатах ГР. Запрошено разрешение на производство взрыва.

На другой день было получено «добро».

В 7.30 утра по местному времени 11 апреля 1972 года Государственная комиссия в полном составе, приглашенные наблюдатели от руководства Туркменской республики и исполнители заключительных операций прибыли на командный пункт для осуществления последнего этапа — производства подземного ядерного взрыва с целью пережатия аварийной газовой скважины.

Контрольные измерения состояния бортовой аппаратуры спецзаряда и герметичности СГН показали хорошие результаты. Испытания на прочность цементного камня показали значение более 100 кг/см², значит, надежность забивки скважины гарантирована. Службы по выводу населения в безопасные зоны и из жилых помещений доложили досрочно о выполнении ими мероприятий по безопасности.

С помощью прибывшего вертолета осмотрена местность: вокруг эпицентра в зоне радиусом 5 километров дислокации и перемещения людей и животных не обнаружено.

Метеослужба доложила состояние погоды на 9.00 и прогноз на последующие часы. Температура, давление и облачность — самые благоприятные, ветер слабый, в западном направлении. Хотя это направление проходит через КП, где собрался весь руководящий и исполнительный персонал, а также наблюдатели. Направление такое выбрано неспроста: в случае выброса радиоактивных веществ, они будут сноситься ветром в направлении, по которому на сотни километров нет никаких поселений, а всем присутствующим на КП, в случае неблагоприятной обстановки, предоставлена возможность эвакуации в безопасную зону — в городок в/ч ПВО, Мургаб или в иолотаньском направлении.

Осталось полчаса до взрыва. Оператор аппаратурного комплекса управления взрывом доложил о полной готовности к производству взрыва.

Аппаратура физизмерений приведена в полную готовность. Последний облет на вертолете прилегающих к эпицентру территорий подтвердил готовность к взрыву.

Осталось пять минут! Члены Государственной комиссии подписывают акт на производство взрыва. Председатель Государственной комиссии утверждает акт и дает команду оператору: «Включить программный автомат и выдать программу на взрыв!»

Остались считанные секунды до того, когда подземный взрыв страшной силы совершит то, что задумано.

Оповещение предупреждает всех присутствующих на КП:

«Осталось 5 секунд, 4, 3…., и, наконец — 0».

Когда мы все услышали «ноль» — взрыва не последовало. Сразу промелькнула мысль — отказ, но мгновенный анализ всех проделанных с зарядом заключительных работ подтвердил, что отказа быть не может — все было, как говорят космонавты, штат-но. Потом пришло осознание того, что так и должно быть: ведь от момента выдачи команды «ноль» с программного автомата проходит последовательное включение нескольких узлов автоматики, затем нужно время для срабатывания заряда, а это все десятки слагаемых в цепочку миллисекунд. Затем нужно время, чтобы ударная волна от центра взрыва дошла до нас, а это все складывается в две секунды, да, по-видимому, диктор оповещения несколько поспешил — вот и тянулись эти секунды вечность, а мозг в это время работал как сверхбыстродействующая счетная машина. И вдруг — мощный толчок под ногами, колебание почвы, затем оглушительный грохот. А буровая вышка, подпрыгнув, некоторое время покачивалась из стороны в сторону. Затем все стихло: перестала колебаться земля под ногами, ушло куда-то в степную даль эхо взрыва, улеглась пыль вокруг буровой установки. А мы стояли, словно завороженные, не в силах произнести хоть что-то.

Когда оцепенение прошло, все хором заговорили, выражая свои ощущения. Все поздравляли друг друга с благополучным окончанием большой работы.

А пламя — как бушевало, так и бушует, как будто все здесь проделанное его не касается. Да и не должно оно сразу погаснуть, даже если питающая его скважина взрывом закупорена наглухо. Ведь сколько газа накопилось за время действия аварийной скважины в водоносных пластах. Теперь этот газ будет вытесняться, подпитывая фонтан. Сколько времени это будет продолжаться? Кто может спрогнозировать? Одно ясно — это не одни сутки и не одна неделя.

Дозиметрическая служба через 15 минут после взрыва зафиксировала вблизи факела с наветренной стороны выход радиоактивности, мощность дозы которой поначалу не превышала 10 миллирентген в час. Затем радиоактивность начала медленно повышаться и через 30 минут достигла 120 мР/час и держалась на этом уровне в пределах 10 минут, затем начала спадать и через три часа достигла уровня 20 мР/час.

На КП через 40 минут зарегистрирован максимум радиоактивности в 17 мР/час, который быстро снизился до уровня менее одного миллирентгена, так что эвакуировать персонал с КП необходимости не было. Дозиметрический контроль также отметил, что выброса изотопов не обнаружено, значит камуфлет-ность взрыва обеспечена полностью.

Через три часа получена информация о физизмерениях, из которой следовало: давление в СГН на момент взрыва соответствовало норме, все элементы заряда сработали без отклонений от нормы, энергия взрыва заряда соответствовала эквиваленту в 13,4 кт ТНТ.

Осмотр скважины через три часа после взрыва показал, что интенсивность истечения газа нисколько не уменьшилась. Этот факт у некоторых вызвал пессимизм. Высказывалось неверие в результат проделанной работы. Нам ничего не оставалось делать, как разубедить разочаровавшихся товарищей, хотя мы не специалисты по геологии, но подобное уже наблюдали на Памукском месторождении. Надо полагать, и здесь должно быть также.

Обследование состояния саманных строений дехкан показало частичное разрушение некоторых: обвалились стены, обрушилась кровля, состоящая из бревенчатого настила и земляного покрова на нем. Предусмотрительно вынесенная из жилых помещений на улицу домашняя утварь не пострадала. В общем, больших разрушений в этом поселке с сомнительной прочностью строений не произошло.

Отсутствовали разрушения и в поселке войсковой части ПВО.

В некоторых казармах отмечено появление трещин в штукатурке, да в штабе в/ч в кабинете командира вывалился огромный кусок штукатурки с потолка и, упав на рабочий стол, разрушил его полностью — таким образом, выявил халтуру строителей. В ангаре и на пусковых установках с ЗУРами никаких следов сейсмического воздействия не обнаружено. Электронная аппаратура станции обнаружения и наведения от сейсмического воздействия не пострадала. А антенные устройства на момент взрыва для гарантии сохранности были демонтированы.

В Мургабе разрушений не обнаружено. Имело место лишь появление трещин в штукатурке отдельных жилых зданий.

Самое большое опасение вызывало состояния газосборных емкостей и газоочистной установки, располагавшихся в километре от эпицентра. Но и тут все обошлось благополучно: газовые системы оставались в работоспособном состоянии, лишь в здании газоочистной установки, выполненном из железобетонных панелей, обрушилась вся штукатурка, но при этом прочность здания сохранилась.

Результаты анализа записей контрольно-измерительной аппаратуры, первые впечатления воздействия взрыва на газовый фонтан, результаты обследования последствий сейсмического воздействия на здания и сооружения, радиационная обстановка на момент спустя три часа после взрыва — все это шифротелеграммой было доложено министру Е. П. Славскому.

На другой день получен ответ, в котором наряду с поздравлением по поводу успешного завершения работ и разрешением на эвакуацию техники и личного состава было дано указание мне и Н. В. Безумову оставаться на месте до полного затухания газового фонтана и регулярно докладывать об эволюции этого фонтана и ходе ликвидации последствий сейсмического воздействия. И на исходе дня 2 апреля 1972 года руководством газодобывающего объединения и местными властями, в силу действующих повсюду в те времена традиций, для всего личного состава экспедиции, осуществившего эксперимент, были организованы шашлыки на лоне природы — в степи, возле причудливого кургана — места захоронения какого-то тамерланского воина, в двух километрах от КП в юго-западном направлении. Для уставших от большого нервного напряжения и сильно проголодавшихся работников блестяще организованный пикник был весьма кстати.

Мне же, как председателю Государственной комиссии, и Н. В. Безумову — представителю министерства, предложено поехать на званый обед, который был организован в столовой какого-то богатого колхоза, расположенного километрах в пятидесяти от места работы.

По прекрасной асфальтированной дороге, вдоль бескрайних хлопковых полей комфортный транспорт нас быстро доставил к конечной цели — небольшому сборно-щитовому зданию с вывеской над входом: «Столовая». Да и все поселение этого колхоза состояло из опрятных таких же сборно-щитовых домиков. К великому сожалению древесных, кустарниковых и цветочных насаждений в этом поселке видно не было, и оголенные дома в бескрайней степи выглядели как-то сиротливо. На наш удивленный вопрос — почему же нет зелени в поселке, — ответили:

— Когда-то эти края благоухали пышными садами, но с пуском Кара-Кумского канала все погибло, так как его воды на больших расстояниях от самого канала вытесняют из грунта на поверхность много солей. Они-то и губят всю растительность. А чтобы она не гибла, каждый год дехканам приходится землю промывать, для этого все время дехканина уходит на хлопковые поля, а для ухода за клочком земли возле своего дома времени уже не хватает. Потому и стоит деревня голая.

В скромном обеденном зале колхозной столовой был накрыт шикарный стол с национальными кушаньями, об аромате и вкусе которых невозможно рассказать, это надо осязать и ощущать. Местный туркменский коньяк, о котором до этого дня не приходилось слышать, не то чтобы пробовать, обладал изумительным качеством.

Обед, на котором присутствовало все партийное и советское руководство Марыйской области, руководство газодобывающего объединения, как говорится, прошел в дружеской обстановке, с приветственными речами.

Ядерные взрывы в мирных целях, направленные на решение крупных народнохозяйственных задач, также как и взрывы на полигонах, в которых проверяются идеи по совершенствованию ядерного оружия, проводились скрытно от общественности, то есть целенаправленность этих взрывов, место и время осуществления и их результаты тщательно засекречивались.

Что касается результатов испытаний совершенных видов ядерного оружия, то сокрытие их от общественности вполне объяснимо, но почему держится в секрете целенаправленность и результативность ядерных взрывов в мирных целях — совершенно непонятно. Тем не менее любая работа, на любом объекте, с любой целью проводится в строгом соблюдении особых мероприятий по режиму, исключающих попадание каких-либо сведений в открытую печать.

Поэтому появление в нашей экспедиции собственного корреспондента «Известий» Бориса Коновалова для нас было полной неожиданностью.

Предъявив свою визитную карточку, отпечатанную на русском и английском языках, он сообщил нам, что прибыл по заданию редакции осветить ход подготовительных работ, цель и конечный результат наших усилий по ликвидации газовой аварии. В интервью от наших специалистов ядерщиков и газовиков получить информацию о причинах и масштабах газовой аварии, ее последствиях, о способе ликвидации аварии, о характеристиках ядерного заряда, способах его заложения и подрыве, о методах контроля над последствиями ядерного взрыва и о прогнозе этих последствий. В общем, намерения корреспондента Бориса Коновалова понятны и весьма похвальны. Вопросы, на которые он должен был получить ответы, поставлены очень грамотно, и правильное освещение их, как нам всем представилось, — полезное для общественности дело, но режимные требования не позволяли дать ему эту информацию, так как на это требовалось официальное разрешение руководства министерства, а на руках у Бориса Коновалова такового не оказалось. Наивный человек, видимо, никогда не был в контакте с организациями, подобной нашей, настойчиво доказывал, что прибыл сюда с разрешения Б. П. Славен ого. Но такое разрешение должно быть письменным.

Надо отдать должное корреспондентской настойчивости Бориса Коновалова — поняв свою оплошность, он с завидной оперативностью съездил в Москву и привез письменное разрешение. Но и тут он допустил недоработку (не его вина, что он далек от бюрократической казуистики в режимных делах, какую привили нам с первых дней деятельности в системе Минсредмаша), — в допуске нет указания на ознакомление с конструкцией термоядерного заряда, тем более на его фотографирование. Пришлось помочь ему в этом деле — не гонять же его еще раз в Москву. Но разговор мой по ВЧ-связи с руководством режимных органов министерства закончился запретом на ознакомление корреспондента с ядерным зарядом. А остальное все было разрешено и описывать и фотографировать, даже процесс подвески заряда к опускной трубе на буровой установке. Ну а что секретного представляет по внешнему виду спецзаряд: это труба диаметром 250 мм и длиной около 3-х метров. Снизу — полусферический оголовок, а сверху — конический наконечник с флянцем на конце, с помощью которого на четырех болтах крепится к опускной трубе. Через два отверстия-паза в коническом наконечнике выходят кабели управления подрывом и физизмерений, которые крепятся к торцу заряда с помощью гермовводов. Вот и все.

Допуская корреспондента на все работы, кроме окончательной сборки спецзаряда, вплоть до заседаний Государственной комиссии, в доверительной беседе с ним я просил, чтобы он в своих повествованиях писал лишь то, что он видел и слышал без корреспондентских приукрашиваний, в противном случае обещал ему выступить в другой газете с разоблачением неправды, если таковая появится в «Известиях». А основанием для такого предупреждения было появление в «Комсомольской правде» статьи ее корреспондента Володи Губарева (ныне корреспондент «Правды»), который залихватски накатал такую галиматью в освещении работ, связанных с глубинным ядерным взрывом в Тюменской области в 1967 году, целью которого было создание емкости в глинистом пласте, что стыдно было за газету, печатающую вранье. Кстати, эксперимент этот ничего хорошего не дал, кроме солидных разрушений в близлежащих поселениях, да напрасных затрат. Но об этом в статье — ни слова, так как отрицательных результатов у нас не бывает, потому что их не должно быть. Не знаю, внял ли моим предупреждениям Борис Коновалов, и что он изложил в своей статье, только ни в «Известиях», ни в других печатных органах его статьи не появилось. В чем причина — узнать так и не удалось, а встретиться еще раз с Борисом Коноваловым тоже не пришлось.

О каждой нашей работе по использованию ядерных взрывов для народнохозяйственных целей нужно было бы писать и в прессе и в технических изданиях, излагая доходчиво особенности, последствия и конечные результаты и, непременно, давая грамотно оценку этим результатам. Тогда бы наверняка не было возможности возникновения несуразных домыслов, и что заставляло бы отдельных хозяйственных руководителей доводить начатое нами дело до конца.

А ведь у нас были случаи, когда хорошие идеи не доводились до конца и огромные затраты оказывались брошенными на ветер, а виновников этого никто не пытался искать.

В условиях секретности и безответственности все заканчивалось благополучно.

Но вернемся к делу.

К исходу дня 12 апреля 1972 года, то есть спустя сутки с небольшим после глубинного ядерного взрыва, при обследовании газового фонтана уже можно было зафиксировать начало спада интенсивности истечения газа: погасло пламя в щелях, опоясывавших кратер основного фонтана; в двух малых соседних кратерах газ горел не по всей площади кратеров, а лишь на дне небольшими языками пламени, поднимавшимися со дна кратеров. Теперь уже представилась возможность увидеть глубину этих кратеров — она составляла 5–8 метров. Наличие спада интенсивности основного факела на глаз определить было невозможно, казалось, он полыхал с той же силой, что и до взрыва. Но то, что газового проявления на расстоянии 500–600 метров от фонтана уже не стало, давало основание утверждать, что аварийная скважина пережата.

После отправки эшелона с техникой и личного состава по домам нам предстояла поездка в Ашхабад для доклада о результатах работ ЦК КП и правительству Туркмении.

Путь от Мары до Ашхабада протяженностью в 450 км мне взбрело в голову преодолеть не самолетом, а на автомашине ГАЗ-69 по шоссейной дороге, которая, как нам объяснили в областном УКГВ, асфальтирована на всем протяжении и находится в хорошем состоянии. Мою идею автопробега поддержал Везумов Николай Васильевич, и мы вдвоем смело двинулись в путь. Нам выделили надежный, тщательно проверенный автомобиль, бывалого шофера и пожелали доброго пути.

В этом автопробеге своими глазами хотелось увидеть Кара-Кумы и сравнить их с Кызыл-Кумами. В самом ли деле эти пески отличаются друг от друга своим цветом?

В начале, в самом деле, прекрасное, асфальтированное шоссе на протяжении 120–130 км пролегало по красивейшей степной местности, совершенно не напоминающей Кара-Кумы. Справа протекал широченнейший Каракумский канал, слева тянулись бескрайние зеленые поля хлопчатника, на границе которых через определенные расстояния красовались огромные щиты, на которых обозначалась принадлежность участка к тому или иному колхозу.

Затем канал упирался в огромнейшее море, конца и края которого не было видно, — это и есть творение Минводхоза — второй Арал, взамен умирающего первого. Далее, продвигаясь на запад, мы вскоре попали в самый центр Кара-Кумов. Но пески здесь такого же светло-желтого цвета, как и в Кы-зыл-Кумах, лишь барханы, виднеющиеся и справа и слева до самого горизонта, здесь, пожалуй, посолиднее. Словно поземка передувался ветром поперек шоссе песок. Нещадно палило солнце, на небе — ни облачка, но северный ветерок создавал прохладу. Изнуряющей жары, о которой приходилось слышать от путешественников по этим краям, мы не ощущали, как и не ощущали жажды. Правда, на всякий случай, мы прихватили канистру воды, но она так и не понадобилась.

Вскоре мы заехали в самую глубь Кара-Кумов, где наша дорога местами на протяжении километра и более была пересыпана песком. На этих участках становилось жутко, так как, не имея никаких ориентиров, теряешься и не соображаешь, в каком направлении надо продолжать путь. А на солнце как на ориентир вообще почему-то перестаешь обращать внимание. Только нашему водителю — ассу здешних мест, каким-то чудом удавалось определять нужное направление движения: спустя десять-двадцать минут езды по сплошному песку, вдруг появлялась чистая полоска асфальта. Враз приходило облегчение: слава богу, не сбились с пути. И так повторялось несколько раз. В конце концов мы к этому вроде бы привыкли, твердо уверовали в небывалое чутье нашего водителя — с ним нам и в самом деле не страшно.

Примерно через час езды по сплошным пескам вдруг увидели, что на перерез нам мчится огромных размеров собака. Сначала подумали — волк, но невдалеке от дороги виднелись радио-антенны, затем показались автомашины с фургонами и солдаты возле них. Боже, и в этих безлюдных местах идет военная служба. Более сотни километров проехали мы по песку с небольшими проблесками асфальта и наконец выехали на бескрайние просторы зеленой степи, которая простиралась на нашем пути до самого Ашхабада. На всем пути нам не встретилось ни одного поселения, лишь перед Ашхабадом, через 30–40 км дорогу перегораживали шлагбаумы — военный патруль проверял документы. По приезде в Ашхабад мы были приглашены в ЦК КП Туркмении, где на совещании бюро ЦК и Совмина республики доложили о проделанной работе, ее результатах, о прогнозе состояния действующего газового фонтана, рассказали о том, что нас двоих оставили здесь заложниками до полного затухания газового факела. А когда он погаснет, — кто знает?

Посмеявшись над сложившейся ситуацией, первый секретарь ЦК КП Гапуров любезно предложил нам отдохнуть несколько дней на правительственной даче в местечке Фирю-за — что на юге Ашхабада вблизи государственной границы. Мы с благодарностью приняли предложение, попросив лишь об одном, чтобы в наше распоряжение дали автомобиль и того самого шофера, с которым мы столь благополучно совершили автопробег через Кара-Кумы.

Нашу просьбу уважили и на следующий день мы оказались в чудесном уголке природы — Фирюза. Нас радушно приняли (видно оперативно были выданы соответствующие указания) и поселили в комфортабельный коттедж.

Этот чудесный уголок природы представляет собой небольшую равнину, окруженную со всех сторон невысокими горами, напоминая северокавказскую Теберду, только в миниатюре. Также эту равнину пересекает малюсенькая речушка с прозрачной водой и заросшими облепихой и какими-то кустарниками берегами. Симпатичные небольшие домики, утопающие в зелени и цветах. Прекрасная столовая, клуб для развлечений.

Чистый воздух, тишина, нарушаемая лишь журчанием речушки да щебетанием птиц, — все для успокоения нервной системы. Но пребывание в таком раю и в абсолютном безделье на третий день стало невыносимым, и мы, поблагодарив любезных хозяев, решили возвратиться в Ашхабад, а затем и в Мары. Находчивый наш водитель предложил для разнообразия провезти нас вдоль границы и показать примечательности здешней природы. В качестве гида он для нас привез своего дядю, подполковника КГБ, начальника здешнего пограничного гарнизона. Этот подполковник, по национальности армянин, проживший в здешних краях всю свою жизнь, оказался прекрасным человеком, весельчаком и юмористом. Путешествие в его компании было и развлекательным, и познавательным. Он много рассказал о достопримечательностях этого края, о людях — здешних жителях. Всех аксакалов он знал по имени и каждому присвоил псевдоним — фамилию какого-нибудь командующего времен отечественной войны.

Так с одним из аксакалов, именуемым «генералом Плиевым», проживающим в небольшом горном поселении, лежавшем на нашем пути, было решено познакомиться. «Поместье генерала Плиева» (так назвал подполковник) представляло собой прекрасно ухоженный сад, благоухающий цветением абрикосовых деревьев и зеленью только что распустившихся листочков виноградника и бусинок будущих виноградных гроздьев. Местами сгуртились какие-то устар-ники, невиданные нами доселе, и бурно цвели. Стоял дурманящий аромат.

Только мы направились по чистенькой дорожке к виднеющемуся в глубине сада дому, как нам навстречу выбежал огромных размеров пес, который после каких-то слов, сказанных подполковником по-туркменски, умолк и, обнюхав всех нас по очереди, завилял хвостом и побежал впереди.

На двери дома висела маленькая фанерка и на ней начертано: «Мы суботник». Значит, до вечера здесь никто не появится, не стоит терять попусту время, поехали дальше. Через час пути по экзотической горной местности мы выехали на небольшую равнину, окруженную возвышенностями. Через всю равнину проходил арык, заросший по берегам красивым кустарником, а вдоль арыка ровным рядком разместилось до десятка неказистых саманных домиков, возле которых бегало много ребятишек разного возраста. Но когда мы подъехали — все попрятались по домам. Нас вышел встречать худощавый высокого роста старик с широкой туркменской бородой, с живыми, как у молодого, глазами. Одет он был в полосатый халат, на голове — огромная баранья папаха.

Старик, весело улыбаясь, с распростертыми объятиями встретил подполковника, как давно ожидаемого гостя, они обнялись, обменялись приветствиями по-туркменски. Затем старик поздоровался с нами за руку. Это был знаменитый Аман-гельдыев, о котором было написано много интересного как о непревзойденном следопыте, метком стрелке и хорошем помощнике пограничников, писателем Виктором Чеховым. Одну его книгу «Черный беркут» мне пришлось прочитать. Так вот какой он, Черный беркут.

Вместе со стариком нас встречала женщина лет 55, высокого роста и весьма солидных размеров («Ката хала» таких называют) и девочка лет четырех. Женщина эта — жена старшего сына Амангельдыева, приставлена к старику как нянька, после смерти его жены. А девочка — внучка. Затем нас повели в крайний дом, который, видимо, являлся столовой огромной семьи Амангельдыева.

Здесь на огромном ковре и множестве разноцветных подушек нас угощали чаем. За чаем шла мирная беседа на туркменском языке старика с подполковником. О чем они беседовали — не знаю, но нас предупредили, чтобы мы не обращали на них внимания, пили чай, сколько влезет, и говорили меж собой о чем угодно.

После продолжительного чаепития, во время которого мы наблюдали в окошко, как встречавшая нас женщина, виртуозно работая палкой, на костре в огромном казане варила какое-то кушанье и этой палкой то поправляла горящие чурки в костре, то помешивала в котле. Амангельдыев пригласил нас в свои апартаменты — в соседний домик. Здесь также на ковре и подушках мы расположились отдыхать, а гостеприимный хозяин демонстрировал книжки с автографами авторов, написанные о его похождениях. Потом продемонстрировал свой карабин, которым он не так давно ухлопал сорок второго по счету нарушителя границы. Затем из тумбочки достал наган, вынул все патроны, пощелкал в угол и предложил нам позабавиться этим оружием. И опять потекла мирная беседа двоих, а мы сидели и слушали, не зная о чем идет разговор. Вскоре нас пригласили снова в столовую на обед.

Расположившись поудобнее на подушках, мы наблюдали, как женщина ловко подхватила казан с костра и вылила из него жидкость коричневого цвета в огромный таз. Затем из этого казана все той же палкой извлекались сваренные куры, отрывались от них крылышки и бросались в таз, а тушки кур бросались собакам, которые обжигаясь, катали их лапами по земле. А мы, наблюдая эту картину, завидовали собакам — нас уже донимал голод и видеть такую картину было не по себе. Вскоре этот таз с коричневой жидкостью, куда хозяйка бросала куриные крылышки, был установлен в наш круг. Было объявлено, что это шурпа по-туркменски. Хотя от этой шурпы исходил прекрасный аромат и мы были основательно голодны, вкушать эту шурпу как-то не очень хотелось.

Но были розданы всем присутствующим на обеде деревянные ложки, старик разломил на части огромную лепешку, вручил каждому по куску и, встав на колени, начал причитать какую-то молитву, наклоняясь к тазу с шурпой. То же самое совершал и подполковник. Я спросил: «А что нам делать?» Он ответил: «Сиди и молчи». После молитвы началось окунание краешка лепешки в шурпу и откусывание его, затем ложкой каждый зачерпывает этой жидкости и несет ко рту, страхуя падение капель на ковер куском лепешки. Окунание куска лепешки в жидкость и отчерпывание ее с помощью ложки проходило поочередно: сначала хозяин, затем подполковник, затем следующий по порядку, как расселись вокруг таза. Перед тем как начать этот ритуал, хозяин своей ложкой мешал жидкость в тазу, вылавливал куриные крылышки и показывал каждому: смотри — это не что-нибудь, а курица.

После ритуала опробывания шурпы ложки были выставлены вокруг таза и хозяин с подполковником вновь, встав на колени, произнесли молитву, закончив возгласом: «Иль-алла!» Затем нам было объявлено, что кушанье можно есть хоть ложками, хоть руками, хоть ногами в таз залезай — хозяин все дозволяет.

С каким-то недоверием мы посматривали на эту коричневую жидкость в огромном тазу, но приятный запах, да голод, который мы все испытывали, да обязанность уважать гостеприимного хозяина заставили черпать ложками эту жидкость, проглатывать и высказывать похвалу хозяину и хозяйке, приготовившей эту еду. А шурпа и в самом деле оказалась очень вкусной и мы, забыв, как в ней купала хозяйка палку во время варки, с великим удовольствием черпали ложку за ложкой, пытаясь изловить в тазу крылышко курицы. И так втроем, незаметно, мы уполовинили содержимое таза, хозяин и подполковник в трапезе не участвовали, мирно о чем-то беседовали.

После шурпы — снова чай, затем непродолжительный отдых, и мы стали прощаться — нам пора в путь, день уже клонился к закату. Прощаясь с хозяином, мы также наблюдали пустые дворы поселения Амангельдыевка, все его жители — дети, внуки и правнуки хозяина — прятались в хатах.

Дорога до Ашхабада (прекрасное асфальтированное шоссе) шла вдоль необъятных полей бескрайней степи, на которых велись полевые работы. В одном месте мы остановились полюбоваться, как причудливая машина, сцепленная с трактором «Беларусь», сажала помидоры: огромный барабан, вращающийся при движении этой машины, оставлял позади себя три ряда красивых саженцев рассады помидор, причем так хорошо посаженных в землю, что руками так, пожалуй, не сделаешь.

Находящийся на краю поля колхозник, видимо бригадир, объяснил нам, что эта техника привезена из Швеции и весь будущий урожай помидоров с этого поля уже закуплен представителем Швеции по цене в три раза выше нашей закупочной. Этот представитель постоянно присутствует при обработке почвы и посадке и ни коим образом не дозволяет применять химические удобрения — только органику. Соседнее поле, засеянное уже дынями, также продали этому представителю Швеции.

Под монотонный шорох колес автомобиля, быстро бегущего по ровной глади шоссе, невольно подумалось: почему же из далекой Швеции не поленился приехать представитель, чтобы на месте убедиться, что за овощи вырастят туркмены для граждан Швеции, а наши заготовители агропрома в центре только пишут бумажки и им абсолютно безразлично, что вырастят для граждан центра России «братья» туркмены. И далее, почему здесь в Туркмении, где от поселка до поселка десятки и сотни километров, дороги между ними прекрасные, хотя и автомобиль-то на них редко увидишь, а в Подмосковье, где деревни через каждые 1,5–2 километра, дороги такие, что от одной до другой и на гусеничном тракторе не всегда доберешься. Это что — и есть развитой социализм?

Благополучно прибыв в Ашхабад, поблагодарив радушных хозяев за предоставленную возможность хорошо отдохнуть, переночевав в гостинице, на следующий день самолетом мы отправились в Мары.

По прибытии в Мары первым нашим желанием было взглянуть на газовый фонтан и убедиться, что не зря прожили здесь несколько волнительных дней, что задуманное и осуществленное дело имеет положительный результат.

И действительно, горение газа в двух малых кратерах прекратилось полностью, и на дне их появилась вода; пламя в большом кратере заметно убавилось и по высоте и по ширине. Подойдя к кромке кратера можно наблюдать, что пламя отодвинулось от кромки метра на 2–3; теперь уже видно, что кратер образован вертикальным обрывом грунта высотой 3–4 м, далее дно кратера полого уходит вглубь к его центру.

Глядя на всю эту картину, можно было уже утверждать, что аварийная скважина взрывом перекрыта, а догорает газ, которым наполнились водоносные пласты, и теперь грунтовой же водой вытесняется.

Обвалы штукатурки газоочистной станции заделаны, вновь восстановлен порядок, и она уже работала на полную мощность. Месторождение продолжает снабжать газом Ашхабад, областной центр Мары и соседние районные центры. К вечеру, по ВЧ-связи, обстановка, сложившаяся на аварийной скважине по истечении недели после глубинного взрыва, была доложена министру. Высказано также предположение, что гаснуть фонтан будет не менее 2–3 месяцев, наше присутствие здесь в качестве наблюдателей нецелесообразно, и мы просим разрешения на отъезд. На сей раз оно было получено.

