Поэт

Глава 5

Посмотрев материалы о смерти брата, я захотел детально изучить расследование убийства Терезы Лофтон. Рассчитывая написать, что совершил мой брат, мне следовало знать все то, о чем знал он сам. Необходимо самому понять обстоятельства, к пониманию которых пришел Шон. И в этом мне Гролон не помощник. Дела о нераскрытых убийствах всегда хранились за семью замками, а риск не компенсировался бы полученными выгодами.

Заглянув в комнату, где обычно работали сотрудники КОПа, я не обнаружил там никого — продолжался ленч. Первым, в поисках Векслера, я посетил «Сатир». Этому заведению полицейские обычно отдавали предпочтение, чтобы перекусить, да и выпить немного за ленчем.

Векслера я заметил сразу. Он сидел в одной из расположенных в глубине кабинок. Единственной проблемой оставалось присутствие Сент-Луиса. Меня копы не видели, и я задумался: не лучше ли пока исчезнуть и попытаться застать Векслера одного, попозже? Тут взгляд детектива остановился на мне.

Пришлось подойти к столику. Судя по вымазанной кетчупом посуде, они уже поели. Перед Векслером на столе стояло нечто напоминавшее «Джим Бим» со льдом.

— Вы только посмотрите! — вполне добродушно сказал Векслер.

Я проскользнул в нишу, сев за стол рядом с Сент-Луисом. Сторона была выбрана не случайно — мне лучше находиться против Векслера.

— Это кто еще? — слабо протестуя, пробормотал Сент-Луис.

— Это пресса, — сказал я. — Как продвигаются дела?

— Не отвечай, — быстро сказал Сент-Луис, обращаясь к Векслеру. — Он хочет получить то, чего у нас не может быть.

— Разумеется, я этого хочу, — ответил ему я. — Что еще нового?

— Нового? Ничего, Джек, — ответил мне Векслер. — Что, правду говорит Большой Пес? Тебе действительно нужно то, чего у нас не может быть?

Ситуация напоминала игру. Добродушный обмен репликами с целью выпытать информацию, специально ею не интересуясь и не спрашивая ничего прямо. Она началась с обращения к кличкам.

Такие знакомые ужимки. Я видел их много раз, да и сам поднаторел в этом достаточно. Отработанные до совершенства движения. Как тренировка связки из трех игроков в школьной команде по баскетболу. Не отрывая взгляда от мяча, следить в то же самое время за перемещениями партнеров.

Я всегда был ловким игроком. За Шоном оставалась физическая сила. Он представлял футбол. Я — баскетбол.

— Не совсем, — ответил я Векслеру. — Но я, ребята, приступил к исполнению. Сейчас я на работе.

— О, приехали, — простонал Сент-Луис. — «Шапки долой!»

— Итак, что есть по делу Лофтон? — Вопрос я адресовал Векслеру, игнорируя замечание Сент-Луиса.

— Ты вообще что делаешь, Джек? Хочешь говорить со мной как репортер?

— Я просто разговариваю с тобой. И, если хочешь, как репортер.

— Тогда без комментариев на тему Лофтон.

— Итак, твой ответ — ничего нового.

— Я сказал: без комментариев.

— Видишь ли, мне необходимо ознакомиться со всем, что у вас есть. Делу уже почти три месяца. Скоро оно попадет в список нераскрытых, если только уже там не находится, о чем вам также должно быть известно. Я лишь намерен ознакомиться с материалами и хочу знать, что именно потрясло Шона так глубоко.

— Ты кое-что забываешь. Твой брат, как это уже признано, покончил с собой. Его дело закрыто. И не имеет значения, что именно потрясло его в связи с убийством Лофтон. Кроме того, существует и другой факт: о том, что и как он сделал, известно все. Здесь в лучшем случае косвенная связь. Но мы не узнаем этого никогда.

