Подземные ядерные взрывы в мирных целях

Глава 1. Сейсмическое зондирование земной коры

Первая серия из четырех ядерных взрывов на трассе Решма — Воркута с целью сейсмического зондирования земной коры подтвердила не только преимущество их перед взрывами обычных химических ВВ для этих целей, но и правильность применяемых технических решений. При решении этой задачи выявился также ряд недостатков в организации мероприятий, направленных на полное исключение негативных последствий ядерных взрывов.

Анализ результатов первой серии сейсмического зондирования позволил сделать следующие выводы:

— трасса протяженностью более 2000 км была обследована за одно лето, в то время как с использованием химических ВВ потребовалось бы 6–7 лет;

— сильные ударные волны, создаваемые ядерным взрывом, позволили четко фиксировать границы наносных пластов грунта и фундамента земной коры, вплоть до его нижней границы — зоны Махоровича — на протяжении более 2000 км. Таких результатов с помощью взрывов химических ВВ получать не удавалось;

— разделение сейсморегистрирующего комплекса, размещаемого по всей трассе, на четыре самостоятельные группы со своей отдельной системой запуска в работу, оказалось оптимальным. Это облегчало обслуживание части трассы своей группой операторов и повышало надежность запуска аппаратуры с помощью радиосигналов, радиус прохождения которых не превышал 200–250 км, что особенно важно для северных районов, где фединговое явление бывает весьма значительным;

— выявлены дефекты и недоработки в аппаратуре сейсмического зондирования и в радиоаппаратуре запуска. Это потребовало проведения незамедлительного усовершенствования ненадежно работающих приборов;

— имевший место на двух объектах выход радиоактивных благородных газов и радиоактивной воды через открытую разведочную скважину, располагавшуюся по соседству с боевой, заставил нас в последующих работах разведочные скважины заглушать по всей длине, а центр взрыва размещать на глубине, обеспечивающей камуфлетность взрыва, и обязательно в пластах, не дающих большого газообразования при взрыве (песчаники, граниты, глины, соли), и ниже зоны свободного водообмена.

Принятые меры по устранению выявленных в первой серии ядерных взрывов недостатков привели в дальнейшем:

— к почти к безотказному срабатыванию сейсморегистрирующей аппаратуры и улучшению качества сейсмограмм;

— полному исключению радиоактивных выбросов.

Единственное, чего не удавалось никогда избежать — это сейсмических последствий для жилых строений близлежащих селений. Не имея точных сведений по геологии и не имея возможности установить степень износа жилых зданий в селениях, не представлялось возможным прогнозировать точно сейсмические последствия. Геофизические же исследования в разведочной скважине ничего не давали для сейсмического прогнозирования. Бывали парадоксальные случаи, когда в одном направлении от эпицентра взрыва, на расстоянии одного-двух километров сейсмические воздействия отмечаются весьма слабыми, зато в другом направлении, на расстоянии более десяти километров имеют место значительные разрушения кирпичных строений. Это объясняется тем, что по водоносным пластам сейсмическая волна распространяется без ослабления на большие расстояния. Но до закладки боевой скважины расположение возможных пластов не известно, а исследование их требовало больших затрат.

Поэтому при выборе места сооружения боевой скважины для закладки ядерного заряда принимались все меры, чтобы населенные пункты в радиусе 20 км по возможности отсутствовали.

Вторая серия подземных ядерных взрывов в Калмыцкой АССР восточнее столицы Элисты, в Уральской области в районе Александрова Гая, в Оренбургской области южнее города Бузулук и в районе города Актюбинск произведена с целью сейсмического зондирования. Этой серией взрывов предполагалось произвести зондирование на двух трассах: Бузулук — Элиста и Бузулук — Актюбинск. Главной задачей являлось определение глубины прикаспийской впадины, заполненной огромной толщей соляных отложений, под которыми возможны залежи нефти и газа.

Трасса Бузулук — Актюбинск. Цель: определить места возможного залегания нефти и газа и места возможных разломов фундамента.

Геология района Элисты, Уральского и Актюбинского районов не вызывала сомнений в обеспечении полной камуфлет-ности ядерных взрывов при размещении центра взрыва на глубине 400 метров.

В районе Элисты водоносные пласты залегают на небольших глубинах и под ними пролегают мощные глинистые и соляные пласты. В Уральском и Актюбинском регионах водоносных пластов практически не наблюдалось.

В Бузулукском районе водоносные пласты располагаются несколькими ярусами и зона свободного водообмена достигает почти 400 метров, ниже располагается мощный пласт песчаников — в него и предстояло заглубиться на 200 метров.

Бурение скважины диаметром 450 мм в песчаниках оказалось делом весьма сложным. Из-за большой твердости песчаных пород дело двигалось очень медленно. В придачу ко всему, скважина получалась не цилиндрической, а треугольной формы, и, чтобы в нее мог проходить без посадок шаблон диаметром 420 мм, после проходки буровым инструментом требовалось разбуривание скважины специально изготовленной фрезой. Надо отдать должное начальнику Бузулукской геологической экспедиции Обуховичу Геннадию Антоновичу и его специалистам за изобретательность и искусство в буровых работах. Со своей задачей они справились превосходно. Взрывы на трассе Бузулук — Элиста проводились последовательно двумя экспедициями в период с июня по август 1972 года. Все работы проходили по отработанной на трассе Решма — Воркута технологии и каких-либо осложнений не возникало. Места заложения зарядов выбраны в безлюдных степных районах, на безопасных расстояниях от населенных пунктов, где полностью отсутствует земледелие.

Скважины после опускания в них спецзарядов на заданную глубину по всей длине заливались цементным раствором. Взрывы осуществлялись на третьи сутки, когда цементный камень в скважине набирал прочность более 100 кг/см².

Каких-либо последствий подземных ядерных взрывов во всех трех районах не наблюдалось — камуфлетность обеспечивалась полная. Правда, в Калмыцкой степи, в районе Элисты, после взрыва наблюдалось точно такое же явление, как в районе железнодорожной станции Лемью — примерно в километре от эпицентра, в небольшой впадине на местности забил водяной фонтан. На высоту до трех метров, диаметром сантиметров пятнадцать, из подземелья выбрасывался столб воды, рассыпавшийся затем во все стороны красивейшим веером. Вода прозрачная, холодная. Фонтан этот бил более суток и за это время в степи образовалось приличное озеро — на радость местным овцеводам. Дозиметрический анализ, проводимый в течение нескольких суток после взрыва, показывал абсолютную чистоту выброшенной на поверхность грунтовой воды.

Ходом наших работ по подготовке и проведению подземного ядерного взрыва на земле Калмыкии постоянно интересовался 1-й секретарь обкома КПСС Городовиков (сын того самого Оки Ивановича Городовикова — соратника С. М. Буденного). При докладе о результатах проведенного взрыва он очень заинтересовался образованием фонтана грунтовых вод и не удержался от соблазна посмотреть на это чудо своими глазами. Увидев искусственно созданный водоем в безводной степи, он загорелся желанием такими же взрывами и в других местах соорудить водоемы. Мы ответили ему, что не везде есть условия, чтобы образовывались вот такие фонтаны, а что это за условия — нам неизвестно, поэтому повторение взрывов будет мало оправданным. Что в дальнейшем сталось с этим водоемом, продолжал ли он подпитываться грунтовой водой или с течением времени высох — нам это неизвестно. А со стороны организации ПромНИИпроект, по положению контролирующей последствия подземных ядерных взрывов в зоне эпицентра, интереса к явлению выброса грунтовых вод не возникло.

Два взрыва на трассе Бузулук — Актюбинск готовились одновременно двумя экспедициями в сентябре — октябре 1972 года и было решено произвести их в один день со сдвигом в один час.

Задержка на три недели от намеченного планом срока проведения взрывов была вызвана трудностями проходки бузу-лукской скважины.

Пока мы ожидали окончания буровых работ, получили сообщение о том, что в эпицентре взрыва под Александровым Гаем произошел обвал. Нас просили приехать, посмотреть и объяснить, что здесь происходит и что нужно предпринимать.

Срочно была организована бригада, вооружились дозиметрическими приборами и фильтрами для взятия пробы грунта, автомобилем направились в город Уральск. А дальше с представителями управления КГБ — на место происшествия самолетом АН-2.

Интересная картина предстала перед нами: вокруг эпицентра диаметром метров 50–60 поверхность грунта опустилась на 3–4 м, образовав по краям отвесные обрывы. Поверхность провалившегося грунта, слегка прогнувшись в центре, не имела ни трещин, ни провалов, целиком сохранился и травяной покров, лишь зацементированная обсадная труба скважины вылезла на полтора-два метра. Дозиметрический контроль краев провала и его центра (на обсадной трубе) не показал никаких радиоактивных проявлений. Не было обнаружено радиоактивности и в округе провала. Может быть, в момент опускания грунта и был выход радиоактивных газов, но наша аппаратура следов их нигде на обнаружила. Взятые на химана-лиз пробы грунта также не показали загрязненности радиоактивностью.

Подобные провалы после подземных ядерных взрывов дважды приходилось наблюдать во время испытаний ядерных устройств на площадке № 4 Семипалатинского полигона. Но там эти провалы образовывались сразу после взрыва и значительного поднятия поверхности грунта в зоне эпицентра.

В первом случае на Семипалатинском полигоне при поднятии грунта метров на 20–25 произошел прорыв газообразных продуктов и пыли, и после осаждения образовался кольцевой вал диаметром до полукилометра и высотой до десяти метров, причем с наружной стороны поверхность вала осталась неразрушенной — сохранился травяной и кустарниковый покров, сохранилась и наезженная автомобилями колея, а поверхность внутри вала опустилась, плавно понижаясь к центру, метров на тридцать от уровня его гребня, значительно деформировавшись.

Во втором случае, после поднятия на высоту 8—10 метров грунт опустился, образовав впадину диаметром 50 метров и глубиной 10 метров с плавным рельефом. В эту образовавшуюся впадину свободно можно было подъезжать на автомобиле с любой стороны к самой обсадной трубе скважины.

Здесь же, в Уральской области, во время взрыва поднятие грунта в эпицентре не превышало нескольких сантиметров. Ударная волна не причинила никаких поломок и деформаций буровой установке и всему оборудованию на ней. Никаких обвалов не наблюдалось и во время демонтажа установки. Обвал произошел спустя более месяца после взрыва и без очевидцев.

Этот случай убедил нас в том, что расчетную глубину заложения спецзаряда, обеспечивающую полную камуфлетность взрыва, допустимую для полигона, в наших работах необходимо увеличивать, как минимум, в полтора раза. Что и выполнялось неукоснительно в последующих работах.

Несколько слов о старинном городке Уральске (бывшем Яике) — столице уральского казачества. Расположился он на берегу реки Урал, воды которой когда-то зеркально чистые, сейчас ужасно загрязнены. Невольно удивляешься, стоя на берегу, как в ней могут обитать и размножаться рыбы осетровых пород? А здесь же эта рыба, как уверяли нас здешние старожилы, во время нереста кишмя кишит.

И поныне городок Уральск сохранил удивительно своеобразный старинный вид и состоит в основном из одноэтажных деревянных домов.

В центре города в целости и сохранности красовался изумительной архитектуры дом бывшего казачьего атамана, на против которого на другой стороне площади, где в былые времена собирался казачий круг, возвышалась огромная многоэтажная коробка здания обкома КПСС, портящая весь городской ансамбль. В резиденции казачьего атамана теперь размещался облисполком.

Неподалеку от центральной площади, на улице, идущей параллельно реке, стоял превосходной архитектуры православный храм, построенный в 1913 году на средства казаков в честь 300-летия царской династии Романовых. Этот причудливый храм был выложен из кирпича приятного светло-коричневого цвета с изумительно ровными зазорами между каждым кирпичом. Без штукатурки и покраски он смотрелся красочно, радуя глаз. Умели же строить и кирпич делать наши предки задолго до культурной и технической революций.

В начале улицы, идущей от атаманова дома к реке Урал, по обеим сторонам располагались каменные двухэтажные дома, принадлежавшие когда-то купцам и чиновному люду. В одном из таких домов теперь разместилось управление КГБ, а рядом с ним — городская гостиница. И в далекие времена в этом доме тоже была гостиница, и в ней когда-то останавливался Александр Сергеевич Пушкин, собирая материалы по «Истории Пугачевского бунта». В этой гостинице остановились и мы.

Не смогли мы установить, в каком номере проживал Александр Сергеевич, — все предано забвению. Лишь невзрачная табличка, по-видимому, еще дореволюционных времен, при входе в гостиницу напоминала о том, что здесь бывал А. С. Пушкин.

На этой же улице, недалеко от реки, находился второй православный храм, более древний и более запущенный. В нем размещен был невзрачно оформленный краеведческий музей.

На другой стороне этой улицы стоял рубленый из неимоверно толстых бревен дом-пятистенка, обозначенный вывеской: «Музей Емельяна Пугачева».

В доме этом в те времена проживал казак, красавица-дочь которого стала женой Емельяна — «амператора Петра III».

В одной из комнат этого древнего дома разместилась городская библиотека, в другой — музей. Библиотекарь — молодая симпатичная женщина, она же и директор музея, и гид, показала нам вторую половину дома, в которой хранятся, если верить ее словам, личные вещи жены Пугачева и домашняя утварь: массивная деревянная кровать с неимоверной высоты пуховой периной и огромными пуховыми подушками, бархатное покрывало, такой же, как и кровать, массивный стол, накрытый мастерски вышитой скатертью, такие же массивные, почерневшие от времени скамейки и табуретки. В углу — почерневшие образа с причудливой лампадой перед ними. В прихожей — умывальник, висящий над большим тазом на трех цепочках, как лампада, и расшитый причудливыми рисунками рушник. И таз, и умывальник — каспийского чугунного литья.

Город Уральск, бывший когда-то казацким, в сталинские времена отошел Казахстану, и все, что было связано с казачьим укладом и традициями, ушло, казалось, в небытие.

К великому удивлению, в те времена «великой дружбы народов» граница между Оренбургской и Уральской областями представляла не какую-то условную линию, а десятикилометровую «ничейную» зону, на которой никакие сельскохозяйственные работы не велись. А прекрасное асфальтированное шоссе в этой зоне прерывалось, и в дождливую погоду этот участок становился абсолютно непроходимым не только для транспорта, но и для пешехода. Ни та, ни другая сторона не желали привести в порядок этот участок дороги, хотя страдали и те, и другие в течение многих лет.

Но вернемся к рассказу о последних двух взрывах на трассе Бузулук — Актюбинск.

Наконец, бурение бузулукской скважины завершилось. Опускание и подъем шаблона на глубину 600 метров прошли без посадок.

Было решено: подготовку спецзарядов к «боевому» применению, опускание их на заданные глубины и цементирование скважин производить одновременно на обоих концах трассы.

Постоянный обмен информацией о ходе всех видов работ, о сроках проведения и результатах генеральной репетиции, о дне и часе производства взрывов осуществлялся с помощью шифрованной радиосвязи.

Решили с запросом в министерство на разрешение производства двух последовательных взрывов обратиться из бузулукской экспедиции, после получения его актюбинской экспедиции назначить день и час производства взрывов.

Возглавлял тогда актюбинскую экспедицию Валерий Михайлович Чесноков с коллективом офицеров военно-сборочной бригады (ВСБ). С осуществлением мероприятий по безопасности взрыва там дело обстояло весьма просто, так как местоположение боевой скважины было выбрано в степной местности, на очень большом расстоянии от населенных пунктов.

Для бузулукской экспедиции дело обстояло несколько сложнее. Местоположение боевой скважины было выбрано в десяти километрах юго-западнее совхоза «Первомайский», в заболоченной пойме небольшого ручейка, текущего на запад, — единственном в этом регионе месте, не занятом пахотными землями. В двух километрах к югу была расположена небольшая деревушка из двух десятков домов, весьма ветхих. Предварительное обследование строений этой деревушки указывало на то, что им могут быть нанесены серьезные повреждения в результате сейсмического воздействия. Поэтому были предусмотрены мероприятия по немедленному ремонту строений в случае разрушений: заготовлено соответствующее количество различных строительных материалов, подвезена необходимая техника и сформирован отряд строителей. Местные власти согласились с такими обстоятельствами, поскольку они видели в этом единственную возможность подновить умирающую деревушку. А для обеспечения безопасности население этой деревушки следует эвакуировать в совхоз «Первомайский».

Подготовка к «боевому» применению спецзарядов, опускание их в скважины на заданную глубину, цементирование скважин в обоих пунктах прошли по отработанной технологии без каких-либо замечаний. Радиосвязь надежно передавала ход событий с актюбинского пункта.

В назначенный день и час проведены генеральные репетиции, которые показали полную готовность всех служб и техники к работе по «боевому» расписанию. Группы сейсмических измерений доложили о полной готовности регистрирующей аппаратуры к работе по всей трассе в режиме двух включений по десять минут с интервалом в один час.

Через день, на 10 и 11 часов по московскому времени назначено производство взрывов по единой технологии и по утвержденному расписанию.

Оба взрыва были произведены в назначенные часы без каких-либо осложнений.

Последующая расшифровка записей аппаратуры физиз-мерений показала нормальное срабатывание обоих зарядов. Мощность взрывов соответствовала их номиналам.

Аппаратура сейсмических измерений на всей трассе сработала нормально.

В этом эксперименте мы впервые имели возможность наблюдать за работой регистратора сейсмических волн, который специально устанавливался вблизи эпицентра бузулукского взрыва. Ровно за минуту до 11 часов радиосигнал включил регистрирующий прибор и протяжку пленки. Спустя чуть более двух минут начали срабатывать датчики, фиксирующие приход отраженных волн на дневную поверхность земли, которые следовали одна за другой в течение трех — четырех минут.

Радиационная обстановка в эпицентре и вокруг него в обоих регионах как сразу после взрыва, так и спустя несколько часов и суток оставалась нормальной — выхода радиоактивности не наблюдалось.

Исследование результатов сейсмического воздействия в Бузулукском регионе дало неожиданный результат: в близлежащей деревушке, вызывавшей наибольшие опасения, никаких последствий сейсмического воздействия не обнаружено — не было отмечено не только разрушений печей, но и растрескивания штукатурки на печах были редкими. В совхозе «Первомайский» ощущались слабые толчки, которые не привели к каким-либо заметным повреждениям. Зато в селении, расположенном в 12 километрах в западном направлении, куда устремлялся протекающий мимо скважины ручеек, там, где не ожидалось каких-либо сейсмических последствий, толчок произошел весьма приличный, приведший к растрескиванию и осыпанию печных штукатурок в деревянных домах и к серьезным обвалам в двухэтажных кирпичных домах, построенных совсем недавно «шабашниками» с Кавказа (здание сельской школы и здание правления колхоза). На наше счастье в этот момент здания пустовали (был обеденный перерыв), иначе могли быть травмы. Такой «сюрприз», в общем-то, не вызвал паники у населения. Руководство колхоза предварительно нами было поставлено в известность о предстоящих взрывных работах и о возможных колебаниях земли при взрыве. Опасности, по нашему заверению, никакой не предвидилось. И вот — ошиблись в своих предположениях.

Такому неодинаковому распространению сейсмических волн в разных направлениях способствует, как отмечалось выше, различие в расположении обводненных пластов. Обводненность же пластов в разных направлениях от эпицентра, не проводя гидрогеологических исследований, экстраполяционным расчетом определить трудно, и, как видим, не исключены ошибки. Следовательно, мероприятия по сейсмической безопасности, связанные с эвакуацией людей из зданий, следует проводить в радиусе не менее 15 километров от эпицентра взрыва.

Несколько слов о техническом и социально-бытовом обеспечении экспедиций в Бузулукском и Актюбинском регионах.

Все работы, связанные с перевозкой, хранением и окончательной сборкой спецзаряда осуществлялись с помощью технологического оборудования, опробированного в подобных работах в прошедшем 1971 году (и ставшего уже стандартным), которое размещалось в унифицированных кузовах на шасси автомобилей УРАЛ-375. Радиорелейный комплекс управления подрывом спецзаряда «Гранит» и осциллографи-ческий комплекс физизмерений установлены там же. Комплекс дозиметрической аппаратуры установлен в специальном кузове автомашины УАЗ-462.

Доставка всей техники до железнодорожных станций Бузулук и Актюбинск осуществлялась специальными эшелонами, далее — своим ходом до места назначения.

Личный состав экспедиций проживал в передвижных вагончиках — балках, доставляемых и устанавливаемых на заранее выбранных местах Спецгеофизикой Мингео СССР. Хозяйственные службы Спецгеофизики организовывали и питание всей экспедиции. Раз в неделю был коллективный выезд в баню в Бузулук и Актюбинск.

Эвакуация техники после работы осуществлялась в обратном порядке тем же маршрутом.

Жилой городок бузулукской экспедиции размещался на месте когда-то жившей полнокровной жизнью деревушки, объявленной в свое время неперспективной, покинутой ее обитателями и дочиста разграбленной современными дикарями. Не изуродованными на месте этой деревушки остались лишь несколько деревьев да пара колодцев с очень вкусной водой. Этими колодцами мы и пользовались, проживая здесь в течение полутора месяцев.

По-соседству с бывшей деревушкой простиралась огромная балка — чудо природы, поросшая извилистыми, искореженными зимними ветрами, снегами и морозами тополями. Этот девственный лес казался каким-то сказочным миром.

Здесь же, по соседству с жилым городком, сооружена была техническая площадка площацью 20 х 20 метров, огороженная колючей проволокой. На этой площадке в специально оборудованной автомашине проводились хранение и окончательная сборка спецзаряда. На этой же машине спецзаряд отвозился к скважине. На площадке размещался и командный пункт управления экспериментом, отсюда же осуществлялся подрыв спецзаряда с помощью радиорелейной системы «Гранит».

Транспортировка личного состава до станций назначения и обратно осуществлялась пассажирским поездом, а далее до места работы и при выполнении подготовительных и заключительных операций — автобусами, входящими в состав технических средств КБ АТО.

Сейсмическое зондирование по трассе Инта — Тикси протяженностью более 4 тысяч километров проведено в период с июня по сентябрь 1975 года с целью определения мест возможного залегания нефти и газа в обширном заполярном регионе, включающем в себя северную часть Коми АССР, север Ямало-Ненецкого округа, Таймырский округ и северную часть Якутской АССР. С этой целью предполагалось провести пять подземных ядерных взрывов: в районе Инты, в районе поселка Тазовский, в районах городов Норильск, Хатанга и Тикси. Однако полное отсутствие транспортных коммуникаций в гористой местности создавало большие трудности с доставкой тяжелой буровой техники и с проходкой скважины в твердых породах, что заставило отказаться от взрыва в районе Хатанги и ограничиться лишь четырьмя.

В районе железнодорожной станции Инта условия проведения подземного ядерного взрыва ничем не отличались от тех, в которых был проведен первый взрыв с целью сейсмического зондирования в районе железнодорожной станции Хановей четыре года назад.

Здесь были использованы тот же спецзаряд, та же техника, та же технология. Буровые работы и опускание спецзаряда в скважину с последующим ее цементированием осуществлялись той же ухтинской экспедицией «Нефтегазразведка * под руководством главного инженера Артамонова.

Приобретенный опыт проведения подобных работ позволил и на сей раз без срывов плановых сроков и отклонений от технологического процесса доставить подвижную технику с технологическим оборудованием и спецзаряд к месту работы, развернуть аппаратурные комплексы управления подрывом и физизмерений и подготовить их к работе, произвести снаряжение и окончательную сборку спецзаряда и опустить его на заданную глубину в скважину.

Взрыв был произведен согласно плану в установленный срок. Заряд сработал без отклонений от нормы. Выхода радиоактивных продуктов не было зарегистрировано.

Геофизическая аппаратура на всем протяжении исследуемой трассы сработала нормально, получен материал, позволяющий определить геологическое строение земной коры на всем протяжении трассы.

Председателем Государственной комиссии на этом участке работал Валерий Михайлович Чесноков. Руководство геофизическими бригадами осуществил начальник Спецгеофи-зики Мингео СССР Николай Михайлович Чернышев.

Второй взрыв на этой заполярной трассе предстояло произвести в районе поселка Тазовский, куда с нашей подвижной техникой добраться не представлялось возможным. Здесь впервые проверили на практике способ доставки аппаратурных комплексов и всего технологического оборудования с помощью самолета и вертолета в специальных, разработанных для этих целей металлических контейнерах многоразового пользования.

Спецзаряд и кабели управления подрывом и физизмерений на специально разработанных металлических барабанах также транспортировались отдельным самолетом и вертолетом.

Маршрут доставки аппаратурного комплекса и технологического оборудования: с Внуковского аэродрома самолетом АН-12, спецзаряд с кабелями — также самолетом АН-12 с аэродрома завода-изготовителя до аэропорта Алыкель, что в 60 километрах западнее города Норильска, затем перегрузка на вертолеты — и до места назначения. Личный состав экспедиции доставлялся до аэропорта «Алыкель» рейсовым самолетом, далее — вертолетом до места назначения.

Аппаратурные комплексы, доставленные в упаковочной таре на место назначения, затем монтировались во временных дощатых домиках на специальных разборных стеллажах, разработанных для этих целей.

Изготовление сооружений — времянок и их расстановка на технической позиции осуществлялись Нижнеенисейской геологической экспедицией согласно проекту организации ПромНИИпроект, разработанному по ТЗ на основе данных рекогносцировочных обследований.

Бурение скважины и последующие работы, связанные с опусканием спецзаряда на заданную глубину и герметизацией скважины цементным раствором, осуществлялись также Нижнеенисейской геологической экспедицией.

Работы в таких недоступных никакому транспорту, кроме вертолета (исключая оленьи упряжки), местах, при отсутствии бытовых удобств, нами планировались с самого начала использования подземных ядерных взрывов в мирных целях.

Предполагалось также, что эти работы будут носить не единичный, а промышленный характер, поэтому и подготовка к ним велась основательно. Разрабатывались особые, пригодные для таких условий, технологии подготовки спецзарядов и осуществления их взрывов, порядок и средства транспортировки технологического оборудования и аппаратурных комплексов, способы транспортировки личного состава экспедиций.

Для проживания личного состава экспедиций проектом предусматривалась доставка заказчиком по зимникам или вертолетами балков в необходимом количестве. Заказчик также обеспечивал электроэнергией от передвижных электростанций и питанием.

В течение многих лет в различных регионах, удаленных от обжитых мест Заполярья и Западной Сибири, — всюду обеспечивались нормальные условия проживания и работы. Лишь одна фирма составила исключение — это Главтюменьгеоло-гия, возглавляемая А. С. Салмановым, поставившая своим безобразным отношением к проводимым работам на реке Сосьве близ города Игрима экспедицию на грань гибели, но об этом речь пойдет дальше.

Всюду основным средством жизнеобеспечения для нас была электрическая энергия, создаваемая подвижными электростанциями (ПЭС-100). От нормальной ее работы зависела в полной мере и жизнь личного состава и выполнение основной цели экспедиции. Наличие электроэнергии — это и тепло, и свет, и пища, это и работа всего технологического оборудования и приборного хозяйства. Это особое значение имеет в условиях тундры, когда еще властвуют морозы, и где других теплоносителей, кроме электричества, нет.

Надо отдать должное работникам Нижнеенисейской экспедиции, возглавляемой Валентином Васильевичем Тулейки-ным и главным инженером Сергеем Ивановичем Литвиновым, обеспечившим прекрасные условия для бесперебойной и результативной работы в заполярной тундре.

Доставка техники и личного состава, все подготовительные работы, связанные с монтажом и наладкой аппаратурных комплексов, с подготовкой спецзаряда, сам эксперимент и обратная эвакуация были обеспечены на самом высоком уровне.

Взрыв спецзаряда был произведен согласно разработанному плану, без каких-либо осложнений. Заряд сработал нормально. Выход радиоактивности отсутствовал.

Первый блин, как говорится, был совсем не комом.

Председателем Государственной комиссии в этой экспедиции был Николай Алексеевич Ерохин.

Третий подземный ядерный взрыв на заполярной трассе Инта — Тикси был произведен в 60 километрах восточнее города Норильска, на южном берегу красивейшего озера Лама.

Выбор этого места был обусловлен и решением другой задачи: созданием емкости для временного складирования аварийных запасов природного газа, потребляемого Норильским и Талнахским металлургическими производствами и их городскими службами. Такие два мощных горнодобывающих и перерабатывающих предприятия с солидными городскими хозяйствами снабжались газом и нефтепродуктами с порта Дудинка и левого берега Енисея по трубопроводам, проложенным по поверхности в тундре, и не имели хранилища резервного топлива нужного объема. Бывали случаи выхода из строя этих трубопроводов, и тогда ситуацию спасала только самоотверженность жителей Норильска.

На южном побережье озера Лама на глубине 800 метров залегает мощный соляной пласт. Ядерный взрыв в этом пласте образует сферическую полость объемом порядка 20 тысяч кубометров, в которую можно закачивать под большим давлением значительное количество газообразного горючего. Идея создания подземного газохранилища, причем экономно, с энтузиазмом была поддержана Норильскими властями (1-м секретарем ГК КПСС Борисом Михайловичем Благих, председателем горисполкома Юрием Михайловичем Смоловым) и руководством металлургического комбината (директором Борисом Ивановичем Колесниковым).

По сооружению подземных емкостей в соляных отложениях с помощью ядерных взрывов и по их эксплуатации мы уже имели хороший результат в Оренбургской области, поэтому в положительном решении этого вопроса для Норильска мы не сомневались, а Норильские власти, в свою очередь, заверили нас в быстром строительстве трубопровода.

О самом городе в Заполярье, на вечной мерзлоте — Норильске приходилось много слышать хорошего из разных источников, в том числе из скупых рассказов начальника здешнего лагеря для «врагов народа» Аврамия Павловича Завеня-гина, которого считаю основателем Норильска.

Самолет Аэрофлота доставил нас до аэропорта «Алыкель», что расположен почти на полпути от Дудинки до Норильска. Аэропорт с городом связывает лишь железная дорога. Автомобильный транспорт между этими двумя пунктами не ходит, так как шоссейная дорога, которая строится уже многие годы, до сих пор еще не закончена.

Электропоезда ходят с очень малой скоростью и очень редко (всего шесть поездов в сутки); 60 километров пути поезд идет около трех часов, и ожидать его прихода пришлось примерно столько же. Поэтому, когда мы, наконец, добрались до гостиницы, расположенной на центральной площади города Норильска, была уже глубокая ночь. Хотя в этот сезон (начало августа) темное время здесь длится не более двух часов, наше прибытие пришлось как раз на этот промежуток времени. Поэтому сразу увидеть город и оценить его не представлялось возможным, да и усталость, вызванная продолжительным путешествием, не располагала к осмотру норильских достопримечательностей.

Это удалось восполнить лишь на следующий день.

Из окна гостиничного номера открывался вид на очень широкий проспект протяженностью, пожалуй, более двух километров. На круглой площади справа и слева от начала проспекта возвышались два одинаковых, как бы огибающих площадь, очень красивых жилых дома, на первых этажах которых разместились большие магазины: в одном — гастроном, в другом — универмаг. Направо и налево вдоль проспекта шли интересной архитектуры многоэтажные жилые дома, не похожие друг на друга, красивые рестораны, кафе-закусочные (чайные, пельменные, шашлычные и прочие). Поразил своей красочностью спортивный комплекс с плавательным бассейном. Комплекс этот разместился метрах в двухстах от проспекта, где размещался красивый сквер. Жилые дома по сторонам проспекта следовали длинной изломанной линией, создавая как бы лабиринт. Как нам пояснили, сделано это умышленно, чтобы обеспечить защиту жителей этих домов от зимних ветров.

В дневное время все рестораны работают как столовые, и их почему-то мало кто посещает. В вечернее время они заполняются. Что удивляло — и на улицах, и в магазинах, и в ресторанах люди ведут себя исключительно вежливо. Особенно приветливы к приезжим, которых они, по каким-то им известным признакам, различали среди своих сограждан: в магазинах приглашали пройти без очереди, продавцы старались предложить товар получше. В ресторанах приглашали к столику в удобном месте зала и сразу предлагали лучшие фирменные блюда. Все это после московской сутолоки казалось нам странным.

Удивительно, за многие дни пребывания в Норильске мы ни разу не увидели на его улицах ни одного пьяного, хотя питейные заведения здесь располагались на каждом шагу.

При встрече с городскими властями, которую организовал нам начальник городского отдела КГБ Михаил Кириллович Вахменин, в конфиденциальной беседе мы рассказали о целях задуманного эксперимента (в общих чертах о предстоящей работе они были уведомлены через постановление ЦК КПСС и Совмина СССР) с подземным ядерным взрывом в районе озера Лама: о его возможных последствиях, о том, что после взрыва в соляном пласте останется полость солидных размеров — емкость для хранения резерва жидкого или газообразного топлива.

Состоялся интересный разговор об Лврамии Павловиче Завенягине — создателе крупного горно-добывающего и перерабатывающего производства и, по сути, города Норильска. Хотя никто из городских руководителей не был лично знаком с Аврамием Павловичем, о делах его и о его личных качествах рассказывали они с подробностями и хорошо его характеризовали. Мы же рассказали им о своих личных встречах и о совместной работе, когда Аврамий Павлович курировал нашу отрасль и был ее первым министром.

Зная о том, что А. П. Завенягин был начальником лагеря, мы тогда, в конце 40-х — начале 50-х годов, удивлялись: как такой добрый и отзывчивый человек мог быть лагерным начальником? И вот спустя более четверти века мы вновь услышали лестные отзывы об этом человеке и от норильских старожилов, и от бывших «врагов народа», и от добровольно прибывших сюда на работу геологов, горняков и металлургов. Кстати, очень много бывших заключенных и после отбывания срока, и после реабилитации остались в здешнем суровом крае доживать свой век.

Встреча с городским руководством закончилась одобрением наших работ и обещанием оказывать нам помощь в решении проблем, которые могут возникнуть. Для оперативности к нашим работам были подключены второй секретарь ГК КПСС Юрий Павлович Селезнев и от КГБ Владимир Алексеевич Дрыгин.

Итак, после беглого знакомства с городом Норильском, его жителями и достопримечательностями нам предстоял перелет вертолетом на место предстоящей работы.

Путь лежал от гостиницы по прекрасному асфальтированному шоссе до поселка Валек, раскинувшегося по берегу реки Норилки в 14 километрах на юг от Норильска. Здесь когда-то был городской аэродром, теперь он стал непригодным для крупных лайнеров, но зато весьма приемлемым для вертолетов.

Вертолет в заполярной тундре стал незаменимым средством передвижения.

Отсюда, с Валька, вертолетом МИ-8 наша бригада взяла курс на восток, на берег озера Лама.

Озеро Лама, вытянувшееся с запада на восток на 80 километров, соседствует с не менее величественным озером Глубокое. Соединены эти два озера небольшой протокой. Из озера Глубокое вытекает река с таким же названием, впадая в реку Норилку, создает водную транспортную магистраль, по которой катерами на нашу рабочую площадку регулярно доставлялось все необходимое для ведения буровых работ и жизнеобеспечения экспедиции. Каждые субботу и воскресенье приходили два прогулочных катера, которые привозили горняков и металлургов Норильска на отдых.

Озеро Лама с трех сторон окружено грядой красивейших гор километровой высоты. С севера и запада горы крутыми склонами подступают к самой кромке прозрачной, как стекло, воды озера. С юга горы отступают от озера километров на пять. Между горной грядой и озером природой создана обширная равнина протяженностью 10–12 километров с небольшим подъемом в сторону гор. Равнина эта покрыта причудливым лесом — здесь растут и лиственница, и кедр, и среднерусская береза, и рябина, и какие-то диковинные кустарники. Лес этот изобилует грибами и ягодами.

Здесь, на этой равнине, в двух километрах от озера и было решено пробурить скважину до соляного пласта и в нем произвести ядерный взрыв, чтобы решить сразу две задачи: произвести сейсмическое зондирование земной коры на огромном протяжении заполярной тундры и одновременно создать емкость для хранения жидкого или газообразного топлива.

Посадочная площадка для вертолетов размером 20 х 20 метров, на которой мы приземлились, была в двадцати метрах от кромки озера и возвышалась метров на б—6.

От вертолетной площадки вдоль берега у самой кромки воды выстроились в ряд полтора десятка балков — жилой городок для экспедиции. Чуть подальше и повыше от воды выстроились так же в ряд пять огромных армейских палаток, в которых разместились склады, столовая и импровизированный клуб.

От той же вертолетной площадки вглубь леса прорублена была просека, по которой шла дорога на буровую площадку. Рядом с буровой площадкой вырублена огромная поляна размером примерно 50 х 200 метров.

— Зачем же погублено столько ценного леса? — спросили мы буровиков.

— Для посадки и взлета вертолетов, — ответили нам.

— А разве мало одной площадки, что на берегу озера, и зачем же для вертолетов такая большая площадка, кале взлетная полоса для самолетов?

— Такую требуют вертолетчики МИ-6, чтобы можно было взлетать с разбега и приземляться на скорости. А на берегу такую площадку сделать невозможно.

— Что же это за вертолет, взлетающий с разбега?

— Этого мы не знаем, — ответили нам. — А лес? Чего его жалеть? Новый вырастет.

Вот такое отношение к природе мы встречали всюду, где велись буровые работы. Но еще больше вреда наносят природе трубопроводчики. После них остаются на земле такие раны, будто после ожесточенной бомбежки. Посмотришь на эти стройки коммунизма — становится очень грустно. Что же мы вытворяем с природой и ради чего? А где же у людей, творящих такие безобразия, совесть?

По соседству с жилым городком, вблизи вертолетной площадки была оборудована техническая позиция, где соорудили временные деревянные домики, предназначенные для командного пункта, для работы с технической документацией, для хранения и окончательной сборки спецзаряда и для размещения аппаратуры управления подрывом и физизмерений.

Через два дня после нашего прибытия на берег Ламы и расселения по балкам прибыл вертолет МИ-8 с аппаратурой и технологическим оборудованием. Сразу появился фронт работ: одни специалисты приступили к монтажу и наладке аппаратурного комплекса управления подрывом, другие — к подготовке технологического оборудования для производства регламентных работ со спецзарядом, третьи — к монтажу аппаратурных комплексов физизмерений в таком же деревянном домике, сооруженном в 300 метрах от скважины.

Управление подрывом и аппаратурным комплексом физизмерений осуществлялось по кабелю, который к нашему приезду был уже проложен силами специалистов Спецгеофи-зики. Нам же предстояло принять его от монтажников и подключить к соединительным щитам.

Через день прибыл вертолет МИ-6 со спецзарядом. Вертолет МИ-6 благополучно приземлился на небольшой площадке близ технической позиции и так же благополучно взлетел без разбега. После этого еще раз возникло недоумение: зачем же понадобилось вырубать столько леса вблизи буровой площадки, чтобы соорудить не столь уж необходимый аэродром?

В течение трех дней все аппаратурные комплексы были смонтированы, проверены на работоспособность контрольными циклами, были проведены частные репетиции по включению исполнительных и измерительных приборов. Результаты этих проверок соответствовали требованиям конструкторской документации и инструкций по эксплуатации.

Регламентная проверка спецзаряда показала хорошее состояние его узлов.

Таким образом, все хозяйство было приведено в полную боевую готовность. Однако к этому моменту, как часто бывало и в последующих работах, бурение скважины находилось в стадии, далекой от завершения. Причиной срыва сроков проходки скважины являлось плохое качество бурового инструмента и отсутствие необходимого количества запасных частей к нему.

Таким образом, установленный планом срок заключительных операций сдвинулся на три недели. Чем заняться в это время коллективу экспедиции в тридцать человек?

Решили построить баню, благо строительного материала из хвойных пород деревьев навалено горы, и вряд ли он когда-нибудь будет использован для дела, а гигиену блюсти в этих далеких от цивилизации краях надо. Не возить же народ в баню в Норильск вертолетом — это слишком дорогое удовольствие.

И работа началась дружно и споро. На лесосвалках нарезаны были необходимые по размерам и количеству бревна и перевезены на строительную площадку у самого озера. С пиломатериалами (с досками), необходимыми в каждом строительстве, помогло печальное обстоятельство: доставляемый из Дудинки вертолетом МИ-6 на внешней подвеске жилой домик — балок упал с высоты более 100 метров. Балок при ударе о землю разрушился полностью, а доски, из которых он был сделан, большей частью сохранились — они то и пошли на изготовление потолка, крыши и тамбура нашей бани.

Нагревательную печь и бак для воды изготовили нам на буровой бывалые умельцы из бочек от солярки, а в качестве дымовой трубы использовали бурильную трубу. Камни для обкладки печи брались тут же на берегу озера.