На радостях мы отказались от любезного предложения начальника Марыйского УКГБ воспользоваться пребыванием в здешних краях и посетить Кушку — самую южную точку Советского Союза и ознакомиться с ее достопримечательностями. Несмотря на большой соблазн и на то, что такого случая может больше не представится, желание попасть скорее домой пересилило, и мы заказали билеты на ближайший же рейс самолета на Москву. Прощай Мары и пригороды — Мургаб, Иоло-тань и Байрам-Али, и догорающий газовый фонтан.

По установившейся в нашем ведомстве традиции итоги каждой экспедиции такого рода после ее завершения обсуждаются на заседании научно-технического совета (НТС), на котором, в первую очередь, рассматривается конечный результат проведенных работ, затем обсуждаются замечания по работе агрегатов подвижной техники и технологического оборудования, замечания по технологическому процессу и действиям личного состава.

После обсуждения замечаний здесь же разрабатывается или поручается той или иной службе разработка мероприятий по исключению недоработок, и принимается план реализации этих мероприятий. На сей раз, нашего директора и главного конструктора волновало не соблюдение традиций и не разбор технологических и организационных недоработок, выявившихся в экспедиции, и не готовность следующей экспедиции на ликвидацию аварии на Крестищинском газовом месторождении. С моим появлением на службе его волновало закрытие оргвыводами того ЧП, которое у нас произошло при подготовке спецзаряда и имело громкий резонанс в стенах министерства. И чтобы не допустить выхода с разбирательством причин возникновения аварийной ситуации на уровень министра, контр-адмирал с большим усердием взял инициативу в свои руки и добился согласия руководства завершить это разбирательство на уровне главка.

Этот вариант был мастерски оформлен и доложен вместе с проектом приказа о наказании виновных руководству главка.

Поскольку в создавшейся аварийной ситуации чрезвычайных последствий не было и, чтобы не раздувать ажиотажа вокруг случившегося и не оставить как бы не замеченным, начальник главка согласился с предложенным контр-адмиралом проектом и утвердил его. Таким образом, инцидент завершился приказом, согласно которому следовали оргвыводы: первому заместителю главного конструктора В. И. Жучихину объявить строгий выговор, начальника отдела Л. А. Рачинского и уководителя группы А. А. Степанова от занимаемых должностей освободить и перевести на нижеоплачиваемую работу, и еще двух строптивых инженеров, совершенно не причастных к этому ЧП, — с предприятия уволить.

Ну а директор — он же главный конструктор контр-адмирал С. П. Попов, назначивший Л. А. Рачинского вопреки здравому смыслу и возражению руководителя экспедиции, — к данному ЧП, оказывается, отношения вообще не имел, поэтому наказания никакого не понес. Несправедливость этого приказа и возможность повторения подобного ЧП доказывать в те времена было бесполезно.

Руководители повыше рангом: заместитель министра и начальник управления кадров министерства, которые обещали: «Поможем!», хотя бы как-то поинтересовались этим ЧП, попытались хотя бы разобраться в причинах его возникновения. Нет, никто не захотел ни выслушать, ни разобраться.

А что же стало с аварийным газовым фонтаном на Майском месторождении? При последнем нашем посещении его в середине декабря 1972 года, на месте когда-то полыхавшего огромного факела мы увидели колоссальных размеров котлован, напоминающий чашу Лужниковского стадиона: обрывистые берега высотой 3–4 метра, затем уклон в центр под углом 10–15 градусов и на дне котлована, в его центре — одинокий язык пламени высотой 3–4 метра.

Стоя на дне этого котлована, невольно ощущаешь себя ничтожно мелким в сравнении с тем, что может создать стихия природы. Невольно возникал вопрос: «А куда же исчезла земля из этого котлована?» — загадка природы.

На фоне языка пламени мы сфотографировались, чтобы представить министру как вещественное доказательство того, что от прежнего фонтана остались одни воспоминания да вот этот небольшой язык пламени.

— Что премию хотите получить? — посмотрев на фотографию, спросил Е. П. Славский.

— Конечно, — ответили мы.

— Вот когда принесете снимок, на котором не будет вот этого языка пламени, тогда и приходите за премией, — следовало пояснение.

Но к тому времени кончится 1972 год, а с ним и тот премиальный фонд, который был выделен согласно Постановлению ЦК КПСС и Совмина СССР.

Так ни с чем мы и ушли. Но в первых числах января 1973 года к нам пришло распоряжение министра — премию выдать.

Несколько слов об этих тематических премиях. Каждая работа по использованию ядерных взрывов в мирных целях проводилась только по Постановлению ЦК КПСС и Совмина СССР, в котором наряду со всеми разрешениями и указаниями устанавливалась премия, если эта работа заканчивалась положительными результатами. Размер премии устанавливался в зависимости от сложности и значимости работы и составлял от 20 до 100 тысяч рублей.

В принципе, премия предназначалась для поощрения работников всех уровней, непосредственно участвовавших в подготовке и осуществлении всех связанных с выполнением постановления задач. Однако, она распределялась между всеми сотрудниками предприятия, даже не имеющими никакого отношения к этой работе. Такова система.

Крестищинское месторождение Украинской ССР

Вслед за аварией на Майском месторождении нечто подобное произошло на Крестищинском месторождении под Полтавой в Украинской ССР.

После непредвиденного выброса газа произошло его возгорание и образование огненного факела, похожего на урта-булакский.

Принимаемые меры по ликвидации аварии с помощью традиционных методов положительных результатов не дали. Тогда Мингео УССР обратилось в Министерство среднего машиностроения СССР с предложением провести ликвидацию аварии с помощью глубинного ядерного взрыва.

В результативность этого метода поверили все после успешного использования его в ликвидации подобных аварий на Урта-Булакском и Памукском месторождениях.

По результатам рекогносцировочного обследования местности аварийной скважины и изучения геологии были определены точка заложения устья боевой наклонной скважины и забой, который должен оканчиваться в средине глинистого пласта на глубине примерно 1800 м. Сближение забоя боевой скважины и аварийной не должно превышать 30 м. Такое сближение обусловлено мощностью взрыва спецзаряда в 3,5 кт ТНТ для гарантированного пережатия аварийной скважины.

Требование к минимальной мощности для подземного взрыва в категорической форме предъявили местные власти, исходя из того, чтобы не допустить разрушений неказистых хат близлежащего украинского села. Лишь беглое знакомство с этими хилыми постройками, в большинстве своем под соломенной кровлей, вызывало грусть и страшное желание развалить их побыстрее, благо есть повод, а на месте их построить современные добротные дома — ведь крестьяне, живущие тут, заслужили лучших жилищ. Но местные власти стояли на своем — непременно сделать все, чтобы не допустить разрушений.

Немного разбираясь в возможностях буровых работ, мы доказывали, что сближение в 30 метров обеспечить весьма трудно, почти невозможно, а в случае невыполнения этого требования успех в перекрытии аварийной скважины не гарантируется, скорее просто невозможен. А глинобитные хаты и при таком взрыве в 3,5 кт ТНТ все равно разрушатся. Но наши доводы местные украинские власти и слушать не хотели. Не теряя драгоценного времени, за которое сгорит очень много нужного для народного хозяйства газа, приступили к бурению боевой скважины, изготовлению спецзаряда, подготовке техники и разработке технологии для закладки спецзаряда в скважину и производства взрыва.

Проведение глубинного ядерного взрыва с целью глушения неуправляемого газового фонтана было обосновано постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР и приказом Министерства среднего машиностроения и Мингео СССР. К концу марта 1972 года все подготовительные работы для осуществления заключительного этапа были завершены.

Приказом от 12 апреля 1972 года была создана Государственная комиссия по осуществлению глубинного ядерного взрыва, председателем которой назначен Г. А. Цырков — начальник главка МСМ, а его заместителями: М. И. Агапчев — замминистра геологии УССР и В. М. Чесноков — заместитель начальника отдела КБ АТО.

По прибытии экспедиции вместе с техникой на место проведения работ, при изучении документации на боевую скважину установлено, что конструкция скважины полностью соответствует проекту, а по данным инклинометрических измерений минимальное сближение боевой скважины с аварийной составляет 70–80 метров, что в 2,5 раза больше, чем обусловлено заданием.

При такой геометрии взрывом в 3,5 кт ТНТ пережатие аварийной скважины невозможно. Об этом свидетельствуют данные расчета Н. И. Шишкина, это вытекает и из результатов экспериментальных исследований, полученных на моделях Ю. М. Корепановым.

Об этом было доложено областному руководству в Харьковском обкоме КПСС. Кстати, здесь в Харькове нам пришлось впервые столкнуться с бездушием высших партийных чинов. Создалось такое впечатление, что им абсолютно безразлично, что в результате аварии бесцельно сгорает уйма бесценного добра — им его не жалко, что им безразлично наличие смогового облака, загрязняющего воздух на огромном пространстве украинской земли — они им не дышат, а от нас отмахивались, как от назойливых мух, отвлекающих занятых людей от важных дел какими-то пустяками.

Наши объяснения, что в сложившейся обстановке взрывом малой мощности ликвидировать аварию не удастся, что нужно идти на увеличение мощности взрыва, но при этом придется пожертвовать несколькими дышащими на ладан хатами, до них не доходили. О преднамеренном допущении разрушения даже ветхих жилищ харьковские власти и слушать не хотели. Нам было заявлено, что мы можем делать что угодно, только чтобы были сохранены от разрушений жилые постройки. Разговор о возможной безрезультативности наших работ был перенесен на уровень Государственной комиссии. Нами было заявлено газовикам и геологам, что для успешного перекрытия аварийной скважины, коль скоро увеличение мощности взрыва не дозволено, нужно перебурить оконечный отрезок скважины, чтобы приблизить его к аварийной скважине на величину не более чем 30 метров.

Но среди геологов нашлись «специалисты», которые уверяли, что скважина пробурена правильно, это неправильно произведены инклинометрические измерения. Тут же предложено было несколько методов замеров и расчетов местопрохожде-ния скважины на оконечном ее отрезке.

В результате применения каких-то сверхоригинальных методов большими умельцами от геологии боевая скважина была «приближена» к аварийной на 30 метров. Поэтому предложено взрыв произвести в скважине, какая есть, без ее доработки.

Председатель Государственной комиссии Г. А. Цырков вместо того, чтобы отклонить предложение, основанное на липовом расчете, и заставить переделать скважину, согласился с теоретиками.

Не понятна была позиция и заместителя министра М. И. Агап-чева, который также поддержал предложение не переделывать скважину, хотя во время его стажировки на Майском месторождении ему были представлены все материалы по исследованию механизма перекрытия аварийных скважин глубинным взрывом, и здесь его предупреждали, что весьма возможен отрицательный результат.

Короче, наши доводы никем не были приняты.

О решении Государственной комиссии и о готовности всех служб к проведению заключительных операций было доложено министру Е. П. Славскому и запрошено разрешение на опускание спецзаряда в боевую скважину. В ответ получено «Добро».

Следует отметить, что в этой экспедиции (руководитель

В. М. Чесноков) в подготовке технологического оборудования и аппаратурного комплекса, а также при проведении частных репетиций и ГПА не было никаких отклонений от нормы.

Окончательная сборка спецзаряда, его подстыковка к опускной колонне и опускание в скважину до установленной отметки прошли без замечаний.

После завешивания опускной колонны труб с помощью элеватора на роторе буровой установки произведено цементирование скважины.

Пока затвердевал цементный раствор в скважине, проведена генеральная репетиция (ГР), которая показала хорошую слаженность в работе всех служб, обеспечивающих безопасность личного состава и населения близлежащего села, жителям которого на время взрыва предписывалось выйти из жилищ на улицу.

Система управления подрывом спецзаряда и аппаратура физизмерений в ГР работали исправно.

Государственная комиссия на своем заседании 7 июля 1972 года, рассмотрев результаты ГР, результаты испытания на твердость цементного камня, герметизирующего скважину, и заслушав доклады руководителей всех служб о готовности к производству взрыва, приняла решение: взрыв произвести 9 июля 1972 года в 10.00, о чем было доложено министру. На следующий день получено разрешение на производство взрыва.

В день «Ч» — 9 июля 1972 года, за 30 минут до назначенного срока все службы, обеспечивающие безопасность и подготовку к работе комплекса управления подрывом и физизмерений, доложили о выполнении мероприятий согласно утвержденному графику. Служба режима, облетевшая район работ на вертолете и расставившая охрану на безопасных расстояниях на всех дорогах, ведущих к месту работы, доложила об отсутствии в опасной зоне людей и животных.

Председатель Государственной комиссии утвердил акт на производство взрыва.

Остались считанные минуты и секунды томительного ожидания. В этот момент каждый находящийся на КП задавал себе вопрос: что произойдет? Будет ли пережата аварийная скважина?

И вот в 10.00, когда диктор оповещения произнес «ноль», спустя какое-то время земля под ногами вздрогнула, покачнулась, затем раздался сильный грохот и раскатистое эхо по необъятной степи.

А что же стало с газовым фонтаном? Некоторое время он продолжал шуметь, затем, как бы нехотя, стал стихать, уменьшаясь в размерах, и вскоре исчез вовсе. Наступила тишина.

Потом раздался мощный крик «Ура!». Пошли поздравления друг друга с завершением большого дела. Начались высказывания упреков в наш адрес: вот, мол, сомневались, а смотри, как все хорошо получилось. Нашлись энтузиасты, предложившие по поводу успеха принять по чарке горячительного.

Но не успели произнести тост, как на скважине вдруг что-то булькнуло раз, затем другой, затем показались отдельные выплески черной жидкости, потом эти выплески превратились в сплошной грязный фонтан, затем прорвалась газовая струя, которая вскоре вспыхнула, образуя сплошной огненный факел. Правда, по размеру этот факел стал раза в три меньше первоначального.

Все примолкли и стояли, раскрыв рты, взирая на то, что происходит на устье скважины.

Председатель, помолчав немного, со злостью бросил на землю чарку с нетронутым питьем и, от души выругавшись, ушел подальше от томящихся наблюдателей.

Напряженная работа не дала ожидаемого результата. Фонтан, как в наказание всем присутствующим, вновь продолжал свою «работу». Через три часа по результатам анализа записей аппаратуры физизмерений было установлено:

— все элементы заряда сработали без отклонения от нормы;

— энерговыделение при взрыве равно эквиваленту ТНТ в 3,6 кт;

— выброса радиоактивности через аварийную скважину не отмечено.

А каковы же последствия сейсмического воздействия? Обследования показали, что, как и предполагалось, не внушавшие доверия хаты получили большие повреждения: имели место обвалы стен и потолков, разрушения отопительных печей. Трещины и незначительные обрушения штукатурки имели место почти во всех жилищах.

Сравнивая последствия сейсмического воздействия в Крестищах с подобными явлениями в районе Майского месторождения, приходишь к выводу, что данный район в сейсмическом отношении весьма неблагополучный. В самом деле: при мощности взрыва почти в четыре раза меньшей, при сравнительно одинаковой прочности глинобитных хат, здесь, в Крестищах, разрушений было больше, чем в Майском. Капитального восстановления требовали до трети всех строений, а остальные нуждались в среднем и мелком ремонте.

Общий итог глубинного ядерного взрыва: и аварийную скважину перекрыть не удалось, и обеспечить сохранность жилых строений от сейсмического воздействия также не удалось. Однако значительное ослабление газового факела говорит о том, что аварийная скважина взрывом деформирована, а ослабление истечения газа позволило аварийную скважину заглушить традиционным методом.

Так, с неудовлетворительным результатом закончился четвертый по счету эксперимент глушения аварийных газовых скважин глубинным ядерным взрывом. Изучение механизма деформации массивов грунта, вызванной точечным взрывом большой мощности, с помощью теоретических расчетов и модельных экспериментов показало, что надежное перекрытие каналов в этом массиве в виде скважины (особенно, если эта скважина обсажена стальной трубой) возможно лишь в пластических средах, таких, как соль и глина, в которых не происходит дробление за счет откольных явлений. Для обеспечения надежного закупоривания каналов истечения деформированием среды, на основе расчетных и экспериментальных данных выданы рекомендации по созданию амплитуды ударной волны, обеспечивающей необходимые деформации, а они зависят от мощности точечного взрыва и от расстояния до него. Потому-то и были выдвинуты требования обеспечить сближение точки взрыва при мощности в 3,5 кт ТНТ с осью аварийной скважины не более 30 метров. Но эти требования выполнены не были. В итоге — отрицательный результат.

Возможно и другое: грунт, в котором произведен взрыв — не соль и не глина. В таком случае возможен и такой вариант, который имел место в этой работе, то есть вместо уплотнения среды взрывом получилось дробление, а это позволило газу под большим давлением просачиваться в верхние пласты.

Наши настоятельные требования проведения тщательного анализа Крестищинского эксперимента не были поддержанны ни в Минсредмаше, ни в Мингео, ни в Совмине СССР.

Не последовало также требования к Государственной комиссии о даче объяснений по поводу неудовлетворительного эксперимента ни со стороны подписавших приказ по министерствам, ни со стороны подписавших постановление ЦК КПСС и Совмина СССР. А жаль.

С таким же плачевным результатом впоследствии окончился взрывной эксперимент по глушению подобного аварийного газового фонтана в дельте реки Печоры, только с худшими последствиями — с выходом на дневную поверхность радиоактивности. Какова была радиоактивность и куда она попала — неизвестно. Результаты печорского эксперимента спрятаны в секретных документах, недоступных даже для нас, производивших этот взрыв.

В конце 1972 года — начале 1973 года на ряде нефтяных месторождений Бакинского объединения «Нефтеразведка» при производстве разведывательных буровых работ с целью поиска нефти неоднократно происходили газовые выбросы с последующим образованием огненных факелов.

Такие аварии имели место на Апшеронском полуострове близ Баку, на Каспийском побережье примерно в 50 км южнее Красноводска и на самой границе с Ираном, близ пограничного городка Гасан-Керш. Последние две аварии произошли при проходках разведочных скважин, которые осуществляла Небид-Дагская геологоразведочная экспедиция.

Попытки ликвидировать образовавшиеся газовые фонтаны имеющимися у буровиков средствами не привели к желаемым результатам. В дальнейшем осмотр этих аварийных фонтанов при рекогносцировочных обследованиях нас приводил к мысли, что и попыток ликвидировать аварийные ситуации не было. Все эти три фонтана были настолько мизерными в сравнении с теми, что нам пришлось видеть до сих пор, что казалось простейшими средствами их можно было заглушить.

Но Бакинские нефтеразведчики были хорошо, как оказалось, осведомлены о положительных результатах глушения аварийных скважин методом глубинных ядерных взрывов. Поэтому они и обратились в Минсредмаш за помощью.

С целью выработки исходных данных для разработки технического задания и проекта, оценки характера аварии и исходных данных для прогноза сейсмических последствий, а также изучения транспортных коммуникаций и разработки мероприятий безопасности и режимных требований, приказами Минсредмаш и Мингео СССР созданы специальные рекогносцировочные группы, в которые вошли представители от проектных, научно-исследовательских и технологических организаций, а также представители Мингео СССР.

Три группы побывали на всех трех аварийных объектах, подробно ознакомились с характером аварий, оценили возможность проведения глубинных взрывов, чтобы обеспечить сейсмическую безопасность. Что касается использования глубинного ядерного взрыва, как единственного средства ликвидации аварий на всех трех обследованных объектах, то однозначного мнения у всех членов рекогносцировочных групп не возникло. Во-первых, потому что эти газовые фонтаны по своим масштабам были совсем малыми; во-вторых, к моменту осмотра нами мощность этих фонтанов (по рассказам местных буровиков) несколько снизилась и, надо сказать, снижалась бы и далее, что должны были наблюдать хозяева этих аварийных объектов и нам докладывать.

Высказывалось предположение, что извергающийся газ является сопутствующим нефтяным залежам и в скором времени истечение его должно прекратиться. Но бакинские специалисты уверяли сомневающихся, что газовые фонтаны будут увеличиваться в размерах, и аварийные скважины нужно незамедлительно глушить.

Расскажу поподробнее лишь об одной рекогносцировочной экспедиции, целью которой являлось обследование дорожных коммуникаций, режимных особенностей в пограничной зоне, характера аварии, мощности газового выброса и согласование с геологами места заложения боевой скважины, если таковая потребуется, и ее конструкции, определения по сейсмическим соображениям мощности взрыва. Эта экспедиция в район мало кому известного пограничного городка Гасан-Кули, расположенного на берегу Каспийского моря вблизи государственной границы с Ираном.

Что там произошла авария во время разведочных буровых работ и образовался мощный огненный факел, и что все попытки заглушить его ни к чему не привели, нам сообщили как о чем-то чрезвычайном. Указано было без промедления вылететь на место и, оценив обстановку, предложить план действий по ликвидации аварии.

Экстренным порядком была создана рекогносцировочная группа, в которую вошли представители Минсредмаша, ПромНИИпроекта, КБ АТО и руководство Небид-Дагской геологической экспедиции.

Путь от Москвы до Небид-Дага предстояло преодолеть самолетом до Красноводска и далее автомобилем.

В аэропорту Красноводска нас встретил представитель Небид-Дагской геологоразведочной экспедиции.

После краткого ознакомления с историческими достопримечательностями Красноводска и легкого завтрака (полет из Москвы проходил ночью) мы двинулись в путь.

Бескрайнюю и, казалось, совершенно безжизненную пустыню перерезало прекрасное асфальтированное шоссе, как стрела, уходящее за далекий горизонт в юго-восточном направлении. Направо и налево просматривался унылый ландшафт, не на чем было сосредоточить свое внимание. Это однообразие быстро утомляло и клонило ко сну. Но мерный шорох шин автомобиля по асфальту временами прерывался: нужно было съезжать с дороги в исполосованную колеями степь и объезжать разрывы в насыпи шоссе, где должны быть сооружены мосты, но до них руки еще не дошли. Нам пояснили, что шоссе это еще строится, а мосты, где-то заказанные, еще не готовы, поэтому и приходится объезжать искусственно созданные овраги. Вскоре шоссе кончилось, и началась пустыня без каких-либо ориентиров, изрезанная во всех направлениях автомобильными колеями. Выбрать нужную колею водителю, не побывавшему в этих краях, вряд ли возможно. Но нас вез знаток здешних мест, который по каким-то лишь ему известным приметам выбирал нужное направление из множества обозначенных следов, когда-то прошедших здесь автомобилей.

После двадцатикилометрового пробега по пустынному бездорожью вновь выехали на прекрасное асфальтированное шоссе. Нам снова объяснили, что дорога эта строится с двух сторон, но сейчас по неизвестным причинам это строительство вдруг приостановлено. На всем пути от Красноводска до Не-бид-Дага нам не встретилось ни одного строителя, так же как и ни одной машины ни во встречном направлении, ни в попутном. Невольно снова подумалось: «Вроде бы и ездить по этим дорогам некому, а ведь строят же. Почему же у нас в Подмосковье этого нет?»

Итак, слева вдалеке показались отроги Копет-Дага, в отличие от мертвой серой пустыни благоухающие зеленью разнообразной растительности.

Городок Небид-Даг был хорошо ухоженный. Отцы этого города нас с гордостью уведомили, что Небид-Даг самый зеленый, самый красивый и самый ухоженный город в Советском Союзе. Неудобно им было возражать, но мне казалось, что Донецк и старая часть Омска куда красивее и с большим вкусом украшены зелеными насаждениями.

Наше рекогносцировочное обследование, как и во всех других случаях, началось с посещения Небид-Дагского управления КГБ. Его начальник — подполковник (фамилию его запамятовал), туркмен по национальности, оказался исключительно симпатичным человеком, весьма приветливым собеседником, довольно неплохо разбирающимся в технике.

Он нам сообщил, что Небид-Даг изобилует большим количеством элементов, неблагонадежных в уголовном и политическом отношениях, поэтому рекомендовал нигде не высказывать нашу принадлежность к Минсредмашу и всюду представляться чиновниками Мингео. Затем порекомендовал, если дело дойдет до прибытия нашего с техникой, выгрузку с железнодорожного транспорта производить подальше от Небид-Дага. Для этих целей предложил станцию Кызыл-Арват, что восточнее Небид-Дага, километрах в 160, а оттуда технику своим ходом перегнать до Гасан-Кули. Хотя этот маршрут несколько длиннее по протяженности, зато дорога самая свободная, безлюдная и охраняемая погранвойсками. Станция Кызыл-Арват оборудована хорошими средствами разгрузки подвижной техники, которыми довольно часто пользуются войсковые части ТуркВО.

О нашем визите и его целях начальник Небид-Дагского УКГБ был проинформирован из Москвы, поэтому разговор по вопросам рекогносцировки у нас получился весьма доверительным и результативным. Он нам посоветовал проехать рекомендованным маршрутом и убедиться в его оптимальности, подключив к нам своего сотрудника, который нам будет оказывать всяческую помощь на местах, если потребуется решение каких-либо вопросов с разного рода руководителями хозяйственных и воинских ведомств.

Знакомство с геологической экспедицией, с ее руководством, ведущими и рядовыми сотрудниками в полной мере подтвердили опасения начальника УКГБ. Конфиденциальные разговоры по техническим вопросам здесь было вести невозможно, содержание их могло быть достоянием почти всего города. Вопросам режима секретности здесь не уделяли никакого внимания. Такое положение нас очень удивляло. Здесь работали сотрудники, имевшие постоянные связи с заграницей, а одна из сотрудниц секретного отдела уже оформляла свой выезд в Израиль на постоянное место жительства.

Хотя экспедиция имела прекрасную материально-техническую базу и прекрасную погрузочно-разгрузочную железнодорожную станцию, оснащенную всеми необходимыми техническими средствами, пользоваться ею, соблюдая конспирацию, было невозможно.

Следуя совету начальника УКГБ, решаем познакомиться с железнодорожной станцией Кызыл-Арват и дорогой от нее до Гасан-Кули. Итак, в путь. От Небид-Дага до Кызыл-Ар-вата параллельно железной дороге пролегало вполне приличное асфальтированное шоссе, пригодное для езды любым транспортом и в любое время года, при любых погодных условиях.

Железнодорожная станция Кызыл-Арват была предназначена для обработки больших грузопотоков с множеством маневровых и тупиковых путей, с двумя разгрузочными рампами, причем одна из них находилась на обособленной от главных путей ветке и использовалась, главным образом, для разгрузки военной техники и военных грузов. Для нас она подходила по всем параметрам. Подъездные пути для автотранспорта от этой рампы вели на автомагистраль Кызыл-Арват — Кара-Кала, идущую строго на юг по необъятным пустынным просторам.

Дорога эта протяженностью более 150 км на первоначальном участке в несколько десятков километров имеет асфальтовое покрытие, основная ее часть местами присыпана щебенкой, местами просто грейдирована. До нашего автопробега в здешних краях (видно было по выжженной степи) длительное время стояла изнурительная жара, которая превратила проезжую часть дороги в сплошной камень. Так что, в сухую погоду здесь беспрепятственно проехал бы автомобиль любой грузоподъемности. Иссушенные солнцем степные просторы гляделись серыми и безжизненными, правда, местами на нашем пути изредка встречались то быстро бегущие ящерицы, то неуклюжие вараны. Вдали от дороги то слева, то справа попадались одинокие, дико пасущиеся верблюды. Чем они питаются в этой голой пустыне — уму непостижимо, но всякий раз верблюды при нашем появлении поднимали голову, провожали нас долгим взглядом и при этом, непременно, что-то жевали.

Часа через два езды по скучной пустыне дорогу нам перегородил шлагбаум — пограничный пост, проверка документов. Солдат, проверяющий наши документы, своими четкими отлаженными движениями напоминал опытнейшего таможенника: острый, быстрый взгляд на личность, на командировочное удостоверение, на отметку милиции, в нужную ему страницу паспорта — все в порядке. Под конец проверки произнес, что он наш земляк, спросил: «Что нового там, в Москве?» Рассказал, что служит в этих краях без малого 2 года, привык. Надо же кому-то и здесь службу нести. Когда спросили, как он, москвич, переносит такую жару, он с усмешкой ответил: «Разве это жара? (было 32 °C). Жара — когда за 50 °C и ни ветерка, и пыль стоит круглые сутки, тогда тяжеловато, новички, бывает, падают в обморок». Через час с небольшим езды по унылой степи, на пути перед нашим взором внезапно возник гурт зеленых деревьев, невиданных нами ранее. В тени, под раскидистыми густыми кронами, на разостланном ковре сидели четверо путников туркменов. На обочине стояли два грузовика, рядом с ними оставили и мы свои машины.

Путники вели между собой неторопливую беседу и на наше появление никак не прореагировали, продолжая мирно восседать кружком, поджав под себя ноги. В центре круга на ковре стояли пиалы, бутылка водки и какая-то еда. Невольно подумалось: «В такую жару, в пути, за рулем — и водка. Неужели все это совместимо?»

Поприветствовав отдыхающих путников, спросили: не против ли они, если мы по соседству также расположимся? Они враз все ответили почти хором, прислонив правую ладонь руки к сердцу и слегка наклонившись в нашу сторону «алекум салам» и, как будто только теперь вдруг нас заметили, заговорили.

Этот зеленый оазис среди выжженной пустыни возник, благодаря роднику, бьющему прямо из подземелья небольшим фонтанчиком холодной, прозрачной, как стекло, воды.

Родничок этот чьей-то заботливой рукой выложен каменной кладкой на цементном растворе. Выброшенная фонтанчиком вода, переполнив каменный колодец, утекала куда-то снова под землю.

В тени зеленых деревьев и впрямь ощущалась прохлада, дающая прилив сил после многочасового пути под палящим солнцем.

Отдохнув часок и подкрепившись бутербродами и чаем, мы двинулись дальше.

Вскоре ровный, унылый ландшафт сменился возвышенностями и конусообразными сопками, хаотически разбросанными повсюду, и наша дорога запетляла между ними.

Все эти холмы и сопки, сооруженные какой-то сверхъестественной силой из серой глины, были изрезаны от вершин до основания сплошными рвами-каналами, по которым, видимо, в дождливый сезон стекали мощные потоки воды, которые затем в распадках соединялись в могучие реки. Четко обозначенные крутыми берегами русла рек, в тот момент совершенно безводных, пересекались мостами, встречавшимися почти на каждом километре.

