Поэт

Глава 24

В субботу утром нас ждал вертолет, на котором мы долетели от Квонтико до Нешнела, где погрузились в небольшой реактивный самолет, принадлежавший бюро, который вскоре доставит нас в Колорадо. Именно там умер мой брат. Именно там остался самый свежий след. Именно туда отправили меня, Бэкуса, Уэллинг и еще одного специалиста, по судопроизводству, с громкой фамилией Томпсон, которого я приметил на вчерашнем совещании.

Под куртку я надел светло-синий пуловер с эмблемой ФБР с левой стороны груди. Его утром подарила мне Уэллинг, постучав в мою дверь с милой улыбкой. Приятный жест, однако я не мог дождаться, когда попаду в Денвер и смогу наконец переодеться в свою одежду. В самом деле, не носить же одну и ту же рубашку по два дня.

Перелет прошел гладко. Я сидел в самом хвосте, тремя рядами позади Бэкуса и Уэллинг. Томпсон расположился сразу за ними. Время в полете я провел, читая биографический очерк По, найденный в купленной книге, и делал понемногу заметки на своем компьютере.

Примерно на полпути Рейчел покинула свое место и пришла в хвост навестить меня. На ней были джинсы, зеленая вельветовая куртка и черные походные ботинки. Сев в кресло рядом, Рейчел поправила прическу, заведя волосы за уши, что сделало ее красивое лицо еще более выразительным. Она была по-настоящему прекрасной, и я подумал, что менее чем за двадцать четыре часа прошел расстояние от ненависти до желания обладать этой женщиной.

— О чем это вы думаете здесь в одиночестве?

— Да, в общем, ни о чем. Разве что вспоминаю о брате. Если найдем преступника, то я, возможно, узнаю, как все произошло. С трудом верится.

— Вы были с ним близки?

— Почти всю жизнь. — Я не хотел бы продолжать эту тему. — Впрочем, в последнее время нет... Так случалось и раньше. Что-то вроде сезонных изменений. Мы разлучались и сразу начинали от этого страдать.

— Он был старше или младше?

— Старше.

— На сколько лет?

— Минуты на три. Мы близнецы.

— Не знала об этом.

Я кивнул, и она нахмурила брови, как будто то, что мы с братом близнецы, делало утрату какой-то особенной. Хотя, может, и так.

— Этого не было в протоколах.

— Наверное, это не важно.

— Да, но помогает понять, почему вы... Я всегда хотела узнать, что чувствуют близнецы...

— Хотите знать, получил ли я некий импульс тем вечером, когда его убили? Нет, ничего. С нами никогда не происходило подобного. Если это и было, я ничего не чувствовал, да и Шон такого тоже не рассказывал.

Она кивнула, а я отвернулся и несколько секунд смотрел в окно. Я чувствовал в ней что-то очень хорошее, несмотря на вчерашнее жесткое начало. Кажется, я начинал понимать, что у Рейчел Уэллинг легкий характер.

Чтобы перевести разговор в иное русло, я попытался расспросить о ее жизни. Она мельком упомянула замужество, о котором я уже слышал от Уоррена, однако о бывшем муже не сказала ничего. Вспомнила, как поступила учиться психологии в Джорджтауне, где на последнем курсе ее нашли люди из бюро.

Став агентом, Рейчел начала работать в нью-йоркском управлении, изучая по ночам право и собираясь получить степень в Колумбийском университете. Скоро она поняла, что быть женщиной, да еще с дипломом правоведа, означало сделать в бюро быструю карьеру. Назначение в службу ФБР, занимавшуюся изучением мотивов поведения, пришло как желанная награда.

— Семья может тобой гордиться.

Она покачала головой.

— Что, не так?

— Мама оставила меня в еще детстве. Мы не виделись уже очень много лет. И обо мне она не знает совсем ничего.

— А отец?

— Умер.

Я понимал, что должен остаться в рамках светской беседы. Да только во мне уже проснулся инстинкт журналиста, и он требовал задать следующий вопрос — тот, что обычно не задают. И еще я почувствовал: она хочет рассказать, но не сделает это, пока я не спрошу ее сам.

— Что произошло?

— Он служил в полиции, и мы жили в Балтиморе. Застрелился.

— Ох, извините, Рейчел, мне не следовало...