В результате ударного труда на пятый день баня была готова и затоплена, и, как у нас в шутку выражались, был «произведен первый замес парильщиков».

Что может быть лучше русской бани: распарившись, тут же ныряешь в прозрачную и прохладную воду озера. Вынырнув из холодной купели, чувствуешь себя бодрым — усталость и все невзгоды как рукой снимаются.

Тем временем, пока шло строительство бани, свободные от дел члены экспедиции занимались сбором грибов и ягод, которых в здешнем лесу было такое изобилие — мы не могли и представить, что такое возможно в природе. Грибы шли на кухню для разнообразия блюд и в сушку. Ягоды — на приготовление напитков, так необходимых к обеду и особенно после бани.

Лес этот, между озером и южной грядой гор, представлял собой чудеснейший уголок природы, не похожий ни на заполярную тундру, ни на сибирскую тайгу, а скорее — на подмосковный лес. Однажды, бродя по этому лесу, набрели на поляну усыпанную кустиками морошки, клюквы и еще какой-то ягоды, похожей на чернику, только более крупной и приторно сладкой (у долганов называется эта ягода гонобобелем).

Стекая с гор вдоль поляны и ныряя вглубь лесных зарослей, течет ручеек с прозрачной, как слеза, водой.

Увлеченные природной красотой и обилием ягод, мы потеряли ориентир. Осматриваешься и видишь: кругом горы, лес, и в каком направлении нужно идти — трудно сообразить. Но в этой ситуации нас выручила экспедиционная собачка — то ли дворняжка, то ли лайка — очень ласковое и умное животное. И прозвище этой собачонке дали совсем незаслуженное — Пьяница, но на эту кличку она отзывалась сразу. Так вот, каким-то чутьем собака поняла, что мы заблудились и двинулись не в ту сторону. Она с громким лаем бросилась на нас, и, когда мы остановились, побежала в противоположном направлении, отбежав, остановилась, посмотрела в нашу сторону, пролаяла и вновь побежала вперед, пропав в зарослях. Затем снова откуда-то появилась и с лаем бросилась от нас, показывая нам направление движения. И так, по «подсказкам» этой милой собачонки мы вышли прямо к нашему городку.

Занятную историю с этой собачкой поведал нам главный геолог Нижнеенисейской геологической экспедиции Владимир Иванович Коваленко. Бродя как-то по этому лесу в надежде подстрелить зайчишку, которых, кстати, здесь водилось множество, набрел на эту самую поляну и, увлекшись ягодами, не обращал внимания на отчаянный лай Пьяницы, бегавшей по кругу, а когда поднял голову — нос к носу встретился с медведем. Сняв с плеча ружье, намеревался выстрелить в медведя. Но тот оказался проворнее, выхватил у Владимира Ивановича ружье и заключил в свои «объятия». Бывалый охотник и в таком незавидном положении не растерялся, выхватил нож и несколько раз вонзил в подбородок и горло зверю. Так и упали вместе в обнимку, обливаясь кровью, — медведь оставил на левом плече и на правом бедре Коваленко серьезные раны. Освободившись от объятий медведя, Владимир Иванович понял, что самостоятельно добраться до жилья не сможет. Тогда скомандовал Пьянице бежать на буровую за подмогой. Умная собачонка враз сообразила, в чем дело, прибежала на буровую, подняла невообразимый гвалт и привела на место «боя» людей, которые по поведению собаки поняли, что случилась беда.

Некоторое время спустя произошло еще одно ЧП: в полночь с субботы на воскресенье к нашему городку причалил катер и испуганная женщина плача молила помочь одному из прибывших на отдых из Норильска. Подняв с постели своих медиков — терапевта и хирурга, и прихватив походный чемодан с инструментом и медикаментами, незамедлительно отправились на базу отдыха.

На месте выяснилось следующее: двое отдыхающих представителей рабочего класса, напившись до безобразия, затеяли меж собой спор, перешедший затем в драку, в которой один другого ударил ножом. Все кончилось тем, что у одного из драчунов ножом был почти полностью отделен большой палец руки. Наш хирург, Сергей Николаевич Киров (из Обнинской МСЧ), усыпил обоих драчунов, а потерпевшему быстро пришил палец на место.

Нас удивило, что в такой поздний час, уже под утро, вся база отдыха спьяну гудела, как растревоженный улей. Ведь в городе ничего похожего нет, а здесь неужели так можно распоясываться?

Неужели красота здешней природы располагает к безудержному пьянству? Неужели это и есть отдых?

После этого случая мы потребовали от Норильских властей до окончания наших работ прекратить выезды на так называемый «отдых» в этот сказочный уголок природы.

Л уголок этот действительно сказочный: высокие, покрытые причудливой растительностью горы стеной подступили к самому озеру. На предгорной равнине, простирающейся на юг и восток, в девственном лесу стоит несколько коттеджей, срубленных из лиственницы. А среди коттеджей возвышается двухэтажное здание, тоже из лиственницы, в форме буквы «Ш», с красивой террасой-ротондой посередине. Это и была база отдыха Норильского металлургического комбината. Выстроены эти сооружения в 1940 году руками высших армейских офицеров и генералов, сосланных сюда при сталинском режиме из Прибалтики после «добровольного» присоединения к Советскому Союзу. Все сосланные сюда, в этот глухой, отрезанный от мира, прекрасный по природным условиям уголок, погибли, но память о себе они оставили прекрасную.

Восхищение красотой своей вызывали не только строения, но и внутреннее обустройство жилых помещений. С какой любовью и фантазией выделаны из обычного камня, добытого здесь же, на берегу озера и с горных осыпей, очень прочные печи-камины. Столь же искусно изготовлены столы, стулья, шкафы.

Но вернемся к делам.

Итак, наша экспедиция прибыла сюда в срок, предусмотренный планом работ. Однако проходка скважины к этому сроку была далека от завершения. И причиной тому были отнюдь не твердые породы. Задержка в работе происходила из-за плохого качества бурового инструмента. Частые остановки на длительное время происходили из-за поломок и последующего ремонта турбобуров и быстро изнашивающихся шорошек. Затяжка по времени проходки скважины еще обуславливалась большой глубиной ее (более 800 метров) при диаметре равном 450 мм.

Бурение скважины осуществлялось одновременно тремя шорошками диаметром 280 мм, которые вращались с помощью турбин. Такой метод бурения создает скважину правильной цилиндрической формы. Бурение же одной шорошкой диаметром 450 мм, в чем мы убедились при бурении на бузу-лукском объекте, создает скважину в форме треугольника с неровными сторонами.

Наконец буровой инструмент достиг соляного пласта и легко углубился в него на 80 метров. Необходимая отметка достигнута.

Всеми буровыми работами руководил главный инженер Нижнеенисейской экспедиции Сергей Иванович Литвинов.

Инклинометрические измерения необсаженной части скважины показали хорошее состояние ее боковой поверхности, то есть отсутствовали завалы и каверны. Опускание и подъем шаблона прошли без посадок по всей длине скважины. При подъеме шаблона опускные трубы свечами по три штуки в каждой устанавливались за палец. На каждой четвертой трубе приваривались центраторы, которые препятствовали соприкосновению опускной трубы с обсадной во избежание пережатия кабелей на искривленных участках скважины.

После приемки скважины была проведена генеральная проверка автоматики (ГПА) подрыва и аппаратурного комплекса физических измерений. Вся аппаратура показала полную готовность к работе.

После анализа результатов ГПА запросили разрешение на опускание специального заряда в скважину.

Получив разрешение, провели техническую ревизию состояния всех узлов специального заряда и бортовой автоматики подрыва, снаряжение и окончательную сборку. Затем спецзаряд из сборочного сооружения вместе со стендом с помощью ГТС был доставлен к буровой установке и с помощью кранбалки перегружен на роторную площадку.

После подключения гермовводов кабелей управления подрывом с помощью специального стенда заряд был приведен в вертикальное положение и прикреплен к наконечнику опускной трубы, подвешенной заранее к подъемно-опускному механизму буровой установки.

Далее началось опускание в скважину специального заряда с кабелями, которые во избежание провисания под собственным весом через каждые 4–5 метров привязывались к опускной трубе шкимками.

В процессе опускания специального заряда через каждые 50 метров замерялась температура в его гермообъеме.

Хотя по представленным геофизиками данным замеров на забое температура была чуть выше +30 °C, все же было решено еще раз убедиться в этом, замеряя температуру по всей скважине в процессе опускания заряда.

Каким же было наше удивление, когда, приближаясь к отметке 300 метров, температура резко пошла вверх и достигла почти +40 °C. А что будет на большей глубине? Ведь максимально допустимая температура для заряда +40 °C, при более высокой температуре он может выйти из строя. Как быть?

Спуск был приостановлен, начались дебаты: продолжать ли дальше спуск или поднять заряд и произвести замер температуры по всей длине скважины без заряда. Нас настойчиво убеждал главный геолог В. И. Коваленко (тот самый медвежатник), что не следует делать лишнюю работу, это какая-то аномалия, довольно часто встречающаяся здесь, на Таймыре. Глубже температура будет ниже. Поверили его настойчивым заверениям, рискнули продолжить спуск. Если далее температура будет повышаться — спуск прекратим.

И что же? На глубине 350 метров температура достигла +43 °C, а далее пошла на снижение и на забое она была +32 °C.

Слава богу, волнения были напрасными. Вот что значит пренебрегать полным обследованием скважины.

В дальнейшем температура внутри силового корпуса специального заряда на забое была постоянной.

После завески опускной колонны со спецзарядом с помощью элеватора на роторе буровой установки произведен це-ментаж скважины согласно проекту.

Спуск специального заряда и цементаж скважины прошли нормально без каких-либо технических неполадок.

На следующий день была назначена генеральная репетиция для проверки готовности всех служб и аппаратурных комплексов к проведению эксперимента.

Была вторая половина сентября. В здешних краях это уже преддверие зимы. Погода стала хмурой, прохладной. Ночи — продолжительными и очень темными. Не переставая, дул пронизывающий насквозь ветер откуда-то с востока вдоль озера. Нужно было поспешить до наступления зимы закончить все дела и отбыть по домам.

Анализ результатов ГР показал полную готовность всех служб и аппаратурных комплексов к работе. Был сделан запрос на производство взрыва.

В день «Ч» нам вдруг повезло. Установилась безветренная погода. Хотя стояла осенняя прохлада, но небо было чистым, безоблачным. Где-то там, за горами, светило невидимое нашему взору солнышко. На 10.00 утра по местному времени был назначен взрыв. В 9.30 все службы доложили о полной готовности к эксперименту. Подписывается членами Государственной комиссии и утверждается ее председателем акт на производство взрыва, и дается команда на включение программного автомата. Служба оповещения по громкоговорящей связи сообщает об оставшихся минутах. Весь личный состав экспедиции покинул жилые и производственные помещения и собрался на вертолетной площадке. Председатель комиссии и операторы аппаратуры управления находились на своих рабочих местах.

Во избежание каких-либо эксцессов службой безопасности весь обслуживающий персонал базы отдыха выведен из жилых и служебных помещений («отдыхающих» на базу по нашей просьбе больше не привозили).

Нас очень беспокоило воздействие ударной волны на озерную рыбу. Для наблюдения за поведением озера в момент взрыва и за рыбой — не произойдет ли массового оглушения? — были выделены наблюдатели на лодках.

За пять минут до начала работ руководителю Спецгеофи-зики Николаю Михайловичу Чернышеву сообщили со всех участков геопрофиля о готовности сейсморегистрирующей аппаратуры к работе.

Диктор оповещения отсчитывает секунды, оставшиеся до взрыва, затем — «О», а спустя секунду все ощутили резкий толчок под ногами, затем — продолжительное колебание почвы и спустя пару секунд — оглушительный грохот.

Что происходило там, на буровой, за лесом не было видно.

Но на озере каких-либо заметных возмущений глади воды не наблюдалось. При осмотре большой площади акватории озера оглушенной рыбы не было обнаружено.

Спустя 15 минут радиационная разведка доложила, что радиоактивных выходов в эпицентре и вокруг него не наблюдается.

Тщательное обследование всех агрегатов буровой установки показало, что каких-либо разрушений или поломок после сейсмического воздействия не последовало. Зато во временном приборном сооружении, расположенном в 300 метрах от эпицентра, некоторые приборы аппаратуры физических измерений подверглись основательному воздействию: упали со стеллажей часть аккумуляторов и отдельные приборы (не закрепленные на стеллаже), сорваны тубусы с фотоаппаратами с осциллографов. К счастью, фотоаппараты не разрушились и информация сохранилась полностью.

Представители службы безопасности, наблюдавшие сейсмическое воздействие на базе отдыха, отметили слабые толчки и колебание почвы. Каких-либо разрушений строений и отопительных печей не отмечено — надежно все было сделано сосланными в эти края пленными офицерами, на долгие годы.

Расшифровка записей аппаратуры физических измерений показала, что спецзаряд сработал нормально. Энерговыделение взрыва соответствовало норме.

В заключение, руководством экспедиции был дан ужин по поводу благополучного завершения третьего эксперимента в заполярной тундре на трассе Инта — Тикси.

Кстати, руководила ламской экспедицией представитель Спецгеофизики Людмила Николаевна Клеберг — геолог с большим опытом организации полевых работ. Впервые мне пришлось увидеть женщину — руководителя большого коллектива работников различных специальностей и уровней квалификации, состоящего в основном из мужчин, в условиях, где нет цивилизации и нормальной обустроенности.

Людмила Николаевна предстала перед нами не только как властный и строгий начальник, но и как непревзойденный (как бы сейчас назвали) бизнесмен, умеющий не только навести железную дисциплину и строгий порядок в своем хозяйстве, но и успешно ладить с руководством региона и добиваться у него всего необходимого для жизни и работы экспедиции, успешно «доставать» дефицитные материалы и продукты.

На следующий день предстояли работы по демонтажу аппаратурных комплексов и технологического оборудования, упаковке их в контейнеры и подготовке к транспортировке.

Через два дня прибыл вертолет, в который были загружены все оборудование и документация и со специальными сопровождающими отправлены в аэропорт «Алыкель», где уже ждал грузовой самолет АН-12, который и доставил все это до Москвы.

Личный состав экспедиции на следующий день двумя рейсами вертолета перебазировался в Норильск. Были приобретены билеты на рейсовый самолет до Москвы, и началось долгое ожидание летной погоды. А городское радио каждый час сообщало о нелетной погоде и о том, что рейс на Москву откладывается с часу на час, со дня на день.

На третий день ожидания летной погоды терпение у всех начало иссякать. А тут кто-то из командированных в гостинице посоветовал ехать в аэропорт, там обязательно представится возможность улететь проходящим самолетом.

Так и решили: сели в электропоезд и через три часа — в аэропорту. А еще через час с небольшим приземлился самолет из Тикси, на котором были свободные места, и добрая половина нашей бригады с этим самолетом счастливо взлетела, взяв курс на Москву.

А на улице мела пурга — наступила настоящая зима.

Это было 2 октября 1975 года.

На пятый день после прибытия домой мы получили сообщение о благополучном завершении работ на четвертой точке заполярной трассы в районе Тикси.

Той экспедиции, можно сказать, повезло: в плановые сроки закончена проходка скважины, которую осуществлял трест «Якутнефтегазразведка», возглавляемый Борисом Петровичем Таксиором.

Доставка техники и личного состава экспедиции до места работ осуществлялась по той же технологии: самолетом до Тикси и далее вертолетом.

Хорошая погода и полная готовность технологических сооружений и вспомогательной техники благоприятствовали быстрому развертыванию и наладке аппаратурных комплексов и незамедлительному выполнению заключительных операций.

Подрыв специального заряда был произведен согласно плану и требованиям проектной документации. Заряд сработал нормально. Получена вся необходимая информация, характеризующая работу узлов специального заряда и бортовой автоматики подрыва. Выхода радиоактивности не наблюдалось. С сейсмической безопасностью дело обстояло совсем хорошо: в радиусе 25 км отсутствовали какие-либо поселения и производственные объекты.

Руководил тиксинской экспедицией Валерий Михайлович Чесноков. Он начинал работы на этой трассе, он и закончил.

Изучение Западно-Сибирской платформы зондированием

Последующие работы по сейсмическому зондированию, проводимые с 1977 по 1982 год, были связаны с изучением геологического строения Западно-Сибирской платформы, включающей в себя Ханты-Мансийский национальный округ, Красноярский край, Иркутскую область, Бурятскую АССР и Якутскую АССР.

Этот регион характерен большим количеством разломов фундамента земной коры и сложной структурой мощных наносных пластов. Подробное изучение геологического строения в этом регионе представилось возможным благодаря сильным сейсмическим волнам, создаваемым мощными подземными взрывами ядерных зарядов. Использование для этих целей взрывов обычных химических ВВ до сих пор не давало желаемых результатов.

Для изучения геологического строения Западно-Сибирской платформы выбраны два основных направления сейсмического зондирования: с севера на юг от Диксона до Улан-Уде, с запада на восток от Игрима до Айхола, где произведены подземные ядерные взрывы в районе г. Норильска у озера Лама, на Нижней Тунгуске в районе Туры, в верховье Подкаменной Тунгуски в районе Усть-Кута, близ железнодорожной станции Хилок между Улан-Уде и Читой, а также на берегу реки Сосьвы в районе города Игрим, на берегу Енисея на территории брошенного лагеря Ермаково, в якутской тайге в районе городка Айхал и в 250 км от Иркутска на правобережье Ангары в районе селения Бохан.

Для сейсмического зондирования во всех точках были применены специальные заряды мощностью взрыва 8 кт ТНТ.

В точках у железнодорожной станции Хилок, в Ермакове и у селения Бохан для организации всего комплекса работ, связанного с подготовкой и проведением ядерных взрывов, использовалась подвижная техника на автомашинах УРАЛ-375, доставляемая по железной дороге и с помощью речного парома до мест назначения.

В остальных точках доставка специального заряда, технологического оборудования и приборных комплексов производилась с помощью самолетов и вертолетов с последующим развертыванием всего хозяйства во временных деревянных сооружениях.

Весь технологический процесс выполнялся по отработанной за четыре года методике и ни в одной точке не потребовалось какой-либо корректировки.

Расскажу о некоторых, наиболее интересных подземных ядерных взрывах в этом регионе.

Первая работа из всего комплекса запланированных на 1977 год ядерных взрывов состоялась в июле 1977 года под Норильском, на южном берегу озера Лама, в том самом месте, где два года назад был произведен первый подземный ядер-ный взрыв в соляном пласте на глубине 850 метров. Образовавшаяся при взрыве полость в толще соляного пласта должна была использоваться как емкость для временного складирования газообразного или жидкого топлива.

За два года после взрыва нужно было произвести разбурива-ние цементной пробки внутри опускной колонны и войти в полость согласно разработанной организацией ПромНИИпроект технологии. Норильским металлургическим комбинатом в этот период должен был быть проложен трубопровод.

Однако ни того, ни другого за истекшие два года сделано не было, а буровая установка, не произведя разбуривание скважины, была переведена на другую площадку, удаленную от первой на 500 метров, и уже заканчивала к нашему приезду проходку скважины для второго подземного ядерного взрыва.

На сей раз был использован спецзаряд мощностью примерно 8 кт ТНТ, для которого диаметр скважины составлял 300 мм, бурение которой значительно проще, чем два года назад.

На наш вопрос: почему не произведено разбуривание цементной пробки в первой скважине? — руководство Нижнеенисейской экспедиции ответило, что дирекция Норильского металлургического комбината отказалась использовать сооруженные взрывом подземные емкости. А старожилы города Норильска на тот же недоуменный наш вопрос ответили, что их начальник и министр цветной металлургии П. Ломако наложил запрет на предложенную идею, объясняя это тем, что город будет заражен радиоактивностью, и в придачу ко всему объявил об отсутствии средств на строительство трубопровода. Так вот волей одного безответственного государственного мужа было похоронено так необходимое для Норильска начинание.

В отличие от предыдущих работ в Заполярье, приходившихся либо на конец зимы — начало весны, либо на конец лета — начало зимы (осени, как таковой, там не бывает), на сей раз период работ пришелся на начало лета — время бурного цветения и оживления природы после долгой зимней спячки.

С целью как-то представить себе транспортировку нашей подвижной техники в будущем году по Енисею с помощью плавсредств до местечка Ермаково и заодно увидеть с реки, что из себя представляет этот населенный пункт и каковы подступы к его берегам, предпринято было путешествие по Енисею от Красноярска до Дудинки рейсовым теплоходом.

Само по себе путешествие на теплоходе по Енисею оставляет неизгладимое впечатление. Енисей — это величественная сибирская река с красивейшими берегами, правда, до самого Енисейска почти сплошь застроенными какими-то городишками и дымящими заводишками, и со сплошными завалами бревен и справа, и слева.

Свалки пиленого леса по берегам Енисея виделись на всем протяжении от Красноярска до Дудинки. Тогда подумалось: «Вот если бы нашелся хозяин и заставил собрать весь лес, гниющий лишь на берегах Енисея, можно было бы на два года прекратить вырубку леса по всей стране, а собранного леса хватило бы для всех ее нужд». А сколько леса гниет по всем рекам России? И нет виновного в этом варварстве.

Вода в Енисее до самого впадения в него Ангары настолько загрязнена, что создавалось впечатление, будто вся Сибирь сбрасывает в Енисей свои нечистоты. А течение на этом отрезке реки настолько быстрое, что, стоя на передней палубе теплохода, представляешь себе, будто все время катишься с крутой горы.

А возле поселения Казачинское находится знаменитый Казачинский порог, где Енисей с бешеной скоростью бурлящим потоком скатывается по крутой наклонной плоскости протяженностью около километра.

По фарватеру шириной не более 100 метров наш теплоход словно с крутой горы головокружительной высоты с бешеной скоростью скатился вниз и плавно закачался в круговоротах грязной воды. А навстречу нам пыхтел небольшой теплоходишко с огромным барабаном на его палубе и с прицепленным на буксире таким же, как наш, теплоходом. Этот маленький кораблик многие годы трудился на этом небольшом участке реки, буксируя суда, неспособные своим ходом преодолеть бурное течение реки. Стальной канат, закрепленный одним концом на берегу в начале порога, накручивался на барабан, установленный на палубе буксира, тем самым тянул его и зацепленный теплоход вверх по течению.

Примерно в двух часах плавания от Казачинского порога трехкилометровой ширины Енисей устремляется в двухсотметровый проход между двух скалистых гор, в котором поток бурлит сплошным водоворотом и, столкнувшись со скалистым горным кряжем, стоящем на пути потока отвесной стеной, резко поворачивает свое течение влево и, пробежав несколько километров, встречается с многоводной рекой Ангарой (Верхней Тунгуской). В этом месте Енисей величественен: берега его отодвигаются друг от друга на 10–12 километров, течение становится совсем спокойным, а вода — намного чище.

На четвертые сутки плавания, после ночной стоянки в устье реки Нижней Тунгуски у причала Туруханского порта, наш теплоход проплыл мимо селения Курейка, раскинувшегося на крутом берегу при впадении в Енисей реки Курейки. Это место знаменито тем, что здесь отбывал ссылку «отец всех народов» Сталин. А еще через час плавания на высоком левом берегу, на излучине Енисея показался совершенно безлюдный деревянный город Ермаково — место ссылки «врагов народа средней важности» (секретари райкомов, председатели райисполкомов и колхозов). Здесь нам предстояли работы на будущий год. С августа 1953 года это поселение покинуто всеми, и каковы возможности проведения здесь наших работ, необходимо определить специальным рекогносцировочным обследованием. Это предстоит осуществить сразу после работы у озера Лама, установив контакт с заказчиком — Туруханской геоло-го-разведочной экспедицией.

На пятый день наш корабль причалил к допотопной пристани, отнесенной от городских причалов Дудинки километров на десять вниз по течению, в безжизненный береговой участок тундры.

Енисей в этом месте разливался вширь более чем на 20 километров, и насколько можно было охватить глазом — всюду стояли баржи и корабли (насчитали их более пятидесяти штук) — они дожидались разгрузки в дудинском порту, который после зимней консервации не был готов еще к работе.

Пассажиров этого речного лайнера, с которым прибыли и мы, никто не встречал, кроме солдат — пограничников, проверяющих въездные визы. Никто не встречал и нас, хотя уведомление о нашем прибытии руководству Нижнеенисейской экспедиции было послано заранее.

После получасового ожидания оказии, чтобы добраться до города, подъехал военный грузовик, и солдат-шофер, собрав со всех желающих ехать в город по рублю и набив полный кузов этих самых желающих, покатил по тряской и пыльной дороге в «столицу» Таймырского полуострова. Так, с грехом пополам, добрались до гостиницы, принадлежащей Нижнеенисейской экспедиции.

На другой день состоялась встреча с главным инженером экспедиции Сергеем Ивановичем Литвиновым, который, удивившись нашему появлению, сообщил, что его никто о приезде не уведомлял. Что ж, бывает такое, и довольно часто.

Здесь мы узнали печальную новость: на днях в вертолетной катастрофе трагически погиб начальник Нижеенисейской экспедиции Валентин Васильевич Тулейкин: буквально у всех на глазах вертолет, резко взмыв вверх, вдруг рухнул на землю с высоты 50 метров — погибли летчик и Валентин Васильевич, другие пассажиры отделались ушибами.

С таким вот грустным настроением предстоял нам перелет из Дудинки до озера Лама. Стояла тихая солнечная погода. Полет над благоухающей зеленью и разноцветной тундрой немного развеял грустные мысли. Зачарованные красотой необозримых далей мы не заметили, как под нами распростерлась гладь озера, окаймленного с трех сторон красивыми горами. По южному берегу раскинулся наш жилой поселок, на окраине которого красовалась самодельная баня. Все стояло без изменений, как два года назад.

Приземлились мы на ту же небольшую площадку, что на окраине поселка. Нас встретил весь состав экспедиции, который прибыл только вчера. Прибытие техники и специального заряда ожидалось на завтра и послезавтра.

Весь жилой городок с его хозяйственными постройками и техническая позиция сохранились в том виде, какими мы их покинули два года назад. Прибрежная полоса и опушка леса благоухали яркими желтыми и сиреневыми цветами — это бурно цвели заполярные цветы жарки и дикий то ли лук, то ли чеснок, повсюду белели цветы каких-то кустарников — ягодников. Был конец июня, а здесь весна только-только обозначилась бурным цветением растительности. Эту красоту трудно представить себе со слов, надо все видеть своими глазами.

Не напрасно нас уверяли: кто хоть раз побывал в тундре в это время, того всю жизнь будет тянуть побывать здесь хотя бы еще один раз. А многие из первопроходцев так и оставались в этих краях на всю жизнь.

Как же приспособилась природа — в конце июня все цветет, а в начале августа уже поспели ягоды — это всего-то за месяц с небольшим.

Прибывшие в последующие два дня вертолеты МИ-8 и МИ-6 доставили все технологическое оборудование, аппаратуру» спецзаряд и кабели.

Все доставленное приборное хозяйство было оперативно размещено по рабочим площадкам и сооружениям, смонтировано в действующие комплексы и после подключения к кабелям связи налажено. Вся аппаратура после длительной транспортировки находилась в хорошем рабочем состоянии. При ревизии всех узлов не обнаружено отклонений от нормы.

После проведения монтажных и наладочных работ были проведены частные репетиции по управлению аппаратурой подрыва специального заряда и аппаратурным комплексом физических измерений, по проверке функционирования системы связи и оповещения, а также по проверке работоспособности регистрирующих физические процессы приборов.

Затем проведена ГПА, результаты которой показали полную готовность аппаратурных комплексов к работе.

Но, как бывало во всех местах и во все времена, бурение скважины и здесь было далеко от завершения. Предстояло ожидание не менее шести суток.

Пока проводилось добуривание скважины, съездили в Норильск на доклад городским властям о состоянии подготовительных работ и сроках проведения подземного ядерного взрыва.

Еще раз было рассказано о целесообразности воспользоваться результатами наших работ, и пока буровая бригада не уехала, необходимо договориться с ней о разбуривании первой, а затем и второй скважин, чтобы иметь готовые вводы в созданные взрывами емкости. Использование этих емкостей для временного складирования жидкого или газообразного горючего абсолютно безопасно — есть уже многолетний опыт в Оренбургской области.

Но руководство города только пожимало плечами, ничего не обещая. Себе же во вред.

Остальные же участники экспедиции, выполнившие все подготовительные работы, чем должны заняться, имея массу свободного времени? Ни ягод, ни грибов еще нет, рыба не ловится, потому что круглые сутки светло, а вода — прозрачная, как стекло, и в ней прекрасно видится снасть, от которой рыба уходит подальше.

Но вдруг наступило ненастье, почти сутки лил сплошной стеной дождь, с гор побежало множество ручьев с мутной водой (видимо, стаял последний снег в горах — не могло быть таких потоков от дождя). Уровень воды в озере поднялся почти на метр, вода подобралась вплотную к нашим балкам и на 300–400 метров от берега вода стала непривычно мутной.

Кто-то из понимающих в рыбной ловле толк утвердительно заявил, что только в мутной воде рыбу и ловить, но не сетями, ибо в бурлящее озеро опасно выходить на лодке, а с помощью закидушек, потому как рыба сейчас «пасется» в прибрежье, поедая всякую всячину, попадающую в озеро вместе с бурно несущимися с гор ручьями. И ведь правду сказал. Вскоре все — и опытные рыбаки, и не смыслящие в рыбной ловле ровным счетом ничего начали мастерить эти самые закидушки, привязывая на конец лески гайку потяжелее и пару крючков на коротеньких поводках. В качестве наживки использовали кто — хлеб, кто — специально сваренную кашу, кто — сырое мясо. И ведь пошло дело. Ловилась рыба довольно часто, но в основном почему-то только налим. Правда, изредка попадались редкостные экземпляры килограммов по 4–5, муксун и нельма. Поймавший такую рыбу рыбак становился героем дня. Но и налим — рыба неплохая, правда, местные жители — долганы, если она попадет в сети — выбрасывают, предварительно извлекая из нее печень. Но пожаренный тонкими ломтиками налим, присыпанный измельченным диким чесноком — вкусная вещь.

Надо сказать, рыба северных водоемов очень нежная и значительно вкуснее, но и быстрее портящаяся. Поэтому, если местные рыбаки вынимают из сети неживую рыбу, как говорят они — «уснувшую», то выбрасывают, потому что если она «уснула» давно, можно ей отравиться.

Но вскоре безделью нашему пришел конец — бурение скважины достигло проектной отметки.

После проведения каротажных работ и инклинометрирова-ния необсаженной части скважины, приступили к шаблониро-ванию ее макетом, который предусмотрительно на сей раз привезли с собой. Внутри силового корпуса макета был установлен температурный датчик, с помощью которого (не полагаясь на данные, полученные от геологов) решено было произвести измерение температуры по всей длине скважины до самого забоя.

Интересными получились результаты измерений: сначала температура с +20 °C на поверхностии по мере опускания макета падала и на глубине 30–40 метров достигла +10 °C, затем начала расти. Максимального значения +43 °C она достигла на глубине 350 метров, затем, по мере углубления, начала медленно падать и на забое составила +32 °C.

При опускании и подъеме макета посадки его не наблюдалось. При подъеме макета опускные трубы компоновались в свечи по три трубы в каждой и устанавливались на буровой установке за палец — как и раньше, на каждой четвертой трубе предварительно были приварены центраторы.

Результаты обследования скважины и ГПА были доложены в министерство шифротелеграммой и запрошено разрешение на окончательную сборку спецзаряда и опускание его в скважину. На следующий день получено «добро».

Снаряжение специального заряда и его окончательная сборка прошли, согласно требованиям КД и инструкций по эксплуатации, без замечаний. После чего спецзаряд со сборочным стендом с помощью ГТС перевезен на буровую и кран-балкой перегружен на роторную площадку установки.

После подключения кабелей к гермовводам и прикрепления к корпусу заряда переходника заряд переведен в вертикальное положение и прикреплен к хвостовику опускной колонны, заранее подвешенной на крюке подъемного устройства с помощью элеватора.

Затем начался спуск заряда с кабелями управления подрывом и физизмерений в скважину. Кабели через каждые 4–5 метров привязывались шкимками к опускной колонне.

Все шло хорошо, и вдруг на глубине около 400 метров произошла посадка — заряд уперся во что-то жесткое и никак не хотел продвигаться дальше — динамометр показывал резкий спад натяжения каната. Неоднократный подъем на полметра и дальнейшее опускание кончались тем же — заряд упирался в жесткую преграду. Почему же макет проходил это место без посадки, а боевой заряд — застрял? Что за причина?

Вызвали бурового мастера для консультации — может быть он внесет ясность, что за оказия у нас случилась? Тот объяснил, что в этом месте обсадная труба свинчена не до упора и имеет изгиб. Буровой инструмент на этом самом месте много раз застревал, но при повороте соскальзывал с упора и дальше шел нормально. Проделали то же самое: провернули колонну с помощью ротора менее чем на полоборота и заряд, как бы сорвавшись с невидимого уступа, дальше пошел без задержек. А повиснуть заряд на уступе в месте стыка двух обсадных труб мог только на гайке, соединяющей переднюю часть силового корпуса со средней. На макете такой гайки нет, потому он и проходил это злополучное место беспрепятственно.

Вроде бы пустяк, но волнений он нам доставил порядочно.

После благополучного опускания спецзаряда до запланированной отметки и завески опускной колонны с помощью элеватора на роторе буровой установки была осуществлена герметизация скважины закачкой цементного раствора согласно требованиям проектной документации.

Все эти операции прошли без каких-либо осложнений. Затем был произведен запрос на проведение взрыва спецзаряда в установленный день и час, если результаты генеральной репетиции не внесут каких-либо корректив, о которых, если таковые возникнут, будет сообщено дополнительно.

Назначенная на следующий день генеральная репетиция прошла строго по утвержденному расписанию. Все службы, задействованные для обеспечения определенных функций, со своим задачами справились полностью. Аппаратурный комплекс управления подрывом и физизмерений, а также система связи и оповещения сработали четко, без сбоев.

После анализа результатов генеральной репетиции был назначен день и час производства взрыва, подтверждающий ранее запланированный срок. К этому сроку прочность цементного камня, герметизирующего скважину, составила более 100 кг/см².

В качестве гостей на этот эксперимент были приглашены второй секретарь Норильского ГК КПСС Юрий Павлович Селезнев и представитель отдела КГБ Виктор Николаевич Букарин.

За 30 минут до момента «Ч» все службы доложили о полной готовности к проведению взрыва. Весь личный состав экспедиции был сосредоточен на вертолетной площадке вблизи технической позиции. Дизель-электростанция, во избежание непредвиденных последствий сейсмического воздействия, была остановлена. На базу отдыха был послан представитель службы безопасности, который, обеспечив вывод находившихся там людей из жилых помещений, сообщил по рации о готовности к работе. Руководители служб управления подрывом и физиз-мерений доложили о полной готовности аппаратурных комплексов к работе по боевому расписанию.

В 9.35 по местному времени руководителем Государственной комиссии утверждается акт на производство взрыва в 10.00 и дается команда на включение программного автомата.

Служба оповещения регулярно докладывала об оставшихся минутах до времени «Ч».

В 9.55 руководитель экспедиции геофизиков доложил, что все четыре группы сейсморегистрирующих приборов на трассе от Диксона до Улан-Уде включены и готовы к эксперименту.

Оператор программного автомата докладывает о выдаче сигналов снятия ступеней предохранения, включения агрегатов бортовой аппаратуры спецзаряда и о том, что обратный контроль подтверждает правильность их работы.

Наконец, последние доклады службы оповещения: осталось 2 секунды, 1 секунда, затем, «0».

Спустя секунду, которая в ожидании кажется вечностью, все ощутили мощный толчок в ноги, а затем — продолжительное колебание почвы, спустя 3–4 секунды — оглушительный и раскатистый грохот, подобный близкому разряду молнии. По глади озера от берега вдаль побежала мелкая зыбь, которая оставалась на поверхности воды около минуты. Хотя взрыв на сей раз был мощнее предыдущего в три раза, наблюдатели наши не обнаружили оглушенной рыбы и каких-либо разрушений на базе отдыха.

Спустя 15 минут после взрыва дозиметрический контроль сообщил, что у скважины и вокруг нее в радиусе 300 метров радиактивных выходов не наблюдается. Не было отмечено проявления радиоактивности и спустя один час, два часа и на следующие сутки.

Поломок и повреждений механизмов на буровой установке также не было обнаружено. Предпринятые меры по защите от сейсмического воздействия измерительных приборов, располагавшихся во временном деревянном домике в 200 метрах от скважины, сыграли положительную роль: ни один прибор не получил повреждений.

После расшифровки записей приборов физизмерений было установлено, что все элементы спецзаряда сработали нормально. Мощность взрыва соответствовала номиналу использованных в данном эксперименте узлов заряда.

К концу дня было получено сообщение, что абсолютное большинство сейсморегистрирующих приборов на всем протяжении трассы сработало нормально, получены необходимые записи, которые в последующие дни будут расшифрованы.

На следующий день вся аппаратура управления и физизмерений была демонтирована, упакована и подготовлена для транспортировки. Технологическое оборудование также подготовлено для транспортировки. А еще через день одним вертолетом с группой операторов вся аппаратура физизмерений и часть технологического оборудования отправлены на Нижнюю Тунгуску в район Туры для производства очередного взрыва на этой трассе. Другим вертолетом оставшееся приборное и технологическое оборудование в сопровождении четырех специалистов отправлено в аэропорт «Алыкель». Там все должно быть перегружено в грузовой самолет АН-12 и отправлено в Москву.

Личный состав экспедиции следующим вертолетом был переправлен также в «Алыкель», откуда часть отправилась рейсовым самолетом в Москву, а часть — в Иркутск.

Так в период с июля по сентябрь 1977 года тремя подземными ядерными взрывами с целью сейсмического зондирования был обследован профиль земной коры протяженностью почти в 4000 километров, проходящий с севера на юг через Красноярский край, Иркутскую область и Бурятскую АССР.

Четвертый взрыв с целью сейсмического зондирования этого профиля был произведен в октябре того же года в районе железнодорожной станции Усть-Кут.

Очередной комплекс работ по изучению геологического строения Западно-Сибирской платформы сейсмическим зондированием был проведен в период с июля по октябрь 1978 года на профиле протяженностью более 3 тысяч километров — от восточного предгорья Уральского хребта до реки Лены в районе Жиганска. С этой целью произведено три подземных ядерных взрыва: первый — в Якутии, в районе Айхала, второй — на берегу реки Ермачихи при впадении ее в Енисей, и третий — на берегу реки Сосьвы, в сорока километрах вверх по течению от города Игрим в Ханты-Мансийском национальном округе.

Вопросы, связанные с этими работами, предстояло обсудить и согласовать с управлением треста «Якутнефтегаз-разведка», Туруханской геологической экспедицией и Главным управлением «Тюменьгеология» рекогносцировочной комиссии, состоящей из представителей Минсредмаша, Мингео, ПромНИИпроект и КБ АТО.

Трест «Якутнефтегазразведка» — это, пожалуй, единственная организация из всех, с кем нам довелось контактировать в предыдущие семь лет, которая с пониманием важности происходящего выполняла все поручаемые ей Мингео работы, связанные с подземными ядерными взрывами.

Четко, без срывов, по согласованным планам обеспечены были работы по сейсмическому зондированию в районе Тик-си, по сооружению плотины водохранилища для алмазодобывающего предприятия на месторождении «Удачная», успешно велись подготовительные работы для производства подземных взрывов на Ботуобинском нефтяном месторождении с целью интенсификации добычи нефти.

Большое внимание к освоению Якутии секретаря обкома КПСС по промышленности Андрея Федоровича Галкина способствовало быстрому и разумному решению проблем. Поэтому вопросы выбора площадки для сооружения скважины, ее конструкции, сроки окончания бурения и материального обустройства были решены оперативно, с полным пониманием назначения и важности предстоящих работ. Организация всего комплекса работ была поручена главному инженеру треста Александру Михайловичу Затееву.