После часового блуждания между глинистыми сопками и горами мы въехали в зеленую долину, на которой расположился древний туркменский городок Кара-Кала (Черная Крепость). Как нам потом разъяснили, Кара-Кала действительно в древние времена был сторожевой крепостью на караванном пути, хотя сейчас просто небольшое поселение, состоящее из небольших одноэтажных домов за глиняными заборами, да несколько современных трех-, пятиэтажных зданий. В этих зданиях размещались штаб пограничного гарнизона, солдатские казармы да квартиры офицерских семей.

В штабе пограничного гарнизона мы получили подробную информацию о состоянии дороги второго отрезка пути до Гасан-Кули. На этом пути расположены три населенных пункта, население в которых проверенное и благонадежное. Сама дорога грунтовая, без твердого покрытия и в дождливый сезон трудно проходимая. Пограничники пользуются в этот период только вездеходами. От последнего селения до Гасан-Кули дорога идет вдоль государственной границы и по ней проезд запрещен, но нам разрешили, о чем пограничные посты были предупреждены.

Переночевав в гарнизонной гостинице, утром следующего дня двинулись в дальнейший путь.

Дорога поначалу петляла между сопками и возвышенностями и через полчаса езды вывела на просторы серой пустыни. Как и вчера, кроме одиноких верблюдов, пасшихся вдали от дороги, нам никто не встретился. Через час с небольшим езды по необозримой пустыне мы въехали в какое-то туркменское село. Оказалось, что в одном из домов этого поселения проживают родственники одного из наших шоферов. Начались дружеские приветствия и обязательное угощение напитком, называемым «чал» — это то же самое, что и кумыс, только из верблюжьего молока. Хотя вкус этого напитка не из приятных, а стерильность его весьма сомнительная, все же через силу пришлось отведать пол пиалы, чтобы не обидеть хозяев, поблагодарив их при этом за «чудесный» напиток. Затем, после томительных ритуалов проводов и напутствий в дорогу, мы двинулись дальше.

Через час езды, невдалеке, слева от дороги показалось большое село с огромными зелеными деревьями и густыми зарослями кустарников. Видно было как между домами и зеленой растительностью поблескивала гладь реки Кызыл-Атрек, по которой далее пойдет до самого Каспия граница с Ираном.

Вскоре наша дорога пошла вдоль бесконечного ряда колючей проволоки. Через каждые 5 километров возвышались сторожевые вышки, солдаты на них направляли на нас оптические приборы. Река Кызыл-Атрек протекала теперь где-то левее в 8—10 километрах, а между ней и проволочным забором — ничейная зона. Вдоль дороги, с правой ее стороны простирается до самого Каспия искусственная река-арык шириной 8—10 метров, с довольно быстрым течением воды — это рукав реки Кызыл-Атрек.

Километров за 50 до Гасан-Кули, справа от дороги повстречалось еще одно селение с прямыми улицами и домами, стоящими на сваях высотой до трех метров. Нам объяснили, что в период дождей Кызыл-Атрек выходит из берегов и равнина на десятки километров затапливается ее водами. Чтобы не быть затопленным домашнему скарбу, и стоят хаты на высоких «ногах». В сухое время под домами держат скот или организуют коврово-ткацкое производство. По здешним обычаям в этих краях девушки не могут выйти замуж, не изготовив своими руками в качестве приданого ковер. Вот и организуют здесь с древнейших времен кустарное ковровое производство. Обычно, скооперировавшись, три-четыре девушки-подружки изготавливают ковер сначала для одной, затем для других.

А дорога эта и впрямь в дождливый сезон может оказаться непроходимой, пожалуй, и для гусеничного транспорта: на грейдированной проезжей части по суглинистой почве попадались обширные солончаки (такыры) протяженностью до полукилометра, в сухое время отполированные до блеска, а пропитаются влагой — они станут гиблым местом. Справа — арык, слева — забор из колючей проволоки — не объедешь.

Вскоре прибыли в город Гасан-Кули, отличающийся по внешнему виду от предыдущего села лишь наличием трех зданий городского типа — местом расположения администрации партийных, советских и пограничных органов, да огромным сараем, именуемым ковровой фабрикой. Весь город разбит на правильные квадраты, по сторонам которых выстроились в ряды такие же деревянные дома на сваях. Как и в предыдущей деревне, в Гасан-Кули все дома кругом обустроены балконами-лоджиями. Весь город просматривался с любой точки от края и до края.

Знакомясь с описанием здешних мест перед поездкой в эти края, мы представляли себе, что Гасан-Кули стоит на берегу Каспийского моря, на самой государственной границе. Оказалось, рядом с городом никакого моря нет. Оно действительно было до 1950 г., но в последующие годы отступило на 10 километров. Государственная граница, напоминающая о себе сплошным забором из колючей проволоки, проходит действительно в 50 метрах от крайних домов с запада на восток параллельно реке Кызыл-Атрек, и с юга на север вдоль побережья когда-то плескавшегося здесь Каспийского моря. Десятикилометровая полоса суши по побережью Каспийского моря так же, как и между проволочным забором и рекой Кызыл-Атрек, ничейная зона. Вход в нее кому бы то ни было запрещен. Нам же командование погранзаставы разрешило въезд в эту зону в сопровождении заместителя командира по политчасти. Было неодолимое желание глянуть на Каспийское море с восточного побережья и искупаться в нем.

Море, которое ушло от Гасан-Кули действительно на 10 километров, выглядело хмурым: вода темно-серого цвета рябила на бескрайнем пространстве белыми полосками барашков совсем небольших волн. Любители морского купания, уйдя от берега с полкилометра, так и не достигли глубины более полуметра.

По рекомендации замполита искупались в арыке, впадающем в море. Арык этот шириной восемь — десять метров и глубиной до трех метров, с чистой, быстро бегущей к морю водой, и впрямь прекрасное место для снятия напряжения, вызванного зноем южного полуденного солнца. Но плавать в этой искусственной речке было весьма неприятно: вся она заполнена огромным количеством каких-то очень крупных рыб, на которые то и дело натыкаешься то руками, то ногами, то животом.

На наш вопрос: «Ловят ли здесь рыбу? — Вон ее какое несметное количество!» — ответили: «Нет, это плохая рыба — язь — возвращается в море с нереста. Вот через месячишко пойдет на нерест красная рыба, тогда ловить будут все».

— Помилуйте, какая в Каспии красная рыба?!

Нам ответили, что красной ее здесь называют не за цвет, а за вкус и красоту. Красной рыбой здесь называли осетра. А сейчас его ловят далеко в море и только по особому разрешению.

А в апреле — мае в этом арыке ловят воблу и в таком количестве, что ее хватает на весь год. Когда вобла идет вверх по арыку на нерест сплошным потоком, то солдаты (поскольку они в этой зоне полновластные хозяева) кладут поперек арыка с берега на берег бревно и притапливают его на 8—10 сантиметров. Косяки рыб при этом под бревно не плывут, а норовят «перепрыгнуть» через него. При этом ход рыбы замедляется и она скапливается огромной массой. Тут ее только и успевай черпать сачком и забрасывать в кузов автомобиля, который останавливают тут же рядом.

Гостеприимные хозяева после купания в арыке пригласили нас на ужин и угостили вяленой воблой собственного приготовления и пловом из «красной» рыбы.

На встрече с руководством геологоразведочной экспедиции нам сообщили, что газовый выброс произошел при проходке скважины на нефть (такое выражение бытует у них) совершенно неожиданно, причем со сравнительно небольшой глубины. Выброс газа произошел вследствие отсутствия на буровом инструменте запорной арматуры, так как газового проявления на достигнутых горизонтах не ожидалось. При аварии буровую установку удалось спасти. Вырвавшийся газ, загоревшись, образовал мощный огненный факел.

Огромное пламя было замечено на той стороне государственной границы, и иранский пограничный чин потребовал от нашего пограничного командования предоставить ему возможность удостовериться, с каким это умыслом русские ни с того, ни с сего вздумали сжигать добро, стоящее больших денег. Для них эти факелы — дикость, для нас — нормальное явление.

Хотя прибывшему пограничному чину с иранской стороны объяснили, что образовавшийся огненный факел произошел не по злому умыслу, а в результате аварии, он так и не смог понять, зачем же нужно, пусть даже после аварии, сжигать такой ценный продукт, как газ?

Скважина, где произошла авария, расположена севернее Гасан-Кули в пяти километрах. Вглядываясь в том направлении, мы так и не увидели мощного (как нам рассказывали) газового фонтана, горящего ярким факелом. Как же его могли увидеть из-за границы, с пятнадцатикилометрового расстояния?

Заметить огненный факел мы смогли лишь тогда, когда приблизились к нему на километровое расстояние.

Тщательный осмотр места аварии не давал основания предполагать, что произошла катастрофа вследствие какой-то сверхогромной разрушительной силы. И рассказы очевидцев свидетельствовали о том, что произошло то, что обычно бывает, когда при бурении инструмент входит в продуктовый пласт. По-видимому, газовый фонтан можно было ликвидировать в первые дни традиционными методами. Но этого по непонятным причинам сделано не было.

К моменту нашего приезда факел горел, как выражались местные геологи, в половину своей первоначальной силы. А нам вообще этот факел в сравнении с теми, что нам пришлось видеть на Урта-Булаке, Памуке и Майском, показался каким-то незначительным, не заслуживающим особого внимания. Нашему взору представился кратер диаметром 7–8 метров, в котором полыхал спокойно вытекающий газ, высота пламени не превышала 10–12 метров. Сразу пришла мысль, что ликвидировать такой миниатюрный фонтан глубинным ядер-ным взрывом — слишком дорогое мероприятие: стоимость проходки боевой скважины, да стоимость спецзаряда не окупятся, пожалуй, и за сотню лет тем количеством газа, которое истекает сейчас из этой аварийной скважины. В придачу ко всему, здешние геологоразведчики говорят уверенно, что истечение газа постепенно уменьшается — это наблюдение за один лишь месяц после аварии.

Короче, после увиденного интерес к этому газовому фонтану у нас у всех пропал. Стоило ли ехать за столько верст от столицы, чтобы поглядеть на этот слабенький костер? В слишком преувеличенном масштабе нам о нем рассказали чиновники из министерства. Почему-то у всех нас утвердилось мнение, что фонтан этот скоро сам погаснет. Но специалисты-геологи нас продолжали уверять в обратном. Они ожидают усиление газового истечения, а заглушить скважину своими силами они не в состоянии.

Вся рекогносцировочная группа единогласно решила, что здесь больше делать нечего, нужно, не теряя зря времени, двигаться в обратном направлении и высказать свои соображения о ненадобности глушения аварийной скважины ядерным взрывом.

Перед отъездом из Гасан-Кули местные власти нам посоветовали посмотреть и оценить продукцию местной ковровой фабрики и ознакомиться с технологией изготовления туркменских ковров — национальной гордости.

Когда мы подъехали к стенам фабрики, нас удивило несоответствие названию внешнего вида здания. Это был огромных размеров сарай весьма неказистого вида. Трудно было себе представить, что в таком невзрачном помещении могут рождаться чудесные творения рук человеческих. Мы не без восхищения осмотрели показанные нам образцы готовой продукции. Это безукоризненная чистота отделки ковровых полотен, яркая палитра красок, прекрасные, не похожие друг на друга, невообразимой красоты рисунки. Невольно подумалось: «Неужели все это можно сделать вручную в этом невзрачном здании?»

Затем нас пригласили в цех. О, боже! Какую допотопщину мы здесь увидели! В четыре ряда вдоль огромного помещения стояли так называемые ткацкие станы, представляющие собой сооружение, состоящее из двух горизонтально расположенных бревен: одно сантиметрах в тридцати от пола, другое — на высоте примерно трех метров. Бревна эти соединены треугольными деревянными стойками. На бревна ровными рядами, с интервалом в два — три сантиметра, намотана суровая нить (основа). За своеобразными станами с натянутыми «струнами» сидели по четыре девушки, рядом с которыми стояли деревянные стойки, на множестве крючков которых висел набор разноцветных отрезков шерстяных ниток. Неуловимыми движениями девушки ловко брали нужного цвета нить, так же ловко вплетали ее в основу и быстрым движением кривого ножа, похожего на садовый, обрезали конец вплетенной нити. После десятка вплетенных нитей девушки брали большой деревянный гребень, вставляли его в основу и ударом деревянного молотка «утрамбовывали» вплетенные шерстяные нити. Так рождалось неимоверной красоты ковровое полотно.

Как, по какому порядку девушки вплетали нужного цвета шерстяную нить и как четыре девушки, сидящие рядом, согласовывали свои действия, было совершенно непонятно. Ведь перед ними не было ни образцов рисунка, ни перечня чередующихся цветов. Но после почти неуловимых взором движений их рук рождался красочный, правильных форм рисунок.

При нашем появлении за спиной этих ткачих они смущенно пересмеивались, о чем-то между собой переговаривались по-туркменски, но работу ни на миг не приостанавливали.

Нам рассказали, что каждый ковер таким способом изготавливается от одного до двух лет, а бывает и более.

Так мы познакомились с чудом, сотворенным умом и руками талантливого туркменского народа. Все мы без исключения это чудо видели здесь, в далеком окраинном уголке огромной Страны Советов. А куда исчезает это чудо? За долгие годы работы нам приходилось побывать почти во всех регионах страны, но нигде не видели в продаже этих замечательных ковров, как нет их в продаже и в магазинах Туркмении.

Обратный путь до Небид-Дага предстоял другой дорогой: вдоль пограничного проволочного забора по берегу Каспийского моря — это километров сто двадцать, а далее — бескрайней пустыней, по прямой на Небид-Даг. Эта дорога оказалась лучше и движение по ней оживленнее. Состояние грунта таково, что проходимость остается вполне нормальной и в дождливый сезон. В дополнение ко всему, эта дорога километров на семьдесят короче.

Свои соображения о дальнейших работах по глушению аварийной скважины мы высказали руководству Небид-Дагской геологоразведочной экспедиции. Мероприятия, которые нужно было осуществить этой экспедиции в случае, если дойдет дело до нашего прибытия в эти края с техникой, были записаны в совместном протоколе.

В результате автопробега стало очевидным, что технику перегонять нужно по дороге, по которой мы проехали от Гасан-Кули. А разгружать ее нужно в городе Небид-Даге. На наше счастье тот же подполковник КГБ нам подсказал, что на окраине города, недалеко от товарной железнодорожной станции есть тупичок, в котором сооружена разгрузочная рампа, частенько используемая войсковыми частями ТуркВО.

Осмотр тупикового пути и разгрузочной рампы нам показал, что лучшего места для разгрузки и не нужно: рампа хорошо оборудована, размещена вдали от жилых объектов и магистральных шоссейных дорог. Разгрузочная площадка с дорогой Небид-Даг — Гасан-Кули соединена асфальтированным шоссе, идущим в обход города.

Далее, все результаты рекогносцировочных исследований, свои выводы и соображения нам следовало согласовать с руководством Бакинского управления «Нефтеразведка».

Дальше наш путь лежал от Небид-Дага до Красноводска, вновь по тому, очень хорошему, но недостроенному шоссе, а далее на пароме через Каспий до Баку.

В Красноводск мы прибыли в середине дня и в морском пароходстве узнали, что паром на Баку пойдет в 21.00, а билеты на него будут продаваться в порту за полчаса до отплытия — таков порядок. Поинтересовались, есть ли гарантия нашего отплытия в Баку? Нас заверили, что на борту парома мест хватит для всех. Значит, нам предстоит коротать более 8 часов. Чтобы не держать при себе шофера, решили где-нибудь в городе пообедать и перебраться в порт, который размещался в нескольких километрах за городом. Но не тут-то было. Здесь мы впервые за послевоенное время столкнулись с неработающими общепитовскими заведениями по случаю отсутствия воды и продуктов в магазинах.

В припортовой закусочной — та же картина. Но здесь можно было купить копченого леща, возбуждающего еще больше аппетит своим золотистым цветом, лаваш и неограниченное количество пива.

С большой радостью, на каждого члена нашей артели было заказано по лещу (каждый весом примерно 2 кг), паре лавашей и по кружке пива.

Когда мы увидели, что пиво наливается в грязные кружки, возмутились. Не меньше нашего возмутился при этом и буфетчик, негодуя, он произносил: «В Красноводске кружки мыть, да? Где я тэбе вода взять, да? Хочешь мыть, да?» И после этих слов он принес ведро с какой-то мутной жидкостью, окунул туда по разу каждую кружку и налил в них пиво. — «На, дарагой!»

При виде такой картины, к пиву появилось полное отвращение и мы от него отказались. В придачу ко всему, прекрасно смотрящиеся копченые лещи оказались протухшими и не пригодными для употребления, пришлось их выбросить. Лишь лаваш оказался съедобным, но всухомятку он тоже не пошел в дело. Далее потянулись долгие часы ожидания. Унылое, без какой-либо растительности побережье с громоздящейся за неширокой полоской суши скалистой горной грядой, все то же серое, с белыми барашками море, — навевали тоску, от чего время тянулось еще медленнее.

За час до назначенного отплытия парома началась продажа билетов, причем только сидячие места в общем для всех пассажиров салоне. На вопрос: «А есть ли на пароме каюты?» — ответили: «Есть. Но билеты на них продают на борту. При желании сидячий билет можно за соответствующую доплату поменять на лежачий» (так и ответили: сидячий и лежачий).

За 40 минут началось причаливание парома, причем все операции производились настолько четко и быстро, приходилось только удивляться. Через 10 минут два параллельно и синхронно движущихся состава грузовых вагонов на приличной скорости откуда-то из-за гор появились и сходу, без остановки, въехали на паром. Затем два локомотива уехали назад, а вслед снова закатились еще два состава грузовых вагонов, и задний борт, поднявшись, задраил могучую пасть парома. На все ушло не более 10 минут. Нам оставалось только дивиться четкости работы железнодорожников и моряков.

Вот если бы так работали всюду — и аварий не было бы, и вода в Красноводске была бы в достаточном количестве, и достаток был бы во всем, и нам не нужно было бы совершать рекогносцировочные путешествия.

Посадку пассажиров объявили за 15 минут до отплытия. Подумалось, что по расписанию отплыть не удастся — не успеет огромная посудина принять на борт за 15 минут большое количество желающих уплыть. Но и тут мы ошиблись. Ровно в 21.00 корабль медленно отчалил от пристани не оставив на суше ни одного пассажира.

Поменять «сидячие» билеты на «лежачие», оказалось, не было проблем — плати лишь разницу в цене. Но куда идет эта разница — поди, узнай.

Поужинать в бортовом ресторане, так же как и на берегу, не удалось, а все по той же причине — «нэт вода!».

Всю ночь наш корабль шел по сравнительно спокойному морю мимо множества буровых вышек, светящихся огнями то справа, то слева по борту, поверх воды сплошным толстым слоем плавала нефть. Боже, какие же могут быть здесь в Баку пляжи, о которых мы были наслышаны? Здесь же сплошная нефть, и как она еще не вспыхнула синим пламенем?

Ранним утром (9 часов) деловой Баку спал, поэтому конторы и учреждения общепита были еще закрыты. Но нам подсказали, что недалеко от центральной площади с восьми часов работает чайная, туда мы и направились.

Чайная действительно уже работала, но кроме чая и печенья здесь ничего съедобного не предлагали.

Сев за стол, налив по чашке очень ароматного чая, кто-то из нас произнес: «Вот тебе и кавказское гостеприимство, голодом заморят непрошеного гостя».

Вдруг появился солидный мужчина в ресторанном фраке и, похлопав по плечу крайнего сидящего, извиняющимся голосом произнес, что кухня работает с 12 часов, поэтому ничего горячего, кроме чая, сейчас предложить не может, но есть копченая колбаса и сыр.

Мы поначалу подумали, что он нас за критику сейчас будет избивать, но когда услышали его предложение, хором ответили: «Давай, неси и сыр, и колбасу, да побольше».

Поблагодарив за предоставленный завтрак и очень вкусный чай, мы спросили, не индийским ли чаем нас угостили? На что, зло посмотрев на нас, мужчина резко ответил: «Нэт, азарбад жянский!»

К 10.00 мы уже были в Бакинском управлении «Нефтеразведка». Подробно доложили руководству свои впечатления об увиденном и наши соображения по поводу ликвидации газового фонтана. Высказали свои предложения о том, что газовый фонтан может сам погаснуть, а если нет, то следует попытаться ликвидировать его традиционными методами. Кстати, нам тут же сообщили, что газовый фонтан южнее Красноводска заглох и близок к тому же фонтан возле Баку. Договорились, что за развитием фонтана близ Гасан-Кули будет постоянное наблюдение и результаты нам будут сообщать регулярно, а боевую наклонную скважину бурить нужно начать в случае, если фонтан пойдет на спад, и эта скважина понадобится для задавливания через нее цементным раствором аварийной скважины. Ну а мы будем оперативно готовить ядерный заряд и боевую технику на случай, если ситуация с газовым фонтаном будет развиваться в худшем направлении.

Порешив так, в этот же день мы пожелали вылететь в Москву. Нам оказали содействие в приобретении билетов на самолет и на прощание организовали автоэкскурсию по городу Баку. Водитель «Волги», он же и гид, с нескрываемой гордостью за свой родной город весьма интересно рассказал о достопримечательностях Баку и его чтимых всеми горожанами исторических личностях. Посмотрели мы древнюю крепость и услышали легенды, связанные с историей этой крепости, посмотрели экзотические особняки и услышали рассказы об их хозяевах, посмотрели и современные кварталы новой части города — безликое нагромождение одинаковых коробок, как в любом другом городе. С каким-то злорадством наш гид раскритиковал эти жилые кварталы и их устроителей, воплотивших в жизнь завоевания развитого социализма.

После путешествий по городу наш гид привез нас в какой-то престижный ресторан, размещавшийся в красивом старинном здании старой части города и по своему усмотрению заказал для нас национальные кушанья.

Здесь, видимо, не было проблемы ни с водой, ни с продуктами. Мы с большим удовольствием пообедали. Кушанья и впрямь были и экзотическими, и очень вкусными, и в достаточном количестве.

После обеда нас доставили в аэропорт. Быстрое оформление билетов, посадка — и мы уже в воздухе над необъятными просторами Каспийского моря. А через полтора часа — мы в Москве.

Примерно через два месяца мы получили уведомление, что все три аварийных фонтана, которые нам предлагали заглушить ядерными взрывами, сами по себе заглохли, а злополучные скважины были заглушены средствами, применяемыми всеми организациями, осуществляющими буровые работы.

Глава 7. Создание коллекторов большой приёмистости в известковых платах для захоронения вредных отходов химических производств

Жидкие отходы химических производств, образующиеся вследствие использования несовершенных технологий, являются весьма губительными веществами для животного и растительного мира. Перед сбросом этих отходов в бассейны рек они должны проходить химическую и биологическую очистку.

Каждое химическое производство, исходя из экологических требований, должно иметь очистные сооружения, в которых химически вредные отходы перед их сбросом доводятся до состояния, безопасного для живых организмов и растительности. Однако, вследствие несовершенства нашей хозяйственной деятельности, в погоне за дешевой и сверхплановой продукцией, при малокомпетентных руководителях отраслями, лозунгом которых является: «Давай, давай…», «Догоним и перегоним…», «Рапортуем Родине о досрочном вводе в эксплуатацию…», на сооружение очистных сооружений не хватает ни времени, ни средств, а скорее всего — ответственности перед грядущими поколениями. Как правило, если и сооружаются очистные сооружения, то с очень большим отставанием от основного производства и по принципу «тяп-ляп». Тогда отходы химического производства текут прямо в реки, озера, моря, отравляя все живое в них.

С давних времен известен способ захоронения жидких отходов химических производств закачкой их через скважину в глубинные пористые пласты. Однако производительность такой технологии захоронения слишком мала и для крупных производств не пригодна.

Научно-исследовательской лабораторией ПромНИИпроек-та в 1969 году предложено увеличение приемистости пласта созданием коллектора в нем с помощью ядерного взрыва. Реальность такой идеи подтверждалась исследованиями нефтеносного пласта на Грачевском месторождении вблизи центра ядерного взрыва. При взрыве в массиве пласта происходит

дробление большого объема породы и образование трещиноватости в радиусе 250–300 метров от центра взрыва, и что самое важное — не образуется зоны уплотнения породы. А это значит — сохраняется проницаемость пласта.

Таким образом, раздробленный взрывом пласт может служить коллектором очень больших размеров, через который можно нагнетать в пористый пласт жидкие отходы в больших количествах в единицу времени. Идея эта особых сомнений не вызывала, поэтому проверку ее на практике решено было провести не на полигоне, а на месте практического применения — вблизи химических заводов: Стерлитамакского содово-цементного комбината (СЦК), Салаватского нефтехимического комбината (НХК), Уфимского нефтеперерабатывающего завода имени XXII партсъезда и Новокуйбышевского нефтехимического комбината.

Приказом министра Е. П. Славского от 14 августа 1969 года определены сроки проведения глубинных ядерных взрывов для создания коллекторов в известняковых пластах, в которые будет производиться закачка отходов этих четырех химических производств. Поскольку трубопровод для транспортировки отходов Стерлитамакского СЦК от комбината до района работ был уже сооружен, первые два взрыва было решено произвести вблизи совхоза * Стерлитамакский» — в 20 километрах от Стерлитамака в западном направлении.

Этим же приказом ВНИИП обязывался изготовить спец-заряды, ПромНИИпроект — разработать проектную документацию, КБ АТО — подготовить подвижную технику и обеспечить сборку и подрыв спецзаряда.

Для разработки исходных данных на проектирование проведен ряд мероприятий по организации работ и технике безопасности, была создана рекогносцировочная комиссия. Выезд ее на место предполагаемых работ состоялся экстренным порядком в весьма неудобное время года — в ноябре, когда в этих регионах основательно установилась зима. Обстоятельства требовали незамедлительного начала работ.

Еще до приказа министра, объединениям «Башнефтьпе-реработка» (начальник А. М. Петров) и «Куйбышевнефть» (начальник Пильщиков) были даны указания на производство разведочного бурения с целью уточнения геологического строения и глубины залегания известнякового пласта в местах предполагаемых коллекторов.

К рекогносцировочному обследованию подключен был также Уфимский филиал научно-исследовательской лаборатории ПромНИИпроект (начальник Л. И. Рогачев).

Работа рекогносцировочной комиссии началась с Уфы. В объединении «Башнефть» (начальник Е. В. Столяров) совместно с представителями «Башнефтьпереработка» изучены имеющиеся данные геологии регионов, согласованы вопросы разведочного бурения и конструкции боевых скважин, в которые будут опускаться ядерные заряды, обсуждены планы предстоящих подготовительных и заключительных работ, предполагаемые мероприятия по безопасности населения окрестных деревень. Результаты обсуждения всех этих вопросов и планы рекогносцировочного обследования были доложены первому секретарю Башкирского обкома КПСС М. 3. Шакирову, который высказал свою заинтересованность в проведении намечаемых работ и для оказания помощи во всех работах подключил секретаря обкома по промышленности В. И. Манаева и заведующего отделом обкома Ю. 3. Зайнетдинова.

Вопросы защиты природы от разрушительного воздействия отходов химических производств, которых на башкирской земле было создано огромное количество, стали особой заботой партийного и хозяйственного руководства Башкирии. Поэтому идея захоронения жидких вредных отходов химических производств в подземные глубины нашла полную поддержку.

Самую, пожалуй, активную поддержку идеи создания взрывом коллектора большой приемистости оказал нам директор Стерлитамакского содово-цементного комбината (СЦК) Николай Герасимович Бсенков.

Причины этого, как нам казалось, заключались, во-первых, в том, что СЦК не имел очистных сооружений из-за отсутствия земельных участков для них. Временное складирование отходов в хранилищах до весенних паводков реки Белой, в которую безопасными дозами в эти периоды спускалась накопившиеся за год отходы, ненадежно и порой в межпаводковый период, приводило к массовой гибели рыбы. Такую картину мы однажды наблюдали, когда на десятки километров берега реки Белой были устланы огромным количеством мертвой рыбы.

Во-вторых, в лице Н. Г. Есенкова мы увидели самого молодого директора крупного предприятия из всех тех, с которыми приходилось до сих пор встречаться. Ему было чуть более 30 лет и, что особенно важно, он очень болезненно переживал за состояние дел, чувствуя свое бессилие предпринять что-то кардинальное, чтобы полностью исключить вредное воздействие на природу производства, которым он поставлен руководить. Нам очень понравилось его понимание предложенной идеи интенсифицировать приемистость пласта взрывом. Закачка отходов через скважину в глубинные пласты им уже производилась, но пропускная способность скважины была очень мала из-за малой поверхности коллектора в пористом пласте.

Николая Герасимовича с полной ответственностью поддержали его помощники и единомышленники: главный инженер Борис Михайлович Золотухин, начальник ОКСа Иван Архипович Вылекжанин, начальник проектного отдела Константин Максимович Журавлев и другие, такие же молодые ребята, готовые дерзать при решении проблем.

По прибытии рекогносцировочной комиссии на Стерли-тамакский СЦК его руководству были доложены особенности намечаемых работ и мероприятия по безопасности, которые нужно будет осуществить, исходя из условий места закладки заряда, с которыми нужно ознакомиться на месте.

Для поездки в район будущих работ нам предложили вездеход ГТС. Маршрут пролегал вдоль трассы трубопровода, которая проходит хотя и вдали от шоссейной дороги районного значения, но очищена от снега бульдозером. Этим грейдером, как нам сказали, пользуется буровая бригада, уже ведущая разведочное бурение.

Путь от Стерлитамака лежал сначала по оживленному шоссе на северо-запад до села Казадаевка (7 км), затем, по новой автостраде Уфа — Оренбург, еще не эксплуатирующейся, строго на юг (2,5 км), далее, по грейдеру, вдоль лесозащитной полосы в западном направлении до центральной усадьбы совхоза «Стерлитамакский» (16 км).

Необозримые степные просторы, разделенные лесозащитными полосами, уходящими за далекий горизонт, были засыпаны глубоким снегом. Наша дорога, прорытая бульдозером в снегу, узкой полосой тянулась меж высоких снежных валов. Примерно километров через пять грейдер кончился, и дальше путь лежал через снежную целину.

Перед нашим появлением в этих местах стояла оттепель, выпавший накануне обильный снег подтаял, а затем мороз превратил его в твердую массу, по которой наш вездеход, пройдя 100 метров от конца грейдера, не мог двигаться дальше. До цели оставалось километров 12–14, а впереди — ни дорог, ни селений. Оценив обстановку, решили ехать в обратную сторону.