— Хватит трепаться. Я только что видел материалы о смерти Шона. — Брови Векслера от удивления поехали вверх, и мне показалось — неосознанно. — Там уже есть все. Шона глубоко потрясло убийство Лофтон. Мой брат искал выход, и он отдавал этому расследованию все свое время. Так что не стоит говорить «не узнаем никогда».

— Видишь ли, малыш, мы...

— Ты называл так Шона хоть раз? — прервал я Векслера.

— Как?

— "Малыш". Ты хотя бы раз попробовал назвать его «малыш»?

Векслер сконфуженно потупился.

— Нет.

— Тогда не называй и меня.

Векслер примирительно поднял обе руки вверх.

— Почему я не могу увидеть материалы? Вы же не сдвинулись с места.

— Кто сказал?

— Я говорю. Мужики, вы его боитесь. Вы увидели, что оно сделало с Шоном, и не хотите пройти тем же путем. Так что оно просто лежит у кого-то в ящике. Оно собирает пыль, вот и все. Гарантирую.

— Знаешь ли, Джек, ты сам в дерьме по самые уши. И если бы ты не приходился Шону родным братом, вылетел бы отсюда, вращаясь на собственной жопе. Ты достал. А я не выношу, когда достают.

— Что ты говоришь? Теперь вообрази, что чувствую я. Дело в том, что я его брат. От вас же просто выворачивает наизнанку.

Сент-Луис ухмыльнулся, что явно демонстрировало его желание меня унизить.

— Эй, Большой Пес, не пора ли тебе пойти кое-куда и заняться орошением пожарных гидрантов и всего такого? — поинтересовался я.

Векслер было хмыкнул, но поперхнулся и сдержал порыв смеха. Однако сам Сент-Луис моментально побагровел.

— Слушай, ты, маленький недоделок, — проговорил он, — я засуну тебя...

— Ребята, — вмешался Векслер, — не надо так резко. Рей, покури пока снаружи: мне нужно переговорить с Джеки, а потом я сам провожу его к выходу.

Я вышел из-за стола, дав выбраться Сент-Луису. Проходя мимо, он наградил меня убийственным взглядом. Потом я скользнул на свое место.

— Выпей, Векс. Ничто не действует так благотворно, как виски.

Векслер оскалился и хлебнул из стакана.

— Знаешь, близнецы или нет, но вы с братом очень похожи. Ты не отказываешься от своего. И ты можешь быть достаточно хитрожопым. Если избавишься от своей бороды и прически хиппи, вполне можешь сойти за него. Правда, тебе придется сделать что-то со шрамом.

— А как насчет материалов?

— Что насчет материалов?

— Ради Шона ты просто обязан дать мне взглянуть на дело.

— Я так не считаю, Джек.

— Я так считаю. Я не могу просто забыть про все это, до тех пор пока их не увижу. Мне нужно понять.

— И тебе нужно написать про расследование.

— Писанина значит для меня то, что для тебя означает пойло в стакане. Если я могу писать, значит, я в состоянии понять. Но я могу и похоронить это. Вот все, что мне нужно.

Векслер посмотрел в сторону, изучая содержание оставленного официанткой счета. Затем он допил виски и боком двинулся на выход из-за стола. Встав в проходе, он посмотрел на меня в упор и тяжело выдохнул, обдав выхлопом от бурбона.

— Ступай обратно в офис, — проговорил он. — Я дам тебе один час.

Он оттопырил палец и повторил, на тот случай, если я еще сомневался:

— Один час.

В служебной комнате КОПа я сел за тот стол, что раньше принадлежал брату. Он все еще оставался никем не занятым. Возможно, теперь на нем стояло клеймо несчастья. Векслер находился около стеллажа с папками, просматривая одну из ячеек. Сент-Луиса поблизости не было. Похоже, он решил не иметь с этим дела. Наконец Векслер отошел от стеллажа, держа в руках две толстенные папки, и положил их на стол передо мной.

— Это все?

— Все. У тебя один час.

— Да ладно, здесь пять дюймов бумаги, — начал было я. — Давай уже решайся: я заберу их домой — и обещаю, что верну...