Те же вопросы в Красноярском крае и Тюменской области решались труднее. Первые секретари партийных комитетов (Федирко — в Красноярске, Богомяков — в Тюмени) разговаривать о предстоящих работах с рекогносцировочной комиссией отказались. В Красноярске состоялась встреча на уровне инструктора промышленного отдела крайкома КПСС, на которой вкратце были доложены содержание постановления ЦК КПСС и Совмина СССР и цель нашего приезда. Далее, не теряя времени, отправились в Туруханск, где состоялся деловой и обстоятельный разговор о предстоящих работах с первым секретарем Туруханского райкома КПСС Александром Николаевичем Шадриным, с начальником геологической экспедиции Ивановым и ее главным инженером Гершкароном. После чего состоялся полет на вертолете на берег реки Ермачихи, притока Енисея, в безлюдный город Ермаково, раскинувшийся на высоком берегу и как бы разрезанный на две части огромным оврагом. Меньшая часть города, расположенная выше по течению реки, состояла из нескольких одноэтажных восьми и шестиквартирных домов, нескольких коттеджей, разбросанных, казалось, без продуманного порядка. В центре этой части города возвышалось двухэтажное здание (видимо, управление бывшего лагеря), а на краю его — огромный деревообрабатывающий цех с проржавевшими станками.

Осмотр пустующих зданий и квартир в них показал вполне хорошее их состояние и пригодность для проживания экспедиции.

Невдалеке просматривалась огромная территория, уходящая вглубь бывшей тайги, обнесенная двумя рядами колючей проволоки, за которой виднелось множество полуразвалившихся бараков. Это зона лагеря. Вся территория и городка, и лагеря поросла кустарником.

В двух километрах от городка, на берегу Ермачихи сооружена большая железнодорожная станция со множеством путей и огромным паровозным депо. Это конечный пункт самой северной железнодорожной магистрали, проложенной через весь Ямало-Ненецкий округ, от Салехарда до Енисея. Здесь, у Ермаково, должен был быть построен мост, а железная дорога должна была дойти до Игарки и далее до Норильска. Но в 1953 году великим реформатором Н. С. Хрущевым эта стройка была прекращена, а железная дорога заброшена и все последующие 25 лет саморазрушалась.

Здесь, возле депо, в полукилометре от реки и решено было заложить скважину. Невысокий берег с небольшим подъемом — удобное место для разгрузки барж и доставки к месту работ бурового оборудования и строительных материалов.

С руководством Туруханской геологической экспедиции сразу были установлены очень хорошие деловые отношения. После обследования места будущих работ было обсуждено все, вплоть до мелочей, касающихся сооружения и обустройства скважины, обустройства рабочих площадок, доставки техники с помощью плавсредств и тому подобное.

Что касается заказа плавсредств, нам посоветовали обратиться в речное пароходство в Красноярске. В управлении речного пароходства посоветовали погрузку техники осуществить не в Красноярске, а в Лесосибирске — там и подъездные пути, и разгрузочные лучше оборудованы и обособлены от жилых массивов, поэтому для таких грузов более приспособлены. И баржи базируются в основном там, только самоходных барж в пароходстве недостаточно, зато буксируемых достаточно. А для нас какая разница.

Четкому и без проволочек решению всех вопросов мы обязаны не партийному руководству края, а управлению Красноярского КГБ (к сожалению, фамилию его начальника запамятовал), которое без промедления по нашей просьбе давало указания на места, а там моментально связывались с хозяйственными руководителями и взаимопонимание наступало полное.

В Тюмени одна из попыток встречи с партийным руководством области благодаря усилиям начальника управления КГБ генерала Михаила Ивановича Третьякова увенчалась успехом. Нашу рекогносцировочную группу принял второй секретарь обкома КПСС Петр Михайлович Телепнев. На встрече с ним было рассказано о целях и особенностях предстоящих работ, о мероприятиях, которые должен выполнить главк «Тю-меньгеология», возглавляемый А. С. Салмановым, их объемах и сроках исполнения. Не первый раз контактируя с этой организацией и зная ее необязательность, мы обратились с просьбой к партийному руководству области взять под контроль ход выполнения предстоящих работ.

Видимо после наших беспокойств в отношении взаимодействия с главком «Тюменьгеология» на следующий день встреча с Салмановым началась не с деловых разговоров, а с невообразимого крика зарвавшегося руководителя: «Ходят тут всякие, жалуются, мешают работать…» И множество всяких оскорбительных русских слов в смеси с азербайджанскими.

Не дослушав до конца Салманова, мы покинули его апартаменты, так ничего и не решив. Лишь благодаря содействию сотрудников КГБ, ставших свидетелями разыгравшегося спектакля, в последующие дни удалось встретиться с некоторыми представителями главка, который возглавлял Иван Яковлевич Гиря (каков его ранг в иерархии главка, мы так и не узнали).

С ними и был обсужден перечень вопросов, связанных с привязкой скважины на местности, обустройством рабочих площадок, энергетическим и материальным обеспечением и так далее. О поездке на место договориться не удалось — то ли погода не позволяла, то ли какие-то другие причины препятствовали. В целом у всех нас сложилось впечатление, что хватим мы лиха в предстоящей работе.

В дополнение ко всем огорчениям, окончательно настроение было испорчено пустыми полками магазинов Тюмени, в которые мы заглянули, чтобы купить что-то съестное в дорогу. Кроме хлеба, квашеной капусты и обилия спиртных напитков ни в одном магазине ничего не было. Все это происходило задолго до начала перестройки и тем более перехода к рыночным отношениям.

С тяжелым грузом неприятных впечатлений покидали мы Тюмень, отправляясь в Москву ночным поездом.

Прошел год. Первый подземный ядерный взрыв из серии, запланированной на 1978 год, был произведен в безлюдной тайге Якутии.

Хотя весь комплекс подготовительных работ был выполнен оперативно, без срывов плановых сроков, доставка аппаратурных комплексов, технологического оборудования и спецзаряда также осуществлена согласно разработанному плану, заключительные операции прошли с большими нарушениями требований техники безопасности, которые привели к печальным последствиям.

В старании уложиться с выполнением всего комплекса работ в запланированные сроки председателем Государственной комиссии Н. Л. Ерохиным и главным инженером проекта В. И. Клишиным были допущены недозволительные халатность и безответственность при приемке от буровиков скважины, которая была сооружена с большими отклонениями от проекта.

В результате допущенного брака в сооружении скважины и в герметизации ее, после опускания спецзаряда во время взрыва произошел выброс радиоактивных продуктов через скважину и загрязнение радиоактивной пылью прилегающей территории, при этом весь личный состав экспедиции получил солидную дозу облучения, а один сотрудник погиб.

Но об этом рассказ ниже.

Руководство заключительными операциями и производством двух следующих ядерных взрывов решено было осуществить одним составом Государственной комиссии. Транспортировка техники на места работ, развертывание ее и обслуживание осуществлялось при этом двумя самостоятельными бригадами.

В Брмаково технологическое оборудование, аппаратурные комплексы и спецзаряд доставлялись железнодорожным эшелоном до станции Лесосибирск, а далее баржой по Енисею. Для выгрузки подвижной техники с баржи в Ермакове сооружен был силами Туруханской экспедиции временный причал. Личный состав экспедиции, исключая сопровождающих технику и охрану, переправлялся к месту работы рейсовым самолетом до Красноярска, затем спецрейсом самолета до Ту-руханска, а далее — вертолетом.

На Сосьву технологическое оборудование и аппаратурные комлексы в специальной упаковке багажным вагоном транспортировались до станции Серегино через Свердловск, Нижний Тагил и Серов. Таким же маршрутом транспортировались багажным вагоном спецзаряд и кабельные барабаны. Далее, до места назначения, транспортировка всего хозяйства осуществлялась вертолетом. Личный состав экспедиции доставлялся до станции Серегино пассажирским поездом, далее также вертолетом.

Расписание движения грузов и личного состава было составлено таким образом, что вторая экспедиция прибывала на место позже первой на десять дней.

Порядок движения всего транспорта и личного состава экспедиций организовывал и согласовывал с соответствующими ведомствами и КГБ начальник нашего режимного отдела Алексей Степанович Матов, и, надо отметить, осуществил он это со своим коллективом на самом высоком уровне, как, впрочем, и во всех других случаях.

Итак, рабочая бригада первой экспедиции прибыла рейсовым самолетом в Красноярск в тот момент, когда погрузка подвижной техники на баржу в Лесосибирске была закончена и баржа отправлена в плавание по Енисею до Ермаково в сопровождении материального ответственного и охраны. Назавтра спецрейсом самолета ИЛ-12 предстоял перелет в Туруханск с посадкой в Лесосибирске, чтобы забрать оставшихся там четверых сотрудников во главе с А. С. Матовым, осуществивших перегрузку техники с железнодорожных платформ на баржу.

К назначенному часу самолет спецрейса подрулил к аэровокзалу. Быстро погрузились, предъявили билеты на всех здесь присутствующих и четверых товарищей, находящихся в Лесо-сибирске. Но юный командир самолета наотрез отказался приземляться в Лесосибирске и объявил, что полет будет без посадки до самого Туруханска. Кто не согласен — может покинуть самолет. Никакие доводы и предъявленные на рейс документы на упрямого летчика не оказывали действия. Пришлось одного из наших товарищей с четырьмя билетами для находящихся в Лесосибирске высадить для выяснения причин таких действий упрямца, а рейс задержать. Но летчик о задержке рейса и слышать не хотел, и, как только наш товарищ вышел из самолета, были заведены моторы, самолет вырулил на взлетную полосу и взмыл в воздух, взяв курс на Туруханск. Когда самолет долетел до Подкаменной Тунгуски, экипажу пришла команда повернуть обратно и лететь в Лесосибирск. Там с волнением нас ожидали четверо, чуть было не оставшихся заложниками упрямого летчика, которого представитель КГБ пригласил в диспетчерскую для объяснений. Чем кончился для этого юнца разговор в диспетчерской — не знаю, но его упрямство привело к тому, что пришлось приземляться в Подкаменной Тунгуске, поскольку горючего до Туруханска не хватило. Но здесь нас поджидали очередные неприятности: поскольку самолет нерейсовый, начальник аэропорта наотрез отказал в заправке горючим. Предстояла поездка в городской отдел КГБ, чтобы с его помощью разрешить возникшие проблемы. В конце концов, после связи с Красноярским КГБ, вопрос о горючем был решен, но на это ушло шесть часов.

Прилетели в Туруханск уже поздним вечером и с высказыванием самых нелестных слов в адрес экипажа погрузились в присланный нам автобус — и прямым ходом в гостиницу. Утро вечера мудренее.

На следующий день — краткий обмен информацией с руководством Туруханской геологический экспедицией о состоянии дел на объекте и предстоящей разгрузке техники с баржи. Здесь нам сообщили, что о движении баржи с нашей техникой по Енисею можно получить сведения лишь в управлении пароходства в Игарке. Так что предстояли визиты и туда. Что касается причала, то строительство его закончено и он уже опробован: на нем произведен ряд операций по разгрузке техники и оборудования для нужд буровой бригады.

Затем вертолет МИ-8 за 50 минут доставил нас в Ермакове, приземлившись на площадку вблизи нашего будущего жилья.

Разместились всей экспедицией в одном жилом доме, пустовавшем 25 лет. Обитатели покидали его, видимо, в спешке, бросив домашнюю утварь с остатками пищевых продуктов в кастрюлях, ведрах и бочках, которых и в доме, и в подвалах было оставлено большое количество. Содержимое этих емкостей за 25 лет превратилось в какую-то стекловидную массу, так что невозможно было определить, что это было.

С двух сторон дома кое-где сохранились остатки изгороди — видимо, был огород: заметно было подобие грядок, рядки выродившихся кустарников смородины и малины. Вся территория этого огорода и пространство далеко за его пределами заросли кустарником, похожим на среднерусский тальник, и чахлыми березками, непонятно как попавшими в эти края. И всюду неимоверное количество грибов — подосиновиков. Те, кто раньше нас прибыл сюда, рассказывали, что недели две назад было такое же обилие белых грибов — боровиков. Но они быстро сошли, и вот теперь такое же обилие подосиновиков.

По-соседству, в двух подобных домах разместились члены экспедиции геофизиков и медицинские работники. В одном из бывших коттеджей была организована столовая с кухней, обеспечивающая питанием всех, здесь проживающих. В двухэтажном доме, бывшем когда-то административным центром лагеря, разместился штаб руководства экспериментом.

Все строения, хотя и простояли без ухода 25 лет, были в хорошем состоянии. Все они срублены из лиственничного лафета, снаружи и изнутри покрыты солидным слоем штукатурки, правда, снаружи кое-где отвалившейся, но внутри она имела прекрасный вид.

Просторные квартиры из двух и трех комнат, с большой кухней стали приличным жилищем для всех нас.

Невиданной конструкции печи одновременно служили плитой для приготовления пищи и для обогрева всех комнат. Своими стенами печи выходили во все жилые комнаты, давая достаточно тепла в самые лютые морозы, а искусно сделанная духовка целые сутки сохраняла горячей помещенную в нее пищу.

Почти в каждой квартире на стенах висели красочные картины, изображающие цветы, ягоды, среднерусские ландшафты — видимо, для поселенцев они олицетворяли прелесть родных мест, с которых их «смела» безжалостная сталинская метла. Эти картины давали им веру в возврат справедливости.

За оврагом, разрезающим высокий берег реки Ермачихи, раскинулся целый город таких же одно- и двухэтажных жилых домов. Правда, наполовину этот город был уже разрушен и вместо домов красовалось множество печей. Стены и крыши предприимчивые хозяйственники Туруханской геологической экспедиции разобрали и перевезли в Туруханск, чтобы там из них соорудить для своих работников жилье, ведь строительный материал — превосходный.

Оставшиеся еще нетронутыми дома стояли пустыми. В центре поселения, на возвышении красуется большое одноэтажное здание с красивой верандой, над входом в которую водружен портрет Ленина. На фронтоне здания — вывеска: «Магазин — продукты — промтовары».

На окраине города, на высоком берегу одиноко приютился массивный коттедж, обнесенный сплошным забором. По рассказам, там проживают две женщины — «власовки», сосланные сюда за злодеяния, совершенные в Белоруссии во время Великой Отечественной войны.

В этом опустевшем городе с середины 30-х годов вплоть до конца августа 1953 года проживали сосланные сюда «враги народа» со своими семьями — в основном секретари райкомов и горкомов, председатели райисполкомов и колхозов, директора заводов. И когда им была объявлена амнистия во времена хрущевского потепления, они, побросав весь свой домашний скарб, разом уехали из этого поселения в свои родные места. А было их, по словам первого секретаря Игаркского ГК КПСС Александра Тимофеевича Кузьменко, более 25 тысяч человек.

Погибло этих несчастных «врагов народа», видимо, немало. Об этом можно было судить по количеству сваленной в одну кучу обуви, начиная от детских ботиночек, дамских туфель до мужских ботинок разных размеров. Хранилось все это в сарае размером примерно 5x8 метров, огороженном металлической сеткой и покрытом сверху шифером. Так вот, этот сарай на высоту полтора метра был завален обувью, безобразно скрюченной временем. Не один десяток тысяч штук их было в этой куче. Смотришь на эту картину — мороз по спине пробегает. Что же тут творили с людьми, причем ни в чем не повинными?

А на «нашей» стороне оврага, в двухстах метрах от жилых строений раскинулся на огромной площади лагерь, окруженный двумя рядами колючей проволоки, с бесчисленным количеством полуразвалившихся бараков.

До войны этот лагерь был заполнен уголовниками и людьми, совершившими пустячные правонарушения. Во время войны и после нее лагерь пополнился «власовцами» и «бенде-ровцами». Сюда прямым ходом направлялись и советские военнопленные, освобожденные из фашистских лагерей.

По сохранившимся на нарах и стенах бараков надписям на белорусском, украинском языках можно было четко составить себе представление, кто и за что сюда попал. Надписи содержали и ругательства в адрес властей, и слезные просьбы передать родственникам (и указывается адрес), что такой-то, ни в чем не повинный перед народом, умирает в этом, хуже чем фашистском, лагере.

Нельзя без содрогания читать все эти «письма» — обращения к своим родным узников сталинского гестапо.

А в начале барачного лагеря «красуется» массивное одноэтажное здание — тюрьма, срубленная из мощного лиственничного лафета, размером примерно 10 х 2 метра. Снаружи и изнутри стены этого здания покрыты штукатуркой толщиной 5 сантиметров. На обоих торцах этого здания красуются резные террасы. По обеим боковым стенам, под самой крышей — ряд окошек размером 0,5 х 0,5 метра. Каждое окно забито так, что смотря в это окошко из камеры, можешь видеть только небо и не определишь, зима или лето на дворе.

Камеры на двоих и четверых заключенных расположены в ряд, направо и налево от коридора, пронизывающего тюрьму по всей длине. В камере от стены до стены — нары, на которых можно расположиться в ряд только двоим или четверым. Длина нар значительно меньше человеческого роста, и оканчиваются нары доской с острым ребром. Так, что если вытянешь ноги, то они непременно повиснут на острие этой доски. Много ли так можно пролежать?

В середине коридора этой тюрьмы сооружены два, так называемых, мешка. Это шкафы площадью 0,5 х 0,5 метра, без окон. В этих шкафах даже присесть невозможно, можно только стоять. В эти шкафы помещали особо строптивых заключенных.

Нельзя смотреть на все это без негодования. До чего же дошла изобретательность изуверов сталинского гестапо, чтобы вот так издеваться над людьми.

О контингенте заключенных этого лагеря и об отношении к ним лагерного начальства нам поведали в частных беседах и секретарь ГК КПСС, и сотрудники отдела КГБ города Игарки.

При посещении отдела КГБ в Игарке я спросил о тех двух женщинах, что проживают в покинутом городке Ермаково. Действительно, это бывшие «власовки». Мы настояли на том, чтобы познакомиться с ними незамедлительно.

Приземлились на вертолете возле жилища этих единственных старожилов. Вошли внутрь просторного двора за сплошным забором. На двух веревках висело десятка два осетров — провяливались после засола. Вошли в дом, уютно обставленный современной мебелью. Буфет заставлен хрустальной и фарфоровой посудой и разнообразными бутылками. На ковре, прибитом к стене, висели два ружья, патронташи, охотничьи ножи.

— Откуда все это? — подивились мы.

— А все за рыбу и меха, а купцов заморских вон сколько плывет мимо, — ответили нам.

Встретили нас весьма приветливо две прекрасно выглядевшие женщины в возрасте лет под шестьдесят, пригласили сесть. Пошел разговор о житье-бытье. Под конец мы спросили:

— Не тянет ли на родину-то?

— Тянет, — ответила одна, — только нам туда дорога заказана.

— А я бы поехала, — ответила другая, — только с автоматом, уложила бы с десяток земляков, чтобы другие нас помнили дольше, — и показала, как бы она расстреливала свои жертвы.

После этого какой мог быть разговор? И я потребовал, чтобы немедленно со всеми ружьями и патронами этим же вертолетом, на любой срок, в любое место, только подальше отсюда, увезли этих двух красавиц. Что и было сделано.

Куда их переселили — не знаю, но пока мы находились в Ермаково, они уже больше не появлялись.

Вскоре прибыла наша баржа с автомобильной техникой. О ее движении по Енисею и о времени прихода в конечный пункт мы знали, так как наш представитель находился в Игарке, держал связь с начальником речного порта и сообщал нам необходимые сведения по радио.

Причаливание судна было произведено мастерски, но уровни палубы баржи и причала не совпадали. Пришлось в срочном порядке мастерить надстройки, что бывалым специалистам геологической экспедиции не составило больших затруднений, и вскоре все машины благополучно были переправлены на берег, а затем отогнаны на свои рабочие площадки, заранее подготовленные.

Было подготовлено две рабочих площадки: одна, она же и техническая позиция, — для хранения и сборки спецзаряда и для размещения аппаратуры управления подрывом и комплексов физизмерений, другая — площадка приемного пункта и аппаратуры физизмерений.

Первая площадка расположена в ста метрах от штаба гос-комиссии, вторая — в трехстах метрах от скважины.

Обе площадки были огорожены колючей проволокой и после установки на них подвижной техники взяты под охрану.

Управление подрывом и включение аппаратуры физизмерений в этом эксперименте должно было осуществляться по радио с помощью аппаратуры «Гранит».

Наладка аппаратурных комплексов, прокладка и подключение кабельных линий от приемного пункта до скважины и проведение частных репетиций заняли пять дней. После длительной транспортировки вся аппаратура находилась в хорошем состоянии, поэтому приведение ее в рабочее состояние не вызвало каких-либо осложнений.

Такие же результаты были при ревизии узлов спецзаряда.

Проходка скважины к этому моменту достигла проектной отметки. Каротажные измерения и инклинометрия необ-саженной ее части показали хорошие результаты. Можно было бы приступать к заключительному этапу работ.

Но! Почти во всех случаях, когда весь процесс подготовки к подземному ядерному взрыву проходит без отклонений от детально продуманного и расписанного плана, вдруг возникает «но».

На сей раз были получены сведения о радиоактивном выбросе в первом эксперименте на этой же трассе при взрыве в районе Айхала. В связи с этим происшествием проектной организацией нам прислано указание углубить скважину еще на 200 метров и произвести герметизацию ее после опускания заряда по всей длине.

Сколько дней продлится дополнительное бурение? За это время нужно доставить к имеющимся запасам более десяти тонн цемента, приварить к дополнительным трубам центраторы (слава богу, хоть запас труб оказался в наличии). В общем, хлопот прибавилось превеликое множество. Но благодаря слаженной работе буровой бригады и всего коллектива специалистов, осуществляющего весь комплекс работ по обустройству скважины, руководимого главным инженером Туруханской геологической экспедиции Гершкароном, все дополнительные работы прошли в спокойной обстановке, без срыва налаженного ритма.

Для выяснения обстоятельств, повлекших изменение проекта и введение дополнительных мероприятий, предстоял выезд в Туруханск и разговор по радиотелефону с Москвой.

Быстро связались с заместителем министра А. Д. Захаренковым, во всех подробностях доложили о состоянии дел на нашем объекте и спросили: чем вызвано изменение проекта и включение дополнительных мероприятий по безопасности? На что получили разъяснение, что у проектировщиков после происшедшего выброса при взрыве в районе Айхала возникло сомнение в достаточности мероприятий, заложенных в проект, для полного обеспечения безопасности. Регион этот характерен сложной геологией и наличием в нем разлома фундамента. Все это потребовало введения дополнительных мероприятий, увеличивающих камуфлетность взрыва и безопасность для личного состава. А причины выброса при первом взрыве выяснить не удалось.

Пребывание в Туруханске на сей раз дало возможность более детально познакомиться с его историей и достопримечательностями. Городишко Туруханск раскинулся на высоком правом берегу реки Нижняя Тунгуска, в километре от впадения ее в Енисей. Назывался он раньше Монастырское, переименован в Туруханск в 30-х годах по названию реки Турухан, впадающей в Енисей с западной стороны, против устья Нижней Тунгуски.

Монастырь был основан в древние времена на пересечении речных торговых путей, когда еще действовал крупнейший купеческий центр Магазея. Транспортировка товаров тогда осуществлялась по северным рекам: летом — на лодках, зимой — на санях по льду.

В настоящее время от монастыря не осталось и следа (кроме названия). На его месте расположилась деревня из нескольких десятков добротных рубленых домов с солидными приусадебными участками, огороженными сплошными дощатыми заборами (видимо, для защиты от зимних ветров). Здесь обязательно были высаженные вдоль забора и среднерусские березки, и пушистые елочки. Обязательно были и скотный двор с домашней живностью, и русская баня.

Впечатление от всего здесь увиденного такое, будто бы ты находишься не далеко на севере, а где-то в Подмосковье. Приусадебные участки любовно обработаны. Здесь прекрасно росли все виды овощей и картофель. Вызревала высококачественная пшеница. Недаром этот район в предвоенные годы был крупным поставщиком этой ценной культуры. Развитию земледелия в этих краях дали сильный толчок сосланные сюда в начале 30-х годов кулаки. Как ни странно, в этом районе нет присущей Приполярью вечной мерзлоты, а земли здесь исключительно плодородные.

Сейчас старые земледельцы умерли, молодежь вся разбежалась по промышленным городам, а приусадебные участки способны прокормить лишь их владельцев. Для остального населения (в основном, геологоразведчиков) все продукты питания, включая хлеб, привозные. Богатая всевозможными ягодами и грибами тайга позволяет производить запасы витаминных и белковых продуктов на круглый год. Обилие разнообразного зверья в тайге и рыбы в реках также пополняет и без того не бедный рацион здесь проживающих.

Часть города, заселенная когда-то именитыми купцами и чиновным людом, почти полностью уничтожена. Нет и в помине прекрасного (по рассказам местных старожилов) купеческого дома, хозяин которого приютил сосланных сюда царским правительством революционеров-ленинцев: Свердлова, Спандарьяна с супругой. Этот купец с большим уважением относился к «господам-революционерам», безвозмездно выделил для их проживания флигелек (так называли раньше небольшой домик) на территории своего владения, постоянно оказывал им материальную помощь, снабжал обоих больных туберкулезом дефицитнейшим в тех краях лекарством.

Весьма благосклонно и уважительно относился к «господам — революционерам» и местный генерал-губернатор. Ежемесячно он выплачивал ссыльным пособие по пятнадцать рублей, которое по тем временам равнялось пяти пенсиям периода развитого социализма. Снабжал их литературой, вплоть до марксистской.

В тот же период в пятидесяти километрах вниз по Енисею, у устья реки Курейки, в селении того же названия находился в ссылке Сталин, который регулярно наведывался в Монастырское для встречи со Свердловым и Спандарьяном: летом — в лодке, зимой — по льду Енисея на санях, запряженных тройкой собственных коней.

Этот же генерал-губернатор, уступая настойчивой просьбе Свердлова, разрешил переехать тому в Курейку. После месячного пребывания в Курейке, Свердлова, поругавшегося со Сталиным, привезли в лодке местные жители обратно в Монастырское. С этих пор до последних дней жизни Свердлов и Сталин стали ненавистными друг другу врагами.

О свержении с престола Николая II, о провозглашении в России республики, об амнистии всем политзаключенным генерал-губернатор, получив сообщение, объявил своим подопечным и сказал о том, что господин Джугашвили соизволил уже проехать мимо в Красноярск на своей тройке. Этот же генерал-губернатор организовал подводу для Свердлова и Спандарьяна, чтобы они успели до ледохода добраться в Красноярск. Добраться-то они успели, но Спандарьян в дороге основательно простудился, у него обострилась чахотка, и после непродолжительного пребывания в городской больнице он скончался. Свердлов с супругой Спандарьяна благополучно добрались поездом до Петербурга.

Эту историю нам рассказала хранительница домика-музея, того самого купеческого флигелька — единственного строения, уцелевшего от погрома, учиненного сталинскими наместниками. Сметены были с лица земли и богатый дом купца с его магазином и складами, ничего не осталось и от не менее богатого дома генерал-губернатора. Только напротив бывших имений хозяев этого города сейчас красовались невзрачного вида белая двухэтажная коробка райкома КПСС, а в округе на невзрачных улицах стояли старинные, вросшие в землю бревенчатые дома, с непременными очень ухоженными возле них огородами.

Там, где отбывал ссылку Сталин — селение Курейка, был тоже когда-то дом-музей, заключенный в аквариум из стекла и бетона, а на высоком берегу Енисея возвышалась огромная бронзовая статуя вождя всех народов. При посещении этого исторического места мы увидели такую картину: на месте дома-музея красовалась куча битого стекла и разрушенных бетонных конструкций, да полуразрушенный пьедестал. Сама статуя вождя с арканом, накинутым на шею, была отбуксирована и утоплена в глубинах Енисея. Местные жители рассказали, что этот погром был осуществлен по прямому указанию Хрущева.

В самом городе Туруханске возводились силами геологической экспедиции на прямых улочках стройные дома — коттеджи из того самого материала, что привезли из Ермаково. Секретарь ГК КПСС А. Н. Шадрин мечтал о строительстве на этих улочках девятиэтажных башен вместо коттеджей, а на реке Нижней Тунгуске он видел могучую плотину с ГЭС, обеспечивающую электроэнергией перспективный в промышленном плане Туруханский район. На этой почве у него происходили крупные стычки с начальником геологической экспедиции Ивановым. А рядом с управлением экспедиции красовались два новеньких кирпичных двухэтажных дома, и вокруг них шло благоустройство территории. Эти два дома (один — для детского сада, другой — для школы, то ли спортивной, то ли музыкальной) выстроены были за одно лето двенадцатью шабашниками с Кавказа.

О таком же ударном труде шабашников с Кавказа нам рассказал секретарь ГК КПСС в Игарке Александр Тимофеевич Кузьменко. Главную улицу Игарки протяженностью около трех километров облагораживали строители горисполкома около года, затратили около сотни тысяч рублей и не сдали и сотой доли запланированного. Тогда нанятые шабашники в составе 3 человек за месяц привели улицу в прекрасное состояние и запросили за это всего 30 тыс. рублей.

Ну а тем временем на буровой площадке шло успешное добуривание скважины. Уже близок был финал, но случились новые неприятности. Оказалось, что буровая установка была воздвигнута на вечной мерзлоте, а сваи, на которых она стояла, оказались короче, чем надо было бы. И пока шли работы, тепло распространилось на глубину ниже опорных свай, и они под тяжестью начали оседать. Буровая вышка начала крениться. Если не принять экстренных мер — может завалиться. И тогда весь труд по сооружению скважины окажется напрасным. И надо отдать должное буровой бригаде: опасность она ликвидировала мастерски. С завидным хладнокровием и знанием дела руководил всеми операциями главный инженер экспедиции Гершкарон.

Что уж было предпринято — не знаю, только видел, какую опасность представляет оттаявший грунт: в эту разжиженную массу, как в бездонное болото, уходит все, что туда ни брось. Бесследно исчезали в жиже двухосные вагонные тележки, огромные каменные глыбы. Могло и человека засосать в эту бездну — ступи только на ее поверхность. Но буровая бригада сладила с грозившей бедой. Буровая установка прочно встала на сооруженный под ней многоярусный бревенчатый помост. На всякий случай, вышка буровой установки была расчалена четырьмя взаимоперпендикулярными стяжками, по натяжению которых можно следить за креном, если вдруг фундамент начнет ползти. Но на наше счастье сооруженный фундамент надежно выполнил свое назначение до окончания всего комплекса работ, вплоть до демонтажа буровой установки после взрыва.

Что такое мерзлота, как на нее взглянуть, как ее пощупать? Эти вопросы мы задавали буровой команде. А нам посоветовали: летите в Игарку, там есть что-то наподобие исследовательского института по мерзлоте, там и расскажут, и покажут, что такое мерзлота.

Пока было свободное время, решили воспользоваться советом знающих этот край людей.

С помощью секретаря ГК КПСС и начальника отдела КГБ, в виде исключения нам (группе из 10 человек) разрешено было посетить лабораторию, занимающуюся наблюдением за эволюцией мерзлых пластов на протяжении многих лет. Из научных работников, ведущих эти наблюдения, в этот момент никого не оказалось, и нашим сопровождающим и гидом стал то ли сторож, то ли завхоз, но дядя оказался очень разговорчивым и общительным и неплохо знающим предмет. Все его объяснения и ответы на возникающие вопросы были весьма содержательными и понятными.

Неказистый деревянный домик, похожий на сарай, стоял одиноко в стороне от жилых строений — это и была исследовательская лаборатория. Внутри домика — несколько рабочих столов, шкафы с бумагами и книгами, в углу — дверь. Открыв эту дверь, хозяин заведения ввел нас в небольшой тамбур, из которого вглубь подземелья вел крутоспускающийся узкий тоннель с деревянной лестницей и деревянными перилами. Прошагав по крутой лестнице, разделенной на три пролета, мы спустились на глубину 15 метров и, открыв дощатую дверь, очутились в небольшом, площадью 12–15 кв. метров и высотой около трех метров, зале сказочной красоты: стены и потолки сияли разноцветными бликами при свете электрической лампочки. В нишах стен и на полу вморожены какие-то птицы величиной с голубя, какие-то журналы и газеты тридцатилетней давности и более. В одной нише вморожена газета за апрель 1961 года с портретом Гагарина и сообщением о первом запуске человека в космос. Все это выглядело музейными экспонатами, запрятанными в ниши за толстыми, прочно вмонтированными стеклами. На одной из стен была представлена естественная вечная мерзлота — песчано-глинистый грунт, а в нем ледяные прослойки, в срезе напоминающие запятые длиной до полуметра и максимальной толщиной 5—10 сантиметров. И если эти «запятые» растают, грунт действительно поплывет в огромной массе воды.

В левой стене от входа в этот фантастический ледовый зал виднелась вторая, таких же малых размеров, деревянная дверца, за которой вниз вел такой же крутой тоннель с такой же деревянной лестницей. По ней нам предложили спуститься.

Через каждые 8—10 метров тоннель прерывался небольшой площадкой, на которой справа и слева виднелись две деревянные дверцы, за которые туристам входить было запрещено, чтобы не нарушать естественный тепловой режим. Там, за этими дверцами, ученые вели свои исследования.

А тоннель уходил все глубже в подземелье. Сначала в сводах тоннеля ярко блестели при свете электрических лампочек «запятые» вмороженного в грунт льда. Еще ниже на стенах, ступеньках лестницы и на перилах появилось снежное покрытие в виде инея, еще ниже — этот иней свисал отовсюду огромными хлопьями. Еще ниже — с потолка капала капель, поручни и ступеньки лестницы были покрыты мокрым снегом. А снизу, чувствовалось, поднимался теплый воздух. Это уже было на глубине 50 метров. Далее опускаться не решились, было слишком влажно и ноги на обледенелых ступенях скользили.

Поднявшись наверх, спросили гида: «Какие же открытия были совершены в этом подземелье?»

— Наверное, какие-то были открытия, — ответил тот, — коли из этих подземных лабиринтов вышло более полусотни кандидатов наук, более десятка докторов и один член-корреспондент АН СССР.

Ну что же, и такое бывает.

А до окончания бурения скважины еще неделя. Куда девать свободное время? Только в таких командировках, в удалении от цивилизации, познаешь, что за наказание для человека — безделье. Но заранее обрекший себя на такие ситуации деловой люд нашей экспедиции находил себе занятие: кто занялся сбором и сушкой грибов, кто — сбором брусники, а кто — рыбной ловлей.

Грибов в здешней округе, как отмечалось выше, такое обилие, что трудно себе представить — это надо видеть. Буквально в ста шагах от жилища за 2–3 минуты набирается полное ведро, причем берется один гриб из пяти-шести штук, растущих в кучках, самый маленький, самый красивый. Вскоре грибные блюда в жареном и вареном виде изрядно надоели, и к сбору грибов интерес пропал.

Но более хозяйственные наши медики подали интересную идею — сушить грибы на панцирных сетках от кроватей, которых в каждом брошенном доме было большое количество. Панцирные сетки монтируются в два — три яруса и размещаются над кухонной плитой. Уложенные на этих сетках грибы прекрасно сохнут в большом количестве. Массовая заготовка сушеных грибов в шутку измерялась не килограммами, а кроватями.

Любители природы занялись обследованием богатств местной тайги. На удалении в два километра от жилья ими были обнаружены такие плантации брусники, что если собирать ее вручную и всей экспедицией, то и до наступления морозов с этим не справиться. Нужна механизация. Нашлись и умельцы, которые из обычной проволоки, позаимствованной у буровиков, соорудили своеобразные скребки, которые увеличили производительность сбора ягод в десятки раз. Таким образом было заготовлено несколько 10-литровых бидонов — эта витаминная продукция, дар сибирской тайги, поедет с нами домой.

Рыбная ловля в реке Ермачихе была не менее успешной. За три дня было наловлено такое количество рыбы, что не могли придумать, куда ее девать. Правда, рыба была низкосортная (плотва и язь), но очень крупная — от килограмма и выше.

Вдруг в одну ночь уровень воды в реке упал метров на пять и вода ушла от берега метров на пятьдесят, а с нею куда-то ушла и рыба — клев прекратился. Но неугомонные рыбаки настойчиво продолжали поиск рыбных мест и нашли таки. В пяти километрах за устьем Ермачихи, в излучине Енисея, обнаружили осетров, которые, надо полагать, приходили в эти места на кормежку, так как изобилие мелких ручейков, стекающих в Енисей из озер, несло в реку множество всякой живности. Здесь-то и забрасывали рыбаки свои закидушки. Клев был редкий, но весомый: во-первых, осетры — это не плотва, во-вторых, вес каждого экземпляра достигал 5–6 килограммов. За 3–4 часа терпения каждый рыбак вознаграждался 1–3 рыбинами. Это очень много. За неделю была засолена огромная бочка осетрового балыка, при этом головы и хвосты шли в уху.

Двое страстных охотников пообещали разнообразить наш обеденный стол супом из потрошков и «цыплятами табака» из диких уток. Но их охота была удачной лишь в первый день — было подстрелено шесть уток. Последующие выходы на охоту были безрезультатными, оставшиеся в живых утки стали умнее и на выстрел охотников больше не подпускали. Вскоре безрезультатная охота была заброшена и охотники переключились на сбор брусники.

Так заполнялось свободное время, но несмотря на искусственно создаваемую занятость время тянулось мучительно медленно. Нами ежедневно контролировались ход буровых работ, комплектация труб опускной колонны, доставка дополнительного количества цемента, изготовление вспомогательного оборудования для опускных работ, сооружение площадки для размещения кабельных барабанов. Оперативно решались вдруг возникавшие вопросы — для этого использовались исправно работавшая радиосвязь и ежедневно прилетавший из Туруханска вахтовый вертолет. Все шло как нельзя лучше. Пагубное влияние вечной мерзлоты прекратилось — грамотно были приняты необходимые меры. Подготовительные работы приближались к концу.

Попавшаяся на глаза вблизи паровозного депо дрезина с ручным приводом навела на мысль прокатиться по стальному пути, стоившему многих десятков тысяч жизней советских людей и так безжалостно и бездумно брошенному по указке Хрущева.

25 лет эта железная дорога протяженностью около полутора тысяч километров саморазрушалась, а она, по сути дела, была готова к эксплуатации от Салехарда до Ермаково и проходила через весь тюменский север, богатый нефтью и газом. Как бы эта дорога пригодилась при освоении богатств этого края. Но восстановление ее после саморазрушения, кто-то подсчитал, будет стоить дороже, чем строить новую. Поэтому и пользовались сейчас геологоразведчики вертолетами, «экономя» затраты.

Дорога от Ермаково, основательно заросшая кустарником, сначала шла по красивейшему берегу реки Ермачихи, затем по широкой просеке не менее прекрасной нетронутой тайги, и вдруг вышла на величественный мост через какую-то реку. Насыпь железнодорожного полотна перед мостом на протяжении метров пятидесяти была размыта и рельсы вместе со шпалами висели в воздухе, прогнувшись. Дальше ехать было опасно. Но взору представилась величественная картина, созданная трудом подневольных советских людей. Сизифовым оказался их труд.

Наконец проходка скважины подошла к завершению. Проведенные каротаж и инклинометрия показали хорошее ее состояние. Кабельные барабаны были установлены на специально оборудованную площадку. Для перекидки кабелей под роторной площадкой буровой установки были приварены блоки. Заготовлено необходимое количество шкимок. Цементно-смесительные машины установлены на специально подготовленную площадку.

Шаблонирование скважины показало свободное прохождение макета по всей длине без посадок. Температура среды на забое скважины была в пределах +40 °C. При подъеме макета, как и во всех предыдущих работах, опускные трубы компоновались в свечи по три трубы в каждой и устанавливались за палец.

Затем проведена была повторная генеральная проверка автоматики (ГПА), результаты которой показали хорошее состояние и четкую работу всех узлов автоматики и аппаратуры физизмерений.

О результатах выполнения всего комплекса подготовительных работ и доработки скважины в соответствии с внесенными изменениями и о готовности аппаратурного комплекса к работе было доложено шифрорадиограммой министру. Одновременно было запрошено разрешение на окончательную сборку спецзаряда и опускание его в скважину. На следующий день получили «Добро».

Повторная ревизия всех узлов заряда показала полное соответствие их требованиям конструкторской документации. Снаряжение и сборка заряда прошли без замечаний, в полном соответствии требованиям инструкции по эксплуатации. Затем спецзаряд в полной боевой готовности на той же автомашине, в которой проводились снаряжение и сборка, был перевезен к буровой установке и с помощью грузоподъемного устройства кузова вместе со стендом выгружен на роторную площадку.

После подключения кабелей к гермовводам и прикрепления переходника к корпусу, спецзаряд с помощью сборочного стенда был переведен в вертикальное положение и прикреплен к хвостовику опускной колонны.

Затем начался спуск спецзаряда в скважину. Кабели управления подрывом и физизмерений через каждые 4–5 метров привязывались к опускной колонне шкимками.

Опускание спецзаряда до проектной отметки продолжалось около 12 часов. Посадок или каких-либо других осложнений во время спуска не отмечалось.