Развернуть вездеход в глубоком снегу оказалось весьма сложным делом. Пришлось тем, кто был в валенках и унтах, утаптывать и, как только возможно, разгребать снег вокруг вездехода (на наше несчастье непредусмотрительный водитель не прихватил с собой лопаты). На процедуру разворота вездехода и обратного хода до грейдера не более 100 метров ушло около 2 часов времени. В добавление ко всем несчастьям, при развороте у нашего вездехода заклинило левый фрикцион и машина теперь все время норовила уйти влево — с большим трудом удавалось держать нужное направление движения. Вдруг на одной из канавок, пересекающей грейдер, машина подпрыгнула, наклонилась вправо и мы, не успев что-то сообразить, сели брюхом на снежный вал. При этом обе гусеницы повисли в воздухе.

Вылезай — приехали! Пробовали как-то раскачать машину, чтобы хоть одной гусеницей зацепиться за землю. Но все попытки были тщетными. Без посторонней помощи вылезти на дорогу нам, видимо, не удастся. Оставалось ждать удачи. А мороз крепчал, стала медленно опускаться изморозь мелкими снежинками. Стальная коробка вездехода быстро остыла, мороз стал уже забираться под меховые куртки. Ноги закоченели даже у тех, кто был в валенках.

А мы все смотрели вдаль на шоссе, которое проходило километрах в пяти от нас. Но оно было безлюдным.

Начались кое у кого галлюцинации: «Ура! Кто-то едет!» И в самом деле, вдали чернел какой-то предмет, напоминающий автомобиль, и вроде бы движущийся. Но этот предмет не приближался. Потом все разом пришли к выводу — это придорожные кусты. Тут всем враз вспомнилась песня про ямщика, который замерзал в степи глухой. Но ему было легче: его лошадь все же притащила к жилью. А кто нас притащит? Только своим ходом можем добраться до дому, поэтому единогласно постановили бензин на обогрев не жечь. Поскольку рассчитывать на постороннюю помощь — бесполезное дело, надо что-то придумывать, пока не замерзли вконец, каким-то образом снять вездеход со снежного вала. А как? Ни лопаты, ни лома нет. Придумали: разворошить сугроб под брюхом вездехода с помощью жердины, которых вон сколько стоит на лесозащитной полосе в 20 метрах от нас. Но ни пилы, ни топора у беспечного водителя нет. Но нашелся складной нож. Кое-кто зло посмеялся над идеей заменить топор карманным ножом. Но вспомнили Некрасова, в стихах которого грешный инок ножом, правда разбойным, перерезал огромный дуб, а что мы, десятисантиметровый тополь не перережем складным ножом? Так и порешили.

Самому молодому из нашей команды поручили лезть на вершину стройного тополя и попытаться его согнуть, предварительно подрезав его с помощью ножа, чтобы он, согнувшись, сломался в нужном месте. Все прошло, как у Некрасова:

«…Старую сосну сперва подрубали,

После арканом ее нагибали

И, поваливши, плясали на ней,

Чтобы к земле прилегла поплотней…»

Под смех и шутки довольно быстро изготовили жердину, оставив на одном ее конце обрезанные сучки, что напоминало ежа. Так же со смехом и шутками этим ежом под дружную команду: «И-и — раз, и-и — два» — начали пробивать снежный вал под брюхом вездехода и впереди его. Вскоре вездеход встал «на ноги». Попробовали — двигается, затем рывком выскочил на проезжую часть грейдера. С радостью погрузились и покатили до дому. Уже надвигались сумерки.

Не проехав и 200 метров от злополучного места, наш вездеход, резко вильнув влево, перепрыгнул через вал и снова повис на нем. Все дружно обругали водителя за то, что он не только разгильдяй, но и еще плохой шофер.

Делать нечего. Пришлось бежать назад, на место первой нашей вынужденной стоянки, за спасительным тополем, брошенным на радостях благополучного вызволения нашего вездехода из снежного плена.

Дальше без осложнений по отработанной технологии разгребли снежный вал под брюхом вездехода и перед ним и снова поехали. Но теперь уже спасительный инструмент не бросили, а прихватили с собой, задвинув его одним концом в кузов. К счастью, больше зависаний на снежном валу не произошло. Вскоре выехали на безлюдное шоссе и уже в темноте благополучно добрались до гостиницы.

Так, с большими мучениями, бестолку, был потрачен первый день рекогносцировки.

На другой день, пересев на два автомобиля УАЗ-469 и вооружившись лопатами, топорами, пилами и буксирными канатами, двинулись снова к намеченной цели, но уже по оживленному шоссе, идущему в районный центр Стерлибашево вдоль речушки Стерля. Близ деревни Кононовка свернули вправо и благополучно добрались по хорошей наезженной зимней дороге до центральной усадьбы совхоза «Стерлитамакский», расположенной возле той злополучной лесозащитной полосы, вдоль которой мы вчера ехали и не смогли доехать.

От совхоза до скважины, бурение которой шло полным ходом, вела хорошо грейдированная и наезженная дорога, по которой без каких-либо осложнений мы добрались до цели. Здесь были выбраны участки размещения техники и командного пункта управления подрывом. Жилой поселок для экспедиции решено было возвести на окраине центральной усадьбы совхоза. Наши предложения согласовали с руководством совхоза. Мероприятия по сейсмической безопасности необходимо было разработать для центральной усадьбы совхоза и деревень Кононовки и Николаевки, находящихся на расстояниях 6,7 и 5,5 км от эпицентра. Дома в них деревянные, в хорошем состоянии.

Решено было в этот же день осмотреть окрестности и другой скважины, в которой будет сооружаться коллектор для закачки отходов Салаватского нефтехимического комбината (НХК).

Путь туда лежал уже по другой дороге, ведущей в районный центр Федоровку. Дорога эта начиналась с развилки вблизи Стерлитамака и шла вдоль речушки Ашкадар.

Место заложения скважины определено в 5,5 километрах от шоссе, против деревни Григорьевка, и в километре от деревни Тюрюшля. К нашему приезду буровые работы там еще не начались, и разговоры о предстоящих мероприятиях вести было не с кем. Поэтому, не теряя времени, мы отправились на Салаватский НХК.

Здесь состоялась встреча с директором Михаилом Федоровичем Сисиным, главным инженером А. С. Леонтьевым, заместителем директора по строительству М. А. Ниренбергом и другими ответственными руководителями служб НХК. В доверительном разговоре об идее захоронения отходов химпроиз-водства в глубинные пласты и создания в них коллектора большой приемистости, мы увидели большую заинтересованность руководства НХК и быстро договорились обо всех мероприятиях, связанных с подготовкой предстоящих работ, и о сроках их проведения. Сроки же проведения буровых работ предстояло согласовать с Ишимбайской нефтеразведочной экспедицией и ее подразделением, производящим буровые работы.

О результатах переговоров с администрациями ССЦК, СНХК и «Ишимбайнефть» нами было доложено в соответствующие отделы КГБ Стерлитамака и Салавата, а также УКГБ Уфы, которые должны были осуществлять контроль над реализацией наших решений.

Руководство Стерлитамакского отдела КГБ (Л. В. Березин, Ф. X. Латыпов) оказало нам неоценимую помощь в быстром решении с руководством товарного железнодорожного узла вопросов использования в предстоящих работах станционного погрузочно-разгрузочного хозяйства. Осмотр показал, что в распоряжении товарной станции имеется прекрасно оборудованный товарный двор с разгрузочной рампой, позволяющей одновременно сгонять с платформ 4–5 автомашин любой грузоподъемности, а также такелажная техника для разгрузки контейнерных грузов и площадка для отстоя техники и грузов. Товарная станция отгорожена от запасных и маневровых путей и от городских, хозяйственных и жилых зданий охраняемым забором, что весьма немаловажно для соблюдения режимных требований.

С руководством товарной станции, без каких-либо осложнений, были согласованы порядок доставки железнодорожного состава с техникой и технология разгрузки, устраивающая обе стороны.

Далее наш путь лежал обратно в Уфу для встречи с руководством нефтеперерабатывающего завода (Варфоломеев) и филиала ВНИИнефть (Кефели).

Бурение скважины для глубинного захоронения отходов завода и сооружение в ней коллектора большой приемистости взрывом решено было произвести в левобережной пойме реки Белой, против самого завода, в двух — трех километрах от него.

Прибыв на место и ознакомившись с геологией выбранного участка, вся наша группа однозначно констатировала, что привязка скважины осуществлена весьма неудачно по сейсмическим соображениям: слишком мало расстояние до завода (менее 3 км) и совсем рядом с большим селом, в центре которого красовался прекрасный православный собор, с другой стороны выбранный участок имеет сильное обводнение грунтов на многих горизонтах, что будет способствовать распространению сейсмической волны на большие расстояния без заметного ослабления.

Что касается села и всей левобережной поймы, то эта местность имеет большое историческое значение. В этом месте, против села, в годы гражданской войны знаменитая 25 дивизия под командованием В. И. Чапаева форсировала реку Белую перед взятием у белоказаков города Уфы. В этом бою Василий Иванович был ранен, и в поповском доме ему оказывалась первая медицинская помощь. Из этого дома он, будучи раненым, продолжал руководить форсированием реки и взятием Уфы. В настоящее время в этом доме организован музей, где демонстрируются копии фотографий и документов, касающихся биографии легендарного полководца и его семьи. Здесь мы впервые увидели копию оригинального документа: заявление В. И. Чапаева об отчислении его из академии им. Фрунзе и направлении на фронт. Глубокая аргументированность просьбы и убежденность в идеалах, ради которых он рвался на поля сражений, говорили об огромном уме, способном к широкому мышлению, хотя, судя по количеству орфографических ошибок в заявлении, он был человеком малограмотным.

Итак, в результате анализа всей совокупности сведений, полученных при рекогносцировочном обследовании, комиссия пришла к выводу: подземный ядерный взрыв в выбранной зоне производить нельзя. Руководству нефтеперерабатывающего завода предложено совместно с геологическими службами Уфимского региона изыскать другой, более безопасный по сейсмическим соображениям участок для проведения подземного взрыва в известняковом пласте.

Результаты обследования участков будущих работ под Стерлитамаком и под Уфой доложены первому секретарю обкома КПСС М. 3. Шакирову, и высказаны наши предложения по развертыванию подготовительных работ привлеченными организациями. Точки заложения скважин, в которых будут сооружаться взрывом коллекторы, нами согласованы для Стер-литамакского СЦК и Салаватского НХК. Уфимскому нефтеперерабатывающему заводу для скважины нужно изыскивать другой участок.

Дальнейший путь рекогносцировочной комиссии лежал в город Куйбышев. Там, в обкоме КПСС, партийному и хозяйственному руководству Куйбышевской области было доложено об идее глубинного захоронения жидких отходов нефтехимического производства в Новокуйбышевске, об идее создания коллектора большой приемистости в известняковом пласте с помощью ядерного взрыва, об особенностях технологических процессов по производству подземных ядерных взрывов, о возможных последствиях и мерах по безопасности для населения, жилых и производственных строений.

Идея глубинного захоронения отходов производства директором Новокуйбышевского НХК Павлом Никитовичем Узун-кояном была горячо поддержана, поэтому им, не дожидаясь окончательных проектных решений, было организовано разведочное бурение в местах, указанных геологами, которые руководствовались при этом экстраполяционными данными о геологическом строении вблизи НХК.

Каково было удивление буровиков и геологов, когда при вхождении бурового инструмента в пористый известняковый пласт, обнаружили в нем проявление нефти, причем под солидным газовым напором.

Когда наша рекогносцировочная комиссия прибыла на место бурения скважины, специалисты-нефтяники уже вели исследование дебита нефти, истекающей из скважины под напором пластового давления.

Согласно расчету, для захоронения всех объемов отходов Новокуйбышевского НХК необходимо было сооружение двух скважин со своими коллекторами. Вторая скважина, разведочное бурение которой только что начато, выбрана в двух километрах южнее первой. Будет ли в ней проявление нефти — от этого зависит судьба идеи глубинного захоронения отходов. Если и здесь будет обнаружена нефть, то ядерные взрывы в нефтеносном пласте с последующей закачкой в него жидких отходов недопустимы. В этом случае нефть будет заражена радионуклидами.

Так безрезультатно закончилась наша рекогносцировочная поездка в район Новокуйбышевского НХК. Но мы обстоятельно рассказали руководству комбината и представителю местного КГБ Александру Григорьевичу Ульянову об особенностях работ, связанных с производством глубинных ядерных взрывов, и о мероприятиях по безопасности, для которых нужно вести подготовительные работы на тот случай, если нужный район проведения этих взрывов будет найден, о чем мы просили поставить нас в известность.

Результаты рекогносцировочных обследований и рекомендации комиссии обстоятельно доложены руководству химического и нефтехимического ведомств (министры Л. Костан-дов и В. Федоров). В ходе разговоров о предстоящих работах по созданию коллекторов большой приемистости с помощью ядерных взрывов мы заметили отсутствие энтузиазма у чиновников этих ведомств в поддержке нашей идеи. Во-первых, чувствовалась боязнь ядерных взрывов при абсолютном незнании, что это такое. Во-вторых, никто в министерствах за имеющие место выбросы вредных отходов подведомственных производств и при этом пагубных последствиях в природе не привлекался ни разу к ответственности. Со стороны ЦК КПСС и Совета Министров СССР этим ведомствам не предъявлялись требования о принятии кардинальных мер по исключению загрязнения природы вредными выбросами производств.

В этих разговорах выяснились не укладывающиеся в голове парадоксы. На наш вопрос чиновникам ведомства Кос-тандова: «Неужели отходы Стерлитамакского СЦК в народном хозяйстве так нигде не могут быть использованы?» — ответили: «Отходы СЦК состоят из четырех компонентов, три из которых на разных заводах страны специально изготавливаются для нужд химпроизводств этого же ведомства». Спрашивается: почему же нельзя использовать для дела то, что даром получается на СЦК, а те специализированные производства закрыть или перепрофилировать на выпуск другой продукции? И услышали ответ: «ЦК КПСС и Совет Министров СССР останавливать специализированные производства не разрешают, так как недозволительна в нашем социалистическом обществе безработица, а перепрофилирование и создание при ССЦК производства по разделению компонентов отходов невозможно из-за отсутствия средств и материальных ресурсов».

Если на самом деле это так, то трудно себе представить абсурдность такой технической политики.

Итак, крупномасштабная технология захоронения вредных отходов химпроизводств путем создания коллектора большой приемистости ядерным взрывом в глубинных пористых пластах, родившаяся в Минсредмаше и горячо поддержанная его министром Е. П. Славским, в министерствах химической и нефтехимической промышленности была встречена без особого энтузиазма. Помнится, по этому поводу между Славским и Кос-тандовым произошел довольно резкий разговор с нелицеприятными высказываниями в адрес друг друга. Видимо, по этой причине, из множества запланированных и запроектированных объектов по глубинному захоронению отходов химпроизводств сооружены только два: один для Стерлитамакского СЦК, другой — для Салаватского НХК. А заслуга в этом, пожалуй, принадлежит энтузиастам — директорам производств: Николаю Герасимовичу Есенкову и Михаилу Федоровичу Сисину.

Согласно плану, утвержденному министрами среднего машиностроения, химической и нефтехимической промышленности, и одобренному постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР, глубинные ядерные взрывы с целью сооружения коллекторов в известняковых пластах для Салаватского НХК и Стерлитамакского СЦК должны были быть осуществлены в 1970 и 1971 годах. Однако затянувшаяся проходка боевых скважин привела к срыву работ в запланированные сроки, хотя техника и спецзаряды были подготовлены полностью в назначенные сроки.

Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 20 января 1972 года отмечено невыполнение ранее утвержденных плановых работ по производству ядерных взрывов в мирных целях, высказан ряд критических замечаний в адреса соответствующих ведомств, и определены новые сроки завершения работ, в том числе по созданию коллекторов для захоронения производственных отходов Стерлитамакского СЦК — во II квартале 1973 года, Салаватского НХК — вс II квартале 1974 года. Однако и этот срок был сорван — скважина для Стерлитамакского коллектора была закончена проходкой лишь к началу сентября 1973 г. К этому времени было закончено сооружение жилого поселка для экспедиции иа самодельных передвижных домиков (балков) и обустройство площадок приемного пункта возле скважины и командного пункта в двух с половиной километрах от скважины.

Согласно разработанной технологии, управление подрывом заряда и включение аппаратурного комплекса физизме-рений должно осуществляться по радио с помощью системы «Гранит». При этом машина с комплектом радиоаппаратуры управления должна располагаться на площадке командного пункта, машина с приемной радиоаппаратурой — на площадке близ скважины. Приемная аппаратура с бортовой аппаратурой спецзаряда связывается кабелем. Измерительная аппаратура, размещенная в специальных машинах близ скважины, так же кабельными линиями связана с приемной аппаратурой.

Хранение, снаряжение и сборка спецзаряда будет осуществляться в специальной машине, размещаемой на командном пункте.

Доставка техники, технологического оборудования и расходных материалов КБ АТО осуществлена литерным железнодорожным эшелоном до станции Стерлитамак-Товарная.

С этим же эшелоном классным вагоном доставлен весь личный состав экспедиции.

Разгрузка техники, оборудования и материалов произведена по технологии, согласованной с руководством железнодорожной станции во время рекогносцировки, прошла без каких-либо осложнений. Передислокация техники своим ходом до места работ произведена по Стерлибашевскому шоссе до деревни Николаевка, затем по проселку протяженностью в 5,5 километров.

Спецзаряд и аппаратурный комплекс физизмерений были доставлены на ту же товарную станцию вместе с обслуживающим персоналом несколькими днями позже. Все было перегружено на специальные автомашины КБ АТО и доставлено на рабочие площадки.

Боевая скважина заложена в полукилометре от сооруженного уже вдоль лесозащитной полосы трубопровода и в шести километрах от центральной усадьбы совхоза «Стерлитамак-ский». Глубина скважины до середины известнякового пласта толщиной в 80 метров составляла 2200 метров.

Инклинометрические измерения скважины за башмаком обсадной трубы показали на отметке 2020–2040 метров наличие каверны диаметром до 2 метров, образовавшейся в пласте сыпучих песков во время проходки по всей толщине этого пласта. В связи с этим у нас возникли подозрения, что при опускании заряд в этом месте может застрять, упершись в нижний край каверны. Но специалисты-буровики уверяли нас в том, что этого не произойдет, так как они много раз через этот участок опускали и поднимали буровой инструмент и при этом не произошло ни одной посадки на край каверны.

Не доверять буровикам у нас оснований не было, тем более, что буровыми работами руководил опытный, зарекомендовавший себя во множестве работ по нашим заказам, инженер объединения «Ишимбайнефть» М. X. Мунасыпов.

Развертывание радиорелейной системы управления подрывом и аппаратурным комплексом физизмерений было произведено без отклонений от разработанной технологии и оперативного плана. Аппаратура физизмерений приведена в рабочее состояние и подключена к системе дистанционного радиорелейного управления. Частные репетиции показали четкую работу всех приборов управления и измерительных комплексов.

Генеральная проверка автоматики (ГПА) подтвердила надежную работу всех комплексов управления и физизмерений.

Контрольная проверка состояния узлов спецзаряда и бортовой аппаратуры подрыва показала хорошее их состояние и полную работоспособность.

Результаты ГПА, контрольной проверки спецзаряда, степень готовности скважины и опускного оборудования были доложены министру и запрошено разрешение на окончательное снаряжение спецзаряда и опускание его в скважину.

Для сооружения стерлитамакского коллектора впервые был применен новый плутониевый спецзаряд. Он был специально разработан для ведения взрывных работ в мирных целях. Заряд прост в обращении, имеет высокую надежность, может эксплуатироваться при температуре до +80 °C. В полигонных испытаниях 27 сентября 1973 года показал хорошие результаты, мощность взрыва соответствовала расчетному значению. Поскольку плутониевый заряд вне полигонных условий применялся впервые, в качестве руководителей и наставников при снаряжении и окончательной сборке, а также в измерениях физических параметров при срабатывании отдельных узлов заряда, приняли участие специалисты ВНИИП.

По получении разрешения на опускание спецзаряда в скважину были произведены его снаряжение, сборка, испытание на герметичность, подключение кабельных линий управления подрывом и физизмерений.

Доставка спецзаряда и перегрузка его со сборочным стендом на роторную площадку буровой установки были осуществлены с помощью специальной сборочной машины на шасси УРАЛ-375 и грузоподъемного механизма, размещенного в потолочной части кузова этой машины и на задней его стенке, откидывающейся в горизонтальное положение.

Кантование спецзаряда в вертикальное положение и состыковка его с опускной колонной, подвешенной заранее на элеваторе подъемным механизмом буровой установки, осуществлялись с помощью сборочного стенда.

Как и во всех других подобных работах опускная колонна была заранее скомплектована в свечи по три трубы в каждой и установлена за «палец». К каждой четвертой трубе приварены центраторы, не позволяющие колонне прикасаться к обсадной трубе скважины во избежание пережатия кабелей.

Кабели управления подрывом и физизмерений, чтобы предотвратить провисание их под собственным весом, через каждые 4–5 метров по мере опускания привязывались к опускной колонне пеньковой бечевой (шкимкой).

Не напрасно все эти дни точил нас червь сомнения по поводу заверения буровиков, что каверна в скважине не представляет опасности. Худшие предположения все же реализовались: заряд, дойдя до конца каверны, уперся своим нижним концом в твердые породы нижнего пласта, не попав в отверстие, пробуренное в нем.

Все попытки продавить заряд в скважину весом опускной колонны с последующим его проворотом не дали положительных результатов. Двухчасовые старания ни к чему не привели. Чрезмерное увеличение нагрузки на заряд могло привести к деформации силового корпуса, что чревато его разгерметизацией или поломкой узлов заряда. И то, и другое могло привести к полному отказу в срабатывании его. Оставался единственный выход: поднять заряд на поверхность, произвести полную его ревизию, а каверну зацементировать и разбурить, пройдя инструментом до самого забоя. Если опускание заряда до отметки 2040 метров длилось около 20 часов, на подъем его ушло все 30 часов. Трудности при подъеме возникали в основном из-за кабеля, закрученного вокруг опускной колонны во время ее проворота при попытке сдвинуть заряд с основания каверны.

Беглый внешний осмотр поднятого заряда показал, что заметных деформаций силового корпуса нет. После отсоединения его от опускной колонны, укладки на сборочный стенд и помещения в сборочную машину на технической позиции, силовой корпус был расстыкован, заряд расснаряжен и подвержен детальному обследованию, включая и бортовую аппаратуру подрыва.

К счастью, силовой корпус выдержал осевые нагрузки в несколько десятков тонн. При тщательном осмотре ни в одном узле корпуса остаточных деформаций не обнаружено, герметичность в узлах стыков его частей не нарушилась. Все элементы заряда и узлы бортовой аппаратуры подрыва оставались в полной сохранности и работоспособности.

Здесь же реализовалась великая народная мудрость: не было бы счастья, да несчастье помогло. При расстыковке элементов силового корпуса было обнаружено, что герметизирующие алюминиевые прокладки в стыках на одну треть своей ширины под действием агрессивного бурового раствора превратились в серый порошок. Значит через 4–5 суток прокладки полностью превратились бы в труху, герметичность нарушилась бы, буровой раствор под давлением более 500 атмосфер заполнил бы внутреннее пространство и что сталось бы с узлами заряда и аппаратурой подрыва — трудно себе представить.

Кстати, несколько слов об этих злополучных прокладках. Еще при разработке первого заряда в силовом корпусе диаметром 250 мм для глушения Памукского газового фонтана состоялись бурные споры между конструкторами о материале этих прокладок. Предлагалась маслостойкая и жаропрочная резина, предлагался и фторопласт, сохраняющий свои свойства при температуре до +180 °C. Оба эти материала обладают хорошей стойкостью в агрессивных средах и эластичностью. Но упорство, доходящее порой до безрассудства, первого заместителя главного конструктора Павла Алексеевича Есина привело к тому, что в качестве герметизирующих прокладок был введен алюминий («люмений» — как постоянно твердил П. А. Есин). Так вот, этот «люмений» в среде бурового раствора в короткое время превращается в труху.

Хотя прошло почти 5 лет, как скончался Павел Алексеевич от тяжелого заболевания, его идея изготовления герметизирующих прокладок из «люмения» продолжала использоваться в конструкциях. Но опять же по счастливой случайности до ЧП дело не доходило.

О том, что произошло с алюминиевыми прокладами в стерлитамакской скважине, было незамедлительно сообщено главному конструктору заряда и предложено: пока идет ремонт скважины — проверить надежность резиновых прокладок, применявшихся только для хранения заряда и его транспортировки. Этими прокладками в ЗИПе мы располагали в достаточном количестве, нужно было только проверить их на стойкость при давлении среды до 600 атмосфер в течение 6–7 суток. Испытания дали положительные результаты, и мы получили приказ на изменение КД: алюминиевые прокладки заменить резиновыми.

С этих пор резиновые прокладки в спецзаряды для «мирного» применения устанавливаются во всех модификациях и впоследствии продемонстрировали свою надежность при нахождении заряда в скважине в течение полутора лет.

Ремонт скважины, как мы и предлагали в самом начале, состоял в том, что каверна по всей ее длине была заполнена цементным раствором и после затвердевания его пройдена буровым инструментом. Эта операция оказалась совсем несложной. В своей практике буровая бригада подобные работы проводила не раз.

После разбуривания проведено инклинометрирование от башмака обсадной колонны до забоя — состояние скважины на этом участке было хорошим. По этим результатам Государственная комиссия приняла решение приступить к повторному опусканию спецзаряда в скважину.

Снаряжение и сборка спецзаряда прошли без замечаний. После чего он был доставлен на буровую установку и подстыкован к опускной колонне.

На сей раз опускание заряда на заданную отметку произведено без осложнений. Для контроля герметичности, обеспечиваемой резиновыми прокладками, внутрь силового корпуса был установлен специальный датчик, показания которого по кабелю передавались на поверхность; и, как показали наблюдения, резиновые прокладки свою роль выполнили.

После завеса опускной колонны с помощью элеватора на роторе буровой установки, произведена закачка цементного раствора через опускную колонну и перфорационные отверстия в ней на отметке 1800 метров до устья скважины.

Пока затвердевал цементный раствор, перед проведением генеральной репетиции в Стерлитамакском райкоме КПСС было проведено инструктивное совещание с секретарями Стерлибашевского и Федоровского райкомов КПСС, Салаватского и Ишимбайского горкомов КПСС и соответствующих председателей исполкомов.

Присутствующим было рассказано о целях и особенностях предстоящих работ, о мероприятиях по безопасности населения, о возможных последствиях сейсмического воздействия на жилые строения (для промышленных сооружений в силу их отдаленности никакой опасности не предвидилось). Для успокоения всем присутствующим было заявлено, что какие-либо радиоактивные последствия ядерного взрыва исключены полностью.

Наше информационное сообщение всеми присутствующими принято было без каких бы то ни было сомнений и беспокойств. Свидетелями подобных работ они уже были, когда в 1969 году на Грачевском нефтяном месторождении близ города Мелеуза было произведено два ядерных взрыва, и они представляли что это такое.

Совещание в Стерлитамакском горкоме КПСС проводила его первый секретарь Чебланова (имя и отчество, к сожалению, запамятовал). Она нам очень понравилась своей эрудицией в партийных и хозяйственных делах, компетенцией в технических вопросах и большой заинтересованностью в решении экологических проблем, захлестнувших регион, в котором за последние годы рост химических производств приобрел колоссальные масштабы. Поэтому идея крупномасштабного захоронения отходов в глубинные пласты получила полную поддержку партийного руководства и его лидера Чеблановой. Чувствовалось во всем, что она пользовалась большим уважением среди присутствующих. Поэтому ее поручения по обеспечению выполнения мероприятий, связанных с проведением ядер-ного взрыва, принимались всеми беспрекословно.

Мы пригласили Чебланову принять участие в работе Государственной комиссии во время проведения ядерного взрыва. Поскольку она обо всех премудростях этого дела знала только из рассказов, а у нее было большое желание самой увидеть и услышать все своими глазами и ушами, она приглашение приняла.

Генеральная репетиция, назначенная на 24 октября 1973 года, прошла без замечаний. Служба сейсмической безопасности совместно со службой режима все мероприятия выполнила согласно утвержденному плану, без каких-либо осложнений. Радиорелейная система управления подрывом и аппаратурным комплексом физизмерений сработала без замечаний. Служба оповещения и связи работала четко без сбоев. Вывод: все службы готовы к проведению ядерного взрыва.

Результаты ГР были доложены руководству министерства и одновременно запрошено разрешение на взрыв ядерного заряда 26 октября 1973 года в 10.00 по местному времени. В ответ получено разрешение.

26 октября 1973 года Государственная комиссия, прибыв в 7.00 на КП, распорядилась приступить всем службам к выполнению заключительных операций. Согласно плану работ, все население близлежащих селений было выведено из жилых помещений, все дороги, ведущие к месту работ, в радиусе 5 км перекрыты охраной. Аппаратура физизмерений заряжена кинопленкой и взведена в боевое положение. Кабели управления бортовой аппаратуры подрыва подключены к каналу управления приемного пункта радиорелейной системы. Представитель лаборатории измерения прочности цементного камня в скважине доложил о том, что прочность превышает 100 кг/см². Руководитель режимной службы доложил о выполнении мероприятий безопасности и о результатах осмотра местности с вертолета: в районе работ люди и животные отсутствуют.

В 9.30 председатель Государственной комиссии утверждает акт на проведение взрыва и дает команду на включение программного автомата и выдачу сигналов на подрыв спецзаряда.

Из всех приглашенных партийных и хозяйственных руководителей на КП присутствовали лишь завотделом Башкирского обкома КПСС Ю. 3. Зайнетдинов и первый секретарь Стерлитамакского ГК КПСС Чебланова, дотошности и мужеству которой мы еще раз восхитились.

Служба оповещения по громкоговорящей связи информировала всех присутствующих на КП об оставшихся минутах, а затем и секундах, о снятии ступеней предохранения, о результатах обратного контроля работы узлов автоматики подрыва, а затем — команда «ноль».