— Смотри-ка, ты и вправду точно как брат. Один час, Макэвой. Проверь свои часы — потому что все это вернется обратно на полку ровно через час. У тебя остается пятьдесят девять минут. Теряешь время.

Прекратив препирательства, я открыл верхнюю из папок.

Тереза Лофтон. Красивая молодая женщина, поступившая в университет, чтобы получить диплом педагога. Она хотела стать учительницей начальных классов.

Тереза училась на первом курсе и жила в общежитии студенческого городка, в кампусе. Она выбрала полный учебный план и, кроме того, работала на полставки в детском садике общежития для семейных.

Предполагалось, что Лофтон похитили в самом кампусе или рядом. Случилось это в среду, на следующий день после того, как занятия закончились, а студентов распустили на рождественские каникулы.

Большинство студентов быстро разъехались. Тереза оставалась в Денвере по двум причинам.

Во-первых, она работала и детский сад не мог закрыться раньше выходных. Во-вторых, существовало затруднение, связанное с ее автомобилем. Старенький «фольксваген-жук» ждал замены сцепления, и только после этого Тереза могла бы добраться домой.

О похищении стало известно не сразу, поскольку все ее друзья и соседи по общежитию уже уехали. Никто вообще не знал, что она пропала. Когда Тереза не вышла на работу утром в четверг, менеджер подумал, что она просто отправилась домой, в Монтану, не сообщив об этом, поскольку не предполагала возвращаться к работе после рождественских каникул.

Такой случай казался особенным проявлением студенческого легкомыслия, учитывая, что экзамены уже сданы, а каникулы объявлены. Менеджер не подал сведений в университет и не сообщил властям.

Тело обнаружили утром в пятницу в Вашингтон-парке. Детективы проследили перемещения Терезы до полудня среды, когда она позвонила автомеханику с телефона детского сада. Механик запомнил детские голоса, раздававшиеся в трубке.

Терезе сообщили, что автомобиль уже исправлен. Она обещала забрать машину после работы, предварительно заехав в банк. Однако не успела сделать ни того ни другого. Попрощавшись с менеджером детского садика во второй половине дня, она вышла на улицу. Больше никто не видел ее живой. Разумеется, кроме убийцы.

Мне оставалось только посмотреть на фотографии, чтобы понять, почему это дело так потрясло Шона, накинув поводок на самое его сердце. Здесь были фотографии, сделанные до и после трагедии. Портретный снимок, вероятно — для выпускного альбома. Юная девушка с ясным лицом. Казалось, перед ней вся жизнь. Темноволосая, с вьющимися волосами, она взирала с портрета взглядом, полным чистой голубизны. В каждом зрачке отразилась маленькая звездочка — след от фотовспышки.

Еще был довольно откровенный снимок, в шортах и блузке на бретельках. Тереза смеялась, в руках она держала картонную коробку, которую достала из машины. Мышцы на тонких загорелых руках напряжены. Казалось, ей трудно держаться прямо перед фотографом с тяжелой коробкой в руках. Перевернув снимок, я увидел надпись, сделанную, очевидно, рукой одного из родителей: «Терри, первый день в кампусе! Денвер, Коло».

Остальные снимки сделаны после. Их оказалось больше, и меня поразило количество. Почему полиции понадобилось столько фотографий? Каждый из снимков сам по себе казался жестоким насилием, хотя девушка представала здесь уже мертвой. Глаза Терезы Лофтон выглядели совсем иначе: они потухли, потеряв на снимках весь блеск. Широко открытые, они стали безжизненными, будто подернутыми молоком.

Судя по снимкам, жертва лежала примерно в двух футах от подстриженных кустов, в снегу, на небольшом косогоре. Газеты не врали. Тело жертвы было разрезано на две части. Горло перетянуто шарфом, а глаза неестественно широко открыты и выпучены — словно подтверждая, какой смертью она умерла.