После спуска спецзаряда и завески опускной колонны н роторе с помощью элеватора, была произведена закачка ц< ментного раствора до устья скважины.

В дополнение к изменениям в проекте проектная организг ция потребовала от нас разработки ряда мероприятий по безе пасности, которые заключались в том, чтобы на время взрыв эвакуировать в Игарку или Туруханск людей, не занятых в за! лючительных операциях, во время производства взрыва держат у причала плавсредства на случай необходимости эвакуаци личного состава, осуществляющего эксперимент, и определил, что направление ветра, при котором допускается производств взрыва, должно быть западное, в секторе до 100°.

Лишних людей (буровая бригада, обслуживающий nepcoнал мы эвакуировали в Туруханск. Из Игарки по нашей заявке npi командирован был катер с нарядом милиции, которому поруч> ли не допускать в наш район рыбаков и рыбнадзор, а вот насче направления ветра выполнить указание проектной организаци не представлялось возможным. Ветер устойчиво дул в северо восточном направлении, и прогноз не обещал его изменения н противоположное направление в ближайшие несколько дне! Если ждать нужного ветра, можно дождаться зимы. А у нас еш одна работа впереди — на севере Тюменской области.

Мы прекрасно понимали, что все мероприятия, включа и углубление скважины, и усиление герметизирующей цемег тной забивки, были вызваны перестраховкой проектировщиков по принципу: «обжегся на молоке — дуй на воду», и чт диктовать условия работы из Москвы — абсурдно. С таким мероприятиями, что называется «вдогонку», мы сталкивалис не раз. Это стало стилем работы начальника проектного отдела ПромНИИпроекта Ю. А. Валентинова: на всякий случа заслать что-нибудь заумное, чтобы в случае каких-либо Ч] всю ответственность перевалить на исполнителя с напомиш нием: «Мы вас предупреждали».

Итак, было решено работу проводить при любом напра! лении ветра, ну а если что-то произойдет, пусть вся отвеч ственность ляжет на нас.

Как и во всех предыдущих работах, проведенная генерал] ная репетиция показала хорошую готовность всех служ(Аппаратурные комплексы управления и физизмерений раб(тали безотказно. Оповещение и связь действовали четко.

Результаты заключительных операций по подготовк к эксперименту и генеральной репетиции были доложен: радиограммой министру. Одновременно запросили разрешение на производство взрыва. На следующий день разрешение было получено.

В день проведения взрыва стояла тихая безоблачная погода. Слабый ветерок в северо-восточном направлении хоть и не соответствовал «проектному», но и не совпадал с направлением на техническую позицию, на которой был сосредоточен весь личный состав.

На случай эвакуации, в назначенное время пришел катер с нарядом милиции и пришвартовался вблизи технической позиции. Прибыл также вертолет, на котором прилетели приглашенные гости из Игарки: секретарь ГК КПСС Александр Тимофеевич Кузьменько и начальник горотдела КГБ Николай Степанович Карякин.

За полчаса до назначенного момента «Ч» все службы доложили о полной готовности к проведению эксперимента. Председатель Государственной комиссии утвердил акт на производство ядерного взрыва и дал команду на включение программного автомата.

Во избежание возможных нежелательных последствий сейсмического воздействия, за пять минут до взрыва вертолет был поднят в воздух. Одновременно наш представитель с летящего вертолета должен был вести наблюдение за скважиной и сообщать на землю. С вертолетом была установлена двусторонняя радиосвязь.

Руководитель Спецгеофизики Н. М. Чернышев доложил о полной готовности сейсморегистрирующей аппаратуры по всему профилю.

Оператор командного пункта докладывает о выдаче программы на включение бортовой автоматики подрыва и о получении сигналов обратного контроля, подтверждающих нормальную работу всей системы управления подрывом.

Затем диктор сообщает об оставшихся секундах, и, наконец, сигнал «О». Спустя секунду следует мощный толчок в ноги и длительное колебание почвы под ногами. Затем следует продолжительный раскатистый грохот. Взрыв произошел.

С борта вертолета доложили, что на буровой установке никаких изменений не наблюдается, буровая вышка стоит, никаких пылевых и газообразных выбросов вокруг нее нет.

Через 15 минут дозиметрическая служба, тщательно обследовав радиационную обстановку вокруг скважины, доложила об отсутствии радиоактивных проявлений.

Расшифровка записей аппаратуры физизмерений показала нормальную работу всех узлов спецзаряда, мощность взрыва соответствовала норме.

Абсолютное большинство сейсморегистрирующих приборов сработало нормально.

Тщательное обследование буровой установки показало нормальное состояние всех ее агрегатов и отсутствие каких-либо поломок. Сама буровая вышка стояла вертикально, значит, специалисты надежно соорудили фундамент для нее после обозначившегося плывуна.

Две автомашины с атоматикой управления и аппаратурой физизмерений, располагавшиеся в трехстах метрах от эпицентра, никаких поломок не имели. Вся аппаратура находилась в целости и сохранности.

Здесь, в реке Ермачихе, мы впервые увидели пагубное действие сейсмической волны на речных обитателей — на поверхность воды всплыло множество оглушенной рыбы. Солдаты охраны, размещавшиеся во время взрыва на причаленном к берегу катере, первыми увидели относившиеся течением реки рыбные косяки, перевернутые вверх животом, и организовали лов ее с помощью подручных средств. За каких-нибудь пятнадцать минут заполнен был до краев огромный ящик.

На другой день, как нам сообщили, егерь, проживающий на берегу Енисея, ниже по течению, в десяти километрах от нас, на самом крутом повороте реки собрал большое количество осетровых рыб. Впоследствии Енисейская рыбоохрана предъявила солидные штрафные санкции Спецгеофизике за оглушенную рыбу.

Результаты работы были доложены шифрорадиограммой в министерство. Одновременно были заказаны через транспортное управление министерства железнодорожный эшелон из города Лесосибирска и баржа в Ермаково для эвакуации техники и личного состава.

Для решения вопросов с заказом транспорта был специально откомандирован один сотрудник в Игарку, но по совету начальника речного порта ему следовало лететь в Красноярск, ибо на радиосвязь надежда плохая, а бюрократический порядок заведен всюду такой, что заказ на транспорт нужно пробивать. А в данном случае тем более нужно на месте контролировать действие и речных, и железнодорожных чиновников.

Так закончился очередной этап сейсмического зондирования подземным ядерным взрывом вблизи Ермаково.

Камуфлетность взрыва обеспечена полностью. Дозиметрический контроль у устья скважины в течение трех суток после взрыва показывал полное отсутствие радиоактивного проявления. Других негативных последствий, если не считать какого-то количества оглушенной рыбы, не наблюдалось.

На очереди стоял еще один взрыв на этом же профиле — в районе города Игрим на реке Сосьве. Его надо было провести до наступления зимы, для чего восьми членам Госкомис-сии предстояло в срочном порядке перебазироваться на новое место работы.

С целью экономии времени решено было всей этой бригадой перебраться кратчайшим путем — спецрейсом самолета АН-2 из Игарки через Уренгой, Надым, Березово — в Игрим.

Заказать спецрейс самолета оказалось делом достаточно простым, сложнее было пройти таможенный досмотр, который проводили сверхбдительные работники милиции, тщательно перетряхивая весь личный скарб, который имелся у каждого. В результате вылет задержался на три часа с лишним, вместо 9.00 вылетели уже в первом часу дня. Полет по маршруту, согласованный со всеми диспетчерскими службами, должен был быть беспосадочным до самого Березова.

Погода пока благоприятствовала полету, правда, на всем пути стояла низкая и сплошная облачность, летели на высоте 100–150 метров, но не было ни туманов, ни дождя. Видимость — отличная. Но в Надыме нас посадили. Пролетели две трети пути — и вот тебе на, впереди нелетная погода.

Один из встречавших нас, диспетчер аэропорта, объявил, что впереди погоды нет, все аэродромы закрыты, и надымский тоже закрыт. Остается два выхода: либо оставаться здесь и ждать летной погоды, либо лететь обратно. Через десять минут и отсюда вылет будет закрыт.

— А долго ли продлится ненастье? — спросили диспетчера.

— А кто его знает, — ответил тот, — может, сутки, а может, месяц. Здесь всяко бывает, тем более зима на носу.

Экипаж самолета однозначно заявил, что они ждать погоды не намерены и сейчас же улетают обратно. И мы, поскольку неопределенность никого не устраивала, единогласно решили тоже лететь обратно. А на улице уже заморосил нудный осенний дождь. Невзрачные облака спустились чуть ли не до самой земли. Погода и в самом деле становилась не только нелетной, но и невыносимой.

С неимоверным ревом мотора наш самолет, с горем пополам, вылез из размокшего песка под колесами, кое-как выбрался на взлетную полосу и, слава богу, оторвавшись от вконец раскисшей земли, поднялся в воздух.

Полет наш в обратном направлении около часа продолжался в сплошном дожде, под самыми облаками, а высота не превышала и ста метров. Наконец обогнали дождевые облака, и за бортом просветлело, хотя сплошная облачность покрывала небо до самого горизонта. Высота облаков уже достигала двухсот метров. Полет пошел более спокойно — прекратилась нудная болтанка. Под крылом самолета простиралась тундра с множеством больших и малых озер и речушек.

Через час, как-то вдруг, наступила ночь. Стали еле различимыми пробегающие под нами объекты, а впереди и кругом — сплошной мрак. И так летели в этом мраке более трех часов.

В час ночи из Игарки должен был вылетать рейсовый самолет на Красноярск. Мы попросили радиста связаться с аэропортом и попросить, чтобы нам оформили на этот рейс билеты, и, если мы запоздаем с прилетом, чтобы рейс задержали. К великому удивлению наш заказ был принят и оформлен без лишних формальностей. Нам передали, что билеты вынесут прямо к самолету, только чтобы были приготовлены деньги без сдачи.

Полет в сплошной тьме казался каким-то затянутым во времени. Казалось, вот-вот должен был появиться Енисей, а его все нет и нет.

Наконец, вдалеке на горизонте обозначились огни. Это Игарка, а вскоре стала видна широкая гладь Енисея. Значит, мы у цели. Но лететь нам предстояло еще полчаса. Наконец, крутой разворот над городом, и самолет пошел на посадку. Пересекли протоку Енисея, заполненную рядами кораблей, и вскоре покатились по бетонке взлетной полосы аэродрома.

Подрулили к аэровокзалу, дежурная тут же у самолета вручила нам билеты и показала в воздух: «Вон ваш самолет идет на посадку, не расходитесь, самолет сразу будет отправлен в обратный рейс». Пассажиры только мы одни.

Знакомый милиционер, тщательно перетряхивавший наши пожитки при посадке в АН-2, на сей раз, как старый знакомый, без досмотра помог нам загрузиться в подруливший ЯК-40 и пожелал удачного полета. Вскоре мы взлетели.

Первый раз за всю жизнь мы столкнулись с таким фактом, что на оформление полета и погрузку ушло всего десять минут. Обычно эти процедуры занимают больше времени, чем сам полет.

Умаявшись за 12 часов полета на АН-2, буквально все, как только расселись в мягкие кресла в теплом и уютном салоне ЯК-40, тут же уснули и не слышали, как взлетели. Разбудил нас громкий говор большого количества людей — это размещались по свободным креслам пассажиры в аэропорту Подкаменной Тунгуски.

Снова взлетели, под утро приземлились в Красноярске.

После двухчасового ожидания приобрели билеты на проходящий самолет до Омска. В Омске повезло больше — в наш прилет шла регистрация на рейс Омск — Ленинград с посадкой в Тюмени. Свободные места были и мы оформились на этот рейс. А еще через час — мы уже в воздухе.

Итак, мы благополучно добрались до Тюмени. После того, как устроились в городскую гостиницу, попытались попасть на прием к партийному руководству области — неудачно. Ни первый, ни второй секретари обкома КПСС с нами разговаривать не пожелали. Не стал с нами разговаривать и начальник главка «Тюменьгеология» А. С. Салманов. Удалось встретиться лишь с И. Я. Гирей, который являлся заместителем председателя Государственной комиссии и должен был находиться там, на объекте, но пребывал в Тюмени, как он объяснил, по прямому указанию начальства.

С помощью И. Я. Гири связались с Ханты-Мансийском и договорились о предоставлении вертолета для нас до конечного пункта нашего путешествия. После чего были приобретены билеты на рейсовый самолет до Ханты-Мансийска на завтра, на последний вечерний рейс.

Чтобы выяснить причину задержки с откомандированием И. Я. Гири, все же прорвались к А. С. Салманову, но тот сходу ответил: «Нечего ему там делать. Я вам дырку просверлил, вот и работайте без нас».

Итак, на следующий день тем же составом в восемь человек полетели в Ханты-Мансийск. Прилетели поздно вечером, было уже совсем темно, хлестал проливной дождь. Погода была и впрямь нелетная. Удивились, как наш рейс приняли?

Встретил нас начальник управления треста «Тюменьнеф-тестрой» Владимир Георгиевич Рубан, сам за рулем УАЗика, и привез в загородный особняк тюменских нефтеразведчиков.

Это поистине царский уголок с шикарными гостиничными номерами люкс. Хозяин этого царского особняка принес извинения за то, что не может предложить нам с дороги сауну, потому как она на ремонте. Но душ в каждом номере — пожалуйста.

Мы привели себя в порядок с дороги и нас пригласили на ужин в буфет на первом этаже этого особняка. Ужин также был царским: тут и заморский коньяк, и строганина из нельмы, и осетровый балык, и свиной шницель — все очень вкусно. Живут же люди (избранные, конечно).

Нелетная погода продержала нас в этом особняке. Завтрак и ужин — в здешнем «буфете», обед — в городском ресторане, который по оформлению и качеству пищи был очень далек от того «буфета». А в магазинах Ханты-Мансийска — шаром покати.

На третий день установилась летная погода, и тот же Владимир Георгиевич на том же УАЗике отвез нас на аэродром.

Въезд на летное поле к вертолету, стоявшему метрах в двухстах, через охраняемые ворота. Сторож из местных манси сказал всем, кроме шофера и «старшего машины» (так и сказал сторож), выйти из машины и топать пешком до вертолета по грязи, которая ровным слоем десятисантиметровой толщины покрывала бетонную дорогу. Уговоры не загонять нас в туфельках в грязь ни к чему не привели. Так и подъехали к вертолету вдвоем, остальные семь человек, проклиная глупого начальника, придумавшего не укладывающийся в голове порядок, брели по непролазной грязи.

Наш начальник режима А. С. Патов, войдя в вертолет, снял заляпанные грязью ботинки и демонстративно выбросил за борт, затем извлек из рюкзака чистые туфли, гордо обулся.

Распрощавшись с В. Г. Рубаном и поблагодарив его за радушный прием, мы взлетели и взяли курс на Игрим.

После двух с небольшим часов полета приземлились на краю поселка, состоящего, в основном, из палаток. Лишь четыре маленьких балка еле заметно ютились рядком.

Знакомство с условиями проживания личного состава экспедиции привело в ужас. Основная масса проживала в двойных палатках, то есть внутри большой палатки была сооружена палатка поменьше, а в ней — сплошные двухъярусные койки да металлическая печурка посередине, которая топилась дровами круглосуточно. У каждой палатки возвышались огромные поленницы дров — пока было свободное время, дрова предусмотрительно заготовили впрок — ведь зима вот-вот придет. А пока температура воздуха +8—10 °C, а ночью доходит и до заморозков.

Столовая также оборудована в палатке, и для заседаний Государственной комиссии приготовлена такая же палатка.

Но со всей этой необустроенностью можно было как-то смириться. Хуже обстояло дело с электроэнергией. Находясь без должного присмотра, подвижная электростанция находилась в аварийном состоянии. Кому-то понадобились гайки, и ничего не могли придумать лучшего, как свернуть их со шпилек, крепящих картер двигателя электростанции. И чтобы он не отвалился, под него подложены поленья дров.

Из-за неплотных соединений из картера масло летело во все стороны большими струями. За сутки его расходовалось до двух ведер. В бочке оставалось его менее ста литров — это на пять суток максимум. Требовалась немедленная замена электростанции, а пока на ночное время электростанцию придется останавливать.

А назначенные приказом Минсредмаша и Мингео СССР — обеспечивающий общее руководство всеми подготовительными работами И. Я. Гиря, ответственный за буровые работы и обустройство площадок Г. Г. Сухачев, ответственный за опускание спецзаряда в скважину и демонтаж В. И. Ситников и ответственный за энергоснабжение и связь Запорожский — на месте отсутствовали. Отсутствие ответственных руководителей (они же члены Государственной комиссии) и привело к плачевному состоянию всех участков работ и обустройству быта. Радиограмма Салманову о немедленном откомандировании ответственных руководителей на место работ так и осталась безответной.

Следующее, с чего пришлось начинать, это доведение до сведения двух министров плачевного положения дел и просьбы о принятии мер по срочной доставке новой подвижной электростанции.

Реакция была оперативной, на третий день пришел катер, и его команда, выгрузив новую электростанцию на берег, сдав ее кому-то из буровой бригады, быстро исчезла. Когда мы, обрадованные таким оперативным реагированием на наш сигнал бедствия, осмотрели присланную электростанцию, то пришли в ужас — она была полностью разграблена: сняты все электрические приборы, с генератора сняты щетки, у двигателя вывернуты все форсунки, отвинчено множество крепежных гаек. Короче, присланная электростанция годна была лишь в утиль, хотя она была абсолютно новой.

С сообщением об этом безобразии срочно была отослана радиограмма двум министрам. Через пару дней вертолетом привезли новый двигатель. Сопровождающий, выгрузив двигатель, сообщил, что это для замены аварийного двигателя в действующей электростанции и тут же улетел.

И на этот раз радости были преждевременными. Двигатель оказался польского изготовления, и он не стыковался с нашим отечественным генератором.

Пришлось в третий раз о бедственном положении экспедиции и о безобразном отношении Салманова докладывать двум министрам и просить о принятии действенных мер.

Наконец наш голос был услышан, и вертолетом доставлена была долгожданная электростанция. На сей раз, вызвав охрану и задержав сопровождающих, не выпускали их до тех пор, пока не убедились, что нам привезли исправную технику, а не утиль. Электростанция на сей раз оказалась совершенно новой и не разграбленной. Славу богу, кажется, мытарства с электростанциями пришли к концу. Ознакомившись детально с общей обстановкой на объекте, убедились, что дело обстоит плохо не только с бытом и электрообеспечением, плохо обстояли и дела на буровой, скважина еще не пройдена до проектной отметки, а бурение без руководителя шло из рук вон плохо, в наличии цемента было чуть более половины того, что требовалось по проекту. Привезенный по реке баржой дополнительный цемент был сложен в штабель на берегу. Буровая бригада не удосужилась перенести его подальше от воды и укрыть от осадков. Вскоре прошедший дождь и поднявшийся уровень воды в реке Сосьве затопили цемент, и теперь он лежал окаменевшей глыбой. Выяснилось, что и труб для опускной колонны недостаточно. А ответственные руководители работ так и не появились на месте.

Обо всем этом, как о чрезвычайном положении, снова пришлось докладывать министрам и в ВПК и просить о принятии срочных мер. Это, в конце концов, оказало положительное действие. Прибыли на место И. Я. Гиря, Г. Г. Сухачев, В. И. Ситников и Запорожский, началась доставка вертолетами недостающих труб и цемента. Указали мы И. Я. Гире на загубленные цемент и электростанцию, но он только развел руками и изрек, что за это он не отвечает. То, что трубы транспортировались вертолетом на внешней подвеске — понятно, но почему цемент подвешивается в сетке под вертолет? Ведь за время перевозки от цемента остается половина, остальная часть его раздувается шлейфом на всем пути следования. На наши недоумения летчики ответили, что не хотят пачкать вертолет цементом, а что половина его теряется, так заказчик не в претензии.

— Тогда почему такой тяжелый вертолет МИ-6 везет не 10 тонн, а всего две тонны?

— А нам платят не за тонны, а за рейсы, — цинично ответил летчик.

На следующий день, как прибыли руководители, мы с удивлением увидели, как вокруг палатки, где они ночевали, белый снег был покрыт черными хлопьями откуда-то взявшейся копоти. Что это такое? Оказалось, все очень просто объяснимо, бывалые геологи для обогрева жилища использовали солярку, сооружая хитрой конструкции печку, в которой солярка сгорает не полностью, и огромное количество сажи вылетает в трубу и засоряет округу. Пришлось заставить начальство обогреваться дровишками, как и все здесь проживающие. Jlecy-то вон сколько, и не вредно для здоровья поразмяться распиливанием и колкой дров. А возле емкости с соляркой вынуждены были поставить солдата с автоматом.

Итак, на приведение всего и вся в порядок ушло две недели. Наступила зима, выпало предостаточно снега, морозы по ночам доходили до минус двадцати градусов, но река Сосьва еще не стала, ледок образовывался лишь у берега. Успеть бы сработать до замерзания реки, ведь на время эксперимента нам было предписано предусмотреть пути эвакуации личного состава в случае радиоактивного выброса, а единственным путем может быть только река, ибо другим путем далеко не уйдешь, кругом болота и непроходимая тайга. Мы прекрасно отдавали себе отчет, что эти мероприятия — перестраховка проектировщиков, но куда денешься — авторский надзор заставлял все эти мероприятия осуществлять. В дополнение ко всем неприятностям, ветер дул от буровой в нашу сторону вот уже несколько дней подряд, и синоптики не предвещали изменения обстановки.

Если невозможно будет воспользоваться катером (вдруг река замерзнет), решено было соорудить блиндаж, в котором можно было бы укрыться всем на время прохождения радиоактивного облака, если такое вдруг случится. Быстро выкопали бульдозером глубокую траншею, закрыли ее бревенчатым накатом и сверху насыпали метровый слой земли. Убежище готово и вполне надежно для защиты от проникающего излучения.

За длительный период пребывания здесь (около двух месяцев) специалисты смонтировали во временных сарайчиках аппаратуру управления и физизмерений и настроили ее. Обогревались помещения электрическими печами, но в кризисный период с электричеством обогрев на КП был прекращен. После того, как была установлена новая электростанция и проблема с электроэнергией была снята, потребовалось какое-то время для прогрева и сушки аппаратуры, а затем проверка ее на работоспособность.

Энергоснабжение пункта возле скважины осуществлялось от буровой установки и не прекращалось ни на один день. Там же, рядом, был сооружен деревянный сарайчик для хранения спецзаряда и работы с ним. Обогревался он также электропечами, питающимися электроэнергией от буровой установки.

Наконец добуривание скважины до измененной новой отметки благополучно завершилось. Каротажные и инклино-метрические измерения показали хорошее состояние скважины до самого забоя.

Опускная колонна была полностью скомплектована. Количество цемента соответствовало норме для герметизации скважины до самого устья. Шаблонированые скважины опусканием до проектной отметки макета не вызвало каких-либо вопросов.

Проведенная повторная генеральная проверка автоматики (ГПА) показала надежную работоспособность всего аппаратурного комплекса. Правда, техническое состояние узлов автоматики было настолько плохим, что приходилось удивляться тому, что они еще работают. Для подстраховки у каждого прибора вынуждены были посадить операторов, которые в случае отказа автоматики вручную должны выдать соответствующие команды на включение. Разумеется, с этой целью были внесены дополнения в инструкции по эксплуатации.

В таких вот диких условиях и с аппаратурой, дышавшей на ладан, приходилось работать, выполняя постановления ЦК КПСС и Совмина СССР. Но кого тогда это интересовало? Спрос был лишь за результат.

Результаты подготовительных работ и готовность всех служб к выполнению заключительных операций по производству подземного ядерного взрыва были доложены в министерство.

По получении разрешения на опускание спецзаряда в скважину была произведена повторная ревизия всех его узлов на соответствие КД, произведено снаряжение и окончательная сборка. После чего по специально сооруженным мосткам спецзаряд с помощью сборочного стенда был доставлен к буровой установке и кран-балкой водружен на роторную площадку. Ну а далее, как и во всех других случаях, после подключения к гермовводами кабелей и прикрепления наконечника к корпусу, спецзаряд был переведен в вертикальное положение и пристыкован к наконечнику опускной колонны.

Спуск спецзаряда осуществлялся без каких-либо осложнений, и опускная колонна была завешена с помощью элеватора на роторе буровой установки. Затем на конец трубы опускной колонны были навинчены патрубки и начата закачка цементного раствора.

Но и тут не обошлось без нервотрепки, вызванной очередным посланием главного проектировщика Ю. А. Валентинова, суть которого заключалась в том, чтобы цементную пробку опустить от проектной отметки на 100 метров.

А что это значит? Это нужно заряд поднять наверх, перекомпоновать трубы в колонне таким образом, чтобы перфорированная труба, через которую цементный раствор из опускной колонны поступает в скважину, была перемещена на 100 метров ниже.

В принципе это выполнить можно, будет лишь потеряно двое суток. Но при этом возникает опасность того, что частично закаченный цемент затвердеет и образует в каком-то месте пробку. А это грозило тяжелыми последствиями. В придачу ко всему, наличного цемента не хватило бы для увеличения пробки на 100 метров. А доставка дополнительного цемента отняла бы еще несколько суток.

Оставался один выход: проигнорировать запоздалое указание и взять всю ответственность на себя. Таким образом, цементирование скважины было произведено благополучно согласно требованиям документации, без учета дополнительного изменения.

Спуск спецзаряда был начат 12 октября 1978 года в 10.00 местного времени, а цементаж скважины окончился в 12.00 13 октября (не зря это число считают несчастливым).

Назначенная на 14 октября генеральная репетиция не состоялась. Не были выполнены к назначенному часу мероприятия по обеспечению безопасности членом Госкомиссии И. Я. Гирей, не вызваны катера заграждения. Не обеспечено нормальное взаимодействие руководителей бригад, обслуживающих аппаратурные комплексы, вследствие безответственного отношения к своим обязанностям члена Госкомиссии К. Д. Швильдадзе.

После анализа причин срыва ГР и принятия некоторых мер, повторно генеральная репетиция была назначена на 15 октября. На сей раз из Игрима пришли два катера, которые на время взрыва должны были перекрыть движение по реке в пределах 2 километров вниз и вверх по течению реки и служить средством эвакуации в случае возникновения неблагоприятной ситуации. Остальные службы в этой ГР показали полную подготовленность к работе.

О состоянии готовности и о результатах ГР было доложено в министерство и запрошено разрешение на производство взрыва 17 октября 1978 года.

В ночь на 17 октября температура воздуха опустилась до -20 °C, такой она продержалась и весь день. Река Сосьва покрылась сплошным льдом. Возникло сомнение, что катера смогут прорваться через ледяной заслон. Но ровно в 8.00 два катера все же прибыли и пришвартовались у технической позиции. Посылать один катер вверх по течению сочли нецелесообразным, на лодке по реке уже не проплыть, а пешком по льду — слишком опасно, лед еще тонок.

Прибытию катеров в столь рискованных условиях мы обязаны капитану КГБ города Игрима (фамилию, к сожалению, запамятовал), уговорившего речных чиновников на такое плавание.

Ветер, как по закону подлости, дул от скважины прямо в нашу сторону. Ситуация сложилась самая неблагоприятная. Но откладывать взрыв на последующие дни — риск еще больший. Может сложиться обстановка более неблагоприятная для работы сейсморегистрирующей аппаратуры, то есть цель ядерного взрыва может быть сведена к нулю.

Взвесив все обстоятельства «за» и «против», на бурном заседании Государственной комиссии решили: взрыв произвести, не откладывая, в 10.00 местного времени 17 октября 1978 года.

Все службы, обеспечивающие подрыв заряда и контроль за его работой и обеспечивающие безопасность личного состава экспедиции, доложили о полной готовности к проведению эксперимента.

За полчаса подписывается и утверждается акт на производство взрыва. Дается команда на включение программного автомата.

Весь личный состав сосредотачивается у палатки, где заседает Госкомиссия. За пять минут до «Ч» руководитель

Спецгеофизики докладывает о включении сейсморегистрирующей аппаратуры по всему профилю.

Потянулись минуты томительного ожидания. Диктор оповещения ведет отсчет оставшегося времени. И наконец — долгожданный «О». Земля содрогнулась, заколебалась, затем последовал оглушительный грохот.

Свершилось то, к чему так долго и с неимоверными трудностями готовились.

Наблюдатели с катеров сообщили, что на месте скважины никаких выбросов не наблюдается.

К эпицентру взрыва послан дозиметрический дозор, который спустя 15 минут доложил, что ни у скважины, ни вокруг нее в радиусе 200 метров радиоактивных проявлений не наблюдается.

Контроль в последующие часы и на протяжении трех суток также не зафиксировал выхода радиоактивности. Значит все дополнительные работы вызваны не необходимостью, а перестраховкой.

Три часа спустя катера заграждения были отпущены, и они, взламывая лед, двинулись вниз по течению, торопясь, чтобы мороз не заковал их где-нибудь на полпути.

Тщательный осмотр буровой установки показал отсутствие поломок и повреждений всех ее агрегатов. Последующая расшифровка записей аппаратуры физизмерений показала, что все узлы заряда сработали нормально. Мощность взрыва соответствовала номиналу.

Итак, работа в самых тяжелейших условиях закончилась благополучно. Аппаратура управления и физизмерений сработала нормально в автоматическом режиме. В процессе выдачи программы управления не потребовалось вмешательство операторов. Взрыв произведен в точно назначенное время и документально «привязан» к сигналу единого времени.

К концу дня стало известно, что сейсморегистрирующая аппаратура в абсолютном большинстве своем сработала нормально, получены необходимые записи, которые в дальнейшем будут обработаны. Как и положено, во всех деталях результат эксперимента шифрорадиограммой был доложен в министерство. Одновременно заказан багажный вагон на станцию Березово для эвакуации всей техники в Москву.

На следующий день предстояли демонтаж и упаковка приборного и технологического оборудования и подготовка его к транспортировке.

Следует рассказать еще об одной истории, доставившей всем нам дополнительных хлопот. Еще в апреле месяце на площадку буровой установки забрела медведица с двумя медвежатами. Буровики ничего лучшего не придумали, как убить медведицу, а малых медвежат взять себе для забавы. Медвежата росли и стали, наконец, основательной помехой буровикам. Тогда этих медвежат подарили прибывшему сюда начальнику экспедиции Спецгеофизики. Тот «подарок» принял, для содержания медвежат с помощью буровиков соорудил клетку из стальных прутьев. В течение всего лета, пока медвежата подрастали, их новый хозяин писал множество обращений и в цирки, и в зоопарки разных городов страны с предложением подарить этих медвежат. Но никто не откликнулся. А медвежата к началу октября выросли в больших медведей. И тогда решили выпустить их на волю. Двое суток бродили медведи по тайге, на третьи сутки в ночь пришли к клетке и подняли голодный рев. Пришлось их вновь усадить за решетку и взять на довольствие.

И вот настал момент покидать всем наш лагерь. Большинством голосов решили медведей отпустить на волю, но тюменские нефтяники настаивали на том, чтобы медведей убить, поскольку зимой медведи-шатуны очень опасны.

Вопреки нашим возражениям, совсем неуправляемый майор — командир нашей охраны, с одним солдатом все же учинили над медведями расправу. Выбежали мы из балков, услышав автоматные очереди, но было уже поздно, медведи были мертвы.

С тяжелым осадком на сердце и проклятием в адрес майора покидали мы этот край. Четырьмя рейсами вертолета МИ-8 все наше оборудование и весь личный состав перебазировались на конечную железнодорожную станцию Березово. Здесь предстояло почти суточное ожидание поезда до Серова.

В дополнение ко всем неприятностям, майор отказался охранять оборудование, сложенное на грузовой платформе станции, объясняя это тем, что объект охраны не обнесен колючей проволокой. Пришлось самим, поочередно, группами дежурить возле сложенного оборудования.

Все наши экспедиции во все концы страны всегда сопровождала охрана специального батальона внутренних войск, и нигде не возникало каких-либо осложнений. На сей раз нам не повезло, прикомандировали строптивого майора, который и охрану организовывал плохо, и вел себя вызывающе, и в дополнение ко всему отказался охранять имущество. По приезде в Москву пришлось потребовать от командования специальной войсковой части не прикомандировывать к нам этого майора.

Так провели ночь на вокзальных скамейках. А наутро был подан багажный вагон, который с шутками и прибаутками был быстро загружен и после оформления маршрутных документов вскоре прицеплен к грузовому составу и со специально назначенными сопровождающими и охраной отправлен до Москвы.

А через пару часов был подан пассажирский поезд, следующий по маршруту Березово — Серов. На нем отбыли и мы.

В Серове, после восьмичасового ожидания, погрузились в поезд, следующий до Свердловска.

В Свердловске наша дружная гвардия разделилась на две неравные части. Большая часть отправилась в аэропорт «Кольцове», меньшая часть через полтора часа, приобретя билеты на проходящий скорый поезд из Владивостока, благополучно отправилась до Москвы. Сутки с небольшим — и мы дома.

Итак, закончились работы, запланированные на 1978 год. Прошли они в сложных климатических условиях, с большим нервным и физическим напряжением, и потребовали много времени для выполнения дополнительных объемов работ.

Все это было вызвано последствиями, имевшими место при производстве первого ядерного взрыва в районе Айхала, а именно, выбросом из скважины радиоактивных продуктов взрыва.

А выброс этот произошел не случайно, его можно было предвидеть и предотвратить, если бы с должным вниманием была бы произведена приемка скважины после окончания буровых работ. Но председатель Госкомиссии Николай Алексеевич Ерохин и главный инженер проекта Вячеслав Иванович Клишин, осуществлявший авторский надзор, безответственно отнеслись к своим обязанностям, приняв в работу бракованную скважину, что и привело к печальным последствиям.

А дело заключалось вот в чем. Когда бурение скважины было доведено до проектной отметки, последующие за этим каротажные измерения показали, что сразу за башмаком обсадной колонны (это примерно одна треть всей длины), скважина имеет крутой изгиб и ушла далеко от вертикальной осевой линии. Такая геометрия не удовлетворяла требованиям проектной документации. В месте изгиба весьма вероятно не прохождение заряда. Поэтому буровиками решено заобсадную часть скважины перебурить заново, для чего за башмаком была установлена цементная пробка.

После повторного разбуривания от сооруженной пробки осталось, по-видимому, всего ничего. Сооруженная вновь скважина, вследствие постоянного контроля за прохождением бурового инструмента в процессе бурения, по геометрии уже соответствовала требованиям проектной документации.

Таким образом, за обсадной трубой скважина разветвлялась на две, разобщенные в начале разветвления между собой незначительной цементной перегородкой. В шутку геологи назвали эту скважину «штанами». Эту шутку подхватили и председатель Госкомиссии, и главный инженер проекта, но ничего не предприняли, чтобы эта шутка не обернулась трагедией.

Авторский надзор должен был бы заставить буровиков зацементировать ушедшую в сторону скважину не в начале кривого участка, а по всей длине ее до самого забоя. Но, к сожалению, эту боковую скважину оставили открытой.

После опускания спецзаряда на забой «спрямленной» скважины, она была зацементирована согласно проекту до уровня чуть выше башмака обсадной трубы, хотя было очевидно и для неспециалиста, что цементаж в данном случае должен был быть произведен до устья скважины с той целью, чтобы воспрепятствовать выходу радиоактивных газов по свободной боковой скважине. Но этого сделано не было. А той небольшой цементной пробки от места разветвления до верхней ее отметки оказалось недостаточно. Надо полагать, что в процессе затвердевания цементная пробка могла от первоначальной отметки «просесть» (такие явления мы отмечали много раз, когда цементная забивка в уровень с устьем скважины при затвердевании опускалась на 5–8 метров). Короче, какая-то часть цементной пробки, прикрывающей боковую скважину, не выдержала бешеного напора газов, образовавшихся при взрыве, и ее выбило, а вслед за ней на дневную поверхность вырвались газообразные продукты взрыва, увлекая за собой огромное количество радиоактивной пыли.

В дополнение ко всем бедам взрыв был произведен при ветре в направлении от скважины на командный пункт, где был сосредоточен весь личный состав экспедиции. Огромных размеров черный столб газов и пыли, вырвавшихся из скважины, медленно начал двигаться на КП. На расстоянии двух километров от этого радиоактивного столба был отмечен мощный гамма-фон.

Руководством эксперимента было принято единственно правильное на этот раз решение. Всем личным составом отходить в тайгу, в направлении перпендикулярном ветру, и как можно дальше. Тем самым удалось избежать заражения людей выпадавшими из облака радиоактивными осадками, но от воздействия гамма-излучения уйти не удалось. Большим счастьем для людей было то, что на пути их отступления не встретилось ни болот, ни речек. И когда удалились на расстояние, где гамма-фон измерялся единицами миллирентген, отход был приостановлен. И только тут обнаружили, что одного человека из экспедиции Спецгеофизики нет. Где потеряли? Никто ничего путного сказать не мог.

Но вскоре обрушился страшный ливень. То ли в наказание, то ли, наоборот, чтобы уменьшить как-то последствия от случившегося, всевышний ниспослал проливной дождь.

Хотя все до единого промокли до нитки — не беда. В ночном бдении у костра до утра смогли и обсохнуть и обогреться. Хорошо то, что этот ливень смыл радиоактивную пыль с жилых балков экспедиции, и прибил радиоактивное облако, тем самым сузил площадь загрязнения тайги.

На следующий день, возвратившись на территорию технической позиции и жилого городка, зафиксировали вполне допустимый для проживания гамма-фон (ливневый дождь сыграл свою благодатную роль). Здесь же обнаружили потерянного вчера человека. Им оказалась уборщица столовой из экспедиции Спецгеофизики. У нее было явное похмелье. Из ее рассказа следовало: с утра ей повезло где-то добыть бутылку водки; не дожидаясь обеда, она опустошила ее и, сильно опьянев, уснула где-то под кустом. Не слышала она, как был произведен взрыв, как весь народ покинул жилпоселок, как накрыло ее радиоактивной пылью. Проснулась она, когда хлынул сильный дождь. Попыталась укрыться в каком-нибудь балке. Но все балки были закрыты на замки, и пришлось ей ночевать на улице под каким-то укрытием. Какую дозу облучения получила она за время пребывания в радиоактивной пыли? Кто теперь может определить. Доза облучения остального личного состава зафиксирована, так как мощность излучения постоянно измерялась специальной дозиметрической службой, состоящей из сотрудников ПромНИИпроекта, при контроле и при непосредственном участии в наблюдении за радиационной обстановкой представителей 3-го ГУ при Минздраве СССР и специального института гидрометеослужбы.

Далее, в спешном порядке было демонтировано и упаковано для транспортировки все приборное хозяйство и технологическое оборудование. А затем оно вместе со всем личным составом экспедиции было перебазировано в Айхал.

Результаты работы с печальным исходом были доложены в министерство. После чего проектной организацией, надо полагать, без тщательного анализа причин, приведших к таким вот последствиям, были введены в срочном порядке изменения и дополнения в проектную документацию по организации работ на Ермаковском и Игримском объектах, которые сводились к углублению скважин, к увеличению герметизирующей цементной пробки, к требованию выбора направления ветра на момент производства взрыва и к обязательному принятию мер для эвакуации личного состава в случае возникновения неблагоприятных обстоятельств.

Еще раз отмечу, что все эти мероприятия носили перестраховочный характер и не укладывались в здравый смысл, но не выполнить их мы не имели права. Все эти мероприятия привели лишь к затягиванию сроков работ и к неимоверным осложнениям.

Весь личный состав экспедиции по возвращении в Москву был госпитализирован в клинику № 6 третьего ГУ при Минздраве СССР для медицинского обследования и профилактического лечения.

Какую дозу облучения получил каждый, какие последствия для здоровья имели место, — узнать не представилось возможным. Об этом не знали и сами пострадавшие. Все эти данные были засекречены. Не помогли наши обращения за информацией и к директору ПромНИИпроекта О. Л. Кедровскому, и к директору гидрометеослужбы Ю. А. Израэлю, и к начальнику 3-го ГУ при Минздраве СССР Е. И. Воробьеву.

Все отвечали одно. Ничего страшного нет, все в порядке. Но ведь та женщина, которая в пьяном виде ночевала под радиоактивным облаком, умерла. По какой причине? То ли от переоблучения, то ли от какой другой болезни. Ответа так и не было дано.

В конце концов, случай-то произошел из ряда вон выходящий. Причины, его обусловившие, и также последствия должны быть подробно изучены. Должен же быть проведен анализ всего технологического процесса подготовки и проведения этого злополучного взрыва, чтобы не повторилось еще раз подобное.

Но в главке нам сказали: все и так ясно, без обсуждений, и нечего поднимать шум из-за каких-то пустяков. Но ведь человек умер, все получили какие-то дозы облучения — разве это пустяки?