Спустя секунду-другую подпрыгнула буровая установка, вокруг нее поднялись клубы пыли, затем, вздрогнув, закачалась земля под ногами, затем донеслись оглушительные раскаты.

Спустя 5 минут, когда улеглась поднятая взрывом пыль, в эпицентр была направлена служба дозиметрического контроля и техники безопасности для определения обстановки. Эта служба, обследовав находившуюся в эпицентре технику, поверхность почвы и воздух, доложила, что видимых разрушений нет, радиоактивных проявлений на почве и в воздухе вокруг скважины и в самом устье скважины не наблюдается. В течение получаса после взрыва дважды отмечались обвалы грунта в центре взрыва, которые ощущались легким вздрагиванием и покачиванием почвы под ногами даже на расстоянии 2,5 км от эпицентра, и раскатистым глухим гулом.

Через 10 минут было дано разрешение на выезд бригаде специалистов для снятия кинопленки с приборов физизмерений, а через 30 минут в эпицентр разрешено было выехать всей Государственной комиссии и гостям. Действительно, каких-либо разрушений на буровой установке и вокруг нее не наблюдалось. Радиационных проявлений также не отмечалось.

На 40-й минуте после взрыва тут, в эпицентре, всем присутствующим представилась возможность с близкого расстояния в третий раз ощутить обвал грунта, который сопровождался вздрагиванием земной поверхности и продолжительным глухим грохотом, доносившимся из преисподней. С подобным явлением мы сталкивались впервые. Правда, провальные воронки наблюдать приходилось при подземных испытаниях на Семипалатинском полигоне, но они образовывались в случаях, когда относительное заглубление было намного меньше, чем в данном случае, и сразу после поднятия поверхности грунта при взрыве. У многих возник вопрос: не достигнет ли обвал поверхности? Нет, этого произойти не могло — слишком велика глубина центра взрыва. Но то, что происходят обвалы, это уже говорило о том, что уплотнения среды вокруг центра взрыва не будет, и повышенная проницаемость раздробленного пласта обеспечена.

После проявления кинопленки и обсчета записей установлено, что все элементы заряда сработали без отклонений от нормы, мощность взрыва соответствовала расчетному значению.

По докладам службы сейсмической безопасности следовало, что травм среди населения не было. Все жилые и хозяйственные постройки близлежащих деревень разрушениям не подверглись, отмечались лишь отдельные случаи растрескивания и осыпания штукатурки бревенчатых стен и кирпичных печей. Таким образом, в сейсмическом отношении район оказался весьма благополучным.

При обследовании площадки вокруг скважины сутки спустя, каких-либо новых негативных последствий взрыва не обнаружено.

Далее предстоял перевод аппаратурных комплексов и подвижной техники в походное состояние, перегон их на Стерли-тамакскую товарную станцию и погрузка на железнодорожные платформы. Состав эшелона, маршрут следования и расписание движения заранее были составлены, заказаны и согласованы с соответствующими службами МПС и КГБ. Все прошло без каких-либо осложнений.

Теперь, чтобы использовать созданный взрывом коллектор по назначению, в него нужно войти скважиной, бурение которой возможно лишь рядом с боевой. Разбуривание же боевой скважины невозможно из-за наличия в ней зацементированной стальной опускной колонны. Разбуривание цементной пробки внутри опускной колонны нецелесообразно, во-первых, из-за малой вероятности пройти буровым инструментом до раздробленного взрывом пласта — не позволит деформированная взрывом нижняя часть колонны, во-вторых, из-за малого сечения полости внутри опускной колонны — не обеспечит прохождение нужного количества жидких отходов.

Вхождение в центр коллектора буровым инструментом, согласно расчетам, следует осуществить не ранее, чем через полгода. К этому времени наведенная радиоактивность упадет до нуля, а давление газообразных продуктов после вхождения бурового инструмента в зону раздробленного пласта должно уменьшаться дозировано и под контролем дозиметрической службы.

К началу буровых работ, прокладке подводящего трубопровода и строительству насосной станции можно приступать немедленно.

Все эти вопросы были предметом заключительного заседания Государственной комиссии совместно с партийным руководством Стерлитамака и руководством СЦК. Решения комиссии легли в основу мероприятий по сооружению комплекса для глубинного захоронения отходов производства СЦК.

Забегая вперед, следует отметить, что спустя 7 месяцев, то есть в июне, когда мы прибыли в этот район для сооружения коллектора Салаватскому НХК, здесь уже была пробурена и обустроена технологическая скважина, проложен подводящий трубопровод, построено здание насосной, и в нем смонтированы насосы, подведено электрообеспечение, и велись пуско-наладочные работы.

Короче, мероприятия по захоронению отходов химпроиз-водства в глубинные пласты подходили к концу. Порядок работ по проведению ядерного взрыва с целью создания коллектора для Салаватского НХК ничем не отличался от того, какой был применен здесь, неподалеку, 7 месяцев назад.

Боевая скважина, сооруженная той же буровой бригадой объединения «Ишимбайнефть», по результатам инклиномет-рических измерений не имела никаких дефектов и была принята для использования по назначению без замечаний.

Техника, необходимая для проведения взрывного эксперимента, и личный состав экспедиции прибыли на Стерлита-макскую железнодорожную товарную станцию литерным эшелоном в первых числах июня 1974 года, техника была разгружена по отработанной технологии и своим ходом автоколонной по Федоровскому тракту доставлена на место работ.

Спецзаряд для предстоящих работ применен тот же, что и в прошлогодней работе, и в той же комплектации.

Для управления подрывом спецзаряда и аппаратурным комплексом физизмерений применена та же радиорелейная система «Гранит».

Боевая скважина была сооружена в километре от деревни Тюрюшля, при скважине обустроена площадка приемного пункта. В двух километрах западнее сооружена площадка технической позиции и командного пункта. Рядом сооружен жилой поселок из балков, использовавшихся в прошлогодних работах.

Следует отметить, что дирекция Салаватского НХК во главе с М. Ф. Сисиным этой работе придавала большое значение, прилагая большие усилия в доведении до логического конца идеи глубинного захоронения отходов химического производства. К нашему приезду уже был проложен трубопровод и укладывались в траншею последние метры труб. Траншеи сооружались с большой аккуратностью, причиняя минимум вреда сельскохозяйственным угодьям: верхний плодородный слой почвы аккуратно сдвигался в сторону, траншея проходила узкой полосой и после укладки труб так же аккуратно засыпалась, затем плодородный слой земли тщательно укладывался на свое место.

После тех безобразных погромов, которые оставляли после себя устроители магистральных газовых и нефтяных трубопроводов, какие нам приходилось видеть в Тюменской области и Коми АССР, работы здешних трубоукладчиков нам казались просто ювелирными, выполненными с большой любовью к природе.

Да и технические площадки, и жилгородок обустроены были без нанесения ущерба окружающим полям, лугам и растительности на них.

А чтобы не было захламления территорий отходами быта, всюду сооружены мусоросборники.

Чувствовалось во всем, что к природе здесь относятся уважительно, и к этому призывали всех нас, прикомандированных.

Наученные горьким опытом прошлогодних работ, не доверяя инклинометрическим измерениям и заверениям буровиков, на сей раз, как и во всех других подобных работах, качество скважины решено было проверить опусканием в нее до заданной глубины макета спецзаряда, а заодно измерить температуру по всей глубине и проверить работоспособность резиновых уплотнительных прокладок.

Чтобы обеспечить и ускорить проходку скважины в коллектор после взрыва, в этом эксперименте решено было применить трубы опускной колонны диаметром в 200 мм, нижняя часть которой протяженностью 200 метров состояла из дюралевых труб.

Проходка такой скважины заключается в разбуривании цементной пробки внутри опускной колонны. При этом нижняя часть колонны из дюралевых труб, деформированных взрывом, не станет препятствием буровому инструменту: дюралюминий легко поддается разрушению шарошками бурового инструмента.

Шаблонирование скважины опусканием до заданной отметки макета спецзаряда показало, что опасных участков необсадная часть скважины не имеет: макет при опускании и подъеме прошел без посадок. Температура бурового раствора в скважине по всей ее длине до забоя плавно увеличилась от +20 °C до +40 °C. На опускание и подъем макета затрачено около двух суток. После подъема макет спецзаряда с помощью сборочного стенда был отстыкован от опускной колонны, отправлен на техническую позицию и осмотрен. Каких-либо механических повреждений корпуса макета отмечено не было. Последующая разборка его показала, что резиновые герметизирующие прокладки находятся в отличном состоянии, свою роль по обеспечению герметичности они выполняют надежно.

Развертывание и отладка радиорелейной системы управления подрывом и аппаратурным комплексом физизмерений произведены оперативно и без каких-либо отклонений от принятой технологии. Частные репетиции показали четкую и безотказную работу всех узлов аппаратурного комплекса управления и физизмерений.

Проверка узлов спецзаряда и бортовой аппаратуры подрыва показала хорошее их состояние и полную работоспособность. Генеральная проверка автоматики (ГПА) подтвердила надежную работоспособность всего аппаратурного комплекса радиорелейной системы «Гранит» и аппаратурного комплекса физизмерений.

После доклада в министерство о готовности всего хозяйства к проведению заключительного этапа работ нами было получено разрешение на окончательную сборку спецзаряда и опускание его в скважину.

Снаряжение спецзаряда и его окончательная сборка прошли без замечаний. Затем на сборочном стенде специальной машиной он был доставлен на буровую установку и подстыкован к опускной колонне.

Спуск заряда и кабелей управления и физизмерений произведен по отработанной технологии, без каких-либо осложнений.

Кабели также подвязывались шкимкой к опускной колонне через каждые 4–5 метров. Постоянно, через каждые 3–4 часа, производился контроль показания датчика давления внутри силового корпуса спецзаряда. Отклонений от нормы не наблюдалось.

После завески опускной колонны с помощью элеватора на роторе буровой установки произведена заливка скважины цементным раствором от отметки 1800 метров до устья скважины.

Цементирование скважины закончено 27 июня 1974 года, а на 28 июня назначено проведение генеральной репетиции.

Генеральная репетиция показала полную готовность всех служб к проведению взрывного эксперимента, но на наш запрос о разрешении провести взрыв 30 июня 1974 года получен запрет до особого распоряжения.

Сколько времени продлится этот запрет и с чем он связан, мы так и не могли выяснить ни в министерстве, ни в КГБ, ни в обкоме КПСС. Всюду на наши запросы давался один ответ: ждите указаний. И потекли дни томительных ожиданий и больших волнений за сохранение работоспособности спецзаряда — ведь согласно КД резиновые герметизирующие прокладки имеют гарантию только на 7 суток, а как они будут себя вести дальше никто из присутствующих у нас конструкторов и научных сотрудников ВНИИП сказать не мог. Наш запрос к главному конструктору ничего утешительного не дал, так как лабораторных испытаний на длительное пребывание этих прокладок в агрессивной среде не проводилось.

Хорошо, что был установлен датчик давления внутри силового корпуса, по показаниям которого мы могли судить о состоянии герметичности, это как-то успокаивало, но не давало гарантии, что разгерметизация не произойдет в любой момент.

Какие могут быть негативные последствия отсрочки на длительное время взрыва спецзаряда? — Это волновало и руководство Башкирской республики. Для получения ясности обкомом КПСС к нам был прислан начальник объединения *Башнефтьпереработка» Анатолий Михайлович Петров. Но что мы могли ему сказать? Нас это обстоятельство также волнует. Будем надеяться на лучшее.

Наконец, 7 июля 1974 года мы получили шифрограмму, в которой давалось разрешение на проведение взрыва.

На вечернем заседании Государственной комиссии по докладам руководителей служб, готовивших взрывной эксперимент, установлена полная готовность, что дало основание принять решение произвести взрыв 8 июля 1974 года в 10.00 по местному времени, о чем и доложено было в министерство.

8 июля с 7 часов началось осуществление мероприятий по сейсмической безопасности населения. Предстояло эвакуировать всех жителей из деревни Тюрюшля в Веденовку и отогнать весь скот на расстояние не менее 5 километров, оставив лишь стадо свиней в летних выгородках (загонах). Предстояло вывести людей из жилых помещений в деревнях Григорьевке, Новофедоровке и Веденовке.

В 9.30 все службы доложили о выполнении мероприятий по сейсмической безопасности, на всех дорогах в радиусе пяти километров выставлена охрана. Облетом на вертолете окрестности установлено отсутствие людей и скота в зоне радиусом 5 км. Прибористы доложили о полной готовности системы радиорелейного управления, аппаратурного комплекса физизмерений и системы оповещения. Датчик контроля давления подтвердил герметичность силового корпуса спецзаряда. Председатель Государственной комиссии утверждает акт на проведение взрыва и дает указание на включение программного автомата.

Начался отсчет оставшихся минут и секунд до момента взрыва. Оповещение передает о снятии ступеней предохранения автоматики подрыва. Все идет нормально: команды проходят по назначению, обратный контроль фиксирует правильность срабатывания элементов автоматики, затем передаются оставшиеся секунды: «два, один, ноль». Взоры всех присутствующих на КП устремлены на буровую установку. Что-то произойдет? Притихли все — и бывалые, и впервые присутствующие на такой акции. Но вот, спустя какое-то мгновение после произнесенного диктором «ноль», вышка буровой установки подпрыгнула, закачалась, окуталась поднятой с земли пылью и под ногами земля вздрогнула и закачалась. Затем раздался оглушительный и раскатистый грохот. Спустя 5 минут, дозиметрический дозор, обследовав площадку вокруг скважины, доложил об отсутствии радиоактивных проявлений в воздухе и на поверхности почвы. При снятии кинопленки установлено, что вся контрольно-измерительная аппаратура сработала нормально.

Радиоактивное проявление не отмечалось и по истечении 30 минут, после чего разрешено всем членам Государственной комиссии и присутствующим произвести осмотр сооружений и техники на прискважинной площадке. В результате осмотра не было обнаружено каких-либо разрушений ни на буровой установке, ни во вспомогательных сооружениях.

Специально назначенные наблюдатели в наиболее опасных производствах НХК, там, где технологические установки находились под большим давлением (производственный цикл на время взрыва не останавливался), сообщили, что на территории НХК ощущался слабый подземный толчок, но на конструкции технологических агрегатов никаких воздействий он не оказал. Все производство продолжает работать без изменения режима.

Осмотр же жилых домов деревни Тюрюшля на всех нас произвел удручающее впечатление. В подготовительный период как-то не получилось повнимательнее осмотреть эту деревню, побеседовать с ее обитателями. Разговоры о мероприятиях по безопасности, в основном, велись с председателем и парторгом колхоза, а с населением беседы проводились представителями гражданской обороны, которые были призваны осуществить мероприятия по сейсмической безопасности.

Так вот, попав в эту деревню после взрыва, мы были поражены не разрушениями, вызванными сейсмическим воздействием — их, кстати, к нашему удивлению, было очень мало, — нас поразило убожество большинства крестьянских домов, пришедших в плачевное состояние от времени. Нас поразило полное отсутствие на приусадебных участках каких-либо плодовых или декоративных деревьев и кустарников.

Картошка да кое-какие овощные культуры и бурьян росли на всех приусадебных участках. Лишь на одном из них стоял с десяток ульев.

Древние домишки с покосившимися окнами, вросшие в землю, как бы говорили своей растрескавшейся глиняной штукатуркой: смотрите, как живет колхозник, наш кормилец. И то, что этот кормилец — добросовестный труженик, говорили красовавшиеся на невзрачных стенах многих домов золоченые доски — грамоты, награды Башкирского руководства за его долголетний и самоотверженный труд.

Мы спросили у самого высокого представителя партийного руководства, присутствовавшего здесь, Ю. 3. Зайнетдинова: «Что же, у властей не нашлось возможности в придачу к золотой вывеске построить нормальную хату человеку, угробившему свое здоровье на колхозных полях?» Ответ был стандартный: «В республике большие трудности со строительными материалами.» — «Но тогда чем объяснить то обстоятельство, что садовые коттеджи близ Салаватского НХК воздвигнуты не из песка и глины, а из прекрасного дерева, кирпича, бетона, железа и стекла. На это-то строительство трудностей нет?» — Ответа не было.

На следующий день вновь побывали в этой деревне, осмотрели изнутри жилища престарелых колхозников, поговорили с ними о житье-бытье. Вновь поразили убогость домашней обстановки и величайший оптимизм этих тружеников села. Все они, как один, высказывали свое удовлетворение тем, что имеют. Ни один из них не высказал претензии к властям на невнимание к их быту. Единственное, на что они жаловались, так это на свою старость и отсутствие сил, чтобы и приусадебный участок обработать, и в колхозе трудиться. А молодежь вся убежала на производство в Стерлитамак, Салават, Ишим-бай и другие города.

На те небольшие разрушения, которые мы им натворили, все они, как один, махнув рукой, заявляли: «А, ерунда, замажем, подкрасим и опять будет все хорошо. Что мы, не понимаем что ли?»

Удивительно, до чего же терпелив и нетребователен к себе наш советский народ — настоящий богатырь, с которым при должном руководстве можно было бы сделать жизнь нашу прекрасной!!!

В дни, когда велись подготовительные работы к ядерному взрыву, состоялись выборы в Верховный Совет СССР, одним из депутатов которого стал директор Салаватского НХК Михаил Федорович Сисин. Мы, члены Государственной комиссии, поздравив «молодого» депутата, полушутя высказали мысль: не закончатся ли наши усилия на этом этапе и до захоронения вредных отходов в земные глубины дело не дойдет, так как новые заботы не дадут возможности уделять этой проблеме столько внимания, сколько приходится уделять сейчас? Но Михаил Федорович заверил, что на худой конец у него есть хорошие помощники, которые начатое дело доведут до конца, один главный инженер Александр Семенович Леонтьев чего стоит!

В конечном итоге дело кончилось тем, что произошло так, как мы и предполагали: в Верховном Совете М. Ф. Сисин был избран в постоянно действующую экологическую комиссию и вынужден был оставить свой директорский пост. На его место был назначен тот самый Александр Семенович Леонтьев — образец хозяйственного руководителя застойных времен. Он то все наши начинания, так горячо поддержанные М. Ф. Сисиным, заморозил намертво, наплевав на большие затраты.

Через год побывав в этих краях, мы с удовольствием наблюдали, как Стерлитамакский СЦК успешно закачивал в подземные пласты отходы производства, почти все без остатка, в течение уже более полугода. А на Салаватском коллекторе стояло полное затишье. Свое недоумение по поводу прекращения всех работ по обустройству скважины для глубинной закачки отходов производства мы высказали секретарю Башкирского обкома КПСС М. 3. Шакирову. Тот пообещал принять меры, чтобы дело сдвинуть с мертвой точки. Но все эти заверения остались пустыми словами.

Спустя 5 лет, когда нам предстояло летом 1980 года проведение ядерных взрывов на Грачевском нефтяном месторождении с целью интенсификации нефтедобычи, мы посетили оба коллектора.

На Стерлитамакском коллекторе шла закачка отходов полным ходом. Нам рассказали, что спустя 5–6 месяцев коллектор забивается твердыми взвесями и давление при закачке начинает возрастать. Но после промывки его серной кислотой (для этого требуется закачать 2–3 тонны), приемистость восстанавливается и закачка проходит без увеличения давления.

Все эти 5 лет проводились исследовательские бурения в пласт с целью определения скорости распространения закачиваемых отходов от оси скважины. Результат таков: на расстоянии 500 метров от оси скважины закачиваемые отходы были зарегистрированы лишь через пять лет.

На Салаватском же коллекторе дело не сдвинулось ни на шаг. Все оставалось в том же положении, в каком было оставлено в июле 1974 года, лишь буровая установка была демонтирована и увезена.

Свое недоумение мы вновь высказали секретарю обкома КПСС по промышленности Владимиру Михайловичу Гармашу. Тот при нас кому-то позвонил, высказал свое возмущение бездействием и пообещал сделать оргвыводы. Но все это так же осталось пустыми словами. За два месяца нашего пребывания в Башкирии работы на Салаватском коллекторе так и не начались. Перед отъездом из Башкирии, при докладе о результатах работ на Грачевском нефтяном месторождении первому секретарю обкома КПСС М. 3. Шакирову мы вновь напомнили о бездеятельности директора Салаватского НХК, который никак не желал закончить обустройство скважины и начать захоронение отходов в глубинные пласты.

М. 3. Шакиров повозмущался вместе с нами и в который раз пообещал принять все меры, чтобы начатое дело было доведено до конца. Но обещания одного из представителей организации направляющей силы нашего общества и на сей раз остались пустыми словами.

Еще при руководстве Стерлитамакским СЦК Н. Г. Есенковым, обосновывая положительными результатами первого эксперимента по закачке отходов производства через коллектор, созданный взрывом, планировалось в районе совхоза с Стерлитамакский» соорудить еще несколько коллекторов, чтобы полностью обеспечить захоронение отходов и других химических производств. Но с уходом Н. Г. Есенкова на работу в Москву новое руководство все планы и разработанные проекты похоронило. А первый коллектор, единственный в стране, работает безотказно, предотвращая отравление всего живого в реке Белой.

Так закончились эксперименты по созданию коллекторов большой приемистости для закачки вредных отходов химических производств в глубинные пористые пласты.

Глава 8. Сейсмическое зондирование земной коры с помощью ядерных взрывов

Подземные ядерные взрывы с целью сейсмического зондирования нашли, пожалуй, самое широкое применение и дали самый большой эффект в расширении возможностей изучения строения земной коры, позволили во много раз его ускорить. Мощная ударная волна, создаваемая ядерным взрывом, распространяясь на большие расстояния, проходя по рыхлым (пористым) и пластичным наносным слоям без заметного затухания, достигает верхней и нижней границ мантии земли (фундамента), отражаясь от их границ, четко фиксируется специальными датчиками, размещаемыми на дневной поверхности с интервалом 5—10 км на протяжении 1000–3000 и более километров. Выход отраженных волн на дневную поверхность записывается на магнитную пленку. Расшифровка записей позволяет воссоздать структурное строение земной коры в фиксируемом месте.

Если сейсмическое зондирование с помощью взрывов химических фугасов весом до 100 кг позволяет фиксировать отраженные волны на расстоянии не более 50 км и не везде представляется возможным достигнуть наружной поверхности фундамента, то с помощью ядерных взрывов представляется возможным практически всегда фиксировать нижнюю границу фундамента и на удалении более 3000 км от центра взрыва.

Таким образом, ударные волны, созданные ядерным взрывом, проходят по всей толще земной коры и, отражаясь частично от границ пластов различной твердости, выходят на дневную поверхность, сохраняя интенсивность, надежно фиксируемую измерительными приборами.

Пионером использования ударных волн, создаваемых подземными ядерными взрывами, был Евгений Александрович Попов, руководитель небольшой геофизической лаборатории Министерства геологии РСФСР.

Первые его эксперименты на севере Тюменской области в районе Тазовской губы и в Карагандинской области использовали экспериментальные ядерные взрывы на полигонах

Новой Земли и под Семипалатинском и дали прекрасные результаты.

Регистрирующие приборы четко фиксировали отражение волны от границ пластовых наслоений на очень больших расстояниях от места взрыва. Но чтобы по этим записям составить точную картину пластового наслоения, нужна запись отраженных волн, источники которых находились бы на разном удалении от точки регистрации.

Идея использования ядерных взрывов для сейсмического зондирования была поддержана заместителем министра геологии СССР Валерием Ивановичем Игревским и заместителем министра среднего машиностроения Петром Яковлевичем Антроповым.

Первый эксперимент было предложено провести на трассе Решма (Ивановская область) — Воркута (Коми АССР), протяженностью около 2000 километров, проходящей по необжитой труднодоступной местности.

Это предложение, предварительно проработанное проектной организацией ПромНИИпроект, в начале 1970 года было рассмотрено на межведомственном совещании у министра Б. П. Славского.

По результатам расширенного обсуждения всех аспектов этого проекта решено первый эксперимент на трассе Решма — Воркута осуществить в течение 1971 года.

Согласно проекту, для осуществления достоверного зондирования этой трассы необходимо произвести 4 ядерных взрыва мощностью в 2–3 кт ТНТ каждый: два из них на концах трассы, два других в середине трассы — в местах, доступных для автомобильной техники. Установка сейсмических датчиков и регистрирующей аппаратуры по трассе должна осуществляться с помощью вертолетов. Включение в работу регистрирующей аппаратуры должно производиться шифрованным радиосигналом. Весь комплект регистрирующей аппаратуры должен быть разбит на четыре группы, каждая из которых запускается радиоприемной аппаратурой, работающей на своей частоте. Это делается с целью недопущения потери информации по всей трассе в случае нарушения работоспособности передающего радиоканала управления.

В каждой работе оператор, включающий радиоканал управления, должен докладывать по радио на КП Государственной комиссии об устойчивой работе передающих радиосистем. По получении таких докладов со всех четырех пунктов радиоуправления председатель Государственной комиссии дает разрешение на производство взрыва.

Межведомственное совещание приняло решение обратиться в ЦК КПСС и Совет Министров СССР с предложением узаконить проведение первого эксперимента по зондированию земной коры с помощью ядерных взрывов соответствующим постановлением, а также решило в мае — июне 1970 года произвести рекогносцировочное обследование мест проведения подземных ядерных взрывов, при этом все намечаемые мероприятия, связанные с особенностями подготовительных и заключительных работ по производству взрывов и безопасностью населения и окружающей среды, согласовать с местными партийными и советскими органами власти. Это же совещание утвердило состав рекогносцировочной комиссии, в которую вошли представители Минередмаша СССР, Мингео РСФСР, ПромНИИпроекта, Спецгеодезии и КБ АТО.

Обеспечение всеми видами транспорта для работы рекогносцировочной комиссии возложено на Ухтинское объединение «Нефтегазразведка», от которого в состав комиссии вошел его главный инженер Артамонов.

Итак, согласно рассмотренной межведомственным совещанием проработке, на трассе Решма — Воркута предстоит произвести 4 подземных ядерных взрыва: один — вблизи железнодорожной станции Хановей (в 30 км от Воркуты), второй — близ станции Лемью (оба пункта расположены на территории Коми АССР), третий — севернее села Ильинско-Подомское Котласского района Архангельской области, четвертый — на левом берегу Волги, севернее города Решмы Ивановской области.

В задачу рекогносцировочной комиссии входило сначала встретиться с первыми секретарями КПСС Архангельской и Ивановской областей и Коми АССР. Во встречах подробно рассказать о целях предполагаемых работ, об ожидаемых результатах, об обосновании эффективности применения ядерных взрывов, об ожидаемых последствиях и мерах безопасности для населения и окружающей среды.

Выбор пунктов проведения подземных ядерных взрывов произведен с таким расчетом, чтобы доставить минимум неудобств местным органам власти и населению, тем более материальных затрат на мероприятия по безопасности.

Второе условие выбора пунктов — доступность для автомобильной техники и минимум затрат на обустройство площадок для сооружения скважины.

Наш рекогносцировочный маршрут начинался с Архангельска, до которого мы с большими удобствами добрались из Москвы самолетом Аэрофлота.

Старинный русский город Архангельск, с которым каждый из нас был знаком лишь по книгам да по рассказам бывалых людей, с первых минут пребывания в нем вызвал великое разочарование. По пути следования от аэродрома до города взору представилась картина ужасной захламленности местности обломками бревен, досок и каких-то искореженных металлических конструкций. И среди этого нагромождения были разбросаны группами деревянные бараки. Окраина города состояла почти сплошь из одинаковых небольших двухэтажных деревянных домов страшно неприглядного вида и вдоль домов тянулись деревянные тротуары, местами основательно разрушенные. О какой-либо растительности и говорить было нечего — ее просто не было. Вдоль правого берега Двины распологался центр города, состоящий в основном из зданий дореволюционной постройки прекрасной архитектуры. В них были расположены административные структуры, гостиницы и магазины. Кое-где можно было видеть зеленые насаждения.

По берегу Двины, вдоль корабельных причалов размещался огромный рынок с многочисленными торговыми рядами.

Вокруг рынка в длинном ряду — экзотические кирпичные строения, не похожие одно на другое, когда-то являвшиеся складами и торговыми лавками. Сейчас они стояли пустыми, безлюдными, с закрытыми на замки дверями, — памятниками, напоминавшими о тех далеких временах, когда здесь все ломилось от изобилия разнообразных товаров.

Торговые ряды были также пусты — нет ни торгующих, ни покупающих. Лишь два грузина маячили на огромной рыночной площади и торговали свежими помидорами и огурцами, но покупателей возле них не было. Подошли, поинтересовались: почем товар? Оказалось, огурцы по 10 рублей за килограмм, помидоры по 15 рублей.

Оторопев, спросили: есть ли у торговцев хоть сколько-нибудь совести? На что один из торгашей ответил:

— Какая совесть? Есть деньги — покупай. Нэт — уходи. Чего попусту языком молоть!

Встреча с первым секретарем обкома КПСС Поповым и секретарем по промышленности и разговор о предстоящих работах прошли в полном взаимопонимании и интересе.

Когда мы сообщили, что согласно нашим наметкам работа предполагается в районе населенного пункта Ильинско-Подомское, нам ответили, что это единственный крупный таежный колхоз, причем, единственный на всю область колхоз-миллионер. Он располагает большими сельскохозяйственными угодьями, поэтому при выборе места подземного ядерного взрыва нужно сделать все, чтобы не помешать полевым работам и не вторгаться в пастбищные угодья. Нас просили обязательно посетить Ильинско-Подомское, встретиться там с руководством колхоза и проинформировать их о предстоящих работах. Чтобы нас приняли, будет дано соответствующее указание.

После доклада партийному руководству о порядке и сроках проведения работ мы высказали заверения, что ни областному руководству, ни колхозному, никаких мероприятий проводить не потребуется, и что какой-либо опасности от наших работ ни жителям, ни природе не будет, а о результатах работ будет доложено. Далее наш путь лежал в Сыктывкар — столицу Коми АССР.

Город Сыктывкар в отличие от Архангельска представился нам очень ухоженным и опрятным. Так же, как и в Архангельске, здесь было много деревянных двухэтажных зданий, но все они выглядели красиво и весьма привлекательно. Улицы и тротуары чистые, всюду большое количество зелени. Здания в центре города, в основном, современной постройки. Чистота улиц и воздуха говорили о том, что здесь вопросам экологии уделяют много внимания. Ни в одном уголке города мы не увидели нагромождений отходов производств, не было и удушающих дымов, характерных для деревоперерабатывающих заводов, которых здесь было немало.