По-видимому, преступника не остановило содеянное, и он продолжил свою страшную работу. Убийца разделил тело надвое, по талии, поместив нижнюю половину на верхней, так что построенная им жуткая композиция напоминала сексуальное действо, словно бы производимое частями трупа.

Вдруг я заметил, что Векслер, оставшийся по другую сторону стола, внимательно наблюдает за тем, как я изучаю страшные снимки. Мне пришлось напрячься, чтобы не выдать отвращения. Или их притягательной силы. Теперь я понимал, от чего старался оградить меня брат. Никогда не приходилось видеть сцен, наводящих такой ужас.

В конце концов я сам взглянул на Векслера.

— Господи!..

— Да.

— В газетах писали, будто это напоминает случай с Черной Далией в Лос-Анджелесе. Это правда?

— Да. Мак купил себе книгу об убийстве в Лос-Анджелесе. И еще: он созвонился со старыми клячами из тамошнего департамента полиции. Имелось определенное сходство. Но то дело было пятьдесят лет назад.

— Возможно, кто-то позаимствовал идею.

— Да, он тоже так думал.

Я вернул фотографии обратно в конверт и снова посмотрел на Векслера.

— Она была лесбиянкой?

— Нет, насколько мы сумели изучить эту тему. У Терезы имелся бойфренд, еще со времен ее жизни в Буте. Хороший мальчик. Мы его не подозреваем. Кстати, твой брат тоже размышлял на эту тему. Это следствие сделанного преступником с частями тела, как ты понимаешь. Он считал, что кто-то мог отомстить ей, если она действительно была лесбиянкой. Или высказалась бы о ком-то. Ему не удалось собрать такую информацию.

Я кивнул.

— Кстати, у тебя осталось сорок пять минут.

— Знаешь, сегодня ты опять назвал его Маком — в первый раз за все прошедшее время.

— Кончай базарить. Сорок пять минут.

Заключение о вскрытии казалось куда менее интересным, чем снимки. Для себя я лишь отметил, что время смерти зафиксировано на первый же день исчезновения Терезы Лофтон. К моменту обнаружения трупа она была мертва уже более сорока часов.

Основная часть фактов не вела вообще никуда. Рутинное расследование прошлось по семье, знакомым мальчикам, друзьям из кампуса, коллегам по работе и даже родителям детей, за которыми она следила в садике. Однако усилия полиции не принесли ничего. Практически все подозрения отпали вследствие алиби или иных обстоятельств.

Заключение утверждало, что Тереза Лофтон не знала своего убийцу и ее путь пересекся с ним случайно, по трагическому для девушки стечению обстоятельств. Неведомого убийцу все время определяли как мужчину, хотя не нашлось никаких доказательств этого факта и жертву не изнасиловали. Тем не менее большинство жестоких преступников, убивавших или расчленявших женщин, оказывались мужчинами. Потому предполагалось участие физически сильного убийцы, способного рассечь кости и хрящи тела. Впрочем, режущего орудия так и не нашли.

Хотя тело обескровилось почти полностью, нашлись признаки образования трупных пятен, а это указывало на конечное время, прошедшее с момента убийства и до расчленения. Согласно выводам эксперта — два-три часа.

Еще одной особенностью явились данные о моменте появления тела в парке. Его обнаружили примерно через сорок часов после исчезновения Терезы Лофтон и ее предполагаемой смерти. В то же время парк всегда был оживленным местом для прогулок и пробежек публики. Казалось маловероятным, чтобы тело могло оставаться на довольно открытом месте, где его обнаружили, слишком долго. Пусть даже ранний снегопад и убавил количество посетителей. В самом деле, донесение говорило о том, что тело пролежало не более трех часов. После чего на рассвете его обнаружил случайный бегун.

В таком случае где оно находилось все остальное время? Следователи не нашли ответа на этот вопрос. Однако они получили нить. Буквально — нить.