Но у себя в подразделении по очень скромным данным мы провели анализ всего произошедшего и разработали ряд положений в инструкции по безопасности, которые предупредят возникновение аварийных ситуаций. Кроме того, в срочном порядке были приобретены индивидуальные дозиметры, чтобы в случае возникновения подобной ситуации самим можно было бы ориентироваться в обстановке.

Зондирование мест залегания урановых руд в Казахстане

В июле 1973 года на совещании у министра Е. П. Слав-ского при рассмотрении результатов сейсмического зондирования земной коры на профилях Решма — Воркута и Элиста— Бузулук — Актюбинск, проведенных в 1971 и 1972 годах, был отмечен огромный эффект и преимущества использования для этих целей подземных ядерных взрывов в сравнении со взрывами обычных химических ВВ.

Создаваемые ядерным взрывом мощные сейсмоволны распространяются без заметного ослабления на большие расстояния и позволяют регистрировать их после отражения от верхней и нижней границ фундамента и границ наносных пород различной плотности. По отраженным волнам, фиксируемым на различных расстояниях от центра взрыва, довольно точно создается профиль земной толщи на трассах большой протяженности.

Использование ядерных взрывов позволило произвести зондирование земной коры за один летний сезон на трассах протяженностью от двух до трех тысяч километров. Впервые удалось прозондировать прикаспийскую впадину, заполненную мощным соляным пластом, и показать наличие под пластом скопления углеводородов — что впоследствии подтвердилось: в районе железнодорожной станции Аксарайская, в низовьях Волги обнаружены огромные запасы газа.

В проведении подготовительных работ по зондированию и при обработке экспериментальных результатов принимал непосредственное участие заместитель министра Петр Яковлевич Антропов. Сам он по профессии — геолог с большим опытом организации исследовательских и поисковых работ, руководил когда-то Министерством геологии СССР, затем, с 1946 по 1950 год, возглавлял 2-е Главное Управление при Совмине СССР, в задачу которого входили поиск и добыча урановых руд. Затем он попал в немилость «вождя всех народов» и, как он сам с юмором вспоминал, хоть и избежал лагерей, но долгое время оставался не у дел, держа в постоянной готовности чемоданчик со сменой белья, бритвой, мылом и зубным порошком. В 1957 году по настоянию Б. П. Слав-ского Петр Яковлевич стал его заместителем и возглавил главки министерства, осуществляющие поиск, добычу и переработку урановых руд.

На совещании в июле 1973 года Петр Яковлевич выступил с довольно подробно разработанной и обоснованной программой исследования обширной территории Казахстана путем зондирования для установления мест залегания урановых руд и углеводородов. Программой предусматривалось обследование Кокчетавской, Целиноградской и Чимкентской областей Казахстана и Самаркандской области Узбекистана. С этой целью предусматривалось производство трех подземных ядерных взрывов: в 150 километрах восточнее города Аркалык, в двухстах километрах южнее города Джезказган и в Кызыл-Кумах, в двухстах километрах западнее города Чимкента.

В предполагаемых местах производства взрывов геологическими экспедициями 1-го ГУ министерства уже было произведено разведочное бурение, результаты которого предстоит изучить и определить допустимость подземных ядерных взрывов именно в этих местах.

С целью ознакомления на месте с геологией, климатическими и географическими особенностями, с транспортными коммуникациями в районах предполагаемых работ и согласования с партийными и государственными органами намеченных мероприятий, на этом же совещании была образована рекогносцировочная комиссия из представителей ПроНИИпроекта, Спецгеофизики Мингео СССР, 1-го ГУ Минсредмаша и КБ АТО.

Организация работ рекогносцировочной комиссии была поручена Алма-Атинской геологической экспедиции имени Волкова, персонально ее начальнику Ивану Дмитриевичу Рогозину. В рекогносцировочную комиссию были включены также главный инженер этой экспедиции Евгений Павлович Бабкин и главный геолог Марк Яковлевич Дора. На местах должны были быть подключены представители ташкентской и кокче-тавской геологических экспедиций. Привлечение местных геолого-разведочных экспедиций к рекогносцировочным обследованиям осуществлялось прямым указанием руководства 1-го ГУ МСМ, в чьем подчинении они находились.

Результаты рекогносцировочного обследования должны быть положены в основу разработки проектного задания и Постановления ЦК КПСС и Совмина СССР.

Для оказания помощи в работе рекогносцировочной комиссии из оборонного отдела ЦК КПСС последовало указание ЦК КПСС Казахстана.

На сей раз руководство МСМ дало указание рекогносцировочной комиссии за содействием в органы КГБ не обращаться и держать контакт только с партийным руководством в Алма-Ате и на местах.

А это в значительной степени осложнило работу комиссии.

С трудностями пришлось столкнуться с первого дня работы в Алма-Ате. В течение двух дней И. Д. Рогозину пришлось добиваться аудиенции у Д. А. Кунаева. Как нам рассказали, партийное руководство Казахстана в эти дни приводило себя в порядок после бурных торжеств по поводу приезда накануне в Алма-Ату генсека Л. И. Брежнева. Наконец помощник Д. А. Кунаева назначил нам день и час встречи с первым человеком Казахстана. Но и это оказалось не простым делом. Попасть в апартаменты Кунаева — это очень сложная процедура. Все начинается с того, что нужно сначала зайти в бюро пропусков, которое располагается в другом здании, и выписать там специальный пропуск.

Сказав чиновнику бюро пропусков кто мы такие, к кому и зачем прибыли (оказывается, эти сведения в бюро пропусков необходимы), получили спокойный ответ: «Заявки на вас нет», — и окошко перед нашим носом захлопнулось. После чего начались многократные звонки во все ведомые только И. Д. Рогозину инстанции и выяснения, почему нет заявок на пропуска. Лишь после часовой нервотрепки пришел посыльный и принес злополучные заявки. Наконец-то пропуска были получены.

Проход через милицейское чистилище был настолько унизительным и отвратительным — хуже, чем на какой-нибудь захолустной таможне, где проверяющий сам себе хозяин, — что хотелось плюнуть на эту резиденцию сверхвеликого бая и уйти прочь подальше.

В конце концов проникли в кунаевскую приемную. Но помощник обрадовал нас тем, что Динмухамед Ахмедович принять не может, так как занят, и нам следует подождать.

— А долго ли ждать? — спросили его.

— Не знаю, — последовал ответ.

А ожидать нам, изнывая от тоски, поскольку в приемной нет ни газет, ни журналов, пришлось два часа. Наконец нам объявили, что нас принять не могут.

— А что же нам делать дальше? — спросили мы партийного чиновника.

— Идите ко второму секретарю ЦК Месяцу Валентину Карповичу и разговаривайте с ним.

Слава богу, в апартаментах В. К. Месяца (того самого, который затем был посажен в кресло Министра сельского хозяйства СССР, а затем — 1-го секретаря Московского обкома КПСС) ждать приема не пришлось. Нас пригласили сразу в кабинет, где мы без вступлений подробно рассказали о цели нашего приезда, о планируемых работах, связанных с подземными ядерными взрывами. Попросили его указания секретарям Чимкентского, Джезказганского и Целиноградского обкомов КПСС об оказании нам содействия, если вдруг возникнут какие-нибудь проблемы.

Валентин Карпович нас выслушал, казалось, без особого интереса. Задал какие-то непринципиальные вопросы и, ничего не сказав утешительного, отправил нас к заместителю председателя Совмина Казахской ССР.

С этим заместителем председателя Совмина (к сожалению, запамятовал его фамилию) у нас состоялся весьма деловой разговор.

С большим интересом он выслушал наш рассказ о целях и ожидаемых результатах запланированных работ, о целях и задачах нашей комиссии. Сам предложил оказать нам помощь в работе, если таковая понадобится. Интересовался тонкостями производства подземных ядерных взрывов и последствиями во время взрыва и после него с точки зрения безопасности для людей, животных и посевов в этих районах. Ведь все эти районы полностью используются для земледелия и как пастбища. То, что на территории Казахстана геологами обнаружено много месторождений урановых руд, — это хорошо, и что нашими усилиями предполагается открыть новые, тоже неплохо. Но Казахстану не хватает своих нефтяных и газовых месторождений, и они должны же где-то быть.

Вот если эту проблему помогли бы решить, было бы совсем хорошо.

Вобщем, встреча наша прошла в дружеской обстановке, со взаимным пониманием проблем. Тут же был решен вопрос о выделении в наше распоряжение самолета АН-2. В завершение доверительного разговора попросили высказаться по секрету: хорошо ли работается ему под началом Кунаева? Глубоко вздохнув, помолчав, он махнул рукой и грустно произнес, что устал от царившей в Алма-Ате атмосферы, в которой любая инициатива сковывается и наказуется, и намерен в недалеком будущем бежать из Казахстана.

Забегая вперед, скажу, что он все-таки ушел с поста первого зама председателя Совмина Казахстана, а на его место Кунаев уговорил Б. П. Славского «отдать» директора Степногорского химкомбината Сергея Артемовича Смирнова. Но недолго продержался Сергей Артемович на столь почетном посту. Вскоре также ушел, не приспособившись к тем порядкам, какие установил Д. А. Кунаев.

Поблагодарив за теплый прием, приятный разговор о предстоящих работах и за полную поддержку наших начинаний, мы, вполне удовлетворенные результатами нашей встречи, позабыв о холодном и пренебрежительном приеме первым лицом Казахстана, покинули величественные апартаменты партийного руководства и правительства Казахстна.

А назавтра предстоял длительный полет по местам будущих работ. Нашу рекогносцировочную комиссию возглавил главный инженер геологической экспедиции Евгений Павлович Бабкин.

Из Алма-Аты наш путь лежал в Чимкент. Стояла тихая солнечная погода конца августа. На необъятных просторах юга Казахстана всюду шли уборочные работы на полях. Слева по борту, в далеке, у предгорий Тянь-Шаня виднелся город Фрунзе, затем под нами проплыл старинный казахский городок Джамбул и, наконец, Чимкент. Три с половиной часа лету — и мы катим по взлетной полосе Чимкентского аэропорта.

Представители ташкентской геолого-разведочной экспедиции, оперативно выполнив указание И. Д. Рогозина, прислали за нами автотранспорт, и мы, воспользовавшись им, быстро добрались до обкома КПСС.

Здесь, в отличие от алма-атинских бюрократов, нас без дикой процедуры выписывания пропусков и длительного ожидания в приемной приняли первый секретарь обкома

Амханула Габдулхаевич Рамазанов и второй секретарь Владимир Николаевич Попов.

Нас встретил тучный и очень добродушный человек, рассадил всех по удобным мягким креслам и тут же предложил чай, который внесла в кабинет миловидная девушка.

За чаем и пошел разговор о предстоящих работах, об их цели, о мероприятиях по безопасности, об особенностях районов, где будут производиться подземные ядерные взрывы, о маршрутах транспортировки подвижной техники, о желез-нодоророжной станции для загрузки техники, о продовольственном обеспечении экспедиции и другое.

Все вопросы, задаваемые А. Г. Рамазанову, переадресовывались В. Н. Попову, который давал исчерпывающие ответы и дельные советы.

Второй секретарь обкома В. Н. Попов показался нам очень приятным собеседником, превосходным специалистом во всех областях: и в экономике, и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в географических особенностях своей области. С большой любовью рассказывал он о своем крае и пообещал оказывать необходимую помощь во всем.

Владимир Николаевич в молодости испытал все тяготы Великой Отечественной войны, в боях лишился половины левой руки, а сейчас он стал прекрасным руководителем области. Нам показалось, что именно он является руководителем области и генератором всех преобразовательских идей, а Рамазанов лишь поддерживал его действия и утверждал его решения.

Доверительный разговор с этими двумя партийными руководителями области оставил самые хорошие впечатления.

Нам посоветовали разгрузку подвижной техники осуществлять не на товарной станции, а на территории элеватора — это в стороне от городских построек и магистральных дорог, и территория огорожена надежным забором.

Осмотр тупиковых путей на территории элеватора и самой территории подтвердил то, что это место самое удобное и подходящее для разгрузки техники, но ни на одном пути не оказалось ни одной разгрузочной рампы. Правда представители ташкентской экспедиции заверили нас, что сооружение торцевой рампы для них дело несложное и вполне осуществимое. На том и порешили: разгрузку техники производить здесь.

На следующий день предстоял вылет на место предполагаемого подземного ядерного взрыва — в пустынное место

Кызыл-Кума, что в ста двадцати километрах от реки Сыр-Дарья, строго в западном направлении от Чимкента.

Полет проходил вдоль действующей шоссейной дороги, идущей через Арысь на понтонный мост через Сыр-Дарью. За мостом множество дорог веером расходилось в разные стороны, и ни одной в нужном западном направлении.

Двадцать минут мы летели над ровной, как стол, безжизненной песчаной пустыней. Затем пошли гряды барханов, поросшие каким-то кустарником, которые тянулись из-за горизонта с севера на юг.

А еще через двадцать минут под нами появилось небольшое озеро, на северо-восточной окраине которого стояли три автомобиля УАЗ-469 и пять человек возле них. Это были представители ташкентской геолого-разведочной экспедиции, которые согласно предварительной договоренности прибыли к нашему прилету на место будущих работ.

В Кызыл-Кумах мы были не в первый раз, подробно изучили географию и геологию междуречья Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи. Знали, что вода в Кызыл-Кумах встречается только в Уч-Кудуке и южнее его в 50 километрах. Откуда же взялось это озеро?

Наш самолет, сделав круг над озером, приземлился, пробежав с полкилометра по западному его берегу. Озеро всей своей поверхностью парило, как это бывает в центральной России в зимнее время над незамерзающими полыньями быстро текущих речушек. Но здесь-то температура воздуха под +30 °C. Значит, температура воды еще выше. Кто или что ее подогревает?

Но вскоре все очень просто объяснилось: и откуда взялось это озеро, и почему оно парит. В мае ташкентская геологическая партия проводила здесь разведочное бурение и на глубине за сто метров натолкнулась на горячий подземный водоем. Через скважину горячий водяной фонтан, который не иссякает на протяжении уже четырех месяцев, образовал озеро длиной около километра и шириной до двухсот метров.

На наш вопрос: какие силы заставляют фонтанировать из глубокого подземелья такое количество воды, и откуда берется энергия для ее нагрева до температуры близкой к +80 °C? — ответа прибывшие геологи нам не дали. Коли обнаружен такой дармовой теплоноситель, то почему бы не использовать его в производственных и бытовых нуждах, ведь золотодобывающий комбинат «Заровшан» всего в ста с небольшим километрах отсюда и принадлежит он тому же ведомству — МСМ? Но ответа и на этот недоуменный вопрос мы не услышали ни здесь, ни в Чимкенте, ни в Москве.

Тогда почему же без надобности вытекает и разливается по безжизненной пустыне вода, испаряясь под нещадным солнцем? Ведь труба-то снабжена вентилем — можно перекрыть. На это нам робко ответили, что так распорядились чимкентские власти: остывшая вода нужна овцеводам, которые пасут отары в прилегающем районе.

Да, ну а где же нам проводить взрывной эксперимент? Ведь вполне возможна вероятность загрязнить эту воду радиоактивностью.

Оказалось, что в двух километрах на юго-запад от фонтанирующей скважины пробурена вторая, которая показала отсутствие водонасыщенных пластов на глубине до 700 метров и наличие мощного глинистого пласта, ниже которого простираются известняки. В них-то можно производить ядерный взрыв. Но для большей безопасности единогласно решили рабочую скважину отнести подальше, чем на два километра.

Самолет, с которым мы прибыли в эти кызыл-кумовские просторы, был отпущен обратно в Чимкент, а нам предстоял обратный путь на тех трех автомашинах, с которыми прибыли ташкентские геологи.

В полете от Сыр-Дарьи над Кызыл-Кумом мы обратили внимание на то, что, казалось бы, безжизненная пустыня, в которой до горизонта не просматривалось ни одного населенного пункта, изрезана дорожными колеями в разных направлениях. Но транспорта на них не было замечено. Да и на карте, которой нам предстоит пользоваться, никаких населенных пунктов не значилось, кроме одного, располагающегося в шестидесяти километрах южнее нашего исходного пункта, да и какая дорога к нему ведет — попробуй определи. А на карте не обозначена ни одна дорога.

Итак, после тщательного обследования местности утверждено местоположение рабочей скважины, технической позиции и жилпоселка.

Здесь, у искусственного озерка, берега которого успели уже зарости буйной травой, перед отправлением в далекий обратный путь под палящим солнцем, устроили импровизированный обед, который заботливые и гостеприимные ташкентские товарищи привезли с собой. С великим удовольствием утоляли мы жажду знаменитыми ташкентскими дынями, прохладу которых опытные хозяева сумели сохранить даже в условиях полуденного зноя.

От того места, где мы находились, на ровной глади пустыни просматривались две автомобильные колеи: одна — на юг (по ней прибыли сюда ташкентские товарищи), другая — строго на восток, то есть в нужном нам направлении. По этой дороге и решили ехать. Впереди простиралась ровная бескрайняя пустыня. Так проехали двадцать километров. И вот впереди замаячила небольшая хижина чабана, а по соседству — большая кошара со сгрудившимся под ее кровлей огромным стадом овец. А невдалеке блестит такое же искусственное озеро. Из торчащей на краю водоема трубы вода не лилась: то ли она перекрыта, то ли напор подземной воды иссяк.

Из неказистого жилья навстречу нам вышел, жмурясь на ярком солнце, заспанный чабан-казах, сухощавый, морщинистый, неопределенного возраста, за ним выбежала ватага разновозрастных ребятишек — девять человек насчитали, и последней вышла из хаты дородная, симпатичная казашка лет сорока.

Первым делом спросили их: как проехать в сторону Сыр-Дарьи? Дорога, по которой мы ехали, от этого стойбища круто поворачивала на юг. С восточной стороны виднелись огромные валы барханов, поросшие кустарником, тянувшиеся из-за горизонта с севера на юг. Преодолеть их на автомобилях УАЗ-469 вряд ли удастся.

Но удивленные нашим появлением обитатели этого единственного в необъятной пустыне жилища что-то наперебой выкрикивали по-казахски, добродушно улыбаясь и протягивая руки. Хорошо, что в нашей компании оказался геолог-казах, знающий родной язык. Он то и объяснил нам, что они не знают русского языка, а просят они дать им закурить. Тут наши курильщики щедро извлекли из своих карманов разносортные сигареты, и множество рук потянулось за ними. Задымили с наслаждением и мужчина, и женщина, и половина ребятишек, хотя старшему было, пожалуй, не более 12 лет.

Затем мы снова повторили свой вопрос: как проехать к Сыр-Дарье? Но они все замотали головами и сказали нам, что никогда не слышали о такой реке, как Сыр-Дарья. Из настойчивых расспросов удалось выяснить лишь то, что по этой единственной наезженной дороге, что уходит на юг и по которой им, обитателям этой хижины, раз в неделю привозят продукты, можно доехать до такого же жилища другого чабана, может быть, тот чем-нибудь нам поможет. Как далеко отсюда находится жилище другого чабана, эти двое взрослых не могли сказать что-нибудь вразумительное, но двое мальцов наперебой рассказали, что это совсем рядом, что они не один раз туда ездили с приходившей к ним автомашиной.

Наконец, поблагодарив хоть за скудную, но все же информацию, отдав все запасы сигарет и распрощавшись с этим многодетным семейством, мы двинулись в путь явно не в нужном нам направлении. Но что делать? Вдоль дороги непрерывными грядами громоздились высоченные барханы, поросшие каким-то кустарником, напоминающим перепутанную стальную проволоку. А справа простирались ровные, как стол, просторы пустыни с редкой травяной растительностью. Рассказывали, что эта редко растущая травка, напоминающая маленькие елочки, и есть самая питательная для овец пища, способствующая образованию каракулевой шерсти.

После часа езды барханы стали меньше и впереди простерлась ровная пустыня. А дорога все шла на юг. Вскоре показалась в этой пустыне одинокая хижина, а рядом с ней — огромная кошара. Жилище казалось брошенным: ни чабанов, ни овец, и ничего живого не было видно вокруг. Зайдя в полутемную хижину, увидели лежащую на кровати женщину. Она представилась хозяйкой этого жилища и пояснила, что ее муж с сыновьями на дальнем выпасе овец, и назвала то место, что для нас было пустым звуком, и на карте оно не было обозначено. А она вот приболела, потому не может напоить чаем пожаловавших к ней путников. А хозяин с детьми вернется лишь к вечеру.

Женщина эта, по виду казашка лет сорока, очень хорошо говорила по-русски. Поинтересовавшись, каким недугом она страдает, мы предложили ей целую аптечку с набором различных лекарств. Оказалось, у нее было просто простудное заболевание (это в знойной пустыне — и вдруг простуда), а лечится она настоем каких-то трав. Но мы заставили ее выпить аспирин и анальгин, и из термоса напоили горячим чаем. В недоумении спросили, что же ее в таком состоянии бросили одну без присмотра?

— А, ничего. Скоро пройдет, — спокойно ответила она.

На наш вопрос: как проехать на понтонный мост через Сыр-Дарью на Арысь, она все же вышла на улицу и показала нам наезженную колею, уходящую на северо-восток, сказав при этом, чтобы с этой дороги никуда не сворачивали, и тогда выедем прямо на мост.

Поблагодарив милую хозяйку затерявшегося в пустыне одинокого пристанища, мы двинулись в путь. Теперь уже слева от нас громоздились огромные барханы. Вскоре хорошо наезженная дорога круто повернула на юг. На север пошла малозаметная колея. Куда ехать? Ориентиров, кроме солнца и компаса, — никаких. Как определить на карте место нашего нахождения? И в каком направлении разумнее всего двигаться?

После непродолжительного совета решили ехать на юг, по более накатанной дороге, ведь предупреждала же женщина не сворачивать с нее. Вскоре дорога круто повернула на север, потом опять на юг. Видимо, петляние это было обусловлено песчаными наносами — барханами, видневшимися и справа, и слева.

Наконец выехали на бескрайнюю равнину, и дорога, прямая, как стрела, повела нас на северо-восток. Проехав более часа, вдруг засомневались в правильности направления. Не доедем ли мы до Арала, так и не увидев Сыр-Дарью? Но что делать? Ведь других-то дорог нет. А совет не съезжать с дороги выполнять следует.

Едем еще час, а дорога ведет по-прежнему на северо-восток. Потом видим — летит наш самолет. Остановились, вышли из машин, поприветствовали летчиков. Самолет сделал над нами два круга, покачался с крыла на крыло и полетел вдоль дороги, по которой мы ехали. Значит, мы едем в правильном направлении. А еще через полчаса увидели еще одно жилище. Возле невзрачного домика горел костер, около которого ловко орудовала молодая женщина, что-то помешивая в огромном полусферическом металлическом котле, висящем над костром на двух цепочках.

Поздоровавшись с молодой поварихой, русской женщиной лет тридцати, и пожелав ей «бог в помощь», спросили: правильно ли мы едем на Арысь. Она ответила утвердительно и полюбопытствовала, откуда и куда путь держим и по каким надобностям? На наш разговор из дома вышел молодой человек — казах, поздоровался и пригласил за стол, сооруженный невдалеке от костра под дощатым навесом (что-то вроде беседки), — скоро будет готов беш-бармак и с дороги путникам надо подкрепиться. «Будет и чай», — сказал он, указывая на огромный самовар, накрытый изогнутой коленом трубой, стоящий в стороне от костра.

Но нам было не до чая и беш-бармака. Уже более 3 часов мы плутаем по Кызыл-Кумам, а впереди еще более ста километров. Поблагодарив за приглашение к столу любезных хозяев, двинулись по указанной нам дороге и через полчаса увидели широкую гладь Сыр-Дарьи и понтонный мост через нее. За Сыр-Дарьей до самого Чимкента мы быстро покатили по прекрасному асфальтированному шоссе.

В Чимкентском обкоме КПСС нас встретили с неподдельным волнением: уж не заблудились ли? Прошло пять часов, как нас оставил самолет в Кызыл-Кумах, а нас все нет и нет. Тогда и послали на поиски самолет, который разыскал нас и показал направление. Когда мы указали по карте маршрут нашего зигзагообразного движения бывалому в этих краях геологу, тот объяснил, что мы выбрали не тот маршрут и поэтому проделали лишнюю сотню километров, петляя между барханами. Нужно было ехать той дорогой, которой добирались туда ташкентские геологи, и в Чимкент попали бы другой дорогой, минуя Арысь. Что же теперь поделаешь? Ошиблись. Впредь надо иметь знающего проводника. Но вывод из нашего автопробега следовал однозначный — наша автомобильная техника к месту работы пройдет свободно своим ходом.

Что касается обеспечения продуктами питания экспедиции во время работы, в обкоме КПСС нам обещали все, кроме мясных продуктов. Хлеб, крупы, овощи и всевозможные фрукты можем получать в неограниченном количестве, а мясных продуктов до забоя скота (а это октябрь — ноябрь) из фондов области получить трудно. Могут лишь выдать лицензию на отстрел сайгаков. Но когда и где на них организовывать охоту? Это и обременительно, и опасно — можно заблудиться в пустыне (такие случаи бывали). Единственный выход из этого положения — везти с собой консервы.

Далее нам предстояло побывать на второй точке, расположенной в двухстах километрах южнее Джезказгана, у реки Сарысу. Геологи, проводившие разведочное бурение, нам посоветовали, что туда автотранспортом лучше всего добираться из Чимкента через Туркестан, Кентау, Сузак. Дороги там хоть и грунтовые, но проезжие в любое время года, а в летнее — тем более, поскольку дождей в этот период практически не бывает, и местность ровная, а реки к середине лета местами пересыхают и не представляют преград. Но ехать в те края без вооруженной охраны опасно, так как в предгорьях Кара-тау можно встретить банды басмачей, которые безнаказанно действуют в тех краях еще со времен гражданской войны.

Итак, на следующий день летим в направлении на Джезказган. Почти от самого Чимкента слева по борту далеко за горизонт на север протянулась гряда скалистых гор Каратау, а вправо и впереди раскинулась бескрайняя ровная степь. Небольшие городки Туркестан и Кентау остались где-то далеко слева. Но удивительно: безжизненная вроде бы степь, а изрезана она бесчисленным количеством дорог в разных направлениях, — кто по ним ездит и по каким надобностям?

Часа через полтора лета под нами появился небольшой поселок геологической экспедиции. Сделав круг, приземлились на окраине этого поселка. Нас встретили, как долгожданных гостей, повели в столовую и угостили превосходным завтраком (геологи — мастера готовить угощения в полевых условиях).

Из разговоров за столом мы поняли, что эта геологическая экспедиция «оконтуривает» (такой у них в ходу термин) обнаруженное в этом месте месторождение урановых руд, залегающих на глубине до ста метров. Мы поинтересовались, будет ли здесь сооружаться такой же карьер, как в Уч-Кудуке?

— Нет, — ответили нам. — Здесь добыча урана будет вестись методом выщелачивания, то есть, закачав в рудное тело какое-то количество серной кислоты, затем выкачивают урановый концентрат с большим содержанием урана.

Затем нам показали цистерну с маслянистой темно-коричневой жидкостью, поднятой с глубин вот таким способом, без рытья огромных котлованов.

Работающие здесь специалисты рассказали, что по их расчетам в этих степях подобных месторождений должно быть немало. Вот и требуется для быстрого определения таких мест провести глобальное сейсмическое зондирование.

Поблагодарив за отличный прием и интересный «ликбез» радушных хозяев геологической экспедиции, полетели дальше. Минут через сорок, сделав круг, приземлились возле разведочной скважины, пробуренной здесь два месяца назад. Скважина эта не имела никаких хорошо заметных опознавательных знаков — лишь труба метровой длины, диаметром в 120 миллиметров одиноко возвышалась в степном просторе. Как только нашли ее летчики в бескрайней степи — приходилось лишь удивляться. Стояла тихая, знойная погода. Казалось, все должно сгореть под невыносимо ярким солнцем. Но степь зеленела хоть невысоким, но густым травостоем. Только высохшие и побелевшие от солнца тюльпаны заметно выделялись в зеленой траве. Вот где заниматься скотоводством, сколько здесь корма на необъятных просторах, и это в конце августа.

Помнится, в семипалатинских степях мы наблюдали в это время выгоревшую добела растительность, а здесь — все зелено.

Место для закладки боевой скважины, по-видимому, было выбрано весьма удачно, так как грунтовые воды отсутствовали вплоть до больших глубин: всплеск от брошенного в скважину камешка раздался лишь через 6—10 секунд, это на глубине 400 метров, и похоже на то, что там не грунтовая вода, а остатки бурового раствора.

Километрах в пяти от разведочной скважины, с севера на юг протекает река Сарысу, которая с этого места на протяжении более ста километров не имеет сплошного русла, а состоит из цепочки продолговатых водоемов, разобщенных между собою большими и малыми перемычками. Теряется эта прерывистая река в предгорьях Каратау, примерно в 150 километрах восточнее Кзыл-Орды. Сюда же, таким же прерывистым руслом, текут воды могучей в верховье реки Чу, чтобы так же затеряться в степных просторах.

Далее наш путь лежал в Джезказган, чтобы на встрече с областным партийным руководством рассказать о целях нашего путешествия и о планируемых на будущий год работах. Но, к сожалению, а может быть, и к счастью, никого из партийного руководства на месте не оказалось, и мы, наскоро пообедав в обкомовской столовой, покатили на аэродром, а затем взяли курс на Аркалык.

В Аркалыке приземлились уже на исходе дня. Там нас встретили представители кокчетавской геолого-разведочной экспедиции и отвезли в гостиницу. Мы порядком устали — время отдохнуть.

Назавтра предстояли встреча с начальством железнодорожной станции и изучение возможностей разгрузки нашей подвижной техники с платформ.

На наше счастье, аркалыкская железнодорожная станция имела обособленные тупиковые пути и приличную разгрузочную рампу, которой постоянно пользуются совхозы, расположенные в округе. Здесь же постоянно производится выгрузка техники и оборудования, прибывающих для геологов. О порядке прибытия нашей техники и ее выгрузке с железнодорожниками договорились без каких-либо осложнений.

Далее нам предстоял автопробег по маршруту, по которому на будущий год будет передислоцироваться техника к месту работы. Протяженность маршрута чуть более 150 километров. Значит, на преодоление этого пути потребуется три часа. Договорились, что через три часа после нашего отъезда самолет прилетит в конечный пункт нашего путешествия. Это в двадцати километрах от озера Тенгиз.

Сначала наш путь лежал по прекрасному асфальтированному шоссе, прорезающему бескрайние хлебные поля. Через каждые 15–20 километров встречались небольшие, но хорошо обустроенные поселки — это усадьбы целинных совхозов. Поражало нас обилие в каждом таком поселке сельскохозяйственной техники; трактора, сеялки, комбайны, грузовые автомобили, и все это под открытым небом. И непременный атрибут такого машинного парка — гора ломаной техники. Причем, изломанные машины, сваленные в кучу, совсем не старые.

Боже, подумалось, как безжалостно эксплуатируют здесь технику! Не переставало удивлять всю дорогу и своеобразное пшеничное поле, впервые увиденное здесь, на целине. Стебли пшеницы высотой не более полуметра, как солдаты в строю, стояли ровными редкими рядами, а колоски размером с мизинец не клонились под тяжестью зерна к земле, а бодро смотрели в небо. В одном месте повстречали работающие в поле комбайны с удивительно мудро устроенными захватами. Один комбайн за один проход схватывал сразу три ряда. Остановились, разговорились с комбайнером. Он и объяснил нам, что пшеница-то, вон какая хилая, зачем зря гонять комбайн по почти пустому полю. Вот и придумали умельцы одним комбайном выполнять работу сразу трех.

— А велик ли урожай? — спросили его.

— Шесть, от силы девять центнеров с гектара, — ответил тот.

— И что же, каждый год так?

— Нет. Раз в 5–6 лет бывает урожай в 15 и более центнеров. Тогда бывает урожай и на героев соцтруда.

— И много ли у вас комбайнеров-героев?

— Нет, очень мало. Героя получают секретари райкомов и, иногда, директора совхозов. А комбайнеров — героев почти нет.

Проехали 100 километров. Кончилась Тургайская область, кончились пшеничные целинные поля. Дальше пошла нетронутая степь Целиноградской области. Нас еще больше удивило то обстоятельство, что трава в степи растет куда более обильно, чем пшеница на возделанных полях. Невольно сама собой на ум приходила мысль: «Ну почему бы вместо зернового полеводства не заняться в этих краях скотоводством? Ведь вон сколько для скота корма — и на зиму заготовить можно, и на все лето хватит. Вон ведь какие просторы. И, наверное, на дешевые мясо и молоко можно было бы закупить хлеба больше, чем его здесь вырастить».

Дальше равнинная Аркалыкская степь сменилась холмистым и овражистым ландшафтом. Начали встречаться речушки с частыми пересохшими участками. И так, петляя по степи в поисках сухих перемычек в речушках, мы уклонились несколько на юг. В дополнение ко всему, при форсировании речного овражка у одной из наших машин пополам переломилась задняя рессора. В результате, автомобиль не мог двигаться не только своим ходом, но и на буксире. Пришлось всем разместиться в оставшихся двух машинах и двигаться дальше.

Вскоре выехали на равнину, усеянную какими-то исковерканными металлическими конструкциями. Невольно вспомнились слова поэта: «О поле, поле, кто тебя усеял?..» Подъехав поближе, увидели: то тут, то там, и насколько мог охватить глаз, валялись первые ступени баллистических ракет Р-9, с помощью которых с Байконура запускают спутники. Беглый осмотр показал: на некоторых экземплярах совершенно недеформированные двигательные установки со всем топливным и навигационным оборудованием. Ну прямо заменяй деформированный топливный бак и используй ракету по назначению. Но все это валяется в бесчисленном количестве, никому не нужное. Иначе, чем дикостью, присущей только одной стране в мире, не назовешь. Ведь одного ценнейшего металла здесь разбросано огромное количество. А многие агрегаты на двигательных установках могли бы пойти в дело без ремонта. Но мы богатая — нищая страна, и социализм у нас развитой, что нам какие-то «отбросы» производства.

Вдалеке, на севере, увидели отару овец. Действительно, здесь паслось огромное стадо, и сопровождал его один чабан с двумя огромными псами.

Подивились увиденному чуду: чабан этот, казах по национальности, разъезжал за стадом овец на «Волге» ГАЗ-24, запряженной лощадью. На заднем сиденье у него оборудовано было спальное место. Вместо правого переднего сиденья установлена небольшая металлическая печурка с трубой, выходящей через правое окно передней двери. На печурке — кастрюля с едой. Рядом — запас мелко нарубленных дровишек. Багажник также заполнен дровами и мешочками (видимо, съестные припасы). Мудро приспособил чабан автомобиль с приводом в одну лошадиную силу — и крыша над головой есть, и походная кухня, и не нужно бензина. Разговорились, спросили как проехать к озеру Тенгиз.

— Вон туда, — показал чабан на север.

— А далеко ли?

— Да нет. Часа два езды, — видимо, он измерял расстояние скоростью передвижения своего экипажа.

Потом спросили: «Не страшно ли бывает, когда с неба падают вот такие железяки. Что будет с твоим походным жилищем, если вдруг попадет?»

— Не, не страшно. Они падают вон там, — и показал в юго-восточную сторону.

— Как «вон там»? А эта вот железяка откуда взялась?

— А эта упала давно, — наивно ответил чабан, видимо, уверенный в том, что сюда подобный сюрприз больше не прилетит.

Распрощавшись с чабаном, двинулись на север и через час были почти у цели. Километрах в десяти виднелся наш самолет, уже прибывший на место встречи. А дорогу нам преградила река с крутым северным берегом. Река эта через каждые 200–300 метров прерывалась перемычками. Причем каждый водоем отличался от другого и прозрачностью воды, и растительностью, и грунтом берегов. Там, где берега и дно водоема покрыты мелким гравием, — вода прозрачная, как стекло, и в ней не видно ни растительности, ни живности. Оказалось, вода-то соленая. А там, где берега глинистые, дно водоема илистое, берега поросли камышом, и рыбы в воде видно очень много.

Наконец нашли твердую перемычку между водоемами и пологий противоположный берег, здесь и переправились на северную сторону. А через пятнадцать минут подъехали к самолету, который ожидал нас около часа, и экипаж уже было собрался вылетать на наши поиски.

Посмотрев путь на карте, увидели, что мы от последнего целинного поселения поехали не по той дороге, потому и занесло нас в запретную зону и для автотранспорта, и тем более для самолетов.

Осмотрев площадку будущих работ, привязали координаты боевой скважины, технической позиции и жилого городка. После походного обеда под крылом самолета, в тени, защищающей от палящего солнца, нам предстоял полет в Целиноград. А сопровождавшим нас геологам на двух автомашинах предстоял пробег в обратном направлении до Аркалыка, но уже по другой дороге, подсказанной штурманом самолета.

Им же нужно было выручать автомашину со сломанной рессорой, оставленную там, на юге Целиноградской степи.

В Целинограде нам предстояла встреча с первым секретарем обкома КПСС. По дороге с аэродрома до Целинограда мы снова обратили внимание на хилые растения пшеницы на бескрайних полях и тучные травы там, где степь еще не успели разработать.

Город Целиноград состоит как бы из двух частей: старой Акмолы (белая могила) и новой застройки по хрущевскому образцу.

Древние казахские одноэтажные жилые кварталы тянулись вдоль улиц сплошными, правда, подновленными и покрашенными стенами без единого окна, выходящего на улицу. Лишь еле заметные дверцы в сплошной стене, наглухо закрытые, указывали на вход в дувал (двор) жилища. Там, за стеной, виднелась зеленая растительность.

Улицы старой части города без зеленых насаждений выглядели чисто, ухоженно, но на них почти не было видно людей. Создавалось впечатление, что эта часть города — нежилая, ну прямо «мола».

Вторая часть города ничем не отличалась от современных советских городов — однотипные, в основном пятиэтажные дома — хрущевки без каких-либо архитектурных украшений.

На огромной центральной площади во всю ее длину громоздится внушительных размеров коробка — здание обкома КПСС, напротив нее такое же массивное здание — городская гостиница, а между ними, за небольшим сквером, стоит огромное здание дома культуры с балконом во всю ширину фасада. С этого балкона великий реформатор не единожды изрекал перед целинниками мудрые наставления: как выращивать хлеб, как беречь дороги от разрушения их могучей техникой в ненастную погоду, и посвящал неразумных, как там, в Москве, с карандашом в руках умные люди рассчитывали, куда и в каком количестве нужно тратить небогатый советский бюджет, и о многом еще. С этого балкона призывал он своих слушателей перенести столицу Казахстана из Алма-Аты сюда, в Целиноград.

В отличие от алма-атинских партийных вождей, здешний первый секретарь обкома КПСС Николай Ефимович Кручина принял нас без задержки. То ли хорошо поработали товарищи из оборонного отдела ЦК КПСС, то ли хорошо поработал Иван Дмитриевич Рогозин — глава всех геолого-разведочных экспедиций, работающих всюду в Казахстане, но нас всюду встречали, принимали и устраивали на отдых без формальностей и даже с каким-то радушием. Вот и здесь, в Целинограде, нас провели прямо в кабинет «самого».

Разговор с Николаем Ефимовичем после знакомства сразу принял непринужденный и заинтересованный характер. Мы подробно рассказали о целях предстоящих работ, об особенностях этих работ, связанных с подземными ядерными взрывами, ну и, конечно, о последствиях, которые никак не могут быть негативными.

Со своей стороны Н. Е. Кручина проявил большой интерес к особенностям и эффективности использования ядерных взрывов в решении народнохозяйственных задач. В качестве примера, мы рассказали о ряде решенных проблем с помощью подземных ядерных взрывов, не решаемых традиционными технологиями.

Затем зашел разговор о целинных полях, которые мы увидели, об урожаях и о стоимости производимого здесь хлеба. Тот откровенно признался, что экономикой у нас занимаются плохо. Рассказал, что когда приезжавшие из Америки фермеры, посмотрев на зерновые поля, спросили: во что обходится выращенный в здешних краях центнер пшеницы, он им назвал какую-то цифру. На что фермеры в один голос заявили, что гораздо выгоднее было бы на этих просторах разводить скот, а не выращивать сверхдорогую пшеницу. А на другой день Кручина запросил своих экономистов, которые сообщили, что центнер пшеницы стоит в два раза дороже того, что он сообщил американцам.