— Нет, ничего. Я подумала, вы должны это знать. По-моему, его заслуга в том, кем я стала и что делаю... Возможно, это как с вашим братом и историей, которую вы пишете. И поэтому должна сказать: если вы обиделись на то, что было вчера, простите, пожалуйста.

— Не стоит беспокоиться.

— Спасибо.

Мы некоторое время молчали, однако я понял, что тема еще не закрыта.

— А ваше участие в изучении самоубийств, это потому...

— Да, именно потому.

Последовала новая томительная пауза, теперь мне стало как-то не по себе. Кажется, Рейчел испытывала то же самое. Наконец она прошла в хвостовой отсек и принесла всем минералки. После того как Бэкус прошелся на тему, какая превосходная стюардесса выйдет из Уэллинг, она снова села рядом со мной.

Продолжая диалог, я старался увести разговор подальше от воспоминаний об отце.

— Вы никогда не жалели, что не пошли в практикующие психологи? Разве не за этим поступают учиться?

— Ничуть. Здесь я на своем месте. Получаю больше опыта работы с социопатами, чем любой из практикующих психологов.

— А ведь вокруг вас одни лишь агенты ФБР.

Она легко рассмеялась:

— Знали бы вы, мальчики...

Может, потому, что в ней заговорила женщина, но я почувствовал, что Рейчел несколько отличается от других агентов. За долгие годы мне приходилось общаться со многими из них. Она казалась не такой резкой. Скорее слушала, чем рассказывала. В большей степени рассуждала, нежели действовала. Казалось, что с ней можно поделиться тем, что думаешь, в любой момент и совершенно не опасаясь последствий.

— Да, агенты, такие как Торсон... — заметил я мимоходом. — Похоже на то, что его крыша основательно сдвинута.

— Определенно, — сказала она, напряженно улыбнувшись.

— И что с ним такое?

— Он зол.

— На что?

— На все. У него тяжелый багаж. Включая и меня. Он был моим мужем.

Новость не особенно удивила. Меж ними и вправду существовало напряжение, заметное невооруженным глазом. Первое впечатление от этого человека подтверждало, что он явно подходит для афиши с названием «Все мужики — сволочи». Не думаю, что Уэллинг случилось увидеть в нем иное.

— Да, зря затронул эту тему. Мои акции упали?

Она засмеялась.

— Все нормально. Такое впечатление он производил на всех.

— Должно быть, трудновато работать вместе? Как случилось, что сейчас вы в одной команде?

— Не совсем в одной. Он работает в отделе особых ситуаций. Я болтаюсь где-то между этим отделом и службой изучения поведения. Оказываемся вместе лишь в ситуациях вроде нынешней. К, тому же давно привыкли быть партнерами, еще до женитьбы. Мы работали вместе в программе прогнозирования особо тяжких преступлений и много времени проводили в поездках. Потом расстались.

Она пригубила минералку, и я решил, что больше не буду ни о чем спрашивать. Правильных вопросов в голову не приходило, и пора немного поостыть. Но Рейчел продолжила разговор сама:

— Когда развелись, я ушла из группы по прогнозированию и стала больше работать над изучением поведения. Сначала профилирование, потом другие задачи. Он переключился на особые ситуации. Иногда мы сталкиваемся в кафетерии или на совещаниях вроде вчерашнего.

— Почему не переведетесь отсюда?

— Потому что, как я уже говорила, назначение в Национальный центр — это большая удача. Я не хочу уходить отсюда, так же как не хочет и он. Или Торсону нравится быть рядом, чтобы постоянно меня доставать. Как-то с нами решил поговорить Боб Бэкус, и он высказал мнение, что кому-то одному лучше перевестись. Никто из нас не моргнул глазом. Гордона они не переведут, потому что он ветеран центра и здесь с самого основания. Если переведут меня, то потеряют одну из трех женщин, а они понимают, что в этом случае я сделаю из них отбивную.

— А что можно сделать?

— Достаточно заявить, будто они убирают меня потому, что я женщина. Например, могу настучать в «Пост». Центр всегда оставался особым местом. Знаете, Джек, приезжая на помощь местным полицейским, мы всегда выглядим героями. Пресса ловит каждое слово, так что бюро невыгодно разрушать свой имидж. Именно поэтому мы с Гордоном продолжаем делать унылый вид, сидя на противоположных сторонах стола.

Самолет упруго качнулся и пошел на снижение. В окно я увидел линию горизонта. Далеко на западе показались знакомые горы из массива Рокиз. Мы находились почти у цели.