На встрече с первым секретарем обкома КПСС Морозовым было рассказано о целях и особенностях проведения на территории Коми АССР двух подземных ядерных взрывов: в районе железнодорожной станции Хановей, в 30 км от Воркуты, и в районе станции Лемью, под Печорой. Поскольку места проведения взрывов выбирались на значительных расстояниях от жилых поселков и промышленных сооружений, никаких мероприятий по безопасности местным органам власти проводить не нужно.

В общем, встреча и переговоры прошли, как говорится, в духе понимания важности предстоящих работ.

Дальнейший путь рекогносцировочной комиссии лежал в Воркуту — в заполярный город угольщиков.

Здесь нам предстояло уточнить с руководством геологоразведывательного управления и руководством угледобывающей промышленности расположение промышленных действующих и строящихся предприятий и шахт, и согласовать правильность выбора места производства ядерного взрыва с точки зрения сейсмической безопасности.

Положительному решению всех интересующих нас вопросов способствовало активное участие в переговорах первого секретаря Воркутинского райкома КПСС Василия Ивановича Чернова и начальника отдела КГБ, полковника Александра Ларионовича Викторова.

Из Воркуты наш путь лежал в Ухту. Отсюда с представителем объединения «Нефтегазразведка» предстоит обследование намеченных участков работ и определение их пригодности для размещения буровой и другой вспомогательной техники, а также пригодности имеющихся транспортных коммуникаций без больших капитальных затрат на их восстановление в случае необходимости.

В качестве транспортного средства для обследования площадок будущих работ и транспортных коммуникаций, Ухтинское объединение предоставляет нам вертолет, арендуемый у аэропорта. К моменту прибытия на обследуемую площадку, там, где это возможно, работающая поблизости буровая вахта присылает грузовую автомашину, с помощью которой обследуется дорога до железнодорожной станции, где должна осуществляться выгрузка-погрузка техники.

Заполярные города Воркута и Ухта обязаны своим рождением наличию в недрах этого региона огромных залежей полезных ископаемых: угля, нефти, газа, разработка которых начата еще в предвоенные годы индустриализации страны и особый размах приняла в послевоенные годы.

Строились эти города с учетом того, что здесь будут жить люди, которым кроме крыши над головой нужны также и магазины, и детские учреждения, и спортивные сооружения, и дома культуры, и рестораны в конце концов. И надо отметить, всего в этих городах было в полном достатке. Но одно лишь бросалось в глаза — это открытая кастовость. Так, в Воркуте ресторан «Москва» был предназначен только для номенклатуры. Рабочим и молодежи туда хода не было. В Ухте отдельного ресторана нет, зато при общем ресторане есть банкетный зал, куда вход дозволителен лишь избранным.

В ресторане «Москва» почти каждый день происходят какие-либо торжества: дни рождений, дни награждений, приемы именитых гостей.

На одном из званых ужинов и нам удалось поприсутствовать. Отмечалось 50-летие со дня рождения начальника геоло-горазведовательного управления. Сидя в дальнем углу зала, с удивлением слышали о страшно дорогих преподношениях юбиляру. Самый дешевый подарок — цветной телевизор. Произносились помпезные тосты, громко звучал оркестр, симпатичная певица исполняла заказы песен во здравие юбиляра. Для нас все это было в диковину.

Кстати, и здесь, в фойе гардероба, сидел грузин — симпатяга-парень с огромным букетом гладиолусов, еле вместившихся в огромное ведро. И продавал их по три рубля за штуку. Мы изумились такой дикой цене и высказали сомнение в том, что сможет ли этот торговец продать свой товар по такой цене? Каково же было удивление, когда мы покидали это заведение еще задолго до конца торжества, у этого грузина осталось только три цветка. А цена все та же: три рубля. Подобных торгашей из Грузии нам много раз приходилось встречать в самых отдаленных уголках нашей необъятной страны. Так, в марте 1972 года во время ликвидации газового фонтана на Майском месторождении, посетив рынок в Бай-рам-Ал и, мы также увидели на огромной площади с пустыми торговыми рядами двух торговцев из Грузии, возле которых возвышалась огромная гора коробок с яблоками с красочными этикетками «Мадьярплодэкспорт». Цена на эти не грузинские яблоки была также дикой.

С тем же самым мы столкнулись в октябре 1972 года в алмазной столице Якутии — Мирном: один из номеров центральной гостиницы был под потолок забит ящиками с мандаринами, а два молодых, здоровых красавца на дню по несколько раз с помощью наемных носильщиков эти ящики куда-то увозили. Где и почем реализовывали содержимое этих ящиков? На наш недоуменный вопрос начальнику отдела КГБ: «Почему дозволяется подпольный грузинский бизнес?» — тот только развел руками.

Но вернемся к делу.

Итак, первый наш полет из Ухты состоялся на станцию Хановей, находящуюся в 30 км от Воркуты. Станция располагала запасными путями и тупиковым путем с разгрузочной рампой, находящейся в хорошем состоянии — то, что нам необходимо. Станционный поселок состоял из нескольких деревянных жилых строений барачного типа, вполне приличного состояния. В поселке имелась баня, что для нас также имело немаловажное значение: экспедиция должна была пробыть здесь не менее месяца, поэтому услугами существующей бани воспользоваться пришлось бы.

Все пристанционные строения в сейсмическом отношении не вызывали сомнений, кроме водонапорной башни, вид которой наводил на грустные размышления! Правда, при близком и более тщательном ее осмотре убедились, что кирпичная кладка основания этой башни вполне прочная. Имели ветхий вид лишь штукатурка и внешнее обустройство: лестницы, балкончики, кровля. Да и начальник станции успокоил нас: если завалится эта башня — туда ей и дорога, после того как перестали ходить паровозы, надобность в ней отпала, но продолжает числиться на балансе станции, как материальная ценность.

Как таковой, дороги на месте привязки скважины, а это 8 км в северо-западном направлении, нет. Но бывалые люди уверили нас, что по тундре зимой и летом можно ехать в любом направлении на автомобилях любых марок. Местоположение будущей скважины выбрано на невысоком холме, рядом с небольшой речушкой, текущей в северном направлении — вода ее потребуется для производства буровых работ.

За небольшой балкой, протянувшейся перпендикулярно речушке в юго-восточном направлении, по дну которой зеленели свежей листвой заросли каких-то кустарниковых растений, на вершине соседнего холма маячил одинокий чум оленевода, а невдалеке от него паслось огромное стадо оленей.

Добравшись до этого чума и поговорив с его хозяином-оленеводом, выяснили, что балки, которыми исполосована вся тундра, заполняются водой только в весеннюю распутицу. В остальное время года они проходимы и для пешехода и для автомобиля.

А тундра уходила за горизонт зеленым покровом и разноцветьем трав. На каждом шагу из зарослей взлетали ввысь куропатки — такое множество их было. Хозяин чума рассказал, что здесь очень много песцов, но нам увидеть их не удалось. Кругом, куда ни глянешь, — изумительная красота. Те, кто хоть раз побывал в тундре, особенно в период цветения, не забудет ее красоту всю свою жизнь.

На следующий день нам предстоял полет на станцию Лемью (что в переводе с коми языка значило: черемуховая река). Станция имела обособленный от главных и запасных путей тупиковый путь с погрузочной рампой, вполне приличной и пригодной для разгрузки автомобильной техники большой грузоподъемности. Требовался лишь небольшой ремонт, который Ухтинское геологическое управление должно было произвести.

В полукилометре от станции взору представился жилой поселок, в котором проживало когда-то не менее тысячи человек, но в настоящее время он стоял брошенный на произвол судьбы. Поначалу нас это обрадовало: этот поселок можно использовать для проживания в нем членов экспедиции, для оборудования технической позиции и командного пункта.

Этот поселок лет 10 назад сооружен был болгарами, которым распоряжением Н. С. Хрущева в 20 километрах вглубь тайги была выделена делянка, то есть продан за копейки на корню лес, заготовку которого болгары вели своими силами. Поселок имел, кроме жилья, и столовую, и медпункт, и электростанцию, и солидную авторемонтную станцию с крытой стоянкой для автомобилей. Казалось, сама судьба послала нам в руки готовый жилой и производственный комплекс. Но тщательное обследование этого поселка повергло нас в уныние и безмерное негодование: все постройки, оборудование теплоснабжения и водообеспечения, мастерские, кухонное оборудование — буквально все без исключения было подвергнуто варварскому разрушению. Такого вандализма нам нигде ни до этого, ни после встречать не приходилось.

Чтобы восстановить этот поселок, нужны были колоссальные затраты, что, как говорится в народе, — овчинка выделки не стоит. Поэтому на него пришлось махнуть рукой, с великим, конечно, сожалением.

Вглубь тайги от этого поселка шла прекрасная лежневка из лиственничных лафетов, скрепленных между собою по краям брусками, заделанными в «ласточкин хвост». Дорога эта была сооружена в середине 30-х годов «врагами народа» из высшего командного состава Красной армии (комдивы, комбриги, комко-ры), которые отбывали здесь сталинско-ягодинский срок в лагере, располагавшемся в 12 км от железнодорожной станции — в глубине тайги.

Территория этого бывшего генеральского концлагеря представляла собой прекрасно ухоженную поляну среди необозримой тайги, расположенную на берегах реки Лемью и какого-то небольшого ее притока, имевшую размеры километра полтора на полтора.

На окраине этой поляны, примыкающей к реке Лемью, в отличном состоянии сохранилось более десятка землянок, любовно отделанных вагонкой из лиственницы. На стенах сохранились красочные репродукции картин, в основном на ботаническую тему — культурные люди, видимо, любуясь этими картинами, вспоминали разноцветье русских лугов, ведь в здешних таежных местах ничего подобного нет.

Между землянками сооружены тщательно спрофилированные улочки, присыпанные мелким гравием и окаймленные штакетником полуметровой высоты. На каждой улочке сохранились дощечки с их названиями: улица Сталина, улица Ворошилова, улица Берии и так далее. Бедняги, знали бы они, кто их сюда упрятал. Все выглядело здесь так, как будто обитатели этого подземного городка покинули его несколько дней назад. Но с того времени минуло почти 30 лет.

Путешествующий с нами офицер Ухтинского отдела КГБ рассказал, что здесь отбывали заключение осужденные сталинскими «тройками» высшие командные кадры Красной армии за какие-то военные преступления, о которых они сами толком не знали, и все как один были уверены, что это чьи-то интриги за спиной Сталина. Вот Сталин узнает — и правда восторжествует. Они писали множество писем-жалоб Сталину, но все их жалобы оставались безответными.

Все «враги народа», загнанные в эти глухие места, были людьми честными, умными, безгранично верящими в партию большевиков, в светлое будущее и в своих вождей. Тайгу они вырубали с умом: оставляли через каждые 100–200 метров для осеменения вырубленных делянок огромные сосны. Вдоль реки Лемью стометровой ширины, по обоим берегам была оставлена тайга в нетронутом виде, что позволило ей остаться в первозданной красе. На вырубленных делянках за 30 лет без вмешательства человека вновь вырос лес. Но к моменту нашего прибытия деревья выглядели малорослыми в сравнении с великанами, видневшимися то тут, то там. Это был лес, вновь возрожденный, это наше богатство, это память о настоящих людях, невинно загубленных сталинским режимом.

Проехали мы по лежневке вглубь тайги до той делянки, которую осваивали «братья»-болгары. К ужасу нашему мы увидели огромных размеров болото без единого деревца, лишь кое-где обильно цвела клюква.

Нам рассказали, что болгары вывозили с этой делянки все: и деревья, и сучья, и хвою, спрессованную в брикеты, и даже пни, с корнями выдираемые из земли. В общем, все погружалось в машины без остатка, перевозилось на железнодорожную станцию, грузилось в вагоны и отправлялось в Болгарию. А на месте когда-то прекрасной тайги образовалась пустыня, превратившаяся затем в огромное болото. На такое варварство было наплевать нашим правителям, а болгарам тем более.

Ну, а «враги народа» честно отрабатывали отведенные им трибуналом сроки, честно заготавливали древесину и все ждали и ждали, когда восторжествует справедливость. В августе 1941 года до них дошла весть о войне с фашистской Германией, и после этого начался массовый побег из лагеря на фронт. Так что, к концу октября 1941 года лагерь опустел от «врагов народа», и он был покинут охраной. С тех пор ни одна нога человека не ступала на этот «архипелаг Гулаг».

Мы были первыми, кто ступил на эту землю спустя почти 30 лет, и дружно решили: пробурим в центре этого лагеря скважину, заложим ядерный фугас и произведем салют в память о наших соотечественниках, невинно загубленных сталинским режимом. Место сухое, ухоженное, не требует никаких обустройств, удалено на безопасное расстояние от населенных пунктов и транспортных магистралей. Рядом две речки с чистой водой, пригодной и для пищи, и для технических целей.

Проехав по лежневке в сторону железнодорожной станции, мы убедились в прекрасном ее состоянии на всем 12-километровом протяжении. Имели место лишь небольшие ее разрушения в местах пересечения мелких ручейков. В этих местах болгары оставили о себе плохую память. Ухтинским геологам придется эти разрушения восстановить.

Жилой поселок для экспедиции и техническую позицию решено было возвести на небольшой полянке в молодой тайге, в двух километрах от бывшего концлагеря и вблизи лежневки.

Для проживания экспедиции на эту поляну нужно было завезти балки, которые необходимы и для буровой вахты.

От железнодорожной станции Лемью путь наш снова лежал в Ухту. Здесь, оформив результаты рекогносцировочного обследования и намеченные мероприятия по обустройству площадок и транспортных коммуникаций соответствующим протоколом, на следующий день решено было поездом перебазироваться в город Котлас и провести переговоры с партийным и советским руководством. Из Котласа вертолетом перебазироваться в район села Ильинско-Подомское и выбрать там третью площадку для подземного ядерного взрыва.

В выборе площадки для подземного ядерного взрыва в окрестностях села Ильинско-Подомское нам оказал неоценимую помощь начальник отдела КГБ Котласа Валентин Дмитриевич Личнов.

По предварительным наметкам обустройство рабочих площадок предполагалось осуществить вблизи лесного кордона под названием Стража, расположенного в 12 км севернее Ильинско-Подомского. Но нам предложили посмотреть другое место, более удаленное от населенных пунктов, на территории вырубленной тайги, в 6 км от опустевшего в настоящее время таежного поселения Поломы — это севернее кордона Стража километров на 15–20. В эти места от железнодорожной станции Кивер имелась лесная дорога, по которой раньше возили лес. Кроме того, станция Кивер имела тупиковый путь с разгрузочной рампой, чего не было на станции Виледь.

Прилетев на станцию Виледь, мы убедились, что для выгрузки автомобильной техники и бурового оборудования никаких пригодных обустройств нет, как нет и тупикового пути, хотя до села Ильинско-Подомское имеется хорошая шоссейная дорога, идущая вдоль реки Виледь — притока Вычегды.

Как нам посоветовали в Архангельском обкоме КПСС, хотя, по-видимому, и не придется в процессе работ иметь контакт с руководством этого колхоза, мы прилетели в Ильинско-Подомское. Приземлились на колхозном аэродроме, причем, не плохо оборудованном на огромном лугу в пойме реки Виледь. С этого аэродрома арендованный самолет АН-2 перевозил жителей колхоза в Котлас и обратно.

Нас встретил парторг колхоза. На двух автомашинах УАЗ-469 нас доставили прямо в колхозную столовую, где состоялся краткий деловой разговор о целях нашего визита. Парторг был единственным представителем от руководства колхоза, так как остальная его часть, как и часть колхозников, не занятых на полевых работах, была в колхозном Доме культуры на концерте знаменитых сестер Федоровых. Нас, правда, удивило: как это, в деревне, в середине дня — и концерт? Но, видимо, они могут позволить себе и такое без ущерба для производства.

После непродолжительной беседы колхозный парторг, извинившись и пожелав нам хорошего аппетита, убежал на концерт, оставив нам в качестве гидов двух шоферов.

Нас накормили вкуснейшим и обильнейшим обедом, приготовленным из свежайших продуктов на домашнем уровне. И за все с нас взяли по 80 копеек с каждого. Мы засомневались: не ошиблись ли в подсчете стоимости обеда? На что шоферы, обедавшие с нами, заверили, что с нас взяли много. Они, например, более чем на 30 копеек никогда не обедают. «А что, так вкусно приготовлено — это специально для нас?» — «Нет, — ответили, — здесь всегда так готовят…»

Экскурсионная поездка по селу заставила нас основательно удивиться прекрасным коттеджам, расположившимся вдоль чистеньких асфальтированных улиц, прекрасному Дому культуры, какой редко встретишь в областных центрах, не говоря уже о районных. Вот это действительно деревня, о таких мы всегда слышали в лозунгах и впервые встретили наяву. К сожалению, ничего подобного нам больше не приходилось встретить, путешествуя по нашей огромной стране с той же целью, с которой прибыли сюда в Ильинско-Подомское. Хотя эта деревня расположена в Архангельской области, на исконно русской земле, все жители ее были украинцы — «з пид Полтавы». Сумели же они маленький клочок земли огромной России превратить в рай. Значит, может колхоз быть богатым.

Итак, мы убедились, что площадка таежного кордона Стража не пригодна для наших работ. Во-первых, поляна возле таежного хутора имеет очень малые размеры. Без сноса вековых сосен, стоящих вокруг сплошной стеной, невозможно разместить ни жилой поселок, ни техническую позицию. Для заложения скважины и дороги к ней нужна также солидная вырубка леса. В дополнение ко всему — нет поблизости хоть какой-нибудь речушки, вода которой необходима для житейских и технических целей.

Во-вторых, лесная дорога от Ильинско-Подомского до Стража протяженностью 12 км совершенно непригодна для тяжелой автотехники без капитального обустройства и значительной вырубки леса.

В-третьих, отсутствие на железнодорожной станции Виледь тупикового пути с разгрузочной рампой.

Выбор площадки для производства наших работ, как и советовали котласские старожилы, пал на огромных размеров лесосеку, километров на 20 севернее Стражи и в 6 км от опустевшей в настоящее время таежной деревни Поломы. От этого места до железнодорожной станции Кивер протяженностью 15–18 км была проложена хорошо обустроенная дорога (по ней когда-то возили срубленный лес).

От станции Кивер на расстояние около километра отходила тупиковая ветка, в конце которой была сооружена большая погрузочная рампа. К ней-то и подходила таежная дорога.

Этот район больше устраивал нас тем, что был удален от поселений и не требовал капитальных затрат на обустройство рабочих площадок и транспортных коммуникаций. Небольшая речушка с чистой водой, протекающая по лесосеке и пока не высохшая в результате варварского ее оголения от защитника-леса, обеспечит водой и для житейских и для технических нужд.

Для выбора четвертой площадки рекогносцировочной комиссии предстоял перелет самолетом ЛИ-2 из Котласа в Иваново и встреча с первым секретарем обкома КПСС Александром Николаевичем Смирновым.

Ивановский обком КПСС размещался в старинном здании очень красивого архитектурного оформления и ажурной кирпичной кладки, придающей строению дивную красоту. В дореволюционные годы это здание принадлежало какому-то заводчику. В нем и внутреннее обустройство и обстановка — столы, стулья, кресла, письменные принадлежности и прочее сохранились еще с тех времен.

Секретарь обкома А. Н. Смирнов, уже преклонного возраста, коммунист с дореволюционным стажем, поразил нас обаятельностью, высокой культурой, прекрасным знанием своей области — ее богатств, возможностей, проблем, ее жителей. Он с какой-то грустью рассказал нам о том, что такая промышленно развитая область, с богатыми революционными традициями, дающая государству огромные доходы, пребывает в крайней социальной бедности. В течение многих лет он — хозяин области, не может добиться от центра строительства бетонной взлетной полосы аэродрома и здания аэровокзала. А строительство жилья находится в полном запустении.

Впервые нам пришлось слышать от руководителя такого ранга о своей связанности по рукам и ногам всесильными ведомствами, о том, что он — хозяин области, по сути дела таковым не является.

Наш рассказ о задуманных работах, их целенаправленности, об ожидаемом эффекте Александром Николаевичем был выслушан с большим интересом и полным пониманием. Он обещал нам в наших делах всяческую поддержку и необходимую помощь. Но мы заверили, что нам ни от областного, ни от районного руководства никакой помощи не потребуется, что неудобств наша работа никому не причинит. С точки зрения безопасности при подземном ядерном взрыве нами предусмотрено все, чтобы исключить негативные последствия. А наш визит носит чисто информационный характер. С деталями и особенностями наших работ А. Н. Смирнов просил ознакомить первого секретаря Заволжского райкома КПСС, так как земли и население того района находились под его опекой.

На другой день предстоял полет в выбранную по карте точку в 10 км севернее села Жажелево, раскинувшегося по левому берегу Волги, в 7 км ниже по течению от города Заволжска. Место это обозначалось хутором, по имевшимся у нас сведениям, покинутым его обитателями.

Каково же было удивление, когда при облете окрестности этого хутора, состоящего из двух невзрачного вида хат и невдалеке от них большого сарая, мы увидели бегущих к дому женщину и двух ребятишек.

Приземлившись на огромном огороде, на котором в настоящее время кроме бурьяна ничего не росло, мы направились к хатам. Одна из них была наполовину развалена и явно нежилая, вторая, хоть и выглядела плачевно, имела явно жилой вид. Однако поиск и окрик обитателей этого жилища оставался долгое время безрезультатным. Ведь отчетливо сверху видели женщину с двумя мальчуганами, куда же они запропастились? Наконец, в бурьянных зарослях за жилой хатой заметили что-то напоминающее деревенский погреб. Подойдя поближе, заметили две выглядывавшие через щель полуоткрытой двери ребячьи мордашки. При виде нас они быстро исчезли в глубине погреба. Лишь после долгих уговоров удалось беглецов выманить на свет божий. Это были действительно два паренька: один лет восьми, другой — десяти. Спросили их: почему они попрятались?

— Мамка сказала: «Летит нечистая сила — наша погибель. Давай прятаться». Вот мы и спрятались в погреб.

— Ну, а ты что, ни разу не видел вертолета?

— Не-е.

— Ну и что, испугался, когда увидел?

— Не-е. Это мамка с Ванькой испугались, а я — не-е.

После долгих уговоров, наконец, вызволили из погреба и женщину. Та, опасливо переводя с одного на другого окруживших ее незнакомых людей свой испуганный взгляд, быстро крестясь, что-то шептала. Кое-как успокоив ее, спросили: что ее так напугало? Она ответила, что такую летающую махину она видит первый раз и решила, что это прилетела ее и детишкам погибель.

Спросили ее: кто кроме них проживает в этом хуторе еще? Она сказала, что кроме них троих здесь никого нет, и они вскоре должны уехать отсюда в город, в какой — она ответить не смогла. Лишь сообщила, что «в городу» работает ее муж, и он вскоре должен их туда увезти.

С ребятишками контакт был установлен гораздо быстрее. Они с нескрываемым любопытством осматривали со всех сторон вертолет — такую диковину они и впрямь видели впервые.

— Ну, а полететь на вертолете не хотели бы? Не побоитесь?

— Не-е, не побоимся, — ответил бойко тот, что был постарше. Нам нужно было послать вертолет в Заволжск и привезти сюда секретаря райкома КПСС, и мы попросили летчиков прокатить ребятишек, ведь это будет для них впечатление на всю жизнь, старшему пареньку сказали: «Видишь поляну у реки? — это километрах в двух отсюда. — Вот мы пойдем туда, а ты подскажи летчику, чтобы он приземлился там».

— Ладно, подскажем — весело ответил малец и быстро вбежал по лесенке в вертолет и оттуда, протянув руку, крикнул младшему:

— Ванька, давай сюда, не боись!

Кто-то из нашей компании подхватил мальца и передал на руки борттехнику. Взревевшую женщину кое-как успокоили, чтобы она не волновалась — вернутся ее ребятишки целыми и невредимыми.

Вертолет взмыл вверх и взял курс на Заволжск, а мы отправились на то место, где нам предстояло соорудить скважину.

Лужайка эта размером с футбольное поле примыкала к небольшой речушке. Там, за речкой, с востока и юга поднимались покрытые лесом холмы, с севера подступала девственная тайга. В общем, место для проведения наших работ самое подходящее.

С прилетевшим секретарем райкома КПСС согласовали наши планы на будущее. Установили, что в радиусе семи километров поселения отсутствуют и сельскохозяйственные работы не производятся. Проживающая на хуторе женщина с двумя ребятишками к концу лета должна уехать к мужу в Заволжск.

Ну, а ребятишки с неописуемой радостью рассказывали о своем полете над местами, которые они исходили своими ножками и вдоль и поперек.

— Не страшно было летать? — спросили их.

— Не-е. Во как здорово! — ответили разом оба, показав большой палец.

И когда мы улетали с этих мест, ребятишки долго стояли на том же месте и махали нам своими ручонками. Бедные дети, как мало уделено им внимания в «развитом» социализме. Не совсем ведь этот хутор в дикой глубинке расположен, а вертолет для них оказался невиданной диковинкой.

В Заволжском райкоме еще раз подробно поговорили о планах и сроках работ, о мероприятиях по безопасности, о порядке доставки в эти края техники и эвакуации обратно, о возможных последствиях наших работ.

После всего этого предстоял перелет в Иваново и доклад о принятых решениях секретарю обкома КПСС А. Н. Смирнову. А назавтра поездом вся наша рекогносцировочная группа возвратилась в Москву. После доклада о результатах рекогносцировки на совещании у министра Б. П. Славского было принято решение: рекомендации рекогносцировочной комиссии утвердить и немедленно приступить к бурению скважин сразу на всех четырех площадках. ПромНИИпроекту срочно уточнить проекты согласно рекогносцировочному обследованию. Все 4 взрыва провести в течение лета 1971 года. Для этого: КБ АТО заказать изготовление четырех ядерных зарядов, подготовить соответствующую технику и рабочие бригады для осуществления подготовительных и заключительных операций, связанных с производством подземных ядерных взрывов. Спецгеофизике Мингео подготовить необходимый комплект измерительной аппаратуры и укомплектовать экспедицию соответствующими специалистами для обеспечения обслуживания аппаратуры и проведения измерений.

В начале апреля 1971 года на совещании у министра Б. П. Славского рассмотрена готовность к проведению серии подземных ядерных взрывов на трассе Решма — Воркута с целью сейсмического зондирования. Представителем Ухтинского объединения «Нефтегазразведка» доложено о полном обустройстве площадок в районах железнодорожных станций Хановей и Лемью и о проходках скважин до проектных отметок. На других двух площадках в районах станции Кивер и города Заволжского полным ходом проводятся буровые работы, прокладываются кабельные коммуникации, а жилые поселки будут обустроены, когда освободятся балки на первых двух площадках. Представителем спецгеофизики доложено, что комплект аппаратуры для регистрации сейсмических волн подготовлен в достаточном количестве, чтобы расставить его на трассе протяженностью в 2000 км.

Из доклада представителя КБ АТО следовало, что 4 спец-заряда конструкторской разработки ВНИИЭФ серийным заводом изготовлены. Для транспортировки, хранения и сборки спецзаряда специальные автомашины на шасси высокой проходимости УРАЛ-375 находятся в полной боевой готовности, аппаратура управления подрывом, смонтированная в таких же автомашинах, также находится в полной готовности. Скомплектованы две рабочие бригады специалистов по подготовке спецзарядов и производству их подрыва.

На совещании принято решение: первую работу провести в районе железнодорожной станции Хановей, вторую — в районе станции Лемью. Первую экспедицию с комплектом техники и оборудования отправить железнодорожным эшелоном в середине апреля, вторую — в первых числах мая. В каждый комплект техники, кроме специальных автомашин, входили контрольно-стендовое оборудование для снаряжения и сборки спецзарядов, технологическая очистка, инструмент, расходные материалы, а также дозиметрическая аппаратура, автокран и автомашина оперативной связи ГАЗ-69.

Вся эта техника только что вернулась с работ на трассе Пе-чоро-Колвинского канала, где в сложных климатических условиях морозной зимы и многокилометровых перегонов показала хорошую и надежную работоспособность. Тщательная ревизия кузовного оборудования, аппаратурных и технологических комплексов не выявила каких-либо отклонений от требований конструкторской и эксплуатационной документации.

Личный состав КБ АТО, прошедший полную теоретическую подготовку и стажировку на Семипалатинском полигоне и на трассе Печоро-Колвинского канала, предстоящие работы впервые проводит самостоятельно. Поэтому председателем Государственной комиссии и руководителем рабочих бригад на первых двух объектах приказом по Минсредмашу и Мингео СССР назначен Виктор Иванович Жучихин (автор этих строк).

Членами Государственной комиссии и руководителями геофизических измерений назначены Улубек Гафарович Кух-мазов — старейший геологоразведчик и Евгений Александрович Попов.

Для осуществления авторского надзора за исполнением буровых и монтажных работ, а также осуществления измерений сейсмического воздействия ядерного взрыва в ближней зоне и контроля над радиационной обстановкой после взрыва в комиссию включены представители ПромНИИпроекта В. И. Кли-шин, В. И. Мусинов и А. П. Коренков.

Первый железнодорожный эшелон с техникой, оборудованием и материалами, а также с личным составом экспедиции КБ АТО и ПромНИИпроекта отправлен до станции Ха-новей во второй половине апреля.

Через двое суток эшелон благополучно прибыл по назначению.

В день отправления эшелона в Подмосковье стояла теплая весенняя погода. В Хановее стояла зима в полном разгаре — мороз -20 °C. Тундра — ровная, как стол, сверкала белизной снежного покрова. Светило яркое солнце, но тепло его лучей совершенно не ощущалось.

Разгрузка техники и всего имущества заняла около 4 часов, затем автоколонна двинулась своим ходом к месту назначения по хорошо накатанной зимней дороге по ровной заснеженной тундре. Все овраги и балки, которые нам виделись в бесчисленном множестве во время прошлогодней рекогносцировки, засыпаны вровень с холмами таким прочно утрамбованным снегом, что тяжелые автомашины шли спокойно, не проваливаясь. Эта дорога всю зиму использовалась буровиками и монтажниками.