После разговоров с Н. Е. Кручиной, по указанию хозяйственного руководителя обкома нас разместили на отдых в гостиницу напротив, в роскошные номера люкс. Еще раз пришлось удивиться — живут же люди! И еще нас удивило то, что на третий этаж с лестницы нет хода. Почему? Обслуживающий персонал гостиницы на этот вопрос ответил: «Не знаем». Но наше любопытство было удовлетворено знающими «дворцовые тайны» людьми в Алма-Ате. Третий этаж целиноградской гостиницы — это апартаменты Кунаева с роскошными спальнями и гостиными, рабочими кабинетами, спортивным залом, кухней и сауной. В этих апартаментах останавливался и Никита Сергеевич при посещении целинного края. Так это или нет — не знаю. Но что третий этаж изолирован от других — это точно.

На следующий день нам предстоял полет в обратном направлении. Кратчайший путь до Алма-Аты от Целинограда лежал через Караганду и Балхаш. Но нам был предписан окружной маршрут — через Аркалык, Джезказган и Чимкент.

Коли так, решено было еще раз, более подробно обследовать третью точку возле озера Тенгиз. Полет проходил на небольшой высоте над бескрайними хлебными полями, затем вдоль полноводной реки Нура. Кое-где на полях работали комбайны. Пролетели над огромным озером Тенгиз, по берегам сильно заросшим камышом. Над озером взлетали стаи потревоженных птиц. Кстати, из рассказов знающих людей следовало, что это озеро является единственным в Советском Союзе, где обитает редчайшая птица — голубой фламинго. Но сверху разве отличишь этих птиц от гусей?

За озером начались необозримые степные просторы. А вот и наши знаки, обозначающие местоположение технической позиции и скважины. Южнее просматривались две речки с прерывающимися руслами. Бывалые геологи рассказывали, что в весенний паводковый период и до середины лета эти реки становятся очень полноводными. Как и множество здешних рек и речушек, все они теряются в степи, не доходя до крупных водоемов.

После кратковременной остановки — снова взлетели и пошли курсом южнее Аркалыка для того, чтобы еще раз посмотреть на дорогу, по которой предстоит перегон техники. Но спустя минут пять полета пилоту был дан радиосигнал: «Вы отклонились от курса. Следуйте на Аркалык».

Приземлились в Джезказгане, заправились горючим, наскоро пообедали в ресторане аэропорта — и дальше в путь до Чимкента.

В Чимкенте снова посетили обком КПСС, где состоялась беседа с секретарем В.Н. Поповым о наших впечатлениях от увиденного, о недоумении по поводу хозяйственной деятельности местных и союзных руководителей, о наших планах по осуществлению поставленной задачи.

Переночевав в Чимкентской гостинице, назавтра снова двинулись в путь в Алма-Ату.

В управлении Волковской геологической экспедиции подвели итоги рекогносцировочного обследования, уточнили отдельные положения проектного задания, согласовали поэтапные сроки подготовительных и заключительных работ.

Следуя установленному порядку, перед отлетом комиссии в Москву решили доложить о результатах рекогносцировки партийному руководству Казахстана. Организацию встречи с Кунаевым попросили осуществить И. Д. Рогозина, как человека известного и уважаемого в верхах Казахстана.

Договорились, как будто, без особых затруднений. Нам назначили час встречи. И снова началась процедура выписки пропусков, которая продолжалась около часа. Затем унизительная процедура прохода через милицейскую таможню, и, наконец, мы в приемной первого человека Казахстана. Нас попросили подождать, так как Кунаев принимает делегацию из Чехословакии. Ждем час, ждем два, пошел третий час. Наконец из кабинета вышло человек десять. Настал и наш черед. Но не тут-то было. Помощник вскоре объявил нам, что Димаш Ахмедович (так они сокращенно называют имя Дин-мухамед) принять не может.

На наше возмущение помощник только развел руками и молча отметил наши пропуска. И побрели мы, оскорбленные, из царского дома, про себя повторяя слова поэта: «да суди его бог».

Много лет спустя ретивые журналисты наши работы назвали: «Неизвестные ядерные взрывы» (Олег Степашин, «Известия»), «Большой секрет в мирных целях» (Юрий Лушин, «Огонек») и сообщили всему миру, что все эти взрывы в Казахстане проводились военными и в тайне от партийного руководства и республиканского правительства.

Во-первых, военные к этим работам никакого отношения не имели. Во-вторых, о каждом проведенном взрыве и его последствиях во всех подробностях докладывалось партийному и советскому руководству на местах. Мало того, при взрывах всегда присутствовали первые лица районов, областей, республик, и прямо на месте они убеждались в отсутствии негативных последствий этих взрывов. Другое дело, некоторые результаты этих взрывов были засекречены и недоступны даже первым лицам регионов, но таких случаев — единицы. В большинстве же случаев результатами пользовались промышленники регионов, и были известны и партийному руководству, и местным властям.

Итак, рекогносцировочное обследование позволило уточнить проектное задание, дало материалы по разработке транспортных схем для будущих работ, дало возможность оценить объем подготовительных работ и особенности обустройства рабочих площадок.

Поскольку данное сейсмическое зондирование проводилось по заказу Минсредмаша, то и все работы, включающие в себя сооружение скважины, обустройство рабочих площадок и заключительные операции, выполнялись организациями 1, 9 и 5-го Главных управлений МСМ. Это способствовало более оперативному взаимодействию всех подключенных к работе служб и своевременному выполнению всех проектных и плановых заданий. Лишь регистрация сейсмоволн на профиле и обработка результатов измерений осуществлялись Спецгео-физикой Министерства геологии СССР под руководством Евгения Александровича Попова, с которым у нас за три года совместной работы сложились хорошие взаимоотношения.

Общее руководство всем комплексом работ осуществлялось заместителем министра Петром Яковлевичем Антроповым, человеком исключительной эрудиции, работоспособности, порядочным и ответственным.

Производство подземных ядерных взрывов с целью сейсмического зондирования на данном профиле решено было провести в течение июля — августа 1974 года в следующей последовательности: в районе озера Тенгиз — первый, второй — в районе Джезказгана, и третий — в районе Чимкента.

На всех трех объектах применялись стационарно смонтированные в подвижных средствах аппаратурные комплексы управления подрывом и физизмерений, а также технологическое оборудование по подготовке спецзаряда, и доставлялись железнодорожным эшелоном до станций Аркалык и Чимкент и далее до места назначения своим ходом. Личный состав прибывал пассажирскими поездами, а после разгрузки прибывшей на товарные станции техники — вместе с нею до места работы.

На каждом объекте работы по обеспечению подземных ядерных взрывов должны выполняться тремя независимыми рабочими группами со своим комплектом технологического оборудования, аппаратурных комплексов и подвижных средств. Руководство всеми работами должно осуществляться тремя независимыми Государственными комиссиями.

Согласно разработанному плану взрывы должны были производиться один за другим со сдвигом в двадцать дней.

До станции Аркалык рабочая бригада следовала поездом Москва — Караганда через Уфу, Челябинск, Троицк, Кустанай. На станции Есиль вагон, следовавший до Аркалыка, отцепили от поезда и загнали в отдаленный тупик, где и продержали около двадцати часов в ожидании пригородного поезда, который ходит один раз в сутки. Наконец, долгое и довольно изнурительное железнодорожное путешествие было окончено.

На следующий день прибыл эшелон с техникой. Надо отдать должное службам КГБ, которые четко сработали по всему пути следования, обеспечив точное выполнение графика движения эшелона.

Разгрузка техники с платформ не заняла много времени, и мы, построившись в автоколонну, двинулись в путь в сопровождении машины ГАИ. А через три с половиной часа были на месте.

Вся техника была быстро расставлена на предусмотренные проектом места уже полностью оборудованной технической позиции и сдана под охрану.

Личный состав рабочей бригады разместился в приготовленные балки жилого городка.

К нашему приезду на полную мощность работала столовая и был уже развернут медицинский пункт: группа медиков с машиной скорой помощи из медсанчасти предприятия «Маяк» Челябинска-40 прибыла за три дня до нас.

Осмотр объектов технической позиции и жилого городка оставил хорошее впечатление: умеют добротно и оперативно работать организации Минсредмаша. Однако с проходкой боевой скважины дело обстояло так же, как и во всех других работах, то есть к нашему приезду скважина не была готова, до проектной отметки оставалось пройти еще около сотни метров. Однако все остальное — опускные трубы, цемент, цементосмесительные машины и другое вспомогательное оборудование — были в полной готовности.

Развертывание аппаратурных комплексов, проверка кабельных линий и приборов, установление режимов и проведение контрольных циклов заняли пять дней. Весь аппаратурный комплекс был приведен в рабочее состояние. Контрольные циклы показали надежную и четкую его работу.

Ревизия узлов спецзаряда показала полное соответствие их конструкторской документации.

Техническая позиция с командным пунктом на ней располагалась в трех километрах западнее боевой скважины. Приемная аппаратура управления подрывом и аппаратура физизмерений были размещены в ста метрах от скважины. Передача команд управления осуществлялась по радио с помощью аппаратуры «Гранит». Частные репетиции показали хорошее прохождение радиосигналов прямых команд и обратного контроля без применения блоков усиления мощности. Радиопомехи в этом регионе отсутствовали.

Итак, спецзаряд, аппаратура управления подрывом и физизмерений были готовы к проведению заключительных операций. А до окончания проходки скважины по заверениям буровой бригады еще, как минимум, неделя. Куда девать свободное время добрым молодцам экспедиции?

В пяти километрах от жилгородка протекала река. Она привлекла внимание, еще когда автоколонна с техникой перебазировалась из Аркалыка. А сейчас представилась возможность исследовать ее на рыбные запасы. Еще в прошлом году во время рекогносцировки мы проехали вдоль этой реки более пяти километров и тогда видели в ней много рыбы. Тогда, в конце августа, эта река выглядела цепочкой озер, разъединенных перешейками разной ширины. Сейчас же она выглядела более полноводной и красивой.

Река эта привлекла внимание не только тем, что разнообразила наш обеденный рацион, но и тем, что явилась отменным местом отдыха. Как рукой снималась тяжесть от изнурительной жары после купания в ее прохладных водах.

В ничем не занятые пять дней руководство Кокчетавской геологической экспедиции, осуществлявшее обустройство рабочих площадок, предложило членам Государственной комиссии совершить экскурсию в Кокчетавский минералогический музей и заодно посетить один обустраивающийся урановый рудник вблизи Кокчетава.

Музей поразил нас множеством красивых экспонатов и разнообразием минералов, содержащих уран. Это не только камни с причудливым рисунком, которые могли бы быть прекрасным материалом для изготовления украшений, но и темно-коричневого цвета пеньки деревьев, по виду похожие на большие древесные угли, но очень тяжелые по весу. Нам сказали, что эти «угольки» содержат 70–80 % урана. Здесь же были представлены огромных размеров позвонки каких-то то ли рыб, то ли животных, также неимоверно тяжелых из-за большого содержания в них урана. Как в этих углях и костях сконцентрировался уран в таких количествах? Вразумительного ответа от специалистов нам получить не удалось.

Затем перелетели в расположение одной геологической экспедиции, находившейся в получасе лета от Кокчетава.

В отличие от целиноградских и джезказганских степей кок-четавская степь изобилует большим количеством маленьких березовых рощиц — колков, создающих изумительный ландшафт. Здесь и поселения встречаются чаще, и не хрущевско-целинные, а древние, с устоявшимся веками укладом жизни. Обилие речушек и озер создает благоприятный климат и для проживания, и для земледелия. Здесь и пшеница совсем не такая, какую мы видели в Тургайской и Целиноградской областях, и высота ее почти в человеческий рост, и огромные колосья под тяжестью зерен гнулись к земле. А в причудливых березовых колках, заботливо ухоженных местными жителями, нас поразило обилие карликовых вишен, усыпанных зреющими плодами, и не меньшее обилие грибов.

На опушке одного из таких колков и расположился поселок геологоразведчиков, которые, как нам сказали, ведут обследование богатейшего месторождения урановых руд. Нам предложили познакомиться с этим месторождением.

Мне приходилось во многих местах Узбекистана, Киргизии и Казахстана знакомиться с такими месторождениями и технологией добычи урановых руд. Например, в Кызыл-Кумах, в местечке Уч-Кудук урановая глина залегает слоем толщиной в один-два метра на глубине ста метров. И вот, чтобы добраться до нее, стометровый слой пустой породы мощным роторным экскаватором снимают и транспортируют в отвалы, которые образуют огромные горы вокруг карьера. Затем бульдозером урановая руда сгребается в кучи, грузится на самосвалы и увозится на обогатительную фабрику. Дорого обходится такая технология добычи.

Под Кокчетавом успешно опробирована технология добычи урановой руды методом выщелачивания, которая гораздо технологичнее, чем вскрышной метод.

На Иссык-Кульском прииске в Каджи-Сайском угольном разрезе и в ущелье Кара-Кече на Тянь-Шане урановую РУДУ» сопутствующую каменному углю, извлекают из золы после сжигания угля. Не найдя потребителя электроэнергии, вырабатываемой при сжигании каменного угля, каджи-сай-ские горняки электролизом иссык-кульской воды получали в месяц до двадцати килограммов чистого урана.

В горах Тянь-Шаня, в ущелье Мин-Куш, урановую руду извлекали из минералов, добываемых в горных выработках штоль-невым методом. Добытая руда тут же, на небольшом заводике, перерабатывалась в концентрат, содержащий до 50 % урана.

Урановое рудное тело под Кокчетавом диаметром до километра уходит на сотни метров вглубь земли. Размеры этого рудного тела как раз и исследовались геологической экспедицией. Нам предложили осмотреть разведочную шахту, глубиной уже более трехсот метров. Через каждые сто метров от ствола шахты расходятся в разные стороны разведочные штольни. Нас опустили на трехсотметровую отметку и предложили пройтись по одной из штолен. Удивило отсутствие грунтовой воды и очень высокая температура, доходящая до +35 °C. В брезентовой робе туристская прогулка по штольне при такой температуре не из приятных. А каково в этих условиях работать с отбойным молотком и возить вагонетки с породой?

После осмотра подземных выработок и подробных объяснений об особенностях здешних урановых руд и технологии извлечения урана из них нас подняли наверх.

Затем, после обязательного горячего душа нас повезли по окрестностям этого удивительно красивого уголка природы. Путь наш лежал через большое старинное село, раскинувшееся на добрый километр по берегу широкой реки, изобилующей водоплавающей птицей. Когда подъехали к реке, большой косяк гусей отплыл к зарослям на противоположном берегу, остальная же часть как ни в чем не бывало осталась на прибрежном мелководье, не обращая внимания на наше появление. Полоскавшая в реке белье женщина сказала нам, что те уплывшие гуси — дикие, а эти — домашние. Причем дикие гуси местных жителей как-то отличают и не боятся их, а уплывают подальше при появлении чужих.

— Можно ли купить здесь гуся? — спросили мы женщину.

— Пожалуйста, выбирайте любого и платите 15 рублей за штуку, — ответила та.

— А разве это все ваши гуси?

— А какая разница, вам-то не все равно? — последовал ответ.

Местные геологи пояснили нам, что хлеба, и мяса, и тем более птицы здесь такое изобилие, что не ведут им точного счета и не очень-то разделяют на твое и мое.

Затем нас привезли на место приземления космонавта Быковского. Геологи соорудили своими силами и на свои средства красивый монумент покорителю космоса и на месте приземления изобразили отпечатки рук и колен на цементном пьедестале. Правда, туристы уже успели половину этих отпечатков растащить на сувениры.

В заключение нашей экскурсионной поездки нас завезли в красивейший колок, в центре которого на небольшой полянке нас ждали хозяева и обед. По лесу распространялся чудный аромат шашлыков. У мангала орудовал солидный дядя кавказской национальности. Хозяева решили удивить нас своим гостеприимством. Видать по всему, больших гостей им приходилось принимать, и не раз. Нас угостили превосходными шашлыками из кур, индейки, баранины на ребрышках и из вырезки, и в завершение — из молодой свинины.

По окончании интереснейшей экскурсии и застолья на лоне природы нам была предложена сауна. Это, пожалуй, был самый приятный этап нашего путешествия.

Наконец проходка скважины до проектной отметки завершилась. Работы по опусканию заряда в скважину прошли по установленному порядку.

Затем через навинченный на оголовок опускной колонны патрубок произведена закачка цементного раствора в количестве, предусмотренном проектом. Цементаж был произведен без отклонений от нормы, плотность раствора строго выдерживалась согласно требованиям технологического процесса. Через определенные промежутки времени закачиваемым в скважину цементным раствором заполнялись специально приготовленные формы, в которых затвердевшие цементные кубики были испытаны на прочность, как «свидетели» качества пробки, обеспечивающей герметичность скважины.

По окончании цементажа скважины, формы-«свидетели» отправлялись самолетом в испытательную лабораторию, откуда результаты испытаний через каждые сутки сообщались по радио комиссии.

Назначенная на следующий день генеральная репетиция (ГР) прошла четко, согласно разработанному плану. Все службы, обеспечивающие производство подрыва, физизмерения, мероприятия по безопасности задачи свои выполнили без замечаний.

Государственная комиссия, подведя итоги ГР, постановила подземный взрыв ядерного заряда произвести через двое суток. Двое суток ожидания были необходимы для набора твердости цементного раствора, герметизирующего скважину.

Решение комиссии было доложено в министерство. С высказанными соображениями в Москве согласились и дали разрешение на производство ядерного взрыва в запланированные день и час.

Следует отметить, что в данном эксперименте все подготовительные работы выполнялись четко, без срывов плановых сроков, без отклонений от требований технологических процессов, и на высоком уровне. И в день «Ч», за тридцать минут до взрыва все службы доложили о полной готовности к работе. Предстояла последняя формальность: подписать акт на производство взрыва. Но тут возникло серьезное препятствие. Дело в том, что организация, которой было поручено испытание образцов цементного камня, к поручению отнеслась безответственно (эта организация находилась в подчинении Мингео СССР), и результатов испытания образцов на твердость на третьи сутки своевременно не сообщила.

За полчаса до намеченного срока взрыва Госкомиссия имела сведения о результатах испытаний образцов лишь на вторые сутки затвердевания, и они соответствовали прочности 60–80 кг/см². А согласно требованиям проектной документации, на момент взрыва прочность должна быть более 100 кг/см².

Вследствие плохой радиосвязи, результатов испытаний образцов по истечении трех суток комиссия получить так и не смогла, несмотря на многократные запросы. Что делать? Или откладывать взрыв на неопределенное время, но так как это связано с задействованием многочисленных контрольных служб, размещенных в разных уголках страны, переориентировать их сложно, или идти на риск и взрыв произвести в назначенный срок. Кроме того, уже задействована сейсморегистрирующая аппаратура на профиле протяженностью около двух тысяч километров.

С другой стороны, исходя из предыдущего опыта следует, что если за двое суток прочность цементного камня достигла 60–80 кг/см², то за трое с половиной суток она наверняка превысила значение 100 кг/см², тем более, что в скважине условия для набора прочности выше, чем в формах.

Все члены Госкомиссии, за исключением главного инженера проекта Георгия Андреевича Никифорова, высказались за проведение взрыва и подписали акт, не дожидаясь сообщения о результатах испытания образцов. Чисто формальное, не аргументированное возражение Г. А. Никифорова, причем в оскорбительном тоне в адрес председателя комиссии и некоторых ее членов, возмутило всех без исключения. Несмотря на сложившуюся нештатную обстановку, акт на производство взрыва был утвержден и выдана команда на включение программного автомата. Настроение у всех членов комиссии было испорчено, и у тех, кто первый раз участвовал в такой работе, возникло сомнение в безаварийном исходе. Но я был полностью уверен в надежности герметизации скважины и в благополучном исходе эксперимента. Е. А. Попов доложил о включении в работу сейсморегистрирующей аппаратуры по всему профилю.

Оператор командного пункта доложил о выдаче команд на включение автоматики подрыва спецзаряда, а служба оповещения сообщила об оставшихся минутах и секундах.

За пять минут до взрыва акт на его производство подписал и Никифоров. Зачем же было в такой напряженный момент создавать нервозную обстановку?

Следует заметить, что в такие моменты, когда до ядерного взрыва остаются считанные секунды, нервы настолько напрягаются, что из сознания улетучивается все, и мысли работают в одном направлении — все ли сделано так, как задумано, рассчитано и зафиксировано в исполнительных документах. Не допущены ли в чем-либо какие-нибудь отклонения? Весь многодневный объем работ подвергался в мыслях полному анализу буквально за доли секунд. Хотя еще до объявления службой оповещения момента «О» приходишь к заключению, что все сделано так, как надо, напряжение, доводящее до полного оцепенения, не проходит даже тогда, когда под ногами заходит земля. Только после грохота взрыва происходит спад напряжения, и ты с большим удовлетворением констатируешь — ожидаемое благополучно свершилось.

Сколько десятков подобных взрывов произведено, начиная с самого первого — 29 августа 1949 года. Казалось, можно было бы привыкнуть, как к чему-то самому обыденному. Но нет, каждый раз наступает в последние секунды перед взрывом огромнейшее напряжение и волнение.

Удивляешься, как может выдерживать такое нервная система человека? А ведь бывает, не выдерживают нервы, и человек в ожидании чего-то сверхъестественного теряет сознание. Так и случилось на сей раз с человеком далеким от тонкостей проводимых работ, знающим о подземных ядерных взрывах лишь из рассказов очевидцев: при словах «осталась одна секунда» этот человек потерял сознание и не смог ощутить колебание почвы, не слышал раскатистое эхо взрыва. И когда наши медики привели его в чувство, он спросил: «Ну как, все сработало нормально или нет?» Надо же, даже в таком состоянии не забыл, для чего мы все собрались в этой безлюдной степи.

— Все хорошо! — успокоили чересчур эмоционального участника эксперимента, который счастливо заулыбался.

А все сработало действительно хорошо. Спустя секунду после произнесенного службой оповещения «О», земля под ногами вздрогнула, заколебалась, затем дошел до слуха мощный грохот взрыва. Видно было, как подпрыгнула буровая вышка, как вокруг нее поднялось огромное облако пыли, как затем все успокоилось и улеглось. Грянуло мощное «Ура!», и пошли поздравления друг друга.

Посланный в эпицентр взрыва дозиметрический контроль вскоре доложил, что в устье скважины и вокруг нее радиоактивных проявлений не обнаружено. Не отмечалось выхода радиоактивности и через час, и через два, и в течение суток, и двух суток спустя.

На второй день, наконец, получили радиограмму с результатами испытаний на прочность цементного камня. Лучше поздно, чем никогда. Прочность превышала величину 100 кг/см².

Тщательное обследование бурового хозяйства на скважине показало, что разрушений конструкций и поломок механизмов при взрыве не произошло.

К концу дня обработанные записи аппаратуры физизмерений показали нормальную работу всех узлов бортовой аппаратуры подрыва и спецзаряда. Энерговыделение соответствовало норме.

С профиля сообщили, что вся сейсморегистрируюшая аппаратура сработала нормально.

Аппаратура приемного пункта управления подрывом и приборы физизмерений, размещавшиеся в кузовах спецав-томашин в ста метрах от эпицентра, выдержали сейсмические перегрузки, а в момент прибытия операторов после взрыва находились в рабочем состоянии. Вся информация, зарегистрированная приборами, снята и полностью расшифрована.

Ходовая часть автомашин и все кузовное оборудование сейсмические перегрузки выдержали.

Так закончилась первая работа по осуществлению подземного ядерного взрыва с целью сейсмического зондирования земной коры на профиле Кокчетав — Самарканд с целью определения мест возможного залегания урановых руд и углеводородов.

На третьи сутки после взрыва контроль за состоянием скважины подтвердил отсутствие негативных последствий, то есть не наблюдалось ни радиоактивных проявлений, ни обвалов.

Госкомиссия принимает решение: произвести демонтаж бурового оборудования, после чего устье скважины засыпать метровым слоем земли и оградить колючей проволокой площадку размером 20 х 20 метров. Подвижную технику перевести в походное состояние и перегнать в Аркалык для погрузки на железнодорожные платформы, которые уже находились в полной готовности согласно предварительному заказу. Дальнейшую судьбу хозяйственных построек, обустройства технических позиций и жилых сооружений решает генеральный подрядчик — Кокчетавская геологическая экспедиция.

Председателю Госкомиссии и некоторым ее членам надлежало отправиться в Целиноград и доложить партийному руководству области о результатах проделанных работ.

Было решено добираться до Целинограда не самолетом, а на автомашинах, чтобы, еще раз проехав по степным просторам, поглядеть на целинные хлебные поля.

Грунтовая дорога, одна из того множества дорог, которые мы наблюдали с самолета, на протяжении пятидесяти километров от исходного пункта шла по ровной глади безлюдной степи. Лишь редкие обитатели этих просторов — хомяки маячили кое-где возле своих норок, как столбики, и, как только мы приближались, они проворно ныряли в них. Затем пошли необозримые пшеничные поля. Как и в прошлом году, нашему взору предстали редкие, низкорослые рядки стебельков пшеницы с малюсенькими колосками, торчащими в небо. Правда, попадались поля с более или менее нормальной пшеницей: и рост ее превышал метр, и колоски солидных размеров склонялись вниз под тяжестью зерна. В чем причина такой разницы: то ли разная обработка, то ли разная почва?

Этот вопрос мы вновь задали хозяину области Н. Е. Кручине, но ответ был уклончивый и раздраженный: чего, мол, вы лезете не в свое дело.

Наш доклад о проделанной работе во всех подробностях Кручиной был выслушан, как нам показалось, без особого интереса.

Не было задано сколь-нибудь существенных вопросов. Просто все сказанное нами было принято к сведению. Нам ничего не оставалось, кроме как быстренько «закруглиться» и, распрощавшись с «самим», покинуть обкомовские апартаменты, чтобы, не теряя времени, пока в нашем распоряжении есть автомобили, добраться до аэропорта и первым возможным рейсом отправиться в Москву.

Если в обкоме без нас возникнут какие-либо вопросы по проделанной работе, то руководство Целиноградской области и Казахстана могли получить необходимую информацию у представителя областного управления КГБ, который с нами был на месте работ, присутствовал на всех заседаниях Госкомиссии. Кстати, этот представитель УКГБ проводил нас до аэропорта и оказал нам содействие в приобретении билетов на ближайший рейс самолета до Москвы, и мы, благодарные ему за все, распрощались с ним и вскоре удобно разместились в самолете, чтобы через несколько часов быть дома.

Перед тем как распрощаться со столицей целины, по пути в аэропорт, переехав мост через величественную реку Ишим, завернули на противоположный берег и с наслаждением выкупались в ее чистых водах.

Прощай старинная Ак-Мола!

Последующие две работы в районе Джезказгана и в районе Чимкента были выполнены по той же технологии, что и первая. Никаких отличительных особенностей в подготовке техники, в развертывании аппаратурных комплексов, в переводе в боевое состояние спецзаряда и опускании его в скважину не было. Все было осуществлено строго по разработанному плану. Были учтены недоработки на первой точке по контролю за набором прочности затвердевающего цементного раствора, то есть была задействована другая организация, которая оперативно, в срок представляла результаты испытаний.

В отличие от первой, в последующих работах не было простоя при ожидании конца бурения скважины. Обе скважины были готовы к моменту окончания всего комплекса подготовительных работ, связанных с осуществлением подрыва спецзаряда.

И генеральные репетиции, и сами работы на обоих объектах прошли строго по регламенту, без сбоев, без негативных последствий.

Как и было предусмотрено рекогносцировочным обследованием, разгрузка техники для обеих экспедиций с железнодорожных платформ осуществлялась на территории хлебного элеватора, где на одном из тупиковых путей была сооружена силами геологической экспедиции торцевая рампа. Перегон техники своим ходом к местам работ был осуществлен по маршрутам и в сопровождении знающих эти места штурманов-геологов, и без особых приключений, если не считать некоторые непредвиденные случаи.

Представляя себе климатические особенности этих краев в середине лета, движение автоколонны начали с раннего утра, когда за ночь дневной зной спадал. Но дорога предстояла длинная, а скорость движения не превышала сорока километров в час, поэтому полуденная жара все же застала на полпути. Вот тут-то и начались внезапные остановы двигателей автомобилей. Поначалу причины их были непонятны даже води-телям-асам. Но, в конце концов, разобрались. Оказалось, что металлические колпачки бензонасосов нагревались настолько, что бензин под ними испарялся полностью, пары выдавливали диафрагму насоса, которая и отключала рычаг, приводящий ее в движение от кулачка распределительного вала. И насос переставал подавать бензин в карбюратор. Тогда накрыли колпачки бензонасоса мокрой тряпкой — и все пошло как надо. Так и ехали, останавливаясь каждые двадцать минут, чтобы смочить тряпку, прикрывающую бензонасос.

Не зря раньше эти колпачки делали стеклянными. Нашелся же рационализатор, заменил их на металлические — и вот вам эффект этой рационализации. А ведь эти автомашины изготовлены по заказу министерства обороны и, по идее, должны иметь повышенную надежность, а на деле — совсем не так.

Произошел и еще один неприятный случай при перегоне техники от Чимкента в район Джезказгана. Поскольку в экспедиции водителей грузовых автомобилей оказалось меньше, чем самих автомобилей, местные геологи предложили своих двух водителей. Хотя нас уверяли, что эти водители имели достаточный опыт, на такие автомашины, как УРАЛ-375, они сели впервые. Несмотря на это, старший по автоколонне одному из «новичков» доверил автомобиль с прицепленной к нему подвижной электростанцией.

И вот этот «новичок» при переезде по мостику через арык в районе Сузака, проехав слишком близко к краю, опрокинул на бок электростанцию и так протащил ее на боку по ухабистой дороге более двадцати километров. Невдомек ему было остановиться и посмотреть, почему машина пошла труднее. А из-за неимоверной пыли сзади едущему не видно было, что электростанция тянется волоком. Так и доехала бедная техника, скребя своим боком ухабистую дорогу, до очередного привала. Конечно, электростанция была изуродована и восстановлению уже не подлежала. Возвращение техники с обоих объектов после выполнения работ прошло уже без приключений. Также без каких-либо осложнений эта техника была погружена на железнодорожные платформы и отправлена домой.

Результаты работ на обоих объектах были доложены партийному руководству Чимкентской области. И первый, и второй секретари обкома КПСС, и начальник управления областного КГБ с вниманием выслушали наши сообщения, в которых мы их попросили проследить за мероприятиями по консервации площадок боевых скважин, которые должны быть выполнены геологическими организациями после демонтажа буровых установок. Районы этих площадок были абсолютно безопасны для нахождения там людей и выпаса скота. Не разрешается лишь производство буровых работ с любой целью в радиусе 500 метров вокруг законсервированных скважин.

Что касается результатов, ради которых были произведены три подземных ядерных взрыва, то они стали известны после обработки сейсмограмм и анализа всей информации, полученной со всего исследованного профиля протяженностью около двух тысяч километров.

В целом, вся работа прошла организованно и оперативно. Отклонения от плана были незначительными. Отступлений от проекта не было. Безопасность для окружающей природы была обеспечена полностью. Четкость работы, как по обустройству всех трех рабочих площадок, так и при подготовке и производстве взрывов, была обусловлена отличным руководством начальника геолого-разведочной экспедиции Ивана Дмитриевича Рогозина.

Так закончилась третья крупномасштабная операция по сейсмическому зондированию земной коры с использованием подземных ядерных взрывов.

Глава 2. Разработка и совершенствование технологического оборудования и аппаратурных комплексов

То, что производство подземных ядерных взрывов для нужд народного хозяйства будет осуществляться в условиях, отличных от полигонных, то есть в более худших, в местах труднодоступных, при полном отсутствии стационарных средств обеспечения технологических процессов подготовки ядерных устройств и производства их взрыва, при полном отсутствии действующих средств жизнеобеспечения, — все это предполагалось при создании организации, которой в дальнейшем предстоит осуществлять эти работы. Поэтому, наряду с комплектованием дееспособного коллектива специалистов этой организации одновременно решался вопрос оснащения технологическим оборудованием, аппаратурным комплексом, подвижными средствами и средствами жизнеобеспечения, позволяющими жить и работать в условиях полной автономии, в любых географических и климатических условиях.

В качестве подвижных средств для хранения, транспортировки и окончательной сборки ядерных зарядов, а также для размещения аппаратурных комплексов, обеспечивающих дистанционное управление подрывом ядерных зарядов, были применены унифицированные кузова на шасси высокопроходимых автомобилей УРАЛ-375 и MA3-543, разработанные ранее в КБ АТО по заказу МО СССР.

Оснащенные специальным оборудованием унифицированные кузова позволяли полностью обеспечивать в них нормальные климатические условия в любых географических регионах СССР, в любое время года, и автономно производить погрузку и выгрузку ядерных зарядов и технологического оборудования.

За первые шесть лет эксплуатации подвижных средств при выполнении всего комплекса работ, связанного с проведением подземных ядерных взрывов в народнохозяйственных целях, и в районах Крайнего Севера в зимнее время, и в южных районах (Казахстан, Узбекистан) в летнее время, практически под-

тверждено соответствие своему назначению автомобильных кузовов с их оборудованием, то есть во всех экстремальных климатических условиях в кузове они поддерживались нормальными (температура +20 ± 2 °C и влажность 70 ± 10 %).

Что касается ходовой части, то есть, собственно автомобиля УРАЛ-375, то она постоянно выходила из строя при длительных пробегах даже в условиях, далеких от экстремальных, да и проходимость высокой можно было назвать с большой натяжкой. Хотя эти автомобили разрабатывались и изготовлялись Миасским заводом по заказу МО, надежность их оказалась далека от требуемой.

Из технологического оборудования, потребовавшего самого пристального внимания, следует, пожалуй, назвать сборочный стенд, предназначенный для расстыковки и стыковки силового корпуса спецзаряда, для проведения регламентных работ с бортовой аппаратурой подрыва и самого спецзаряда, снаряжения боекомплектом последнего, а также для стыковки корпуса спецзаряда с опускной колонной буровой установки.

Первый вариант конструкции сборочного стенда представлял собой коробчатую раму размерами 0,8 х 2,5 м, сваренную из листового алюминиевого сплава. В углах коробчатой рамы — четыре резьбовых домкрата, на концах которых кроме опорной пяты были смонтированы ролики рояльного типа для обеспечения свободного перемещения по полу кузова и буровой установки стенда, со спецзарядом. Винтовые домкраты, снабженные запорными устройствами, предназначались для перемещения стенда со спецзарядом в вертикальном направлении и для изменения оси спецзаряда относительно вертикали.

На коробчатой раме во всю ее длину был смонтирован ложемент для спецзаряда с кареткой, позволяющей с помощью ходового винта и зубчатой рейки разводить расстыкованные части силового корпуса спецзаряда в разные стороны, обеспечивая тем самым свободный доступ к элементам самого заряда и бортовой автоматики.

Ложемент скреплялся с рамой поворотной цапфой, на которой спецзаряд из горизонтального положения с помощью гидравлического привода переводился в вертикальное. Крепление корпуса спецзаряда к ложементу осуществлялось двумя гибкими хомутами, которые освобождались лишь после скрепления хвостовика корпуса с концевиком спускной трубы, которая заранее подвешивалась на элеваторе опускного устройстве буровой установки.

Первый вариант сборочного стенда был разработан во ВНИИЭФ для обслуживания плутониевого спецзаряда непосредственно для применения в народнохозяйственных целях. Силовой корпус этого спецзаряда состоял из двух труб примерно одинаковой длины. Корпус зарядного отсека диаметром 420 мм с одного конца заканчивался полусферическим оживалом, с другого — резьбовым поясом и накидной гайкой, с помощью которой крепилась вторая половина корпуса с размещенной в нем бортовой аппаратурой подрыва. Аппаратурный корпус — труба диаметром 250 мм — одним концом (накидной гайкой) крепился к корпусу зарядного отсека, с другой стороны — заканчивался днищем, в котором были заделаны три кабельных гермоввода. После подключения кабелей управления и физизмерений к гермовводам на корпус навертывался конический наконечник, при помощи которого корпус заряда прикреплялся к опускной колонне.

Обжатие герметизирующей прокладки в стыке двух по-лукорпусов осуществлялось упорными болтами, установленными в резьбовых отверстиях накидной гайки в направлении оси корпуса (рис. 1).

С появлением нового, самого перспективного, сравнительно дешевого и надежного плутониевого спецзаряда, разработанного во ВНИИП, потребовалась основательная переработка конструкции ложемента сборочного стенда, так как силовой корпус имел диаметр 260 мм и два разъема, а длина его превышала 3 метра.

Спецзаряды, разработанные ВНИИЭФ, обозначили индексом А, во ВНИИП — индексом Р. Эти индексы официально фигурировали и в технической документации институтов — разработчиков и изготовителей зарядов.

С появлением спецзаряда Р, начиная с 1974 года, спецзаряд А использовался в редких случаях. К его недостаткам, ограничивающим область его применения, а в некоторых случаях и обуславливающим невозможность применения, можно отнести следующие характеристики:

— слишком большой диаметр, что приводило к большим затратам и техническим трудностям при проходке скважин;

— в некоторых геологических породах проходка скважины на глубину до 600 м по затратам значительно превосходила стоимость самого спецзаряда и мероприятий, связанных с его подрывом;

— фиксированная и незначительная мощность взрыва, что в некоторых случаях не позволяло выполнить поставленную задачу;

— низкая надежность и плохая защищенность бортовой системы автоматики от случайных, а тем более от преднамеренных вмешательств;

— низкий температурный диапазон хранения и эксплуатации (от + 5 до +40 °C), что создавало большие трудности в условиях плохой обустроенности в местах использования;

— максимально допустимое давление внешней среды в 250 атмосфер, что ограничивало применение даже при возможности сооружения сверхдорогой глубокой скважины.

Рис. 1. Спецзаряд А в первые годы был единственным зарядом для подземных ядерных взрывов в народнохозяйстренных целях и конкурировал с зарядом Р лишь по одному параметру — его стоимости

Плутониевый заряд Р размещался в силовом корпусе диаметром 260 мм, допускающем давление окружающей среды до 600 атмосфер. Диапазон эксплуатационных температур от -25 до +70 °C. Автоматика подрыва имела высокую надежность, хорошую защищенность от внешних воздействий. Заряд был снабжен датчиками, контролирующими давление и температуру внутри силового корпуса, приборами контроля физических параметров, характеризующих работу элементов заряда, процессы деления ядер и реакции синтеза. Все фиксируемые бортовыми приборами процессы передавались на измерительный пункт и записывались на кинопленку, магнитную пленку и поступали на цифропечатающее устройство.

Итак, сборочный стенд, разработанный для обслуживания заряда А, потребовал основательной переделки ложемента для обслуживания заряда Р.

Первый же год показал большое количество недоработок и несовершенств, создающих трудности и неудобства в подготовке заряда к боевому применению. Явно напрашивалась необходимость разработки иной конструкции стенда только для заряда Р.

Непосредственное участие разработчиков конструкции первого варианта стенда в подготовке зарядов к боевому применению на местах представило возможность разработать второй, более оптимальный вариант сборочного стенда уже с учетом всей специфики работ в натуральных условиях и с конкретным зарядом.

Второй вариант стенда был выполнен не в виде рамы, а в виде «жука», что позволило сделать его более легким и обеспечивающим близкий подход операторов к заряду и бортовой аппаратуре с контрольным и технологическим инструментами.

Этот стенд был укомплектован съемно-разборной лестницей — стремянкой с платформой для двух операторов на верхнем конце, что обеспечивало удобство при стыковке спецзаряда с опускной колонной (рис. 2).

В качестве герметизирующих прокладок в стыках частей силового корпуса поначалу применялись алюминиевые кольца толщиной 2 мм. Для обеспечения надежной герметизации с учетом возможного образования клиновидного зазора в стыке необходимо было произвести обжатие этой прокладки хотя бы в одном месте по окружности зазора до 1,2 мм. Для этого требовалось усилие до 50 т, что резьбовой гайкой, соединяющей части корпуса, создать невозможно. Для этой цели было применено специальное приспособление, состоящее из двух разъемных полуколец, вставляемых в специальные пазы в частях корпуса и стягиваемых друг с другом тремя болтами, имеющими разный шаг резьбы в полукольцах. Чтобы обжать алюминиевую прокладку толщиной 2 мм до 1,2 мм иногда приходилось менять несколько стяжных болтов из-за срыва резьбы.