Анализ показал огромное количество чужеродных волосков и волокон, найденных на теле и на волосах самой жертвы. Вначале их сопоставили с волосами жертвы, затем — с данными по известным следствию людям. Один из разделов экспертизы оказался очерченным. Здесь упоминалось особое хлопковое волокно, капок, найденное на теле в большом количестве. С тела и волос сняли тридцать три пробы, содержавшие это волокно. Все говорило о прямом контакте жертвы с его источником. Эксперты утверждали, что, несмотря на сходство с хлопком, капок не так широко известен и используется в основном для обеспечения плавучести: для судовых принадлежностей, спасательных жилетов и в некоторых случаях для специальных спальных мешков. Я задался вопросом: почему эта информация обведена? — и спросил об этом Векслера.

— Шон полагал, что волокно капока может дать нам ключ к обнаружению именно того места, где после исчезновения находилось тело. Видишь ли, найди мы участок, где есть столь необычные волокна, это означало бы, что мы обнаружили место преступления. Но мы его так и не нашли.

Записи велись в хронологическом порядке, и я мог следить за процессом появления и отбраковки версий. А еще — чувствовать разочарование, нараставшее по ходу расследования. Ясно, что на своем пути Тереза Лофтон пересеклась с серийным убийцей, а это само по себе осложняет поиск.

Здесь же я обнаружил психологический портрет преступника, составленный в Национальном центре ФБР по анализу преступлений, связанных с насилием. Брат также сохранил в деле семнадцатистраничное описание преступления, которое он сам отсылал в бюро «Программы по обобщению преступлений, связанных с насилием». Однако ответ оказался негативным. Компьютер не нашел сходства с другими убийствами, случавшимися в стране когда-либо, так что никто не гарантировал Шону дальнейшую поддержку со стороны ФБР.

Примерное описание убийцы, полученное из бюро, оказалось подписанным женщиной, агентом Рейчел Уэллинг. В нем содержалась уйма сведений, в целом совершенно бесполезных для следствия, поскольку они характеризовали глубоко внутренние аспекты преступника и даже цели, но не могли помочь детективам вычислить его из миллиона возможных подозреваемых.

Описание сводилось к выводу, что, вероятнее всего, убийца — белый мужчина в возрасте 20 — 30 лет, с неразрешимым ощущением несоответствия, агрессивный по отношению к женщинам, что следовало из факта расчленения жертвы. Он, вероятно, вырос под пятой доминирования матери, а отец скорее всего в доме отсутствовал либо занимался только работой, оставив воспитание сына на втором плане или полностью доверив его супруге. Документ методологически относил убийцу к типу «организаторов» и предупреждал, что, учитывая его сложившееся представление о своей «успешности» и «спланированном» им уходе от преследования, существует возможность возврата преступника к новым преступлениям аналогичной природы.

Последним в папке лежало заключение, суммировавшее все показания, все наводки, проверенные детективами, а также прочие детали, могущие показаться незначительными в момент проведения следствия, но способные дать эффект в дальнейшем. Читая заметки Шона, я почувствовал нараставшее в нем личное отношение к жертве преступления, Терезе Лофтон. Вначале он всегда упоминал ее именно как жертву, иногда как Лофтон. Далее она фигурировала в его текстах как Тереза. Наконец, в последнем рапорте, датированном уже февралем, незадолго до своей смерти Шон называл ее Терри, возможно, позаимствовав это уменьшительное имя от родителей или друзей, а может — с оборота той фотографии, сделанной в первый день в кампусе. В тот счастливый день.

До срока оставалось десять минут, когда я закрыл первую папку и раскрыл вторую. Она не выглядела такой толстой, и, как мне показалось, ее наполняла мешанина из следственных тупиков. Здесь же попалось несколько писем от граждан, предлагавших свои версии убийства. Даже письмо от медиума, сообщавшего, что живой дух Терезы Лофтон находится теперь где-то над озоновым слоем и представляет собой высокочастотные звуковые колебания. Ее речь недоступна нетренированному уху, но медиум способен расшифровать чириканье и даже готов задать духу вопросы, если только Шон пожелает. И никакого подтверждения, сделали это копы или нет.