Техническая позиция, огороженная сплошным забором из колючей проволоки, и жилой городок, состоящий из передвижных балков, соединенных друг с другом дощатыми тротуарами, были в полной готовности. На полную мощь работала столовая.

Передвижная дизель-электростанция обеспечивала электроэнергией для освещения и отопления жилых помещений. С технической позиции до скважины протянулся ряд опор, на которых были смонтированы кабельные линии связи, электрообеспечения и управления подрывом спецзаряда.

Расстановка техники на технической позиции в порядке, предусмотренном проектом, заняла немного времени. Расселение личного состава произведено по заранее расписанному порядку.

Отличное настроение у всех членов экспедиции, обусловленное готовностью к работе всего хозяйства и хорошей погодой, ярким солнцем и легким для этих мест морозцем, было омрачено, как только мы добрались до боевой позиции и узнали, что проходка скважины до заданной отметки еще не закончена и на это потребуется, по прикидкам, не менее двух недель, так как последние 50 метров пришлись на пласт песчаника очень большой твердости. Приходилось очень часто менять буровой инструмент и скорость проходки не превышает 1,5–2 м в сутки.

На наш возмущенный вопрос: зачем же нас так рано вызвали? — ответили: вот-вот начнется весна, а таяние снегов в здешних краях проходит очень бурно, с огромными разливами талых вод по бесчисленным балкам и тундра на две-три недели становится совершенно непроходимой ни для пешеходов, ни, тем более, для автомобилей.

По тому, как шли буровые работы, рассчитывалось закончить скважину к нашему приезду, но совершенно неожиданно попался пласт песчаника, не значившийся в имеющихся геологических картах.

Вроде бы все логично: лучше здесь пробыть липших пару недель, чем потом не попасть в эти края в течение месяца. А в то время, пока идут буровые работы, спокойно произвести монтаж и тщательное опробование систем управления подрывом.

Бортовая аппаратура автоматики подрыва, как и сам спецзаряд, — разработки ВНИИЭФ, с которой нам, кроме как на макете, работать еще не приходилось. Снятие ступеней предохранения и выдача боевых команд в этой автоматике осуществлялась многократным изменением полярности постоянного тока, подаваемого по двухжильному кабелю с командного пункта на входные поляризованные реле. При этом входные коммутационные реле, интегрируя число произведенных переключений полярности, распределяют сигналы на включение рабочих блоков системы инициирования КД заряда.

Такая система управления блоком инициирования, как позже нам удалось разобраться, обладает весьма низкой надежностью, не защищена от электромагнитных наводок в кабельных линиях (не говоря уже от умышленного вмешательства), не допускает останова подачи сигналов управления, то есть в случае вынужденного временного снятия напряжения в линии управления, система сразу возвращается в исходное положение (с чем мы и столкнулись в первом же эксперименте, здесь, на Хановейской площадке). В дополнение ко всему, эта система не позволяла управлять ею радиорелейной системой «Гранит».

Сам же заряд, построенный по классической схеме с использованием плутония, имеет фиксированную мощность взрыва, ограниченную эквивалентом в 2,5 кт ТНТ, имеет слишком большие габариты силового корпуса (диаметр 420 мм), что значительно удорожает изготовление скважины, и имеет ограниченный диапазон эксплуатационных температур (+5 — +40 °C).

Использовался этот заряд в силу своей на тот период времени относительной дешевизны, за неимением себе по этому параметру конкурента, и только лишь для целей сейсмического зондирования.

По расчетам специалистов ПромНИИпроекта для этого заряда глубина заложения в 400 метров обеспечивает полную радиационную безопасность. Но в этой же серии работ по сейсмическому зондированию убедились, что это не совсем так: 400 метров глубины достаточно в тех местах, где зона свободного водообмена в грунтах находится выше 400 метров, если же она ниже — возможен выход на поверхность загрязненной радиоактивностью воды. Во избежание этого, заложение центра взрыва должно быть ниже. Но бурение скважины (диаметром 450 мм) глубже 400 метров прогрессивно ведет и к трудностям проходки скважины и удорожанию работ.

Начиная с 1973 года, все последующие годы для всех работ в народнохозяйственных целях применялся только плутониевый заряд разработки ВНИИП в силовом корпусе диаметром 260 мм. Впервые этот заряд применен для сооружения коллектора подземного захоронения вредных отходов Стерлитамакского СЦК (о чем рассказано выше). Со всеми недостатками плутониевого заряда разработки ВНИИЭФ нам приходилось сталкиваться почти в каждой работе, что представляло массу волнений и дополнительных хлопот. Итак, для включения системы управления подрывом заряда в кабельную линию, установления рабочих режимов, проверки работоспособности всех элементов системы в автономном режиме и в комплексе и для проведения частных репетиций времени было предостаточно. Дело облегчало еще то, что светлый день здесь, в заполярной тундре, длился уже 20 часов.

Ожидаемая в скором времени весенняя распутица все же торопила с окончанием всех пусконаладочных работ. А пока стоят морозы и по утрамбованному снегу, как по хорошему шоссе, можно свободно передвигаться в любых направлениях, необходимо проложить телефонную линию до станции Хановей, чтобы иметь возможность выходить на связь с Воркутинскими властями. Для связи с Москвой была предусмотрена радиостанция, с помощью которой надежно обеспечивалась возможность обмена информацией в зашифрованном виде через министерство с любой организацией.

На пятый день нашего пребывания на месте работ на станцию Хановей прибыл специальный поезд со спецзарядом, перегрузка которого из специального багажного вагона в машину хранения и перевозки проведена согласно разработанной технологии без каких-либо осложнений. Перевозка заряда до технической позиции также не вызвала осложнений. На технической позиции заряд был извлечен из контейнера и перегружен на сборочный стенд другой машины, в которой будут производиться все операции, вплоть до приведения в боевое положение.

Последующая тщательная проверка всех узлов заряда и бортовой автоматики подрыва показала их хорошее состояние и соответствие конструкторской документации, а работоспособность бортовой автоматики подрыва — соответствие эксплуатационной документации.

В канун первомайских праздников все хозяйство для проведения подземного ядерного взрыва с целью сейсмического зондирования было полностью подготовлено: проведена полная проверка узлов заряда и работоспособности бортовой автоматики подрыва в комплексе с системой управления подрывом, опробованы системы связи и оповещения, приведены в полную готовность комплексы дозиметрического контроля и измерения сейсмического воздействия в ближней зоне. По всей трассе протяженностью в 2000 км группы спецгео-физики разместили измерительную аппаратуру. Но проходка скважины до проектной отметки еще не была закончена.

Первое мая 1971 года. После завтрака решено послушать репортаж о торжествах с Красной площади Москвы. Но не тут то было. Ни одним из имеющихся у нас радиоприемников так и не смогли уловить голос Москвы. «Обшарили» все частоты трех диапазонов — кроме каких-то иностранных голосов, и то постоянно пропадающих, ничего не могли услышать. Тогда решили воспользоваться специальным радиоприемником, с помощью которого «привязываем» наши работы к единому времени. И этот сверхчувствительный с автоматической избирательностью радиоприемник так и не смог уловить голос Москвы. С последней надеждой обратились к нашему радисту, который держит нас на связи с Москвой. Тот нам посоветовал, чтобы мы не «суетились» (так он высказался), тале как сегодня прохождения радиосигналов нет — где-то севернее нас полыхает сияние. В такие моменты выходить в эфир (это опять на его профессиональном языке) бесполезно, даже морзянкой не всегда удается пробиться. В этих краях, особенно зимой, бывает часто.

— Какая зима, первое мая же?!

— Это в Москве — первое мая. А здесь — посмотрите в окно, похоже на весну? Так что идите по домам и отдыхайте, а в 14.00 в столовой состоится праздничный «банкет» и показ самодеятельности геофизиков — так просветил нас бывалый в этих краях радист.

Действительно, женская половина экспедиции геофизиков, не один раз бывавшая в подобных ситуациях, то есть встречавшая праздники в забытых богом местах, приготовила шикарный праздничный обед и осчастливила всех нас изумительно веселым и остроумным представлением. Так что праздник Пер-вомая с весельем и смехом от души, с сольными и хоровыми песнями, с рассказами неимоверных историй и анекдотов прошел у нас незаметно до полуночи, когда заполярное солнце огромным багряным шаром медленно начало прятаться за горизонт, чтобы через пару часов вновь появиться.

Обнаруженное случайно сильное фединговое явление в эфире, заставило нас включить электронный хронометр и «привязать» его к сигналам единого времени, когда «прохождение» в эфире будет нормальным, и держать его постоянно, что называется, в боевой готовности. Это нужно для того, чтобы момент взрыва был строго увязан с единым временем, так же как и запуск измерительной сейсмической аппаратуры на трассе, и записываемый сигнал аппаратуры, контролирующей проведение ядерных взрывов, для тарировки этой аппаратуры.

Буквально после Первомайских праздников, числа 5–6 мая в тундре резко потеплело: подул легкий, теплый, южный ветерок, на небе — ни облачка, яркое солнце, светившее почти круглые сутки, начало заметно пригревать. Снежный покров тундры начал уплотняться и оседать и из ослепительно белого превращаться в серый. Ранее не видимые под снегом балки начали четко просматриваться, обозначаясь полноводными реками. Вскоре начали то тут, то там появляться проталины, заблестевшие на ярком солнце приятным зеленым цветом.

Тундра прекрасна и в этот весенний период. Появилось откуда-то бесчисленное множество куропаток. Видимо, они на лето меняют окраску с белого то ли на зеленый, то ли на коричневый. В общем, выглядели они по-павлиньему красивыми.

День Победы 9 мая, по всеобщему согласию, был признан непраздничным, так как закончена проходка скважины до проектной отметки и предстоит приемка ее с предварительным шаблонированием.

Шаблонирование скважины заключается в опускании макета до заданной отметки и выеме обратно, при этом посадки на всей длине скважины быть не должно. В качестве макета был использован отрезок трубы диаметром и длиной такими же, как и спецзаряд, с заделанными коническими торцами. Вес макета подогнан к весу спецзаряда загрузкой внутрь балласта.

При подъеме макета опускная колонна труб комплектуется в свечи по три трубы в каждой и устанавливается за палец. Через каждые три трубы на четвертой привариваются центраторы, которые предотвратят касание колонной обсадной трубы и стенки скважины на участке не обсаженном, во избежание пережатий кабелей управления подрывом.

Инклинометрические измерения не обсаженной части скважины и шаблонирование макетом показали, что скважина изготовлена с высоким качеством.

Таким образом, все подготовительные работы для опускания спецзаряда в скважину, герметизации ее цементным раствором и производства подземного взрыва закончены.

Результаты первого этапа работ доложены министру и запрошено разрешение на окончательное снаряжение спецзаряда и опускание его в скважину. На следующий день получено «добро» на выполнение заключительного этапа работ.

Проведенная генеральная проверка автоматики (ГПА) показала четкую работу системы управления подрывом заряда и бортовой автоматики. Снаряжение заряда и его сборка прошли без замечаний. Перевозка заряда к скважине и перегрузка его вместе со сборочным стендом на роторную площадку буровой установки прошли также без особых осложнений, хотя оттаявшая почва вокруг буровой установки и превращенная тяжелыми колесными автомашинами и вездеходами в сплошное глинистое месиво полуметровой глубины создавала некоторые трудности. Чтобы ступить на буровую установку, требовалось подъезжать на вездеходе к ней вплотную. Не обошлось и без курьеза, насмешившего всех: один из сотрудников, решивший пройти по этой грязи пешком промежуток в 5 метров, отделявший деревянный настил для пешеходов от буровой установки, спрыгнув с настила, намертво завяз в этом грязном месиве выше колен и не мог из него вытащить ни одну ногу, словно приклеило его к этому месту. Пришлось выручать бедолагу с помощью автокрана, так как вездеходом к этому месту подойти было невозможно. Самого-то вызволили из грязевого плена, а резиновые болотные сапоги так и остались намертво завязшие.

Несмотря на такие вот осложнения, подвеска спецзаряда к опускной колонне и дальнейший спуск заряда в скважину прошли без осложнений.

После завески опускной колонны со спецзарядом с помощью элеватора на роторе буровой установки произведена закачка цементного раствора в скважину согласно проекту. Каких-либо осложнений при этом не возникло.

С целью проверки готовности всех служб к эксперименту и оптимальности разработанной технологии их взаимодействия, а также готовности аппаратурных комплексов управления и измерения параметров ядерного взрыва, Государственная комиссия назначает проведение генеральной репетиции.

Пока проводились пусконаладочные работы на технической позиции, пока готовилась измерительная аппаратура и заканчивалось бурение скважины, четыре группы геофизиков вели расстановку сейсморегистрирующей аппаратуры на всей трассе протяженностью в 2000 километров. Расстановка аппаратуры закончилась к моменту готовности скважины. В ГР группы геофизиков лишь проверяли радиосвязь с командным пунктом.

Генеральная репетиция, назначенная на определенный день и час, прошла без отклонений от технологического процесса. Все службы со своими задачами справились, взаимодействие было четким.

По результатам ГР Государственная комиссия на своем заседании принимает решение через двое суток произвести ядер-ный взрыв, о чем докладывает министру и получает разрешение. Первая самостоятельная работа нового коллектива, созданного для промышленного производства ядерных взрывов в мирных целях, и первый взрыв с целью сейсмического зондирования земной коры, словно по закону подлости, прошел, мягко говоря, не очень гладко — как говорят, первый блин — комом.

Назначенный день и час взрыва оказались весьма неудачными: небо было закрыто плотными облаками, моросил мелкий нудный дождь, видимость — не более 200 метров, а по высоте и того меньше, в дополнение ко всему — очень велик фединг радиоволн — прохождение их было очень слабым даже при включенном на всю мощь усилителе. Хоть и очень слабая была видимость, все же позволила прилететь вертолету из Воркуты с гостями — первым секретарем ГК КПСС и начальником отдела КГБ. Этим вертолетом и воспользовалась наша режимная служба для облета территории вокруг скважины с целью установления отсутствия невзначай забредших в этот район путников, хотя при такой плохой видимости сомнительно было что-то разглядеть, да и одолевали опасения, как бы не потеряться вертолету в такой почти непроглядной тьме. Но летчики нас уверили, что такая погода им не помеха.

Но не прошло и 15 минут после вылета вертолета, как на нашу голову свалился такой туман, что буквально в десяти метрах трудно было различить телеграфный столб. Как поступит экипаж в такой ситуации, и как нам дальше поступать, ведь радиосвязи с бортом у нас установлено не было, как-то не подумали об этом, хотя и средства были? Если вертолет не сможет вернуться на КП, эксперимент необходимо отменить.

Наконец, по шуму мотора услышали приближение вертолета со стороны скважины — он шел на высоте не более 10 метров прямо по столбам линии связи и увидели его буквально в 30 метрах, когда он лихо отойдя немного в сторону, приземлился прямо у ограды технической позиции.

Пережив несколько волнительных минут за судьбу экипажа и двух пассажиров, спросили пилотов: как же в такой непроглядной тьме сумели прилететь куда надо? Молодые ребята-летчики бодро ответили, что им в таких ситуациях приходилось бывать довольно часто, потому привыкли. Сначала нашли в тумане вышку буровой установки, потом, кружась вокруг нее и опускаясь ниже, увидели столбы и, ориентируясь по ним, прилетели на КП. При этом борттехник лежал на полу между пилотами, следил за наземными ориентирами и давал команду на действия пилотов. Так и долетели. Но увидеть что-нибудь на земле в районе буровой установки так и не смогли. От трех геофизических групп получили радиосообщение, что измерительная аппаратура на трассе включена в дежурный режим. От руководителей четвертой группы сообщений не поступало.

Обсудив все обстоятельства и доклады руководителей всех служб о готовности, Государственная комиссия принимает решение произвести взрыв в назначенное время. Подписывается акт и дается команда на включение программного автомата и выдачу программы на подрыв спецзаряда.

За 20 секунд до «0», не получив донесение о включении четвертой группы приборов на трассе, руководитель сейсмических измерений Е. А. Попов попросил взрыв отменить.

Подана команда на остановку программного автомата, а буквально спустя несколько секунд получено радиосообщение, что четвертая группа приборов включена в ждущий режим.

Что делать?

Если взрыв все же можно произвести, то не позже 2 минут от запланированного момента, иначе может не хватить пленки для записи сигналов на первых трех участках, особенно в самых дальних пунктах.

При вынужденном дефиците времени, посовещавшись с операторами системы управления подрывом, приняли решение: включить программный автомат на выдачу команд не с нуля, а в продолжение частично уже выданным.

Программный автомат включен. Отсчитываются последние секунды. Затем — «ноль»… А взрыва нет. Автомат, выдав всю программу, останавливается. А взрыва так и не произошло. Сами не понимая происходящее, не смогли объяснить причину гостям.

Объявляется отбой для всех служб до особого распоряжения. Кабельные линии отключаются от соединительного щита и пломбируются. Площадка скважины сдается под охрану.

Так началась с неудачи первая наша самостоятельная работа. Затем, внимательно разобравшись в схеме бортовой автоматики подрыва, уяснили для себя (до чего не додумались ранее, а разработчики об этом не предупредили), что она не допускает снятие напряжения в линии в процессе выдачи команд даже на время порядка 20 миллисекунд, так как это ведет к сбросу всех команд, выданных до этого. Кроме того, в случае попадания в кабельную линию знакопеременной электронаводки амплитудой более 15 вольт, система автоматически выдаст весь набор команд и может произойти несанкционированный взрыв в незаданное программой время. Поскольку бортовая автоматика работает не от кодированных команд, а простыми, периодически меняющимися полярностью токовыми посылками, то злоумышленный взрыв можно произвести, включаясь в любой точке кабельной линии.

Так или иначе, но очередная попытка произвести подрыв замурованного в скважине заряда отодвигается на 10 дней, необходимых для перезарядки пленки и включения в ждущий режим сейсмоаппаратуры на всей трассе протяженностью 2000 км.

А весна наступала на тундру все яростней. Растаял почти весь снег, до самых горизонтов виделись сплошные разливы. Вся наша экспедиция ютилась на островке шириной в километр и длиной около трех километров, а кругом сплошная вода. Так мы оказались отрезанными от всего мира. В придачу ко всему, оборвалась телефонная связь, выходящая на станцию Хановей.

В такой сплошной разлив талых вод по всей тундре начался массовый переход оленей и диких, и «домашних» с юга на север. Мимо нашей позиции в течение трех суток проходили и проплывали нескончаемые стада оленей — и взрослых, и совсем маленьких. И не одни олени шли сплошным потоком, вместе с ними двигались и оленеводы с навьюченным на нарты, запряженные тремя-четырьмя оленями, скарбом. Как они форсируют водные преграды — уму непостижимо.

На третий день, когда оборвалась телефонная связь, послали связиста на тракторе проверить телефонную линию. Вскоре тракторист и связист вернулись без трактора, мокрые и продрогшие. Так и не выяснив состояние телефонной линии, неудачники в ближайшей балке провалились со своим трактором в снег, залитый сверху водой. Глубина балки оказалась приличной, так что от трактора на поверхности воды осталась видной лишь часть выхлопной трубы. Сами же неудачники еле выбрались вплавь на сушу.

Посланные затем на вездеходе ГТС связисты, на шестом километре обнаружили полуживого оленя с намотанным на рогах огромным клубком телефонного провода, свободный конец которого прочно держал оленя на привязи. Порванный телефонный провод вновь соединили и связь была восстановлена. Попавшего по своей глупости в крепкие путы оленя погрузили на вездеход и привезли на позицию.

Пытаясь освободиться от неведомо каким образом намотавшегося на рога клубка провода, олень сломал несколько ветвей когда-то красивых рогов и обломки свисали на окровавленной коже. Бедное животное мелко дрожало, жалостно смотря на окруживших его людей.

Кто-то сказал: «Нужна срочная медпомощь! Хирурга сюда!»

Скучающий без дела, наш экспедиционный хирург с большим удовольствием взялся за привычное ему дело: произвели обезболивание кровоточащих ран, ножовкой отпилили остро торчащие остатки рогов, обрезали излишки кожи, зашили обнаженные места костных тканей и тщательно забинтовали. Затем накормили проголодавшуюся животину.

Такое гуманное обхождение оленю, видимо, понравилось, и он уже не уходил никуда от медпункта, подавая изредка свой голос, как бы прося еды. Каждый непременно приносил ему что-нибудь съестное с обеденного стола.

А когда после работы снялись всей экспедицией и двинулись автоколонной на станцию Хановей, наш прижившийся олень бежал, не отставая, сбоку колонны. Стоял рядом с железнодорожными платформами, пока шла погрузка техники. Попытки отогнать его в тундру успеха не возымели — всякий раз он возвращался и протяжным мычанием выпрашивал чего-нибудь съестного. А когда эшелон тронулся, он долго бежал рядом с пассажирским вагоном. Куда он, оставшись в одиночестве, делся?

Пока стояла зима, с водой для пищи и личных потребностей проблемы не было: кругом белеет снег неимоверной чистоты в огромном количестве, нагребай в любую посуду, грей, кипяти и пользуйся без ограничения. Правда, казавшийся чистейшим снег содержал изрядное количество угольной пыли, долетавшей сюда из труб Воркутинской ТЭЦ.

С таянием снега, который стремительно исчезал прямо на глазах, с водой стало хуже. Поначалу с ведром ходили в ближайшую балку, превратившуюся поначалу в солидную речку, затем воспользовались водовозкой, которой нас снабдили буровики. Вода из речек была хоть и без угольной пыли, но не такой чистоты, как талый снег.

А солнце теперь вовсе перестало прятаться за горизонт. Огромным багряным шаром оно в течение трех часов ползло по горизонту, излучая раздражающий, через все проникающий красный свет.

Не занавесишь окна своего жилища плотным светонепроницаемым покрывалом — спать было невозможно.

И так, в заботах и хлопотах пробежали еще 10 суток. Геофизические бригады сообщили о готовности сейсморегистрирующей аппаратуры к работе на всей протяженности профиля. На заседании Государственной комиссии подробнейшим образом было обсуждено состояние готовности всех служб и заслушаны результаты анализа причин, приведших к отказу в срабатывании заряда и к задержке включения сей-смоизмерительной аппаратуры. Приняв к сведению информацию о проведенных мероприятиях, исключающих повторение происшедшего, решено было произвести взрыв без проведения генеральной репетиции.

О принятом решении доложили в министерство. В ответ получили разрешение на производство взрыва.

В назначенный день (а стоял конец мая), словно в награду за все пережитые неудачи и волнения, установилась прекрасная теплая солнечная погода. Правда, понятие «теплая погода в тундре» — это совсем не то, что в Подмосковье: температура воздуха +5—+6 °C, но ярко светящее солнце уже приятно греет, не то что зимой: «светит и не греет». А тундра к этому времени почти полностью освободилась от снега, балки — от талых вод, возвышенности просохли, и кое-где на мховом ковре расцвели какие-то экзотические цветы. Тундра стала еще краше.

Опозорившись перед гостями, на сей раз решили их не приглашать. Первая неудача оставила тягостный осадок в душе каждого члена экспедиции, поэтому анализ причин произошедшего и мероприятия по недопущению повторения подобного были проведены тщательнейшим образом. Каждый чувствовал себя виноватым и ждал оргвыводов. Но этого сделано не было. Зачем нагнетать обстановку? Каждый отчетливо представлял значимость выполняемых им работ. Зачем напоминать лишний раз об этом. Не в строгостях заключен успех, а в понимании важности и сложности дела, порученного каждому. А ошибки, хоть они в нашем деле недопустимы, кто от них застрахован? Лишь тот, кто ничего не делает.

В назначенный день, вместе с хорошей погодой была и хорошая проходимость радиоволн в эфире — об этом доложил нам довольный радист.

За полчаса до «Ч» все службы доложили о полной готовности к работе своих хозяйств. Руководители всех четырех участков геофизического профиля доложили о хорошей радиосвязи и получили подтверждение о включении регистрирующей аппаратуры на запись сигналов и о времени «Ч».

Председатель Государственной комиссии утверждает акт на производство взрыва.

Вертолет с представителями службы безопасности направляется на последний облет территории, прилегающей к эпицентру. За 20 минут до «Ч» выдается команда на включение программного автомата и выдачу программы на взрыв спецзаряда.

Часы обратного хода и служба оповещения напоминают об оставшихся минутах и секундах до взрыва.

Осталось 5 минут, а вертолета, отправленного на облет территории вокруг эпицентра, все нет и нет. Неужели опять что-то произошло, и взрыв придется вновь откладывать. Наконец, когда осталось всего три минуты, вертолет появился и приземлился рядом с КП. Смотрим, кроме представителей службы безопасности и экипажа, из вертолета вылезает полураздетый, босой, весь промокший, дрожащий от холода и испуга незнакомый человек.

Быстро упрятав полураздетого человека в балок к солдатам охраны, все вновь сконцентрировали свое внимание на основном делеу.

За 5 минут руководители всех четырех участков геофизического профиля доложили о включении сейсмической аппаратуры на запись сигналов.

Служба оповещения регулярно докладывала о прохождении команд на снятие ступеней предохранения, о получении сигналов обратного контроля, о включении узлов бортовой автоматики подрыва и о секундах, оставшихся до взрыва.

Все замерли в ожидании: что-то будет?!

И, спустя какое-то мгновение, увидели, как подпрыгнула буровая вышка, словно ветерок пробежал по тундре, приглаживая мох, затем под ногами земля, подпрыгнув, начала монотонно раскачиваться. А спустя несколько секунд раздался оглушительный грохот, долгое время переливавшийся эхом по необъятным просторам тундры. Потом все стихло. Свершилось то, к чему так долго и с такими трудностями и сбоями стремились.

Никаких пылевых облаков с земли на этот раз не поднималось, слишком влажной была почва, а нетронутая ее часть надежно покрыта густым мхом. Лишь грязевая жижа в колеях, наезженных тяжелой техникой, мелкой дрожью рябила довольно длительное время — впервые наблюдали такое явление.

Придя в себя после большого напряжения, выяснили у режимной службы, откуда привезли незнакомого босяка. А произошло вот что: облетев окрестности и не заметив ничего живого поблизости и совершая последний круг вокруг буровой установки, заметили, как из трубы одного балка буровой вахты валит густой дым. Кто же оставил горящую печь вопреки запрету? Решили приземлиться и загасить огонь в печи. Но когда вошли в балок, увидели полуголого незнакомца, который развесив свои мокрые доспехи вокруг пылающей печи, сушил их и сам обогревался. Не дав ему опомниться, схватили его полуголого и силой втолкнули в вертолет, предварительно залив огонь в печи.

Этим незнакомцем, как выяснилось, оказался геолог, идущий на станцию Хановей от своего лагеря, расположенного километрах в 20 западнее нашей позиции, о котором Ворку-тинское геологическое управление нас не поставило в известность. Ориентиром этого путника служила вышка нашей буровой установки. Достигнув ориентира и форсируя речушку, преграждавшую дальнейший путь, путник в ней основательно выкупался и решил в одном пустующем балке обсушиться и обогреться, благо дровами заботливые буровики запаслись впрок. Но вовремя был обнаружен по дыму из печной трубы и вызволен в безопасное место. В противном случае, ему не избежать бы физических травм, тем более психических потрясений, и не известно, чем бы для него все это кончилось.

При обследовании техники и жилых балков вблизи эпицентра взрыва установлено, что каких-либо заметных разрушений бурового оборудования и его обустройств не обнаружено, но жилые балки ударной волной были поломаны основательно и к восстановлению для дальнейшего использования вряд ли пригодны.

По данным дозиметрического контроля ни в первые минуты после взрыва, ни в последующие часы радиоактивных проявлений не было обнаружено ни на устье самой скважины, ни вокруг нее на различных расстояниях.

Связавшись по телефону со службой гражданской обороны города Воркуты, получили информацию о том, что до города дошла очень слабая сейсмическая волна, на которую несведущие жители не обратили внимания. Взрывные работы на шахтах и в карьерах вокруг Воркуты ведутся довольно часто, и всеми ощущаются и слышатся, поэтому сейсмическому возмущению от нашего взрыва никто не придал никакого значения. А на жилых и производственных зданиях такие слабые возмущения никак не сказались.

На станции Хановей никаких последствий сейсмического воздействия взрыва не замечено, даже водонапорная башня, которую начальник станции молил нас развалить, и та стояла, как ни в чем не бывало. Но колебания почвы жители, которых на время взрыва выводили из помещений, ощущали отчетливо. Спустя сутки дозиметрическая служба не обнаружила никаких радиоактивных проявлений. Значит, проектные решения по обеспечению камуфлетности взрыва выбраны правильно.

По предварительным данным сейсморегистрирующая аппаратура в большинстве своем сработала нормально, была получена необходимая информация, которая сразу передана для обработки.

После доклада министру о результатах первого эксперимента по сейсмозондированию земной коры Государственная комиссия принимает решение о закрытии работ на данном участке, демонтаже и эвакуации бурового оборудования и жилого комплекса, свертывании всего хозяйства в походное положение и перебазировании его своим ходом до станции Хановей, где предстоит загрузка техники на железнодорожные платформы, своевременно заказанные, и отправка эшелона домой. Личный состав экспедиции должен отбыть до Москвы скорым поездом Воркута — Москва в свободном вагоне, о котором позаботились заранее.

Тундра к этому времени полностью просохла, балки полностью обезводились. Встречавшиеся на нашем пути до станции Хановей две из них глубиной 3–4 метра и шириной 8—10 метров были сплошь заросшими какими-то стелющимися кустарниками, на ветках которых уже пробивались зеленые липкие листочки. Зимой этих балок мы не заметили, так как они были до краев засыпаны плотным снегом, почему и тундра казалась ровной, как стол.

В первой из балок мы увидели брошенный трактор, тот, который утонул в разлив, когда горе-телефонисты искали обрыв в телефонном проводе. Вода сошла, балка просохла, а брошенный трактор так и стоял, одиноко ржавея, никому не нужный. Вот что значит государственная собственность, то есть ничья.

Почвенный слой тундры, покрытый сплошным мхом, как ковром, составляет толщиной 20–30 см, а под ним сплошной покров каменной гальки. После прохождения нашей колонны тяжелых автомашин образовалась глубокая колея, заполненная жижей из грязи и мха. Эта рана, видимо, останется незаживаемой на многие, многие годы.