Рис. 2

Сложность операции по обжатию герметизирующих прокладок при подготовке зарядов к боевому применению потребовала разработки более технологичного и надежного приспособления, приводимого в действие от гидравлического привода, смонтированного тут же, на сборочном стенде. И такое приспобление было разработано конструкторами под руководством Владимира Николаевича Рыкова. В нем с целью уменьшения давления в гидросистеме при создании силы сжатия до 70 т применен метод сближения двух колец, соединенных сухарями с частями корпуса, входящими в пазы на этих корпусах, заталкиванием остальных роликов с помощью гидропривода в клиновой зазор между дисками. Ролики вместо клиньев применены здесь с целью исключения затрат усилия на трение.

Конструкция этого приспособления была настолько удачной, что она сняла все проблемы надежного обеспечения герметизации силового корпуса в стыках его частей, и применялась в течение многих лет, не вызывая необходимости модернизации.

В качестве подвижных технологических средств, как отмечалось, использовались универсальные кузова, смонтированные на автомобильных шасси высокой проходимости и укомплектованные необходимым технологическим оборудованием (подъемное устройство, сборочный стенд, приспособление обжатия герметизирующих прокладок, контрольно-стендовые приборы и слесарный инструмент). Оно полностью обеспечивало хранение спецзарядов и весь комплекс контрольно-сборочных работ с ними. Это было апробировано и подтверждено на практике при проведении серии подземных ядерных взрывов в народнохозяйственных целях в период 1971–1974 гг. в различных регионах страны и в разные времена года.

Вся техника, предназначенная для этих работ, показала свою работоспособность и соответствие назначению даже в экстремальных погодных условиях.

Транспортировка этой техники к месту использования по назначению осуществлялась железнодорожным транспортом, крепление ее на платформах производилось по старинной технологии — проволочными стяжками. Этот древнейший, как мир, способ крепления доставлял всякий раз массу хлопот. Требовалось постоянно создавать большие запасы проволоки, так как в условиях планового хозяйства на эту проволоку, как, впрочем, на все и про все, заявку в снабженческие органы нужно было подавать на два года вперед, а поди-ка точно рассчитай, сколько ее потребуется через два года. Поэтому, как правило, заказывалось все с запасом, вот и создавались таким образом сверхнормативы, которые не только занимали под хранение большие производственные площади, но и омертвляли солидные капиталы.

Большие хлопоты требовались при закреплении этой проволокой автомобилей на железнодорожных платформах. Еще больше трудностей возникало при освобождении от таких проволочных пут автомобилей на станциях прибытия: попробуй-ка расплети прочнейшую проволоку, не имея под рукой ничего кроме кувалды и зубила, да еще на морозе. Но из этого положения наши умельцы как-то вышли, сконструировав специальные ножницы, с помощью которых эти проволочные путы измельчались в мелкие кусочки без особых усилий. Но все же это было не кардинальное решение проблемы.

Жизнь подсказывала необходимость создания специальных крепежных стяжек многоразового пользования, которыми укомплектовывалась бы каждая машина и которыми закрепление машин осуществлялось бы максимум двумя операторами.

При разработке таких стяжек были заложены следующие требования:

— прочность на разрыв каждой стяжки должна быть в два раза больше, чем прочность проволочной стяжки, соответствующей требованиям МПС;

— длина и натяжение стяжки должны быть регулируемые;

— крепления стяжек к платформе и автомобилю должны быть выполнены в виде накидных колец или скоб.

Разработка конструкции таких стяжек и их изготовление для конструкторов, технологов и опытного производства КБ АТО не составляли больших проблем.

Конструкция этих стяжек проста и удобна даже для крепления автомобиля УРАЛ-375 на железнодорожной платформе.

Заводские испытания таких стяжек показали надежную их работоспособность в условиях действия перегрузок, превышающих те, которые возникают при резком торможении поезда, двигающегося со скоростью 100 км/час.

Технологичность их при пользовании была безукоризненна. Теперь не потребовались ни кувалда, ни зубило, ни ножницы. Но внедрить эти стяжки на практике оказалось делом самым сложным. Дело в том, что без согласования с многочисленными службами безопасности грузоперевозок в ведомствах МПС замена традиционных проволочных креплений на что-то другое была невозможна или архитрудна. Хождение по кабинетам МПС на предмет согласования нашего нововведения потребовало неимоверных усилий и времени. Каждому чиновнику приходилось с пеной у рта доказывать преимущество предлагаемых крепежных приспособлений перед допотопными проволочными, показывать не расчеты, а экспериментальные результаты, подтверждающие наши доводы. С большим скрипом, но сбор согласующих подписей наконец дошел до утверждающей инстанции — и тут все застопорилось. Казалось, уперлись в глухую бетонную стену. Упрямо чиновник твердил одно и то же «низя», потому что… «низя».

Что же делать? Тогда один из наших весьма находчивых сотрудников предложил в таком, казалось, безвыходным положении сломать упрямство тупого чиновника, пойдя на авантюру, которая заключалась в том, чтобы утверждение нужного документа произвести при помощи его секретарши.

И что же? После поднесения этой секретарше коробки шоколадных конфет и флакона французских духов злополучный документ был моментально подписан.

Ура! Наше детище получило права гражданства на железной дороге.

Вот вам наглядный пример подбора кадров на руководящие государственные посты с помощью направляющей нас в светлое будущее силы — КПСС.

Многолетняя практика использования этих стяжек показала и надежность, и удобство их в эксплуатации.

Все ускоряющееся освоение северных и сибирских регионов страны ставило перед нами задачи по проведению подземных ядерных взрывов со следующей направленностью: сейсмическое зондирование, интенсификация нефтяных месторождений, сооружение набросных плотин, сооружение подземных хранилищ жидких и газообразных углеводородов и тому подобных.

В большинстве своем места предполагаемых работ были расположены вдали от действующих транспортных магистралей и недоступны ни колесному, ни даже гусеничному транспорту в летнее время.

В большинстве случаев доставка необходимой подвижной техники и оборудования в районы работ была возможна по весьма сложной технологии:

— железнодорожный транспорт до крупной речной магистрали;

— речной транспорт до крупного, оснащенного погрузочно-разгрузочной техникой порта;

— ожидание зимы и передислокация своим ходом до места работы по специально сооруженному зимнику;

— далее, либо работа зимой, что не всегда и не везде допустимо, либо ожидание летнего периода, а затем следующей зимы и следующего лета для обратной передислокации.

Такая технология вследствие своей растянутости во времени, а следовательно, своей дороговизны, принята быть не могла.

Оставался один выход — доставлять все оборудование порознь до ближайшего крупного аэродрома грузовыми самолетами, а далее до места назначения — вертолетами в летний период, самый благоприятный для эффективной и безаварийной работы. Личный состав доставлять на место работы и обратно таким же образом.

Технологическое оборудование и контрольно-стендовый комплекс допускали транспортировку отдельно, но это требовало разработки и изготовления специальной легкой металлической тары многоразового пользования. Конструкторским

подразделениям КБ АТО и опытному производству такая задача не создавала каких-либо проблем, и вскоре такая тара была разработана и изготовлена.

При разработке этой тары размеры ее закладывались в кратных соотношениях с таким расчетом, чтобы при складывании ее в штабель образовывался параллелепипед. На днищах и крышках каждого ящика-тары монтировались деревянные ложементы, не позволяющие ящикам перемещаться в горизонтальном направлении друг относительно друга при складывании их в штабель.

Сборочный стенд допускал транспортировку без упаковки, для чего он был дополнительно оснащен ручками, позволяющими удобно производить вручную погрузку, выгрузку и закрепление в транспортном средстве.

В таких случаях для погрузки и выгрузки контейнера со спецзарядом, а также спецзаряда со сборочным стендом при монтаже его на буровой установке, разработан и изготовлен специальный разборный козловой кран с подъемником (тельфером) грузоподъемностью в одну тонну, с ручным приводом. Силовые конструкции козлового крана были выполнены из коробчатых элементов, изготовленных из листов алюминиевого сплава толщиной 2 м. При необходимости увеличить высоту подъема груза силовые стойки крана могли быть наращены.

Для транспортировки кабелей управления автоматикой спецзаряда и физизмерений были разработаны и изготовлены специальные металлические (из алюминиевых сплавов) барабаны многоразового пользования с приставными складными (для удобства при транспортировке) стойками-подвесками, на которых вращался барабан при разматывании с него кабеля во время опускания заряда в скважину.

Для удобства транспортировки этих барабанов после освобождения их от кабеля они разбирались на отдельные узлы, которые также пакетировались в штабеля.

Таким образом, была разработана оснастка и технология транспортировки технологического и приборного оборудования для проведения подземных взрывов в любых местах, доступных лишь с помощью вертолета.

В таких местах для хранения и сборки спецзаряда, а также размещения аппаратуры управления взрывом и физизмерений, изготавливались временные деревянные сооружения (домики), в которых с помощью электронагревателей, если работа проводилась в зимнее время или в Заполярье, создавался нормальный микроклимат.

Командный пункт (КП) с аппаратурой управления бортовой автоматикой подрыва и измерительным комплексом с целью обеспечения безопасности операторов размещался в 2–3 км от эпицентра взрыва (в зависимости от мощности взрыва и глубины заложения заряда). Приборный пункт с аппаратурой физизмерений располагался в 100–200 м от эпицентра.

Подача сигналов управления с КП на подрыв и включение аппаратуры физизмерений могла осуществляться как по кабелю, так и с помощью приемопередающих устройств.

С точки зрения уменьшения времени и материальных затрат на производство взрыва использование приемопередающих радиоустройств являлось самым радикальным. Однако, поскольку в системе «Гранит» использовалась армейская радиостанция Р-403, не везде возможно и дозволительно было пользоваться этой системой связи. Такими запретными зонами являлись места работ, расположенные в радиусе до 100 км от места расположения воинских частей, пользующихся для связи этими радиостанциями. При этом были возможны не только помехи друг другу, но и несанкционированное срабатывание автоматики подрыва в случае одновременной работы нашей радиостанции и радиостанции, расположенной неподалеку войсковой части, если частоты вдруг совпадали. Это было возможно по той причине, что частотная система кодирования являлась весьма примитивной и легко производимой даже непреднамеренно. В таких случаях управление подрывом и аппаратурным комплексом физизмерений осуществлялось только по кабелю, весовое количество которого достигало 10–12 т.

Его доставка от железнодорожной станции или ближайшего речного порта до места использования при этом осуществлялась вертолетом на внешней подвеске, что значительно удорожало стоимость работ и затягивало время на подготовительные работы, ведь после доставки его нужно было смонтировать, а после работы — демонтировать и таким же образом отправить обратно. И если ко всему этому добавить то, что таким образом кабель использовался два, в редких случаях — три раза, затем полностью выходил из строя, и далее предстояли мучительные действия по «доставанию» этого дефицитного кабеля.

Поэтому первые два года работ (1971–1972) убедили нас в необходимости срочной разработки принципиально нового комплекса радиоуправления подрывом и физизмерений с надежной системой кодирования и приемопередающими устройствами, работающими на частотах, отличных от армейских и телевизионных.

Разработка аппаратурных комплексов в отличие от разработок сборочно-технологического оборудования силами КБ АТО была абсолютно невозможной не только из-за отсутствия нужного количества специалистов по разработке электронных схем и по проектированию приборов на современной микромодульной базе. Специалисты-то высокого класса, в полной мере разбирающиеся в современной микроэлектронике, у нас к этому времени уже были, и они изнывали от невозможности применить свои знания в этой области, эксплуатируя вчерашнюю допотопную, «на ладан дышащую» технику. Дело в том, что к 1972 году у нас утвердился принцип Н. А. Ерохина и А. К. Седнева: «Мы не разработчики, мы — эксплуатационники», у нас уже ликвидировали конструкторскую группу, и распределили толковых, думающих специалистов-исследователей по технологическим отделам, над нами уже поставили «главного конструктора» В. П. Ахалкина, без визы которого не дозволялось заниматься проблемами, свалившимися а первые два года работы, как снежный ком, а проблемы эти вытекали из объемных и более трудных задач, поставленных перед нами на последующие годы. Все запреты на разработки аппаратурных комплексов были закреплены приказом адмирала С. П. Попова и поддержаны главный инженером главка В. И. Карякиным.

В такой обстановке роль моя как руководителя единственной в стране организации по производству ядерных взрывов в мирных целях свелась к организации разработок технологических процессов на очередные работы и осуществлению взрывов согласно этим технологиям, при этом я выступал в качестве председателя Государственной комиссии.

В этих условиях появилось большое желание наплевать на все и вся, в том числе и на партийный долг, и бежать подальше от сверхважных задач государственного значения, от предприятия липовой «высокой культуры», от некомпетентных чванливых командиров. Но министерское начальство строго твердило: «Сейчас всюду так! Иди работай и героически преодолевай трудности». А заверения: «Поможем», — так и остались пустыми словами.

Чрезвычайное происшествие, имевшее место в экспедиции на Майском газовом месторождении, явилось первым предупреждением того, что последствия некомпетентного командования могут быть худшими.

Раз приказано преодолевать трудности, а на имеющемся приборном оборудовании становилось работать все опаснее, а самим совершенствовать его было запрещено, значит, надо искать выход где-то на стороне. Был объявлен тотальный патентный поиск организаций, имеющих приборные разработки, пригодные для использования по нашей тематике, или согласных осуществить разработки по нашим заказам.

Надо отметить, что поиск этот дал неплохие результаты. Нами был обнаружен ряд засекреченных предприятий, выпускающих пригодную для наших дел аппаратуру, приобретение которой не составило каких-либо затруднений. С помощью заместителя начальника главка Евгения Сергеевича Пекина, культурнейшего человека и грамотнейшего специалиста, ведающего материально-техническим обеспечением предприятий, необходимые приборы приобретались в нужном количестве и довольно оперативно.

Но все это коснулось совершенства аппаратуры, регистрирующей физические процессы ядерных взрывов. Что касается аппаратуры дистанционного управления, здесь наши поиски нужных результатов не дали. Договориться с какой-либо организацией на размещение нашего заказа на разработку нужного нам комплекса управления не удалось.

Не увенчались успехом наши попытки разместить заказ на разработку даже по указанию главного инженера главка В. И. Карякина (этого главного противника приборных разработок в КБ АТО) в Московском институте импульсной техники (НИИИТ) (директор А. И. Веретенников). Причиной отказа называлось то обстоятельство, что институт никогда не занимался системами радиотелеметрических управлений и измерений и не имеет специалистов такого профиля, да и желания создания такого направления работ у руководства института не было.

И все же нужная организация, способная выполнить наш заказ по разработке радиокомплекса управления, была найдена. Ей оказалось Горьковское конструкторско-технологическое бюро измерительных приборов (ГКТБИП — такое вот длинное название), кстати, находящееся в ведении нашего главка, в подчинении того же главного инженера В. И. Карякина.

Первые разговоры о предстоящих разработках с директором и главным конструктом ГКТБИП (Ю. Е. Седаков и Н. 3. Термасов) и ведущими специалистами (Л. М. Захаров и В. М. Армашов) дали обнадеживающие результаты. Подобные разработки соответствовали профилю их организации, но для включения в план необходимы были указания министерства и выделение дополнительных штатных единиц.

Положительному и оперативному решению всех организационных вопросов способствовало соответствующее распоряжение заместителя министра А. Д. Захаренкова по нашему представлению.

Подробное рассмотрение обеими сторонами задания на разработку аппаратурного комплекса управления было представлено в технических требованиях (ТТ), которые в основном сводились к следующему:

— комплекс управления подрывом и физизмерениями должен состоять из комплекса систем командного пункта управления (КПУ) и комплекса систем приемного пункта управления (ППУ);

— все узлы аппаратурных комплексов и систем должны размещаться в стандартных приборных стойках, монтируемых в кузовах двух автомашин ГАЗ-66. Приборные стойки должны допускать их транспортировку обособленно в собственной таре;

— КПУ должен состоять из программного автомата, системы формирования сигналов управления автоматикой подрыва и аппаратурой физизмерений, системы кодирования этих сигналов, радиостанции, передающей кодированные сигналы управления и принимающей кодированные сигналы обратного контроля, системы регистрации факта передачи прямых сигналов и результатов обратного контроля, системы привязки сигналов управления к единому времени (СЕВ) и системы громкоговорящей связи и оповещения;

— ПГГУ должен состоять из радиостанции, принимающей кодированные сигналы управления и передающей также закодированные сигналы обратного контроля, системы декодирования сигналов управления и кодирования сигналов обратного контроля, системы формирования сигналов управления бортовой аппаратурой подрыва спецзаряда и аппаратурой физизмерений, системы приема и регистрации некоторых физических параметров ядерного взрыва, соединительного щита для подключения кабельных линий, идущих от бортовой аппаратуры спецзаряда и от датчиков физизмерений, системы телефонной связи;

— энергообеспечение аппаратурных систем КПУ и ППУ осуществить от аккумуляторов типа КНП с емкостью, необходимой для производства наладочных и боевых работ без подзарядки;

— приемопередающие устройства (радиостанции) должны работать в режиме постоянного излучения на частотах 200–300 МГц;

— в качестве системы формирования сигналов управления использовать разработанную ВНИИП, проверенную в полигонных условиях и зарекомендовавшую себя «систему группового подрыва» (РСГП);

— все элементы системы управления должны устойчиво работать в диапазоне температур окружающей среды 40 °C, относительной влажности до 80 % и нормальном атмосферном давлении, допускать транспортировку самолетом на высоте до 8000 метров, выдерживать ударные перегрузки до 10 g;

— выдача программы сигналов управления должна осуществляться автоматически, запуск программного автомата — вручную;

— схемное построение всех элементов системы должно быть осуществлено по двухканальному принципу;

— в процессе разработки узлов системы их схемные и конструктивные решения должны постоянно обсуждаться и согласовываться с заказчиком и, при необходимости, по взаимному согласованию настоящие требования могут изменяться и добавляться.

Поскольку производственная необходимость требовала, чтобы разработка и изготовление первого образца комплекса управления были осуществлены в минимально короткое время, разработчиками предложено было в качестве приемопередающего устройства использовать в этих разработках уже готовую радиостанцию, много раз успешно примененную для телеметрических контрольных измерений в летных испытаниях БЧ ракетных комплексов. Это позволило бы разработку, изготовление и компоновку всех узлов комплекса завершить в течение одного года.

Рассмотрение технических характеристик предлагаемой для использования в нашем комплексе «готовой» радиостанции показало, что по многим параметрам она не удовлетворяла нашим требованиям, в частности: большой вес, обусловленный обеспечением работоспособности при больших перегрузках и больших температурах, которые у нас никогда не будут реализованы; слишком блыная несущая частота (1000–1200 МГц), при которой нужно всегда обеспечивать прямую видимость; работа в импульсном режиме, что потребует соответствующих блокирующих устройств в системе автоматики на момент «молчания» радиостанции, и ряд других особенностей.

Но значительное сокращение сроков разработки и изготовления всего комплекса управления вынудило нас согласиться на применение этой радиостанции, так как других пригодных для наших целей отечественных радиостанций не было (по крайней мере, мы не могли об этом узнать), а разработка новой радиостанции могла затянуть разработку необходимого комплекса на многие годы, что не входило в наши расчеты.

Разработка кузова и изготовление двух комплектов должны были быть осуществлены КБ АТО в этот же срок, то есть в течение одного года. Кузова должны были иметь устройства крепления приборных стоек; обеспечивать нормальные климатические условия при наружной температуре воздуха ±40 °C, должны иметь автономный источник энергопитания с приводом от двигателя шасси, быть укомплектованы кабелем длиной 50 м, допускающим токовую нагрузку до 20 А для подключения к стационарной сети электрообеспечения, быть укомплектованы специальными чалками для крепления на железнодорожных платформах и в самолетах АН-12.

Заказ на изготовление узлов РСГП во ВНИИП в согласованные сроки обеспечивало КБ АТО.

Тщательно рассмотренные и согласованные технические требования, вопросы материально-технического обеспечения, графики разработки и изготовления узлов и систем комплекса, порядок заводских испытаний, а также вопросы комплектования специального подразделения в ГКТБИП были доложены руководству главка и министерства. Все предложения и договоренности были одобрены и утверждены.

Разработка конструкции кузова и его изготовление для конструкторов и опытного производства КБ АТО — дело специфическое и особых трудностей не вызывали, если не считать осложнений, вызванных разработкой механизма подъема и опускания потолка кузова для размещения его в фюзеляже самолета АН-12.

Разработка конструкторской документации, изготовление опытного образца, заводские и транспортные испытания кузова и его агрегатов в составе с шасси ГАЗ-66 были закончены в запланированные сроки.

К этому моменту были изготовлены во ВНИИП и получены узлы аппаратуры РСГП. Но разработка аппаратурного комплекса управления в ГКТБИП была очень далека от завершения. Объяснения такого положения дел руководства ГКТБИП нам были просто непонятны, но были вполне достаточными для руководства главка для корректировки плана с отнесением срока изготовления опытного образца сначала на полгода, затем на год, затем еще на год — и так без конца.

Всякий раз нас охватывало недоумение, когда мы узнавали, что вновь созданный для этих разработок отдел численностью около тридцати человек занимался совсем другими разработками, а наш заказ отодвигался на более поздние сроки.

В1974 году для камуфлетных взрывов в народнохозяйственных целях мы получили новый унифицированный ядерный заряд с термоядерным усилением, в котором бортовая автоматика подрыва работала по программе, несколько отличной от программ до сих пор применяемых аппаратурных комплексов.

Само собой разумелось, что следовало бы немедля вносить коррективы в разрабатываемый ГКТБИП комплекс управления, пока еще узлы его находились на стадии документальной проработки. Но величайшее упрямство главного инженера В. И. Карякина не позволяло нам внести в ТТ необходимые изменения. Объяснение этого сводилось к тому, чтобы этими изменениями не дать повода к корректировке плана и еще дальше не отодвинуть сроки разработок.

Таким образом, разрабатывался никому уже не нужный аппаратурный комплекс, готовые узлы компоновались в стойки, которые монтировались в кузовах автомашин ГАЗ-66, которым были присвоены индексы — НГ6А7 (КПУ) и НГ6А71 (ПГГУ). Но разработка и изготовление узлов комплекса велись черепашьими темпами. Хотя причин столь медленной работы мы не видели, да и разработчики вразумительных доводов не приводили, но на корректировку плана причины все же находились, и главк все продлял и продлял сроки окончания разработки.

Итак, на разработку и изготовление опытного образца комплекса управления «Мир» вместо одного года ушло семь лет.

Наконец, первый опытный образец комплекса «Мир» был предъявлен на проведение зачетных испытаний в полевых условиях. Сама приемка комплекса не потребовала больших затрат времени, поскольку мы, как заказчики, были постоянно в курсе хода разработки всех его узлов и систем, а испытания были невозможны, так как имитатор бортовой аппаратуры подрыва не мог работать от этого комплекса. Поэтому вместо испытаний был составлен технический документ по переделке многих узлов комплекса. Хотя изменения в схемах отдельных элементов были незначительными, но они потребовали переработку всей конструкторской документации и инструкций по эксплуатации, полную замену некоторых печатных плат, переделку соединительных жгутов и так далее и тому подобное.

Не будь указаний В. И. Карякина все изменения конструкции некоторых узлов в ходе их разработки прошли бы незаметно, без затраты дополнительного времени. На переделку же готового комплекса с последующими заводским испытаниями ушло более двух лет.

Лишь осенью 1980 года долгожданный комплекс «Мир» был доработан и мог быть предъявлен к зачетным испытаниям в полевых условиях.

Этот комплекс, безусловно, был крупным шагом вперед в сравнении с той техникой, которой мы пользовались до сих пор, но по элементной базе и схемным решениям он, только что родившись, морально выглядел старцем и вряд ли мог удовлетворить наши потребности через 4–5 лет.

Но на тот день, несмотря на его громоздкость и слабую автоматизированность управления агрегатами, этот комплекс решал многие задачи по повышению надежности и упрощению дистанционного управления подрыва без опасности даже злоумышленных вмешательств, полностью исключал осциллографическую методику регистрации информации — теперь все фиксировалось электронной памятью и считывалось на кодированную цифропечать. Хотя все системы комплекса «Мир» были просты в управлении, они требовали высокой квалификации операторов — в этом, пожалуй, их большой недостаток. Основным же недостатком этого комплекса явилось то, что его нельзя было транспортировать без автомашин НГ6Л7.

Впервые комплекс «Мир» был применен в сентябре 1981 года при производстве глубинного термоядерного взрыва с целью интенсификации нефтеотдачи пласта на месторождении близ Красновишерека на севере Пермской области. Здесь мы воочию убедились в его превосходстве перед комплексом «Гранит», который к тому времени пришел в такую непригодность, что только принимаемые всякий раз чрезвычайные меры и высокий профессионализм специалистов позволяли избегать чрезвычайных происшествий.

Аппаратурный комплекс «Мир» получился весьма громоздким и очень сложным, а конструкция приборных стоек и система кабельных соединений не позволяли транспортировать их вне кузова автомашины НГ6А7.

В дополнение ко всему, как выяснилось в процессе заводских испытаний, две машины НГ6А7 в фюзеляже одного самолета АН-12 разместить было невозможно. Значит, чтобы транспортировать комплекс «Мир» до ближайшего аэродрома предполагаемого рабочего объекта, необходимо два рейса АН-12, что весьма накладно, да и не на любой объект ближайшего аэродрома можно добраться своим ходом, несмотря на высокую проходимость автомобиля ГАЗ-66.

Итак, разрабатываемый ГКТБИП аппаратурный комплекс по многим параметрам уже не удовлетворял требованиям, вытекающим из новых задач, а неоднократные попытки изменить положение наталкивались на неприступную стену в лице

В. И. Карякина. Обращения к начальнику главка Г. Л. Цыр-кову не находили ни понимания, ни поддержки.

Поскольку «спасение утопающего есть дело рук самого утопающего», как гласит народная мудрость, мы и решили последовать этому принципу. Искать нового разработчика — дело почти безнадежное, да и новый разработчик, если таковой вдруг нашелся бы, вряд ли проявит расторопность в разработке аппаратурного комплекса. А время шло. Имеющаяся в нашем распоряжении аппаратура дряхлела, и недалек тот час, когда работать просто стало бы не на чем.

И вот, собрав однажды думающую и изнывающую от безделья в межэкспедиционный период активную часть специалистов, я предложил им: а не дерзнуть ли нам взять да и сделать своими руками то, что нужно. Работу эту будем проводить без афиширования, в план включать не будем, все — от составления схем до разработки конструкций и выпуска чертежей — будем осуществлять своими руками. Материальную базу и изготовление узлов будем осуществлять по кооперации, используя приятельские связи.

Высококвалифицированные специалисты в области электроники и телемеханики у нас к этому времени уже были, да и настрой у них был боевой — поработать не только руками, но и головой, и они дружно поддержали мое предложение. Тем более, что обстановка в КБ АТО к этому времени несколько изменилась в лучшую сторону. Как говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Скоропостижно скончался адмирал С. П. Попов — наш командир, директор и главный конструктор, строго следивший за порядком в своем хозяйстве.

Посаженный на те же два кресла новый командир Владимир Иванович Казаков по складу своего характера был значительно мягче своего предшественника и, к нашему великому удовольствию, в дела комплекса № 3 особо вникать не имел желания. Тем самым, на предприятии мы получили некоторую свободу действий, а опеку ведущего «главного конструктора» В. П. Ахапкина нам представилось возможность по-тихому игнорировать.

Как развивались далее события — рассказ далее.

При разработке проектов по осуществлению подземных ядерных взрывов для решения тех или иных народнохозяйственных задач в основу всего закладывались вопросы сейсмической и радиационной безопасности.

Сейсмическую безопасность населенных пунктов и промышленных производств никакими другими мероприятиями, кроме как выбора эпицентра взрыва на безопасном расстоянии, обеспечить невозможно. Если технологические особенности работы не позволяют удалить эпицентр взрыва на безопасные расстояния, то разрабатываются мероприятия по обеспечению безопасности людей и животных путем отселения на момент взрыва в безопасные районы или путем вывода из жилых помещений и производственных зданий на улицу.

А для строений, подвергающихся при этом различным степеням разрушений, в проектах закладываются ремонтновосстановительные работы, объемы которых определяются из прогнозных расчетов. В проекты закладываются также материально-техническое обеспечение и строительные мощности.

Мощность взрыва при этом выбирается минимальная, но достаточная для решения поставленной задачи.

Что касается радиационной безопасности, то обеспечение ее требует стопроцентной гарантии. С этой целью, чтобы выбрать правильно глубину заложения центра взрыва и конструкцию герметизирующей забивки скважины, проводится разведочное бурение, которым определяется местоположение водоносных горизонтов, зона отсутствия свободного водообмена, горизонты залегания водонепроницаемых пластов (глины, соли).

После проведения геологических и геофизических исследований разведочная скважина либо разбуривается под технологическую, либо цементируется по всей длине, а технологическая скважина бурится рядом.

Кстати, в первой серии глубинных ядерных взрывов с целью сейсмического зондирования на трассе Решма — Воркута эти разведочные скважины на момент взрывов оставались открытыми для целей радиометрических и геофизических исследований во время взрыва и после него, при этом в двух точках — возле железнодорожной станции Лемью и севернее волжского городка Решма — по этим открытым скважинам имел место выход радиоактивных газов и грунтовой воды, насыщенной этими газами.

Хотя концентрация и общее количество выхода радиоактивности были незначительны и какой-либо опасности не представляли, в условиях засекреченности все же со временем кое-какие данные просачивались в прессу и в погоне за никому не нужной сенсацией раздувались до невообразимых катастроф. И что удивительно: официальные органы, в частности, ПромНИИпроект и Гидрометслужба, имеющие эти данные, помалкивали, давая тем самым повод населению верить журналистским сенсациям.

Вот один пример из множества появившихся в средствах массовой информации. Спустя 20 лет (31 июля 1991 года) радио России передало сообщение корреспондента ивановской областной газеты о произведенном в 1971 году в Ивановской области ядерном взрыве, который заразил радиоактивностью солидный участок местности вокруг эпицентра, и якобы этот зараженный участок был брошен без охраны и без предупреждения местного населения. По его словам на этот участок забрели два любопытных мальчонка, которые, получив большую дозу облучения, скоропостижно умерли, один — на второй день, другой — на третий. И что удивительно: эту несусветную ложь диктор радио России с возмущением передала в адрес так называемых атомщиков — врагов народа.

Что можно ответить на это?

Во-первых, ближайшее от эпицентра взрыва селение Жа-желево было расположено в 17 км, и вряд ли ребятишки ради любопытства побегут в такую даль.

Во-вторых, на этом эксперименте присутствовал секретарь Заволжского ГК КПСС, и сейсмическая, и радиационная обстановка в момент взрыва и после него была ему доложена и доложена областному руководству — никаких опасных последствий взрыва не было.

В — третьих, наблюдение за радиационной обстановкой в эпицентре в течение многих дней не показало никакого проявления выхода радиоактивности. Сама площадка эпицентра размером 20 х 20 м была засыпана слоем земли толщиной в метр и огорожена проволокой. Дозиметристы, наблюдавшие за обстановкой в этот период, не знают такого случая, чтобы кто-то из любопытствующих, тем более ребятишек, подходил к этому месту.

Все же имевший место случай выхода радиоактивных благородных газов в двух точках заставил нас, повторяю еще раз, впредь разведочные скважины до взрыва цементировать по всей длине, и центр взрыва устанавливать не из условий обеспечения камуфлетности, а исходя из геологии — ниже зоны свободного обмена, и если геология позволяет — ниже водонепроницаемого пласта.

С этих пор, то есть с 1972 года, ни на одном объекте подземного ядерного взрыва не наблюдалось никаких радиоактивных газовых проявлений, не говоря уж об истечении радиоактивной грунтовой воды.

В дополнение ко всему мы взяли под свой контроль, кроме измерения физических параметров ядерного взрыва спецзаряда, измерения мощности взрыва, параметров сейсмических волн в ближней зоне, еще и измерения радиоактивности по всей скважине и на дневной поверхности у устья скважины. Все измеряемые параметры документально фиксировались всякий раз соответствующей аппаратурой. Создавая службу по осуществлению подземных ядерных взрывов, мы отчетливо себе представляли, что в задачу входит не только доставка спецзаряда к месту назначения, подготовка его к боевому применению и производство самого взрыва, но и контроль за работой всех его элементов и элементов бортовой аппаратуры подрыва.

Ясно, что абсолютной надежности в работе всех звеньев большой цепочки, которую представляет спецзаряд, нет. Поэтому в случае нерегламентированного срабатывания или полного отказа нужно точно знать: в каком звене произошел отказ, чтобы правильно определить порядок действий по ликвидации последствий нерегламентировенного срабатывания или отказа. Для этого нужна специальная электронная аппаратура, опробированные методики и соответствующие специалисты, которые могут осуществлять контрольные функции с помощью этой аппаратуры.

На первых порах нами было приобретено небольшое количество осциллографических регистраторов, по своему моральному состоянию требующих создания нормальных условий эксплуатации в необустроенных местах. Поэтому объем измерений был сведен до необходимого минимума, в основном характеризующего лишь работу элементов спецзаряда. Цель этих измерений — иметь вещественные доказательства правильности наших действий, и в случае отказа точно знать причину и в каком звене цепи это произошло.

Первый год эксплуатации этой аппаратуры на трассе Пе-чоро-Колвинского канала и на трассе под шифром «Глобус» показал низкую надежность и громоздкость ее, сложность в эксплуатации. Обстоятельства заставляли принимать самые решительные меры по поиску более современных приборов, менее габаритных, более надежных в работе в условиях, отличающихся от нормальных. Тем более, что имеющаяся аппаратура была малопригодна для транспортировки ее россыпью вне подвижных средств.

Итак, в своем хозяйстве разработкой электронной аппаратуры нам было запрещено заниматься, да и не было ни материальной, ни производственной базы, и специалистов этого профиля было раз-два и обчелся.

Хотя к этому времени в нашем главке набирал силы специально созданный институт импульсной техники (НИИИТ), о котором говорилось выше, заказать там разработки приборов для наших специфических нужд было делом безнадежным.

НИИИТ в это время был целиком и полностью занят разработкой приборных комплексов для полигонов МО. Нам лишь представлялась возможность подобрать разработанные приборы и заказать их изготовление. Кроме того, объявив генеральный патентный поиск, нам удалось кое-что пригодное для наших целей узнать и закупить на предприятиях и в институтах других министерств и ведомств.

Так, с неимоверными трудностями, в больших хлопотах нам удалось собрать комплект аппаратуры хоть и разногабаритной, но более или менее современной и более пригодной для полевых условий.

Для транспортировки этой аппаратуры на места импровизированных полигонов мы приспособили разработанную в нашем КБ металлическую тару многоразового пользования, а для размещения в кузове автомашины или во временном сооружении (куда автомашина не может быть доставлена) разработан специальный сборно-разборный стеллаж.

Таким образом, начиная с 1974 года, в последующие 6–7 лет обновленный аппаратурный комплекс был в наших руках надежным инструментом контроля за работой узлов спецзряда и измерения интересующих нас параметров ядер-ного взрыва. Потерь информации, фиксирующейся этим комплексом, практически не было, если не считать поломки отдельных приборов вследствие сейсмического воздействия, но после ремонта в последующих работах эти малопрочные приборы на стеллаже крепились через амортизаторы.

К недостаткам этого аппаратурного комплекса относилось следующее:

— громоздкость, требующая больших затрат времени на монтаж, наладку и демонтаж;

— большие затраты времени на расшифровку информации, которая регистрировалась на кинопленку;

— влияние температурных режимов в осенне-зимний период на работу аппаратуры, так как нормальный режим ее работы +20 ± 10 °C и влажностью, не превышающей 70 %.

Разработка программы физизмерений очередного ядер-ного взрыва, определение состава измерительной аппаратуры, разработка схемы ее включения, проведение самого эксперимента, обработка полученных данных и написание отчета у каждой рабочей группы занимала 5–6 месяцев в году. Остальное время года предоставлялась возможность использовать для анализа результатов, полученных в опыте, и осуществлять анализ технологического процесса для поиска путей его совершенствования.

Для всего этого времени было предостаточно, а необходимость совершенствования измерительного комплекса каждый раз вытекала из анализа каждой работы. Поэтому, несмотря ни на что, мною инициировалось и всячески поддерживалось любое начинание, связанное хоть с каким-либо совершенствованием.

Электронная наука и техника во второй половине 70—х годов развивались и двигались неимоверными темпами, и не использовать последние достижения в нашей работе было просто неразумно, тем более что в этом нужда была огромная.

Первые шаги самостоятельных разработок были направлены на создание приборов электронной памяти, которые полностью заменили бы осциллографы, и устройств кодирования сигналов и их расшифровки. При этом в качестве элементной базы было решено использовать микромодульные и процессорные устройства, приобретать которые на первых порах предполагалось, используя приятельские связи с другим институтами, а затем — через снабженческие службы под предлогом ремонта действующей электронной аппаратуры (кто из снабженцев может разобраться в правильности обоснования заявки).

Обеспечение механическими узлами в условиях подполья особых сложностей не составляло, поскольку в нашем комплексе № 3 имелась своя механическая мастерская, независимая от опытного производства и от планирующих и контролирующих служб. Хотя эта мастерская до смехотворности была маломощной (два слесаря, один фрезеровщик, один токарь и один мастер — их начальник), она обеспечивала все наши потребности.

Конструкторскую документацию разрабатывать не было необходимости, поскольку использовались стандартные конструкции, имеющиеся в каталогах или заимствованные в смежных с нами институтах. А разработку печатных схем электрических разводок пришлось осваивать самим.

Изготовление печатных электрических разводок на платах осуществлялось в основном в НИИАА, используя хорошие товарищеские связи с его директором Николаем Ивановичем Павловым, с которым я проработал в тесном контакте с 1947 года. Монтаж микромодулей и узлов управления осуществлялся своими силами у себя в лаборатории, сборка приборов и их наладка производились также самими разработчиками. Лишь покраска и химпокрытие узлов приборов для придания им «эстетики» осуществлялись в цехе опытного производства, опять же минуя плановые службы, используя приятельские отношения с производственниками.

Следует отметить, что энтузиастов среди физиков-экспе-риментаторов, работающих не только руками, но и головой, и стремящихся совершенствовать электронную технику, было совсем немного, особенно в военно-сборочной бригаде, которой руководил полковник Н. А. Ерохин, следовавший упорно принципу «мы эксплуатационщики, а не разработчики».

К числу таких энтузиастов следует отнести Николая Николаевича Тарасова, Николая Васильевича Андриевского, Валерия Миайловича Бакшеева, Виктора Михайловича Елина, а возглавлял этот квартет подполковник Гольдич Валентин Григорьевич, который приобрел заряд неугомонных искателей, работая до этого во ВНИИП. Повторюсь, основным направлением работ по совершенствованию действующих приборов регистрации быстропротекающих процессов являлась замена осциллографических регистраторов на приборы электронной памяти с последующей записью результатов измерений на цифропечать.

Другим направлением было уменьшение габаритов комплекса, увеличение его разрешающей способности, стойкости к большим ударным перегрузкам, простота монтажа-демонтажа и простота управления.

Современная элементная база позволяла без труда выполнить все эти требования.

Габариты приборов выбирались такими, чтобы они свободно размещались и крепились в стандартной металлической таре на время перевозок, а эта же тара служила для них стеллажами при использовании по назначению.

В результате упорного труда за три года был создан удобный, надежный и неприхотливый к внешним атмосферным условиям аппаратурный комплекс.

Для запоминания, автоматической обработки и фиксации на цифропечать всей информации новый комплекс в своем составе имел в два раза меньше электронных приборов, чем предыдущий.

В процессе эксплуатации этого комплекса после каждого использования в работе почти каждый его узел постоянно совершенствовался, а некоторые узлы заменялись новыми, тем самым повышались надежность регистрации, точность, совершенствовалась автоматизация обработки измеряемых параметров.

Большие хлопоты в межэкспедиционный период представляло аккумуляторное хозяйство, которое уже в 1972 году состояло из нескольких сотен кислотных авиационных батарей типа 12А30 и нескольких десятков автомобильных типа 6СТ.

Все эти аккумуляторные батареи требовали нормальных условий хранения, постоянного ухода за ними и регулярной подзарядки.

Для этих целей на территории предприятия, в здании гаражного типа, предназначенного для профилактического обслуживания подвижной техники (шасси и кузовного оборудования), методом народной стройки, то есть силами инженеров и техников комплекса № 3, потребовалось соорудить фундаментальную выгородку со всем необходимым оборудованием, обеспечивающим вентиляцию, нормальную температуру и влажность, формовку и зарядку аккумуляторов, и стеллажами для размещения полного количества батарей, обособленными отсеками для хранения электролита и размещения зарядных устройств.