— А вы участвовали в создании психологических портретов Банди, Мэнсона или им подобных?

Я уже слышал раньше или что-то читал о таком проекте центра изучения поведения. По всей стране они брали интервью у каждого серийного убийцы или насильника, отбывающего свой срок в тюрьме. Из тех бесед составили банк психологических данных. При помощи собранной информации центр составлял профили других, еще не пойманных преступников. Столь обширный проект мог длиться несколько лет, и, как я помнил, говорили, что он оказал определенное влияние на всех участников.

— Да, веселое путешествие... Я, Гордон и Боб, мы все в этом поучаствовали. Я еще получаю письма от Чарли, даже теперь. Обычно под Рождество. Как преступник он наиболее тонко манипулировал женщинами. Так что, полагаю, если он и хотел вызвать симпатии у одного из нас, им должна была оказаться женщина. То есть я.

Такую логику я не мог не оценить.

— Что касается насильников, то в смысле патологии они похожи на серийных убийц. Даже так: некоторые могли казаться приятными людьми, и все же я чувствовала, как они примерялись ко мне, стоило войти в камеру. Думаю, они сами прикидывали, сколько времени получат до момента, когда охрана сможет их заблокировать. Ну, чтобы заполучить меня в том самом смысле... и пока не подоспеет помощь. Реальная демонстрация одной особенности: преступник мыслит только в терминах внешней помощи, не предусматривая, что жертва может и защищаться. Что я способна защитить себя сама. Они смотрят на любую женщину примитивно и только как на жертву. Или добычу.

— Хотите сказать, что разговаривали с ними одна? Без барьера?

— Беседы проходили в неформальной обстановке, обычно в комнате для адвокатов. Без барьера, при открытом окошке. Правила...

— Что за окошко?

— Через него внутрь смотрит охранник. По правилам при каждом интервью должны были участвовать два агента, но в жизни все не так. Таких преступников слишком много. Поэтому в тюрьмах мы работали порознь почти всегда, что сильно ускоряло процесс. Комната для собеседований всегда просматривалась, но даже сейчас, вспоминая о некоторых, просто мороз идет по коже. Как и тогда. Словно я действительно была одна. А я не могла даже взглянуть в окно наблюдения, чтобы удостовериться: посмотри туда я, и он бы посмотрел тоже. И если там случайно не оказалось бы никого, дальше знаешь...

— Опасная работа.

— Да, и лишь в некоторых случаях, с самыми жестокими из них, мы общались вместе с напарником. Гордоном, Бобом или кем-то еще. Работая порознь, мы экономили много времени.

Я вдруг представил, какой психологический груз можно накопить за пару лет такого общения. Не этот ли груз она имела в виду, говоря о крахе своего замужества?

— Вы носили одинаковую одежду? — спросила Рейчел.

— Что?

— Вы и ваш брат. Ну знаете, как это бывает у близнецов.

— А-а, чтобы нас не могли отличить... Слава Богу, нет. Наши родители никогда не одевали нас одинаково.

— А кто был в семье белой вороной? Вы или он?

— Определенно я. Шон был сама святость, а я нечестивец.

— И в чем именно?

Я взглянул на Рейчел.

— Много в чем, всего не упомнишь...

— Неужели? А в чем ваш брат оказался святым?

Только тут с моего лица сползла улыбка. Я понял, что должен отвечать, когда самолет резко переложил влево, развернулся в противоположном направлении и стал снова набирать высоту.

Рейчел немедленно забыла о своем вопросе и, высунувшись в проход, стала наблюдать за происходящим впереди нее. Наконец я увидел Бэкуса, шедшего по проходу, руками перебирая подголовники кресел, чтобы сохранить равновесие. Махнув Томпсону, чтобы тот следовал за ним, Боб приблизился к нам.

— Что случилось? — спросила Рейчел.

— Меняем курс, — сообщил Бэкус. — Только что я получил сообщение из Квонтико. Утром на нашу рассылку отозвалось управление в Фениксе. Неделю назад нашли мертвым еще одного детектива, тоже в собственном доме. Предполагали самоубийство, да что-то там не склеилось. Кажется, Поэт сделал ошибку.

— Теперь в Феникс?

— Да, пойдем по свежему следу. — Он посмотрел на часы. — Нужно спешить. Детектива похоронят через четыре часа, а я хочу начать с осмотра тела.