На станцию техника дошла без приключений, оперативно установлена на платформы и закреплена в походное положение. Сопровождающие эшелон и охрана разместились в классном вагоне, входящем в состав эшелона, который без задержки двинулся на Москву.

На другой день все члены Государственной комиссии (10 человек) вертолетом отправились на следующую площадку в район железнодорожной станции Лемью. Словно в наказание, нам выделили вертолет МИ-4. Эту технику с полным основанием можно назвать орудием пытки: неимоверный грохот двигателя, усиливающийся вибрацией всех конструкций вертолета, выдержать в течение трех с лишним часов стоит многих сил и нервных напряжений. После такой оглушительной нагрузки каждый из нас приходил в себя в течение двух суток.

Кратковременная посадка на аэродроме в Печоре для дозаправки горючим только ухудшила самочувствие каждого: после грохота — вдруг, абсолютная тишина (обычные земные шумы уже воспринимать невозможно) — и снова невообразимый грохот. Но, слава богу, путешествие наше закончилось благополучно: мы приземлились на территории бывшего концлагеря «врагов народа» генеральского ранга, вблизи буровой установки, где ожидал автобус, который перевез нас в жилой поселок, расположенный в тайге в двух километрах от скважины. О какой-либо работе в этот день не могло быть и речи: каждый был измотан перелетом до предела.

На заседании Государственной комиссии была рассмотрена готовность всех служб к проведению эксперимента.

Скважина находилась в полной готовности: инклиномет-рические измерения, шаблонирование макетом имели положительные результаты: отклонений от проекта не имелось. Опускная колонна труб была скомплектована и установлена. Материальное обеспечение и техника для опускных работ и последующего цементирования скважины были в полной готовности.

Проверка состояния узлов спецзаряда после транспортировки, комплектации и проверка работоспособности бортовой аппаратуры подрыва показала полное соответствие конструкторской и эксплуатационной документации.

Система управления подрывом полностью смонтирована, проверена на работоспособность в частных репетициях и показала полную готовность к проведению эксперимента. Службы безопасности, дозиметрического контроля и сейсмических измерений в ближней зоне также приведены в полную готовность. На геофизическом профиле полным ходом производились перезарядка регистрирующей аппаратуры и взведение ее в ждущий режим.

В перерыве между неудавшейся первой попыткой подрыва и состоявшимся взрывом на хановейском участке мне, как председателю Госкомиссии, и нескольким ее членам представилась возможность на пару дней приехать сюда для ознакомления с ходом подготовительных работ этой второй экспедиции, руководителем которой в последний раз был назначен В. П. Ахапкин. Здесь в условиях полной самостоятельности он в очередной раз показал свою невыдержанность, приведшую к сердечному приступу, чем создал массу хлопот и переживаний своим подчиненным и медицинскому персоналу.

От станции Хановей до станции Лемью и обратно мы добирались скорым поездом Воркута — Москва. И что нас каждый раз поражало и возмущало — это отсутствие билетов в купейные и спальные вагоны. Продавались билеты лишь в общие вагоны, которые каждый раз были набиты так плотно, как бывает в подмосковных электричках в часы «пик». Но купейные и мягкие спальные вагоны шли абсолютно пустыми. Почему же не продаются билеты в эти пустые вагоны на станциях? Мизерная доплата проводнику и мы вольготно устраивались в пустом вагоне и отдыхали в полном смысле этого слова под мерный стук колес.

После ознакомления с технической документацией о готовности всех служб к эксперименту, производя осмотр боевой площадки, мы обнаружили метрах в 50 от боевой скважины так называемую разведочную скважину, обсаженную стальной трубой диаметром 120 мм, пробуренную на глубину закладки спецзаряда 400 метров. Эта скважина бурилась по заданию научно-исследовательской лаборатории ПромНИИпроекта, как нам объяснили, с целью установления пластовых водоносных горизонтов и определения зоны свободного водообмена.

Во избежание выброса радиоактивных продуктов взрыва я настаивал эту скважину зацементировать по всей ее длине. Но представитель науки В. И. Мусинов категорически возражал против этого, показывая программу своих исследований и ссылаясь на проект, утвержденный директором О. J1. Кед-ровским и согласованный с соответствующими службами безопасности. Как ни странно, требование В. И. Мусинова было поддержано представителем измерительной службы Ю. А. Из-раэля — Забродским. Как нам объяснили, эта скважина нужна для исследований состава и концентрации радионуклидов и их дальнейшей миграции.

После детального ознакомления со степенью готовности всех служб к проведению эксперимента и доверительного разбора всех нюансов, имевших место на хановейской площадке, со всеми членами экспедиции пришли к выводу, что готовность к проведению эксперимента техники и личного состава высокая. Генеральная проверка автоматики (ГПА) показала четкую работу всех узлов системы управления подрывом, включая и бортовую аппаратуру подрыва, аппаратуры контрольных измерений параметров взрыва, системы связи и оповещения.

Результаты ГПА и готовность к выполнению заключительного этапа эксперимента доложены министру и одновременно запрошено разрешение на опускание спецзаряда в скважину.

На следующий день получено «добро».

Снаряжение заряда, его окончательная сборка, транспортировка и перегрузка на роторную площадку буровой установки, подсоединение к опускной колонне и само опускание в скважину до заданной отметки прошло без каких-либо осложнений, без отклонений от требований конструкторской и эксплуатационной документации.

После завески опускной колонны с помощью элеватора на роторе буровой установки произведена заливка скважины цементным раствором.

По завершении цементирования скважины сделан запрос на разрешение производства взрыва спецзаряда, исходя из результатов генеральной репетиции и результатов лабораторных исследований цементного камня, герметизирующего скважину. Положительный ответ получен без задержки. ГР прошла при четком взаимодействии всех служб. Лишь небольшие осложнения возникали с вертолетом службы безопасности как в ГР, так и в эксперименте, из-за того, что вблизи технической позиции и командного пункта не было площадки для его приземления. Все наши передвижные приборные сооружения и жилые домики-балки размещались между деревьями нетронутой тайги (так уж порешили: не наносить ущерба природе своим присутствием).

Место посадки вертолета для облета перед взрывом прилегающей территории представителями службы безопасности установлено на территории бывшего концлагеря, куда эти представители доставлялись с технической позиции автомобилем ГАЗ-69 и после облета — обратно. Вертолет же после облета на время взрыва перелетал к станции Лемью и приземлялся на территории разрушенного «болгарского» поселка. Связь экипажа вертолета с КП поддерживалась постоянно по радио.

К исходу третьих суток после цементирования скважины с геофизического профиля получено донесение руководителей всех четырех групп, что все приборные комплексы перезаряжены и включены в ждущий режим.

Лабораторные испытания цементного камня показали, что прочность цементной забивки превышает 100 кг/м². Государственная комиссия принимает решение произвести взрыв спецзаряда завтра в 10.00 утра.

Далее все шло по отлаженному расписанию. К 9.30 все службы доложили о готовности к работе. Председатель Государственной комиссии утвердил акт на производство взрыва и дал команду оператору включить программный автомат.

За 10 минут до «Ч» возвратился представитель службы безопасности и доложил о результатах облета территории в радиусе пяти километров вокруг эпицентра. После чего была дана команда на выдачу программы на подрыв заряда.

Оставались томительные минуты ожидания каждый раз чего-то неповторимого.

За пять минут с геофизического профиля всеми четырьмя руководителями групп доложено о полном включении сейсморегистрирующей аппаратуры.

Неугомонные экспериментаторы установили на разных предметах сосуды с водой, какие-то свои придуманные отметчики сейсмических колебаний. Служба оповещения доложила об оставшихся минутах, а затем и секундах.

На командный пункт поступили доклады о выданных с автомата сигналов управления и о получении данных обратного контроля снятия ступеней предохранения, включения агрегатов бортовой аппаратуры подрыва и, наконец, сигнал «О».

За сплошной стеной тайги не видно было, что там произошло в эпицентре, но спустя пару секунд на технической позиции все ощутили резкий и сильный толчок в ноги, а затем продолжительное колебание почвы под ногами. После донесся оглушительной силы раскатистый грохот.

Все предметы в балках попадали со своих мест, столы и стулья передвинулись в разных направлениях. Стаканы и графины с водой попадали и побились. По внешнему ощущению сейсмический эффект здесь был во много крат сильнее, чем на Хановейской площадке. Причиной тому, как нам подсказал в дальнейшем опыт, — сильное обводнение подземных пластов на неглубоких уровнях.

Спустя 15 минут после взрыва служба дозиметрического контроля доложила по телефону об отсутствии выбросов газообразных радиоактивных продуктов и выброса большого количества радиоактивной воды из трубы так называемой разведочной скважины, а в 800 метрах от эпицентра, метрах в 20 от дороги-лежневки, ведущей от технической позиции к эпицентру, действует мощный водяной фонтан. Это что-то новое в нашей практике. Решено было немедля поехать туда. И действительно, на полпути к эпицентру, невдалеке от дороги мы увидели огромный фонтан чистейшей, как слеза, и очень холодной воды: из образовавшейся между сосен трещины из-под земли взметнулся столб воды диаметром 10–12 см, в высоту — более 4 м и красивым веером-зонтом опускавшийся на землю. Вокруг фонтана образовался водоем диаметром более 100 метров, вода из которого ручьем шириной метров 5 бурно стекала в речку-приток реки Лемью, которая разделяла нас с территорией бывшего концлагеря. Мостик через эту речку был разрушен сейсмической волной, так что добираться до буровой установки пришлось вброд.

Площадка вокруг эпицентра была основательно промочена водой, будто прошел неимоверной силы дождевой ливень, — это вода, выброшенная из разведочной скважины.

Приехавшие сюда дозиметристы спустя 10 минут после взрыва наблюдали, как из скважины бил такой же мощный фонтан, как и на полпути сюда, но к нашему приезду из трубы выливалось незначительное количество воды. Вода эта была заражена радиоактивностью, в какой степени и какими радионуклидами — должен был показать анализ, а пока фон радиоактивный в воздухе составлял 120 миллирентген в час. Какая радиоактивность и в каком количестве вылилась в речку, так и не удалось нам выяснить в течение многих месяцев спустя — все осталось в секретных отчетах ведомств Ю. А. Израэля и О. Л. Кедровского.

Несмотря на сильный сейсмический эффект в ближней зоне, разрушений на буровой установке отмечено не было — сказались положительно мероприятия по уменьшению сейсмических последствий для оборудования буровой установки, рекомендованные нашими специалистами-механиками.

На обратном пути к технической позиции была взята проба воды из все бушующего фонтана. Вода оказалась совершенно чистой, пригодной для питья, правда, воспользоваться ею никто не решился. Для житейских нужд у нас стояла заполненная про запас автоцистерна.

После проявления пленок с приборов, регистрировавших различные явления подземного ядерного взрыва, и анализа полученных результатов состоялось заключительное заседание Государственной комиссии, на которой кроме положительных итогов отмечены и тщательно проанализированы имевшие место трудности, упущения, вынужденные отклонения от утвержденной документации. По всем обсужденным вопросам и полученным результатам было обстоятельно доложено шифрограммой министру. После всего этого по традиции был объявлен торжественный обед, а заодно и ужин, после которых весь личный состав экспедиции занялся укладыванием всего хозяйства в походное состояние.

К 24.00 все было упаковано, уложено, и автоколонна техники, снявшись с уже обжитого места, двинулась к станции Лемью, где на тупиковом пути стояли заранее заказанные железнодорожные платформы.

Перед тем, как тронуться в путь, последний раз глянули на впервые увиденное чудо — водяной фонтан. Он так же выбрасывал большое количество воды, но высота его была уже чуть более метра: сколько же вылилось из недр земли воды за 14 часов и сколько еще выльется? Какая сила заставила воду вырваться фонтаном из подземных глубин?

Погрузка техники заняла около пяти часов и осложнений никаких не вызвала. А утром вызванный из Печоры локомотив покатил наш эшелон в сторону Москвы. С этим эшелоном отправились классным вагоном лишь охрана, да сопровождающая эшелон бригада.

Л через пару часов оставшийся личный состав экспедиции, удобно разместившись в совершенно пустом купейном вагоне скорого поезда Воркута — Москва, благополучно отправился до дому, догоняя ушедший вперед эшелон.

Через двое суток были уже в родных краях. Стояла теплая летняя погода, благоухающая зелень Подмосковья вызывала у всех неимоверную радость жизни. Хотелось петь во весь голос.

За два с небольшим месяца мы проводили две зимы, проводили две весны и встретились с летом.

Все трудности — позади. Благополучный и результативный исход наших мучений, близость дома, встреча с родными и близкими радовала каждого «бродягу по необходимости».

Вновь созданный для больших дел коллектив с успехом сдал экзамен на выполнение еще более сложных задач.

Впереди будет много трудностей, ошибок и огорчений. Но все одолимо и поправимо, коли коллектив «спаялся» и закалился в трудностях.

Итак, первый этап самостоятельной работы коллектива КБ ЛТО, созданного для промышленного производства ядерных взрывов в мирных целях сейсмического зондирования земной коры на трассе Решма — Воркута, закончился успешно, хотя и с большими трудностями и некоторыми сбоями. Работа на этой трассе носила условное кодовое название «Глобус».

В рамках «Глобуса» предстояло произвести четыре подземных ядерных взрыва. Вторую половину этих работ решено было также провести двумя самостоятельными экспедициями. Поскольку удобных транспортных связей между третьей и четвертой площадками не было. Обсудив все аспекты предстоящих работ в министерстве, решено было создать две самостоятельные Государственные комиссии.

Работы на этих двух площадках решили провести так же, как и на первом этапе, со сдвигом по времени в две недели.

Для демонтажа и перебазирования бытовых комплексов и кабельных коммуникаций с «отработанных» площадок на новые и обустройства их потребуется не менее двух месяцев, поэтому второй этап работ был запланирован на сентябрь 1971 года.

Транспортировку подвижной техники, спецзаряда и личного состава экспедиции на третью площадку решено было осуществить железнодорожным эшелоном до станции Кивер и далее — по лесной дороге своим ходом до места назначения.

Переброску техники и личного состава экспедиции на четвертую площадку было соблазнительно осуществить своим ходом, поскольку до самой паромной переправы через Волгу возле Решмы действовала хорошая автомагистраль через города: Владимир, Суздаль, Иваново и Кинешму, протяженность которой не превышала 500 км. Опыт передвижения автоколонной была приобретен в январе — марте этого же года на трассе Печоро-Колвинского канала.

С целью определения оптимальности или возможности этого варианта решено было осуществить автопробег одной спецмашины УРАЛ-375 в сопровождении ГАЗ-69. В случае возможности перебазирования техники своим ходом значительно экономились материальные и временные затраты.

Этот пробег преследовал еще одну цель: проверить на месте ход обустройства площадки и монтажа кабельных коммуникаций, степень готовности скважины и установить срок готовности всего комплекса к проведению заключительного этапа работ.

Что касалось качества шоссейных дорог, то оно каких-либо сомнений или опасений не вызывало: до Владимира — прекрасная двухполосная бетонированная автострада Москва — Горький. В объезд Владимира до поворота на Иваново было проложено объездное шоссе с хорошим асфальтовым покрытием, но очень узкое, допускающее однорядное движение без обгонов на всем его протяжении и очень загруженное автотранспортом. Несмотря на ранний час по Горьковской магистрали шел огромный почти сплошной поток автомобилей, а на объезде Владимира создавались постоянные пробки из-за того, что развязки пересекающих магистраль дорог недальновидными проектировщиками не запланированы многоуровневыми. При движении большой автоколонны, в случае вынужденной остановки из-за каких-либо неполадок движение на этом участке могло быть закрыто наглухо. Далее до Иваново проходило узкое шоссе с однорядным движением, с хорошим асфальтовым покрытием. Опасности создания пробок на этом участке пути были маловероятны в связи с незначительным потоком автотранспорта, наличия съезда с проезжей части на широкую обочину или просто в поле (чего нет на объездной дороге во Владимире). Встречающийся на пути крупный населенный пункт Суздаль был расположен на некотором удалении от магистрали, так что затруднений в движении на этом участке быть не должно.

Хуже обстояло дело с выездом на шоссе направлением на Кинешму. Этот участок дороги проходил хоть и по окраинам Иваново, но был очень загружен городским транспортом и имел несколько регулируемых перекрестков, так что этот участок дороги для автоколонны оказывался, пожалуй, самым трудным.

До Кинешмы через Вичугу также шло одностороннее шоссе, но мало загруженное автотранспортом. С окраины Кинешмы дорога пролегала вдоль Волги до Решмы такая же узкая, с хорошим асфальтовым покрытием и мало загруженная. Перед Решмой, километра за два имелось ответвление дороги на хороший дебаркадер паромной переправы.

На другом берегу Волги на окраине села Жажелево был обустроен такой же солидной грузоподъемности дебаркадер, но дорога без твердого покрытия с него шла с крутым подъемом на высокий волжский берег. В дождливую погоду этот небольшой участок дороги, видимо, вызывал у шоферов множество волнений и ругательств в адрес местных властей.

Переправа работала в течение всего светлого дня с интервалом в 1 час.

От села Жажелево до самой площадки имелась грунтовая дорога протяженностью 15–17 км. На ней отсутствовали овражистые и болотистые участки — опасные в ненастную погоду. Для нашей вездеходной техники эта дорога опасностей не представляла.

Наш автопробег, начавшийся в подмосковных Мытищах в 5 часов утра, закончился переправой через Волгу уже в вечерних сумерках. Остановка на обед и часовой отдых, не считая четырех вынужденных из-за неполадок в двигателе УРАЛа-375, была лишь единожды, за Суздалем, на берегу речки Нерлы.

С наступлением темноты двигаться дальше в неизвестное было рискованно, да и усталость после многочасовой езды давала о себе знать, поэтому решено было на окраине села Жажелево, у самой кромки великой русской реки организовать ночевку. Купание в Волге, обильный импровизированный ужин, темная тихая звездная ночь — все это быстро сняло усталость.

Тихая бесконечная гладь волжской воды с отражающимся в ней звездным небом, частые всплески рыбы, нарушающие зеркальную гладь воды, яркие языки пламени костра во тьме ночи — идиллия цыганской жизни — стала и нашим достоянием «бродяг по неволе». От умиления в такой идиллии природы и спать не хотелось.

После непродолжительного сна, утреннего купания в Волге и легкого завтрака — в путь.

На всем пути не было ни одного населенного пункта (это нами было отмечено и в прошлогодней рекогносцировке). Грунтовая дорога была хорошо накатана, встречавшиеся кое-где неровности сглажены бульдозером — надо полагать, дело рук буровиков.

Через 40 минут — мы уже у цели.

Из двух хуторских домов один подвергся варварскому разрушению и разграблению кем-то, другой, не тронутый, использовался, как жилье бригады геофизиков, которая в рядом стоящем сарае, устроив лабораторию, проводила проверку и наладку сейсморегистрирующей аппаратуры. Та женщина с двумя ребятишками в этом хуторе уже не проживала.

Балки для проживания экспедиции и кабели управления со второй площадки у станции Лемью еще не были доставлены, но площадки для сооружения жилгородка и для технической позиции были уже готовы, опоры для кабельных линий установлены.

Бурение скважины шло полным ходом, но для проходки ее до проектной отметки, по заявлению специалистов, требовался еще месяц. На наш вопрос: не встретятся ли твердые породы, которые все планируемые сроки могут значительно сдвинуть? — Ответили, что геология этого района хорошо известна и каких-либо неожиданностей не должно быть.

Из результатов автопробега следовал вывод, что переброска техники своим ходом в составе автоколонны нежелательна по следующим причинам:

— автомагистраль слишком перегружена транспортом, проходит через крупные города с интенсивным движением внутригородского транспорта — все это представляет повышенную опасность, тем более при наличии в составе автоколонны машины со спецзарядом;

— ходовая часть автомобилей УРАЛ-375 хотя и разработана и изготовлена для Минобороны, имеет низкую надежность, что в длительном пробеге автоколонной представляет повышенную опасность;

— протяженность пути следования не позволяет пройти дистанцию за 1 день, а для остановки на ночь в середине трассы нет необходимых для безопасности условий.

В нашем пробеге имели место четыре неисправности двигателя, на устранение которых ушло более двух часов времени. Ненадежно работает система герметизации пневматики колес: почти всю дорогу приходилось включать компрессор подкачки воздуха, что заставило, в конце концов, перекрыть краники, связывающие объем шин с воздухопроводом. Был и еще ряд мелких неисправностей, вынуждавших делать остановки. С подобными неполадками в этих автомобилях мы неоднократно сталкивались в перегонах от Соликамска до трассы Печоро-Колвинского канала. Наши претензии Миасскому автозаводу тогда остались безответными. Также не было никакой реакции со стороны соответствующих служб Минобороны.

Перед обратной дорогой, посовещавшись в своем узком кругу, решили отвергнуть вариант перегонки техники своим ходом и проработать следующий: железнодорожным эшелоном всю технику, личный состав экспедиции и охрану доставить до станции Кинешма, там же перегрузить всю технику и личный состав на самоходный паром, которым, вероятно, располагает Волжское пароходство, и этим паромом доставить до причала у села Жажелево. При этом расписание железнодорожных эшелонов составить таким образом, чтобы эшелон с техникой пришел одновременно с вагоном со спецзарядом на станцию Кинешма.

Этот вариант оказался самым оптимальным и легко осуществимым. С помощью представителя отдела КГБ Кинеш-мы все вопросы были решены быстро и положительно с руководством речного пароходства: есть у них и паром необходимой вместимости, есть и возможность доставки груза прямо к причалу у села Жажелево.

Этот вариант был основательно обсужден у нас в КБ и в министерстве и единодушно одобрен. Предстояло лишь нашему представителю согласовать заблаговременно сроки и порядок действий с железнодорожным и речным начальством Кинешмы.

Что касается готовности площадки к работе во второй половине сентября, — из утверждений буровиков и геофизиков и результатов наших обследований она сомнений не вызывала.

Обратный пробег прошел также благополучно, если не считать одну небольшую неисправность в двигателе УРАЛа-375, возникшую буквально вблизи Москвы. По времени происходило так: засветло паромом перебрались на правый берег Волги, короткое знакомство с довольно милым городком Решма, когда-то бывшим крупным купеческим центром, затем ночевка на берегу Волги, а утром — легкий завтрак и в путь. На решение транспортных проблем в Кинешме ушло чуть более двух часов, и дальше в дорогу. В том же месте, на берегу Нерли под Суздалью, — обед и часовой отдых. В 11-м часу ночи прибыли в свое родное КБ.

Для установления степени готовности к работе третьей площадки была откомандирована разведывательная группа, которая добиралась до станции Кивер поездом Москва — Воркута, где ее встретили представители геофизической партии.

Там степень готовности была более высокой: образован жилой городок, уже работала столовая, в полной готовности была техническая позиция, работала передвижная электростанция, производился монтаж кабельных линий. Бурение скважины подходило к концу. Осложнений при бурении не возникало. Комплект опускных труб был подготовлен. Завезен цемент в нужном количестве. По состоянию дел полная готовность площадки будет обеспечена через 10–15 дней.

Из доклада геофизиков следовало, что ревизия и настройка геофизической аппаратуры заканчивается и через неделю будет полностью готова для расстановки ее на профиле.

Как планировалось и следовало из результатов контрольных поездок наших представителей, обе площадки были полностью готовы к работе в первых числах сентября.

Согласно разработанной ранее технологии, первый подземный ядерный взрыв должен быть произведен на третьей площадке, второй — на четвертой. Соответственно, эшелон с техникой, личным составом экспедиций и охраной по описанным маршрутам и технологиям должны быть отправлены к месту работ со сдвигом в две недели.

Председателями Государственных комиссий и руководителями экспедиций были назначены Николай Алексеевич Ерохин и Валерий Михайлович Чесноков. Оба они имели к этому времени большой опыт испытательных работ на полигонах МО, хорошо знали ядерные устройства и технологию обращения с ними. Кроме того, оба они прошли стажировку в качестве заместителей председателя Госкомиссии в работах: первый — близ Хановея, второй — близ Лемью. После уточнения с руководством института Спецгеофизики Мингео СССР сроков полной готовности третьей и четвертой площадок для производства подземных ядерных взрывов с целью сейсмического зондирования земной коры на трассе Решма — Воркута (кодовое название «Глобус») и готовности аппаратурного комплекса сейсмических измерений, скомплектован состав экспедиций из представителей Мингео СССР, ПромНИИпроекта, Госкомприроды, третьего ГУ при Минздраве СССР и КБ ЛТО. В назначенные сроки сформированы два комплекта технологического оборудования и подвижной техники, заказаны железнодорожные эшелоны и по заранее разработанным маршрутам и мероприятиям безопасности отправлены к местам назначения.

Согласно планам и расписаниям, на места производства работ без каких-либо осложнений были доставлены вся техника, включая спецзаряды, и личный состав экспедиций.

Подготовительные работы, включающие в себя приемку скважины и проверку документации по обустройству площадок и по монтажным работам, проверку укомплектованности оборудованием и материалами, а также расстановку техники на технической позиции, проверку работоспособности приборных комплексов после транспортировки сборочного оборудования, проводились по апробированной в первых двух экспериментах на трассе технологии.

По тем же схемам и той же технологии проводились включения аппаратурных комплексов управления и физиз-мерений в кабельные линии и проверки их работоспособности в частных репетициях.

Спецзаряды после доставки их на технические позиции также подверглись тщательной проверке на соответствие конструкторской и эксплуатационной документации.

Проведение ГПА, опускание спецзаряда на проектную глубину, завеска спускных колонн на роторе буровых установок, последующее цементирование скважин, проведение ГР и, наконец, производство взрывов спецзарядов — все осуществлялось без отклонений от технологии, по которой проведены первые два взрыва.

Следует отметить, что в группах спецгеофизики качество сейсмоизмерений на сей раз было значительно выше — видимо, сказался приобретенный опыт, и успеху сопутствовали более благоприятные летние условия. Что касается обеспечения ка-муфлетности взрыва, то на третьей площадке оно было выполнено полностью: на поверхность не было выбросов ни газообразных радиоактивных продуктов, ни зараженных радиоактивностью грунтовых вод. На четвертой площадке вблизи боевой скважины имел место выброс грунтовых вод с небольшим содержанием радиоактивности. Результаты исследования этой радиоактивности для Государственной комиссии остались неизвестными: они вошли в закрытые отчеты Госкомприроды, 3-го ГУ Минздрава СССР и ПромНИИпроекта.

Негативных сейсмических последствий для строений на железнодоржной станции Кивер, в городе Заволжском и селе Жажелево от подземных ядерных взрывов не отмечено.

Подводя итог использования подземных ядерных взрывов с целью сейсмического зондирования земной коры, в первом же эксперименте можно смело констатировать большое преимущество в сравнении с использованием взрывов обычных химических ВВ:

1. Подземный ядерный взрыв с энерговыделением эквивалентным 2,5 кт ТНТ позволил произвести четкую запись отраженных сейсмоволн на расстоянии от центра взрыва более 2000 км, в то время как при взрыве химических ВВ запись возможна на расстоянии не большем чем 50 км.

2. Ударная волна, созданная ядерным взрывом, достигает основания фундамента и, отражаясь от его границы, четко регистрируется на земной поверхности. Впервые удалось изобразить профиль фундамента и наносных на нем пластов в разрезе протяженностью более 2000 км.

3. Применение ядерных взрывов позволило за период менее полутора лет (начиная от момента рекогносцировки, кончая демонтажем бурового оборудования и снятием регистрирующей аппаратуры) прозондировать профиль протяженностью более 2000 км.

Для сравнения: на зондирование профиля Симферополь — Иваново такой же протяженности, проходящего по обжитой местности, с помощью химических ВВ ушло 6 лет, причем разрешение зондирования было значительно худшим.

Первые эксперименты под кодовым названием «Глобус» на трассе показали, что для полного исключения выбросов радиоактивных веществ заглубление заряда должно быть ниже зоны свободного водообмена грунтовых вод. Для получения надежных результатов сейсмоизмерений на трассах протяженностью более 2000 км нужны ядерные заряда с энерговыделением более 2,5 кт ТНТ. Но это стало осуществимым с разработкой принципиально новой конструкции плутониевого заряда с термоядерным усилением, впервые примененного в 1973 году в районе совхоза «Стерлитамакский» Башкирской АССР.

Работы на трассе Печоро-Колвинского канала и на трассе с кодовым названием «Глобус» показали, что система автоматического управления подрывом и аппаратурным комплексом физизмерений «Гранит» для работ по мирной тематике, проходящих, как правило, в самых неблагоприятных климатических условиях и в труднодоступных районах, весьма неудобна в эксплуатации, малонадежна и требует больших усилий и профессионализма для обеспечения нормального ее функционирования.

Громоздкие, морально устаревшие аппаратурные комплексы физизмерений, разработанные в свое время для использования в полигонных условиях, так же, как и комплексы управления, показали свою малопригодность и низкую надежность в работах по мирной тематике.

Подводя итоги первого года работы по мирной тематике, невольно приходишь к выводу, что необходимы экстренные меры по разработке и изготовлению новых аппаратурных комплексов — более миниатюрных и транспортабельных, более простых в обслуживании и более надежных по работоспособности в самых неблагоприятных условиях, при климатических и механических воздействиях.

О разработке таких комплексов на базе КБ АТО не могло быть и речи из-за отсутствия своих специалистов нужного профиля, из-за неприспособленности к такого рода работам опытного производства и, главное, из-за негативного отношения руководства КБ АТО к этому направлению разработок, не совпадающему с основным его профилем. Значит, было нужно вести поиск разработчиков на стороне и устанавливать с ними договорные отношения, а также вести поиск уже разработанных и выпускаемых промышленностью приборов, без принципиальных переработок пригодных для наших целей. Опыт первого года работ показал также, что технологическое оборудование, разработанное и изготовленное у себя, требует коренной модернизации и усовершенствования. Но это соответствует профилю КБ АТО, и организация работ этого направления не встречала противодействия руководства, а конструкторские коллективы с большим желанием были готовы довести свои разработки до совершенства. В недостатках первых разработок конструктора имели возможность убедиться, участвуя в эксплуатации их в реальных условиях.