Но, несмотря на хорошие условия хранения и своевременное обслуживание, работоспособность аккумуляторных батарей не превышала 3–4 лет, после чего емкость их резко падала и использование по назначению становилось опасным, требовалась замена таких батарей на новые. Для этого требовался солидный резерв аккумуляторов, создавать который было весьма затруднительно из-за отсутствия надлежащих площадей для хранения и трудностей с определением размера резерва при подаче заявки в отдел снабжения на два года вперед. Как правило, аккумуляторы подвергались вынужденному старению еще до начала их использования.

Все это и заставило нас перейти от кислотных аккумуляторов к щелочным, которые тем и хороши, что при хранении не требуют никакого ухода и не теряют своих характеристик при сколь угодно продолжительном хранении.

К середине 70-х годов на многих предприятиях страны был налажен массовый выпуск кадмиево-никелевых аккумуляторов типа КНП-7. Поскольку эти аккумуляторы герметичны и в процессе разрядки не выделяют агрессивных паров, то отпадает необходимость создавать изолированные помещения, и возможно их размещать вместе с аппаратурой. Единственным и весьма существенным недостатком этих аккумуляторов является недопустимость их перезаряда, при котором образуется газовыделение, происходит раздутие герметичного корпуса и возникает возможность его взрыва, то есть упустив момент прекращения зарядки, можно вывести аккумулятор из строя. Если таких аккумуляторов единицы штук, то произвести аккумуляторный подзаряд — дело несложное, необходим лишь тщательный и непрерывный контроль за напряжением на каждом аккумуляторе в отдельности. А если их несколько сотен штук, то какие могут возникнуть осложнения?

Образно выражаясь, это то же самое, что лопатой перекапывать десятки гектаров земли: если копать одной лопатой, то невозможно большую площадь подготовить к посеву за отпущенный природой отрезок времени, а чтобы успеть — сколько нужно человек с лопатами?

Как на сельхозработах, так и в подготовке щелочных аккумуляторов нужна была механизация.

Временной параметр контроля режима заряда здесь явно не подходит, так как каждый аккумулятор при постановке на подзарядку имеет разную степень разряженности, определить которую невозможно, кроме того, каждый аккумулятор обладает своими характеристиками по аккумуляции электрического заряда.

Таким образом, при подзарядке каждый аккумулятор в отдельности требует контроля до момента достижения потенциала в 2,2 В, так как это единственный параметр, характеризующий его полную заряженность.

При зарядке батареи, состоящей из нескольких десятков аккумуляторов, без автоматизированного контроля за напряжением на каждом элементе практически невозможно произвести качественную зарядку. Наши многочисленные поездки в институты и конструкторские организации, разрабатывающие щелочные аккумуляторы, и на заводы-изготовители за технологией зарядки батарей желаемых результатов не дали. Ни одна из организаций не только не имеет разработанных методик по зарядке батарей, но и не занимается разработкой их.

Оставался один выход: что-то нужно было придумать у себя в лаборатории.

К этому времени обстановка в КБ АТО после смены руководства несколько изменилась, внимание к деятельности комплекса № 3 было значительно ослаблено, разработки приборного хозяйства, связанные с его совершенствованием, стали выходить из подполья. Хотя нам в том ничем не помогали, но хорошо, что уже не мешали.

Начавшаяся, и довольно успешно, работа по совершенствованию электронных измерительных приборов показала, что нашим специалистам по силам не только освоение существующей приборной техники и грамотная ее эксплуатация, но и умение создавать более совершенные приборы на основе достижений в области электроники и на новейшей микромодульной базе.

Наши специалисты, приобретя большой практический опыт, не только понимали архаичность и малонадежность имеющейся в нашем распоряжении аппаратурной техники, но и предлагали уникальнейшие решения по совершенствованию систем управления и контроля, по повышению их надежности, разрешающей способности, по автоматизации многих ручных операций, по уменьшению габаритности приборов, по упрощению технологии их обслуживания и тому подобное. Но запретительные меры сдерживали реализацию конструкторских идей, появлявшихся в умах людей. Теоретически, на бумаге, в схемах, эскизах эти идеи и обоснования их доводились до понятных реалий; превратить же идеи в конкретную конструкцию, в действующий макет (хотя бы) было весьма трудно: не было ни конструкторов, ни материальной базы, ни монтажников (не говоря уж о монтажном производственном цехе). Все нужно было создавать заново в своем комплексе № 3 — жизнь требовала, ну и, конечно, использовать приятельские связи с другими институтами и по кооперации что-либо заказывать у них. Помощи мы ниоткуда не ожидали и не просили, лишь молили бога, чтобы не мешали, к трудностям нам было не привыкать — любые преодолеем.

Вот в такой обстановке и была поставлена задача двум весьма грамотным и мыслящим инженерам Владимиру Константиновичу Капустину и Владимиру Сергеевичу Севостьянову: разработать устройство, контролирующее степень зарядки щелочных аккумуляторов, соединенных в батарею из 50–60 штук. Идея по замыслу заключалось в том, чтобы с помощью специального коммутационного устройства с частотой 1–2 мин последовательно измерять величину напряжения на каждом аккумуляторе в батарее и сравнивать ее с эталонным источником. Во время зарядки в момент достижения на каком-либо аккумуляторе напряжения, равного эталонному, коммутатор останавливает свой ход, высвечивает номер «готового» аккумулятора и включает звуковой сигнал. После отключения оператором «готового» аккумулятора от разрядного устройства коммутатор продолжает свою работу. И так до тех пор, пока последний аккумулятор в батарее не наберет необходимого потенциала.

Надо отдать должное этим двум молодым специалистам, двум Владимирам, с большим энтузиазмом взявшимся за разработку и буквально за каких-нибудь пару месяцев представившим действующий макет устройства, контролирующего зарядку батареи из 70 аккумуляторов.

В качестве коммутатора — автоматического переключателя, контролирующего величину напряжения, ими был использован механический искатель телефонного коммутатора, храповое колесо которого содержало 70 зубьев. Значит, за полный оборот храповое колесо делало 70 остановок, при этом вращающийся на нем ползунок последовательно на время останова включался с 70 контактами, которыми соединены 70 аккумуляторов.

Привод храпового колеса осуществлялся срабатыванием реле, включение которого осуществлялось от генератора П-образных электрических импульсов с частотой 3 импульса в секунду. Значит, «опрос» всех 70 аккумуляторов осуществлялся за 23 с.

Эти «опросы» могли осуществляться в непрерывном режиме и с интервалом в 1, 2, 3 мин и более. Электрическая схема генератора позволяла оператору заранее устанавливать режим «опроса».

При достижении на каком-либо аккумуляторе потенциала, равного эталонному, электронная схема сравнения разрывала цепь подачи П-образных импульсов на ходовое реле шагового искателя и включала звуковую сигнализацию. Против того контакта, на котором остановился ползунок шагового искателя, загоралось табло с пометкой номера аккумулятора.

«Готовый» аккумулятор отключался от зарядной цепи, и зарядка продолжалась дальше до следующего останова.

С целью придания этому контрольному устройству миниатюрности и повышенной надежности вся электронная система была выполнена на интегральных микросхемах (микромодулях), но электрический монтаж макета, к сожалению, выполнить печатным способом не удалось, его наши монтажники ювелирно выполнили с помощью проводов. Для конструирования печатных плат да и для их изготовления в нашем КБ АТО не было ни специалистов, ни производства, потому как недальновидные руководители (директор, главный конструктор и главный инженер) не видели перспективы применения микросхем: «…ведь автомобиль не самолет, зачем в нем микроэлементы?» — говорили они. А комплексу № 3 тоже не следует этим заниматься.

Вот в такой обстановке пришлось самим постигать премудрости проектирования печатных плат. Надо сказать, что Володя Севостьянов и его жена Елена Георгиевна, тоже молодой специалист, с этим делом справились превосходно.

А изготовление печатных монтажей, напомню, мы наладили по кооперации в НИИАА благодаря пониманию нашего трудного положения его директором Н. И. Павловым. Механические узлы изготовлялись в нашей маломощной мастерской по стандартной и заимствованной конструкторской документации.

Итак, хотя и с неимоверными трудностями, но, слава богу, без запретов и помех за время менее года небольшой группой монтажников, механиков и инженеров под руководством и при постоянном непосредственном участии В. К. Капустина и В. С. Севостьянова было разработано и изготовлено устройство, позволяющее качественно, оперативно и с малыми затратами людских ресурсов производить зарядку щелочных аккумуляторов в больших количествах.

Отмечу еще раз: щелочные герметичные аккумуляторы в процессе хранения любой продолжительности не требуют никакого ухода, что позволило высвободить от непроизводительных работ большое количество сотрудников из личного состава и переориентировать их на решение других насущных проблем.

Кроме того, была пересмотрена технология использования аккумуляторных батарей для питания аппаратурных комплексов. Ранее, по прибытии на рабочий объект, после развертывания аппаратурных комплексов весь цикл работы с ними, начиная с наладки, частных и комплексных проверок и кончая генеральной репетицией и боевой работой, осуществлялся при использовании электропитания только от аккумуляторных батарей (такой порядок был принят на полигонах). Если раньше это требовало очень большого количества аккумуляторов, то теперь было решено все наладочные и репетиционные работы проводить, используя местную сеть переменного тока, благо этот вид электроэнергии присутствует всегда и всюду от передвижных электростанций ПЭС-100. Аккумуляторные батареи теперь использовались только при проведении генеральной репетиции и на боевой работе. При таком порядке использования аккумуляторных батарей количество их значительно сократилось. А это привело к сокращению затрат средств и времени на подготовительные работы.

Для перехода на такой порядок пришлось лишь изготовить несколько комплектов выпрямительных устройств, что не потребовало больших затрат.

Применение щелочных аккумуляторных батарей и использование смешанного электрообеспечения аппаратурных комплексов оказалось особенно эффективным на тех объектах, куда техника доставлялась в разобранном виде с помощью вертолетов. Теперь не требовалось строительства специальных помещений с вентиляцией. Аккумуляторные батареи компоновались в специальных шкафах-контейнерах и располагались вместе с аппаратурой, используясь как стеллажи.

Вернемся к идее разработки своими силами комплекса управления подрывом спецзаряда и физизмерений.

К середине 70-х годов стало очевидным, что разработка комплекса управления ГКТБИП приняла затяжной характер, сам комплекс получался очень громоздким и непригодным для транспортировки иначе, как в стационарно смонтированном виде в кузове машины НГ6А7. В придачу ко всему, схемное построение отдельных узлов требовало некоторых изменений, чтобы комплекс был пригоден для управления подрывом последних типов спецзарядов.

Происходило полное физическое «одряхление» системы «Гранит», отсутствовали радиодетали для замены выходящих из строя (большинство из них было снято с производства), становилось все труднее поддерживать его в более или менее рабочем состоянии. Все это ставило в рискованное положение и заставляло искать какой-то выход. Переделка отдельных узлов «Гранита» была подобна латанию дыр на изношенном кафтане.

А конца разработки комплекса «Мир» не то что видеть — предполагать было невозможно. Такая обстановка заставляла искать выход в разработке нужного комплекса управления своими силами. Уверенности в этом деле придавало то, что был уже приобретен кое-какой опыт по разработке электронных приборов для физизмерений, разработаны и изготовлен прекрасный, не имеющий аналогов прибор контроля зарядки щелочных аккумуляторов, разработан ряд узлов взамен вышедших из строя для системы «Гранит».

Подводя итог всему, можно было однозначно утверждать, что наши специалисты способны были создавать электронную технику на современном, на тот день, уровне, невзирая на отсутствие необходимых условий и наличие запрета.

Преимущество наших специалистов перед такими же специалистами других предприятий, профилированных на разработке электронной аппаратуры, заключалось в том, что они хорошо представляли назначение и условия работы аппаратурных комплексов, на практике определяли требования к этим приборам, принципы их функционирования, и исходя из всего этого, хорошо представляли, какими должны быть эти аппаратурные комплексы.

Идея рискнуть и сделать своими руками нужный нам аппаратурный комплекс была с воодушевлением воспринята лучшими нашими инженерами-энтузиастами.

Поначалу коллектив этих энтузиастов составили те же В. С. Севостьянов и В. К. Капустин, приобретшие некий опыт по разработке электронных приборов для физизмерений Н. В. Андриевский и Б. Б. Клюкин, конструктор печатных электросхем Е. Г. Севостьянова, конструктор-дизайнер П. Б. Могилевский и два техника-монтажника. Руководить этой группой энтузиастов взялся инженер Г. М. Васильев — бывший летчик-истребитель.

Если все перечисленные специалисты проработали в комплексе № 3 с самого начала его организации, несколько раз побывали в экспедициях и в полной мере прочувствовали и специфику работы, и назначение аппаратурных комплексов, то есть хорошо представляли, что и для чего, то Павел Борисович Могилевский проработал у нас год с небольшим, а к нам был переведен из другого подразделения. Инициативы он ни в чем не проявлял, но порученные дела исполнял с большой аккуратностью. И вот однажды, в период между экспедициями, поручили ему изобразить на бумаге, как бы выглядел один из разрабатываемых приборов. А художественные способности его выявили случайно, поручив оформление одного из номеров стенной газеты. И вот Павел Борисович выдал такой дизайн, что глаз оторвать было невозможно. А при разработке комплекса управления он продемонстрировал просто чудеса.

На вопрос: «Что же ты, дружок, скрывал от всех свой талант?» — он ответил: «А я и сам не знал, что способен на это, поручили — вот и сделал».

Слава о художественных способностях Павла Борисовича быстро разлетелась по КБ АТО, и вскоре главный инженер В. В. Плотников распорядился перевести его в группу художников-оформителей (была такая группа при главном инженере).

Наши категорические возражения против неправомерных действий властей предержащих (как, впрочем, не один раз и по другим, более важным делам) успехов не имели. Да и самому П. Б. Могилевскому возражать против перевода не было резона: с переходом на другую работу оклад его увеличился в полтора раза. В нашем же подразделении это могло произойти, повидимому, лишь к моменту ухода его на пенсию. Ведь зарплата в то время выдавалась не за работу, а за ту клеточку, которую занимает работающий в штатном расписании (работать-то было не обязательно). Перемещение же по клеточкам в нашем комплексе № 3 происходило так медленно, что ждать его многим приходилось до старости. Ну да вернемся к делу.

На «большом» техническом совете группы энтузиастов-разработчиков было составлено ТЗ на разработку аппаратурного комплекса управления подрывом и физизмерений, которое исходило из требований, продиктованных жизнью и достижениями современной электронной техники. Трудности, могущие возникнуть при этом, никого не страшили.

Итак, будущий аппаратурный комплекс управления должен удовлетворять следующим требованиям:

— все узлы должны монтироваться в стандартных ящиках, которые, в свою очередь, должны устанавливаться в стандартные стойки. Ящики и стойки — разработки ВНИИП и изготовлены должны были быть там же по кооперации;

— прочность механических узлов и электрического монтажа должна допускать ударные нагрузки до 10 g;

— приборные стойки со смонтированными в них аппаратурными узлами должны допускать транспортировку автомобилями, железнодорожным и авиационными транспортом без специальной упаковки;

— электронная аппаратура должна быть выполнена на современных интегральных схемах и микропроцессорах, электрический монтаж — печатный. Платы под печатный монтаж должны были быть стандартных типоразмеров, стандартного конструкторского оформления;

— для обеспечения надежной помехозащищенности сигналов управления и сигналов обратного контроля необходимо было использовать двоичный восьмиразрядный код, сигналов обратного контроля — двоичный четырехразрядный код;

— выдачу программы управления осуществлять от электронных часов с автоматическим запуском и с привязкой к единому времени;

— запись сигналов обратного контроля осуществлять в автоматическом режиме на магнитную пленку;

— громкоговорящие оповещения прохождения сигналов управления и обратного контроля должны осуществляться автоматически;

— передача кодированных сигналов управления и обратного контроля должна осуществляться в двух вариантах: с помощью приемопередающих устройств (раций) и с помощью телефонного провода. Найти и приобрести портативные рации, работающие (желательно) на частотах 100–200 МГц в режиме постоянного излучения. Длина телефонно-проводной связи должна быть не менее 2,5 км;

— схема всех агрегатов командного и приемного пунктов системы управления должна была быть выполнена на двух-канальном принципе, причем работа каждого канала должна быть независима друг от друга;

— в качестве источников энергообеспечения применять щелочные аккумуляторы типа КИИ-7 с желательным размещением их в тех же приборных стойках.

Принцип использования кодированных сигналов на включение тех или иных агрегатов бортовой аппаратуры подрыва или аппаратуры физизмерений заключался в многократной передаче с небольшими интервалами пакета электрических импульсов, состоящего из четырех импульсов определенной амплитуды и 4-нулевой, в различных комбинациях.

Каждая комбинация пакета, состоящего из «да» и «нет», декодирующей аппаратурой приемного пункта расшифровывалась и производила включение соответствующего агрегата бортовой аппаратуры или аппаратуры физизмерений согласно предписанных им своих комбинаций.

Для повышения защищенности от случайных посылов кода декодирующее устройство выдавало команду на включение соответствующих цепей лишь после приема серии из 5–6 кодовых посылов.

Такая система передачи цифровой информации применялась в вычислительной технике (так что тут никаких новых изобретений нет), она была использована и показала надежную работу в комплексе «Мир» и нами была принята, как, пожалуй, самая оптимальная.

Упрощению разработки собственными силами новейшей системы управления, которой был присвоен шифр «Тайга», способствовало то, что в нее были заложены проверенные на практике принципы построения счетно — решающих устройств, что применена используемая всюду микроэлектронная база, что конструкции механических узлов использовались стандартные, не требующие новых конструкторских разработок, что нами были хорошо налажены кооперационные связи по линии снабжения и изготовления механических узлов со смежными предприятиями. Конечно, в этом положительную роль сыграли хорошие личные связи.

После детального рассмотрения и обсуждения всех предложений от участников разработки по принципам построения системы управления в целом, схемного решения составных ее узлов и после всеобщего согласия по всем вопросам, работа закипела.

Большое организаторское умение проявил в поддержании слаженности работы хоть и небольшого, но все же коллектива, бывший военный летчик, офицер в отставке Геннадий Михайлович Васильев. Весьма оперативно были не только разработаны скелетная схема комплекса управления и распределены исполнители по разработкам узлов, входящих в комплекс, но и был разработан четкий сетевой график, где были расписаны не только сроки разработки схем и конструкций узлов, но и перечень приборов внешней поставки, каналы прохождения этих поставок и ответственные исполнители.

По части размещения и продвижения заказов по кооперации на смежных предприятиях и патентного поиска нужных нам разработок был привлечен к этой группе ряд других товарищей, обладающих предпринимательскими способностями.

Таким образом, через патентный поиск мы нашли организацию в Невинномысске Краснодарского края, которая производила цифропечатающие устройства, причем, в отличие от подобных устройств, выпускаемых свердловским заводом Министерства среднего машиностроения, — в стандартных габаритах, без каких-либо доработок размещающиеся в нашей приборной стойке.

Бартерная сделка с невинномысским предприятием по приобретению нескольких приборов была осуществлена без каких-либо затруднений, в то время как на предприятии родного министерства мы ничего не могли получить даже после указания руководству свердловского завода замминистра А. Д. Захаренкова.

Таким же образом нашли в Киеве институт, который разработал миниатюрный электронный хронометр, и нам за символическую цену, в основном лишь с целью использовать нас как рекламоносителей, продали один опытный образец прибора и всю техническую документацию, по которой мы без особого труда изготовили партию его своими руками у себя в КБ АТО.

Правда, электронный хронометр для автоматической выдачи команд управления подрывом по заказу ВНИИП был разработан в НИИАА (разработчик И. В. Блатов), но нами он был отвергнут из-за крупногабаритности, большой универсальности и большой стоимости (0,5 млн рублей за одну штуку). Киевский же хронометр имел объем менее литра и вес чуть более килограмма. В этом приборе (в отличие от блатов-ского) задание программы выдачи электрических сигналов по времени осуществлялось не переключателями, а распайкой на распределительной плате. Это было для нас критично, зато — надежно, ведь переключатели — вещь менее надежная, чем пайка.

Плата «набора программы», то есть установления моментов подачи электрических сигналов, отсчитываемых от конца интервала, равного одному часу, в киевском хронометре имела два ряда контактов — 60-минутных и 60-секундных. Таким образом, подпаиваясь к определенному контактику, можно было получать электрический сигнал за нужный отрезок времени в минутах и секундах до «О», то есть до конца отсчета 60-минутного интервала.

Большим препятствием воплощения наших идей в реальные конструкции было приобретение через наш отдел снабжения дефицитнейших интегральных схем, микропроцессорных устройств и штырьевых разъемов ереванского производства, так как главковские чиновники от снабжения знали, что для КБ АТО они не нужны. Но этот заслон мы обошли с помощью НИИИТ, который эти дефициты потребляет в больших количествах. Пользуясь хорошими взаимоотношениями с директором НИИИТ А. И. Веретенниковым и начальником отдела снабжения М. И. Макаровым, в их заявку на этот дефицит мы включили свою небольшую (в сравнении с их) потребность и, тем самым, вышли, казалось, из совсем безвыходного положения.

Печатание монтажей на изготовленных своими силами платах осуществляли по уже установившейся кооперации в НИИАА. Директор его, Н. И. Павлов, которому я подробно рассказал для чего все это нужно и какие обстоятельства заставили нас заняться саморазработкой, с пониманием и одобрением отнесся к нашей затее и оказывал нам всяческую помощь.

Как я уже рассказывал, наши разработки по совершенствованию приборного хозяйства проводились подпольно, без включения в план и без отчетности, в том числе и эта разработка шла под видом ремонта и модернизации действующего комплекса «Гранит».

Поскольку наш комплекс № 3 финансировался заказчиками ядерных взрывов по представлении им сметы расходов на все и про все, то в эти сметы включались и расходы на покупку электронных элементов, как необходимых материалов для ремонта аппаратурных комплексов, без которых производство ядерных взрывов невозможно. Эти затраты составляли в общем бюджете по теме десятые доли процента, поэтому не вызывали ни у кого недоуменных вопросов.

В разработку и изготовление узлов нового комплекса управления, которому присвоили название «Тайга», включились с большим энтузиазмом многие сотрудники нашего комплекса № 3 (кроме офицеров ВСБ, которым их командир Н. А. Ерохин запретил этим заниматься), и в течение года был собран одноканальный действующий макет.

Пустые места второго отсутствующего канала с лицевой стороны приборных стоек были закрыты картинками, нарисованными П. Б. Могилевским столь искусно, что во время демонстрации этого макета в действии А. Д. Захаренков, не веря своим глазам, что это — бутафория, пытался убедиться, пощупав руками нарисованные ручки управления.

Изготовленный макет был продемонстрирован нашему директору и главному конструктору В. И. Казакову. Пригласили его, чтобы убедить, что наш коллектив умеет не только гайки крутить, и что нужно в опытном производстве срочно организовать монтажный участок для изготовления рабочих образцов.

Видимо, наша разработка В. И. Казакову понравилась, и он решил похвастаться главному инженеру главка В. И. Карякину.

Тот отреагировал незамедлительно: вызвал меня «на ковер», отчитал самыми оскорбительными словами за мою недисциплинированность и приказал немедля прекратить дальнейшие разработки, а меня за непослушание лишил квартальной премии, хотя и прав у него на это не было, так как по положению меня наказать могли только министр или его заместитель. Но мало ли творилось у нас в те времена беззаконий и в более серьезных делах.

Жаль, конечно, было бросать дело, успех которого достигнут был в таких мучениях. Да и весь коллектив воспринял это дикое, не укладывающееся ни у кого в головах указание с неимоверным возмущением. Все потребовали выйти с жалобой к министру, а если и это не поможет, то обратиться в ЦК КПСС (тогда ведь свято верили в «ум, честь и совесть»).

Искать справедливости решили поначалу у замминистра А. Д. Захаренкова.

С Александром Дмитриевичем я проработал бок о бок с самого начала создания нашей отрасли, и он прекрасно знал, что если я что-то защищаю, значит, это стоящее. При встрече я ему рассказал о нашем критическом положении, о затяжке разработок в ГКТБИП с попустительства главка, о настрое моих подопечных, о том макетном образце, который прекрасно действует.

Выслушав меня, поняв сложившуюся ситуацию, он тут же позвонил В. И. Казакову и потребовал, чтобы тот экстренно организовал технический совет и доложил о состоянии приборного хозяйства и о работах, которые ведутся в комплексе № 3. А меня попросил подготовить доклад о проведенных разработках по совершенствованию приборной техники и показать в работе действующий макет системы управления «Тайга».

Что мог рассказать на этом совете В. И. Казаков, если он ни разу не поинтересовался нашим приборным хозяйством и не представлял, что для чего предназначено, тем более техническое состояние.

На технический совет Л. Д. Захаренков пригласил меня и В. И. Казаков доклад, конечно, перепоручил мне — что он мог путного рассказать?

После кратного доклада о физическом состоянии аппаратурных комплексов и о работах, проделанных нашими сотрудниками в подполье по модернизации этих комплексов, коротко было рассказано об идеях, заложенных в систему управления «Тайга», о преимуществе этой системы перед системой «Мир», которая неизвестно когда будет изготовлена. Затем направились в лабораторию на демонстрацию макета «Тайга» в действии.

После демонстрации работы макета В. И. Карякин и тут не смог не высказать свое возмущение моими действиями и изрек Захаренкову буквально следующее: «Вот, Александр Дмитриевич, сколько раз я запрещал Жучихину заниматься разработками, не свойственными КБ АТО, а он все равно продолжает, и премии-то его лишал, а ему все одно — неймется. Придется поставить вопрос о соответствии его занимаемой должности».

Александр Дмитриевич внимательно выслушал тираду Карякина, ничего ему не ответил, только спросил меня, что нужно сделать, чтобы быстро изготовить пару таких образцов, пригодных для использования по назначению.

Я ответил, что ничего не нужно (так как все уже запущено и работает под этот заказ) кроме того, чтобы В. И. Карякин перестал нам мешать работать, и чтобы В. И. Казаков организовал в опытном производстве монтажный участок для сборки печатных плат, для изготовления соединительных жгутов и сборки отдельных узлов. На что он ответил, чтобы я составил график поставки ИВП, изготовления узлов и сборки всего комплекса на опытном производстве КБ АТО и представил ему для утверждения. Казакову дал указание незамедлительно организовать монтажный и сборочный участок. А на тираду Карякина ничего не ответил.

После этого дело закрутилось на полных оборотах: нашлись и площади для монтажно-сборочного участка, и соответствующие специалисты, были подключены отделы снабжения и планирования. Были налицо все основания, чтобы в течение года изготовление двух комплектов комплекса «Тайга» завершить. Но тут сами разработчики придумали себе дополнительные трудности, которые спутали все планы и основательно отодвинули все сроки.

Дело в том, что кто-то из липовых физиков внес смуту в среду наших разработчиков, а неопытный в этих делах Г. М. Васильев принял все это на полном серьезе.

Суть заключалась в том, что величина электромагнитных наводок в проводах, соединяющих систему управления со спец-зарядом, во время ядерного взрыва достигает 4–5 В, а элементы интегральных схем рассчитаны на рабочее напряжение в 4,5 В, поэтому во избежание выхода из строя решено было заменить их на элементы, работающие на напряжение 9 В. А это привело к переработке всех схем, к перевыпуску всей конструкторской документации и, пожалуй, к самому печальному факту — пришлось выбросить весь материальный задел, осуществленный к этому времени.

Несуразность перехода на другие микромодули и на напряжение питания в 9 В была очевидна, и замена микромодулей не спасала их от выхода из строя, если не включать в кабельные цепи специальные индуктивно-емкостные фильтры, ведь величина электромагнитных наводок порой может достигать нескольких сотен вольт — с этим мне приходилось встречаться на практике много десятков раз.

Но дело было сделано без основательного анализа последствий от способных иметь место электромагнитных наводок, а честь мундира бывшего летчика не позволила вернуться к первоначальным решениям, и все было проделано заново. Жаль было потерянного зря времени.

Указание заместителя министра все же возымело положительное действие: вскоре был организован монтажный участок, где мы в плановом порядке материализовывали наши разработки безусловно на более высоком уровне, чем в лабораторных условиях. И Казаков стал время от времени интересоваться, как у нас идут дела. Перестал донимать своими запретами и главк.

И все же пришлось выдержать еще один бой, но уже с главным инженером КБ АТО В. В. Плотниковым. А разногласия и разговоры «на басах» произошли из-за сущего пустяка: при очередном посещении Сетуньской выставки, которую постоянно организовывало министерство общего машиностроения, я увидел полуавтоматический станочек для припайки микро-модульных схем к печатным платам. Узнал и завод-изготовитель, и стоимость этого станочка — всего 2,5 тыс. рублей.

Но приобрести этот станочек оказалось не так-то просто: по-карякински запротестовал Плотников против покупки такой машины, которая будет использоваться не более часа в смену, а две с половиной тысячи рублей будут выброшены. И вручную паять можно, монтажники это умеют — утверждал он. А на качество этих ручных паек ему было наплевать, а для нас — это главнее, нежели 2,5 тыс. рублей.

Опять пришлось и этот пустячный вопрос решать через Захаренкова и с помощью замначальника главка Е. С. Пекина. Этот злополучный полуавтомат был приобретен. Сколько же радости было у монтажников, получивших эту удивительно умную машину. Ну а с нас свалилась тяжелая ноша — забота о качестве монтажных работ.

Изготовление аппаратурного комплекса «Тайга» в опытном производстве КБ АТО было закончено одновременно с комплексом «Мир» в ГКТБИП.

Заводские и зачетные испытания его в полевых условиях показали высокие эксплуатационные качества и высокую надежность в любых климатических условиях и после длительных транспортировок автотранспортом по ухабистым дорогам.

Комплекс «Тайга» надежно передавал сигналы управления и принимал сигналы обратного контроля как по проводам, так и с помощью приемопередающего радиоустройства.

В отличие от комплекса «Гранит» для передачи шифрованных сигналов управления и обратного контроля на расстояние до 2,5 км не нужно Ют дорогостоящего многожильного кабеля — достаточно 2 катушек (50 кг) обычного телефонного полевого провода.

В качестве приемопередающего устройства в современнейшей в то время системе «Тайга» была применена, за неимением чего-либо современного, все та же допотопная армейская рация Р-403, применявшаяся в «Граните».

Наши поиски более современных раций окончились безрезультатно: то, что выпускалось нашей оборонной промышленностью, шло в войска, даже милиции было недоступно, и нам заполучить в МО не удалось. Приобретенные полицейские рации финского производства, по всем параметрам нам подходившие (вес их не превышал один килограмм, размер — с ладонь и частота 200 МГц), были напрочь запрещены для использования режимным управлением министерства (лично его начальником — генералом Н. И. Лютовым) с той аргументацией, что в этих рациях могут быть смонтированы подслушивающие устройства. Убедить в абсурдности этих доводов стражей режима так и не удалось.

Применять же комплекс «Тайга» в боевых условиях в КБ АТО начали уже без меня, так как я уволился оттуда из-за невыносимых условий, сложившихся на почве взаимоотношений с руководством и с некоторыми офицерами ВСБ, не желающими работать в ритме, устанавливаемом мной.

Ну да бог с ним. Главное, комплекс «Тайга» вытеснил окончательно и устаревший «Гранит», и сверхдорогой «Мир». Уже находясь на пенсии и продолжая работать в моем родном ВНИИП, тогда уже — Всесоюзном НИИ технической физики, я получил уведомление и благодарность от Г. М. Васильева и его сподвижников за те усилия, которые были приложены, чтобы комплекс «Тайга» довести до конца, и за то, что разработка оказалось очень удачной, простой в управлении, надежной в работе и легко транспортируемой.

Значит, неимоверные усилия и нервные напряжения были не напрасными. Кроме того, что коллектив технологических групп получил в свое распоряжение современный аппаратурный комплекс, люди приобрели опыт и умение разрабатывать электронную аппаратуру на соответствующем времени уровне.

В этом и есть смысл жизни.

И еще об одной и последней разработке — коммутационном устройстве для групповых подземных ядерных взрывов. Потребность в таком коммутаторе возникла при следующих обстоятельствах.

Вблизи железнодорожной станции Аксарайская Астраханской области было запланировано строительство крупного газоперерабатывающего производства. Необходимость в строительстве возникла вследствие того, что было обнаружено в этом районе под мощным соляным пластом богатейшее газовое месторождение, а использовать напрямую этот газ было нельзя из-за большого содержания в нем конденсата и сероводорода.

До начала промышленного использования газа этого месторождения необходимо было построить производство по отделению конденсата и переработке его в моторное топливо, по отделению сероводорода для переработки его в серу и водород по типу производства, построенного под Оренбургом какой-то французской фирмой на Совхозном газовом месторождении.

Для временного хранения конденсата и для технологических целей при газоочистительном и перерабатывающем производстве необходимо было в первую очередь осуществить строительство большого количества емкостей. Используя мощный соляной пласт, распространяющийся на больших площадях тут же, под ногами, было решено эти емкости соорудить в нем на глубине 500–600 м с помощью ядерных взрывов.

Такая технология сооружения подземных емкостей и использования их для хранения жидких углеводородов была успешно апробирована на том же Совхозном газовом месторождении под Оренбургом: сооруженная таким способом емкость объемом в 45 тыс. м³ успешно использовалась в течение десяти лет.

Под Аксарайском сооружение крупных емкостей с помощью мощных ядерных взрывов было невозможно из-за сейсмичности района, расположенного вблизи разветвленной на больших площадях дельты Волги, и сильного обводнения наносных пластов на соляном фундаменте.

По расчетам сейсмического воздействия максимально допустимая мощность взрыва в соляном пласте образует емкость объемом 15–20 тыс. м³.

Исходя из технологических потребностей газоперерабатывающего производства, нужно соорудить 12–14 таких емкостей.

При каждом взрыве в целях обеспечения сейсмической безопасности необходимо было в четырех близлежащих селениях выводить из жилых помещений людей и скот, а в одном, самом близкорасположенном селении, — людей отселять на безопасное расстояние, а для сохранности домашней утвари — выносить из помещений бьющиеся предметы.

Все эти мероприятия организовывались привлеченными для этих целей службам и Астраханской областной гражданской обороны и местными Советами народных депутатов.

Мероприятия эти требовали больших организационных усилий, материальных затрат и отрывали людей от их повседневных хлопот на 4–5 часов.

Чтобы уменьшить количество таких довольно сложных мероприятий, желательно взрывы производить группами по 4–6 зарядов. Но сейсмическая обстановка не позволяла производить одновременный взрыв такого количества спец-зарядов — суммарная мощность их представляла большую опасность не только для близлежащих селений, но и для самой Астрахани (расположенной в 60 км), в которой стояли еще древние каменные строения, сейсмостойкость которых невозможно определить.

Чтобы избежать негативных сейсмических последствий и не отвлекать большое количество людей от их повседневных забот на длительное время, необходимо было группу из 4–6 спецзарядов взрывать последовательно с интервалом 2–3 мин.

Технология проведения ядерного взрыва, исходя из местных условий, была основана на следующем принципе: командный пункт системы управления подрывом (КПУ) был расположен на технической позиции вблизи железнодорожной станции Аксарайская, приемный пункт управления подрывом (ППУ) — в нескольких десятках метров от скважины, в которую закладывался спецзаряд. Связь КПУ и ППУ осуществлялась по радио. Команды управления бортовой аппаратурой от ППУ передавались по кабелям. На момент подрыва спецзаряда весь личный состав бригады, производившей подключение кабелей управления, отходил на техническую позицию. А это — на расстоянии 20 км.

Если таким образом производить последовательный подрыв группы из 4–6 спецзарядов, то на каждое переключение кабелей на ППУ с одного заряда на другой потребуется 1,5–2 ч, а в общей сложности 8—10 ч. Такое продолжительное отселение в безопасную зону людей с малыми детьми совершенно недопустимо.

Значит, для такого группового взрыва с интервалами, как говорилось вначале, в две — три минуты нужно на ППУ иметь какое-то коммутационное устройство, автоматически переключающее кабели управления подрыва спецзаряда на последующий сразу после подрыва предыдущего.

Все это стало очевидно необходимым после проведения первого взрыва в районе станции Аксарайская в октябре 1980 года.

С этой целью сразу по возвращении из экспедиции был созван научно-технический совет (НТС), на котором и пошел разговор о срочном начале разработки коммутирующего устройства, так необходимого для работ на Аксарайском газовом месторождении. Тем более что эта проблема и наши задумки путей решения ее с пониманием и одобрением были приняты начальником главка Г. А. Цырковым и замминистра А. Д. Захаренковым.

К великому сожалению и с большим огорчением услышал я от большинства членов НТС (в основном от офицеров ВСБ Ерохина, Иванова, Гуцало, Рекунова и других) полное отрицание предложенной идеи. В один голос все заявляли, что это — авантюра, и вообще подобные разработки не под силу нашему коллективу да и не входят в наши обязанности.

Снова пришлось искать пути, чтобы как-то «пробить» своих собственных консерваторов. Потратив пару вечеров в тиши кабинета, без особых усилий разработал схему, на принципе которой можно сделать то, что нам требуется. Здесь не было изобретено чего-то сверхоригинального, за аналог была взята схема бортовой автоматики подрыва спецзаряда А-124 с той лишь разницей, что на входе были применены не поляризованные реле, а обычные, а дальше развит принцип поступенчатого включения пяти параллельных электрических выходов. Таких групп выходов должно было быть шесть. Каждый выход передавал в кабель пакет сигналов из четырех включений, пятый сигнал пакета — сброс программы. При сбросе программы первого пакета сигналов на первую группу выходов включается в цепь вторая группа выходов. Далее, выдается снова пакет сигналов уже на вторую группу выходов, включающих бортовую автоматику второго спецзаряда. Последним пятым сигналом снимается программа второй группы выходов и подключается третья группа выходов и так шесть раз.

Выдача каждого пакета сигналов с КПУ может осуществляться с интервалами 2–5 мин. Пакет сигналов занимает интервал времени 20–30 с. Подготовка программного автомата к очередному запуску требует времени не более одной минуты.

В течение двух рабочих дней лаборантом по разработанной схеме был изготовлен макет, на котором сигналы управления осуществлялись кнопками, а выходы сигналов на соответствующие агрегаты шести бортовых автоматик имитировались сигнальными лампочками.

Этот макет был продемонстрирован на внеочередном заседании НТС, а разработка самого прибора без дополнительных обсуждений была поручена группе, возглавляемой Анатолием Петровичем Яшковым.

Надо отдать должное всему коллективу этой группы, с большим энтузиазмом взявшемуся за разработку этого прибора. За короткий промежуток времени предложенная для начала схема ими была усовершенствована, и разработана полная схема двухканального коммутационного устройства для поочередного включения шести бортовых устройств подрыва при передаче сигналов управления по радио.

Этой же группой была разработана конструкция коммутационного устройства, и с помощью нашей механической мастерской и монтажно-сборочного участка в опытном производстве был изготовлен опытный образец, который и был подвергнут самым жестким испытаниям в лабораторных и полевых условиях. Результаты испытаний были весьма положительными. Никаких сбоев в последовательности и надежности выдачи пакетов сигналов на включение шести бортовых аппаратурных комплексов не наблюдалось даже в экстремальных внешних условиях (температура, влага, ударные нагрузки).

С помощью этого же опытного образца были проведены две серии групповых ядерных взрывов в 1983 и 1984 годах в соляных пластах вблизи станции Аксарайская Астраханской области. Но это все произошло без моего присутствия.

После моего увольнения из КБ АТО руководителем комплекса № 3 был назначен А. К. Седнев, который в погоне за руководящим креслом однажды ушел с должности начальника отдела комплекса № 3 в секретари парткома, оттуда — на должность заместителя директора КБ АТО по общим вопросам, затем вот и на должность начальника комплекса № 3 и заместителя главного конструктора. С чего начал свою деятельность новый руководитель — так это с запрета всяческих разработок и недопущения «вольнодумства». Вольнодумством называлось проявление какой-либо инициативы.

За короткое время были вынуждены уйти из комплекса № 3 такие светлые головы и самоотверженные работники, как В. К. Капустин, В. С. Севостьянов, В. Г. Гольдич, Г. М. Васильев, Б. В. Клюкин, Е. Г. Севостьянова и ряд других. Прекрасные специалисты Н. В. Андриевский и В. М. Бакшеев если и не ушли (это офицеры ВСБ), то стали работать по специальности «плоское — тащи, круглое — кати».

Таким образом, потерял свое лицо и значимость в КБ АТО комплекс № 3, а мог бы в условиях конверсии делать чудеса.