Записка о вспомогательном расследовании указывала, что банк и автосервис находились на расстоянии пешего перехода от кампуса. Детективы трижды прошли по маршруту, которым могла двигаться Лофтон, но не обнаружили ни одного свидетеля, ее запомнившего. Несмотря на все доводы, теория, которой придерживался мой брат и приведенная в другой записке о вспомогательном расследовании, гласила: Тереза Лофтон пропала в интервале после звонка механику, сделанного из детского сада, и до момента предполагаемого посещения банка, где ей следовало взять деньги для оплаты автосервиса.

В папке находилась также и хронология деятельности всей группы, назначенной для расследования по этому делу. Сначала четверо полицейских работали по делу полный день, с утра до вечера. Когда продвижение замедлилось и открылись новые дела, основные следственные действия совершали двое — Шон и Векслер.

Затем остался один Шон. Он не мог прекратить дело. Последнюю запись внесли в следственный журнал в день смерти Шона. Она занимала всего одну строку: «13 марта. РЭШЕР в „Стенли“. П/Д, инф. относительно Терри».

— Заканчивай, время.

Оторвавшись от бумаг, я увидел, как Векслер показывает на часы. Без ропота я закрыл папку.

— Что означает «Пэдэ»?

— Персональный доклад. Думаю, был звонок по телефону.

— Кто такой РЭШЕР?

— Этого мы не знаем. В телефонной книге нашлась пара созвучных фамилий. Мы вызвали этих людей, однако они не имели понятия, чего мы хотим добиться. Я пытался привлечь кое-каких спецов. Но, имея только фамилию, они просто не могли работать. Наконец, мы даже не знали, кто это был или есть. Мужчина это или женщина. Встречался ли с ним Шон или нет. И мы не нашли никого, ни в «Стенли», ни около, кто бы его видел.

— Зачем идти на встречу, не говоря ничего вам и не оставив никакой записки — куда и к кому он идет? И почему он отправился туда один?

— Кто знает? По этому делу мы получали столько звонков, что можно было записывать их целыми днями. Да он мог и не знать. Возможно, все, что он выяснил, — кто-то хочет с ним встретиться. Твой брат сильно на этом зациклился и мог пойти на встречу с любым — заяви тот, что имеет информацию по делу Лофтон. Пожалуй, открою тебе один секрет. Кое-чего здесь нет: просто Шону не хотелось, чтобы о нем говорили как о сумасшедшем. Но он ходил к парапсихологу. К медиуму, письмо которого есть в деле.

— И что он там накопал?

— Ничего. Какое-то дерьмо о том, что убийца рядом и он собирается сделать это снова. Впрочем, я думаю, так оно и есть... Ну, кроме шуток, судя по наколкам. В любом случае этого не будет в записях... всего, что касается парапсихолога. Не хочу, чтобы люди считали Мака психом.

Недоставало только рассуждать об идиотизме всего, только что мной услышанного. Брат застрелился, а Векслер еще пытается оградить его образ от посягательств из-за того, что люди узнают о контакте Шона с парапсихологом.

— Это не выйдет за пределы комнаты, — произнес я вслух. Помолчав немного, я добавил: — Так что ты сам думаешь насчет его последнего дня? Какова твоя версия? Не для записи, конечно.

— Моя версия? Она состоит в том, что Шон приехал туда, и, кто бы ни вызвал его на встречу, он так и не появился. Еще один тупик, и эта капля переполнила сосуд терпения. Он поехал к озеру и сделал то, что сделал... А ты действительно собираешься об этом написать?

— Не знаю. Просто думаю.

— Видишь ли, я не знал, как сказать, и все же теперь придется. Он был твоим братом, но также — моим другом. Я правда мог знать его ближе, чем ты. Оставь это. Пусть идет как идет.

Ответив, что подумаю, я сделал это лишь для того, чтобы он успокоился. Я уже все решил. Выйдя от Векса, я взглянул на часы, удостоверяясь: времени хватит, чтобы приехать в Эстес-парк до темноты.